Онлайн библиотека PLAM.RU


Книга VI

Первые шесть глав этой книги ранее относились издателями к книгеV; в современных изданиях, во избежание трудностей при обращении к отмеченнымссылками местам текста, за этими главами сохраняют их прежний порядковый номер(от 6-го до 11-го включительно), после чего начинают новую нумерациюглав.

V. 6. … По этому делу[1] было произнесено сорок четыре речи, некоторые — из страха,большинство — по привычке[2] … «Яподумал, что это навлечет на меня позор, а на Сеяна ненависть. Счастье от негоотвернулось, и тот, кто избрал его себе в сотоварищи и зятья[3], прощает себе это, а прочие, униженно заискивавшие предним, теперь подлейшим образом поносят его Трудно решить, что более жалкая доля— подвергаться обвинениям за дружбу или обвинять друга. Я не стану испытыватьжестокость или милосердие кого бы то ни было, но, сам себе господин и ссознанием своей правоты, предвосхищу опасность. Прошу вас сохранить обо мнепамять без скорби, а скорее радуясь за меня и включив в число тех, ктодостойною смертию избавил себя от общественных бедствий».

V. 7. После этого часть дня он провел, удерживая присебе тех, кто обнаруживал желание остаться и побеседовать с ним, и отпускаядругих, и при все еще большом стечении посетителей, видевших перед собою егобестрепетное лицо и считавших, что смертный час для него еще не настал,бросился грудью на меч, который скрывал под одеждою. И Цезарь не сталпреследовать умершего поношениями и упреками, тогда как на Блеза возвелмножество позорных обвинений.

V. 8. Затем сенату было доложено о делах ПублияВителлия и Помпония Секунда. Первого доносчики обвинили в том, что, ведаяказначейством, он предложил ключи от него и деньги военной казны для подготовкигосударственного переворота; второму бывший претор Консидий вменял в винудружбу с Элием Галлом, укрывшимся после казни Сеяна в садах Помпония, как внаиболее надежном убежище. Попавшие в беду подсудимые оказались безо всякойподдержки, кроме преданности их братьев, не побоявшихся за них поручиться. Вдальнейшем Вителлий, одинаково истомленный как надеждою, так и страхом, иборазбирательство его дела многократно откладывалось, попросил дать ему подпредлогом литературных занятий нож для выскабливания написанного и, слегканадрезав им себе вены, ушел из жизни в душевной тоске. А Помпоний, отличавшийсябольшой изысканностью в образе жизни и блестящими дарованиями, спокойнопретерпев удары судьбы, пережил Тиберия.

V. 9. После этого было сочтено нужным расправиться и состальными детьми Сеяна, хотя народный гнев успел уже поостыть и большинствобыло удовлетворено предыдущими казнями. Итак, их доставляют в темницу, причеммальчик догадывался, какая судьба его ожидает, а девочка была еще до тогонесмышленой, что спрашивала, за какой проступок и куда ее тащат, говорила, чтоона больше не будет так делать, пусть лучше ее постегают розгами. Писатели тоговремени передают, что так как удавить девственницу было делом неслыханным, топалач сперва надругался над нею, а потом уже накинул на нее петлю; после тогокак они были задушены, их детские трупы выбросили на Гемонии.

V. 10. Тогда же Азию и Ахайю всполошил широкопронесшийся, хотя и быстро заглохший слух о том, что на Кикладских островах изатем на материке видели сына Германика Друза. В действительности это былмолодой человек того же возраста, якобы опознанный несколькимивольноотпущенниками Цезаря. Сопровождая его, чтобы поддержать этот обман, онигромким именем увлекали за собою не знавших его с тем большею легкостью, чтогреки по своему душевному складу падки до всего нового и поражающеговоображение; рассказывали — и сами же начинали этому верить, — что, ускользнувот стражи, он направляется к отцовскому войску с намерением захватить Египетили Сирию. И вот к нему уже стала стекаться со всех сторон молодежь, ужегородские общины начали оказывать ему почести, а он, воодушевленный этимуспехом, увлекся несбыточными надеждами, когда весть об этом дошла до ПоппеяСабина, который тогда был занят устроением дел в Македонии и одновременноправил Ахайей. Тот, чтобы упредить события, лежала ли в их основе ложь илиистина, быстро переплывает Торонский и Термейский заливы, оставляет позади себяв Эгейском море остров Эвбею, на аттическом берегу Пирей, далее Коринфскоепобережье и Истм и, следуя уже другим морем[4], прибывает в римскую колонию Никополь, где, наконец,узнает, что, когда мнимого Друза принялись более искусно выспрашивать, кто онтакой, тот ответил, что он сын Марка Силана, и, потеряв по этой причине многихприверженцев, взошел на корабль, будто бы направляясь в Италию. Сабин сообщилоб этом Тиберию, но мы так и не смогли выяснить ни подлинного происхожденияюноши, ни чем это дело окончилось.

V. 11. В конце года давно нараставшие разногласия междуобоими консулами прорвались наружу. Ибо Трион, с легкостью затевавший ссоры иопытный судебный оратор, уязвил Регула, намекнув, что он вяло преследуетприспешников Сеяна; Регул, неизменно скромный и сдержанный, пока его не задели,не только отразил нападки коллеги, но и сам потребовал начать о нем следствиекак о соучастнике заговора. Несмотря на вмешательство многих сенаторов,умолявших положить конец этой распре, могущей оказаться губительной для обоих,они оставались враждебными и угрожающими- друг другу вплоть до истечения срокамагистратуры.

VI. 1. После вступления в должность консулов Гнея Домиция иКамилла Скрибониана[5] Цезарь,переправившись через пролив, отделяющий Капреи от Суррента, поплыл вдольКампании, оставляя неясным, направляется ли он в Рим или не имеет такогонамерения и только делает вид, что собирается его посетить. Неоднократновысаживаясь в окрестностях Рима и побывав даже в садах на Тибре[6], он снова вернулся к скалам и уединенномуострову на море, стыдясь своих злодеяний и любострастия, которым он проникся стакой необузданностью, что, подобно восточному деспоту, осквернял грязнымразвратом свободнорожденных юношей. И возбуждали в нем похоть не толькотелесная красота, но в одних — целомудрие юности, в других — знатность рода.Тогда впервые вошли в обиход такие неизвестные прежде слова, как селларии испинтрии — одно, связанное с названием гнусного места, где совершались этираспутства, другое — с чудовищным его видом[7]. Рабы, которым было поручено разыскивать и доставлять кТиберию юношей, податливым раздавали подарки, строптивых стращали угрозами, аесли кого не отпускали близкие или родители, тех они похищали силою и делали сними все, что им вздумается, словно то были их пленники.

2. Между тем в Риме в начале года, как будтопреступления Ливии были только что вскрыты и за них она не понесла давнонаказания, предлагаются жестокие приговоры, направленные против ее статуй исамой ее памяти, а также передача оставшегося после Сеяна имущества изказначейства, куда оно поступило, в императорскую казну, как если бы это имелокакое-нибудь значение. На всем этом с большим упорством, почти в тех же илислегка измененных словах, настаивали Сципионы, Силаны и Кассии[8], как вдруг, чтобы оказаться со своеюбезвестностью в одном ряду с носителями столь великих имен, выступает снасмешившей всех речью Тогоний Галл, умолявший принцепса назначить сенаторов,из которых двадцать человек, отобранных жребием и вооруженных мечами, охранялибы его жизнь всякий раз при посещении им заседаний сената. Очевидно, он поверилпосланию, в котором Тиберий вызывал в помощь себе одного из консулов, дабы тотобеспечил ему безопасность от Капрей до Рима! Однако Тиберий, имевшийобыкновение примешивать к существенно важному едкие шутки, поблагодарилсенаторов за благожелательство и заботу о нем; но кого можно обойти выбором,кого выбрать? И навсегда ли одних и тех же или время от времени производязамену другими? И тех ли, кто уже отправлял почетные должности, или только измолодых? Частных лиц или магистратов? Наконец, какой вид будут иметь сенаторы,на пороге курии препоясывающие себя мечами? И стоит ли дорожить жизнью, если еенужно оберегать оружием? В таких сдержанных выражениях он отверг просьбуТогония, ограничившись только советом забыть о его предложении

3. Но на Юния Галлиена, предложившего дароватьотслужившим срок преторианцам право занимать место в первых четырнадцати рядахамфитеатра[9], он напустился сожесточением, спрашивая его, словно тот находился пред ним, какое ему дело довоинов, которым полагается получать приказания и награды только от императора ибольше ни от кого. Выходит, что он придумал нечто такое, чего не предусмотрелбожественный Август; или, скорее, он, как приспешник Сеяна, добиваетсявозникновения раздоров и мятежа, посредством которых рассчитывает толкнутьгрубых людей, прикрываясь мнимым стремлением воздать им почет, к нарушениювоинской дисциплины и установленного порядка? Вот какую плату получил Галлиенза обдуманное намерение подольститься. Немедленно он был изгнан из сената, азатем и из Италии; но так как о нем говорили, что, избрав Лесбос, прославленныйи прекрасный остров, он легко будет переносить изгнание, его возвращают в Рим исодержат под стражей в домах высших должностных лиц. В том же письме Цезарь, квеликому удовольствию сенаторов, обрушил свой гнев на бывшего претора СекстияПакониана, наглого негодяя, постоянно выведывавшего чужие тайны и избранногоСеяном в помощники для завлечения Гая Цезаря в приготовленную для него западню.После того как это было раскрыто, прорвалась наружу давно созревавшая общаяненависть к Пакониану, и он не избежал бы смертного приговора, если бы незаявил, что намерен представить донос.

4. Когда же Пакониан напал на Лукания Лациара,одинаково ненавистные обвинитель и подсудимый представляли собою приятное длявсех зрелище. Лациар, как я сообщал выше, — главное действующее лицо вподстроенном некогда Титию Сабину предательстве, — на этот раз оказался первым,на кого обрушилась кара. Среди разбирательства этих дел Гатерий Агриппанапустился на консулов предыдущего года, почему они, осыпавшие друг другавзаимными обвинениями, теперь упорно хранят молчание; очевидно, страх исознание за собою вины скрепляют между ними союз; но сенаторам никак не годитсязамалчивать то, о чем им довелось слышать. Регул на это ответил, что времяотмщения не ушло и что он даст объяснения в присутствии принцепса; Трионсказал, что было соперничество между коллегами, и если они в пылу ссорыприбегали к угрозам, то об этом лучше забыть. Но так как Агриппа продолжалнастаивать, бывший консул Санквиний Максим стал убеждать сенат не умножатьзабот императора, изыскивая для него новые огорчения; в его руках достаточносилы, чтобы принять необходимые меры. Так ему удалось добиться для Регуласпасения, для Триона — отсрочки гибели. А Гатерий стал еще ненавистнее, так какрасслабленный то ли вечной сонливостью, то ли ночным распутством и вследствиесвоей вялости не боявшийся принцепса, несмотря на всю его жестокость, он средикутежа и разврата занимался измышлением способов губить выдающихся людей.

