• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

1. Ни разу не прервав плаванья по бурному зимнему морю,Агриппина прибывает на остров Коркиру, лежащий против побережья Калабрии.Объятая горем и неспособная с ним совладать, она проводит там несколько дней,чтобы восстановить душевные силы. Между тем, прослышав о скором ее прибытии,ближайшие из друзей и множество воинов, служивших под начальством Германика, атакже многие, никогда не видавшие его прежде обитатели расположенных невдалекемуниципиев, иные — полагая, что этим они выполняют свой долг перед принцепсом,иные — последовав их примеру, устремляются в город Брундизий, так как дляплывущей в Италию Агриппины тут было всего ближе и удобнее высадиться на сушу.Едва флот показался в открытом море, как толпой заполняются не только гавань инабережные: люди облепляют укрепления и крыши домов, они всюду, откудаоткрывался вид на далекое расстояние, и, погруженные в печаль, спрашивают другдруга, как пристойнее встретить сходящую с корабля Агриппину — безмолвием иликаким-либо возгласом. И все еще оставалось нерешенным, что здесь уместнее,когда флот стал медленно подходить к месту причала; не весело и размашисто, какпринято в таких случаях, заносили весла гребцы, но все было проникнуто глубокоюпечалью. Когда же, сойдя на берег вместе с двумя детьми и погребальною урной вруках, Агриппина вперила взор в землю, раздался общий стон, и нельзя былоотличить, исходят ли эти стенания от близких или от посторонних, от мужчин илиженщин; но встречающие превосходили в выражении своего еще свежего горяизмученных длительной скорбью спутников Агриппины.

2. Тиберий прислал в Брундизий две преторианскиекогорты и, кроме того, повелел магистратам Калабрии, Апулии и Кампании воздатьпоследние почести памяти его сына. В соответствии с этим прах Германика снеслитрибуны с центурионами; им предшествовали нечищенные[1] и лишенные украшений значки и опущенные вниз фасции; и,когда шествие проходило через колонии, простой народ в черном и облачившиеся втрабеи[2] всадники, смотря по достаткуместа, сжигали ценные ткани, благовония и все, что предусмотрено похороннымобрядом. Выходили навстречу и жители остававшихся в стороне городов: приносяжертвы душам усопших[3] и воздвигая имжертвенники, они изливали свою печаль в слезах и горестных восклицаниях. Друз стеми детьми Германика, которые оставались в Риме[4], и его братом Клавдием проследовал в Таррацину.Погребальное шествие заполнило дорогу. Тут были консулы Марк Валерий и МаркАврелий (они успели уже вступить в должность), сенат и значительная частьнаселения Рима, которые шли нестройной толпой; никто не сдерживал слез, иникакой лести здесь не было, так как все хорошо знали, что Тиберий обрадовансмертью Германика и едва это скрывает.

3. Тиберий с Августою не показались в народе, то лисчитая, что унизят свое величие, предаваясь горю у всех на виду, то ли боясьобнаружить свое лицемерие под столькими устремленными на их лица взглядами. Ниу историков, ни в «Ежедневных ведомостях»[5] я не нашел никакого упоминания о том, чтобы мать ГерманикаАнтония принимала заметное участие в погребальном обряде, тогда как все прочиекровные родственники, не говоря уж об Агриппине, Друзе и Клавдии, упомянутыпоименно; быть может, ей помешала болезнь, быть может, ее сломленная горем душане могла вынести лицезрения столь большого несчастья. Я склонен скорее думать,что Тиберий с Августой, которые не покидали дворца, умышленно не пустили ее напохороны, чтобы могло казаться, будто бабка и дядя скорбят одинаково с матерьюи что их всех удерживает дома одна и та же причина.

4. В день, когда останки Германика были переносимы вгробницу Августа[6], то царило мертвенноебезмолвие, то его нарушали рыдания: улицы города были забиты народом, наМарсовом поле пылали факелы. Там воины в боевом вооружении, магистраты беззнаков отличия, народ, распределенный по трибам, горестно восклицали, чтоРимское государство погибло, что надеяться больше не на что — так смело и такоткрыто, что можно было подумать, будто они забыли о своих повелителях. Ничто,однако, так не задело Тиберия, как вспыхнувшая в толпе любовь к Агриппине: людиназывали ее украшением родины, единственной, в ком струится кровь Августа[7], непревзойденным образцом древних нравов,и, обратившись к небу и богам, молили их сохранить в неприкосновенности ееотпрысков и о том, чтобы они пережили своих недоброжелателей.

5. Были и такие, кто находил, что общенародные похоронына счет государства могли бы быть более пышными, и сравнивал их с великолепиемпогребальных почестей, оказанных Августом отцу Германика Друзу. Ведь в разгарзимы он проехал вплоть до Тицина и, не отходя от тела покойного, вместе с нимвступил в Рим; катафалк окружали изображения Клавдиев и Юлиев; умершего почтилиоплакиванием на форуме, хвалебной речью с ростральных трибун; было исполненовсе завещанное от предков и добавленное позднейшими поколениями; а Германику невоздали даже тех почестей, которые полагаются всякому знатному. Правда, из-задальности расстояния его тело было кое-как сожжено на чужбине; но еслислучайные обстоятельства не позволили своевременно окружить его должнымпочетом, то тем более подобало выполнить это впоследствии. Да и брат его выехалтолько на день пути, а дядя — до городских ворот[8]. Где же обычаи древности, где выставляемая у погребальноголожа посмертная маска, где стихи, сложенные для прославления его памяти, гдеслезы или хотя бы притворное выражение горя?

6. Это стало известно Тиберию, и, чтобы пресечь толки внароде, он напомнил ему особым эдиктом, что множество прославленных римлянотдало жизнь за отечество, но ни о ком не сокрушались столь безутешно, как оГерманике. Это было бы великою честью и для него, и для всех, если бысоблюдалась должная мера Но мужам, занимающим высокое положение, инароду-повелителю не пристало уподобляться рядовым семьям и малым общинам.Свежему горю приличествовали стенания, и оно утолялось трауром; однако пораобрести былую душевную твердость, как это сделали некогда, подавив печаль,божественный Юлий, понесший утрату единственной дочери, и божественный Август,потеряв внуков[9]. Нет нужды обращаться кболее древним примерам, — сколько раз римский народ стойко переносил поражениясвоих войск, полное истребление знатных родов. Правители смертны — государствовечно. Поэтому пусть они возвращаются к повседневным занятиям и — так какблизились театральные представления на празднествах в честь Великой Матери[10] — не отказываются также отудовольствий.

7. По снятии траура все вернулись к своим делам, и Друзвыехал к иллирийскому войску. Но ненависть к Пизону не улеглась: со всех сторонраздавались требования обрушить на него кару, и часто слышались сетования нато, что он объезжает прелестные местности Азии и Ахайи, нагло и коварнозатягивая возвращение в Рим, чтобы тем временем уничтожить доказательства своихпреступлений. И в самом деле, распространился слух, что знаменитаяотравительница Мартина, высланная в Италию, как я уже говорил, Гнеем Сенцием,умерла внезапною смертью в Брундизии, причем в ее убранных узлом волосах нашлиприпрятанный ею яд, однако на ее теле не было обнаружено следов отравления.

8. Послав впереди себя сына и поручив ему датьпринцепсу объяснения, которые могли бы того смягчить, сам Пизон между темнаправляется к Друзу, рассчитывая найти в нем скорее признательность заустранение соперника, чем ненависть за умерщвление брата. Тиберий, желаяпоказать, что он далек от предвзятости, принял молодого человека радушно иодарил его с такою же щедростью, какая была обычна по отношению к сыновьямзнатных семейств. Но Друз заявил Пизону, что если обвинения против негосправедливы, никто не принес ему столько горя, как он; впрочем, он, Друз,предпочел бы, чтобы они оказались пустыми и лживыми и смерть Германика неповела к чьей-либо гибели. Это было высказано в присутствии многих, а от беседынаедине Друз уклонился; и в то время не сомневались, что такое поведение емупредписал Тиберий, ибо, обычно бесхитростный и по-молодому податливый, он наэтот раз прибегнул к стариковским уловкам.

9. Переплыв Далматинское море и оставив корабли уАнконы, Пизон направился через Пицен и далее по Фламиниевой дороге и нагналлегион, следовавший из Паннонии в Рим, а оттуда в Африку для усилениянаходившегося там войска. Много толковали о том, что Пизон часто показывался вдороге двигавшимся походным порядком воинам. Из Нарнии, чтобы избежатьподозрений или, может быть, потому, что у тех, кто охвачен тревогою, решенияпеременчивы, Пизон спустился по Нару и затем по Тибру, но еще большевосстановил против себя народ и тем, что его судно причалило возле гробницыЦезарей[11], и тем, что в самое оживленноевремя дня, когда берег был заполнен людьми, на глазах у всех прошествовалвместе с Планциной, он — сопровождаемый большою толпой клиентов, она — целоювереницею женщин, — и оба с веселыми лицами. Ненависть к нему распаляло и то,что его возвышавшийся над форумом дом был украшен по-праздничному и в немсобрались на пиршество гости, а вследствие людности места все происходившее внем было у всех на виду.

10. На следующий день Фульциний Трион потребовал Пизонак ответу перед консулами. Этому воспротивились Вителлий, Вераний и другие изнаходившихся при Германике, заявившие, что Трион — лицо постороннее, а сами онине в качестве обвинителей, но рассказывая и свидетельствуя обо всемпроисшедшем, выполнят данное им Германиком поручение. Трион, отказавшись отсвоего требования, добился разрешения обвинять Пизона за его предыдущиепреступления, и принцепса попросили взять на себя их расследование. Ничего неимел против этого и обвиняемый, который боялся враждебности сенаторов и народа,а вместе с тем знал, что Тиберий располагает достаточной властью, чтобыпренебречь слухами, и к тому же связан причастностью к этому делу собственнойматери: одному судье легче отличить истину от клеветы, а если их много, надними всесильны зависть и ненависть. Но Тиберий не обманывался в трудноститакого расследования и в том, какая молва шла о нем самом. Итак, выслушав вприсутствии всего нескольких приближенных нападки со стороны обвиняющих ипросьбы — с другой, он полностью передал это дело сенату.

11. Между тем возвратился из Иллирии Друз, и, хотя запереход к нам Маробода и совершенные прошлым летом деяния сенат назначил емутриумфальное вступление в Рим, он въехал в него безо всякой торжественности, навремя отложив эти почести. После этого обвиняемый обращался к Луцию Аррунцию,Публию Виницию, Азинию Галлу, Эзернину Марцеллу и Сексту Помпею, прося их себев защитники, но так как они под разными предлогами отказались, защищать еговзялись Маний Лепид, Луций Пизон и Ливиней Регул; Рим проникся настороженныможиданием: насколько друзья Германика окажутся верны его памяти, насколькоуверенно поведет себя подсудимый, сможет ли Тиберий в достаточной степенисдержать и подавить свои чувства. Возбуждение народа достигло крайних пределов:никогда прежде не позволял он себе стольких тайных пересудов о принцепсе истольких молчаливых подозрений.

12. На заседании сената Цезарь выступил со сдержанной,тщательно продуманной речью. Пизон был легатом и другом его отца, и по советусената он, Цезарь, дал его в помощь Германику для устроения дел на Востоке.Раздражал ли там Пизон молодого человека своим упрямством и препирательствами итолько ли радовался его кончине или злодейски его умертвил — это требуетбеспристрастного разбирательства. «Ибо, если он превышал как легат своиполномочия и не повиновался главнокомандующему, радовался его смерти и моемугорю, я возненавижу его и отдалю от моего дома, но за личную враждебность нестану мстить властью принцепса. Однако если вскроется преступление, состоящее вубийстве кого бы то ни было и подлежащее каре, доставьте и детям Германика, инам, родителям, законное утешение. Подумайте и над тем, разлагал ли Пизонлегионы, подстрекал ли их, заискивал ли пред воинами, домогаясь их преданности,пытался ли силой вернуть утраченную провинцию, или все это — ложь и раздуто егообвинителями, чрезмерное рвение коих я по справедливости осуждаю. Ибо к чемубыло обнажать тело покойного, делая его зрелищем толпы, к чему распускать, ктому же среди чужеземцев, слухи о том, что его погубили отравою, раз это неустановлено и посейчас и должно быть расследовано? Я оплакиваю моего сына ибуду всегда оплакивать, но я никоим образом не запрещаю подсудимому изложитьвсе, что бы он ни счел нужным, для установления его невиновности или вподтверждение несправедливости к нему Германика, если она и вправду имеламесто; и прошу вас отнюдь не считать доказанными предъявленные ему обвинениятолько из-за того, что с этим делом тесно связано мое горе. И вы, защитники,которых ему доставили кровное родство или вера в его правоту, насколько ктосможет, помогите ему в опасности своим красноречием и усердием; к таким жеусилиям и такой же стойкости я призываю и обвинителей. Единственное, что мыможем предоставить Германику сверх законов, это — рассматривать дело о егосмерти в курии, а не на форуме, перед сенатом, а не пред судьями[12]; во всем остальном пусть оноразбирается в соответствии с заведенным порядком, пусть никто не обращаетвнимания ни на слезы Друза, ни на мою печаль, ни на распространяемые нам впоношение вымыслы».

