Онлайн библиотека PLAM.RU


Эпилог

Да, вот так и закончилась моя прогулка. Я пришёл в себя на морском побережье, ровно в том времени и в том месте, с которых начинается эта книга. И в прямом, и в переносном смысле я снова был там — на берегу новомихайловского пляжа… Я стоял на мокром песке, и ласковые волны омывали мои ноги…

— Эй, парень…

Я оглянулся. Там стоял какой-то дед и озабоченно рассматривал меня.

— Парень, с тобой, это… Слышь, всё нормально, парень? — спросил он.

— Да, — ответил я ему.

— Ты чё тут уже час, наверное, как вкопанный, стоишь… Я туда шёл — стоишь, обратно иду — стоишь…

— Час стою? Вы говорите, что я стою тут уже час?

Дед посмотрел на меня, как на умалишённого и, поцикав, покачал головой. У него были красные глаза и взьерошенные волосы. Одежда такая поношенная, грязная… В общем, бомж или алкоголик…

— У тебя точно репу рвёт, брат, — сказал он. — Я и сам такой псих. Слышь, меня Михалычем зовут… Слышь? Чё молчишь?

— Меня — Максим.

— У тебя воздух есть? Пойдем — за знакомство.

— Я не пью…

— Не пьёшь?

— Нет.

У меня в голове никак не укладывалось, я никак не мог понять, что же произошло… А дед всё не унимался. Мне хотелось побыть одному, а он привязался, как банный лист:

— Слышь, ты это, как тебя там… Дай денег, брат. Слышь? Ты чё, опять, это, отключаешься? Эй?

— Дед, отстань, не до тебя…

Он замолчал. Обиженно посмотрев на меня, он злобно спросил:

— Чё, и рубля не дашь?

Я отдал ему всё, что было в моих карманах… Я уходил к турбазе, а он ещё долго стоял и благословлял меня, крестя, вспоминая Иисуса и всех святых. И мне захотелось тоже что-то сделать для него хорошее, такое, чтоб от души… Но что я мог сделать?.. Я только повернулся и помахал ему рукой…


Заходящее солнце огненно-пурпурным покрывалом затуманило горизонт. Море блестело в золотом огне, переливалось, как чешуя сказочного дракона. Было очень красиво. Таким прекрасным видом море провожало наш автобус. Мы уже несколько часов ехали по дороге вдоль побережья, удаляясь от праздника к обычным серым будням. Впрочем, пассажиры пытались продлить свою отпускную радость. Они включили магнитофон, и, не в меру напившись спиртного, громко пели песни. Я не пил и не развлекался. Было немножко грустно. Хотелось подумать, как-то осмыслить всё то, что произошло. А что же всё-таки произошло? Ведь ничего же особенного, на первый взгляд. Ну помечталось, ну привиделось. Вот и всё. Но всё ли? Что-то было в этом видении такое, что-то, с чем не хотелось расставаться… Что же это? Что? Какое-то странное чувство ни на минуту не отпускало меня тогда, когда Лена, Ната, и другие находились рядом; оно продолжало окружать меня в автобусе. Оно походило… Даже не знаю, с чем сравнить. С чем же его сравнить? Может быть, то же ощущает человек, которого сильно любят, которому рады, как родному, более, чем родному. Неужели эти «всего лишь мечты», как охарактеризовал бы их скептик, испытывали подобные чувства ко мне? Разве они умеют? Разве «всего лишь мечты» умеют так любить?.. А я?… Смешно или грустно, но, скорее всего, я тоже влюбился. В них. Полюбил их, как родных, полюбил их поселение и даже загорелся желанием построить такое же. Это желание, это видение, эти чувства, если всё это — только фантазии и мечты, тогда… Что же остается тогда? Чем жить тогда, когда душа согласится назвать всё это ненастоящим? Ни я, ни кто-либо другой на моём месте просто не смогли бы так поступить. Подобным поступком мы бы предали нечто самое драгоценное в нас, нечто живое, разумное, родное… Родное… О Боже… Как только я подумал о Родине, о Нём, я сразу всё понял… Я сразу понял всё, что видел и слышал… Я всё понял… И в меня снова вернулась эта нечеловеческая, несказанная Любовь… Воистину… Воистину…

Любовь… Тёплая волна солнца в сердце. Розовый огонь восхода над белоснежными вершинами гор. Чем-то любовь похожа на всё это. Похожа на золотое море. На звёзды в иссиня-чёрном небе ночи. Похожа на всё прекрасное. Может быть, на самое прекрасное из того, что мы имеем?.. И как я мог, как я только посмел допустить, что всё случившееся нереально? Просто некие силы в нас самих всегда готовы оклеветать самое прекрасное, доброе, светлое перед нами, выставляя это в нелицеприятном качестве. Эти силы яростно преследовали Любовь в каждом человеческом сердце, и я просто удивляюсь, как, каким образом Любовь сумела выжить? Может быть, ей это удалось только потому, что эти силы — это тоже Любовь?…

Колокольчики… Звенели колокольчики… Блаженная мелодия, но никто из пассажиров не слышал её. Только мой мозг обладал способностью подвергнуть интерпретации эту чудесную музыку, потому что источником её являлось моё сердце.

