Онлайн библиотека PLAM.RU


Взаимоотношения с родственниками

Уже в первой четверти XIX в. семья Романовых благодаря многочисленным детям императора Павла I стремительно разрослась. Девочки, как правило, уезжали из России в Германию. В свою очередь, из Германии в Россию приезжали другие девочки, выросшие при карликовых дворах многочисленных германских герцогств, княжеств и королевств. Эта традиция сохранялась вплоть до начала XX в. В результате к концу XIX в. российский Императорский двор не только разросся сам по себе, но и оказался связанным тесными династическими узами со многими европейскими дворами.

Родни было много, как в России, так и за ее пределами. Как и у всех, у императорской семьи отношения с родней складывались по-разному. С одними – очень теплые и дружеские, с другими – холодные и официальные. Но, вне зависимости от личных симпатий и антипатий, на большие праздники, похороны и коронации все собирались вместе. Собравшись, обсуждали сложные межгосударственные проблемы, сплетничали и злословили, присматривали будущие партии для своих детей, интриговали, просили денег… Но при всей пестроте взаимоотношений личностные качества российских самодержцев, выстраиваемый ими «сценарий власти» определял некую стержневую линию во взаимоотношениях с ближней и дальней родней.


Великий князь Михаил Павлович.

И.Н. Крамской


При Николае I лично порядочный и твердый император установил такие правила взаимоотношений между родственниками, что никому не могло прийти в голову нарушить возрастную и династическую субординацию. Россия оставалась полуфеодальной империей, которая еще не была заражена ядом буржуазной демократии и революций. И, конечно, никто из великих князей, тогда еще немногочисленных, не мог и подумать о возможности морганатического брака. Хотя прецеденты имелись. Тем не менее «правила игры» во взаимоотношениях между родственниками, установленные Николаем Павловичем, жестко соблюдались вплоть до его смерти. Безусловно, симпатии и антипатии присутствовали, но это держалось глубоко под спудом, и длительное царствование не омрачилось ни разу серьезным династическим скандалом. Самый близкий родственник Николая I, его верный многолетний соратник – младший брат великий князь Михаил Павлович. Они вместе росли и были близки по своим взглядам на жизнь. Михаил Павлович отлично понимал свое место в семейной иерархии и вел себя безупречно в отношениях со старшим братом-императором. Тем не менее, при всей корректности отношений на людях, Николай и Михаил Павловичи периодически «искрили» наедине. Дочь Николая Павловича вспоминает, как они спорили, как Михаил Павлович впадал в ярость и «начинал кричать, Папа в свою очередь выходил из себя, после чего дядя предлагал уйти в отставку …такие сцены обижали Папа, оттого что он любил своего брата и всегда оберегал его»215.

Николай Павлович держал свою стремительно разраставшуюся родню и сановников, окружавших трон, «в кулаке», жестко пресекая малейшие вольности, которые, по его мнению, могли нанести урон чести императорской фамилии. К таким эпизодам можно отнести случаи «высочайшей контрабанды». Барон Корф описывает эпизод, когда старшая сестра царя великая княгиня Мария Павловна воспользовалась дипломатической почтой, отправив с фельдъегерем «контрабандную» посылку в адрес Канцелярии Министерства иностранных дел на имя министра графа К.В. Нессельроде. Следует еще раз подчеркнуть, что это была старшая сестра Николая I, ставшая в замужестве герцогиней Саксен-Веймарской. Ее герцогство – крохотное, и желание, по немецкой скаредности, «сэкономить на таможне» вполне понятно. Однако фельдъегерь прежде Петербурга заехал в Гатчину с пакетом к Николаю I. Тот поинтересовался, что он везет еще, и приказал принести все пять пакетов. Видимо, у осведомленного царя появилась информация о «дипломатическом» контрабандном канале. Поэтому Николай Павлович сам вскрыл объемистый пакет старшей сестры, обнаружив там фрак и брюки. Примечательно, что содержимое пакета адресовалось фрейлине Ю.Ф. Адлерберг, подруге детства Николая Павловича.

Николай Павлович немедленно вызвал в Гатчину начальника петербургской таможни Ильина с двумя досмотрщиками. Таможенники вскрыли все остальные пакеты. Согласно таможенных правил, всю «высочайшую контрабанду» конфисковали, наложив штраф на фрейлину в 630 руб. серебром. Кроме этого, наказали посла в Берлине, и император лично сделал выговор министру иностранных дел графу К.В. Нессельроде216.

