• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

И все пифагорейцы единодушно верят баснословным рассказам об Аристее из Проконнеса²⁵⁰ и Абариде Гиперборейском и всему, что рассказывается в этом роде. Ибо все подобное они воспринимают на веру и сами многое пытаются делать в том же духе, а то, что считается баснословным, упоминают так, как будто из того, что восходит к божеству, ничто не может вызывать недоверия. (139) Кто-то рассказывал, что Еврит говорил, будто пастух, пася неподалеку от могилы Филолая скот, слышал некий голос, поющий из нее, и пифагорейцы не только ему поверили, но и спрашивали, какой был лад²⁵¹. И рассказывавший это, и Еврит были пифагорейцы, а Еврит — ученик Филолая. Говорят, что и Пифагору кто-то рассказал однажды о том, как ему приснилось, что он разговаривает с умершим отцом, и спросил: "Что это предвещает?" Пифагор же сказал ему, что ничего не предвещает, но говорил он с отцом не в воображении. "Так же, — добавил он, — как ничего не предвещает то, что ты сейчас разговариваешь со мной". Так что пифагорейцы считают, что не они суеверны в отношении всего чудесного, а те, кто не верят. Ведь дело обстоит не так, как думают изображающие из себя мудрецов, что для бога одно возможно, а другое — нет, — для бога возможно все. И есть начальные слова стихов, которые, как говорят, принадлежат Лину²⁵², но, возможно, они сочинили их сами:

Нет ничего невозможного — верь всегда и надейся:

Богу легко и возможно сделать все, что захочет.

(140) Подтверждение правильности своих взглядов они находят в том, что первый, кто изрек это, был не простой человек, но бог. И одна из акусм звучит так: "Кто ты, Пифагор?" — "Аполлон Гиперборейский". Доказательством этому служит то, что Пифагор, присутствуя на состязаниях, когда вставал, приоткрыл золотое бедро, и то, что он забрал у Абарида Гиперборейского дары и стрелу, при помощи которой тот передвигался. (141) Об Абариде же говорят, что он пришел из страны гиперборейцев, собирая золото для храма Аполлона и предсказывая мор. Останавливался он в святилищах, и никто не видел, чтобы он пил и ел.²⁵³ Говорят, что в Лакедемоне он принес отворотные жертвы и поэтому в Лакедемоне с той поры никогда не было мора. И вот, забрав у этого Абарида стрелу, без которой тот не мог находить дорогу, Пифагор сделал его своим другом. (142) А в Метапонте, когда какие-то люди молились, чтобы им досталось то, что находилось на подплывавшем судне, Пифагор сказал им: "Достанется вам мертвец". И оказалось, что судно, действительно, везло мертвеца. А в Сибарисе Пифагор, взяв в руки толстую ядовитую змею, затем отпустил ее, и точно так же в Тиррении он брал в руки маленькую змею, укус которой был смертелен. В Кротоне же, как говорят, он гладил белого орла, а тот сидел спокойно. Когда кто-то захотел послушать его, он сказал, что не будет говорить, пока не появится какое-нибудь знамение, и после этого в Кавлонии появилась белая медведица. А человека, собиравшегося сообщить ему о смерти сына, он опередил, сказав о ней сам. (143) И о Миллии из Кротона²⁵⁴ Пифагор вспомнил, что тот прежде был Мидасом, сыном Гордия, и Миллии отправился на материк, чтобы совершить на могиле обряд согласно указаниям Пифагора. Рассказывают также, что человек, купивший дом Пифагора и все перерывший в нем, с одной стороны, никому не осмелился сказать, что он в нем видел, с другой стороны, в наказание за это прегрешение²⁵⁵ он, совершая святотатство в Кротоне, был схвачен и казнен, так как увидели, как он взял отвалившуюся от статуи золотую бороду. Эти сведения достоверны, достоверны и другие в этом роде. Поскольку относительно Пифагора нет разноречий и невозможно, чтобы об одном человеке все говорили одинаково, полагают, что разумно воспринимать сказанное им как слова существа высшей природы, а не просто человека. Да и загадочное изречение указывает на это. (144) Ибо есть у пифагорейцев такое изречение: Есть человек двуногий, и птица, и третье, другое.Под третьим подразумевается Пифагор. Таков он был благодаря своему благочестию, и молва о нем соответствовала истине. К клятвам все пифагорейцы, помня наставление Пифагора:

Чтите богов сперва, как положено чтить по закону, Чтите и клятву всегда, а также преславных героев,²⁵⁶ относились так, что один из них, вынужденный под давлением закона поклясться, хотя и собирался дать хорошую клятву, все же, соблюдая запрет, настоял на том, чтобы ему вместо клятвы позволили заплатить три таланта²⁵⁷: на такую сумму он был оштрафован судом за отказ дать клятву²⁵⁸. (145) Их мнение о том, что ничто не происходит самопроизвольно и случайно, но все совершается согласно божественному промыслу, особенно с людьми добрыми и благочестивыми, подтверждает рассказ о Фимариде из Тарента, пифагорейце, который приводит Андрокид в книге "О пифагорейских символах".²⁵⁹ Фимарида, когда он собирался отплыть и уже уходил, окружили друзья, прощаясь с ним и напутствуя его на прощание. И один из них, когда он уже всходил на корабль, сказал: "Пусть сбудется все, что ты хочешь, Фимарид, по воле богов!" А тот ответил: "Пусть будут во благо твои слова, но я хотел бы лучше от богов всего того, что я заслужил". Ибо он считал это более осмысленным и благоразумным: не искушать и не гневить божественный промысел личными желаниями. Если кто-нибудь хочет знать, откуда у этих людей такое послушание богам, то нужно сказать, что наглядный образец числового учения о богах Пифагор получил от Орфея.²⁶⁰ (146) Не вызывает сомнения, что, заимствовав исходные пункты учения о богах у Орфея, Пифагор написал о них книгу, которую он потому и назвал "Священным словом"²⁶¹, что как бы сорвал цветок в таинственнейшем уголке орфеевых владений, независимо от того, было ли это сочинение его собственным, как утверждает большинство, или сочинением Телавга, как говорят некоторые и наиболее заслуживающие доверия пифагорейцы, ссылаясь на записки Дамо, дочери Пифагора, сестры Телавга, оставленные ей самим Пифагором и переданные, как говорят, после ее смерти Битале, дочери Дамо, и вошедшему в зрелый возраст Телавгу, сыну Пифагора, мужу Биталы, так как он, будучи в момент смерти Пифагора юным, жил потом, конечно, при Феано, своей матери. Из этого "Священного слова" (или "Учения о богах", встречаются оба варианта названия) становится ясным, кто передал Пифагору учение о богах. Ведь там сказано: "Это слово о богах принадлежит Пифагору, сыну Мнемарха, которое я постиг, пройдя посвящение в Либетрах Фракийских²⁶² с помощью Аглаофама, посвящающего в тайны, который передал мне, что Орфей, сын Каллиопы, обученный матерью на горе Пангей, говорил, что неизменная сущность числа является изначальной силой, пекущейся обо всем, что есть на небе и на земле, и о той природе, что между ними; она также корень постоянства божественных людей, богов и демонов".²⁶³ (147) Из этих слов ясно, что мысль о том, что существование богов определяется числом, он заимствовал у орфиков. С помощью же самих чисел он делал удивительные предсказания и служил богам соответственно числам, считая, что подобное служение более всего родственно их природе.²⁶⁴ Это можно было бы понять вот откуда (ведь нужно представить и какое-нибудь доказательство для веры в сказанное): когда Абарид совершал обычный для него обряд жертвоприношений и по свойственному всем варварам обыкновению предсказывал будущее по внутренностям жертвы, особенно по птичьим (ибо внутренности птиц считаются наиболее удобными для предсказания), Пифагор, не желая мешать его стремлению к истине, дал, однако, более достоверное предсказание без крови жертвы и ее умерщвления; кроме того, то, что петух, по его мнению, — священная птица солнца, он доказал совершенно точно Абариду с помощью знания природы чисел. (148) От благочестия и была у него вера в богов. Ведь он всегда убеждал людей ничто не считать удивительным, и точно так же в учениях о богах, поскольку боги могут все. И [убеждал] собирать основоположения о богах (которым надлежит верить) — те, которые он передал ученикам. Поэтому его ученики до такой степени верили и принимали близко к сердцу то, чему он их учил, что Еврит из Кротона, слушатель Филолая, когда какой-то пастух рассказал ему, что в полдень слышал из могилы голос Филолая, умершего много лет назад, и при этом голос как бы пел, спросил пастуха: "Что за лад был, скажи, умоляю?!" Сам же Пифагор на чей-то вопрос, что предвещает видеть во сне давно умершего отца, разговаривающего со спящим, ответил: "Ничего, как ничего не предвещает то, что ты разговариваешь сейчас со мной". (149) Одежда была у него белой и чистой, а также белыми и чистыми были простыни. Все это из льна, так как изделиями из шерсти он не пользовался. И ученикам передал этот обычай. О высших существах он говорил подобающим образом и при всяком удобном случае вспоминал богов и воздавал им почести, так что за обедом совершал возлияния богам и призывал славословить высших существ каждый день. Обращал он внимание и на знамения, и на прорицания, и на вещие голоса, в общем, на все кажущееся случайным. (150) В жертву же богам приносил ладан, просо, печенье, медовые соты, мирру, другие благовония; животных сам не приносил в жертву, и никто из философов его школы, достигших высших ступеней посвящения, этого не делал, другим же ученикам, акусматикам или политикам, он разрешал приносить в жертву одушевленных существ: или петуха, или барана, или кого-нибудь из новорожденных животных, быков же приносить в жертву запрещал.²⁶⁵ Подтверждением его почитания богов служит и то, что он призывал не клясться именем богов. Вот почему Силл, один из пифагорейцев, житель Кротона, только за то, чтобы не приносить клятву, заплатил денежный штраф, хотя и собирался принести хорошую клятву.²⁶⁶ А пифагорейцам приписывают такого рода клятву: стесняясь из благоговения упоминать имя Пифагора (так же, как они стараются не упоминать имен богов), они намекают на него, говоря о муже, изобретателе тетрактиды: Нет, клянусь изобретшим тетрактиду мудрости нашей, Ту, из которой течет источник вечной природы!

