|
||||
|
|
«НАША ВЛАДА БУДЕ СТРАШНОЮ…» Версия первая. Советская-традиционная Подлые изменники, наймиты германского фашизма, они еще задолго до начала гитлеровской агрессии против СССР со всеми потрохами продались немецким спецслужбам. В немецкой форме, с немецким оружием в руках боевики ОУН пришли на Украину. Пожары и кровь, зверские расправы с советскими и партийными активистами, семьями командиров Красной Армии — вот вехи, которыми отмечен путь преступлений украинских националистов. В то же время, пытаясь ввести в заблуждение широкие народные массы, оуновцы разыграли «спектакль» с провозглашением 30 июня 1941 г. в оккупированном Львове так называемого «правительства суверенной Украины» — таким неуклюжим приемом прислужники фашизма хотели изобразить себя в качестве равноправных «союзников» Германии. Для большего правдоподобия устроители «спектакля» даже инсценировали арест Бандеры, Стецко, ряда других деятелей львовского «правительства», как якобы нарушивших волю своих немецких хозяев. На самом же деле все это было лишь дешевой клоунадой — якобы «ушедшие в подполье» бандеровцы активных боевых действий против немецких оккупантов не предпринимали и даже не планировали. Борьбу против захватчиков поднял сам украинский народ, возглавляемый подпольными партийными организациями; с каждым днем росло и ширилось партизанское движение, взлетали на воздух немецкие эшелоны, в лесах Волыни и Житомирщины возникли целые «партизанские районы». В этой ситуации, выполняя очередной приказ своих немецких хозяев, украинские националисты разыграли новый подлый трюк — они заявили о создании так называемой «Украинской повстанческой армии» (УПА), которая якобы будет бороться против немецко-фашистских оккупантов. Таким образом лидеры ОУН надеялись отвлечь трудящихся Украины от реального сопротивления оккупантам и даже более того — направить вооруженные отряды УПА против советских партизан. С весны 1944 г., после того как победоносная Красная Армия начала освобождение Правобережной Украины, последние маски были сброшены, и оуновские главари открыто повернули оружие против советских воинов-освободителей. Банды УПА обстреливали колонны Красной Армии, минировали мосты и дороги, пытались атаковать отдельные подразделения советских войск. И даже после окончания войны укрывшиеся в лесах и горах банды националистов пытались помешать восстановлению мирной жизни, терроризировали население, убивали врачей и учителей, мешали объединению крестьян в колхозы. Однако советская власть, проявив беспримерную гуманность, пять раз объявляла амнистию, предлагая тем, кого обманом или угрозами загнали в бандеровские отряды, выйти из леса, сложить оружие и приступить к созидательному труду. Большая часть боевиков УПА (порядка 80 тыс. человек) воспользовалась возможностью прекратить бессмысленное сопротивление; в бандах остались лишь те, кто был повинен в тягчайших преступлениях и не мог рассчитывать на снисхождение. Органы правопорядка при поддержке «истребительных отрядов» из числа местного населения успешно уничтожили бандитов. Версия вторая, перестроечная-демократическая Ярчайшей страницей в истории сопротивления народов СССР сталинской диктатуре стала борьба Украинской повстанческой армии. В августе 1943 года на освобожденной бойцами УПА территории Западной Украины состоялся 3-й Чрезвычайный Съезд ОУН, на котором была принята программа движения под лозунгом: «Воля народам! Воля людині!» («Свобода народам! Свобода человеку!»). В июле 1944 г. был сформирован Украинский Главный Освободительный Совет (УГВР — по первым буквам соответствующих слов украинского языка). УГВР, выполняя роль «подпольного правительства» Украины, провозгласил следующие цели и принципы: равенство всех народов, населяющих Украину; построение в независимом украинском государстве свободного от эксплуатации человека человеком общества, основанного на общественной собственности на основные средства производства; свободу совести, слова, печати и собраний; революционное переустройство СССР в русле создания независимых государств для всех порабощенных сталинской тиранией народов. Под руководством УГВР Украинская повстанческая армия повела самоотверженную борьбу против карательных войск НКВД. Не дать сталинской диктатуре закрепиться на западно-украинских землях, не допустить закабаления крестьян в колхозном рабстве, воспрепятствовать созданию враждебных украинскому народу молодежных и культурных организаций, уничтожать агентуру оккупантов — таковы были цели этой борьбы, в ходе которой бойцы УПА и подпольщики в городах проявили беспримерное мужество и героизм. Ни постоянная угроза гибели, ни тяготы многолетней жизни в лесах и «схронах», ни пытки в подвалах НКВД не смогли сломить волю героев. Нигде и никогда сталинский режим не сталкивался с такими упорным вооруженным сопротивлением, и он ответил на него жесточайшим массовым террором. Горели села, десятки тысяч мирных жителей были убиты и замучены, сотни тысяч высланы в Сибирь. Желая скомпрометировать бойцов УПА в глазах населения, чекисты создали специальные отряды головорезов — так называемые «спецбоевики НКВД». Укомплектованные последним сбродом, эти банды патологических садистов и насильников, действуя под видом и от имени структур вооруженного подполья, зверски расправлялись с мирными крестьянами. В конечном итоге огромная военная машина сталинской империи раздавила горстку смельчаков, но «безумство храбрых», проявленное бойцами и командирами УПА, нашло сегодня свое высшее оправдание в создании независимой, демократической Украины. Версия третья. Новейшая суверенная На протяжении веков сменявшие друг друга орды захватчиков делили между собой землю Украины, грабили ее богатства, терзали и растлевали душу украинского народа. Насилием и обманом чужеземцы пытались заставить украинцев забыть родной язык, лишить их веры в свои силы, приучить смотреть на самих себя, как на второсортных «хохлов», «малороссов». В тяжелейший для судеб Украины час, после трагической гибели УНР и оккупации украинских земель Польшей и советской Россией, лучшие представители украинского народа создали Организацию Украинских Националистов. Нация, ее интересы, ее будущее — вот та единственная путеводная звезда, которая вела их на тернистом пути борьбы и самоотвержения. Украинский национализм создавал новый тип человека с железным, несгибаемым характером, готового в любой момент пожертвовать собой и другими ради великой цели — Украинской Соборной Независимой державы. С твердостью и прозорливостью истинных вождей народа лидеры ОУН отбросили блестящую мишуру разлагающей либеральной болтовни о «правах человека» и «демократических свободах». Только силой, только огнем и мечом строятся и рушатся государства, и не вина украинского народа в том, что ему выпало на долю создавать свою державу в 20-м веке, веке мещанского лицемерия и засилья ханжеской морали. Разорванная на части многочисленными противниками, Украина нуждалась в сильном союзнике, и руководители ОУН твердо и последовательно взяли курс на сотрудничество с новой, динамичной европейской силой — гитлеровской Германией. У союзников была общая цель — воссоздание своего (германского и украинского) государства в его справедливых этнических границах, и общий враг — загнивающая Польша и агрессивный, нацеленный на безостановочную экспансию Советский Союз. С огромным политическим мастерством лидеры украинских националистов использовали ситуацию ожесточенной схватки мировых держав для достижения своей неизменной цели — освобождения Украины от многовекового московского ига. Поддерживая в тактическом плане Германию, они старались в максимально возможной степени переложить на немецкую армию тяжесть борьбы со сталинской империей, сберегая тем самым жизненные силы украинского народа для последнего решительного боя. Трагическое стечение обстоятельств сделало невозможной реализацию этого замысла, но и перед лицом неизбежного поражения лидеры украинских националистов проявили несгибаемую твердость духа. Они воевали на своей, не чужой земле; они вели на смерть тысячи своих соратников, они требовали полной самоотдачи от малодушных обывателей, но и сами без минутного колебания отдавали за отчизну свою кровь и жизнь. Слава Украине! Героям слава! Самое невероятное — это то, что в известной степени все вышеизложенное (за исключением митинговой риторики) недалеко от истины (да и сам текст составлен из вполне аутентичных цитат). Найдется ли в истории 20-го века еще один, столь же многоликий, феномен? Найдется ли еще одна политическая организация, которая бы совершила столь невероятный «дрейф» от тоталитаризма к декларируемому демократизму и обратно? С чего следует начать краткий обзор истории бандеровского движения? С географии. «Далеко от Украинского края, проехавши Польшу, минуя и многолюдный Лемберг (Львов. — MC.), идут рядами высоковерхие горы… Там и вера не та, и речь не та». Так писал известный путинский пропагандист, доктор коммунистических наук, великодержавный шовинист и украинофоб (я ничего не упустил из стандартного перечня ярлыков?) Н.В. Гоголь. Именно такой («и вера не та, и речь не та»), далекой от украинского края, казалась в 19 веке Галичина. Восточная (украинская) Галиция, т. е. территория восточных предгорий Карпат с городами Львов, Самбор, Стрый, Галич, Станислав (ныне Ивано-Франковск), Коломыя, Тернополь, Збараж, Броды, никогда, ни одного дня, не была частью Российской империи. Расцвет Галицко-Волынского княжества в середине 13 века был подорван нашествием Батыя; после этого удара княжество просуществовало еще целый век (став на короткое время первым и единственным восточнославянским королевством), но к концу 14 века его земли были окончательно разделены между Великим княжеством Литовским (к нему отошла Волынь) и Польшей, в состав которой вошла Галичина. Столица края — город Львов — с течением времени превратился в один из важнейших экономических и культурных центров Польши, в 1661 г. был учрежден Львовский университет. После первого раздела Речи Посполитой (1772 г.) и вплоть до Первой мировой войны Галичина была составной частью огромной многонациональной империи Габсбургов (т. н. «Австро-Венгрии»). Географическая, историческая и административно-государственная удаленность Галичины от «центральной», Приднепровской, Украины усугублялась и различием в вероисповедании. Многовековая кровопролитная борьба православия и католицизма привела к возникновению и закреплению в Галичине «греко-католической» (униатской) церкви. Проблема, разумеется, не В ТОМ, ЧТО ГАЛИЦИЙСКОГО и, к примеру, ВОЛЫНСКОГО или житомирского крестьянина разделяли противоречия в догматике двух конфессий (едва ли безграмотные крестьяне могли разобраться в этом хитросплетении). Все было гораздо проще — и жестче. Православная украинская дивчина и галичанский хлопец из униатской семьи не могли обвенчаться в одном храме, не могли совместно крестить народившихся в браке детей. Более того, с течением времени в Галичине сложилась весьма необычная (если не уникальная) традиция определения национальности в семье. Вот как об этом пишет украинский историк Виктор Полищук:
Понятно, что такая традиция, с одной стороны, вела к взаимной ассимиляции поляков и украинцев, с другой — усугубляла разрыв между униатской Галичиной и православным центром и востоком Украины. Длинная череда поколений, родившихся и состарившихся в Речи Посполитой, с неизбежностью вела к насыщению языка галицийских украинцев полонизмами и германизмами до такой степени, что житель Восточной Украины не всегда мог понять галичанина. В любом случае Тарас Бульба едва ли признал в галицийских униатах «своих» — скорее наоборот, сказал бы что-то вроде: «Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи, гнушаются языком своим; свой со своим не хочет говорить…» Да и страшно подумать, чем бы в реальности могла закончиться встреча запорожских казаков с семьей Степана Бандеры, отец которого был униатским священником, а мать — дочерью священника («Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу, — словом, крупною монетою отплачивали козаки прежние долги…»). Вхождение Галичини в состав империи Габсбургов привело к значительным изменениям в социальном статусе галицийских украинцев. Империя в рамках традиционной политики «разделяй и властвуй» вела искусную линию поддержки слабых в их противостоянии с сильными. Доставшиеся Австро-Венгрии земли представляли собой польско-еврейские города в окружении украино-польских сел. Именно в такой пропорции. Так, согласно энциклопедии Брокгауза и Эфрона, в конце 19 века население Львова состояло из 67 тыс. поляков, 36 тыс. евреев, 21 тыс. украинцев. А поскольку в любую эпоху власть, деньги и знания находились в городе, а город был польский, а потом еврейский и уже совсем чуть-чуть украинский, то австрийские власти сочли целесообразным поддерживать украинцев, используя их как противовес полякам. Во Львове и Вене издавались украинские газеты, печатались книги на украинском языке, открывались украинские национальные школы (а в 20 веке — и украинские университеты). В последней четверти 19-го века во Львове существовало множество украинских национально-культурных, молодежных, просветительских организаций; действовала (правда, на «общественных началах», без властных полномочий) Украинская Народная Рада. В атмосфере национального возрождения, в «карпатском Пьемонте», как тогда называли Львов, у галичан формировалось весьма своеобразное отношение к восточным украинцам — как к «бедным (во всех смыслах этого слова) родственникам», угнетенным и даже не понимающим всю меру своего угнетения. С началом мировой войны львовская Народная Рада призвала украинцев Австро-Венгрии встать в первые ряды борцов против Российской империи, «угнетающей единокровных братьев-украинцев». На базе молодежных военно-спортивных обществ был создан так называемый «легион Сичовых стрельцов», ставший одной из наиболее боеспособных частей австрийской армии. Русскую императорскую армию в Карпатах встречали отнюдь не цветами. Российские власти в долгу не остались, и из Галичины были депортированы десятки тысяч украинских активистов, представителей интеллигенции и униатского духовенства (правда, до Сибири эти эшелоны так и не доехали — в России началась революция…). Едва ли простым совпадением является тот факт, что книга Д. Донцова «Национализм» была впервые издана на Галичине (в г. Жовква) в типографии греко-католического монашеского братства, что учредительный съезд Организации Украинских Националистов (ОУН) состоялся в Вене, а первым руководителем организации стал полковник Сичовых стрельцов Евген Коновалец, а большая часть руководителей движения (С. Бандера, А. Мельник, Я. Стецько, Р. Шухевич, Д. Клячкивский, В. Кук, И. Гриньох, М. Матвиейко) родились на Галичине, и так называемый «Акт восстановления независимости Украины» от 30 июня 1941 г. был провозглашен во Львове, и первая (она же единственная) украинская