13. Затем сенат выносит постановление предоставить двадня обвинителям и три, после шестидневного перерыва, подсудимому для защиты.Тогда Фульциний заводит речь о вещах давних и незначительных, о том, что Пизонуправлял Испанией заносчиво и своекорыстно; но ни изобличение не могло бы емуповредить, если бы он отвел от себя новые обвинения, ни признание егоневиновности — принести ему оправдание, если бы было доказано, что на егосовести более тяжелые преступления. После этого Сервей, Вераний и Вителлий содинаковым рвением, а Вителлий и с выдающимся красноречием обвинили Пизона втом, что из ненависти к Германику и желания захватить власть он настолькоразвратил солдатскую массу, попустительствовал ее распущенности и насилиям надсоюзниками, что наиболее разнузданными из воинов был прозван «Отцом легионов»;и, напротив, беспощадно преследуя всякого исправного воина, и особенно друзей иприближенных Германика, он в конце концов погубил его чарами и отравой;обвинили они Пизона и в нечестивых жертвоприношениях и молебствиях, устроенныхим и Планциною, в том, что он поднял оружие на государство и что для того,чтобы он предстал пред судом, его нужно было одолеть на поле сражения.

14. Против большинства обвинений защита была бессильна:Пизон не мог опровергнуть ни заискивания у легионов, ни того, что провинциябыла отдана им во власть негодяям, ни даже оскорбительных выпадов противглавнокомандующего. Единственное, что казалось опровергнутым, — это обвинение втом, что он умертвил ядом Германика, так как даже обвинители, показывавшие, чтона пиру у Германика Пизон, возлежа выше него, своими руками отравил ему пищу,не очень настаивали на этом. Ибо казалось в высшей степени невероятным, чтобысреди чужих рабов, на виду у стольких присутствующих, рядом с самим Германиком,он решился на это. Подсудимый предложил подвергнуть пытке его рабов и требовалтого же для прислуживавших на пиршестве. Но судьи по разным причинам осталисьнеумолимы: Цезарь — так как провинция была ввергнута в междоусобную распрю,сенат — так как никогда не был до конца убежден, что Германик не погиб отковарства[13] … требуя то, что писали,чему Тиберий воспротивился не меньше Пизона. Между тем в народе, собравшемсяперед курией, слышались выкрики, что они не выпустят из своих рук Пизона, еслион выйдет из сената оправданным. И толпа потащила статуи Пизона к Гемониям[14] и разбила бы их, если бы поприказанию принцепса их не спасли и не водворили на прежние места. Затем Пизонапоместили на носилки, и в сопровождении трибуна преторианской когорты он былдоставлен к себе, что вызвало в народе противоречивые толки, так как однисчитали, что трибун приставлен к нему, чтобы охранять его жизнь, а другие —чтобы предать смерти.

15. Планцину окружала такая же ненависть, но онарасполагала могущественной поддержкой, и поэтому было неясно, насколько поотношению к ней Цезарь располагает свободой действий. Пока по делу Пизона можнобыло надеяться на благополучный исход, она не раз заявляла, что не расстанетсяс ним, какая бы участь его ни постигла, и если так повелит судьба, пойдет с нимна смерть. Но добившись тайным заступничеством Августы прощения, она началапонемногу отдаляться от мужа и защищать себя обособленно от него. Увидев в этомверное предвестие гибели, подсудимый стал сомневаться, продолжать ли ему борьбуза свое оправдание, но, вняв настояниям сыновей, укрепился духом и явился всенат. Стойко вынеся возобновившиеся обвинения, угрозы сенаторов, всеобщуювраждебность и озлобление, он ничем не был так устрашен, как видом Тиберия,который, не выказывая ни гнева, ни сострадания, упрямо замкнулся в себе, чтобыне дать обнаружиться ни малейшему проявлению чувства. Возвратившись домой,Пизон некоторое время что-то писал, как бы набрасывая, что он скажет взащитительной речи, и, запечатав, вручил написанное вольноотпущеннику. Затем онуделил обычное время трапезе и отдыху. Поздней ночью, после того как жена вышлаиз его спальни, он велел запереть двери, и, когда забрезжил утренний свет, егонашли с пронзенным горлом, а на полу лежал меч.

16. Припоминаю, что слышал от стариков, будто в руках уПизона не раз видели памятную записку, которую он так и не предал гласности, нодрузья его говорили, что в ней приводились письма Тиберия и его указания,касавшиеся Германика, и что Пизон готовился предъявить их сенаторам и обличитьпринцепса, но был обманут Сеяном, надававшим ему лживые обещания; говорили и отом, что он умер не по своей воле, но от руки подосланного убийцы. Не решаясьутверждать ни того, ни другого, я, тем не менее, не счел себя вправе умолчать орассказах тех, кто дожил до нашей юности. Цезарь, придав лицу печальноевыражение, жаловался в сенате, что смертью такого рода хотели вызвать противнего ненависть…[15] и принялсядопытываться, как Пизон провел последний день и последнюю ночь. И после тогокак тот, кого он расспрашивал, ответил ему по большей части благоразумно иосторожно, а кое в чем и не очень обдуманно, он оглашает письмо Пизона,составленное приблизительно в таких выражениях: «Сломленный заговором врагов иненавистью за якобы совершенное мной преступление и бессильный восстановитьистину и тем самым доказать мою невиновность, я призываю в свидетелибессмертных богов, что вплоть до последнего моего вздоха, Цезарь, я былнеизменно верен тебе и не менее предан твоей матери; и я умоляю вас,позаботьтесь о моих детях, из которых Гней Пизон решительно не причастен к моимпоступкам, какими бы они ни были, так как все это время был в Риме, а МаркПизон убеждал меня не возвращаться в Сирию. И насколько было бы лучше, если б яуступил юноше сыну, чем он — старику отцу! Тем настоятельнее прошу вас избавитьего, ни в чем не повинного, от кары за мои заблуждения. В памятьсорокапятилетнего повиновения, в память нашего совместного пребыванияконсулами, ценимый некогда твоим отцом, божественным Августом, и твой друг,который никогда больше ни о чем тебя не попросит, прошу о спасении моегонесчастного сына». О Планцине он не добавил ни слова.

17. После этого Тиберий снял с молодого человека[16] вину за участие в междоусобной борьбе,оправдывая его приказом отца, которому сын не мог не повиноваться; одновременноон выразил сожаление об участи столь знатной семьи и даже о печальном концесамого Пизона, сколько бы он его ни заслужил. В защиту Планцины он говорил счувством неловкости и сознанием постыдности своего выступления, и притомсославшись на просьбу матери, о которой честные люди отзывались в разговорахмежду собой со все возраставшим негодованием. Итак, бабке позволительноблаговолить к той, чьими происками умерщвлен ее внук, видеться с ней, укрыватьее от сената! И одному Германику было отказано в том, что обеспечиваетсязаконом всякому гражданину! Цезаря оплакивали Вителлий с Веранием, а Планцинувызволили принцепс с Августой! И теперь ей только и остается, что обратить своияды и столь успешно испытанные козни против Агриппины, против ее детей инасытить кровью несчастнейшего семейства превосходную бабку и дядю! Этомуподобию судебного разбирательства было отдано два заседания, причем Тиберийнастойчиво побуждал сыновей Пизона отстаивать невиновность матери. Но так какобвинители и свидетели непрерывно выступали один за другим и никто их неоспаривал, Планцина, в конце концов, стала вызывать скорее жалость, чемненависть. Приглашенный первым высказать свое мнение консул Аврелий Котта (ибо,когда по делу докладывал Цезарь, магистраты также привлекались к выполнениюэтой обязанности)[17] предложил: выскоблитьиз фастов имя Пизона, часть его имущества конфисковать, часть — передать егосыну Гнею Пизону, которому, однако, надлежит сменить личное имя[18]; Марка Пизона лишить сенаторскогодостоинства и, выдав ему пять миллионов сестерциев, выслать из Рима сроком надесять лет; Планцину, по просьбе Августы, от наказания освободить.

18. Многое в этом приговоре было смягчено принцепсом:он признал неуместным изымать из фастов имя Пизона, раз в них сохраняются именаМарка Антония, пошедшего войной на отечество, и Юла Антония, нанесшегооскорбление дому Августа. Больше того, он избавил от бесчестья Марка Пизона иотдал ему оставшееся от отца имущество, как всегда щепетильный, о чем я уженеоднократно упоминал, во всем, касавшемся денег, а на этот раз к тому же болееснисходительный, так как стыдился, что Планцина осталась безнаказанной. Он жеотклонил предложение Валерия Мессалина — установить золотую статую в храмеМарса Мстителя, и Цецины Севера — воздвигнуть жертвенник Мщению[19], заявив, что подобным образом отмечаютсяпобеды над внешним врагом, а домашние неурядицы следует таить под покровомпечали. Тогда Мессалин предложил принести благодарность Тиберию, Августе.Антонии, Агриппине и Друзу, воздавшим возмездие за Германика, причем он неупомянул Клавдия. И Луций Аспренат перед всем сенатом спросил Мессалина,умышленно ли он его пропустил, после чего имя Клавдия было, наконец, внесено вэтот перечень. Чем больше я размышляю о недавнем или давно минувшем, тем большераскрывается предо мной, всегда и во всем, суетность дел человеческих. Ибомолва, надежды и почитание предвещали власть скорее всем прочим, чем тому, комусудьба определила стать принцепсом и кого она держала в тени.

19. Спустя несколько дней Цезарь внес предложение одаровании сенатом жреческих званий Вителлию, Веранию и Сервею. ПообещавФульцинию поддержать его своим голосом на выборах магистратов, он вместе с темпреподал ему совет удерживать свое красноречие от излишней порывистости. Наэтом закончилось дело о покарании виновных в смерти Германика, о которой нетолько среди современников, но и в позднейшее время ходили самые разнообразныеслухи. Так большие события всегда остаются загадочными, ибо одни, что бы им нидовелось слышать, принимают это за достоверное, тогда как другие считают истинувымыслом, а потомство еще больше преувеличивает и то и другое. Между тем Друз,покинув Рим, чтобы возобновить ауспиции[20], вступил в него вскоре как триумфатор. Спустя несколькодней скончалась его мать Випсания, единственная из детей Агриппы, умершая своейсмертью, ибо все остальные были умерщвлены, — кто явно оружием, кто, по общемумнению, — ядом и голодом[21].

20. В том же году Такфаринат, предыдущим летом, как яуказывал, разбитый Камиллом, возобновив войну в Африке, сперва совершаетбеспорядочные набеги, вследствие его стремительности оставшиеся безнаказанными,а затем принимается истреблять деревни, увозя с собою большую добычу, и,наконец, невдалеке от реки Пагида окружает когорту римлян. Начальствовал надукреплением Декрий, усердный и закаленный в походах воин, смотревший на этуосаду как на бесчестье. Решив дать бой на открытом месте, он обратился сувещанием к своим воинам и построил их перед лагерем. При первом же натискенеприятеля когорта была рассеяна, и он, осыпаемый дротиками и стрелами,бросается наперерез бегущим и накидывается на значконосцев, браня их за то, чторимские воины показали тыл беспорядочным толпам и дезертирам; получив вскорезатем несколько ран, он устремляется, несмотря на пробитый глаз, навстречуврагу и не перестает драться, пока, покинутый своими, не падает мертвым.

21. Узнав об этом, Луций Апроний (ибо он сменил Камиллав должности проконсула), встревоженный не столько добытой врагами славой,сколько позором своих, прибегает к применявшемуся в те времена крайне редкостаринному наказанию: отобрав жеребьевкой каждого десятого из осрамившей себякогорты, он до смерти забивает их палками[22]. И эта суровая мера оказалась настолько действенной,что подразделение ветеранов, числом не более пятисот, отогнало то же самоевойско Такфарината, напавшее на укрепление, которое называется Тала. В этойбитве рядовой воин Руф Гельвий совершил подвиг спасения римского гражданина, иАпроний наградил его ожерельем и почетным копьем[23]. Цезарь пожаловал ему, сверх того, гражданский венец,скорее сетуя на словах, чем на самом деле досадуя, что Апроний не сделал этогосвоей проконсульской властью. И так как подавленные неудачею нумидийцы нежелали осаждать укрепления, Такфаринат повел войну сразу во многих местах,отступая там, где на него наседали, и затем опять появляясь в тылу у римлян.Пока варвары применяли эти уловки, они безнаказанно издевались над терпящиминеудачи и утомленными римлянами, но, когда они повернули в приморские области иим, связанным добычей, пришлось осесть в постоянном лагере, Апроний Цезиан,которого отец выслал против них с конницей, когортами вспомогательных войск идобавленными к ним наиболее проворными и ловкими легионерами, успешносразившись с нумидийцами, изгнал их в пустыню.

