Онлайн библиотека PLAM.RU


Глава V. Европа как открытая система

Мой анализ, основанный на принципах рефлексивных изменений, привел меня к глубоко пессимистическим выводам. Такое впечатление, что, будучи предоставлен самому себе. Советский Союз не сможет превратиться в открытое общество. Я пришел к этому выводу, несмотря на свой собственный постулат о том, что Горбачев считает превращение Советского Союза в открытое общество своей наипервейшей задачей, которая превалирует над всеми другими целями и задачами, включая его собственное выживание, не говоря уже о выживании всей советской империи. Получается, что вывод противоречит моей теоретической схеме, которая открытое и закрытое общества представляет как две взаимодополняющие альтернативы.

Интересная мысль приходит в голову. А может быть, Горбачев использовал в качестве концептуальной основы ту же статическую схему, которую я изложил выше? Это могло бы объяснить, почему он направил всю свою энергию на снятие ограничений в существующей системе и. казалось, свято верил в то, что все будет хорошо, если только он сможет высвободить творческую энергию народа.

Эта мысль на самом деле не такая нелепая, как может показаться на первый взгляд. Я создал эту статическую схему в пятидесятых годах, когда Горбачев переживал период формирования мировоззрения, а я основывался на своем собственном опыте

В переводе главы участвовала О. В. Радаева, знакомая с той же социальной системой, в которой он жил. Данная схема послужила концептуальной базой для Фонда Сороса в Венгрии, и венгерский народ даже лучше меня самого понял, зачем этот фонд. Более того, мой вывод о том, что нельзя создать открытое общество, просто сняв ограничения закрытого общества, является ex post facto; я сделал его, когда уже были видны результаты деятельности Горбачева. Анализируя прошлое с высот настоящего, видно, в чем ошибался Горбачев: он верил, что для превращения Советского Союза в открытое общество будет достаточно преодолеть гегемонию догмы; он не принял в расчет долгий, болезненный процесс познания, который потребуется для воплощения в жизнь идеи открытого общества. Если бы я тогда оказался на его месте, я бы вряд ли смог сделать больше. В конце концов, при создании моих фондов я использовал теоретическую схему, которая рассматривает открытое и закрытое общества как две взаимодополняющие альтернативы.

И хотя Горбачев никогда не имел дела с финансовыми рынками, он, кажется, прекрасно знает принципы рефлексивных изменений. И то, что принимающий участие в игре не может наверняка предсказать последствия своих действий, является частью этих правил: вот почему он должен идти на риск. Но я думаю. что Горбачев пошел бы на риск, даже если бы он заранее предвидел, к чему это приведет. В конце концов, некоторые люди, живущие в авторитарном обществе. готовы на все ради таких изменений.

Остается вопрос, как разрешить противоречие между статическим и динамическим анализом? Я уже указал в общем, что статические модели дают искажение, потому что они претендуют на вневременную значимость, хотя история является необратимым процессом. Здесь мы имеем практический пример такого искажения. Очевидно, легкого перехода от закрытого к открытому обществу не может быть. Недостаточно лишь снять ограничения закрытого общества; необходимо создать институты, законы, образ мышления, даже традиции открытого общества. Открытое общество – это комплексная система, более сложная, чем закрытое общество, особенно потому, что его структуры не являются жесткими, а настолько гибки, что выделить их чрезвычайно трудно. Создание такой сложной системы требует времени и энергии, а начатый Горбачевым процесс не дает возможности ни для того, ни для другого.

Революции разрушительны по своей природе. За ними даже может последовать переход от открытого общества к закрытому, что и случилось в России после 1917 года, – но они не могут сами по себе достичь противоположной цели. Обычно требуется длительный период созревания для того, чтобы позитивные результаты революции принесли плоды. В Венгрии за революцией 1848 года последовало примирение 1867 года, а за революцией 1956 года – первые, пробные реформы 1968 года и в 1990 году реабилитация Имре Надя.

Чего сегодня остро не хватает, так это приемлемой теории роста самоорганизующихся сложных систем. Концепция рефлексивности предоставляет основы такой теории, но ей недостает некоторых жизненно важных составляющих, особенно выделяется здесь теория познания (и забывания). Без этого переход от закрытого общества к отрытому не может быть понят, не говоря уже об управлении этим процессом. Я не могу предоставить недостающей здесь теории; я могу лишь констатировать ее отсутствие.