Надо заметить, что столь жесткая реакция Николая I на «высочайшую контрабанду» не случайна. Тот же Корф описывает еще один подобный эпизод, произошедший несколько ранее. Статс-дама Елизавета Алексеевна Паскевич-Эриванская, супруга генерал-фельдмаршала И.Ф. Паскевич-Эриванского, которого Николай I глубоко уважал и называл в личных письмах «отцом-командиром», прислала в Петербург своим зятьям разных гостинцев в запломбированных ящиках. Их должны были вскрыть в Петербурге. Зятья, получив посылки сами, без таможенных чиновников, сняли пломбы. Это стало известно, поскольку министр финансов счел необходимым доложить о нарушении закона. И, несмотря на все личные и давние отношения с семьей фельдмаршала, Николай I приказал взыскать колоссальный штраф в 17 ООО руб. серебром, говоря, что чем выше звание, тем более должно подавать пример уважения к законам. Эти эпизоды, конечно, получили широкий резонанс, и «высочайшим контрабандистам» пришлось поумерить свои аппетиты.

Период правления Александра II дает больше информации для анализа родственных взаимоотношений как в самой императорской семье, так и в ее родственном окружении. Александр II продолжил практически все семейные традиции своего отца. На протяжении всего его царствования по воскресным дням проходили обязательные фамильные обеды в Зимнем дворце, «на которые приглашалась вся наличная Императорская фамилия»217.


Великая княгиня Елена Павловна. Ф.К.Винтерхальтер. 1862 г.


Следует заметить, что традиция еженедельных собраний всей семьи на «фамильные обеды», видимо, сложилась в последней трети XVIII в. По крайней мере, точно известно, что при Александре I фамильные обеды проходили два раза в неделю. Один – на половине императора, другой – на половине вдовствующей императрицы Марии Федоровны. На фамильные обеды, кроме членов высочайшей семьи, приглашались литераторы, художники, музыканты, члены Императорской академии, военные218.

Такую же роль при Николае I и Александре II играл салон великой княгини Елены Павловны. Эта, безусловно, умная женщина, собирая в своем салоне «творческую интеллигенцию», стала одним из негласных лидеров либерального лагеря накануне отмены крепостного права. Поскольку вопросы обсуждались принципиальные и очень болезненные, то это периодически выливалось и в личные выпады. Так, в 1860 г. великая княгиня Елена Павловна, разговаривая с графом Бобринским о перспективах и вариантах проектов отмены крепостного права, горячась, обмолвилась, что «Александр Николаевич – человек очень ограниченного ума. Бобринский тотчас встал, сказав, что не может слушать подобных речей, прямо побежал к государю и передал ему все слышанное»219.


Великий князь Владимир Александрович с семьей. Фото 1880-х гг.


С большим сомнением воспринимала Елена Павловна и государственный потенциал будущего Александра III. Надо сказать, что она в том была не одинока. Так, в 1865 г., после смерти цесаревича Николая Александровича, она «громко говорила, что управление государством должно перейти к Владимиру Александровичу»220. Такие родственные «недоумения» – одна из неизбежных издержек «профессии» самодержца.

Многочисленные дети Александра II, подрастая, на подсознательном уровне впитывали иерархические принципы. Старший брат – не просто старший брат, а наследник и будущий император. Даже в своих играх они воспроизводили эту иерархию взаимоотношений.

Так, на императрицу Марию Александровну очень тяжелое впечатление произвел диалог ее сыновей, услышанный ею случайно. Дети играли, когда императрица услыхала, как ее старший сын, великий князь Николай, сказал своему брату Владимиру: «Когда ты будешь императором…» Мать немедленно вмешалась и поправила: «Ты ведь хорошо знаешь, что Владимир никогда не будет императором». – «Нет! Будет, – отвечал ребенок, – его имя означает «владетель мира»». – «Но ты же знаешь, что не имя, а очередь рождения дает право на престол». – «Да, – сказал мальчик, – но дедушка был третьим сыном, а он царствовал. Я умру – тогда царем будет Саша, но и Саша умрет, тогда им будет Владимир». Об этом эпизоде Мария Александровна рассказала фрейлине А.Ф. Тютчевой, признавшись, что слова пятилетнего ребенка поразили ее «прямо в сердце»221.

Надо заметить, что подобным разговорам молва порой придавала характер пророчеств и передавала из поколения в поколение. Великий князь Владимир Александрович так и остался вечным «заместителем». Сам он к своему положению младшего брата царя относился совершенно спокойно, и у братьев сохранялись прекрасные отношения. Но его жена, великая княгиня Мария Павловна, или Михень, как ее звали близкие, мечтала об ином положении. После того как в октябре 1888 г. семья Александра III буквально чудом уцелела в железнодорожной катастрофе, Владимир и Мария Павловна, находившиеся за границей, ограничились сочувственной телеграммой и не вернулись в Россию. Императрицу Марию Федоровну это очень раздражило. Следует отметить, что до 1889 г., т. е. до полного совершеннолетия будущего Николая II, с 1881 по 1889 г. официальным наследником престола являлся великий князь Владимир Александрович222.