5. Затем неизменно выступавшему с наиболее свирепымипредложениями и поэтому всеми давно ненавистному Котте Мессалину при первомудобном случае предъявляется обвинение в том, что он распространял порочащиеГая Цезаря слухи о его, пятнающем мужчину, разврате, что, присутствуя средижрецов на пиршестве в день рождения Августы, он назвал его поминальным обедом ичто, посетовав на могущество Мания Лепида и Луция Аррунция, с которыми у неговышла размолвка в связи с какими-то денежными расчетами, он добавил: «Их, можетбыть, поддержит сенат, а меня защитит мой Тиберушка». Изобличенный в этомпервейшими людьми государства и не оставляемый ими в покое, он обратился сжалобою на них к императору. И вскоре сенату было доставлено письмо Цезаря, вкотором он вступился за Котту: вспомнив о начале своей дружбы с ним и указав наего многочисленные заслуги, он просил не истолковывать в худшую сторону егослов и не превращать в преступление бесхитростную застольную болтовню.

6. Примечательным показалось начало этого письмаЦезаря, ибо в нем были следующие слова: «Что вам писать, почтеннейшие отцысенаторы, или как писать, или о чем в настоящее время совсем не писать? Если яэто знаю, пусть боги и богини нашлют на меня еще более тягостные страдания,нежели те, которые я всякий день ощущаю и которые влекут меня к гибели». Такобернулись для него казнью его собственные злодейства и мерзости! И недароммудрейший из мудрых[10] имел обыкновениеговорить, что, если бы удалось заглянуть в душу тиранов, то нам предстало бызрелище ран и язв, ибо как бичи разрывают тела, так жестокость, любострастие излобные помыслы — душу. И действительно, ни единовластие, ни уединение неоградили Тиберия от душевных терзаний и мук, в которых он сам признался.

7. Тогда же сенату было сделано указание, что он воленраспорядиться судьбою сенатора Цецилиана, настойчивее других добивавшегосяосуждения Котты, и было решено определить ему такое же наказание, какое понеслиобвинители Луция Аррунция Арузей и Санквиний[11]; никогда ничего более почетного не выпадало на долю Котты,принадлежавшего, правда, к знатному роду, но из-за распутного образа жизнивпавшего в бедность и обесславившего себя гнусными поступками, ибо данное емуудовлетворение ничем не отличалось от предоставленного Аррунцию, который былобразцом добродетели. После этого перед сенатом предстали Квинт Сервей иМинуций Терм; Сервей — бывший претор и в прошлом приближенный Германика,Минуций — из всаднического сословия, весьма скромно использовавший своидружеские связи с Сеяном; и то и другое вызывало сочувствие к ним со сторонысенаторов. Но Тиберий, напротив, назвав их главнейшими участниками заговораСеяна, принудил Гая Цестия-отца огласить в сенате, что он ему о них написал, иЦестий взял на себя их обвинение. Наиболее пагубным изо всех бедствий, какиепринесли с собой те времена, было то, что даже виднейшие из сенаторов негнушались заниматься сочинением подлых доносов, одни — явно, многие — тайно; икогда доходило до этого, не делалось никакого различия между посторонними иблизкими, между друзьями и людьми незнакомыми, между тем, что случилосьнедавно, и тем, что стерлось в памяти за давностью лет; все, что говорилось нафоруме, в узком кругу на пиршестве, тотчас же подхватывалось и вменялось ввину, так как всякий спешил предвосхитить другого и обречь его на расправу,часть, чтобы спасти себя, большинство — как бы захваченные поветрием. НоМинуций и Сервей, уже будучи осуждены, превратились в доносчиков, запутав всвое дело Юлия Африкана из галльского племени сантонов и Сея Квадрата,происхождения которого я не выяснил. Мне не безызвестно, что большинствописателей обошло молчанием бесчисленные случаи несправедливых гонений и многиеказни и потому, что они были подавлены их обилием, и потому, что опасалисьнаскучить читателям, повествуя о том, что им представлялось чрезмерно мрачным;но мы обнаружили много такого, о чем они не упоминают, но что, по нашемумнению, заслуживает того, чтобы о нем рассказать.

8. Так, в те дни, когда остальные лживо отрекались отдружбы с Сеяном, римский всадник Марк Теренций, представший перед судом потакому же обвинению, осмелился заявить, что не отпирается от него. Он обратилсяк сенату со следующей речью: «Вероятно, для меня менее выгодно согласиться спредъявленным мне обвинением, чем постараться опровергнуть его. Но как бы делони обернулось, я все же признаюсь, что был другом Сеяна, домогался им стать ирадовался, когда достиг этого. Сначала я видел, что он и его отец стоят воглаве преторианских когорт, а позже — еще и то, что, неся обязанностивоеначальника, он одновременно управляет городом Римом. Его родственники исвойственники были осыпаемы почестями; всякий, кто был другом Сеяна, тем самымудостаивался расположения принцепса; напротив, те, к кому он питал неприязнь,обрекались на вечный страх и жалкое прозябание. Я не стану никого называть вподтверждение своих слов; попав в беду, я буду защищать всех, кто, подобно мне,непричастен к его последнему замыслу. Ведь мы почитали не Сеяна из Вульсиний,но того, кто породнился с Клавдиями и Юлиями, с которыми он был связансвойством[12], твоего, Цезарь, зятя, твоеготоварища по консульству, исполнявшего в государстве общие с тобою обязанности.Не нам обсуждать, кого ты вознес над другими и по каким причинам ты это сделал:боги вручили тебе верховную власть, а наша слава — лишь в повиновении твоейволе. Мы знаем только то, что у нас на виду: кого ты одарил богатством ипочестями, кто властен оказывать покровительство или вредить; и нет никого, кторешился бы отрицать, что все это было в руках у Сеяна. Пытаться проникнуть всокровенные мысли принцепса, доискиваться, что он втайне в себе вынашивает, инепозволительно, и опасно; да и достигнуть этого невозможно. Вспомните,почтеннейшие сенаторы, что представлял собою Сеян не в последний день егожизни, а в течение шестнадцати лет. Ведь мы благоговели даже пред Сатрием иПомпонием; свести знакомство с вольноотпущенниками Сеяна, с егорабами-привратниками почиталось великим счастьем! Что же, моя защитараспространяется на всех без разбора? Никоим образом: пусть она имеет силу лишьв должных пределах. Козни против государства и умысел умертвить императораподлежат каре; но да будет нашим оправданием то, что дружбу с Сеяном и услугиему мы прекратили. Цезарь, одновременно с тобой».

9. Мужество этой речи и сознание, что нашелся, наконец,человек, чтобы высказать то, что было у всех на уме, возымели такую силу, чтоего обвинителей, которым при этом припомнили их прежние низости, покаралиизгнанием или смертью. Затем последовало письмо Тиберия, полное нападок набывшего претора Секста Вистилия, которого, как любимца своего брата Друза, оннекогда приблизил к себе. Причина же гнева на Вистилия была та, что он либодействительно сочинил что-то в поношение непотребств Гая Цезаря, либо это былнавет на него, встретивший веру. Удаленный вследствие этого из окруженияЦезаря, он старческою рукой вскрыл себе вены и, наложив повязки, письменнообратился к нему с мольбою возвратить благоволение, но, получив непреклонныйответ, снял повязки и истек кровью. Вслед за тем были разом обвинены воскорблении величия Анний Поллион, Аппий Силан, Мамерк Скавр и Кальвизий Сабин,а к Поллиону-отцу присоединили и Поллиона-сына — Винициана; все онипринадлежали к знатным родам и ранее занимали важнейшие должности вгосударстве. И сенаторы были бы окончательно повергнуты в трепет (много лисреди них было таких, кто не состоял в родстве или дружбе со столь выдающимисямужами?), если бы трибун городской стражи Цельс, в этом случае один издоносчиков, не выручил из беды Аппия и Кальвизия. Разбирательство дела Поллионас Виницианом и Скавра Цезарь отложил, чтобы заняться им вместе с сенатом, новысказал при этом несколько замечаний о Скавре, не предвещавших тому ничегохорошего.

10. Даже женщины не были ограждены от опасности этогорода. Поскольку они не могли быть обвинены в намерении захватить власть, ихкарали за слезы, и мать Фуфия Гемина, престарелая Виция, была умерщвлена толькоза то, что оплакивала казненного сына[13].Так обстояли дела в сенате; не иначе поступал и принцепс, по чьему повелениюбыли преданы смерти Вескуларий Флакк и Юлий Марин, давние его приближенные,некогда последовавшие за ним на Родос и неотлучно находившиеся с ним также наКапреях; при посредстве Вескулария строились козни против Либона, а при участииМарина Сеян расправился с Курцием Аттиком[14]. Эти наставники в вероломстве к общей радости отвероломства и погибли. Тогда же умер естественной смертью, что для стользначительного лица было в то время редкостью, понтифик Луций Пизон, ни разу пособственному почину не внесший ни одного раболепного предложения и неизменно,когда возникала необходимость, призывавший к благоразумной умеренности. Яупоминал, что его отец был в свое время цензором, сам он дожил почти довосьмидесяти лет; за заслуги во Фракии ему были пожалованы триумфальныеотличия. Но больше всего он прославил себя на посту префекта города Рима;получив эту должность, незадолго пред тем ставшую постоянной и вследствиенепривычки народа к повиновению весьма трудную, он выполнял свои обязанности судивительным чувством меры.

11. В прошлом цари и позднее магистраты, отлучаясь изРима, избирали, дабы в городе не было безначалия, своих временных заместителей,которым надлежало вершить правосудие и действовать в зависимости отобстоятельств; сообщают, что Ромул оставил своим заместителем Дентра Ромулия,позже Тулл Гостилий — Нуму Марция и Тарквиний Гордый — Спурия Лукреция. Вдальнейшем такие же поручения исходили от консулов. Подобие этого обыкновениясохраняется и поныне, когда ради латинских празднеств всякий раз назначаетсяособый префект, к которому в эти дни переходят консульские обязанности. Да иАвгуст в пору гражданских войн поставил во главе Рима и всей Италии ЦильнияМецената из всаднического сословия; затем, уже став главой государства, онвследствие обилия населения и медлительности судопроизводства повелел выделитького-нибудь из числа бывших консулов для обуздания рабов и тех беспокойныхграждан, чья дерзость не могла быть укрощена иначе как силой. Первым этудолжность занял и спустя несколько дней оставил как неспособный справиться снею Мессала Корвин; далее, несмотря на преклонный возраст, ее превосходноотправлял Тавр Статилий и после него в течение двадцати лет Пизон, такжезаслуживший всеобщее одобрение и по этой причине удостоенный сенатом похорон нагосударственный счет.