дивизия ваффен-СС формировалась во Львове и получила название «Галиция»… В скобках заметим, что любое обсуждение тезиса о том, что оуновский национализм был скорее галичанским, нежели общеукраинским феноменом, приводит нынешних апологетов бандеровщины в неописуемую ярость. Еще бы, ведь вся их «аргументация» строится на том, что «бандеровцы — это и есть украинский народ», а «народ всегда прав, потому что право имеет», и «отношение к Бандере и ОУН является лакмусовой бумагой, выявляющей украинофобов и имперских шовинистов». В русле таких представлений в последние 10–15 лет были произведены тщательнейшие «раскопки», долженствующие выявить хотя бы малейшие следы бандеровского движения на востоке Украины (дело дошло аж до такой бессоромной брехни, как утверждение об ОУНовском происхождении краснодонской «Молодой Гвардии»). В результате националисты высекли себя больнее, чем гоголевская унтер-офицерская вдова: ничего похожего на существование сколь-нибудь активного бандеровского подполья к востоку от Днепра найти так и не удалось; среди установленных 254 имен руководителей ОУН, УПА, УГВР лишь 63 человека не были уроженцами Галичины (да и те занимали третьестепенные должности). Впрочем, самым объективным и показательным «исследованием» стали результаты первого тура президентских выборов в Украине 2010 г. За Тягнибока, кандидата от национал-экстремистов, открыто воспевающих бандеровщину, проголосовало аж… 1,4 % избирателей. Даже во Львове (!!!) Тягнибок набрал всего лишь 5,35 % голосов, уступив «пророссийскому» Януковичу (5,67 %). Максимальный уровень поддержки был отмечен в Бродовском районе Львовской области — 9,8 %. В центральных же и восточных, областях Украины за Тягнибока проголосовало исчезающе малое число избирателей, что и сформировало конечный, весьма плачевный для националистов, результат. И это, заметим, в обстановке затяжного политического и экономического кризиса, при остановившихся заводах, падающей гривне, массовой безработице, параличе власти — то есть в идеальной для развития экстремистских движений «питательной среде»… Вернемся, однако, к истории. Две империи (Российская и Австро-Венгерская) не выдержали напряжения многолетней мировой войны и рухнули; на их обломках немедленно началась ожесточенная кровопролитная борьба «всех против всех». Для украинского народа результаты этой войны стали, без преувеличения, трагическими. Созданная в Галичине ЗУНР (западно-украинская народная республика) была разгромлена армией возродившейся Польши; в центральной Украине левыми националистами (т. н. «петлюровцами») была провозглашена УНР (Украинская народная республика), армия которой терпела одно за другим поражения от Красной Армии советской России. В этой ситуации в апреле 1920 г. Петлюра и Пилсудский заключили соглашение о создании «польско-украинской конфедерации», при этом граница между Польшей и Украиной была проведена по реке Збручь (т. е. Галичина и Волынь переходили в состав Польши). Как известно, в Москве план создания польско-украинской конфедерации «не одобрили». В мае 1920 г. началась советско-польская война, в ходе которой Красная Армия сначала гнала поляков от Киева до Варшавы, затем сама в беспорядке бежала от Варшавы до Минска. В конце концов 18 марта 1921 г. в Риге был подписан мирный договор между Польшей и… отнюдь не Советским Союзом (которого на тот момент не было вовсе), а двумя формальными противниками Польши — советской Россией и советской Украиной. По условиям Рижского договора граница между Польшей и Украиной также была проведена по реке Збруч; таким образом, включение Волыни и Галичины (то, что позднее получило название «Западная Украина») в состав воссозданной Польши было подтверждено подписями двух (петлюровского и советского) украинских правительств. К востоку от Збруча появилась «суверенная» советская Украина, вскорости включенная в состав СССР. Политические игры с партийно-коммунистической «украинизацией» 20-х годов быстро закончились («игроки», равно как и их политические оппоненты и союзники были почти поголовно расстреляны в эпоху Большого Террора), и на советскую Украину обрушились все бедствия, все «казни египетские» сталинской тирании, включая рукотворный голод 32–33 гг., жертвами которого стали миллионы украинцев. На Волыни и в Галичине, т. е. в «польской Украине», складывалась значительно более сложная и неоднозначная ситуация. Об обязательстве предоставить украинцам права широкой автономии власти 2-й Речи Посполитой быстро забыли; с другой стороны, формально-юридически все национальные меньшинства в Польше (т. е. прежде всего украинцы и евреи) обладали равным с поляками правами, украинцы были и в составе депутатов Сейма (парламента), и в органах местной власти, и в офицерском составе польской армии. В то же время проводилась вполне осознанная политика «полонизации» — сокращалось число украинских школ, закрывались украинские газеты и издательства. На Волынь из центральной Польши переселяли т. н. «осадников», которым отдавали лучшие земли (по версии современных украинских историков — с целью изменить национальный состав населения в пользу поляков; по версии же польских авторов, имело место всего лишь возвращение поляков на земли отцов и дедов, конфискованные царским правительством после поражения польского восстания 1863 года). Наконец, самое большое напряжение создавали незафиксированные ни в одном своде законов, но, увы, ставшие «именем нарицательным», польская спесь и польский гонор. Нетрудно догадаться, как разгорелись эти недостойные чувства в новообретенном польском государстве, которое спешило «взять реванш» за два столетия поражений и национального унижения. В целом приходится констатировать, что руководство 2-й Речи Посполитой (приведшее страну прямиком к катастрофе сентября 1939 г.) вело национальную политику самым глупым образом, какой только можно придумать: польский национальный гнет был достаточно силен для того, чтобы его нельзя было не заметить, но совершенно недостаточен для того, чтобы (по примеру товарища Сталина) задавить всякую возможность сопротивления. Что и возымело свои, вполне предсказуемые, последствия. Горечь поражения особенно остро переживалась украинцами Галичины, которым из привилегированного (в условиях бывшей Австро-Венгрии) меньшинства пришлось превратиться в объект неприкрытого давления со стороны польских властей. Руководители и активисты разгромленной ЗУНР переместились в весьма близкую (в Вену и Прагу) эмиграцию, и уже в сентябре 1920 году возникает «Украинская военная организация» (УВО), во главе которой стал полковник легиона Сичовых стрельцов Евген Коновалец (внук униатского священника). Название организации вполне откровенно говорило о предполагаемых методах борьбы за восстановление украинской государственности. Впрочем, в начале 20-х годов резко негативное отношение к либерально-демократическим идеям стало общеевропейской (а не только западно-украинской) тенденцией. Под влиянием «новостей с Востока» (т. е. из сталинского СССР) быстро теряли былой авторитет и столь распространенные ранее лево-социалистические взгляды. Образовавшийся вакуум требовал заполнения. Для галичанских экстремистов ядром идейной консолидации стал «интегральный национализм» Дмитрия Донцова. Этот человек родился в Мелитополе, в русской семье, рано осиротел, жил и учился в Петрограде, Вене, Львове, Берлине, был лично знаком с Петлюрой, работал в прогерманском правительстве гетмана Скоропадского в Киеве. Он пришел в мир как Митька Шелкоперов, но поскольку заниматься публицистикой с такой фамилией решительно невозможно, будущий кумир украинских националистов взял себе псевдоним «Донцов». Первые «антимоскальские» статьи были опубликованы им еще в 1913 г., а в 1926 г. вышел в свет фундаментальный труд Д. Донцова «Национализм». На этой книге было воспитано два поколения украинских националистов (а на излете президентства Ющенко изучение «Национализма» Донцова даже включили в вузовские программы). Интеграл — это объединение, соединение, суммирование. В данном случае это слово было, по сути дела, «калькой», синоним того же понятия («связка», «пучок»), которое в итальянском языке легло в основу термина «фашизм» (с работами Муссолини Д. Донцов был не просто знаком, но и перевел «Dottrina del Fascismo» на украинский язык). Донцов связал воедино две, на первый взгляд, не очевидно связанные вещи. Во-первых, идущие еще из 19 века ницшеанские идеи, культ «сильной личности», для которой не существует ни закона, ни морали. Этот посыл мог быть истолкован и как оправдание крайнего эгоизма и гедонизма, но Донцов соединяет его с идеей Нации, превращаемой в абсолютную ценность. Нация выше человека, выше партий, выше классов, при этом воля нации реализуется через активные действия охваченного фанатическим порывом меньшинства, освободившегося от «мещанских ограничений» морали и права. Эти положения Донцов декларировал предельно жестко и с удивительной откровенностью:
И так далее. На сотнях страниц идет бесконечная вариация на тему: «Человек человеку — волк», причем этот тезис перенесен на уровень межгосударственных и межнациональных отношений и возведен в ранг Абсолютной Истины. Без тени смущения Донцов называет в качестве основных «вимог чинного націоналізму» (требований активного, действенного национализма) «романтизм, догматизм, ілюзіонізм, фанатизм і «аморальність». Да, слово «аморальность» поставлено им в кавычки, но, как видно хотя бы из приведенных выше высказываний, кавычками Донцов хотел лишь усилить выражение своего презрения к «слабакам», которые ищут себе жалкое утешение в нормах общепринятой морали. Идеи Донцова легли в воспаленное сознание галичанских националистов, как патроны в обойму. Да, кстати, при вступлении в ОУН новообращенный приносил клятву верности, положив руку не на Евангелие, не на распятие, не на Устав организации, не на Конституцию будущей суверенной Украины, не на горсть родной земли, а на… револьвер! В январе — феврале 1929 г. в Вене состоялся учредительный Съезд (1-й Великий Сбор, ряд авторов использует термин «1-й Конгресс»), на котором была создана Организация украинских националистов (ОУН). Во главе ОУН стал все тот же Евген Коновалец (УВО еще некоторое время просуществовала в неофициальном статусе «вооруженного крыла» движения). В обращении Съезда к украинскому народу, в частности, было сказано:
Для того чтобы по достоинству оценить, что именно пообещали будущие творцы «национальной диктатуры», каких «займанців» вознамерились они «полностью устранить с украинской земли», следует принять во внимание, что под «украинскими этнографическими землями» лидеры ОУН понимали не только всю без изъятия территорию сегодняшней Украины (с Крымом, Одессой и Донбассом), но и Перемышль, Холм, часть Люблинского воеводства в Польше, Брест и Пинск в Белоруссии, Курск, Воронеж, Таганрог, Ставрополь, Краснодар в России. В некоторых официальных заявлениях границы описывались совсем просто: «от Дуная и Карпат до Каспия». Слово «диктатура» также было использовано не для красоты речи. В п. 16 Постановления Великого Сбора читаем: «Організація Українських Націоналістів побудована на засадах (построена на принципах) всеукраїнства, надпартійності і монократизму». Все три сводятся к одному, и на современном политическом языке это называется «тоталитаризм». Один из главных на тот момент идеологов ОУН (к слову говоря, сын униатского священника) С. Ленкавский составил текст «Декалога», в котором в форме «десяти заповедей», обращенных к участнику движения, в яркой и доступной форме были сформулированы основные принципы и задачи. Прежде всего провозглашалось: «Здобудеш Українську Державу, або загинеш у боротьбі за неї». Пунктом (грех и назвать-то такое «заповедью») седьмым стояло: «Не завагаєшся виконати найбільший злочин, якщо цього вимагатиме добро Справи (не остановишься перед совершением наитягчайшего преступления, если того потребуют интересы Дела)». Пункт восьмой: «Ненавистю і підступом прийматимеш ворогів Твоєї Нації (ненавистью и вероломством одолеешь врагов твоей нации)». Была установлена и форма «большого националистического приветствия» — правая рука с открытой ладонью, поднятая вверх. Обращение: «Слава Украине!», ответ: «Слава вождю!» (много позднее, после гибели Коновальца и раскола организации на мельниковцев и бандеровцев, бандеровцы, которые не признавали Мельника в качестве «вождя», ввели в качестве ответа «Героям слава»). В августе 1939 г., когда возник вопрос о том, что немцы, разгромив Польшу, может быть, разрешат ОУНовцам создать на ее обломках какую-то «мини-Украину», Мельник и Сцыборский экстренно составили текст Конституции будущей державы. Начиналась она так: «Украина является суверенной, авторитарной, тоталитарной, профессионально-сословной державой». Во главе «суверенной тоталитарной» Украины должен был стоять назначаемый пожизненно Вождь Нации, имеющий право созывать и распускать правительство и парламент, причем в своих действиях Вождь несет ответственность только «перед Богом, историей и собственной совестью». Есть такая хорошая поговорка: «Если птица ходит, как утка, плавает, как утка, и крякает, как утка, то это — утка». Как же должна называться организация, которая пропагандирует культ силы, открыто воспевает агрессию, экспансию, межнациональную вражду и войну? Не имея к тому ни малейших полномочий, начинает вещать от имени «всей нации»? Готовится к насильственному захвату власти? Обещает установить диктатуру несменяемого «вождя» и провести тотальные этнические чистки? Не существует ли некий общеизвестный термин, которым принято обозначать подобные организации и движения? Молчат нынешние апологеты бандеровщины, молчат и не дают ответа. Или, напротив, истошно вопят, демонстрируя возмущение оскорбленной невинности — совсем как воспитанницы пансиона благородных девиц, которым показали голую лошадь. А иные идут еще дальше, пускаются «во все тяжкие», начинают фальсифицировать документы — в результате в конце 60-х годов, в среде канадской украинской эмиграции, сочиняют «новый декалог», в котором вместо откровенно «хижацького» пункта семь («совершишь наитягчайшее преступление») появляется вполне вегетарианское «выполнишь наиопаснейшее задание»… Отдадим должное галичанским фашистам — они своего идейного «родства» не стеснялись, соратниками и единомышленниками не брезговали. Еще в 1923 году в издаваемом УВО журнале «Литературно-научный вестник» Д. Донцов публикует статью под названием «Чи ми фашисти?», в которой всецело одобряет «політичний і морально-психологічний дух» этой новой (на тот момент) общеевропейской заразы. В формате литературного приложения к «Вестнику» («Книгозбірня Вісника») была выпущена серия брошюр, рассказывающих о боевом пути лидеров европейского фашизма. Вот некоторые названия: «Муссоліні — людина і чин», «А. Гітлер», «Вогнистий хрест — полковник ля Рок» (это про несостоявшегося французского «фюрера»), «Франко — вождь еспенців».
