• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

1. Вслед за тем над Нероном потешилась судьба, чемуспособствовали его легкомыслие и посулы Цезеллия Басса, пунийца родом, который,обладая суетным нравом, уверовал в то, что привидевшееся ему ночью во сненесомненно отвечает действительности; отправившись в Рим и добившись подкупом,чтобы его допустили к принцепсу, он сообщает ему, что на своем поле обнаружилпещеру безмерной глубины, таящую великое множество золота, не в виде денег, а вгрубых старинных слитках. Там лежат огромной тяжести золотые кирпичи, а сдругой стороны поднимаются золотые колонны: все это было сокрыто на протяжениистольких веков, чтобы обогатить их поколение. При этом он высказалпредположение, что эти сокровища были припрятаны бежавшей из Тира и основавшейКарфаген финикиянкою Дидоной[1], дабы ееновый народ, располагая столь несметным богатством, не развратился и не погрязв лености и чтобы царей нумидийцев, и без того враждебных, не разжигала к войнежажда золота.

2. Не задумываясь, заслуживает ли веры рассказчик инасколько правдоподобен его рассказ, не послав никого из своих, чтобы проверитьполученное им сообщение, Нерон умышленно распространяет слухи о сокрытыхбогатствах и отправляет людей с приказанием доставить их, как если бы он ужевладел ими. Снаряжаются триремы с отборными гребцами, чтобы ускорить плаванье.В те дни только об этом и толковали, народ — со свойственным ему легковерием,люди рассудительные — обсуждая одолевавшие их сомнения. Случилось так, что вэто самое время проводились — во второй раз после их учреждения — пятилетниеигры[2], и ораторы, превознося принцепса,обращались преимущественно к тому же предмету. Ведь теперь землей порождаютсяне только обычно производимые ею плоды и золото в смешении с другими металлами,но она одаряет своими щедротами как никогда ранее, и боги посылают лежащиенаготове богатства. Присоединяли они к этому и другие раболепные выдумки,изощряясь одинаково в красноречии и льстивости, убежденные в том, что ихслушатель поверит всему.

3. Основываясь на этих вздорных надеждах, Нерон деньото дня становился все расточительнее; истощались скопленные казною средства,как будто уже были в его руках такие сокровища, которых хватит на многие годыбезудержных трат. В расчете на те же сокровища он стал широко раздаватьподарки, и ожидание несметных богатств стало одной из причин обнищаниягосударства. Ибо Басс, за которым следовали не только воины, но и согнанные дляпроизводства работ сельские жители, беспрестанно переходя с места на место ивсякий раз утверждая, что именно здесь находится обещанная пещера, перекопалсвою землю и обширное пространство вокруг нее и, наконец, изумляясь, почемулишь в этом случае сновидение впервые обмануло его, хотя все предыдущиенеизменно сбывались, оставил бессмысленное упорство и добровольною смертьюизбегнул поношений и страха перед возмездием. Впрочем, некоторые писателисообщают, что он был брошен в темницу и затем выпущен, а в возмещение царскойсокровищницы конфисковали его имущество.

4. Следует указать, что, еще до того как началисьпятилетние состязания, сенат, пытаясь предотвратить всенародный позор,предложил императору награду за пение и в добавление к ней венок победителя вкрасноречии, Что избавило бы его от бесчестья, сопряженного с выступлением наподмостках. Но Нерон, ответив, что ему не нужны ни поблажки, ни поддержкасената и что, состязаясь на равных правах со своими соперниками, он добьетсязаслуженной славы по нелицеприятному приговору судей, сперва декламируетпоэтические произведения; затем по требованию толпы, настаивавшей, чтобы онпоказал все свои дарования (именно в этих словах она выразила свое желание), онснова выходит на сцену, строго соблюдая все принятые между кифаредами правила:не присаживаться для отдыха, не утирать пота ничем, кроме одежды, в которуюоблачен, не допускать, чтобы были замечены выделения изо рта и ноздрей. Взаключение, преклонив колено, он движением руки выразил свое глубочайшееуважение к зрителям, после чего, притворно волнуясь, застыл в ожидании решениясудей. И римская чернь, привыкшая отмечать понравившиеся ей жесты актеров,разразилась размеренными возгласами одобрения и рукоплесканиями. Можно былоподумать, что она охвачена ликованием; впрочем, эти люди, равнодушные кобщественному бесчестью, пожалуй, и в самом деле искренно ликовали.

5. Но прибывшим из отдаленных муниципиев все ещесуровой и оберегавшей древние нравы Италии и обитателям далеких провинций,приехавшим в качестве их представителей или по личным делам и непривычным кцарившей в Риме разнузданности, трудно было спокойно взирать на происходившеевокруг них; не справлялись они и с постыдной обязанностью хлопать в ладоши: ихнеумелые руки быстро уставали, они сбивали со счета более ловких и опытных, ина них часто обрушивали удары воины, расставленные между рядами с тем, чтобы небыло ни мгновения, заполненного нестройными криками или праздным молчанием.Известно, что многие всадники, пробираясь через тесные входы среди напиравшейтолпы, были задавлены, а других, проведших день и ночь на своих скамьях,постигли губительные болезни. Но еще опаснее было не явиться на зрелище, таккак множество соглядатаев явно, а еще большее их число — скрытно запоминалиимена и лица входящих, их дружественное или неприязненное настроение. По ихдонесениям мелкий люд немедленно осуждали на казни, а знатных впоследствиинастигала затаенная на первых порах ненависть принцепса. Рассказывали, чтоВеспасиан, одолеваемый сном, смежил глаза, за что на него напустился сругательствами вольноотпущенник Феб; едва вызволенный заступничествомблагонамеренных и честных людей, он и впоследствии избег верной гибели[3], предназначенный судьбой для высокогоположения.