12. Затем народный трибун Квинтилиан доложил сенаторамо Сивиллиной книге, приобщения которой к прочим книгам той же прорицательницысоответствующим сенатским постановлением настойчиво добивался квиндецемвирКаниний Галл. Сенат дал на это согласие без предварительных прений, и Цезарьприслал письмо, в котором слегка попенял трибуну, по молодости лет неосведомленному в старинных обычаях. Галла, однако, он сурово упрекал в том,что, состарившись на изучении священных обрядов, он обратился с этим делом кнеполному составу сената, не выяснив притом происхождения книги, не дождавшись,пока коллегия[15] выскажет о ней своемнение, не распорядившись, как того требовал обычай, чтобы прорицания былипредварительно прочитаны и оценены магистрами[16]. Одновременно Цезарь напомнил, что так как под этимпрославленным именем распространялось немало всякого вздора. Август воспретилчастным лицам хранить у себя книги этого рода, установив срок, в течениекоторого их полагалось сдавать городскому претору. Такой же указ издали и нашипредки после сожжения Капитолия в Союзническую войну[17], ибо тогда было разыскано много прорицаний Сивиллы — однали она была или их было несколько — на Самосе, в Илионе, Эритрах, Африке, атакже на Сицилии и в италийских колониях[18], и жрецам было дано поручение определить, насколькоэто доступно разумению человеческому, какие из них действительно подлинные.Таким образом, и эта книга в конце концов была отдана на рассмотрениеквиндецемвиров.

13. При тех же консулах дороговизна съестных припасоведва не повела к мятежу: несколько дней подряд народ шумел в театре, выдвигаявсевозможные требования с непозволительной по отношению к императору дерзостью.Встревоженный этим, он вменил в вину магистратам и сенаторам, что они неусмирили толпы имевшимися в их распоряжении средствами, и в конце письмауказал, из каких провинций подвозит он продовольствие и насколько больше, чемподвозил его Август. Итак, в целях обуздания простого народа был составленотличавшийся старинной суровостью сенатский указ, и не менее строгиераспоряжения отдали консулы. Молчание самого Тиберия объясняли не егоснисходительностью, на что он рассчитывал, а надменностью.

14. В конце года погибли обвиненные в причастности кзаговору Сеяна римские всадники Геминий, Цельс и Помпей; из них дружески связанбыл с ним только Геминий, да и то не в существенно важном, и сближала их лишьприверженность того и другого к расточительству и изнеженному образу жизни. Итрибун Юлий Цельс, закованный в кандалы со свободно свисавшей цепью, обмотав еевокруг шеи и растягивая в разные стороны, сам себя удавил. А к Рубрику Фабатубыла приставлена стража, так как его заподозрили в том, что, тяготясьсложившимися в Римском государстве порядками, он пытался бежать к парфянам,рассчитывая найти у них дружелюбный прием. В самом деле, обнаруженный уСицилийского пролива и доставленный в Рим центурионом, он не мог привестиникаких правдоподобных причин в объяснение своего пребывания в столь удаленномот его дома месте; тем не менее он остался в живых скорее потому, что о немзабыли, чем вследствие снисходительности.

15. В консульство Сервия Гальбы и Луция Суллы[19] Цезарь после долгого раздумья, кого быдать в мужья своим уже достигшим брачного возраста внучкам, остановил выбор наЛуции Кассии и Марке Виниции. Виниций происходил из провинциального рода; онродился в городе Калах; его отец и дед достигли консульского достоинства[20], но все остальные в семье принадлежали квсадническому сословию; сам он был мягкого нрава и обладал даром изящной речи.Кассий происходил из римского плебейского рода, впрочем древнего изаслуженного; воспитанный отцом[21] встрогости, он располагал к себе скорее своей обходительностью, чем душевноютвердостью. Итак, выдав замуж дочерей Германика Друзиллу и Юлию — первую заКассия, вторую за Виниция, — Тиберий сообщил об этом сенату, сдержанно похваливмолодых людей. Затем, довольно смутно изложив причины своего пребывания запределами Рима, он перешел к делам более важным и к тому, что, заботясь облагоденствии государства, он навлек на себя недовольство, и закончил письмопросьбою допускать вместе с ним в курию всякий раз, когда он пожелает еепосетить, префекта Макрона[22] и ещенескольких трибунов и центурионов[23]. Ихотя соответствующий сенатский указ полностью учел его пожелания и в нем неупоминались ни звание, ни число сопровождающих императора, Тиберий не только невошел ни в один римский дом, не говоря уже о народном собрании, но всякий разобъезжал родной город кружными путями.

16. Между тем посыпались доносы на тех, кто отдавалденьги в рост, нарушая закон диктатора Цезаря, определявший условия, на которыхв пределах Италии дозволялось давать взаймы деньги и владеть земельноюсобственностью, и уже давно не применявшийся, ибо ради частной выгоды забываютоб общественном благе. И действительно, ростовщичество в Риме — застарелое зло,весьма часто бывшее причиной восстаний и смут, и поэтому меры к его обузданиюпринимались также и в старину и при менее испорченных нравах. СначалаДвенадцатью таблицами[24] было установлено,что никто не вправе взимать более одной унции росту[25], тогда как ранее все зависело от произвола богатых; вдальнейшем по предложению народных трибунов эту ставку снизили до половиныунции[26]; наконец, отдавать деньги в ростбыло полностью воспрещено[27]. В народныхсобраниях было принято множество постановлений, направленных против обходящихэтот закон, но, в нарушение неоднократно подтвержденных указов, они все женикогда не переводились, так как заимодавцы прибегали к хитроумным уловкам.Претор Гракх, на долю которого теперь выпало разбирательство этого дела,подавленный обилием обвиняемых, доложил об этом сенату, и перепуганные сенаторы(ибо никто не был свободен от этой вины) обратились к принцепсу, моля его опрощении; и снизойдя к ним, он предоставил год и шесть месяцев на то, чтобыкаждый привел свои денежные дела в соответствие с велениями закона.

17. Это повело к нехватке наличных денег и потому, чтовсе долги были истребованы одновременно, и вследствие большого числаосужденных, так как после продажи их конфискованного имущества звонкая монетаскопилась в государственном казначействе и в казне императора. К тому же сенатобязал каждого заимодавца истратить две трети отданных им взаймы денег напокупку земельной собственности в Италии и каждого должника немедленно внеститакую же часть своего долга[28]. Нозаимодавцы требовали погасить долги полностью, а должникам не подобалоподрывать доверие к своей платежеспособности. Отсюда — сначала беготня ипросьбы, затем — препирательства у трибунала претора, и то, что было придуманов качестве целебного средства — продажа и покупка земли, — возымелопротивоположное действие, так как заимодавцы задержали все деньги дляприобретения земельных угодий. Вследствие множества продающих цены на поместьярезко упали, и чем больше долгов обременяло владельца земли, тем труднее емубыло ее продать, так что многие из-за этого вконец разорились; потеря имуществавлекла за собою утрату достойного положения и доброго имени, и так продолжалосьдо тех пор, пока Цезарь, раздав по меняльным лавкам сто миллионов сестерциев,не разрешил получать из них ссуду всякому, кто мог представить народу в залогпоместье в два раза большей ценности, на три года без взимания роста. Так быловосстановлено деловое доверие, и понемногу снова появились частные заимодавцы.Но покупка земли осуществлялась не в том порядке, в каком это предписывалосьсенатским постановлением: непреклонными были требования закона вначале, как этопочти всегда бывает в подобных случаях, но под конец никто не заботился об ихсоблюдении.

18. Затем, после привлечения к суду Консидия Прокула пообвинению в оскорблении величия, вернулись прежние страхи; его, безмятежнопраздновавшего свой день рождения, схватили, доставили в курию, осудили инемедленно предали смерти, а его сестра Санция была лишена воды и огня пообвинению, предъявленному Квинтом Помпонием. Человек беспокойного нрава, онобъяснял этот и другие свои поступки такого рода желанием добитьсяблагосклонности принцепса, чтобы вызволить из опасности своего брата ПомпонияСекунда. Выносится также решение об изгнании Помпеи Макрины, мужа которойАрголика и тестя Лакона, знатных ахейцев. Цезарь погубил ранее. Ее отец,выдающийся римский всадник, и брат, бывший претор, в ожидании неизбежногоосуждения сами наложили на себя руки. Они были виноваты лишь в том, что некогдаГней Великий считал их прадеда Феофана из Митилен одним из своих ближайшихдрузей и что умершему Феофану греческое подобострастие воздало божескиепочести.

19. После них поступает донос на богатейшего испанцаСекста Мария, обвиненного в кровосмесительной связи с дочерью и сброшенного сТарпейской скалы. И чтобы ни в ком не вызывало сомнения, что его погубилобогатство, Тиберий присвоил себе принадлежавшие ему серебряные и медныерудники, хотя они подлежали передаче в собственность государства. Возбужденныйэтими казнями, он велит умертвить всех, кто содержался в темнице по обвинению всообщничестве с Сеяном. Произошло страшное избиение, и на Гемониях лежалонесметное множество убитых обоего пола, всякого возраста, знатных и из простогонарода, брошенных поодиночке или сваленных в груды. Ни близким, ни друзьям недозволялось возле них останавливаться, оплакивать их, сколько-нибудь подолгусмотреть на них: сторожившие их со всех сторон воины, внимательно наблюдая завсеми, так или иначе проявлявшими свою скорбь, неотступно следовали заразложившимися телами, пока их волочили к Тибру. Они уплывали вниз по течению,или их прибивало к берегу, и никто к ним не притрагивался и не предавал ихсожжению. Так сознание общности жребия человеческого подавлялось силою страха,и чем сильнее свирепствовала жестокость, тем больше преград встречалосострадание.

20. Тогда же Гай Цезарь, отправившийся с дедом наКапреи, взял в жены дочь Марка Силана Клавдию; скрывая под личиною скромностиогромные притязания, он настолько владел собою, что ни осуждение матери, нигибель братьев[29] не исторгли у него ниодного возгласа; как начинал день Тиберий, тот же вид, почти те же речи были иу него. Отсюда ставшее впоследствии широко известным крылатое слово оратораПассиена: никогда не бывало ни лучшего раба, ни худшего господина. Не умолчу ио предсказании Тиберия относительно Сервия Гальбы, в ту пору консула; вызвавего к себе и испытав в разносторонней беседе, он под конец обратился к немупо-гречески с такими словами: «И ты, Гальба, отведаешь когда-нибудь власти»,намекая на то, что владычество его будет поздним и недолгим, и обнаружив темсамым знакомство с наукой халдеев: для ее постижения он располагал на Родосе идосугом, и наставником Трасиллом, чьи познания он испытал следующимобразом.