Струны самого сердца испускали серебряный, ликующий гимн, согревающий душу. Боже, как мне стало тепло в ту ночь, когда, покидая морское побережье, автобус увозил нашу разношёрстную компанию обратно в Кисловодск. На родину, домой. Грусть и печаль оставили меня. Оставили с Любовью наедине. С таким прекрасным чувством сидел я у окна, не замечая пьяного кутежа в салоне. А веселье тем временем разыгралось не на шутку. Возле задних окон начались танцы, что явно раздражало водителя, потому что машина от них вибрировала, как на ухабах сельской грунтовки.

Ко мне подсела Марина — девушка, которой я помогал нести сумки. В её руках были два пластмассовых стаканчика, один из них она передала мне.

— Что это? — спросил я.

— Это — шоколадный ликер, — ответила она, улыбаясь.

— Спасибо, Марина. Не хочется что-то, — сказал я тихо, возвращая ей стакан обратно.

Она пожала плечами, взяла стакан и ушла. Симпатичная, нечего сказать. В другой раз я бы не отказался не то что от ликера, но и от неё самой. Тем более, видно, что я ей тоже понравился. Взаимная симпатия, короче говоря. Но в тот вечер было как-то не до Марины. Точнее… Как это сказать точнее? Как описать светлое и неописуемое чувство, которое я испытывал тогда? Чувство тёплой любви ко всему на свете. И к Марине тоже. Но не как к женщине, а как к… К кому? Где найти слова, чтобы рассказать о том, что рай действительно существует? В тот вечер во всех людях я видел ангелов. Я любил их той чистой любовью, какой можно любить детей. Друзей. Братьев и сестёр наконец. Ничего более прекрасного я раньше не испытывал. Даже физическое сближение с женщиной дарило гораздо менее волшебные чувства, чем это. Как его назвать? У меня не было ответа. Нет, определённо не было. Да и не хотелось его искать.

Марина опять подсела ко мне.

— Почему ты такой грустный, Максим? — спросила она.

«Я грустный? Вот так новость!» — подумал я, но ответил другое:

— Не знаю, — сказал я ей самое короткое из того, что мог сказать. Потому что от блаженства не хотелось говорить.

— А я знаю. Уезжать наверное не хочется, да? Правда?

Я кивнул.

— Мне тоже не хочется. Так хорошо было. Пляж, море. Посмотри, как я загорела. Коричневая вся, — она показала мне свою смуглую руку. Потом она согнула ногу в колене, поставив пятку на сиденье, так что колено очутилось на уровне её носа. Она провела рукой по такой же смуглой и гладкой коже ноги и добавила:

— Ноги тоже загорели. Посмотри, — она была немного пьяна.

Я повернулся и посмотрел на её ногу. Известно, что красивые женские ноги вызывают у мужчин влечение к их обладательницам. Но я не почувствовал его. Я почувствовал другое. Окружённый блаженством, я глядел на ногу Марины и видел в ней просто красоту. Видел, быть может, силу, которая с лаской и любовью расставила клеточки ноги в пропорциях, называемых человеком красотой. Видел аромат, каким покрыло ногу солнце. Я видел любовь. Я ощущал всё то же неописуемое блаженство.

— Очень красиво, — сказал я негромко и взглянул в глаза девушке. Интонация моего голоса изумила даже меня.

Марина была немного удивлена. Она часто заморгала, глядя на меня. Казалось, что она мгновенно протрезвела. От чего она так удивилась? Что такого я ей сказал? Почему она так смотрела на меня? От её взгляда мне захотелось сказать ей ещё что-нибудь приятное.

— И ты тоже очень красивая, — добавил я, говоря правду. Она открыла рот от удивления и так некоторое время смотрела. Правда, когда человек удивлён, он становится похожим на ребёнка. На маленького ребёнка. Она опустила глаза. Её щёки покраснели. Потом она опять взглянула на меня, но её взгляд был уже другим.

«Интересно, что происходит у неё внутри? В груди. Ведь глаза не могут сказать всё, — думал я, глядя на неё. — Ведь она тоже волнуется, переживает. О чём-то думает, мечтает. Строит планы. Она так же, как и я, способна радоваться и грустить. Способна чувствовать боль свою, и, может быть, чужую».

— Странный ты сегодня, Максим, — сказала она, тепло улыбаясь. — Я тебе нравлюсь? Я, правда, красивая?

— Все люди красивые. И ты тоже, — сказал я.

— Значит, для тебя я такая же, как и все?

— Нет.

— А какая же тогда?

— Ты особенная. Но другие тоже особенны. Ни на кого не похожи. Единственные в своём роде.

— Я тебя не понимаю.

— Я сам не могу понять, что происходит.

Мне очень хотелось сказать ей: «Я тебя люблю», но я боялся, что она меня не так поймёт. Конечно же, она бы не поняла моих слов, расценила бы их по-своему. Так же, как и любая другая женщина в наше время. Ведь мы привыкли к тому, что, если мужчина говорит женщине такие слова, то значит он говорит ей это, как женщине. Но не как человеку. Не как кому-то большему, чем просто женщина. Кому-то такому же родному, как сестра, дочь или мать. Поэтому я промолчал. Мы оба молчали, каждый думал о своём. Потом я закрыл глаза… Ощущение Его Присутствия переполняло меня.

— Воистину… воистину, — прошептал я, улыбаясь.

— Что ты там бормочешь? — спросила Марина.

Она спрашивала, а я не знал, что ответить… Я всё понял, я всё понял, но как я мог объяснить ей тогда? Нужно было многое сделать, чтобы объяснить это всем.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.