(151) В целом же, как говорят, Пифагор в вопросе о богах был приверженцем толкования и образа мыслей Орфея и почитал богов примерно так же, как Орфей, чтя их, запечатленных в изваяниях из меди, но связанных не с нашими человеческими формами, а с божественными первообразами, — их, всеобъемлющих, обо всем пекущихся и имеющих природу и образ Вселенной. Возвещают же о них обряды очищения и так называемые мистерии, в которых содержится самое точное знание о богах. Еще он, как утверждают, соединил философию о божествах²⁶⁷ с различными культами, одному научившись у орфиков, другому — у египетских жрецов, третьему — у халдеев²⁶⁸ и магов, четвертое заимствовав из мистерий, совершающихся в Элевсине, на Имбросе, Лемносе и в Самофракии, а кое-что — у тех сообществ, которые распространены у кельтов и иберов.²⁶⁹ (152) У латинян же читается "Священное слово" Пифагора, но не для всех и не всеми, но лишь теми, кто готов причаститься к его поучениям о добром и не совершает ничего постыдного. Сам же он говорит, что люди трижды совершают возлияние богам и Аполлон прорицает с треножника из-за того, что Троица — первое рожденное число²⁷⁰, Афродите же нужно жертвовать что-нибудь числом шесть, так как это число — первое, которое приобщается ко всей числовой природе,²⁷¹ а будучи поделенным любым образом, получает одинаковую потенцию отнятых и остающихся.²⁷² Гераклу нужно приносить жертвы с наступлением восьмого месяца, потому что он рожден семимесячным. (153) Пифагор также говорит, что в храм нужно входить в чистой и белой одежде и не спать в ней, так как бездеятельному сну подобает коричнево-красный и черный цвет, чистота же и белизна — свидетельство прямоты и справедливости помыслов. Он учит, что, если в храме прольется нечаянно кровь, нужно очистить от нее храм или золотой тканью, или морской водой²⁷³, потому что вода возникла раньше всего другого²⁷⁴, а золото — самое лучшее из всего существующего, ибо по нему устанавливается цена всему остальному. (154) Он запрещает и рожать в храме, так как это неблагочестиво, когда божественное начало, каким является душа, входит в тело в храме.²⁷⁵ Он учит на праздниках не стричь волос и ногтей, считая, что забота о нашем благообразии не должна заставлять нас забывать о власти богов. Он запрещает убивать в храме даже вошь, полагая, что ничто мертвое и ненужное не должно задевать божество. Он говорит, что богов нужно чтить кедром и лавром, кипарисом и дубом, а также миртом²⁷⁶ и ничего не счищать листвой этих деревьев. Зубы мастикой не чистить, так как ему известно, что она является первым порождением влажной природы и питала первую нерасчлененную материю. Вареную пищу он советует не жарить, говоря, что не следует мягкость соединять с гневом²⁷⁷. Вслед за магами он запрещает сжигать тела умерших, считая, что смертное не должно приобщаться ничему божественному.²⁷⁸ (155) Он считал наиболее благочестивым хоронить умерших в белых одеждах, намекая этим на простую и первую природу соответственно числу и началу всех вещей.²⁷⁹ Более всего он призывает блюсти хорошие клятвы, так как для нас будущее далеко, для богов же нет ничего далекого. Он говорит, что гораздо более благочестивым будет претерпеть несправедливость, чем убить человека (ибо право суда принадлежит Аиду),²⁸⁰ учитывая силы, заключенные в душе и ее субстанции, первичной среди сущего. Он запрещал делать гроб из кипариса, так как скипетр Зевса сделан из кипариса или по какой-либо другой тайной причине. Перед обедом он предписывает совершать возлияние Зевсу-Спасителю, Гераклу и Диоскурам, воспевая Зевса, породителя и распределителя пищи, Геракла, олицетворение природной силы [которую она дает], и Диоскуров как образец согласия всех вещей.²⁸¹ (156) Он говорил, что возлияние следует совершать, не закрывая глаз, так как ничто из того, что прекрасно, не заслуживает стыда и позора. Он советовал, всякий раз когда гремит гром, прикасаться к земле в память о рождении всего сущего. Входить в храм он советует справа, а выходить по левую сторону, так как правое — начало числа, называемого лучшим среди чисел и потому божественного²⁸², левое же — начало четного и символ распадающегося²⁸³. Таковы, говорят, были проявления его благочестия, да и другие сохранившиеся рассказы о благочестии Пифагора можно оценивать согласно сказанному, так что довольно об этом.