Онлайн библиотека PLAM.RU


СВЕТСКАЯ БЕСЕДА


Отец Пётр очнулся не сразу. Какое-то, вероятно, долгое время ему казалось, что он на каких-то гигантских качелях качается в междузвёдном пространстве, что каждый размах качелей длится сотни, а, может быть, и миллионы лет, и что, вот-вот, он качнётся к той границе, за которой откроются все тайны бытия.

Но никаких тайн не открывалось. Медленно и смутно возвращалось сознание и вместе с сознанием ощущение какой то странной связанности. На всякий случай отец Пётр решил пока что не открывать глаз и постараться припомнить, так что же случилось? Откуда эти качели и это качание в междузвездном пространстве? Постепенно отцу Петру удалось восстановить всю картину: генерал Буланин, страшный китаец, неожиданная хватка за горло, чей-то пистолетный выстрел. Нет, лучше глаз пока не открывать. Ощущение связанности всё росло и росло, пока отец Пётр не понял, что он связан и в самом деле. Даже и не шевелясь, он чувствовал, как какие-то верёвки или ремни крепко впивались в его руки и ноги. Значит, попался. Отец Пётр, всё ещё не открывая глаз и не шевеля ни одним пальцем, постарался представить себе мотивы этого нападения. Но голова работала слабо и неуверенно, из-за логических соображений снова возникали и качели, и междузвёздное пространство, и те тайны бытия, которые, казалось, вот-вот откроются за каким-то размахом качелей. Но логика всё-таки возвращалась. По этой логике у генерала Буланина не могло быть, собственно, никаких оснований для нападения, кроме простой предосторожности. И в том случае, если генерал Буланин был работником Советов, и в том случае, если он был сотрудником Светлова. В первом случае недоразумение могло бы иметь весьма неприятные последствия, во втором – оно могло бы разъясниться, более или менее, безболезненно. Однако, в обоих случаях генерал Буланин мог проявить некоторый избыток осторожности и просто-напросто отправить отца Петра на тот свет.

Чисто теоретически из всех возможных вариантов того света отец Пётр придерживался теории переселения душ. Но это был чисто теоретический подход. Практически, отец Пётр предпочитал синицу в телесных руках всем журавлям потустороннего неба. И решительно никуда не хотел “переселяться”, может быть, “там” будет ещё хуже, чем “здесь”. Но “здесь” в данный момент было очень плохо. И, собственно, кроме возвращения Стёпки, никаких разумных надежд на спасение не было…

Правда, генерал Буланин очевидно не собирался отправлять отца Петра на тот свет, иначе с его стороны было бы проще выпустить в отца Петра ещё одну пулю, а то и две. Но и это соображение большого утешения отцу Петру не принесло; если генерал Буланин работает в пользу Советов, а для такого предположения были вполне достаточные основания, то и ему и Советам отец Пётр будет нужен в живом виде, чтобы допытываться от него, например, об атомном заговоре. А так как об этом заговоре отец Пётр и в самом деле не знал, собственно, ничего, то процесс медленного переселения в иной мир, да ещё и вовсе неизвестно, лучший ли мир, может быть и очень длительным, и очень неприятным. В этом случае пуля была бы на много приятнее. Пока что оставалась одна реальная надежда на Стёпку.

За время лечения между ним и Стёпкой установилась некоторая гипнотическая или, как отец Пётр предпочитал называть, оккультная связь. Сейчас отец Пётр постарался эту связь восстановить. Напрягая все свои ослабевшие нервные силы, он прежде всего попытался восстановить перед своими глазами живой образ Стёпки. Это, более или менее удалась, образ предстал нечёсаный, растрёпанный и слегка жуликоватый. Напрягая всю свою нервную силу, отец Пётр слал этому образу призывы о спасении. Отец Пётр был не только в курсе учений йогов и лам, но также и в курсе телепатических опытов проф. Бехтерева, он знал по опыту, что беспроволочный телеграф нервной связи иногда в некоторых, ещё неизвестных условиях, действует так же надёжно, как действует радио. Но были ли эти условия налицо? Отец Пётр чувствовал себя очень ослабевшим и физически, и, в особенности, духовно, горилья хватка страшного китайца передавила сонные артерии, и кровообращение в мозгу восстанавливалось не скоро.

Тем не менее, отец Пётр напряг все свои наличные силы. Образ Стёпки, нечёсаный, растрёпанный и слегка жуликоватый качался перед его “оккультным зрением”, то расплываясь в тумане, то вырисовываясь до последней ссадины на многоопытной Стёпкиной физиономии. Это нервное усилие так утомило отца Петра, что он снова впал в полузабытье. Из этого полузабытья его вывел скрипучий, раздражённый и саркастический голос генерала Буланина.

– Ну, ваше преподобие, довольно вам дурака валять, открывайте глаза и давайте разговаривать.

Отец Пётр открыл глаза. Шагах в пяти от него разгорался небольшой костёр, у костра на поваленном стволе сидел генерал Буланин. Страшный китаец стоял около, опираясь на свою берданку и даже не сняв своего спинного мешка, другого китайца не было видно. Сойот лежал на земле с простреленной и раздробленной головой. Картина была довольно ясной, но малоутешительной.

Ещё менее утешительными были подробности этой картины. За время обморока генерал Буланин, очевидно, успел основательно обыскать бесчувственного отца Петра, на земле перед генералом Буланиным лежали и пистолет отца Петра, и его револьвер, и бумажник, в котором, впрочем, не было ничего предосудительного, и носовой платок, в который отец Пётр в своё время завернул найденные Стёпкой окурки. Платок лежал на земле, и окурки лежали на платке…

– Шпионили, ваше преподобие? – злобно спросил генерал Буланин, указывая рукой на окурки.

– Тайга, – просто ответил отец Пётр и снова закрыл глаза.

Сейчас вопрос шёл о времени: успеет ли Степка, или не успеет? Сейчас отец Пётр уже почти не сомневался в том, что его оккультный или гипнотический призыв дошёл до адресата. Отец Пётр постарался подсчитать, через сколько времени Стёпка может быть здесь в лучшем случае. О худшем нечего было и думать, Стёпка, например, мог оказаться в таком же положении, в какое попал он сам, а может быть, и в ещё худшем. Может быть, уже и сейчас Стёпкина жуликоватая душа куда-то переселяется? По самым оптимистическим подсчетам Стёпка мог прибыть на помощь не раньше, чем через час – полтора. Нужно как то выиграть эти час – полтора. Плохо то, что шла, собственно, игра в прятки, отец Пётр не имел понятия о том, так чем же, в конце концов, является генерал Буланин и чего он хочет.

Генерал Буланин имел об отце Петре ещё меньшее понятие. Очень возможно, что при ближайшем рассмотрении они оба оказались бы не врагами, а союзниками, но как дойти до этого ближайшего рассмотрения? Гипотезу сотрудничества генерала Буланина с Валерием Светловым отец Пётр, впрочем, отбросил почти начисто. Буланин и Светлов были очень уж разными людьми. Буланин, по мнению отца Петра, был прежде всего форменным дегенератом, в людях отец Пётр, несмотря на свое отшельничество, разбирался очень хорошо. Но могла быть и другая точка зрения, сколько великих учёных были или на пятьдесят процентов сумасшедшими или на все сто процентов негодяями? Так что чисто научная кооперация Светлова с Буланиным была всё-таки не исключена. И если упомянуть имя Светлова, то могут быть три варианта. Первый, генерал Буланин не имеет о Светлове никакого представления, тогда этот вариант ничего не меняет. Второй, генерал Буланин участвует в слежке за Светловым с советской стороны, тогда упоминание о Светлове может выручить отца Петра на данный момент и погубить его в будущем. Третий, генерал Буланин как-то сотрудничает со Светловым, и тогда всё это происшествие заканчивается счастливым концом, как в американских романах. Но отец Пётр чувствовал, что его голова ещё недостаточно ясна, чтобы принимать решение.

– Тайга, – сказал он ещё раз, не открывая глаз. – А в тайге вот этакие папиросы…

– А тебе какое дело до папирос? – Тон генерала Буланина был нетолько злобен, но и груб: “тебе”.

Отец Пётр подумал ещё раз, что теория кооперации Буланина со Светловым серьезной критики, пожалуй, и не выдержит. Подумал и о том, что он, может быть, попал в руки сумасшедшего. Самой разумной политикой было, во всяком случае, выжидательная политика, Стёпка должен придти на помощь. Вопрос только в том, чтобы он пришёл не слишком поздно.

