• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

На моих глазах произошло множество событий, как хороших, так и дурных. Правители неистовствовали, а народы яростно сражались друг с другом. Еретики нападали на нашу церковь, а православные христиане не щадя сил защищали ее, во многих вера в Христа ярко горела, в других едва теплилась. Едва церковные здания одаривались, как тотчас снова опустошались безбожниками.

Однако еще ни один автор не оказался достаточно искусным, чтобы должным образом описать эти события в прозе или в стихах. Действительно, в городах Галлии сочинительство почти исчезло. Многие с сожалением говорили об этом, снова и снова повторяя свои жалобы. «Что же теперь за время! – говорили они. – Ибо угасло усердие к наукам и нет такого человека, который смог бы поведать о делах наших дней».

Постоянно слыша подобные речи и стремясь сохранить для потомков память о прошлом, я решился рассказать простыми словами и о распрях злодеев, и о житии праведников. Особенно же меня вдохновили не раз слышанные слова: «Большинство понимает не философствующего ритора, а простую беседу».

Для удобства летосчисления я положил Сотворение мира началом первой моей книги, перечень глав которой прилагаю.

1. Об Адаме и Еве

2. О Каине и Авеле

3. О Енохе праведном

4. О потопе

5. О Хуше, создателе статуи

6. О Вавилонии

7. Об Аврааме и Нине

8. Об Исааке, Исаве, Иове и Иакове

9. Об Иосифе в Египте

10. О переходе через Чермное (Красное) море

11. Народ в пустыне и Иисус

12. О пленении народа израильского и о поколениях перед Давидом

13. О Соломоне и строительстве Храма

14. О разделении царства Израильского

15. О Вавилонском пленении

16. О Рождестве Христовом

17. О различных царствах и народах

18. О времени, когда был основан Лион

19. О дарах волхвов и об избиении младенцев

20. О чудесах и страстях Христовых

21. Об Иосифе, похоронившем Христа

22. Об апостоле Иакове

23. О Воскресении Христа

24. О Вознесении Христа и гибели Пилата и Ирода

25. О страданиях апостолов и о Нероне (68)

26. Об Иакове Марке и евангелисте Иоанне

27. О гонениях на христиан при Траяне (97—117)

28. Об Адриане, и о происках еретиков, и о мученической смерти святого Поликарпа и Иустина (Юстина) (117—161)

29. О святом Фотине, Иринее и других мучениках лионских

30. О семи мужах, посланных в Галлию проповедовать

31. О храме в Бурже

32. О Хроке и храме в Клермоне

33. О мучениках клермонских

34. О святом мученике Привате

35. О Квирине, епископе и мученике

36. О рождении святого Мартина и обретении креста (317)

37. О епископе Иакове из Нисибины

38. О преставлении святого Антония

39. О появлении в Галлии святого Мартина

40. О матроне Мелании

41. О гибели императора Валента (378)

42. О правлении Феодосия (379—395)

43. О гибели тирана Максима (388)

44. Об Урбике (Орбике), епископе Клермона

45. О святом Иллидии, епископе

46. О епископах Непоциане и Артемии

47. О целомудрии любящих

48. О преставлении святого Мартина (397)

Намереваясь описать войны правителей против враждебных народов, мучеников с язычниками и церквей против еретиков, сначала я должен прояснить свое собственное отношение к вере, чтобы тот, кому доведется читать мои сочинения, не усомнился в том, что я являюсь католиком (во времена Григория слово catholicus означало «сторонник учения, признанного вселенскими соборами» – т. е. православный («ортодокс»). – Ред.).

Ради спасения тех, которые начинают терять надежду, страшась конца мира, я также думаю, что будет весьма кстати рассказать о начале нашего мира на основании материалов, собранных из хроник и историй ранних авторов.

Прежде чем я все же сделаю это, я должен извиниться перед своими читателями за свой слог и манеру письма, которые далеки от совершенства, ибо я не слишком силен в подобных вещах. Без всяких колебаний и сомнений я стану твердо следовать установлениям святой церкви, ибо знаю, что впавший в грех получит прощение Господа благодаря чистоте своей веры.

Итак, я верую во всемогущего Бога Отца. Верую во единого Сына Его Иисуса Христа, Господа нашего, рожденного от Отца, но не сотворенного, и что Он всегда был с Отцом, не во времени, но до всякого начала времен. Ибо Господа нельзя было бы назвать Отцом, если бы у него не было Сына, равно как и Христос не был бы Сыном, если бы у него не было Отца.

Тех же, кто говорит: «Было, когда Его не было», я с проклятием отвергаю и отлучаю от церкви. Верую, что Христос есть слово Божие, которым все стало. Верую, что это слово стало плотию и страданием искупило мир, и верую, что страдал в нем человек, а не Бог. Верую, что Христос воскрес в третий день, спас грешного человека, вознесся на небо, воссел одесную Отца и грядет судить живых и мертвых. Верую, что Святой Дух исходит от Отца и Сына и не как меньший и якобы прежде них не бывший, но как равный и вечно с Отцом и Сыном, столь же вечный Бог, единосущный по природе и равный по всемогуществу, как и они, вечен сущностью и что Он никогда не был без Отца или без Сына и не был меньше Отца или Сына. Верую, что эта Святая троица существует в различии лиц: и одно лицо – Отец, другое – Сын и другое – Дух Святой. Исповедую, что эта Троица есть единое божество, сила и сущность. Верую, что святая Мария была девой как до рождения, так и после рождения (Христа). Верую, что душа бессмертна, однако она не есть часть божества. Твердо верую во все то, что было установлено 318 епископами в Никее.[9]

Что касается конца света, то я верю, что перед ним, как пишут ушедшие, придет Антихрист. Сначала он введет обрезание, утверждая, что он Христос. Затем в храме Иерусалима он установит свой образ, чтобы ему поклонялись, поскольку у Господа читаем: «И увидите мерзость запустения, стоящую на месте святом» (Мф., 24: 15). Но день сей – для всех людей тайна, как и сам Господь свидетельствует: «О дне же том или часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (Мк., 13: 32).

Еретикам, которые заявляют, что Сын не может быть нашим отцом, потому что Ему неизвестен день своего рождения, мы отвечаем, что Сын обозначает христиан. О Нем Господь сказал: «И буду им Отцом, и они будут Мне сынами» (2 Кор., 6: 18). Если Господь говорит так о своем единственном рожденном Сыне, Он не назвал бы перед ним ангелов, а Он говорит: «Ни ангелы на небе, ни сын», показывая, что он говорит это не только о своем единственном рожденном сыне, но о всех усыновленных народах. Сам Христос – это наша цель, поскольку в полноте Его милости даст нам вечную жизнь, если мы обратимся к Нему.

В Хрониках Евсевия Кесарийского и Иеронима пресвитера ясно объясняется, как исчисляется возраст этого мира и выстраивается систематическая последовательность лет. Орозий тщательно изучил эти проблемы и составил список всех лет, с начала мира до своего собственного времени. То же самое проделал и Викторий, рассмотрев время празднования Пасхи.

С Божией помощью я последую примеру этих авторов, подсчитывая все лета от создания человека до моего собственного времени, легче всего будет, если я начну с самого Адама.

1. Вначале Господь создал землю во Христе Своем, который Сын Его и основа всего сущего. Когда были созданы первоначала мира, Он взял ком мягкой глины и вылепил человека по Своему образу и подобию и вдунул ему дыхание жизни, так что стал человек «душою живою».

Когда человек спал, из него Бог взял ребро, из которого была создана женщина по имени Ева. Не приходится сомневаться в том, что до грехопадения этот первый человек Адам был схож с нашим Господом и Спасителем. Почив во время своих страстей, Христос из своего бока «воду и кровь источил», создав церковь, чистую и безупречную, обретенную из Его крови и омытую водой «без пятна и порока» (Еф., 5: 27).

Адам и Ева, первые человеческие существа, жили счастливо среди радостей Рая. Затем, соблазненные лукавым змеем, они преступили божественные предписания и были изгнаны из обиталища ангелов, обреченные жить в мире с его страданиями.

2. Познав своего мужа, Ева зачала и родила двух сыновей. Когда Господь милостиво принял жертву, предложенную одним из них (Авелем. – Ред.), другой (Каин. – Ред.) воспылал завистью и преисполнился гневом. Он оказался первым убийцей, поскольку напал на своего брата, победил его и умертвил.

3. С того времени в дальнейшем весь человеческий род не переставал совершать одно отвратительное преступление за другим, кроме Еноха-праведника, который ходил с мыслью о Господе. Благодаря своему праведному образу жизни он был взят на небо самим Господом и избавлен от множества греховных людей. «И ходил Енох пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его» (Быт., 5: 25).

4. И разъярился Господь, видя нечистоту людей, которые не следовали по пути Его. Он наслал потоп, смыв всех живущих с поверхности земли. В ковчеге Господь спас только Ноя, верного Ему и близкого Ему по образу, вместе с женой Ноя, тремя сыновьями и их женами ради сохранения рода людского в будущем.

В этом месте на нас нападают еретики, спрашивая, почему в Святом Писании говорится, что Бог разгневался. Им бы следовало понять, что Господь не выказал гнев, как обычный человек. Господь гневается, чтобы наполнить нас благоговейным ужасом. Он ведет нас вперед, чтобы затем, исправив, призвать к себе. Он настолько разъяряется, что может изменить нас. Я не сомневаюсь в том, что Ковчег – это образ матери-церк ви, которая движется вперед по волнам и между скалами жизни, защищая нас в своем материнском лоне от всего зла, которое угрожает нам, благостно храня нас и защищая.

От Адама до Ноя было десять поколений: Адам, Сиф, Енос, Каинан, Малелеил, Иаред, Енох, Мафусаил, Ламех и Ной (1 Пар., 1—3). Две тысячи двести сорок два года включают эти десять поколений (редактор насчитал 2006 лет от рождения Адама до смерти Ноя). Адама же похоронили в земле Енаким, которая раньше называлась Хевроном, как ясно объяснено в Книге Иисуса Навина (Нав., 14: 15).

5. После потопа у Ноя было (родились раньше. – Ред.) три сына – Сим, Хам и Иафет. От них и произошли все народы. Как рассказывается в древней истории, расы людей распространились под небесами благодаря этим людям. Первым ребенком Хама был Хуш: по наущению дьявола он стал первым, кто установил идола, которому стал поклоняться, кто с помощью ложной власти открыл людям звезды и огонь, падавший с неба. Он ушел и стал жить среди персов (иранцев. – Ред.), которые назвали его Зороастром (Заратуштрой), что означает «живая звезда»[10]. Они унаследовали от него привычку поклоняться огню и, когда он сам был уничтожен небесным огнем, стали поклоняться ему как богу.

6. По мере того как люди размножались и начали распространяться по всей земле, они мигрировали с востока и обнаружили травянистую равнину Сеннар. Там они построили города и предприняли огромные усилия, чтобы построить башню, которая должна была достичь неба. Господь внес смятение в их умы, разрушил планы и, наделив каждого человека Своим языком, разбросал затем их по всей земле.

Имя того города был Вавилон, что значит смещение, ибо Господь смешал здесь языки. Вавилон построил великан Хеврон, сын Хуша[11]. Орозий рассказывает, что этот город выстроили в форме квадрата на совершенно плоской равнине. Его стены построили из обожженного кирпича, и были они двести локтей высотой. Расстояние вокруг стен было четыреста стадиев, и каждый стадий составлял примерно шестьсот двадцать пять футов. С каждой стороны устроили двадцать пять ворот, что в целом составило сто. Створки этих ворот были сделаны из бронзы. Орозий рассказал множество других вещей об этом городе, завершив следующими словами: «Хотя это и было столь мощное укрепление, тем не менее его захватили и сровняли с землей».

7. Первого сына Ноя звали Сим, и от него, в десятом поколении, родился Авраам. Линия потомков Сима выглядит следующим образом: Ной, Сим, Арфаксад, Сала, Евер, Фалек, Рагав, Серух и Фарра, который был отцом Авраама. Эти 10 поколений насчитывают 942 года.

В то время правителем был Нин, который выстроил город Нина, названный Ниневией, пророк Иона говорит, что для его пересечения требовалось порядка трех дней пути (Ион., 3: 3).

Авраам родился на сорок третий год правления Нина. Именно Авраам стоит у истоков нашей веры. Именно ему было дано обетование: Христос, наш Господь, заменив жертву его, показал ему будущее Свое рождение и что Он пострадает за нас на жертвенном месте. Как говорится в Евангелии: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался» (Ин., 8: 56). Север пишет в своей хронике, что Авраам приносил жертву на горе Голгофе, где был распят наш Господь Иисус Христос, и до наших дней таковым считается место, расположенное в городе Иерусалиме. Там на этой горе стоял Святой Крест, к которому был пригвожден наш Спаситель и по которому текла Его святая кровь. Авраам принял знак, указывающий, что то, что он носит на своем теле – то, что мы должны носить в своем сердце: «Обрежьте себя для Господа и снимите крайнюю плоть с сердца вашего…» (Иер., 4: 4). Дальше он говорит: «И не ходите вслед иных богов, чтобы служить им» (Иер., 35: 15). И еще: «Никакой сын чужой, необрезанный сердцем и необре занный плотью, не входит в святилище Мое» (Иез., 44: 9). Потом, добавив слог к имени Аврама, Господь назвал его Авраамом, что значит «отец множества народов» (Быт., 17: 5).

8. Когда Аврааму исполнилось сто лет, он стал отцом Исаака. Когда же самому Исааку было шестьдесят, его жена Ребекка родила ему близнецов. Первого родившегося звали Исав, также известный как Едом (Эдом), который продал из жадности свое первородство. Он является предком идумеев, и от его линии родился в четвертом поколении Иовав. От идумеев до Иовава жили: Исав, Рагуел, Зерах, Иовав, или Иов.

Иов жил двести сорок восемь лет. На восьмидесятый год он оправился от болезни и потом прожил еще сто шестьдесят (ошибка автора – в Книге Иова 140 лет), и все богатство его приумножилось, и он был благословен тем же количеством сыновей, как те, что он потерял (Иов., 42: 16).

9. После Исава и Исаака родился Иаков, возлюбленный Господом, – он говорит устами пророка: «И однако же, Я возлюбил Иакова, а Исава возненавидел» (Мал., 1: 2—3). После того как он боролся с ангелом, его назвали Израилем (согласно Библии, он боролся с Богом, отсюда и имя Израиль – «боровшийся с богом». – Ред.), и от него свое имя взял народ израильский (Быт., 32: 24—28). Он стал отцом двенадцати патриархов. Их имена следующие: Рувим, Симеон, Левий, Иуда, Иссахар, Завулон (эти шестеро – от Лии),

Дан, (Неффалим) (эти двое от Валлы), Иосиф, Вениамин, Гад и Асир (последние от служанки Зелфы).

На девяносто втором году своей жизни он стал отцом Иосифа, его матерью была Рахиль (Быт., 30: 22—24). Иаков возлюбил Иосифа больше, чем остальных детей. От Рахили у Иакова также родился Вениамин, последний из его детей (Быт., 35: 18).[12]

Иосифу было шестнадцать, когда он, провидя образ Спасителя, увидел сон, о котором рассказал своим братьям: однажды, когда он вязал снопы, ему показалось, что снопы братьев поклонились ему, в другой раз видел, как солнце и луна вместе с двенадцатью звездами поверглись ниц перед ним. И все это заставляло его братьев ненавидеть его. В результате они не смогли сдержать своей ревности (Быт., 37: 5—8) и продали его за тридцать (за 20 – Быт., 37: 28) сребреников неким измаильтянам, которые шли в Египет.

Позже случилась засуха, и сами братья отправились в Египет. Иосиф узнал их, но они не знали, кто он был. Только после того, как они претерпели множество изнурительных испытаний и были вынуждены отправить Вениамина, рожденного матерью Иосифа Рахилью, и когда Вениамин добрался до Иосифа, он открылся им.

После всего этого израильтяне направились в Египет, где, благодаря Иосифу, находились под покровительством фараона. Благословя своих сыновей, Иаков умер в Египте. Иосиф похоронил Иакова в Ханаане в усыпальнице отца – Исаака. Иосиф и фараон умерли в свое время, все племя израильтян попало в рабство (Исх., 1: 6—14). Их освободил Моисей после десяти казней египетских, фараон же утонул в Чермном (Красном) море.

10. Так много написано о переходе через море, что я подумал, что было бы неплохо включить в эту книгу небольшое описание самого места и рассказ о том, как его переходили (Исход, начиная с главы 14). Как вам прекрасно известно, Нил течет через Египет и орошает землю своими водами, поэтому египтян называют «те, кто живет на Ниле». Многие из посещавших эти земли путешественников рассказывают, что на берегах Нила расположено много святых храмов.

За рекой расположен город Вавилон[13], но не тот Вавилон, который я уже описывал, а тот, где Иосиф построил хранилища удивительной работы, сделанные из квадратных камней и укрепленные цементом[14]. Они устроены таким образом, что широкие в основании сужаются к вершине, так что зерно может ссыпаться в них через небольшое отверстие. Их можно увидеть и сегодня.

Именно из этого города фараон начал преследование евреев вместе с отрядом колесниц и большим числом пехоты. Река (рукав Нила с прорытым к Большому Горькому озеру каналом и далее выход в Суэцкий залив. – Ред.), о которой я вам говорил, текла с востока (Григорий перепутал восток и запад. – Ред.) к западному берегу Красного моря. С западной же стороны Красного моря отходит залив, он примерно пятидесяти миль в длину и восемнадцати миль в ширину.

В начале этого залива находился город Клисма (близ совр. города Суэц. – Ред.), выстроенный там не потому, что земля там была плодородной, а потому, что здесь находилась гавань. Приходившие из Индии суда спокойно становились на якорь, потому расположение гавани считалось необычайно удачным, прибывавшие сюда товары затем распределялись по всему Египту.

Итак, евреи направились через пустыню (вдоль канала. – Ред.) к этому озеру и так подошли к морю. Найдя здесь источник, разбили лагерь. Они расположились на этом небольшом пространстве между пустыней и самим морем, как записано: «И скажет фараон о сынах Израилевых: они заблудились в земле сей, заперла их пустыня». И фараон «погнался за сынами Израилевыми» (Исх., 14: 3, 8).

Когда же египтяне подошли ближе, народ обратился к Моисею за помощью. Господь велел ему поднять жезл его и простереть руку над морем, так что оно разделилось, и евреи перешли море посуху. Как говорится в Писании, они с обеих сторон были защищены стеной воды (Исх., 14: 22). Вместе со своим лидером Моисеем евреи прошли по морю (Суэцкий залив) как по суше и вышли на берег, который расположен около горы Синай, но все египтяне утонули.

Как я уже рассказывал вам, многие описывали этот переход. Поскольку я сам не был свидетелем событий и получил информацию от тех людей, которые сами посетили те места, я и счел нужным включить этот рассказ в свою книгу. Очевидцы рассказывают, что колеи от колесниц видны и сегодня и далеко, как только можно узреть, различимы на дне моря.

Когда приливы и отливы моря покрывают их, они чудесным образом обновляются и делаются такими, как прежде, как только вода успокаивается. Некоторые говорят, что израильтяне только сделали небольшой круг в воде и затем вернулись на тот же самый берег, откуда они устремились. Некоторые считают, что все они вошли в воду на том же самом месте, но другие полагают, что для каждого племени открывался отдельный путь.

Последние неверно истолковывают заявление в Псалтири: «разделил Чермное море» (Пс., 135: 13). «Части» следует понимать иносказательно, не следуя буквально за текстом. Заметим, что в нашем земном существовании то, что называют морем, подобно реке, в которую нельзя войти дважды, ведь мы не можем всю жизнь ходить по одному и тому же пути, по одной и той же дороге.

Итак, некоторые прошли в самом начале, в первые часы, среди них оказались те, кто возродился вновь через крещение, и таким образом очистили себя от всякой оскверненной плоти и духа, пока не достигли конца своей жизни здесь внизу (2 Кор., 7: 1). Те, кто обратились в более поздний период, проходили в третий час. Те, кто обуздывали свою похоть, проходили в шестой час. Как говорят евангелисты, в один или другой из этих часов, в соответствии с силой своей веры, они нанимались работать в виноградники Господа. Таковы «части», через которые мы проходили через это море.

В качестве доказательства того факта, что, достигнув моря, они поворачивали назад и шли вдоль берега русла реки, можно привести слова Господа, сказанные им Моисею: «Чтобы они обратились и расположились станом пред Пи-Гахирофом, между Мигдолом и между морем, пред Ваал-Цефеном» (Исх., 14: 2). Совершенно очевидно, что подобное пересечение моря и столб пыли являются символами нашего крещения. Святой апостол Павел говорит: «Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море» (1 Кор., 10: 1). Столб огня является символом Святого Духа.

Четыреста и шестьдесят два года отсчитывают от рождения Авраама до исхода сынов Израилевых из Египта и прохода Красного моря, которые случились на восьмидесятый год жизни Моисея.

11. В течение сорока лет после этого израильтяне обитали в пустыне, где познакомились с законами и питались ангельской пищей. Как только они усвоили Закон, они пересекли Иордан вместе с Иисусом Навином и получили разрешение войти в Землю обетованную (Ханаан, позже Палестина, на территории которой позже выделялись Иудея, Израиль, Самария. – Ред.).

12. После смерти Иисуса Навина евреи перестали соблюдать заповеди Господа и их часто покоряли другие народы. Горестно стеная, они раскаялись в своих грехах, и Господь велел им освободиться, использовав могущество сильных людей. Так и произошло с помощью Саула, которого они попросили стать своим господином, царем, как уже было у других народов. За Саулом стал править Давид.

От Авраама до Давида было четырнадцать поколений: Аврааам, Исаак, Иаков, Иуда, Фарес, Есром, Арам, Аминадав, Наассон, Салмон, Вооз, Овид, Иессей и Давид (1 Пар., 2: 3—15). Давид стал отцом Соломона, рожденного от Вирсавии (1 Пар., 3: 5). Благодаря усилиям своего брата пророка Нафана и матери Вирсавии Соломон был возведен на трон (3 Цар., 1: 12—39).

13. Когда же Давид умер и сын его Соломон начал править, ему явился Господь и пообещал отдать то, что тот захочет. Соломон отверг земные богатства и попросил наделить его только мудростью. Господь даровал ему это, и Соломон услышал, как он говорит: «За то, что просил этого и не просил себе долгой жизни, не просил себе богатства, не просил себе душ врагов твоих, но просил себе разума, чтоб уметь судить, – вот, Я сделаю по слову твоему. Вот, Я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде тебя, и после тебя не восстанет подобный тебе» (3 Цар., 3: 11—12).

Вспомним суд Соломона, когда ему пришлось разобраться с двумя женщинами, которые судились ради ребенка (3 Цар., 3: 16—28).

Именно Соломон во имя Господа построил храм, прекрасно отделанный золотом и серебром, бронзой и железом, так что те, кто его видел, говорили, что нигде в мире нет похожего здания (3 Цар., 6 и далее).

В 3-й книге Царств говорится, что от исхода сыновей Израилевых из Египта до строительства храма, которое произошло на седьмой год правления Соломона, прошло двести восемьдесят лет.

14. После смерти Соломона в результате жестокого правления Ровоама царство распалось на части. Оставшиеся с Ровоамом два колена получили название иудеев. Другие десять колен, принятые под свое правление Иеровоамом, получили название израильских. Позже они вернулись к почитанию идолов. Пророчества и смерть их пророков, разрушение их родной земли, гибель их правителей ожесточили их сердца (3 Цар., 12 и далее).

15. Наконец Господь разгневался и наслал на них Навуходоносора (в 605—562 гг. до н. э. царь Вавилонии, в 586 (или 587) г. до н. э. разрушил Иерусалим и ликвидировал Иудею. – Ред.), который захватил их в плен и отвел в Вавилон, забрав все украшения с храма. Великий пророк Даниил уцелел во рву с львами (Дан., 6: 16—23), и трое иудеев в печи не были опалены (Дан., 3: 15—27). Во время пленения пророчествовал Иезекииль и родился пророк Ездра.

От Давида до разрушения храма и вавилонского пленения прошло четырнадцать поколений: Давид, Соломон, Ровоам, Авия, Аса, Иосафат, Иорам, Озия, Иоафам, Ахаз, Езекия, Манассия, Амон, Иосия.

Жизнь всех поколений вместе охватывает триста девяносто лет[15]. Их освободил из плена Зоровавель, позже восстановивший храм и город (Езд., 3). Я считаю, что этот плен – символ порабощения, в которое погружается душа грешника, действительно, такая душа попадает в ужасное изгнание, пока Зоровавель, в данном случае являющийся самим Христом, не освободит ее. Вот что говорит сам Господь в Евангелии: «Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (Ин., 8: 36).

Может быть, тогда Он выстроит для себя храм внутри нас, в котором он, может быть, захочет поселиться, где вера станет сиять так же ярко, как и золото, где слово проповедника может сверкать как золото и где все украшения других видимых храмов явно видятся в благочестии наших чувств. Он заботится о наших добрых намерениях, поскольку, «если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие их» (Пс., 126: 1). Полагают, что плен продолжался семьдесят шесть лет.

16. Как только израильтяне вернулись обратно домой благодаря Зоровавелю, о чем я уже рассказывал вам, они начали роптать против Бога, вернулись к идолопочитанию и начали совершать отвратительные обряды, подобно неверным язычникам. Как только они стали поносить пророков Господа, так попали под власть неверных, были обращены в рабство и преданы смерти. В конце концов наш Господь, как и говорилось в пророчествах патриархов, вошел в чрево Девы Марии с помощью Святого Духа и снова возродился ради искупления грехов израильтян и всех других народов.

С начала пленения до рождения Христа насчитывается четырнадцать поколений: Иехония, Салафииль, Зоровавель, Авиуд, Елиаким, Азор, Садок, Ахим, Елиуд, Елеазар, Матфан, Иаков и Иосиф, муж Марии, от которого и родился наш Господь Иисус (Мф., 1: 12—16). Иосиф четырнадцатый из них.[16]

17. Теперь я расскажу о других царствах, существовавших во времена израильтян, что они собой представляли и какие люди населяли их. Во времена Авраама ассирийцами правил Нин[17], а Европ являлся правителем города Сикиона[18]. Египтянами правила шестнадцатая династия царей, или, на их языке, фараонов[19]. В те времена аргивянами правил Троп, а Кекроп стал первым царем в Аттике. Утонувший в Красном море Хендрис был двенадцатым царем египтян.

Агатад был шестнадцатым правителем ассирийцев, а сиционянами правил Мараф. В те времена Соломон правил Израилем, Сильвий был пятым правителем Лациума, Фест правил лакедемонянами, Оксион был вторым правителем коринфян и Фебей сто двадцатым правителем египтян. Евтроп управлял ассирийцами, и Агасаст был вторым правителем афинцев. В те времена, когда Амон правил иудеями и когда началось вавилонское пленение, Аргей был царем македонян, Гигес – у лидийцев и Вафр у египтян. Навуходоносор, уведший израильтян в рабство, правил в Вавилоне[20], и Серв стал шестым правителем римлян.[21]

18. После всех этих событий Юлий Цезарь оказался первым императором, получившим право управления всей империей[22]. Вторым стал Октавиан, племянник Юрия Цезаря, известный как Август, в честь которого месяц и получил свое имя. На девятнадцатый год его правления основали Лион, город, находившийся в Галлии, о чем мы уже сообщали[23]. Позже город стал известным благодаря крови, пролитой здесь мучениками, и он носит самое благородное имя.[24]

19. На сорок четвертый год правления Августа наш Господь Иисус Христос, как я уже говорил, родился в чреве Девы Марии в Вифлееме, в городе Давида. Мудрецы увидели его огромную звезду на Востоке и пришли с дарами. Склонившись перед ребенком, они одарили его.

Ирод опасался за судьбу своего царства и велел истребить всех маленьких детей, пытаясь уничтожить и Христа, нашего Бога (Мф., 2: 1—16). Позже его самого постигла кара Божья.

20. Иисус Христос, наш Господь и Властелин, призывал к покаянию, даровал нас Своей милостью крещения, пообещав небесное царство всем народам, представив знамения и совершив чудеса у разных народов. Он превратил воду в вино, излечивал лихорадки, давал зрение незрячим, возвращал жизнь тем, кто похоронен, освобождал тех, кто был одержим злыми духами, и излечивал прокаженных, пораженных кожными заболеваниями.

Пока Он совершал эти и многие другие чудеса, стараясь так доказать окружающим, что действительно является Богом по сути, евреи пришли в ярость и начали Его ненавидеть. Их сознание, подпитывавшееся кровью пророков, теперь направлялось на то, чтобы уничтожить праведное. Таким образом, чтобы сбылись предсказания древних пророков, Его должен был предать один из его учеников.

Его несправедливо осудили первосвященники (и весь синедрион), он подвергся осмеянию со стороны евреев, был распят вместе с преступниками. Когда Его Дух покидал Его тело, за этим наблюдали только воины. После того как все его земные деяния завершились, на мир пала тьма, и тогда, горько стеная, признали, что Иисус являлся Сыном Господа.

21. Иосифа, снявшего Иисуса с креста, умастившего его тело благовониями и похоронившего, арестовали и заключили в темницу[25]. Его охраняли сами высшие священники, которые, как рассказывается в отчетах, посланных Пилатом императору Тиберию, возненавидели его больше, чем самого Господа[26]. Известно, что Христа охраняли солдаты, но за Иосифом следили сами высшие священники.

Наш Господь воскрес, и, когда Его не нашли в гробнице, стражники перепугались видением ангела. Ночью стены камеры, где находился Иосиф, были приподняты в воздух, и он освободился из заключения, поскольку ангел пришел, чтобы освободить его. Потом стены вернулись на свое прежнее место.

Когда первосвященники подкупили стражников и велели им немедленно принести священное тело, воины ответили: «Вы вернете обратно Иосифа, а мы вернем Христа. Но нам хорошо известно, что вы не сможете вернуть Иосифа, так что и мы не станем возвращать Сына Господа». Услышав это, священники смутились, но воины получили разрешение уйти.

22. Увидев мертвым Господа на кресте, Иаков поклялся, что не станет принимать пищу, пока не увидит, как Он воскреснет. Когда наконец наш Господь воскрес на третий день, победив и восторжествовав над адом, Он показал себя Иакову и сказал: «Встань, Иаков, и поешь, ибо я теперь воскрес из мертвых». Это был Иаков праведный, которого называют братом нашего Господа, ибо он был сыном Иосифа, рожденного ему от другой жены.[27]

23. Мы установили, что Воскресение как праздник воскрешения из мертвых было первым днем недели, а не седьмым по счету, как многие верят. Это день Воскресения нашего Господа Иисуса Христа, который мы справедливо называем Воскресением, потому что Его святость воскресает снова. В начале его был первый день, в который увидели свет, и оно стало первым, когда мы смогли увидеть нашего Господа поднимающегося из гробницы.

Между пленением Иерусалима, разрушением храма и страстями нашего Господа Иисуса Христа, которые произошли на семнадцатый год правления Тиберия, прошло шестьсот шестьдесят восемь лет (здесь также автор неточен, Иерусалим был разрушен Навуходоносором в 586 (или 587) г. до н. э. Тиберий правил в 14—37 гг. до н. э. Читатель сам может произвести арифметические действия. – Ред.).

24. Когда наш Господь воскрес снова, Он провел сорок дней, обсуждая со Своими учениками царство Господа. Затем они наблюдали, как Он на облаке поднялся на небо, где Он сидел в Своем величии по правую руку от Отца. Пилат послал сообщение о том, что произошло, Тиберию Цезарю и рассказал ему о чудесах, совершенных Христом, о Его страстях и Воскресении.[28]

Сегодня в нашем распоряжении оказалось это донесение. Тиберий предоставил его сенаторам, но члены сената гневно отвергли его, потому что не им первым послали его. Так были посеяны первые семена ненависти против христиан. Пилат не был наказан за свое безнравственное преступление, за то, что он умертвил нашего Господа Иисуса Христа, а ведь именно он убил Его своими собственными руками. (Пилат утвердил смертный приговор синедриона. Святой Стефан так говорил об убийстве Христа иудеям: «Вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы: кого из пророков не гнали отцы ваши? они убили предвестивших пришествие Праведника, Которого предателями и убийцами сделались ныне вы» (Апок., 7: 51—52). После этих слов его забили камнями. – Ред.)

Многие считают, что он был из манихейцев, в соответствии с тем, что можно прочитать в Евангелии: «В то время пришли некоторые и рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их» (Лк., 13: 1)[29]. Преследовавший апостолов Господа царь Ирод тоже был наказан Господом: ему внутрь вползли паразиты, размножились так, что страшно мучили его, он взял нож, чтобы излечиться от своей болезни, так и убил себя, своей собственной рукой (Апок., 12: 23).

25. Во времена Клавдия, ставшего четвертым императором после Августа, блаженный апостол Павел явился в Рим проповедовать и отчетливо доказать, с помощью Его множественных достоинств, что Христос действительно являлся Сыном Господа. Именно с тех дней и начинается отсчет появления христиан в городе Риме.

По мере того как имя Христа становилось все более известным людям, старый Змей порождал ненависть к тому, что происходило, и сердце императора Нерона наполнилось ненавистью к христианам. Этот тщеславный и невежественный распутник, который поддался льстивым речам других людей… этот отвратительный соблазнитель своей собственной матери, своих сестер и всех других женщин, своих близких родственников, стал первым, кто начал преследовать истинных верующих и удовлетворять свою безграничную ненависть к культуре Христа.

Чтобы помочь ему в своих деяниях, он привлек Симона Волхва, известного своей необычайной злобой, слывшего искусным во всяческих видах хиромантии, отвергнутого Петром и Павлом, апостолами нашего Господа. Нерон приказал распять Петра, а Павлу отрубить голову. Нерон покончил с собой неподалеку от своей столицы, охваченной восстанием. (Сенат низложил Нерона, преторианцы изменили ему, Нерон бежал из Рима и в дороге покончил жизнь самоубийством. – Ред.)

26. В то время Иаков, брат Господа нашего, и Марк, евангелист, получили от имени Господа сверкающий венец мученичества, но первым было суждено пройти по пути мученика Стефану Левиту. После смерти апостола Иакова великое несчастье пало на евреев. После прихода к власти Веспасиана[30] храм сожгли дотла, тогда шестьсот тысяч евреев пало в боях, от голода и мечей. (Из ок. 1 млн иудеев, оказавшихся в Иерусалиме к началу осады (к Пасхе 70 г.), после взятия города 2 сентября 70 г. уцелело только 70 тыс. – их продали в рабство. – Ред.)

Став вторым императором после Нерона, который излил свой гнев на христиан, именно Домициан отправил апостола Иону в ссылку на остров Патмос, именно он отвечает за многочисленные жестокости, применявшиеся к народу[31]. После смерти Домициана блаженный Иоанн вернулся из ссылки. Когда он состарился и пришел конец его земной жизни, которую он провел, общаясь только с Господом, Иоанн лег в гроб, но пока еще не умер. Рассказывают, что к Иоанну не придет смерть до тех пор, пока наш Господь не придет снова в Судный день, ибо он сам сказал в Евангелии: «Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду» (Ин., 21: 22).

27. Траян стал третьим императором после Нерона, который преследовал христиан. Святой Климент, являвшийся третьим епископом церкви в Риме, принял смерть во времена своего правления. Рассказывают, что святой Симеон, епископ Иерусалима и сын Клеофа, был распят во имя Христа, а Игнатий, епископ Антиохии, был доставлен в Рим и передан на растерзание диким зверям. Вот что происходило в дни правления Траяна.

28. После Траяна императором сделался Адриан. Именно от имени Элия Адриана, преемника Домициана (третьего преемника. – Ред.), Иерусалим стал называться Элией, поскольку именно он восстановил город[32]. Даже тогда, когда святые, о которых я вам упоминал, претерпели мученичество, дьявол не удовлетворился тем, что направил язычников против сторонников Христа, поскольку он раздул ересь среди самих христиан. Тогда произошел раскол, и христиане разделились.

Когда Антоний был императором, возникла нелепая ересь Маркиона и Валентина, философ же Иустин, написавший ряд работ, связанных с католической (ортодоксальной. – Ред.) церковью, претерпел мученичество во имя Христа. Преследования начались в Азии, и святой Поликарп, являвшийся учеником Иоанна, апостола и евангелиста, был предан огню во имя нашего Господа, что вылилось в настоящие гонения на его восемнадцатый год в Галлии, многие также были увенчаны небесными драгоценностями и приняли мученичество во имя Христа. Саму же историю об их преследовании бережно сохранили и донесли до наших дней.

29. Первым среди прочих считался Фотин, епископ церкви Лиона, которого постоянно мучили, когда он уже был в преклонных годах, потом он претерпел смерть во имя Христа. Святой Ириней, следующий по счету после мученика Фотина, которого отправил в город Лион святой Поликарп, прославился многими чудесами.

Своими пламенными проповедями он за короткое время обратил целый город в христианство. Затем начались новые преследования, рукой тирана дьявол вызвал такие нападки, что множество христиан было предано смерти за то, что они признались в вере в Господа, и реки христианской крови текли по улицам. Нам неизвестно, сколько людей тогда убили и каковы были их имена, но наш Господь записал их в Книге жизни.

Итак, подвергнув многочисленным пыткам, палач причислил святого Иринея к мученикам Христа, нашего Господа. После Иринея другие сорок восемь мучеников приняли смерть, первого из них, как нам довелось узнать, звали Веттий.[33]

30. При императоре Деции против христиан было развязано несколько волн гонений, в которых погибло столько верующих, что не хватит места записать всех, кто принял смерть во имя Христа. Среди них Вавила Антиохийский с тремя отроками по имени Урбан, Прилидан и Эполон, Сикст, епископ церкви в Риме, Лаврентий архидьякон и Ипполит, все они умерли как мученики, признавшись в своей вере в нашего Господа. Тогда на нашу веру нападали Валентиниан и Новациан, и дьявол направлял их гнев против нашей веры.

В то время семь человек, которые стали епископами, были посланы проповедовать по Галлии. Об этом нам известно из Жития святого мученика Сатурнина, в котором читаем следующее: «В сообщении подробно говорится о том времени, когда Деций и Грат были консулами, а город Тулуза принял святого Сатурнина в качестве своего первого и самого великого священника».

Итак, семь епископов отправились к своим кафедрам: епископ Гациан в Тур, епископ Трофим в Арль, Павел в Нарбон, Сатурнин в Тулузу, Дионисий в Париж, Стремоний в Клермон, а Марциал – в Лимож. Из них святой Дионисий, епископ Парижа, претерпел пытки во имя Христа и затем пал от меча.

Предвидя свою мученическую смерть, Сатурнин сказал одному из своих двух священников: «Теперь меня собираются принести в жертву, момент жертвоприношения близок. Оставайтесь около меня, прошу вас, пока я не встречу свой конец». Его схватили и повели в Капитолий, но только одного, оба его священника покинули его.

Увидев, что они убежали, Сатурнин, как рассказывают, стал молиться и произнес следующие слова: «Господь Иисус Христос, услышь меня оттуда, где Ты находишься на небесах: пусть эта церковь до конца своего времени существования останется без епископа, выбранного из числа ее собственных граждан».

Нам известно, что вплоть до нашего дня так оно и происходит. Сатурнина же привязали к ногам дикого быка и погнали из Капитолия, так он и закончил свои дни. Гациан, Трофим, Павел, Стремоний и Марциал провели свои дни в необычайной святости, им удалось привести много людей в церковь и распространить веру в Христа среди всех тех, кого они встретили. Потом они умерли в радости, осознавая, что веруют. Они закончили земное существование кто через мученичество, другие через полное признание, но все соединились на небесах.

31. Один из их учеников (святой Урсин, II век) отправился в город Бурж и там сообщил людям, что Христос, наш Господь, пришел, чтобы спасти человечество. Немногие поверили ему. Они были посвящены в священники, их учили петь псалмы, давали поручения строить церкви и праздновать ритуалы, которые положено было делать ради Всемогущего Господа. Поскольку шансы построить церковь у них были невелики, они попросили разрешения использовать дом одного из городских жителей, так чтобы устроить в нем церковь. Сенатор и другие видные люди города продолжали следовать своей собственной земной религии. Те же, кто начал верить в Господа, относились к самым бедным слоям общества, в соответствии с тем, что наш Господь сказал, когда упрекал евреев: «Истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие» (Мф., 21: 31).

Тогда они отправились к главному сенатору Галлии Леокадию, происходившему из того же рода, что и Веттий (о котором я уже говорил), претерпевший мученичество в Лионе во имя Христа. Они рассказали ему о своей христианской вере и объявили, что хотят. «Если мой собственный дом, – он ответил, – которым я владею в Бурже, достоин, чтобы его можно было использовать таким образом, то я охотно вам его предоставлю».

Они ответили, что его дом действительно подходит для совершения религиозных церемоний, и предложили ему за него триста золотых монет вместе с серебряным подносом. Леокадий принял три золотые монеты на удачу и отказался взять остальное. Вот как самая значительная церковь в городе Бурже была выстроена с огромным мастерством, чтобы принять в себя мощи Стефана, первого мученика.

32. Валериан и Галлиен стали двадцать седьмыми правителями Римской империи, именно при них начались жестокие преследования христиан. Именно тогда Корнелий пролил здесь свою кровь во славу Рима, а Киприан сделал то же самое ради Карфагена. Одновременно Хрок, правитель алеманнов, собрал армию и вторгся в Галлию. Рассказывают, что не было пределов его чванству. Он совершил множество преступлений, находясь под влиянием, как говорили, своей порочной матери.

Теперь же, как я уже говорил, он мобилизовал народ алеманнов, вторгся в Галлию и снес до основания все древние постройки, до которых добрался; достигнув Клермона, он поджег храм, который назывался на языке галлов Вассо-Галате, разрушил его и почти полностью уничтожил.[34]

Здание было построено с необычайным мастерством и отличалось высокой прочностью, имело двойную стену, внутреннюю выстроили из небольших камней, наружную – из тесаных каменных плит. Толщина стены достигала тридцати футов. Внутри храм был отделан мрамором и мозаикой, пол здания вымощен мозаикой, крыша была покрыта листами свинца.

33. Обоих мучеников, Лиминия и Антолиана, похоронили за городом. Именно там Кассий и Викторин объединились, как братья, в своей любви к Христу, получив свое место в небесном царстве, пролив свою кровь. В древних преданиях говорится, что Викторин был слугой священника храма, о котором я вам рассказывал. Обыкновенно он уходил в ту часть города, где проживали христиане, там он и познакомился с Кассием, который и сам был христианином.

Его сильно впечатлили проповеди и чудеса Кассия, так что он и сам поверил в Христа. Он оставил свои жалкие занятия, принял таинство крещения и совершил многие чудеса. Вскоре оба, приятельствовавшие на земле, претерпели мученическую смерть и вместе отправились в Царство Небесное.

34. Во время вторжения алеманнов в Галлию святой Приват, епископ города Жаволя, находился в горной пещере близ Манда, где постился и молился, пока его люди находились взаперти в укрепленном замке Грезе. Этот добрый пастырь не хотел поддаваться на уступки и отдавать своих овец волкам, хотя алеманны пытались принудить его совершать жертвоприношения своим демонам. Приват отказался совершать подлости и ясно выказал свое отвращение. Тогда его так жестоко избили палками, что сочли мертвым. Действительно, через несколько дней после этого он умер.

Хрока позже схватили в городе Арль в Галлии. Его подвергли различным пыткам, в конце концов он умер от удара меча, понеся заслуженное наказание за страдания, которые он причинил избранным Господом.

35. При императоре Диоклетиане, тридцать третьем правителе Рима, начались жестокие преследования христиан, продолжавшиеся в течение четырех лет. Известен случай, произошедший в святой праздник Пасхи, когда было умерщвлено много людей, за то, что они поклонялись истинному богу. В то время Квирин, который тогда был епископом церкви в Сисции, принял мученический венец во имя Господа.

К его шее привязали мельничный жернов, и дикие язычники бросили его в быстрый поток. Упав в водоворот, Квирин по воле Божьей долго плавал по воде, никак не погружаясь в глубину, поскольку на нем не было груза вины. Стоявшая на берегу реки толпа удивлялась тому, что видела, не обращая внимания на стражу, люди устремились вперед, чтобы освободить своего епископа.

Квирин увидел, что они собираются сделать, но он вовсе не захотел, чтобы его освободили от предстоящих мук праведника. Он поднял глаза к небу и сказал: «Господь Иисус, Тот, кто сидит во славе по правую руку от Отца, не позволь мне усомниться в моем пути, прими мою душу и позволь мне присоединиться к Твоим мученикам в вечном покое». И, произнеся это, он умер. Его тело позже нашли христиане и похоронили с великими почестями.

36. Константин оказался тридцать четвертым, правившим Римской империей, и он счастливо правил в течение тридцати лет. На одиннадцатый год его правления, когда, после смерти Диоклетиана, установился мир, в Сабарии в Паннонии (ныне Сомбатхей в Венгрии. – Ред.) в бедной семье родился святой епископ Мартин. На двадцатый год своего правления Константин убил своего сына Криспа и его жену Фаусту в горячей ванне, потому что они решили свергнуть его с трона. При жизни Константина нашли благословенное древо Креста Нашего Господа благодаря рвению матери императора Елены.