6. Вслед за окончанием состязаний скончалась Поппея;причиною ее смерти был муж, который в припадке внезапной ярости ударил еебеременную ногой. Я не склонен верить, что она погибла от яда, хотя некоторыеписатели сообщают об этом, скорее из ненависти к Нерону, чем из добросовестногоубеждения; ведь он хотел иметь от нее детей и вообще очень любил жену. Тело еене было сожжено на костре, как это в обычае римлян, но по обыкновениючужеземных царей его пропитывают благовониями и бальзамируют, после чегопереносят в гробницу Юлиев[4]. Все же ейбыли устроены похороны на счет государства, и Нерон с ростральной трибуныпроизнес над ней похвальное слово, в котором говорил о ее красоте, о том, чтоона была матерью божественного младенца, и о прочих дарах судьбы, вменяя их ейв заслугу.

7. Убийство Поппеи, которому, наружно скорбя,радовались все те, кто вспоминал о ее бесстыдстве и кровожадности, Нерондополнил новым злобным деянием: он воспретил Гаю Кассию участвовать в еепогребении, что было первым предвестием грозящей ему беды. Она и не замедлилаобрушиться на него, а вместе с ним — и на Силана, хотя за ними не было другойвины, кроме того, что Кассий выделялся своим унаследованным от предковбогатством и строгостью нравов, а Силан — знатностью происхождения искромностью, в какой проводил свою юность. Итак, Нерон направил сенату речь, вкоторой настаивал на отстранении их обоих от государственных дел и обвинялКассия в том, что среди изображений предков он окружает почитанием и статую ГаяКассия с начертанной на ней надписью: «Вождю партии»; ведь это — зародышгражданской войны и призыв изменить дому Цезарей; но для разжигания междоусобияКассий не только возвеличивает память ненавистного имени, он также сделал своимсообщником Луция Силана, юношу знатного рода с честолюбивыми стремлениями,чтобы выставить его знаменем переворота.

8. Далее он обрушивался на Силана с теми жеобвинениями, которыми ранее погубил его дядю Торквата, а именно будто он ужераспределил между своими вольноотпущенниками обязанности по управлениюгосударством, возложив на них заведование казною, прием прошений и ведениепереписки, — обвинениями пустыми и ложными, ибо Силан, устрашенный гибельюдяди, соблюдал величайшую осторожность. После этого под видом свидетелей ввелив сенат тех, кто возвел клевету на Лепиду, жену Кассия и тетку Силана,утверждая, что она повинна в кровосмесительной связи с сыном своего брата и взлокозненных священнодействиях. Были привлечены к суду как соучастники такжесенаторы Вулкаций Туллин и Марцелл Корнелий и римский всадник Кальпурний Фабат;обратившись с апелляцией к принцепсу, они избежали безотлагательного вынесенияприговора, а затем, так как Нерон был поглощен разбором важнейшихгосударственных преступлений, и вовсе от него ускользнули, поскольку их делобыло сочтено менее существенным.

9. Сенатским постановлением Кассию и Силануопределяется ссылка; решить судьбу Лепиды предоставляется принцепсу. Кассий былотправлен на остров Сардинию доживать свою старость. Силана под предлогомвысылки на остров Наксос доставили в Остию, а затем заточили в апулийскоммуниципии, носящем название Барий. Там, мудро перенося незаслуженно постигшуюего кару, он погибает от руки присланного для его умерщвления центуриона; когдатот стал советовать ему вскрыть себе вены, он ответил, что, приуготовив ксмерти свой дух, все же не желает лишать убийцу похвалы за выполнение отданногоему приказания. И хотя Силан был безоружен, центурион, видя его могучеетелосложение и что он скорее охвачен гневом, чем страхом, велит воинамумертвить его. Силан не преминул оказать им сопротивление и, насколько голымируками мог отбиваться от них, осыпал их ударами, пока не пал, словно на полебитвы, от ран, которые центурион нанес ему в грудь.

10. С не меньшей твердостью встретили смерть ЛуцийВетер, его теща Секстия и дочь Поллитта, ненавистные принцепсу как живой укор,ибо он предал казни Рубеллия Плавта, зятя Луция Ветера. Повод к свирепомупреследованию подал его вольноотпущенник Фортунат, который, расхитив имуществопатрона, обратился к его обвинению при соучастии Клавдия Демиана, за позорныепоступки брошенного в темницу Ветером, в бытность того проконсулом Азии, иосвобожденного из нее Нероном в награду за выдвинутое им обвинение. Узнав обэтом и о том, что вольноотпущенника выставляют против него как равного,обвиняемый удалился в свое поместье близ Формий, и там его окружают воины,получившие предписание вести за ним тайное наблюдение. Вместе с ним была егодочь, ожесточенная не только нависшей над ним опасностью, но и давнею скорбью,охватившей ее с тех пор, как она увидела убийц своего мужа Плавта; она тогдаобняла его окровавленную шею и сохраняла у себя омоченную его кровью одежду,безутешная вдова, погруженная в траур и не знающая другой пищи, кроменеобходимой для поддержания жизни. По просьбе отца она выезжает в Неаполь и,так как ее не допустили к Нерону, подстерегает его у дверей, дожидаясь, пока онвыйдет, молит, чтобы он выслушал ни в чем не повинного и не отдал того, ктоодновременно с ним был облечен званием консула[5], в жертву вольноотпущеннику, то по-женски проливая слезы,то, превышая силы своего пола, твердым и негодующим голосом, пока принцепс непоказал, что равно бесчувствен и к мольбам, и к ненависти.

