Онлайн библиотека PLAM.RU


ГЛАВА 4

Нерелигиозная

Через несколько месяцев после казуса с программой «Очищение» мой путь в Церкви Саентологии подошел к своему неизбежному и бесповоротному концу. В принципе, тут можно было бы поставить точку, однако, вся эта история была бы неполной без упоминания некоторых событий, не вписавшихся в текст предыдущих трех глав. Не вписавшихся потому, что собственно религии они касаются лишь отчасти и даже именуются саентологами «нерелигиозной деятельностью». О некоторых из ее проявлений здесь и пойдёт речь.

Часть первая: отдел по официальным вопросам (20 отдел).

Об Офисе по официальным вопросам, как его именовал прикрепленный к двери листочек, я узнал еще в то время, когда ВНС-ил на «Центр знаменитостей». С проводимой им деятельностью познакомился еще раньше — учась в 10-м классе школы «Духовного преображения». Мы шли с занятий — я и моя одноклашка — Ксюша Кунавина. Она была очень заводной и прикольной, умудрилась перепрыгнуть два класса, играла на фортепиано, писала стихи, и, признаюсь, не оставила меня равнодушным. Школа находилась в пяти минутах от станции «Лиговский проспект», где неподалеку располагался неизвестный мне тогда Саентологический центр. Зайдя в подземный переход, мы наткнулись на двух молодых людей с большим деревянным мольбертом, которые просили поучаствовать в акции «Скажи наркотикам „Нет“». Для этого требовалось добавить свои подписи на прикрепленный ватман, уже исчерканный разноцветными фломастерами. Ксюшка первой вызвалась совершить акт доброй воли, и мы дружно принялись рисовать свои автографы.

Прошло два с половиной года. Был «День борьбы с наркоманией» — 26 июня. Я вышел после группового одитинга из арки Лиговского 33, сделал пару шагов в сторону метро, но меня тут же тормознул крепенький боевой мужичонка. Подойдя почти вплотную, он твердо и коротко спросил: «Вы против наркотиков?». В его интонации звучали какие-то нотки, от которых у меня создалось чувство некоторой виноватости, и даже ощущение, что меня в чем-то подозревают. «Да. Разумеется, против», — ответил я. «Тогда подпишитесь», — словно требуя доказательств, продолжил мужчина и, хитро щурясь, указал на узнаваемый мольберт с ватманом. Уже закрывая маркер, я поделился, что несколько лет назад вносил подобную лепту, на что сразу же последовало предложение узнать о других мероприятиях, проводящихся Саентологическим центром вне религиозной деятельности. Я заинтересовался. Мы поднялись на третий этаж в одно из помещений, которое называлось «Офис по официальным вопросам». Рассказ о социально-полезных проектах в миру свелся к мимолетной остановке у стенгазеты с фотографиями улыбающихся саентологов, после чего мужчина представил мою персону, как добровольца, своей начальнице — Галине Фроловой, и, уже вдвоем, они принялись урезонивать меня на участие в благих деяниях. Я горел стремлением вершить добро, но попросил хотя бы коротко объяснить, что придется делать, когда и сколько времени это займет, поскольку, находясь на линиях одитинга, должен был соблюдать расписание. Мужчина, назойливо шутя, требовал вначале дать свое согласие, после чего он все мне расскажет, уверяя, что это «быстро и безболезненно». Немного поколебавшись, я согласился. Задача оказалась предельно проста — подходить к прохожим на улице и спрашивать: «Вы против наркотиков?». В случае положительного ответа следовало говорить: «Поставьте здесь Вашу подпись» и протягивать клипборд с прикрепленными листами бумаги, на которых было написано: «Скажи: „Нет“ наркотикам» и еще мелкими буквами: «Акцию проводит общественная организация Саентологический центр». Разумеется, это предлагалось совершить «из высоких побуждений» и никак не оплачивалось. Мужчина пояснил, что одну «акцию» проводить смысла не имеет, поэтому для «нужного эффекта» мне придется сделать сразу три. Снова, вытянув наперед мое согласие, он открыл, что «одной акцией» у них называется пятьдесят собранных подписей. Осознав, что вызвался подписать полторы сотни человек я попросил, на первый раз, скостить задачу до одной «акции». Тогда мужчина переменился в лице, а затем злобным обвиняющим голосом процедил, что я не имею никакого права отказываться, потому что уже дал свое согласие собрать именно 150 подписей и ни одной меньше. На всякий случай он напомнил о существовании секции этики, о том, что не держать обещаний — неэтично и что за такие неблаговидные поступки на одитинг могут и не пустить. Делать было нечего. На Невском проспекте все люди куда-то спешили, постоянно попадались непонятливые иностранцы, и я решил найти более спокойное место, остановив выбор на Московском Парке Победы. Я приехал на одноименную станцию метро и, слоняясь по аллеям, несколько часов озадачивал гуляющих прохожих злободневным вопросом, пока не набрал нужное количество закорючек.

Тем же летом Сашка Карасев предложил сыграть в одну игру и привел меня в Офис по официальным вопросам. Кажется, он сам там кому-то что-то наобещал, затем передумал и, поскольку просто отказаться было нельзя, искал себе замену. Там меня подразнили яркой глянцевой книгой об Основателе — «Страницы жизни», в обмен на то, чтобы я сделал опрос для газеты с уже позабывшимся умным названием. На самом деле такого издания не существовало, а данные были нужны для того, чтобы Церковь Саентологии могла более эффективно воздействовать на публику в рекламных целях. От меня требовалось найти сто пятьдесят интервьюируемых и задать каждому из них по десять вопросов типа «Как Вы считаете, что нужно сделать, чтобы жить стало лучше?». Все, конечно, маскировалось формулировками, затрагивающими общественно-политические проблемы, поэтому выглядело это вполне безобидно. К примеру, если 80 из 150 отвечали, что боятся новой инфляции, то в очередной рекламе Книги Один непременно должно было говориться: «Хотите стабильности? Вам поможет „Дианетика“»! В местном книжном магазинчике «Страницы жизни» (походящие форматом на юбилейный номер журнала «PLAYBOY») стоили баснословную цену — более тысячи рублей, что соответствовало цене двух небольших курсов (или годовой подписке на упомянутые ежемесячники). Несколько глав были посвящены Рону Хаббарду, как деятелю искусства на поприщах писателя, фотографа, режиссера и, главное (для меня) — музыканта. Все повествование сопровождалось красочными иллюстрациями и устоять оказалось невозможно — я согласился делать опросы. Три недели — последнюю уже работая в штате «Центра знаменитостей» — я специально приезжал на Московский вокзал, в крытый зал ожидания, и с деловым видом кружил возле бюста Петра. Поначалу меня охватывал дикий ужас. Попросить прохожего чиркнуть «Нет наркотикам!» — это одно, совсем другое — подойти и сказать: «Не найдется ли у Вас пары минут, чтобы я мог задать несколько вопросов?». Первый день я просто ходил в толпе с клипбордом, чуть не плача от своей трусости. На следующий — набрался мужества подойти к нескольким старушкам. Три дня спустя я обращался ко всем одиноко стоящим, а через две недели уже беседовал с бомжами, бандитами, группами ожидающих и даже патрульными милиционерами. Так, в конце концов, я заполучил «Страницы жизни», а Отдел по официальным вопросам — страницы с результатами моей работы по выявлению общественных настроений. К слову сказать, сбор данных для продвижения Саентологии в массы часто проводился и в рамках упражнений некоторых саентологических курсов.

* * *

Гражданская Комиссия по правам человека вполне могла бы пополнить список организаций, предваряющий следующую тему, однако по той причине, что трехлетнее сотрудничество с ГКПЧ до сих пор является предметом особой гордости моей биографии (не из-за сопричастия громкому названию, а в виду сохранившегося душевного удовлетворения ценностью вклада), я уделяю ей особое внимание.

Часть вторая: Гражданская Комиссия по правам человека (ГКПЧ).

Летом 2001-го я делал на этике Помеху, а второй ее шаг, как известно, гласит: «Несмотря на личную опасность, нанесите эффективный удар по врагам группы, членом которой вы притворялись» [17; с.118]. В большинстве случаев это выливалось в борьбу с психиатрией и психиатрами, поскольку, мол, все они являются ошибочно признанными авторитетами в области душевного здоровья и потому — главными врагами всех саентологов — авторитетов истинных. Оборотнями в белых халатах как раз и занималась Гражданская Комиссия по правам человека, основанная Церковью Саентологии в далеком 1969 году. Роману Чорному меня представил опять же Сашка. Рома, в недавнем прошлом детский врач, показался мне удивительно приятным человеком. Он был Исполнительным директором ГКПЧ Санкт-Петербург и, разумеется, полностью разделял идеи Рона Хаббарда, но пользовался ими так, что все негативные моменты начисто терялись из виду. От него крайне редко можно было услышать — «Понятно! Я повторю вопрос одитинга!», постоянно читаемое между строк при общении с другими. Он никогда не давил, прося о помощи, но при этом ему редко кто-то отказывал. Я увидел в нем воплощенный пример для личного духовного роста и идеал применения Саентологии в жизни.