Его обнаружил еврей по имени Иуда. Позже его крестили и дали ему имя Кириак. Историк Евсевий продолжал писать свою хронику и довел ее до этого времени. На двадцать первый год правления Константина священник Иероним взял ее. Именно он рассказал о том, как священник по имени Ювенк переложил стихами Евангелие по просьбе самого императора Константина.

37. Во времена императора Константа жил некий Иаков Нисибийский (он жил при Констанции II. – Ред.). Господь в Своем милосердии откликнулся на его молитвы и многие беды отвел от его города. Максим, епископ Трира, прославился своей святостью.

38. На девятнадцатый год правления Констанция II умер монах Антоний в возрасте ста пяти лет. Тогда святого Илария, епископа Пуатье, отправили в изгнание по требованию еретиков, там он писал книги, посвященные католической вере, и направлял их Константину, который на четвертый год изгнания даровал ему прощение и разрешил Иларию вернуться домой.

39. В тот период в Галлии засиял новый светоч веры – святой Мартин начал проповедовать в этой стране. Благодаря множеству совершенных им чудес многие поняли, что Христос, Сын Божий, и Сам является Богом. Святой Мартин уничтожал языческие храмы, подавлял ересь, строил церкви и прославился многими чудесами, увенчав свое призвание веры, воскресив трех умерших. На четвертый год правления императоров Валентиниана и Валента в городе Пуатье известный своими чудесами святой Иларий вознесся на небеса, озаренный святостью и верой. Рассказывают, что он также воскрешал мертвых.

40. Мелания, замужняя женщина благородного происхождения из Рима, повинуясь чувству религиозного рвения, отправилась в Иерусалим, взяв с собой своего сына Урбана. Она показалась всем настолько доброй и преисполненной святостью, что знавшие ее горожане назвали ее Феклой («Слава Божья»).

41. После смерти Валентиниана империей стал править Валент. Он повелел призвать всех монахов на военную службу, тех же, кто отказывался, велел выпороть. Немного позже римляне начали самую ожесточенную войну во Фракии. Она была настолько жестокой, что римская кавалерия потеряла своих лошадей и была вынуждена спасаться бегством пешком. Римляне понесли тяжелые потери от готов. (Готы, разбитые в 375 г. гуннами, поселились с разрешения римлян к югу от Дуная, где голод и злоупотребления римских чиновников привели к восстанию. – Ред.)

Самого Валента ранили стрелой, и он пытался укрыться в жалком сарае. Враги нашли его там и подожгли лачугу, так что он умер без погребения, которого мы все заслуживаем. Таким образом на него пало возмездие Господа и он был отомщен за кровь святого человека, которого умертвил. (Римское войско было разбито при Адрианополе в 378 г. Император погиб в числе 40 тыс. римских воинов.)

До настоящего времени Иероним, с этого места и далее священник Оросий взяли на себя труд записать нижеприведенное.

42. Увидев, что империя осталась без защиты, император Грациан наделил своего товарища Феодосия императорской властью. Этот человек связывал свои надежды с верой в милость Господа. Он собрал и сплотил людей не силой, но общими бдениями и молитвами, чем укрепил Римское государство и смог войти в город Константинополь как завоеватель.

43. Максиму самовластно удалось одержать верх над бриттами, в результате солдаты сделали его императором. В качестве своей столицы он избрал Трир, с помощью военной хитрости захватил императора Грациана и предал его смерти.

Став епископом, святой Мартин посетил Максима. Феодосий, о котором я вам рассказывал, со временем захватил контроль над всей империей вместо Грациана. С Божьей помощью он позже лишил Максима императорской власти и предал его смерти.

44. После прелата и проповедника Стремония первым епископом Клермона стал Урбик. Он происходил из сенаторской семьи, а потом стал служить. Урбик был женат, в соответствии с церковными обычаями его жена вела монашеский образ жизни, проживая отдельно от своего мужа. Они оба посвятили себя молитвам, благотворительности и совершению добрых дел.

Когда они достигли середины своего жизненного срока, женщина по наущению дьявола (что всегда приводит к нарушению святости) воспылала желанием к своему мужу и сделалась второй Евой. Жена епископа воспылала такой страстью, что преисполнилась темными мыслями такого греховного характера, что направилась черной как смоль ночью к приходскому дому.

Увидев, что все двери закрыты на ночь, она начала стучаться и выкрикивала примерно следующее: «Епископ! Проснись немедленно! Как долго ты будешь отказываться открыть закрытые двери? Почему ты насмехаешься над своей преданной женой? Почему ты закрыл свои уши и отказываешься прислушаться к словам Павла, писавшего: «Будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим» (1 Кор., 7: 5). Я здесь, я возвращаюсь к тебе, но не как незнакомка, а как та, кто принадлежит тебе».

В течение долгого времени она продолжала выкрикивать эти вещи и другие подобные им. В конце концов епископ забыл о своих религиозных постулатах и велел, чтобы ее допустили в его спальню, где вступил с ней в связь и затем сказал, что ей пора уходить. Позже он пришел в себя и опечалился, что совершил грех. Урбик отправился в монастырь, находившийся в его епархии, намереваясь совершить покаяние.

Стеная и плача, он стремился искупить свой дурной поступок и в конце концов вернулся в свой собственный город. Когда пришел конец его земной жизни, он покинул этот мир. А его жена забеременела и родила дочь, позже она вела монашеский образ жизни. Самого же епископа похоронили в крипте, у входа в Шантон, рядом с ним похоронили позже его жену и дочь. На его место избрали епископом Легона.

45. Когда Легон умер, его сменил святой Иллидий, человек такой святости и воздержания, что известность о нем вышла за пределы Галлии. В результате император назначил его в Трир, чтобы он излечил его дочь от нечистого духа. Мне довелось уже рассказать эту историю в книге о его жизни.

Иллидий дожил до глубокой старости, совершив множество добрых дел. Завершив свой жизненный путь, он упокоился в мире и присоединился к нашему Господу. Его похоронили в подземной часовне в пригороде его родного города Клермона.

У него был дьякон, который имел все основания называться Иустином (праведным). Когда этот Иустин закончил свою жизнь, наполненную добрыми деяниями, его поместили рядом с его господином в той же самой гробнице. После смерти этого святого епископа в усыпальнице произошло столько чудес, что их трудно перечислить. Святого Иллидия сменил святой Непоциан.

46. Четвертым епископом Клермона стал святой Непоциан. Однажды через Клермон проходили послы в Испанию из Трира. Один из них, по имени Артемий, молодой, но уже известный своей мудростью и красотой, заболел сильной лихорадкой. Другие посланцы продолжили свой путь, оставив его болеть в Клермоне. Незадолго до этого он обручился в Трире. Непоциан пришел навестить Артемия и помазал его елеем. С Божьей помощью к нему вернулось здоровье.

Помолившись вместе со святым человеком, он забыл и свою земную супругу, и личное состояние. Он стал членом святой церкви, ему велели стать священником, и в этом качестве он приобрел такую славу своей святостью, что сменил Непоциана в качестве епископа и взял на себя бразды управления паствой Господа.

47. В то же время некий Инжирий, состоятельный человек, происходивший из семьи сенаторов, проживавший в Клермоне, попросил руки молодой женщины, чтобы жениться. И произошло это событие примерно в похожих обстоятельствах. Выкуп (вено) был передан, и назначен день свадьбы. Каждый из новобрачных был единственным ребенком в семье. В оговоренный день свадебная церемония была совершена.

Затем, по обычаю, молодоженов уложили в одну кровать. Молодая женщина сильно страдала, она отвернулась к стене и горько заплакала. Ее муж сказал ей: «Умоляю, скажи мне, в чем дело». Она не шевелилась, тогда он повторил: «Я умоляю тебя, во имя Иисуса Христа, Сына Господа, будь благоразумна и расскажи мне, почему ты так печальна».

Тогда она повернулась к нему и ответила: «Если мне суждено оплакивать каждый день моей жизни, то не хватит слез, чтобы смыть ту великую печаль, что наполняет мое сердце. Я собиралась сохранить мое жалкое тело для Христа и не запятнать его связью с мужчиной. Теперь же, к моему великому сожалению, я покинута им и у меня не хватает сил, чтобы добиться того, чего я так сильно хотела, ведь в этот день я потеряла то, что сохраняла со своего рождения. Христос обещал взять меня на небо, но бросил, поскольку моя судьба в том, чтобы стать женой смертного.

Вместо роз, которые никогда не увянут, остатки моих увядших роз скорее обезобразят, чем украсят меня. Вместо того чтобы на берегу райской реки надеть столу чистую[35], это свадебное одеяние принесло мне позор вместо чести. Какой смысл продолжать нашу беседу? Как же я несчастна! Я могла в качестве награды получить небеса, а вместо этого вторгнута в ад.

Если такова моя судьба, то почему первый день моей жизни не стал последним? Как бы я хотела, чтобы прошла через темный смертный портал до того, как вкусила материнское молоко! Если бы только поцелуи моих милых нянюшек могли бы оживить мое мертвое тело! Меня тошнит от всех богатств мира, мои глаза устремлены на руки Спасителя, которым было суждено принести жизнь в этот мир.

Я не хочу больше видеть диадемы, сияющие драгоценными камнями, я вспоминаю только о Его терновом венце. Мне не остается ничего иного, как с насмешкой глядеть на твои обширные поместья и твои земли, которые распростерлись вдоль и поперек, потому что я стремлюсь только вкусить радости рая. Мне ненавистны твои залитые солнцем комнаты, когда я смотрю на нашего Господа, сидящего во всем Своем величии над звездами».

Пока она бессвязно выражала все это, слезы текли по ее лицу, а молодой муж проникся состраданием. И наконец он произнес: «Наши родители относятся к высшей знати Клермона. Мы – их единственные дети, так что, когда они умрут, не будет никого, кто станет наследовать им, поэтому наши семьи просят о том, чтобы у них были потомки».

«Наше земное существование не имеет никакого значения, – ответила она. – Богатство ничего не значит, равно как и все великолепие этого мира, да и сама жизнь, которой мы наслаждаемся, не имеет никакого значения. Нам следует подумать о другой жизни, которая не кончается, когда наступает смерть, которую не может уничтожить никакая болезнь и которая не зависит ни от каких обстоятельств. Ее проживает человек, испытывая вечное счастье, вкушая постоянное блаженство. Более того, он живет вместе с ангелами и наслаждается вечным счастьем в присутствии самого нашего Господа.

«Твои милые слова открыли для меня вечную жизнь, – ответил ее муж, – и она сияет передо мной, как яркая звезда. Если ты не собираешься вступать в плотские отношения, что ж, мне остается только согласиться с тобой».

«Для мужчины трудно удержаться от контактов с женщиной, – ответила она. – Но если ты согласишься, чтобы мы не запятнали себя нашими отношениями во время нашего земного существования, тогда я разделю с тобой то приданое, которое обещано мне моим супругом, Иисусом Христом, Которому я посвятила себя как служанка и невеста».

Перекрестившись, ее муж сказал: «Я сделаю то, о чем ты просишь». Взявшись за руки, они заснули, и в течение многих лет после этого они спали в одной постели, но оставались непорочными, и этим оставалось только восхищаться, и наконец наступило время им умереть. Когда их земной путь завершился и женщина собиралась присоединиться к Христу, после того как муж совершил все положенные погребальные обряды и поместил ее в гробницу, то сказал: «Я благодарю тебя, Иисус Христос, Господин и вечный Бог, за то, что Ты позволил мне, чтобы я мог со всей любовью передать Тебе это сокровище таким же непорочным, как тогда, когда я принял его из Твоих рук».

Когда он произносил все это, она улыбнулась ему и заметила: «Почему ты говоришь это, ты вовсе не должен был это делать».

Вскоре после того, как ее похоронили, ее муж последовал за ней. Хотя две гробницы разместили за разными оградами, произошло новое чудо, которое доказало их непорочность. Когда наступило утро и люди пришли навестить их, они обнаружили, что две гробницы расположены друг подле друга, хотя до этого их разместили порознь. Сказанное говорило о том, что, когда небеса соединяют двоих людей, никакие строения не могут разъединить их. И до наших времен жители называют это погребение «могилой двух влюбленных». Я рассказал ту же историю и в своей «Книге чудес».

48. На второй год правления Аркадия и Гонория святой Мартин, епископ Турский, совершивший так много добра для больных, необычайно святой и совершивший такое множество чудес, умер в Канде, в деревне в своей собственной епархии, на восемьдесят первом году жизни и на двадцать шестом году своего епископата. Счастливый, он отправился на встречу с Христом. Святой Мартин умер в полночь в субботу, во время правления консула Аттика.

Когда он отходил, многие слышали в небе пение псалмов, о чем я подробно писал в первой «Книге чудес». Как только этот святой человек заболел, находясь в деревне, жители Пуатье и Тура начали собираться у его смертного ложа. Когда же он умер, между двумя группами возникла перебранка. Жители Пуатье сказали: «Он наш монах, ибо стал аббатом в нашем городе. Мы доверили его вам, но мы требуем его обратно. Хватит с вас, пока он был епископом, вы наслаждались его обществом, вы разделяли его стол, вас укрепляло его благословение. Кроме того, вас подбадривали его чудеса. Удовлетворитесь воспоминаниями и позвольте нам унести его тело».

Вот что на это ответили жители Тура: «Если вы говорите, что мы должны удовлетвориться чудесами, совершенными им ради нас, тогда признайтесь, что, пока он был с вами, он делал больше, чем в нашем городе. Если все другие его чудеса бесчисленны, то заметим, что он оживил двух мертвых для вас и только одного для нас. Как он сам часто говорил, его чудесная сила была больше до того, как он стал епископом.

Ясно, что, если он не доделал то, что должен был сделать для нас, пусть завершит это теперь, когда он умер. Господь забрал его у вас, чтобы отдать его нам. По старому обычаю, в соответствии с волей Господа, его следует похоронить в том городе, где он был посвящен. Если вы заявляете на него права, ибо здесь был его монастырь, то вам должно быть известно, что его первый монастырь находился в Милане».

Так они продолжали спорить, пока не село солнце и не установилась ночь. Тогда тело поместили в середине комнаты, дверь заперли, за покойным стали присматривать две группы. Люди из Пуатье намеревались унести тело, как только наступит утро, но Всемогущий Господь не позволил, чтобы город Тур лишился своего покровителя. В конце концов жители Пуатье заснули в середине ночи, никого не осталось на страже. Увидев это, мужчины из Тура взяли земное тело святого и передали его через окно тем, кто стоял снаружи и принял его. Затем они поместили его в лодку и начали грести вниз по реке Вьенне.

Достигнув реки Луары, они направились к городу Туру, хваля Господа и распевая псалмы. Жители Пуатье проснулись от пения и, глубоко опечалившись, отправились домой, не завладев тем сокровищем, которое якобы охраняли. Если кто-нибудь спросит, почему со смертью епископа Гациана вплоть до святого Мартина был только один епископ Турский, то сообщите ему, что в течение долгого времени язычники были настолько враждебны, что город оставался без благословения епископа. В те дни христиане отправляли свои обряды тайно в секретных местах. Если бы язычники обнаружили христиан, их тотчас бы жестоко избили или отрубили им головы мечом.

От страстей нашего Господа до смерти святого Мартина прошло 412 лет.

Здесь заканчивается первая книга, охватывающая 5596 лет с начала мира вплоть до смерти святого Мартина.

1. О епископстве Брикция

2. О вандалах и их гонениях на христиан

3. О епископе еретиков Цироле и о святых мучениках

4. О преследованиях христиан во время правления Атанариха

5. О епископе Аравации и гуннах

6. О храме Святого Стефана в городе Меце

7. О жене Аэция

8. Известия историков об Аэции

9. Известия историков о франках

10. Пророки Господни о языческих идолах

11. Об императоре Авите

12. О короле Хильдерике и святом Эгидии

13. Об епископате Венеранда и Рустика и об их управлении в Клермоне

14. Об епископате Евстохия и Перпетуя в Туре и о храме Святого Мартина

15. О храме Святого Симфориана

16. О епископе Намации и о храме в Клермоне

17. О жене Намация и о храме Святого Стефана

18. О том, как Хильдерик прибыл в Орлеан, а Одоакр – в Анже

19. О войне между саксами и римлянами

20. О герцоге Викторе

21. О епископе Епархии

22. О епископе Сидонии

23. О благочестии Сидония и о том, как Господь наказал оскорбивших его

24. О голоде в Бургундии и об Экдиции

25. О Еврихе, гонителе

26. О смерти святого Перпетуя и о епископате Волузиана и Вера

27. О том, как Хлодвиг стал королем

28. О том, как Хлодвиг женился на Клотильде

29. О смерти их первенца после крещения, прямо в крестильных одеждах

30. О войне против алеманнов

31. О крещении Хлодвига

32. О войне с Гундобадом

33. О смерти Годегизила

34. О том, как Гундобад захотел креститься

35. О встрече Хлодвига с Аларихом II

36. О епископе Квинциане

37. О войне с Аларихом II

38. О звании патриция, дарованном королю Хлодвигу

39. О епископе Лицинии

40. О смерти старшего Сигиберта и его сына

41. О смерти Харариха и его сына

42. О смерти Рагнахара и его братьев

43. О смерти Хлодвига

Продолжая двигаться по дороге истории, я рассказываю о событиях так, как они происходили. Я пишу и о благочестивых деяниях святых, и о том, как были безжалостно истреблены целые народы. Ведь этого требует ход событий, а не моя фантазия писателя.

Следуя заветам Евсевия, Севера и Иеронима, описывавших войны, которые вели правители, и святые подвиги мучеников, я составил свою книгу, продвигаясь по последовательности событий вплоть до наших времен, чтобы отразить их во всей полноте. Итак, следуя образцам хроник вышеперечисленных авторов, в соответствии с волей Господа, я буду описывать то, что произошло.

1. После смерти святого Мартина, епископа города Тура, выдающегося и действительно несравненного человека, о чем свидетельствуют многотомные описания его чудес, его преемником стал Брикций, занявший кафедру епископа. В молодости он нередко строил козни святому Мартину, часто попрекавшему его за то, что тот попусту тратит свое время.

Однажды, встретив на площади больного, искавшего святого Мартина, Брикций, бывший еще дьяконом, сказал ему: «Если ты ищешь этого полоумного, посмотри – вон он сидит и смотрит в небеса».

Бедняк отправился к святому Мартину и получил то, что хотел. Затем святой повернулся к своему дьякону и сказал: «Почему ты считаешь меня безумцем?» Смутившись, Брикций стал отрицать, что когда-либо говорил подобное, но святой Мартин продолжал: «Я слышал твои слова, хотя и не был рядом, но прощаю тебя, потому что только что Господь открыл мне, что после моей смерти ты будешь удостоен чести стать епископом. Но ты должен знать, что во время нахождения в этой должности ты сильно пострадаешь от дурного обращения».

Услышав это, Брикций рассмеялся и сказал: «Разве я не прав, говоря, что ты – безумец?» И позже, когда его посвятили в священники, продолжал досаждать святому Мартину своими насмешками. Однако, после избрания с полного одобрения жителями Тура епископом, он стал проводить свое время в молитвах.

Заносчивый и тщеславный, Брикций отличался телесной чистотой и целомудрием. На тридцать третий год его епископства против него было выдвинуто гнусное обвинение. Послушница, которой обычно слуги отдавали его одежду в стирку, забеременела и родила ребенка. Услышав об этом, все население Тура, как один, возмутилось. Они возложили всю вину на епископа и единодушно захотели побить его камнями до смерти.

«Твоя набожность святого человека все это время была прикрытием для твоих порочных привычек, – кричали люди. – Господь больше не разрешает нам пятнать себя, целуя твои недостойные руки». Брикций стойко отрицал все обвинения в свой адрес. «Принесите ко мне ребенка», – распорядился он. Ребенка принесли, ему было еще только тридцать дней от роду. «Именем Иисуса Христа, сына Господа всемогущего, – велел он ребенку, – если я действительно являюсь твоим отцом, приказываю тебе заявить об этом, и пусть все об этом услышат». – «Ты не мой отец», – ответил ребенок.

Когда же жители Тура попросили назвать отца, он ответил: «Мне это неинтересно, я сделал лишь то, что касается меня самого. Если хотите, спросите у него сами». Тогда люди заявили, что Брикций проделал все это с помощью магии. Восстав против епископа, они выкрикивали: «Ты ложный пастырь и не можешь править нами!»

Чтобы оправдаться перед народом, Брикций положил горящие угли в рясу и прижал их к телу, а затем отправился в составе процессии вместе со всем народом к гробнице святого Мартина. Подойдя к гробнице, он уронил уголья на землю, и на его рясе не оказалось никаких следов тления. Тогда он повернулся и сказал: «Как моя одежда не повреждена горящими угольями, так и мое тело не осквернено сношением с женщиной».

Однако ему продолжали не верить, отказываясь принять то, что он говорил. Его тащили и оскорбляли, а затем, оклеветав, изгнали из города. Так что слова святого Мартина сбылись: «Знай, что во время твоего пребывания в должности епископа ты сильно пострадаешь от дурного обращения».

Изгнав Брикция, жители Тура выбрали на его место Юстиниана, а Брикций направился к папе в Рим. Стеная и оплакивая свою судьбу, он сказал папе: «Я заслужил все эти страдания, поскольку грешил против святого человека, избранного самим Господом. Я не единожды называл его безумным, а видя чудеса, которые он совершал, не верил в них».

После того как Брикций оставил их, жители Тура сказали своему новому епископу: «Иди к нему и расскажи о своем деле. Если не пойдешь, мы отвернемся от тебя». Юстиниан покинул Тур, но, добравшись до итальянского города Верчелли, по воле Господа умер. Узнав о его смерти, жители Тура, все еще пребывавшие в злобе, назначили на его место Арменция.

Прибыв в Рим, Брикций рассказал папе обо всем, что ему довелось вынести. Затем он поселился в папском дворце и иногда проводил здесь мессы, продолжая сокрушаться о том, что в свое время оскорблял Божьего угодника. Когда же прошло семь лет, он оставил Рим и с разрешения папы снова отправился в Тур. Добравшись до селения Мон-Луи, находившегося примерно в семи милях от города, он остановился там.

Между тем Арменций заболел лихорадкой и в полночь умер. Брикций увидел это в видении и велел своим слугам: «Немедленно отправляйтесь, мы должны успеть на похороны нашего брата, епископа Арменция». Когда они подошли к городским воротам и были готовы пройти через них, умершего вынесли через другие ворота. После похорон Брикций вернулся в собственный собор и счастливо прожил еще семь лет. Он умер на сорок седьмой год своего епископства. После него епископом стал святой Евстохий, человек необычайной святости.

2. Дальше случилось следующее: покинув свою родину, вандалы вторглись в Галлию вместе со своим правителем Гундерихом. Опустошив Галлию, они напали на Испанию. За вандалами последовали свевы, также называвшиеся алеманнами, и захватили Галисию. Поскольку их территории оказались по соседству, вскоре между ними начались раздоры, и они собрались воевать друг с другом, но король алеманнов сказал: «Доколе народы будут погибать в войнах? Я считаю, что следует выбрать двух воинов, и пусть они в полном вооружении встретятся на поле битвы и сразятся между собой. Та сторона, чей воин победит, возьмет себе спорную территорию».

Все согласились, что так будет лучше, чем огромные рати ринутся друг на друга с мечами. Через некоторое время Гундерих умер, и правителем вандалов стал Тразамунд. (Неверно. Гундериху наследовал его брат Гейзерих (правил в 428—477 гг.). Тразамунд правил в 496—523 гг. – Ред.) В поединке один на один воин Тразамунда потерпел поражение и был убит. Как только он умер, Тразамунд подтвердил, что выполнит свое обещание и покинет Испанию, как только будет готов к отходу.

Примерно в то же время Тразамунд начал преследовать христиан, пытками и казнями принуждая всю Испанию принять арианскую ересь. Случилось так, что гонители захватили юную деву, известную своей набожностью и благородным происхождением и необычайно богатую. Когда она предстала перед королем, он сердечно заговорил с ней, пытаясь уговорить, чтобы она приняла ересь. Однако она проявила стойкость в вере и отвергла его посулы. Тогда король велел конфисковать всю ее собственность, но в уме своем она уже обрела Царство Небесное.

Затем Тразамунд велел подвергнуть ее пыткам, так чтобы душа едва не покидала тело. Деву мучили многократно, у нее отняли все, чем она владела, но не смогли сломить ее волю, и она не отреклась от Святой Троицы.

Когда ее притащили, чтобы перекрестить помимо ее воли, заставив погрузиться в нечистую купель, она выкрикнула: «Верую в Отца и Сына и Святого Духа единосущных». Когда она произнесла это, вода окрасилась кровью, потому что начался ее менструальный период. Затем она была подвергнута судебному допросу, ее растягивали на дыбе, пытали огнем и щипцами. Наконец ее посвятили Господу нашему Христу путем отсечения головы.

После этого вандалы пересекли море и рассеялись по всей территории Африки и Мавретании (римские провинции в Северной Африке – Мавретания Тингитана, Мавретания Цезарейская, Нумидия, Африка Проконсульская – захвачены вандалами в 429—439 гг.). Алеманны преследовали их до самого Танжера.

3. Поскольку вандалы еще более жестоко преследовали христиан, будет только справедливо и правильно, если я расскажу вам о некоторых преступлениях, которые они совершили против святой церкви, и о том, как пришел конец их власти. Когда Тразамунд, оскорблявший святыни, умер, королем африканцев стал Гунерих (старший сын Гейзериха, умершего в 477 г. – Ред.), отличавшийся еще большей жестокостью, чем его предшественник. Невозможно сосчитать, сколько христиан было умерщвлено в то время именем Господа. Это знает лишь принявшая их земля Африки да десница Господня, украсившая их чело мученическим венком. Мне доводилось читать описания некоторых страданий, и ниже я собираюсь рассказать о них, чтобы выполнить данное мной обещание.

Главным учителем еретиков там был Цирола, неправильно называемый епископом. Король варваров посылал его во все свои провинции для преследования христиан, и однажды он захватил епископа Евгения, которого обнаружил в пригороде своего города[36]. Его схватили так неожиданно, что он не смог обратиться с краткой речью к своей пастве[37]. Понимая, что его уводят на смерть, Евгений составил послание местным жителям, заклиная их оставаться верными своей католической вере:

«Евгений, епископ, обращается к сыновьям и дочерям церкви, вверенным Господом его попечению. По королевскому указу мне велено явиться в Карфаген, чтобы я ответил за то, что совершил, исповедуя католическую (ортодоксальную. – Ред.) веру. Поскольку я не могу оставить церковь Божью в сомнении или неопределенности, а свою паству – без напутствия, я решил отправить это письмо, чтобы поговорить с вами как пастырь.

Я слезно молю вас и заклинаю всей той силой, какой я обладаю, чтобы вы, избранные Господом, и в виду Страшного суда Божьего и нового пришествия Христа, когда все станет ясно с необычайной четкостью, чтобы вы твердо придерживались католической веры и чтобы вы заявляли, что Отец, Сын и Святой Дух являются триединым божеством.

Сохраняйте благодать единого крещения и священное миропомазание. Пусть никто после воды не возвращается к воде, будучи возрожден водою. По Божьей воле в той воде вся ваша добродетель исчезнет подобно соли в воде. Вот что справедливо говорит наш Господь в Евангелии: «Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?» (Мф., 5: 13). Это действительно означает потерять вкус, быть крещенным второй раз, хотя и одного раза достаточно. Разве вы не слышите слова Христа: «Омытому нужно только ноги умыть» (Ин., 13: 10).

Мои братья, сыновья и дочери во Христе, пусть мой уход не расстроит вас. Если вы сохраните верность истинной вере, я не забуду вас. Как бы далеко я от вас ни находился, даже смерть не разделит нас. Хотя, находясь вдали от вас, я могу претерпевать страдания, помните об этом, и тогда победа будет за мной. Если меня заставят подвергнуться изгнанию, я возьму в качестве примера святого Иоанна Евангелиста, если мне суждено пройти через врата смерти, что «для меня жизнь – Христос и смерть – приобретение» (Флп., 1: 21).

Если же мне суждено вернуться, то тогда, братья, Господь вознаградит вас за то, что вы желали мне этого. Сейчас удовлетворитесь тем, что я не оставил вас без послания. Я предупредил вас и дал вам такой совет, какой только мог дать в подобных обстоятельствах. Я невиновен в крови всех тех, кто убит, и я знаю, что это письмо будет прочитано в их присутствии перед лицом Христа, когда Он снова вернется, чтобы воздать каждому в соответствии с совершенным им. Если мне суждено вернуться, я еще увижу вас в этом мире, если же не суждено вернуться, то встретимся на том свете.

Таково мое послание к вам. Прощайте, молитесь за меня, заслуживайте милости Господа, молитесь, проявляйте милосердие. Помните то, что написано в Евангелии: «И не бойтесь убивающих тело, души же их не могут убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне огненной» (Мф., 10: 28).

После этого святого Евгения доставили к королю, там он вступил в спор с арианским епископом Циролой, пытаясь защитить католическую веру. Евгению удалось полностью опровергнуть доводы Циролы по проблеме Святой Троицы, показав, кроме всего прочего, что Христос совершил множество чудес благодаря своим способностям. По мере приведения аргументов арианский епископ все больше и больше выходил из себя.

В то время вместе с святым Евгением находились епископы Виндемиал и Лонгин, два мудрых и святых человека, никак не уступавшие ему в совершении чудес. Рассказывают, что святой Виндемиал мог воскрешать мертвых, а Лонгин в то время исцелил многих калек. Со своей стороны, Евгений не только возвращал зрение слепым, но и исцелял слепоту ума.

Узнав об этом, мерзкий арианский епископ призвал к себе одного из своих приспешников и сказал ему: «Я не могу вынести, что эти епископы совершают так много чудес в народе и что те, кто слушают их, игнорируют меня. Делай то, что я велю тебе. Вот тебе пятьдесят золотых. Иди и сядь на площади. Когда я буду проходить мимо, закрой твои глаза и прижми к ним руки. Когда я подойду ближе вместе с остальными, крикни во весь голос: «Благословенный Цирола, к тебе взываю я, предстоятель веры нашей! Воззри на меня и даруй свет очам моим своей чудесной силой!»

Мужчина сделал все, что ему велели, и уселся на площади. Когда еретик Цирола проходил по площади вместе с угодниками Божьими, тот, кто решил насмехаться над всемогущими, закричал так громко, как только мог: «Цирола благословенный! Услышь меня, святой предстоятель Господа! Узри мою слепоту! Позволь мне убедиться в твоей целительной силе, благодаря которой излечились другие слепые, которую на себе познали прокаженные и благодаря которой воскресали даже давно умершие. Я умоляю тебя, воспользуйся той чудесной силой, верни мне свет, которого я давно лишен, потому что меня поразила полная слепота».

Он даже не понимал, что говорит правду, потому что жадность сделала его слепым, ради денег он решил усомниться в силе Господа всемогущего. Тогда епископ еретиков отступил назад, как будто собираясь излечить слепоту человека с помощью своей чудесной силы. Не скрывая своего тщеславия и гордости, он положил свою руку на глаза человека и провозгласил: «Посредством нашей веры, благодаря которой мы связаны с Господом, пусть твои глаза откроются».

Едва он пробормотал свое богохульство, как радость сменилась печалью, и мошенничество епископа раскрылось. Глаза этого несчастного заболели так сильно, что он был вынужден прижать к ним свои пальцы, чтобы они не выскочили из глазниц. Перепугавшись, он начал кричать: «Со мной произошло ужасное! Меня заставил совершить обман враг Господа. Я пострадал, решив посмеяться над Господом ради денег. Меня купили за пятьдесят золотых, чтобы я совершил это поругание».

Затем он обратился к епископу: «Возьми свое золото! Верни мне свет, который я потерял благодаря твоему мошенничеству! Вы же, славные последователи Христа, не презирайте меня в моем несчастье, но помогите мне, потому что я нахожусь на пороге смерти. Наконец я понял, что Господь поругаем не бывает». Напомню моим читателям: «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет» (Гал., 6: 7).

Тогда оба угодника Божиих сказали ему с состраданием: «Все возможно тому, кто верует!»

Мужчина ответил, стремясь крикнуть как можно громче: «Кто не верит, что Отец, Христос – сын Господа и Святой Дух – единосущны, будет страдать, как я теперь страдаю. «Я верю в Господа, Отца Всемогущего, – продолжал он. – Верую во всемогущего Бога Отца, верую, что Сын Божий, Иисус Христос, равен Отцу, верую, что Дух Святой единосущен с Отцом и Сыном и вечен, как и они».

Когда святые отцы услышали это, между ними начался благочестивый спор, кто должен наложить знак Святого Креста на его глаза, и каждый умолял другого. Наконец святой Евгений возложил свои руки на его голову и осенил его крестом, сказав: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа, – сказал он, – триединого Бога, в которого мы веруем все трое, всемогущих и равных между собой, пусть твои глаза откроются».

Боль тотчас отступила, и к человеку вернулось его прежнее здоровье. И благодаря слепоте этого человека стало ясно, как епископ еретиков закрыл сердца людей своей жалкой ложью, чтобы никто не мог видеть истинный свет, так что никто не мог видеть свет истинной веры.

Несчастен идущий по неверному пути, вошедший не в те врата, ибо Христос – истинная дверь. Цирола же стал не поводырем своей стаи, а волком, стремившимся не разжигать, а погасить светоч веры в сердцах верующих!

Святые угодники совершили и другие чудеса, так что весь народ сказал: «Отец – истинный Бог, Сын – истинный Бог, Святой Дух – истинный Бог, каждому следует поклоняться, руководствуясь одной верой, каждого следует подобающе чтить. Нам совершенно ясно, что арианское учение ложно».

Увидев, что вера этих святых уничтожила его неправедную ересь, король Гунерих повелел, чтобы угодников заставили страдать и подвергли множествам пыток, сначала на дыбе, потом огнем и щипцами и, наконец, предали смерти.

Евгения он велел обезглавить, оговорив, что, если он не признает еретическую веру, когда над ним будет поднят меч, не следует убивать его, а только отправить в изгнание, поскольку Гунерих не хотел, чтобы христиане чтили Евгения как мученика. Как всем известно, так оно и случилось.

Когда Евгения собирались казнить, его спросили, собирается ли он умереть за истинную веру. «Умереть за веру означает обрести жизнь вечную» – таков был его ответ. Тогда он был отправлен в ссылку в город Альби, находившийся в Галлии. Там он и прожил остаток своей жизни, до нашего времени около его гробницы случаются разные чудеса.

Затем король велел обезглавить мечом святого Виндемиала, что и было сделано. Во время преследований были убиты или умерли под пытками архидьякон Октавиан и многие тысячи мужчин и женщин, исповедовавших нашу веру. Они переносили мучения не ради славы, которая ничего не значила для них, ибо знали, что будут вознаграждены, как говорил апостол: «Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим., 8: 18). В то время многие сбивались с пути истинного ради денег и тем самым навлекали на себя страдания, как и несчастный епископ по прозвищу Отступник, который отрекся от истинной веры.

Три раза случалось солнечное затмение, так что только треть светила была видна. Мне кажется, что это происходило потому, что было совершено много преступлений и пролито много невинной крови.

После совершения стольких преступлений Гунерих попал в руки дьявола, став бесноватым. Так долго питавшийся кровью святых, он разорвал себя на части зубами, закончив свою недостойную жизнь мучениями вполне заслуженными. Ему наследовал Хильдерик. Когда же и он умер, королем стал Гелимер[38]. Его разбила в битвах армия Восточной Римской империи, так закончилась и его жизнь, и царство вандалов пало (в 533 г. – Ред.).

4. В то время множество еретиков оскорбляли святые церкви, но лишь немногих из них настигла кара Господня. Атанарих, король готов, начал серьезные гонения. Он подверг многих христиан разным пыткам, после которых отрубал им головы мечом, или изгнал из страны, обрекая на мучительную смерть. Вот почему его настигла кара Господня. Однако мне нужно вернуться к тому, о чем я писал ранее.

5. Распространился слух, что гунны готовятся вторгнуться в Галлию. В то время в укрепленном городе Тонгре (Тонгерен) жил епископ по имени Араваций, известный своей праведностью и воздержанием. Постоянно обливаясь потоком слез, он молился, чтобы всемилостивый Господь не позволил столь недостойному и неверующему народу вторгнуться в Галлию.

Но из-за совершенных грехов, как он чувствовал всем сердцем, его молитва не была услышана. Поэтому он решил направиться в Рим, чтобы кроме своих возможностей воспользоваться заступничеством апостолов. Он считал, что будет вознагражден, поскольку просит сострадания у Господа с такой покорностью.

Итак, он направился к гробнице апостола Петра и там совершал великое воздержание, продолжая молиться о поддержке со всей свойственной ему добротой, совершая длительные посты и даже обходясь в течение двух или трех дней без еды и питья, чтобы ничто не прерывало его молитву и уединение.

Как рассказывают, умерщвляя в течение многих дней свою плоть, он получил следующее послание от достойного апостола: «Почему, святой человек, ты продолжаешь молиться мне? Премудрый Господь предопределил, что гунны вторгнутся в Галлию и опустошат страну подобно вихрю. Ты же должен последовать моему совету. Немедленно отправляйся домой и приведи твои домашние дела в порядок, устрой себе место для погребения и приготовь чистый саван. Ибо вскоре твоя земная жизнь прекратится, и твои глаза не увидят те разрушения, которые гунны причинят Галлии. Так говорит наш всемогущий Господь».

Получив этот ответ от апостола, святой епископ поспешно отправился в путешествие и вернулся в Галлию. Достигнув города Тонгре (Тонгерен), он тотчас совершил все необходимые приготовления для собственных похорон. Попрощавшись со своим духовенством и другими горожанами, со слезами и стенаниями он сказал им, что они больше не увидят его.

Приходя к нему, они плакали и стонали, жалобно обращаясь к нему: «Не покидай нас, святой отец! Добрый пастырь, не забывай нас!» Он дал им свое благословение и отпустил с миром, и тогда они отправились обратно домой, потому что даже их слезы не могли отговорить его. А Араваций направился к Маастрихту, по пути заболел лихорадкой и умер. Как только его душа покинула тело, преданные жители обмыли его и похоронили у самой дороги. Как спустя многие годы его нетленное тело было перемещено в другое место, я описал в своей книге о Чудесах.

6. Между тем гунны вышли из Паннонии и перемещались, опустошая все на своем пути. Говорят, что они дошли до города Меца в Страстную субботу. Они сожгли город дотла, перебили все население своими мечами, а священников казнили перед алтарями. Все здания в городе были сожжены, кроме часовни Святого Стефана Левита, первомученика.

Теперь я расскажу вам историю этой часовни, так, как мне довелось слышать ее от разных людей. Рассказывают, что еще до прихода врагов один благочестивый мирянин во время видения увидел, как дьякон обсуждает будущие разрушения вместе с святыми апостолами Петром и Павлом.

«Молю вас, святые отцы, вмешаться и не допустить, чтобы город Мец был сожжен врагом. Ведь там есть место, где сохранились мои бренные останки. Если вы сделаете это, то люди поймут, что я имею некоторое влияние благодаря помощи Господа. Если греховность жителей слишком велика и ничто не может защитить город от уничтожения, то, по крайней мере, не позвольте сжечь мою часовню». – «Ступай себе с миром, возлюбленный брат, – ответили апостолы, – только твоя часовня сохранится и не сгорит в пламени. Что же касается города, то мы ничего не можем поделать, поскольку Господь уже принял решение. Злодеяния жителей дошли до такого предела, что отзвуки их порочности уже достигли ушей Господа. Следовательно, город должен быть сожжен дотла».

Не приходится сомневаться, что, когда весь город был уничтожен, часовня осталась невредимой благодаря вмешательству Господа.

7. Разорив Мец, царь гуннов Аттила опустошил множество городов в Галлии. Подойдя к Орлеану, он осадил его, пытаясь разбить стены своими таранами. В то время епископом Орлеана был Аниан, известный своей ученостью и необычайной святостью, история его чудес практически полностью дошла до нас.

Осажденные жители умоляли епископа сказать им, что делать. Уповая на Господа, он посоветовал им пасть ниц и в молитве со слезами умолять Господа помочь им, обращаясь к Тому, кто всегда приходит во времена нужды. Когда они выполнили его распоряжение и стали молиться Всемогущему, епископ добавил: «Продолжайте наблюдать с городских стен, чтобы узнать, сжалился ли Господь над нами и послал ли нам помощь».

Он надеялся, что, проявив сострадание, Господь способствует тому, чтобы Аэций поспешил им на помощь, поскольку он говорил с ним в Арле, предполагая, что может произойти. Люди смотрели со стен, но никого не увидели. «Молитесь от всего сердца, – сказал Аниан, – и Господь не забудет вас». Они продолжили молиться.

«Посмотрите снова», – сказал епископ. Они начали вглядываться, но не увидели никого, кто бы пришел к ним на помощь. Тогда епископ сказал в третий раз: «Если вы сохраните свою веру и будете продолжать молиться, Господь вскоре поможет вам». Громко стеная и плача, люди умоляли Господа помочь им. Когда они закончили молиться, этот пожилой человек велел им посмотреть в третий раз. Вдалеке люди увидели нечто, напоминавшее облако пыли, поднимавшейся с земли.

Об увиденном доложили епископу. «Это и есть помощь, посланная Господом», – ответил он. Стены уже качались под ударами стенобитных орудий и были готовы рухнуть, когда прибыли Аэций, король готов Теодорих и его сын Торисмунд. Подойдя к городу со своими армиями, они заставили гуннов отступить, а затем и погнали их прочь. Аттила ушел на Мавриакскую равнину (Каталаунские поля), где построил свои войска для сражения (в центре гунны, на левом фланге остготы, на правом гепиды. – Ред.). Узнав об этом, его преследователи храбро приготовились к сражению.

Вскоре после этого до Рима дошли слухи, что Аэций, окруженный неприятелем, находится в огромной опасности вместе с войсками. Узнав об этом, его жена сильно обеспокоилась и начала сохнуть. Она часто посещала церкви святых апостолов, днем и ночью молилась, чтобы ее муж благополучно вернулся из похода.

Однажды некий бедняк выпил лишнего и заснул в углу церкви Святого Петра, так что сторожа, закрывавшие большие двери, не заметили его. В середине ночи его разбудил яркий свет лампад, и он начал искать выход из церкви. Поняв, что все двери заперты, он лег около них на пол и с волнением стал дожидаться, пока утром их откроют, чтобы незаметно ускользнуть из храма.

Тут он заметил двух мужей, которые приветствовали друг друга с особым почтением, один спросил другого, как у него продвигаются дела. Старший из них ответил: «Я не могу более выносить слезы жены Аэция. Она неустанно молится о том, чтобы я вернул ее мужа целым и невредимым из Галлии. Господь в своей мудрости распорядился иначе, но тем не менее мне удалось переубедить его и добиться, что Аэция не убьют.

Теперь я тороплюсь, чтобы уберечь его и вернуть обратно живым. Я приказываю, чтобы тот человек, который слышал все это, сохранил мои слова в тайне, иначе он тут же умрет». Конечно, услышав все это, бедняк не смог сохранить тайну.

Еще до полудня он рассказал все, что слышал, жене Аэция и ослеп, не успев закончить говорить.

Тем временем Аэций и его союзники вестготы и франки (а также аланы, бургунды и др. – Ред.) начали вместе сражаться с Аттилой. Увидев, что его армия разбита, Аттила бежал с поля боя. Во время битвы пал Теодорих, король готов. Никто и не сомневался, что на самом деле армия гуннов разбита по молитве епископа, о котором я уже рассказывал, но победителем все считали Аэция, сокрушившего врага с помощью Торисмунда. (В битве с обеих сторон пало до 200 тыс. человек. Уцелевшие буквально месили кровавую грязь среди гор трупов. – Ред.)

Когда битва закончилась, Аэций сказал Торисмунду: «Теперь быстро отправляйся, иначе твой брат захватит престол твоего отца». Торисмунд послушался его совета, надеясь опередить своего брата и занять до него трон. На тех же основаниях Аэций убедил короля франков покинуть поле боя. Как только они ушли, Аэций собрал всю добычу, лежавшую на поле битвы, и отправился вместе с ней домой.

Между тем Аттила отступил вместе с немногими воинами, оставшимися у него. Вскоре после этого он захватил и разграбил Аквилею, а затем гунны прокатились по всей Италии, опустошая страну. Торисмунд, о котором я вам рассказываю, покорил аланов. Позже, после множества разногласий и стычек он потерпел поражение от своих братьев, которые казнили его с помощью гарроты.

8. Рассказав об Аэции, я считаю необходимым привести то, что говорится о нем в «Истории» Рената Фригерида. В книге XII он описывает, как после смерти блаженного Гонория Феодосий сделал императором своего пятилетнего кузена Валентиниана. Власть в Риме захватил Иоанн, пославший к императору посла, которого тот принял с презрением.

«Когда посланцы вернулись обратно к тирану и сообщили ему об оскорбительно холодном приеме, разгневанный Иоанн отправил к гуннам Аэция, который тогда был управляющим дворцом, с огромной суммой денег, потому что Аэций хорошо знал гуннов еще с тех времен, когда был их заложником, и они по-прежнему относились к нему как к другу. Аэций должен был, когда гунны вторгнутся в Италию, напасть на них с тыла, а сам же Иоанн ударит им в лоб.

