• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Когда триада избавилась от своей оболочки желаний, она пересекает порог дэвачана и становится “дэвачани”. Мы видели, что она находится в спокойном полусонном состоянии перед уходом из земной сферы через “вторую смерть”, что можно определить как “преддэвачаническое состояние бессознательности”. Об этом состоянии иначе говорят как о периоде «беременности», потому что оно предшествует рождению эго в дэвачаническую жизнь. Рассматривая переход из земной сферы как смерть, можно в то же самое время представлять это для дэвачана как рождение. Таким образом, мы находим в “Заметках по дэвачану”:

“Как в обычной земной жизни, так и в дэвачане существует для эго первый трепет психической жизни, достижение возмужалости, постепенное истощение сил, переходящее в полубессознательность, постепенное забвение и летаргию, полное забвение и — не смерть, но рождение: рождение в другую личность и возобновление действия, которое ежедневно, день за днем, порождает новые скопления причин, которые должны быть отработаны в другом периоде дэвачана и в другом физическом рождении новой личности. Какими будут соответствующие жизни в дэвачане и на земле, в каждом случае определяется кармой. И этот тягостный круг рождения за рождением должен быть опять и опять пробегаем, пока существо не достигнет конца седьмого большого круга или не приобретет в промежутке мудрость архата и затем просветление Будды, и таким образом, освободится на круг или два”.

Когда дэвачаническое существо рождается в эту новую сферу, оно выходит из зоны связи с землёй. Воплощенная душа может подняться к нему, но оно не может быть притянуто к нашему миру. Об этом Учитель убедительно сказал:

“От Сукхавати до "территории сомнений" существуют разнообразные духовные состояния, но… как только эго шагнуло за пределы кама-локи и прошло "золотой мост", ведущий к "семи золотым горам", оно более не может общаться с бессознательными медиумами. Никакой «Эрнест» или «Джо» никогда не возвращаются из рупа-локи, не говоря уже о арупа-локе, чтобы поддерживать приятные сношения со смертными”.

В “Заметках по дэвачану”, к тому же, мы читаем:

“Конечно, новое эго, как только оно вновь родилось (в дэвачане), удерживает на некоторое время, пропорционально его земной жизни, полное воспоминание о “своей жизни на Земле”, но оно никогда не может вернуться на Землю из дэвачана без перевоплощения”.

О дэвачани всегда говорят как о бессмертной триаде (атма-буддхи-манас), но при этом всегда следует принимать во внимание, что

“атман — это не индивидуальное свойство какого-либо человека, а божественная суть без тела и формы, невесомая, невидимая и неделимая, которая не существует, но всё же есть, как говорят буддисты о нирване. Он лишь осеняет смертного, входит в него и проникает всё тело, будучи только вездесущими лучами, или светом, сияющим через буддхи, его проводник и прямую эманацию”. (“Ключ к теософии”, стр. 69, 3-я ред.)

Буддхи и манас объединились, этим затемняя атму при формировании дэвачани; изучая семь принципов, мы видели, что манас является двойственным во время земной жизни, теперь же низший манас очищен от всех элементов страсти после пребывания в кама-локе. Этим чистым Лучом он приносит с собой в дэвачан только чистые и достойные события земной жизни, таким образом поддерживая прошлую личность, как отмечено в особенностях дэвачани, и именно в этом продлении “личного эго”, если можно так выразиться, и состоит "иллюзия" дэвачани. Будь манасическое существо свободным от всех иллюзий, оно бы видело все эго, как своих братьев-душ, и, взглянув назад на своё прошлое, признало бы всё разнообразие отношений, которые оно имело с другими во многих жизнях, так же, как актёр вспомнил бы множество ролей, которые он играл с другими актёрами, и думал бы о каждом брате-актёре, как о человеке, а не об исполнителе ролей, игравшем отца, сына, судью, убийцу, хозяина, друга. Более глубокие человеческие отношения препятствовали бы тому, чтобы братья-актёры идентифицировали друг друга по их ролям, и таким образом, совершенные духовные эго, признавая их глубокое единство и полное братство, больше не были бы введены в заблуждение атрибутами земных отношений. Но дэвачани, по крайней мере, на более низких стадиях, всё ещё внутри личных границ его прошлой земной жизни; он заперт в отношения одного воплощения; его рай населён теми, кого он “любил больше всего бессмертной любовью, тем святым чувством, которое одно не умирает”, и такое очищение личного эго является существенной особенностью дэвачани, как было сказано выше.