– Прикажите вашему китайцу развязать мне, по крайней мере руки, вас всё равно трое и с оружием.

– Никакой чёрт тебя не возьмет, – рыкнул снова генерал Буланин, – я пока посмотрю…

Генерал Буланин стал анализировать всё то, что он за время обморока отца Петра успел обнаружить в его карманах. В бумажнике оказалась довольно основательная пачка долларов и фунтов, генерал Буланин без дальнейшего размышления переложил эту пачку в свой карман, пачка почти автоматически решала вопрос о дальнейшем пути генерала Буланина: теперь у него есть деньги, есть кони, есть карта, есть продовольствие. Отделаться от обоих китайцев будет совершенно просто. На несколько минут перед умственным взором генерала Буланина возник туманный, но очень оптимистический образ его новой жизни: с деньгами, где-нибудь снова в Париже, нет, не в Париже, в Париже его слишком многие знают, а где-нибудь подальше… Нанять какого-нибудь щёлкопера, наговорить ему целую кучу всяких турусов на колесах о его, генерала Буланина, приключениях и подвигах в СССР, пусть пишет, доход – пополам. Нет, всё это не так плохо складывается…

Генерал Буланин считал, что судьба этого, который вот сейчас лежит связанный по рукам и ногам, практически, уже решена, хотя бы из-за пачки кредиток. Но, может быть, кроме этой пачки, есть в его вьюках ещё что-нибудь? И, может быть, там есть вещи, поинтереснее пачки кредиток?

Генерал Буланин приказал огромному китайцу снять вьюки отца Петра. Огромный китаец молча повиновался.

В уме генерала Буланина мелькнуло подозрение, заметил ли огромный китаец эту пачку кредиток, или не заметил. Если заметил, то, пожалуй, надо поторопиться… Из таёжной чащи неслышно вынырнул второй китаец и очень ломаным русским языком заявил, что никакой люди кругом нету. Генерал Буланин на всякий случай всё-таки вытащил свой пистолет, положил его рядом с собой и занялся исследованием вьюков отца Петра. Во вьюках были продовольствие, одежда, обувь – кое-что из всего этого генералу Буланину могло пригодится, его театральное концлагерное обмундирование, предназначенное для роли беглеца, было очень плохо приноровлено и к дороге, и к погоде. Потом шли плотно запакованные в цилиндрические кожаные футляры какие-то свитки, по-видимому, на китайском языке. Впрочем, в одном из этих футляров снова были кредитки, и снова в большом количестве. В дальнейших, тоже кожаных футлярах, были какие-то рукописи, написанные на обычной европейской бумаге, но, по-видимому, каким-то шифром, в этом шифре генерал Буланин ничего понять не мог. Всё это, вместе взятое, навело генерала Буланина на совершенно новую мысль – этот подложный поп является просто агентом Советов, посланным куда-то в Азию, с деньгами и с инструкциями. Шансы на жизнь отца Петра, и без того очень скромные, уменьшились почти до нуля, вот бы появиться в какой-нибудь буржуазной столице или в штабе с аутентичными инструкциями Кремля! Какая сенсация! И какие деньги! И, может быть, какой-то поворот во всей оценке предыдущей измены генерала Буланина антисоветской эмиграции, нет, он не изменил, он только оказался более тонким дипломатом, чем те, кто только и умели, что кричать о своем антикоммунизме. Да и кричали то в безвоздушное пространство. А он, генерал Буланин, сотни раз рискуя не только жизнью, мало ли раз рисковал он жизнью, но, что больше, честью, пробрался в самые тайники Кремлёвских планов и, вот, теперь, пережив невероятные приключения (невероятные приключения должен выдумать какой-нибудь щелкопёр) он, генерал Буланин, доводит эти планы до сведения всего цивилизированного мира.

От этой перспективы у генерала Буланина почти захватило дух. Ему никогда в голову не приходило, что тайга может таить в себе такие неожиданности: сразу и кони, и деньги, и ещё какие то документы. Генерал Буланин стал продолжать свой осмотр. К некоторому разочарованию, дальнейший осмотр ничего не дал: было несколько книг на разных языках, и все они были посвящены… оккультизму. Конечно, они могли бы быть только камуфляжем, их текст тоже, может быть, заключал в себе какой-то шифр. Но, а вдруг они, в самом деле, окажутся оккультной литературой, как и эти таинственные свитки? Тогда вся героически-приключенческая концепция генерала Буланина разлетается вдребезги.

Он повернулся к отцу Петру.

– Ну-с, ваше преподобие, а теперь говорите прямо, так кто же вы такой?

– Оккультуст, – сказал отец Пётр лаконически.

– Оккультист? – презрительно повторил генерал Буланин, – Это вот из тех, кто занимается столоверчением? Духов вызываете? Так вот, если вы не станете отвечать толком, я из вас вашего духа вышибу вон. Поняли?

– Все эти рукописи тибетские, – сказал отец Пётр. – Я, в частности, изучаю и восточную медицину. Больше мне вам сказать нечего.

– А деньги у тебя откуда? – взревел генерал Буланин.

– Ну, это вас не касается.

– А вот я тебя сейчас этой головней коснусь, – сказал генерал Буланин, вынимая из костра горящую хворостину, – станешь тогда говорить толком.

Отец Пётр довольно спокойно пожал плечами:

– Я посредственный оккультист, – сказал он, – но мне всё-таки видно, жить вам осталось очень немного, гораздо меньше, чем мне. Так что и ваша головня ничего не поможет.

У генерала Буланина было очень острое желание заставить этого оккультного пустосвята говорить всерьёз. Но по дороге к реализации этого желания торчали два китайца. Во-первых, если отец Пётр действительно был советским агентом, то китайцы, как какие-то агенты НКВД, могли об этом знать и, может быть, имели даже и какие-то задания. Во-вторых, генерал Буланин никак не мог точно вспомнить, видал ли огромный китаец пачку кредиток, переложенную Буланиным из бумажника отца Петра в свой карман, или не видал. Если видал, то, может быть, никакие инструкций НКВД не помогут ничему – китаец предпочтёт иметь при себе наличные деньги отца Петра, а после себя – труп генерала Буланина.

Генерал Буланин чувствовал, что он начинает нервничать. Вот сейчас, в течение, может быть, нескольких минут или секунд нужно решать вопрос, от которого, может быть, будет зависеть вся его дальнейшая судьба. Но, во всяком случае, и при любых планах китайцев нужно ликвидировать, они, во-первых, уже ни к чему, и они, во-вторых, могут быть опасными с самых разных точек зрения…

Генерал Буланин положил обратно в костёр всё ещё горевшую хворостину, потом снова достал её и, жмурясь от жара, закурил от нее очередную папиросу. Папироса несколько успокоила генерала Буланина. Он, по мере возможности незаметно, осмотрел место привала и постарался оценить данную дислокацию.

Отец Пётр полулежал, связанный так, что и в самом деле не мог и пальцем пошевельнуть. Огромный китаец сидел на своём спинном мешке, поставив свою берданку между колен и тупо смотря куда-то в пространство, или, может быть, только делал вид, что смотрит. Молодой китаец внушал больше подозрения. У него было довольно живое и беспокойное лицо, и на этом лице генерал Буланин всё-таки мог прочесть нечто вроде удивления. И, кроме того, молодой китаец держал свою берданку не между коленями, а на коленях, и ствол этой берданки был направлен в сторону генерала Буланина. Можно было бы сказать, что генерал Буланин находится почти под прицелом. За всем этим где-то, но совершенно неизвестно, где именно, маячил второй спутник этого пустосвята или оккультиста, вот конь которого торчит тут же. Этот спутник мог явиться в любой момент и, увидя связанного пустосвята, стал бы, конечно, стрелять сразу же, не ожидая никаких разъяснений. Стоило бы, конечно, сделать иначе: перебраться в другое место, захватив с собою и пустосвята, и его коней, не зажигая костра, это дало бы, хотя и небольшую, но всё-таки хоть какую-то гарантию против появления неизвестного спутника.

От этого пустосвята нужно было, во всяком случае, выпытать всё. Генерал Буланин был вполне в курсе самых современных методов допроса, применявшихся в НКВД, но для этих методов нужно было всё таки время. А время было фактором, не поддававшимся никакому учёту: неизвестный спутник пустосвята, или оккультиста, или агента, мог появиться через день, но мог появиться и через минуту. В том, что он стал бы стрелять сразу же, у генерала Буланина не было никаких сомнений. Не было никаких сомнений и в том, что в этом случае положение и его самого, и его китайцев было бы совершенно безнадёжным.