22. Между тем в Риме на Лепиду, которая, принадлежа кславному роду Эмилиев, была к тому же правнучкой Луция Суллы и Гнея Помпея,поступает донос, что она обманным образом утверждает, будто родила отбездетного богача Публия Квириния. К этому присоединялись обвинения впрелюбодеянии, отравлениях и в том, что она обращалась к халдеям, имеявраждебные семье Цезаря умыслы; защищал подсудимую ее брат Маний Лепид.Квириний, продолжая преследовать ее своей ненавистью и после того как объявилей развод[24], усилил сострадание к ней,сколь ни была она обесчещена и изобличена в преступлениях. И нелегко было входе этого разбирательства распознать истинные помыслы принцепса, — настолькочасто он менял и перемежал проявления гнева и милости. Попросив сначала сенатне заниматься разбором обвинения в оскорблении величия, он в дальнейшем склонилбывшего консула Марка Сервилия и прочих свидетелей сообщить в своих показанияхо вещах, которых он якобы не хотел затрагивать. Он же передал содержавшихся ввоенной тюрьме рабов Лепиды в распоряжение консулов, но не допустил, чтобы ихпод пыткой допрашивали о том, что касалось его семьи. Далее, онвоспрепятствовал Друзу, хотя тот был избранным на ближайший год консулом,первому предложить приговор[25], в чем одниусматривали гражданскую скромность и желание освободить остальных отнеобходимости согласиться с предложением Друза, а некоторые — коварство излобность: ведь Друз не уступил бы первенства, если бы не имел предписанияосудить обвиняемую.

23. В дни публичных игр, прервавших на время судебноеразбирательство, Лепида, появившись в театре в сопровождении знатных женщин,принялась с горестными рыданиями взывать к своим предкам и к самому Помпею, чьесооружение и чьи статуи она видела пред собой[26], и вызвала такое к себе сострадание, что присутствовавшие,обливаясь слезами, стали осыпать Квириния угрозами и проклятиями: в угодубездетному старику темного, никому не ведомого происхождения собираютсярасправиться с той, которая некогда предназначалась в жены Луцию Цезарю и вневестки божественному Августу. Но затем показаниями подвергнутых пыткам рабовона была изобличена в преступлениях, и сенат присоединился к мнению РубеллияБланда, потребовавшего лишить ее воды и огня[27] .Это было поддержано Друзом, тогда как другие предлагалиболее мягкие меры. Из уважения к Скавру, который имел от Лепиды дочь[28], было решено не подвергать ее имуществоконфискации. И только тогда Тиберий, наконец, заявил, что он узнал от рабовКвириния о попытке Лепиды отравить мужа.

24. Некоторым утешением в постигших знатные семьиударах (ведь за короткое время Кальпурнии потеряли Пизона, а Эмилии — Лепиду)было возвращение Децима Силана из рода Юниев. Коротко сообщу об этом случае.Насколько божественный Август был счастлив в делах государственных, настолькоже был он несчастлив в семейных своих обстоятельствах из-за распутногоповедения дочери, а потом внучки[29],которых он удалил из Рима, наказав их любовников смертью[30] или изгнанием. Присвоив этому столь обычному междумужчинами и женщинами проступку грозные наименования святотатства и оскорблениявеличия, он отступал от снисходительности предков и своих собственных законов.Но об исходе остальных дел этого рода и прочих событиях того времени я будурассказывать, лишь завершив начатое, если только жизнь моя продлится и я смогувзяться за другие работы[31]. Хотя ДецимСилан, изобличенный в любовной связи с внучкою Августа, не был подвергнутсуровому наказанию, и принцепс только лишил его своей благосклонности, он понялэто как приказание отправиться в ссылку и лишь при Тиберии решился обратиться ксенату и принцепсу с просьбою о прощении, сделав это через своего брата МаркаСилана, который благодаря выдающейся знатности и красноречию пользовалсябольшим влиянием. Однако Марку Силану, в присутствии сенаторов приносившемуТиберию благодарность, Тиберий ответил, что рад возвращению его брата издальнего изгнания и что тот имеет на это право, так как не был сослан нисенатским постановлением, ни в силу закона, но что он, Тиберий, хорошо помнит онанесенных его отцу оскорблениях и что с прибытием Силана отнюдь не отменяютсяраспоряжения Августа; Децим Силан жил после этого в Риме, но не был допущен кзанятию государственных должностей.

25. После этого рассматривался вопрос о смягчениизакона Папия и Поппея, введенного престарелым Августом в дополнение к Юлиевузакону об ограничении прав не состоящих в браке и направленного также кусилению притока средств в государственную казну[32]. Однако супружества не стали от этого чаще и детейрождалось не больше, чем прежде, так как против желания оставаться бездетнымиэта мера оказалась бессильной Но зато росло число тех, кому угрожала опасность,— ведь каждая семья по навету доносчиков могла подвергнуться разорению, и еслираньше она страдала от порчи нравов, то теперь — от законов. Это и побуждаетменя подробнее рассказать о первых начатках права и о том, каким образом мыдошли до такого бесконечного множества всевозможных законов.

26. Первородные смертные, не зная еще дурныхпобуждений, жили без проступков, без злодеяний и поэтому без наказания истеснений. Не было нужды и в наградах, ибо люди по своим природным качествамстремились к честности; а раз они не желали ничего непозволительного, то ничтои не запрещалось через устрашение карой[33]. Но после того как согласие между ними нарушилось и насмену умеренности и скромности пришли честолюбие и насилие, возниклоединодержавие, и у многих народов оно осталось навечно. Но некоторые народы,либо сразу, либо после того как им стали в тягость цари, предпочли управлятьсязаконами. Сначала, пока души людей были бесхитростными, — и законы былипростыми; самые прославленные молвой — это составленные Миносом для критян,Ликургом для спартанцев и более многочисленные и сложные — написанные Солономдля афинян. У нас Ромул повелевал по своему усмотрению; затем Нума связал народрелигиозными обрядами и божественным правом; кое-что было установлено Туллом иАнком; но главным создателем законов, которым должны были подчиняться дажецари, был Сервий Туллий.

27. После изгнания Тарквиния простой народ, чтобызащитить свободу и укрепить согласие, принял многочисленные меры против партиизнатных, и были избраны децемвиры, которые, взяв отовсюду все лучшее, составилиДвенадцать таблиц — последний свод нелицеприятного права. Ибо последующиезаконы, хотя и бывали порою направлены против преступников, чаще, однако,проводились насильственно, среди раздоров между сословиями, для достижениянедозволенных почестей, для изгнания знаменитых мужей или в другихзлонамеренных целях. Отсюда — возмутители плебса Гракхи и Сатурнины и не менеещедро именем сената расточавший обещания Друз; отсюда — обольщенные надеждой ивследствие противодействия того же сената обманутые союзники[34]. Далее, во время италийской, а затем и гражданской войны[35] продолжали принимать многочисленные ипротиворечащие друг другу законы, пока диктатор Луций Сулла, отменив илиизменив предшествующие и добавив еще больше новых, не пресек на короткий срокдеятельность этого рода. Вскоре Лепид внес свои мятежные предложения[36], и немного спустя была возвращенатрибунам свобода вести за собою народ, куда бы они ни хотели[37]. И тут начали появляться указы, относившиеся уже не ковсем, но к отдельным лицам, и больше всего законов было издано в дни наибольшейсмуты в республике.

28. Тогда для исправления нравов был избран в третийраз консулом Гней Помпей[38], применившийради их врачевания средства более пагубные, чем самое зло[39], создавший свои законы и сам же ниспровергнувший их[40] и потерявший от оружия то, что защищалоружием. Затем началась непрерывная, в течение двадцати лет[41], усобица, когда не стало ни нравственности, ни правосудия:оставались безнаказанными преступнейшие деяния, а добродетель бывала причиноюгибели. Наконец, в шестое свое консульство Цезарь Август, обеспечив себепрочную власть, отменил сделанные во время триумвирата распоряжения и далзаконы, чтобы мы наслаждались миром и нами управлял принцепс. В дальнейшем ихпуты стали еще крепче; появились надзиратели, по закону Папия и Поппеяпоощряемые наградами, чтобы римский народ наследовал как общий отец послеотказавшихся от преимуществ отцовства выморочное имущество. Но эти надзирателизаходили гораздо дальше, накидывались на Рим, на Италию, на все, где толькобыли римские граждане, и довели многих до разорения. И опасность грозила бы ужевсем, если бы Тиберий не назначил по жребию, чтобы справиться с этой бедой,пятерых бывших консулов, пятерых бывших преторов и столько же из прочихсенаторов, и они, устранив многочисленные стеснения, созданные этим законом, непринесли на короткий срок облегчения.

29. Тогда же, представив сенату уже достигшегоюношеского возраста Нерона, сына Германика, Тиберий, не без насмешливыхперешептываний присутствующих, испросил для него, чтобы, освобожденный отвигинтивирата[42] и на пять лет раньшеустановленного законом возраста, он был допущен к квестуре[43]. При этом Тиберий ссылался на то, что по ходатайствуАвгуста такое же решение было принято о нем самом и о его брате[44]. Не сомневаюсь, что и тогда не былонедостатка в тайно насмехавшихся над подобными домогательствами, но то было вначале возвышения Цезарей, и старинные установления были еще у всех предглазами, да и родственные связи пасынков с отчимом менее близки, чем у деда свнуком. Нерону присваивается, сверх того, жреческий сан, и в день, когда онвпервые вступил на форум, раздавался конгиарий[45] простому народу, ликовавшему, что перед ним возмужалыйотпрыск Германика. Еще более радостно было встречено бракосочетание Нерона сдочерью Друза Юлией. Но насколько одобрительно отнесся к этому народ, настолькоже неприязненно принял он сообщение, что сыну[46] Клавдия назначается в тести Сеян. Считали, что Тиберийзапятнал этим честь своего рода и еще больше возвысил Сеяна, и без тоговнушавшего подозрения, что он слишком далеко заносится в своих замыслах.

30. В конце года скончались выдающиеся мужи ЛуцийВолузий и Саллюстий Крисп. Волузий принадлежал к древнему роду, неподнявшемуся, однако, выше претуры; что касается его самого, то он достигконсульства, наделялся цензорской властью для проведения выборов всадническихдекурий и скопил те богатства, которые так возвеличили и усилили эту семью.Крисп, происходивший из всаднического сословия, был внуком сестрыпрославленного римского историка Гая Саллюстия, усыновившего его и давшего емусвое имя. Но хотя Криспу был открыт легкий доступ к высшим магистратурам, онпоследовал примеру Мецената и, не имея сенаторского достоинства, превзошелмогуществом многих отпраздновавших триумф или облеченных званием консула.Стремясь к изысканному образу жизни, он отошел от обычаев предков и, окруженныйбогатством и роскошью, был склонен к изнеженности. Но при всем этом в немтаилась душевная сила, способная вершить большие дела и тем более бурная икипучая, чем равнодушнее и бездеятельнее он старался казаться. При жизниМецената — один из многих, а затем — первый, кому император доверял свои тайны,он был причастен к убийству Агриппы Постума; но на старости лет он скорее повидимости, чем на деле сохранял дружеское расположение принцепса. То жеслучилось и с Меценатом, потому ли, что волею рока могущество редко бываетнезыблемым, или потому, что наступает пресыщение, охватывающее как тех, ктодаровал все, что было возможно, так и тех, кому желать больше нечего.

31. Затем следуют четвертое консульство для Тиберия,второе — для Друза, примечательное разделением консульской власти между отцом исыном. За три года до этого тот же почет был оказан Германику и Тиберию, нодяде это не доставило радости, и они были не так тесно связаны природнымиузами. В начале того же года Тиберий якобы для укрепления пошатнувшегосяздоровья удалился в Кампанию, то ли постепенно подготовляя длительнуюнепрерывную отлучку, то ли для того, чтобы Друз в отсутствие отца единоличноотправлял консульские обязанности. И вышло так, что ничтожное дело, вызвавшее,однако, жаркие споры, доставило молодому человеку возможность снискать общеерасположение. Бывший претор Домиций Корбулон обратился к сенату с жалобой назнатного молодого человека Луция Суллу, не уступившего ему места во времягладиаторских игр. На стороне Корбулона были его возраст, дедовские обычаи,сочувствие стариков; против него выступали Мамерк Скавр, Луций Аррунций идругие родичи Суллы. С обеих сторон произносились речи; делались ссылки напредков, суровыми указами осуждавших непочтительность молодежи, пока невыступил Друз, сумевший умерить страсти. Кончилось тем, что Корбулону принесизвинения дядя и отчим Суллы Мамерк, самый красноречивый из ораторов тоговремени. Тот же Корбулон, повсюду крича о том, что из-за злоупотребленийподрядчиков и нерадивости магистратов дороги в Италии по большей частисовершенно разбиты и приведены в непроезжее состояние, охотно взялся навести вэтом деле порядок, что не принесло большой общественной пользы, но оказалосьгибельным для весьма многих, с чьим добрым именем и имуществом он беспощаднорасправился посредством осуждений и продаж с торга.

32. Немного спустя в присланном сенату письме Тиберийсообщал о набеге Такфарината, снова вызвавшем осложнения в Африке, и велелсенаторам по своему усмотрению избрать для нее проконсула, который знал бывоенное дело, отличался крепким здоровьем и мог взять на себя руководствовойной. Этот повод был использован Секстом Помпеем для очернения Марка Лепида,который, по его словам, был ленив, беден и являлся позором для своих предков,вследствие чего его не следует допустить к жеребьевке на управление Азией;сенат, однако, не разделял этого мнения, считая, что Лепид скорее мягок, чемнерадив, что нужду он унаследовал от отца и что, ничем не запятнав своейзнатности, скорее заслуживает похвалы, чем бесчестья. Итак, Лепида направили вАзию, а относительно Африки было вынесено постановление предоставить самомуЦезарю выбрать, кому ее поручить.