Снова цитата из “Заметок по дэвачану”:

"Кто попадает в дэвачан?" — Личное эго, конечно, но благое, очищенное, святое. Каждое эго — комбинация шестого и седьмого принципов (шестого и седьмого в старом обозначении, пятого и шестого в более позднем — т. е. манас и буддхи), которое после периода бессознательного нарастания вновь рождается в дэвачане в силу необходимости, так же невинно, чисто, как и новорожденный младенец. Самый факт его рождения указывает на преобладание добра над злом в его старой личности. И пока карма (зла) временно отступает, чтобы следовать за ним в его будущем земном воплощении, он приносит с собою в дэвачан лишь карму своих добрых действий, слов и мыслей. «Плохое» является для нас относительным понятием, как вам уже было сказано. Закон воздаяния есть единственный закон, который никогда не ошибается. Поэтому все, кто не погряз в болоте неискупимых грехов и скотства, идут в дэвачан. Они должны будут заплатить за все свои грехи, вольные и невольные, позднее. Пока же они вознаграждены; получают следствия причин, порождённых ими”.

Вот некоторые люди не хотят принять идею, что связи, которые они формируют в одной жизни на земле, не будут постоянными в вечности. Но попытайтесь рассмотреть вопрос спокойно. Когда мать впервые берёт на руки своего маленького сына, их отношения кажутся идеальными, и если бы малыш умер, её горе должно было бы снова и снова достигать его, как её ребёнка; но, если он доживёт до зрелого возраста, связи изменятся, и оберегающая любовь матери и привязывающее послушание ребёнка поглотятся другой любовью к друзьям и товарищам, более полной, чем обычная дружба; всё же позднее, когда мать состарится и сын достигнет среднего возраста, их положение полностью изменится, и сын будет защищать, в то время как мать будет зависеть от его руководства. Было бы отношение полностью совершенным, если бы единственная связующая нить разорвалась в младенчестве, и разве не было бы оно более насыщенным и более добрым, когда связь была бы соткана из различных нитей? И так же с эго; во многих жизнях они могут сохранять друг с другом множество отношений, и, наконец, став членами Братства, могут посмотреть на свои прошлые жизни и увидеть себя связанными различными способами с всевозможными людьми, пока не соединятся все нити их любви и служения. Разве заключительное единство, созданное многими связями, не будет более полным? “Заключительное”, — говорю я; но речь идёт лишь об этом цикле, о других циклах более отдалённой и менее разобщённой жизни никакой человеческий ум знать не может. Мне кажется, что такое большое разнообразие опыта делает связь сильнее, а не слабее, и что это довольно ограниченная и неубедительная идея, познать себя и других только в одном небольшом аспекте многосторонней человеческой природы за бесконечные эпохи; приблизительно одна тысяча лет для одной личности в одном качестве была бы для меня вполне достаточна, но я предпочла бы узнать его или её в каком-либо новом аспекте их натуры. Но те, кто возражает против такого представления, не должны горевать, поскольку они будут наслаждаться присутствием своих любимых в одном личном аспекте, проявленном им или ею в одном воплощении, они будут осознавать его, пока будет в наличии желание для этого присутствия. Только бы они не пожелали распространить их собственную форму блаженства на всех других и не настаивали на том, что вид счастья, который кажется им на данном этапе и желательным и удовлетворительным, должен быть стереотипирован ко всей вечности, в течение всех миллионов лет, лежащих перед нами. Природа в дэвачане даёт каждому удовлетворение всех чистых желаний, и манас там использует право присущей ему божественности, что он “никогда не возжелает всуе”. Разве этого не будет достаточно?