Мысли у генерала Буланина неслись стремительно, но несколько путано. Было ясно только одно – эту невероятную встречу в тайге нужно использовать во что бы то ни стало. Она решала почти все проблемы. Оно давала деньги, коней, продовольствие, и, может быть, полную индульгенцию за всё то, что генерал Буланин проделывал в эмиграции и в СССР. Но по поводу этой индульгенции оставался всё-таки тревожный вопрос: а вдруг этот пустосвят и в самом деле какой-то оккультист, и что его книги – просто оккультные книги. Мало ли сумасшедших болтается по миру? Генерал Буланин попытался вспомнить всё то, что он читал или слыхал об оккультизме. Воспоминания оказались очень бледными. Когда-то генерал Буланин читал Блаватскую и даже Папюса, слыхал что- то о Гермесе Трисмегисте и об учении Великих Орканов, но всё это было очень неопределенно. Если пустосвят не знал даже и этого, значит, он, конечно, агент НКВД. Но если он и знал всё это, то и тут никаких выводов сделать было нельзя. Чрезвычайно возможно, что пустосвят был отправлен агентом в Тибет, а такие агенты проходят очень специальную подготовку, до Богословской включительно. Конечно, если НКВД слало своего человека, то оно уж позаботилось о его специальной подготовке. Генерал Буланин вспомнил, как его самого только что натаскивали по всякой концлагерной премудрости. Да, эти умеют работать… И, кроме всего того, откуда у отшельника и оккультиста могут быть такие деньги, да ещё и в валюте? Нет, конечно, агент. Его книги и манускрипты могут быть и в самом деле оккультными, но в них всё-таки может быть и шифр, одно другому не мешает. А там, в каком-нибудь штабе пусть уж сами разбираются…

Генерал Буланин подумал о том, что деньги-то, во всяком случае, нужно прибрать к своим рукам. И что нужно действовать по-кавалерийски – быстрота и натиск, “промедление времени смерти безвозвратной подобно”. Нужно спешно ликвидировать китайцев, несколько минут пожертвовать для специального разговора с пустосвятом, снова навьючить коней и двинуться дальше самостоятельно. Впрочем, пока эти китайцы не ликвидированы, пусть вьючат они. Генерал Буланин спрятал в свой боковой карман найденную у отца Петра наличность и приказал огромному китайцу привести в порядок вьюки. Тот положил берданку на свой спинной мешок и молча повиновался. Молодой китаец смотрел всё так же удивленно и всё так же держал свою берданку почти на прицеле. Генерал Буланин подобрал лежавшую на земле винтовку отца Петра и, пока огромный китаец вьючил коней, тщательно всматривался в тайгу, не вынырнет ли оттуда неизвестный спутник пустосвята? Отец Пётр лежал неподвижно и думал о том, что его дела, и в самом деле, очень плохи.

По той жадности, с которой генерал Буланин схватился за деньги, отец Пётр понял, что теория сотрудничества этого человека со Светловым не выдерживает никакой психологической критики. Это какой-то авантюрист, озлобленный и беспощадный, по-видимому, рискующий всем и, безусловно, готовый на всё. Но почему он направляется на Еремеевскую заимку? Впрочем, для теоретических соображений у отца Петра не было ни желания, ни времени. Огромный китаец быстро и умело навьючивал коней. Очевидно, таинственный русский собирается спешно двигаться дальше и было довольно очевидно, что ни брать с собою, ни оставлять здесь отца Петра он не станет.

Отец Пётр понял, что ему нужно, как говорится, считать последние минуты своей жизни, на помощь Стёпки надежды не было почти никакой, на чью-либо иную помощь не было, вообще, никакой надежды. Конец. И очень может быть, что окончательный конец, дыра, нуль, ничто. Блажен, кто верует. Сейчас, в эти последние минуты отец Пётр не находил никакого утешения ни в теории переселения душ, ни в нирване, ни в Гегелевской” дурной бесконечности”, вообще, ни в чем. Веровал ли во что-либо он, отец Пётр? Даже и в последние минуты никакого ответа на этот вопрос не было.

Огромный китаец кончил навьючивать коней. Привычным движением взвалил себе на спину свой, очевидно, очень тяжёлый мешок и стал застёгивать пряжку ремня. Отец Пётр не без некоторого удивления отметил, что, вместо последних минут, он почему-то интересуется проблемой пряжки и китайца. Но этот интерес был прерван сухим пистолетным выстрелом. Дальнейшие после выстрела события развернулись с молниеносной быстротой.

Генерал Буланин, улучив момент, когда огромный китаец возился со своим спинным мешком, осторожно отошёл от линии прицела берданки молодого китайца, стал перекладывать что-то из кармана в карман и, перекладывая, выхватил пистолет. Прежде, чем молодой китаец успел схватиться за свою берданку, генерал Буланин успел выпустить две пули. Но старой верности руки и прицела у генерала Буланина уже не было: молодой китаец, визжа и дрыгаясь, покатился по земле. Огромный китаец, очевидно, сразу же сообразив, что с берданкой он не успеет предпринять ничего, и что спинной мешок достаточно защищает его тыл, схватил с земли берданку и огромным тигровым прыжком бросился в тайгу, вниз, в обрыв, слева от тропы. Генерал Буланин выпустил вслед ему ещё три пули. Снизу доносился треск ломающихся веток и валежника, грохот сорванных с их вековых мест камней, какой-то неопределённый шум – то ли от скатившегося тела, то ли от скачков китайца. Генерал Буланин подбежал к обрыву над тропой, посмотрел вниз сквозь ветки и потом с ругательством вернулся.

Отцу Петру было очевидно, что огромный китаец успел спастись. Генерал Буланин ещё высунулся над обрывом, треск ветвей и грохот камней ушёл ещё дальше и скоро совсем затих. Генерал Буланин повторил свое ругательство и снова вернулся к центру стоянки. Молодой китаец всё ещё дёргался. Генерал Буланнн поднял было свой пистолет, но передумал и, достав из кармана револьвер, ещё так недавно болтавшийся в рукаве отца Петра, довольно хладнокровно выпустил в голову молодого китайца ещё две пули. Молодой китаец затих окончательно.

Генерал Буланин положил револьвер обратно в карман, провел рукой по лбу и осмотрелся кругом. Пока что всё шло, более или менее, благополучно, кроме, конечно, сбежавшего китайца, который мог где-то устроить засаду, хотя, по соображениям генерала Буланина, это было трудно, китаец сбежал совсем не в ту сторону, куда вела тропа. Кроме того, он, генерал Буланин, будет двигаться верхом. Нет, ни догнать, ни, тем более, перегнать, китаец не успеет. Но, само собою разумеется, что нужно поторапливаться. К неизвестному спутнику отца Петра прибавился ещё китаец. Нет, нужно было торопиться.

Генерал Буланин уселся на землю рядом с костром и против связанного отца Петра.

– Ну-с, а теперь, ваше преподобие, давайте говорить серьезно. Кто вы такой? Предупреждаю, времени у меня мало.

– Кажется, больше, чем у меня, – довольно равнодушно ответил отец Пётр. – По той простой причине, что вы раньше предполагаете пристрелить меня и только потом двигаться дальше, так что у меня времени всё-таки меньше, чем у вас. Правда, в данном положении время для меня особой ценности не представляет… А, впрочем, вас всё-таки повесят раньше, чем я отправлюсь на тот свет…

Лицо генерала Буланина передёрнулось нервной гримасой.

– Ты мне тут, сукин сын, брось зубоскалить, кто ты такой?

– Я вам сказал: оккультист. И не из последних. Будьте уверены, вас повесят раньше, чем я закончу свои жизненный путь.

Голос у отца Петра был совершенно спокоен и уверен.

– Ах, оккультист, – почти истерически крикнул генерал Буланин, – а валюта у тебя откуда? А? Откуда, спрашиваю, у тебя деньги?

– А до этого вам никакого дела нет, – так же спокойно ответил отец Пётр.

– Ах, нет, ну, я сейчас покажу тебе, какое мне есть дело. – Генерал Буланин нервными движениями руки нащупал в кармане своё пенсне, тем же нервным движением напялил его на нос и уставился в отца Петра так, как если бы на его лице он и в самом деле мог бы найти нужный ответ. Старческая дальнозоркость не мешала ему в тайге вообще, но сейчас этого пустосвята нужно было разглядеть подробнее.