В ближайшую субботу Рома предложил посетить собрание в их штаб-квартире, где я смогу поближе познакомиться с ГКПЧ и, заодно, обсудить действия для этического урегулирования. Спустя пару дней я приехал на станцию метро «Василеостровская» и отыскал во дворике одной из линий железную дверь на первом этаже. Рома впустил меня внутрь и проводил в комнату. Все стены в ней были увешаны уже привычными графиками статистик, организационными схемами и яркими антипсихиатрическими постерами, а на полках теснились книги Рона Хаббарда вперемешку с подборкой юридической литературы. В квартире находились еще несколько человек, которые носили с маленькой кухоньки скромные угощения для чаепития и накрывали на разложенный посреди комнаты стол. Началась трапеза. Специально для меня Рома попросил каждого немного рассказать о себе и затем добавлял к этому пару своих комментариев. Одной из присутствующих была Фролова Галина — уже знакомая начальница Отдела по официальным вопросам саентологического центра. Как мне показалось, она имела здесь куда большее влияние, чем Рома. При любом удобном случае она брала инициативу в свои руки, делала замечания и проводила инструктажи, которым все сотрудники Комиссии, включая ИД, благоговейно внимали. Центральной темой, конечно же, были разговоры о зловещих замыслах психиатров по установлению мирового господства с последующим порабощением человечества и о том, как положить этому конец, заменив их пагубные практики распрекрасной Саентологией. Последнее в открытую высказывалось только в кругу «своих», а прочей публике осторожно преподносилось в толерантно-демократической мишуре. Так или иначе, опиралось эти наполеоновские планы на массу вполне реальных фактов нарушений психиатрами элементарных человеческих прав, поэтому перед их лицом саентологические притязания терялись из виду и организация то и дело добивалась общественного сотрудничества.

Для восстановления моей этики Рома предложил на выбор несколько действий, из которых больше всего пришлось по душе написание и рассылка в различные инстанции писем с выражением общественного беспокойства. Появиться ему было немудрено. Наш Питерский Институт мозга человека Российской академии наук (ИМЧ РАН) провел более трехсот операций на мозге для лечения наркомании. Операции не были разрешены к применению Министерством здравоохранения РФ, и представляли собой продолжение хирургических экспериментов, провалившихся в ряде других стран. ИМЧ РАН не информировал об этом пациентов и брал за проводимые над ними опыты баснословные деньги. Безусловно, Комиссия располагала неоспоримыми доказательствами: свидетельскими показаниями, официальной перепиской с прокуратурой и даже одного выигранного судебного дела <2; с. 25–26>.

Рома, конечно же, сделал намек, что я мог бы стать волонтером (несколько дней в неделю принимать неоплачиваемое участие в работе), но я тогда был охвачен лихорадкой по созданию Центра знаменитостей и, объяснив наши трудности, отказался. Вместе с тем я пообещал оказывать содействие, если позволит время, поэтому, хотя и изредка, мы, все же, стали видеться.

Потом Комиссия перебазировалась в одно из помещений бывшей поликлиники на «Нарвской» и, спустя два года после первого знакомства, мне предложили уже иной статус — «Члена ГКПЧ». Если не считать формальностей, для этого требовалось делать ежегодное пожертвование не менее полутора сотен у.е. (что было решающим условием) и хотя бы иногда, с пользой для общего дела, появляться в штаб-квартире или на акциях. Последнее, однако, выполняли далеко не все, но в Комиссии на это смотрели сквозь пальцы. Борьба за уважение к человеческим правам вызывала во мне глубокое сочувствие и, поскольку почетное звание ее активиста требовало относительно немногого, я согласился. Прошлогодний уход из «Сент-Хилла», казалось бы, должен был этому помешать, но Рома с остальными смог меня убедить, что, являясь основателем, Церковь Саентологии играет лишь вспомогательную роль, а устав самой Комиссии не регламентирует, быть мне саентологом, или нет; главное — желание действовать во имя освобождения планеты от подавляющего влияния психиатрии.

Периодически я стал помогать в организации различных мероприятий, которые устраивались в общественных местах с целью создавать в сознании людей отрицательный образ психиатров и психологов; собирал подписи в поддержку проекта поправки к Уголовному кодексу РФ об уголовной ответственности за проведение экспериментов на людях без их информированного согласия; посещал в качестве свидетеля казематы психиатрической больницы на набережной реки Пряжки. Многократно принимал участие в распространении разоблачающих материалов у Института мозга человека РАН, больницы № 3 им. Скворцова-Степанова, в Медицинской Академии им. И.И. Мечникова, Педиатрической медицинской академии, а также пикетах у городского Министерства здравоохранения и приемной Полномочного представителя Президента РФ по Северо-западному Федеральному округу.

Сказать, что я всегда сам рвался вершить справедливость, было бы нечестно. Обычно это происходило как раз наоборот и начиналось с телефонного звонка Ларисы Новицкой, которая, используя самые жесткие ТУ, принималась, как бы невзначай, обесценивать все, что мешает оказанию помощи Комиссии. Она почти всегда говорила что-либо, заставляющее чувствовать свою вину в случае отказа от ее просьбы, ставя в пример стандарты МО-шников, коим такого рода «эгоизм» вменяется в вину, как этическое преступление со всеми вытекающими. Иногда она намеренно создавала обстоятельства, когда обещание давалось по инерции или вообще по другому поводу, но интерпретировалось именно так, как требовалось Ларисе. С обычными людьми такое бы не прошло, но честного саентолога можно легко заставить переживать из-за нарушения согласия с чем-либо, пусть даже данного ошибочно, и, манипулируя этим, принудить к исполнению соответствующих обязательств. В то же время я знал Ларису и с другой стороны. Довольствуясь скромной зарплатой и работая на износ, она ежедневно тряслась в пригородной электричке, возвращаясь домой недолго поспать, и сразу же обратно — отстаивать справедливость. Ее возмущали преступления психиатров, особенно в отношении детей, потому что она сама была матерью и, кажется, у нее даже были внуки, которых она очень любила. Лариса заботилась об их будущем и по-своему пыталась сделать его светлее и благополучнее. Думаю, она, как и все остальные, включая меня, не видела другого пути, чтобы реализовать свои благородные устремления и потому шагала там, где шагается.

Еще через год офис ГКПЧ снова переехал — на этот раз ближе к Центру, в помещение, прямо над которым некогда располагалась моя бывшая школа «Преображение». В этот период — перед последней оттепелью в отношении к саентологической религии — я все больше ощущал «пешечность», ведомость Комиссии, а вместе с тем и свою собственную. Тень Морской организации, сотрудники которой уже неприкрыто отдавали внутренние приказы, отчетливо показывала, кто здесь хозяин. Рома, или как стало принято к нему обращаться — Роман Владимирович, добился громадных побед для Комиссии, и не буду спорить — сделал много действительно стоящих дел, чьим бы интересам они не служили. Однако умножающаяся ответственность и громкие регалии неуклонно требовали роста в строго определенном направлении и процесс быстро дал о себе знать. Отвоевывая для Церкви монополию в сфере душевного здоровья, он изменился, и с его прежней обаятельностью стало происходить что-то нехорошее. Не сказать, чтобы он ее окончательно потерял, но она поблекла, стала теряться среди неорганичных, хотя, вроде бы, и технически правильных фокусов стандартной технологии. Тогда-то я и понял — загадка Ромы Чорного, которого я знал раньше, крылась не в том, что он в совершенстве применял саентологические принципы, а в том, что несколько лет назад он просто в большей степени был собой. Следующие слова не значат, что люди не меняются или не должны меняться — могут и должны! Но, я думаю, Рома УЖЕ был Человеком с большой буквы, и Саентология добавила к его положительным качествам ровно столько же, сколько отняла. Во всяком случае я все меньше и меньше стал чувствовать то, что прежде меня так в нем восхищало и что мне так хотелось взрастить в себе, чтобы стать лучше и счастливее.