Поскольку я уделяю много внимания этому самому Аэцию, стоит рассказать о его семье и привычках. Отец его, Гауденций, происходил из известного в провинции Скифия (имеется в виду Нижняя Мезия, ее восточная часть (совр. Добруджа в Румынии). – Ред.) рода, начав доместиком в преторианской гвардии[39], он дослужился до должности магистра конницы. Мать происходила из благородной и состоятельной итальянской семьи. Еще мальчиком Аэция зачислили в преторианскую гвардию, потом он три года пробыл заложником у Алариха, а затем был передан гуннам.

Позже он стал зятем Карпилиона и смотрителем дворца Иоанна. Аэций был среднего роста, хорошо сложен, крепок, весьма подвижен и гибок. Его отличал острый ум, он был полон энергии, слыл искусным всадником, прекрасным стрелком из лука, неутомимым копьеметателем. Он также оказался необычайно искусным воином, хотя отличился и в искусстве мирных переговоров.

От природы не жадный и тем более не алчный, он был добрым и великодушным человеком, стоически переживал невзгоды и был всегда готов к любым тяжким испытаниям, презирая опасности, голод, жажду и недостаток сна. С ранней юности ему было суждено занимать высокое положение, поэтому, когда пришло его время, Аэций стал заслуженно известным.

Повзрослев, император Валентиниан убил его, опасаясь, что Аэций может захватить верховную власть, хотя никакого повода к тому не было. Вскоре после этого, когда Валентиниан выступал перед своими войсками с помоста на Марсовом поле, телохранитель Аэция Окцила заколол его мечом. Так они оба погибли, каждый в свое время.

9. Многим неизвестно имя первого короля франков. В «Истории» Сульпиция, где приводится много сведений о франках, имя их первого короля не названо, а просто говорится, что ими управляли военные вожди. Сульпиций рассказывает, что, потеряв надежду сохранить власть, Максим лишился рассудка и отправился жить в Аквилею. Затем он добавляет:

«В то время франки под руководством своих вождей Генобауда, Маркомера и Суннона вторглись в римскую провинцию Германию. Перейдя границу, они начали убивать местных жителей, опустошать самые плодородные земли, навели страх на жителей Кельна. Когда известия о случившемся дошли до Трира, военачальники Наннин и Квинтин, которым Максим доверил своего маленького сына и защиту Галлии, собрали римские войска и прошли к Кельну. Тяжело груженные добычей враги, опустошившие самую богатую часть провинции, снова ушли за Рейн, оставив часть своих людей продолжать грабежи на римской территории. Обнаружив их в лесах близ Шарбонье, римляне легко разбили их, используя внезапность и численное превосходство.

Обрадованные успехом, римские военачальники собрали совещание, чтобы решить, следует ли им преследовать франков. Наннин отказался это сделать, считая, что франки ждут их и на своей собственной земле окажутся гораздо сильнее. Однако Квинтин и другие военачальники не согласились с ним, и Наннин отступил в Майнц.

Квинтин же вместе со своей армией пересек Рейн близ крепости Нейс. После двухдневного перехода он обнаружил несколько покинутых обитателями жилищ и еще несколько поселений меньшей величины, также оставленных. Делая вид, что они боятся, франки отступили в отдаленные лесные районы, построив на всех дорогах засеки.

Римские солдаты сожгли все деревни, наивно считая, что таким образом одержали относительную победу. Ночь они провели беспокойно, ибо так и не осмелились снять доспехи. Как только рассвело, они под командой Квинтина отправились в леса, надеясь найти врага. Однако примерно к середине дня, совершенно сбившись с пути среди множества тропинок, они поняли, что заблудились. В поисках выхода они то и дело натыкались на бесчисленные завалы из мощных стволов деревьев.

Внезапно появлялись неприятельские воины, стоявшие на стволах деревьев или карабкавшиеся по завалам как по крепостным стенам. Они засыпали наступавших градом отравленных стрел, так что, даже сделав царапину или скользнув по коже, они несли неминуемую смерть.

Со всех сторон окруженная основными силами врага, римская армия, отчаявшись, ринулась на равнину, оказавшуюся непроходимым болотом. Первой завязла в трясине кавалерия, люди и животные смешались, в панике передавив друг друга. Застрявшая в трясине пехота также понесла тяжелые потери, ибо воины не могли выбраться из тины.

Страшно перепуганные, римляне бросились обратно, пытаясь укрыться в лесах, из которых только совсем недавно вышли, но лишь немногие нашли там убежище. Гераклий, трибун иовианского легиона, и почти все командиры погибли. Темнота и глушь лесов обеспечили безопасность и убежище немногим уцелевшим».

Так пишет Александр Сульпиций в книге III своей «Истории».

В книге IV, описывая убийство Виктора, сына тирана Максима, он сообщает: «В то время Кариеттон и Сир, назначенные вместо Наннина, находились в Германии вместе с армией, собранной, чтобы противостоять франкам».

Далее, заметив, что франки, нагруженные захваченной в Германии добычей, отправились домой, Сульпиций продолжает рассказывать следующее: «Не выносивший никакой задержки Арбогаст убедил императора наказать франков, потребовав немедленно вернуть если не все, то хотя бы то, что они захватили в предыдущий год, а также выдать тех, кто преступно нарушил условия мирного договора».

Сульпиций говорит, что все эти события произошли в то время, когда франками правили военные вожди. Потом он продолжает: «Спустя несколько дней состоялись краткие переговоры между царственными особами франков Маркомером и Сунноном. Потребовав, по обычаю, заложников, Валентиниан вернулся на зимние квартиры в Трир».

Заметим, что, говоря о царственных особах, Сульпиций не поясняет, являлись ли они королями или были чем-то вроде королей. Сообщая о затруднительном положении, в котором оказался император Валентиниан, он пишет: «Когда на востоке, во Фракии, происходили различные события, на западе, в Галлии началась смута, и правительство испытывало большие затруднения. Император заперся во дворце у Вьена и был низведен практически до положения рядового гражданина. Контроль над армией перешел к франкским наемникам, гражданская же администрация находилась под контролем Арбогаста. Ни один военный, которого присяга обязывала подчиняться императору, не осмеливался выполнять его распоряжения или личные указания».

Далее Сульпиций пишет:

«В тот самый год движимый ненавистью Арбогаст отправился на поиски франкских царьков Суннона и Маркомера. Он прибыл в Кельн в самом разгаре зимы, понимая, что легче захватить и сжечь франкскую крепость, когда деревья сбросили листья и голые леса не являлись укрытием для засевшего в засаде врага.

Итак, он собрал армию, пересек реку Рейн и опустошил прибрежные земли, населенные бруктерами, а затем вторгся на земли хамавов. Все это он проделал, не встретив никакого сопротивления, за исключением нескольких апсивариев и хаттов под командой Маркомера, показавшихся на отдаленных холмах».

На последующих страницах Сульпиций ясно дает понять, что у франков был король, но забывает назвать его имя: «Затем тиран Евгений предпринял военный поход к Рейну, чтобы укрепить границы, проходившие по его берегам. Показав диким народам свое огромное войско, он возобновил традиционные договоры с правителями алеманнов и франков».

Вот вся информация о франках, которую приводит этот хронист.

Теперь приведем рассказ уже упоминавшегося мной Рената Профутура Фригерида о том, как готы захватили и разграбили Рим: «После того как Гоар перешел на сторону Рима, король аланов Респендиал вынужден был отвести свои войска от Рейна, так как в это время вандалы воевали с франками. После гибели своего короля Годегизила вандалы потеряли в этом сражении почти двадцать тысяч человек и были бы полностью уничтожены, если бы аланы не подоспели к ним на помощь».

Примечательно, что, говоря о королях и различных народах, Фригерид не упоминает королей у франков. Рассказывая, как Константин, став тираном, обязал своего сына прибыть из Испании, чтобы встретить его, он пишет:

«Тиран Константин призвал своего сына Константа, также тирана, из Испании с тем, чтобы они могли вместе обсудить дела государства. Оставив в Сарагосе свою жену и двор, тот поручил все свои дела в Испании Геронцию и поспешил на встречу со своим отцом.

Поскольку из Италии им ничто не угрожало, всего через несколько дней Константин разрешил своему сыну вернуться в Испанию, а сам предался своему обычному пьянству и чревоугодию. Послав свои войска вперед, Констант захотел побыть немного со своим отцом. Однако тут прибыли посланцы из Испании, сообщившие, что Геронций посадил на трон Максима, одного из своих приближенных, и провозгласил его императором.

Поддерживаемый несколькими варварскими племенами, Максим оказался готовым к любым неожиданностям. Узнав об этом, Констант и его бывший дворецкий префект Децимий Рустик страшно перепугались. Они отправили к германским племенам Эдобека, а сами отправились в Галлию, чтобы как можно быстрее вернуться к Константину с франками, алеманнами и всем своим войском».

Описывая, как осадили Константина, хронист добавляет: «Константин находился в осаде уже почти четыре месяца, когда неожиданно прибыли посланцы из Северной Галлии, объявившие, что Иовин провозгласил себя императором и готовится напасть на осажденных вместе с бургундами, алеманнами, аланами и войском. После этого события начали стремительно развиваться. Городские ворота были открыты, и Константин вышел. Его тотчас отправили в Италию, но посланные императором убийцы настигли его и обезглавили на реке Минции».

Добавив еще несколько предложений, Фригерид продолжает: «В то самое время Децимий Рустик, префект тиранов, Агреций, одно время занимавший должность главы канцелярии Иовина, и многие представители благородного сословия были захвачены в Клермоне войсками Гонория и жестоко замучены. Город Трир был разграблен и сожжен франками во время второго вторжения».

Фригерид замечает, что императорским указом Астерий получил титул патриция, а потом пишет: «Кастина, управляющего императорским двором, отправили в Галлию возглавить начавшийся поход против франков».

Так заканчиваются рассуждения историков, которые они высказывают в связи с франками.

Хронист Орозий добавляет следующую информацию в книге VII своего труда: «Приняв на себя командование армией, Стилихон разбил франков, перешел через Рейн, прошел через Галлию и наконец подошел к Пиренеям».

Все приведенные нами работы историков содержат разную информацию о франках, но в них нигде не зафиксированы имена их правителей. Обычно говорят, что франки пришли из Паннонии и сперва колонизировали берега Рейна. Затем они пересекли реку, прошли в Тюрингию, где устроили областное управление, и в каждом городе из самых выдающихся и благородных семей своего народа выбирались длинноволосые короли.

Как я покажу ниже, справедливость такого принципа выдвижения доказывается победами Хлодвига. В консульских списках содержится информация о том, что Теодомер, король франков, сын Рихимера, и его мать Асцила были казнены мечом. Также говорится о том, что Хлогион (Клодио), человек высокого происхождения и отмеченный среди других своими способностями, стал королем франков. Он жил в замке Дуйсбург, находившемся в Тюрингии (см. нашу схему родословной Меровингов).

В южной части этой области, вплоть до реки Луары, жили римляне, а по ту сторону реки правили готы. Верившие в арианскую ересь бургунды проживали вдоль Роны, которая протекала через город Лион. Клодио (Хлогион) отправил шпионов в город Камбре. Когда они узнали все, что нужно, он сокрушил римлян и захватил город. Он прожил там недолгое время и затем занял местности, простиравшиеся вплоть до реки Соммы. Некоторые говорят, что король Меровей, отец Хильдерика, происходил от Клодио (Хлогиона).

10. Этот народ (т. е. франки) не знал истинного бога и поклонялся идолам. Обитателям лесов и вод, птицам и зверям они поклонялись вместо Господа и приносили им жертвы. Если бы в глубине их сердец раздался внушающий благоговейный ужас Голос, который обращался к народу через Моисея!

Он говорил: «Да не будет у тебя других богов, кроме Меня. Не сотвори себе кумира и не поклоняйся всякому подобию того, что на небе, и что на земле, и что в воде; не сотвори и не служи им…» (Исх., 20: 3—5); «Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи, и именем Его клянись» (Втор., 6: 13), – говорил Голос.

Если бы только они знали, какая кара обрушилась на людей Израиля за то, что они поклонялись литому тельцу, после празднования и пения песен, когда после игрищ и песен губы израильтян осквернялись словами, которые они говорили об этом высеченном образе: «Вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской» (Исх., 32: 4).

Тогда погибло двадцать четыре тысячи израильтян. Те, кто начал поклоняться Ваал-Фегору и прелюбодействовал с женщинами Моава, были зарублены своим собственным народом. Во время резни, когда все остальные были уничтожены, священник Финей (Финеес), убив соблазнителей, утихомирил гнев Бога, «и остановилась язва» (Пс., 105: 30).

Если бы только их (франков. – Ред.) уши могли услышать те слова, которые Господь громогласно вложил в уста Давида, сказав: «Ибо все боги народов – идолы, а Господь небеса сотворил» (Пс., 95: 5). «Идолы язычников – серебро и золото, дело рук человеческих» (Пс., 134: 15). И в следующем абзаце: «Подобны им будут делающие их и всякий, кто надеется на них» (Пс., 134: 18). Мы также читаем: «Да постыдятся все служащие истуканам, хвалящиеся идолами» (Пс., 96: 7).

Пророк Аввакум заявляет: «Что за польза от истукана, сделанного художником, этого литого лжеучителя, хотя ваятель, делая немые кумиры, полагается на свое произведение? Горе тому, кто говорит дереву: «встань!» и бессловесному камню: «пробудись!» Научит ли он чему-нибудь? Вот он обложен золотом и серебром, но дыхания в нем нет. А Господь – во святом храме Своем: да молчит вся земля пред лицом Его!» (Авв., 2: 18—20).

На что другой пророк добавляет: «Так говорите им: боги, которые не сотворили неба и земли, исчезнут с земли и из-под небес» (Иер., 10: 11). В одном месте читаем (у пророка Исайи): «Ибо так говорит Господь, сотворивший небеса, Он – Бог, образовавший землю и создавший ее; Он утвердил ее; не напрасно сотворил ее: Он образовал ее для жительства; Я – Господь, и нет иного» (Ис., 45: 18). В разных местах у Иеремии читаем: «Есть ли между суетными богами языческими производящие дождь?» (Иер., 14: 22). И следующий абзац из Исайи: «Я первый и Я последний, и кроме Меня нет Бога. Ибо кто как Я?.. Есть ли Бог кроме Меня? Нет другой твердыни, никакой не знаю. Делающие идолов все ничтожны, и вожделеннейшие их не приносят никакой пользы, и они сами себе свидетели в том. Они не видят и не разумеют, и потому будут посрамлены… Все участвующие в этом будут постыжены, ибо и художники сами из людей же… Кузнец делает из железа топор и работает на угольях, молотами обделывает его, и трудится над ним сильною рукою своею… Плотник, выбрав дерево, протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом, и округляет его, и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме. Он рубит себе кедры, берет сосну и дуб… Часть дерева сожигает в огне, другою частию варит мясо в пищу… а также греется… А из остатков от того делает бога, идола своего, поклоняется ему, повергается перед ним, и молится ему, и говорит: «спаси меня, ибо ты бог мой»… Половину его я сжег в огне и на угольях его испек хлеб, изжарил мясо и съел; а из остатка его сделаю ли я мерзость? Буду ли поклоняться куску дерева? Он гоняется за пылью; обманутое сердце ввело его в заблуждение, и он не может освободить души своей и сказать: «не обман ли в правой руке моей?» (Ис., 44: 6—20).

Сначала народ франков ничего не знал обо всем этом, но позже они узнали, о чем и рассказывается в последующих главах моей «Истории».

11. Сенатор Авит, который, как известно, происходил из Клермона, добился императорской власти в Риме, но вел слишком распутную и расточительную жизнь, поэтому его сместили, заменив другим сенатором. Позже Авита назначили епископом в Пьяченцу. Узнав, что сенат враждебен по отношению к нему и его хотят убить, он отправился в церковь Святого Мученика Юлиана в Клермоне, взяв с собой множество даров. Во время путешествия Авит умер, и его тело перенесли в деревню Бриуд, где его похоронили у ног вышеупомянутого мученика. Авита сменил Марциан, а в Галлии командующим армией назначили Эгидия.

12. Хильдерик, король франков, погрязнув в разврате, начал соблазнять дочерей своих подданных. Они настолько разъярились содеянным им, что вынудили короля оставить трон. Обнаружив, что его собираются убить, он бежал в Тюрингию, а вместо себя оставил близкого друга, который смог успокоить разгневанных подданных и усыпил их сознание медоточивыми словами.

Хильдерик оставил ему пароль, который должен был указать на то, что он может вернуться на свою родину. Они разломили золотую монету на две равные части. Одну половину Хильдерик забрал с собой, а другую сохранил его друг. «Когда я пошлю мою половину тебе, – сказал его друг, – и две половинки, совмещенные вместе, образуют целую монету, ты узнаешь, что тебе ничто не угрожает, и ты можешь вернуться домой».

В Тюрингии Хильдерик нашел убежище у короля Бизина и его жены Базины. Как только Хильдерик ушел, франки единогласно выбрали своим королем того самого Эгидия, о котором я уже говорил, посланного из Рима в качестве командующего армией. После того как Эгидий правил франками в течение восьми лет, преданному другу удалось их тайно утихомирить, и он отправил к Хильдерику посланцев с половинкой сломанной монеты, которую он сохранил.

Благодаря знаку Хильдерик решил, что франки хотят его возвращения, хотя на самом деле они выступали против, покинул Тюрингию и вернулся на свой трон. Как только он снова стал королем, королева Базина, о которой я уже говорил вам, оставила своего мужа и соединилась с Хильдериком.

Когда он спросил ее, почему она проделала столь длинный путь, чтобы быть с ним, то она ответила: «Я пришла, чтобы жить с тобой, ибо ты известен своей силой и необыкновенными способностями. Однако, если мне станет известно о ком-либо, даже если он находится далеко отсюда, за морем, кто окажется более способным, чем ты, я отправлюсь искать его, чтобы жить с ним вместо тебя».

Услышав это, Хильдерик восхитился и женился на ней. Она же забеременела и родила сына, которого назвала Хлодвигом. Он стал великим человеком и могучим воином.

13. После смерти святого Артемия епископом Клермона был поставлен Венеранд из Сенаторского рода. Вот что о нем пишет Павлин: «Как ни порочен наш век, такие епископы, как Эксуперий из Тулузы, Симплиций из Вьена, Аманд из Бордо, Диогениан из Альби или Венеранд из Клермона, остаются хранителями нашей общей веры и благочестия».

Как рассказывают, Венеранд умер в канун Рождества, так что праздничная процессия на следующий день стала и его погребальным кортежем. После его смерти начались непристойные споры о выборе нового епископа, обеспокоившие горожан.

Однажды в субботу, когда епископы-выборщики сидели на конклаве, к ним подошла женщина с накидкой на голове, указывавшей на то, что она являлась истинным слугой Господа, и сказала: «Выслушайте меня, отцы-святители! Поймите, что ни один из тех, кого выдвинули в качестве претендента стать епископом, не угоден Господу. Сегодня сам Господь изберет вам епископа. Не возбуждайте народ и не допускайте споров среди него, проявите смирение, ибо Господь сегодня пошлет человека, которому суждено управлять церковью».

Они сидели и дивились на ее речи, но тут к ним подошел один из священников этого города по имени Рустик. Увидев его, женщина закричала: «Вот тот человек, которого избрал Господь! Вот тот человек, которого он выбрал в качестве вашего епископа! Вот тот человек, которого вы должны рукоположить! Господь явил мне его в видении!»

Услышав ее слова, весь народ забыл о прежних разногласиях и закричал, что сделан правильный выбор. Рустика тут же посадили на епископскую кафедру, и к большой радости населения он принял епископский сан, стал седьмым провозглашенным епископом Клермона.

14. На семнадцатый год своего епископата в городе Туре умер епископ Евстохий. На его место рукоположили Перпетуя, ставшего пятым епископом после святого Мартина. Увидев, что у могилы святого Мартина часто происходят различные чудеса, Перпетуй решил, что часовня, воздвигнутая над телом святого, слишком мала и недостойна этих чудес. Он повелел снести часовню и воздвиг на ее месте огромный храм, который и ныне возвышается в пятистах пятидесяти шагах от города.

Храм этот ста шестидесяти футов длиной и шестидесяти футов шириной, а его высота в середине свода достигает сорока пяти футов. В алтаре имеется тридцать два окна и двадцать в нефе, кроме того, сорок одна колонна. Во всем же здании насчитывается пятьдесят два окна, сто двадцать колонн и восемь дверей – три в алтаре и пять в нефе.

Ежегодно там отмечаются как престольные праздники дни освящения храма, перенесения тела святого и годовщина его избрания в качестве епископа. Обычно празднуют 4 июля, не забывая о том, что святой Мартин умер 11 ноября. Те, кто справляют эти праздники с верой, обретут защиту святого епископа и в этом мире, и в жизни вечной.

Увидев, что в той малой часовне, что стояла на месте храма, был красиво отделанный потолок, епископ решил, что будет неправильно, если его уничтожат. Поэтому он поставил еще один храм в честь благословенных апостолов Петра и Павла, и в нем устроил этот потолок. Перпетуй воздвиг также много других церквей, которые твердо стоят и сегодня во имя Христа.

15. Тогда же преосвященный Евфроний, позже избранный епископом, воздвиг храм во имя преосвященного мученика Симфориана Отенского. В знак своего благоговения перед святым Мартином он прислал мраморную плиту, которая и лежит ныне на гробнице святого.

16. После смерти епископа Рустика восьмым епископом Клермона стал святой Намаций. Он способствовал постройке храма, который все еще стоит и считается первым внутри городских стен. Храм в форме креста имеет длину сто пятьдесят футов, неф шириной шестьдесят футов и пятьдесят футов высоты в своде. У храма круглая апсида и с каждой стороны приделы искусной работы. В храме сорок два окна, семьдесят колонн и восемь дверных проемов. Алтарные стены украшены мозаикой, составленной из разноцветного мрамора.

Величие храма вселяет благоговейный страх, а весной молящиеся вдыхают сладкие ароматы наподобие благовоний. На двенадцатый год после постройки храма епископ отправил священников в город Болонью, в Италию, чтобы они доставили ему мощи святого Агриколы и святого Виталия, распятых во имя Христа, Господа нашего.

17. Жена Намация выстроила за стенами Клермона храм Святого Стефана. Желая украсить его цветными фресками, она принесла книгу с житием святого и давала по ней пояснения художникам, объясняя, что те должны изобразить на стенах.

Однажды, когда она сидела в храме и читала эти истории, в церковь пришел помолиться некий бедняк. Увидев перед собой пожилую женщину, одетую в черную одежду, тот подумал, что она одна из тех, кто нуждается, вынул кусок хлеба, положил ей на колени и отправился по своим делам. Она не отвергла подарок этого бедного человека, который не понял, кто перед ним, но приняла его и с благодарностью сберегла. Она ела его вместо другой еды и каждый день получала таким образом благословение, пока не съела весь.

18. Когда Хильдерик сражался под Орлеаном (с вестготами в 463 г.), а Одоакр с саксами дошел почти до Анже, разразилась страшная эпидемия чумы, унесшая множество людей. Среди них умер Эгидий, оставив сына по имени Сиагрий. После смерти Эгидия Одоакр захватил в Анже и других городах заложников. Готы изгнали бретонцев из Буржа, оставив много убитых при селении Деоль.

Но римский военачальник Павел, объединивший под своей командой римские и франкские войска, напал на готов и захватил у них богатую добычу. Одоакр захватил Анже, но на следующий день туда прибыл король Хильдерик и после того, как был убит Павел (Хильдерик сражался на стороне римлян), занял город. На следующий день епископский дом сгорел в сильном пожаре.

19. Пока происходили эти события, между саксами и римлянами вспыхнула ожесточенная война. Франки захватили острова саксов, разорили их и убили множество людей. На девятый месяц того же года случилось землетрясение. Одоакр заключил договор с Хильдериком, и вместе они покорили алеманнов, захвативших часть Италии.

20. На четырнадцатый год своего правления король готов (вестготов) Еврих (Эурих) вверил герцогу Виктору семь городов. Тот тотчас отправился в Клермон и провел там некоторую перестройку. Построенные при нем подземные церкви стоят и поныне. Именно он воздвиг в храме Святого Юлиана колонны, ставшие частью здания. Виктор построил также храмы Святого Лаврентия и Святого Германа в Сен-Жермен-Лаброне. Виктор пробыл в Клермоне девять лет, и с ним был связан скандал вокруг сенатора Евхерия, брошенного в тюрьму. Однажды ночью Виктор вывел его наружу, а затем привязал под старой стеной, после чего обрушил на сенатора кусок стены.

Также Виктор много путался с женщинами. Опасаясь, что мужчины Клермона могут убить его за это, он бежал в Рим. Там он продолжал такую же беспутную жизнь, и наконец его забили камнями до смерти. После смерти Виктора четыре года городом правил Еврих. Он умер на двадцать седьмом году своего правления. И тогда снова произошло сильное землетрясение.

21. Когда епископ Клермона Намаций умер, его сменил Епархий, слывший святым и набожным человеком. В то время у церкви практически не было собственности в городе. Епископ проживал при храме, в помещении, где теперь находится ризница. Обычно по ночам он вставал, чтобы воздать благодарность Господу перед высоким алтарем, находившимся в его церкви.

Однажды случилось так, что, войдя ночью в церковь, он обнаружил, что она заполнена бесами и сам сатана, одетый в женское платье, восседает на епископском троне. «Проклятая распутница, – заявил епископ, – мало того что ты все заражаешь своей низостью, так ты еще и оскверняешь своим мерзким телом место, посвященное Господу? Немедленно покинь дом Господа и прекрати отравлять его своим присутствием!»

«Поскольку ты назвал меня блудницей, – ответил сатана, – я позабочусь о том, чтобы ты постоянно страдал от сексуального желания». И, произнеся это, он растворился в воздухе. Действительно, епископа мучил зов плоти, но его защищал Знак Креста, и дьявол не смог причинить ему вред.

Во всех описаниях говорится о том, что именно Епархий построил на вершине горы в Шантуане монастырь, где сегодня находится часовня, и часто уединялся там во время святых дней Великого поста. В день Тайной вечери он обычно отправлялся в собор в сопровождении своего духовенства и жителей города, которые следовали с ними, распевая псалмы.

Когда Епархий умер, его сменил Сидоний Аполлинарий, одно время занимавший место префекта города, человек самого высокого происхождения, какое только можно себе представить, и один из ведущих сенаторов Галлии, настолько благородный, что он женился на дочери императора Авита.

В то время, когда в Клермоне находился Виктор, в монастыре Блаженного Кирика жил аббат по имени Авраам, который, по милости своего тезки, патриарха Авраама, весьма почитался благодаря своей вере и прекрасным работам, как я говорил в моей другой книге, где описана его жизнь (Liber vitae Patruum).

22. Святой Сидоний отличался таким красноречием, что мог говорить на любую тему без затруднений, выражая мысль необычайно ясно. Однажды, когда он отправился на праздничную мессу в монастырскую церковь, о которой я уже рассказывал вам, у него украли книгу, с помощью которой он обычно служил церковную службу. Однако Сидоний настолько хорошо знал дело, что отслужил праздничную службу, ни разу не споткнувшись.

Присутствующие несказанно удивились, им показалось, что скорее ангел говорит с ними, а не человек. Об этом я подробно пишу в книге, которую я написал о совершенных им мессах[40]. Он считался необычайно святым человеком, происходил, как я уже писал, из одной из самых выдающихся сенаторских семей. Не говоря ничего своей жене, он мог вынуть серебряные сосуды из своего дома и отдать их бедным. Когда она обнаруживала то, что он сделал, то начинала упрекать его. Тогда он выкупал серебряные сосуды обратно у бедных и снова возвращал их в свой дом.

23. Хотя Сидоний вел святой образ жизни, все свое время отдавая Господу, два священника восстали против него. Они лишили его всякой возможности управлять собственностью церкви, вынудили вести весьма стесненный образ жизни и всячески поносили. Однако Господь Своей милостью не позволил подобным оскорблениям оставаться ненаказанным.

Один из этих двоих коварных людей, которого недостойно называть священником, стал угрожать, что изгонит Сидония из его собственной церкви. Встав на следующее утро, заслышав колокол, звавший к заутрене, он продолжал злиться на угодника Божия, надеясь осуществить план, придуманный прошлым вечером.

Однако, войдя в отхожее место, он отдал богу душу. Ожидавший снаружи мальчик со свечой ждал, когда выйдет его хозяин. День между тем наступил, и его соучастник, другой священник, послал узнать, что случилось. «Возвращайся быстрее, – приказал посланный, – не торчи здесь так долго, мы должны отправиться вместе и сделать то, что запланировали вчера».

Мертвый человек не отвечал. Тогда мальчик поднял занавес у уборной и обнаружил, что его хозяин мертв. Из сказанного мы можем заключить, что этот человек был виновен в преступлении не менее серьезном, чем то, что совершил Арий, у которого также внутренности вывалились через задний проход в туалете, ибо неподчинение епископу можно приравнять к ереси.

После этого святой Сидоний, у которого, отметим, все еще оставался один из двух врагов, вернулся к власти, но некоторое время спустя слег с высокой температурой. Он распорядился, чтобы помощники отнесли его в церковь. Когда он оказался внутри, огромная толпа мужчин и женщин, а также маленьких детей собралась вокруг него, причитая и приговаривая: «Добрый пастырь, почему ты покидаешь нас? Кому ты оставляешь твоих детей-сирот? Если ты умрешь, что случится с нами? Найдется ли тот, кто сможет наполнить наши жизни крупицами мудрости и вдохновить нас именем Господа, тем же внутренним светом, который ты выказал?»

Горожане из Клермона плакали и говорили все это и многое другое. Наконец с помощью Святого Духа Сидоний ответил им. «Не бойтесь, – сказал он. – Еще жив мой брат Апрункул, и он будет вашим епископом». Те, кто услышал его слова, не поняли его и подумали, что он тронулся умом.

После смерти Сидония зловредный священник, второй из тех двух, ослепленный жадностью, немедленно наложил руки на собственность церкви, как будто его уже избрали епископом. «Господь наконец заметил меня, – говорил он, – поскольку Он знает, что я более справедлив, чем Сидоний, и Он даровал мне эту власть». Теперь он с гордостью разъезжал по городу.

В следующую субботу после смерти Сидония этот священник устроил праздник в приходском доме и велел пригласить на него городских жителей. Он не выказал никакого почтения к старейшинам, находившимся среди них, и первым занял место за столом. Виночерпий передал ему кубок с вином и сказал:

«Мой господин, мне только что было видение, и, если вы позволите, я расскажу его вам.

Я видел, что нахожусь в огромном зале, где на троне сидел человек, вроде бы судья, обладавший властью над всеми, кто там присутствовал. Вокруг него стояла огромная толпа священников в белых одеяниях, а также там находилась большая толпа людей всех видов, и было их так много, что я не смог их сосчитать.

Пока я стоял там, трепеща и ожидая, я заметил благословенного Сидония, стоявшего вдалеке на возвышении, и он спорил с твоим дорогим другом, священником, который умер несколько лет тому назад. Священник потерпел поражение в этом споре, и король велел запереть его в самой глубокой и маленькой темнице.

Когда его увели, Сидоний выступил против вас, заявляя, что вы были замешаны в преступлении, за которое осудили другого. Тогда судья начал искать того, кого бы он мог к вам послать. Я спрятался в толпе и стоял достаточно далеко, ибо опасался, что послать могут меня, потому что я был хорошо с вами знаком.

Так я и стоял, молча, погрузившись в собственные мысли, но тут вдруг все исчезли, и я остался один на виду. Судья вызвал меня, и я подошел к нему. Потрясенный его величием, я задрожал от страха. «Не бойся, мой мальчик, – сказал он. – Иди и скажи этому священнику: «Приди и держи ответ, поскольку Сидоний зовет тебя». Ты должен отправляться немедленно, ибо царь повелел мне передать то, что я сказал, и даже прямо угрожал мне: «Если ты не скажешь то, что тебе велят, то умрешь самой ужасной смертью».

Как только слуга произнес все это, священник пал мертвым, и кубок выскользнул у него из руки. Его подняли с той кушетки, на которую он упал, и похоронили, чтобы он скорее присоединился к своему помощнику в аду. Так Господь вынес Свое суждение в связи с этими двумя непокорными священниками. Один разделил судьбу Ария, другой был свергнут с вершины своей гордыни, как Симон волхв по велению святого апостола. Не приходится сомневаться в том, что замыслившие заговор против своего святого епископа теперь заняли свое место, рядом друг с другом, в самой нижней части ада.

Тем временем повсюду разносились слухи о приближении франков, и каждый с беспокойством ожидал того момента, когда они подчинят всех своей власти. Святой Апрункул, епископ города Лангра, впал в немилость у бургундов. Ненависть к нему росла день ото дня, и наконец случилось так, что его собрались тайно казнить. Узнав об этом, он ночью перелез через стену Дижона, а затем бежал в Клермон и в соответствии со словом Божьим, вложенным в уста Сидония, стал одиннадцатым епископом этого города.

24. Еще при епископе Сидонии в Бургундии случился сильный голод. Население рассеялось в поисках пищи, и не оказалось никого, кто мог бы помочь едой бедным. Тогда Экдиций, один из сенаторов и близкий друг Сидония, с помощью Господа нашел прекрасное решение. Он послал своих слуг с лошадьми и повозками по соседним городам, чтобы те привезли тех, кто страдал от голода. Они собрали всех голодных и нуждающихся, кого смогли подобрать, а всего их было более тысячи мужчин и женщин, и привезли их в усадьбу Экдиция. Там он кормил их весь год и тем самым спас от голодной смерти. Когда же голод миновал, Экдиций помог каждому из них добраться до своего дома. После этого он услышал глас небесный: «Экдиций, за то, что ты сделал это, ни ты, ни твои дети не будут испытывать недостатка в пище, ибо, повинуясь Моим словам и насытив бедных, ты накормил и Меня!» Существует много рассказов об энергичности Экдиция. Однажды он с десятком воинов обратил в бегство большой отряд готов. Во время голода так же, как Экдиций, отличился, спасая людей, святой Пациент, епископ Лиона. Святой Сидоний в своем письме славит его за это.

25. В то же самое время Еврих, король вестготов, пересек испанскую границу и начал жестоко преследовать христиан в Галлии. Не колеблясь он отрубал голову тем, кто не присоединялся к его еретическому учению, бросал в тюрьму священников, епископов отправлял в ссылку или казнил. Он распорядился, чтобы ворота храмов засадили терновыми кустами с шипами, чтобы христиане не смогли посещать храмы и забыли свою истинную веру.

В основном от его яростных гонений пострадала область, расположенная между рекой Гаронной и Пиренеями, то есть города Аквитании. В нашем распоряжении оказалось письмо благородного Сидония, написанное самому епископу Василию, в котором он приводит подробное описание произошедшего. Вскоре после этого преследователь умер, пораженный возмездием Божиим.

26. Вскоре после этого святой Перпетуй, епископ города Тура, мирно почил, пробыв епископом в течение тридцати лет. На его место назначили Волузиана, происходившего из сенаторского рода. Готы относились к нему с подозрением и на седьмой год отправили его в качестве пленника в Испанию, где вскоре он умер. Его сменил Вер, ставший седьмым епископом после святого Мартина.

27. Дальше случилось так, что умер Хильдерик. Его сменил на троне его сын Хлодвиг. На пятый год его правления Сиагрий, король римлян (Сиагрий был правителем последнего осколка погибшей в 476 г. Западной Римской империи в Галлии. – Ред.) и сын Эгидия, переселился в Суасон и поселился в его резиденции. Тогда Хлодвиг выступил против него вместе со своим родственником Рагнахаром и вынудил Сиагрия вступить в бой. Тот, не раздумывая, принял вызов, потому что не боялся Хлодвига.

В сражении армия Сиагрия была разбита, а сам он бежал так быстро, как только смог, к королю Алариху II, находившемуся в Тулузе. Хлодвиг потребовал от Алариха выдать бег леца, а в противном случае обещал напасть на него за то, что тот предоставил убежище Сиагрию. Боясь навлечь на себя гнев франков, Аларих выдал связанного Сиагрия посланцам Хлодвига. Заполучив Сиагрия, Хлодвиг велел его заключить в тюрьму, а захватив его царство, велел тайно убить его.

В то время воины Хлодвига были идолопоклонниками и разорили много храмов. Случилось так, что наряду со многими другими драгоценными предметами, использовавшимися во время церковной службы, солдаты украли в одном храме чашу огромной величины и великолепной работы. Епископ данной церкви послал представителей к королю, умоляя, чтобы он даже если не вернет обратно другие священные сосуды, то, по крайней мере, пусть возвратит церкви эту чашу.

Король выслушал их и ответил: «Следуйте за мной в Суасон, где мы будем делить все захваченные предметы. Если сосуд, который просит ваш епископ, войдет в мою долю, я удовлетворю ваше желание». Они прибыли в Суасон и всю добычу сложили кучей перед ними. Указав на данный сосуд, Хлодвиг обратился к своим людям: «Я прошу, чтобы вы, мои могучие воины, согласились со мной и наградили меня этим сосудом сверх моей обычной доли».

Выслушав то, что он им сказал, самые рассудительные среди воинов ответили: «Все, что лежит перед нами, ваше, благородный король, поскольку мы подчиняемся вам. Делайте так, как сочтете нужным, и никто из нас не осмелится сказать вам «нет». Однако один из них, человек злой и жадный, поднял свой боевой топор и ударил по чаше. «Ты ничего не получишь из этой добычи, – прокричал он, – сверх твоей доли!»

Все присутствующие изумились его словам. Король же скрыл свою досаду, взял чашу и протянул его посланнику церкви, скрыв внутреннее возмущение произошедшим. В конце того года Хлодвиг приказал, чтобы вся армия собралась на Мартовском поле, чтобы он смог осмотреть состояние их вооружения. Король обошел всех и наконец подошел к человеку, который ударил секирой по чаше.

«Ни у кого вооружение не находится в таком плохом состоянии, как у тебя, – сказал он. – Твое копье в ужасном состоянии, как и твой меч, и твоя секира!» Хлодвиг выхватил секиру у воина и бросил ее на землю. Как только тот нагнулся, чтобы подобрать свое оружие, король Хлодвиг ударом своего боевого топора разрубил ему голову. «Вот так и ты сделал с моей чашей в Суасоне!» – сказал Хлодвиг.

Воин упал замертво, а остальным Хлодвиг велел разойтись. От содеянного они преисполнились благоговейным ужасом. Хлодвиг провел много войн и выиграл множество битв. На десятый год своего правления он вторгся в Тюрингию и подчинил ее.

28. Король Бургундии Гундевех происходил из рода короля Атанариха, преследовавшего христиан, о котором я уже вам рассказывал. У него было четыре сына: Гундобад, Годегизил, Хильперик и Годомар. Гундобад убил своего брата Хильперика и утопил его жену, привязав к ее шее камень. Двух дочерей Хильперика он отправил в ссылку, старшая, по имени Хрона, стала монахиней, младшую звали Клотильдой (Хродехильдой). Хлодвиг часто посылал своих послов в Бургундию, где однажды они и увидели Клотильду.

Увидев, что она красива и умна, а также развита не по годам, они выяснили, что она происходит из королевского рода. Когда об этом сообщили Хлодвигу, тот отправил к Гундобаду новых послов, чтобы попросить ее руки и жениться на ней. Тот побоялся отказать Хлодвигу, так что послы забрали девушку с собой. Увидев ее, Хлодвиг настолько восхитился ее красотой, что тут же женился на ней, хотя у него уже был сын Теодорих от одной из его наложниц.

29. Клотильда родила Хлодвигу сына. Желая, чтобы ее ребенка крестили, она стала убеждать мужа, чтобы тот согласился на это.

«Те боги, которым ты поклоняешься, недостойны нашего внимания, – настаивала она. – Они не могут помочь даже себе, не говоря уже об остальных. Они высечены из камня, дерева или какого-то куска металла. Те имена, которые вы им дали, вовсе не имена богов. Скажем, возьмем твоего Сатурна, который убежал от своего собственного сына, чтобы тот не изгнал его из собственного царства, по крайней мере, так говорит.

Или, допустим, Юпитер, грязный развратник, совершавший противные, мерзкие поступки, который не мог держаться в отдалении от других людей, забавлялся со своими родственницами и не смог даже удержаться от сожительства со своей собственной сестрой. Что для других сделали Марс и Меркурий? Они были одарены магическим умением, но явно недостойны того, чтобы называться божествами.

Вместо того чтобы поклоняться Ему, Который словом из ничего создал небо, землю, море и все, что окружает нас («Сотворившего небо и землю, море и все, что в них…» – Пс., 145: 6). Заставившему сиять солнце, озарившему небо звездами, населившему воду рыбами, землю зверями, небо летающими в нем существами. С Его одобрения сады наполнились фруктами, деревья яблоками, виноградники виноградом. Именно Он создал род человеческий, благодаря Его велению все созданное служит и предназначено для созданного Им человека».

Однако, как бы часто королева ни повторяла эти слова, король не поддавался и не хотел прийти к христианской вере. «Все эти вещи были созданы и определены благодаря велению наших богов, – так обычно отвечал он. – Очевидно, что твой Бог не может ничего сделать, более того, нет никаких доказательств того, что он является Богом».

Остававшаяся верной своей вере, королева принесла своего сына для крещения. Она распорядилась, чтобы церковь украсили драпировками и занавесями, надеясь, что продолжавшийся сопротивляться король, несмотря на все приведенные доводы, придет к вере под впечатлением от церемонии. Ребенка крестили, нарекли Ингомером, но вскоре после того, как его крестили, он умер в своих белых одеждах.

Хлодвиг необычайно разъярился и обрушился тотчас с упреками на королеву. «Если бы его посвятили моим богам, – заявлял он, – то совершенно очевидно, что он жил бы и дальше, теперь же, когда его крестили во имя вашего Бога, он не смог прожить и дня!»

«Я благодарю Всемогущего Господа, – отвечала Клотильда, – создателя всех вещей, который не счел меня недостойной Его милости, потому что Он захотел приветствовать в Своем царстве ребенка, рожденного из моего лона. Меня вовсе не повергает в уныние случившееся, потому что я знаю, что мой ребенок, призванный из этого мира в его белых крестильных одеждах, будет воспитан, лицезрея Господа».

Спустя некоторое время Клотильда родила второго сына, крещенного Хлодомером. Он занемог, и Хлодвиг сказал: «Что же вы хотите? С ним произойдет то же самое, что и с его братом, как только его крестят во имя вашего Христа, он умрет!» Однако Клотильда молилась Господу, и по Его велению ребенок поправился.

30. Королева Клотильда продолжала молиться, чтобы ее муж признал истинного Бога и перестал поклоняться своим идолам. Но ничто не могло заставить его принять христианство. Наконец, во время войны с алеманнами, он был вынужден принять то, от чего отказывался, стремясь сохранить за собой право выбора.

Случилось так, что, когда две армии встретились на поле сражения, произошла страшная резня, и войска Хлодвига начали быстро таять. Когда он увидел это, то обратил свой взор на небо, почувствовал раскаяние и был тронут до слез.

«Иисус Христос, – сказал он, – тот, кого Клотильда считает Сыном живого Бога, Ты, кто помогает страждущим и дарует победу уповавающим на Тебя. Со смирением взываю проявить могущество Твое.

Если Ты даруешь мне победу над моими врагами и если я смогу получить свидетельство Твоей чудесной силы, которую уже испытали люди, посвятившие себя Тебе и поклоняющиеся Твоему имени, тогда я уверую в Тебя и крещусь во имя Твое. Я уже обращался к моим собственным богам, но мне совершенно ясно, что они не собираются помочь мне. Поэтому я не верю в то, что они обладают какой-либо силой, потому что не собираются помочь тем, кто верит в них. Теперь же я обращаюсь к Тебе, я хочу поверить в Тебя, только спаси меня от моих врагов».

И как только он вымолвил все это, король алеманнов был убит. Увидев это, алеманны начали отступать и сдаваться Хлодвигу. «Мы умоляем тебя, – сказали они, – положить конец этой резне. Мы готовы подчиниться тебе». Тогда Хлодвиг прекратил битву, а затем произнес речь, в которой призывал к миру. Затем он отправился домой. Там Хлодвиг рассказал королеве о том, как одержал победу, призвав имя Христа. Так начался пятнадцатый год его правления.

31. Тогда королева приказала тайно вызвать святого Ремигия, епископа города Реймса, и попросила его наставить короля на путь спасения. Епископ тайно встретился с Хлодвигом и начал убеждать его отречься от своих идолов, которые бессильны помочь ему и кому-либо, и поверить в истинного Бога, Творца неба и земли. На что король ответил:

«Я охотно выслушал вас, святой отец. Но остается одно препятствие.

Находящиеся под моей властью люди не согласятся отказаться от своих богов. Я пойду и передам им то, что вы только что сказали мне». Хлодвиг собрал своих людей, но Господь Своей властью опередил его, и не успел Хлодвиг начать свою речь, как все присутствующие дружно закричали: «Мы отрекаемся от поклонения смертным богам, благочестивый король, и готовы следовать за бессмертным Богом, о котором нам проповедует Ремигий».

О случившемся доложили епископу. Он был необычайно доволен и распорядился о том, чтобы приготовили купель для крещения. Общественные площади драпировали цветными тканями, церкви разукрасили белыми полотнищами, приготовили баптистерий. Палочки ладана испускали облака благоуханий, сладко пахнувшие свечи ярко сияли, священное место крещения заполнилось священным ароматом.