Процесс познания – это не только сбор информации, подобно тому, как натуралист собирает бабочек. Он влечет за собой организацию информации, создание ментальных структур (фреймов, если воспользоваться терминологией из области информатики). Эти ментальные структуры рефлексивно взаимодействуют с субъектами, к которым они относятся, в процессе создания сложной системы, которую мы называем обществом. Открытое общество – это намного более сложная система, чем закрытое общество, потому что закрытое общество предполагает только один законченный фрейм (основной фрейм, говоря на языке информатики), и люди, разрабатывающие свой собственный фрейм, являются источником осложнений, тогда как в открытом обществе наличие автономных элементов предполагает наличие своих собственных структур – это и делает их автономными. Такие элементы нельзя купить в магазине – вот где уже нельзя провести аналогию с компьютерами. Как эти элементы развиваются? Моя схема уже бессильна ответить на этот вопрос. Но очевидно одно – для их развития требуется время, а дефицит времени создает хаос (здесь лучше подходит русское выражение «смутное время»).

Революции – это время хаоса. Теория хаоса на настоящей ступени развития не может оказать большую помощь в понимании революций, но революции могут помочь в развитии теории хаоса. Я думаю, что к системам с мыслящими участниками надо относиться не так, как к системам, нс обладающим разумом (если только разум не распространяется шире, чем мы думаем). Революции в отличие от погоды действуют по другим законам, даже если модели и похожи[21].

Я начал решать проблему самоорганизации и овладения знаниями на практике. Первоначальной целью моих фондов было разрушить МОНОПОЛИЮ ДОГМЫ, но в дальнейшем это вылилось в попытку привнести самоорганизацию в закрытые общества. Сеть нарождающихся фондов сама по себе является прототипом открытой системы, где каждый элемент действует более или менее автономно. К сожалению, данный прототип не был задуман как самообеспечивающийся – ему требуются постоянные дополнительные инъекции денег с моей стороны, хотя предполагается, что организации, которым он хочет оказать поддержку, являются самоокупающимися. За этой моей практической деятельностью не стоит никакой сформулированной должным образом теории.

Моя вневременная модель открытого общества несовершенна, так как она упускает из виду процесс эволюции. Было бы ошибочным считать, что сложная система может вдруг спонтанно начать существовать, хотя отличительной чертой такой системы является то. что она предполагает и одновременно предлагает спонтанную, самопорождающуюся деятельность со стороны ее участников. Вот это и является важным уроком о природе открытых обществ: они представляют собой более высокую, чем закрытые общества, форму общественной организации, и не один Горбачев должен это осознать: западная политическая мысль также игнорирует этот момент.

Когда в пятидесятых годах я впервые сформулировал мою теоретическую схему, я не мог настаивать на естественном превосходстве открытого общества, потому что это было бы чересчур похоже на особое заступничество. Советская система казалась непобедимой, а западный альянс – относигельно слабым. Единственным основанием для моей точки зрения было бы допущение несовершенности понимания, но допущения не могут заменить доказательство. Теперь мы имеем убедительное историческое свидетельство. Но мы также понимаем, что превосходство открыгого общества несет в себе и отрицательный аспект: от закрытого к открытому обществу не так легко перейти, как от открытого к закрытому. В этом и заключается основной недостаток моей теоретической схемы: она проводит различие между открытым обществом как идеалом и как фактом, но игнорирует трудности перехода от идеала к действительности. Это странная оплошность, но я не единственный, кто допустил ее. Я думаю, что все это относится практически ко всем диссидентам и реформаторам, включая Горбачева, не говоря уже об отношении Запада к этой теме. Я на практике исправил ошибку в процессе развития моих фондов, но, для того чтобы исправить ее и в теории, понадобилась эта книга.

На этот момент следует обратить внимание потому, что он напрямую связан с политикой. Широко известна точка зрения, что переход от тоталитарного к плюралистическому обществу должен производиться заинтересованными в этом людьми и любое вмешательство извне не только неуместно, но и может привести к обратным результатам. Эта точка зрения неверна. Люди, прожившие в тоталитарной системе всю свою жизнь, могут хотеть создать открытое общество, но у них нет знаний и опыта, необходимых для его построения. Им нужна помощь со стороны для тдго, чтобы претворить их желания в действительность.

Идея помощи противоречит принципу свободной конкуренции, который так широко распространен сегодня в англоговорящем мире. Надо показать, что с принципом свободной конкуренции не все так хорошо. Свободная конкуренция не ведет к оптимальному размещению ресурсов, если не созданы подходящие условия. Это так, хотя отсутствие свободной конкуренции ведет к ужасающе неправильному помещению средств. Рынки – это институты: их нужно сначала создать. Более того, являясь творениями человеческого разума, они обречены на несовершенство.

Я уже обосновывал эту точку зрения, правда в другом контексте, в «Алхимии финансов». Там я показал, что нестабильность изначально заложена в финансовых рынках, а за политическую цель общества надо принять стабильность. Здесь я осмелюсь утверждать, что само по себе преследование частного интереса не приведет к созданию жизнеспособной системы. Только самозабвенная преданность принципам открытого общества может дать ему жизнь, и внешняя помощь должна хотя бы частично мотивироваться искренним стремлением заставить систему работать – иначе ничего не выйдет. Если обратиться к истории, можно обнаружить, что такая бескорыстная энергия вырабатывается именно в критические моменты. Хорошим примером здесь является американская революция.