При императоре Николае II надежды Михень на изменение своего положения вновь воскресли. Дело в том, что родившийся цесаревич Алексей был инвалидом, следующими по старшинству претендентами на престол по мужской линии становились сыновья Марии Павловны. Поэтому в 1908 г. Михень, как женщина весьма практичная, срочно приняла православие. При этом она вышла замуж за великого князя Владимира Александровича в 1874 г., оставаясь лютеранкой на протяжении 34 лет. Ее принятие православия в 1908 г. было истолковано именно как подготовка для принятия ее сыновьями императорской короны на случай смерти цесаревича Алексея с учетом того, что младший брат Николая II собирался заключить морганатический брак. Эти сложные ситуации не прибавляли теплоты в отношениях между родственниками.

Когда в апреле 1865 г. в Ницце умер цесаревич Николай Александрович (Никса), его младший брат Александр принял на себя обязанности цесаревича. Многие встретили это без особого восторга. Но, как правило, недовольство держали при себе. Только младший брат Александра II великий князь Константин Николаевич, который, по общему признанию, имел тяжелый характер, не счел нужным скрывать своего отношения к племяннику. Граф С.Д. Шереметев упоминает, что «всех язвительнее и ожесточеннее был царский брат – Константин Николаевич. Он не щадил самолюбия, не стесняясь, отзывался презрительно о цесаревиче. Впрочем, он и ранее того, с детства его относился вообще к племянникам пренебрежительно»223.


Великий князь Константин Николаевич. Фото 25 июня 1881 г.


Недоброжелательность дяди к племяннику буквально прорвалась в трагический день 1 марта 1881 г., когда горе, казалось бы, объединило всю царскую семью. С.Д. Шереметев вспоминал: «Не забуду я, когда в Зимнем дворце в марте 1881 г., еще до похорон государя, Константин Николаевич заметил на погонах моих вензеля императора Александра III. Он стремительно подошел ко мне, посмотрел мне в упор, уставился злобным и ледяным взглядом и, указывая на вензеля мои, глухо произнес: «Надолго ли?» Конечно, адъютант нового императора при случае передал эту реплику Константина Николаевича Александру III: «Его оно не удивило, но не забыть мне этого злого, вызывающего взгляда; то было шипение змеи, чувствующей приближение своего конца»»224.


Великий князь Константин Николаевич с дочерью Анной от гражданского брака с А В. Кузнецовой. Фото копир 1870-х гг.


Александр III отвечал дяде постоянной взаимной неприязнью. Видимо, еще до описанного выше эпизода в кабинете умирающего Александра II произошел неконтролируемый выплеск эмоций со стороны самого Александра III: «Говоря о смерти отца, великий князь Владимир рассказывает, что одним из первых явился к смертному одру и был здесь свидетелем жестокой сцены: стоявший на коленях Константин громко рыдал, а нынешний государь в припадке нервного раздражения кричал:

«Выгоните отсюда этого человека (указывая на Константина), он сделал несчастие моего отца, омрачил его царствование» и т. д. Владимир схватил за руки своего старшего брата и тщетно старался его успокоить». Конечно, такой эмоциональный всплеск вполне объясним трагической ситуацией и напряжением, подспудно копившимся в отношениях дяди и племянника, но следует отметить, что эта взаимная неприязнь обусловливалась не только межличностными отношениями, но и тем, что на склоне лет Константин Николаевич оставил семью, открыто зажив с балериной. Примерному семьянину Александру III претило это демонстративное попрание семейных уз нелюбимым дядей. Тем более что дядя и не думал хоть как-то скрывать свои «привязанности». Так, в свете много говорили о том, что Константин Николаевич, гуляя в Крыму и встречая знакомых, старался знакомить их со своей пассией, танцовщицей Кузнецовой, и при этом приговаривал: «В Петербурге у меня казенная жена, а здесь – собственная». Но самым главным, что разъединяло дядю и племянника, было то, что они по-разному смотрели и на будущее России225.

Царь по отношению к родственникам мог высказаться очень сильно. Граф С.Д. Шереметев писал: «Всего более не терпел великого князя Константина (Константина Николаевича. – И. 3.). «Подлец!» – говорил он при мне….По всему чувствовалось, что он был не раз глубоко оскорблен выходками своего дяди: «Он с нами обращался, как со свиньями!» – сказал он при мне»226. И действительно, после 1881 г. великий князь

Константин Николаевич был отправлен в отставку и потерял все то влияние на государственные дела, которое он имел при Александре II.