Но никаких нужных ему подробностей генерал Буланин разглядеть не смог. Лицо, конечно, было очень “интеллигентным”, как квалифицировал его генерал Буланин. Слегка портили впечатление рябины на этом лице и чуть-чуть выпуклые глаза. Эти глаза как-то притягивали и обессиливали. Это ощущение стало настолько сильным, что генерал Буланин пожалел о пенсне. Отец Пётр напряг всю свою гипнотическую практику, но он знал: в этой практике есть барьер, которого ещё никому из магов, гипнотизёров, оккультистов и прочих перешагнуть до сих пор не удалось. Или даже не один, а несколько барьеров: мораль, воспитание и, в особенности, чувство самосохранения. В данном случае, в генерале Буланине говорило главным образом чувство самосохранения, если он обмякнет и опоздает – он погиб. И как ни обволакивал его волю пристальный и спокойный взгляд отца Петра, этот взгляд имел только одно реальное последствие – взрыв ярости.

Генерал Буланин сунул обратно в карман пенсне.

– Ну, а теперь всерьёз!

Он вынул из костра горевшую ветку, обломал о землю её уже сгоревший конец так, что на конце остался только раскаленный уголь. С этой веткой в руках генерал Буланин вплотную придвинулся к отцу Петру.

– Так вот, откуда деньги? Или я начну жечь тебе морду.

– Вопрос совершенно бессмысленный, – всё так же спокойно ответил отец Пётр. – Я могу придумать всё, что угодно, и у вас нет никакой возможности проверить это враньё. Или проверить, что это вранье.

– Я тебя заставлю говорить правду!

– А как вы проверите, что это правда? Вот, я вам скажу, верстах в трёх от моей пещеры – золотая жила. Я годами добывал золото и годами менял его на валюту. Вот в том, что вы у меня украли, эквивалент почти тонны чистого золота.

– А где эта жила?

– Верстах в трёх от моей пещеры.

– А пещера где?

– Довольно далеко, – неопределённо ответил отец Пётр.

Каждая минута этого страшного и всё-таки нелепого разговора подымала какие-то шансы на жизнь.

– Вот по этой же тропе назад. Всё равно не найдете.

В глазах генерала Буланина мелькнуло нечто вроде золотой лихорадки.

– А жила какой мощности? – спросил он, и поймал себя на том,

что вопрос был и не нужен и глуп. Если ему, генералу Буланину, удастся, наконец, как-то выкарабкаться из этой дыры, нога его сюда больше не ступит. А эквивалент тонны золота? Генерал Буланин стал подсчитывать, чему это будет равно в сегодняшних долларах, выходило что-то очень много… И снова генерал Буланин поймал себя на мысли о том, что сейчас вовсе не время подсчитывать так фантастически доставшуюся ему добычу. Время думать о том, как бы унести и её, и свои собственные ноги. Но гипноз золота, может быть, тонн золота, всё-таки действовал.

– Ты толком говори, где эта пещера?

Отец Пётр с прежним равнодушием пожал плечами.

– Всё равно не найдете. Нужно карту. Я мог бы нарисовать, но вы меня развязать не рискнёте.

– Развязать! – генерал Буланин постарался саркастически рассмеяться, но это у него не вышло. – Развязать? Нет уж, голубчик, на том свете тебя развяжут. – И снова поймал себя на мысли о том, что это было сказано глупо, нужно было оставить связанному человеку хоть какую-то надежду на жизнь.

– Да, конечно, – сказал отец Пётр, – смерть развязывает многое. Но я, всё-таки, – оккультист. Не совсем, но почти ясновидящий. Так, например, я знаю, что вы – бывший белый генерал, перешедший на большевистскую службу, предавший своих товарищей, многих товарищей… А теперь вы пытаетесь бежать назад. Это вам не удастся.

Генерал Буланин опустил руку с тлеющей хворостиной. Всё, что сказал отец Пётр, соответствовало действительности. Что же это, и в самом деле, ясновидящий?

– При некотором умелом напряжении воли, – совершенно академическим тоном продолжал связанный отец Пётр, – можно видеть и кое-что из прошлого и даже редко – кое-что из будущего. Дело заключается в том, что в каком-то неизвестном нам измерении прошлое и будущее перемешиваются. Впрочем, они перемешиваются и в мире трёх измерений. Но, вот, например, я довольно ясно вяжу, что вы будете довольно скоро повешены.

Отец Пётр на минуту закрыл глаза, как бы концентрируя свой внутренний взор на каком-то неизвестном измерении, и снова спокойно продолжал:

– Нет, не видно когда, но, кажется, довольно скоро… На вашей шее уже лежит тень веревки.

Совершенно автоматически генерал Буланин уронил тлеющую хворостину и провёл рукой по шее, как-бы пытаясь стереть тень веревки. На его ассиметричном лице показалось нечто вроде страха и растерянности.

– Верёвка? – спросил он совсем уж глупо. – Откуда верёвка?

– Не знаю, откуда, но довольно близко.

Генералом Буланиным овладел приступ ярости: этот таёжный пустосвят просто пускает пыль в глаза для того, чтобы выиграть время для своего неизвестного спутника.

– Вот, я тебе покажу, как близко, – почти завопил он и, поворотясь к костру, стал вытаскивать оттуда новую хворостину. Хворостина как-то не сразу поддалась его усилиям, он повернулся ещё больше, и в этот момент отцу Петру пришла совершенно новая мысль.

Собравшись со всеми своими силами, изогнувшись ужом, он обеими связанными ногами нанёс в лицо генерала Буланина тяжело подкованный удар, на отце Петре были горные сапоги с железными шипами.

Удар бросил генерала Буланина в костёр. Костер, правда, был невелик, но генерал Буланин свалился в него почти лицом вниз. Обжигая руки о пламя и угли, генерал Буланин, оглушённый и почти ослеплённый, кое-как вскочил на ноги. Отец Пётр, сохраняя на лице то же спокойное выражение ученого, смотрящего то ли в телескоп, то ли в микроскоп, проявил совершенно неожиданную ни для какого учёного акробатическую ловкость человека-змеи. Извиваясь на верхней части своей спины, он как-то подполз поближе к генералу Буланину, подобрал оба колена под самый подбородок, и в тот момент, когда генерал Буланин только что достиг относительного равновесия, разгибая поджатые колени, трахнул генерала Буланина чуть повыше колен сзади.

При всех этих манипуляциях отец Пётр не терял ни научного выражения лица, ни своих плановых соображений. Они сводились к тому, что если бы отцу Петру удалось проломать своими тяжёлыми подошвами череп генерала Буланина, то положение могло бы быть спасено даже и без вмешательства Стёпки. Ремни, связывавшие руки и ноги, можно было бы то ли перетереть о дерево, то ли пережечь на костре, рискуя, конечно, и ожогами, или вытащить нож убитого китайчонка, вообще, что-то можно было бы предпринять.

От удара под коленки генерал Буланин снова свалился в костёр, лицом вниз, на четвереньки. Костёр был невелик, пламени было мало, и генерал Буланин со всей стремительностью, на какую он только был способен, на тех же четвереньках как-то перемахнул через костёр, судорожно закрывая глаза, обжигая себе лицо и руки. Кое-как вскочив на ноги, генерал Буланин стал протирать слегка обожжёнными руками ослеплённые пеплом и огнём глаза, кашляя от попавшего в лёгкие дыма. Ему казалось, что у него сожжены все легкие, выжжены глаза и что на нём горит одежда. Последнее соответствовало действительности – концлагерный ватный бушлат генерала Буланина, действительно, если не совсем пылал, то, во всяком случае, тлел. С трудом протерев правый глаз, генерал Буланин убедился в том, что он, во-первых, не ослеп и что, во-вторых, он находится по ту сторону костра, который отделяет его от страшных подошв этого пустосвята. Почти ощупью, он бросился к навьюченным коням, где, как ему вспомнилось, была приторочена какая- то баклага, вероятно, с водой. Нащупав эту баклагу, генерал Буланин попытался вытащить пробку. Но обожжённые пальцы скользили по влажной поверхности пробки, и та не поддавалась никаким усилиям. Почти в отчаянии генерал Буланин попытался вытащить пробку зубами. Но когда он опустил лицо на уровень баклаги, то огонь от тлеющих рукавов бушлата снова и обжёг и ослепил его. С судорожной поспешностью генерал Буланин стянул с себя бушлат и бросил его на землю. Вцепившись и руками, и зубами в эту проклятую баклагу, генерал Буланин вытащил, наконец, цробку. Сберегая каждую каплю драгоценной жидкости, он стал прежде всего промывать себе глаза. Глаза, по-видимому, остались целы. Но смотреть ими было всё-таки очень трудно и даже больно. Все эти переживания как-то затушевали в мозгу генерала Буланина мысль об отце Петре и о его страшных подошвах.