Я обратил особое внимание на этот пункт в моей статической схеме, когда говорил об отсутствии цели как о пороке открытого общества. А теперь мы можем посмотреть на этот порок с другой стороны. Есть Советский Союз, стремящийся стать открытым обществом, но ему не хватает времени и энергии, которые требуются для создания необходимых структур. Хотят ли и в состоянии ли открытые общества Запада помочь тем, кто находится по другую сторону? Ответ на такой вопрос определи! судьбу не только Советского Союза, но и открытых обществ Запада.

В самом деле, мы переживаем переломный момент. Нужно принимать какое-то решение. Мы увидели, что нас ждет впереди, если идти по линии наименьшего сопротивления. Давайте посмотрим, что можно сделать, если предпринять необходимые усилия. Я должен следить за тем, чтобы не уклониться от темы, потому что я имею дело с особым материалом: практически все политические надежды человечества могут наконец реализоваться. И можно не только закончить «холодную войну» между двумя противоположными социальными системами, но и раздражающий недостаток открытого общества – отсутствие цели – может быть преодолен по крайней мере для нашего поколения. Концепция Европы как открытого общества, в котором преобладает множественность связей и прежние границы теряют свое значение, даст западному обществу то, чего ему так не хватает: идеал, который может зажечь воображение народа и направить его энергию в созидательное русло. Он заполнит собой ту пустоту, которая сегодня находится над сферой личных эгоистических интересов его членов. Он также позволит человечеству в духе сотрудничества подойти к решению экологических проблем, которые начинают угрожать самому его существованию.

Все это, может быть, звучит как сентиментальная чушь, но это потому, что мы слишком часто разочаровывались, чтобы позволить себе надеяться. Тех, кто видел, как не оправдала надежд Организация Объединенных Наций, не воодушевить концепцией Горбачева, предусматривающей международную организацию. стоящую на страже мира, особенно когда своей неудачей ООН обязана Сталину, предшественнику Горбачева. Но даже и они не могут остаться безучастными к падению Берлинской стены, к идеализму «нежной» пражской революции или к героизму кровавого восстания в Румынии. На континенте действительно воцарился новый дух, и его можно использовать в созидательных целях. Здесь стоит постараться, даже если предстоит неудача.

Теперь я спущусь с заоблачных вершин риторики и обстоятельно объясню, что можно было бы предпринять. Нам следует провести различие между Восточной Европой и Советским Союзом точно так же, как это сделал Горбачев. Он дал свободу действий Восточной Европе и пожелал ей счастливого пути в демократию, но он изо всех сил старается предохранить Советский Союз от распада.

Существует только один путь придания Советскому Союзу жизнеспособности – преобразование в конфедерацию. Приходит на ум пример Британского Содружества, потому что оно возникло из Британской империи и предоставило еще большую автономию своим составным частям. Конечно, Британское Содружество не смогло остаться единым целым до самого конца, и то же самое может произойти с Советским Союзом. Но есть надежда, что Советский Союз покажет большую степень единения потому, что он состоит из географически смежных частей, находящихся в тесной экономической взаимозависимости. Это еще одна причина, почему его регионы, граничащие между собой, должны научиться жить вместе.

Превращение Советского Союза в конфедерацию было бы очень выгодно для Запада. Это в значительной степени уменьшило бы военную угрозу, которую Советский Союз как монолитная держава потенциально представляет из себя; еще важнее то, что гражданский конфликт внутри самого Советского Союза будет представлять собой опасность для всего региона. Такое решение стоит многого, и Запад должен быть готов заплатить за него. Принимая во внимание экономию средств на военные расходы, сделка выглядела бы чрезвычайно привлекательной.

Могут спросить, что может сделать Запад для содействия принятию решения о конфедерации? Какая может быть польза от экономической помощи, когда советская экономика находится в таком ужасающе запущенном состоянии? Общий ответ есть, хотя будет чрезвычайно трудно разработать детали. Как мы уже видели. Советскому Союзу не хватает настоящей валюты, той, которую можно обратить в товар внутри страны, не говоря уже о конвертируемости по отношению к другим валютам. Надежд на то, что Советский Союз сможет сам создать такую валюту, мало, но он мог бы сделать это с помощью Запада.