21. Всякий раз, когда Тиберий, стремясь узнать своебудущее, встречался ради этого с прорицателями, он пользовался верхними покоямидома и услугами единственного посвященного в эти дела вольноотпущенника.Невежественный и наделенный огромной телесной силой, тот окольными и крутымитропками (ибо дом стоял на скалистом обрыве) приводил прорицателя, искусствокоторого хотел испытать Тиберий, и на обратном пути, если его познания былисочтены Тиберием вздорными, а сам он обманщиком, сбрасывал его в море, чтобы неоставалось свидетеля тайных занятий его господина. Итак, тем же путем по скаламбыл приведен и Трасилл; после того как Тиберий задал ему те же вопросы и ответыТрасилла его взволновали, ибо тот искусно открыл ему, что он завладеет властью,а также все его будущее, Тиберий спросил его, может ли он прозреть своюсобственную судьбу, что ему принесет данный год, данный день. Взглянув нарасположение звезд и измерив расстояния между ними, тот сначала колеблется,потом пугается и чем больше всматривается в небо, тем сильнее и сильнее дрожитот растерянности и страха и наконец восклицает, что ему угрожает почтинеотвратимая гибель. Тогда Тиберий, обняв его, поздравляет с тем, что он увиделнадвигавшуюся на него опасность и все же останется невредимым, и, сочтя всесказанное им за оракул, удерживает его при себе, как одного из своих ближайшихдрузей.

22. Когда я слышу о таких и подобных вещах, меняохватывает раздумье, определяются ли дела человеческие роком и непреклоннойнеобходимостью или случайностью. Ведь среди величайших мыслителей древности иих учеников и последователей можно обнаружить приверженцев .противоположныхвзглядов, и многие твердо держатся мнения, что богам -нет ни малейшего дела нидо нашего возникновения, ни до нашего конца, ни вообще до смертных[30]; вот почему так часто жизнь хорошихлюдей безрадостна, а счастье выпадает в удел дурным. Другие[31], напротив, считают, что жизненные обстоятельствапредуказаны роком, но не вследствие движения звезд, а в силу оснований ивзаимосвязи естественных причин; при этом, однако, они полагают, что мысвободны в выборе образа жизни, который, будучи единожды избран, влечет засобою определенную последовательность событий. И отнюдь не то — зло и благо,что признается таковыми толпой; многие, одолеваемые, как мы себе представляем,невзгодами, счастливы, тогда как иные, хотя и живут в богатстве и изобилии,влачат жалкое существование, ибо первые стойко переносят свою тяжелую участь, авторые неразумно пользуются своею удачливой судьбой. Но большинство смертныхсчитает, что будущее предопределено с их рождения и если что происходит не так,как предсказано, то в этом повинно невежество предсказателей: оно подрываетверу в науку, неопровержимые свидетельства истинности которой доставили нам идревность, и наше время. И действительно, сын того же Трасилла предрек иНерону[32], что он завладеет властью, но обэтом я сообщу в своем месте, чтобы не отойти еще дальше от начатогоповествования.

23. При тех же консулах разносится весть о кончинеАзиния Галла; что он умер от голода, не подлежит сомнению, но по доброй ли волеили по принуждению — считалось неустановленным. И когда к Цезарю обратились свопросом, разрешит ли он его похороны, тот, не устыдившись, дал на нихразрешение, посетовав при этом на обстоятельства, отнявшие у него подсудимого,прежде чем тот был изобличен в его присутствии; как будто за три года ненашлось у него времени, чтобы учинить суд над стариком, бывшим консулом и отцомстольких консулов![33] Затем умерщвляетсяДруз, который поддерживал себя жалкою пищей, поедая набивку своего тюфяка, иугас лишь на девятый день. Некоторые передают, что Макрину якобы было порученов случае, если бы Сеян взялся за оружие, освободить юношу из-под стражи (онсодержался в Палатинском дворце) и поставить его во главе народа[34]. Позднее, так как ходили упорныеслухи, что Цезарь собирается примириться с невесткой и внуком, он предпочелжестокость раскаянью.

24. Больше того, он всячески поносил умершего, обвиняяего в грязных пороках, в том, что он намеревался погубить своих близких, чтоненавидел отечество, и приказал прочесть ежедневные записи всех его поступков ислов; это показалось особенно ужасным: было бы трудно поверить, что в течениестольких лет к Друзу были приставлены соглядатаи, ловившие его взгляды, стоны,даже невнятное бормотанье, и что его дед мог все это выслушивать, читать,предать гласности, если бы в донесениях центуриона Аттия и вольноотпущенникаДидима не назывались по именам рабы, какой из них ударил пытавшегося выйти изсвоего помещения Друза, какой поверг его в страх. Центурион приводил, как некиесвидетельство своей доблести, и жестокие речи, с которыми он сам к немуобращался, и слова умирающего, вначале как бы в исступлении расточавшего угрозыТиберию, а затем, после утраты всякой надежды на сохранение жизни, призывавшегона его голову обдуманные и холодные проклятия, чтобы, после того как онумертвил невестку, племянника, внуков[35] изаполнил свой дворец трупами, он сам понес наказание, сняв позор с родовогоимени предков и послужив очистительной жертвою для потомков. Сенаторы зашумели,делая вид, что охвачены негодованием, тогда как в действительности былипотрясены страхом и изумлением, что некогда столь осторожный и так тщательноскрывавший свои преступления принцепс дошел до такой откровенности, что, как быраздвинув стены, показал внука под плетью центуриона, осыпаемого пинками рабови тщетно молящего хоть о какой-нибудь пище для поддержания жизни.

25. Еще не заглохла скорбь, порожденная расправою сДрузом, как стало известно, что умерла Агриппина[36]. Жизнь ее после казни Сеяна продлила, думаю,поддерживавшая ее надежда, но в жестокой ее судьбе не произошло никакихизменений к лучшему, и она сама себя уморила голодом, если толькодобровольность ее кончины не была вымыслом и ее насильственно не лишили пищи. Всамом деле, распаленный злобой Тиберий возвел на нее гнусное обвинение враспутстве, в том, что она сожительствовала с Азинием Галлом и после его смертивпала в отвращение к жизни. Но Агриппина, никогда не мирившаяся со скромнымуделом, жадно рвавшаяся к власти и поглощенная мужскими заботами, была свободнаот женских слабостей. Цезарь добавил, что она умерла в тот же день, в которыйза два года пред тем Сеяна постигло возмездие, и что это заслуживает особоговнимания; он также поставил себе в заслугу, что ее не удавили петлей и небросили на Гемонии. За это сенат воздал ему благодарность, и было вынесенопостановление ежегодно в пятнадцатый день перед ноябрьскими календами, ибоименно в этот день и Сеяна, и Агриппину постигла смерть, посвящать дарЮпитеру.

26. Немного позднее решил умертвить себя Кокцей Нерва,неизменный приближенный и спутник принцепса, хотя его положение нисколько непошатнулось и он не страдал никаким телесным недугом. Когда это стало известноТиберию, он посетил его, стал доискиваться причин такого решения, уговаривать;наконец, признался, что тяжелым бременем ляжет на его совесть и добрую славу,если его ближайший и лучший друг, у которого не было никаких видимых основанийторопить смерть, безвременно расстанется с жизнью. Уклонившись от объяснений.Нерва до конца упорно воздерживался от пищи. Знавшие его мысли передавали, чточем ближе он приглядывался к бедствиям Римского государства, тем сильнеенегодование и тревога толкали его к решению обрести для себя, пока он невредими его не тронули, достойный конец. Гибель Агриппины, сколь это ни невероятно,повлекла за собою и гибель Планцины. Будучи женой Гнея Пизона и открыто радуясьсмерти Германика, она при падении мужа избегла возмездия, оберегаемаязаступничеством Августы и в не меньшей мере — враждой Агриппины. Но когда итой, что ее ненавидела, и той, которая ей покровительствовала, не стало,одержало верх правосудие, и, привлеченная к суду по хорошо известномуобвинению[37], она собственноручно предаласебя скорее запоздалой, чем незаслуженной казни.

27. Удрученному столькими печалями городу добавила ещеодно огорчение дочь Друза Юлия, в прошлом жена Нерона, унизившая себя до бракас Рубеллием Бландом, деда которого, римского всадника родом из Тибура, многиехорошо помнили. Скончавшийся в конце года Элий Ламия был удостоен цензорскихпохорон; освобожденный, наконец, от призрачного управления Сирией, он занималдолжность префекта города Рима; происходил он из хорошего рода, и, несмотря навозраст, был бодр и деятелен; придавало ему достоинство и то, что он не былотпущен в свою провинцию. Затем, по смерти пропретора Сирии Помпония Флакка, всенате оглашается письмо Цезаря, в котором он сетовал, что наиболее выдающиесяи способные начальствовать войском уклоняются от несения этих обязанностей ичто это вынуждает его обратиться к сенаторам с просьбой повлиять на несколькихбывших консулов и добиться от них согласия взять на себя попечение опровинциях. Он забыл, однако, о том, что сам он десятый год задерживает в РимеАррунция и не отпускает его в Испанию[38].В том же году умер и Маний Лепид, об умеренности и рассудительности которого ядостаточно сказал в предыдущих книгах; нет надобности подробнее останавливатьсяи на его знатности, ибо род Эмилиев всегда изобиловал достойными гражданами, аесли кто из той же семьи отличался дурными нравами, то и такие не были лишенывнешнего блеска.

28. В консульство Павла Фабия и Луция Вителлия[39] после длительного круговорота веков птицафеникс[40] возвратилась в Египет идоставила ученым мужам из уроженцев этой страны и греков обильную пищу длярассуждений о столь поразительном чуде. Мне хочется изложить и то, в чем ихсуждения совпадают, и еще больше такого, в чем они между собой несогласны, но счем стоит познакомиться. Что это существо посвящено солнцу и отличается отдругих птиц головою и яркостью оперения, на этом сходятся все, кто описывал еговнешний вид; о возрасте же его говорят различно. Большинство определяет его впятьсот лет, но есть и такие, которые утверждают, что этот феникс живет ужетысячу четыреста шестьдесят один год, так как ранее фениксы прилетали в город,носящий название Гелиополь, в первый раз — при владычестве Сесосиса, во второй— Амасиса и в последний — Птолемея, который царствовал третьим из македонян,причем их всегда сопровождало множество прочих птиц, дивившихся их невиданномуоблику. Древность темна; но Тиберия от Птолемея отделяет менее двухсотпятидесяти лет[41]. Поэтому некоторыесчитают, что последний феникс — не настоящий, что он не из арабской земли и нанего не распространяется то, что говорит о фениксе предание древности. Поистечении положенных ему лет, почувствовав приближение смерти, он у себя народине строит гнездо и изливает в него детородную силу, от которой возникаетптенец; и первая забота того, когда он достигнет зрелости, — это погребениеостанков отца, и он не берется за это опрометчиво, но сначала, подняв мирру[42] равного веса, испытывает себя вдолгом полете, и когда станет способен справиться с таким грузом и с такимдальним путем, переносит тело отца на жертвенник солнца и предает его тамсожжению. Все это недостоверно -и приукрашено вымыслом, но не подлежитсомнению, что время от времени эту птицу видят в Египте.