11. Итак, она возвещает отцу, что нужно отброситьнадежду и подчиниться необходимости. Одновременно приходит весть, что готовитсярасследование сената и беспощадный приговор. Многие убеждали Ветера отказатьзначительную часть своего состояния Цезарю и тем самым сохранить остальное завнуками. Но он отверг эти советы, не желая напоследок запятнать раболепиемжизнь, прожитую как подобает свободному, и, раздав рабам все наличные деньги,велит им взять себе также то, что могло быть вынесено из дома, оставив в немтолько три ложа, чтобы было на чем умереть. После этого в одном и том же покое,одним и тем же ножом они вскрывают себе вены. Их переносят в баню, покрытыхлишь той одеждой, которой требовала благопристойность. Взоры отца былиустремлены на дочь, бабки — на внучку, а той — на обоих, и каждый, желаяпокинуть близких умирающими, но еще живыми, молится о скорейшем окончании своейзатухающей жизни. Судьба соблюла естественную последовательность, и сначалаугасли старшие, а за ними та, которая только вступала в жизнь. Обвинение противних было выдвинуто после их похорон, и сенат определил совершить казнь над нимипо обычаю предков, но Нерон выступил с интерцессией[6] и разрешил осужденным избрать смерть по своему усмотрению.Таким издевательствам подверглись люди, уже истребленные.

12. Римского всадника Публия Галла за то, что он былблизок к Фению Руфу и не чужд Ветеру, лишили воды и огня.Обвинителю-вольноотпущеннику в награду за оказанные услуги жалуется место втеатре среди отведенных для гонцов при народных трибунах. Были переименованымесяцы, следующие за апрелем, или, что то же, неронеем: май наречен именемКлавдия, июнь — Германика, причем Корнелий Орфит, по чьему предложению это былоисполнено, обосновывал переименование июня тем, что в этом месяце былиумерщвлены за свои преступления два Торквата[7], вследствие чего название июня стало зловещим.

13. Этот год, омраченный столькими злодеяниями, богиотметили также бурями и моровым поветрием. Вся Кампания была опустошена вихрем,который, повсеместно сметая постройки, древесные насаждения и собранный взакрома урожай, донес свое неистовство до окрестностей Рима, где родчеловеческий истреблялся повальной болезнью, хотя и не было никаких заметныхотклонений в погоде. Дома наполнялись бездыханными телами, улицы —погребальными шествиями; ни пола, ни возраста не щадила эта пагуба; смерть содинаковою стремительностью уносила и рабов, и свободнорожденных из простогонарода среди причитаний их жен и детей, которые, находясь при них, плача надними, нередко сжигались на тех же кострах, что они. Об умерших всадниках исенаторах, хотя и их было великое множество, горевали меньше, считая, что,разделив общую участь, они упредили жестокость принцепса.

В том же году в Нарбоннской Галлии, Африке и Азии был проведен набор дляпополнения легионов иллирийского войска, из которого увольнялись непригодные кслужбе по возрасту и здоровью. Претерпевшему бедствие Лугдуну[8] на восстановление разрушенных в этомгороде зданий принцепс выдал четыре миллиона сестерциев; такая же сумма былапредоставлена нам лугдунцами, когда Рим постигло несчастье[9].

14. В консульство Гая Светония и Лукция Телезина[10] Антистий Созиан, который, как я сказал,за сочинение поносящих Нерона стихов был отправлен в изгнание, прослышав о том,в каком почете доносчики и как скор принцепс на казни, наделенный беспокойнойдушою и ради достижения своих целей хватавшийся за любую возможность,сближается в силу общности участи с сосланным в то же место, что и он,Памменом, слывшим знатоком искусства халдеев и вследствие этого связанным сомногими дружбой, полагая, что не без причины к нему постоянно прибывают исовещаются с ним гонцы, и зная к тому же, что Публий Антей ежегодно выдает емуденежное пособие. Был он осведомлен и о том, что Нерон ненавидит Антея за егопреданность памяти Агриппины, что богатства Антея достаточны, чтобы пробудитьего алчность, которая была причиною гибели многих. И вот, перехватив присланноеАнтеем письмо, выкрав хранившийся у Паммена гороскоп Антея с предсказанием егожребия и завладев, кроме того, его же запискою о рождении и жизни ОсторияСкапулы, он пишет принцепсу, что доставит ему важные и касающиеся егобезопасности сведения, если его возвратят на короткое время из ссылки: ведьАнтей и Осторий посягают на верховную власть и допытываются узнать, какаясудьба уготована им и Цезарю. Немедленно были снаряжены либурны, и Созианаспешно привезли в Рим. Как только распространилась весть о его доносе, Антея иОстория стали считать скорее осужденными, чем обвиняемыми, и дело дошло дотого, что никто не пожелал бы приложить к завещанию Антея свою печать, если быневоспринятые как повеление слова Тигеллина, незадолго пред тем напомнившегоАнтею, что ему не следует мешкать со своими последними распоряжениями. И тот,приняв яд и томясь его слишком медленным действием, ускорил наступление смерти,вскрыв себе вены.