Отец Пётр сохранил полную трезвость мысли и ясность оценки положения вещей. Положение вещей сводилось к тому, что если ему, отцу Петру, не удастся убить или, по крайней мере, искалечить генерала Буланина, то на этот раз последний пристрелит его без всяких дальнейших переговоров, разговоров и прочих околичностей. Отец Пётр, сохраняя на своем лице всё то же спокойное, научно-объективное выражение, стал, по мере своих сил, стремительно переползать поближе к генералу Буланину, пока тот не пришёл ещё в себя. Отец Пётр то перекатывался по своей вертикальной линии, то строил борцовские мосты, упираясь в землю затылком и пятками, помогая связанными за спиной руками и проявляя по-прежнему истинно акробатическую подвижность. Пока генерал Буланин успел кое-как промыть свои глаза, отец Пётр уже оказался в его ближайшем тылу, однако, ещё вне пределов дальнобойности своих подошв. Генерал Буланин сквозь воду и пепел, застилавшие его обожжёные глаза, туманно увидел, что какая-то фигура скрючилась шагах в двух-трёх от него. Генерал Буланин отпрыгнул в сторону, теряя этим самым живую связь со спасительной баклагой, а также и с бушлатом, который продолжал тлеть и в карманах которого, как только сейчас сообразил генерал Буланин, было и всё его оружие, и все его деньги, деньги, переложенные из кармана и сумки отца Петра. Отец Пётр гигантским усилием ног и позвоночника как-то ухитрился перепрыгнуть эти два шага и хватил генерала Буланина по ногам сбоку. Генерал Буланин снова свалился на землю, но на этот раз уже не в костёр. Перевернувшись на четвереньках, он на тех же четвереньках отбежал ещё дальше и встал на ноги. Глаза по-прежнему работали плохо, боль от ожогов по-прежнему путала мысли, отец Пётр по-прежнему извивался на земле, и его страшные, подбитые тяжёлыми подковами и гвоздями, подошвы снова угрожающе торчали перед генералом Буланиным, правда, на не очень близкой дистанции. Так и шла борьба между двумя людьми, из коих один был почти неподвижен, другой почти слеп. Один действовал с расчётом шахматиста, другой почти обезумел от ожогов, боли, неожиданности и полуслепоты.

Отец Пётр, однако, понимал, что, по существу, почти все шансы на стороне генерала Буланина. Был неудачен первый же удар, он ничего генералу Буланину не переломал. И отец Пётр с каждой секундой терял оставшиеся шансы на победу, следовательно, и на жизнь. Как ни был ошарашен и ослеплён генерал Буланин, он мог полностью распоряжаться всеми четырьмя своими конечностями. Отец Пётр по-прежнему был всё- таки связан по рукам и по ногам, а на позвоночнике далеко не уедешь.

Вскочив на ноги, генерал Буланин всё-таки постарался собрать свои мысли и сохранить свое самообладание. Первым вопросом был, конечно, вопрос о баклаге, нужно промыть глаза как следует, они, очевидно, выжжены, всё-таки не были. Но между ним и баклагой простирались страшные подошвы отца Петра. Генерал Буланин нашёл выход из этого стратегического положения – нужно было просто подойти к коню с другой стороны и оттащить его вместе с вьюками и баклагой куда-нибудь подальше, шагов за десять. Начав это обходное движение, генерал Буланин, однако, почувствовал острую боль в правом голеностопном суставе, очевидно, удар подкованных подошв или что-то разбил, или сломал. Но сейчас было не до боли. Преодолевая её и хромая, генерал Буланин обошёл полукругом коня с баклагой, потянул его за повод и вывел за линию подошвенного обстрела. Теперь можно было отмыть лицо и глаза, и осмотреться, как следует, в данный момент глаза были почти ослеплены и золой, и водой, и каким-то всё-таки ожогом. Горло горело, и правая нога подгибалась.

Налив воду из баклаги в горсть, генерал Буланин принялся за мытьё. Нет, глаза не были повреждены или, по крайней мере, не так повреждены, чтобы нельзя было видеть. То, что он увидел, показалось генералу Буланину очень сложным: отец Пётр всё-таки подползал всё ближе и ближе, а бушлат с оружием и деньгами находился уже почти совсем около его подошв. Генерал Буланин нагнулся, было, к бушлату, но остановился, острая боль в правой лодыжке заставила его подогнуть ногу, а вид пустосвятских подошв не способствовал наступательным настроениям. Генерал Буланин подумал о том, что особенно спешить, собственно, некуда, отец Пётр всё ещё оставался связанным, и его единственное оружие – подошвы, были опасны только на очень уж близком расстоянии. Но бушлат? Кроме оружия в нём ведь были ещё и деньги. Ни пистолет, ни револьвер не пострадают от тлеющего огня, вероятно, даже и патроны в них не взорвутся, но деньги, конечно, пропадут. Генерал Буланин подобрал с земли какую-то хворостину, зацепил ею за бушлат и вытащил его из под самых подошв отца Петра. Поднятый хворостиной на воздух, бушлат стал пылать. Генерал Буланин отбросил бушлат на землю, шагах в десятке от отца Петра и попробовал затоптать огонь ногами, но правая нога ответила такой острой болью, что генерал Буланин решил лучше ещё раз рискнуть своими, всё равно уже обожжёнными руками. Внутренняя сторона бушлата ещё не успела загореться, и бумажник оказался в полной целости. С пистолетом было труднее, он был в наружном кармане, и карман горел весь. Той же хворостиной генерал Буланин попробовал вытащить пистолет из огня. Отец Пётр понял, что сейчас наступает последний шанс, через две-три секунды в руках генерала Буланина будет его пистолет, и тогда все разговоры будут кончены. Страшным усилием всего тела отец Пётр сделал что-то вроде прыжка по направлению к генералу Буланину. Генерал Буланин отпрыгнул назад, таща за собою всё на той же хворостине всё так же пылающий бушлат с оружием. Отец Пётр понял, что дальнейшее состязание почти безнадежно, генералу Буланину стоило только отойти ещё шагов на десять-пятнадцать, спокойно достать пистолет и так же спокойно прекратить этот страшный шахматный матч на жизнь и на смерть.

Генерал Буланин так и сделал. Хромая и пятясь, он оттащил бушлат подальше и действуя хворостиной, как хирургическим инструментом, вытянул всё-таки пистолет. Он был горяч, но ещё не раскалён, и генерал Буланин испытал в какую-то долю секунды промежуток некоторого морального удовлетворения. Но этот промежуток был и очень короток, и кончился плохо.

Из таёжной чащи на генерала Буланина прыгнуло что-то лохматое, окровавленное и стремительное, страшный удар в живот сбил его с ног, и, теряя сознание от тошноты и боли, генерал Буланин всё-таки успел подумать о том, что его песенка, вероятно, спета окончательно.

Отец Пётр, извиваясь по-прежнему на своей спине, как-то не заметил этого момента. Из-за своих нацеленных на генерала Буланина подбитых тяжёлыми гвоздями сапог, он видал только, как генерал Буланин, повинуясь какой-то неизвестной силе, описал в воздухе невысокий полукруг и тяжёло шлёпнулся о землю, предварительно издав глухой и чревовещательный звук. Потом, из-за уже неподвижного тела генерала Буланина появилась растрёпанная, грязная, возбужденная и окровавленная физиономия Стёпки.

– Ух, – сказал Стёпка, – еле-еле поспел. Хуже зайца. В горле совсем пересохши…

Отец Пётр спокойно опустил на землю свои боевые подошвы.

– Поспел ты, правда, как раз во время. Обыщи карманы этого прохвоста.

Стёпка ощупал недвижное тело генерала Булавина.

– Нет, тут ничего нету, даже и фляжки.

– Да не о фляжке речь идет, нет ли там ещё какого-нибудь оружия?

– Нет, ничего нету.

– Так ты свяжи ему руки сзади, да покрепче.

– Дайте я уж сначала вас…

– Нет, уж я и так пока что полежу, ты только поскорей.

Стёпка перевернул неподвижное тело лицом вниз, завернул руки назад и связал их своим собственным поясом.

– Ну, а теперь меня освободи…

Стёпка вынул нож.

– Нет, ты лучше развяжи ремни, пригодятся…

– Некогда, отец Пётр, ей-Богу, некогда, тут за нами эта сволочь прёт…

– Какая сволочь?