Господь наполнил сердца присутствующих такой благодатью, что им показалось, что они переместились в некий благоухающий сад. Король Хлодвиг попросил, чтобы епископ крестил его первым[41]. Подобно новому Константину, он вошел в купель, чтобы очиститься от прежней проказы (в IV в. святой Сильвестр, крестив императора Константина, вылечил его от проказы. Здесь – иносказательно. – Ред.) и смыть грязные пятна прошлого.

Когда Хлодвиг подошел, чтобы креститься, святитель Божий обратился к нему со следующими важными словами: «Склони свою голову и смирись, сигамбр[42]. Откажись от того, чему ты поклонялся, отрекись от того, чему был предан».

Святой Ремигий слыл необычайно образованным человеком, его считали ученым, равных которому не было. Он был также известен своей святостью и по своим совершенным чудесам признавался равным святому Сильвестру. Мы располагаем описанием его жизни, в котором рассказывается, как он воскресил мертвого человека.

Король Хлодвиг признался в своей вере в триединого Всемогущего Бога. Он крестился во имя Отца, Сына и Святого Духа и был помазан священным елеем знаком Христа. В то же самое время крестилось более трех тысяч человек из его армии. Его сестра Альфобледа также крестилась, но вскоре она умерла и ее взял Господь. Когда король оплакивал ее смерть, святой Ремигий отправил ему утешительное письмо, оно начинается следующими словами: «Я необычайно расстроен, и я разделяю вашу печаль по поводу потери вашей сестры, оставшейся в памяти своей благочестием. Мы можем найти в этом утешение, она встретила свою смерть таким образом, что мы с надеждой смотрим вперед, вместо того чтобы предаваться оплакиванию ее».[43]

Другая сестра Хлодвига по имени Лантехильда крестилась в то же самое время. Ранее она приняла арианскую ересь, но затем признала единосущность Отца, Сына и Святого Духа и была помазана.

32. В то время два брата, Гундобад и Годегизил, правили королевством, простиравшимся по Роне и Соне, включая и земли Массимия (Марселя). Как их подданные, так и они исследовали арианскую ересь. Когда они напали друг на друга, то Годегизил услышал о победах, которые одержал король Хлодвиг. Он тайно отправил к нему послов. «Если ты поможешь мне в войне с моим братом, – сказал он, – так чтобы я смог убить его в битве или выдворить его из страны, я стану платить тебе ежегодную дань, которую ты установишь».

Хлодвиг с радостью принял предложение и направил свою армию против Гундобада. Услышав об этом, Гундобад, который ничего не знал о предательстве брата, послал Годегизилу сообщение. «Приди ко мне на помощь, – извещал он, – франки выступили против нас и вторглись на нашу землю, которую собираются захватить. Давай объединимся против них, тех людей, что ненавидят нас, потому что, если мы не объединимся, мы разделим участь других». Тот ответил: «Буду вместе со своей армией и поддержу тебя».

Все три правителя выступили со своими армиями. Все три армии подошли к крепости, называвшейся Дижоном. Когда они сошлись на реке Уш, Годегизил перешел на сторону Хлодвига, и их объединенные войска разбили армию Гундобада. Узнав о предательстве брата, тот бежал вдоль берегов Роны и укрылся в городе Авиньоне.

Что же касается Годегизила, то после победы он пообещал отдать часть своего королевства Хлодвигу, затем отправился домой в мире и торжественно вошел в город Вьен, как будто он продолжал управлять своей территорией.

Хлодвиг, призвав новые войска, устремился в погоню за Гундобадом, намереваясь вытащить того из Авиньона и убить его. Узнав об этом, Гундобад перепугался, опасаясь, что его могут убить в любой момент. Однако при нем был проницательный и умный человек по имени Аридий.

Гундобад призвал этого человека к себе и сказал: «Я обложен волками и не знаю, что мне делать. Эти варвары замыслили напасть на меня. Если они убьют нас обоих, то опустошат всю округу».

«Вы должны сделать все от вас зависящее, чтобы смирить дикий нрав Хлодвига, – ответил Аридий, – иначе вы погибнете. Если вы согласитесь со мной, я притворюсь перебежчиком. Когда я приду к Хлодвигу, то открою ему, что нет никакой пользы в том, что происходит. Если вы выполните мой план полностью, то Господь Бог Своей милостью приведет нас к благополучному разрешению».

«Я сделаю то, что ты говоришь», – ответил Гундобад. Получив его согласие, Аридий покинул его и направился к Хлодвигу. «Я твой жалкий слуга, самый благочестивый король, – сказал он. – Я оставил презренного Гундобада и пришел, чтобы присоединиться к твоим войскам. Если ты ласково примешь меня, то ты и твои потомки найдут во мне преданного и верного слугу».

Хлодвиг не колеблясь принял его предложение и оставил при себе. Аридий оказался превосходным рассказчиком, всегда готовым дать хороший совет, откровенным в суждениях и бесспорно преданным. Хлодвиг между тем велел располагаться лагерем, разместив свою армию вокруг городских стен.

«Если ты король, обладающий абсолютной властью, то прими небольшой совет того, кто является никем, – сказал Хлодвигу Аридий. – Вот то предложение королю, которое я хотел бы ему сделать. То, что я собираюсь вам сказать, позволит вам укрепить свои преимущества и в то же послужит на пользу тем городам, через которые вы собираетесь пройти.

Какой смысл в том, чтобы удерживать все эти войска под своим управлением, когда твой враг находится в крепости, слишком хорошо укрепленной, чтобы вы могли его захватить? Вы уничтожаете поля, травите луга, вырубаете виноградники, причем хорошо плодоносящие. Таким образом вы наносите только вред стране. Почему бы не отправить ультиматум Гундобаду, в котором надо сказать ему, что, если он станет платить ежегодную дань, вы покинете окрестности города? Если он не примет ваше предложение, то вы можете делать то, что захотите».

Хлодвиг прислушался к совету Аридия и приказал своей армии вернуться домой. Затем он отправил послов к Гундобаду и потребовал платить ежегодную дань. Тот не колеб лясь выплатил дань за год и пообещал, что продолжит это делать и дальше.

33. Позже, когда Гундобад восстановил свою силу, он счел неприемлемым выплачивать королю Хлодвигу ту дань, которую раньше пообещал. Он направил свою армию против своего брата – и осадил его в городе Вьене. Когда у простых людей в городе начала заканчиваться еда, Годегизил стал опасаться, что он также начнет испытывать голод, поэтому приказал, чтобы простых людей выдворили из города. Так и сделали, но среди изгнанных оказался мастер, который следил за водопроводом. Страшно негодуя по поводу того, что его изгнали вместе с остальными, он отправился к Гундобаду и открыл ему, как тот может сломить сопротивление защитников города и отомстить своему брату.

Вместе с инженером, показывавшим дорогу, воины Годегизила прошли вдоль акведука. Во главе шли люди с железными ломами, ибо ведущий в город водопроводный канал был завален огромным камнем. Под руководством мастера они ломами отвалили камень, открыли путь в город и напали с тыла на защитников, продолжавших пускать стрелы со стены.

Из центра города прозвучал звук трубы, осаждавшие напали на ворота, распахнули их настежь и ворвались внутрь. Защитники города попали под удар с двух сторон и были изрублены на куски. Годегизил пытался спастись в одной из церквей еретиков, но был там убит вместе с арианским епископом. В одной из башен собрались франки, помогавшие воевать Годегизилу, но Гундобад приказал, чтобы с ним хорошо обращались. Разоружив их, он отправил их в изгнание к королю Алариху II в Тулузу.

Все галло-римские сенаторы и бургунды, которые поддерживали Годегизила, были убиты во время сражения. Весь район, который сегодня называется Бургундией, Гундобад взял под свое собственное правление. Чтобы бургунды не могли несправедливо обходиться с римлянами, он ввел среди них более терпимые законы.

34. Осознав, что арианское учение не приносит никакой пользы, и приняв, что Христос, сын Бога, и Святой Дух единосущны, Гундобад попросил святого епископа Вьена тайно миропомазать его.

«Если ты действительно веришь в то, что сам Господь учит нас, – сказал епископ, – ты должен следовать этому. Христос сказал: «Итак, всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; А кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мф., 10: 32—33).

Точно так же Господь говорил святым и благословенным апостолам, которых так сильно любил, возвещая: «Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилища и в синагогах своих будут бить вас. И поведут вас к правителям и царям за Меня, для свидетельства перед ними и язычниками» (Мф., 10: 17—18).

Вы – король, и вам не нужно бояться, что кто-нибудь сможет обвинить вас, и вам не следует опасаться своих подданных. Не бойтесь признаться публично в своей вере в Создателя всего сущего. Не будьте столь безрассудным и признайтесь перед ними во всем том, во что вы верите всем своим сердцем. Благословенный апостол говорил: «Потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению» (Рим., 10: 10). Точно так же пророк сказал: «Я прославлю Тебя в собрании великом, среди народа многочисленного восхвалю Тебя» (Пс., 34: 18). И еще: «Буду славить Тебя, Господи, между народами; буду воспевать Тебя среди племен» (Пс., 56: 10).

Ты же боишься своего народа. Разве ты не понимаешь, что было бы лучше, если бы люди приняли твою веру, чем ты бы, правитель, потворствовал всяким желаниям? Ты – глава твоего народа, среди него нет господина выше тебя. Когда ты отправляешься на войну, именно ты идешь во главе своей армии, и войска повсюду следуют за тобой.

Следовательно, и будет лучше всего, если бы они узнали истину, следуя твоему руководству, чем после твоей смерти продолжали пребывать в заблуждении. «Бог поругаем не бывает» (Гал., 6: 7), кроме того, Он не может полюбить человека, который в земном царстве отказывается признать Его перед всем миром».

Убежденный сказанным Гундобад все же до конца дней своих продолжал упорствовать, отказываясь всенародно признать единосущность Троицы.

В то время святой Авит славился своим красноречием и не было ему равных среди прочих. Когда же из Константинополя распространилась ересь Евтихия и Савелия, утверждавших, что у нашего Господа Иисуса Христа не было ничего божественного, Авит по просьбе короля Гундобада написал полемические сочинения против этих еретиков. В нашем распоряжении все еще находятся эти замечательные письма, в которых одновременно осуждается ересь и укрепляется Божья церковь.

Авит также написал и книгу проповедей, шесть книг в стихах о Сотворении мира и других сходных проблемах, девять книг «Писем», куда вошли и вышеупомянутые послания. В одной проповеди он пишет, что совершение этих обрядов до дня Вознесения Господня было введено Мамертом, епископом того же самого города Вьена, где состоял епископом и Авит, чтобы успокоить жителей. Целый год Вьен сотрясался от частых землетрясений, дикие стаи волков и оленей входили через врата и бродили по всему городу, ничего и никого не опасаясь.

Когда стало приближаться время праздника Пасхи, обычные люди, поклоняясь Господу, ожидали Его снисхождения, надеялись, что этот день великого торжества, возможно, положит конец этому ужасу. Однако в священную ночь, во время службы находившийся внутри городских стен дворец короля был охвачен огнем от молний. Собравшихся охватила паника, они устремились из церкви, потому что решили, что теперь пламя охватит весь город или что земля разверзнется и проглотит их.

Плача и стеная, святой епископ пал ниц перед алтарем, умоляя Господа о милости. Его молитва была услышана, и дождь потушил пламя. Пока все это происходило, приближался праздник Вознесения Господа, как я уже говорил вам. Епископ велел людям поститься, ввел особую форму молитвы и раздал подаяние бедным.

Тогда всем страхам пришел конец. Рассказ о том, что произошло, распространился по всем провинциям, и все епископы последовали примеру нашего епископа. До наших дней совершаются все обряды, все раскаиваются в грехах своих и славят, с благодарностью в сердце, нашего Господа.

35. Когда Аларих II, король вестготов, увидел, что король Хлодвиг побеждает один народ за другим, он послал ему послов. «Если ты согласишься, – передал он, – то было бы замечательно, чтобы мы встретились с одобрения Господа». Тот ответил согласием. Хлодвиг отправился в путь, чтобы встретиться с Аларихом на острове посередине реки Луары неподалеку от Тура. Они провели там переговоры, сидели бок о бок на пиру, поклялись в вечной дружбе и отправились домой, заключив мир. В то время великое множество людей в Галлии хотели бы оказаться под властью франков.

36. Прямым следствием всего этого стало то, что епископ города Родез Квинциан впал в немилость и стал изгоняться жителями из города. Жители города говорили ему: «Уходи, ведь ты хочешь, чтобы франки захватили всю нашу страну». Вскоре после этого открытый раскол начался между ним и его паствой.

Проживавшие в Родезе готы заподозрили его в симпатии франкам и стали обвинять, что он хочет принять власть франков. Они собрались вместе и замыслили убить его. Услышав об этом, Квинциан бежал ночью из города с самыми преданными своими слугами.

Он добрался до Клермона, где его тепло принял святой Евфразий, который стал преемником Апрункула, епископа Дижона. Евфразий дал ему приют, выделил поля и виноградники, заявив при этом: «Запасов данной епархии достаточно, чтобы содержать нас обоих: это проявление милосердия со стороны благословенного апостола, проповедующего, что такие отношения должны сохраняться между слугами Господа».

Епископ Лиона также передал Квинциану часть церковной собственности, которую имел в Клермоне. Подробности жизни святого Квинциана, а также несправедливости, совершенные по отношению к нему, и те чудеса, которые Господь соблаговолил совершать с его помощью, описаны в соответствующей главе моей книги.

37. «Не могу видеть, как эти ариане занимают часть Галлии, – заявил Хлодвиг своим людям. – Давайте с Божьей помощью пойдем на них, разобьем и захватим их страну». Все согласились с его предложением. Собрали армию, и Хлодвиг направился к Пуатье.[44]

Часть войска прошла через земли Тура. Из уважения к святому Мартину Хлодвиг распорядился, чтобы франки ничего не брали в этой области, кроме травы и воды. Один из воинов нашел немного сена, принадлежавшего бедному человеку. «Король велел, чтобы ничего не изымали, кроме травы, не так ли? – заявил этот воин. – А это и есть трава. Мы не нарушим его приказ, если возьмем это».

Воин силой отобрал сено у бедняка, но об этом доложили Хлодвигу, который тут же рассек воина мечом. «Мы не сможем победить, если обидим святого Мартина», – сказал Хлодвиг. Произошедшего оказалось достаточным, чтобы армия ничего не брала в этом районе.

Затем король отправил в храм Святого Мартина посланцев с богатыми дарами. «Идите туда, – добавил он, – и принесите мне доброе предзнаменование из Божьего дома». «Господи, – сказал Хлодвиг, – если ты решил передать в мои руки этот неверный народ, то соблаговоли дать мне знак, когда эти люди войдут в храм Святого Мартина, чтобы я мог знать, что ты поддержишь своего слугу Хлодвига».

Посланцы отправились в путь и прибыли в Тур, как им велел Хлодвиг. Когда они входили в церковь, регент хора как раз начал произносить нараспев следующий антифон: «Ибо Ты препоясал меня силою для войны и низложил под ноги мои восставших на меня; Ты обратил ко мне тыл врагов моих, и я истребляю ненавидящих меня» (Пс., 17: 40—41). Услышав эти слова, посланцы воздали хвалу Господу. Они принесли клятвы святому и, счастливые, вернулись обратно, чтобы доложить обо всем королю.

Добравшись вместе со своей армией до реки Вьенны, Хлодвиг растерялся, поскольку не знал, где ему перейти реку, потому что она разлилась от сильных дождей. Той ночью он молился, чтобы Господь подал знак, обозначив брод, по которому он бы смог перейти. На рассвете огромная самка оленя вошла в воду, как будто решилась вести их по велению Господа.

Солдаты знали, что там, где пересекла реку самка оленя, они также смогут пройти. Король же подошел к Пуатье и, еще находясь в лагере, увидел столб огня, вырвавшийся из церкви Святого Илария. Случившееся еще больше убедило Хлодвига в том, что ему подан знак и благодаря поддержке святого он сможет победить войско еретиков, против которых так часто сам Иларий выступал в интересах веры. Хлодвиг запретил своим войскам захватывать какую-либо добычу по мере их продвижения, а также грабить, лишая людей их собственности.

В то время в монастыре на окраине Пуатье обитал святой аббат Максенций, известный своей набожностью. Не стану называть имя монастыря, сегодня именуемого как обитель Святого Максенция. Увидев, что войско подходит все ближе и ближе к их монастырю, монахи стали молить аббата выйти из своей кельи и благословить солдат. Однако тот так долго собирался, а они были так напуганы, что наконец монахи сломали дверь и вывели его из кельи.

Но он не выказал никакого страха. Максенций направился к войскам, как бы собираясь попросить их не досаждать ему. Один из воинов вытащил свой меч, чтобы ударить аббата по голове. Однако его рука оцепенела на уровне уха святого, а меч упал на землю. Перепуганный воин упал к ногам святого и попросил у него прощения. Когда его товарищи увидели то, что произошло, они бросились обратно, не помня себя от страха, потому что боялись, что расплатятся за все произошедшее своей жизнью.

Блаженный святой потер руку человека елеем, осенил его крестным знамением, и тот мгновенно выздоровел. Услышав обо всем, что сделал Максенций, его монастырь не тронули. Сам же Максенций совершил множество других чудес, внимательный читатель может прочитать о них в его «Жизнеописании». Все это произошло на пятнадцатый год правления Хлодвига.[45]

Тем временем король Хлодвиг встретился с Аларихом II, королем вестготов, на поле сражения в десяти милях от города Пуатье[46]. Готы начали забрасывать франков копьями, а франки бросились в рукопашную. Готов вынудили бежать, и Хлодвиг оказался победителем, поскольку Господь был на его стороне.

Одним из его союзников тогда был Хлодерих, сын Сигиберта Хромого. Сигиберт хромал, потому что был ранен в колено во время сражения с алеманнами у крепости Цюльпих. Когда Хлодвиг убил Алариха, а готы бежали, двое из них неожиданно ударили франкского короля с двух сторон своими копьями. Он спасся только благодаря своим кожаным латам и быстрому коню, но едва не погиб.

В той битве погибло множество жителей Оверни (и Клермона), пришедших с Аполлинарием, и среди них знатнейшие сенаторы. Амаларих, сын Алариха II, бежал с поля боя и спасся бегством в Испанию, а позже мудро правил царством своего отца (тем, что осталось – после захвата франками Юго-Западной Галлии и столицы королевства вестготов Тулузы. – Ред.).

Хлодвиг отправил собственного сына через Альби и Родез в Клермон. По пути Теодорих подчинил власти своего отца все города, которые находились между владениями готов и Бургундией. Аларих II правил в течение 22 лет (23 года – с 484 по 507 г. – Ред.). Хлодвиг зимовал в Бордо, а затем захватил сокровища Алариха в Тулузе и отправился в Ангулем. Там наш Господь оказал ему такую милость: как только он посмотрел на стены, они тотчас обрушились. Хлодвиг изгнал вестготов из Ангулема, принял на себя управление городом, а затем вернулся в Тур. Там он преподнес много даров церкви Святого Мартина.

38. Хлодвиг получил от императора Анастасия грамоту, в которой он жаловал ему титул консула. В храме Святого Мартина Хлодвига, одетого в пурпурную тунику и военный плащ, увенчали диадемой. Затем король проехал верхом, осыпая золотыми и серебряными монетами людей, собравшихся на всем пути от ворот храма Святого Мартина до Турского собора. С того дня и впоследствии его называли консулом или Августом. Хлодвиг оставил Тур и отправился в Париж, который избрал местом своего пребывания. В Париже к нему присоединился Теодорих.

39. Когда Евстохий, епископ Тура, умер, на его место назначили Лициния. Он стал восьмым после святого Мартина. Именно в его время произошла война, а в Тур прибыл король Хлодвиг. Как рассказывают, Лициний совершил путешествие по Востоку, посетил святые места в Иерусалиме, а также места, где происходили страсти Господни и Воскресение, те события, о которых рассказывается в Евангелии.

40. Живя в Париже, Хлодвиг тайно отправил послов к сыну Сигиберта Хлодериху и велел сказать ему следующее: «Твой отец стар, хромает на одну ногу. Если ему суждено умереть, его царство перейдет тебе по праву, и мои союзники станут твоими». Того одолела жажда власти, и он замыслил устроить смерть своего отца. Однажды Сигиберт вышел из города Кельна и пересек Рейн, потому что решил прогуляться в Буконском лесу.

Когда в полдень Сигиберт решил передохнуть в своей палатке, сын подослал к нему убийц, которые и умертвили его, так что сын смог захватить королевство отца. Однако по произволению Господа он попал в ту же яму, которую вырыл для своего собственного отца. Он отправил посланцев к королю Хлодвигу, чтобы те сообщили ему о смерти Сигиберта.

«Мой отец мертв, – сообщил сын Сигиберта, – и я захватил его королевство и его сокровища. Пошли ко мне своих представителей, и я охотно отдам тебе все, что ты захочешь выбрать из моих сокровищ». – «Благодарю тебя за твое расположение, – ответил Хлодвиг, – я прошу тебя только показать все твои сокровища моим посланцам, но ты можешь сохранить их для себя».

Когда послы прибыли, сын Сигиберта открыл перед ними сокровищницу. «Погрузи свою руку, чтобы она дошла до самого дна, – предложили послы Хлодвига, – чтобы мы увидели, как их много». Когда сын Сигиберта наклонился, чтобы это сделать, один из франков рассек ему череп французской (двусторонней) секирой. Так недостойный сын разделил участь своего отца.

Услышав, что Сигиберт и его сын мертвы, Хлодвиг отправился сам в Кельн и приказал, чтобы собрались жители.

«Когда я плыл по реке Шельде, – сказал Хлодвиг, – Хлодерих, сын вашего короля, устроил заговор против своего отца, чтобы убить его. Когда Сигиберт охотился в Буконском лесу, Хлодерих подослал наемных убийц, и они убили Сигиберта.

Когда же сам Хлодерих показывал отцовские сокровища, он, в свою очередь, был кем-то убит. Я не несу ответственности за то, что произошло. Мне не свойственно проливать кровь дружественных королей, потому что это преступление, но, поскольку вещи обернулись таким образом, я дам вам совет, а вы вправе поступить так, как захотите. Обратитесь ко мне и отдайтесь под мою защиту».

Услышав речь Хлодвига, все в знак одобрения стали бить по своим щитам. Затем они подняли Хлодвига на щит и сделали его своим королем. Так ему удалось завладеть королевством, сокровищами Сигиберта и подчинить его народ. День за днем Господь передавал врагов Хлодвига в его руки и увеличивал его владения, поскольку тот представал перед Господом с открытым сердцем и делал то, что было приятно его очам.

41. Тогда Хлодвиг выступил против Харариха, короля франков (один из вождей салических франков. – Ред.), который отказался помочь, когда Хлодвиг воевал с Сиагрием. Сохраняя нейтралитет, он не помог ни одной из сторон и ожидал исхода конфликта, чтобы предложить свою дружбу тому, кто победит. Вот почему теперь Хлодвиг напал на него.

Хлодвиг хитростью пленил Харариха вместе с сыном, а затем велел связать их и постричь в монахи (тем самым лишая права престолонаследия. – Ред.). Он также велел, чтобы Харариха посвятили в сан, а его сына сделали дьяконом. Говорят, что Харарих расплакался, узнав, как их унизили.

Рассказывают, что его сын воскликнул: «Эти листья срубили с еще зеленого дерева, из которого продолжает течь сок. Они вскоре отрастут снова и станут больше, чем раньше, и, может быть, тот, кто сделал это, умрет раньше, чем они снова зазеленеют». В этих словах была угроза: они снова отпустят волосы и убьют его. Поэтому Хлодвиг велел отрубить им головы. После этого он завладел их королевством, их сокровищами и людьми.

42. В это время в Камбре жил король Рагнахар, и он настолько погряз в распутстве, что вступал в связь с любой женщиной, которую видел, даже родственницей. У него был советник по имени Фаррон, обладавший теми же гнусными привычками. Говорили, что, когда королю подносили еду или любой дар, тот говорил, что он недостаточно хорош для него и его дорогого Фаррона. Все это приводило в ярость франкских подданных.

Известно, что Хлодвиг дал взятку из золотых наручных украшений и перевязей леудам (придворным) Рагнахара[47], чтобы они призвали его на помощь. Украшения выглядели так, будто были сделаны из золота, но на самом деле их изготовили из бронзы, а затем искусно позолотили. Хлодвиг выдвинул свою армию против Рагнахара. Тот отправил шпионов, чтобы выяснить, какова сила противника. «Достаточно для того, чтобы сокрушить и тебя, и твоего дорогого Фаррона», – ответили они.

Хлодвиг сам повел свои войска в сражение и разбил Рагнахара. Увидев, что его армия разбита, тот хотел бежать, но придворные схватили его, связали ему руки и так доставили к Хлодвигу. «Почему ты опозорил франков, позволив связать себя? – спросил Хлодвиг. – Лучше бы ты пал в битве».

Он поднял свою секиру и раскроил Рагнахару череп. Затем он повернулся к его брату Рихару и сказал: «Если бы ты поддержал своего брата, его не связали бы и не унизили таким образом». Вторым ударом секиры Хлодвиг убил брата. Когда оба правителя умерли, их придворные, которые предали их, обнаружили, что золото, которое они получили от Хлодвига, поддельное. Когда они пожаловались Хлодвигу, тот ответил: «Такое золото получает тот, кто предает своего господина. Будьте довольны, что я сохранил вам жизнь вместо того, чтобы вы заплатили своей смертью за предательство своих господ, подвергшись пыткам». Услышав это, те предпочли попросить прощения, заявляя, что удовлетворятся тем, что им сохранят жизнь.

Оба короля, о которых я вам рассказал, были родственниками Хлодвига. По его приказу в Ле-Мане убили их брата Ригномера. Как только убили всех троих, Хлодвиг завладел их царством и всеми сокровищами. Уничтожив многих других королей и даже своих кровных родственников, которых Хлодвиг заподозрил в организации заговора с целью захвата его королевства, он постепенно расширил свои владения и стал править всей Галлией.

Однажды, созвав великое собрание своих подданных, как рассказывают, он сделал следующее заявление по поводу уничтоженных им родственников: «Как жаль, что я живу среди чужестранцев, как какой-то одинокий странник, и у меня не осталось родственников, которые бы помогли, когда мне станет угрожать беда». Все это он произнес не потому, что печалился об их смерти, но потому, что хитроумно надеялся отыскать кого-либо из родни, которых он смог бы убить.

43. Наконец Хлодвиг умер в Париже. Его похоронили в церкви Святых Апостолов, которую он построил вместе с королевой Хродехильдой (Клотильдой). Он скончался через пять лет после битвы при Вуйе, а всего правил тридцать лет, и ему было сорок пять лет, когда он умер. От кончины святого Мартина до смерти короля Хлодвига, которая произошла на одиннадцатый год епископства Лициния в Туре, прошло сто двенадцать лет.

После смерти своего мужа королева Клотильда вернулась жить в Тур. Она служила в церкви Святого Мартина. Королева прожила оставшуюся часть своей жизни в этом месте, только иногда совершала поездки в Париж. Воздадим ей должное за ее необычайную скромность и добродетельность.

1. О сыновьях Хлодвига

2. О епископстве Динифия, Аполлинария и Квинциана

3. О вторжении данов в Галлию

4. О королях Тюрингии

5. О том, как Сигимунд убил своего сына

6. О смерти Хлодомера

7. О войне с тюрингами

8. О смерти Герменефреда

9. О том, как Хильдеберт отправился в Клермон

10. О гибели Амалариха

11. Как Хильдеберт и Хлотарь (Лотарь) отправились в Бургундию, а Теодорих – в Клермон

12. О разрушениях, произведенных в Клермоне

13. О крепостях Воллор и Марлак

14. О смерти Мундериха

15. О пленении Аттала

16. О Сигивальде

17. О епископах Турских

18. О гибели сыновей Хлодомера

19. О святом Григории и о крепости Дижон

20. Как Теодеберт был помолвлен с Визигардой

21. Как Теодеберт отправился в Прованс

22. О том, как он позже женился на Деотерии

23. О гибели Сигивальда и бегстве его сына

24. О том, как Хильдеберт вознаградил Теодеберта

25. О доброте Теодеберта

26. О том, как Деотерия убила собственную дочь

27. О том, как Теодеберт женился на Визигарде

28. О том, как Хильдеберт и Теодеберт объединились и выступили против Хлотаря

29. О том, как Хильдеберт и Хлотарь отправились в Испанию

30. Об испанских королях

31. О дочери Теодориха, короля Италии

32. О том, как Теодеберт отправился в Италию

33. Об Астериоле и Секундине

34. О щедрости Теодеберта и о жителях Вердена

35. Об убийстве Сиривульда

36. О смерти Теодеберта и Парфения

37. О суровой зиме

Известно, что христианам, исповедующим Святую Троицу, всегда сопутствует удача, тогда как тех, кто ее отвергает, преследуют несчастья. Оставляю в стороне историю о том, как Авраам поклонялся Троице у дубравы Мамре (Быт., 18: 1), как Иаков возвестил о ней в благословении, а Моисей увидел в неопалимой купине и как народ Израиля следовал за ней, бывшей в облаке, и трепетал перед ней, бывшей на горе.

Не стану описывать и как Аарон носил Троицу на груди, а Давид пророчествовал в псалмах, молясь, чтобы Святой Дух не оставил и напитал его и он сам укрепился духом владычественным (Пс., 50: 12—14). Кстати, для меня является великой тайной, почему еретики считают Дух, который Давид именует владычественным (spiritus principalis), ниже Отца. Ведь у Ария, родоначальника этого лжеучения, вывалились внутренности в отхожем месте, а сам он оказался в адском огне, тогда как святой Иларий, защищавший неделимость Троицы и за это сосланный, не только возвратился на родину, но и попал в рай.[48]

Веривший в Троицу король Хлодвиг разгромил еретиков с Божьей помощью и расширил свои владения, включив в них всю Галлию, а Аларих II, отвергавший единосущность Троицы, соответственно лишился своего царства, подданных и, что более существенно, вечной жизни. Господь всегда воздает истинно верующим, тогда как дьявол искушает. Еретики ничего не приобретают, теряя и то немногое, чем обладают.

Доказательством этому служит смерть Годегизила, Гундобада и Годомара, потерявших и свою страну, и свои души.[49]

Мы же исповедуем Господа единого, нераздельного и необъятного, непостижимого, славного, бесконечного и вечного, исповедуем единого в Троице, то есть Отца и Сына и Святого Духа: признаем и троичность в единстве, при тождестве сущности, божественности, всемогущества и силы; Он есть единый великий и всемогущий Бог, и царствует Он во веки веков.

1. После смерти Хлодвига его четыре сына, Теодорих, Хлодомер, Хильдеберт и Хлотарь, унаследовали его королевство, разделив его между собой на равные части. У Теодориха уже был сын по имени Теодеберт, красивый и способный молодой человек. Все четверо братьев были известны своей храбростью, а сильная армия поддерживала их власть. Амаларих, сын Алариха II и король Испании, попросил руки их сестры, они милостиво согласились и отправили ее в Испанию с огромным приданым, состоявшим из множества драгоценностей.

2. Когда умер Лициний, епископ Тура, на епископский трон взошел Динифий. А после смерти блаженного Апрункула двенадцатым епископом Клермона стал святой Евфразий. Он на четыре года пережил Хлодвига и умер на двадцать пятый год своего епископства.

Когда народ выбрал на его место святого Квинциана, изгнанного из Родеза, Алкима и Плацидина, жена и сестра Аполлинария отправились к Квинциану и заявили: «Разве недостаточно тебе, в столь преклонном возрасте, что тебя уже назначили в одно епископство? Не мог бы ты, отличающийся такой набожностью, позволить своему слуге Аполлинарию быть епископом здесь? Если он удостоится столь высокой чести, то подчинится твоим приказам во всех делах. Ты будешь отдавать ему приказы, и он станет выполнять все твои пожелания. Отнесись, пожалуйста, благожелательно к нашей смиренной просьбе».

«Что же могу сделать я, – спросил Квинциан, – у которого нет власти. Я никак не могу повлиять на его избрание.

Естественно, что сам я не прошу ни о чем, кроме того, чтобы церковь давала мне достаточно пищи каждый день, с тем чтобы я мог посвящать себя молитве».

Услышав его ответ, женщины направили Аполлинария к королю Теодориху, находившемуся тогда в Клермоне. Аполлинарий преподнес ему множество подарков, и его назначили епископом. Однако, пробыв епископом всего четыре месяца, он умер. Узнав об этом, Теодорих велел передать епархию со всем имуществом святому Квинциану. «Именно из-за любви ко мне его изгнали из родного города», – сказал Теодорих.

В Клермон сразу же направили послов, собрали местных епископов и городских жителей и избрали епископом Квинциана, ставшего четырнадцатым главой епархии. Все его деяния и чудеса описаны в книге, которую я написал о его жизни.[50]

3. Между тем даны под командованием короля Хлохила иха вторглись в Галлию с моря. Они высадились на берег, разорили одну из областей Теодориха, захватив пленных. Загрузив свои корабли награбленным добром и пленными, они решили плыть домой. Но их король оставался на берегу, решив взойти на борт, когда все его корабли выйдут в открытое море. Узнав, что в его земли вторглись чужеземцы, Теодорих отправил туда своего сына Теодеберта вместе с сильной армией и всем необходимым вооружением. Они убили датского короля, разбили его флот в морском сражении, а всю захваченную добычу снова перенесли на берег, вернув домой.

4. В те времена Тюрингией правили три брата по имени Бадерих, Герменефред и Бертахар. Герменефред победил своего брата Бертахара в битве и убил его. У Бертахара осталась сирота дочь по имени Радегунда[51], а также несколько сыновей, о которых мне еще доведется рассказать. Эту междоусобную войну между братьями разожгла злобная и коварная Амалаберга, жена Герменефреда.

Однажды, когда ее муж пришел, чтобы поесть, он обнаружил, что накрыто только полстола. Когда он спросил у Амалаберги, что та имеет в виду, та ответила: «Король, лишенный половины своего царства, видит и свой стол наполовину накрытым». После этого случая и ряда других, также подстроенных Амалабергой, Герменефред вышел из себя. Он решил напасть на своего брата и отправил тайных посланников к королю Теодориху, чтобы пригласить его развязать войну с братом.

«Если мы сможем убить его, – заявил Герменефред, – то поделим его королевство поровну между нами». Воодушевленный этой идеей, Теодорих сразу же направился к нему вместе со своей армией. Они заключили договор, связали себя обещанием и вышли в поход. Сойдясь в битве с Бадерихом, они уничтожили его армию и отрубили ему голову. Затем они завоевали его территорию, после чего Теодорих вернулся домой. Однако Герменефред тут же забыл о своей клятве и не собирался выполнять данное обещание. В результате между двумя королями возникла сильная вражда.

5. После смерти Гундобада его царство унаследовал его сын Сигимунд. С большим усердием он возвел монастырь в Акавне с множеством зданий и храмов. Потеряв свою первую жену, дочь Теодориха, короля Италии, он женился во второй раз, хотя от первой у него остался сын по имени Сигирих. Новая жена, как и всякая мачеха, начала оскорблять своего пасынка и дурно обращаться с ним.

Случилось так, что, когда в некий праздник мальчик заметил, что она носит одежды, принадлежавшие его матери, он с горечью заметил ей: «Тебе должно быть стыдно, что ты оделась в платье, которое, как все знают, принадлежало твоей госпоже, моей собственной матери!» Услышав это, королева разъярилась. Она тотчас отправилась к своему мужу и взбаламутила его своим язвительным языком: «Твой безнравственный сын замышляет захватить твой трон, – заявила она. – Однажды он убьет тебя, ибо намеревается распространить свою власть до самой Италии, чтобы потом завладеть и тем царством, которым управлял его дед Теодорих. Он знает, что, пока ты жив, не сможет осуществить свои планы и возвысится, когда тебя не станет».

Сигимунд постепенно поверил наговорам своей коварной жены и стал подлым убийцей своего собственного сына. Однажды, когда мальчик выпил вина за обедом и прилег поспать, ему на шею набросили платок. Два слуги потянули за концы, и мальчик задохнулся.

Его отец был убит горем, осознав, что он наделал, но было уже слишком поздно. Сигимунд бросился на мертвое тело и горестно зарыдал. Присутствовавший при этом старец заметил: «Оплакивай себя, поскольку по злому наущению твоей жены ты злодейски убил своего собственного сына. Нет смысла оплакивать своего мальчика, убитого безвинно».

Тем не менее Сигимунд отправился в монастырь в Акавн, где провел долгое время оплакивая сына и моля о прощении. Затем он отправился в Лион, но возмездие Господа преследовало его по пятам. А на его дочери женился король Теодорих.

6. Узнав о том, что произошло, королева Хродехильда (Клотильда) обратилась к своему сыну Хлодомеру и другим сыновьям. «Мои дорогие дети, – заявила она, – не заставляйте меня жалеть о том, что я растила вас с такой заботой. Вы должны обязательно отомстить за то зло, что причинили мне. Используйте всю свою силу, чтобы отомстить за смерть моих матери и отца».

Выслушав ее обращение, сыновья отправились в Бургундию, бросив свои войска против Сигимунда и его брата Годомара. Армия бургундов потерпела поражение, и Годомар бежал, а Сигимунд попытался бежать в Акавнский монастырь. Однако Хлодомер захватил его вместе с женой и сыновьями и содержал в заключении где-то в окрестностях Орлеана.

Когда франкские короли ушли оттуда, Годомар снова собрал войско, мобилизовав бургундов, и вернул себе в битве свое королевство. Решив напасть на него во второй раз, Хлодомер решил сначала убить Сигимунда. Однако святой Авит, аббат и влиятельный церковник того периода, сказал ему: «Если ты изменишь свои планы и, боясь Бога, сохранишь этим людям жизнь, то Господь будет с тобой, и ты победишь. Напротив, если ты убьешь их, то попадешь в руки врагов и тебя постигнет та же участь. Что бы ты ни сделал с Сигимундом, его женой и детьми, то же самое постигнет и тебя, и твоих детей, и твою жену».

Хлодомер отказался прислушаться к совету аббата. «Глупо предлагать мне, – заявил он, – чтобы я выступил, оставив врагов у себя за спиной, чтобы встретиться с другими. Одни нападут на меня с тыла, другие встретятся со мной лицом к лицу, и я буду раздавлен между двумя армиями. Я одержу более легкую победу, если стану уничтожать всех по отдельности. Если я сейчас убью одного, то мне легче будет избавиться от остальных».

Сигимунд, его жена и дети тотчас были убиты: Хлодомер велел их бросить в колодец близ Коломны (Коломб), небольшого городка близ Орлеана. Он призвал к себе на помощь короля Теодориха и выступил в Бургундию. А тот, не выказав никакого желания отомстить за зло, причиненное его тестю, пообещал выступить в поддержку Хлодомера.

Обе армии встретились в Везеронсе близ Вьена и сошлись в битве с Годомаром. Когда Годомар обратился в бегство, Хлодомер начал преследовать его и вскоре опередил свои войска. Бургундцы же сымитировали призывный клич Хлодомера и стали кричать ему: «Сюда! Сюда! Мы – ваши войска!» Тот поверил им, помчался в том направлении и оказался прямо в гуще своих врагов. Они отрубили ему голову, посадили ее на кол и подняли в воздух.

Увидев, что произошло, и поняв, что Хлодомер мертв, франки собрались с силами и заставили Годомара бежать. Они покорили Бургундию и завладели всей страной. Позже Хлотарь женился на Гунтевке, жене своего брата. Когда закончился период траура, королева Хродехильда взяла сыновей Хлодомера в свой собственный дом и воспитала их. Старшего звали Теодовальдом, младшего Гунтаром и третьего Хлодовальдом. Годомар же отвоевал свое царство в третий раз.

7. Теодорих так и не смог забыть вероломство короля тюрингов Герменефреда. Он призвал на помощь своего брата Хлотаря, пообещав ему часть добычи, если они победят, и приготовился выступить против Герменефреда. Собрав франков, Теодорих сказал им:

«Конечно, вы разгневаны тем, что меня оскорбили и убили ваших родственников. Вспомните, как эти тюринги напали на франков и нанесли им много вреда.

Произошел обмен заложниками, и франки были готовы заключить с ними мир. Но тюринги умерщвляли заложников самыми разными способами. Они нападали на наших соотечественников и захватывали их собственность. Они подвешивали наших мальчиков на деревьях, оставляя умирать.

Они умертвили более двух сотен наших молодых женщин, привязывая их за руки к шеям лошадей, чтобы те бежали во все стороны и разрывали девушек на куски. Или же вытягивали девушек на колеях дорог, прикрепляя руки и ноги к земле кольями, затем провозили по ним тяжело нагруженные телеги, пока не переламывали все их кости. Тела бросали собакам и птицам на растерзание.

Более того, и теперь Герменефред нарушил свое обещание, данное мне, отказавшись делать то, что был должен. Нет никакого сомнения в том, что правда на нашей стороне. С Божьей помощью мы должны пойти на них!»

Выслушав то, что он сказал, и разъярившись от перечисления преступлений, совершенных их врагами, франки вторглись в Тюрингию. Призвав на подмогу своего брата Хлотаря и его сына Теодеберта, Теодорих выступил во главе армии. Тюринги же приготовили франкам засады и ловушки.

Они вырыли несколько рвов в поле, где должна была состояться битва. Затем прикрыли сверху эти рвы дерном и выровняли поверхность, сровняв ее с остальным травяным покровом. Когда битва началась, большая часть франкской кавалерии, вырвавшаяся вперед, попала в эти рвы, послужившие большой помехой для наступления.

Разгадав уловку, франки стали продвигаться с большей предусмотрительностью. Увидев, что король Герменефред отступил с поля битвы, и поняв, что их изрубят на куски, понесшие большие потери тюринги побежали к реке Унструт. Там погибло столько тюрингов, что франки перебирались по трупам на другую сторону, как по мосту. Одержав победу в битве, франки завоевали страну и подчинили ее своей власти.

Когда пришло время вернуться домой, Хлотарь забрал в качестве своей доли добычи Радегунду, дочь короля Бертахара, и позже женился на ней. Однако это впоследствии не помешало ему организовать убийство ее брата с помощью наемных убийц. Радегунда же обратилась к Богу, вела религиозный образ жизни и выстроила для себя обитель в Пуатье, став известной своими молитвами, соблюдением всех постов и благотворительностью. Поэтому позже стало известно, что местные жители почитали ее святой.

Пока франкские короли находились в Тюрингии, Теодорих замыслил убить своего брата Хлотаря. Подготовив засаду из вооруженных наемников, он призвал Хлотаря к себе якобы для тайных переговоров. На внутреннем дворе своего дома он растянул кусок полотна от одной стены до другой и велел встать за ним вооруженным воинам.

Полотно не было достаточно длинным, оно не доходило до земли, и из-под него явственно торчали ноги мужчин. Хлотарь заметил это и прошел в дом в сопровождении своей собственной охраны. В свою очередь, Теодорих понял, что Хлотарь догадался о его замысле, и, болтая то об одном, то о другом, он придумал подходящий предлог. Не зная, как ему скрыть попытку предательства, он наконец протянул Хлотарю в качестве подарка огромный серебряный поднос.

Тот поблагодарил Теодориха за подарок, распрощался с ним и вернулся к себе. А Теодорих стал жаловаться своим домочадцам, что он отдал серебряный поднос без всякой видимой на то причины. «Беги к своему дяде, – велел он своему сыну Теодеберту, – и попроси его оказать тебе любезность и отдать тот подарок, что я только что подарил ему». Молодой человек побежал, ему дали то, о чем он попросил. Теодорих страшно обрадовался, что его уловка удалась.

8. Вернувшись на родину, Теодорих призвал к себе Герменефреда, уверяя его, что ему ничто не угрожает, осыпал его множеством ценных даров. Однажды днем, когда они беседовали на городских стенах Цюльпиха[52], кто-то случайно толкнул Герменефреда, и тот упал на землю с высокой стены. Он умер, и мы никогда не узнаем о том, кто толкнул его, хотя некоторые говорили, что тут не обошлось без Теодориха.

9. Когда Теодорих все еще находился в Тюрингии, до Клермона дошли слухи, что он убит. Аркадий, один из сенаторов Клермона, послал Хильдеберту сообщение, в котором предлагал ему занять Клермон и окружающие земли. Не теряя времени, тот направился в Клермон. В тот день опустился такой густой туман, что можно было видеть окружающее только на близком расстоянии.

Обычно Хильдеберт приговаривал: «Как бы мне хотелось полюбоваться на долину Лимань в Оверни. Говорят, она такая красивая!» Но Господь не допустил, чтобы он увидел ее, ибо городские ворота были закрыты, и он не мог войти внутрь, пока Аркадий не сломал замок на одних воротах и не впустил его в город. Тут пришло известие о том, что Теодорих жив и благополучно вернулся из Тюрингии.

10. Убедившись в достоверности услышанного, Хильдеберт оставил Клермон и отправился в Испанию, чтобы спасти свою сестру Клотильду, с которой жестоко обращался ее муж Амаларих в связи с тем, что она оставалась католичкой. Несколько раз, когда она направлялась в церковь, он бросал в нее грязь и отбросы. Наконец он так сильно ударил ее, что она отправила своему брату полотенце, покрытое пятнами ее собственной крови.