Великий князь Николай Константинович (Никола)


Следует отметить, что настороженное отношение к Константиновичам у Александра III сохранялось на протяжении всей его жизни. Видимо, он исходил из русского «яблоко от яблони…». Так, он достаточно рано разошелся с другом своих детских игр – сыном Константина Николаевича – великим князем Николаем Константиновичем, или, как его звали в семье, Николой. Молодой человек в начале 1870-х гг. блестяще учился в Академии Генерального штаба, параллельно погружаясь в жизнь петербургского полусвета. В результате в 1874 г. заболел сифилисом и был вынужден уехать в Вену для лечения. Не был он чужд и гомосексуальных забав. Вероятно, слухи об этом доходили до цесаревича Александра Александровича. Граф С.Д. Шереметев очень сдержанно пишет об этом: «Из лагеря он (цесаревич Александр Александрович. – И. 3.) послал меня в Павловск посмотреть на увеселения великого князя Николая Константиновича, в то время собиравшего мальчиков для какой-то борьбы, разделенных на два враждебных отряда, они нападали на дворец и защищали его. Это было что-то не вполне нормальное. Я был свидетелем многих странностей и рассказал о них»227. В 1876 г. разразился скандал, связанный с кражей Николой бриллиантов из свадебной иконы матери. Великого князя сослали, и эта ссылка продолжалась при императорах Александре III и Николае II.

После того как осенью 1866 г. состоялся брак цесаревича Александра Александровича с датской принцессой Дагмар,

постепенно начали выстраиваться отношения «старого» и «молодого» Дворов. Следует подчеркнуть, что кандидатура Дагмар была выбором Александра II и, отчасти, императрицы Марии Александровны. Императрица Мария Александровна так и не смогла простить Дагмар «измены» ее старшему, умершему сыну. Поэтому к невестке ее отношение было безупречным с точки зрения «большого света», но по-человечески оно оставалось прохладным. С.Д. Шереметев, который это наблюдал, отмечал, что императрица Мария Александровна относилась к ней «сдержанно, словно подчеркивая измену своему любимцу, она охлаждала первые ее любезности: «Не выходите из своей роли, Вы еще не императрица!». До меня доходили отзывы приближенных к императрице. А.Н. Мальцева[19] не скрывала своих иронических замечаний»228.

У молодой семьи цесаревича сразу же установились очень теплые отношения с родными жены – датской королевской семьей. Достаточно часто семья наследника, а затем и императора Александра III посещала Данию.

Немыми свидетелями «датской» жизни остались два недорогих веера из гладких деревянных пластин, которые были в моде в 1860—1870-х гг. Первый веер сделан в форме раковины и украшен с одной стороны гирляндой розочек, оплетающих слово «Fredensborg» и дату «1870». На лицевой стороне второго веера нарисован букет шиповника, а оборотная сторона заполнена многочисленными автографами, среди которых выделяется размещенная внизу надпись крупными буквами «1870. САША. Baby». Очевидно, эти надписи сделаны во Фреденсборге, резиденции Датского королевского дома, во время традиционного съезда родственников. Появление этой надписи связанно с рождением 19 августа 1870 г. на острове Корфу у Георга I (родного брата Дагмар) и Ольги Константиновны (дочери великого князя Константина Николаевича) их третьего ребенка – дочери Александры. Веер использован в качестве своеобразного памятного альбома, на его пластинах гости оставили свои автографы, что было обычным явлением в 1870-1880-х гг.229

Став императором, буквально сразу же Александр III показал своей многочисленной российской родне, кто в доме хозяин. Так, он категорически исключил возможность прощания с Александром II своему двоюродному брату Николаю Константиновичу, сосланному за скандальное поведение еще погибшим царем. Он отправил в отставку не только министров отца, но и родного дядю Константина Николаевича.

Александр III, переехав в Гатчину, несколько дистанцировался от большой императорской семьи. Члены семьи, признавая харизму власти императора, его остерегались и недолюбливали: «Они боялись его (боязнь иногда входит в семейные традиции), но, за немногими исключениями, не чувствовалось с их стороны привязанности. Государь – исполнитель долга неудобен семье, не признающей ничего, кроме прав»230.

В результате Александр III позволил себе то, на что не решались его предшественники. В 1886 г. было высочайше подписано «Положение об Императорской фамилии», согласно которому титулование великого князя (или великой княгини) с соответствующим ему денежным вознаграждением по титулу «Императорское Высочество», принадлежащее ранее всем членам Императорской фамилии, отныне присваивалось только детям и внукам императора и их женам. Все остальные получали звания князей императорской крови и титул «Высочества», а также лишь единовременные субсидии. Конечно, это «Положение…» вызвало бурю негодования, но это негодование проявлялось родственниками только у себя дома. Бюджету Императорского двора это принесло существенное облегчение, поскольку расходы на содержание императорской семьи несколько сократились.

К своим многочисленным родственникам Александр III относился по-разному. Как и всякий человек. Однако при нем Романовы, несмотря на всю клановость и обилие разных «группировок», продолжали оставаться большой семьей. Александр III неукоснительно требовал, чтобы вся семья обязательно собиралась на крестины, свадьбы, похороны и другие важные события. Он считал своим долгом раз в неделю устраивать традиционный большой обед для всех своих родственников. Однако император внес новшества в давнюю традицию семейных обедов. В разговорах за обедом совершенно исключалось обсуждение каких-либо общеполитических вопросов231. Этого правила придерживался и сын Александра III Николай II. Однако после 1904 г. традиция «больших» семейных обедов прервалась232. Абсолютный запрет на «политические разговоры» сохранялся и для «малых» семейных застолий.