Упомянутый выше Мыкола Сцыборский в 1935 г. написал большую книгу «Нациократия», где был 4-й раздел под названием «Фашизм». На этих страницах просто гремит торжественный гимн фашизму:
Правды ради надо отметить, что в какой-то момент Сциборский вспоминает про свою любимую «незалэжность» и уточняет: «Український націоналізм, признаючи за фашизмом велику історичну заслугу, і дійсно (действительно) наближаючись до нього своїм ідеологічним змістом (содержанием), є водночас рухом наскрізь оригінальним (является в то же время движением насквозь оригинальным) і ні від кого незалежним. Він орієнтується лише на завдання власної (задачи своей) нації…» К сказанному остается лишь добавить, что в апреле 1941 г. на 2-м Великом Сборе (Съезде) бандеровской ОУН в качестве символа движения был принят черно-красный флаг (у германских нацистов — черная свастика в белом круге на фоне красного знамени), а после т. н. «восстановления независимости» (30 июня 1941 г.) самозванное «правительство» Я. Стецько 4 июля 1941 г. разослало приветствия Адольфу Гитлеру, Герману Герингу, Иоахиму Риббентропу, Бенито Муссолини, Франциско Франко и Анте Павеличу (главарь хорватских усташей). Весь «фашистский интернационал» в сборе, никого не забыли… Стоило ли в рамках небольшой статьи уделять столь много места и времени обсуждению идеологии и фразеологии галичанского фашизма? Не лучше ли было сразу же начинать рассказ о «боях-пожарищах»? Убежден, что без хотя бы минимального знакомства с историей создания и идеологией ОУН невозможно понять всю дальнейшую эволюцию украинского национализма. В частности — по достоинству оценить тот ошеломляющий, небывалый «поворот на 180 градусов», произошедший на рубеже 43–44 годов. Организация, построенная на идеях «вождизма», террора, тоталитарной диктатуры и национальной вражды, декларирует вдруг принцип равенства всех граждан Украины без различия национальности и вероисповедания, да еще и дополняет его розкладаючими лозунгами личной свободы, свободы совести, слова, печати и собраний. Что это с ними случилось? Был ли искренним этот, едва ли не единственный в истории, молниеносный поворот от проклятий и глумления над идеалами свободы и демократии к их прославлению? Зная предысторию бандеровского движения, памятуя об его исходных идеологических основах, мы без труда, находим ответ на эти, вопросы. Ответ предельно прост — для бандеровских лидеров понятия «искренний» не существовало вовсе. С тем же успехом можно было обратиться к дальтонику с вопросом о том, какие обои ему больше нравятся: нежно-розовые или небесно-голубые… Какая «искренность» могла быть у людей, воспитанных в духе «фанатизма, догматизма, иллюзионизма и аморальности»? Трудно ли было им произнести «полезные» слова, если 15 лет назад они уже дали клятву совершить в «интересах дела» найбільший злочин и сокрушать своих врагов «ненавистью и вероломством»? Ну, а те, кому такой вывод кажется необоснованным (или даже оскорбительным по отношению к «борцам против сталинской тирании»), пусть ответят на два простых вопроса. Сменились ли после 3-го Чрезвычайного Сбора (август 1943 г.) лидеры движения? Осудили ли они свои прежние взгляды, программы и действия? Или замечательный лозунг «Свобода народам! Свобода человеку!» выдвинули те самые деятели, которые чуть раньше приняли программу «повнего усунення всіх займанців з українських земель», да так здорово преуспели в осуществлении этого самого усунення, что были залиты кровью невинных жертв не по локоть даже, а по самую макушку? И, наконец, самый главный критерий — черт с ними, со словами и программами, изменились ли вслед за словами дела бандеровцев? Вот теперь самое время обратиться к истории дел. Про деятельность ОУН в 30-е годы (постоянное провоцирование польских властей с целью «поддержания масс в состоянии революционного кипения», разорванные и втоптанные в грязь польские флаги, избиения польских учителей, выстрелы из-за угла, «экспроприации», теракты против польских чиновников, постоянный поиск и убийства «изменников» среди своих, убийства «пособников польских оккупантов» из числа здравомыслящих украинских интеллигентов) написано немало, все интересующиеся без труда найдут соответствующую литературу. В самом кратком изложении напомним, что реакция польских властей была вполне предсказуемой: тысячи украинцев были арестованы, сотни крестьянских хат сожжены в ходе «зачисток», проводившихся польской жандармерией в украинских селах во время т. н. «пацификации» («замирения») 1930 года (правда, по версии польских историков, «пацификация» была вызвана волной массовых поджогов польских крестьянских хозяйств). Вершиной «достижений» боевиков ОУН стало убийство 15 июня 1934 г. министра внутренних дел Перацкого. Как видим, убийство Перацкого и убийство Кирова произошли в одном и том же году. Вполне сопоставимым был административный «вес» этих чиновников. Схожими были даже обстоятельства убийства (Перацкий безо всякой охраны приехал на обед в варшавском ресторане, когда к нему подошел террорист Мацейко и трижды выстрелил в министра из пистолета). Совершенно различными были последствия. В сталинском СССР в тот же (не на следующий!) день, 1 декабря 1934 г., было принято Постановление ЦИК «Об особом порядке ведения дел о террористических актах». Срок ведения дела сокращался до 10 дней, суд рассматривал обвинение без участия сторон (прокурора и адвоката), приговор к расстрелу обжалованию не подлежал и немедленно приводился в исполнение. Фактически это была чуть прикрытая фиговым листком законности «лицензия на отстрел». В панской Польше дело об убийстве министра внутренних дел рассматривалось в открытом судебном процессе, который растянулся на 56 дней, превратился в грандиозное политическое шоу и привлек внимание «всей прогрессивной общественности». В результате ни один из 12 подсудимых (сам Мацейко благополучно бежал за границу и мирно прожил в Аргентине до 1966 года) — в их числе были Степан Бандера (25 лет) и Мыкола Лебедь (24 года) — не был казнен; все они получили длительные срока тюремного заключения, Бандера и Лебедь были приговорены к пожизненному заключению. Чешская полиция (до того весьма снисходительно относившаяся к нахождению структур ОУН на ее территории) арестовала в Праге одного из крупных функционеров движения, Емельяна Сеныка, у которого был изъят архив ОУН, содержавший учетные дела 2000 активистов и финансовые документы организации; все это было передано в распоряжение польских властей (по другой, менее распространенной версии, польская полиция захватила архив ОУН с помощью внедренного в организацию осведомителя, а история про «чешскую полицию» была вымышлена в целях дезинформации). Сразу же после убийства Перацкого в местечке Береза-Картузска (Брестская область современной Белоруссии) был создан концлагерь, в который без суда и следствия, простым решением административных властей направляли на 3-месячное «перевоспитание» посредством побоев и изощренных издевательств активистов ОУН и подпольной компартии Западной Украины; всего до начала германо-польской войны через этот концлагерь прошло более 3 тыс. человек. В 1938 г. в Роттердаме был убит (как считается, агентом НКВД Судоплатовым) Евген Коновалец. В целом руководящим структурам и боевому активу ОУН был нанесен серьезный удар, и организация имела немалые шансы навсегда исчезнуть во мраке истории. Начавшаяся 1 сентября 1939 г. война перевернула все. Польша, против которой украинские националисты вели многолетнюю борьбу, исчезла с политической карты мира за один месяц. Из полуразрушенной немецкими бомбами тюрьмы в Бресте бежал (ушел) С. Бандера и его «подельники». Галичина и Волынь были оккупированы советскими войсками и торжественно присоединены к «братской семье советских народов» — так галичане впервые в истории оказались в составе государства со столицей в Москве. В сравнении с методами, при помощи которых органы НКВД приводили Западную Украину к «общесоюзному знаменателю», репрессии бывших польских властей могли показаться нестрогим выговором в детском саду… В ОУН начался острый внутренний кризис. После гибели Коновальца на роль «вождя» был назначен Андрей Мельник — давний соратник и близкий друг Коновальца (их жены были родными сестрами). Возможно, на принятие решения повлияла и позиция главы униатской церкви (польского графа по происхождению) митрополита Шептицкого — фигуры в Галичине чрезвычайно влиятельной (Мельник не просто был знаком с Шептицким, но и одно время работал управляющим в его имении). Вышедшие на свободу «молодые герои» не согласились с тем, что «старые функционеры», прохлаждавшиеся в сытой и безопасной эмиграции, оказались во главе движения. Как это всегда бывает в подобных организациях (т. е. подпольных военизированных структурах, принципиально отвергающих демократические методы управления и согласования интересов), конфликт вылился в раскол со взаимными обвинениями в «предательстве идеалов» и «провокаторстве». В феврале 1940 г. сторонники Бандеры провозгласили создание новой, «революционной» партии. К началу 1941 года бандеровская ОУН(б) и мельниковская ОУН(м) существовали фактически как две отдельные, конкурирующие и во многом враждебные друг другу экстремистские организации. Вооруженное подполье требует денег, и немалых. В отличие от современных афганских талибов или бирманских «маоистов», ОУНуновцы не могли финансировать свою деятельность за счет продажи героина и макасырца. В таких обстоятельствах сотрудничество со спецслужбами иностранных государств, враждебных Польше, было вполне естественным и предсказуемым. В межвоенный период главным финансовым спонсором галичанских фашистов была Литва (что, в частности, было подтверждено и документами «архива Сеныка»), а сам Е. Коновалец до конца своей жизни имел литовское гражданство, что и позволяло ему беспрепятственно перемещаться по Европе. Контакты со спецслужбами Германии (сначала — веймарской демократической, затем — гитлеровской) начались еще в 1923 г. и были весьма «плодотворными» — в немецких разведшколах было подготовлено несколько сотен боевиков, а суммарный объем финансовой помощи (с 1923 по 1938 год) некоторые авторы оценивают в 5 млн марок. С другой стороны, после убийства Перацкого немецкая полиция по первому же требованию польских властей арестовала и депортировала в Польшу М. Лебедя, арестовала и заключила в немецкую тюрьму еще одного активиста ОУН, тесно связанного с германскими спецслужбами, Рико Ярого (уроженец Австрии, немец по отцу и венгр по материнской линии). На этапе подготовки к советско-германской войне (насколько можно судить по документам ОУН и мемуарам его активистов, в неизбежности скорой войны между партнерами по пакту Молотова — Риббентропа никто даже не сомневался) сотрудничество между всеми группировками украинских националистов и немецкими спецслужбами резко активизировалось. Значительно возросло и финансирование — за один только 1940 год обе фракции (ОУН(м) и ОУН(б)) получили более 5 млн марок. В тренировочных лагерях абвера (военная разведка) на территории Германии и Австрии были подготовлены два разведывательно-диверсионных батальона (иногда их называют «легионы»), укомплектованные активистами бандеровской ОУН. Батальоны, получившие название «Роланд» и «Нахтигаль» (соловей), были организационно подчинены немецкой военной разведке (а вовсе не СС, как иногда ошибочно пишут), обмундированы в стандартную форму вермахта, но с двумя особыми эмблемами: жовто-блакитной нашивкой на рукаве и «трезубом Владимира» на кокарде. С точки зрения митинговой риторики факт получения немецких денег, да еще и службы в немецких диверсионных частях, исключительно «ценен». Неудивительно, что советская пропаганда эти обстоятельства усиленно педалировала, а апологеты бандеровщины — столь же усиленно и неуклюже маскировали. Я же не считаю уместным придавать этим частностям решающее значение — не они определили «лицо», цели и задачи галичанских фашистов. Ульянов (Ленин), скорее всего, получал немецкие деньги, но сводить грандиозное явление большевистской революции в России к «проискам немецких агентов» просто смешно. Да и всенародно-любимый Штирлиц носил немецкую форму (да еще какую — черную форму СС, а не скромную серо-зеленую гимнастерку вермахта, которую носил Шухевич), разъезжал по Берлину в немецкой машине и зарплату в кассе РСХА получал отнюдь не в рублях… Очень бы хотелось современным политическим наследникам бандеровщины представить своих кумиров в роли эдаких «штирлицев», которые ловко обманули беспечных немцев, втерлись в доверие, а на самом-то деле… Но, увы и ах — даже под электронным микроскопом невозможно обнаружить хотя бы одну песчинку, которую бойцы «Нахтигаля» всыпали в мотор немецкого танка, да и разведывательных донесений, направленных ОУНовскими «юстасами» в лондонский (вашингтонский, московский) «Центр», в природе не существует, зато существуют пухлые тома документов, свидетельствующих о разведывательной (в интересах Германии, разумеется) деятельности бандеровского подполья на территории Польши и СССР. Поэтому, вдохновляясь предписанным Д. Донцовым принципом «иллюзионизма», они пошли другим путем: оказывается, бандеровцы не обманывали немцев, а, напротив, сами были ими подло обмануты; оказывается, лидеры ОУН надеялись на то, что замена советских «оккупантов» на немецких осчастливит украинский народ, но обманулись в своих лучших чувствах… Мне эти рассуждения всегда казались чем-то непостижимым. Ведь не в Новой же Зеландии находились в 1940–1941 гг. бандеровские лидеры, а на территории оккупированной немцами Польши; «новый порядок», который устанавливали гитлеровцы в порабощенной Европе, видели они с самого близкого расстояния. И ничего не увидели? Ничего не поняли? Ни о чем не догадались? Впрочем, на все эти вопросы есть вполне конкретный ответ. Его дал самый авторитетный знаток истории бандеровского движения — сам Степан Бандера. В июле 1948 г. в Западной Германии отдельной брошюрой была опубликована его статья под названием «Слово до українських націоналістів-революціонерів за кордоном». В ней прямым текстом, безо всяких экивоков сказано:
Согласитесь, такой текст отлично смотрелся бы и на первой полосе газеты «Правда». Но, разумеется, с одним необходимым дополнением — надо же поставить на место те слова, которые я коварно скрыл от читателя, заменив их троеточием. А слова эти вот какие: «підманути туманними кличами и обіцянками». Вот, оказывается, в чем дело! Підманули проклятые, с ума с розума свели наивного и доверчивого Бандеру; так затуманили ему голову, что он приказал своим соратникам с оружием в руках поддержать колонизаторов, которые (что уже весной 1941 года стало для Бандеры очевидным!) намеревались превратить Украину в «зону эксплуатации и источник подневольной рабочей силы». Все понятно, одно непонятно — чем? Чем, какими именно «обіцянками» ввели немцы Бандеру в такой соблазн? Что и, главное, кому они обещали? К настоящему времени опубликованы многотомные сборники документов бандеровского движения, написаны десятки пухлых монографий, защищены сотни диссертаций, опубликованы многие тысячи статей — и хоть бы одна бумажка, один обрывок чьих-то воспоминаний с ответом на простой и наиочевиднейший вопрос: «Что хорошего обещали сделать немцы для украинского народа?» Именно так — для украинского народа, а не для самозваных «вождей» хижацкой породы, охваченных необузданным желанием посідати і панувати (владеть и господствовать). Прозвучали ли с немецкой стороны хотя бы обещания — обещания построить на Украине (за немецкий счет, разумеется) еще парочку ДнепроГЭСов и «Запорожсталей», наладить производство дешевых «Фольксвагенов» на бывшем танковом заводе в Харькове, выстроить 100 млн квадратных метров благоустроенного жилья (примерно столько было построено после войны в советской Украине), предоставлять ежегодно 10 000 стипендий для обучения украинской молодежи в университетах Германии (думаю, что не меньшее число украинцев ежегодно получали высшее образование в советских вузах)… Молчат апологеты бандеровщины, не дают ответа. Затянувшуюся неловкую паузы позвольте заполнить анекдотом, старым еврейским анекдотом. Прибегает маленькая девочка со двора в дом, вся в слезах, и кричит: — Мама, мама, там… на улице… злые мальчишки кошечку мучают! — Ах, они негодники! Не плачь, доченька, я их сейчас прогоню. — Да, мама, прогони, прогони их скорей! Я сама хочу её муууучить… Уместна ли столь оскорбительная аналогия между намерениями «доброй» девочки из анекдота и планами вполне, к несчастию, реальных лидеров ОУН? В поиске ответа на этот вопрос вернемся к истории реальных событий.