Хильдеберт сильно разволновался и немедленно отправился в Испанию. Услышав об этом, Амаларих перепугался и велел приготовить корабли, чтобы бежать. Когда Хильдеберт приближался, Амаларих, почти готовый загрузиться в одну из своих лодок, вспомнил, что оставил в своей сокровищнице целое состояние из драгоценных камней.

Он бросился обратно в город[53], чтобы забрать их, но воины франков отрезали ему обратный путь в морской порт. Ища убежища, Амаларих поспешил спастись в одной из христианских церквей. Но прежде чем он добрался до порога здания, один из воинов бросил в него копье и смертельно ранил. Амаларих упал на землю и тотчас умер.

Хильдеберт намеревался забрать с собой сестру, а также сокровища Амалариха. Но благодаря несчастливому стечению обстоятельств Клотильда умерла во время путешествия, ее перевезли в Париж и похоронили рядом с ее отцом Хлодвигом. Наряду с другими сокровищами Хильдеберт захватил ценную коллекцию церковной утвари. Он привез шестьдесят чаш-потиров, пятнадцать дискосов и двадцать Евангелий в окладах из чистого золота, украшенных драгоценными камнями, ибо не мог допустить, чтобы их повредили. Позже Хильдеберт передал их различным церквам и монастырям.

11. После этого Хлотарь и Хильдеберт решили напасть на Бургундию, для чего призвали на помощь Теодориха, но тот отказался. Находившиеся под его командованием франки сказали ему: «Если ты откажешься выступить против Бургундии вместе со своим братом, мы покинем тебя, потому что хотим идти вместе с остальными».

Зная, что жители Клермона готовы предать его, Теодорих сказал: «Следуйте за мной, и я поведу вас в ту землю, где вы сможете взять столько золота и серебра, сколько захотите. Если вы не согласитесь идти за моими братьями, то в другой земле вы можете захватить столько скота, и рабов, и одежды, сколько угодно».

Убежденные словами Теодориха, франки пообещали выполнить его желание. Направившись к Клермону, он снова и снова повторял своему войску, что разрешает привезти с собой домой не только все, что они смогут захватить на территории, на которую собирались напасть, но и увести все население. Тем временем Хлотарь и Хильдеберт направились в Бургундию. Они осадили Отён[54], вынудили бежать Годомара и заняли всю территорию Бургундии.

12. Войдя со своей армией в Овернь, Теодорих разграбил и опустошил весь район[55]. Тем временем Аркадий, являвшийся истинной причиной всех бед и благодаря чьей глупости эти земли были разорены, бежал в город Бурж, тогда находившийся под управлением Хильдеберта.

Мать же Аркадия, Плацидину, и Алкиму, сестру его отца, арестовали, всю их собственность отобрали, а их самих изгнали. Король Теодорих дошел до города Клермона и расположился лагерем в одном из пригородов. В то время епископом был святой Квинциан. Армия Теодориха прошлась по всей территории, нападая на всех и все уничтожая.

Воины Теодориха дошли до храма Святого Юлиана: они сломали запоры, разбили двери, распахнув их настежь, разграбили собственность бедных жителей, укрывшихся здесь и думавших, что они в безопасности, совершили много другого зла. Те, кто сотворил эти преступления, оказались одержимы нечистым духом. «Почему ты мучаешь нас подобным образом?» – кричали они, разрывая свою плоть собственными зубами. Все случившееся я описал в своей книге, посвященной чудесам святого Юлиана.[56]

13. Войска начали штурмовать крепость Воллор, захватили ее и жестоко убили прямо перед алтарем пресвитера Прокула, когда-то обидевшего Квинциана. Я бы не удивился, если по его вине крепость, до сих пор считавшаяся неодолимой, пала под вражеской армией. Солдаты Теодориха не смогли захватить ее и собирались вернуться туда, откуда пришли. Когда осажденные услышали об этом, они преисполнились ложным чувством безопасности и счастья, как предсказывал апостол: «Ибо, когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их пагуба» (1 Фес., 5: 3).

Так оно и случилось, считавшие себя в безопасности жители попали в руки врага, без сомнения из-за преступления, ранее совершенного священником Прокулом. Крепость уничтожили, всех жителей увели в рабство. Хотя в предыдущие тридцать дней не выпало ни капли, дожди лили рекой.

Осадили и жителей Шатель-Марлака, но они сохранили свою свободу, дав выкуп захватчикам, и те не забрали их в рабство. Правда, им пришлось платить только благодаря собственной трусости. Их город был естественной крепостью, потому ее защищали не построенные людьми стены, а скалы, поднимавшиеся более чем на сотню футов. В середине находилось большое озеро с огромным запасом питьевой воды, повсюду были источники, казавшиеся неисчерпаемыми, так что из города текла настоящая река.

Естественная крепость была такой просторной, что внутри ее жители обрабатывали землю и собирали обильные урожаи. Когда их осадили, население Марлака чувствовало себя настолько в безопасности за природными укреплениями, что совершило вылазку, полагая, что они смогут захватить имущество франкских солдат и затем снова устремиться за свои ограждения.

Примерно пятьдесят из них были захвачены врагом, их руки связали за спиной, притащили к тому месту, где родственники могли их увидеть, а затем франки вытащили мечи, намереваясь убить их. Те, кто находились внутри крепости, согласились выплатить треть выкупа в золотых монетах, чтобы их не убили.

Наконец Теодорих ушел из Клермона, оставив вместо себя одного из своих родственников, по имени Сигивальд, командовать гарнизоном.

В то время один местный чиновник по имени Литигий замышлял заговор против святого Квинциана. Святой епископ дошел до того, что припадал к его ногам, но даже тогда Литигий не оказывал ему никакого почтения. Напротив, он доходил до того, что глумился над епископом перед своей женой.

Она же оказалась более сострадательной женщиной, чем ее муж. «Ты можешь унизить его сегодня, – говорила она, – но это не принесет тебе ничего хорошего». Спустя три дня прибыли посланцы от короля. Они схватили Литигия, связали его и увезли вместе с женой и детьми. Он исчез, и больше о нем в Клермоне никогда не слышали.

14. Некий Мундерих, воображавший, что он королевской крови, говорил, раздуваясь от гордости: «Какое мне дело до Теодориха? Я имею такое же право на трон, как и он. Пойду и соберу всех моих людей и уговорю их принести мне клятву верности, так чтобы Теодорих понял, что я такой же король, как и он». Затем он отправился и начал смущать людей.

«Я принц по крови, – утверждал он. – Идите за мной, и все будет хорошо». Действительно, как часто бывает, за ним последовала толпа крестьян, поскольку люди так доверчивы. Они принесли ему клятву верности и оказывали почести, как будто он действительно был их королем.

Услышав об этом, Теодорих направил Мундериху послание. «Приходи ко мне, – писал он, – и, если какая-либо часть королевства действительно принадлежит тебе, возьми ее». На самом деле Теодорих вовсе не имел это в виду, он собирался обмануть Мундериха, и, если бы тот пришел к королю, он бы его убил.

Но Мундерих отказался. «Иди и передай королю, – велел он посланцам, – что я тоже король, причем такой же, как и он».

Тогда Теодорих собрал свое войско, чтобы наказать его. Узнав об этом, Мундерих решил, что он достаточно силен, чтобы оказать сопротивление Теодориху, и укрылся со всем своим добром внутри стен крепости Витри-ле-Брюле. Там и приготовился защищаться, вместе со всеми, кого смог переманить на свою сторону.

Войска Теодориха окружили крепость и осаждали ее в течение нескольких дней, а Мундерих и его люди доблестно сопротивлялись. «Окажем стойкий отпор и умрем, но не подчинимся нашим врагам». Осаждавшие войска забрасывали их копьями, но без всякого результата.

Об этом доложили Теодориху. Он отправил в Витри одного из своих людей по имени Арегизил. «Ты можешь убедиться, как торжествует этот предатель, – сказал он ему. – Иди к нему и пообещай, что он может прийти к нам и мы гарантируем ему безопасность. Когда он выйдет, убей его, так чтобы и имени его никогда не вспоминали в моем королевстве».

Арегизил отправился и сделал все, что ему велели. Сначала он договорился о том, какой знак подаст своим людям. «Как только я скажу такие-то и такие-то слова, – наставлял он их, – нападите на него и убейте его». Затем Арегизил вошел в крепость и обратился к Мундериху: «Как долго ты собираешься оставаться здесь, разве ты похож на безумца? Ты думаешь, что сможешь долго противостоять королю? Твои запасы быстро иссякнут, скоро тебе будет нечего есть и придется выйти. Тогда ты попадешь в руки своих врагов и умрешь как собака. Послушай меня и подчинись королю, тогда тебе и твоим сыновьям сохранят жизнь». Мундериха убедили слова Арегизила. «Если я выйду, – ответил он, – меня схватят и король велит убить меня, и моих сыновей, и всех моих товарищей, собравшихся здесь под моим командованием».

«Не бойся, – ответил Арегизил. – Если ты согласишься выйти, я обещаю тебе, что о твоем предательстве забудут и что ты будешь в безопасности, как будто ты король. Не бойся, я тебе говорю, твои отношения с Теодорихом будут такими же, как и раньше». – «Сейчас я нахожусь в безопасности, – ответил Мундерих, – и моей жизни ничто не угрожает!»

Тогда Арегизил положил руку на священный алтарь и поклялся, что он гарантирует безопасность. После этого он вышел из крепости, держа Мундериха за руку. Люди Арегизила ожидали их вдалеке, устремив на них свои взоры. Затем Арегизил произнес слова, послужившие заранее оговоренным сигналом: «Люди, почему вы так пристально смотрите на Мундериха? Разве вы никогда не видели его прежде?» И, не мешкая, люди Арегизила устремились прямо на Мундериха. Тот понял, что произошло. «Мне совершенно ясно, – заметил он, – что, когда ты обратился к своим войскам, это послужило для них сигналом убить меня. Мой ответ будет такой: никто больше не увидит тебя живым, даже если ты обманул меня, нарушив клятву».

Он вонзил копье между плечами Арегизила, пронзив его насквозь, и тот упал замертво на землю. Затем Мундерих вынул меч из ножен и со своими людьми бросился на людей Арегизила и начал их убивать, устроив настоящую резню. Но вскоре и его убили, и его имущество перешло в казну короля.

15. Теодорих и Хильдеберт заключили договор, поклявшись, что никто из них не нападет на другого, и каждый взял заложников, чтобы подкрепить данное обещание. В качестве заложников передали многих сыновей из сенаторских семей. После этого между двумя королями вспыхнула новая ссора, пленников перевели на общественные работы, иначе говоря, они стали слугами и рабами тех, под чьим надзором они находились.

Многие бежали от своих хозяев и направились домой, но достаточно осталось в рабской зависимости. Среди последних оказался и Аттал, племянник святого Григория, епископа Лангрского, его перевели на общественные работы и отправили следить за лошадьми[57]. Он жил где-то возле Трира, и его хозяином был какой-то франк.

Святой Григорий отправил нескольких своих людей, чтобы те выяснили, что произошло с его племянником. Найдя его, они попытались его выкупить, но франк отказал им. «Человек из такой семьи стоит по крайней мере десять фунтов золота», – заявил он. Когда они сообщили об этом Григорию, один из поваров по имени Леон сказал своему хозяину: «Позвольте мне попробовать. Я смогу освободить его из рабства».

Григорий обрадовался, а Леон тотчас отправился в намеченное место, чтобы попытаться спасти Аттала с помощью той или иной уловки. Вот что он придумал вместе с одним из своих товарищей. «Пойдем со мной, – просил он его, – и продай меня в дом франка. То, что получишь, можешь оставить себе в качестве награды, потому что я хочу воспользоваться первой же возможностью, чтобы осуществить то, что задумал».

Затем они поклялись осуществить свой план, мужчина отправился и продал Леона за двенадцать золотых, затем он исчез. Купивший нового раба франк привез его и спросил, что тот умеет делать. «Я необычайно искусен в приготовлении всех блюд, которые обычно подают к столу богатого человека, – ответил Леон, – и я даже утверждаю, что никто не сравнится со мной в кулинарном искусстве. Вот что я тебе скажу: если ты хочешь, чтобы я приготовил пир для короля, я смогу приготовить ему подобающие кушанья, уверяю тебя, что никто не сделает этого лучше, чем я». – «Ну что же, – ответил франк, – завтра день солнца (Sunday) (этим днем франки называют (называют и сейчас. – Ред.) воскресенье), и в этот день я приглашу в свой дом соседей и родственников. Я хочу, чтобы ты приготовил еду, которой они станут восхищаться и восклицать: «Такого нам не доводилось пробовать и в королевском дворце!» «Моему хозяину остается только доставить мне побольше цыплят, – ответил Леон, – и я сделаю то, что вы требуете». Ему дали все, о чем он попросил.

Наступило воскресенье, и он приготовил великолепную еду со всеми всевозможными деликатесами. Когда все наелись до отвала, родственники франка выразили ему необычайную благодарность и затем отправились по домам. Хозяин поблагодарил своего раба. И его допустили к управлению всем, чем владел франк, и хозяин полюбил Леона необычайно и велел готовить всю еду, какую подавали для его домочадцев.

Когда минул год, мастер стал полностью доверять Леону. Однажды он отправился на луг, находившийся поблизости от дома, вместе с Атталом, ухаживавшим за лошадьми. Оба прилегли на траву на некотором расстоянии друг от друга, повернув навстречу головы, так чтобы никто не увидел, что они разговаривают. «Пришло время, – сказал Леон молодому человеку, – нужно подумать о том, как отправиться домой. Послушай, что я скажу. Ночью, когда ты приведешь лошадей и закроешь их в конюшне, постарайся не заснуть. Будь готов, как только я скажу тебе, и мы отправимся в путь».

В тот день их хозяин пригласил на обед много родственников. Среди них находился и его зять, муж его дочери. В полночь они встали из-за стола и отправились спать. Леон последовал за зятем своего хозяина с вином. Когда Леон предложил ему выпить еще, этот человек спросил у него: «Скажи мне, ведь именно тебе полностью доверяет мой тесть, почему же ты не воспользуешься возможностью, не украдешь его лошадей и не отправишься домой с ними?»

Он находился в прекрасном расположении духа и сказал, что пошутил. Леон ответил в той же шутливой манере, но, в отличие от гостя, он говорил правду: «Именно в эту ночь я подумаю об этом, и, может быть, свершится воля Божья». – «Ну что ж, – ответил его собеседник, – мне остается только надеяться на то, что и слуги будут тщательно меня охранять, и ты не сможешь у меня ничего унести». Посмеявшись над этими словами, они расстались.

Когда же франки заснули, Леон позвал Аттала, они оседлали лошадей. Леон спросил у Аттала, есть ли у него меч. «Нет, – ответил Аттал, – мне он не нужен. У меня есть только небольшое копье». Леон вернулся обратно в дом своего хозяина и взял его щит и копье. Франк спросил у него, кто он такой и что хочет.

«Я твой раб Леон, – ответил тот, – я хочу разбудить Аттала, чтобы отвести лошадей на пастбище. Он допился до положения риз». – «Делай так, как ты хочешь», – ответил франк и снова отправился спать.

Леон тотчас снова вышел и протянул Атталу оружие. Ворота внутреннего двора почему-то были распахнуты, хотя в полночь он сам укрепил их клиньями, которые притащил из дома вместе с деревянным молотком, чтобы помешать разбежаться лошадям. Поэтому он вознес хвалу Господу. Затем они отправились, забрав с собой остальных лошадей вместе с тюком, в котором находилась их одежда.

Они направились к реке Мозель, которую им предстояло пересечь, она удерживалась местными, поэтому они оставили лошадей и одежду и переправились через реку на своем щите. Достигнув противоположного берега, под покровом ночи они укрылись в лесу. Наступила третья ночь, которую они провели в пути, и за это время им не удалось ничего съесть.

Тут благодаря милости Господа им удалось подойти к дереву, увешанному ягодами. Это оказались сливы, они поели немного, подкрепили свои силы и отправились далее в Шампань. В это время они услышали звуки несущихся галопом лошадей. «Давай ляжем на землю, – сказали они, – чтобы те, кто гонится за нами, не смогли нас увидеть».

К счастью, в том месте оказался огромный куст ежевики. Они залезли в него и бросились на землю, вытащив оружие, чтобы защищаться, если бы их обнаружили. Всадники подъехали и немного замешкались у куста ежевики, чтобы их лошади смогли опорожниться.

«Пусть их заберет дьявол! – заявил один из них. – Эти свиньи намного опередили нас, и мы никогда их не поймаем! Клянусь спасением своей души, что, если их поймают, я одного повешу, а другого велю порубить на куски, и сразу не одним мечом, а дюжиной!»

Все это говорил тот франк, что был их хозяином, он только что приехал из города Реймса и искал их повсюду. Он бы непременно обнаружил их, если бы не было темно и ночь не укрыла их. Затем франки вонзили шпоры в своих лошадей и снова отправились в путь.

В ту же самую ночь оба беглеца добрались до города Реймса. Войдя туда, они спросили у первого встречного, где живет священник Павлелл. Тот показал им нужное направление. Когда же они переходили через площадь, зазвонили колокола к утренней молитве, потому что наступил день Господень.

Они постучались в дверь священника и вошли. Леон объяснил, чьим слугой он является. «Мое видение сбылось, – сказал священник. – В эту ночь мне как раз приснилось, что влетели два голубя и уселись на моей голове. Один был белый, а другой – черный». Леон так ответил священнику: «Возможно, Господь даст нам отпущение грехов в Свой священный день. Мы же умоляем тебя хоть чем-то покормить нас. Кончается четвертый день, как мы последний раз вкушали хлеб или мясо».

Священник спрятал их и дал им немного хлеба, смоченного вином. Потом он вышел, чтобы совершить утреннюю молитву. Позже к нему заглянул франк, продолжавший искать своих рабов. Священник солгал ему, и тот отправился восвояси. Сам же священник оказался старым знакомым святого Григория. После того как они поели, оба раба почувствовали, что к ним возвращаются силы. В течение двух дней они оставались в доме священника. Затем они продолжили свой путь и предстали перед святым Григорием.

Тот обрадовался, увидев обоих, и даже расплакался на груди своего племянника Аттала. Он освободил Леона и все его потомство, дал ему собственный надел земли, на которой он и прожил свободным человеком вместе со своей женой и детьми до конца своих дней.

16. Живя в Клермоне, Сигивальд совершил множество злодеяний. Он забрал личное имущество многих людей, его подчиненные совершили множество грабежей, убийств, обид и других преступлений, но никто не осмеливался жаловаться открыто. Но вот Сигивальд осмелился захватить виллу Бонгеа, которую святой Тетрадий завещал церкви Святого Юлиана.

Как только он вошел в дом, его хватил удар, и Сигивальд упал на кровать. Его жену предупредил священник, она положила его на носилки и перенесла на другую виллу, где тот поправился. Она присоединилась там к нему и рассказала о том, что произошло. Выслушав ее, Сигивальд покаялся и дал обет святому мученику вернуть вдвое больше того, что забрал. Я описал все случившееся в своей книге «Чудеса святого Юлиана».

17. Когда в Туре умер епископ Динифий, престол в течение трех лет удерживал Оммаций. Его назначили по приказу Хлодомера, о котором я уже упоминал. Затем и Оммаций умер, и в течение семи месяцев епископом был Леон, человек деятельный и особенно искусный в плотницких работах. После смерти Леона епископами по желанию королевы Клотильды (Хродехильды) были назначены Теодор и Прокул, пришедшие откуда-то из Бургундии. Они управляли епархией Тура в течение трех лет.

После их смерти их сменил сенатор Францилион. На третий год его епископства, в ночь Рождества Христова, когда весь мир радовался рождению нашего Господа, он попросил попить, прежде чем отправиться на ночную службу. Слуга подошел и протянул ему чашу. Сделав глоток, епископ упал замертво. Никто не сомневался в том, что он был отправлен. После его смерти один из граждан Тура, Иньюриоз, возглавил епископский престол в качестве пятнадцатого преемника святого Мартина.

18. Когда королева Клотильда находилась в Париже, Хильдеберт заметил, что его мать перенесла всю свою привязанность на сыновей Хлодомера, о которых я уже говорил. Это заставило его ревновать, поскольку он опасался, что проявляемая королевой благосклонность может выдвинуть их в число претендентов на престол. Тогда он отправил тайное послание своему брату, королю Хлотарю: «Наша мать держит детей нашего брата рядом с собой и хочет наделить их королевством. Тебе следует без промедления прибыть в Париж. Нам следует собрать совет и решить, что нам делать с ними. Может быть, им следует обрезать волосы (т. е. лишить престолонаследия. – Ред.), чтобы они стали обычными людьми, или лучше убить, чтобы мы могли разделить королевство брата поровну?»

Обрадовавшись этим словам, Хлотарь прибыл в Париж. Хильдеберт же распространил среди народа слух, что его брат приехал, чтобы вместе с ним продумать, как короновать юных принцев. Посовещавшись, они отправили сообщение королеве, тогда постоянно проживавшей в Париже.

«Пришлите к нам принцев, – заявили они, – с тем чтобы мы могли воспитать их как наследников трона». Это необычайно порадовало Клотильду, не знавшую об их замысле. Она покормила мальчиков и дала им что-то выпить. «Когда я увижу, что вы сменили моего сына на троне, – заявила она, – я забуду о том, что потеряла его». Так они и отправились к своим дядям, но их тотчас схватили, отделив от их челяди и наставников, заперев прислугу в одном месте и молодых принцев в другом.

Затем Хильдеберт и Хлотарь отправили к королеве Аркадия, о котором я уже говорил, с парой ножниц в одной руке и обнаженным мечом в другой. Придя к королеве, он протянул их ей со словами: «Два ваших сына, а наши господа ждут вашего решения, милостивая королева, что им делать с принцами. Хотите ли вы, чтобы их оставили в живых с отрезанными коротко волосами? Или вы предпочитаете, чтобы их убили?»

Услышав его слова, королева испугалась и на самом деле страшно рассердилась, особенно когда увидела меч и ножницы. Обуреваемая горькой печалью, едва осознавая, что она говорит, в запале она ответила: «Если они не взойдут на трон, я скорее увижу их мертвыми, чем с отрезанными коротко волосами».

Не считаясь с ее затруднительным положением и явно не желая ждать, пока, поразмыслив, она может переменить свою точку зрения, Аркадий вернулся к двум королям. «Вы можете завершить свою работу, – сказал он, – королева согласна. Она хочет, чтобы вы завершили то, что запланировали».

Хлотарь не стал мешкать ни минуты. Он тут же схватил старшего мальчика, бросил его на землю, воткнул свой кинжал в его подмышку и так убил его самым жестоким образом. Умирая, мальчик кричал от боли. Младший бросился к ногам Хильдеберта и обхватил его колени. «Помоги мне! Помоги мне, дорогой дядя! – кричал он. – Иначе я погибну так же, как мой брат!»

По лицу Хильдеберта потекли слезы. «Мой дорогой брат, – сказал он. – Умоляю тебя сжалиться над ним и даровать мне его жизнь! Я готов отдать тебе в обмен все, что ты попросишь, только согласись не убивать его». Хлотарь начал поносить его. «Только попробуй отпустить его, – заревел он, – и я убью тебя вместо него. Ведь это был твой план! Теперь же ты пытаешься свалить все на меня!»

Услышав это, Хильдеберт оттолкнул ребенка и отшвырнул его к Хлотарю. Тот схватил его, воткнул свой кинжал под его ребра и убил точно так же, как и его брата. Затем они умертвили всех слуг и воспитателей. Когда все лежали мертвыми, Хлотарь взобрался на лошадь и отправился восвояси, не испытывая никакого сожаления по поводу умерщвления своих племянников, а Хильдеберт также выбрался из Парижа.

Королева Клотильда поместила два маленьких трупа на погребальные носилки и проследовала за ними в составе похоронной процессии к церкви Святого Петра, ее сердце сжималось от печали, когда пели псалмы. Там она похоронила их рядом друг с другом. Одному было десять лет, другому же всего семь. Оставался еще один, третий мальчик, Хлодовальд, но они не смогли его схватить, поскольку те, кто охранял его, оказались доблестными воинами.

Хлодовальд не испытывал никакого влечения к земным деяниям, он посвятил себя полностью Господу[58]. Он сам коротко постриг свои волосы, стал очень набожным, посвящая себя добрым деяниям, и оставался священником вплоть до своей смерти.

Тем временем оба короля разделили земли Хлодомера поровну между собой. Благодаря своему поведению королева Клотильда пользовалась всеобщим уважением. Она раздавала милостыню бедным и проводила все ночи в молитвах. В непорочности и добродетели она прожила благопристойную жизнь. Она одаряла церкви, монастыри и другие святые места имуществом, необходимым для поддержания их существования.

Ее вклады оказались настолько щедрыми (и воспринимались как шедшие от чистого сердца), что ее стали воспринимать не как королеву, но как руку Господа, Которому она так ревностно служила. Ни королевское положение ее сыновей, ни богатства, ни земные амбиции не сказывались на ее репутации. В своем смирении она и удостоилась милости Господа.

19. В то время в городе Лангре проживал святой Григорий, тот священник Господа, известность и слава о чудесах и добродетельных поступках которого распространились далеко[59]. Когда я начал рассказывать вам об этом епископе, то подумал, что вы, как и я, захотите немного узнать о городе Дижоне, где он любил проводить свое время.

Дижон представлял собой крепость, окруженную мощными стенами, расположенную в центральной части живописной равнины. Ее земли были настолько плодородными, что всего лишь после одного вспахивания засеянная земля давала богатый урожай.

С южной стороны от города протекает река Уш, кишевшая рыбой. Небольшая река протекала с севера через город[60], входя через одни ворота, протекая под мостом и затем вытекая через другие ворота. Она омывала все крепостные укрепления своими смиренными водами и вращала мельничные колеса за воротами с удивительной скоростью.

Четверо ворот в город размещались в соответствии с четырьмя сторонами света, тридцать три башни украшали крепостные стены, выстроенные из квадратных камней и поднимавшиеся на высоту в двадцать футов, сверху лежали меньшие по величине камни, чтобы достичь в целом порядка тридцати футов, в целом же стены были пятнадцати футов толщиной. Никак не могу понять, почему Дижон не возвысили до статуса епископского города.

В окрестностях города было много источников с превосходной водой. К западу от города располагались великолепные виноградники, где производились такие благородные вина фалернского типа, что про жителей говорили, что им неведом вкус хорошего макона[61]. Древние говорили, что Дижон построил император Аврелиан.

20. Теодорих помолвил своего сына Теодеберта с Визигардой, дочерью короля лангобардов.[62]

21. После смерти Хлодвига готы (вестготы. – Ред.) снова заняли большую часть территории, которую тот у них завоевал. Чтобы снова отвоевать эти земли, Теодорих послал своего сына Теодеберта, а Хлотарь – своего старшего сына Гунтара. Мне неизвестно, почему Гунтар дошел только до Родеза, а затем повернул обратно. Теодеберт же дошел до Безье, захватил крепость Дио и разграбил ее. Затем он отправил представителей в крепость, называвшуюся Кабриер, велев передать ее жителям, что, если крепость не сдастся, вся местность будет сожжена дотла и все они станут его рабами.

22. В это время в Кабриере жила одна замужняя женщина, отличавшаяся необычайной энергией и умением выходить из трудных ситуаций, по имени Деотерия. Ее муж отправился в Безье. Она же отправила послов к Теодеберту, чтобы те передали ему следующее: «Никто не может оказать тебе сопротивление, благородный принц. Мы принимаем тебя в качестве своего правителя. Приходи в наш город и делай в нем то, что захочешь». Теодеберт выступил и вскоре вошел в Кабриер. Он увидел, что жители не оказывали никакого сопротивления, и он не причинил им никакого вреда. Деотерия вышла, чтобы встретить его, он нашел ее привлекательной, влюбился в нее, уговорил ее возлечь с ним и вступил с ней в связь.

23. В это время Теодорих зарубил мечом своего родственника Сигивальда, отправив тайное сообщение Теодеберту, чтобы пояснить, что тот должен сделать с сыном Сигивальда (тоже Сигивальдом), тогда служившим у него. Однако Теодеберт при крещении этого молодого человека воспринял его от купели и вовсе не хотел убивать его. Вместо того чтобы исполнить повеление, он дал крестнику прочитать письмо своего отца.

«Ты должен бежать отсюда, – заявил Теодеберт, – потому что я получил этот приказ от своего отца и должен убить тебя. Когда он умрет и ты узнаешь, что я правлю вместо него, ты можешь целым и невредимым вернуться ко мне». Сын Сигивальда поблагодарил Теодеберта за то, что тот рассказал ему обо всем, распрощался с ним и выбрал свой путь.

В те дни готы только что заняли город Арль, из которого Теодеберт взял заложников. Именно туда и бежал юный Сигивальд. Вскоре он понял, что ему и здесь грозит опасность, поэтому пересек границу, оказался в Италии и укрылся в той стране. Тем временем Теодеберт узнал, что его отец серьезно заболел. Он понял, что, если он не поторопится домой и не прибудет к отцу до его смерти, его лишат наследства его дядья, и тогда он уже не сможет никогда вернуться.

Услышав новости, он оставил все и вернулся домой, покинув Деотерию и рожденную ею дочь в Клермоне. Спустя несколько дней, пока Теодеберт все еще находился в пути, Теодорих умер на двадцать третий год своего правления[63]. Хильдеберт и Хлотарь объединили свои силы против Теодеберта и сделали все, что могли, чтобы захватить его королевство. Однако он задобрил своих вассалов и укрепился на троне. Затем он направился к Деотерии, по-прежнему находившейся в Клермоне, привез ее в свой дом и женился на ней.

24. Поняв, что он не может одолеть Теодеберта, Хильдеберт отправил к нему послов и попросил прибыть к нему. «У меня нет собственных детей, – писал он, – и я охотно приму тебя в качестве своего сына». Когда Теодеберт прибыл, Хильдеберт одарил его таким количеством подарков, что все только удивились. Он дал ему по три пары всего того, в чем мог испытывать нужду король, вооружение, одежды и украшения, а также несколько серебряных блюд и упряжку лошадей.

Как только Сигивальд услышал, что Теодеберт сменил на троне своего отца, он вернулся к нему из Италии. Тот обрадовался, обнял Сигивальда и отдал ему треть тех подарков, которые получил от своего дяди. Он также распорядился, чтобы ему вернули все то, что отобрал его отец.

25. Укрепившись на троне, Теодеберт проявил себя великим правителем, его все уважали за его добродетель. Он справедливо проявлял щедрость по отношению к церквам, облегчал нужды бедных и совершил множество добрых поступков, руководствуясь состраданием и доброй волей. Весьма щедрым оказался и другой его жест: он освободил церкви Клермона ото всей дани, которую те обычно выплачивали в королевскую казну.

26. Увидев, что ее дочь превратилась во взрослую женщину, Деотерия стала бояться, что король может возжелать ее и воспользоваться своим правом. Она посадила дочь в телегу, запряженную дикими быками, и направила к мосту: девушка упала в реку и утонула. Все это произошло в городе Вердене.

27. Прошло семь лет с тех пор, как Теодеберт обручился с Визигардой, но так и не женился на ней из-за Деотерии. Все франки сходились в том, что создалась постыдная ситуация, ибо он оставил свою невесту. Теодеберт поддался общественному мнению, оставил Деотерию, от которой у него был маленький сын по имени Теодебальд, и женился на Визигарде. Но он недолго прожил с ней, потому что она умерла. Однако Теодеберт отказался принять Деотерию обратно и женился на другой женщине.

28. Хильдеберт и Теодеберт собрали армию и приготовились выступить против Хлотаря. Услышав об этом, тот понял, что недостаточно силен, чтобы противостоять объединенным войскам. Он бежал в леса, сделал большие засеки в лесах и отдался на милость Господа.[64]

Королева Клотильда (Хродехильда) узнала о том, что произошло. Она отправилась к гробнице святого Мартина, где преклонилась в молитве и провела всю ночь, моля Господа, чтобы между ее сыновьями не разразилась гражданская война. Хильдеберт и Теодеберт продвинулись вместе со своими войсками, окружили расположение войск Хлотаря и вознамерились убить его утром.

Когда наступил день, над тем местом, где они расположились, разразилась страшная буря. Их шатры снесло, снаряжение разметало, все остальное было перевернуто. Раздались гром и молния, их забросало градом. Они бросились лицом вниз на землю, где толстым слоем лежали градины, продолжавшие падать с неба и сильно хлестать их. Они не могли защитить себя ничем, кроме щитов, и боялись, что их поразит молния.

Их лошади разбежались повсюду, некоторых обнаружили на расстоянии в две или три мили от места происшествия. Многих вовсе не нашли. Когда короли лежали на земле, их посекли градины. Они покаялись перед Господом и умоляли простить их за то, что напали на свою родню.

При этом ни одна капля дождя не упала на Хлотаря, там, где он находился, не слышали ударов молнии, не дули там и ветры. Хильдеберт и Теодеберт послали к нему послов с просьбой о мире и согласии. Все это было им даровано, и все они отправились по домам. Никто и не сомневался в том, что это чудо совершил святой Мартин, услышавший молитвы королевы.

29. Затем король Хильдеберт отправился в Испанию. Он и Хлотарь прибыли туда вместе, осадив город Сарагосу. Но жители города со смирением обратились к Богу, оделись во власяницы, стали воздерживаться от еды и питья, обошли вокруг города, распевая псалмы и неся тунику святого мученика Винценция.

За ними следовали женщины, одетые в темные одеяния, они плакали и лили слезы, их волосы были распущены, они посыпали пеплом головы, так что можно было подумать, что они оплакивают своих мужей. Все свои надежды жители связывали с Господом. Рассказывают, что они постились, подобно ниневитянам (Иона, 3: 4, 5), вплоть до снятия осады. Казалось совершенно невероятным, что Господь не проявит сострадание и не снизойдет к молитвам этих людей.

Увидев, как эти люди вели себя, обходя вокруг стен, осаждавшие впали в замешательство, они вообразили, что имеют дело с некоей разновидностью черной магии. Они захватили крестьянина, жившего в Сарагосе, и спросили его, что они делают. «Они двигаются за туникой святого Винценция, – рассказал тот, – с помощью такого знамени они хотят, чтобы Господь сжалился над ними».[65]

Увиденное перепугало войска, и они отошли от города. Однако им удалось завоевать значительную часть Испании, и они вернулись в Галлию с огромной добычей.

30. После Амалариха королем Испании выбрали Теоду[66]. Его убили, и тогда на трон посадили Теодогизила. Когда Теодогизил пировал вместе со своими друзьями за ужином и страшно веселился, задули свечи и в темноте его убили ударом меча. После него королем стал Агила[67]. Готы приобрели предосудительную привычку убивать всех королей, которые переставали их удовлетворять, и заменяли такого короля на троне тем, кого выбирали.

31. Теодорих, король Италии (король остготов. – Ред.), женатый на Авдофледе, сестре Хлодвига, умер и оставил свою жену с маленькой дочерью по имени Амаласунта[68]. Когда она подросла, то оказалось, что она не отличается умом, поскольку проигнорировала совет своей матери, хотевшей выдать ее за сына короля, и взяла себе в любовники одного из своих рабов по имени Трагуил, сбежала с ним в соседний город, где, как полагала, могла делать все, что хотела.

Ее мать страшно разгневалась на нее и умоляла, чтобы та больше не дискредитировала королевскую семью, но вышла за человека равного социального статуса, какового ей и посоветовала. Амаласунта не захотела ее и слушать. Тогда ее мать еще больше рассердилась и отправила группу вооруженных людей, чтобы те заточили ее в тюрьму.

Воины напали на двух любовников, убили Трагуила, задали хорошую трепку Амаласунте и привели ее обратно в дом матери. И мать и дочь исповедовали арианскую ересь, имевшую такой обычай: когда они подходили к алтарю, чтобы причаститься, те, кто были королевской крови, пили из одной чаши, а низшие смертные из другой.

Амаласунта капнула немного яда в потир, из которого дальше должна была пить ее мать. Та выпила из чаши и упала замертво, никто не сомневался в том, что это была работа дьявола. Что могут эти несчастные арианские еретики сказать, когда дьявол присутствует даже у их алтаря? Напротив, мы, истинные христиане, кто верит в единосущную и всемогущую Троицу, не испытаем никакого вреда, даже если нам придется выпить яду во имя Отца, Сына и Святого Духа, нашего истинного триединого божества.

Итак, италийцы разгневались на Амаласунту за то, что она сделала, и призвали Теодата, короля Тосканы, править ими. Когда он услышал о совершенном этой распутной женщиной, убившей свою собственную мать ради мщения за своего любовника, раба, то велел приготовить ванную, заполнив ее кипятком, и запереть Амаласунту там вместе с одной из ее служанок. Оказавшись в обжигающем потоке, она упала на каменный пол и тотчас умерла.[69]

Когда три короля, Хильдеберт, Хлотарь и Теодеберт, узнали, что Амаласунта умерла позорной смертью, они послали к Теодату вестника, чтобы потребовать возмещения за убийство. «Если ты не согласишься щедро заплатить за то, что сделал, – заявляли они, – мы захватим твое царство и так же поступим с тобой». Теодат перепугался и отправил им пятьдесят тысяч золотых[70]. Однако коварный Хильдеберт, который всегда завидовал королю Хлотарю, сговорился со своим племянником Теодебертом разделить золото поровну между ними и ничего не отдавать Хлотарю. Тогда тот захватил сокровища Хлодомера и лишил их гораздо большего, чем они хотели украсть у него.

32. Затем Теодеберт направился в Италию и захватил огромную добычу[71]. Те места отличались нездоровым климатом: армия Теодеберта сильно пострадала от эпидемий, большинство солдат умерло там. Когда Теодеберт понял, что происходит, он вернулся домой, вместе с остатками войска, унося с собой огромные награбленные богатства. Рассказывают, что ему удалось добраться до Павии. Позже он отправил туда Букцелена.[72]

Тот завоевал Верхнюю Италию и подчинил ее власти короля Теодеберта. Затем он выступил против Нижней Италии, где провел множество битв против Велисария (Велисарий еще ранее был отозван для борьбы с Сасанидским Ираном. – Ред.), непрерывно побеждая его. Когда император увидел, что Велисарий терпит одно поражение за другим, он уволил его и назначил вместо него Нарсеса. Чтобы унизить Велисария, он понизил его до должности конюшего, которую занимал Нарсес. Букцелен же одержал ряд побед и над Нарсесом, завоевал всю Италию и дошел до моря.

Из Италии он отправил Теодеберту огромные богатства. Когда же Нарсес сообщил об этом императору, тот нанял группу иностранных наемников и отправил их поддержать Нарсеса, но тот был снова разбит. В конце концов Букцелен занял Сицилию, где получил огромный выкуп, который он снова отправил королю[73]. Именно в этих кампаниях он был наиболее удачлив. (Поход франков в Италию в 553—554 гг. закончился полным крахом. Осенью 554 г. 30-тысячная армия франков была полностью уничтожена в бою на р. Касулина в 10 км от древней Капуи 18-тысячной восточноримской армией Нарсеса. Вся вышеприведенная Григорием информация не соответствует историческим фактам. – Ред.)

33. Астериол и Секундин пользовались огромным доверием Теодеберта. Они оба считались образованными людьми, великолепно сведущими в гуманитарных науках. Секундин возглавлял несколько посольств к императору в качестве представителя Теодеберта, что отразилось на его поведении: он стал хвастливым и часто бывал безрассудным. В результате он так рассорился с Астериолом, что, устав оскорблять друг друга, они решили драться на кулаках.

Король делал все от него зависящее, чтобы их утихомирить, но в то время, когда Секундин ходил весь в синяках после первой стычки, они обменялись новыми оскорблениями. Король Теодеберт поддерживал Секундина и сделал Астериола его подчиненным. Тот почувствовал себя обесчещенным и отказался от высокого положения, но благодаря королеве Визигарде ему вернули расположение короля.

Когда же королева умерла, Секундин взялся за старое и убил Астериола. После него остался сын. Когда он стал мужчиной, то вознамерился отомстить за зло, причиненное его отцу. Секундин перепугался до смерти и начал переезжать из одной виллы в другую, чтобы уклониться от мести. Поняв, что не сможет предотвратить намерения преследователя, подошедшего так близко к нему, он, как рассказывают, сам убил себя с помощью яда, чтобы не попасть в руки врага.

34. Король Теодорих причинил много зла Дезидерату, епископу Вердена. После длительного периода опалы с Божь ей помощью тот вернул себе свободу и снова стал владеть епархией, тогда находившейся в городе Вердене, впрочем, я уже говорил об этом. Он обнаружил, что жители города живут в нищете и бедности, и ему стало жаль их. Но Теодорих лишил его собственности, поэтому у епископа не было средств, чтобы поддержать своих жителей.

Узнав о щедрости и добросердечии короля Теодеберта, он отправил к нему своих послов. «Слава о твоем милосердии распространилась по всему миру, – заявил Дезидерат, – твоя щедрость настолько велика, что ты даешь людям то, что они просят, ничего не желая взамен. Если ты проявишь сострадание и захочешь потратить деньги, я умоляю тебя одолжить их мне, чтобы я смог облегчить страдания тех, кто находится в моей епархии. Как только распоряжающиеся в моем городе моими коммерческими делами люди смогут реорганизовать свое дело, как уже произошло в других городах, я верну твой заем с прибылью».

Теодеберт проникся сочувствием и предоставил ему заем в семь тысяч золотых монет. Дезидерат принял его и разделил среди своих жителей. В результате деловая активность жителей Вердена стала процветать, и так продолжается до настоящего времени. Сам же епископ со временем вернул королю одолженные деньги, но тот отказался их принять, сказав: «Я не испытываю нужды и не заберу эти деньги. Мне достаточно того, что, когда ты попросил, чтобы я одолжил деньги тем, кто находился в бедности и в совершенно затруднительном положении, теперь они вернули себе благосостояние». Не взяв ничего, Теодеберт помог восстановить достаток жителей Вердена.

35. Когда знаменитый верденский епископ умер, Агерик, который был своим для местных жителей, был выдвинут в преемники кафедры. Сын Дезидерата – единственный, кто не забыл обиду, нанесенную отцу, очерненному Сиривульдом перед королем Теодорихом, не только ограбленному, но и подвергнутому наказанию, – отомстил обидчику. И произошло это так. Однажды утром, когда все вокруг было окутано густым туманом, в котором трудно было что-либо увидеть, Сиагрий с вооруженным отрядом подобрались к вилле Сиривульда, называемой Флер-сюр-Уши, расположенной в окрестностях Дижона. Увидев выходящего из дома человека, они решили, что это хозяин, и убили его. Они уже покидали виллу, убежденные, что рассчитались с врагом, когда встреченный ими слуга объяснил, что убит всего лишь приближенный его господина. Сиагрий и его люди вернулись обратно, ворвались в дом, разыскали спальню Сиривульда и стали ломиться в дверь, но безуспешно, тогда они пробили брешь в стене, вошли в спальню и убили своего врага. Это случилось уже после смерти Теодориха.

36. Пока происходили эти события, король Теодеберт серьезно заболел, доктора делали все от них зависящее, но не добились никаких результатов, потому что Господь уже решил призвать его. Король проболел в течение длительного времени, когда его жизненные силы окончательно иссякли, и он умер.[74]

Франки ужасно ненавидели Парфения, который во времена последнего короля повысил налоги. Теперь пришло время отомстить. Осознав, какая опасность ему угрожает, Парфений бежал из города и умолил двух епископов помочь ему. Он попросил их сопроводить его в город Трир и подавить выступление разъяренных граждан своими проповедями.

Они отправились в путь, но однажды ночью, когда он спал в своей постели, ему приснился кошмар, и он закричал: «Помогите! Помогите! Придите ко мне на помощь, ибо я умираю!» Пробудившись от его криков, они спросили его, в чем дело. Тот ответил: «Мой друг Авсаний и моя жена Папианилла, которых я умертвил, призвали меня, чтобы я покаялся в своих грехах». «Иди и предстань перед судом, – повторяли они, – ты должен ответить за обвинения, что мы выдвигаем перед лицом Господа». Несколько лет тому назад он возревновал свою жену к своему другу и, хотя женщина была невиновна, убил обоих.

Тем временем оба епископа добрались до Трира, но не смогли ничего сделать, чтобы утихомирить ярость огромной толпы, и им пришлось спрятать Парфения в церкви. Они поместили его в сундуке и прикрыли церковными одеждами. Люди ворвались внутрь и обшарили каждый уголок церкви. Не найдя ничего, они разъярились. Затем один человек, более проницательный, чем остальные, заявил: «Как насчет сундука? Что там? Мы еще не заглядывали в него и не убедились в том, что там нет нашего врага!»

Церковные ктиторы утверждали, что в сундуке нет ничего, кроме церковных одеяний. Люди потребовали ключ. «Откройте его немедленно, – кричали они, – иначе мы сами сломаем замок!» Сундук отперли; когда передвинули в одну сторону, то обнаружили Парфения и вытащили его. Люди захлопали в ладоши и закричали: «Сам Господь отдал нашего врага в наши руки!»

Его били кулаками и плевали на него. Затем ему связали руки за спиной, привязали к столбу и забили камнями до смерти. Парфений слыл жадным обжорой: ел алоэ, чтобы вызвать аппетит и избежать неусвоения пищи. Обычно он пукал прилюдно, не считаясь с тем, что кто-то мог находиться рядом. Вот почему он и умер такой смертью.

37. В тот год зима была более холодной и суровой, чем обычно, реки замерзли, и люди ходили по ним как посуху. Всюду лежал глубокий снег, и птицы слабели от голода, так что люди ловили их руками.