Став императором, Александр III отдалился от своих братьев. Те, в свою очередь, воспитанные в глубоком почитании самодержавного статуса, безоговорочно признавали старшинство своего брата и публично постоянно демонстрировали это. Вместе с тем «дома» они могли снизить уровень общения и перейти на «ты». Однако случалось, что и при публичном обсуждении острых вопросов, когда задевались чьи-то родственные интересы, братья могли «сбиться» в обращении к самодержцу, что немедленно подмечали окружавшие их сановники. Например, во время работы комиссии, готовившей новый указ об Императорской фамилии (1885 г.), должный изменить статус многих из Романовых, великий князь Владимир Александрович «от времени до времени горячился и был весьма неровен в прении, то, обращаясь к государю, говорил: «Ваше Величество, Вы», то: «Саша, ты»»233.

С некоторыми из родственников император Александр III позволял себе пошутить. Иногда это были весьма сомнительные шутки с точки зрения хорошего тона. Один из мемуаристов упоминает о подобной «шутке» императора со своей троюродной сестрой принцессой Евгенией Максимилиановной Ольденбургской: «Принцесса почти всегда была одета в костюм-тайер, иногда синего, но чаще светло-серого или бежевого цвета. Этому полумужскому наряду полагалось иметь сзади раскрывающиеся фалды. И вот мы все были свидетелями того, как Александр III, самодержец всероссийский, осторожно подкравшись сзади к принцессе, ни с того ни с сего раскрыл эти фалды и даже, манерно схватив кончиками пальцев, подержал их несколько секунд в таком положении. Спору нет, шутка эта была несколько дурного тона и какая-то чисто мальчишеская; вероятно, то была своего рода реминисценция тех невинных шуток, которые те же персоны шутили между собой лет сорок тому назад, когда они были детьми»234. Принцессу, конечно, возмутило подобное мальчишество российского самодержца. Так иногда «семейно» шутили и другие родственники. Например, в 1890 г. 58-летний великий князь Михаил Николаевич мог позволить себе приподнять ногой кончик платья 26-летней красавицы великой княгини Елизаветы Федоровны, «чтобы видеть, какая у нее надета обувь». На этом великий князь не успокоился и, продолжая «резвиться», обратился к императрице Марии Федоровне, «развязав ленты, коими была привязана ее шляпа. Великий князь Николай Николаевич, увидев то и другое, серьезно стал выговаривать младшему брату неуместность подобных вольностей, угрожая, что подобное поведение рассердит государя»235.

Великая княгиня Ольга Александровна (младшая сестра Николая II) упоминает, что у нее была «своя» шутливая фраза в обращении с герцогом Йоркским, сопровождавшая их на протяжении всей жизни. Как-то в юные годы в Дании, где собиралась многочисленная европейская родня, кузен, шутя, предложил Ольге «пойти покувыркаться с ним на оттоманке». Шутка запомнилась. Став взрослым, встречаясь и вспоминая молодость, постаревший кузен, мог, как в былые дни, шепотом предложить Ольге Александровне «пойти покувыркаться с ним на оттоманке». Их обоих крайне забавляло, что это «непристойное предложение» могли услышать посторонние люди236.

Александр III глубоко уважал своего дядю великого князя Михаила Николаевича, достойно представлявшего уходящую николаевскую Россию. Но его жену и детей не любил. Категорически. Межличностные отношения вообще иррациональны, но многие из современников писали о «корректном» антисемитизме Александра III. С.Ю. Витте предполагал, что причиной нерасположенности к жене Михаила Николаевича великой княгине Ольге Федоровне было то, что, «во-первых, великая княгиня Ольга Федоровна не была вполне образцовой супругой, а затем, во-вторых, главным образом потому, что она имела еврейский тип, ибо, как это известно в Бадене, она находилась в довольно близком родстве с одним из еврейских банкиров в Карлсруэ. Этот еврейский тип, а, пожалуй, и еврейский характер в значительной степени перешел и к некоторым из ее детей»237.

Не любил он и своего будущего зятя великого князя Александра Михайловича, сына Михаила Николаевича и Ольги Федоровны. С.Ю. Витте упоминает, что у великого князя

Александра Михайловича «не только внешний тип еврейский, но что он обладает, кроме того, вообще отрицательными сторонами еврейского характера….Он очень не любил этого великого князя»238. Царь согласился на брак своей дочери Ксении Александровны с Александром Михайловичем, только видя искреннюю влюбленность дочери и желая ей счастья.

Для великого князя Александра Михайловича отношение к нему Александра III не было тайной. Александр Михайлович упоминает о своем примечательном диалоге с царем. Как-то во время одной из поездок Александр III обратил внимание на резиновую ванну великого князя. Молодой князь, демонстрируя свою ванну, вскользь заметил, что наконец-то хоть что-то у него понравилось императору.