– Да, всё та же самая, пограничники. Кто их знает, может, и совсем близко. Тут такой переплёт. Еле живым выбрался. Драпать нужно, а то пропали мы.

Отец Пётр распростёр во все стороны свои затёкшие от ремней конечности.

– А много их, этой сволочи?

– Не знаю, должно быть, человек с двадцать. Еле жив ушёл, ну и дела…

– Так, по-твоему, они недалеко?

– Чёрт их знает, должно быть, недалеко, а что тут эта гадина делала?

Стёпка ткнул рукой в направлении генерала Буланина.

– А это тоже, чёрт его знает, – сказал философским тоном отец Пётр. – Пристрелил вот того китайчонка, другой удрал. А до этого схватили меня сзади, связали. Этот дядя вытащил мои деньги, ты их подбери, кстати, вот, там бумажник лежит… Собирался меня угольями жечь, чего-то хотел допытаться.

– Вот гад, – сказал Стёпка, – такого гада – в петлю, да на осину.

– Ну, осины тут нет. Нужно было бы его на заимку доставить, пусть уж там твой Светлев разбирается. Это бывший белый генерал, перешёл к Советам, а дальше, опять же, чёрт его знает.

– Белый и к Советам? – изумлённо переспросил Стёпка, – а разве такое бывает?

– Всякое бывает, – сказал отец Пётр, – всякое бывает.

Генерал Буланин тем временем очнулся от тяжкого удара в живот, и с трудом принял сидячее положение. Его ненавидящие и почти невидящие глаза обежали кругом полянку, убитого китайчонка, освобождённого отца Петра и неизвестного чалдона, виновника данного положения вещей. Это был, конечно, третий спутник пустосвята. Эх, нужно было этого пустосвята пристрелить сразу. Теперь, конечно, поздно об этом думать.

Отец Пётр не без труда поднялся на ноги.

– Так что, ваше высокопревосходительство, как вы, вероятно, изволили заметить, в нашем обоюдном положении произошла некоторая метаморфоза.

Генерал Буланин ещё раз оглядел полянку, как бы в поисках какой-то возможности спасения, но никакой возможности он на этой полянке не нашёл. И никакой помощи ждать было неоткуда. Это был конец. Генерал Буланин кое-что слыхал об импровизированных законах таёжного правосудия, оно было скорым и совершенно беспощадным. Это был конец. И только из за того, что он, генерал Буланин, опоздал на несколько минут, только на несколько минут. Его ассиметричное лицо перекосилось от злобы и отчаяния, но на ироническое замечание отца Петра он не ответил ничего.

Стёпка шмыгал по полянке, подбирая оружие, поправляя вьюки на конях, почти автоматически вглядываясь во все следы разыгравшейся здесь трагедии.

– А сойота-то кто ухлопал?

– Китайцы, по приказу вот этого дяди.

– Ну и гад, – категорически заявил Стёпка, – такого прямо в петлю, да на осину.

– Пусть уж этим Светлов заведует, он, вероятно, знает больше, чем мы с тобой. Посади этого джентльмена на коня и свяжи ему ноги под брюхом.

Стёпка положил рядом с отцом Петром подобранные на земле пистолет, револьвер и бумажник, и наклонился над генералом Буланиным. Генерал Буланин вспомнил стратегию отца Петра и решил по возможности дороже продать свою жизнь, или, по крайней мере, выиграть какое-то время. Для чего именно выиграть, он в данный момент не думал, мало ли что может случиться, вот случился же третий спутник этого пустосвята? Так что, когда Стёпка наклонился над сидящим на земле генералом Буланиным, тот, собрав все свои силы, попытался ударить Стёпку ногой в низ живота. Однако подвижность Стёпки несколько превышала его собственную, Стёпка дёрнулся в сторону и удар пришёлся по бедру. Стёпка кратко, но очень выразительно выругался, успел схватить налету соответствующую ногу генерала Буланина и своей собственной ногой нанести ему удар куда-то в окрестности спины. Генерал Буланин успел вырвать свою ногу и попытался вскочить, что ему, впрочем, не удалось. Но удалось как-то отодвинуться подальше от Стёпки и привести обе свои ноги в боевую готовность.

– Вот гад, – ещё раз сказал Стёпка, – и чего он крутится, всё равно же повесим…

Отец Пётр сделал обходное движение и схватил генерала Буланина за то, что у того ещё осталось от шевелюры.

– Тащи его к коню за ноги, а я буду тащить за голову.

Но генерал бился и извивался из всех своих последних сил. Поднятый за волосы несколько вверх, он уже не мог так свободно распоряжаться своими нижними конечностями, и Стёпка, после нескольких манёвров, ухитрился схватить правую ногу генерала Буланина так, что и правая, и левая нога ничего не могли сделать. Тем не менее, генерал Буланин продолжал биться и извиваться, Стёпка и отец Пётр напрягли все свои силы, чтобы дотащить его до коня и, вероятно, из-за этого не обратили должного внимания на то, что происходило в тайге. Когда генерал Буланин был, наконец, дотащен до коня, из тайги раздался довольно спокойный голос:

– Ну, а теперь прекратить представление, руки вверх!

Стёпка опустил ноги генерала Буланина. Из-за кустов выглядывало человек пять пограничников с автоматами почти на прицеле.

Стёпка понял, что о сопротивлении нечего и думать. Отец Пётр, стоявший спиной к пограничникам и занятый шевелюрой генерала Буланина, не сразу заметил появления новых действующих лиц. Обернувшись, но всё ещё не выпуская скальпа, он увидел то же, что увидел и Стёпка – пять или шесть пограничников с автоматами на прицеле, и так же, как и Стёпка, сразу оценил полную безнадёжность какого бы то ни было сопротивления, тем более, что за первыми пятью или шестью пограничниками в чаще, кажется, мелькали и ещё кое-какие.

И Стёпка, и отец Петр подчинились неизбежности, опустили на землю и ноги, и голову генерала Буланина и подняли руки вверх. Генерал Буланин в своей отчаянной борьбе не слыхал приказа пограничников и свою временную победу приписал своим собственным усилиям. Однако, восстановив свое сидячее положение, генерал Буланин увидел поднятые руки отца Петра и Стёпки, их взоры, устремлённые куда-то в тайгу, и, повернувшись, увидал нескольких пограничников с автоматами на изготовку. Генерал Буланин почувствовал, что он спасён. По крайней мере, на время.

Обходя какую-то корягу, с пистолетом в руке к месту происшествия выдвинулся какой то офицер:

– Так что это тут у вас за представление? Это вы, товарищ генерал?

– А кто же больше? – свирепо ответил генерал Буланин. – Развяжите же мне руки, меня ткнули в костёр, почти ничего не вижу.

Офицер подошёл к генералу Буланину.

– Это я, майор Иванов, вы меня, может быть, помните? Послан по приказанию из центра…

– Какой он товарищ генерал, – завопил вдруг Стёпка, – это жулик и больше ничего. Сволочь, гад. Живому человеку лицо жечь. А? Где это видано?

Стёпка не мог не жестикулировать даже и поднятыми вверх руками. Эти руки мелькали над головой, как воробьиные крылья.

– Где это, я спрашиваю, видано? Сойота вот этого ваш гад пристрелил, китайца вот этого самого тоже пристрелил, другой сбежал куда то-сь. А?

– Потом поговорим, – сухо сказал товарищ Иванов, – это, в самом деле, вы пристрелили китайца?

– Вздор, – прохрипел генерал Буланин, – совершеннейший вздор, эти бандиты… – Тут генерал Буланин сообразил, что у него ещё не было времени придумать какую бы то ни было версию, которая совпадала бы со следами борьбы на полянке, а эти следы майор Иванов, конечно, прощупает. Можно провраться совершенно катастрофически.

– Совершенный вздор, – повторил генерал Буланин. – Эти бандиты… Развяжите мне, я вам говорю, руки, не могу же я разговаривать со связанными руками.

Товарищ Иванов вынул нож и перерезал ремень, связывавший руки генерала Буланина. Генерал Буланин стал растирать затёкшие руки.

– Дело, видите ли, в том, кажется, майор Иванов, если я не ошибаюсь?

В тоне отца Петра было что то такое, что заставило товарища Иванова ответить почти автоматически.

– Точно так, майор Иванов.

– Так дело в том, товарищ майор, что этот ваш генерал Буланин собрался снова бежать, на этот раз к белым.

– А я что говорил, – торжествующе завопил Стёпка. – Что я говорил? Бежать собрался. От нашей Советской власти. А? Ну, не сволочь ли, не гад ли? Потому и китайца пристрелил.