Нельзя здесь обойти и того, что когда-то Рома числился в списках нелегальных преклиров. По-моему, это как-то увязывалось с тем, что раньше он работал врачом, хотя тонкостей дела я не уловил. Знаю, что Роме позволялось проходить курсы, но не разрешалось получать одитинг, и единственным, что давало зыбкий, лишенный любых гарантий шанс изменить существующее положение, было отчаянное подвижничество (за особые заслуги перед Церковью статусы некоторых нелегальных преклиров могут быть пересмотрены). Для глубоко убежденного саентолога тяжкий удел — осознавать недоступность большей части потенциальных достижений, особенно, если для него лично они технически возможны, так что данное обстоятельство, на мой взгляд, было отнюдь не последним, что привело в Комиссию ее нынешнего директора и заставило хорошенько засучить рукава. Несколько лет самоотверженного труда увенчались по-русски размашистыми победами, обратившими на себя пристальное внимание зарубежного начальства. После этого Ромин статус был пересмотрен, и одним Чорным в черном списке преклиров стало меньше — запрет на получение одитинга был отменён. Могу предположить, что признательность за подобные поощрения может питать нездоровый альтруизм достаточно долго, особенно если ожидание суперздоровья, сверхспособностей и бессмертия идут рука об руку с совершением подлинно добрых дел.

К слову, вспоминается еще один нелегал — очаровательная и печальная Даша Сочнева. Мы познакомились, когда я работал администратором НЦХ в «Сент-Хилле», что, собственно, и позволило мне располагать такими сведениями — на обложке Дашиной папки была соответствующая надпись. Мне запомнился первый день, когда она только приехала на саентологический одитинг после «детокса» и я объяснял ей, как заполняются тесты, где нужно подождать, когда прийти в следующий раз… Она была немного зажата и взволнована, очевидно, из-за предстоящего разбирательства, но, должно быть, гоня прочь сомнения, верила, что все будет хорошо, что она сможет пойти на одитинг и окончательно выкорчевать свои наболевшие проблемы. Потом мне стало известно, что ей откажут и, похоже, в отличии от Ромы — безапелляционно. Даша еще ничего не знала, и видеть ее живую, но обречённую надежду было ужасно-ужасно горько. Потом я мимоходом наблюдал, как с нею беседует Зоя, а Даша с такой бездонной тоской выслушивает приговор, только кивая в ответ, и в тот миг, подумав, что ничем не могу ей помочь, я почувствовал себя жалким и беспомощным. Однако итоговая «история успеха», полученная Дашей накануне, видимо, действительно имела ценность, потому что последовавшие события вызвали у меня откровенный восторг — на торжественном собрании 17 июля Даша шокировала своим выходом для вручения главной благодарности за наиболее весомый вклад в осуществление проекта «Мультатлон 2002» в нашем городе, после чего возглавила как ИД «Нарконон — Северо-Запад» и позже добилась там каких-то хороших статистик. Пару раз потом я видел ее куда-то спешащей в коридорах Центра, целеустремленную и немного грустную, а о ее дальнейшей судьбе могу лишь догадываться.

Летом 2004 года международное управление, в знак признательности за самое быстрое расширение во всём мире, подарило Российскому филиалу передвижную выставку о психиатрических преступлениях. Ее первое открытие произошло в Санкт-Петербурге на Заячьем острове (территория Петропавловской крепости). Я тогда делал рассылку факсов о предстоящем мероприятии по средствам массовой информации, а на церемонии помогал клавишнику аккомпанировать на моем «MS2000B» оперному певцу—саентологу. Ближе к осени мною был сделан очередной взнос, продливший членство еще на один год, но уже зимой я решил полностью прекратить участие в нападках на представителей официальной науки по причине излишне тесной связи «гражданских» со служивыми из Си-орга — решить, какое зло больше, я так и не смог.

Последний телефонный диалог с девушкой из ГКПЧ звучал примерно так:

— Это Алексей? Здравствуйте! Меня зовут Лена. Я доброволец Гражданской Комиссии по правам человека, и я хочу пригласить Вас на пикет, который будет проводиться завтра у Министерства здравоохранения Санкт-Петербурга в поддержку закона об уголовной ответственности за проведение экспериментов на людях без их информированного согласия. Вы придете? Вы вообще знаете, что происходит на таких пикетах?

— Здравствуйте. Вообще, знаю.

— Значит, Вы придете?

— Нет, это не значит, что я приду. Я уже говорил Вам на прошлой неделе, что больше не сотрудничаю с Комиссией.

— Понятно. Скажите Алексей, Вы саентолог?

— Нет. Я не саентолог.

— Ну, тогда пока, — презрительно оборвала Лена и повесила трубку.

* * *

WISE, а также ABLE, Нарконон, Криминон, Прикладное образование, и подобные нерелигиозные организации, связанные с именем Л. Рона Хаббарда: вместо того, чтобы утруждать себя описанием каждой из этих организаций, я решил поделиться самым ярким опытом моего сотрудничества с одной из них, чего, в дополнение к рассказу о Гражданской Комиссии по правам человека, на мой взгляд, будет вполне достаточно для проведения параллели со всеми остальными.

Часть третья: Благотворительный фонд «Дорога к счастью». — 1-

В самом начале восьмидесятых Саентология уже была вполне оформившейся религией. Тем не менее, ЛРХ, как истинный гуманист, задумался о том, что в современном, высокоразвитом и прагматичном обществе не существует достойного ориентира, который бы всем людям Земли, независимо от того, являются ли они саентологами, приверженцами иных конфессий или атеистических взглядов, служил образцом поступков, называемых обычно «правильными», и обличал их противоположность. В поисках решения этой общечеловеческой проблемы однажды Рон собрался и куда-то уехал. На некоторое время он с головой погрузился в светские «джунгли», ведя свое исследование, о ходе которого не знали даже самые преданные ему члены Морской организации (обычно Коммодор держал их в курсе проводящихся разработок)… Такова предыстория увидевшего свет в 1981 году нерелигиозного морального кодекса «Дорога к счастью». Двадцать одна сентенция блистала жемчужинами нравственности, отражающей мудрость тысячелетий наряду с современными нормами приличия и разумности. Некоторые состояли из ряда близких по смыслу правил и каждое неизменно сопровождалось небольшим доступным пояснением. Вот эти предписания (разумеется, без комментариев, присущих каждому из них в оригинале):

«1. Позаботьтесь о себе» [18; с.7].

«1–1. Заболев, позаботьтесь о себе» [18; с.7].

«1–2. Содержите тело в чистоте» [18; с.7].

«1–3. Позаботьтесь о своих зубах» [18; с.8].

«1–4. Правильно питайтесь» [18; с.8].

«1–5. Отдыхайте» [18; с.8].

«2. Будьте умеренны» [18; с.9].

«2–1. Не принимайте наркотиков» [18; с.9].

«2–2. Не злоупотребляйте алкоголем» [18; с.10].

«3. Будьте разборчивы в половой жизни» [18; с.11].

«3–1. Будьте верны своему партнеру» [18; с.12].

«4. Любите детей и помогайте им» [18; с.15].

«5. Уважайте родителей и помогайте им» [18; с.19].

«6. Подавайте хороший пример» [18; с.21].

«7. Стремитесь жить правдиво» [18; с.23].

«7–1. Не распространяйте ложь, приносящую вред» [18; с.24].

«7–2. Не давайте ложных свидетельств» [18; с.24].

«8. Не убий» [18; с.25].

«9. Не делайте ничего противозаконного» [18; с.27].

«10. Поддерживайте правительство, созданное и работающее для народа» [18; с.31].

«11. Не причиняйте вреда человеку доброй воли» [18; с.35].

«12. Берегите и улучшайте окружающую среду» [18; с.37].

«12-1. Хорошо выглядите» [18; с.37].

«12-2. Держите в чистоте и порядке своё жилье и рабочее место» [18; с.38].

«12-3. Помогайте заботиться о сохранении нашей планеты» [18; с.40].

«13. Не укради» [18; с.43].

«14. Будьте достойны доверия» [18; с.45].

«14-1. Держите данное вами слово» [18; с.46].

«15. Выполняйте ваши обязательства» [18; с.49].

«16. Будьте трудолюбивы» [18; с.53].

«17. Будьте компетентны» [18; с.55].

«17-1. Смотрите» [18; с.57].

«17-2. Учитесь» [18; с.59].

«17-3. Практикуйтесь» [18; с.65].

«18. Уважайте религиозные верования других» [18; с.69].

«19. Старайтесь не делать другим того, чего бы вы не хотели себе самому» [18; с.73].

«20. Старайтесь поступать с другими так же, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами» [18; с.77].

«21. Успеха вам и процветания» [18; с.87].

Спустя некоторое время после первой публикации принявшая брошюру на ура общественность потребовала сделать этот моральный кодекс легко доступным всему миру, и для этой цели в 1984 году была создана специальная, отдельная от Церкви организация — международный благотворительный фонд «The Way to the Happiness» <18; с.94>.

— 2-

Моя история с распространением книг «Дорога к счастью» и помощи одноименному фонду началась в дни утраченного сочувствия саентологическому вероучению, после ухода из «Сент-Хилла». Я не считал нужным возвращаться с раскаянием, однако мне хотелось делать что-то полезное для мира, поэтому я постоянно помышлял о реализации своих духовных стремлений.