Я уже объяснил в своей статье, опубликованной в «Уолл-стрит джорнэл» (7 декабря 1989 г.), что хватило бы всего 25 миллиардов долларов. Годовой дефицит бюджета составляет более 100 миллиардов рублей, и так называемый «избыток денег» – деньги, которые находятся на руках у населения и которые оно не может истратить потому, что нет нужных товаров, – оценивают примерно в 200 – 250 миллиардов рублей. Это огромная сумма, если сравнивать ее с валовым национальным продуктом Советского Союза (учитывая низкую отдачу от государственных капитальных вложений), но при переводе в западную валюту она выглядит довольно скромно. При обменном курсе 15 рублей за 1 доллар (тогда как на черном рынке это соотношение еще выше) 25 миллиардов долларов покроют всю недостачу. Могут возразить, что курс черного рынка – это максимальный курс, и он упадет, если страна получит 25 миллиардов долларов. Это правда, но максимальный курс можно легко закрепить для всей денежной массы, так как люди были бы счастливы обменять избыток своих «деревянных рублей» по любому курсу, если бы у них была такая возможность.

Конечно, недостаточно просто убрать излишек рублей; постоянный приток дополнительных рублей также должен быть остановлен. В настоящее время рублевый запас предельно эластичен: их можно напечатать по чьей-либо воле. если есть что на них купить. Для начала потребовалась бы всеобъемлющая реформа организационных структур, но принять такое решение и провести его в жизнь смогут только власти. Как я уже сказал, разработать детали будет чрезвычайно трудно, но будет полезно хотя бы исследовать предмет. В настоящее время советские власти парализованы; перспектива получения 25 миллиардов в качестве помощи может подтолкнуть их к действию. Как только Советский Союз получит настоящую валюту, республиканская экономическая автономия не будет представлять такую угрозу для существования Союза, как в настоящий момент.

Я хорошо понимаю, что мое предложение далеко от политической реальности сегодняшнего дня; Западу достаточно трудно было осознать необходимость экономической помощи Польше. Но сейчас уже давно пора задуматься над этим. События стали разворачиваться гораздо быстрее, а революционные события, к сожалению, обычно не ждут, пока люди поспеют за ними; вот почему лидеры, один за другим, отстают и остаются в прошлом.

Самое время начать обсуждение этой темы было во время встречи на Мальте в декабре 1989 года. Это был тот самый момент, когда Горбачев достиг на Западе вершины своей популярности благодаря тому, что он сделал в Восточной Европе, и в то же самое время для всех стали очевидными проблемы, с которыми он столкнулся в своей стране. Но президент Буш был еще не готов к такому обсуждению. Если бы Запад предоставил Польше помощь раньше и она уже начала приносить свои плоды, можно было бы рассмотреть возможность аналогичной инициативы по отношению к Советскому Союзу. Сейчас же, в нынешней ситуации, есть опасность навсегда упустить предоставленный историей счастливый шанс. До сноса Берлинской стены противники перемен могли почволить себе подождать и понаблюдать за реакцией, а после недавних событий в республиках Прибалтики и в Закавказье они могут убедительно доказывать, что уже слишком поздно бросаться на помощь Горбачеву.

Если быть полностью откровенным, я не вижу возможности в столь короткое время перестроить советскую экономику. Для создания отношений, привычек, навыков и институтов, необходимых для хорошо функционирующей экономической системы, потребуются десятилетия. Это еще раз доказывает, что необходимо затормозить процесс дезинтеграции.

В условиях Советского Союза введение настоящей валюты не может сразу дать ощутимых результатов. Обязательно возникнут многочисленные бреши, требующие вмешательства так же, как и восполнение ликвидности. Это стало обычным делом для Международного валютного фонда. Ему не хватает специалистов по централизованной экономике, и он пытается применять здесь те же самые методы, что и в других странах мира. Это – ошибка, и чтобы избежать ее, можно было бы посоветовать создать специальное международное агентство для контактов с Советским Союзом. Но возможно также, что МВФ получит необходимые знания и навыки в результате своего опыта работы с Польшей и Венгри-ей, в таком случае он получит достаточную квалификацию для работы с Советским Союзом. Во всяком случае, задачей Международного финансового агентства будет стабилизация рубля. Создание настоящей валюты, даже если она нс совсем стабильна, является, вероятно, единственным способом для прекращения процесса дезинтеграции: это создаст жизненное пространство для того, чтобы начать медленный процесс перестройки.

Совсем другая ситуация сложилась в Восточной Европе, страны которой были готовы к радикальной трансформации. Каждая страна представляет собой особую картину. Польша, Венгрия и Югославия составляют одну большую группу; Чехословакия и Восточная Германия – другую, тогда как в Болгарии и Румынии особые ситуации. Первую группу можно сравнить с гнилыми яблоками, в том смысле, что у них огромный долг и наблюдается обострение инфляции в большей или меньшей степени. Чехословакия упала с дерева коммунистической системы, как спелое яблоко: ее валюта до сих пор достаточно стабильна. Восточная Германия была в таком же, как и Чехословакия, положении до открытия границ, но массовое бегство дестабилизировало ее положение. Болгария сочетает в себе самые худшие черты обеих групп: высокую задолженность и недостаток структурных реформ. Инфляция пока еще умеренная, но скорее всего в ближайшие несколько месяцев джинн вырвется из бутылки. Хуже всех дела с экономикой обстоят у Румынии, но зато у нее нет никакой задолженности.