Были и лица из окружения императора, которых Александр III просто не переносил, не особенно скрывая это. Так, во время одной из бесед с С.Ю. Витте император поинтересовался, много ли в Биаррице (курорт во Франции на берегу Бискайского залива) отдыхает русских. Узнав, что там отдыхает князь Георгий Лейхтенбергский, он заметил: «Что же, принц моет свое поганое тело в волнах океана?»239 Надо заметить, что в этой большой семье, где простые родственные чувства круто замешивались на амбициях, денежных и должностных интересах, отношения всегда складывались очень непростыми. Особенно в женской части семьи, где даже случайно оброненная фраза моментально дополнялась самыми жесткими комментариями, и те могли стать поводом для многолетних «войн». Один из высокопоставленных мемуаристов, вхожий во многие гостиные, упоминал, что «отношения великих княгинь таковы, что они держатся подальше друг от друга…»240.

Тем не менее жизнь брала свое, и во второй половине XIX в. начинает обвально нарастать практика морганатических браков, заключаемых членами российской Императорской фамилии. При этом в «Основных законах» империи четко прописывалось, что дети от этих браков «не могут сообщить прав… принадлежащих Членам Императорской фамилии»241.

«Поправка» появилась в законах после того, как в 1820 г. великий князь Константин Павлович получил разрешение на морганатический брак с княжной Лович. Этот морганатический брак, первый в семье Романовых, создал прецедент, периодически повторяющийся.


Великая княжна Мария Николаевна.

Ф.К. Винтерхальтер. 1857 г.


Поэтому Александр I, с одной стороны, позволил брату жениться на любой женщине, с другой – урегулировал прецедент изменением юридических норм. Манифестом от 20 марта 1820 г. император Александр I внес дополнения в указ Павла I «Об Императорской фамилии», связанный со вступлением членов императорской семьи в неравнородные браки: «Если какое Лицо из Императорской фамилии вступит в брачный союз с лицом, не имеющим собственного достоинства, т. е. не принадлежащим ни к какому Царствующему или Владетельному Дому; в таком случае Лицо Императорской фамилии не может сообщить другому прав, принадлежащих членам Императорской фамилии, и рождаемые от такого союза дети не имеют права на наследование престола»242.

Следующий прецедент отмечен в 1850-х гг., когда старшая дочь Николая I Мария Николаевна тайно обвенчалась с графом Строгановым. «Тайные браки» великих князей и княжон неоднократно повторялись. Так, фрейлина императрицы Марии Александровны Нина Пилар тайно обручилась с великим князем Николаем Николаевичем (Старшим). Младший брат просил императора дать разрешение на женитьбу, однако Александр II категорически ему отказал243.

В 1871 г. срочно отправили в кругосветное плавание на фрегате «Светлана» великого князя Алексея Александровича, от которого забеременела фрейлина его матери и дочь воспитателя Александра II фрейлина Александра Васильевна Жуковская. Скандал разразился громкий. Как упоминает современник, это было сделано, чтобы «отвлечь великого князя от романтических похождений, о которых в то время сделалось уже известно всему городу. Молодой великий князь, как говорят, настоятельно хотел поправить свое юношеское увлечение браком, и, чтобы не допустить этой развязки романа, придумано было дальнее путешествие». В результате у Алексея Александровича женщины менялись как перчатки, рождались внебрачные дети, но он так и не женился244.



Александра Васильевна Жуковская и ее сын от великого князя Алексея Александровича А. А. Белёвский-Жуковский


Следующая громкая история началась в конце 1887 г., когда Александр III узнал о намерении великого князя Михаила Михайловича жениться на графине Игнатьевой. Тогда «государь, отказав наотрез в разрешении на подобный брак, назвал Михаила Михайловича дураком»245. Несколько позже, обращаясь к младшему брату проштрафившегося великого князя, Александру Михайловичу, который был еще ребенком, Александр III заявил: «Твой брат Михаил – кретин». Ребенок рассказал об этом родителям. Минни покраснела и сказала: ««Саша не говори глупостей» (фр.), но он, стуча по столу, продолжал: «Я не говорю глупостей, он – кретин» (фр.), и, обращаясь к мальчику: «Когда захочешь жениться, то приходи ко мне, я тебе дам хорошие советы»»246. Александра III настолько вывел из себя демарш молодого великого князя, что он, даже оставшись один, «ходил по комнате и произносил ужасные слова, которые я никогда от него не слышала. Он говорил: «Масаг… Масаг», т. е., вероятно, он угрожал новобрачному сослать его туда, куда Макар телят не гонял»247.