Впервые о «Дороге к счастью» я услышал, помогая «Центру знаменитостей», и даже подарил тогда несколько книг своим домашним. Однако все, с кем мне тогда приходилось беседовать о фонде, рассуждали о нём немного свысока, поясняя, что всё это, конечно, замечательно, но, поскольку с религией никак не связано, то и польза от такой деятельности несравнимо меньше, и увлекаться ею в ущерб занятиям Саентологией мягко не советовали. Теперь же этот минус превращался для меня в большущий плюс: идея самостоятельной организации, связанной с личностью Рона Хаббарда, но стоящей в стороне от всех религиозных заморочек, только привлекала. Я удосужился поинтересоваться правами на книгу, которые в данном случае принадлежали не как обычно Центру религиозных технологий, а Библиотеке Л. Рона Хаббарда, что в моем понимании подтверждало независимость фонда от Церкви. Наконец, надпись на задней обложке гласила: «Это, наверное, первый нерелигиозный моральный кодекс, написанный Л. Роном Хаббардом, как индивидуальный труд, не являющийся частью какой-либо доктрины. Любое переиздание или индивидуальное распространение этой книги не подразумевает связи или спонсорского покровительства со стороны какой-либо религиозной организации. Таким образом, государственным учреждениям и их работникам разрешено распространять эту книгу в качестве нерелигиозной деятельности» [18; обложка, оборотная сторона].

Поводом к активности стал случай, произошедший со мною весной 2003-го. Поздно вечером я возвращался с работы домой, меня остановил паренек, и угрожая пистолетом, забрал все деньги. Тогда я подумал, что если бы книга «Дорога к счастью» имелась в каждой квартире нашего района, то, возможно, ее предписания повлияли бы на этого преступника и случившегося могло бы не произойти. Мысль тут же вылилась в намерение исправить существующее положение, и я начал действовать.

Воспользовавшись, при первом удобном случае, компьютером своей двоюродной сестры Ирки, я вышел в Интернет и, отыскав сайт Санкт-Петербургского фонда «Дорога к счастью», написал электронное письмо его Президенту — Лагунову Семену. Во-первых, я рассказал о своем намерении распространять книги в своем районе, а во-вторых поделился планами на будущее и связанной с ними возможностью проведения музыкальных благотворительных мероприятий. Через несколько дней мною был получен ответный e-mail с номером мобильного телефона для связи, по которому я вскоре позвонил и договорился о встрече. Оказалось, своим помещением организация не располагала, поэтому ехать пришлось по знакомому адресу: Лиговский проспект, дом 33.

Семен Лагунов оказался высоким мужчиной лет пятидесяти, которого я не раз видел до этого в Центре среди саентологов, только общаться как-то не приходилось. На нем была яркая желтая бейсболка с зелененьким треугольничком — символом Дианетики, крупный значок с эмблемой фонда, соседствовавший со значком члена МАС на лацкане серого потертого пиджака и черная сумка на ремне, под завязку набитая всякими печатными материалами. Мы присели за свободный стол в зале для тестирования. Я сразу сообщил, что более не разделяю религиозных взглядов ЛРХ и еще раз поинтересовался по поводу независимости фонда от их прямого влияния. Семен заверил, что это именно так, добавив, правда, о сотрудничестве и координации некоторых действий с саентологическим центром, что в определенных рамках казалось вполне разумным. Своих убеждений Семен явно не скрывал, но, учитывая, что фонд был открыт для представителей всех религий и что именно Рон Хаббард был основателем как его, так и Саентологии, наличие Президента—саентолога также было вполне закономерным. Оказалось, что официально организация здесь действует всего-навсего чуть более полугода и постоянными активными помощниками, не говоря уже о штатных сотрудниках, похвастаться пока не может. Семен все тянул один, привлекая в переменах болтающихся по Центру добровольцев, случайных спонсоров, а также безнадежно вызванивая занятых по горло своими личными делами учредителей. В конце нашего разговора Семён презентовал заочный курс «Дорога к счастью», в котором подробно рассматривалось каждое предписание, их применение, давались различного рода упражнения для усвоения материала. Мне показалось это полезным и, через несколько дней, я приступил к его прохождению, параллельно размышляя, как лучше поступить с шестьюдесятью приобретенными книгами.

В самом простом случае можно было покидать их в почтовые ящики, а в самом экстремальном — звониться в квартиры и вручать лично в руки, подобно тому, как это делают свидетели Иеговы. Остановился я все же на почтовых ящиках, но дополнил идею сочинением типового письма, которое вместе с книгой предполагалось запечатывать в каждый конверт. Получилась этакая золотая середина.

Поразмышляв, что неплохо бы как-то отмечать для себя места и количества моих благодеяний и вообще событий, так или иначе связанных с фондом, я завел большую тетрадь, которую назвал «Книгой учета деятельности по распространению морального кодекса „Дорога к счастью“» или просто «Книгой учета». Вот некоторые из самых первых записей:

«Июнь-июль 2003 г.

Я лично вручил книгу „Дорога к счастью“: сестрам Лене и Жанне, Жанниному мужу — Косте, Оксане Шошиной, Юре — брату Оксаниного парня, бабушке, маме, Сергею, Ире, Роме Афонасьеву, Васе, мальчику-беженцу Антону».

«31 июля 2003 г.

Встретил днем на Киевской Рому Афонасьева. Он сказал, что почитал книжку, которую я ему подарил. Поболтали. В целом ему очень нравится то, чем я занимаюсь и что сотрудничаю с фондом „Дорога к счастью“. Ему интересно. Мне было очень приятно».

«11 августа 2003 г.

Знакомлюсь в метро с девушкой Соней. Она иногда приходила покупать что-нибудь в „офис“, где я работаю („офис“ — маленький магазинчик в банке у Кировского завода). Соня учится на 4-м курсе института. Работает каким-то диспетчером, еще кем-то и менеджером по рекламе. Я рассказал ей, что хочу быть музыкантом и распространяю в своем районе книгу „Дорога к счастью“. Дарю ей книгу».

«15 августа 2003 г.

В рамках последнего упражнения курса „Дорога к счастью“, я дарю три экземпляра книги (один подписанный и два — чистых) Татьяне Михайловне — нашей новой сотруднице, которая подменила меня в „офисе“».

«4 сентября 2003 г.

В районе 13 часов я распространил у себя во дворе 163 экземпляра книги „Дорога к счастью“. Это дома по Киевской улице 12, 14 и дальняя парадная 16, дома, противоположные им, по Смоленской улице, и все парадные в этих дворах, за исключением моей (т. к. тут я уже распространял письма в июле) и следующей парадной (где торгуют из-под полы водкой) — на нее не хватило книг и писем. Тем не менее, это первое крупное распространение!»

«20 октября 2003 г.

Когда мы с Семеном шли с акции ГКПЧ, я увидел двух мальчиков, и мне показалось, что один издевается своими поступками над другим, который помладше. Тогда я подошел к ним и подарил по одной книжке „Дорога к счастью“. Они были довольны».

— 3-

Ещё в августе Семен многократно говорил о необходимости расширения деятельности Фонда, приводя в пример чтение лекций в школах и на различных предприятиях. У него даже имелась специальная брошюрка, называвшаяся «Методическим пособием для проведения уроков по книге „Дорога к счастью“», которую я приобрел всего лишь ради любопытства, но именно она и породила грандиозную мысль (во всяком случае для меня она казалась такой). Я вспомнил свое житие в гимназии «Грейс» и сразу подумал: «Вот где нужен нерелигиозный моральный кодекс!».

Я вместе с Серым перевелся туда в начале восьмого класса. Гимназия представляла собой закрытое заведение, поэтому там мы стали учиться и жить. Находилась она за городом, в очень красивом, историческом месте близ Финского залива — великокняжеской усадьбе Михаиловка, расположенной между Стрельной и Петродворцом. Домой нас отпускали только раз в неделю на выходной. Первые месяцы, конечно, было нелегко (тогда нас вообще никуда не отпускали), но это имело и определенную пользу, поскольку позволило сосредоточиться на учебе, так что уже к новому году я смог заметно подтянуть свои школьные знания. Помимо уроков нас возили по музеям, разным достопримечательностям, в филармонию. Почему-то очень запомнилась экскурсия в университет близ Петергофа, где показывали самую большую в стране аэродинамическую трубу. Часть летних каникул прошла в плановой поездке по «Золотому кольцу» России. Я увидел Суздаль, Владимир, Москву, наконец. Серега даже в Америке потом побывал перед выпуском, но я к тому времени уже учился в другом месте.