15. Осторий находился тогда в дальнем поместье, награнице с лигурами, и туда был послан центурион с поручением принудить его кнезамедлительной смерти. Такая торопливость была вызвана тем, что, овеянныйгромкой боевой славою и заслужив в Британии гражданский венок, он своейогромной телесною силой и искусством, с которым владел оружием, устрашалНерона, и без того находившегося в постоянной тревоге, а после недавнегораскрытия заговора особенно опасавшегося возможного нападения. Итак, преградиввыходы из виллы Остория, центурион передает ему приказание императора. ИОсторий обратил против себя ту самую доблесть, которую столь часто выказывал вбитвах с врагами. Но так как из надрезанных вен вытекало малое количествокрови, он воспользовался рукою раба, но лишь для того, чтобы тот недвижнодержал перед собою кинжал, и, ухватив его крепко за правую руку, приник горломк кинжалу и поразил себя насмерть.

16. Даже если бы я описывал внешние войны и говорил опавших в них за отечество, подобное однообразие обстоятельств их гибели и вомне самом породило бы пресыщение, и я бы наскучил другим, которых отвратил быэтот мрачный и непрерывный рассказ о смертях римских граждан, с каким бымужеством и достоинством они их ни встретили; а тут — рабское долготерпение ипотоки пролитой внутри страны крови угнетают душу и сковывают ее скорбью. Но утех, кто ознакомится с этим моим трудом, я прошу снисхождения не за что другое,как только за то, что не питаю ненависти к отдавшим себя с такою покорностью наистребление. То был гнев божеств, обрушенный ими на Римское государство, ипройти мимо него, один раз упомянув, как если бы дело шло о поражениях войскили о взятии городов, невозможно. Воздадим же должное памяти этих именитыхмужей, и если похороны людей подобного рода принято отличать от всех остальныхпышностью и торжественностью обрядов, то пусть они будут почтены иповествованием о постигшей их участи.

17. В течение нескольких дней погибли один за другимАнней Мела, Аниций Цериал, Руфрий Криспин и Гай Петроний, Мела и Криспин —римские всадники в сенаторском достоинстве. Криспин, бывший в прошлом префектомпреторианских когорт, потом удостоенный консульских знаков отличия и пообвинению в причастности к заговору[11]незадолго пред тем сосланный на остров Сардинию, получив известие, что емувелено умереть, покончил самоубийством. Мела, происходивший от тех жеродителей, что и Галлион с Сенекой, движимый нелепым тщеславием, воздержался отсоискания высших государственных должностей, чтобы, оставаясь во всадническомсословии, сравняться могуществом и влиянием с теми, кто был облечен консульскимсаном. К тому же он находил, что кратчайший путь к обогащению — это заведованиеимуществом принцепса в качестве его прокуратора. Он же был отцом Аннея Лукана,что также немало способствовало обретению им известности. По умерщвлении сынаон настойчиво изыскивал способы завладеть его состоянием, чем навлек на себяобвинение со стороны Фабия Романа, одного из ближайших друзей Лукана. И вотизмышляется, что и отец, и сын в равной мере были связаны с заговорщиками, и вдоказательство этого подделывается письмо Лукана. Ознакомившись с ним, Неронповелел отнести его Меле, на богатство которого взирал с вожделением. И Мелавскрыл себе вены, что было в то время самой легкой дорогою к смерти; воставленном им завещании он отказал крупные суммы Тигеллину и его зятюКоссуциану Капитону, с тем чтобы сохранить за наследниками все остальное.Передают, что в своем завещании он, как бы жалуясь на несправедливостьвынесенного ему приговора, также указывал, что, тогда как он умирает, не знаяза собою вины, Руфрий Криспин и Аниций Цериал, заклятые враги принцепса,по-прежнему наслаждаются жизнью. Считали, что он написал это о Криспине, таккак тот был уже мертв, а о Цериале — чтобы его умертвили. И действительно,немного спустя Цериал сам пресек свои дни, оставив по себе меньшее сожаление,чем остальные, ибо еще не изгладилось в памяти, что он выдал заговор,составленный против Гая Цезаря[12].

18. О Гае Петронии подобает рассказать немногоподробнее. Дни он отдавал сну, ночи — выполнению светских обязанностей иудовольствиям жизни. И если других вознесло к славе усердие, то его —праздность. И все же его не считали распутником и расточителем, каковы вбольшинстве проживающие наследственное достояние, но видели в нем знатокароскоши. Его слова и поступки воспринимались как свидетельство присущего емупростодушия, и чем непринужденнее они были и чем явственней проступала в нихкакая-то особого рода небрежность, тем благосклоннее к ним относились. Впрочем,и как проконсул Вифинии, и позднее, будучи консулом, он выказал себя достаточнодеятельным и способным справляться с возложенными на него поручениями[13]. Возвратившись к порочной жизни или,быть может, лишь притворно предаваясь порокам, он был принят в тесный кругнаиболее доверенных приближенных Нерона и сделался в нем законодателем изящноговкуса, так что Нерон стал считать приятным и исполненным пленительной роскошитолько то, что было одобрено Петронием. Это вызвало в Тигеллине зависть, и онвозненавидел его как своего соперника, и притом такого, который в наукенаслаждений сильнее его. И вот Тигеллин обращается к жестокости принцепса,перед которою отступали все прочие его страсти, и вменяет в вину Петрониюдружбу со Сцевином. Донос об этом поступает от подкупленного тем же Тигеллиномраба Петрония; большую часть его челяди бросают в темницу, и он лишаетсявозможности защищаться.