Так в своих послевоенных воспоминаниях доктор богословия Гавриил Костельник описывает то самое событие, которое бандеровцы и их политические наследники считают величайшим достижением — провозглашение Акта восстановления украинской государственности от 30 июня 1941 г. Но, быть может, память подвела отца Гавриила, и никаких восхвалений в адрес «фюрера» Великой Германии и его «непобедимого войска» в тот день не прозвучало? Может быть, как пишут иные, потерявшие остатки всякого стыда авторы, «с первых дней гитлеровской оккупации ОУН, руководимая С. Бандерой, повела против них активную подпольную борьбу»? Обратимся к документам, к той самой «Декларации правления украинской державы», которую тремтячим голосом зачитал миршавий чоловічок. Там, в частности, было сказано:
С неприличной поспешностью поделив портфели в «правительстве» несуществующего государства и заявив о готовности принять участие в построении фашистского «нового порядка» во всей Европе (и даже в цілом світі), бандеровцы не озаботились восстановлением минимального порядка в охваченном массовым безумием городе. Львов переживал в июне 41-го страшные дни. 23–25 июня в городе шли настоящие уличные бои между частями отступающей Красной Армии и вооруженными отрядами украинских националистов. Уходя из города, палачи НКВД уничтожили во Львовских тюрьмах (судя по отчету начальника тюремного управления НКВД Украины капитана госбезопасности А.Ф. Филиппова от 12 июля 1941 г.) 2464 заключенных. В весьма сдержанном (количество жертв в нем было даже значительно занижено), для нужд пропаганды отнюдь не йредназначенном, немецком документе (донесение штаба 49-го горнострелкового корпуса в штаб 17-й армии от 12.00 01.07.41 г.) эта «эвакуация по 1-й категории» была описана так:
Выражаясь «высоким штилем», вошедшим 30 июня во Львов бандеровским активистам следовало бы с молитвой и надлежащими воинскими почестями проводить в последний путь своих замученных соратников. Выражаясь предельно цинично и грубо, следовало незамедлительно, во избежание вспышки эпидемий, захоронить тысячи разлагающихся на 30-градусной жаре трупов (из рассказов очевидцев известно, что над Городом висел страшный трупный смрад, а в районе тюрем находиться без противогаза было просто невозможно). Вместо это Стецко и K°, охваченные восхваляемой Д. Донцовым жадобою панування, поспешили согнать сотню ничего не понимающих, почти случайных людей и объявить себя «урядом». Сразу же после занятия Львова немецкими войсками (в рядах которых был и батальон «Нахтигаль» под командованием Романа Шухевича) в городе начались массовые убийства евреев и представителей польской интеллигенции. Слово «погром» в данном случае будет едва ли уместным. «Ці страшні події не були справою диких, паяних солдатів. Я відніс враження (вынес впечатление), що все діялося в організований спосіб, все докладно діялося, як в машині», — пишет один из очевидцев событий. Вопрос об участии/неучастии в этом преступлении батальона «Нахтигаль» и его командира многие десятки лет остается предметом ожесточенных, непримиримых споров. Не отвлекаясь на них (желающие могут ознакомиться с обширной литературой по этому вопросу) и признавая, что убедительных доказательств причастности Шухевича к массовым убийствам во Львове предъявлено не было, следует отметить, что даже самые благосклонные к бандеровцам авторы не смогли найти и каких-либо следов того, что «уряд Стецька» хотя бы попытался прекратить зверские бессудные убийства. Ничего подобного — мысль о том, что вожделенная влада сопряжена с ответственностью за жизнь подданных, была им столь же чужда, как и бежавшим из города коммунистам. Несмотря на бесконечные славословия и заверения в преданности, несмотря на плакаты и листовки с лозунгом «Heil Hitler! Слава Гітлерові!», расклеенные бандеровцами по всему городу, немцы были крайне возмущены фактом самовольного, не согласованного с Берлином создания «правительства». Свою позицию они выразили предельно ясно: «Мы не позволим, чтобы на территории, занятой ценою крови немецких солдат, появлялись самозваные «правительства». На мой взгляд, позиция вполне логичная. С другой стороны, нет никаких оснований преувеличивать значение и, главное, последствия возникшего конфликта. Несмотря на позднейшие усилия бандеровских пропагандистов «притянуть за уши» события сентября 41 — го к 30 июня, никаких «зверских репрессий» со стороны немецких властей в ответ на самоуправство Стецко и K° не последовало. 9 июля Стецко был арестован и доставлен во львовское гестапо, где его (как он сам пишет в своих послевоенных воспоминаниях) не били и не пытали, а «принесли на ужин какао с хлебом», после чего отвезли в Краков и оттуда — в Берлин, в распоряжение полковника абвера Е. Штольце. Там Стецко «воссоединился» с Бандерой, также доставленным под конвоем из Кракова в Берлин. В течение нескольких дней сотрудники абвера словами, безо всякого рукоприкладства, объясняли лидерам ОУН(б), что место лакея — в лакейской. 15 июля их в целости и невредимости освободили, но с обязательством не покидать Берлин. Скажем прямо — несравненно более жестоким способом обошлись с собачонкой Муму, которая своим невинным лаем нарушила покой капризной и жестокой барыни… Бандеровцы урок поняли и начали засыпать немцев покаянными письмами. 14 августа они написали очередной «меморандум», который по стилю своєму напоминает задание из школьного учебника грамматики, в котором ребенок должен освоить правила спряжения глагола «співпрацювати» (сотрудничать):
Особенно старался Стецко, который чувствовал себя главным виновником. Не ограничившись «меморандумом», он решил сообщить немцам свое жизненное кредо в пространном тексте под названием «Мій життєпис». То была не обычная, канцелярская автобиография, а приторно-льстивая «клятва верности» фашистским идеям:
В то время как в далеком Берлине Стецко обещал «компенсировать» украинским хлебом, углем, сталью и всеми прочими можливими заходами военные расходы Германии, связанные с оккупацией Украины, во Львове и далее на восток кипела вполне реальная співпраця. Разгон самозваного «уряда Стецька» нисколько этому не помешал. 12 июля, в то самое время, когда Бандера и Стецко были вызваны «на ковер» в Берлин, Мыкола Лебедь (глава бандеровской Службы Безопасности и с августа 1941 г. руководитель «Краевой Экзекутивы ОУН(б) на Западно-украинских землях», т. е. фактический заместитель Бандеры на Украине) встретился во Львове с Теодором Оберлендером (профессор экономики, видный деятель нацистской партии, с началом мировой войны — сотрудник абвера, выполнявший роль германского «политкомиссара» при украинских националистах). В отчете об этой встрече Оберлендер пишет: «Я обещал Лебедю дальнейшую поддержку и подчеркнул, что ранее проводившаяся им работа высоко оценивается начальником полиции безопасности и СД во Львове… Господин Лебедь заверил меня в том, что он охотно предоставляет себя в наше распоряжение в интересах совместной борьбы против большевизма и еврейства». Так называемые «походные группы» ОУН (общей численностью более 4 тыс. человек) двигались следом за наступающими немецкими войсками и разжигали пламя «национальной революции» в каждом занятом городе и селе, т. е. по заранее составленным местными активистами спискам хватали (слово «арестовать» тут будет неуместным) и убивали реальных и потенциальных противников «нового порядка», создавали структуры местного управления, подбирали кадры будущих бургомистров и старост, организовывали «вспомогательную полицию» (Hilfspolizei, или, как прозвали их в народе, «полицаи»). На улицах украинских городов исправно развешивались призывы: «Ляхів, жидів, комуністів знищуй без милосердя, не жалій ворогів Української Національної Революції!» 1 августа 1941 г. немецкие оккупанты нанесли сокрушительный (и оскорбительный к тому же) удар по амбициям украинских националистов — их родная Галичина была возвращена в Польшу, т. е. официально включена в состав «Генерал-губернаторства» (в ознаменование этого события на бумажных оккупационных «злотых» появились даже изображения львовских замков и костелов). Месяцем позже обширные районы юга Украины в междуречье Днестра и Южного Буга (т. е. часть Одесской, Винницкой и Николаевской областей) вместе с Северной Буковиной были переданы в распоряжение Румынии. В созданный 20 августа 1941 г. «рейхскомиссариат Украина» была включена лишь часть Правобережья (территория к востоку от Днепра считалась тыловым районом действующей армии и подчинялась военной администрации). Теперь уже даже слепому стало видно — как относятся в Берлине к планам создания «независимой соборной Украины от Карпат до Каспия», однако співпраця бандеровцев с гитлеровскими захватчиками успешно продолжалась до 15 сентября 41-го года. Разрыв был вызван все той же безудержной жадобою панування, терзавшей душу бандеровцев. Воплощая в жизнь заветы Д. Донцова («експансія — не тільки самоутвердження власної (своей) волі до життя, а и заперечення її (неприятие её) в інших»), они начали систематический отстрел своих соратников-конкурентов из группировки А. Мельника. Минимальные цифры, которые называют в своих исследованиях специалисты, — это десятки активистов ОУН(м), убитых бандеровскими боевиками летом 41-го года (есть и гораздо более высокие оценки масштаба террора). Немецкая армия успешно продвигалась к Киеву, фронт Красной Армии трещал и рушился, победа над «москалями» казалась близкой и неизбежной, и в такой ситуации бандеровцы не хотели делиться с давно уже надоевшими им «мельниковцами» даже малым клочком шкуры русского медведя. 30 августа 1941 г. в Житомире были убиты Емельян Сенык и Мыкола Сцыборский — известные и очень влиятельные ветераны ОУН, входившие в «ближний круг» А. Мельника. На этом теракте мера терпения немцев переполнилась. И не то чтобы убитые были им дороги как память о потраченных на ОУН(м) миллионах марок, но этим актом произвола бандеровцы — вероятно, сами того не желая, — нарушили важнейший принцип, на котором держались и держатся любые диктатуры. Иван Грозный, помнится, сформулировал его так: «А миловать своих холопей мы вольны, и казнить их вольны же мы». Пять веков спустя Герман Геринг, спуская с лестницы сотрудников гестапо, пришедших арестовать кого-то из не вполне «арийских» офицеров штаба люфтваффе, выразил ту же мысль словами: «У себя в штабе я решаю, кто тут еврей, а кто — нет». Посягнув на право Хозяина единолично казнить и миловать, бандеровцы окончательно укрепили немцев во мнении, которое еще год назад высказал в своей докладной записке полковник абвера Э. Штольце: «Если Мельник — спокойный интеллигентный чиновник, то Бандера — карьерист, фанатик и бандит». Поскольку у немцев были очень серьезные намерения насчет эксплуатации сырьевых, людских и промышленных ресурсов Украины, а для этого на оккупированной территории должен был быть установлен настоящий немецкий «орднунг», то и удивляться тому, что они сделали выбор в пользу «спокойного чиновника», не приходится. Правды ради надо отметить, что все тот же Штольце, доживший до скамьи подсудимых Нюрнбергского процесса, дал показания, из которых следует, что убийство Сеныка и Сцыборского не было единственной причиной возмущения немцев: «Аресту послужил тот факт, что, получив в 1940 г. от абвера большую сумму денег для финансирования оуновского подполья и организации разведывательной деятельности против СССР, он (Бандера) пытался присвоить их и перевел в один из швейцарских банков». Впрочем, история эта темная — деньги Бандера вроде бы вернул, а Штольце в Нюрнберге, возможно, клеветал на лидера ОУН, выгораживая себя. Как бы то ни было, но 13 сентября 1941 г. сам начальник Имперского управления безопасности (РСХА) обергруппенфюрер СС Гейдрих издал приказ «Мероприятия против группы Бандеры». Подчиненным Гейдриха было поручено:
Хорошо отлаженная машина репрессий лязгнула и заработала с присущей ей энергией. В течение 2–3 дней было арестовано порядка 5Ц0 человек, несколько десятков расстреляли сразу же после задержания. Бандера, Стецко, Ленкавский, Ребет, Стахив и многие другие руководители ОУН(б) были отправлены в концлагерь Заксенхаузен; тот самый, печально знаменитый «лагерь смерти», над воротами которого красовалась издевательская надпись «Работа делает свободным». Если для советских пропагандистов вся история Бандеры и бандеровщины сводилась к немецким деньгам в кассе ОУН и немецкой форме на бойцах батальона «Нахтигаль», то для апологетов украинского национализма любимой темой является «Бандера в Заксенхаузене». Еще бы, «нужны ли дополительные доказательства того, что ОУН беззаветно боролась против немецких оккупантов, если руководители организации томились в фашистском концлагере!» Нужны. Прежде всего потому, что, принимая во внимание известную жестокость немецкого оккупационного режима, очень странной выглядит ситуация, когда арестованные «вожди вооруженного сопротивления» не гибнут в пыточном подвале или на виселице, а долго «томятся в застенках», после чего выходят на свободу в целости и сохранности, не потеряв ни одного волоска на голове. Во-вторых, репрессии и сопротивление далеко не всегда связаны между собой — особенно в условиях тоталитарной диктатуры. На территории Украины (с учетом ее западной, бывшей польской, части) гитлеровские фашисты уничтожили 1,5 млн евреев, включая стариков и грудных младенцев, заведомо не представлявших малейшей угрозы для оккупационного режима. И тем не менее их репрессировали, и не просто репрессировали, а убили. В годы Большого Террора 1937–1938 гг. на Украине от рук другой, красной диктатуры, погибли сотни тысяч человек, абсолютное большинство которых ни о какой борьбе против сталинской тирании и не помышляло. Наконец, самое время вспомнить — в каком именно Заксенхаузене томился Бандера? Арестованные ОУНовцы были помещены в специальном отделении «Целленбау», в котором содержались ВИП-персоны со всей Европы. Бандеровцы оказались в одной компании с бывшим канцлером Австрии Шушнингом, сыном маршала Италии Бадольо, сыном Сталина Яковом Джугашвили, лидером германской компартии Эрнстом Тельманом, бывшими премьер-министрами Франции Полем Рейно и Эдуардом Деладье, министром обороны Латвии генералом Дамбитисом и пр. Скажем честно, в мирной жизни к политикам такого уровня Бандеру не пустили бы и на порог. Заключенные находились под защитой международного Красного Креста, получали письма и посылки, могли иметь небольшие суммы наличных денег, свободно перемещаться по лагерю, встречаться друг с другом. Ни о какой работе в шахтах и каменоломнях не могло быть и речи. Фактически, они находились на положении интернированных, а отнюдь не узников «лагеря смерти». Разумеется, у себя дома и на свободе еще лучше, но как бы то ни было, в октябре 1944 г. лидеры ОУН (к тому времени там уже находились и «мельниковцы» во главе с самим Андреем Мельником!) вышли из «Целленбау» в добром здравии. Бандера после освобождения был удостоен личной встречи с рейхсфюрером СС Гимлером (правда, ряд авторов отрицают этот факт, сообщая что все ограничилось приемом у бригаденфюрера СС Бергера), после чего все (и Бандера, и Мельник, и извлеченный из нафталина гетман Скоропадский) отправились на конспиративную дачу гестапо, где приступили к формированию очередного «украинского национального комитета»… Вернемся, однако, к событиям осени 1941 года. Что происходило с ОУН(б) после ареста ее руководителей? Националистические историографы дают на это единодушный ответ: «Организации ушла в подполье». Допустим, но в таком случае надо признать, что это было самое удивительное подполье в истории. Ни взорванных мостов, ни пущенных под откос поездов, ни дерзких нападений на счету этого «подполья» не обнаруживается — поверить трудно, что им руководили те самые люди, которые в начале 30-х годов своими терактами держали в нервном напряжении всю Галичину. При этом сформированная с непосредственным участием ОУН и укомплектованная в значительной степени бандеровскими активистами «вспомогательная (вспомогательная по отношению к немецкими оккупационным властям!) полиция» продолжала лютовать на оккупированной территории Украины; исправно сотрудничала с оккупантами и местная администрация городов и сел, созданная «походными группами» ОУН. Где и когда была еще в истории ситуация, когда одна половина организации «борется в подполье», а другая — служит в полиции и зверски расправляется с реальными подпольщиками и партизанами? В начале октября 1941 г. ОУН(б) под руководством М. Лебедя провела (на оккупированной, заметьте, территории!) свою Первую Конференцию. Как утверждают современные украинские историки: «На ней были четко сформулированы политические цели и подчеркивалась необходимость публиковать материалы, которые бы воспитывали население в духе политической сознательности, раскрывали немецкие планы эксплуатации и колонизации Украины. Эту пропаганду рассматривали как подготовительный этап для активной борьбы». К этому остается добавить, что кроме «воспитания в духе сознательности» конференция поставила задачу активнее привлекать свидомую (сознательную) молодежь к службе в «полицаях». Наверное, для того, чтобы она на собственном примере «раскрыла немецкие планы эксплуатации и колонизации Украины». Шел месяц за месяцем, началась и закончилась зима 41–42 гг., немцы дошли до стен Москвы и были от нее отброшены, в мировую войну вступили США, захлебнулась в крови Ржевская наступательная операция Красной Армии, а бандеровские «подпольщики» все еще собирались с силами. В апреле 1942 г. ОУН(б) провела Вторую Конференцию — с аналогичными в плане «активной борьбы» результатами. «В своей деятельности подпольные организации ОУН упор делали на пропаганду идей самостоятельности Украины… Действий, которые бы наносили немцам серьезный экономический или военный ущерб, подполье ОУН не осуществляло». Уже «теплее». Осталось только уточнить — а были ли действия, которые нанесли немцам хотя бы несерьезный военный ущерб? Да и могли ли они быть, если — как признают даже самые горячие сторонники бандеровщины — Мыкола Лебедь «ібільше шукав (шкап) ворогів серед оточення (своего окружения), ніж організовував опір німцям… Він не хотів чути (слышать не хотел) про організацію партизанських загонів (отрядов) — як писав у одному зверненні (обращение) «Не можна розпорошувати (распылять) сили на партизанку». В июне 1942 г. руководство ОУН(б) выпустило специальную листовку, в которой украинцев призывали не поддаваться на «советско-польскую диверсию», т. е. не оказывать никакой поддержки партизанам. Тот же призыв (приказ) был повторен в конце года в листовке под названием «Партизаны и наше отношение к ним» (хранящийся в украинском госархиве документ прошел два перевода — с украинского на немецкий и с немецкого на русский, поэтому о дословной точности текста говорить нельзя). В ней, в частности, было сказано: «Мы враждебно относимся к партизанам и поэтому уничтожаем их. Наше время еще не пришло. Оно должно застать нас объединенными под знаменами ОУН (т. е. под мудрым руководством авторов листовки. — М.С.)… Наша цель — не партизанская борьба, а национальная освободительная революция украинских масс…» Если кто и вел в тот момент реальную вооруженную борьбу, так это будущий «командир Армии Непокоренных», будущий глава «Генерального секретариата» УГВР Роман Шухевич. 13 августа 1941 г. батальон «Нахтигаль» был снят с фронта и 27 августа возвращен в Германию, в учебно-тренировочный лагерь в г. Нойхаммер. Туда же вскоре прибыл с юга Украины и батальон «Роланд». Обе части («дружины украинских националистов», как их еще называют в исторической литературе) были расформированы, а личный состав (включая, командиров) был 21 октября 1941 г. обращен на формирование вполне стандартного, на этот раз — уже безо всяких жовто-блакитных нашивок на рукаве, батальона охранной полиции («шуцманшафтсбатальон»). Командиром батальона был назначен Е. Побигущий, Р. Шухевич стал командиром одной из рот в звании гауптмана (капитана) вермахта. В течение нескольких месяцев батальон проходил боевую подготовку, после чего в конце марта 1942 прибыл в Белоруссию, где был оперативно подчинен 201-й охранной дивизии. Вплоть до декабря 1942 г. батальон вел боевые действия по охране тылового района 3-й танковой армии вермахта совместно с карательными частями СС под общим руководством известного военного преступника, обергруппенфюрера СС фон Бах-Зелевски. Стоит отметить, что действие происходило в районе Лепель — Витебск, т. е. в той части Белоруссии, которую даже самые ярые националисты не рискуют занести в разряд «этнических украинских земель». Что же делали «борцы за самостийную Украину» в лесах Белоруссии? «Охраняли мосты», — отвечают, потупив очи долу, нынешние адвокаты галичанских фашистов. Увы, это мнение не совпадает с тем, что пишет в своих мемуарах («Мозаїка моїх споминів») сам Побигущий: «Безумовно, що були часті бої проти партизан, перешукування лісів (прочесывание лесов), напади на їх місця постою… Курінь (батальон) виконав (выполнял) добре своє завдання, як це говорив фон Бах, ствердивши, що з усіх 9 куренів, що охороняли середнє запілля Східного (оперативный тыл Восточного) фронту, — наш курінь виконав найкраще завдання…» Коль скоро найти в событиях 41–42 гг. следы антифашистского сопротивления бандеровского подполья не удается (а очень хочется!), то сегодняшние пропагандисты украинского национализма решили воспользоваться наработанным опытом пропагандистов советских («где мерилом работы считают усталость»). Как известно, одним из краеугольных камней советской мифологии войны является представление о том, что «вюіад в разгром врага» измеряется не потерями противника, а собственными жертвами. Соответственно, для обоснования тезиса о «подпольной борьбе ОУН против гитлеровских оккупантов» нужно найти арестованных (а еще лучше — расстрелянных) националистов. Как верно заметил К. Панкивский (в годы войны — глава коллаборационистского Украинского Краевого комитета во Львове), «кожен бажає (желает) показати, яким то він був завжди противником німців та ворогом Гітлера, як то він ніколи не мав ніяких зв'язків із німцями. А навпаки, (более того) яка була його роля у спротиві проти німців, як то його переслідували і в'язнили (держали в тюрьмах), та як то він чудом пережив роки німецької окупації…». Знакомьтесь, вот оди» из «противников німців та ворогов Гітлера», который лишь «чудом пережив роки німецької окупації». Орест Сидорович Масикевич родился 9 августа 1911 г. на Буковине; поэт, музыкант, журналист. Как пишет про него аспирантка Черновицкого университета (фамилию называть не буду, девушка молодая, бог даст — выучится), «в конце июня 1941 г. Орест Масикевич с группой студентов-патриотов прибывает в г. Николаев. Не заботясь о своей безопасности> эта группа организовывает пропагандистские антинемецкие акции. На одной из таких акций Орест заявил: «Немцы пришли для того, чтобы сделать из нашей Украины немецкую колонию. Но это им не удастся, они проиграют войну!». Ох… Если бы будущий кандидат исторических наук открыл какой-нибудь учебник истории, то без труда обнаружил бы, что не только в конце июня, но даже и в конце июля 41-го о том, что «враг будет разбит, победа будет за нами», в Николаеве можно было кричать совершенно невозбранно — город был занят немцами только 16 августа. Впрочем, стоит ли корить юную аспирантку, если в рекомендованной Министерством просвещения и науки Украины в качестве учебного пособия для студентов вузов книге «История ОУН-УПА. События, факты, документы, комментарии» читаем: «Бургомистром Николаева был избран поэт Орест Масикевич. Активная украинизация раздражала фашистов, которые прибегли к репрессивным мерам. Масикевича арестовали и приговорили к расстрелу. Многие его соратники тоже поплатились жизнью». Группа «студентов-патриотов», во главе которой Масикевич прибыл в Николаев, — это «походная группа» ОУН(м), получившая название «ПУМА» по первым буквам фамилий командиров: лейтенанта абвера Пулюя и сотника «буковинского куреня» Масикевича. 23 августа немецкий военный комендант назначил (разумеется, ни о каких «выборах» не могло быть и речи) Масикевича бургомистром г. Николаев. В этой должности он пробыл ровно четыре месяца, за которые успел подписать три сотни приказов и распоряжений, многие из которых заканчивались словами «подлежит расстрелу». Работа у бургомистра кипела и спорилась, еврейское население было поголовно уничтожено, в ноябре первые 8 тыс. «остарбайтеров» были направлены на принудительную работу в Германию. В приказе по «Министерству восточных территорий» А. Розенберга Масикевич был отмечен как «самый молодой и самый перспективный бургомистр рейхскомиссариата «Украина». И вдруг 24 декабря Масикевича арестовывает гестапо. В тот же день были арестованы бургомистры Житомира и Киева. За что? Как установили Владимир Гинда и Сергей Гаврилов (материалы статьи которого использованы здесь) — за безудержное взяточничество. Продавалось все: ордера на «освободившиеся» после ареста хозяев квартиры, освобождения от угона на работу в Германию, сведения о грядущих облавах на рынках города, рейхсмарки… Немцы же пытались установить на оккупированной территории «орднунг», а не базар по распродаже того, что они уже считали «собственностью рейха». Впрочем, ничего страшного с Масикевичем не произошло. Вместо расстрела его уже через несколько месяцев освободили из тюрьмы (не пустила ли коррупция свои щупальца и туда?). После того Масикевич уехал в Бухарест, где его в октябре 1945 г. нашла длинная рука советского правосудия. Отсидев «десятку от звонка до звонка», бывший бургомистр вернулся в Румынию, где мирно дожил до 1980 г. Писал стихи, переводил на румынский язык И. Франко и П. Тычину… Эта, вполне трагифарсовая, история дает наглядный пример того, как лепятся новые мифы. Да, действительно, ОУН (как бандеровская, так и мельниковская) имела самое прямое отношение к формированию подконтрольной немцам местной администрации и вспомогательной полиции на Украине. Десятки тысяч пособников оккупантов совершили тягчайшие преступления, однако при любом упоминании о них апологеты бандеровщины делают квадратные от возмущения глаза: «Как вы смеете! Какое отношение имеет героическая ОУН к презренным «полицаям?» Но лишь только среди тысячи коллаборантов обнаружится один, репрессированный немцами, как его немедленно зачисляют в мартиролог «подпольщиков ОУН, погибших в борьбе против нацистов». Разумеется, я вовсе не призываю мазать всех одним дегтем. Не всякий бургомистр или сельский староста, арестованный немцами, стал жертвой собственного мздоимства. На той страшной войне возникали самые запутанные ситуации. Кого-то принудили к «двойной игре» настоящие подпольщики, принудили угрозой смерти и расправы с семьей — да, время было такое, и с «семьей