33. Между тем Цецина Север предложил воспретитьуезжающим в провинцию магистратам брать с собой жен; предварительно оннесколько раз повторил, что живет с женой в добром согласии, что она шесть разрожала ему детей и что предлагаемое им в качестве общественного мероприятия оннеуклонно соблюдал у себя в семье, оставляя ее в Италии, хотя его сорокалетняявоенная служба протекала во многих провинциях. Ведь недаром некогда быловынесено решение не возить с собой женщин ни к союзникам, ни к чужеземцам:присутствие женщин неминуемо связано с осложнениями, из-за их роскоши в мирноевремя, из-за их страхов — в военное; из-за них римское войско в походеуподобляется кочующей орде варваров. Этот пол не только слабосилен и неспособенк перенесению трудностей, но, если дать ему волю, то и жесток, тщеславен ижаден до власти; они выступают перед воинами, прибирают к рукам центурионов — ивот недавно женщина распоряжалась упражнениями когорт, боевыми учениямилегионов[47]. Пусть они, сенаторы, самиприпомнят, что всякий раз, когда происходят осуждения за лихоимства, в большейчасти преступлений бывают повинны жены; вокруг них тотчас же собираются худшиелюди провинции; женщины предпринимают и совершают всевозможные сделки.Торжественные встречи устраиваются обоим, существуют два претория[48], в своих приказаниях женщины чаще всегоупорны и неумеренны, и те, которые некогда были обузданы Оппиевыми и другимизаконами[49], а теперь освободились от этихоков, норовят распоряжаться не только дома и на форуме, но и в войсках.

34. Лишь немногие слушали эту речь с одобрением:большинство перебивало ее, выкрикивая, что этот вопрос не был поставлен наобсуждение и что не Цецине быть судьей в таком деле. С ответом ему выступилВалерий Мессалин, который, будучи сыном Мессалы, в некоторой мере унаследовалотцовское красноречие: многие из суровых установлений древности замененылучшими и более снисходительными — ведь вокруг Рима уже не свирепствуют, какнекогда, войны, и в провинциях не осталось былой враждебности. И если кое-чтоотпускается на женские нужды, то это не ложится тяжелым бременем на плечи мужейи, тем более, на союзников; всем остальным жена пользуется наравне с мужем, и вмирное время это не мешает ему заниматься своими делами. На войну, разумеется,нужно идти только тем, кто способен носить оружие; но есть ли длявозвращающихся после бранных трудов более чистое и добродетельное отдохновение,чем даруемое супругой? Некоторые из них охвачены тщеславием или жадностью? Норазве многие магистраты и сами не подвержены различным страстям? Тем не менее,их все-таки посылают в провинции. Испорченность жен совращает мужей? Но развевсякий холостяк безупречен? Некогда были приняты Оппиевы законы, что быловызвано обстоятельствами, в которых тогда пребывала республика[50]; кое в чем в них позднее были сделаныпослабления и уступки, ибо это требовалось общею пользой. Тщетно прикрыватьнашу слабость, выискивая для нее другие названия: если жена в чем бы то ни былопреступает должную меру, виноват в этом муж. Далее, несправедливо из-забезволия нескольких отнимать у мужей подруг, делящих с ними и счастье, игорести, и, покидая пол, по природе слабый, предоставлять его собственнойневоздержанности и чужим вожделениям. Ведь и в присутствии мужа едва удаетсясохранить нерушимость супружеского союза; что же произойдет, если жены надолгие годы будут забыты, словно они получили развод? Поэтому, противодействуянепорядкам вне Рима, следует помнить и об охране нравов в самом Риме. Несколькослов было добавлено Друзом, сославшимся на свою семейную жизнь: ведь принцепсамприходится посещать отдаленнейшие места империи. Сколько раз божественныйАвгуст ездил на Запад и на Восток в сопровождении Ливии! Да и сам Друз выезжалв Иллирию и, если понадобится, отправится и к другим народам, но не всегдахранил бы спокойствие духа, если бы отрывался от своей дорогой супруги и материстольких его детей. Итак, предложение Цецины было отвергнуто.

35. На ближайшем заседании сената было прочитано письмоТиберия, в котором, бросив скрытый упрек сенаторам за то, что все заботы онивзваливают на принцепса, он называл Мания Лепида и Юния Блеза в качествекандидатов, одного из которых надлежало избрать проконсулом Африки. После этогобыли выслушаны выступления их обоих: Лепид с большой настойчивостью уклонялсяот этого назначения, ссылаясь на слабость здоровья, малолетних детей, дочь навыданье, но всем было ясно и то, о чем он умалчивал, — что Блез — дядя Сеяна ипоэтому преимущество на его стороне. Для вида отказывался и Блез, но неупорствовал, когда льстецы единодушно поддержали его подлинные желания.

36. Затем открыто заговорили о том, на что многиежаловались лишь в тесном кругу друзей. Все чаще случалось, что последниенегодяи, прикасаясь к изображению Цезаря[51], безнаказанно поносили честных людей и возбуждалипротив них ненависть; стали бояться даже вольноотпущенников и рабов, когда тебранили своего патрона или хозяина или угрожали ему расправой. И вот сенаторГай Цестий выступил с речью, в которой сказал, что хотя принцепсы подобныбогам, но и боги прислушиваются лишь к справедливым просьбам молящихся, и никтоне укрывается в Капитолии или других храмах Рима, чтобы, пользуясь этимубежищем, совершать преступления. Законы полностью отменены и повержены, еслина форуме, рядом с сенатом, Анния Руфилла, которую судья по его иску призналвиновной в мошенничестве, осыпает его руганью и угрозами, а он не смеетвоззвать к правосудию, потому что ее защищает изображение императора. Зашумелисо всех сторон и другие, сообщая о сходных или еще более возмутительныхслучаях, и принялись упрашивать Друза преподать устрашающий пример наказания; вконце концов, Руфилла была допрошена, изобличена и по приказанию Друзазаключена в государственную тюрьму.

37. На основании сенатского постановления, принятого поуказанию принцепса, были также подвергнуты наказанию римские всадники КонсидийЭкв и Целий Курсор, клеветнически обвинившие в оскорблении величия претораМагия Цецилиана. И то и другое вменили в заслугу Друзу: живя в Риме и охотновращаясь среди людей, он сглаживал своею доступностью нелюдимость иотчужденность отца. Не вызывало осуждения в молодом человеке и его легкомыслие:пусть уж лучше тешится своими забавами, проводя дни на постройках[52], а ночи — в пирах, чем, отгородившись отвсех и лишив себя каких бы то ни было развлечений, погружается в угрюмуюнастороженность и вынашивает злобные замыслы.

38. Между тем Тиберий не унимался, не унимались иобвинители. Так, Анхарий Приск привлек к суду проконсула Крита Цезия Корда,обвинив его в лихоимстве и, сверх того, в оскорблении величия, что тогданеизменно присоединялось ко всем обвинениям. Цезарь, сделав выговор судьям,оправдавшим обвинявшегося в прелюбодеянии знатнейшего македонянина АнтистияВетера, снова предал его суду — на этот раз за оскорбление величия, какбунтовщика и соучастника замыслов Рескупорида в те дни, когда, убив Котиса, тотзамышлял войну против нас. Итак, подсудимый был лишен воды и огня, и былодобавлено, чтобы он содержался на острове, удаленном как от Македонии, так и отФракии. Ибо Фракия, после того как власть над нею была поделена междуРеметалком и детьми Котиса, к которым из-за их малолетства сенат приставилопекуном Требеллена Руфа, все еще не смирившись с нашим господством, быланеспокойна, и фракийцы, видя в Требеллене виновника своих бедствий, не меньшевозмущались Реметалком, оставлявшим неотмщенными обиды своих соплеменников. Ивот взялись за оружие сильные племена келалетов, одрисов и диев, каждое воглаве со своими вождями, среди которых ни один не превосходил остальныхизвестностью и влиятельностью, что и было причиною, почему они не смоглисплотиться и повести войну крупными силами. Часть восставших разорялаблизлежащие местности, другие перешли через Гемские горы с намерением возмутитьобитавшие вдалеке народы, а большинство, и притом наиболее боеспособное,осадило царя[53] в основанном ФилиппомМакедонским городе Филиппополе.

39. Узнав об этом, Публий Веллий (он начальствовал надближайшим войском) бросил отряды вспомогательной конницы и когортылегковооруженных на тех, которые, предаваясь грабежу или рассчитывая собратьподкрепления, переходили с места на место, а сам повел основное ядро пехоты,чтобы освободить от осады обложенный город, Все завершилось полным успехом:грабители были уничтожены, среди осаждающих возникли раздоры, царь произвелудачную вылазку, и к нему своевременно подошел легион. Происшедшее не подобаетдаже назвать ни правильной битвою, ни сражением, — ведь кое-как вооруженные иразрозненные враги были перебиты без пролития нашей крови.

40. В том же году обремененные долгами галльскиеплемена попытались поднять восстание, наиболее деятельными подстрекателями ккоторому были среди треверов Юлий Флор, у эдуев — Юлий Сакровир. Обапринадлежали к знатным родам, и их предки за свои подвиги получили некогдаримское гражданство, которое в те времена было редкой наградой и давалосьтолько за выдающиеся заслуги. Заручившись поддержкой наиболее решительных иотважных, а также всех тех, у кого вследствие нищеты или страха пред наказаниемза совершенные преступления не оставалось иного выхода, как примкнуть к мятежу,они на тайных переговорах условились, что Флор возмутит белгов, а Сакровир —обитающих ближе к Италии галлов. Итак, в местах, где постоянно собирался народ,и на созванных ради этого сходках они принимаются произносить мятежные речи,говорят о вечном гнете налогов, о произволе ростовщиков, о жестокости инадменности правителей, о том, что, узнав про гибель Германика, римские воинынеспокойны и ропщут, — словом, что пришло время отвоевать независимость, еслиони, полные сил, поразмыслят над тем, насколько слаба Италия, как невоинственнонаселение Рима и что в римском войске надежны только провинциалы.

41. Не было почти ни одной общины, в которую не запалибы семена этого мятежа, но первыми поднялись андекавы и туроны. Андекавовусмирил легат Ацилий Авиола, вызвав когорту, стоявшую гарнизоном в Лугдуне.Гуронов подавили под начальством того же Авиолы легионы, присланные легатомНижней Германии Визеллием Варроном, и поддержавшие их некоторые из галльскихвождей, поступившие таким образом, чтобы скрыть свою причастность к восстанию ипри более благоприятных обстоятельствах открыто присоединиться к мятежникам.Видели и Сакровира, призывавшего с непокрытою головой, чтобы выказать, как онговорил, свою храбрость, биться на стороне римлян; однако пленные утверждали,что он делал это, чтобы восставшие узнали его и не поднимали на него оружия.Запрошенный по этому поводу Тиберий пренебрег полученным донесением и своейнерешительностью затянул военные действия.

42. Между тем Флор, упорствуя в осуществлении своихзамыслов, подстрекает отряд вспомогательной конницы, набранный из треверов, нопрошедший нашу военную выучку и приученный к дисциплине, перебить римскихкупцов и начать восстание; ему удалось совратить лишь немногих всадников, когдакак большинство осталось верным долгу. Тем временем взялось за оружие множестводолжников и подневольного люда; они попытались, проникнуть в поросшие лесомгоры, носящие название Ардуенна, но их не пустили туда легионы обоих войск, сдвух сторон выставленные Визеллием и Гаем Силием. Высланный вперед с отрядомотборной конницы Юлий Инд, соплеменник Флора, враждебный ему и поэтому сособенным пылом выполнявший свое поручение, рассеял не успевшую изготовиться кбою беспорядочную толпу. Флору сначала удалось скрыться от победителей, но,увидев позднее римлян, засевших у выходов из его убежища, он поразил себясобственною рукой. Таков был конец возмущения треверов.

43. У эдуев восстание приобрело больший размах,поскольку их община была могущественнее и военные силы для ее усмирениянаходились гораздо дальше. Главный город этого племени Августодун захватываетсявооруженными толпами Сакровира, рассчитывавшего увлечь за собой обучавшихся тамюношей из виднейших галльских родов[54], и,располагая такими заложниками, — их отцов и родичей; в этих целях он раздаетмолодежи тайно изготовленное оружие. Всего у него набралось сорок тысяч, изкоторых одна пятая имела оружие римского образца, а у остальных были толькорогатины, ножи и прочее вооружение, каким пользуются охотники. К ним былидобавлены предназначенные для гладиаторских игр рабы, по обычаю племениоблаченные в сплошные железные латы, так называемые круппелларии[55], малопригодные для нападения, но затонеуязвимые для наносимых врагом ударов. Численность этих полчищ непрерывноросла и благодаря притоку проникнутых тем же рвением из еще не примкнувшихоткрыто к восставшим соседних племен, и вследствие соперничества между римскимивоеначальниками, спорившими о том, кому из них возглавлять руководство военнымидействиями, пока отягченный старостью Варрон не уступил полному сил и решимостиСилию.