К каждой экономической системе требуется свой подход. Польше необходима широкомасштабная помощь; Венгрии нужно только получить освобождение от задолженности – с остальным справится частный сектор. Югославия будет в состоянии стабилизировать свою валюту и перестроить экономику, исходя из собственных ресурсов (там имеется резервный фонд в 4.1 миллиарда долларов), если только ей удастся разрешить внутренние конфликты. Восточной Германии, конечно, поможет Западная Германия. Чехословакии финансовая помощь не потребуется, ей нужна только решимость предпринять радикальную реформу и допустить иностранный капитал. Если она сможет извлечь уроки из ошибок других. ей, возможно, удастся избежать неурядиц Польши и Венгрии. В противном случае ей, может быть, придется пройти через подобные испытания, прежде чем она решится на радикальные перемены. Одно бесспорно: для уменьшения чрезмерной зависимости от устаревшей тяжелой промышленности, основным рынком для которой является Советский Союз, потребуются далеко идущие радикальные перемены. Эти перемены неизбежно влекут за собой трудности и неурядицы.

Хотя у каждой страны свои особенности, одно является общим для всех: эти страны недавно воссоединились с Европой. Изменения в облике Европы кардинальны. Разделение на Восток и Запад, которое строго определяло все отношения, вдруг исчезло, и Европа снова появилась почти в таком же обличье, как и до второй мировой войны. Предположим, что Германия все еще разделена надвое и некоторые границы были передвинуты на запад. Но изменение границ – это также наследство, оставшееся от периода между двумя войнами: Версальский договор и договор в Три-аноне после первой мировой войны также установили новые границы, которые играли роль раздражителя и оказывали сильное влияние на политические события в период между двумя войнами.

Мне приходит на память одна из любимых индийских сказок моего отца. Некая красивая девушка получила четыре предложения руки и сердца. Она так мучилась, не зная, кому отдать предпочтение, что умерла от горя. Первый жених, без ума от горя, бросился в погребальный костер, второй поклялся посвятить свою жизнь охране праха любимой; третий пошел искать ответ на эту ужасную трагедию. Четвертый смирился с неизбежным и вернулся в свою деревню.

После многих лет скитаний третий жених узнал от старого йога секрет жизни. Он бросился домой и произнес волшебную формулу над прахом любимой. И подумать только! Красавица ожила. Но из того же пепла возродился и жених, который бросился в погребальный костер. Тот, что хранил пепел, конечно, был тут же. А тот, что вернулся в деревню, услышал эту чудесную весть и пришел, чтобы посвататься снова. Таким образом, девушка снова оказалось перед тем же выбором, который довел ее до отчаяния ранее.[22].

Легко видеть, как можно переиграть сценарий эпохи между двумя мировыми войнами. Объединенная Германия становится сильнейшей державой в экономическом отношении и развивает Восточную Европу как свое жизненное пространство; Франция возобновит свой былой альянс с Польшей, Чехословакией и Румынией; Великобритания постарается (безрезультатно, конечно) выйти еще дальше в Атлантику; национальные вопросы отравляют атмосферу между и внутри различных европейских стран, и, конечно, Балканы останутся Балканами. Прибавьте к этому новый спор о границах между Германией и Польшей и между Польшей и Украиной, не говоря уже о Калининграде и Прибалтийских республиках, и у вас получится адское зелье. Как тут можно избежать конфликта?

Здесь есть только один путь. Надо уважать существующие границы, но границы должны утратить свое значение. Что отличает сегодняшнюю Европу от Европы межвоенной эпохи – это существование Европейского сообщества. А Западная Германия – составная и неотъемлемая часть этого сообщества. И в то же самое время она также предана идее воссоединения Германии в той или иной форме. Ее конституция, дарующая гражданство каждому немцу, ее политика по отношению к Восточной Германии и другим странам Восточной Европы, сама ее внутренняя политика говорят о преданности этой идее. Как можно примирить эти две тенденции? Только повсеместно уменьшая значение границ.