От смерти Хлодвига до смерти Теодеберта прошло 37 лет. После смерти Теодеберта, умершего на четырнадцатом году своего правления, королем стал его сын Теодебальд.

1. Смерть королевы Клотильды

2. Как король Хлотарь решил присвоить треть доходов церкви

3. Жены и дети Хлотаря

4. Графы Бретани

5. Святой Галл, епископ

6. Священник Катон

7. Епископат Каутина

8. Короли Испании

9. Смерть короля Теодебальда

10. О восстании саксов

11. Как по приказу короля жители Тура просили Катона стать епископом

12. О священнике Анастасии

13. О порочности и злодеяниях Храмна, Каутина и Фирмина

14. Как Хлотарь второй раз выступил против саксов

15. Епископат святого Евфрония

16. О злодеяниях Храмна и о том, как он прибыл в Дижон

17. Как Храмн пришел к Хильдеберту

18. О герцоге Австрапии

19. О смерти святого Медара, епископа

20. О смерти Хильдеберта и убийстве Храмна

21. О смерти короля Хлотаря

22. О разделении царства Хлотаря между его сыновьями

23. Как Сигиберт выступил против гуннов, а Хильперик напал на его города

24. Как Цельс стал патрицием

25. О женах Гунтрамна

26. О женах Хариберта

27. Как Сигиберт женился на Брунгильде

28. О женах Хильперика

29. О второй войне Сигиберта с гуннами

30. Как по приказу короля Сигиберта жители Клермона выступили против города Арля

31. О крепости Тавредун и других чудесных событиях

32. О монахе Юлиане

33. Об аббате Сунниульфе

34. О монахе Бордо

35. О епископате Авита в Клермоне

36. О святом Ницетии из Лиона

37. О святом Фриаре-отшельнике

38. О королях Испании

39. О самоубийстве Палладия в Клермоне

40. Об императоре Юстине

41. О том, как Альбоин и лангобарды вторглись в Италию

42. О войнах Муммола с лангобардами

43. Об архидьяконе Марселя

44. О Муммоле и лангобардах

45. Как Муммол пришел в Тур

46. Об убийстве Андархия

47. Как Теодеберт захватил несколько городов

48. О монастыре Лата

49. Как Сигиберт пришел в Париж

50. О договоре Хильперика с Гунтрамном и о смерти сына Хильперика Теодеберта

51. О смерти короля Сигиберта

1. Королева Клотильда, прожив долгую жизнь, наполненную добрыми делами, умерла в городе Туре, во времена епископа Иньюриоза. Ее тело перевезли в Париж, где под громкое пение псалмов ее царственные сыновья Хильдеберт и Хлотарь похоронили ее в церкви Святого Петра, рядом с телом ее мужа, короля Хлодвига. Она сама выстроила эту церковь. Тут же была похоронена и святая Женевьева.

2. Король Хлотарь постановил, что все храмы его королевства должны выплачивать третью часть своих доходов в его сокровищницу. Все епископы были принуждены согласиться с ним, подписав соответствующий документ. Только святой Иньюриоз отказался платить и не поставил под ним свою подпись.

«Если ты хочешь отобрать то, что принадлежит Господу, то Господь вскоре лишит тебя царства, – заявил он. – Ибо тот, кто должен кормить бедных из своих закромов, не должен заполнять свои сундуки подаянием, данным другими».

Иньюриоз настолько рассердился на короля, что вышел, не простившись с ним. Хлотарь перепугался, опасаясь, что святой Мартин накажет его за то, что он сделал. Он отменил свое решение, а затем отправил к Иньюриозу послов, нагруженных подарками, умоляя его о прощении. Одновременно он просил его молиться о помощи святого Мартина.

3. От разных жен у короля Хлотаря было семь сыновей. От Ингунды – Гунтар, Хильдерик, Хариберт, Гунтрамн, Сигиберт и дочь по имени Хлотсинда. От Арегунды, сестры Ингунды, у него был сын Хильперик, а от Хунсины – Храмн.

Теперь я расскажу, как случилось, что он женился на сестре собственной жены. Когда он был женат на Ингунде, которую любил всем сердцем, она сделала ему следующее предложение:

«Мой господин, вы уже сделали со мной, вашей служанкой, то, что хотели, взяв меня на ложе. Чтобы доставить мне большую радость, выслушайте меня.

Я прошу вас выбрать умного и богатого мужа для моей сестры, чтобы я могла ею гордиться. Тогда я еще более преданно стану служить вам».

После слов Ингунды Хлотарь воспылал страстью к Арегунде, отправился на виллу, где та жила, и женился на ней. Переспав с ней, он вернулся к Ингунде. «Я сделал все, что смог, чтобы вознаградить тебя за то сладкое предложение, которое ты мне сделала, – заявил он. – Я искал повсюду богатого и мудрого мужа, которого бы смог женить на твоей сестре, но не нашел никого более достойного, чем я сам. Ты должна узнать, что я женился на ней. Думаю, что это не расстроит тебя». – «Вы можете делать то, что хотите, – ответила Ингунда. – Только скажите, как я могу сохранить ваше добросердечное расположение ко мне».

Что касается сыновей Хлотаря, то Гунтар, Храмн и Хильдерик умерли еще при жизни отца. Позже я опишу смерть Храмна. На дочери Хлотаря Хлотсинде женился король лангобардов Альбоин.

Турский епископ Иньюриоз умер на семнадцатый год своего епископства. В качестве шестнадцатого (после святого Мартина) епископа его сменил Бавдин, из приближенных Хлотаря.

4. Бретонский граф Ханаон убил трех своих братьев. Четвертого брата, Маклиава, он заковал в цепи и посадил в темницу, чтобы позднее убить его. От неминуемой смерти Маклиава спас Феликс, епископ Нанта. Маклиав поклялся в верности своему брату, но позже почему-то решил нарушить клятву. Узнав об этом, Ханаон снова стал его преследовать. Поняв, что он не сможет убежать, Маклиав бежал к другому бретонскому графу, Хономору. Увидев, что враги приближаются, тот спрятал Маклиава в яме, на которой насыпал холм, оставив небольшое отверстие для воздуха, чтобы тот смог дышать.

Затем он встретил преследователей Маклиава со словами: «Маклиав мертв. Мы его здесь похоронили». Они настолько обрадовались этому известию, что уселись на могильный холм и стали пировать. Вернувшись домой, они сообщили Ханаону, что его брат мертв. Услышав об этом, Ханаон завладел всем королевством. После смерти короля Хлодвига бретонцы оставались под властью франков, но их правителей называли графами, а не королями.

Маклиав же выбрался из своего земляного укрытия и бежал в Ван. Там он выбрил тонзуру и был возведен в сан епископа. Когда же Ханаон умер, Маклиав отказался от обетов, снова отрастил свои волосы и вернул себе жену, которую оставил, когда стал вести религиозный образ жизни, отказавшись от королевства. Другие епископы за это отлучили его от церкви. Позже я опишу его насильственную смерть.

Епископ Бавдин умер на шестой год своего епископства. На его место назначили аббата Гунтара, семнадцатого по счету после смерти святого Мартина.

5. Когда наконец пришло время умереть святому Квинциану, на епископском троне его сменил святой Галл – при полном одобрении короля, как я уже вам говорил[75]. Во времена святого Галла в разных частях Галлии свирепствовала чума, вызывавшая огромные опухоли в горле. Самые сильные опустошения произошли в провинции Арль. Святой Галл беспокоился не только за самого себя, но прежде всего за свою паству. Денно и нощно он молился Господу, умоляя, чтобы его паства выздоровела.

Однажды ночью во сне перед ним явился ангел Господний, его волосы и одеяние были белы как снег. «Ты совершаешь благой поступок, господин епископ, – заявил ангел, – что так молишься за своих людей. Твои молитвы услышаны. Ничего не бойся восемь лет, ни ты, ни паства твоя, ни твоя епархия не пострадают от чумы. Бойся лишь на девятый год, когда настанут ужасные события».

Из сказанного стало очевидным, что святому Галлу было суждено умереть спустя восемь лет[76]. Он проснулся и вознес хвалу Господу за то, что Тот укрепил его в помыслах и успокоил его, послав с небес ангела. Затем святой Галл установил, чтобы в середине поста совершался крестный ход с пением псалмов в храм Святого Юлиана, мученика.

Этот храм находился примерно в шестидесяти пяти километрах от Клермона. Неожиданно прямо перед глазами людей на стенах домов и церквей появились знаки. Когда различили надписи, сельские жители увидели в них букву тау. Как я уже писал[77], чума прошла через другие части Галлии, но благодаря молитвам святого Галла в Клермоне жертв почти не было.

Сам я считаю, что это – небольшая милость Господа для пастыря, ревностно охранявшего свое стадо.

Итак, пришел черед умереть святому Галлу, его земные останки обмыли и перенесли в его церковь. По просьбе местного духовенства епископат принял священник по имени Катон. Он сразу же прибрал к рукам всю церковную собственность, как будто уже был назначен епископом, заменил всех управляющих, распустил церковных чиновников и подчинил все своей власти.

6. Епископы, съехавшиеся на похороны святого Галла, заявили священнику Катону: «Мы видим, что вас признают в большинстве приходов епархии. Поддержите нас, приняв нашу точку зрения, и мы посвятим вас в епископы. Король еще ребенок. Если кто-то начнет критиковать вас, мы защитим вас и будем иметь дело с принцами и ведущими придворными двора короля Теодебальда, если они выдвинут какое-либо обвинение против вас. Вы можете полностью доверять нам, поскольку мы предоставляем вам поддержку во всем. Если вы понесете потери какого-либо рода, мы возместим их из наших запасов».

Катон был человеком, преисполненным чувством собственного достоинства и слишком самонадеянным.

«Должно быть вам известно, – отвечал он, – поскольку все об этом знают, что всю свою жизнь я вел монашеский образ жизни, постился, находил удовольствие в раздаче милостыни и длительных молитвенных бдениях. Я выстаивал ночи напролет, страстно распевая псалмы. Господь не позволит мне теперь сбиться с истинного пути. Ведь я проявил такое рвение, служа Ему.

Я прошел все ступени священнослужения, десять лет был чтецом, пять лет пробыл помощником дьякона, пятнадцать лет служил дьяконом и последние двадцать лет занимал высокие духовные должности.

Разве вам не остается ничего иного, как назначить меня епископом в качестве награды за мою преданную службу? Что касается вас, вы можете возвращаться в свои епархии. Если вы действительно думаете, что можете что-то сделать для меня, то тогда, пожалуйста, сделайте это. Что же касается меня, то я собираюсь быть возведенным в епископство в соответствии с надлежащим каноническим правилом».

Услышав это, епископы отправились восвояси, проклиная гордость Катона.

7. С согласия всего духовенства Катона избрали епископом. Задолго до введения в должность он начал входить во все дела церкви. Так, он стал угрожать некоему архидьякону Каутину. «Я лишу вас сана», – не переставая заявлял он, или «Я лишу вас своей милости» и даже «Я так или иначе уничтожу вас».

«Милостивый господин, – отвечал Каутин, – все, что я прошу, – так это только одобрить то, что я делаю. Если я добьюсь этого, то стану верно служить вам. Чтобы избавить вас от тревог, я отправлюсь к королю и попрошу его одобрить ваше избрание епископом. Для себя лично я ничего не прошу, кроме вашей благодарности».

Катон не прислушался к предложению, поскольку подозревал, что Каутин собирается обмануть его. Когда Каутин увидел, что к нему относятся с подозрением и порочат его, он притворился больным. Однажды ночью он сбежал из Клермона, направился к королю и объявил ему о смерти святого Галла. Когда король и его чиновники услышали о новости, они собрали совет епископов в городе Меце и избрали Каутина. К тому времени, когда прибыли посланцы от Катона, Каутина уже посвятили в епископы.

По приказу короля все местное духовенство и все вопросы, относившиеся к церкви, подчинили его юрисдикции. Каутина отправили обратно в Клермон вместе с епископами и капелланами, назначенными сопровождать его. Его благосклонно встретило духовенство и городские жители, приняв в качестве епископа Клермона.

Затем началась жестокая распря между ним и священником Катоном, отказавшимся подчиниться новому епископу. Внутри духовенства образовались две партии; находились те, кто поддерживал Каутина в качестве епископа, и те, кто оказался на стороне Катона. Среди сторонников Катона наблюдалось огромное разочарование. Епископ Каутин отчетливо видел, что ничто не сможет сломать силу воли Катона или заставить его подчиниться. Поэтому он лишил Катона поддержки церкви, так что вскоре и друзья Катона, и все те, кто поддерживал его, остались без средств и стали сильно нуждаться. Те же, кто менял свои взгляды и переходил к Каутину, получали то, что они потеряли.

8. Правивший в Испании Агила жестоко подавлял всех инакомыслящих, и в стране наступила настоящая тирания[78]. Армия императора Юстиниана вошла в Испанию и завладела несколькими городами. Агилу убили, и королевством завладел Атанагильд. Затем он сам провел несколько битв с войсками императора и в ряде случаев выиграл их. Ему удалось освободить от оккупации несколько городов, которые императорские войска незаконно захватили.

9. Посетив усадьбу одного из своих вассалов, Теодебальд женился на Вульдетраде, дочери короля лангобардов Вахона. Во всех описаниях говорится, что Теодебальд отличался злобным характером. Однажды, браня человека, которого подозревал в ограблении, он рассказал ему следующую историю. Змея проскользнула через отверстие в кувшин, полный вина. Она с жадностью выпила все вино и так раздулась, что не смогла пролезть через горлышко. Пока она пыталась протиснуться и выбраться обратно, но не могла этого сделать, пришел хозяин кувшина. «Выплюнь все, что ты проглотила, – посоветовал он змее, – и тогда ты легко выберешься».

Услышав эту историю, человек испугался Теодебальда и одновременно возненавидел его. Во времена его правления Букцелен, который привел всю Италию под управление франков, был убит Нарсесом[79]. Тогда Италией начал управлять (восточноримский) император, и она больше не была свободной.

Во времена того же правления мы наблюдали явление, когда виноград вырос на бузине, причем никто не прививал его. Получилось так, что после цветения дерево, обычно приносящее черные ягоды, впрочем, вам самим об этом хорошо известно, плодоносило виноградными гроздьями.

Тогда же видели пятую звезду, двигавшуюся в противоположном направлении, замечали и как она входила в окружность луны. Полагаю, что все эти знамения предвещали смерть Теодебальда. У него случился удар, парализовавший нижнюю часть туловища. Ему становилось все хуже и хуже, и он умер на семнадцатый год своего правления[80]. Королевством стал управлять король Хлотарь, вступивший в связь с вдовой Вульдетрадой. Позже, когда епископы начали жаловаться, он отдал ее Гаривальду, баварскому герцогу.

Своего сына Храмна Хлотарь отправил в Клермон.

10. В том же году восстали саксы. Король Хлотарь послал против них армию и уничтожил много народу. Он вторгся в Тюрингию и опустошил всю провинцию, поскольку тюринги поддерживали саксов.

11. В городе Туре умер епископ Гунтар. По предложению (по крайней мере, так говорят) епископа Каутина решили пригласить управлять епископством священника Катона. Для этого в Клермон отправилась пышная депутация духовенства, возглавляемая аббатом Левгастом, хранителем реликвий местных мучеников. Когда они довели до сведения Катона желание короля, он заставил ждать их ответа в течение нескольких дней. Им же не терпелось вернуться домой. «Сообщи нам о своем желании, – сказали они, – так чтобы мы знали, что нам делать. Иначе мы отправимся обратно в Тур. Мы вовсе не искали встречи с тобой, это король велел нам тронуться в путь».

Как обычно, Катон повел себя заносчиво. Он собрал толпу бедняков и велел им выкрикивать: «Почему ты оставляешь нас, добрый пастырь, ты, кто так хорошо заботился у нас. Кто станет обеспечивать нас едой и напитками, если ты уедешь и оставишь нас? Мы умоляем тебя не оставлять нас, остаться и продолжать кормить нас каждый день».

Затем Катон обратился к духовенству, прибывшему из Тура. «Вы видите, дорогие собратья, как сильно толпа бедняков любит меня. Я просто не могу оставить их и отправиться с вами». Получив свой ответ, они вернулись обратно в Тур. Катон снискал расположение Храмна, который пообещал ему, что если король Хлотарь в обозримом будущем умрет, то Каутина сместят с епископства и Катон станет управлять епархией.

Этот человек, относившийся с презрением к престолу святого Мартина, так и не поднялся до той высоты, какую хотел. Верными оказались слова Давида, которые можно отнести и к нему: «Возлюбил проклятие, – оно и придет на него»… (Пс., 108: 17). Он настолько погряз в своем тщеславии, что возомнил, будто никто не является более святым, чем он. Однажды он подкупил женщину, чтобы она в церкви притворилась одержимой и выкрикивала, что он является великим святым и отмечен Богом, в то время как Каутин совершил все возможные преступления и был недостоин даже того, чтобы выполнять обязанности священника.

12. Вступив в управление епископством, Каутин стал вести себя так скверно, что вскоре все возненавидели его. Он начал сильно пить. Он так часто напивался, что требовалось четыре человека, чтобы оттащить его от стола. После, несомненно вследствие своей несдержанности, он часто подвергался эпилептическим припадкам. Все это нередко происходило на глазах у всех. Более того, он оказался настолько алчным, что впадал в великий гнев, если ему не удавалось завладеть хотя бы частично той землей, что соседствовала с его собственной.

Если ее владельцы занимали хоть какое-нибудь положение в обществе, он добивался своего с помощью судебных преследований и клеветы. Но если они оказывались простыми людьми, то он просто силой забирал землю. Как писал Соллий[81]: «Он считал ниже своего достоинства платить за то, что забирал у этих людей, и действительно впадал в отчаяние, если они не удовлетворяли его желания».

Случилось так, что в то время в Клермоне находился священник по имени Анастасий, он родился свободным и владел некоей собственностью, которую пожаловала ему королева Клотильда, оставившая о себе светлую память. Епископ Каутин несколько раз обращался к нему, требуя уступить ему документы о пожаловании королевой Клотильдой титула и собственности, но тот отказывался подчиниться настояниям своего епископа.

Сначала Каутин его уговаривал, воздействовал как мог с помощью лести, затем перешел к угрозам. В конце концов он повелел схватить Анастасия и самым возмутительным образом запер его, хотя это противоречило всем правилам. Он даже дошел до того, что велел избить его и угрожал уморить до смерти, если тот не отдаст ему документы. Однако Анастасий проявил смелость и упорно отказывался отдать документы о передаче собственности, заявляя, что он скорее сам станет голодать, чем оставит своих детей без средств к существованию. Тогда епископ Каутин распорядился, чтобы его тщательно охраняли, заявляя, что если тот не передаст документы, то действительно умрет от голода.

В церкви Святого Мученика Кассия в течение многих столетий существовал склеп, куда никто никогда не входил. В нем находился огромный саркофаг из парижского мрамора, где, скорее всего, лежало тело некоей личности, умершей задолго до этих событий. В том саркофаге над разложившимся телом они живьем и похоронили Анастасия.

Для этого сдвинули каменную плиту, на полу склепа расположились стражники, убежденные в том, что плита раздавит узника насмерть. Тогда стояла зима, так что стражники разожгли огонь, согрели немного вина, и когда выпили его, то заснули.

Тем временем наш священник, подобно Ионе, воззвавшему к Господу, молился из ограниченного пространства своего гроба о сострадании. Как я уже говорил вам, саркофаг был достаточно большим. Анастасий не мог повернуться в нем полностью, но мог вытянуть свои руки во всех направлениях.

И спустя годы он часто описывал зловонный запах, который шел от останков мертвого человека, говорил о том, что пострадало не только его обоняние, но желудок выворачивался наизнанку. Если он натягивал свой капюшон на нос, то, пока сдерживал дыхание, ничего не чувствовал. Но если он отодвигал капюшон, опасаясь задохнуться, то вдыхал тлетворный запах через рот, нос и даже, так сказать, через уши!

Не стану распространяться дальше, чтобы не перегружать свой рассказ. Господь наконец сжалился над ним, и я думаю, дальше произошло следующее. Вытянув свою правую руку, чтобы дотронуться до края саркофага, Анастасий обнаружил лом. Когда его прикрыли крышкой, то оставили лом между каменной плитой и концом саркофага.

Анастасий, ухватившись за лом, стал действовать им и постепенно, с помощью Господа, передвигать крышку. Как только она отошла достаточно далеко, чтобы священник мог просунуть голову, он проделал большее отверстие и так выбрался из склепа. Затем Анастасий направился к другой двери склепа, укрепленной тяжелыми замками и огромными гвоздями, так плотно пригнанными друг к другу, что никто бы не смог проскользнуть между гладко оструганными досками.

Священник встал на колени и через щель увидел проходящего человека. Он тихо окликнул его, но тот услышал. Ему не составило труда схватить свой топор, прорубиться через деревянные доски, к которым прикрепили замки, и проделать отверстие для священника. Анастасий вышел в ночь и нашел дорогу домой. Правда, сначала он убедил прохожего никому не рассказывать о случившемся. Только оказавшись в безопасности в своем доме, он достал документы, подтверждающие его правовой титул, которые дала ему королева Клотильда.

Взяв их с собой, он отправился к королю Хлотарю и рассказал, как его заживо похоронил епископ. Окружающие были удивлены. «Только Нерон или Ирод, – заявляли они, – могли совершить подобное преступление, захоронив человека заживо». Каутин предстал перед королем Хлотарем, но когда Анастасий стал обвинять его в совершенном преступлении, то немедленно вышел, потому что не смог ответить. Король Хлотарь дал Анастасию новые документы, подтверждавшие наследственное право на его собственность и передачу земли потомкам.

Для Каутина же не было ничего святого, и он никого не уважал. Каутин ничего не читал, ни духовную, ни светскую литературу. Он находился в приятельских отношениях с евреями, и они сильно повлияли на него. Каутин не старался обратить их в христианство, хотя это входило в его обязанности священника, и делал это потому, что покупал у них товары. Он легко поддавался лести, и евреи знали, как влиять на него, поэтому продавали ему вещи по более высокой цене, чем они того стоили.

13. В то время Храмн жил в Клермоне. Во всех его деяниях он следовал только плохим советам, что и стало причиной его преждевременной смерти. Жители Клермона ненавидели его, и среди них не оказалось ни одного, кто хотел бы дать ему хороший и полезный совет. Храмн собрал вокруг себя шайку молодых и беспутных людей из нижнего сословия. Он ни о ком не заботился и прислушивался только к их советам. Примечательно, что, пользуясь королевским указом, он велел похищать дочерей некоторых сенаторов, чтобы насильственно развлекаться с ними.

Он оскорбил Фирмина и отстранил его от управления городом, назначив на его место Саллюстия, сына Еводия. Фирмин и его теща унесли из собора Святые Дары. Был Великий пост, и епископ Каутин должен был отправиться с крестным ходом в приход Бриуд (Бриу), где находился храм Святого Юлиана, чтобы совершить молебен, установленный святым Галлом, как я описывал в предыдущей главе.

Отправляясь из своего родного города, он находился в смятении, опасаясь, что на него нападут по дороге, ибо Храмн угрожал ему. Пока Каутин двигался по направлению к Бриуду, Храмн отправил Имнахара и Скаптара, первых людей своей свиты. «Идите и выведите Фирмина и его тещу Цезарию из собора», – заявил он им.

Пока епископ двигался во главе процессии, посланцы Храмна вошли в собор и постарались усыпить бдительность Фирмина и Цезарии, рассказывая им разные лживые истории. Они довольно долго расхаживали по собору, разговаривая то об одном, то о другом. Воспользовавшись тем, что беглецы, искавшие в соборе убежище, были поглощены беседой, их постепенно подвели к дверям, которые в это время были открыты. Выбрав момент, Имнахар схватил за руки Фирмина, а Скаптар – Цезарию и вытащили их из храма, где их немедленно схватили люди Храмна.

Фирмина и Цезарию сразу же отправили в изгнание. На следующий день, воспользовавшись тем, что охранявшие их стражники уснули, они сбежали в церковь Святого Юлиана. Таким образом им удалось избежать ссылки, но всю их собственность передали казне. Так как епископ Каутин боялся, как бы и ему не нанесли обиду, он во время вышеупомянутого крестного хода все время держал под рукой оседланную лошадь.

Оглянувшись, он увидел приближавшихся к нему всадников, явно намеревавшихся его схватить. «Да поможет мне Господь! – воскликнул он. – Этих людей послал Храмн схватить меня!» Вскочив на лошадь, он с силой вонзил шпоры и вырвался вперед процессии, направляясь к воротам церкви Святого Юлиана, куда добрался полуживым.

Рассказывая об этом, я не перестаю думать о том, что Саллюстий ответил тем, кто критиковал историков: «Писание истории трудно по двум причинам: во-первых, потому, что все описываемое должно точно соответствовать фактам. Во-вторых, если историк позволит себе критиковать дурные поступки, большая часть читателей заподозрит его в недоброжелательстве или зависти».[82]

Но позвольте мне продолжить свой рассказ.

14. После смерти Теодебальда[83] Хлотарь захватил земли рипуарских франков. Когда он объезжал новые территории, ему донесли, что саксы снова поднимают мятеж и планируют восстать против него, поскольку отказываются платить свою ежегодную дань. Услышав это, он разгневался и выступил против них.

Как только Хлотарь приблизился к их территории, саксы направили к нему послов. «Мы по-прежнему уважаем вас, – заявили они. – Мы также не отказываемся платить дань, которую отдавали вашим братьям и племянникам[84]. На самом деле мы готовы платить и больше, если вы на том настаиваете. Мы только хотим мира, чтобы вы и ваша армия и наши люди не втягивались в кровавую битву».

Услышав это, король Хлотарь сказал своим воинам: «Эти люди говорят правильно. Мы не должны нападать на них, ибо тогда мы согрешим против Господа». – «Мы знаем, что они лжецы, – ответили его воины, – ибо они никогда не выполняют своих обещаний. Мы должны напасть на них».

Во второй раз саксы направили просьбу о мире, предлагая половину того, чем владели. Хлотарь снова сказал своим людям: «Отступите, говорю вам, не нападайте на саксов, иначе мы навлечем на себя гнев Божий». И снова его люди с ним не согласились.

В третий раз пришли саксы, предлагая всю свою одежду, скот и все, чем владели. «Возьмите все это, – говорили они, – вместе с половиной территории, которой мы владеем, только оставьте свободу нашим женам и маленьким детям, не позвольте вспыхнуть войне между нами».

И снова франки не согласились. «Отступитесь, – снова попросил их король Хлотарь, – и откажитесь от намерения напасть на них. Вы не правы, задумав то, что хотите сделать. Вы не должны вступать в битву, нас разобьют, если вы это сделаете. Если же вы настаиваете на том, чтобы выступить, делайте это без меня».

Франки рассердились на Хлотаря, бросились на него, разорвали на куски его шатер, с силой вытащили его оттуда, осыпали его оскорблениями и поклялись, что убьют, если он откажется выступить с ними. Увидев, как обстоят дела, король Хлотарь поступил против своей воли.

Битва разразилась, франки потерпели полное поражение, огромное количество франков было убито противником. С обеих сторон пало так много людей, что никто не мог сосчитать умерших[85]. Хлотарь был сам не свой, он просил о мире, заявляя, что выступил так не по своей собственной воле. Заключив мир, Хлотарь отправился домой.

15. Услышав, что король Хлотарь вернулся с поля битвы с саксами, жители Тура стали искать встречи с ним, чтобы сказать ему, что они все пришли к единому мнению и хотят епископом священника Евфрония. Однако король на это предложение ответил: «Я уже решил, чтобы в епископы Тура посвятили священника Катона. Почему мое распоряжение не выполнили?» – «Мы просили его прийти, – ответили они, – но он отказался».

Когда они разговаривали, неожиданно появился священник Катон и попросил короля снять Каутина с должности епископа Клермона и вместо него назначить его, Катона. Король рассмеялся в ответ на его предложение. Тогда Катон снова попросил, чтобы его назначили епископом Тура, хотя до этого он отвергал это назначение.

«Вначале я действительно хотел, чтобы тебя рукоположили как епископа Тура, – заявил король, – но теперь, когда я узнал, что ты отказался от епископства, оставь всякую надежду, что тебя когда-либо назначат епископом». Тогда Катон страшно смутился и вышел.

После того король велел навести справки об Евфронии, ему сказали, что он приходится племянником святому Григорию, о котором я вам уже говорил[86]. «Это одна из самых благородных и знаменитых семей в этих краях, – заметил Хлотарь[87]. – Пусть осуществится воля Божья и воля святого Мартина. Повелеваю избрать его». Подписали нужные бумаги, и святого Евфрония назначили турским епископом, восемнадцатым после святого Мартина.

16. Как я уже говорил, Храмн совершил в Клермоне множество преступлений, причем питал особую ненависть к епископу Каутину. Случилось так, что Храмн серьезно заболел лихорадкой, отчего все его волосы выпали. Среди его окружения оказался некий Асковинд, житель Клермона, человек весьма осторожный и предусмотрительный. Он сделал все от него зависящее, чтобы помешать Храмну совершать дурные поступки, но не преуспел в своих намерениях.

У Храмна был другой слуга, по имени Леон из Пуатье, поощрявший его в дурном поведении, его имя соответствовало его характеру, потому что он рычал как лев, когда пытался удовлетворить свою страсть. Говорят, что именно Леон сказал, что святые Мартин и Марциал не оставили ничего ценного для королевской сокровищницы.

С помощью чудесной силы обоих святых его тотчас поразила немота и глухота, и вскоре он умер от мучительного безумия. А ведь, страдая, он приходил в церковь Святого Мартина в Туре, выстаивал там ночные службы и преподносил дары, но обычная чудодейственная сила святого не принесла Леону облегчения, и он уходил обратно таким же больным, как и пришел.

Храмн же покинул Клермон и отправился в город Пуатье, где жил в огромном поместье. Его сбили с пути советы злых людей, окружавших его, и он решил отправиться к своему дяде Хильдеберту и предать своего отца. Хильдеберт согласился выслушать его, но делал это потому, что в свою очередь намеревался предать его. Они обменялись тайными посланиями и устроили заговор против Хлотаря. Похоже, Хильдеберт забыл, что каждый раз, когда он устраивал заговор против Хлотаря, это плохо кончалось.

Сговорившись с Хильдебертом, Храмн отправился в Лимож. Вся эта территория, являвшаяся частью царства его отца, теперь оказалась под его собственным правлением. В то время население Клермона затворилось внутри городских стен и вымирало как мухи, страдая от эпидемии.

Король Хлотарь отправил своих сыновей Хариберта и Гунтрамна, чтобы они имели дело с Храмном. Добравшись до Клермона, они узнали, что Храмн перебрался в Лимож. Тогда они дошли до горы Негремон (Черной), где и обнаружили его. Они разбили свои шатры и устроили свой лагерь прямо напротив его лагеря. Затем они отправили к нему послов, чтобы сказать, что он должен или вернуть всю собственность отца, которую захватил, или вступить с ними в бой.

Храмн притворился, что согласен подчиниться своему отцу. «Я вовсе не собирался, – заявил он, – захватить все земли, через которые прошел, хочу оставить их под собственным правлением, но во владении моего отца». Хариберт и Гунтрамн настояли, чтобы исход решился в ходе битвы. Оба войска выдвинулись и стояли друг напротив друга, собираясь вступить в бой. Но тут неожиданно разразилась страшная буря с громом и молнией, помешавшая им сразиться.

Они отправились обратно в свои лагеря. Со свойственным ему вероломством Храмн отправил постороннего человека, чтобы тот сообщил его братьям, что их отец убит. Данное событие произошло в связи с войной с саксами, о которой я вам рассказывал. Обеспокоенные, Хариберт и Гунтрамн отступили в Бургундию. Храмн же направился за ними вместе со своим войском. Он дошел до города Шалон-сюр-Сон, осадил его и затем захватил. Потом он устремился в Дижон, куда прибыл в воскресенье. Об остальном я расскажу вам позже.

В то время епископом Лангра был святой Тетрик, о котором я вам уже рассказывал. Его священники положили на алтарь три книги: Пророчества, Апостол, Евангелие. Они молились Господу, чтобы Своей божественной властью Он открыл им то, что произойдет с Храмном, займет ли он трон и будет ли править.

Они решили, что во время мессы каждый должен открыть книгу и прочитать то, что обнаружит. Сначала открыли Книгу Пророчеств, где нашли: «И он обнес его оградою… а он принес дикие ягоды» (Ис., 5: 2). Затем открыли Первое послание к фессалоникийцам: «Ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью. Ибо, когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно постигает их пагуба, подобно как мука родами постигнет имеющую во чреве, и не избегнут» (Фес., 5: 2, 3).

И наконец, Господь высказался через Евангелие: «А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот, и он упал, и было падение его великое» (Мф., 7: 26, 27).

В храмах вне городских стен Храмна приветствовали, епископ, упомянутый мной, дозволил принять причастие, но он отправился, чтобы встретить Хильдеберта. Ему не разрешили войти внутрь стен Дижона.

Когда происходили все эти события, король Хлотарь сражался с саксами. Как они узнали, саксов настроил против франков Хильдеберт. Теперь саксы вышли из своей собственной земли в земли рипуарских франков и опустошили все земли вплоть до города Дойц (напротив Кельна, на правом берегу Рейна. – Ред.).

17. Храмн женился на дочери Вилихара[88]. Он отправился в Париж, где стал союзником Хильдеберта, проявляя преданность и верность по отношению к королю. Он поклялся, что всегда останется самым злейшим врагом своего собственного отца. Пока Хлотарь сражался с саксами, король Хильдеберт направился в районы, окружавшие Реймс. Он продвинулся к городу, мародерствуя направо и налево и сжигая все, что мог. Узнав, что его брат убит саксами, он вообразил, будто вся страна попадает под его правление. Поэтому он постарался захватить как можно больше земель.

18. У герцога Австрапия были все основания опасаться Храмна, и он решил искать убежище в церкви Святого Мартина. В его затруднительном положении сам Господь пришел ему на помощь. Надеясь, что голод заставит его покинуть святые стены, Храмн велел, чтобы за Австрапием пристально следили и никто не передал ему ни воду, ни питье.

Когда он лежал полумертвый от истощения, некто подошел к нему с чашей с водой и предложил выпить. Он взял ее, но местный судья ринулся вперед, выхватил чашу из его руки и вылил воду на землю. Возмездие Господа и чудесная сила святого не замедлили проявиться, и судья был наказан. В тот же день судья, совершивший этот поступок, заболел лихорадкой и к середине ночи умер, Господь не позволил ему даже дожить до того самого часа следующего дня, когда он выбил чашу из рук беглеца, скрывавшегося в церкви Святого Мартина. После этого чуда все поспешили обеспечить Австрапия всем необходимым для жизни.

Когда король Хлотарь вернулся в свое царство, он проявил по отношению к герцогу великую милость. Во время его правления Австрапия рукоположили в священники, а позже назначили епископом Шамтосе, находящегося в епархии Пуатье. Все поняли, что после кончины святого Пиенция, управлявшего епископатом Пуатье, его может сменить Австрапий.

Однако король Хариберт никак не мог согласиться с этим. Когда епископ Пиенций умер, по распоряжению короля Хариберта в Париже его сменил Пасцентий, тогда являвшийся аббатом монастыря Святого Илария. Австрапий опротестовал это решение, заявляя, что епископство следовало передать ему, но к его возражениям никто не прислушался. Тогда Австрапий вернулся в собственный приход. Против него восстали тейфалы (германское племя, близкое к готам, жившее еще с римских времен близ Пуатье. – Ред.), всегда являвшиеся его врагами, и он умер от удара копьем. Так приход Пуатье снова вошел в число территорий, управлявшихся Австрапием.

19. В то время, когда Хлотарь продолжал править, святой епископ Медар завершил свой жизненный срок осуществления добрых дел и умер, полностью исполнив свои помыслы и прославившись своей святостью. Король Хлотарь повелел с огромной пышностью захоронить его в городе Суасоне, а над его могилой возвести церковь, которую позже завершил и украсил его сын Сигиберт. В священной гробнице Медара я сам видел разбитые цепи и кандалы узников, лежащие порознь и по частям на земле. То, что они сохранились до наших дней, свидетельствует о его чудодейственной силе. Теперь я должен вернуться к тому, о чем начал рассказывать.

20. Король Хильдеберт заболел и в течение долгого времени лежал прикованным к постели в Париже, затем он умер[89]. Его похоронили в церкви Святого Винсента, которую он сам и выстроил[90]. Король Хлотарь завладел королевством и сокровищницей Хильдеберта, отправив королеву Ультроготу и двух ее дочерей в изгнание.

Храмн получил аудиенцию у своего отца и снова доказал, что ему не следует доверять. Поняв, что не сможет избежать мести своего отца, он бежал в Бретань и там вместе со своей женой и дочерьми спрятался вместе с Ханаоном, бретонским графом.

Священник Вилихар стал искать убежища в церкви Святого Мартина. Из-за грехов людей и имевшего место распутства церковь сгорела – Вилихар и его жена подожгли священное здание, об этом несчастье мне тяжело рассказывать. В предшествующий год большая часть города Тура выгорела, и многие его церкви стояли заброшенными. Хлотарь приказал, чтобы крышу церкви Святого Мартина покрыли оловом и восстановили ее прежнее великолепие.

В то время появились две тучи саранчи, они пролетели через Овернь и Лимузен, и говорят, что даже проникли на равнину Романьи.

Король Хлотарь разгневался на Храмна и вместе со своей армией выступил против него в Бретани[91]. Храмн же не испытывал никаких угрызений совести из-за того, что сражался против собственного отца. Обе армии выстроились на поле битвы друг против друга, и Храмн, за которым стояли бретонцы, уже построившиеся для боя, оказался лицом к лицу с отцом, когда наступила ночь и сражение пришлось отложить.

Ночью бретонский граф Ханаон беседовал о случившемся с Храмном. «С моей точки зрения, – сказал он, – вы поступаете совершенно неправильно, собираясь сражаться с собственным отцом. Почему вы не позволяете мне напасть на него ночью? Я смогу уничтожить и его самого, и его армию». Храмн же не соглашался на это, я полагаю, что Божественное провидение его остановило.

Наступило утро, две армии двинулись навстречу друг другу и сошлись. Король Хлотарь вступил в бой со своим собственным сыном, как некий новый Давид с Авессаломом. «Посмотри вниз с небес, Господь, – крикнул он, проливая слезы, – и рассуди мое дело, потому что я страдаю несправедливо от вреда, нанесенного моим сыном. Посмотри вниз, Господь, и прими правильное решение, подобное тому, которое принял между Авессаломом и его отцом» (2 Цар., 15—18).

Началась битва. Бретонский граф вступил в бой и был убит. Сам Храмн вскоре бежал. На морском побережье он расставил корабли, готовые тотчас отплыть по сигналу. Он потерял время, пытаясь спасти свою жену и дочерей, поэтому армия его отца смогла его настичь, пленить и связать.

Когда о случившемся доложили королю Хлотарю, тот распорядился, чтобы Храмна сожгли живьем вместе с его женой и дочерьми. Их заключили в бедную хижину, Храмна связали и, уложив во весь рост на скамье, задушили куском материи. Затем подожгли хижину над их головами. Так погиб Храмн вместе со своей женой и дочерьми.

21. На пятьдесят первый год своего правления король Хлотарь отправился в паломничество к святому Мартину, захватив с собой много подарков[92]. Добравшись до гробницы святого Мартина, он покаялся во всех дурных поступках, совершенных им по своему недомыслию. Страшно стеная, он умолял блаженного святого выдать индульгенцию Господа за грехи и своим прикосновением дать прощение за безрассудные действия.

Затем Хлотарь снова отправился домой. На пятьдесят первый год его правления, во время охоты в лесу Кюиз, он заболел, и у него поднялась высокая температура. Его уложили в постель в вилле Компьень. Там он и лежал, страдая от сильной лихорадки. «Ну что ж! – заявлял он. – Можете ли вы поверить в то, что происходит со мной? Как обращаются небеса с королями, если они собираются покончить с великим монархом, каким я являюсь».

Продолжая оставаться в депрессивном состоянии, он и умер[93]. Его четыре сына перенесли его с огромной пышностью в Суасон и похоронили там в церкви Святого Медара. Хлотарь умер в первую годовщину убийства Храмна.

22. Как только похоронили отца, Хильперик захватил его сокровища, хранившиеся на его вилле в Берни. Он выискивал способы, как оказать большее влияние на франков, и добился этого с помощью подкупов. Вскоре после этого он вошел в Париж и занял трон Хильдеберта, но недолго удерживал его, поскольку его братья объединились против него и выдворили отсюда.

Затем четыре брата, Хариберт, Гунтрамн, Хильперик и Сигиберт, поровну разделили земли и имущество между собой. Царство Хильдеберта со столицей Парижем досталось Хариберту. Гунтрамн получил царство Хлодомера с его главным городом Орлеаном. Хильперик унаследовал царство его отца Хлотаря, которым он управлял из Суасона. Сигиберт принял царство Теодориха и утвердился в Реймсе.

23. После смерти короля Хлотаря на Галлию напали гунны[94]. Сигиберт выступил против них вместе со своей армией, вовлек их в битву, заставил сражаться и обратил в бегство. После этого их король (каган. – Ред.) направил послов, чтобы те попробовали заключить мир. Когда Сигиберт был занят борьбой с гуннами, у него возникли и другие проблемы.

Его брат Хильперик напал на Реймс и захватил ряд других городов, которые отошли к Сигиберту по праву наследства. И что гораздо хуже – между братьями вспыхнула междоусобная война. Вернувшись после победы над гуннами, Сигиберт занял город Суасон. Там он обнаружил Теодеберта, сына короля Хильперика, захватил его в плен и отправил в изгнание. Затем он выступил против Хильперика, вступил с ним в битву, разбил, вынудил бежать и снова вернул свои города под собственное правление.

Он велел, чтобы Теодеберта, сына Хильперика, заключили на целый год на вилле в Понтионе. Сигиберт проявил милосердие, и, когда год прошел, он отправил Теодеберта целым и невредимым к его отцу с множеством подарков. Однако он заставил Теодеберта поклясться, что тот никогда снова не выступит против него. Позже Теодеберт нарушил свою клятву, совершив бесчестный поступок.

24. Когда король Гунтрамн, как и его братья, получил свою долю владений Хлотаря, он отстранил патриция Агриколу и передал его патрициат Цельсу. Цельс был высоким человеком, широким в плечах, хорошо владел оружием, высокомерно общался с окружающими, обладал быстрой реакцией и был сведущ в законах. Он часто захватывал собственность церквей и делал ее своей.

Однажды в церкви он услышал, как читают отрывок из пророка Исайи: «Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места» (Ис., 5: 8). Рассказывают, что он так ответил: «Это дурной знак. Оплакивайте меня и моих детей!» Он оставил сына, умершего бездетным и раздавшего церквам большую часть награбленного отцом.

25. Добродетельный король Гунтрамн сделал своей наложницей Венеранду и возлег с ней. Она была служанкой одного из его подданных. От него у нее родился сын по имени Гундобад. Позже Гунтрамн женился на Маркатруде, дочери Магнахара. У нее родился сын, и она стала ревновать Гундобада и отравила его, отправив ему яд.

Вскоре после смерти Гундобада по воле Господа она потеряла своего собственного сына. В результате король отдалил ее от себя. Вскоре после этого она умерла. Тогда Гунтрамн женился на Острехильде, которую также звали Бобилла, от нее у него было два сына, старшего звали Хлотарь и младшего Хлодомер.

26. Король Хариберт женился на женщине по имени Ингоберга, от него у нее была дочь, которая со временем вышла за человека из Кента и отправилась жить туда[95]. В то время среди служанок Ингоберги находились две молодые женщины, дочери бедного человека. Первую из них, более религиозную, звали Марковефа, а вторую Мерофледа.

Как я уже говорил, они были дочерьми шерстобита. Ингоберга стала ревновать, поскольку король выказывал явное расположение к ним. Она тайно устроила так, чтобы показать их отца работающим: если король увидит его, то начнет презирать девушек. Когда человек работал, Ингоберга позвала короля Хариберта.

Тот пришел, надеясь увидеть что-то интересное, и, не подходя слишком близко, стал наблюдать за тем, как человек готовит шерсть для королевского дома. Узнав, кто это, Хариберт настолько разгневался, что выгнал Ингобергу и взял на ее место Мерофледу. У короля была и другая женщина, дочь пастуха, смотревшего за стадами овец. Ее звали Теодехильда, и говорят, что у нее был от короля сын, но ребенка похоронили сразу же после его рождения.

Во времена короля Хариберта Леонтий собрал в своей провинции в городе Сент епископов и отстранил Эмерия от епископства, утверждая, что того не назначили в соответствии с каноническими законами. Король Хлотарь пожаловал Эмерию грамоту, разрешив быть рукоположенным без согласия отсутствовавшего в то время Леонтия.

Эмерия отстранили и решили выбрать вместо него Ираклия, бывшего тогда священником в городе Бордо. Для этого они подписали документ и отправили Ираклия к королю Хариберту, чтобы лично вручить его. Он добрался до Тура и объяснил святому Евфронию, что произошло, попросил проявить свою милость и добавить свою подпись к документу. Но тот отказался сделать это.