изменника Родины» никто не церемонился. Кого-то преднамеренно дискредитировали в глазах немцев — это могли сделать или конкуренты, желающие занять «хлебное место», или советские подпольщики. Наконец, были — и отнюдь не в единичном числе — случаи искреннего раскаяния, искреннего нежелания и далее оставаться в роли соучастника злодеяний оккупантов. Люди, которые в свое время поверили агитации главарей националистов, оказались в трагической ситуации выбора между эшафотом и бесчестием. Те, кто выбрал эшафот, несомненно, заслуживают благодарной памяти потомков, но при чем же здесь Бандера и Мельник? Закончился 1942 год, начался 1943; на южном фланге Восточного фронта немецкие войска дошли до Волги и почти захватили нефтеносные месторождения Баку и Грозного, в Северной Африке почти разгромили англичан и продвигались к Суэцу; затем выяснилось, что на войне «почти» не считается — окруженная под Сталинградом стотысячная группировка вермахта была полностью разгромлена, из аналогичной «мышеловки» на Северном Кавказе немцы едва вырвались, причем с огромными потерями, африканский корпус Роммеля капитулировал. На севере войска Красной Армии прорвали многомесячную блокаду Ленинграда и восстановили сухопутную связь с городом, на юге — развивая сталинградский успех, перешли в наступление и в феврале — марте заняли Воронеж, Харьков и Белгород. Удержать два последних пункта не удалось, но общий перелом обстановки на Восточном фронте стал уже свершившимся фактом. К весне 43-го года все здравомыслящие люди — кто с радостью и надеждой, кто со страхом и отчаянием — поняли, что в войне против коалиции трех великих держав Германию ждет неминуемое поражение. Серьезные изменения назревали и на западе Украины. В 41–42 гг. сколь-нибудь заметного партизанского движения там не было вовсе; немногочисленные диверсионные отряды НКВД, забрасываемые с воздуха на парашютах или проникавшие на Волынь через безбрежный лесной массив белорусского Полесья, незамедлительно уничтожались, чаще всего — при активном содействии местного населения. Однако за 1,5–2 года оккупации украинский крестьянин потерял последние иллюзии по поводу немецкого «нового порядка», что незамедлительно отразилось и на военно-политической ситуации. Примечательно, что этот «перелом в сознании» констатируют (причем едва ли не в одних и тех же словах) по обе стороны фронта. Так, глава «рейхскомиссариата Украина» Эрих Кох в марте 1943 г. докладывал в Берлин:
Для понимания хода дальнейших событий важно отметить, что ситуации на Галичине и Волыни (двух частях того, что в отечественной литературе принято объединять под общим названием «Западная Украина») существенно различалась. К различиям в истории, традиции, вероисповедании (униатская Галичина й православная Волынь) добавился и очень заметный «субъективный фактор». Галичина, как выше уже отмечалось, была включена немцами в состав «Генерал-губернаторства» (т. е. оккупированной Польши). Генерал-губернатор Г. Франк и глава «дистрикта Галиция» О. Вехтер проводили там традиционную для бывшей Австро-Венгрии политику поддержки украинцев в противовес полякам; кроме того, сам Вехтер был склонен проводить достаточно гибкую линию в стиле «и волки сыты, и овцы целы». В этом его всецело поддерживали местные украинские коллаборационисты. Еще в 1939 году, сразу же после разгрома Польши, в Кракове был создан т. н. «Украинский центральный комитет» (УЦК), во главе которого стал профессор В. Кубийович. После оккупации Галичины немецкими войсками комитет переместился во Львов, там же было создано его структурное подразделение УКК (украинг ский краевой комитет во главе с К. Панкивским). В Галичине издавались десятки украинских газет, работали школы и училища, больницы и театры. Для населения — за исключением поголовно уничтоженных евреев — приход немцев означал возвращение к понятным и с детства привычным порядкам «австро-угорщины». Примечательная деталь — завербованные (и не всегда добровольно) для работы в Германии галичане имели на одежде знак «У» (украинец) и гораздо более мягкий режим содержания, нежели остарбайтеры из «рейхскомиссариата». Волынь, включенная в состав «рейхскомиссариата Украина», оказалась отданной на растерзание нацистскому изуверу Эриху Коху, которого все без исключения («правые» и «левые», советские и антисоветские) историки с редким единодушием называют «палач Украины». В короткий срок Э. Кох ухитрился не только восстановить против немецких властей местное население, но и сорвать выполнение «экономических заданий», что стало причиной следующего витка репрессий по отношению к ограбленному «до нитки» украинскому крестьянину и т. д., вплоть до полного разорения края. К этому остается добавить тот факт, что значительная часть Волыни (особенно ее северо-восточная часть, украинское Полесье) покрыта непроходимыми лесами, самой природой созданными для укрытия партизанских отрядов.. Через эти дремучие леса, почти строго с запада на восток, тянулись две ветки магистральных железных дорог: Варшава — Брест — Пинск и Люблин — Ковель — Сарны. Еще одна магистраль проходила южнее, через Галичину по линии Краков — Львов — Тернополь. Вот и все. Четвертой магистрали как не было, так и нет по сей день. На этих трех «нитках» висело снабжение всего южного фланга немецкого Восточного фронта. Каждый снаряд, каждый патрон, каждый литр бензина, израсходованный немецкой армией в сражениях под Сталинградом, Харьковом, Орлом и Курском, должен был пройти через эти три точки: Брест, Ковель, Львов. С учетом того, что районы Южной Белоруссии с Брестом и Пинском входили тогда в состав «рейхскомиссариата Украина», становится понятно, что партизанская активность на Волыни представляла для немцев не мелкую «неприятность районного масштаба», а стратегическую угрозу. Технологии войны середины 20 века базировались на расходовании колоссального количества боеприпасов — количеством пытались возместить низкую точность систем управления огнем. Так, для подавления всех огневых средств пехотной (стрелковой) дивизии противника по щедрым советским нормам завершающего периода войны считалось необходимым израсходовать 50 тыс. снарядов к 122-мм гаубице. С учетом веса артвыстрела и снарядных ящиков это весит более 2,5 тыс. тонн! И это на одну вражескую дивизию… За 50 дней Курской битвы Красная Армия израсходовала 14 млн мин и снарядов всех калибров. А кроме того, фронту нужен был бензин, запчасти для ремонта техники, продовольствие и фураж, медикаменты; с фронта в тыл необходимо было вывозить раненых, в периоды крупных наступательных операций — до 20 тысяч в день. Даже у экономных немцев Восточный фронт требовал 120–150 эшелонов (не вагонов, а именно эшелонов) в день. К сожалению, руководство советского партизанского движения далеко не сразу осознало значение борьбы на коммуникациях противника; дорогой ценой было оплачено понимание того, что эффективность партизанских действий измеряется не числом «освобожденных» на полдня деревень, а количеством пущенных под откос поездов. Как бы то ни было, но с конца 1942 г. число и результативность диверсий на железнодорожных магистралях начинает лавинообразно нарастать: если в июне 1942 г. было повреждено и уничтожено 80 локомотивов и 240 вагонов, то в сентябре 1943 года — 650 и 2250 соответственно (важно отметить, что это — немецкие данные, а не отчеты партизанских командиров!). Другими словами, осенью 43-го года под откос летело в среднем более 20 эшелонов в день. Аналогичным образом развивались события и на Украине: если в июне 1942 г. (по данным оперативного отдела Украинского ШПД) было подорвано 22 эшелона, то в апреле 1943 — уже 116. Летом — осенью 1943 г., т. е. в разгар Курской битвы, одно только партизанское соединение под командованием А.Ф. Федорова в ходе операции «Ковельский узел» пустило под откос 274 немецких эшелона. По советским данным, пропускная способность магистрали Ковель — Сарны была снижена в 6 раз, движение по ночам практически полностью прекращено. Вот именно в этот момент, когда немецкие коммуникации на западе Украины впервые оказались под серьезной угрозой, руководство бандеровской ОУН решило: «Пора! Пора приступать к созданию повстанческой армии!» Причем не в Галичине, где националисты располагали наибольшими силами и влиянием, а именно на Волыни. Поближе к магистралям. В скобках заметим, что в соответствии с Указом бывшего президента Украины В. Ющенко датой создания УПА следует считать 14 октября 1942 г. Это день Покрова Пресвятой Богородицы, которая по многовековой традиции считается покровителем и защитницей православного народа. Под эту дату был найден и некий эпизод боевого столкновения вооруженного отряда ОУНовцев с немцами… При всем моем уважении к чувствам верующих, такой способ датировки исторических событий немногим отличается от принятого в бывшем СССР (и ныне в России) дня создания Красной Армии, приуроченного к 23 февраля 1918 г., т. е. дню панического бегства матросов товарища Дыбенко от берегов Нарвы. Политическое решение о необходимости создать собственные вооруженные силы (на тот момент они получили название «Українська визвольна армія», под названием же «Украинская повстанческая армия» в то время действовали вооруженные отряды Тараса Боровца) было принято на Третьей Конференции ОУН(б), которая состоялась 17–21 февраля 1943 г. Ядром личного состава будущей армии стали активисты ОУН, служившие во «вспомогательной полиции»; в период с 15 марта по 10 апреля 1943 г. по приказу бандеровского руководства не менее 4–5 тыс. «полицаев» организованными группами, по несколько сотен человек (что не без удивления отмечала в своих донесениях партизанская разведка), с оружием и амуницией ушли в лес. Младший и средний командный состав был в значительной степени сформирован из бойцов шуцман-шафтсбатальона под командованием Побигущего, набравшихся в Белоруссии богатого опыта борьбы против советских партизан. Как дружно уверяют нас шанувальники бандеровщины, «в декабре 1942 г. бойцы батальона отказались продолжать далее службу в вермахте». Вот такой он, оказывается, хваленый немецкий «порядок» — не хочу воевать, и не буду! Вместо того чтобы расстрелять «отказников» в ближайшем овраге, немецкое командование в лице обергруппенфюрера СС фон Бах-Зелевски благодарит их за верную службу и отпускает на «вольные хлеба». Бойцы и командиры прибывают во Львов, где их «пыталось арестовать гестапо, но Побигущий и Шухевич чудом избежали ареста». После этого чудесного спасения (ну как тут не вспомнить анекдот про «неуловимого Джо») майор вермахта Побигущий превращается в командира полка дивизии ваффен-СС «Галиция», формирование которой началось во Львове в начале марта 1943 г. (интересное совпадение дат?). Шухевич же благополучно покидает Львов, перебирается на Волынь, где становится одним из главных организаторов формирующейся бандеровской «армии» (правда, первым командующим был назначен руководитель ОУН(б) на Северо-Западных украинских землях, т. е. на Волыни и Полесье, 32-летний Дмитро Клячкивский; Шухевич сменил его на этом посту лишь поздней осенью 1943 г.). Если верить бандеровским пропагандистам, новорожденная армия добилась огромных успехов. «На протяжении 1942–1944 гг. под исключительным контролем УПА находились целые районы Полесья, Волыни, Карпат, отдельные лесные массивы Галичины», — читаем мы в брошюре «Кто такие бандеровцы и за что они борются» (издана в подполье в 1950 г. на украинском и русском языках, автор — начальник политвоспитательного отдела Главного штаба УПА Петр Федун-«Полтава»). Если бы это было правдой, то дискуссию о том, с кем и против кого воевала УПА, можно было бы считать закрытой. Если «целые районы Полесья и Волыни» находились под контролем бандеровцев (да еще и под «исключительным контролем»!) и по этой территории два года шли с запада на восток немецкие эшелоны с боеприпасами, то роль ОУН и УПА понятна — они союзники Германии. Даже не «благожелательные нейтралы» (транзит военных грузов, да еще и во время боевых действий, несовместим с понятием нейтралитета), а именно союзники. Но поскольку «исключительный контроль» существовал лишь в иллюзиях, то вопрос о целях и задачах, поставленных перед бандеровской УПА, все еще остается открытым. Вопрос этот действительно очень сложный, да еще и старательно запутанный многолетней пропагандистской «войной». Не дерзая разрешить его в рамках небольшой обзорной статьи, приведу лишь несколько авторитетных мнений и свидетельств. 2 августа 1943 г. Васыль Макар (на тот момент — начальник бандеровской Службы безопасности на северозападных украинских землях, т. е. крупный руководитель, непосредственно участвовавший в создании УПА) пишет своему брату Владимиру письмо, в котором так рассказывает про обстоятельства этого дела:
Лучше и не скажешь: ситуация стала «вырываться из рук», а народные массы — «блукати самопас» или даже уходить в партизаны и бить немцев, не дожидаясь руководящих указаний от бандеровского провіда… Не последним человеком в том провіде был и получатель письма, Владимир Макар, сотрудник отдела агитации и пропаганды. Тем же летом 1943 года он пишет статью, в которой описывает сложившуюся на Волыни ситуацию:
Можете не сомневаться — за «первыми боями» последовали все новые и новые. В донесениях, сводках, отчетах и мемуарах партизанских командиров эта тема — бои против вооруженных отрядов украинских националистов — присутствует постоянно.