Воссоединение Германии в той или иной форме неизбежно. Если Восточной Германии не позволят воссоединиться с Западной Германией, в Западную Германию переселится достаточно восточных немцев, чтобы подорвать обе экономические системы. Конструктивное решение здесь гораздо предпочтительнее. Но Германия уже обладает достаточным весом в Европе. Что будет противовесом расширению Германии? Только расширение Европы. Это означает, что не только Восточная Германия, но также и все другие страны Восточной Европы должны быть приняты в Европейское сообщество. Этого нельзя сделать сразу, потому что восточные европейцы не готовы к этому, а Европейское сообщество не сможет выдержать такого груза. Но принципиальное решение должно быть принято как можно скорее. Например, можно принять решение, что все страны Восточной Европы, отвечающие предъявляемым к Сообществу требованиям, будут приняты в его полноправные члены после 2000 года. Мне могут возразить, что некоторые из этих стран могут попасть в зависимость от Германии, и включение их в Сообщество конечно же укрепит положение Германии, дав ей дополнительное число голосов при голосовании. Но мои аргументы следуют в противоположном направлении, подобно тому, как австрийцы могут без конца говорить с вами, если вы выказываете хоть малейшее желание их выслушать. Так как страны Центральной Европы не входят в состав Европейского сообщества. они попадают в сильную зависимость от Германии; если бы они были членами Сообщества, они бы зависели от Германии не более, чем Нидерланды.

Надо признать, что будущее Восточной Европы представляется далеко не безопасным. Выход стран Восточной Европы из Советской империи необратим, и вряд ли в обозримом будущем они снова попадут под советское влияние. Но о переходе к демократии и рыночной экономике можно говорить с гораздо меньшей уверенностью. В настоящее время взгляды всех стран Восточной Европы прикованы к Западу. Если их надежды примут во внимание, они смогут начать готовиться к вступлению в Европейское сообщество, развивая структуры региональной кооперации, что является необходимой составной частью этой подготовки.

Но если перспективы не ясны, они скорее вступят в соревнование за развитие связей с Западом, чем будут развивать сотрудничество друг с другом. Некоторые спорные вопросы межвоенной эпохи встанут снова.

Внутриполитическая и экономическая ситуация также является причиной для беспокойства. «Номенклатура» пустила глубокие корни, и заставить ее отступить будет нелегко. Введение частной собственности может просто превратить ее в новый капиталистический правящий класс. Возьмите пример Чехословакии. Партийный аппарат примерно в 300000 человек просто передал власть нескольким сотням диссидентов в ряде крупных городов. Пока «бархатная революция» была в разгаре, они затаились, будто их нет, но сейчас (в феврале 1990 года), когда положение возвращается к норме, они начинают снова заявлять о себе. Когда вновь назначенные министры стараются избавиться от функционеров, последние отказываются выходить из игры. Даже Гавелу, первому человеку в Чехословакии, непросто выдворять секретную полицию из президентского дворца. В настоящее время новое руководство может попросить поддержки народа, хотя бы в больших городах. Но кто знает, как долго это все продлится, особенно если Запад останется в стороне. Старая гвардия может также попробовать подогреть шовинистические страсти. Здесь особенно восприимчива будет Словакия, потому что местный режим давно следовал политике поощрения национальной автономии в качестве антипода надеждам на демократию.

Опаснее всего ситуация в Румынии. Почти каждый, кто занимал какой-либо ответственный пост, сейчас скомпрометирован, потому что режим Чаушеску строго следовал хорошо известному правилу подпольного коммунистического движения, что доверять можно только тем, у кого на совести преступление. Поэтому чрезвычайно трудно выявить главных преступников и покарать их. Но народ жаждет мести, особенно в Тимишоаре, где органы безопасности запятнали себя не только массовыми убийствами, но и широким применением пыток. Изуродованные трупы погибших требуют возмездия. Армия не может здесь вмешаться, так как она тоже запятнала себя преступлениями. Фронт национального спасения правит с помощью армии, но она теряет поддержку народа. В то же время только что образованные политические партии далеко не внушают доверия. Экономика деформирована больше, чем в какой-либо другой стране, включая Советский Союз, а это не является многообещающей базой для демократии.

Политический климат намного здоровее в Польше и Венгрии, потому что существует старая традиция сопротивления и руководство меняется чаще, чем в других странах. Опасность таится в экономической ситуации. Если экономическая ситуация будет и дальше ухудшаться, руководство потеряет доверие народа и его место могут занять более радикальные и менее опытные люди, которые могут проводить более демагогическую политику. Интеграция с Европой могла бы уменьшить опасность.

Такое решение выгодно Западу. Оно предоставляет возможность для воссоединения Германии без нарушения европейского равновесия. Что более важно, оно делает Европу воплощением открытого общества, и, так как открытое общество является идеалом, оно превращает Европу в этот идеал. Именно этого не хватало и Общему рынку. Восточная Европа дает Западу то, чего обычно не хватает открытому обществу: чувство задачи, цели, которая стоит выше узких личностных интересов.