29. А в Риме, где непрерывно выносились смертныеприговоры, вскрыл себе вены и истек кровью Помпоний Лабеон, о котором ясообщал, что он был правителем Мезии; то же сделала и его жена Паксея.Готовность к смерти такого рода порождали страх перед палачом и то, чтохоронить осужденных было запрещено и их имущество подлежало конфискации, тогдакак тела умертвивших себя дозволялось предавать погребению и их завещаниясохраняли законную силу — такова была награда за торопливость. Цезарь внаправленном сенату письме припомнил принятый у наших предков обычай: порывая скем-нибудь дружбу, они отказывали ему от дома и после этого прекращали с нимвсякие отношения. Так же поступил и он с Лабеоном, но тот, обвиняемый в дурномуправлении провинцией и в других преступлениях, постарался выставить себя ни вчем не повинной жертвой его неприязни; а его жена напрасно страшилась, ибо,хотя бы она и была виновной, ей ничего не грозило. После этого выдвигаетсяобвинение против Мамерка Скавра, отличавшегося выдающейся знатностью иблестящим ораторским дарованием, но запятнавшего себя постыдным образом жизни.Его погубила не дружба с Сеяном, а столь же губительная ненависть Макрона,который строил такие же козни, но более скрытно и доложил Цезарю содержаниесочиненной Скавром трагедии[43], приведя изнее стихи, которые могли быть отнесены к Тиберию. Впрочем, обвинители СкавраСервилий и Корнелий говорили только о его прелюбодеянии с Ливией[44] и об участии в магических таинствах.Скавр, как подобало потомку древних Эмилиев, предупредил осуждение, побуждаемыйк этому женой Секстией, которая была и вдохновительницей, и соучастницей егосамоубийства.

30. Впрочем, если представлялась возможность,подвергались наказанию и обвинители; так, Сервилий и Корнелий, ославившие себятем, что погубили Скавра, были лишены огня и воды и сосланы на острова, ибо,пригрозив доносом Варию Лигуру, получили от него взятку, которою он от нихоткупился. И бывший эдил Абудий Рузон, донесший, чтобы погубить ЛентулаГетулика, под началом которого он ранее командовал легионом, что тотпредназначал сына Сеяна себе в зятья, также был осужден и изгнан из Рима.Гетулик в то время стоял во главе размещенных в Верхней Германии легионов,снискав у них редкостную любовь своей благожелательностью и справедливостью;пользовался он расположением и ближайшего римского войска благодаря своемутестю Луцию Апронию. Отсюда упорно державшаяся молва, что он осмелилсяотправить Тиберию письмо, в котором напомнил ему, что породниться с Сеяномнамеревался не по своему побуждению, а по совету Тиберия; он обманулся в нем,как это случилось с самим Тиберием, и несправедливо, чтобы одна и та же ошибкаодному сошла безнаказанно, а для других обернулась гибелью. Он соблюдаетбезупречную верность и будет ее соблюдать, пока против него не строятся козни;если на его место будет прислан другой, он воспримет это как вынесениесмертного приговора. Поэтому им лучше заключить своего рода союз, с тем чтобыпринцепсу сохранить власть над всем остальным государством, а ему удержать засобою свою провинцию. Этому слуху, сколь ни был он удивителен, верили, потомучто из всех близких Сеяну людей только один Гетулик остался цел и даже был вбольшой милости у Тиберия, помнившего о своем престарелом возрасте, о том, чтоего ненавидят и что сохранением власти он обязан не своей силе, а общественномумнению.

31. В консульство Гая Цестия и Марка Сервилия[45] в Рим прибыли знатные парфяне без ведомацаря Артабана. Из страха перед Германиком он некоторое время сохранял верностьримлянам и справедливо правил своими, но потом стал заноситься пред нами исвирепствовать над соотечественниками, так как преисполнился самоуверенности,проведя удачные войны с окружающими народами. Он пренебрежительно относился кТиберию, считая, что тот по старости неспособен к войне, и жадно добивалсяАрмении, властителем которой после смерти Артаксия поставил старшего из своихсыновей, Арсака; более того, он нанес римлянам оскорбление, послав своих людейс требованием выдать сокровищницу, оставленную Вононом в Сирии и Киликии,говорил о старых границах персов и македонян, бахвалясь и угрожая вторгнутьсяво владения Кира и Александра[46]. Наотправлении тайного посольства к Тиберию настояли один из наиболее родовитых ибогатых парфян Синнак и близкий к нему евнух Абд. Быть евнухом у варваровсовсем не позорно, больше того, это ведет к могуществу. Итак, вместе спримкнувшими к ним другими сановниками, не имея у себя ни одного Арсакида,чтобы провозгласить его своим верховным владыкой, ибо большинство из них былоистреблено Артабаном, а остальные не достигли еще возмужалости, они просилиотпустить к ним из Рима Фраата, сына царя Фраата: необходимы лишь имя иподдержка — пусть потомок Арсака с согласия Цезаря покажется на берегуЕвфрата.

32. Это пришлось Тиберию по душе: он снаряжает Фраата ипредоставляет ему необходимую помощь для овладения отцовским престолом, верныйпринятому им правилу — вести дела с чужеземными государствами посредствомуловок и хитростей, избегая оружия. Между тем Артабан, проведав о подстроенныхему кознях, то медлит, охваченный страхом, то возгорается жаждою мщения. Уварваров медлительность считается рабской чертой, поспешность в действиях —царственной; однако в нем победило благоразумие, и он решил, что для него будетполезнее, прикрывшись личиною дружелюбия, пригласить Абда на пир и обезвредитьего медленно действующим ядом, а Синнака связать притворной благосклонностью,подарками и вместе с тем деловыми поручениями. Тем временем Фраат, сменив вСирии образ жизни, усвоенный за долгие годы пребывания в Риме, на непривычныйпарфянский уклад, заболел и умер. Но Тиберий не отказался от начатого: теперьон избирает в соперники Артабану Тиридата, происходившего от той же крови, чтои Фраат, а для отвоевания Армении — ибера Митридата, которого мирит сцарствовавшим в своей стране братом его Фарасманом; во главе всего, чтозатевалось им на Востоке, он ставит Луция Вителлия. Мне известно, что об этомчеловеке в Риме ходила дурная слава и что он оставил по себе позорную память,но провинциями он управлял с поистине древнею доблестью. Возвратившись оттуда,он из страха пред Гаем Цезарем и из-за близости к Клавдию впал в гнуснейшеераболепие и слыл у потомков образцом омерзительной льстивости, так что ранниезаслуги его поблекли перед позднейшими подлостями и деяния его молодостизапятнала постыдная старость.

33. Первым из этих царьков начал действовать Митридат,побудив Фарасмана помочь его замыслам при помощи вероломства и военной силы, иподысканные люди, соблазнив золотом приближенных Арсака, склонили их к измене.Одновременно иберы вторгаются с большим войском в Армению и овладевают городомАртаксатой. Узнав об этом. Артабан поручает своему сыну Ороду отмститьнеприятелю; он дает ему войско парфян и рассылает людей для набора отрядовнаемников; Фарасман со своей стороны получает поддержку альбанов и поднимаетсарматов, скептухи[47] которых, принявподарки от обеих сторон, по обычаю своего племени отправились на помощь и ктой, и к другой. Но иберы — хозяева этой страны — быстро пропустили покаспийской дороге[48] сарматов, двинувшихсяпротив армян, между тем как сарматы, направлявшиеся к парфянам, были легкоотрезаны, так как враг запер все проходы, кроме единственного — между морем иоконечностями альбанских гор, воспользоваться которым, однако, препятствовалолетнее время, ибо из-за постоянно дующих в одном направлении ветров вода в этупору заливает низкие берега, тогда как зимой южный ветер гонит ее назад, и,после того как она уйдет в море, обнажается береговая полоса мелководья.

34. Между тем усиленный отрядами союзников Фарасманвызывает на битву не имевшего вспомогательных войск Орода, и так как тот от нееуклоняется, тревожит его, кидается с конницей на его лагерь, препятствуетзаготовке корма для лошадей; и не раз он окружал вражеский стан заставами, какбы облагая его осадой, пока парфяне, не привыкшие к такому бесчестью, необступили своего царевича и не потребовали, чтобы он повел их в сражение. Ноони были сильны только конницей, а Фарасман располагал и хорошей пехотой. Ибоиберы и альбаны, обитая в лесистых горах, привыкли к тяжелым условиямсуществования и поэтому гораздо выносливее парфян; они утверждают, чтопроисходят от фессалийцев, возводя свое происхождение к тому времени, когдаЯсон, после того как увез Медею и прижил с нею детей, возвратился в опустевшийдворец Эета и к оставшимся без властителя колхам. Они чтут многое, связанное сего памятью, а также святилище Фрикса; и никто из них не принесет в жертвубарана, ибо они считают, что Фрикса к ним доставил баран, был ли он живымсуществом или знаком отличия корабля[49].Итак, после того как оба войска изготовились к бою, парфянский полководец вречи к воинам напомнил о владычестве на Востоке, о славе Арсакидов, о том, чтоих враг — безвестный ибер с войском наемников; Фарасман же говорил, что, незная над собой парфянского ига, чем к большему они будут стремиться, тембольшую славу принесет им победа, а если обратятся в бегство, то тем большепозора и опасностей навлекут на себя; он указывал при этом на грозный боевойстрой своих и на раззолоченные отряды мидян, говоря, что здесь мужи, тамдобыча.

35. Но сарматов воодушевила не только речь полководца:они сами убеждают друг друга не допустить, чтобы их осыпали стрелами: этонеобходимо предупредить стремительным натиском и рукопашною схваткой.Отсюда—несхожая картина в войсках обоих противников: парфянин, приученный содинаковой ловкостью наскакивать и обращаться вспять, рассыпает свои конныечасти, дабы можно было беспрепятственно поражать врага стрелами, а сарматы, неиспользуя луков, которыми владеют слабее парфян, устремляются на них с длиннымикопьями и мечами, и враги то сшибаются и откатываются назад, как это обычно вконном бою, то как в рукопашной схватке теснят друг друга напором тел и оружия.И вот уже альбаны и иберы хватают парфян, стаскивают их с коней, заставляютбиться в неравных условиях, ибо сверху на них обрушивали удары всадники, аснизу поражали не отстававшие от них пехотинцы. В разгаре боя Фарасман и Ород,которые сражались среди передовых и бросались на помощь дрогнувшим и поэтомубыли заметны, узнают друг друга; с громким боевым кличем они устремляются соружием один на другого, и Фарасман, упредив противника, рассек шлем Орода инанес ему рану. Но, увлеченный вперед конем, он не смог повторить удар, ихрабрейшие из воинов успели заслонить раненого; поверив, однако, ложной вести оего гибели, парфяне пришли в замешательство и уступили победу врагу.