44. А в Риме между тем распространился слух, чтовосстали не только треверы и эдуи, но все шестьдесят четыре галльские общины[56], что они объединились с германцами, чтоИспания ненадежна, и все это, как обычно бывает, встречало веру ипреувеличивалось молвою. Всех благомыслящих эти известия огорчили и наполнилитревогой за государство; но многие из ненависти к существующему порядку и жаждыперемен, невзирая на то, что сами подвергались опасности, были ими обрадованы ибранили Тиберия, продолжавшего при таком расстройстве в делах углубляться внаветы доносчиков. Или, быть может, и Сакровир предстанет пред сенатом заоскорбление величия? Нашлись, наконец, мужи, которые силой оружия положатпредел кровожадным посланиям принцепса. Пусть уж лучше война, чем столь жалкиймир. Но Тиберий тем упорнее хранил полнейшую невозмутимость и, не сменив ниместопребывания, ни выражения лица, ни в чем не нарушил в те дни привычногообраза жизни, то ли от скрытности нрава, то ли установив, что опасность нестоль значительна и во всяком случае меньше, чем изображает молва.

45. Тем временем Силий, выслав вперед отрядвспомогательных войск, а сам, наступая с двумя легионами, опустошает округасекванов, обитавших в пограничной местности — по соседству с эдуями, заодно скоторыми они взялись за оружие. Затем стремительным броском он продвигается кАвгустодуну — его значконосцы соревнуются друг с другом в усердии, рядовыевоины требуют не устраивать обычных привалов и не располагаться ночами наотдых: лишь бы они увидели пред собою противника и были замечены им — этогодостаточно для победы. Наконец, в открытом поле, у двенадцатого милиария,показался Сакровир со своими полчищами. Впереди он поставил латников, с боков —правильные когорты, сзади — толпу кое-как вооруженных. Сопровождаемыйприближенными, он объезжал на статном коне ряды своего войска и говорил о былойславе галлов, о поражениях, которые они некогда нанесли римлянам, о том, какпочетна для победителей отвоеванная ими свобода и насколько несноснее рабстводля побежденных вторично.

46. Но речи эти были недолгими и не вызвалиодушевления: на эдуев надвигались в боевом строю легионы; и неопытные в военномделе, не прошедшие никакой выучки горожане отдавали свое зрение и слух толькоэтому. Напротив, Силий, хотя заранее усвоенная уверенность в победе делалаизлишними всякие увещания, тем не менее восклицал, что им, победителямгерманцев, должно казаться зазорным, что их ведут против таких врагов, каковыгаллы. «Недавно одна когорта разгромила туронов, одно конное подразделение —треверов, несколько конных отрядов этого самого войска — секванов. Чем эдуибогаче деньгами, чем больше предаются они удовольствиям, тем менее рвутся вбой. Разите же их, но оказывайте пощаду бегущим». В ответ на это раздалисьгромкие клики, и конница, обойдя неприятеля, ударила на него сзади, пехотабросилась на передних; не замешкались и действовавшие на флангах. Разгром эдуевнесколько задержали латники, так как их доспехи не поддавались ни копьям, нимечам; впрочем, воины, схватившись за секиры и кирки, как если бы они рушилистену, стали поражать ими броню и тела; другие при помощи кольев и вил валилиэти тяжелые глыбы, и они, словно мертвые, продолжали лежать на земле, не делаяни малейших усилий подняться. Сакровир сначала направился в Августодун, азатем, опасаясь выдачи римлянам, с наиболее преданными приверженцами — вближнюю загородную усадьбу. Там он поразил себя своею рукой, а остальные —пронзив насмерть друг друга. Подожженная усадьба сгорела, и огонь поглотил ихтела.

47. Только тогда, наконец, Тиберий написал сенату овозникновении и завершении войны; он сообщил все, как оно было, ничего неубавив и ничего не прибавив: одержали верх верность и доблесть легатов и егоуказания. Приводя тут же причины, почему ни он, ни Друз не отправились на этувойну, он превозносил величие Римской державы и заявлял, что принцепсам непристало, если взбунтуются одно-два племени…[57] покинув город, откуда осуществляется руководство всемгосударством. Но теперь, поскольку его побуждает к этому не тревога, а другиесоображения, он выедет в Галлию, дабы на месте ознакомиться с положением дел инавести порядок. Сенаторы постановили дать обеты ради благополучного еговозвращения, а также устроить молебствия и все принятое в подобных случаях.Только Долабелла Корнелий, стремясь превзойти остальных и дойдя в своей лестидо полнейшей несообразности, предложил назначить Тиберию, которому предстоялоприбыть из Кампании, овацию[58] при въездев Рим. В ответном письме Цезарь писал, что он не так уж бесславен, чтобы послепокорения стольких неукротимых народов, стольких отпразднованных в молодоститриумфов и стольких, от которых он отказался, добиваться уже в пожилом возрастенеобоснованной награды за загородную поездку.

48. Тогда же он повелел сенату отметить смертьСульпиция Квириния устройством ему торжественных похорон на государственныйсчет. Этот Квириний, происходя из города Ланувия, не принадлежал к древнемупатрицианскому роду Сульпициев, но, отличившись на военной службе и ревностнымисполнением возлагаемых на него обязанностей, был удостоен при божественномАвгусте консульства, а позднее, овладев в Киликии крепостями гомонадов, —триумфальных отличий и был дан в руководители и советники управлявшему АрмениейГаю Цезарю. К тому же он оказывал внимание Тиберию в бытность того на Родосе.Сообщив тогда обо всем этом в сенате, принцепс превозносил похвалами Квиринияза его предупредительность лично к нему и всячески попрекал Марка Лоллия,виновного, по его словам, в возбуждении против него Гая Цезаря и в ихразногласиях. У всех прочих Квириний, однако, не оставил по себе доброй памятииз-за преследований, которым, как я упоминал, он подверг Лепиду, а также за егоскаредность и всемогущество в старости.

49. В конце года римского всадника Клутория Прискадоносчик обвинил в том, что, пожалованный Цезарем денежным даром запрославленные стихи, в которых оплакивалась кончина Германика, он во времяболезни Друза сочинил новые, чтобы в случае его смерти предать их гласности иполучить еще большее вознаграждение. Это Клуторий якобы обронил из тщеславия вдоме Публия Петрония перед его тещей Вителлией и многими знатными женщинами.Когда разнеслась весть об этом доносе, остальные со страху подтвердили его;лишь Вителлия решительно заявила, что ничего не слышала. Но тем, чьисвидетельства навлекали на Клутория гибель, было дано больше веры, и избранныйконсулом на следующий срок Гатерий Агриппа предложил приговорить подсудимого квысшему наказанию.

50. Против этого следующим образом высказался МанийЛепид: «Если мы станем, отцы сенаторы, исходить лишь из того, скольнечестивыми словами Клуторий Приск осквернил свою душу и слух людей, то длянего мало и тюрьмы, и петли, и даже тех пыток, которым подвергают рабов. Ноесли для нечестия и преступлений не существует предела, а в наказаниях исредствах воздействия его ставит умеренность принцепса, а также примеры,оставленные предками и вами самими, равно как и различие, существующее междувздорным и злонамеренным, между словами и злодеяниями, то здесь уместно вынестиприговор, который не оставил бы вины Клутория безнаказанной и вместе с тем недал бы нам оснований раскаиваться ни в его мягкости, ни в чрезмерной суровости.Я не раз слышал, как наш принцепс выражал сожаление, если кто предупреждалсамоубийством его милосердие. Жизнь Клутория в наших руках; если она будет намисохранена, от этого не воспоследует опасности для государства, если отнята,никто в этом не почерпнет для себя назидания. Его стремления столь же исполненыбезумия, сколько суетны и ничтожны; и нельзя бояться чего-либо важного исущественного со стороны человека, который сам разглашает свои собственныепроступки и жаждет пленить сердца не мужей, но безвольных и слабых женщин.Итак, пусть он покинет Рим, пусть его имущество будет взято в казну, а сам онлишен воды и огня; я говорю это, предполагая, что он подвергнется осуждению позакону об оскорблении величия»[59].

51. Из бывших консулов Лепида поддержал только РубеллийБланд; остальные согласились с приговором Агриппы; Приск был тут же отправлен втюрьму и немедленно по прибытии туда умерщвлен. Тиберий как обычно вдвусмысленных выражениях попенял за это сенату, одновременно превозносяпреданность тех, кто беспощадно карает даже за маловажные оскорбленияпринцепса, и порицая столь поспешное наказание только лишь за слова, хвалилЛепида, но не осуждал и Агриппы. В итоге было принято сенатское постановление,предписывавшее передавать в казначейство[60] приговоры сената лишь по истечении десяти дней послеих вынесения и тем самым продлевавшее на такой же срок жизнь осужденного. Но нисенат не располагал возможностью менять свои приговоры, ни Тиберий впредусмотренное для этого время не смягчал наказания.

52. Затем последовало консульство Гая Сульпиция иДецима Гатерия; в этом году во внешних делах не произошло никаких осложнений,но в самом Риме стали бояться строгостей против роскоши, которая безудержнораспространялась по всем путям расточительства. Иные расходы, сколь быогромными они ни были, удавалось утаивать, чаще всего приуменьшая цены, но чтокасается трат на чревоугодие и распутство, то о них постоянно толковали внароде, и это вызвало опасения, как бы принцепс круто не повернул к стариннойбережливости. И вот по почину Гая Бибула и остальные эдилы заговорили о том,что закон об издержках[61] никем ни во чтоне ставится, что недозволенные цены на съестные припасы повышаются с каждымднем, что обычными мерами их рост не остановить; обсудив этот вопрос, сенаторыпередали его целиком на усмотрение принцепса. Тиберий, тщательно взвесив всвоих размышлениях, можно ли обуздать столь распространившиеся страсти и непринесет ли их обуздание еще больший вред государству, к лицу ли ему браться зато, чего он или не добьется, или, если добьется, то навлечет позор и бесчестиена прославленных и почтенных мужей, наконец, составил письмо к сенату, вкотором говорил следующее.

53. «Быть может, отцы сенаторы, при рассмотрении другихдел было бы полезнее, если бы я выслушивал ваши вопросы, лично присутствуясреди вас, и говорил тут же о том, что по-моему нужно для общего блага. Но приобсуждении этого дела мне было лучше отсутствовать, дабы я не видел своимиглазами и в некотором роде не ловил с поличным тех отдельных сенаторов, которыхвы осуждаете за постыдную роскошь и на чьи лица и чей испуг вы бы указывали мневашими взглядами. И если бы ревностные мужи эдилы предварительно спросили меняо моем мнении, то, пожалуй, я скорее посоветовал бы им предоставить этимогущественные и укоренившиеся пороки самим себе, чем вести с ними борьбу,чтобы в конце концов обнаружить пред всеми, с какими позорными недостатками мыне в состоянии справиться. Эдилы, разумеется, поступили соответственно своемудолгу, и я хотел бы, чтобы все прочие магистраты столь же усердно отправлялисвои обязанности; но что касается меня, то мне неудобно молчать и вместе с темзатруднительно высказаться: ведь я не облечен полномочиями эдила, претора иликонсула. От принцепса требуется нечто большее и более выдающееся, и, есливсякий снискивает одобрение за добросовестно выполненные дела, промахи всехвменяются в вину ему одному. С чего мне начать? Что запретить или ограничить,возвращаясь к прежним обычаям? Огромные размеры загородных домов? Число рабов иих принадлежность к множеству различных племен? Вес золотой и серебрянойутвари? Чудеса, созданные в бронзе, и на картинах? Одинаковые одеяния мужчин иженщин[62] или пристрастия одних толькоженщин, ведущие к тому, что ради драгоценных камней наши состояния уходят кчужим или даже враждебным народам?

54. «Мне известно, что на пирах и в дружеских собранияхвозмущаются этой непомерною роскошью и требуют, чтобы ей был положен предел; ноесли бы кто-нибудь издал в этих целях закон и определил в нем наказания, те жесамые люди стали бы вопить, что ниспровергаются общественные устои, что всякомунаиболее выдающемуся приуготовляется гибель и что никто не огражден отопасности быть обвиненным. И подобно тому как застарелые и с давних порукреплявшиеся недуги нашего тела не пресечь иначе, как сильно действующими исуровыми лечебными мерами, так и развращенная и одновременно развращающая,больная и пылающая в горячке душа должна быть обуздана средствами, не менеемощными, чем распалившие ее страсти. Столько законов, введенных нашимипредками, столько обнародованных божественным Августом, утратив всякую силу,одни — из-за того, что забыты, другие — что еще постыднее — из пренебрежения кним, еще больше укрепили в приверженных роскоши самоуверенность ибеззаботность. Ибо, желая того, что пока не запретно, опасаешься, как бы нанего не был наложен запрет, но, безнаказанно преступив грань позволенного,забываешь и страх, и совесть. Почему некогда господствовала бережливость?Потому что каждый сам себя ограничивал, потому что мы были гражданами лишьодного города и, властвуя в пределах Италии, не знали многих одолевающих насныне соблазнов. Но, победив внешних врагов, мы научились безудержно расточатьчужое, а в междоусобицах — и свое собственное. Однако сколь незначительно зло,о котором напоминают эдилы! Какой безделицей мы должны его счесть, есливзглянем на все остальное! А ведь никто, к сожалению, не докладывает сенату,что Италия постоянно нуждается в помощи со стороны, что жизнь римского народавсечасно зависит от превратностей моря и бурь[63] и что, не поддерживай провинции своими излишками игоспод, и рабов, и самые пашни, нам пришлось бы ожидать пропитания от своихувеселительных садов и вилл. Вот какая забота, отцы сенаторы, неизменноотягощает принцепса, и, если она будет оставлена, ничто не сможет спастигосударство. Остальному должно помочь исцеление самих душ; так пусть же насизменит к лучшему ощущение меры дозволенного, бедняков — нужда, богачей —пресыщение. И если кто из высших должностных лиц обещает такое усердие и такуютвердость, что для него будет посильным вступить в борьбу с роскошью, я воздамему похвалу и признаюсь, что он снимает с меня часть моего бремени; но если онипожелают подвергнуть пороки лишь словесному бичеванию, а затем, добыв этимславу, оставят мне распри, то поверьте, отцы сенаторы, и я также не хочупопреков; мирясь с ними, тягостными и по большей части несправедливыми, в делахгосударственной важности, я по праву прошу избавить меня от пустых ибесплодных, не возмещаемых пользой ни для меня, ни для вас».