Эта история долго будоражила императорскую семью. В марте 1889 г. по вопросу о «Мише-дурачке» в Гатчине собрался семейный совет. Обсуждался даже не сам Миша, а нараставшая угроза волны морганатических браков среди молодого поколения великих князей. В семейном совете приняли участие Александр III, цесаревич Николай Александрович, четыре брата царя (Владимир, Алексей, Сергей и Павел), великий князь Михаил Николаевич и великий князь Константин Константинович. Также на совете присутствовал министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков. Прения продолжались полтора часа. Мнения по поводу разрешения морганатических браков разделились. Александр III категорически заявил, что никогда таких браков в своем семействе допускать не будет. Его поддержали Сергей Александрович, Михаил Николаевич (отец «Миши-дурачка») и граф Воронцов-Дашков. За разрешение или, по крайней мере, урегулирование практики морганатических браков высказались великие князья Владимир и Алексей Александровичи. При этом холостой Алексей открыто жил с графиней Богарне, женой одного из герцогов Лейхтенбергских.

Потом Михаил Николаевич, обнимая императора, сказал: «Ты поступил, Саша, как тебе приказывал твой долг. Я вполне одобряю твое решение, как оно ни тяжело лично для меня»248. Так или иначе, в конце 1889 г. Александр III выслал великого князя Михаила Михайловича за границу, лишив его всех прав и привилегий. Это событие, естественно, вызвало оживленные пересуды. Многочисленные Михайловичи возмущались: «Семейство полагает, что такое изменение произошло под влиянием императрицы, которая опасается морганатических браков для своих сыновей. Что за чудовищное во всех отношениях ничтожество изображает из себя эта датчанка»249.

Были и просто скандальные связи, на которые высший свет закрывал глаза, хотя о них все знали. Великий князь Николай Николаевич (Старший) открыто жил с балериной Е.Г. Числовой.



«Черногорки», великие княжны Стана и Милица


Великий князь Константин Николаевич на склоне лет также имел связь «на стороне». Младший брат Александра III великий князь Алексей Александрович в молодые годы, несмотря на категорический запрет отца, тайно обвенчался в Италии с фрейлиной А. В. Жуковской, а в зрелые годы жил с замужней герцогиней Зинаидой Дмитриевной Лейхтенбергской, женой герцога Евгения Лейхтенбергского, справедливо считавшейся одной из красивейших женщин Европы.

Но у Александра III случались и радости на «брачном фронте». Так, он остался очень доволен приездом в Россию православных черногорок Милицы и Станы, вышедших замуж за православных великих князей: «Государь очень доволен тем, что в его семейство входит не немецкая принцесса, а православная, хотя и черногорская или даже несколько чернокожая и отнюдь невзрачная»250. Однако эти сестры лучшим образом проявили себя в царствование Николая II. Именно они оказались в числе тех, кто ввел в царскую семью Распутина.

Когда Александр III умер, его младшие братья, дяди молодого императора Николая II, ощутили себя в новом качестве. Если раньше они признавали официальное и неофициальное старшинство брата-императора, то к племяннику они относились в лучшем случае снисходительно. Между собой они называли Николая II «дурачок Ники». Да и иначе быть не могло, поскольку сам молодой император был действительно инфантилен, и 26-летнего Николая II министр Императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков воспринимал только как 14-летнего мальчика.

При Николае II морганатические браки становятся скандальным, но довольно обычным явлением. Дядя царя, великий князь Павел Александрович, овдовев, решил жениться во второй раз на разведенной жене полковника Пистолькорс. Николай II, прекрасно понимая, что за этим может последовать, попытался «хлопнуть кулаком по столу». 20 октября 1902 г. он писал матери: «Еще весною я имел с ним крутой разговор, кончившийся тем, что я его предупредил о всех последствиях, которые его ожидают. Ко всеобщему огорчению, ничего не помогло… Как все это больно, и тяжело, и как совестно перед всем светом за наше семейство! Какое теперь ручательство, что Кирилл не сделает того же завтра и Борис или Сергей М. поступят так же послезавтра? И целая колония Русской императорской фамилии будет жить в Париже со своими полузаконными или незаконными женами? Бог знает, что такое за время, когда один только эгоизм царствует над всеми другими чувствами: совести, долга и порядочности?»251

Предвидения царя вскоре оправдались. В 1905 г. двоюродный брат Николая II великий князь Кирилл Владимирович женился на разведенной жене великого герцога Дармштадтского Эрнста – Виктории-Мелите. Особую скандальность ситуации придавало то, что герцог Дармштадтский Эрнст был родным братом императрицы Александры Федоровны. Великого князя уволили с флота и запретили проживать в России. Отец «разжалованного» великого князя великий князь Владимир Александрович при поддержке своей жены Михень устроил грандиозный скандал, грозя оставить все официальные посты. Но, надо отдать должное, Николай II не изменил своего решения.

Тем не менее под давлением обстоятельств в августе 1911 г. Николай II в примечании к Статье 188 «Основных законов» полный запрет на неравнородные браки сохранил только для великих князей и великих княжон252. Это решение создало юридический прецедент для заключения брака племянницы Николая II Ирины Александровны (дочь младшей сестры царя Ксении Александровны) с Феликсом Юсуповым.