36. После этого Артабан со всеми силами своего царствавыступил отомстить противнику. Благодаря знанию местности иберы сражалисьуспешнее парфян, но он не отстал бы от них, если бы не Вителлий, который,стянув легионы и распространив слух, что собирается вторгнуться в Месопотамию[50], устрашил его угрозою войны сримлянами. С оставлением Артабаном Армении пришел конец и его могуществу, таккак Вителлий подстрекал парфян покинуть царя, свирепствующего над ними в мирноевремя и неудачными битвами обрекающего их гибели. И вот Синнак, о враждебностикоторого к Артабану я упоминал выше, склоняет к измене ему своего отца Абдагезаи некоторых других, затаивших и ранее такой умысел и теперь решившихсяосуществить его вследствие непрерывных поражений царя: понемногу к нимпримыкают все, кто повиновался царю больше из страха, чем из привязанности, и,после того как нашлись зачинщики, набрался решимости. И у Артабана никого неосталось, кроме телохранителей-чужеземцев, утративших родину, у которых несуществует ни понимания добра, ни отвращения к злу, которые кормятся тем, чтоим платят, и за плату готовы на преступление. Взяв их с собою, он поспешнобежал в отдаленные и сопредельные Скифии места в надежде на то, что там емубудет оказана помощь, так как был связан родством с гирканами и карманиями, атакже и на то, что парфяне, воздающие справедливость только своим отсутствующимвластителям и мятежные, когда те рядом с ними, еще обратятся к раскаянию.

37. Между тем Вителлий, так как Артабан бежал из страныи народ проявлял готовность заменить его новым царем, убеждает Тиридатаиспользовать представившиеся возможности и ведет к берегу Евфрата отборную силулегионов и союзников. Когда они совершали жертвоприношение, причем один поримскому обычаю предал закланию свинью, овцу и быка[51], а другой, чтобы умилостивить реку, обрядил ей в жертвуконя[52], прибрежные жители сообщают, что вЕвфрате сама по себе, ибо никаких ливней не было, значительно прибывает вода и,вздуваясь белою пеной, образует похожие на диадемы круги — предзнаменование,возвещающее им благополучную переправу. Иные истолковали его с большеюпроницательностью, утверждая, что их предприятие начнется удачно, но плоды егобудут недолговечны, ибо предвещания земли и неба более надежны, а реки по своейприроде непостоянны и, открыв знамения, немедля уносят их прочь. Как бы то нибыло, навели мост на судах и войско переправилось через реку. Первым явился влагерь со многими тысячами всадников Орноспад, некогда изгнанный с родины,потом отнюдь не бесславный сподвижник Тиберия при завершении им военныхдействий в Далмации[53], награжденный заэто римским гражданством, и наконец снова достигший царского благоволения ипочета и поставленный правителем тех земель, которые орошаются знаменитымиреками Евфратом и Тигром и носят название Месопотамии. Немного спустя войскоТиридата усиливает также Синнак, и столп партии Абдагез добавляет к этомуцарские сокровищницу и облачение. Вителлий, сочтя, что он достаточно показалвнушительность римской мощи, обращается с увещеванием к Тиридату постояннопомнить о своем деде Фраате и воспитавшем его Цезаре, о доблестных деяниях тогои другого, и к парфянским сановникам — неуклонно соблюдать покорность царю,почтение к нам, собственную честь и верность. Затем он с легионами возвратилсяв Сирию.

38. События двух летних кампаний я объединил вместе[54], дабы отдохнуть душою от повествования овнутренних бедствиях: ведь даже спустя три года после казни Сеяна Тиберия несмягчало то, что обычно побуждает других к снисходительности, — время, мольбы,пресыщенность мщением, — и он по прежнему карал недоказанное и преданноезабвению не иначе, чем наитягчайшие и только что совершенные преступления.Отказавшись из страха пред ним от борьбы с преследующими его обвинителями,Фульциний Трион в оставленном им предсмертном письме высказал все, что думал омногочисленных злодействах Макрона и виднейших вольноотпущенников Тиберия,бросив и ему самому жестокий упрек, что на старости лет он ослабел разумом иудалился из Рима будто в изгнание Это письмо, которое наследники пыталисьсохранить в тайне, Тиберий повелел прочитать в сенате, красуясь терпимостью кчужому свободомыслию и презрением к бесчестящим его выпадам, а может быть, ипотому, что, долгое время оставаясь в неведении о преступных делах Сеяна, онстал впоследствии предпочитать, чтобы предавалось огласке все сказанное о нем,каково бы оно ни было, желая, хотя бы из поношений себе знакомиться с правдою,так тщательно скрываемой от него лестью. В те же дни сенатор Граний Марциан,обвиненный Гаем Гракхом в оскорблении величия, сам пресек свою жизнь, а бывшийпретор Тарий Грациан на основании того же закона был осужден на смертнуюказнь.

39. Подобным же образом погибли Требеллен Руф и СекстийПакониан; Требеллен умертвил себя собственною рукой, а Пакониан был удавлен втемнице за стихи против Тиберия, которые он там сочинил. Об этих случаяхТиберий узнал не из-за моря и не от проделавших долгий путь вестников, анаходясь у самого Рима и отвечая на письма консулов в тот же день или поминовании ночи и как бы видя воочию льющуюся в домах римлян кровь и рукипалачей. В конце года скончался Поппей Сабин, не отличавшийся знатностьюпроисхождения, но благодаря близости к принцепсам добившийся консульства итриумфальных отличий и на протяжении двадцати четырех лет стоявший во главеважнейших провинций не за выдающиеся дарования, а потому, что, справляясь свозложенными на него поручениями, не возвышался над ними.

40. Далее следует консульство Квинта Плавтия и СекстаПапиния[55]. В этом году из-за привычки ктворящимся вокруг ужасам не привлекло особого внимания дело Луция Арузея ипредание смерти.. .[56] но оставилигнетущее впечатление обстоятельства гибели римского всадника Вибулена Агриппы.После выступления обвинителей он тут же в курии достал спрятанный под тогою яди, проглотив его, тотчас упал, но подоспевшие ликторы подхватили умирающего ипотащили его в темницу, где ему, уже бездыханному, затянули на шее петлю. Неизбежал казни, совершаемой над римскими гражданами, и носивший царский титулТигран[57], некогда властитель Армении, атеперь подсудимый. Бывший консул Гай Гальба и оба Блеза добровольно наложили насебя руки: Гальба получил суровое письмо Цезаря, отстранявшее его от полученияпровинции, а Блезов Тиберий лишил жреческих должностей, которые обещал, пока ихсемья была благополучна, назначение на которые отложил после того, как еепостиг удар, и которые теперь отдал другим, как незанятые; и Гальба, и Блезывосприняли это как предписание умереть и сами над собой исполнили приговор. ИЭмилия Лепида (о ее замужестве с молодым Друзом я сообщил выше)[58], преследовавшая мужа всевозможнымиобвинениями и при жизни своего отца Лепида, несмотря на постыдное поведение,оставшаяся безнаказанной, привлекается к ответу доносчиками за прелюбодейнуюсвязь с рабом, и так как ее бесчестье не вызывало сомнений, она сама, непытаясь оправдаться, положила предел своей жизни.

41. Тогда же подвластный каппадокийцу Архелаю народклитов[59], так как его заставляли попринятому в наших провинциях обыкновению подвергнуться цензу и вносить подати,ушел в Таврские горы и там благодаря условиям местности успешно оборонялся отневоинственных царских войск, пока легат Марк Требеллий, присланный наместникомСирии Вителлием с четырьмя тысячами легионеров и отборными вспомогательнымивойсками, не окружил осадными сооружениями два холма, на которых засели варвары(меньший из них называется Кадра, другой — Давара, и не вынудил силой оружия ксдаче дерзнувших на попытку прорваться и, отрезав воду, — всех остальных. АТиридат между тем с согласия парфян принял под свою руку Никефорий и Анфемусиюи несколько других городов, которые, будучи основаны македонянами, носятгреческие названия, а также Гал и Артемиту, исконные города парфян, и это былорадостно встречено всеми, кто проклинал жестокость выросшего в Скифии Артабанаи надеялся на мягкий нрав получившего римское воспитание Тиридата.

42. Наибольшим преклонением окружила его Селевкия,могущественный, обнесенный стенами город, не впавший в варварство иудерживающий устройство, которое ему дал его основатель Селевк. В нем избираюттриста богатых или известных своей мудростью граждан, которые образуют сенат;есть гражданская власть и у простого народа. И когда между ними устанавливаетсясогласие, они ни во что не ставят парфян, но, если у них возникают раздоры,тогда и те и другие стремятся заполучить их помощь против соперников, и те,поддержав одну из сторон, забирают власть над обеими. Это и случилось незадолгопред тем, в царствование Артабана, который, руководствуясь собственной выгодой,отдал простой народ в подчинение знатным, ибо управление, осуществляемоенародом, создает свободу, тогда как господство немногих ближе к царскомупроизволу. Прибывшего к ним Тиридата они осыпали старинными царскими почестями,а также и теми, которые так щедро придумало новейшее время; вместе с тем они нескупились на поношения Артабану, по матери Арсакиду, а по отцу безвестногопроисхождения. Управление Селевкией Тиридат предоставил народу. Затем, когда онстал обдумывать, в какой день ему торжественно вступить на престол, прибываютписьма от Фраата и Гиерона, правителей наиболее значительных префектур, спросьбой немного повременить. Решив дождаться столь могущественных мужей, онтем временем отправился в Ктесифон, местопребывание парфянских властителей; нотак как Фраат и Гиерон со дня на день откладывали поездку, Сурена[60] в присутствии многих и под возгласыобщего одобрения повязал голову Тиридата царскою диадемой.

43. Если бы он немедленно отправился внутрь страны и кдругим племенам, колебания медлящих были бы этим рассеяны и все оказали бы емуполное повиновение. Но пребывая в крепости, в которой Артабан укрыл свою казнуи наложниц, он предоставил парфянам время и тем самым возможность разорватьзаключенное с ним соглашение. Ибо Фраат с Гиероном, а также другие, неприсутствовавшие в назначенный день на торжестве возложения диадемы, обратилисвои взоры в сторону Артабана, одни, страшась будущего, другие из зависти кАбдагезу, подчинившему тогда своей воле нового царя и весь двор. Артабанаразыскали среди гирканов; покрытый грязью, оборванный, он добывал себепропитание луком и стрелами. Сначала он испугался, что ему подготовляетсякакая-то западня, но, когда его убедили, что дело идет о возвращении емуутраченного господства, он воспрянул духом и спросил, в чем причина стольнеожиданных перемен. Тогда Гиерон стал бранить чрезмерную молодость Тиридата,утверждая, что в их стране царствует не Арсакид, а только носящий это имя,изнеженный на чужбине и слабый юнец, а действительная власть в руках Абдагеза иего родичей.