– Это вы его пристрелили, – прохрипел генерал Буланин.

Отец Пётр, не опуская рук, сказал всё тем же философским тоном:

– Большая неудача генерала Буланина заключается в том, что второй китаец, огромный такой, с медведя, успел сбежать. Он к вам, конечно, вернётся. И от него вы, конечно, узнаете, что именно произошло. Кроме того, я полагаю, что вы обязаны изучить все следы происшествия.

– Что я обязан – это я и без вас знаю, – окрысился, было, товарищ Иванов.

– Ни черта вы не знаете, – вопил Стёпка, размахивая руками над головой. – А я вам говорю, гад и больше ничего.

Дальнейшие словесные упражнения Стёпки приобрели такой художественный характер, что один из пограничников не выдержал:

– Ну, и выражаешься же ты, где это ты так научился?

В тоне пограничника чувствовался ценитель… Его круглое лицо расплылось в восторженно-одобрительную улыбку.

– Ничего я не выражаюсь, я правду говорю. Сойота убил, китайца убил, отца Петра ограбил, рожу ему собирался прижигать вот этой самой головней, посмотрите только, вот она тут лежит…

И товарищ Иванов, и пограничники как-то автоматически посмотрели на инкриминируемую головню. Всё дальнейшее заняло какую-то долю секунды: Стёпка хватил ближайшего к нему пограничника ногой в низ живота и с истинно беличьей скоростью прыгнул вниз, в обрыв, в непроглядную чащу таёжного кустарника.

– Держи! – завопил товарищ Иванов.

Два пограничника бросились к обрыву. Отец Пётр, не опуская рук и сохраняя на своем лице всё то же чисто умозрительное выражение, подставил первому из них подножку. Пограничник растянулся во всю свою длину, второй споткнулся об упавшего, товарищ Иванов с пистолетом в руках перепрыгнул через обоих, но снизу, из обрыва, доносился только треск валежника и грохот сыпавшихся камней.

– Вы трое! – закричал товарищ Иванов, – эй, вот вы, шпарьте за этим бродягой! Да нет, не ты, а Чуркин, бери двоих, и чтобы этого бродягу живым или мёртвым…

На несколько секунд наступила некоторая заминка. Казалось, что ни сам товарищ Иванов, ни его подчиненные не имеют решительно никакого желания преследовать Стёпку, в особенности живого. Наконец, четверо пограничников, с видом чрезвычайной стремительности, спрыгнули вниз в чащу, где шагах в десяти-пятнадцати не было видно решительно ничего. Спустившись без особенной спешки ещё ниже, они ещё больше замедлили свою стремительность.

– Тут, чёрт его знает, – сказал один из них.

– Это, действительно, верно, как иголка в стоге сена…

– Только иголка, та не стреляет, а этот чалдон может из-за каждого куста. Автомат у него за спиной висел.

Все четверо стояли в самом низу расщелины, у ложа маленького, но бурного горного ручья, и никому из всех четверых не улыбалась перспектива преследовать таёжного бродягу в его собственной стихии, да ещё и бродягу, вооружённого автоматом.

– И ещё неизвестно, куда он попёр…

– По следам можно…

– Конечно, можно, только за это самое время он ещё сто вёрст отмахает.

– Н-да, нужно подумать. Закурить, что ли?

Товарищ Иванов некоторое время прислушивался к звукам, доносившимся из глубины расщелины. Потом он повернулся к отцу Петру.

– Так вы что, это, подножки подставляете?

Отец Пётр совершенно равнодушно опустил руки и так же равнодушно уселся на корягу.

– Руки вверх, я вам говорю! – заорал товарищ Иванов.

– Бросьте, – кратко сказал отец Пётр. – Вас тут с десяток. Хватит. Дело, товарищ майор, заключается в том, что эта встреча была совершенно случайной…

– Руки вверх! – повторил товарищ Иванов.

– Бросьте. И не подумаю. Они у меня были связаны целый час. Так вот, встреча, как я вам уже сказал, была совершенно случайной. Я действую по заданиям центра, и товарищ Берман совершенно в курсе моего поручения. Если цель этого поручения вас интересует, вы можете навести справки у товарища Бермана…

– А подножка? И почему вы дали возможность этому бродяге спастись?

– По совершенно простой причине. Товарищ Берман должен знать об этой истории немедленно, а вы тут, простите, я вас лично не знаю, вы тут будете всякие следы измерять и всякий бюрократизм разводить. Впрочем, вы это, конечно, обязаны сделать, хотя это и совершенно ни к чему. Другой китаец как-то вернётся и вам всё расскажет.

– Что это всё?

– Не очень много. Мы с моим проводником двигались по этой тропинке и нашли платиновый портсигар, очень массивный. Вы представляете себе его ценность? В валюте?

– Г-м! – сказал товарищ Иванов.

– Так вот, этот ренегат, Буланин по-видимому, открыл свою потерю и вернулся назад. Его планов я, конечно, не знаю, но его прошлое, вероятно, знаете даже и вы.

– Г-м! – сказал ещё раз товарищ Иванов.

– Он и его провожатые шли пешком. И, кажется, почти без продовольствия. Двигались они на заимку некоего Дубина, вероятно, вы и о нём слыхали.

– Г-м! – сказал товарищ Иванов ещё раз, – с чувством всё возрастающего недоумения и почтения.

– По-видимому, – продолжал тем же спокойным тоном отец Пётр, – генералу Буланину нужны были две вещи: кони и продовольствие. И не нужны были ещё две – проводники и я.

– Вздор! – прохрипел генерал Буланин.

– Тот китаец, которого вы не успели пристрелить, – вернётся обратно. Майор Иванов по следам на полянке установит все детали происшествия. Так что, через некоторое время те, кому этим ведать надлежит, установят полную тождественность моего рассказа, следов на полянке и сообщения спасшегося китайца.

Товарищ Иванов посмотрел на генерала Буланина неопределённо подозрительным взором.

– До этого, то есть до убийства китайца, – продолжал отец Пётр, – генерал Буланин, по-видимому, приказал тому огромному, вы его, вероятно, тоже знаете…

Товарищ Иванов как-то непроизвольно кивнул головой…

– …тому огромному китайцу меня связать, сам бы он этого не смог сделать, а китаец, действительно, геркулесовский. Потом, после убийства одного проводника и бегства другого, этот ваш генерал обнаружил у меня валюту, предназначенную… ну, если это вас интересует, то, вероятно, товарищ Берман сам вам скажет, для чего именно она была предназначена. Потом он обнаружил в моих вьюках некоторые шифрованные директивы, предназначенные… ну, это тоже вы сможете узнать у товарища Бермана. И так как вы выпустить меня, конечно, не имеете права, я это понимаю достаточно ясно, то, вероятно, всё мое поручение проваливается ко всем чертям, нужно будет возвращаться в Неёлово и там… Нет ли у вас папиросы? Я, собственно, не курю, но сейчас…

Товарищ Иванов услужливо протянул отцу Петру свой портсигар и чиркнул спичку. Отец Пётр затянулся и закашлялся:

– Не понимаю, всё-таки, почему люди занимаются такой дрянью, как табак…

Отец Пётр постарался взвесить свое положение, и оно казалось ему вовсе не безнадежным. Стёпка и на этот раз ухитрился сбежать. До Еремеевской заимки не так далеко, в особенности при Стёпкиных волчьих ногах. Нужно выиграть время. Нужно околпачить этого нехитрого майора. А там видно будет.

Генерал Буланин сидел на земле, и пограничники перестали казаться ему спасителями. Ведь, и в самом деле, следы, удравший китаец, валюта, портсигар… И в его затуманенной борьбой, ожогами и ударами голове никак не складывалось никакой версии, которая могла бы дать мало-мальски удовлетворительное объяснение всему этому калейдоскопу.

– Вздор, – прохрипел он ещё раз.

– А это, ваше превосходительство, мы в Неёлове установим с совершенной точностью, жаль только, что для этого придётся потерять несколько дней.

– Этого бродягу я где-то видал, вашего проводника, – сказал нерешительно товарищ Иванов.

– Это вполне вероятно, – спокойно ответил отец Пётр, – точно так же, как я где-то видал проводников этого генерала.

Товарищ Иванов находился в несколько смятённом состоянии. Генерала Буланина он знал. Таинственного человека, который вот сейчас говорит о Бермане, о шифре, о валюте, о поручениях он видел в первый раз. Кто его разберёт?

– Как ваше имя? – спросил он по мере возможности служебным тоном.