В тот год, когда мы пришли, она только-только открылась, причем еще неофициально. Распахнуть двери учебного заведения без желающих в нем обучаться по закону было нельзя, а гарантировать получение государственных аттестатов можно было, только имея лицензию. Другое щекотливое обстоятельство состояло в том, что гимназию основала южнокорейская протестантская миссия, и поэтому, помимо обучения, в ней ставилась цель приучить нас к соответствующим религиозным традициям. Обеспеченных родителей такая картина отпугивала и набрать первых учеников оказалось непросто. Чтобы завлечь желающих пристроить своих чад, поток 1994 года, в качестве исключения, объявили полностью бесплатным, пообещав урегулировать к выпуску все формальности с Министерством образования. Результат не заставил себя ждать, и к началу октября сорок пять пацанов угодливо вышагивали строем, на радость основателю. Пастор пытался лично следить за становлением своего детища и даже поселился на чердаке учебного корпуса, в неприветливой комнатке с маленьким окошком под потолком, но по-русски он не понимал, показуха царила даже на уровне администрации, поэтому сложно сказать, имелось ли у него сколько-нибудь реальное представление о существующем положении дел. Большинство ребят, мягко говоря, плевать хотели на религию, нечасто проявляя даже элементарное мирское уважение. На фоне внешней праведности те, кто посильнее, били слабых, отбирали личные вещи, некоторые личности водку хлестали и даже план покуривали перед молитвами. Особенно больно вспоминать, когда во время проповеди пастор отворачивался, а ему за спиной факи показывали — все-таки он хотел для нас добра и немало его сделал. Наряду с этим беспрестанно велась внутренняя и «витринная» пропаганда, вещавшая, что мы — избранная Богом элита, будущие лидеры, президенты страны, и так далее. Было на редкость отвратительно. На следующий учебный год расхваливаемое и действительное разверзлось в моем сознании такой широкой пропастью, что в неё провалилось даже качественное образование, и у меня началась глубокая депрессия. Два раза я устраивал ночной побег домой, пытаясь выразить протест, но никаких основополагающих реформ это не повлекло. Директор — Юрий Владимирович — меня понимал, но ничего поделать не мог, так как сам был лишь пешкой, осуществлявшей большие планы религиозного начальства. После какой-то очередной выходки «братишек» я пришел к нему со слезами на глазах и дрожащим голосом уговорил меня отчислить. Спустя некоторое время, уже возвратившись в старую школу, где я учился до восьмого класса, у меня появилось намерение поступить в «грейсовскую» духовную семинарию, дабы после ее окончания распределиться оттуда в гимназию и с позиций накопленного опыта поправить там положение дел. Я даже приезжал по этому поводу на переговоры к Александре Петровне — переводчице пастора, но вскоре меня ослепил свет вспыхнувшего солнца Церкви Объединения и устремления переместились в другом направлении.

И, вот, теперь, спустя почти десятилетие, у меня появилась возможность предпринять то, что я не смог сделать тогда. «Дорога к счастью» казалась идеальным инструментом для этого. Поскольку моральный кодекс ЛРХ не призывал к следованию какой-то определенной религии в противовес христианской вере, которую прививала миссия «Грейс», и я не нашел в нем ничего, что противоречило бы протестантским принципам, распространение его идей, как я полагал, могло бы оказаться руководству гимназии только на руку. На обучение принимались мальчики, начиная с восьмого класса и, несмотря на навязчивое религиозное воспитание, лишь немногие по истечении четырех лет покидали ее стены, «воистину приняв сердцем Иисуса Христа». Таким образом, для одних «Дорога к счастью» смогла бы стать своего рода ступенькой для скорейшего поднятия к уровню библейских добродетелей и принятия соответствующей идеологии, а для других — альтернативой, дающей приемлемые понятия о хорошем и плохом, что способствовало бы искоренению многих конфликтов.

Я поделился своей идеей с Семеном и получил однозначное одобрение. За основу ее реализации мы взяли план, согласно которому я попробую добиться проведения лекций для восьмых классов в качестве эксперимента, а дальше, когда появятся первые результаты, расширить деятельность и на старшие — вплоть до выпускных. Я составил текст обращения к директору и около двух недель репетировал его с большим игрушечным медведем младшей сестры. Подготовившись к переговорам, я позвонил в пансионат «Красные зори», чтобы узнать в какое время лучше подъехать, но секретарь ответила, что интересующего меня учебного заведения здесь больше нет. Теперь оно располагается во Всеволожске, каком-то арендованном доме отдыха неподалеку от железнодорожной станции «Бернгардовка». Мне любезно продиктовали их нынешний телефон, и уже вахтерша перебравшейся на новое место гимназии назвала наиболее удачный день для моего визита. Я выгладил белую рубашку, откопал в родительском шкафу длинный серый плащ и хорошенько почистил ботинки, чтобы создать представительный образ начальника по контактам с публикой, которым квазиофициально нарек меня Семен.

— 4-

В один из последних октябрьских дней я проснулся в шестом часу утра и отправился на Финляндский вокзал, повторяя про себя основные мысли разученного накануне обращения. Без четверти семь я прибыл в «Бернгардовку» и долго бродил в морозных потемках, пытаясь отыскать Христиновский проспект. Когда я уже стал подумывать о том, что заблудился, за деревьями впереди показались яркие огни какого-то большого объекта, явно выделяющегося среди остальных деревянных домиков. Я еще немного прошел по хрустящей заиндевелой траве, и моему взору открылись капитальные постройки в глубине большой огороженной территории с асфальтированными дорожками. Перед зданием стоял строй ребят, вяло размахивающих руками в ответ доносящимся командам ретивого воспитателя. «Ну слава Богу», — с облегчением вздохнул я, поймав себя на каком-то христианском подтексте внутреннего голоса. Миновав ворота, я нашел вход в здание и, сообщив на вахту о цели своего прибытия, сел на лавочку перед пустым гардеробом дожидаться директора. Иногда мимо проходили гимназисты, некоторые из которых даже здоровались со мною на «Вы». Это было очень необычно, но, что поделать, статус того требовал и я важно отвечал им легким кивком. Вскоре раздался шум подъехавшего автобуса, захлопали входные двери, и из-за угла донесся топот отряхиваемых сапог, перемешивающийся с оживленным говором учителей. Через несколько минут я увидел энергичную рыжеволосую женщину приятной внешности и почему-то сразу подумал, что это и есть нынешний руководитель (Юрий Владимирович уволился еще при первом потоке). Она перекинулась парой фраз с вахтершей и, обернувшись, посмотрела в мою сторону. Я встал и подошел к ней. Женщина действительно оказалась директором гимназии «Грейс» — Любовью Михайловной. Она попросила меня подождать, поскольку у них начинался какой-то сбор, а по его завершении обещала, что сразу меня примет. Я сел обратно на скамеечку, отметив полное изменение преподавательского состава, поскольку до сих пор не увидел ни одного знакомого лица. Как раз в этот момент и появилась Людмила Владимировна.

Она преподавала нам химию и еще в ту пору имела звание Заслуженного учителя России. Кроме того, возглавляла постановки спектаклей, возложив на меня почетные обязанности помощника режиссера. Когда у актера не выходила роль, Людмила Владимировна просила показать, как это нужно делать, поскольку, вроде бы, у меня это частенько получалось. Однако, если не считать несыгранную Тень в год, когда я ушел, больших ролей мне самому так и не досталось — в «Маленьком принце» Экзюпери я играл географа, а в Филатовском «Сказе про Федота-стрельца» — глашатая. Впрочем, может оно и к лучшему — в последний раз я забыл слова посреди представления, и Людмиле Владимировне пришлось чуть ли не орать их мне из-за кулис. Несмотря на то, что я ненавидел химию, я обожал Людмилу Владимировну и сильно ревновал ее к двум ребятам из Душанбе, водившихся, на мой взгляд, у нее в любимчиках. Они были старше всех на два года и, умело злоупотребляя приемами таэквон-до, подавляли любые несогласия со своими прихотями.

Людмила Владимировна сразу меня узнала, назвав по имени, хотя с того раза, когда мы виделись в последний раз, прошло, без малого, восемь лет. Она спросила, как мои дела, с чем пожаловал, на что я гордо заявил о себе, как о представителе международного благотворительного фонда (говорить, что до сих пор так и не получил среднего образования, я не стал). Людмила Владимировна тоже поделилась своим повышением на какую-то административную должность и сказала, что, если надумаю, то могу зайти к ней в кабинет побеседовать. Тут пробежала Любовь Михайловна с Библией в руках и, запустив вперед последних учителей, включая Людмилу Владимировну, закрыла за собой тяжелую дверь в зал, откуда сразу стали доноситься молитвы и громкие песнопения.