44. Опытный в искусстве царствовать, Артабан сразупочувствовал, что, если они лгут, распинаясь в любви, то ненависть их во всякомслучае непритворна. Итак, промедлив не дольше, чем было необходимо, чтобывызвать на помощь скифов, он торопится выступить, дабы не дать врагам применитьвоенные хитрости, а друзьям раскаяться в принятом ими решении; и он не снялсвоего рубища, чтобы привлечь к себе простой народ состраданием к его участи.Ни обман, ни просьбы — ничего не было им упущено, лишь бы сманить колеблющихсяи внушить бодрость готовым примкнуть к нему. Он уже приближался с крупнымисилами к окрестностям Селевкии, а Тиридат, одновременно потрясенный молвою онем и тем, что он уже рядом, все еще не решил, что ему предпринять: пойти лиАртабану навстречу или затянуть войну выжиданием. Те, кому были по душе битвы истремительность в действиях, утверждали, что разрозненные и истомленныедлительностью похода недавние предатели и враги Артабана, теперь сноваподдерживающие его, еще недостаточно укрепились в желании повиноваться ему. НоАбдагез считал, что нужно возвратиться в Месопотамию, дабы, находясь за рекой иподняв между тем в тылу у врага армян, элимеев и другие народы, получитьподкрепления от союзников и объединиться с тем войском, которое пришлет римскийвоеначальник, и лишь после этого попытать счастье. Это мнение возобладало, таккак Абдагез пользовался наибольшим влиянием и Тиридат страшился опасностей. Ноих отступление походило на бегство: после того как этому положило начало племяарабов, уходить домой или в лагерь Артабана начали и остальные, пока Тиридат снемногими спутниками не достиг Сирии, сняв тем самым со всех бесчестьепредательства.

45. Тот же год поразил Рим ужасным пожаром: выгорелачасть цирка, примыкающая к Авентинскому холму, и все строения на Авентинскомхолме. Уплатив владельцам сгоревших усадеб и доходных домов их полнуюстоимость. Цезарь обратил это несчастье себе во славу. Эти щедроты обошлись всто миллионов сестерциев и встретили в простом народе тем большее одобрение,что для себя принцепс строил очень умеренно и даже в общественном строительствеограничился возведением лишь двух зданий: храма Августу и сцены в театреПомпея; да и то, когда их постройка была закончена, он уклонился от ихосвящения, то ли из презрения к пышным обрядам, то ли по старости. Дляопределения понесенных каждым домовладельцем убытков были избраны мужья четырехвнучек Цезаря — Гней Домиций, Кассий Лонгин, Марк Виниций, Рубеллий Бланд[61], и к ним добавлен по назначению консуловПублий Петроний. Кроме того, были определены почести принцепсу, придуманныекаждым по своему разумению; какие из них были им отвергнуты, а какие приняты,осталось неизвестным, так как вскоре после этого он скончался: немного позднеевступили в должность уже последние в правление Тиберия консулы Гней Ацерроний иГай Понтий[62]. К этому времени Макрондостиг вершины своего могущества; он никогда не пренебрегал расположением ГаяЦезаря, но теперь искал его с возраставшим день ото дня усердием, а послесмерти Клавдии, о браке которой с Гаем Цезарем я сообщил выше, побудил своюжену Эннию прельстить юношу, изобразив страстную влюбленность в него, и связатьего обещанием жениться на ней, а тот ни от чего не отказывался, лишь быдобиться владычества, ибо, хотя по своему душевному складу был порывистым инесдержанным, тем не менее, опекаемый дедом, — хорошо постиг науку лицемерия ипритворства.

46. Принцепсу это было известно, и поэтому онколебался, кому передать после себя государство. Он подумал прежде всего овнуках, из которых сын Друза был ему ближе и по крови, и по влечению сердца, ноеще не достиг возмужалости[63]; а сынаГерманика, хотя он и был во цвете молодости и полон сил[64], любили в народе, и это вызывало в деде неприязнь кнему. Помышлял он также о Клавдии, так как тот, будучи уже в летах[65], проявлял склонность к углубленнымзанятиям, но остановить выбор на нем препятствовала его умственнаяограниченность. А найти преемника вне своего рода Тиберий не хотел, опасаясьнавлечь насмешки и поношения на память Августа, на род Цезарей, — ведь оннеизменно заботился не столько о благодарности современников, сколько о славе впотомстве. В конце концов, по-прежнему колеблясь душой и ослабев телом, онпредоставил судьбе решение, непосильное ему самому, бросая, однако, поройзамечания, из которых можно было понять, что он отчетливо представлял себебудущее: так, он в прозрачном иносказании упрекнул Макрона за то, что тототворачивается от заходящего солнца и устремляет свой взор на восток, а ГаюЦезарю в случайно возникшей между ними беседе, когда тот стал высмеивать Суллу,предсказал, что он будет обладать всеми пороками Суллы и ни одной из егодобродетелей. И когда он при этом со слезами обнял меньшого внука, а старший,увидев это, нахмурился, он, обратившись к нему, сказал: «Ты убьешь его[66], а тебя — другой»[67]. Но невзирая на ухудшение здоровья. Цезарь не оставлялни одной из своих любострастных утех, делая вид, что они нисколько не изнуряютего, и по давней привычке потешаясь над врачебным искусством и над теми, кто,достигнув тридцати лет, нуждается в указаниях со стороны, что ему полезно и чтовредно.

47. Между тем в Риме уже разбрасывались семена техказней, которым предстояло свершиться после Тиберия. Лелий Бальб привлек к судуза оскорбление величия Акуцию, в прошлом жену Публия Вителлия; и когда после ееосуждения было предложено наградить обвинителя, народный трибун Юний Отон,использовав свое право, воспрепятствовал этому: из-за этого между нимиразгорелась вражда, впоследствии повлекшая за собою гибель Отона. Затемобвиняется в неуважении к императору ославленная своими бесчисленными любовнымисвязями Альбуцилла, вдова Сатрия Секунда, донесшего о заговоре Сеяна; по этомуделу привлекаются также как ее сообщники и любовники Гней Домиций, Вибий Марс,Луций Аррунций. О знатности Домиция я ранее упоминал; также и Марс принадлежалк заслуженному древнему роду и, кроме того, приобрел известность своимилитературными дарованиями. То, что допросом свидетелей и пыткой рабов руководилМакрон, как было видно из пересланных сенату протоколов дознания, а также тообстоятельство, что не было письма императора относительно подсудимых, давалооснование подозревать, что во время его болезни и, быть может, без его ведомаосновное и главное в этом деле было вымышлено Макроном из-за его хорошоизвестной ненависти к Аррунцию.

48. Домиций, заявивший, что он готовится к речи в своюзащиту, а Марс — что намерен умертвить себя голодом, сохранили жизнь, тогда какАррунций, когда друзья убеждали его также найти предлог для отсрочки, ответил,что не всем приличествует одно и то же: ему уже много лет[68], и единственное, в чем он себя укоряет, это то, чтосреди опасностей и издевательств терпел полную треволнений старость, всегданенавистный кому-нибудь из стоящих у власти: долгое время Сеяну, теперьМакрону, — и не потому, что за ним какая-нибудь вина, а потому, что он невыносит подлости. Вполне вероятно, что можно протянуть несколько дней докончины принцепса, но как ускользнуть от молодости того, кто немедленно займетего место? И если Тиберия, при столь большой опытности в делах, все-такиразвратило и изменило единовластие, то ужели Гай Цезарь, едва вышедший изотрочества[69], ни в чем ничего несмыслящий и воспитанный на самых дурных примерах, усвоит что-нибудь лучшее притаком руководителе, как Макрон, потому и выбранный для расправы с Сеяном, чтосам он — еще больший злодей, чем тот, и истерзал государство еще большим числомпреступлений? Он предвидит еще более жестокое порабощение и торопится уйти какот прошлого, так и от будущего. Произнеся эти пророческие слова, он вскрыл себевены. Последующее явится подтверждением, что Аррунций избрал себе лучшую долю.Альбуциллу, не сумевшую нанести себе смертельный удар и только поранившую себя,по приказу сената переносят в темницу. Из пособников ее блуда бывший преторКарсидий Сацердот приговаривается к ссылке на остров, Понтий Фрегеллан — кисключению из сенаторского сословия, и к тем же наказаниям присуждается ЛелийБальб, причем в отношении Бальба сенаторы это делают с искренней радостью, ибоон был известен злокозненностью своего красноречия, неизменно готовый кнападкам на ни в чем не повинных жертв.

49. В те же дни сын бывшего консула Секст Папинийизбрал для себя быструю и ужасную смерть, бросившись вниз с большой высоты.Вину за это возлагали на его мать, которая, уже давно пребывая в разводе,нежностью и обольщениями довела юношу до того, с чем покончить он не нашелдругого средства, как смерть. Обвиненная в сенате, она обнимала коленисенаторов и долго говорила о своем столь близком и понятном каждому горе, отом, насколько тягостнее переносить его слабому женскому сердцу, и многодругого, скорбного и способного пробудить сострадание, о постигшем еенесчастье, и тем не менее ей было воспрещено проживать в Риме в течение десятилет, пока ее младший сын не выйдет из легко доступного соблазнам юношескоговозраста.

50. Уже Тиберия покидали телесные, покидали жизненныесилы, но все еще не покидало притворство; он сохранял прежнюю черствость духа ихолодность в речах и во взоре, но принуждал себя порою к приветливости, пытаясьза нею скрыть уже очевидное для всех угасание. Еще чаще, чем прежде, переезжаяс места на место, он поселился наконец у Мизенского мыса, в некогдапринадлежавшем Луцию Лукуллу поместье. Там и обнаружилось, что он на порогесмерти; и произошло это следующим образом. Был в его окружении весьма искусныйв своем деле врач по имени Харикл, который не то чтобы постоянно его лечил, нонаходился при нем на случай, если ему потребуется врачебный совет. И вотХарикл, измыслив, что по своим делам отлучается из поместья, и в знак почтениякоснувшись его руки, нащупал у него пульс. Но он не обманул принцепса, иТиберий, возможно рассерженный этим и потому тем более постаравшийся невыказать гнева, повелел приготовить пиршество и пробыл на нем дольше обычного,как бы желая оказать внимание уезжавшему другу. Харикл, однако, уверенно заявилМакрону, что жизнь в принцепсе еле теплится и что он не протянет больше двухдней. Это всех переполошило: пошли непрерывные совещания окружающих, и клегатам и войскам помчались гонцы. В семнадцатый день апрельских календ дыханиеЦезаря пресеклось, и все решили, что жизнь его покинула. И уже перед большимстечением поздравляющих появился Гай Цезарь, чтобы взять в свои руки браздыправления, как вдруг сообщают, что Тиберий открыл глаза, к нему возвратилсяголос и он просит принести ему пищи для восстановления оставивших его сил. Этоповергает всех в ужас, и собравшиеся разбегаются, снова приняв скорбный вид истараясь казаться неосведомленными о происшедшем, между тем как только чтовидевший себя властелином Гай Цезарь, погрузившись в молчание, ожидал для себясамого худшего Но не утративший самообладания и решительности Макронприказывает удушить старика, набросив на него ворох одежды, и удалиться запорог его спальни. Таков был конец Тиберия на семьдесят восьмом году жизни.