К счастью, я не одинок в своем ощущении важности момента. Немцы, помимо всего прочего, хорошо понимают, что нельзя рассматривать ситуацию только через призму государственных границ; вопрос заключается в создании открытого общества. Они ужасно напуганы успехом революции в Восточной Германии – уникальным событием в немецкой истории, и они понимают, что надо сделать выбор между открытой и закрытой системами организации общества. Народы западноевропейских стран в большей или меньшей степени разделяют эту точку зрения, но понятно, что они больше озабочены воссоединением Германии, чем сами немцы. Французское и итальянское правительства дали пример адекватного руководства, только Маргарет Тэтчер не смогла соответствовать духу времени. Разве не удивительно, что самые преданные сторонники системы свободного рынка – британское и американское правительства – менее всего хотят помогать созданию в Восточной Европе рыночной системы экономики. В этом проявляется коренной недостаток их представления о свободной рыночной системе. Они полагают, что если системе не мешать, то она и сама прекрасно справится.

Настоящие борцы за европейский идеал находятся в Восточной Европе. Их привлекает не только богатство Европейского сообщества; идеал открытого общества подогревает их воображение. Такие люди, как Владислав Геремек и Адам Михник в Польше, Вацлав Гавел в Чехословакии и мои друзья в Венгрии, считают создание Европейского сообщества, включающего в себя и Восточную Европу, своей конечной целью.

Каким же образом превратить в действительность благие намерения и существующее понимание необходимых мер? Как я уже сказал выше, членство в Европейском сообществе должно быть признано в принципе; но на ближайшее будущее участие должно быть неполным, ограничиваясь доступом к Общему рынку, экономической помощью Запада и различными культурными и межорганизационными связями, свойственными плюралистическому обществу. Равно важно и налаживание связей между странами Восточной Европы. Существует скрытое соперничество между европейским идеалом и националистическими устремлениями, которое может легко перейти в открытую вражду. В единственной восточноевропейской стране, где партия уже имеет четко разработанную политику, Венгрии, водораздел проходит по этой линии. Избежать вражды между общеевропейскими и узконациональными идеалами так же важно, как избежать вражды между различными национальностями. Это означает, что время для Центральноевропейской конфедерации еще не пришло. В настоящий момент это возможно только как переходный этап к членству в Европейском сообществе. Без западной поддержки такое предложение больше создаст проблем, чем решит. Например, словаки могут захотеть войти в конфедерацию самостоятельно, независимо от чехов. Почву для этой конфедерации надо готовить постепенно, увеличивая контакты и создавая общие институты. Сейчас Запад должен сделать первый шаг и контактировать с Восточной Европой как с регионом, а не с отдельными странами.

Важный шаг был уже сделан. При содействии президента Миттерана в настоящее время создается Восточноевропейский банк развития и реконструкции с начальным капиталом от 5 до 10 миллиардов экю. Этот банк должен работать по принципу региональных банков развития, но он будет обладать значительно большим капиталом.

Есть еще одна сфера, кроме финансирования развития, которая также требует срочных мер. Этой сферой является финансирование внутрирегиональной торговли. Распределительная система торговли, система СЭВ доживает свои последние дни, однако она играет важнейшую роль в экономике стран Восточной Европы. Процесс разрыва торговых отношений с Советским Союзом уже начался и грозит подорвать экономические системы стран Восточной Европы. На совещании стран – членов СЭВ в Софии в феврале 1990 года было вынесено решение о скорейшем создании новой системы торговли, но всем ясно, что страны – члены СЭВ не смогут этого сделать самостоятельно. В лучшем случае последует ряд двусторонних соглашений, как это случилось в Западной Европе после второй мировой войны. В то время Соединенные Штаты оказали поддержку Восточной Европе, предоставив финансовую помощь для создания Европейского платежного союза. Это был фонд экономического возрождения Европы и дальнейшего развития Европейского экономического сообщества. Существует настоятельная потребность в оказании подобной помощи при замещении СЭВ какой-то рыночной организацией, которая бы способствовала развитию торговли в регионе. Это стало бы новым, соответствующим нынешней ситуации вариантом плана Маршалла и Европейского платежного союза.

После второй мировой войны проблема состояла в том, что у европейских стран был огромный спрос на импорт из Америки, но платежеспособность была низкой: Соединенные Штаты предоставили кредит. Теперь проблема состоит в том, что страны Восточной Европы зависят от импорта энергии и сырья из Советского Союза, а у Советского Союза огромная потребность в экспортных товарах этих стран, но, так как производство и торговля организованы на совершенно неэкономических принципах, Советский Союз получает низкосортные товары, а промышленность стран Восточной Европы продолжает оставаться неконкурентоспособной на мировом рынке.

Существующий план состоит в том, чтобы переключить страны – члены СЭВ на торговлю в твердой валюте. Это приведет к настоящему развалу торговли. Советский Союз сократит импорт из Восточной Европы, так как у него почти нет твердой валюты, а на то, что есть, он предпочитает покупать западные товары. Страны Восточной Европы будут продолжать покупать нефть и прочее сырье если не у Советского Союза, то у других стран за валюту, что приведет к значительному ухудшению их торгового баланса. Таким образом. Восточная Европа лишится своих экспортных рынков, а Советский Союз лишится товаров, поставляемых странами Восточной Европы. Пусть они и низкосортные, но без них будет еще хуже. Это путь экономической дезинтеграции.