55. По прочтении письма Цезаря с эдилов была снята этазабота, и само собой постепенно изжило себя соперничество в роскошипиршественных столов, поглощавшей огромные средства на протяжении целых ста летпосле битвы при Акции и вплоть до вооруженного переворота, отдавшего верховнуювласть Сервию Гальбе[64]. Мне хочетсявыяснить причины этого изменения в обиходе. Богатые и знатные или особеннознаменитые семьи с давних пор были влекомы к показному блеску. Ибо в те временаеще не возбранялось благодетельствовать простому народу, союзникам иподвластным нам царствам и быть почитаемым ими. И чем больше кто-либо выделялсябогатством, великолепием дома и пышностью его внутреннего убранства, тембольший почет окружал его имя и тем больше имел он клиентов. Но после того какначали свирепствовать казни и громкая слава стала неминуемо вести к гибели,остальные благоразумно притихли и затаились. Вместе с тем все чащедопускавшиеся в сенат новые люди из муниципиев, колоний и даже провинцийпринесли с собою привычную им бережливость, и хотя многие среди них благодаряудаче или усердию к старости приобретали богатство, они сохраняли тем не менеепрежние склонности. Но больше всего способствовал возвращению к простоте нравовдержавшийся старинного образа жизни Веспасиан. Угодливость по отношению кпринцепсу и стремление превзойти его в непритязательности оказались сильнееустановленных законами наказаний и устрашений. Впрочем, быть может, всемусуществующему свойственно некое круговое движение, и как возвращаются те жевремена года, так обстоит и с нравами; не все было лучше у нашихпредшественников, кое-что похвальное и заслуживающее подражания потомков принеси наш век. Так пусть же это благородное соревнование с предками будет у наснепрерывным!

56. Поставив предел потоку доносов и тем приобретяславу умеренности, Тиберий направляет сенату письмо, в котором просит опредоставлении Друзу трибунской власти. Это наименование было придуманоАвгустом для обозначения высшей власти: не желая называться царем илидиктатором, он, однако, хотел выделяться среди магистратов каким-нибудьтитулом. Позднее он избрал себе сотоварищем в этой власти Марка Агриппу, апосле его кончины — Тиберия Нерона[65],дабы не оставалось неясности, кого он назначил своим преемником. Он считал, чтоблагодаря этому будут рассеяны злонамеренные надежды других; вместе с тем онбыл уверен в преданности Нерона и непоколебимости собственного величия. И вот,руководствуясь этим примером, Тиберий разделил с Друзом верховную власть, тогдакак при жизни Германика выбор между ними оставлял нерешенным. Начав письмо спросьбы богам обратить его замысел ко благу республики, он, в сдержанныхвыражениях и ничего не преувеличивая, обрисовал нравы молодого человека. У негоесть жена и трое детей, и он в том же возрасте, в каком сам Тиберий был призванбожественным Августом к несению тех же обязанностей. И теперь не поспешно инеобдуманно, но после восьмилетнего испытания, после того как Друз подавилмятежи и успешно завершил войны, он привлекает его, триумфатора и дваждыконсула, к соучастию в хорошо знакомых ему трудах.

57. Сенаторы предвидели это обращение принцепса, ипоэтому тем более тонкой была их лесть. И все-таки они ничего не придумали,кроме обычных постановлений об изображениях принцепсов, жертвенниках богам,храмах, арках и тому подобном; только Марк Силан изыскал для принцепсов новыепочести в умалении консульского достоинства и внес предложение выставлять наобщественных и частных строениях, в случае указания на них памятной даты, именане консулов, но тех, кто облечен трибунскою властью. Но когда старик КвинтГатерий выразил пожелание, чтобы сенатские постановления этого дня былиначертаны золотыми буквами в курии, это вызвало насмешки, ибо единственнойнаградой, которую он мог ожидать, было бесславие низкой лести.

58. Так как Юнию Блезу тогда же были продленыполномочия на управление Африкой, фламин Юпитера Сервий Малугинский потребовалпредоставить ему провинцию Азию[66],утверждая, что распространенное мнение, будто фламинам не дозволено покидатьИталию, лишено оснований и что у него те же права, какие у фламинов Марса илиКвирина; а если они управляют провинциями, то почему не допускать к тому жефламинов Юпитера? Нет об этом постановлений народных собраний, ничего такого ненайти и в обрядовых книгах. Нередко, если фламину препятствовали болезнь илигосударственные обязанности, жертвы Юпитеру за него приносили понтифики. Втечение семидесяти пяти лет после смерти Корнелия Мерулы никто не был избран наего место, и тем не менее священнодействия не прерывались[67]. Если столько лет можно было вовсе не избирать фламинаЮпитера без ущерба для религии, то не намного ли легче допустить, чтобыфламин Юпитера отбыл на один год для выполнения проконсульскихобязанностей? Некогда из-за личных раздоров великие понтифики воспрещалифламинам Юпитера отправляться в провинцию, но теперь, по милости богов,верховный глава понтификов — вместе с тем и верховный глава людей[68], и он выше соперничества,ненависти и личных пристрастий.

59. Сервию возражали, приводя различные доводы, авгурЛентул и другие сенаторы, и ввиду этого было решено подождать, что скажетвеликий понтифик[69]. Тиберий, отказавшисьзаниматься вопросом о правах фламинов, несколько ограничил сенатскиепостановления о торжествах по поводу предоставления Друзу трибунской власти иособенно порицал неуместность предложения о золотых буквах, противоречащегообычаям предков. Было также оглашено послание Друза, и, хотя оно было скромным,сенаторы сочли его проявлением величайшей надменности: низко пали нравы, еслиудостоенный такой чести молодой человек не желает посетить богов Рима,показаться в сенате и хотя бы начать на земле отцов свое новое поприще. Какбудто идет война или он задерживается где-нибудь на краю света, а не объезжаетсейчас побережье и озера Кампании! Вот чему учат руководители рода людского,вот что он прежде всего усвоил из советов отца! Пусть престарелого императоратяготит лицезрение граждан, пусть он ссылается на преклонный возраст исвершенные им труды; но что за помехи у Друза, кроме высокомерия?

60. Неуклонно укрепляя единовластие, Тиберий оставлял,однако, сенату видимость его былого величия и отсылал с этой целью на егорассмотрение возбуждаемые провинциями ходатайства. Ибо в греческих городахучащались случаи ничем не стесняемого своеволия в определении мест, служившихубежищами[70]: храмы были заполненынаихудшими из рабов; там же находили приют и защиту преследуемые заимодавцамидолжники и подозреваемые в злодеяниях, наказуемых смертною казнью, и нигде небыло достаточно сильной власти, способной справиться с бесчинством народа,оберегавшего заядлых преступников под предлогом почитания богов. Поэтому сенатповелел городам прислать представителей с подтверждением своих прав. Некоторыегорода добровольно отказались от незаконно присвоенных прав, другиерассчитывали на старинные суеверия и на свои заслуги перед римским народом. Ипрекрасное зрелище являл собою сенат в день рассмотрения дарованных нашимипредками привилегий, договоров с союзниками, указов царей, которые властвовалиеще до установления владычества римлян, и самих религиозных преданий, свободно,как некогда, подтверждая их или внося в них изменения.

61. Первыми прибыли в Рим эфессцы, говорившие о том,что, вопреки распространенному мнению, Диана[71] и Аполлон не родились на Делосе; близ их города есть рекаКенхрей и роща Ортигия, где Латона, прислонившись к существующей и понынеоливе, разрешилась от бремени этими божествами; по указанию богов, эта рощапочитается священною, и в ней, истребив киклопов, спасался от гнева Юпитера самАполлон[72]. Позднее победоносный отецЛибер здесь же простил амазонок, которые молили его о пощаде, припав к егожертвеннику[73]. Изволением овладевшегоЛидией Геркулеса почитание этого святилища возросло, не умалилось оно и привладычестве персов; сохраняли его македоняне, а затем также и мы.

62. За эфессцами последовали магнесийцы, ссылавшиеся науказы Луция Сципиона и Луция Суллы, из которых первый, разбив Антиоха, а второй— Митридата, вознаградили верность и доблесть магнесийцев, объявив храм ДианыЛевкофрины неприкосновенным убежищем. Жители Афродисиады, а затем и Стратоникеипредставили указ диктатора Цезаря, отмечавший их давние заслуги пред егопартией, и более поздний, изданный божественным Августом, воздававшим импохвалу за непоколебимую преданность римскому народу, которую они сохранили вовремя нашествия парфян. Город Афродисиада отстаивал права храма Венеры, аСтратоникея — Юпитера и Тривии. На еще большую старину опиралисьгиерокесарейцы, утверждавшие, что их храм Дианы Персидской[74] был освящен царем Киром; ими же упоминались Перперна,Исаврик и имена других полководцев, признававших права убежища не только засамим храмом, но и на две тысячи шагов от него. Далее, киприоты защищали праватрех храмов, из которых древнейший, Пафосской Венеры[75], был воздвигнут Аэрией, второй, Венеры Амафунтской[76], — сыном его Амафунтом и третий,Юпитера Саламинского[77], — Тевкром,бежавшим сюда от гнева своего отца Теламона[78].

63. Были выслушаны и представители других городов.Обширность материалов, требовавших рассмотрения, и горячность прений утомилисенаторов, и они поручили консулам рассмотреть, на чем основываютсяпредъявленные притязания, и затем, ничего не решая, снова доложить это делосенату. И консулы доложили, что, помимо упомянутых мною городов, только Пергамимеет бесспорное право на убежище Эскулапия; остальные же опираются на доводы,уходящие в темную древность. Так, жители Смирны говорят об оракуле Аполлона, поповелению которого они будто бы учредили святилище Венеры Стратоникиды, атеносцы — о прорицании того же оракула, предписавшем им воздвигнуть статую ихрам Нептуна; о более близком к нам времени — жители Сард: право на убежищедаровано им победителем Александром. Столь же упорно, ссылаясь на царя Дария,отстаивают свои права милетцы; но святыни у тех и других одинаковы, и почитаютони Диану или Аполлона. Того же добиваются и критяне для статуи божественногоАвгуста. И был издан сенатский указ, которым с соблюдением полного уважения крелигиозным чувствам, но и со всею решительностью ограничивалось число убежищ;вместе с тем было велено прибить в храмах медные доски с этим указом, чтобыпамять о нем сохранилась навеки и чтобы не допустить в будущем прикрывающихсяблагочестием честолюбивых стремлений.

64. Около этого времени тяжелая болезнь Юлии Августыпоставила принцепса перед необходимостью поторопиться с возвращением в Рим,было ли до того согласие между матерью и сыном искренним или они питали друг кдругу скрытую неприязнь. Незадолго до этого Августа, освящая невдалеке оттеатра Марцелла статую божественного Августа, поместила в надписи имя Тиберияпосле своего, и считали, что, усмотрев в этом умаление своего величия иоскорбительный выпад, он глубоко затаил обиду. Между тем сенатом назначаютсямолебствия богам и большие игры, проведение которых возлагалось на верховныхжрецов, авгуров, квиндецимвиров, септемвиров[79] и коллегию августалов. Луций Апроний предложил привлечь круководству этими играми и фециалов[80]. Свозражениями ему выступил Цезарь, указав, что права жреческих коллегийразличны, и приведя примеры в подтверждение этого; ведь фециалы никогда еще небыли удостоены столь высокой чести. Августалы же привлечены лишь потому, чтоони — коллегия того дома[81], за которыйдолжны выполняться обеты.

65. Я решил приводить только те высказывания в сенате,которые представляются мне либо достойными всяческой похвалы, либопримечательными по своей исключительной низости, ибо я считаю главнейшейобязанностью анналов сохранить память о проявлениях добродетели ипротивопоставить бесчестным словам и делам устрашение позором в потомстве. А тевремена были настолько порочны и так отравлены грязною лестью, что не тольколица, облеченные властью, которым, чтобы сохранить свое положение, необходимобыло угодничать, но и бывшие консулы, и большая часть выполнявших в прошломпреторские обязанности, и даже многие рядовые сенаторы наперебой выступали снарушающими всякую меру, постыдными предложениями. Передают, что Тиберий имелобыкновение всякий раз, когда покидал курию, произносить по-гречески следующиеслова: «О люди, созданные для рабства!». Очевидно, даже ему, при всей егоненависти к гражданской свободе, внушало отвращение столь низменноераболепие.