51. Отцом его был Нерон, и как с отцовской, так и сматеринской стороны он принадлежал к Клавдиям, хотя его мать по причинеудочерений перешла сначала в род Ливиев, а затем — Юлиев. С раннего детстважребий его был переменчив: он последовал за объявленным вне закона отцом визгнание[70], а когда вошел в семьюАвгуста, как его пасынок — принужден был бороться с многочисленными соперникамипри жизни Марцелла и Агриппы и впоследствии — Гая и Луция Цезарей. Большейлюбовью в народе пользовался и его брат Друз. Но в особенно трудном положениион оказался после заключения брака с Юлией, распутство которой он был вынужденили терпеть, или бежать от него. Позднее, возвратившись с Родоса[71], он двенадцать лет провел возлепринцепса в его опустевшем дворце и, наконец, в течение двадцати трех летединовластно распоряжался судьбами Римского государства. И нравы его в разноевремя также были несхожи: жизнь его была безупречна, и он заслуженнопользовался доброю славой, покуда не занимал никакой должности или при Августепринимал участие в управлении государством; он стал скрытен и коварен,прикидываясь высокодобродетельным, пока были живы Германик и Друз; он жесовмещал в себе хорошее и дурное до смерти матери; он был отвратителен своеюжестокостью, но таил ото всех свои низкие страсти, пока благоволил к Сеяну или,быть может, боялся его; и под конец он с одинаковою безудержностью предалсяпреступлениям и гнусным порокам, забыв о стыде и страхе и повинуясь толькосвоим влечениям.


Примечания:



2.

В этом месте в рукописи снова довольно значительный пропуск. Далее идут слова одного из приверженцев Сеяна (кого, не установлено), обращенные к собравшимся у него друзьям.



3.

Т.е. Тиберий, который не дал окончательного ответа Сеяну, просившему о разрешении вступить в брак с Ливией, вдовой его сына Друза (см.: Тацит. Анналы, IV, 40); к тому же в утраченной части книги V, быть может, содержались какие-то дополнительные сообщения Тацита об отношении Тиберия к сватовству Сеяна.



4.

Т.е. морем, омывающим западные берега Греции.



5.

В 32 г. н.э.



6.

Речь идет о садах на правом берегу Тибра, завещанных римскому народу Юлием Цезарем (см.: Тацит. Анналы. II, 41).



7.

О том же сообщает Светоний (Жизнь двенадцати цезарей. Тиберий, 43).



8.

Под Сципионами здесь имеются в виду, как предполагают, Публий Корнелий Сципион (см.: Тацит. Анналы, III, 74); под Силанами — Марк Юний Силан, консул 19 г. н.э. (II, 59) и Аппий Юний Силан, консул 28 г. н.э. (IV, 68); под Кассиями — братья Луций Кассий Лонгин и Гай Кассий Лонгин, консулы 30 г. н.э. (VI, 15 и XII. 11, 12).



9.

Т.е. приравнять в этом отношении отставных преторианцев римским всадникам.



10.

Имеется в виду Сократ, названный так дельфийским оракулом.



11.

В чем Арузей и Санквиний обвиняли Луция Аррунция, неизвестно; вероятно, Тацит рассказал об этом в утраченной части книги V «Анналов».



12.

См.: Тацит Анналы, IV, 7 и V. 6.



13.

О расправе Тиберия с Фуфием Гемином Тацит сообщал, очевидно, в утраченной части книги V «Анналов».



14.

О судьбе Курция Аттика Тацит сообщал, надо полагать, в утраченной части книги V «Анналов».



15.

Т.е. коллегия квиндецемвиров.



16.

Магистры — сведущие в этих вопросах люди, которые консультировали коллегию. Во времена Августа коллегия квиндецемвиров располагала 5 магистрами.



17.

В действительности Капитолий сгорел в 83 г. до н.э., во время гражданской войны между сулланцами и марианцами; Союзническая война происходила с 90 по 88 г. до н.э.



18.

Италийские колонии — греческие поселения на юге Италии, так называемая Великая Греция.



19.

В 33 г. н.э.



20.

Отец — Публий Виниций — был консулом во 2 г. н.э.; дед — Марк Виниций — консулом-суффектом в 19 г. до н.э.



21.

Луцием Кассием Лонгином, консулом-суффектом в 11 г. н.э.



22.

Макрон возглавлял группу врагов Сеяна, добившихся его низложения, и о нем должна была идти речь в утраченной части книги V «Анналов».



23.

В нарушение запрета присутствовать на любом собрании, не говоря уже о сенате, с оружием.



24.

См. прим. 3 к книге I «Анналов».



25.

Первоначально в римской весовой (и денежной) мере — ассе (фунте) — было 12 унций; Законами двенадцати таблиц разрешалось взимать в качестве максимального годового процента ex asse uncia, т.е. 1/12 отданной взаймы суммы, иначе говоря, около 8 1/3 %.



26.

Неизвестный по названию закон 347 г. до н.э. снизил наполовину максимальную процентную ставку по долговым обязательствам до 1/24 отданной взаймы суммы (ex asse semuncia), иначе говоря до 4 1/6 % (округленно).



27.

В 342 г. до н.э., по закону Генуция.



28.

Слова: и каждого должника немедленно внести такую же часть своего долга — в рукописи отсутствуют: эти слова взяты из Светония (Жизнь двенадцати цезарей, Тиберий, 48), где, как полагает Ниппердей, впервые перенесший их в текст Тацита, они представляют собой цитату из сенатского постановления. Так ли это или не так, но мы все же сочли возможным включить их в текст нашего перевода, находя, что эго сообщение Светония дополняет картину и придает ей большую четкость.



29.

Матери — Агриппины Старшей, братьев — Нерона и Друза. (Гибель Друза описана в главе 23 этой же книги).



30.

Имеются в виду последователи учения Эпикура.



31.

Имеются в виду стоики.



32.

Т.е. пасынку Клавдия, будущему императору.



33.

Азиний Галл был консулом в 8 г. до н.э.; 3 его сына были консулами: Гай Азиний (в 23 г. н.э.), Марк Азиний Агриппа (в 25 г. н.э.) и Сервий Азиний Целер (консул-суффект в 38 г. н.э.). Рассказ о заключении под стражу Азиния Галла должен был содержаться в утраченной части книги V «Анналов».



34.

Зная о ненависти Друза к Сеяну, а котором он видел основного виновника своих бедствий, и надеясь на поддержку народных масс, если во главе их будет поставлен Друз, Тиберий рассчитывал справиться с Сеяном. Об этом его плане рассказывает и Светоний (Жизнь двенадцати цезарей. Тиберий, 65).



35.

Под невесткой здесь можно подразумевать как Ливию, жену Друза Младшего и сообщницу Сеяна, так и Агриппину, жену Германика, которая в то время томилась в ссылке и про которую ее сын Друз мог не знать, жива ли она; под племянником подразумевается Германик, под внуками — брат Друза Нерон и он сам.



36.

Агриппина умерла на о. Пандатерии.



37.

Т.е. по обвинению в умерщвлении Германика.



38.

Луций Аррунций был назначен наместником Тарраконской Испании на место убитого там в 25 г. н.э. Луция Пизона.



39.

В 34 г. н.э.



40.

Вера в реальное существование птицы феникс была чрезвычайно широко распространена в древности.



41.

Подсчитывая возможный возраст птицы феникс, Тацит говорит, что «древность темна». Если от Амасиса (Яхмоса II) до Тиберия он насчитывает 500 лет, то в этом случае его ошибка в подсчетах невелика; но что касается Сесосиса (Сесостриса — у Геродота и Диодора Сицилийского), то современная египтология отождествляет его с Сенусертом III, фараоном XII династии, правившим в XIX в. до н.э.



42.

Мирра — душистая смола некоторых африканских и азиатских деревьев, употреблявшаяся в древности как приправа для вина и для изготовления благовоний.



43.

Эта трагедия, по сообщению Диона Кассия, называлась «Атрей».



44.

Вдовой Друза Младшего.



45.

В 35 г. н.э.



46.

Т.е. владения Кира Старшего, захваченные впоследствии Александром Македонским.



47.

Скептух — жезлоносец; вождь, сановник у восточных народов.



48.

Т.е., как предполагается, вверх по течению Терека, через Дарьяльское ущелье, затем вдоль Арагвы, до ее слияния с Курой, и далее тем путем, который и ныне ведет из Грузии в Армению.



49.

Тацит в этом месте вспоминает широко известный греческий миф о походе аргонавтов за золотым руном.



50.

Т.е. подступить к границам Мидии и Армении.



51.

Т.е. совершил жертвоприношение Марсу (suovetaurilia).



52.

Об обожествлении и культе рек у персов см.: Геродот, I, 138.



53.

В 6—9 гг. н.э., во время антиримского восстания в Паннонии и Иллирии.



54.

35 и частично 36 гг. н.э. К рассказу о военных действиях на Востоке в 36 г. Тацит возвращается в гл. 41.



55.

В 36 г. н.э.



56.

Здесь пропуск в рукописи.



57.

О каком Тигране идет речь, не установлено.



58.

Сообщение о женитьбе Друза, сына Германика, на Эмилии Лепиде находилось, очевидно, в утерянной части книги V «Анналов».



59.

Здесь и в XII, 55 «Анналов» Тацит, как полагают, называет клитами киетов — племя, обитавшее в западной части Киликии.



60.

Сурена — первый министр в Парфянском царстве.



61.

Гней Домиций — муж Агриппины Младшей, дочери Германика; Кассий Лонгин — Друзиллы, дочери Германика; Марк Виниций — Юлии, дочери Германика и Рубеллий Бланд — дочери Друза Младшего Юлии.



62.

В 37 г. н.э.



63.

Тиберий Гемелл, родившийся в 19 г. н.э.; см.: Тацит. Анналы, II, 84.



64.

Речь идет о Калигуле, родившемся в 12 г. н.э.



65.

Клавдий, брат Германика, римский император, родился в 10 г. до н.э.



66.

Т.е. Тиберия Гемелла, в 38 г. н.э. умерщвленного Калигулой.



67.

Калигула был убит в 41 г. н.э.



68.

Ему было свыше 70 лет, так как уже в 6 г. н.э. он занимал должность консула, которая становилась доступной по достижении 43 лет.



69.

Преувеличение: Калигуле было 25 лет.



70.

Во время гражданской войны отец Тиберия сражался на стороне Секста Помпея.



71.

Во 2 г н.э.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.