Я решил немного осмотреться и, пройдя мимо центрального входа, зашел в длинный чистенький коридорчик. На его стенах висели стенды с отвоеванными-таки лицензиями и множеством фотографий. На последних красовались гимназисты, тепло обнимающие разных пасторов, что даже у меня вызвало ассоциации с большой благополучной семьей. Собрание скоро закончилось, учителя поспешно рассыпались по своим классам, после чего показалась девушка с медным колокольчиком и оповестила о начале занятий громким трезвоном. Наконец, подошла Любовь Михайловна. Она пригласила меня в свой кабинет, помогла устроить мой плащ на вешалку в аккуратный стенной шкафчик, и усадила возле своего рабочего стола.

— Итак, я Вас слушаю.

Я взглянул на Любовь Михайловну и, нервно пытаясь вспомнить слова, начал свою речь.

— Меня зовут Алексей Юрьевич, — представился я по-взрослому.

— Очень приятно, Алексей Юрьевич.

— Я приехал по поручению руководства Санкт-Петербургского благотворительного фонда «Дорога к счастью». Вы что-нибудь слышали о его деятельности?

— Нет. Ничего не слышала.

— Ну что ж, тогда я скажу пару слов о фонде (такой вариант в ходе предстоящей беседы был мною предусмотрен). Фонд «Дорога к счастью» является международной благотворительной организацией, уже почти двадцать лет осуществляющей свою деятельность. В России, а точнее в Москве, он работает с весны 1992 г., а с прошлой осени его отделение зарегистрировано и в Санкт-Петербурге, — только я расслабился, цитируя заученный текст, как Любовь Михайловна меня прервала.

— Ну, это Саентология или что там?

Я обалдел.

— Это не Саентология, но основателем фонда действительно является один и тот же человек — Лафайет Рон Хаббард. А… как Вы догадались?

— Поняла по вашим глазам — я профессиональный психолог.

— По глазам?! Не думал, что такое возможно. Интересно…

— Так что Вы там хотели?

— Понимаете… Э-э… — я понял, что задуманный сценарий полетел к чёрту.

— Говорите, говорите.

— Видите ли, фонд «Дорога к счастью» не имеет прямого отношения к Дианетике и Саентологии. Мы независимая организация, распространяющая нерелигиозный моральный кодекс (протянул экземпляр) и его идеи в обществе. В его основе лежит простой здравый смысл. Я хотел предложить сотрудничество, — наблюдая за выражением лица Любови Михайловны, пренебрежительно листающей страницы книжки, я понял, что нужно проводить урегулирование. — Вы имеете что-то против Дианетики и Саентологии? — сохраняя дружелюбие, поинтересовался я.

— К сожалению, я вынуждена сразу вам отказать, Алексей Юрьевич. Мы не станем иметь дела с организацией, имеющей саентологические корни.

— Но почему? Вы слышали что-то плохое?

— Я знаю, что такое Саентология. Нужно отдать должное их техникам контроля сознания…

— Простите, что перебиваю, но я хочу еще раз подчеркнуть, что фонд «Дорога к счастью» это не Саентология и не Дианетика. Мы самостоятельная организация, с другими целями. У нас есть свой собственный устав, в котором они прописаны. Хотите взглянуть? (У меня он действительно был).

— Не стоит. К нам уже приходили хаббардисты с подобными предложениями, уверяли, что не имеют никакого отношения к религиозной деятельности, но спустя некоторое время начинали навязывать свои психотехники. Я не знаю наверняка про фонд, но, боюсь, буду вынуждена вам отказать в любом случае.

— Хорошо. Тогда я скажу еще кое-что. Именно сюда я приехал неспроста.

— Вот как? Почему же?

— Дело в том, что я был одним из тех сорока пяти гимназистов, с которых в 1994 году началась история гимназии «Грейс»…

— М-м-м!

— …но меня не было среди первых выпускников. И во многом этому способствовало то, что я наблюдал, будучи гимназистом. Здесь творились ужасные вещи, — Любовь Михайловна на мгновение замерла и, потупив взор, сочувственно закивала.

— Вы имеете в виду «черное посвящение»?

— Простите?

— Я говорю, Вы имеете в виду «черное посвящение»?

— Это что значит?

— Ну, изнасилование новичков при вступлении в мужской коллектив…

— Что?!

— Ничего конкретного об этом мне, разумеется, не известно, но ходят слухи, и я стараюсь расследовать любую подобную информацию… А Вы что имели в виду?

— Я? Э-э… В сравнении с такими вещами это, конечно, уже не столь ужасно… Ну, я имел в виду употребление легких наркотиков…

— Ну, это естественно. Сюда много ребят приезжают из азиатских районов, где они считаются нормой, — невозмутимость директора повергла меня в замешательство.

— Вообще-то, этим грешили скорее наши… Ну, драки еще были, кражи, вещи отбирали, ребята атеистических взглядов грубо высмеивали тех, кто имел веру, отговаривали ходить на вечерние молитвы, а иногда не пускали силой. На мой взгляд, для гимназии, чей девиз «Истина, праведность, любовь, мечта», это факты, которые должны вызывать глубокую скорбь и решительные намерения пресечь их повторения в будущем, — заумничал я.

— Согласитесь, что проблемы есть везде.

— Да, конечно, но… С этим нужно что-то делать.

— У нас есть пастор Дубельман, воспитатели, я тоже за этим слежу, так что, уверяю, работа в этом направлении ведется.

— Присутствие русскоязычного пастора — это, конечно, эффективнее, чем когда здесь жил Квак Ден Гук, но…

— Алексей Юрьевич, если бы Вы не учились здесь в числе ребят первого потока, я бы просто не стала с вами больше разговаривать. Но поскольку имеет место такое обстоятельство, я позволю вам встретиться с переводчицей пастора, и пускай она скажет свое слово по поводу вашего предложения. Хорошо?

— Хорошо.

— Вы ведь знакомы с Александрой Петровной?

— Да, конечно.

— Тогда посидите здесь, я посмотрю, готова ли она Вас принять, — поднимаясь, сказала Любовь Михайловна.

Переводчица пастора была вторым человеком в гимназии после протестантского батюшки, который, к тому же, нередко отсутствовал (директор, вообще, исполнял роль наемного работника). Вскоре я попал к ней на прием. В кабинете находилась «госпожа Толмач» и еще какая-то женщина, стоящая у стенки.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, Леша, проходи, садись.

Единственный стул занимала Александра Петровна, поэтому, кроме как на низенький диванчик, присесть было некуда. Даже с моим ростом обе женщины возвышались так, что приходилось задирать голову и, еще не успев открыть рта, я почувствовал какой-то дискомфорт.

— Ну, говори, что тебя привело, — мрачно поинтересовалась Александра Петровна.

— Я представляю Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Дорога к счастью», — сказал я, вручив ей книжку.

— Ну, Саентология, мы знаем.

— Простите, но это не Саентология — это фонд, который занимается распространением нерелигиозного морального кодекса, то есть основанного на здравом смысле и открытого представителям всех религий.

— Что ты нам рассказываешь. Мы прекрасно знаем, что это Хаббард.

— Я и не говорил, что это не Хаббард, но это и не…

— Ну, вот, видишь, мы все знаем: Хаббард, Дианетика, Саентология — все это одно и то же. И что ты хочешь? — молчаливая женщина у стенки ехидно заулыбалась.

— Я хотел предложить сотрудничество, — робко выдавил я.

— Какое сотрудничество?

— Лекции читать по этой книжке, здесь, в гимназии.

— Нет-нет. Это исключено, — Александра Петровна принялась нервно ее листать. — Ну, это все есть в Библии. Зачем нам это? Нет. На, возьми.

— Я просто подумал, что это может помочь повысить нравственный уровень.

— Нам это не надо. У нас есть пастор, есть воспитатели. Мы не нуждаемся в таком сотрудничестве.

— Простите, но при мне тоже были и пастор и воспитатели, однако, грозя физической расправой, здесь отбирали личные вещи, пили водку и продавали анашу. Так вот, я подумал, что лекции по книге «Дорога к счастью» в дополнение к Библии смогли бы что-то изменить.

Лицо Александры Петровны немного смягчилось.

— Это было давно. Сейчас все иначе.

— Хочется в это верить.

— Дай еще погляжу, — попросила книжку Александра Петровна и с минуту, уже немного внимательнее, перелистывала страницу за страницей. — Понимаешь, это все хорошо, но мы не можем смешивать учение Хаббарда с нашей верой.

— Но смешивать и не нужно.

— Это будет противоречить учению Христа.

— Что ж ему здесь противоречит?

— Хаббард.

— И…?

— Мы все прекрасно знаем, что это такое.

— Что это такое? Что Вас так беспокоит, объясните?

— Мне не нравится его учение.

— Что именно в его учении вам не нравится?