66. Затем от недостойных слов понемногу перешли кгнусным делам. На проконсула Азии Гая Силана, привлеченного союзниками к судупо закону о вымогательствах, накинулись сообща бывший консул Мамерк Скавр,претор Юний Отон и эдил Бруттедий Нигер, обвиняя его в осквернениибожественного достоинства Августа и в оскорблении величия Тиберия, причемМамерк сослался на примеры, заимствованные из древности, на то, что Луций Коттабыл обвинен Сципионом Африканским[82],Сервий Гальба — Катоном Цензором, Публий Рутилий — Марком Скавром. Как будто неза какие-нибудь иные, а за точно такие же преступления карали Сципион и Катон итот самый Скавр, которого — своего прадеда — бесчестил теперь столь грязнымпоступком Мамерк — позор своих предков. Юний Отон многие годы преподавал вначальной школе риторики, но затем, покровительствуемый Сеяном, проник в сенати еще больше запятнал свое темное прошлое бесстыдным и наглым поведением.Бруттедия, который был наделен от природы выдающимися способностями и, если быпошел по правильному пути, мог бы добиться заслуженной славы, подстрекалонетерпение, ибо он стремился опередить сначала равных себе, затем тех, ктостоял выше него, и, наконец, свои собственные мечты и надежды. А это погубило имногих хороших людей, презревших то, что дается медленно, но зато верно, ипогнавшихся за преждевременным, даже если это грозило им гибелью.

67. Число обвинителей увеличили примкнувшие к нимГеллий Публикола и Марк Паконий, один — квестор Силана, другой — его легат. Неподлежали сомнению ни крутой нрав и жестокости подсудимого, ни то, что он,действительно, вымогал деньги; но к этому присоединялось и многое такое, чтонавлекло бы опасность даже на людей, ни в чем не повинных: ведь Силан один, безчьей-либо поддержки, не обладая к тому же даром речи, подавленный страхом (аэто ослабляет даже искушенное красноречие), должен был отражать натиск — неговоря уже о стольких враждебных ему сенаторах — самых прославленных, и потомуизбранных для его обвинения, ораторов Азии; притом и Тиберий не воздержался отдавления на ход дела тоном, в каком высказывался, выражением лица и частымивопросами, на которые было бы непозволительно отвечать решительным отрицаниемили уклончиво, но, напротив, нередко требовалось давать утвердительные ответы,чтобы вопрос принцепса не остался тщетным. Рабы Силана, дабы их можно былоподвергнуть допросу под пыткой, были приобретены государственным казначейством;а чтобы никто из родных и близких не оказал помощи попавшему в бедуподсудимому, ему было, сверх того, предъявлено обвинение в оскорблении величия— цепи, налагавшие необходимость молчать. Итак, испросив перерыв на несколькодней, Силан оставил намерение защищаться и отважился обратиться к Цезарю списьмом, в котором перемежались упреки с мольбами.

68. Решив обрушить на Силана суровую кару и желая ееоправдать в общем мнении примером из прошлого, Тиберий велит прочитать в сенатеписьмо божественного Августа о проконсуле той же Азии Волезе Мессале и принятоепо его делу сенатское постановление. После того как это было исполнено, Тиберийприглашает Луция Пизона изложить свое мнение. Распространившись сначала овеликодушии и мягкости принцепса, тот предлагает лишить Силана огня и воды исослать на остров Гиар. К нему присоединились и все остальные; впрочем, ГнейЛентул, основываясь на том, что мать Силана происходила из рода Атиев[83], предложил выделить из имуществаосужденного то, что он от нее унаследовал, и передать эту часть его сыну, иТиберий дал на это согласие.

69. Но зато Корнелий Долабелла, усердствуя в лести,накинулся на нравы Гая Силана и заключил свою речь предложением не допускать кжеребьевке и не посылать правителями провинций тех, кто ведет порочную жизнь изапятнан бесчестием; и пусть вопрос о них решается принцепсом. Хотя проступки инаказуются правосудием, но не намного ли милостивее было бы по отношению ктаким людям и благодетельнее для союзных народов, если бы самая возможностьтворить преступления пресекалась заранее? Против этого выступил Цезарь: ему,разумеется, небезызвестно, какая молва идет о Силане, но недопустимо судить наосновании одних слухов. Многие своими действиями в провинциях не оправдалинадежд, которые на них возлагались, многие, напротив, опровергли существовавшиена их счет опасения; одних поднимает значительность возникающих перед нимизадач, других угнетает. Да и не может принцепс обладать всеобъемлющим знанием,и вместе с тем ему не пристало идти на поводу у чужого тщеславия. Законы потомуи направлены против уже совершенных деяний. Его будущее недоступно предвидению.Так уж установлено предками: наказание следует за преступлением. И незачемменять то, что мудро придумано и всегда встречало всеобщее одобрение; упринцепсов достаточно трудов, достаточно и власти. Всякое возрастание ихмогущества ведет к ущербу для установленного правопорядка, и не следуетупотреблять власть, где можно обходиться законами. Чем реже в Тиберииобнаруживалось уважение народных прав, с тем большею радостью оно принималось.Умея быть умеренным, — если только он не был охвачен гневом, порожденнымличными причинами, — принцепс добавил, что остров Гиар дик и суров, и поэтому,из уважения к роду Юниев и памятуя, что осужденный еще недавно принадлежал к ихсословию, сенаторы поступили бы правильнее, проявив к нему снисходительность идозволив ему удалиться на Кинф. Об этом просит и сестра Силана, весталкаТорквата, — дева древнего благочестия. С этою поправкою к приговору всесогласились.

70. Затем были выслушаны киренцы, и на основанииобвинения, предъявленного Анхарием Приском, был осужден по закону овымогательствах Цезий Корд. Римского всадника Луция Энния, привлеченного к судуза оскорбление величия, так как статую принцепса он переплавил в серебрянуюутварь, Тиберий воспретил считать обвиняемым. Под видом защиты свободы емуоткрыто возражал Атей Капитон: «Не следует отнимать у сенаторов право делатьзаключения о подсудности и нельзя оставлять безнаказанным столь вопиющеезлодеяние. Пусть принцепс равнодушен к чинимым ему обидам, но он не долженпренебрегать оскорблениями, нанесенными государству». Тиберий уловил в этихсловах раболепие и настоял на своем. А Капитон оказался тем более посрамленным,что, являясь знатоком человеческого и божественного права, унизил тем не менееобщественное достоинство и запятнал свою личную славу.

71. После этого возник вопрос, в каком храме поместитьдар Всаднической Фортуне, сделанный римскими всадниками ради выздоровленияАвгусты; хотя в Риме насчитывалось немало святилищ этой богини, но не было ниодного, которое носило бы такое название[84]. В конце концов выяснилось, что это наименование носитсуществующий в Анции храм и что в италийских городах все священнодействия,храмы и изображающие божества статуи подлежат римской юрисдикции и состоят введении Рима. Итак, дар направили в Анций. И поскольку речь зашла о религиозныхвопросах, Цезарь дал свое заключение по недавно отложенному делу СервияМалугинского и прочел, кроме того, постановление верховных жрецов, гласившее,что фламин Юпитера, всякий раз, когда заболеет, может отлучиться на срок,превышающий две ночи сряду, только с ведома великого понтифика и по егоразрешению, но отнюдь не в дни общественных жертвоприношений и не более двухраз в году. Из этого постановления, принятого в бытность Августа принцепсом, сполною очевидностью вытекало, что ни годичная отлучка из Рима, ни управлениепровинциями фламинам Юпитера дозволены быть не могут. При этом вспомнили и ослучае с великим понтификом Луцием Метеллом, не отпустившим из Рима АвлаПостумия. Итак, проконсульство в Азии отдается тому из бывших консулов, которыйследовал в списке непосредственно за Сервием Малугинским.

72. В эти дни Лепид обратился к сенату за разрешениемобновить и украсить на свои средства базилику Павла, памятник рода Эмилиев[85] . Тогда еще сохранялся обычай жертвоватькрупные суммы на общественное строительство; в свое время и Август невоспрепятствовал Тавру, Филиппу и Бальбу[86] отдать на украшение города и ради славы в потомствезахваченную ими в битвах с врагами добычу или долю принадлежавших им несметныхбогатств. Следуя подобным примерам, и Лепид, не располагавший большимиденьгами, поддержал честь и достоинство своих предков. Но отстроить сгоревшийот случайного пожара театр Помпея пообещал Цезарь, ибо никто из этого рода неимел средств для его восстановления; при этом, однако, за театром сохранялосьимя Помпея. Одновременно принцепс превознес похвалами Сеяна, благодаря усердиюи предусмотрительности которого такая сила огня была остановлена и не причиниладругого ущерба; и сенаторы постановили поставить Сеяну статую в театре Помпея.Немного спустя, присуждая проконсулу Африки Блезу триумфальные отличия, Тиберийсказал, что дарует их ему в честь Сеяна, которому Блез приходился дядей. Амежду тем деяния Блеза были и без того достойны этой награды.

73. Ибо Такфаринат, несмотря на неоднократныепоражения, собрал наново силы во внутренних областях Африки и настольковозомнил о себе, что направил послов к Тиберию, требуя для себя и своего войсказемель, на которых они могли бы осесть, и в противном случае угрожаябеспощадной войной. Рассказывают, что никогда Тиберий не был сильнее задет ниодним оскорблением, нанесенным лично ему или народу римскому, чем тем, чтодезертир и разбойник дерзнул счесть себя воюющей стороной. Ведь даже Спартак,разгромивший столько консульских войск и безнаказанно опустошавший Италию, ипритом тогда, когда государство было ослаблено непомерно тяжелыми войнами сСерторием и Митридатом, не мог добиться открытия мирных переговоров; а придостигнутом римским народом величии и могуществе тем более не присталооткупаться от разбойника Такфарината заключением мира и уступкой ему земель.Итак, Тиберий дает Блезу поручение соблазнить всех остальных надеждою набезнаказанность при условии, что они сложат оружие, но во что бы то ни сталозахватить самого вождя. Благодаря этому обещанию многие передались римлянам. Апротив хитростей и уловок Такфарината был применен его же способ ведениявойны.

74. Так как, имея войско, уступавшее римскому в силе искорее пригодное для разбойничьих набегов, он налетал несколькими отрядамисразу и затем стремительно уходил, оставляя засады, наши задумали наступать втрех направлениях и разделились на три колонны. Легат Корнелий Сципионначальствовал над той из них, задачей которой было оградить жителей Лепты отграбежей и отрезать Такфаринату пути отступления в страну гарамантов; на другомфланге вел свои обычные части Блез Младший — ему надлежало не допускатьбезнаказанного опустошения окрестностей Кирты; сам главнокомандующий сотборными воинами, устраивая в подходящих местах укрепления и заставы, теснилзажатых отовсюду врагов, так что, куда бы они ни подались, у них неизменнооказывалась, — впереди, с фланга, а часто и с тылу, — та или иная частьримского войска; и многие из них таким образом были истреблены или захвачены вплен. В дальнейшем полководец разбил три первоначальные колонны на большеечисло мелких отрядов и поручил начальствование над ними центурионам испытаннойдоблести. И, вопреки обыкновению, он не отвел войско по окончании лета и неразместил его в зимних лагерях старой провинции[87], но, возведя укрепления, словно война была в самомначале, беспокоил непрерывно менявшего стоянки Такфарината действиями опытных изнакомых с пустынею воинов, пока, захватив в плен его брата, не отошел,наконец, назад, впрочем поспешнее, чем того требовала польза союзников, так какоставались недобитыми те, кто мог снова разжечь войну. Однако Тиберий счел еезавершенною и даже милостиво дозволил воинам Блеза провозгласить егоимператором — старинная почесть, которую охваченное радостным порывомпобедоносное войско оказывало своему успешно закончившему войну полководцу;одновременно бывало несколько императоров, и они не пользовались никакимипреимущественными правами. И Август дозволил некоторым носить этот титул, нодозволение этого рода, данное Тиберием Блезу, было последним.

75. В этом году скончались именитые мужи АзинийСолонин, примечательный тем, что его дедами были Марк Агриппа и Азиний Поллион,а братом — Друз, и к тому же предназначавшийся в мужья внучке Цезаря[88], и уже упоминавшийся мною Атей Капитон,который, предаваясь изучению права, достиг первостепенного положения вгосударстве, хотя дед его был в войске Суллы центурионом, а отец — толькопретором. Назначение его консулом было ускорено Августом, так что достоинствомэтой магистратуры он опередил блиставшего такими же дарованиями ЛабеонаАнтистия. Ибо этот век породил два воссиявших на мирном поприще светоча. НоЛабеон, отличавшийся неподкупным свободолюбием, пользовался благодаря этомуболее громкою славой, тогда как уступчивость Капитона встречала большееодобрение властителей. Один, так как не пошел дальше претуры, возвысился вобщественном мнении вследствие испытанной им несправедливости, другой, так какдостиг консульства, возбудил против себя порожденную завистью неприязнь.