19. Случилось, что в эти самые дни Нерон отбыл вКампанию; отправился туда и Петроний, но был остановлен в Кумах. И он не сталдлить часы страха или надежды. Вместе с тем, расставаясь с жизнью, он неторопился ее оборвать и, вскрыв себе вены, то, сообразно своему желанию,перевязывал их, то снимал повязки; разговаривая с друзьями, он не касалсяважных предметов и избегал всего, чем мог бы способствовать прославлениюнепоколебимости своего духа. И от друзей он также не слышал рассуждений обессмертии души и мнений философов, но они пели ему шутливые песни и читалилегкомысленные стихи. Иных из рабов он оделил своими щедротами, некоторых —плетьми. Затем он пообедал и погрузился в сон, дабы его конец, будучивынужденным, уподобился естественной смерти. Даже в завещании в отличие отбольшинства осужденных он не льстил ни Нерону, ни Тигеллину, ни кому другому извласть имущих, но описал безобразные оргии принцепса, назвав поименноучаствующих в них распутников и распутниц и отметив новшества, вносимые ими вкаждый вид блуда, и, приложив печать, отправил его Нерону. Свой перстень спечатью он сломал, чтобы ее нельзя было использовать в злонамеренных целях.

20. Между тем Нерон, теряясь в догадках, каким образомстали известны подробности его изощренных ночных развлечений, вспоминает онебезызвестной благодаря браку с сенатором Силии, которую он сам принудил ксоучастию в своих грязных любострастных забавах и которая к тому же былаприятельницей Петрония. И вменив ей в вину, что она будто бы не умолчала овиденном и о том, что претерпела сама, он проникся к ней злобою и отправил ее визгнание. Тогда же он отдал бывшего претора Минуция Терма на расправужаждавшему отмстить ему Тигеллину; дело в том, что вольноотпущенник Терма вподанном им доносе обличал Тигеллина в некоторых преступлениях, за что он сампоплатился жесточайшими пытками, а его патрон Терм — головою.

21. По уничтожении стольких именитых мужей Нерон вконце концов возымел желание истребить саму добродетель, предав смерти ТразеюПета и Барею Сорана — они оба издавна были ненавистны ему, и в особенностиТразея: ведь он покинул сенат, о чем я упоминал выше, во время прений обАгриппине, ведь и в ювеналиях он почти не принял участия, и это тем глубжезадело Нерона, что тот же Тразея в Патавии, откуда был родом, на учрежденных вней троянцем Антенором…[14] играх пелв одеянии трагического актера. Да и в тот день, когда претор Антистий запоносящие Нерона стихи был уже почти приговорен к казни[15], Тразея выступил с предложением менее сурового наказания инастоял на своем; к тому же он умышленно не явился в сенат при определенииПоппее божеских почестей и отсутствовал на ее похоронах. Забыть обо всем этомпрепятствовал Коссуциан Капитон, который, помимо прирожденной емузлокозненности, был заклятым врагом Тразеи, так как тот, поддержав своим вескимсловом представителей киликийцев, предъявивших ему обвинение в лихоимстве,помог им добиться его осуждения[16].

22. Упрекал Коссуциан Тразею и в том, что онуклоняется от принесения в начале года торжественной присяги на верность указампринцепсов, что отсутствует при провозглашении обетов богам, хотя и состоит вжреческой коллегии квиндецимвиров, что не заклал ни единой жертвы заблагополучие принцепса и за его божественный голос; прежде ревностный инеутомимый, всегда заявлявший себя сторонником или противником даже самыхмаловажных сенатских постановлений, он за три последних года ни разу не вошел вкурию, а совсем недавно, когда все наперебой стекались в нее ради обузданияСилана и Ветера, предпочел заниматься частными делами своих клиентов. Это — нечто иное, как отчуждение и враждебность, и если на то же самое дерзнут многие,то и прямая война. «И подобно тому как некогда жадный до гражданских раздоровРим толковал о Гае Цезаре и Марке Катоне, — говорил Коссуциан, — так теперь онтолкует о тебе, Нерон, и Тразее. И у него есть последователи, вернее сообщники,правда, еще не усвоившие его упорства в отстаивании своих воззрений, ноподражающие ему в одежде и облике, суровые и угрюмые, всем своим видом как быупрекающие тебя в распущенности. Один он не печется о твоей безопасности, один— не признает твоих дарований. Он нисколько не радеет о благоденствиипринцепса; так ужели ему все еще мало его печалей и огорчений? Неверие вбожественность Поппеи и уклонение от присяги на верность указам божественногоАвгуста и божественного Юлия — это проявления одного и того же духастроптивости. Он презирает религиозные обряды, подрывает законы. Ежедневныеведомости римского народа с особым вниманием читаются в провинциях и в войсках,потому что все хотят знать, что еще натворил Тразея. Или примем предлагаемые имучреждения, если они лучше нынешних, или пусть будет устранен вождь ивдохновитель жаждущих новшеств. Эта самая школа породила Туберонов и Фавониев —имена, ненавистные даже старой республике. Чтобы низвергнуть единовластие, онипревозносят свободу, но, низвергнув его, точно так же посягнут на свободу.Напрасно, Нерон, ты убрал Кассия, если намерен терпеть, чтобы множилисьсоперники Брутов[17]. Наконец, ты можешь ине предписывать, что сделать с Тразеей; предоставь сенату быть судьей в нашемспоре». Нерон разжигает пыл и без того готового к нападкам Коссуциана и придаетв помощь ему язвительное красноречие Эприя Марцелла.