— Я не стану ничего объяснять. Просто нам это не подходит.

Диалог зашел в тупик. Вторая женщина оказалась штатным психологом, и, к ее чести, смогла несколько разрядить обстановку в конце нашего разговора, но мой план, судя по всему, был окончательно провален. На прощание я искренне пожелал разрешения всех проблем без моей помощи и поехал, как говорится, с носом домой в город, размышляя о том, что истина, праведность и любовь — пока еще мечта.

— 5-

К тому времени я охватил «благой вестью а-ля ЛРХ» около трехсот квартир, что не вызвало ни одного ответного отклика, поэтому от столь безрезультатного распространения (и стоящего за ним спонсорства, пожиравшего значительную часть моей зарплаты) пришлось отказаться. Новый вариант заключался в том, чтобы рассылать письма с книгами представителям различных организаций, директорам школ и т. п., но стоило мне бросить первоначальный план, как словно сама судьба мистическим перстом указала на то, что я был не прав. В ту же неделю на меня напали трое поддатых подростков прямо на Московском проспекте, по которому я возвращался от метро с работы. Спасся я благодаря двум «конкретным мужикам», проезжавшим мимо на машине, в то время, как меня волокли по тротуару во двор. Ребята скрылись, а в милиции потом ответили, что ловить мелких правонарушителей после двенадцати им очень проблематично. Мне посоветовали успокоиться, возвращаться домой и больше «не шляться по ночам». Таким образом, новое направление деятельности Фонда было решено осуществлять не иначе как наряду с воплощением исходного намерения — казалось, я был единственным в районе, кто мог что-то изменить.

13 декабря в Центре на Лиговском 33 был праздник, посвященный открытию новой международной штаб-квартиры Фонда, где я познакомился с Аршиновой Любовью — Президентом «Дороги к счастью» в СНГ. Я выступил с публичным заявлением о том, что собираюсь писать танцевальную музыку и привлечь, таким образом, внимание молодежи к принципам, изложенным в нерелигиозном моральном кодексе Рона Хаббарда. Тогда же было одобрено составленное мною письмо-обращение к директорам Санкт-Петербургских школ, где продвигалось сотрудничество по проведению специальных уроков, конкурсов, и безвозмездному укомплектованию библиотек книгами «Дорога к счастью». Спустя месяц я разослал 40 таких писем во все средние школы Адмиралтейского района города (он первым шел в справочнике), но ни звонков, ни e-mail-ов, не говоря уже о каких-то встречных предложениях, опять-таки не последовало. Это вызывало очень странный диссонанс с теми данными, которыми просто пестрила розданная всем присутствующим на празднике брошюра «Создание мира доверия, честности и компетентности», то тут, то там утверждавшая на своих лощеных страницах что-нибудь наподобие: «После первой публикации „Дороги к счастью“ в 1981 году последовал незамедлительный и значительный массовый отклик. Люди передавали книгу своим соседям. Гостиничные менеджеры размещали их в комнатах в качестве уникального сюрприза для гостей. Передовые круги бизнесменов печатали десятки тысяч экземпляров и вкладывали их в местные газеты как жест доброй воли. Оптовые торговцы держали заказ книг под рукой, чтобы раздавать ее покупателям» [36; с.5]. На том же мероприятии Семен планировал торжественно вручить мне сертификат об окончании заочного курса, чтобы мне могли все дружно поаплодировать, но прибывшее руководство сразу набросилось с претензиями о какой-то нестандартности его проведения, и все мои работы тут же забрали в Москву для разбирательства.

В середине января Семену вроде бы удалось вызвонить учредителей, однако кроме нас на собрание пришли только два человека, при этом ни один из них не имел статуса, необходимого для принятия серьезных решений относительно дальнейшей судьбы Фонда. В течение полутора часов каждый говорил о чем-то своем, сотрясая воздух предложениями и намерениями, после чего все тяжело вздохнули и разошлись. Дела определенно не клеились — у нас истощился книжный запас, так что теперь даже при желании распространять было нечего.

С первых дней нашего знакомства Семен рвался назад в Си-орг, откуда его турнули после нескольких месяцев тамошней службы. До сих пор он, видимо, делал какой-то проект по урегулированию, и, вот, поделился, что его, наконец, снова ждут в ГЦХ. Вернее, почти ждут. Последним условием, препятствующим отбытию на Московскую базу, было нахождение замены на его нынешний пост. Нетрудно догадаться, что передать шляпу Исполнительного директора Санкт-Петербургского фонда планировалось мне. Честь называться ДИРЕКТОРОМ всемирно известной благотворительной организации быстро затмила все доводы «против», и в начале февраля я позвонил Семену, сообщив о своем условно положительном решении. Перед тем, как дать окончательное согласие, я хотел обсудить некоторые детали и настоял на переговорах.

На следующий день мы встретились в здании Лиговского 33, расположившись на кожаных диванах у офиса ЛРХ. Семен вдруг отошел по какому-то срочному делу, и в это самое время появилась Наташа Епифанова (этик-офицер). Вначале она прошла мимо, но затем вернулась и, подойдя ко мне, вызывающе спросила, почему я здесь сижу, то есть, вообще, «болтаюсь по Центру с неурегулированной этикой». Я ответил, что вовсе не болтаюсь, а жду Семена Лагунова — Президента фонда «Дорога к счастью», что у нас давно кипит совместная работа, намечаются большие планы и т. д.… Надежды очаровать девушку моими делами во славу основателя саентологической религии не оправдались — ее волновал исключительно заданный вопрос. Не дождавшись объяснений, она заявила, что до тех пор, пока я не выберусь из низких состояний, мое присутствие в пределах организации не допускается и попросила подняться на выход. В этот момент пришел Семен и попытался что-то возразить, но его великодушные потуги за меня вступиться были моментально подавлены.

Мы послушно спустились в саентологическое кафе, где я, наконец, смог задать вопросы относительно моего будущего поста. Ответы, мягко говоря, были для меня весьма неожиданными. Оказалось, что работать в Фонде положено по контракту — два с половиной или пять лет. Знакомая схема сразу насторожила, поскольку на деле это могло равняться лишь минимальному сроку службы, по истечении которого будет необходимо самостоятельно искать себе замену (такую картину я наблюдал в «Сент-Хилле»). Странно было узнать и то, что Исполнительный директор, как я полагал, полностью независимого Фонда, ДОЛЖЕН сотрудничать с «братскими» организациями, входящими в состав ABLE — материнского формирования, «координирующего» деятельность всех нерелигиозных объединений Рона Хаббарда. Ассоциация по улучшению жизни и образования (ABLE) включала в себя собственно фонд «Дорога к счастью», «Нарконон» (реабилитация наркоманов и профилактика наркомании), «Криминон» (реабилитация преступников) и «Прикладное образование». К примеру, деятельность последней из этих организаций, на мой взгляд, вообще была пагубной, так как «светские приемы ликвидации безграмотности» почти до последней запятой копировали дурацкие методики (безусловно, не во всем, но тем не менее), использующиеся на религиозных курсах, и научная обоснованность которых зиждилась исключительно на харизме Основателя. Более того, когда, изучив базовые понятия, ребенок или преподаватель хотел узнать больше о чудесной технологии обучения, его направляли не куда-нибудь, а прямиком в саентологическую академию на «Шляпу студента» (один из первых шагов левой стороны Моста к полной свободе). И, что совершенно убило мои прежние представления о Фонде — это ОБЯЗАННОСТЬ РУКОВОДИТЕЛЯ РЕГУЛИРОВАТЬ СВОЮ ЭТИКУ В САЕНТОЛОГИЧЕСКОМ ЦЕНТРЕ, что без экивоков означало — БЫТЬ САЕНТОЛОГОМ, со всеми вытекающими отсюда обязанностями блюсти и распространять свою религию!!! Для добровольцев и спонсоров это не было категорическим условием, но стать Исполнительным директором «Дороги к счастью», сидя в Помехе после ухода из «Сент-Хилла», было абсолютно невозможно, как бы человек того ни желал. Подводя итоги нашего разговора, я пришел к заключению, что самостоятельность, толерантность, и, вообще, уважение к сути идей распространяемого морального кодекса, по большей части, носили лишь декларативный характер. Стало очевидно, что Фонд, равно как и другие «нерелигиозные» организации Рона Хаббарда, это еще один инструмент Церкви Саентологии, призванный создавать ей доброе имя и плодородную почву для пополнения своих рядов.

После этого осознания несколько дней во мне кипело намерение разорвать отношения с Фондом, но затем все повернулось на 180 градусов. Началось последнее мое умопомешательство, связанное с возвращением в ряды благочестивых саентологов, и дальнейшую деятельность по «Дороге к счастью» я уже проводил, полностью осознавая долю ее ответственности в общей религиозной экспансии.