8 июля, командир отряда им. Сталина (соединение А. Федорова) Г. Балицкий:
Советские («красные») партизаны были самым сильным, но не единственным вооруженным противником бандеровцев. Прежде всего они нанесли сокрушительный удар по отрядам Тараса Боровца (псевдоним «Бульба»). Боровец не был «красным», его даже нельзя назвать «бледно-розовым». Атаман действовал от имени эмигрантского правительства Украинской Народной Республики (антибольшевистское, «петлюровское» правительство, контролировавшее значительную часть Украины в 1918–1920 гг.) и ее «президента» Андрея Левицкого. Еще в конце 1932 г. Боровец создал на Полесье подпольную организацию под названием «Украинское Национальное Возрождение»; организация была малочисленной, а ее руководитель в конце концов попал в Березу-Картузску. Военное поражение Польши освободило узников концлагеря, в числе которых был и Боровец; в августе 1940 г. он нелегально перешел границу теперь уже советской Украины и приступил к формированию структур будущей Украинской Повстанческой армии. В написанной после войны, в Канаде, книге воспоминаний («Армія без державы») Боровец описывает первые дни советско-германской войны в таком стиле:
Боровец не просто наблюдал за этими событиями, созданные им вооруженные отряды приняли в них активное участие — обстреливали отступающие подразделения Красной Армии, уничтожали диверсионные группы НКВД, создавали органы местного самоуправления. По согласованию с командованием вермахта Боровец создал в районе Сарны — Олевск (северо-восток Волыни) нечто вроде «антипартизанской республики». Одним словом, для бандеровцев он должен был бы быть «вполне своим», и он стремился к объединению сил с ОУН, ездил на переговоры во Львов, но непреодолимым препятствием стало нежелание Лебедя и К0 делиться с кем бы то ни было хотя бы крохами «влады». К весне 1943 г. в отрядах Боровца (они же УПА, они же «Полесская Сечь») было порядка 5–6 тыс. человек. Это была серьезная сила, и бандеровцы отнеслись к ней очень серьезно. Создав значительное численное преимущество (к лету 1943 г. бандеровская «армия» насчитывала порядка 20–30 тыс. человек), усиленное превосходством в вооружении и военной подготовке командного состава, бандеровцы предъявили Боровцу ультиматум: сдать все, сдать название («украинская повстанческая армия»), оружие, личный состав. Напрасно атаман пытался воззвать к совести засліплених тоталітаристів, напрасно («Открытое письмо» от 4 августа 1943 г.) засыпал их потоком риторических вопросов («З цих категоричних поглядів дозволю собі запитати Вас: за що Ви боретесь? За Україну чи за ОУН? За українську державу чи за диктатуру в цій державі? За український народ, чи тільки за свою партію?»); напрасно взывал к задавленному террором населению («Трудящі України!.. Якщо бандерівські фашисти починають кидати в народ демократичні лозунги і говорять, що вони також боряться за єдність і за повну свободу трудящих, то ж чому вони цю єдність розбивають прагненням (стремлением) встановити безконтрольну диктатуру…»). Один за другим отряды «Полесской Сечи» окружались и уничтожались — командиров передавали для «дознания» в руки Службы безопасности, рядовых повстанцев разоружали и предлагали добровольно вступить в бандеровскую УПА. Не желающих вступать добровольно расстреливали на месте. Вступившие «добровольно» оставались под постоянным наблюдением СБ и уничтожались при малейшем подозрении или же просто в рамках очередной кампании «чистки рядов». 19 августа 1943 г. боевики бандеровской СБ атаковали штаб «Полесской Сечи», где захватили в плен жену атамана, которую в ходе допроса замучили до смерти. Руководство ОУН(б) в специальном сообщении даже разъяснило, что Анна Боровец «була польським шпигуном (шпионом) серед українців», за что и была «засуджена ревтрибуналом»… При такой занятости оставались ли у бандеровцев время и силы для борьбы против немцев? Странный вопрос, не правда ли? Кто же не помнит знаменитую строчку из дневника комиссара Руднева: «Националисты наши враги, но они бьют немцев». Ее цитировали тысячу и один раз; еще бы — сам комиссар легендарного Ковпака (и вроде бы даже еврей) признает… Ну что ж, звиняйте, панове, не я начинал разговор про дневник Руднева. Указанная выше строка в дневнике есть. Вот эта запись от 24 июня 1943 года:
Ни я, ни большинство моих читателей «настоящего пороха не нюхали». Спасибо судьбе. Но в турпоходе, надеюсь, случалось бывать каждому, посему каждый может оценить сам — до какой же степени нервного и физического стресса должен дойти человек, чтобы в лесу, «на свежем воздухе», кусок в горло не шел… В таком состоянии чего только не померещится… Судя по дневнику, в дальнейшем такой срыв у комиссара не повторялся, а вот упоминания про «националистов» идут одно за другим. Запись от 30 июня:
Запись от 2 июля:
Запись от 5 июля:
Запись в дневнике Руднева от 5 июля 1943 года — это сделанное по горячим следам (увы, в данном случае расхожее выражение приобретает очень мрачный подтекст) свидетельство о самом главном, самом масштабном действии, совершенном бандеровской УПА и СБ. Не случайно, что факт совершения этого тягчайшего преступления (а по действующим нормам международного права преступления геноцида не имеют срока давности) с неподдельной яростью отрицался и отрицается апологетами бандеровщины. Точнее говоря, сам факт массовых убийств польского населения на Волыни никто уже не отрицает. Практически не осталось места и для дискуссии о масштабе резни — 60 тыс убитых насчитывается только на Волыни (не считая Галичину, где, правда, резня началась позднее и проходила с меньшим размахом), и это только в тех населенных пунктах, по которым польским исследователям удалось составить конкретные списки погибших; понятно, что общее число жертв значительно выше. Предметом яростной дискуссии являются причины произошедшего и роль во всем этом руководства ОУН(б). У самых безсоромных авторов резня называется «вооруженные столкновения между отрядами УПА и Армии Крайовой». Вот такая она, оказывается, польская партизанская армия, на три четверти состоявшая из женщин и детей… Или: «поляки начали первыми». Остается спросить — зачем? Перед началом войны, в 1939 г., на Волыни (по оценкам разных авторов) поляки составляли никак не более 15–18 % населения, причем большая их часть была сосредоточена в городах; село же было преимущественно украинским. После аннексии этих территорий Советским Союзом значительная часть польского населения была депортирована в Сибирь и Северный Казахстан; в частности, практически поголовно были высланы (если не арестованы как «шпионы и враги советской власти») так называемые «осадники» — польские крестьяне, которым власти 2-й Речи Посполитой предоставляли лучшие земли на кресах всходних («восточных окраинах»). К моменту начала второй, гитлеровской оккупации Волыни поляки составляли не более 7–8 % сельского населения, распыленного среди моря украинских сел и хуторов. Причем остались именно те, кто жил на этих землях бок о бок с украинцами сотни лет. И вот они-то в припадке массового сумасшедствия начали резать десятикратно превосходящих их в численности украинских соседей? Последний «рубеж обороны» адвокатов бандеровщины выглядит так: «Террор развивался стихийно и массово как реакция на двадцатилетие унижений и насилия со стороны польских властей… Руководство ОУН и командование УПА некоторое время просто закрывали глаза на то, что творится». Просто закрывали глаза. От стыда, надо полагать… Прежде чем перейти к цитированию документов, обратимся к фрагменту из книги «Горькая правда», написанной в Канаде украинским историком Виктором Полищуком. Автор родился и вырос на Волыни, в крестьянской семье; жизнь, порядки и обычаи этого глухого, бедного края видел он своими глазами:
То же самое можем мы прочитать и в великом множестве других воспоминаний; те, кто постарше, мог слышать это и от своих родителей. Именно так и жили: работали от рассвета до заката, по великим праздникам выпивали по малій чарці самогонки, двери запирали палочкой. Теперь нас хотят убедить в том, что эти люди так сильно обиделись на польскую власть, что через четыре года после разгрома и исчезновения 2-й Речи Посполи-той «стихийно и массово» пошли резать, рубить топорами, колоть штыками, пилить пилами своих польских соседей? Причем произошел этот «стихийный взрыв народного возмущения» именно там и именно тогда, где и когда появились вооруженные отряды УПА. При этом во всех остальных регионах Украины ни массовых, ни даже единичных случаев антипольских выступлений не было и в помине, а в Галичине резня началась примерно полгода спустя и, опять же, «совпала» по времени с организацией вооруженных отрядов украинских националистов (УПА и УНС). И это называется «стихийность? Тотальная этническая чистка («повне усунення всіх займанців з українських земель») была запрограммирована «отцами-основателями» ОУН еще в 1929 году. В 1943 появился наконец инструмент (УПА), при помощи которого можно было это усунення начать. О какой же «стихийности» можно тут говорить? Так никто (никто из тех, кто был лично знаком с ситуацией) про «стихийность» и не говорит. Мыкола Лебедь (благополучно избежавший наказания и перебравшийся за океан) в своих мемуарах с гордостью (!) пишет: «Поляки, що одержали наказ (получили приказ) опустити (покинуть, очистить) терен, здебільшого добровільно (по большей части добровольно) той наказ виконали (исполнили); їхнє нерухоме майно (недвижимое имущество) перейшло у власність (собственность) українського народу». Сохранившийся в украинском госархиве документ позволяет уточнить конкретное содержание того, что Лебедь называет «приказом» и «добровольным» его выполнением:
Принимая во внимание кадровый состав УПА периода лета 1943 г. («костяком и основой повстанческой Украинской армии являются полицейские западных областей») и сформировавшиеся у «полицаев» за полтора года привычки и потребности, не приходится удивляться тому, что практическое исполнение приказа об этнической чистке Волыни сопровождалось массовыми «нарушениями националистической законности» и вышло далеко за рамки предписанного руководством ОУН «добровольного» изгнания поляков. Бесчисленные свидетельства очевидцев «волынской резни» сохранили такие подробности, какие не рискнут показать ни в одном фильме ужасов. В равной мере не желая ни превращать эту статью в пособие для начинающих садистов, ни встретить обвинение в попытке «давить на психику читателя», я приведу лишь рассказ В. Полищука о событиях, которые произошли с его близкими родственниками; рассказ весьма сдержанный и страшный именно заурядной обыденностью совершаемых преступлений:
Самым кровавым стал июль 1943 г. 11–13 июля бандеровские отрады «стихийно» атаковали порядка полутора сотен населенных пунктов, в которых жили поляки. По различным оценкам, за эти три дня погибло от 12 до 30 тыс. человек. Вот именно после таких событий и прошел 3-й Великий (Чрезвычайный) Сбор бандеровской ОУН, на котором были приняты столь ласкающие слух «демократической публики» резолюции про «свободу народов», равенство всех граждан Украины и прочие права зверски убиваемых человеков. Правды ради надо отметить, что даже среди членов бюро Центрального провіда (руководства) ОУН(б) возникли разнопгасия по вопросу об отношении к развязанной на Волыни резне, но в конечном итоге большинство (включая, в частности, Романа Шухевича) встало на сторону командующего УПА Клячкивского — главного организатора антипольской кампании. «УПА борется против российско-большевистских и немецких захватчиков», — записано в резолюции 3-го Великого Сбора. Понять сокровенный смысл этой формулы я не в состоянии. Как можно одновременно бороться против тех и других? Нет, конечно, могучий слон одним ударом своей огромной ноги может прибить двух дерущихся мосек. Можно еще представить себе сумасшедшую моську («безумству храбрых поем мы песню»), которая решила атаковать сразу двух слонов. Но как муха (а в сравнении с военным потенциалом Германии и СССР несколько десятков тысяч вооруженных легким стрелковым оружием бойцов УПА были именно «мухой») может бороться одновременно с двумя дерущимися слонами? Всякий удар по «красным» партизанам, несомненно, помогал немцам, закреплял их позиции на оккупированной территории. Каждый взорванный немецкий эшелон ослаблял боевую мощь вермахта и приближал день прихода Красной Армии на Западную Украину (может быть, именно поэтому ни одной диверсии на железных дорогах на счету УПА так и не обнаружено). Тем не менее, вопреки всякой логике, вооруженные столкновения между немцами и бойцами УПА имели место. Причем в немалом количестве (нынче в Украине даже издан сборник «100 победных боев УПА против немецких войск»). Правда, при близком знакомстве с подобными фактами вопросов становится еще больше. «19 серпня 1943 p. здійснено наступ нам. Камінь Каширський. В акції брали участь: курінь Назара-Криги, сотня Лисого та сотня Кубіка. Добре спланована акція розпочалась рано вранці і завершилася о 17 годині Протягом дня очищено від ворога усе місто. Втрати ворога: 120 вбитих (польські поліцаї та солдати вермахту). Втрати УПА: 2 ранених». Вы что-то поняли? Я — нет. С раннего утра до пяти часов вечера шел бой, у противника 120 убитых, собственные потери — двое раненых? Уж не скрывается ли за этой победной реляцией заурядная история погрома? С утра до вечера, не спеша, «в охотку» резали поляков, убитых мужчин записали в «польские полицейские»; на свою беду, в местечке оказалось и несколько немецких солдат, которые попытались прекратить разбой, — вот и двое раненых среди нападавших появляются… Или громкая история об уничтожении бойцами УПА ветерана гитлеровской партии, обергруппенфюрера СС (а это ни много ни мало генерал-полковник по «шкале» воинских званий!), начальника штаба CA Виктора Лютце. 2 мая 1943 года сей матерый нацист якобы лично возглавил танковую колонну, которая направилась на сражение с УПА, но была бесславно разбита вместе со своим командиром. Лютце действительно погиб именно в этот день. Вместе с ним, в той же автомобильной катастрофе, погибла его дочь Ирма; 8-летняя Фрида и ее бабушка Гизела были живыми доставлены в военный госпиталь города Потсдама, вот только происходило это за две тысячи верст от ближайшего отряда УПА… Все, как в молодости, учили: «догматизм, фанатизм, иллюзионизм». Вы еще не забыли, уважаемый читатель, с чего все начиналось? Как бы то ни было, «странная война» УПА против немцев и советских партизан одновременно продолжалась недолго — с ранней весны до осени 1943 г. В отчете от 13 ноября 1943 г. глава «рейхскомиссариата Украина» Эрих Кох с удовлетворением констатирует, что вооруженные отряды националистов ведут бои с партизанами, не проявляя активности в отношении к немцам. И это неудивительно, принимая во внимание, что еще 27 октября 1943 г. сам «главный референт» СБ Мыкола Арсенич (псевдоним «Михайло») подписал приказ, в котором под страхом расстрела запрещались любые «самовольные» нападения на немцев. В октябре — ноябре 1943 г. советские войска вышли к Днепру и форсировали его на широком фронте; в начале января 1944 г. части Красной Армии пересекли бывшую советско-польскую границу и заняли г. Сарны. Большая война пришла на Западную Украину. К середине апреля 1944 г. фронт проходил уже по линии Ковель, Броды, Тернополь, Черновцы. Затем наступила длительная «оперативная пауза», которая 13 июля 1944 г. сменилась трохотом канонады начавшейся Львовско-Сандомирской наступательной операции. К концу месяца практически вся Галичина-была в руках Красной Армии, немцы удерживали лишь район Дрогобыча в междуречье Днестра и Сана. К тому времени бандеровские игры с «войной на два фронта» были окончательно прекращены. В январе-феврале 1944 г. начались первые встречи и переговоры — пока еще на уровне «полевых командиров», но уже 18 апреля 1944 г. сам Клячкивский (на тот момент — командующий УПА «Север») пишет письмо командующему армейской группой вермахта «Северная Украина», в котором предлагает сотрудничество и просит обеспечить действия отрядов УПА оружием и боєприпасами. В начале июня 1944 г. во Львове проходят вполне официальные переговоры между представителем Центрального провіда ОУН(б) Иваном Гриньохом («Герасимовским») — бывшим капеланом батальона «Нахтигаль», одним из организаторов «провозглашения независимости» 30 июня 1941 г., и представителями командования вермахта и абвера. Стороны согласовали план дальнейших действий, в соответствии с которым ОУН должна была обеспечивать немцев разведывательной информацией и вести широкомасштабную диверсионную работу в тылу наступающей Красной Армии, немцы же брали на себя обязательство передать бандеровцам большое количество стрелкового оружия, боеприпасов, средств радиосвязи, медикаментов. Как указывают современные украинские историки, в 1944 г. немцы передали УПА около 10 тысяч станковых и ручных пулеметов, 26 тысяч автоматов, 72 тысячи винтовок, 22 тысячи пистолетов, 100 тысяч ручных гранат, 300 полевых радиостанций. Одновременно с этим бандеровцы попытались было «прощупать почву» для сближения с западными союзниками. Для этого, уступая традициям и нормам презренной англо-саксонской демократии, надо было изобразить некий «представительный орган», не связанный явным образом с Бандерой, ОУН и прежним многолетним сотрудничеством с Германией. 