Великая княгиня Ирина Александровна и Феликс Юсупов. Фото 1914 г.


Одним из последних громких морганатических браков в семье Романовых стала женитьба младшего брата Николая II великого князя Михаила Александровича на Наталии Сергеевне Вульферт в 1913 г. Наталия Сергеевна Вульферт, в девичестве Шереметевская, имела довольно скандальную репутацию. Дочь московского адвоката и польки, она в 1902 г. вышла замуж за московского актера Мамонтова. В 1905 г. развелась с ним и во второй раз вышла замуж за гвардейского ротмистра Вульферта, служившего в гвардейском полку «синих» кирасир. Полком командовал великий князь Михаил Александрович. Наталия Вульферт немедленно стала его любовницей. Она развелась с Вульфертом и вскоре родила великому князю ребенка. Весной 1913 г. они выехали из России.

Этому браку пытались воспрепятствовать. Чинов Дворцовой полиции и заграничную агентуру подняли на ноги. В мае 1913 г. любовники поселились в Берхтесгадене, на границе Верхней Баварии и Тироля. Но великому князю удалось обмануть многочисленную негласную охрану: Михаил Александрович публично упомянул о своем намерении выехать в Ниццу. Именно туда и направили всех агентов. Но сам великий князь выехал в Вену, куда раньше отправился его доверенный. В Вене была православная церковь, устроенная сербским правительством для своих подданных. Настоятель этой церкви за тысячу крон наскоро тайно обвенчал высокую чету253. Николаю II пришлось запретить брату въезд в Россию.


Великий князь Михаил Александрович и Наталия Вульферт


При Николае II великие князья попытались изменить свое положение и играть новую роль в государстве. Более активную. Фактически это означало, что большая семья становилась фикцией. Борьба честолюбий и «высочайшего» эгоизма окончательно расколола ее на несколько враждующих кланов. Однако раскол оправдывался самыми высокими устремлениями. Об этом пишет великий князь Александр Михайлович: «Мы просто хотели, чтобы нам позволили занимать должности в различных казенных учреждениях и преимущественно в провинции, где мы могли бы быть полезны тем, что служили бы связующим звеном между царем и русским народом». Однако Николай II, несмотря на свою неопытность, уже понимал, насколько для него усложнится процесс управления страной, когда ему придется навязывать свою волю и конфликтовать с родственниками, а не с покорными министрами. Кроме этого, Романовы фактически были недоступны для обычного правосудия, а их ««проколы» на работе» сильно били по авторитету всей императорской семьи. Поэтому молодой царь, сославшись на вековые традиции династии Романовых, немедленно пресек эти намерения: «В продолжение трехсот лет мои отцы и деды предназначали своих родных к военной карьере. Я не хочу порывать с этой традицией. Я не могу позволить моим дядям и кузенам вмешиваться в дела управления»254.

Во взаимоотношениях с родственниками в царской семье вплоть до 1917 г. существовали и другие традиции. Например, уехать за границу великие князья могли только после официального разрешения императора. Разрешение они должны были «испрашивать» у государя. Как правило, это явилось пустой формальностью, и неофициально все сводилось к прощальному свиданию в дружественной обстановке за обеденным столом255. Однако эта традиция позволяла царю контролировать перемещения своей многочисленной родни и просто быть в курсе их намерений. Со временем и в силу своего официального положения Николай II приобрел некоторую «сноровку» в обращении с многочисленной родней.

В бытность Николая II цесаревичем у него сохранились дружеские отношения со своими многочисленными кузенами. Однако со временем император замкнулся в семье, поскольку дружить с кем-либо из своего окружения в привычном значении этого слова он не мог, что связано с возможными влияниями друзей на принятие решений. Эта история при Императорском дворе повторялась не единожды. Дружба с ровесниками в мальчишеские годы и постепенное ее охлаждение после восшествия на престол. В лучшем случае на роль друга могла претендовать жена императора, но и это случалось нечасто. Даже небольшие и неформальные встречи с кем-либо из императорского окружения «казались чем-то из ряда вон выходящим при российском дворе с его устоявшимися и неизменными традициями»256, поскольку «общение в неформальном кругу противоречило всем традициям русского двора»257.

Со временем стратегию отношений Николая II с родственниками стала определять жена – императрица Александра Федоровна. Общеизвестно, что Александра Федоровна не пользовалась симпатией ни со стороны вдовствующей императрицы, ни со стороны многочисленной родни. Можно сколько угодно говорить о болезненной застенчивости императрицы, но остается фактом, что ни одна из императриц XIX столетия не вызывала столь единодушной неприязни родственников. В свою очередь, она платила им холодным высокомерием. Всех тех, кто входил в так называемый большой свет, она презрительно называла «бриджистами»258.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.