Но непринятие во внимание споров относительно того, что может быть для нас «счастьем» в будущем, отделённом от нашего настоящего миллионами лет, — так что мы сейчас способны сформулировать его условия не более чем ребёнок, играющий своими куклами, способен представить себе главные радости и интересы своей зрелости, — даёт нам возможность понять, что согласно учениям эзотерической философии, дэвачани окружён всем, что он любил на земле с чистой привязанностью, и в гармонии, имеющей место на плане эго, но не на физическом плане, он свободен от всех страданий, которые были бы неизбежны, будь дэвачани представленным в сознании на физическом плане со всеми его иллюзорными и преходящими радостями и печалями. Он, находясь в более высоком сознании, окружён своими любимыми, но не мучается от знания того, что они страдают в более низком состоянии сознания, удерживаемые узами плоти. По представлениям православного христианина, смерть — это разделение, и “духи мёртвых” ждут воссоединения с теми, кого они любят, до тех пор, пока они также не пройдут через ворота смерти, или — согласно представлениям некоторых — до Судного Дня. По сравнению с этим эзотерическая философия учит, что смерть не может коснуться высшего сознания человека и что она может только разделить тех, кто любит друг друга, насколько это касается их низших проводников; человек, живущий на земле, ослеплён материей, ощущения же тех, кто прошёл вперед, отделены, и дэвачани, говорит Е. П. Блаватская, полностью убеждён в том, "что вообще нет такой вещи, как смерть”, поскольку отбросил все те проводники, "над которыми у смерти есть власть”. Поэтому для его менее ослеплённых глаз, его любимые всё ещё с ним; разделяющая завеса материи для него была сорвана.

“Мать умирает, оставляя после себя маленьких беспомощных детей, которых она обожает так же, как и, предположим, своего любимого мужа. Мы говорим, что её «дух» или Я — та индивидуальность, которая ныне в течение всего дэвачанического периода всецело наполнена благороднейшими чувствами, присутствовавшими в её последней личности — любовью к своим детям, жалостью к тем, кто страдает, и так далее — теперь полностью отделено от "юдоли слез", и его будущее блаженство состоит в счастливом неведении обо всём оставленном позади горе…, что посмертное духовное сознание матери заставит её считать, что она живет в окружении своих детей и всех тех, кого любила; что всё будет учтено и ни одного звена не будет упущено, дабы сделать её развоплощённое состояние наиболее совершенным и абсолютно счастливым”. (“Ключ к теософии”, стр. 99, 3-я ред.)

Итак, ещё:

“Что же до простого смертного, его блаженство в дэвачане совершенно. Это абсолютное забвение всего, что причиняло боль и страдание в прошлом воплощении, и более того, забвение, что такие вещи, как боль и страдание вообще существуют. В промежуточном цикле между двумя воплощениями дэвачани находится в окружении всего, к чему он тщетно стремился на земле, и в компании со всеми, кого он любил. Он достигает исполнения всех желаний своей души. И поэтому долгие века он живет жизнью безоблачного счастья, которое и есть награда за его страдания в земной жизни. Короче говоря, он купается в море нескончаемого блаженства, прерываемого лишь событиями еще более высокой степени счастья”. (“Ключ к теософии”, стр. 100.)

Когда мы в соответствии с эзотерической философией начинаем мыслить шире, перед нами развёртывается более впечатляющая перспектива постоянной любви и единения между индивидуальными эго, чем нам предлагалось ограниченным кредо экзотерического христианства. “Матери любят своих детей бессмертной любовью”, — говорит Е. П. Блаватская. И причины для этого бессмертия в любви легко постигаются, когда мы понимаем, что это — те же самые эго, которые играют так много ролей в драме жизни, что опыт каждой роли зарегистрирован в памяти души, и что между душами нет никакого разделения, хотя во время воплощения они, возможно, не понимают этого факта во всей его полноте и красоте.

“Мы всё ещё вместе с теми, кого потеряли в материальной форме, причем гораздо ближе к ним сейчас, чем когда они были живы. И так не только в фантазиях дэвачани, как могут вообразить некоторые, но в реальности. Ведь чистая божественная любовь — не только лишь цветок человеческого сердца; её корни — в вечности. Святая духовная любовь бессмертна, и рано или поздно все те, кто любил друг друга подобной духовной любовью, будут вновь приведены кармой к воплощению в одной и той же семье”. (“Ключ к теософии”, стр. 101.)

У любви “есть свои корни в вечности”, и те, к кому мы настоятельно привлечены на земле, есть эго, любимые нами в прошлых земных жизнях и жившие с нами в дэвачане; после возвращения к земле эти устойчивые узы любви соединяют нас снова и снова, увеличивая силу и красоту связи, и так далее, до тех пор, пока все иллюзии не закончатся, и тогда сильные и совершенные эго будут стоять бок о бок, разделяя опыт их почти безграничного прошлого.