23. А Барею Сорана привлекли к суду на основанииобвинения, которое выдвинул против него римский всадник Осторий Сабин поокончании срока его проконсульства в провинции Азии, где он вызвалнеудовольствие принцепса своим справедливым и попечительным управлением, атакже тем, что позаботился о расчистке эфесской гавани и оставил безнаказанныминасильственные действия общины пергамцев, помешавших вольноотпущеннику НеронаАкрату вывезти из их города статуи и картины. Но открыто ему вменялось в винуне это, а дружеские отношения с Плавтом и происки, имевшие целью привлечениепровинции к соучастию в государственном перевороте. Для осуждения обвиняемыхНерон выбрал те самые дни, когда ожидалось прибытие Тиридата для его возведенияна армянский престол, что было сделано преднамеренно, либо чтобы толками овнешних делах отвлечь внимание от преступления внутри государства, либо, можетбыть, с тем, чтобы казнью именитых мужей показать воочию всемогуществоимператора, столь же единовластного, как цари[18].

24. И вот, когда весь город высыпал приветствоватьпринцепса и посмотреть на царя, Тразея, которому было воспрещено присоединитьсяк встречающим, не утратив душевной стойкости, составил письмо к Нерону,спрашивая, что именно вменяется ему в преступление, и утверждая, что легкоотведет от себя обвинения, если будет осведомлен, в чём они состоят, и емубудет дана возможность представить свои оправдания. Нерон поспешил прочесть этопослание, в надежде, что устрашенный Тразея высказал в нем нечто такое, что,послужив к прославлению принцепса, навлечет бесчестие на писавшего. Однако, ненайдя того, чего ожидал, и мысленно представив себе облик, смелость исвободолюбие не совершившего никаких преступлений Тразеи, он сам прониксястрахом пред ним и распорядился созвать сенаторов.

25. Тогда Тразея обратился за советом к ближайшимдрузьям, стоит ли ему защищаться или разумнее пренебречь такою попыткой.Приводились различные доводы в пользу того и другого. Считавшие, что он долженприсутствовать в курии при разбирательстве его дела, говорили, что они увереныв его стойкости: все, что он скажет, поведет лишь к возвеличению его славы.Только ленивые и малодушные окружают тайною последние мгновения своей жизни;пусть народ увидит мужа, бестрепетно смотрящего в глаза смерти, пусть сенатуслышит слова, возвышающиеся над человеческими и как бы исходящие от некоегобожества. Быть может, это чудо тронет даже Нерона; а если оно и не смягчит егокровожадности, то по крайней мере потомки выделят Тразею из сонма трусливо ибезмолвно погибших к сохранят память о его доблестном конце.

26. Напротив, полагавшие, что Тразее следуетдожидаться решения своей участи у себя дома, говоря о нем то же самое,предупреждали, что в курии он может подвергнуться издевательствам иоскорблениям; так пусть же он оградит свой слух от брани и поношений. Не толькоКоссуциан и Эприй готовы на преступление; и помимо них найдутся такие, которыедерзнут по бесчеловечности поднять на Тразею руку; за ними из страха последуюти люди порядочные. Пусть он лучше избавит сенат, украшением которого постоянноявлялся, от бесчестия, что падет на него, допустившего столь гнусное дело,пусть оставит неясным, какой приговор вынесли бы сенаторы, имея перед собойподсудимым Тразею. Рассчитывать, что Нерон устыдится собственной гнусности,безнадежно; скорее, следует опасаться, как бы он не обрушил свою свирепость насупругу Тразеи, его дочь и на всех, кто ему дорог. Поэтому пусть Тразея, ничемне запятнанный и не опороченный, идет навстречу своему концу, не сходя сославного пути тех, по следам которых он шел и устремлениями которыхруководствовался всю жизнь. На этом совещании присутствовал Арулен Рустик,молодой человек пылкого нрава; увлекаемый стремлением к славе, он заявил, чтовоспротивится сенатскому постановлению, — в то время он был народным трибуном.Тразея, однако, пресек его смелый порыв, убедив не предпринимать этогобезрассудного и бесполезного для подсудимого, но пагубного для его заступникашага. Он, Тразея, прожил свой век, и ему не пристало отступать от жизненныхправил, которых он неизменно придерживался на протяжении стольких лет, тогдакак Арулен только начинает восхождение по ступеням магистратур и все ониоткрыты пред ним. Итак, пусть он предварительно основательно поразмыслит, накакой путь ему подобает вступить, чтобы в такое время открыть себе доступ кгосударственной деятельности. Решение вопроса о том, следует ли ему явиться всенат, Тразея оставил на свое усмотрение.

27. На следующее утро две когорты в полном вооружениизаняли храм Венеры Родительницы[19]. Увхода в сенат толпились люди, не прятавшие мечей под тогами, а по площадям ивозле базилик[20] располагались воинскиеотряды. Сенаторы проходили в курию под устремленными на них взглядами и средиугроз и выслушали речь принцепса, оглашенную его квестором. Не называя имен, онпорицал сенаторов за уклонение от возложенных на них государством обязанностей,тем более что, следуя их примеру, становятся нерадивыми и римские всадники; инечего удивляться, что они не прибывают из отдаленных провинций, если многие,достигшие в свое время консульства и жреческих должностей, поглощены заботами облагоустройстве своих садов. И обвинители ухватились за это, как за оружие.