11–15 июля 1944 г. в Карпатах, в лесу близ Самбора, собралось 20^ человек, которые объявили себя Украинским Главным освободительным советом. Был даже назначен «президент», которым стал формально не связанный с ОУН Кирилл Осьмак. Р. Шухевич, все более активно отодвигавший Лебедя с «первых ролей», занял пост главы Генерального секретариата УГВР. Впрочем, все эти усилия оказались вполне бесплодными — после всего произошедшего, после соучастия украинских националистов в геноциде евреев и прямо организованной ими резне поляков ни о каком политическом союзе, ни о каком признании Западом бандеровских «правительств» и «парламентов» не могло уже быть и речи. После полного изгнания немецких оккупантов с территории Украины (август 1944 г.) начинается новый — и последний — этап в истории ОУН, этап борьбы против советской власти, Красной Армии и НКВД. Именно в это время начинается стремительный рост численности УПА; если к концу 1943 г. она не превышала 30–40 тыс. человек, то год спустя в составе УПА, по оценкам разных авторов, было уже порядка 70–100 тыс. человек. Огромное количество вооружения, оставленного уходящими немцами, стало важной, но далеко не единственной причиной роста рядов УПА. Повстанческая армия перестала быть таковой даже по названию — бандеровцы перешли к «добровольно-принудительной» мобилизации крестьянской молодежи; за уклонение от «призыва» били шомполами, разоряли хозяйства, особо злостных «уклонистов» расстреливали. Важным (может быть, самым существенным) источником многотысячного пополнения стали «уклонисты» совсем другого рода — бегущие в лес призывники, не желающие служить в Красной Армии. Об этом периоде, об этой страшной странице в истории Украины написано много, настолько много, что некоторые читатели уже и вовсе забыли о том, что история ОУН началась на 15 лет раньше, да и УПА возникла отнюдь не в результате непорочного зачатия летом 1944 года. Как ни странно, но современная украинская и традиционная советская историография (точнее говоря — псевдоисторическая мифология) оказались едины в своем нежелании вспоминать о первых страницах истории ОУН, о событиях 1929–1944 годов, когда и были сформированы руководящие кадры ОУН, определилось «лицо» движения, его идеология, приоритеты, союзники и противники. Позиция апологетов понятна — как ни упражняйся в словесной эквилибристике, а фашистская идеология движения и многолетнее сотрудничество с гитлеровской Германией не украшает портрет благородных героев; проще и удобнее вовсе вычеркнуть эти годы из истории. Советская же пропаганда пребывала в уверенности, что большего преступления, нежели нежелание вступать в колхоз, и придумать-то нельзя, поэтому, решая задачу шельмования «буржуазных украинских националистов», она сосредоточилась именно на событиях послевоенных лет. К тому же любое упоминание о том, что на территориях восточной Польши, «освобожденных» в сентябре 39-го года по соглашению с Гитлером, оказывается, жили поляки, было для коммунистических историков не слишком приятным; в результате главное преступление бандеровцев — «волынская резня» — было напрочь забыто, стерто из памяти, запрещено к упоминанию во всех учебниках. Не пытаясь объять необъятное в рамках одной статьи, отметим лишь три момента, важные для понимания событий последнего этапа истории ОУН. Представление о том, что 100-тысячная «армия непокоренных» воевала, воевала и воевала, пока в неравных боях не погибла вся до последнего человека, мягко говоря, ошибочно. Первая амнистия участникам бандеровского движения была объявлена еще 12 февраля 1944 года («именем Правительства УССР мы гарантируем всем участникам УПА, которые перейдут на сторону Советской власти, которые честно и полностью порвут всякие связи с оуновцами, которые искренне и целиком отрекутся от всякой борьбы и враждебных происков против Красной Армии и Советской власти, — полное прощение их тяжкой ошибки, их прошлых провинностей перед Родиной»), 27ноября 1944 г. была объявлена вторая амнистия, причем в документе говорилось, что правительство УССР амнистирует как рядовых участников подполья, так и руководителей, если они «честно покаются перед народом и встанут на трудовой путь». Эти призывы не остались безответными — к началу 1945 г. явилось с повинной около 17 тыс. участников УПА и подполья ОУН. Были даже случаи организованного массового выхода из леса. Так, в феврале 1945 г. в Вижницком районе Черновицкой области в полном составе (порядка 400 человек) сложил оружие курінь (батальон) под командованием некого «Перебійніса». После окончания войны, 19 мая 1945 г., была объявлена третья, а 5 ноября — четвертая по счету амнистия. На этот раз «явка» оказалась значительно выше — война окончилась, и скрывающиеся по лесам «уклонисты» сочли за благо сдаться властям. Всего, судя по докладу НІСВД СССР от 22 ноября 1945 г., в период с февраля 1944 г. по 1 ноября 1945 г. на Западной Украине явилось с повинной 99 219 «бандитов и уклонившихся от службы в Красной Армии». В аналогичном отчете НКВД УССР утверждается, что к 25 мая 1946 г. явилось с повинной 115 тыс. человек. Современный украинский историк Д. Веденеев (весьма, кстати, благосклонный к ОУН и ее лидерам) пишет про 113 тыс. «активных участников движения сопротивления и уклонившихся от службы в Красной Армии», которые сдались властям в период с 1944 по сентябрь 1949 г. При всех оговорках, связанных с неизбежными для советской бюрократической системы приписками, приведенные цифры говорят о том, что большинство оуновцев не стало «упорствовать в безумии» и сложило оружие в течение первых 10–15 месяцев после изгнания немцев с территории Западной Украины. Второй момент, также связанный с вопросом о реальной продолжительности вооруженного противостояния и мотивации его участников, относится к масштабу и жестокости «внутреннего террора», проводимого бандеровской СБ. Как и в любой экстремистской, антидемократической организации «вождистского» типа, в Организации Украинских националистов возникла секретная карательная служба, которая с течением времени все более и более «подминала под себя» организацию в целом; в этом смысле история взаимодействия ОУН и СБ в точности повторяет историю ВКП(б) и ГПУ/НКВД. К 1943 году СБ превратилась в строго «вертикальную», никому не подотчетную структуру; отдельные «референтуры» СБ подчинялись только «главному референту СБ» и при этом имели право арестовать любого активиста движения, включая руководителей территориальных организаций ОУН. За арестом следовало «дознание», после которого признавшегося во всем зрадника оставалось только повесить. Оказаться невиновным арестованный мог лишь в редчайших случаях. Так, на Волыни с января по октябрь 1945 г. из 938 человек, оказавшихся под следствием в СБ, было казнено 889, причем в Ковельском и Любомльском районах число казненных оказалось в точности равно числу арестованных. Руководивший этими расправами референт СБ на Северо-Западных украинских землях Б. Козак (псевдоним «Смок») был позднее переброшен на Тернополыци-ну, где провел массовую «чистку рядов» в округе «УПА-Юг». За несколько месяцев было уничтожено полсотни командиров, включая начальника штаба «округа», политического референта, начальника школы минеров, десятка командиров куреней (батальонов). Всего же — вместе с членами семей «изменников» — было казнено 6 тыс. человек! И таких «Смоков» в системе СБ было немало. Зловещей фигурой был и «главный референт» бандеровской СБ Мыкола Арсенич («Михайло»). По его инициативе, начиная с осени 1943 г., проводились т. н. «капитальные чистки» (осень 43 г., сентябрь 44 г., весна и ноябрь 45 г.), в ходе которых массово арестовывались и уничтожались «подозрительные», к которым причислялись бывшие «бульбовцы» и «мельниковцы», выходцы из восточных областей Украины (східники), примкнувшие к движению русские и евреи. В ряде случаев дело доходило до вооруженных столкновений между «оперативниками» СБ и возмущенными безудержным террором бойцами УПА. Так, в районе села Марьяновка Сарненского района произошел настоящий бой между отрядами УПА и СБ, после которого 18 пленных «эсбистов» были повешены. В этот пылающий «костер» органы НКВД ловко подбрасывали «дровишки» в виде укомплектованных бывшими оуновцами «спецбоевок». В течение 45–46 гг. было создано полторы сотни таких групп общей численностью более 1800 человек. Действуя под видом «боевок СБ», эти «лже-бандеровцы» терроризировали население, вносили дополнительную нервозность и неразбериху в рядах националистического подполья. В целом же террор СБ имел двоякое влияние на судьбу движения. С одной стороны, страх перед расправой (жертвой которой обычно становилась и вся семья зрадника) удерживал многих от выхода из леса; с другой стороны, террор усиливал деморализацию УПА и, как это ни покажется на первый взгляд странно, подталкивал многих к сотрудничеству с НКВД. Как пишет в своих воспоминаниях бывший командир куреня УПА М. Скорупский, «первые сексоты (осведомители) вышли главным образом из тех семей и сёл, где были жертвы СБ, где мы сами посеяли горе и ненависть». А осведомителей было немало: 18 165 информаторов (не считая 2249 внедренных в ряды подполья агентов) состояло на учете у органов НКВД по состоянию на 1 января 1946 г. И тут мы переходим к третьему важному пункту: кто воевал против УПА, кто выслеживал и арестовывал активистов вооруженного подполья? Навязываемая нынешними пропагандистами схема, в рамках которой «у порога родной хаты украинцы воевали против пришлых москалей», не имеет ничего общего с реальностью. Что касается высшего и среднего командного состава, то с советской стороны он был практически полностью сформирован из командиров партизанских отрядов и офицеров УШПД (украинский штаб партизанского движения). Все они были украинцами или, по крайней мере, уроженцами Украины. Так, наркомом внутренних дел УССР был В. Рясный, затем — Т. Строкач, наркомом госбезопасности УССР — С. Савченко, начальник погранвойск НКВД Украинского округа — П. Бурмак, начальник Внутренних войск НКВД Украинского округа — Марченков, начальник Управления НКВД по Львовской области — Е. Грушко… Общее политическое руководство находилось в руках главы компартии Украины Н.С. Хрущева — как бы мы сегодня ни оценивали эту неординарную фигуру советской истории, назвать его «пришлым москалем» сложно. На низовом уровне борьбу с бандеровцами вели порядка 25 тыс. бойцов т. н. «истребительных отрядов», сформированных из числа местных жителей; только местными, уроженцами Галичины и Волыни, могли быть многие тысячи секретных информаторов и внедренных в структуры подполья агентов НКВД — схидняк, не владеющий в совершенстве местным диалектом, был бы «расшифрован» незамедлительно. Фактически в 1944–1949 гг. на Западной Украине шла настоящая гражданская война, причем война эта выросла из кровопролитных событий периода немецкой оккупации; именно это и обусловило запредельный уровень жестокости, проявленной каждой из противоборствующих сторон. Стоит отметить, что попытки распространить террористическую деятельность бандеровского подполья на центральные и восточные области Украины оказались безрезультатными. Движение вернулось туда, откуда оно и начиналось — в Галичину. Так, за три года (с 1 июля 1946 г. по 30 июня 1949 г.) в Галичине (Львовская, Станиславская, Тернопольская, Дрогобычская области) было отмечено 2459 «акций» (теракты, диверсии, поджоги и пр.), на Волыни (Брестская, Волынская, Ровенская области) — 560, в Житомирской области — 75, Каменец-Подольской — 15,Черниговской — 3, Киевской — 3. В жестокости, в абсолютном пренебрежении к судьбе мирного населения, против своей воли вовлеченного в кровавую вакханалию, стороны не уступали друг другу. Во всем остальном абсолютное превосходство было на стороне Красной Армии и войск НКВД. Чудес не бывает, и уже к весне 1946 года УПА была практически полностью разгромлена. Без тени смущения в докладе НКВД УССР от 25 мая 1946 г. использовано выражение «убито бандитов и прочих». О количественном соотношении «бандитов» и «прочих» можно судить по тому, что на 111 (сто одиннадцать) тысяч убитых и 251 тысячу арестованных приходится всего лишь 83 тыс. единиц изъятого оружия. После таких потерь (и с учетом ста тысяч явившихся с повинной) от бандеровской «армии» остались лишь отдельные, разрозненные группы, которые на протяжении нескольких лет, скрываясь по лесам и горам, бессмысленно и беспощадно терроризировали население. Объявленная в декабре 1949 г. последняя по счету, пятая, амнистия была почти безрезультатной — к тому времени в «схронах» оставались лишь те, кто твердо решил исполнить первый пункт «Декалога ОУН» («Здобудеш Українську Державу, або загинеш у боротьбі за неї»), либо окончательно деградировавшие садисты и убийцы, для которых возвращение к людям стало уже психологически невозможным. Едва ли кто-то сможет ответить на вопрос: кого было больше — первых или вторых… 12 февраля 1945 г. погиб в бою первый командующий УПА Дмитро Клячкивский. 23 января 1947 г. застрелился блокированный в лесном «схроне» главный референт бандеровской СБ Мыкола Арсенич. 5 марта 1950 г. убит при задержании командующий УПА Роман Шухевич. После его гибели на протяжении четырех лет обязанности командира несуществующей армии исполнял Васыль Кук, арестованный 23 мая 1954 г. Что же касается самого Степана Бандеры, то после освобождения в октябре 1944 г. он находился под «домашним арестом» в Берлине; накануне краха гитлеровской Германии немцы вывезли его в американскую зону оккупации — так сказать, «сдали с рук на руки». В дальнейшем Бандера жил в Мюнхене (а это самый богатый и дорогой город Германии) и руководил бесконечной чередой кровавых интриг, дрязг и конфликтов в т. н. «закордонной частине ОУН». Убит в Мюнхене агентом КГБ 15 октября 1959 г. |
|
||
|
Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное |
||||
|
|
||||