Тогда священник Ираклий вошел в ворота города Парижа и попросил аудиенции у короля. «Приветствую тебя, доблестный король! – заявил он. – Приветствую тебя и приношу благословение апостольского престола». – «Что? – спросил удивленный Хариберт. – Разве ты был в городе Риме и принес мне благословение папы?»

«Это Леонтий вместе с епископами своей провинции посылает тебе свое отеческое благословение, – ответил Ираклий. – Он пишет тебе, чтобы сообщить, что снял с епископства Цимула (так звали Эмерия в детстве), потому что тот стал епископом города Сент без разрешения каноников. Они уведомляют тебя о своем решении и заявляют, что он должен быть заменен кем-либо другим, дабы исправлены были должным образом нарушения церковных установлений. Пусть слава о твоей королевской власти распространится на века».

Услышав слова Ираклия, король впал в ярость. Он велел, чтобы священника увели от него и немедленно отправили в ссылку в повозке с шипами. «Неужели вы действительно думаете, что никто из живущих сыновей короля Хлотаря не собирается поддерживать решение их отца и что, даже не ожидая моего согласия, кто-то обладает властью, чтобы отстранить епископа, избранного благодаря его мудрому решению?»

Без большого шума он отправил нескольких своих священнослужителей, чтобы те восстановили епископа Эмерия в Сенте. Вместе с ними он послал нескольких своих управляющих, чтобы те взяли штраф в тысячу золотых у Леонтия и наложили максимальный штраф на остальных епископов, определив его сумму в зависимости от обстоятельств и размера имущества. Так король отомстил за нанесенное ему оскорбление.

Затем король Хариберт женился на Марковефе, сестре Мерофледы. И Хариберта и Марковефу обоих отлучил от церкви святой Герман, епископ. Король отказался оставить Марковефу, но случился суд Божий, и она умерла. Вскоре после этого умер и король[96]. После его смерти Теодехильда, одна из его королев, отправила послов к королю Гунтрамну, предлагая свою руку. Гунтрамн ответил следующим образом: «Она может приехать ко мне и принести с собой свои сокровища. Я приму ее и выделю подобающее место среди своих людей. Она станет занимать рядом со мной более высокое положение, чем когда-либо было при моем брате, недавно умершем».

Узнав ответ короля, Теодехильда обрадовалась, собрала все свое имущество и отправилась воссоединиться с Гунтрамном. Когда же тот увидел ее, то заявил: «Лучше было бы, чтобы эти сокровища попали в мои руки, чем продолжали находиться в ведении женщины, недостойно разделившей ложе с моим братом». Гунтрамн захватил большую часть ее добра, оставив ей только малую толику, и отправил ее в монастырь, находившийся в Арле.

Теодехильда тяжело переносила все посты и бдения, на которые ее обрекли. Она тайно отправила посланцев к некоему готу, сообщив ему, что если тот обещает перевезти ее в Испанию и там жениться на ней, то она убежит из обители вместе с оставшимся у нее богатством и отправится с ним без малейших колебаний. Тот немедленно пообещал выполнить все, что она хочет.

Теодехильда собрала свое имущество и уложила его в тюки. Когда она собралась бежать из обители, то нечаянно натолкнулась на бдительную аббатису. Та схватила ее с поличным, безжалостно высекла и заперла в келье. Там Теодехильда и оставалась до своего смертного часа, претерпевая ужасные страдания.

27. Король Сигиберт заметил, что его братья брали в жены тех, кто оказывался их совершенно недостоин, и доходили даже до того, что женились на собственных служанках. Поэтому он отправил представителей, нагруженных подарками, в Испанию и попросил руки Брунгильды, дочери короля Атанагильда. Она всегда была изысканно одета, красиво выглядела, отличалась целомудренностью и благопристойностью поведения, выделялась среди сверстников и приятным обращением.

Ее отец согласился выдать ее замуж за Сигиберта, отправив ее вместе с огромным приданым. Сигиберт собрал самых видных людей своего царства, велел устроить пир и женился на Брунгильде. Повсюду ликовали и веселились по этому поводу.

Конечно, она была арианской веры, но епископ, посланный к ней королем, уговорил ее перейти в другую веру и заново окрестил. Она приняла единство блаженной Троицы и была миропомазана. Во имя Христа она сохраняла свою католическую (ортодоксальную. – Ред.) веру.[97]

28. Узнав об этом, король Хильперик, хотя у него уже было несколько жен, решил просить руки Галсвинты, сестры Брунгильды. Он сказал послам, что обещает оставить всех других жен, если только женится на королевской дочери равного с ним ранга. Отец Галсвинты поверил ему и послал к нему свою дочь с огромным приданым, поступив точно так же, как в свое время он отправлял Брунгильду.

Галсвинта была старше Брунгильды. Когда она добралась до двора короля Хильперика, тот приветствовал ее, воздав великие почести, и сделал ее своей женой. Она также перешла в истинную веру и была помазана елеем. Он нежно любил ее, потому что она принесла с собой большое приданое. Однако вскоре они страшно поссорились, потому что король продолжал любить и Фредегунду, на которой женился раньше.

Галсвинта не переставала жаловаться королю на оскорбления, которые ей приходилось терпеть. Она говорила, что он не выказывал ей никакого уважения, и просила, чтобы ей разрешили вернуться домой, даже если это означало оставить все сокровища, которые она привезла с собой. Хильперик делал все, что мог, пытаясь успокоить ее самыми изысканными заверениями и скрывая правду так искусно, как только мог. В конце концов он велел одному из своих слуг удушить Галсвинту, так что однажды ее нашли мертвой в постели.

После ее смерти Господь совершил великое чудо. Перед ее гробницей на шнуре висела горящая лампада. Хотя никто до нее не дотрагивался, веревка оборвалась, и лампада упала на каменный пол. Твердый камень раздвинулся и поглотил ее, а на том месте, где она лежала, не осталось ничего, как будто ничто и не падало. Все, кто увидели это, поняли, что произошло чудо.

Король Хильперик оплакал смерть Галсвинты, но через несколько дней попросил Фредегунду снова разделить с ним ложе. Его братья имели все основания подозревать, что он был замешан в убийстве королевы, и Хильперика выдворили из его королевства. От одной из своих первых наложниц, Авдоверы, у Хильперика было три сына: Теодеберт, о котором я вам уже рассказывал, Меровей и Хлодвиг. Теперь я должен вернуться к тому, о чем уже начал рассказывать.

29. Однажды гунны (авары. – Ред.) снова попытались вторгнуться в Галлию. Сигиберт выступил против них вместе со своим войском, собрав огромную армию храбрых воинов. Как только они собрались вступить в битву, гунны (авары), весьма искусные в некромантии, изготовили ряд фигур призраков, танцующих перед глазами франков. Так им легко удалось разбить франков.

Армия Сигиберта бежала с поля битвы, самого же короля окружили гунны (авары. – Ред.) и сделали своим пленником. Однако он был известен и хитростью и, хотя не разбил их в битве, смог справиться с ними позже с помощью подкупа. Он преподнес огромное количество подарков королю гуннов (аваров) и заключил с ним договор, в результате чего между двумя народами воцарился мир до конца его жизни. Это может расцениваться как похвала, а не бесчестье. Заметим, что короля гуннов (аваров) звали Гаганом (каган. – Ред.), и всем правителям этого народа давали этот титул.

30. Король Сигиберт захотел захватить Арль и повелел, чтобы жители Клермона напали на этот город. В то время Фирмин был графом Клермона, и именно он возглавил его войско. Тем временем с противоположного направления вместе со своим войском подошел Одоварий. Они вошли в Арль и потребовали клятвы верности королю Сигиберту. Когда король Гунтрамн услышал об этом, он, в свою очередь, отправил сюда патриция Цельса с войском. Цельс отправился к Авиньону и захватил город.

Затем он направился к Арлю, окружил его и начал оскорблять армию Сигиберта, запершуюся внутри. Епископ Сабауд произнес речь перед людьми Сигиберта. «Совершите вылазку, – заявил он, – и вступите в бой с врагом, иначе, если вы продолжите оставаться в городских стенах, у вас не будет никаких шансов защитить ни нас, ни территорию. Если Господь на вашей стороне, вы побьете врагов, и мы сохраним обещания, которые вам дали. Если же, напротив, случится так, что они побьют вас, вы обнаружите, что городские ворота открыты для вас, вы сможете войти внутрь и спасти свои души».

Поверив в небылицы, что им рассказал Сабауд, люди Сигиберта начали сражение. Но, как того и следовало ожидать, армия Цельса разбила их. Когда они пустились в бегство, то обнаружили, что ворота закрыты. Со стен горожане забросали их дротиками и камнями. Тогда они направились к реке Роне, использовав свои щиты, чтобы переправиться, и попытались достичь противоположного берега. Сильное течение утащило многих из них, и они утонули. На самом же деле Рона проделала с ними то же самое, что Симоент с троянцами. Об этом мы читаем в «Энеиде»:

…где так много несло Симоента теченье
Панцирей, шлемов, щитов и тел троянцев отважных!

Немногие с огромным трудом сумели добраться до противоположного берега. Устыдившись своего поражения, они направились обратно домой, без доспехов и оружия, без лошадей. Многих воинов Оверни унесло силой течения, или они погибли от ударов вражеских мечей. Получив обратно свой город, король Гунтрамн с обычным для него великодушием возвратил Авиньон под власть брата.

31. В Галлии, в крепости Тавредун, расположенной на холме над рекой Роной, случилось невероятное предзнаменование. Сначала более шестидесяти дней слышали сильный звук, напоминавший рев. Затем часть холма отделилась и упала в реку, унося с собой людей, церкви, скот и дома.

Течение реки было перекрыто, и ее воды хлынули в обратную сторону. Поскольку местность с обеих сторон была замкнута возвышенностями, вода поднялась еще выше и разлилась, унося с собой все, что находилось на ее берегах. Вода пробивала себе путь, топя всех, кто жил там. Она поднималась все выше и выше, уничтожая дома, губя скот и унося с собой все, что могла, разлившись вплоть до города Женевы.

Многие говорили о том, что объем воды оказался настолько велик, что она омывала стены Женевы. Скорее всего, этим сообщениям можно верить, потому что, как я уже говорил вам, в этом месте Рона протекает через горные теснины. Если ее заблокировать, она не может никуда повернуть. Она должна была прорвать гору, которая упала в нее, и смыть все.

Когда это произошло, тридцать монахов направились к тому месту, где обрушилась крепость, начали копать землю под оползнем и нашли там бронзу и железо. Когда они увлеченно занимались своей работой, то снова услышали шум в горе. Но их жадность оказалась настолько сильной, что они не обратили на него никакого внимания. Тогда часть горы, еще не рухнувшая, сверху обрушилась на них, полностью погребя под собой, и их мертвые тела так и не нашли.

Еще до бедствий в Клермоне (эпидемий оспы и чумы. – Ред.) великий страх среди людей вызвали предзнаменования. До этого подобным же образом напугала людей того же района великая чума. В ряде случаев три или четыре огромных сияющих луча появились вокруг солнца, горожане также назвали их солнцами. «Посмотрите! – закричали они. – На небе появилось три или четыре солнца!» Однажды, в первый день октября, наступило солнечное затмение, так что только четвертая часть солнца продолжала сиять, остальная же казалась темной и была похожа на дерюгу.

Затем звезда, которую некоторые называли кометой, появлялась в районе целый год, ее хвост напоминал меч. Казалось, что все небо горит. Видели и множество других знамений. В одну из церквей Клермона в какой-то праздник во время утренней службы влетела птица, называемая жаворонком.

Она распростерла свои крылья над горевшими лампадами и погасила их так быстро, что показалось, как будто кто-то схватил их все одновременно и окунул в таз с водой. Затем она влетела в ризницу, под занавес и попыталась там потушить свечу, но церковным служителям удалось поймать птицу и убить. Точно так же и другая птица распростерла свои крылья над лампами, зажженными в церкви Святого Андрея.

Когда же чума наконец достигла крайнего предела, умерло такое количество людей по всему региону, что никто даже не смог сосчитать их. Их было насколько много, что перестало хватать гробов и могильных плит, поэтому стали хоронить по десяти или более тел в одной могиле. Только в церкви Святого Петра в одно воскресенье находилось триста мертвых тел.

Сама смерть наступала быстро. Сначала в паху или под мышкой появлялась открытая рана наподобие укуса змеи, а затем человек умирал от отравления, испуская последний вздох на второй или третий день. Сила яда заставляла человека впадать в бессознательное состояние. Именно тогда умер священник Катон. Многие бежали от чумы, но Катон не покинул город Клермон, он хоронил мертвых и с огромным мужеством продолжал служить мессу.

Священник оказался человеком необычайно высоких качеств, преданным бедным. По правде говоря, он был гордым человеком, но то, что он сделал в то время, искупило все сделанное им ранее. И напротив, епископ Каутин поспешно покинул город, чтобы избежать чумы, но затем все же вернулся в Клермон, подхватил инфекцию и умер в Страстную пятницу в тот же самый день и час, что и его кузен Тетрадий. Чумой были опустошены Лион, Бурж, Шалон-сюр-Сон и Дижон.

32. В те времена в монастыре Рандан, расположенном вблизи города Клермона, жил священник по имени Юлиан, обладавший сверхъестественной силой. Он отличался необычайной умеренностью, никогда не пил вина и не ел мяса, всегда носил под своей одеждой власяницу, постоянно соблюдал посты, непрерывно молился. Он не испытывал трудностей, излечивая одержимых дьяволом, возвращая зрение слепым и исцеляя все другие немощи именем нашего Господа или осеняя их крестным знамением.

От постоянного стояния его ноги распухли от водянки, но, когда его спрашивали, почему он стоял так долго, превозмогая свою телесную боль, он мудро отвечал: «Пока во мне теплится жизнь, мои ноги будут служить мне и по милости Господа не подведут меня». Однажды в церкви Святого Мученика Юлиана я сам видел, как он излечил человека, одержимого дьяволом, всего лишь молвив одно слово. Часто он молитвой излечивал от четырехдневной лихорадки и других подобных заболеваний. Во времена чумы он был унесен из этого мира и обрел покой, прожив наполненную деяниями жизнь, став известным благодаря совершенным им чудесам.

33. В те же самые времена умер аббат этого монастыря. Его сменил человек по имени Сунниульф, отличавшийся великим простодушием и братской любовью к ближним. Он часто омывал ноги посетителям и затем вытирал их своими собственными руками. Только в одном он проявлял слабость – управлял вверенными под его опеку монахами не приказами, а мольбами.

Он часто рассказывал, как однажды ему предстало видение некоей огненной реки, куда собравшиеся на одном берегу люди ныряли, как множество пчел, влетавших в улей. Одни погружались до талии, другие до подмышек, третьи даже до подбородка, и все они кричали, что сильно обожглись.

Над рекой распростерся мост, но такой узкий, что одновременно по нему мог пройти только один человек. На другой стороне находился дом, весь покрашенный белой краской. Тогда Сунниульф спросил тех, кто находился с ним, что они думают обо всем этом. «С этого моста будут сброшены все, кто не проявляет строгость к своим подчиненным, – ответили они. – Тот же, кто поддерживает должную дисциплину, пусть не опасается и пересечет этот мост, и его радостно встретят в доме, который на другой стороне». Услышав эти слова, Сунниульф проснулся. С этого времени он стал более сурово относиться к монахам.

34. Теперь расскажу о том, что произошло примерно в то же время в другом монастыре[98]. Не стану только называть имя монаха, связанного с этой историей, потому что он еще жив, и если он прочтет то, что я напишу, то может преисполниться тщеславием и потерять добродетель.

Итак, некий юноша пришел в монастырь и попросил у аббата позволить ему присоединиться к братству, поскольку хотел посвятить себя службе Господу. Аббат с особым пристрастием отнесся к его просьбе и сказал, что служба здесь трудна и он вовсе не уверен в том, что молодой человек способен вынести все, что от него потребуют. Юноша пообещал, что с помощью Господа сделает все, что от него ожидают, и его приняли. Он оказался кротким и богобоязненным во всех своих делах.

Спустя несколько дней случилось так, что монахи принесли три или более бушелей зерна из амбара и разложили сушить, велев молодому послушнику следить за ним. Сами же они отправились отдыхать, он же остался сторожить. Неожиданно небо затянуло облаками, подул сильный ветер, казалось, что на кучу зерна сейчас прольется дождь. Когда молодой монах увидел, что сейчас произойдет, он растерялся и не знал, что ему делать.

Он подумал, что даже если он позовет других, то совершенно очевидно, что до того, как начнется дождь, они не успеют убрать все зерно обратно в амбар. Поэтому он не стал уповать на помощь и сосредоточился на том, что стал молиться Господу, чтобы ни одна капля дождя не упала на зерно. Когда он молился, то распростерся на земле.

Облако разделилось, дождь оросил все находившееся вокруг кучи, но ни одно зерно не намокло, по крайней мере, мне так рассказывали об этом. Представив, что произойдет, другие монахи вместе с возглавившим их аббатом поспешили, чтобы собрать зерно. Но случилось чудо, и именно это им довелось увидеть. Когда же они стали искать монаха, оставленного сторожить зерно, то обнаружили, что он распростерся на земле и молится в нескольких метрах от этого места.

Когда аббат понял, что произошло, он также раскинулся в молитве вместе с монахом. Дождь прошел, и аббат закончил свою молитву. Затем он велел юноше подняться, велел схватить его и выпороть. «Все это ради тебя, мой сын, – сказал он, – чтобы ты убоялся еще сильнее и предался службе Господу, а не предавался вере в знамения и чудеса». Он велел запереть юношу в его келье на всю неделю поститься и заставил его молиться, чтобы искупить грех, не возгордиться и исправиться.

Сегодня, как я узнал из достоверных источников, этот монах отличается таким воздержанием, что во время Великого поста не ест даже хлеб, а лишь выпивает чашку ячменного отвара раз в три дня. Помолимся Господу, чтобы Он поддерживал этого монаха в его намерениях всю его жизнь.

35. Теперь расскажу, как в Клермоне умер епископ Каутин и несколько человек выдвинули себя на этот пост, предлагая многое и обещая еще больше. Священник Евфразий, сын покойного Еводия, происходивший из сенаторской семьи, отправил королю через своего родственника Берегизила множество ценных предметов, полученных им от евреев, в надежде с помощью взятки добиться того, на что он не претендовал по своим личным качествам.

В разговоре Евфразий отличался приятным обхождением, но слыл похотливым в своей личной жизни, усиленно спаивал франков, редко давал приют бедным. Он пытался добиться чести стать епископом с помощью людей, а не Господа. Именно это и помешало ему, как я полагаю, и он не смог получить искомую должность.

Устами святого Квинциана Господь сделал объявление, не подлежащее пересмотру: «Никто, происходящий из рода Гортензиев, не будет когда-либо руководить церковью Божьей». Духовенство же провело встречу в соборе Клермона. Архидьякон Авит, хотя он ничего не обещал, принял здесь назначение и обратился с петицией к королю. Но граф этого города Фирмин вознамерился встать на его пути.

Сам Фирмин не мог идти в суд, но его друзья попросили короля отсрочить посвящение Авита на одну неделю, за что обещали тысячу золотых, но король отказал. Так и случилось, что святой Авит, который, как я говорил вам, являлся в то время архидьяконом, избранный духовенством и населением Клермона, собравшимися для этого на свое собрание, воссел на епископский трон.

Король так высоко ценил его, что оказал ему честь, разрешив отклониться от строгого соблюдения канонического правила, велев, чтобы Авита посвятили в его присутствии. «Да удостоит он меня принять причастие из его рук», – сказал король. Он организовал специальные приготовления с тем, чтобы Авита могли рукоположить в Меце.

Став епископом, Авит проявлял великодушие, справедливо управлял своей паствой, раздавал милостыню бедным, утешал вдов и всячески стремился помочь сиротам. Каждого незнакомца, кто приходил к нему, настолько тепло встречали, что они находили в лице Авита и отца, и отчизну[99]. Пусть и дальше множится его добродетель и сохраняется то, что угодно Господу! Пусть он меняет всех, кто ведет дурной образ жизни, и обращает их к целомудренному образу жизни, как повелел нам Господь!

36. Епископ Лиона Сацердос умер в Париже после синода[100], низложившего Саффарака. Как я уже говорил в его жизнеописании[101], святой Сацердос, выбранный самим Ницетием, получил епископство. Его отличала необычайная святость и чистота помыслов. Он проявлял ко всем людям такую любовь, о которой нам говорил апостол, веля проявлять ее ко всем, если это возможно[102]. В своей любви он оказывался подобным Господу, выражавшему к нам Свою истинную любовь.

Если вдруг случалось так, что он гневался на кого-либо за совершенный проступок, то, как только нарушитель исправлялся, Сацердос вел себя с ним так, как будто ничего между ними и не произошло. Он карал тех, кто совершал ошибки, но прощал кающихся. Он щедро раздавал милостыню и сам много трудился.

Он полностью отдавался сооружению церквей и строительству зданий, засеванию полей и возделыванию виноградников, но ничто из всех его дел не могло отвлечь его от молитвы. После двадцати двух лет управления епархией он умер[103], и после этого у его гробницы для тех, кто приходил сюда молиться, стали совершаться великие чудеса. После помазания маслом из лампы, горевшей каждый день над его могилой, возвращалось зрение слепым. Он изгонял злых духов из тел одержимых, возвращал подвижность конечностям увечных. В наше время он укрепляет в вере тех, кто колеблется.

Сменивший Ницетия епископ Приск начал вместе со своей женой Сусанной преследовать и даже предавать смерти многих из тех, кто были близкими друзьями этого добродетельного человека. Но не потому, что они совершили какие-либо прегрешения, и не потому, что были виновны в каких-либо преступлениях или их задержали за кражу, но исключительно из-за той ненависти, что сжигала Приска изнутри. Настолько он завидовал их преданности своему предшественнику.

Приск и его жена сделали все от них зависящее, чтобы оговорить святого. Хотя еще первые епископы завели обычай, что ни одна женщина не может входить в приходский дом, Сусанна и ее молодые прислужницы часто входили в ту самую келью, где спал Ницетий.

В итоге благодаря всемогуществу Бога на семью епископа за совершенные ими грехи пало возмездие. Его жена Сусанна оказалась одержимой дьяволом. Охваченная безумием, она бегала по всему городу с распущенными волосами. Когда она находилась в здравом уме, то отрицала, что этот святой Божий человек на самом деле являлся другом Христа. Теперь же она молила пощадить ее.

Сам же епископ пострадал от малярии, его тряс озноб. Когда же он оправился от лихорадки, то продолжал трястись и впал в маразм. Его сын и вся челядь побледнели и лишились ума. Всем стало очевидно, что святой Ницетий поразил их своей чудесной силой. Епископ Приск и члены его семьи постоянно критиковали святого Божьего человека, утверждая, что любой, кто вознамерится опозорить его, станет их другом.

В начале своего епископства Ницетий повелел пристроить к приходскому дому еще один этаж. При Приске же жил один дьякон, которого во времена Божьего святого Ницетия не только изгнали из сообщества за прелюбодеяние, но и часто подвергали порке, потому что ничто не могло изменить его.

Так вот, этот дьякон взобрался на крышу приходского дома и начал сбрасывать вниз черепицу. «Я благодарю тебя, Иисус Христос, – заявлял дьякон, – что ты разрешил мне ходить по этой крыше, теперь, когда этот безнравственный человек по имени Ницетий умер». Едва он закончил говорить, как балка, на которой он стоял, подломилась под его ногой, дьякон упал и разбился до смерти.

Пока епископ и его жена вели себя таким недостойным образом, некоему человеку во сне явился святой Ницетий. «Иди, – велел он, – и скажи Приску, чтобы он перестал вести себя так дурно и исправился. Также передай следующее священнику Мартину: «Поскольку ты поддерживаешь Приска во всем, что он делает, ты также будешь наказан, и, если не перестанешь вести себя так дурно, ты умрешь».

Когда же этот человек проснулся, то отправился к своему знакомому дьякону и сказал ему: «Тебя хорошо принимают в доме епископа. Умоляю тебя передать то, что я видел, или самому епископу, или священнику Мартину». Дьякон пообещал, но затем передумал и не передал сообщение. Той ночью, когда он заснул, во сне ему явился святой.

«Почему ты не передал то, что сказал тебе священник?» – спросил он. Затем Ницетий ударил по шее кулаком. Когда наступил день, шея дьякона болезненно раздулась. Он отправился к двоим причастным к происшествию людям и рассказал им о том, что услышал. Они не придали его словам никакого значения, сочтя его сон пустой выдумкой.

После этого священник Мартин тотчас слег с высокой температурой, но оправился от своей болезни. Он продолжал льстить епископу, поддерживая его в дурных поступках, и оскорблять все, что сделал святой Ницетий. Вскоре он заболел лихорадкой во второй раз и на сей раз от нее умер.

37. Святой Фриар умер. Его дни были наполнены благими поступками, совершенными примерно в то же время, что жил святой Ницетий. Он был известен своей святой жизнью, вызывал восхищение у окружающих тем, что делал, отличался благородством своих поступков. Я рассказал о некоторых совершенных им чудесах в книге, которую я написал о его жизни[104]. Когда Фриар умирал, его посетил епископ Феликс, и вся келья тогда начала трястись. Не сомневаюсь, что Фриара навестил ангел, заставивший дрожать келью, когда тот умирал. Епископ омыл тело Фриара, завернул в подобающее одеяние и похоронил его.

38. Теперь я вернусь к истории. Когда Атанагильд умер в Испании, его брат Леовигильд унаследовал его царство. Леова умер вслед за Атанагильдом, и Леовигильд добавил к своим владениям и его царство. Овдовев, Леовигильд женился на Гоисвинте, матери Брунгильды. От первой жены у него было двое сыновей, один из них женился на дочери Сигиберта, а другой – на дочери Хильперика. Он разделил свое королевство между этими двумя сыновьями, грозя убить любого, кто посягнет на его трон, «не оставив никого мочащегося к стене» (характерное выражение из Ветхого Завета – 1 Цар., 25: 34 и 3 Цар., 16: 11).

39. Палладий, сын умершего графа Бретани и его жены Цезарии, с разрешения короля Сигиберта унаследовал место графа Жаволя. Тут между ним и епископом Парфением случилась ссора, вызвавшая ужас среди населения. Палладий обрушился с оскорблениями на епископа, обижал его и обвинял во всех смертных грехах. Он захватил собственность церкви и ограбил тех, кто служил в ней.

Скандал разгорался все сильнее и сильнее. Наконец они оба бросились на двор короля и выдвинули различные обвинения друг против друга. Палладий обвинил епископа в том, что он слабый, женоподобный человек. «Где же твои дорогие мальчики, – кричал он, – с которыми ты живешь в сраме и распутстве?»

Вскоре месть Господа положила конец его выпадам против епископа. На следующий год Палладий потерял свое графство и вернулся в Клермон. Вместо него графом стал Роман. Однажды случилось так, что оба человека встретились в Клермоне. Между ними начался спор по поводу графства, и Палладия оповестили, что король Сигиберт собирается убить его.

На самом деле это была заведомая ложь, слух, распущенный Романом. Палладий же настолько перепугался и дошел до такого состояния, что грозил покончить с собой. Его мать и родственник Фирмин пристально следили за ним, стремясь помешать ему выполнить то, что он запланировал в минуту отчаяния. Через некоторое время Палладию удалось освободиться от бдительного ока матери и направиться в свою спальню.

Там он воспользовался тем, что остался один, выхватил из ножен меч и, твердо удерживая рукоятку ногами, направил острие в грудь. Палладий упал на меч, меч пронзил его грудь и вышел сзади. Затем Палладий пронзил таким образом свою грудь с другой стороны и упал замертво на землю.

Мне трудно поверить в то, что столь ужасный поступок можно было совершить без помощи дьявола. Ведь уже первый удар должен был убить его, но если дьявол пришел Палладию на помощь, то он дал ему силы перетерпеть эту ужасную боль до конца. Мать Палладия ворвалась в комнату, упала в обморок на тело сына, которого она потеряла. Одновременно вся семья оплакивала его участь. Затем его перенесли в монастырь в Курноне и похоронили там. Но его тело не поместили среди умерших христиан, над ним не отслужили панихиду. Всем было ясно, что такая судьба постигла его, потому что он поступил недостойно по отношению к своему епископу.

40. В городе Константинополе умер император Юстиниан, и его трон занял Юстин. Он слыл самым алчным из людей, ничего не жертвовал бедным и буквально разорял своих сенаторов. Его жадность оказалась настолько велика, что он распорядился изготовить железные сундуки и в них копил свое богатство в золотых монетах.

Рассказывают, что он опустился до ереси Пелагия. Вскоре после этого он сошел с ума, ему пришлось привлечь Тиберия в качестве цезаря, чтобы тот защищал его провинции. Тиберий же оказался настолько же справедливым и щедрым человеком, беспристрастным в своих деяниях, как и удачным в войнах, и главное – истинным христианином. Король Сигиберт отправил франка Варинара и Фирмина из Клермона к нему в качестве послов, чтобы заключить мир. Они пустились в путь морем и добились того, чего хотели. Потом на следующий год они вернулись домой в Галлию.

После этого два великих города – Антиохию, находившуюся в Египте[105], и Апамею в Сирии (примерно в 80 км юго-восточнее Антиохии. – Ред.) захватили персы (иранцы, персидская династия Сасанидов. – Ред.), уведя все население в рабство[106]. Именно тогда во время огромного пожара сгорела церковь Святого Юлиана, мученика Антиохийского. Стремясь добиться расположения императора, его посетили послы армянского царя, преподнеся ему огромное количество неспряденного шелка. Они заявили, что являются врагами персидского императора Хосрова (шах Сасанидского Ирана. – Ред.).

Иранские посланники прибыли к императору (Восточной Римской империи) со следующим письмом: «Лишившийся покоя, наш царь послал спросить, намереваешься ли ты сохранять верность договору, заключенному с ним». Когда им ответили, что не нарушат ни одного обещания, послы ответили: «Чтобы убедиться в том, что вы намереваетесь сохранять верность обязательствам договора, вы должны согласиться поклоняться огню, как и он сам».

Иранцам сказали, что никогда не пойдут на это. Присутствующий при этом епископ заявил: «Что божественного в огне, что следует ему поклоняться? Господь создал огонь, чтобы люди могли им пользоваться. Он зажигается от трута, если вы заливаете его водой, он гаснет. Он горит так долго, как вы кладете в него топливо, если вы пренебрегаете им, он гаснет».

Когда послы услышали, что говорит епископ, они разгневались, начали оскорблять его и бить своими палками. Увидев забрызганного кровью епископа, армяне напали на иранских послов, навалились на них кучей и убили. Затем, как я уже говорил, они отправились искать поддержку у императора.

41. Король лангобардов Альбоин, женившийся на Хлотсинде, дочери короля Хлотаря, оставил свою родную страну и направился в Италию вместе со всем народом лангобардов[107]. Лангобарды собрали армию и отправились вместе со своими женами и детьми, потому что намеревались поселиться там. Они заняли страну, проходили по ней в течение семи лет, грабя церкви, убивая епископов и подчиняя всех своей власти (в начале I в. н. э. жили на левом берегу нижнего течения реки Эльбы, в начале V в. – в среднем течении Дуная. Теснимые аварами, в 568 г. вместе с присоединившимися группами других германских и славянских племен вторглись в Италию. – Ред.).

Когда его супруга Хлотсинда умерла, Альбоин женился второй раз, на женщине, отца которой он недавно убил[108]. В результате она возненавидела своего мужа и искала случая отомстить ему за причиненное зло. В конце концов она отравила своего мужа, потому что влюбилась в одного из своих слуг. И как только Альбоин умер, она сбежала вместе с этим слугой. Их поймали и обоих предали смерти. Затем лангобарды выбрали нового короля, чтобы он правил ими.[109]

42. Король Гунтрамн дал титул патриция Евнию по прозвищу Муммол. Я решил углубиться в его раннюю карьеру, чтобы прояснить некоторые детали. Он был сыном некоего Пеония, который жил в городе Осере и был главой (графом) муниципии. Надеясь, что срок его полномочий продлят, он отправил королю подарки через своего сына. Но когда Евний (Муммол) передавал присланное его отцом, то стал просить о собственном назначении на должность.

В результате он сменил своего отца, хотя на самом деле должен был его поддерживать. С самого начала Муммол начал быстро делать успехи, его назначили затем на более значительный пост. Когда же лангобарды вторглись в Галлию, патриций Амат, который недавно унаследовал место Цельса, выступил против них. Оба войска встретились на поле битвы, но Амата вынудили бежать, и он был убит. Рассказывают, что лангобарды убили так много бургундов, что никто не брался сосчитать их.

Нагруженные добычей, лангобарды вернулись в Италию. Евния, или, как его теперь называли, Муммола, вызвал король и удостоил высокой чести быть патрицием. Во второй раз, когда лангобарды напали на Галлию, они сумели продвинуться на равнину рядом с городом Амбрён. Муммол возглавил войско и выступил вместе со своими бургундами в данное место.

Он окружил лангобардов, обложив их засеками из срубленных деревьев, и стал преследовать их по лесным тропам. Он напал на них, многих убил, некоторых захватил, отправив последних в качестве пленников королю, который сам распределил их в разные места под надежной охраной.

Только небольшой части лангобардов удалось спастись, добраться до своей страны и рассказать о произошедшем. В той битве сражались два брата епископа по имени Салоний и Сагиттарий[110]. Вместо того чтобы искать защиты у небесного креста, они вооружились светским оружием, имели шлемы и пластинчатые доспехи. Хуже всего было не то, что они взялись за оружие, а то, что они убили много людей собственными руками. Такова была первая победа Муммола в битве.

Затем саксы, вторгшиеся в Италию вместе с лангобардами, внезапно появились в Галлии и устроили свой лагерь на вилле Эстублон близ Рьеза[111]. После этого они рассеялись по близлежащим усадьбам и городкам, захватывая добычу, захватывая пленников и сея огромные разрушения. Услышав об этом, Муммол снова выступил с войском и напал на саксов, убив много тысяч, и продолжал убивать до тех пор, пока не наступила ночь и тьма не положила конец этой бойне.

Саксы не были готовы к его нападению и не предвидели его последствий. Когда рассвело, саксы построили свое войско и приготовились к битве, но пришли послы, и был заключен мир. Саксы одарили Муммола, отпустили всех пленных и отдали добычу, захваченную в округе, а затем отправились восвояси.

Прежде чем уйти, они поклялись, что вернутся в Галлию, чтобы принести клятву верности франкскому королю и заключить союз с ним. Они направились обратно в Италию, собрали своих жен, детей и все движимое имущество и приготовились вернуться в Галлию, где их должен был принять король Сигиберт, и затем устроиться в районе, откуда они недавно ушли.

На границе они разделились на две группы, одна пошла через город Ниццу, другая через Амбрён, следуя тем же самым маршрутом, который они использовали в предыдущем году. Саксы соединились где-то в районе Авиньона. Это было время страды, и в тех местах большая часть зерна оставалась неубранной, местные крестьяне еще не собрали его и не унесли с полей.

Оказавшись в тех местах, саксы разделили между собой урожай. Они обмолотили хлеба, смололи зерно и съели хлеб, ничего не оставив тем, кто трудился и выращивал его. Только когда они все уничтожили, они переместились на берег реки Роны. Они намеревались пересечь реку и отправиться на земли, выделенные королем Сигибертом, но Муммол выступил, чтобы встретить их.

«Вы не пересечете реку, – заявил он. – Вы разорили землю моего хозяина, короля, украли урожая, убили скот, сожгли дома и вырубили оливковые рощи и виноградники. Прежде чем уйти, вы должны возместить потери тем, кого оставили в нищете. Если вы не сделаете этого, то не спасетесь, ибо я предам мечу вас, и ваших жен, и ваших детей и отомщу за тот вред, что вы причинили моему хозяину королю Сигиберту».

Услышав его, саксы ужаснулись. Они отдали ему тысячи золотых монет как плату за то, что сделали. Затем им разрешили пересечь реку и направиться в сторону Клермона.

Наступила весна. Саксы оплачивали свой путь клеймеными монетами из бронзы вместо золота.

Все местные жители, видевшие это, не сомневались в том, что это было золото, проверенное должным образом, обработанное в ходе искусного процесса или как-то иначе. Многих обманули таким образом, они разорились, отдавая свое добро и получая в обмен бронзу. Саксы пришли к королю Сигиберту, устроившись на месте, которое им отвели первоначально.

43. В королевстве короля Сигиберта губернатора Прованса по имени Иовин сместили с его должности, назначив на его место Альбина, что привело к большой вражде между ними. В марсельской гавани швартовались корабли, пришедшие из-за океана. Без ведома своего хозяина люди архидьякона Вигилия украли семьдесят сосудов, называвшихся orcae (бочки. – Ред.), наполненных маслом и жидкостью. Когда купец, которому они принадлежали, обнаружил, что его товары забрали, он начал их всюду искать, пытаясь выяснить, где спрятана его собственность.

В ходе расспросов ему сказали, что это преступление совершили слуги архидьякона Вигилия. О новостях вскоре узнал и архидьякон. Он не отрицал случившегося, но начал извиняться за своих людей. «Никто из тех, кто относится к моему дому, не мог совершить такой поступок», – заявлял он. Услышав его ответ, купец отправился к Альбину. Объяснив, что произошло, он обвинил архидьякона в том, что тот замешан в воровстве.

Во время Рождества архидьякон надел стихарь и, когда епископ вошел в церковь, присоединился к нему, как полагалось по обычаю, проследовал к алтарю и в надлежащий момент начал проводить мессу в соответствии с ритуалом священного праздника.

В этот момент Альбин поднялся со своего места, схватил архидьякона, вытащил его из церкви и, избив руками и ногами, запер в темнице. Ни епископ, ни население города, ни присутствовавшие при этом самые значительные лица города, одобрявшие происходившее, не могли добиться разрешения простить архидьякона на время праздника и разрешить ему вести мессу вместе с остальными, а затем уже соответствующим образом рассмотреть его дело.

Альбин не испытывал никакого уважения к церковным ритуалам, раз осмелился арестовать священника, служившего у алтаря Господа в такой день. Что остается добавить? Он приговорил архидьякона к штрафу в четыре тысячи золотых. Когда о деле стало известно королю Сигиберту, Иовин выступил против Альбина, и архидьякон уплатил только четвертую часть штрафа.

44. Вскоре после этого три вождя лангобардов, Амо, Забан и Родан, вторглись в Галлию[112]. Амо двинулся на Амбрён, дойдя до усадьбы Сен-Сатурнин, что находилась около Авиньона, которую Муммол получил в качестве подарка от короля, и разбили там свои шатры.

Забан прошел через город Ди, подошел к городу Валанс и остановился там лагерем. Родан добрался до города Гренобля и устроил в нем свою штаб-квартиру. Амо захватил провинцию Арль и все города в регионе, затем он дошел до каменистой территории, называемой Ла-Гро, расположенной поблизости от Марселя, и опустошил эту местность, забрав скот и жителей. Он также намеревался захватить Экс, но, получив выкуп в двадцать два фунта серебра, проследовал дальше.

То же самое в тех районах, в которые они вторглись, проделали Родан и Забан. Когда Муммол услышал обо всем этом, он поднял армию и напал на Родана, захватившего Гренобль. Армия Муммола испытала большие трудности при пересечении реки Изер, но по милости Господа в воду вошло животное и показало им, где находится брод. Таким образом, войска Муммола смогли легко перейти на противоположный берег.

Когда лангобарды увидели, что они приближаются, то обнажили мечи и атаковали без промедления. Завязалась битва, многие лангобарды были убиты. Самого Родана ранили копьем, но он смог укрыться в ближайших горах. Вместе с оставшимися у него пятьюстами воинами он прорвался лесными дорогами и наконец подошел к Забану, осадившему Валанс.

Родан рассказал Забану обо всем, что случилось. Вместе они ограбили окрестности и затем двинулись к городу Амбрён. Стремясь встретиться с ними, Муммол двинулся туда вместе с большой армией. Началась битва, в которой почти всех лангобардов изрубили, их вождям удалось отступить в Италию лишь с немногими оставшимися у них людьми.

Они отступали и дошли до Сузы, где местные жители встретили их плохо, поскольку в том городе находился военачальник императорских войск Сисинний. Юноша, назвавшийся гонцом Муммола и его слугой, в присутствии Забана доставил письмо к Сисиннию, в котором Муммол приветствовал его, и заявил: «Он уже близко». Услышав это, Забан немедленно оставил город и отправился восвояси. Когда Амо услышал новости, он также отступил, грабя все на своем пути. Ему помешал двигаться снег, и, бросив свою добычу, Амо с трудом продолжил путь с весьма незначительной свитой. Всех их испугал Муммол.

45. Муммол провел много сражений и всегда одерживал верх. Когда после смерти Хариберта Хильперик захватил Тур и Пуатье, которые согласно соглашению должны были отойти Сигиберту, то Сигиберт, объединившись со своим братом Гунтрамном, назначил Муммола командующим, поскольку считал его единственным, кто способен вернуть эти города.

Тот прибыл в Тур, изгнал оттуда Хлодвига, сына Хильперика, и заставил население принести клятву верности королю Сигиберту. Затем Муммол двинулся на Пуатье. Два жителя этого города, Базиль и Сихар, собрали ополчение и приготовились дать отпор. Муммол обложил их со всех сторон, подавил силой, убил и взял город. Теперь я на некоторое время оставлю Муммола.

46. Расскажу о смерти Андархия. Сначала опишу обстоятельства его рождения и поведаю, откуда он происходит. Говорят, что он был рабом Феликса, происходившего из сенаторской семьи. Андархий был личным слугой своего хозяина, разделял его литературные занятия и стал известен своей ученостью. Так, он знал сочинения Вергилия, свод законов Феодосия, хорошо считал. Андархий возгордился своей ученостью и стал презирать своего хозяина.

Когда герцог Луп посетил Марсель по приказу короля Сигиберта, Андархий попросил у него покровительства. Покидая Марсель, герцог взял Андархия с собой, а позже добился его включения в свиту короля Сигиберта. Король посылал его с миссиями в разные места и назначал на разные общественные должности. Всем Андархий казался человеком чести.

Он прибыл в Клермон и заручился дружеским расположением некоего Урсуса (по-латыни «медведь»), жившего в этом городе. Андархий отличался проницательностью, которую он использовал ради своей выгоды, и решил жениться на дочери Урсуса. Он положил свою рубашку в суму, где обычно хранил правовые документы, и сказал жене Урсуса: «Я положил в этот мешок часть золотых монет, принадлежащих мне, числом более шестнадцати тысяч, если быть точным. Оставляю их в вашем распоряжении. Они могут стать вашими, если вы позволите мне жениться на вашей дочери».

О, на что только ты не толкаешь
Алчные души людей, проклятая золота жажда!

((Вергилий. Энеида. III, 56—57))

Простодушная женщина попала под его влияние и в отсутствие своего мужа пообещала Андархию, что тот может жениться на девушке. Он вернулся к королю и снова прибыл с королевской лицензией, которую показал местному судье, заявив, что намеревается жениться на девушке: «Я уже заплатил за нее выкуп».

Урсус, естественно, отрицал все, заявляя: «Я не знаю, кто ты такой, откуда ты пришел, и не получил никакой твоей собственности». Между ними возникла ссора, страсти накалялись, наконец Андархий потребовал, чтобы Урсус предстал перед королем. Затем Андархий отправился на королевскую виллу в Берни, где представил королю другого человека, также звавшегося Урсусом. Он тайно привел его к алтарю и заставил поклясться в следующем: «В этом священном месте и на реликвиях святых я клянусь, что, если я не отдам вам мою дочь замуж, я тотчас возвращу вам шестнадцать тысяч золотых». В ризнице находились свидетели, слышавшие его слова, но не видевшие и не знавшие тех, кто произносил эту клятву.

Затем Андархий убедительно поговорил с истинным Урсусом и убедил того вернуться домой, не получив аудиенции у короля. После произнесения клятвы он показал копию ее королю. «Урсус написал это и отдал мне, – заявил он. —

Поэтому прошу ваше величество дать мне документ, который заставит его разрешить мне жениться на его дочери. Если же он не сделает этого, я завладею его собственностью и не оставлю этого дела, пока не получу назад мои шестнадцать тысяч золотых монет».

Получив просимый документ, Андархий отправился с ним в Клермон, где и озвучил приказ короля. А Урсус в это время бежал в Ле-Веле, но, поскольку его собственность была арестована и перешла к Андархию, тот стал его там преследовать. Андархий пришел в дом, принадлежавший Урсусу, велел приготовить ему еду и подогреть воды, чтобы он мог помыться. Прислуга отказалась подчиниться такому грубому человеку, но он побил нескольких человек палками, других наказал розгами, причем бил по голове, пока кровь не потекла.

Так он принудил прислугу подчиниться ему: ужин приготовили, затем он вымылся в подогретой воде. Затем он имел глупость напиться и отправился в постель. С ним было всего семь слуг. Они тоже отправились спать и спали без задних ног, потому что также выпили вина.

Тем временем прислуга Урсуса собралась, вышла из дома и заперла двери, изготовленные из деревянных досок, унеся ключи. Потом эти люди собрали скирды скошенного хлеба, стоявшие неподалеку, обложили их вокруг дома и даже сверху. Таким образом весь дом оказался обложенным, его совсем не было видно.