Отец Пётр снисходительно улыбнулся.

– Можете пока что называть меня товарищем Николаем, полагаю, что моё настоящее имя вам не скажет решительно ничего…

– И почему вы спасли от ареста этого… проводника?

– Повторяю, для того, чтобы информировать товарища Бермана возможно скорее…

– А как же он, этот ваш проводник, может это сделать?

– Я полагаю, товарищ майор, что некоторые вещи не входят непосредственно в круг вашего ведения. Сегодня же товарищ Берман будет знать о происшествии, разумеется, в том случае, если он в состоянии исполнять свои служебные обязанности, вы понимаете, о чём я говорю…

Товарищ Иванов понимающе кивнул головой, но в этой голове сейчас перепуталось всё. Итак, этот товарищ Николай знает даже и о происшествии в доме №13…

– Я полагаю, – продолжал так же спокойно товарищ Николай, – что так называемый генерал Буланин является сообщником пресловутого Светлова.

При этом отец Пётр поднял глаза вверх, нейтрально наблюдая за расплывавшимся в воздухе табачным дымом.

– Вздор! Клевета! Я вам еще покажу, пустосвят вы этакий, – генерал Буланин вскочил на ноги и протянул отцу Петру угрожающий кулак.

– А если вздор и клевета, – спокойно сказал отец Пётр, – так чего же вам, собственно, так волноваться? В Неёлове мы выясним всё. Нужно бы только этого огромного китайца разыскать… Впрочем, и это не так существенно.

Отец Пётр пожал плечами.

– Китаец, конечно, расскажет то же, что рассказывал и я. Однако, я не думаю, чтобы для товарища Бермана были бы нужны дополнительные доказательства. Конечно, следы на полянке вы обязаны изучить. И вовсе не обязаны мне верить, это само собою разумеется. Но, в общем, конечно, и это не имеет никакого значения… Полагаю, ваше высокопревосходительство, что ваша двойная и даже тройная игра на этот раз кончена…

– Вздор, – прохрипел генерал Буланин. – Мне сейчас очень трудно, я весь избит. Обожжён. Меня этот бродяга так по голове ударил…

– Понятно, понятно, – утешительным тоном сказал отец Пётр, – вам нужно время, чтобы выдумать что-то, хоть мало-мальски правдоподобное. Полагаю, что ничего правдоподобного выдумать больше нельзя. А вы, товарищ майор, я вам настоятельно советую смотреть за этим господином во все глаза. Нет, связывать не стоит, никуда он удрать не сможет… Но смотреть нужно в оба. Если вы его выпустите, то, я полагаю, ваша карьера будет кончена… Тем более, что я вас предупредил.

Товарищ Иванов не был большим знатоком людей. Но и тон отца Петра, и его ссылки на Бермана, которые, впрочем, могли бы быть простым отводом глаз, и его информация, которая, конечно, никаким отводом глаз не могла быть – всё это внушало товарищу Иванову уверенность в том, что товарищ Николай – птица крупная. Генерал Буланин, грязный, обожженный, окровавленный, снова сидел на земле и весь его внешний вид не импонировал никак. Он казался мелким хищным зверьком, загнанным в безвыходный тупик. Да, действительно, может быть, и сообщник Светлова. Товарищ Иванов вспомнил свои беседы с бывшим Степанычем и никак не мог сообразить, так что же ему теперь делать? Если генерал Буланин действительно сообщник Светлова, нужно его как то выручать. Но как его выручить в присутствии этого товарища Николая и полутора десятка пограничников? Если генерал Буланин связан со Светловым и если он, Иванов, генерала Буланина доставит в Неёлово, то бывший Степаныч может пустить в ход документы из известной шкатулки товарища Иванова, и тогда он, товарищ Иванов, пропал. Если он выпустит этого генерала, тогда вот этот товарищ Николай, да ещё и пограничники, да ещё эти сбежавшие неизвестно куда и китаец, и проводник, все они подведут товарища Иванова под расстрел. В общем, получалось одинаково плохо со всех решительно сторон.

– Вы, товарищ майор, – сказал отец Пётр, – подымите вот этот бумажник, сосчитайте находящуюся там валюту и будьте добры дать мне расписку в том, что такую-то сумму вы там нашли… Деньги, вы понимаете, не мои… Вы их сдадите непосредственно товарищу Берману, только ему одному… – Отец Пётр затянулся и закашлялся ещё раз.

– Чёрт знает, что такое, из-за этого дурацкого инцидента могут сорваться большие вещи. Очень большие… В международном масштабе…

Международный масштаб доконал товарища Иванова окончательно. Он поднял с земли очень толстый бумажник и подозвал нескольких пограничников.

– Вот, ребята, смотрите, я буду считать деньги, а вы будьте свидетелями, чтобы потом разговора не было.

Вынув пачку кредиток из бумажника, товарищ Иванов стал отсчитывать кредитку за кредиткой. Пограничники смотрели на эту процедуру внимательными и жадными глазами.

Товарищ Иванов довольно долго путался с мало известными ему иностранными кредитными билетами, наконец, подсчитал и записал всё. Сумма получилась очень внушительная, но товарищ Иванов очень неясно представлял себе, что она могла бы значить в переводе её на советское денежное обращение. Пограничники представляли себе это ещё меньше, но в их глазах, как, впрочем, и в глазах товарища Иванова, всякая иностранная валюта была валютой, а советский рубль был только “денежным знаком”.

Покончив со счётом, товарищ Иванов упаковал все кредитки в бумажник и перевязал шнуром.

– Ну, а теперь, как вас, товарищ Николай? Теперь вы мне расскажите точно, как это всё происходило.

Отец Пётр более или менее подробно передал все происшествия, связанные с деятельностью генерала Буланина. Товарищ Иванов тщательно осмотрел все следы, впрочем, большинство их было уже затоптано пограничниками. Осмотрел и труп молодого китайца.

– Так что, всё-таки, вы его пристрелили? – обратился товарищ Иванов к генералу Буланину.

У генерала Буланина ещё не создалось никакой версии, которая могла бы хотя бы, более или менее, удовлетворительно объяснить убийство молодого китайца, побег старшего и историю с отцом Петром. Постепенно генерал Буланин пришёл, однако, к мысли, что дело хотя и плохо, но всё-таки не совсем уж катастрофично. Даже и в том случае, если этот пустосвят, действительно, является агентом Коминформа, у него, генерала Буланина, были вполне достаточные основания, чтобы проверить такого подозрительного субъекта. Детали этой проверки для Москвы никакого интереса представлять не будут, а Неёлово, в данном случае, не имеет никакого значения. Плохо то, что план побега сорвался и, по-видимому, окончательно. Что-то, впрочем, может изменить бегство этого бродяги. Но если он и вернётся с кем-нибудь, тогда уж ему, генералу Буланину, не поздоровится. Генерал Буланин вдруг почувствовал приступ смертельной старческой усталости: ах, не всё ли равно? Прожил свое и прожил скверно. То, что ещё осталось, будет ещё хуже, на этот счёт, пожалуй, никаких сомнений быть не могло. Всё равно. Всё равно. Будет смерть, и после смерти будет просто ничто. А из ничего и для ничего никакого ответа всё равно получить нельзя.

– Об этом я не с вами буду разговаривать, – коротко отрезал он.

Товарищ Иванов безразлично пожал плечами. Ему снова пришлось попасть в переплёт, в котором он с каждым шагом понимал всё меньше и меньше, а каждая ошибка могла бы обойтись очень дорого. Лучше было не делать никаких ошибок и по мере возможности не делать вовсе ничего. Он ещё раз обошёл и осмотрел всю полянку, ещё раз наклонился над трупом убитого китайца и приказал:

– Ну, теперь давай собираться, подождём только тех, кто за бродягой погнались.

Но погоня, не без некоторого конфуза, уже возвращалась обратно.

– Чёрта ли тут найдёшь, – сказал один из её участников и, компенсируя свою неудачу, свирепо обратился к отцу Петру:

– А? Проводник, говоришь? А чего он бежал?

– Ты – дурак, – философским тоном ответил отец Петр.

– То есть, как это понимать? – свирепым, но не совсем уверенным тоном сказал пограничник.

– А вот так и понимай: дурак. Вы все, может быть, работники НКВД, а, может быть, и нет.

– То есть, как это нет?

– Совершенно просто… А, может быть, вы только переодетые диверсанты. Вернёмся в Неёлово, там всё будет ясно. А если вы меня потащите в другую сторону, то…

– То что?

– Ну, там видно будет, что…










Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.