28. Начал Коссуциан; с еще большей горячностью говорилМарцелл, восклицая, что дело идет о самом существовании Римского государства;строптивость подчиненных полагает предел милосердию властителя. Слишком мягкимивплоть до этого дня были сенаторы, допускавшие, чтобы ускользали от наказаниявраждебный государству Тразея, его зять Гельвидий Приск, одержимый тем жебезумием, и вместе с ними Паконий Агриппин, унаследовавший отцовскую ненавистьк принцепсам, и кропающий мерзостные стишки Курций Монтан. Он, Марцелл,требует, чтобы Тразея присутствовал в сенате — как бывший консул, припровозглашении обетов — как жрец, при принесении присяги — как гражданин, еслитолько он открыто не стал предателем и врагом отечества, отвергающим завещанныепредками учреждения и священнодействия. Пусть, наконец, является в куриюразыгрывать сенатора минувших времен, пусть по своему обыкновению заступаетсяза недоброжелателей принцепса, пусть выскажет, что, по его мнению, должно бытьисправлено или изменено. Сенаторам будет легче вынести порицание им чего-тоопределенного, чем выносить, как ныне, его молчаливое осуждение всего, что ниесть. Или, быть может, ему не нравится, что на земле царит мир и что победыодержаны без потерь в войске? Они, сенаторы, больше не должны потакатьизвращенному честолюбию человека, которого общественное благополучие повергаетв скорбь, который считает пустынею площади, театры и храмы, который угрожает,что добровольно удалится в изгнание. Он не видит здесь ни сенатскихпостановлений, ни магистратов, ни самого города Рима. Так пусть же он прерветжизнь, связывающую его с государством, которое уже давно перестало быть длянего дорогим, а ныне и терпимым.

29. И когда Марцелл с огнем в голосе, лице, взоребросал такие слова, сенаторов охватило не давно знакомое и ставшее привычным виспытаниях, которым они постоянно подвергались, уныние, а внушенный видомвоинских отрядов во всеоружии еще не изведанный ими глубокий страх. К тому же вих воображении витал почтенный облик самого Тразеи. Были и такие, которыежалели Гельвидия, обрекаемого казни не за совершенные им преступления, а толькоза то, что он с ним породнился: и Агриппину также ничего не вменяют в вину,кроме грустной судьбы отца, который, столь же ни в чем не повинный, как он,погиб от свирепости Тиберия. Да и Монтана, благонравного юношу, никогда несочинявшего поносных стихов, собираются изгнать на чужбину лишь потому, что онобнаружил дарование.

30. Между тем в сенат входит обвинитель Сорана ОсторийСабин и начинает с того, что говорит о дружбе Сорана с Рубеллием Плавтом и отом, что в бытность проконсулом провинции Азии он не столько пекся обобщественном благе, сколько о снискании расположения ее обитателей и с этоюцелью потворствовал мятежным общинам. Но это дела давнишние, а было и нечтоновое, чем Осторий впутывал и дочь в затеянный против отца судебный процесс,утверждая, что она издержала много денег на магов. Действительно, Сервилия —так звали молодую женщину, — движимая тревогою за отца, из любви к нему и посвойственной ее возрасту неосмотрительности, обратилась к ним, запросив их,однако, только о том, все ли будет благополучно с семьей, можно ли мольбамисмягчить Нерона и не принесет ли сенатское расследование чего-либо страшного.Ее, вызвали в сенат, и у трибунала консулов встали друг против другапрестарелый отец и юная дочь, которой шел лишь двадцатый год, с недавних пор,после того как ее муж Анний Поллион был отправлен в ссылку, осиротелая иодинокая, не смевшая даже взглянуть на отца, ибо считала себя виноватою в том,что усугубила тяжесть его положения.

31. На вопрос обвинителя, не продала ли она свадебныхуборов или снятого с шеи ожерелья, чтобы добыть деньги для магических таинств,она, простершись ниц, долго плакала, не произнося ни слова, а затем, обнявжертвенник с алтарем, сказала: «Я не призывала злых богов, не произносилазаклятий и в моих злосчастных молитвах смиренно просила только о том, чтобы ты,Цезарь, и вы, сенаторы, оставили жизнь этому лучшему из отцов. Я отдаладрагоценности, наряды и знаки моего достоинства, как отдала бы кровь и самуюжизнь, если бы их от меня потребовали. Только этих прежде мне совсемнеизвестных людей касается, какая слава утвердилась за ними и каким ремесломони занимаются. А принцепса я называла лишь в ряду остальных божеств.Несчастнейший мой отец ни о чем не был осведомлен, и если содеянное мной —преступление, то совершила его я одна».

32. Не дав ей закончить, Соран восклицает, что она непоследовала за ним в провинцию, что по молодости лет не могла знать Плавта, чтоне была замешана в преступлениях мужа и, повинная лишь в чрезмерной любви котцу, должна быть оставлена в стороне от дознания по его делу; сам же онпокорится уготованной ему участи, какой бы она ни была. И он кинулся бы вобъятия устремившейся к нему дочери, если бы подоспевшие ликторы не отстранилиих друг от друга. Затем приступили к опросу свидетелей; и если необоснованностьжестокого обвинения возбудила глубокое сочувствие к подсудимому, то презрение игнев навлек на себя свидетель Эгнаций. Этот клиент Сорана, подкупленный, чтобыпогубить друга, носил личину последователя стоической школы; искушенный впритворстве, он внешностью и речами изображал добродетель, но в душе был хитер,коварен, жаден и похотлив. Деньги вызвали все это наружу, и на своем примере онвоочию показал, что нужно остерегаться не только погрязших в обмане изапятнавших себя дурными поступками, но и тех, кто под покровомдобропорядочности лжив и вероломен в дружбе.