— 6-

Проблемы с отсутствием книг удалось вскоре решить, с одной стороны, приобретая их через книжный магазин саентологического центра, а с другой — заказывая у Московского отделения Фонда. Я активно продолжил агитацию на улице, среди знакомых и распространение по почтовым ящикам в ближайших дворах. В конце марта мне пришел первый (и, как позже оказалось, вообще единственный) отклик после акции на Московском 73. Рядом с этим домом в декабре, как я уже упоминал, напали на меня, а теперь там пострадала еще и моя сестра, которую ударили бутылкой по голове и сняли золотое обручальное кольцо. Через пару дней после обхода парадных на мой мобильный позвонила женщина, представившаяся Нинель Александровной. Она поблагодарила за обращение, книгу и выразила желание принимать участие в распространении, пообещав купить с пенсии пару экземпляров специально для этой цели. Я ответил, что, поскольку она стала первым, кто откликнулся на мою деятельность, я могу ей их просто подарить, и позже подарил.

В последующие два месяца состоялись еще несколько запланированных мною филантропических мероприятий, осуществить которые помогал Серый, между сдачей экзаменов в двух университетах. К 1 июня я перешагнул порог в 1000 книг, оказавшихся в руках окрестных жителей и, кроме того, прошло ровно двенадцать месяцев, как я начал помогать Фонду. Годовой отчет о моей деятельности был выложен на официальном сайте в сети Интернет, и, по последним данным, все ещё находится там (http://www.dks.spb.ru/) в разделе «успехи». Чуть позже я закончил Помеху в «Сент-Хилле», вернулся на ПИН/ПЛ и даже читал вводные лекции о Саентологии, будучи затащен Семеном на Кавалькаду добровольных священников в кинотеатре «Художественный». Кроме того, я подумывал организовать, а затем возглавить добровольческую группу «Дорога к счастью» в своём районе, параллельно вынашивая совершенно сумасшедшую идею — записать несколько танцевальных композиций с отрывками из лекций ЛРХ, но…

Ближе к осени все снова круто изменилось. Меня не пустили на ПО, потом я сбежал с курса в академии и, вообще, решил, что я — не саентолог. Наташечка Епифанова (еще не зная моего «озарения») пообещала созвать суд этики, если в трехдневный срок я не появлюсь у нее в кабинете и достаточно внятно не объясню причину своего подозрительно-ПИНского исчезновения из числа студентов. Я не появился и, как следовало ожидать, был объявлен потенциальным источником неприятностей, с внесением фамилии-имени-отчества в специальный «черный бюллетень» на доске объявлений.

В сентябре, при участии саентологического центра, Семен уехал в Беслан. Уехал помогать людям оправиться после кровавого терракта, даря книжки «Дорога к счастью», делая ассисты, ну и вообще, что мог. Тем временем, Московское начальство обеспокоилось слишком медленными темпами нашего расширения и устроило серьезное расследование деятельности Фонда в Санкт-Петербурге (по большому счету, единственном месте в России, после Москвы, где, худо-бедно, он существовал официально). В начале ноября Аршинова Любовь и исправившийся преступник Виталий — новый ИД «Дороги к счастью» СНГ (раньше им была измотанная девушка из Морской организации), пригласили меня на встречу по очень важному делу. За чаем в блинной на Лиговке мне предложили пост еще не вернувшегося из саентологической командировки прежнего руководителя. Столь скорое решение о снятии Семена с должности было продиктовано тем, что за два года под его началом Питерский фонд не взял тенденцию «нормально» развиваться и, кроме того, как показала проверка, Президент что-то напортачил в финансовой отчетности. Не предаваясь пустословию, предложенный чин я сразу отверг, подробно обосновав свой отказ тем фактом, что не саентологам на руководящей должности делать нечего, а быть им я больше не хочу. Любовь и Виталий, учтиво давая друг другу высказаться, попытались опровергнуть мое утверждение, тем не менее, признавая, что сделать этику все-таки придется, но, слово за слово, увели разговор в другое русло и к больной теме так и не вернулись. В конце наших переговоров я пожертвовал последние имевшиеся у меня полсотни книг для какого-то детского дома и мы расстались.

Вернувшись из Беслана, Семен сообщил, что его отстранили от дел. Причем, насколько я понял, сделали это грубо, без объяснений, объявив, что «он больше не имеет права заниматься этой деятельностью». Лишь через неделю Семен позвонил и «похвастался» выписанными низкими состояниями и тем, что может продолжать помощь в качестве добровольца. Я, как смог, подбодрил его, и посоветовал не унывать. На этом мое сотрудничество с Фондом прервалось.

Через неделю у меня состоялся телефонный разговор с Мусатовой Аллой — одной из учредителей, которую назначили временно исполнять обязанности Исполнительного директора вместо Семена. Она, разумеется, была саентологом, как и ее муж — Влад, который вскоре засветился как «Легионер» в большом спонсорском проекте «Наш дом» по покупке нового здания для доморощенного «Сент-Хилла». Когда речь зашла про Семена, то она сказала, что он совершил много действий, которые можно квалифицировать, как тяжкие преступления в соответствии со стандартами саентологической этики. Я ответил, что изначально считал Фонд независимой и нерелигиозной организацией. На этом Алла вежливо меня остановила, возразив, что так оно и есть, а Семена направили туда лишь потому, что он «находился на линиях» саентологического Центра (получал там услуги). Я поделился, как дважды мне предлагали стать ИД, оба раза заявляя о необходимости регулировать этику в случае моего согласия, и добавил, что усматриваю в этом дискриминацию по религиозному признаку. Алла замялась, пообещав в кратчайшие сроки провести собственное расследование вопроса, а я — что, если ей удастся разоблачить руководство, выявив фиктивность условий по сотрудничеству с Церковью, продолжу помогать Фонду. После этого Алла надолго пропала.

Из Москвы пришел большой конверт, от некой Облицовой Ани, которая дотошно перепроверяла мой заочный курс по стопроцентно-стандартной технологии ЛРХ. В конверте находился красивый сертификат, подтверждающий успешное завершение, но вешать его на стенку оказалось глупо, поскольку выписали его на имя Кондрашова АЛЕКСАНДРА (хотя в тетрадках с моими работами, двух Аниных письмах и на конверте я всегда был Алексеем)!

История с возвращением двенадцати тысяч, внесенных мною за программу «Очищение», в действительности, имела продолжение. Дело в том, что при переводе денег на книжный счет покупка и последующее самостоятельное изучение трудов Рона Хаббарда планировались мною только в самом начале. Немного позже желание урвать личные блага стало меркнуть в свете добродетелей (откровенно говоря, мне просто хотелось как можно скорее разобраться с долгами), и в ЗРС я написал как раз о том, что готов принять от саентологического центра 1000 книг «Дорога к счастью» исключительно с целью их распространения. Однако желавших вернуть свои немалые взносы литературой оказалось, видимо, настолько много, что моя очередь подошла только по прошествии девяти месяцев(!), и даже объявленные благие намерения никакой роли не сыграли. Но и тут меня ждал сюрприз — из 1000 я получил только 181 экземпляр, после чего на протяжении еще полугода судьба большей части задолженности оставалась без каких-либо прояснений. Всё это время Церковь распоряжалась моими деньгами, как говорится, на дармовщинку. Наконец, мне позвонили из бухгалтерии и, помянув, что Хаббард наказал начатые циклы заканчивать, пригласили приехать в Центр. Как выяснилось, уж не знаю в силу каких обстоятельств, в ожидании «оставшейся» партии нерелигиозного кодекса может пройти оставшаяся жизнь, поэтому для того, чтобы разойтись полюбовно, мне предлагается на равнозначную сумму взять что-то с полок книжного магазина. Пришлось выбирать из первого попавшегося на глаза. Правда и этим все не кончилось — мне сообщили, что забрать материалы будет возможно по истечении, примерно, месяца, да и то при условии, что у организации будет хороший доход. Судя по тому, что все так и случилось, доход у организации был хороший.

Незадолго до Нового года (2005-го), Алла неожиданно позвонила, сказав, что разузнала насчет того, может ли быть инакомыслящий человек Исполнительным директором Фонда. Оказывается, может! От него совершенно не требуется быть саентологом. Все, что он должен делать, так это просто вести дела на основе административной технологии ЛРХ. А ведь это, по меньшей мере, восемь толстенных томов саентологического Курса руководителя организации и еще три тома, предоставляющегося только в Мекке Саентологии, Обзорного курса Флага для руководителя, которые в отрыве от саентологической религии попросту немыслимы! Я поблагодарил Аллу за информацию, а она на прощание уведомила меня, что замену Семену так и не нашли, поэтому деятельность Санкт-Петербургского фонда «Дорога к счастью» пришлось прекратить.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.