Дракон на вишню сел в саду, что пышно зацветала, — зеленый в белом он лежал, и солнце припекало. Явился он из Синих Гор, где родина драконам, где лунный луч бьет в чистый ключ, сбегающий по склонам.
«А вы с утра ходили в сад — мне, Хиггинс, интересно? Ведь там у вас дракон сидит!» «Дракон? Простите, честно?!!!» И мистер Хиггинс взял кишку, что служит для полива, — полил дракона от души, а тот сказал счастливо:
«Как хорошо! Прохладно как! Сей ключ подобен чуду! Теперь до сумерек я петь драконью песню буду! Пускай послушают меня сосед ваш и соседка: мисс Биггинс и папаша Блин. Ведь я пою так редко!»
Был сразу вызван дядя Джордж с командою пожарной. Дракон расстроился вконец от выходки коварной: «Я вижу, шлемы их горят, под стать старинным латам — так рыцари являлись к нам за нашим древним златом».
Лишь Джордж на лестницу залез, дракон сказал: «Куда вы? Зачем вся эта суета! Уйдите, вы не правы! Иначе растопчу я сад и звонницу разрушу, а после съем — и вас, и вас! — и тем утешу душу».
«Открыть брандспойт!» — промолвил Джордж и отскочил налево. Глаза дракона налились, затрясся он от гнева
и задымил, забил хвостом от фразы нехорошей — вишневый цвет на землю лег чистейшею порошей.
Багром дракона тык да тык! — туда, где было больно! Тот взвился ввысь и зарычал: «Терпел я вас довольно!» И город выжег он дотла, и над заливом Бимбла горело зарево три дня от Бумпуса до Тримбла.
Костляв был Хиггинс, нежен Блин (оправдывая имя!) — дракон поел, потом сказал: «Ну вот и кончил с ними!» Он дядю Джорджа закопал и косточки мисс Биггинс и думал, сидя на скале: «Несчастный мистер Хиггинс!»
И песнь печальную запел, и море с ним вздыхало, над Бимблом поднимался дым, и пламя полыхало. Дракон глядел печально вдаль, где гор темнели складки, и клял несдержанность свою и местные порядки:
«Ну что бы песенку мою им выслушать радушно? Иль храбро голову снести, как древле? — Скушно! Скушно!» На крыльях взмыл он в небеса, горя огнем зеленым, и, словно вихрь, улетел к сородичам-драконам.
В саду на вишню сел дракон — а вишня зацветала! Лежал зеленый в белом он, и солнце припекало. Он, золотом горя, летел, чтобы в саду разлечься, и жаждал только одного — покушать и развлечься.
«В саду вы не были с утра — мне, Хиггинс, интересно? Ведь там у вас сидит дракон!» «Дракон, простите? Честно?!!» Кишку тут мистер Хиггинс взял (известно, для полива!) — дракона от души полил, а тот сказал счастливо:
«Прохладно как и хорошо! Я не схвачу простуду! Петь благодарственную песнь до сумерек я буду». Но Хиггинс в двери стал стучать соседке и соседу: «Мисс Биггинс! Эй! Папаша Блин! Он съест меня к обеду!»
Был сразу вызван дядя Джордж с командою пожарной. Дракон расстроился — не ждал он шутки столь бездарной: «Я вижу, каски их горят, подобно древним латам — так рыцари являлись к нам за серебром и златом!»
Но Джордж с багром к нему полез и подобрался с краю: «В чем дело, сэр?» — Дракон в ответ: «Я просто загораю! Прошу вас, не мешайте мне — иначе все порушу, а после вами закушу и тем утешу душу».
«Давай брандспойт!» — промолвил Джордж и отскочил налево. Глаза драконовы зажглись, как уголья, от гнева! Он задымил, хвостом забил — и вишня облетела... Но все ж пожарные свое отлично знали дело!
Баграми тыкали в живот, желая сделать больно. Дракон взлетел и зарычал: «Ну, нетушки! Довольно!» По камню город он разнес, и над заливом Бимбла стояло зарево три дня от Бумпуса до Тримбла.
Костляв был Хиггинс, нежен Блин (оправдывая имя!) — дракон уселся на скалу, сказав: «Я кончил с ними! Теперь в моем желудке Джордж и там же мистер Хиггинс, но почему-то до сих пор не вижу я мисс Биггинс!»
Печально в сумерках он пел, и море с ним вздыхало, и поднимался дым столбом, и пламя полыхало. И с грустью вдаль глядел дракон, где гор чернели складки, и сравнивал старинных дней и новых дней порядки.
«Ну, что бы похвалить мой цвет и выслушать радушно?! Иль твердою рукой убить, как древле? — Скушно! Скушно!» Собрался было он лететь за дальних гор громады — но тут мисс Биггинс нож в него всадила из засады!
«Мне очень жаль вас убивать и, в общем-то, обидно — вы голоса не лишены, хоть не учились, видно. Но безобразник вы большой по всем моим приметам!» Дракон вздохнул в последний раз: «Спасибо и на этом!»