33. Тот же день принес, однако, и возвышенный образецчестности, явленный Кассием Асклепиодотом, выдававшимся среди вифинцевнесметным богатством; почитая Сорана, когда тот был на вершине могущества, онне покинул его и в беде, за что и был лишен достояния и отправлен в ссылку,показав своею судьбой, сколь безразличны боги к добру и злу. Тразее, Сорану иСервилии предоставляется избрать для себя смерть по своему усмотрению;Гельвидий и Паконий изгоняются из Италии; Монтан, во внимание к просьбе отца[21], был прощен, впрочем с оговоркою,воспрещавшей ему отправление государственных должностей. Обвинителям Эприю иКоссуциану было пожаловано по пяти миллионов сестерциев, Осторию — миллиондвести тысяч и квесторские знаки отличия.

34. Между тем к Тразее, который оставался у себя всадах, уже под вечер был послан консульский квестор. Тразея в тот день созвал ксебе многих знатных мужчин и женщин и главное внимание уделял учителюкинической философии Деметрию, с которым, как можно было предполагать повыражению лиц и доносившимся до слуха словам, когда они начинали говоритьгромче, обсуждал вопрос о природе души и о раздельном существовании духовного ителесного, пока не прибыл один из его ближайших друзей Домиций Цецилиан,сообщивший о принятом сенатом решении. Узнав о нем, все разразились слезами исетованьями, и Тразея стал убеждать их покинуть его возможно скорее, дабы ненавлечь на себя опасности подвергнуться участи осужденного; обратился он сувещанием и к Аррии, высказавшей желание умереть вместе с мужем, последовав вэтом примеру своей матери Аррии[22], иуговаривал ее не расставаться с жизнью и не лишать единственной опоры их общуюдочь.

35. Затем он направился к портику, где скорееобрадованного вестью о том, что его зять Гельвидий только изгоняется за пределыИталии, чем погруженного в скорбь, его и находит квестор. Получив от негосенатское предписание, Тразея уводит в спальный покой Гельвидия и Деметрия; тамон протягивает обе руки, чтобы ему надрезали вены, и, когда из них хлынулакровь, окропив ею пол и подозвав к себе квестора, говорит: «Мы совершаемвозлияние Юпитеру Освободителю; смотри и запомни, юноша. Да сохранят тебя отэтого боги, но ты родился в такую пору, когда полезно закалять дух примерамистойкости». Но смерть медлила, и он, испытывая тяжелые страдания, обратив кДеметрию…[23].

Примечания:

2.

См. прим. 14 к книге XIV «Анналов».

3.

Тацит имеет в виду неприязненное отношение Нерона к Веспасиану, который, сопровождая Нерона во время поездки по Греции, приводил его в бешенство тем, что иногда вовсе не присутствовал на его выступлениях, а иной раз, присутствуя на них, засыпал.

4.

Т.е. в мавзолей Августа на берегу Тибра, упоминания о котором см.: Тацит. Анналы, III, 4 и 9.

5.

Нерон и Луций Антистий Ветер были консулами в 55 г. н.э.

6.

Интерцессия — протест, вето, которое принцепс мог наложить на любое решение сената, поскольку был наделен также трибунской властью.

7.

Т.е. Децим Юний Силан Торкват (см.: Анналы, XV, 35) и Луций Юний Силан Торкват (см. — Анналы, XVI, 7–9).

8.

О каком бедствии в Лугдуне идет речь, неясно. В 58 г. н.э. Лугдун сильно пострадал от пожара, но здесь подразумевается, очевидно, не этот пожар.

9.

Имеется в виду пожар Рима в 64 г. н.э.

10.

В 66 году н.э.

11.

Подразумевается заговор Пизона.

12.

Речь идет о каком-то заговоре против Калигулы в 40 г. н.э. (в этом году было раскрыто несколько заговоров).

13.

Ни годы наместничества Петрония в Вифинии, ни год, когда он был консулом-суффектом, неизвестны; даже личное имя его не то Гай, как у Тацита, не то Тит, как в других источниках. Но, несмотря на скудость биографических данных, Петроний у Тацита и автор «Сатирикона», очевидно, — одно и то же лицо.

14.

В этом месте в рукописи стоит непонятное слово cetastis; Ниппердей в своих комментариях к «Анналам» Тацита предлагает читать его как cetariis, но и такое чтение не вполне разъясняет его значение.

15.

См.: Тацит. Анналы, XIII. 28.

16.

См.: Тацит. Анналы, XIII, 33.

17.

Коссуциан, говоря о Кассии, имеет в виду Гая Кассия Лонгина, сосланного Нероном на о. Сардинию в предыдущем 65 г. н.э., говоря о Брутах — Марка Юния Брута и Децима Юния Брута Альбина, участников убийства Юлия Цезаря; вместе с тем имена Кассия и Брута как бы олицетворяли собой непреклонных врагов принципата и приверженцев старой республики.

18.

Подразумевается: как цари на Востоке.

19.

Храм Венере Родительнице, в котором на этот раз был собран сенат, находился на Форуме Юлия Цезаря, к северо-востоку от Римского форума.

20.

Базилики — здесь торговые ряды.

21.

Отец Монтана был участником оргий Нерона и пользовался его благосклонностью.

22.

Плиний Младший (Письма, III, 16) рассказывает, что она первая пронзила себя кинжалом и, передавая его мужу, сказала, чтобы придать ему решительности: «Пет, не больно».

23.

Рукопись «Анналов» на этом обрывается.