76. Тогда же, на шестьдесят четвертом году после битвыпри Филиппах, умерла Юния, племянница Катона, супруга Гая Кассия, сестра МаркаБрута. Ее завещание вызвало много толков в народе: уважительно упомянув в немпочти всех наиболее знатных граждан как наследников своего весьма значительногобогатства, она пропустила Цезаря. Им это было воспринято снисходительно, и онне воспрепятствовал почтить ее похороны похвальным словом с ростральных трибуни прочими торжественными обрядами. Во главе погребальной процессии неслиизображения двадцати знатнейших родов — Манлиев, Квинктиев и многих других,носивших не менее славные имена. Но ярче всех блистали Кассий и Брут — именнопотому, что их изображений не было видно.

Примечания:

2.

Трабея — парадная одежда (белый плащ с пурпурными полосами, а в правление императоров — пурпурный плащ), который в торжественных случаях надевали всадники и авгуры.

3.

Душам усопших (манам) римляне воздавали божеские почести.

4.

Т.е. с Нероном, Друзом, Агриппиной и Друзиллой.

5.

«Ежедневные ведомости» — римская хроника происшествий, дневник постановлений и распоряжений городских властей и пр. (род газеты).

6.

В построенный Августом мавзолей на берегу Тибра, к северу от Марсова поля.

7.

Тиберий был усыновлен Августом, но по крови не происходил от него, тогда как матерью Агриппины была дочь Августа Юлия.

8.

Т.е. Друз и Тиберий.

9.

Гая и Луция Цезарей.

10.

Эти празднества происходили с 4 по 10 апреля, когда давались ежедневные сценические и цирковые представления. Культ Великой Матери был заимствован из Малой Азии, где это божество именовалось Кибелой, или Реей; введен он был в Риме после Второй Пунической войны на основании указаний, якобы обнаруженных в Сивиллиных книгах. Великая Мать или, точнее, Великая Мать богов считалась началом всякой жизни, как божеской, так и человеческой. Поклоняющиеся ей верили, что от нее также зависит жизнь животных и растений, что она царит на земле и в подземном мире.

11.

Речь идет о мавзолее, о котором см. прим 6.

12.

Эти слова Тиберия и ответ Пизона Марсу Вибию (см.: II, 79) указывают на то, что дела такого рода, как дело Пизона (обвинение в преднамеренном отравлении), рассматривались не сенатом, а в обычном порядке.

13.

В этом месте в рукописи довольно значительный пропуск.

14.

Гемонии — высеченная на скалистом склоне Капитолийского холма лестница, по которой стаскивались в Тибр трупы казненных.

15.

В этом месте в рукописи пропуск.

16.

Т.е. с Марка Пизона.

17.

В остальных случаях, когда в сенате докладывал консул, претор или кто-нибудь другой из должностных лиц, высшие магистраты (начиная с квестора) имели право высказаться по данному делу, не дожидаясь опроса.

18.

Гней Пизон в соответствии с этим постановлением стал именоваться Луцием.

19.

Т.е. в память отмщения.

20.

Т.е. чтобы снова принять командование над войском, что было обязательным условием для празднования триумфа.

21.

Здесь Тацит имеет в виду, по-видимому, его детей от брака с Юлией Старшей Гая и Луция Цезарей (см.: I, 3), Юлию Младшую (сообщая о ее смерти в IV, 71, Тацит, впрочем, прямо не говорит о том, что и она умерла насильственной смертью), Агриппину Старшую (см.: VI, 25) и Агриппу Постума (см.: I, 6). Випсания была дочерью Агриппы от его первой жены Помпонии, дочери друга Цицерона Помпония Аттика.

22.

Это наказание называлось децимацией.

23.

Почетная награда за спасение римского гражданина.

24.

Расторжение брака происходило у римлян свободно, по желанию обоих супругов или лишь одного из них, без объявления причин; по изданному при Августе Юлиеву закону о нарушении супружеской верности, о расторжении брака надлежало объявить в присутствии 7 свидетелей, вручив супругу или супруге разводное письмо.

25.

Избранные на следующий год консулами при опросе сенаторов обычно первыми излагали свое мнение по обсуждавшимся в сенате делам.

26.

Театр на Марсовом поле был возведен Помпеем Великим и носил его имя.

27.

Лишение воды и огня — старинное наименование наказания; присужденный к нему утрачивал гражданскую правоспособность, и его имущество подлежало конфискации.

28.

Обвинение против Лепиды было выдвинуто Квиринием не сразу после развода, а спустя некоторое время; в дни разбирательства его дела Лепида состояла в браке со Скавром.

29.

Т.е. Юлии Старшей и Юлии Младшей.

30.

По приказанию Августа покончил самоубийством любовник Юлии Старшей Антоний Юл; удалиться из Рима должен был любовник Юлии Младшей Децим Силан.

31.

Тацит говорит здесь, по-видимому, о своем намерении написать историю Августа, что, однако, им не было выполнено.

32.

Юлиев закон был издан в 18 г. до н.э., закон Папия и Поппея — в 9 г. н.э.

33.

В этих словах Тацита излагается широко распространенная концепция о так называемом золотом веке.

34.

Ливий Друз собирался предложить закон о предоставлении римского гражданства всем италийским союзникам; проведенный с большим трудом в сенате, этот закон был вслед за тем отменен.

35.

Италийская, или Союзническая, война происходила в 90–88 гг. до н.э. и закончилась предоставлением римского гражданства всем италикам; гражданская война — с 88 по 82 г. до н.э.

36.

Консул в 78 г. до н.э. Марк Лепид вскоре после смерти Суллы выступил против сулланской конституции; после окончания срока своего консульства, не добившись осуществления своих предложений, он двинул подчиненное ему войско на Рим, но был разбит на Марсовом поле, после чего удалился в Сардинию, где вскоре умер.

37.

Власть народных трибунов была полностью восстановлена в консульство Красса и Помпея (70 г. до н.э.).

38.

В 52 г. до н.э. и, вопреки принятому обыкновению, без коллеги.

39.

Тацит имеет в виду строгие законы Помпея против виновных в насилии и подкупе (52 г. до н.э.), давление, которое он оказывал на суды, господство военной силы, огромную власть, которой он располагал, сосредоточив в своих руках различные магистратуры (консульство, проконсульство в Испании, чрезвычайные полномочия по снабжению продовольствием Рима).

40.

Тацит подразумевает закон De iure magistratuum (о праве на занятие магистратур), проведенный Помпеем и им же нарушенный в своих интересах и интересах Юлия Цезаря.

41.

От битвы при Фарсале (48 г. до н.э.) до шестого консульства Августа (28 г. до н.э.).

42.

Вигинтивират — коллегия из 20 членов (vigintiviri), состоявшая из 4 самостоятельных коллегий: коллегии, ведавшей чеканкой монеты (из 3 лиц), надзиравшей за тюрьмами и приведением в исполнение приговоров по уголовным делам (из 3 лиц), следившей за состоянием и постройкой дорог (из 4 лиц) и судебной коллегии (из 10 лиц).

43.

По закону должность квестора могла быть предоставлена лишь по достижении 24 лет.

44.

Т.е. Друзе Старшем.

45.

Конгиарий — определенное количество продуктов (зерна, масла, вина и т. д.), которые в известных случаях бесплатно раздавались городской бедноте, воинам и пр.

46.

Это был Друз Клавдий Нерон, сын Клавдия от его первой жены Ургуланиллы; Друз умер в отроческом возрасте спустя несколько дней после помолвки с дочерью Сеяна.

47.

Речь идет о Планцине, жене Гнея Пизона.

48.

Преторий — штаб главнокомандующего, канцелярия наместника провинции.

49.

Оппиев закон — закон, направленный к пресечению роскоши среди женщин; был издан народным трибуном Гаем Оппием в 215 г. до н.э. и отменен в 195 г. н.э.

50.

В 215 г. до н.э. Вторая Пуническая война была в полном разгаре: Ганнибал, разгромив римлян во многих сражениях в Италии (битва при Каннах произошла в 216 г. до н.э.), угрожал самому Риму, и вообще положение Римского государства было крайне тяжелым.

51.

Прикосновение к изображению императора, — понимать ли соответствующие слова Тацита буквально или видеть в них, как выдающийся филолог-классик прошлого века Карл Ниппердей, лишь переносное выражение, — заключало в себе угрозу выдвинуть обвинение в оскорблении особы императора или в каком-нибудь другом важном государственном преступлении.

52.

Друз был увлечен возведением зданий, но не общественного назначения. а, видимо, для себя.

53.

Т.е. Реметалка.

54.

В Августодуне еще при Августе была основана римская школа, в которой обучались сыновья знатных галлов.

55.

Круппеларии — воины, облаченные в тяжелые доспехи, латники; круппеларии — слово кельтского происхождения.

56.

В непосредственном подчинении римлян находилось 60 галльских племен и 4 племени в Аквитании; помимо этого, в Галлии были и другие, меньшие племена, которые в этот счет не входили, так как были подвластны какому-либо из этих племен.

57.

В этом месте в рукописи пропуск.

58.

Овация — малый триумф.

59.

Строго говоря, Клуторий Приск не мог быть осужден по закону об оскорблении величия, так как закон предусматривал в это время лишь оскорбление принцепса и его матери.

60.

В храме Сатурну у подошвы Капитолийского холма помещалось государственное казначейство и там же — государственная канцелярия; сенатские постановления приобретали силу лишь после того, как передавались туда для регистрации и хранения.

61.

Имеется в виду закон о предельных размерах расходов на стол, одежду, убранство и т. д., изданный Юлием Цезарем и в 22 г. до н.э. дополненный Августом.

62.

Ср.: Тацит. Анналы, II, 33, где сообщается о запрещении «унижать мужское достоинство шелковыми одеждами».

63.

Рим жил привозным хлебом, доставлявшимся из Сицилии, Египта и других римских провинций.

64.

Битва при Акции произошла в 31 г. до н.э.; Гальба стал императором в 68 г. н.э.

65.

Будущего императора Тиберия.

66.

Бывший консул Корнелий Лентул Малугинский имел право, поскольку подошла его очередь, на получение наместничества в одной из консульских провинций — Африка или Азия, и так как Блезу были продлены полномочия на управление Африкой, заявил о своих притязаниях на управление Азией.

67.

Фламин Юпитера Корнелий Мерула покончил самоубийством в 87 г. до н.э., и замещение этой жреческой должности последовало только при Августе (в 11 г. до н.э.).

68.

Со времени Августа верховным главой понтификов сенат неизменно избирал принцепсов.

69.

Т.е. Тиберий.

70.

Правом предоставления убежища пользовались лишь некоторые храмы, которым оно было даровано в разное время и за которыми оно было признано римлянами.

71.

Здесь и дальше греческие боги названы Тацитом именами соответствующих им римских богов: Артемида — Дианой, Зевс — Юпитером, Дионис — Либером, Афродита — Венерой, Геката — Тривией, Посейдон — Нептуном.

72.

Как повествует миф, Аполлон, мстя за своего сына Эскулапия, убитого молнией, истребил киклопов, которые ее выковали для Зевса, и этим навлек на себя его гнев.

73.

По преданию, Эфес был основан амазонками. Версия о том, что Дионис вступил в борьбу с амазонками и привел их к покорности, — местная и в миф о деяниях Диониса не включена. Помимо Тацита, о победе Диониса над амазонками сообщает также Плутарх. Греческие вопросы, 56 и Павсаний, VII, 2, 7.

74.

Речь идет о храме в честь Артемиды, которая в культе малоазийских греков сближалась с женским божеством персов и армян Анаит (Великой Матерью).

75.

Речь идет о храме Афродите в г. Старый Пафос на о. Кипре.

76.

Имеется в виду храм Афродите в г. Амафунт на юге о. Кипра.

77.

Речь идет о храме Зевсу в г. Саламин на восточном побережье о. Кипра.

78.

После возвращения из-под Трои Тевкр, как повествует легенда, был изгнан Теламоном с о. Саламина из-за того, что не отомстил за смерть своего сводного брата Аякса Теламонида, впавшего в безумие и заколовшегося, после того как пришел в себя, вина за что падала на Одиссея и сыновей Атрея.

79.

Септемвиры — коллегия семи, члены которой распоряжались на священных пиршествах в честь богов.

80.

Коллегия из 20 жрецов в Риме, в ведении которых находилось рассмотрение вопросов международных отношений.

81.

Т.е. жрецы Августа.

82.

Между 132 и 129 г. до н.э.

83.

К роду Атиев принадлежала и мать Августа Атия.

84.

Культ Фортуны среди римлян пользовался большой популярностью: в Риме d разное время существовали святилища Патрицианской и Всаднической Фортуны, а также Фортуны плебса, детей, девственниц и т. д. Из дальнейшего видно, что в 22 г. н.э. храм Всаднической Фортуны, возведенный Квинтом Фульвием Флакком в 173 г. до н.э., уже не существовал.

85.

Базилика — парадное здание, предназначенное для торговых рядов, с залами для судебных заседаний и заключения сделок. Базилика Павла называлась так пй имени ее строителя, консула 50 г. до н.э. Луция Эмилия Павла.

86.

Луций Статилий Тавр в 30 г. до н.э. построил каменный амфитеатр на Марсовом поле, Луций Марций Филипп перестроил на том же Марсовом поле храм Геркулесу, Луций Корнелий Бальб в 13 г. до н.э. воздвиг там же театр.

87.

Под старой провинцией подразумеваются давние владения карфагенян, к которым Юлий Цезарь, победив в 46 г. до н.э. царя Юбу, присоединил Нумидию.

88.

Одной из дочерей Германика.