Есть и другой вариант, но он предполагает помощь Запада. Восточноевропейский платежный союз, поддерживаемый Западом, мог бы обеспечить механизм перехода от неэкономической к рыночной торговле между странами – членами СЭВ. Торговать можно в местной валюте, только дисбалансы погашать в долларах. Это означает, что каждая страна должна была бы открыть свои рынки для импорта,, и это приведет к расширению торговли, а не к сворачиванию, как при прямом переходе на расчеты в твердой валюте. Некоторые дисбалансы стране с отрицательным сальдо придется погашать наличными, другие – возьмут на себя страны с положительным сальдо. Страны Запада в рамках этой программы будут выступать и как банкиры и как гаранты. Для стран с отрицательным сальдо должны устанавливаться лимиты по предоставляемому кредиту, и задолго до того, как эти лимиты будут исчерпаны, уже будут приниматься меры по оздоровлению. Эти меры будут включать в себя и девальвацию и введение «дорогих» денег. Страны-участницы будут, таким образом, подвергнуты двойному давлению: конкуренции по импорту и ограничению денежной массы, таким образом, они уже не смогут избежать широкомасштабного преобразования в рыночную экономическую систему. Чтобы эта программа вызывала доверие, необходимо участие в ней Запада.

Сначала у стран Восточной Европы возникнет отрицательное сальдо в торговле с Советским Союзом, потому что, даже если бы Советский Союз продолжал получать низкосортные товары, он в твердой валюте платил бы за них меньше, чем при бартерных сделках со странами – членами СЭВ. Но постепенно страны Восточной Европы увеличили бы свой экспорт и в количественном и в качественном отношении, потому что Советский Союз представляет собой естественный рынок для их продукции. Экспорт в Советский Союз приносил бы меньше вреда промышленности стран Восточной Европы, чем сейчас, потому что они были бы должны вступить в конкурентную борьбу по ценам, если не по качеству, и зарабатывали бы твердую валюту. Опасность состоит в том, что у Восточной Европы развилось бы хроническое активное сальдо в торговле с Советским Союзом. Именно здесь и встал бы вопрос контроля за денежной массой внутри Советского Союза. Нельзя ожидать, что Запад вечно будет субсидировать экспорт восточноевропейских стран в Советский Союз, а если вести торговлю с помощью местных валют, тогда надо превращать рубль в настоящую валюту.

Концепция Восточноевропейского платежного союза может включать и Прибалтийские государства. Это уже о необходимой для этого политической воле. Обеспечить политический консенсус, когда рынки наводнены импортными товарами, может быть, будет даже легче, чем сейчас, но невозможно заставить функционировать денежную систему без технической помощи Запада, и даже в этом случае большое количество пробуксовок сделает этот план слишком дорогим для Запада. Я считаю, что политические выгоды воздадут сторицей за потраченные усилия и средства. К сожалению, это станет очевидно, только если Запад не сделает этого. Только если дезинтеграция Советского Союза выльется в гражданскую войну, миллионы людей погибнут и случится несколько ядерных катастроф, станет ясно, что лучше было бы все это предотвратить.

Отдельно от экономических вопросов Запад должен оказывать помощь в большем масштабе, чем это делается моими фондами, в вопросах культуры, образования, науки. Многие из таких инициатив находятся сейчас на различных этапах реализации, и существует огромный неиспользованный потенциал и в Западной Европе, и в Соединенных Штатах, не говоря уже о Японии. Потребуется время, пока эти усилия принесут ощутимые результаты, и, если мой анализ правилен, времени осталось очень мало. Но руки опускать нельзя, напротив, именно поэтому надо работать еще энергичнее. Интеллектуальный капитал, вложенный этими странами, не будет потерян, даже если дело примет плохой оборот, на самом деле он станет еще более важным и ценным, потому что его не так-то просто перечеркнуть. Возьмем, например, Китай: время нельзя повернуть вспять потому, что люди узнали об окружающем мире. Или посмотрите на Румынию: Чаушеску культуру превратил в пустырь, на котором росткам демократии трудно будет пробиваться. Приведу только один пример из опыта Венгрии: недавнюю реформу Университета имени Карла Маркса возглавили те несколько человек, которые посетили Соединенные Штаты в шестидесятых годах на стипендии Форда.

Я, например, решил вложить максимум в свои фонды в 1990 году главным образом потому, что мои прогнозы на будущее весьма пессимистичны. Если я правильно представляю ситуацию, в будущем мне может не представиться возможность потратить на Советский Союз столько денег, но, с другой стороны, если бы все последовали моему примеру, мои рассуждения оказались бы неверными.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.