Наконец в нескольких местах слуги разожгли огонь. Обуглившиеся обломки дома падали на несчастных, находившихся внутри, они кричали о помощи, но никто их не услышал. Весь дом выгорел, они же поджарились живьем. Узнав о произошедшем, Урсус в страхе бежал, пытаясь спастись в церкви Святого Юлиана. В конце концов ему удалось заполучить свое добро обратно, но только после того, как он дал подарки королю.

47. После изгнания из Тура Хлодвиг, сын Хильперика, бежал в Бордо. Он прожил там в течение некоторого времени, никто не обращал на него никакого внимания. Потом некий Сигульф, один из людей Сигиберта, напал на него. Хлодвиг бежал, но Сигульф стал преследовать его, трубя в рог, как будто гнался за оленем на охоте. С большим трудом, через Анже, Хлодвигу удалось благополучно вернуться к своему отцу.

Теперь возник спор между королями Гунтрамном и Сигибертом. Чтобы разобраться, кто из них прав, Гунтрамн собрал в Париже совет всех своих епископов. Однако оба короля отказались прислушаться к советам епископов, и в результате их греховного поведения междоусобная война становилась все более ожесточенной.

Следующим впал в соблазн Хильперик. Он отправил своего старшего сына Теодеберта, который давал клятву верности Сигиберту, когда тот удерживал его в качестве заложника, захватить Тур, Пуатье и другие города, расположенные к югу от Луары.

Теодеберт прибыл в Пуатье и начал жестокое сражение с герцогом Гундовальдом, войско которого бежало с поля боя, после чего Теодеберт перебил множество местных жителей. Он также сжег большую часть селений, расположенных вокруг Тура, и если бы жители его не согласились сдаться, то сжег бы и все остальное.

Теодеберт продолжал продвигаться вместе со своим войском и вторгся в Лимузен, затем в земли Каора и все там разграбил. Он сжигал церкви, воровал из них священные сосуды, убивал священников, опустошал монастыри, насиловал монахинь в их обителях и повсюду сеял разрушения. По всем храмам в то время стоял стон, какого не было со времен гонений Диоклетиана.

48. И в наши дни кажутся поразительными и удивительными те несчастья, которые пали на этих людей. Мы можем только противопоставить их поведение тому, как вели себя их предки. После миссионерского моления епископов первые поколения язычников обратились от своих языческих храмов и повернулись к церквам, теперь их потомки разрушали и грабили те же самые церкви.

Старшие поколения прислушивались к проповедям городских епископов и относились к ним с большим почтением. Теперь же не только не прислушивались, но, напротив, преследовали. Предки одаряли монастыри и церкви, их потомки разносили их на части и разрушали.

Что можно сказать конкретно? Приведем в качестве примера историю с монастырем Лат, где хранились реликвии святого Мартина. Вооружившись, враждебные войска приблизились и собрались пересечь протекавшую рядом с ним реку, стремясь разграбить монастырь. «Это же монастырь святого Мартина! – закричали монахи. – Вам, франкам, не следует даже подходить сюда!»

Большинство услышавших это преисполнились страхом перед Господом и ушли. Но двадцать из их числа не убоялись Господа и, не проявив уважения к почитаемому святому, погрузились в большую лодку и пересекли реку. Ведомые самим дьяволом, они убили многих монахов, нанесли повреждения монастырю, разграбили его имущество, связали его в тюки и свалили в судно. Затем они поплыли по реке, но судно начало раскачиваться туда и сюда, и их закрутило.

Они потеряли свои весла, иначе бы они могли спастись. Они попытались достичь берега, втыкая древки копий в дно реки, но лодка раскололась под их ногами. Их пронзили острия их же копий, которые они держали повернутыми к туловищам, они были проколоты и убиты собственными копьями.

Только один из них не пострадал, тот, который упрекал остальных в том, что те делают. Если кто-то и сочтет это случайностью, то пусть задумается над тем фактом, что один невинный человек спасся среди других, совершавших зло. После их смерти монахи достали трупы со дна реки. Они похоронили мертвых и вернули монастырскую собственность.

49. Пока все это происходило, король Сигиберт созвал племена, жившие вдоль Рейна, и приготовился к междоусобной войне[113]. Он намеревался выступить против своего брата Хильперика. Услышав об этом, Хильперик отправил представителей к своему старшему брату Гунтрамну. Они приняли совместный договор, где пообещали не причинять друг другу вреда.

Тем временем Сигиберт выступил во главе своих войск. С другой стороны, Хильперик проявлял твердость и не двигался. Во время своего передвижения Сигиберт не мог найти брод, чтобы пересечь Сену. Он отправил послание своему брату Гунтрамну. «Если ты не разрешишь мне пройти через земли, унаследованные тобой, так, чтобы я смог пересечь реку, я поверну против тебя всю армию» – так говорилось в послании.

Гунтрамн испугался, заключил перемирие с Сигибертом и разрешил ему пересечь Сену. Хильперик понял, что Гунтрамн предал его, перейдя на сторону Сигиберта. Поэтому он снял свой лагерь и отступил к деревне Авелю, расположенной неподалеку от Шартра. Сигиберт преследовал его и выдвинул требование, чтобы они встретились на поле сражения.

Хильперик опасался, что если две армии вступят в битву, то может погибнуть все королевство (т. е. все государство франков. – Ред.). Он стал искать пути к миру и предложил вернуть города, подвергшиеся захвату Теодебертом, поставив в качестве условия, чтобы их жители, подчинившиеся захвату, не пострадали, поскольку Теодеберт насильственно присоединил их, принудив огнем и мечом.

В то время многие селения, расположенные вокруг Парижа, также были сожжены дотла. Дома и вся другая собственность были разграблены, некоторых жителей увели в рабство. Король Сигиберт велел своим войскам прекратить это, но не смог управлять проявлениями дикости со стороны тех племен, что пришли с другого берега Рейна. Он переносил все стойко, мечтая только о возвращении домой.

Некоторые его люди, пришедшие из-за Рейна, начали роптать, потому что он не позволял им вступить в бой. Сигиберт был храбрым человеком, он сел на своего коня и отправился на встречу с ними, пытаясь их успокоить. Позже он велел многих забить камнями. Очевидно, что эти люди никогда бы не пошли на мирное соглашение и отказывались не вступать в битву, если бы не чудодейственная сила святого Мартина.

В тот самый день, когда короли согласились подписать мирный договор, три паралитика исцелились в церкви этого святого. С помощью Господа я уже писал об этом в своих книгах.

50. С огромной печалью описываю я эти междоусобные войны. Когда минул год, Хильперик снова направил послов к своему брату. «Приди ко мне, возлюбленный брат, – писал он. – Давай встретимся и заключим мир, чтобы мы могли напасть на нашего врага Сигиберта». Так оно и случилось, они встретились и обменялись подарками. Хильперик собрал армию и выступил, дойдя до Реймса, сжигая и уничтожая все на своем пути. Когда Сигиберт услышал об этом, он снова призвал воевать племена, жившие вдоль Рейна, о которых я вам уже рассказывал.

Он прибыл в Париж и приготовился выступить против своего брата Хильперика. Он отправил послания к жителям Шатодёна и Тура, повелевая им выступить против Теодеберта. Они воспротивились этому, и тогда король отправил герцогов Годегизила и Гунтрамна, чтобы те подчинили их. Они собрали войско и выступили на Теодеберта. Его оставило большинство его войск, но он все равно вместе с теми немногими, кто остался, вступил в бой.

Теодеберт был разбит и погиб в бою, его мертвое тело раздели враги. Обо всем этом мне тяжело рассказывать. Позже тело подобрал некий Онульф, обмыл его и одел в приличную одежду. Теодеберта похоронили в городе Ангулем. Когда его отец Хильперик понял, что Гунтрамн снова заключил мир с Сигибертом, он укрылся вместе со своей женой и сыновьями за стенами города Турне.

51. В тот год видели, как молнии сверкали по небу, точно так же, как и раньше, перед смертью Хлотаря.

Заняв города, расположенные к югу от Парижа, Сигиберт двинулся к Руану. Он намеревался оставить эти города своим врагам, но его советники предостерегли его, чтобы он не делал этого. Затем он оставил Руан и вернулся в Париж. Туда к нему приехала Брунгильда, привезя с собой их сыновей. После этого те франки, которые однажды обратились к старшему Хильдеберту, послали своих представителей к Сигиберту, заявляя, что если он придет к ним, то они признают его своим королем.

Услышав об этом, Сигиберт отправил свои войска, чтобы они осадили его брата в Турне, намереваясь и сам последовать туда как можно быстрее. Епископ святой Герман сказал ему: «Если вы не намереваетесь отнять жизнь у вашего брата, то должны вернуться живым и с победой. Если вы задумали что-то другое, то умрете. Вот что Господь ответил устами Соломона: «Кто роет яму, тот упадет в нее» (Притч., 26: 27).

Но король, впав в грех, пренебрег словами святого Германа. Он прибыл на королевскую виллу в Витри и собрал вокруг себя все войско. Воины подняли его на щит и объявили своим королем. Два молодых человека, которых подкупила королева Фредегунда, подошли к Сигиберту, неся с собой длинные ножи, называвшиеся скрамасаксами, предварительно смазанные ядом.

Они притворились, что хотят что-то обсудить с ним, а потом ударили его с обеих сторон. Король издал громкий крик и упал на землю. Вскоре он умер[114]. Одновременно убили его управляющего двором Харегизела и серьезно ранили Сигилу, присоединившегося к королю достаточно давно, перейдя к нему от готов.

Позже Сигилу схватил король Хильперик, приказал докрасна раскалить железные прутья и казнить его жестокой смертью, все части его тела были оторваны. А Харегизел отличался легкомысленным поведением и становился серьезным, только если речь шла о личной добыче. Он был самого низкого происхождения, но поднялся вверх благодаря своей лести королю. Он завидовал богатству других и не обращал внимания на передачу имущества по наследству. Его конец оказался такой, что смерть пришла, чтобы помешать ему осуществить его планы, после того как всю свою жизнь он провел за тем, чтобы вредить другим.

Хильперик находился в отчаянной ситуации, не ведая, удастся ли ему сбежать и остаться живым, или же его убьют. В этот момент прибыли посланники, чтобы сообщить ему, что его брат умер. Он направился из Турне вместе с женой и сыновьями, обрядил тело Сигиберта и похоронил его в деревне Ламбре. Позже прах короля перенесли в церковь Святого Медара в Суасоне, которую он сам выстроил, и похоронили там рядом с его отцом. Сигиберт умер на четырнадцатый год своего правления, когда ему было сорок лет. Двадцать восемь лет прошло между смертью старшего Теодеберта и смертью Сигиберта. Сигиберт умер через восемнадцать дней после своего племянника Теодеберта. После смерти Сигиберта его сын Хильдеберт правил королевством вместо него.

От Сотворения мира до потопа прошло две тысячи двести сорок два года. С потопа до Авраама – девятьсот сорок два года. От Авраама до исхода сыновей Израиля из Египта прошло четыреста шестьдесят два года. С исхода сыновей Израиля из Египта до построения храма Соломона – четыреста восемьдесят лет. От строительства храма до его разрушения и переселения в Вавилон – триста девяносто лет.

От переселения до страстей нашего Господа прошло шестьсот шестьдесят восемь лет (автор неточен. Навуходоносор разрушил Иерусалим в 586 (или 587) г. до н. э., Христа распяли в 33 г. н. э. – Ред.). От страстей нашего Господа до смерти святого Мартина прошло четыреста двенадцать лет. Со смерти святого Мартина до смерти короля Хлодвига прошло сто двенадцать лет. Со смерти короля Хлодвига до смерти Теодеберта (старшего. – Ред.) прошло тридцать семь лет. От кончины Теодеберта до смерти Сигиберта – двадцать девять лет. Все, вместе взятое, составляет пять тысяч семьсот семьдесят четыре года.

1. Как молодой Хильдеберт начал править и что случилось с его матерью

2. Как Меровей женился на Брунгильде

3. Война с Хильпериком и злодеяния Раухинга

4. О том, как Рокколен приехал в Тур

5. О епископах Лангра

6. О Левнасте, архидьяконе Буржа

7. О Сенохе-затворнике

8. О святом Германе, епископе Парижском

9. О затворнике Калуппе

10. О затворнике Патрокле

11. Как епископ Авит разорил евреев

12. Об аббате Брахионе

13. О том, как Муммол разрушил Лимож

14. О том, как Меровей был пострижен и нашел убежище в храме Святого Мартина

15. О войне между саксами и швабами

16. О гибели Маклиава

17. О сомнениях по поводу дня празднования Пасхи. О храме в Шиноне. О том, как король Гунтрамн убил сыновей Магнахара, потерял своих сыновей и вступил в союз с Хильдебертом

18. О епископе Претекстате и гибели Меровея

19. Тиберий и его милостыни

20. О епископах Салонии и Сагиттарии

21. О Виннохе Бретонском

22. Смерть Самсона, сына Хильперика

23. О знамениях и чудесах и о том, как Хильперик захватил Пуатье

24. Как Гунтрамн Бозон изгнал своих дочерей из храма Святого Илария

25. Как умер Даколен и затем герцог Драголен

26. Как войско пошло на Бретань

27. Об отстранении Салония и Сагиттария

28. О податях и переписях Хильперика

29. Как Бретань была разграблена

30. Правление императора Тиберия

31. О кознях бретонцев

32. Как храм Святого Дионисия был осквернен из-за женщины

33. Великие знамения и чудеса

34. Эпидемия дизентерии и смерть сыновей Хильперика

35. Королева Острехильда

36. О епископе Ираклии и графе Нантине

37. О Мартине, епископе Галисии

38. О гонениях на христиан в Испании

39. Смерть Хлодвига

40. О епископах Елафии и Евнии

41. О послах из Галисии и о знамениях

42. О Маурилио, епископе Кагора (Каора)

43. О прениях с еретиком

44. Писания Хильперика

45. Смерть епископа Агриколы

46. Смерть епископа Далмация

47. Графское правление Евномия

48. О злодеяниях Левдаста

49. О его кознях против меня и о его унижении

50. О пророчестве епископа Сальвия о Хильперике

С сожалением я пишу о междоусобных войнах, в которые были вовлечены франки и их короли.

«Предаст же брат брата на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей и умертвят их» (Мф., 10: 11). «Ибо восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения по местам (Мф., 24: 7). Франки забыли о печальной судьбе своих первых королей, которые из-за несогласия друг с другом пали от рук своих врагов. Как много раз Рим, этот великий город и центр мира, приходил в упадок от смут, а после окончания раздоров снова поднимался во всем своем величии.

Если бы короли, так же яростно воюющие друг с другом, как их предки поливали эту завоеванную ими землю своими кровью и потом, оказались во власти тех, кто трепещет от навязанного им мира! Подумайте, какой ценой достиг своего величия Хлодвиг, победоносный созидатель нашей страны, который душил всех, кто противился ему, занимал земли и смирял враждебные племена, вынуждая их признавать его безоговорочное господство. Борясь за это, он не накопил ни злата, ни серебра, в отличие от вас, чьи сокровищницы полны. Но что вы делаете или что пытаетесь делать? У вас есть все, вы утопаете в роскоши, ваши подвалы полны вина, хлеба и масла, а сокровищницы ломятся от золота и серебра. Лишь одного вам не хватает – мира по милости Господа. Почему вы стремитесь обокрасть друг друга и покушаетесь на чужое?

Прислушайтесь к словам апостола: «Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» (Гал., 5: 15).

Внимательно прочтите, что было написано до вас, и вы поймете, какой ужасный вред приносят гражданские войны.

Орозий писал о карфагенянах, чей город был разрушен после семи веков войны: «Почему этот город стоял так долго? Благодаря согласию. Что стало причиной его разрушения? Раздоры».

Берегитесь раздоров, берегитесь междоусобной войны, в которой погибнете сами и погибнут ваши люди, ваша армия падет, вы останетесь без защиты и будете покорены враждебным народом. Если вас раздирают раздоры, то пусть они будут спрятаны внутри каждого человека, заклинаю короля, чтобы дух ваш возобладал над плотью, ваша добродетель превзошла пороки и вы, будучи свободными, служили своему главе, Христу, а Господь ваш боролся с корнем всех зол (сребролюбием. – Ред.) (1 Тим., 6: 10).

1. Когда короля Сигиберта убили в Витри, королева Брунгильда с детьми находилась в своей резиденции в Париже. Узнав об этом, она была так напугана и потрясена, что не знала, что ей делать дальше. Герцог Гундовальд взял на себя заботу о ее маленьком сыне Хильдеберте и тайно увез его, чем спас от неминуемой смерти. Собрав верных Сигиберту людей, он провозгласил Хильдеберта королем, хотя тому еще не было пяти лет. Гильберт начал править в рождественские дни (25 декабря 575 г.). В первый год правления Хильдеберта король Хильперик прибыл в Париж, захватил казну и Брунгильду, а затем выслал королеву в Руан. Дочерей ее он велел держать под стражей в Мо. Затем Рокколен с людьми из Мена захватил Тур, разграбил город и совершил множество преступлений, о которых я расскажу позже.

2. Хильперик послал своего сына Меровея с войском на Пуатье. Не подчинившись отцу, Меровей направился в Тур, где и провел пасхальные дни. За это время его войско причинило здесь немало ущерба. Под предлогом посещения своей матери Авдоверы он отправился в Руан, где встретился с королевой Брунгильдой, заставив ее выйти за него замуж. Узнав о том, что в нарушение обычаев и церковных законов Меровей женился на вдове своего дяди, Хильперик страшно разгневался и бросился в Руан. Узнав о том, что их собираются разлучить, Брунгильда и Меровей укрылись в храме Святого Мартина, построенном из деревянных бревен неподалеку от городских стен.

Прибывший король сделал все, что было в его силах, чтобы заставить их выйти. Поняв, что он задумал недоброе, они заставили его поклясться, что он подчинится воле Господа и не будет пытаться их разделить. Смирившись, Хильперик поклялся, и они вышли из храма. Хильперик поздравил их, а затем устроил пир, после чего они вместе отправились в Суасон.

3. Пока они были в Руане, какие-то люди в Шампани подступили к Суасону, заставив находившихся там королеву Фредегунду и Хлодвига, сына Хильперика, покинуть город. Узнав об этом, король Хильперик пошел туда с войском, отправив в город вестника с распоряжением не причинять им никакого вреда, чтобы избежать гибели обоих войск. Однако те, не обращая внимания на распоряжение короля, стали готовиться к битве. В ходе сражения войско Хильперика одержало победу, уничтожив множество врагов. Оставшиеся сдались, и Хильперик вошел в Суасон.

После случившегося король стал подозревать, что инициатором заговора был его сын Меровей, женившийся на Брунгильде. Король распорядился разоружить Меровея и содержать его под надежной охраной, пока он не решит его дальнейшую судьбу.

На самом деле главным подстрекателем этой войны был Годин, перешедший к Хильперику от Сигиберта, за что получил много подарков. Потерпев поражение в битве, он убежал одним из первых. Король Хильперик отобрал у него пожалованные ранее земли вокруг Суасона и распорядился передать их храму Святого Медара. Вскоре после этого Годин внезапно умер, а на его вдове женился Раухинг.

Раухинг был человеком недалеким, но отличался большой наглостью и самомнением. Он ни во что не ставил тех, кто ему служил, и отказывался считать их людьми, обращаясь с ними с невиданной жестокостью. Например, во время обеда перед ним стоял слуга с зажженной свечой. Раухинг заставлял его держать горящую свечу между бедер до тех пор, пока она совсем не догорала, а затем ставил на ее место новую, пока бедра не обгорали. Если слуга кричал или пытался освободиться, то Раухинг мог ударить его обнаженным мечом.

Рассказывают, что однажды двое его слуг, парень и девушка, полюбили друг друга, как это нередко бывает. Они встречались два года, а затем отправились в храм и обвенчались. Узнав об этом, Раухинг отправился к местному священнику и потребовал, чтобы слуги немедленно вернулись к нему в дом, ибо он уже простил их.

«Поклянитесь перед лицом Господа, – сказал священник, – что вы не разделите этого мужчину и эту женщину и дадите им жить как мужу и жене. Кроме того, вы должны обещать, что не будете наказывать их». Подумав, Раухинг повернулся к священнику и, положив руки на алтарь, заявил: «Клянусь, что я не разделю их. Более того, я сделаю все возможное, чтобы они соединились неразрывно. Хотя, женившись без моего соизволения, они разгневали меня, я заявляю, что этот мужчина более не будет мужем крепостной, а женщина – женой слуги».

Наивный священник поверил лживым клятвам Раухинга и передал ему крепостных, надеясь, что тот их помилует. Поблагодарив священника, Раухинг взял своих слуг и ушел домой. Затем он велел срубить дерево, очистить его от сучьев, расколоть вдоль и выдолбить изнутри. Потом он велел выкопать яму три или четыре фута глубиной и положить туда колоду, а затем поместил внутрь девушку и молодого мужчину, накрыл их крышкой из того же дерева и засыпал землей, похоронив заживо. «Я не нарушил клятвы, ибо теперь они неразделимы», – заявил он.

Узнав об этом, священник прибежал в замок и пригрозил Раухингу карой Небес. Тот велел выкопать их, что и было сделано с большим трудом. Мужчина был еще жив, а девушка задохнулась. Вот какими жестокостями был известен Раухинг, о смерти которого, столь неправедной, как и его жизнь, я расскажу ниже.

Сиггон, рефендарий (начальник королевской канцелярии. – Ред.) и хранитель печати короля Сигиберта, был назначен Хильпериком на ту же должность, что и при его брате, но покинул Хильперика и перешел к королю Хильдеберту, сыну Сигиберта. Тогда его собственность в Суасоне отдали Ансовальду. Лишь немногие из тех, кто покинул королевство Сигиберта, отвернулись от Хильперика. Вскоре после этого Сиггон овдовел, но быстро женился снова.

4. По распоряжению Хильперика в Тур приехал Рокколен, хотя и не знал, что ему делать. Разбив лагерь на противоположном берегу Луары, он послал послов сказать, чтобы я выгнал из моего храма Гунтрамна, поскольку он убил Теодеберта. В случае отказа он грозился захватить город и сровнять его с землей. Я послал депутацию к Рокколену, чтобы сказать ему, что никто и никогда не предъявлял к церкви подобных требований и что упорство ляжет позорным пятном и на него, и на короля, отдавшего такое распоряжение. Ему стоило бы покаяться перед святым Мартином, чья чудесная власть дала о себе знать всего за день до этого.

Рокколен совершенно не растерялся. Он разнес на куски епископский дом на противоположной стороне Луары, сбитый гвоздями. Люди из Мена, составлявшие основу армии Рокколена, утащили гвозди и ушли, губя посевы и уничтожая все на своем пути. Рокколен даже не успел возмутиться их уходом, как его настигла Божья кара: он заболел желтухой и пожелтел, как шафран. Тем не менее он продолжал стоять на своем: «Если вы сегодня же не выдадите графа Гунтрамна, то я уничтожу все леса вокруг города, и эта местность будет пригодна только для пашни».

Наступил праздник Богоявления, и болезнь Рокколена настолько усилилась, что он находился на грани смерти. Только теперь он решил последовать совету своих придворных и вошел в город. Как только его внесли в храм (Святого Мартина), болезнь отступила, и его страдания прекратились. Однако на обратном пути в лагерь болезнь вернулась к нему, так что он даже не мог есть и сильно ослаб. Тогда он ушел в Пуатье, но и там болезнь не оставила его. Во время Великого поста он продолжал есть крольчатину. 1 марта он умер ровно за сутки до того, как намеревался уничтожить город Пуатье.

5. Это было в то время, когда Феликс, епископ города Нанта, прислал мне полное упреков письмо. Он утверждал, что мой брат убил своего епископа, якобы домогаясь его должности, из-за чего его самого убили. Причина поклепа заключалась в том, что Феликс хотел прибрать к рукам часть земель моего епископства. После моего отказа он начал строить всяческие козни против меня, о чем я уже говорил. В бешенстве он осыпал меня оскорблениями. Наконец я ответил ему: «Запомни слова пророка: «Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места, как будто вы одни поселены на земле» (Ис., 5: 8). Если бы ты был епископом Марселя, то вместо того, чтобы привозить груз масла или другие изделия, корабли доставляли бы туда лишь бумагу, на которой ты писал бы свои послания, оскорбляющие честных людей вроде меня. Только ее отсутствие может прекратить твое многословие». Феликс был известен своей жадностью и высокомерием. Я не буду много говорить об этом, чтобы не подумали, будто я хочу возвеличить себя. Вместо этого я расскажу о смерти моего брата и о том, как Господь покарал того, кто его убил.

Однажды, уже на склоне лет, святой Тетрик, епископ Лангрский, был вынужден уволить своего дьякона Лампадия, уличив его в бесстыдном обирании бедняков.

Мой брат, который помогал бедным как только мог, участвовал в его отстранении, чем и вызвал к себе ненависть. Как раз в это время Тетрика настиг апоплексический удар. Доктора пытались ему помочь, но безуспешно. Поскольку местное духовенство не могло оставаться без епископа, оно выдвинуло кандидатуру Мундериха. Король Гунтрамн согласился с этим, и Мундерих был пострижен и посвящен в епископа, с условием, что, пока святой Тетрик еще жив, Мундерих будет жить в городе Тоннер как архиепископ и заменит Тетрика, когда тот умрет. Проживая в Тоннере, Мундерих разгневал короля тем, что отправил дары и припасы Сигиберту, в то время как тот отправился в поход против своего брата Гунтрамна. Мундерик был изгнан из Тоннера и сослан в необустроенную крепость на берегу Роны, где он прожил два года.

Наконец по ходатайству святого Ницетия ему разрешили вернуться в Лион, где прожил около двух месяцев. Однако король отказался вернуть ему должность и разрешить вернуться на свое прежнее место жительства. Тогда Мундерих решил переметнуться к Сигиберту, который назначил его епископом в Алаис. В этом городишке, оккупированном готами, было только пятнадцать приходов, которыми управлял Далмаций, епископ Родеза.

После высылки Мундериха жители Лангра попросили назначить епископом Сильвестра, с которым я был в дальнем родстве через Тетрика. Этому немало способствовал мой брат Питер.

И в этот момент святой Тетрик умер. Приняв постриг и сан священника, Сильвестр оставил церкви свое имущество в Лангре, а сам отправился в Лион, куда был назначен епископом. Между тем Сильвестр был эпилептиком, и его болезнь усиливалась. Потеряв сознание, он пролежал в течение двух дней, а на третий умер. Лампадий, ненавидевший его из-за лишения должности и собственности, сейчас же стал распространять слухи, что Сильвестр умер благодаря колдовским проискам дьякона Петра. Молодой и необузданный сын Сильвестра публично обвинил Петра в убийстве.

Узнав об этом, Петр немедля отправился в Лион на суд, под защиту дяди моей матери епископа Ницетия. В присутствии Сиагрия, епископа Отёна, а также многих других священников и приходской знати Петр дал клятву, что не убивал Сильвестра. Спустя два года сын Сильвестра, подстрекаемый Лампадием, напал на епископа Петра на улице и смертельно ранил его копьем. Когда Петр умер, его тело перенесли в Дижон, где его похоронили рядом с прадедом святым Григорием.

Убийца между тем сбежал к королю Хильперику, а его собственность была конфискована по указу короля Гунтрамна и передана в королевскую казну. Теперь убийца был вынужден скитаться без приюта, а кровь невинно убиенного взывала к Господу из земли. Скитаясь, он однажды убил человека, который не сделал ему ничего плохого. Родственники убитого немедля бросились в погоню и изрубили сына Сильвестра на куски и разбросали их. Таков был конец этого несчастного, ибо наказание Господа неотвратимо.

После смерти Сильвестра жители Лангра снова попросили о новом епископе, и к ним назначили Паппола, который некогда был архидьяконом в Отёне. Рассказывают, что он свершил в Лангре немало дурного, о чем я не буду писать, дабы не оскорблять его прихожан.

Расскажу лишь о его смерти. На восьмой год епископства, когда он объезжал приходы и остановился на ночлег в загородном доме, во сне к нему явился святой Тетрик. Он сказал с угрозой в голосе: «Паппол, что ты делаешь? Зачем оскверняешь мою епархию, грабишь храмы и разгоняешь вверенное мне стадо? Оставь свое место и уходи подальше отсюда!» Произнеся эти слова, Тетрик ударил его своим посохом в грудь.

Проснувшись, Паппол увидел на своей груди рану и почувствовал невыносимую боль. От страха он перестал есть и пить, ибо чувствовал, что смерть его близка. На третий день он истек кровью и умер. Его перенесли в Лангр и похоронили там. На место Паппола был самим Господом избран аббат Муммол, известный своей набожностью. Многие хвалили его за кротость, бескорыстие, совершенные им добрые дела и праведные поступки. Приняв епархию, он установил, что Лампадий обкрадывал церкви и обирал бедных, присваивая себе церковные земли, виноградники и слуг. Муммол распорядился отобрать у него все и изгнать из епархии. Теперь Лампадий был вынужден жить в бедности и зарабатывать себе пропитание. Это было достаточным наказанием для него.

6. В этот год, когда умер Сигиберт и начал править его сын Хильдеберт, у гробницы святого Мартина произошло много чудес (в 576 г. – Ред.). Я подробно описал их в других книгах. Возможно, моя латынь несколько провинциальна, но я не могу молчать о том, что видел или что услышал из уст верных людей. Я просто рассказываю о том, что случилось с несколькими скептиками, которые, став свидетелями чуда, вместо наказания получили от святого Мартина исцеление в знак его милости.

Левнаст, архидьякон из Буржа, ослеп из-за катаракт на обоих глазах. Он обращался к множеству докторов, но так и не смог вернуть себе зрения. Наконец он отправился в храм Святого Мартина, где он оставался два или три месяца, вознося молитвы об исцелении. Когда наступил праздник святого Мартина, глаза Левнаста очистились, и он стал снова видеть. Потом он ушел домой и решил посоветоваться с евреем, который устроил ему кровопускание пиявками, чтобы еще улучшить зрение.

Однако, как только ему пустили кровь, Левнаст снова ослеп. Тогда он решил вернуться к священной гробнице, где провел долгое время, но его зрение так и не вернулось. По-моему, милость святого не вернулась к нему из-за того, что он согрешил, усомнившись в могуществе Господа: «Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» (Мф., 13: 12).

Левнаст смог бы вернуть себе зрение милостью Господа, если бы не обратился к помощи еврея. Таких, как он, упрекает и осуждает апостол: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными. Ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным? Какая совместимость храма Божия с идолами? Ибо вы храм Бога живого, как сказал Бог: «вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, а они будут Моим народом. И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому, и Я прииму вас» (2 Кор., 6: 14—17).

Да послужит эта история предостережением христианам, чтобы они сподобились исцелению небесному, но не прибегали бы к врачеванию земному.

7. Здесь я должен назвать имя человека, призванного Господом в этом году, поскольку считаю, что он обрел жизнь вечную в раю. Сенох, священник из Тура, покинул мир и жил в небольшой обители, которую сам построил на древних руинах. Родом же он был тейрал (племя, близкое готам. – Ред.). Вокруг него собралось несколько монахов, и они восстановили давно разрушенную часовню. По молитвам Сеноха произошло много чудес, которые я подробно описал в своей книге.

8. Через некоторое время преставился святой Герман, епископ Парижа. Во время его погребения произошло чудо, продолжившее ряд прижизненных чудес. Когда его несли по улице, несколько заключенных воззвали к нему, и тотчас же его тело стало таким тяжелым, что его не смогли нести. Как только заключенных отпустили, тело вновь стало легким. Обретшие свободу присоединились к похоронной процессии, направлявшейся в храм, где и погребли святого Германа. По милости Господа на его могиле произошло много чудес, и ни один проситель не уходил без исполнения просимого. Чтобы узнать подробности прижизненных чудес святого Германа, лучше всего обратиться к его жизнеописанию, составленному святым Фортунатом.

9. В том же году умер затворник Калуппа. Он был религиозным с юности, жил в монастыре в Меалле, недалеко от Клермона, где вел себя как смиренный монах, что я и описал в книге о его житии.

10. Неподалеку от Буржа жил затворник Патрокл. Он был посвящен в сан священника и был человеком большой святости и набожности. Отличался суровым воздержанием и немало страдал во время постов.

Он не пил ни вина, ни сидра, утоляя жажду водой с медом, а также не ел животной пищи. Его диета состояла из размоченного и подсоленного хлеба. Его глаза всегда были ясными. Он проводил свободное от молитв время в чтении или писании. Своими молитвами он часто приносил облегчение больным лихорадкой, страдающим нарывами и другими болезнями. Совершил множество чудес, которые я не имею возможности описать. Всегда носил на теле власяницу. Умер в возрасте восьмидесяти лет, переселясь к Христу. О его житии мы тоже написали (Житие отцов. – Ред.).

11. Чтобы восславить по милости Господа его епископов, я должен рассказать, что случилось в тот год с евреями в Клермоне. Святой Авит неоднократно увещевал их, чтобы сбросили они пелену закона Моисеева и поняли духовно Священное Писание и сердцем постигали жизнь Христову, которую провозвестили пророки. Не могу сказать, что он смог отвратить их от Моисеева закона, но епископ молился, чтобы они повернулись к Господу и Священному Писанию. И вот один из евреев попросил епископа крестить его на Пасху. Возродившись через таинство крещения, во время пасхального шествия он шел в белом облачении вместе с другими новообращенными. Когда шествие проходило через городские ворота, один из евреев, без сомнения подстрекаемый дьяволом, вылил ему на голову прогорклое масло. Люди были настолько разгневаны, что хотели тут же побить оскорбителя камнями, но епископ не допустил этого.

В благословенный день, когда Господь наш в славе вознесся на небеса, искупив грехи наши, а епископ с пением псалмов совершал шествие к одному из местных храмов, шедшая за ним масса людей напала на синагогу, сровняв ее с землей. Затем епископ обратился к евреям с таким посланием: «Я не собираюсь принуждать вас силой верить в Иисуса Христа, но обращаюсь к вам, чтобы пролить свет истины в ваши сердца. Я пастырь, которого Господь поставил над стадом Своим. Но истинный Пастырь, который принял смертные муки за вас, говорит, что если появится овца, то он должен принять ее в свое стадо, потому что должно быть одно стадо и один пастырь. Если вы готовы поверить в то, во что верю я, то станьте стадом моим, а я буду вашим пастырем. Если же нет, то уходите отсюда».

Евреи совещались три дня, а затем прислали епископу ответ: «Мы верим в то, что Иисус есть сын Божий, о котором предвозвестили наши пророки». Епископ возрадовался этой новости. В день Троицы после всенощной он направился в баптистерий, находившийся вне городских стен. Там собрались все евреи города, просившие его о крещении. Святой Авит заплакал от радости. Он тут же окропил их святой водою, приняв в лоно святой церкви. В свете лампад и множества свечей белые одежды новообращенных ярко сверкали. Клермон ликовал подобно Иерусалиму в день сошествия Святого Духа на апостолов. Тогда крестилось более пятисот человек, а те из евреев, кто отказался креститься, перебрались в Марсель.

12. Позднее умер Брахион, аббат монастыря в Мена, родом из Тюрингии. Я уже писал о том, что некогда он служил охотником при дворе герцога Сигивальда.

13. Теперь я снова вернусь к изложению событий. Король Хильперик послал своего сына Хлодвига в Тур. Тот собрал отряд, прошел с ним по землям Тура и Анже и наконец занял Сент. В это время Муммол, один из патрициев, служивших королю Гунтаму, вторгся в окрестности Лиможа и напал на Дезидерия, командующего войском Хильперика. В войске Дезидерия пало 5 тысяч человек (в другом варианте у Дезидерия пало 24 тысячи, у Муммола 5 тысяч). Дезидерий потерпел поражение и едва смог бежать. А Муммол вернулся назад в Клермон, который уже успели разграбить его воины. Оттуда он переправился в Бургундию.

14. После этого Меровея, которого отец посадил в тюрьму, насильно постригли в монахи, облачили в соответствующую одежду и отправили в монастырь Анинсола в Ле-Мане для обучения.

Гунтрамн Бозон, о котором я уже писал, живший при храме Святого Мартина, услышал об этом. Он тайно послал иподьякона Рикульфа, чтобы тот посоветовал Меровею искать убежища в его храме. Меровей выехал, встретившись со своим слугой Гайленом, освободившим его. Путешествуя в простой одежде и стараясь закрывать лица, они наконец добрались до храма Святого Мартина. Меровей нашел дверь открытой и вошел внутрь. В это время мы служили мессу. Когда служба кончилась, он подошел ко мне за причастием.

В это время рядом со мной находился Рагнемод, епископ Парижский, преемник святого Германа. Мы отказались причастить его, но Меровей стал настаивать, заявив, что отлучить его может только собор епископов.

Согласившись с ним, ибо здесь находился только один из братьев-епископов, я причастил его своими руками, в соответствии с уставом. Я боялся, что мой отказ может привести к многим смертям, ибо Меровей поклялся убить некоторых наших людей, если мы откажемся дать ему причастие. Однако из-за этого область Тура претерпела много бед.

В это время Ницетий, муж моей племянницы, отправился по делу к королю Хильперику вместе со своим дьяконом, который и сообщил королю, что Меровей бежал. Увидев их, королева Фредегунда заявила: «Это соглядатаи, которые хотят выведать намерения короля и сообщить о них Меровею». Она велела схватить их и, лишив одежды (заменив ее на плохую, что было позором. – Ред.), отправить в ссылку. Их отпустили очень нескоро.

Вслед за тем Хильперик прислал ко мне посланцев со словами: «Отлучи этих отступников от церкви, иначе я сожгу твои земли». Я написал ему, что невозможно делать в христианские времена то, что не делали даже с еретиками. В ответ он прислал войско и напал на Тур.

На второй год царствования короля Хильдеберта, видя, что отец непреклонен, Меровей вместе с герцогом Гунтрамном направился к королеве Брунгильде, говоря: «Я бы не хотел, чтобы из-за меня была подвергнута насилию церковь Святого Мартина или чтобы была разорена эта область». Он вошел в храм во время ночной службы, принес с собой все свои ценные вещи и, положив их перед гробницей святого, вознес молитву. Он просил святого явить свою милость и помочь ему получить королевство. Надеясь заслужить благосклонность королевы Фредегунды, Левдаст, герцог Тура, расставлял Меровею множество ловушек. Наконец он заманил в засаду нескольких приближенных Меровея и угрожал убить их, если они не укажут ему удобное место, чтобы он мог убить Меровея. Чтобы отомстить, Меровей по совету Гунтрамна велел избить придворного врача Марилейфа, как только тот отправился домой, покинув дворец.

Марилейфа не только жестоко избили, отняв все его золото и серебро, но и бросили без чувств. Меровей убил бы его, но тот смог ускользнуть от убийц и успел скрыться в храме. Я переодел его в другое платье и отправил в Пуатье.

Меровей причинил много неприятностей своему отцу и мачехе. Возможно, чего-то он и не делал, но, по моему мнению, главное, что его дела были неугодны Господу. Однажды, когда мы с ним обедали и сидели рядом, он попросил о наставлении. Я открыл Книгу Притч Соломона и прочитал первую строчку, которую нашел. Это были слова: «Глаз, насмехающийся над отцом и пренебрегающий покорностью к матери, выклюют вороны дольные и сожрут птенцы орлиные!» (Притч., 30: 17). Однако Меровей не понял смысла этих слов, а я усмотрел предначертание Господне.

Вот что еще случилось с Гунтрамном Бозоном. Однажды он послал своего слугу к женщине, которая якобы владела даром пророчества. Он хотел знать, что произойдет в будущем с королем Харибертом, чтобы она назвала ему день и час его смерти. Вот каков был ее ответ Гунтрамну: «Если король Хильперик умрет, то Меровей станет королем. В течение пяти лет ты будешь военачальником в королевстве Меровея. На шестой год в городе на правом берегу Луары тебя поставят епископом. Ты проживешь там свой век и умрешь на склоне лет». Когда он рассказал мне эту историю, я усмехнулся над его глупостью, ибо не мог понять, как можно верить в такую ерунду, и сказал: «Все делается по воле Божьей и по Его милости. Главное – не поддаваться проискам дьявола». Он уехал от меня смущенный и разочарованный.

Однажды ночью, когда я заснул после ночной службы в храме святого епископа, я увидел ангела, летевшего по воздуху. Пролетая над храмом, он закричал: «Горе, горе! Господь уничтожил Хильперика и его сыновей! Никто из порожденных им, даже если выживет, не будет править его королевством!» А после него остались дочери и четыре сына от разных жен. Хотя со временем это предсказание сбылось, я считаю, что пророчества часто оказываются ложными.

Пока люди искали прибежище в церкви Святого Мартина, королева Фредегунда, тайно поддерживавшая Гунтрамна Бозона, потому что именно он убил Теодеберта, направила ему послание. «Если ты убедишь Меровея покинуть храм, чтобы его можно было убить, – писала она, – я щедро отблагодарю тебя». Гунтрамн решил, что убийцы уже наготове. «Почему мы все еще сидим здесь, не решаясь носа высунуть из дверей, – сказал он Меровею, – мы крадемся по этому храму, как слабоумные. Давайте пошлем за лошадьми и соколами, а затем отправимся на охоту с собаками. Мы сможем хорошо покататься в открытом поле». Конечно, этими словами он лишь хотел выманить Меровея из храма.

Гунтрамн Бозон был, в сущности, неплохим человеком, но он слишком часто нарушал данное слово. Давая клятву друзьям, он сразу же прикидывал, как ее нарушить. Как говорят, они покинули храм и направились в усадьбу Жонсак, близ Тура, куда Меровей добрался вполне благополучно.

Как я уже говорил, Гунтрамна Бозона обвиняли в убийстве Теодеберта. Король Хильперик написал письмо и адресовал его могиле Святого Мартина, с просьбой, чтобы святой разрешил ему силой изгнать Гунтрамна из храма.

Дьякон Боудегил доставил это письмо и положил его на гробницу святого вместе с чистым листом бумаги. Он подождал три дня, после чего, так и не получив ответа, вернулся к Хильперику. Тогда король послал людей, чтобы они взяли у Гунтрамна обещание сразу же сообщить Хильперику, если он покинет храм. Гунтрамн поклялся на алтарном покрове, что не покинет храм без разрешения короля.

Меровей не поверил предсказательнице Гунтрамна. Он положил на могилу святого Псалтирь, Книгу Царств и Евангелие, потом провел всю ночь в молитвах, прося святого дать знак, что должно случиться, и ясно указать, может ли он унаследовать престол. Три дня и три ночи он постился и возносил молитвы. Потом Меровей отправился к могиле и открыл первый том, который был Книгой Царств. Первая строка, которую он прочел, гласила: «За то, что они оставили Господа Бога своего, Который вывел отцов их из земли Египетской, и приняли других богов, и поклонялись им, и служили им, – за это навел на них Господь все сие бедствие» (3 Цар., 9: 9), затем он открыл Псалтирь и прочитал: «Так на скользких путях поставил ты их и низвергаешь их в пропасти. Как нечаянно пришли они в разорение, исчезли, погибли от ужасов!» (Пс., 72: 18, 19) и, наконец, открыл Евангелие: «Через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие» (Мф., 26: 2).

Ответы смутили Меровея, и он долго плакал на могиле святого епископа. Потом он вместе с Гунтрамном Бозоном покинул храм и с пятью сотнями его воинов направился в сторону Осера, где он был захвачен Эрпоном, одним из герцогов короля Гунтрамна. Какое-то время он оставался у него заложником, а затем неизвестно как бежал и укрылся в храме Святого Германа. Узнав об этом, король Гунтрамн пришел в ярость. Он оштрафовал Эрпона на семьдесят (или семьсот. – Ред.) золотых и лишил его должности.

«Мой брат сообщил мне, что ты захватил моего врага, – сказал король. – Если ты смог это сделать, то ты должен был немедленно передать его в мои руки. Если ты не мог его удержать, то лучше было бы его вообще не трогать».

А войско короля Хильперика дошло до Тура. Оно разграбило всю округу, сжигая и опустошая усадьбы и не останавливаясь даже перед собственностью святого Мартина. Воины хватали все, что только могли, не боясь кары Господней.

Меровей провел два месяца в церкви Святого Германа. Потом он отправился к королеве Брунгильде, но восточные франки (австразийцы) не приняли его. Думая, что он укроется в Шампани, его отец послал туда войско, но оно так и не смогло найти Меровея.

15. Когда Альбоин отправился в Италию, Хлотарь и Сигиберт послали швабов и представителей других племен заселять свободные земли (где перед этим жили саксы). Но еще при жизни Сигиберта саксы, ушедшие с Альбоином, вернулись и стали вытеснять пришельцев, занявших их земли. Но швабы устояли и оставили саксам лишь треть занятой ими территории, сказав: «Мы должны разойтись, чтобы не истреблять друг друга». Саксы, разъяренные тем, что швабы оставили им треть завоеванной ими ранее земли, вовсе не были склонны к миру. Тогда швабы предложили им половину той земли, потом две трети, оставляя себе треть. Так как саксы не соглашались, швабы предложили им с землей и весь скот, лишь бы те не воевали. Но саксы не согласились и с этим, поскольку требовали сражения. Между саксами уже начались споры о том, как разделить женщин, полученных после того, как они убьют швабов. Но Господь, беспредельный в Своем милосердии, рассудил иначе. В битве погибло не менее двадцати тысяч саксов из тех двадцати шести тысяч, которые в ней участвовали. А из шести тысяч швабов полегло только четыреста восемьдесят, а остальные вышли победителями. Выжившие саксы поклялись не брить бороды и не стричь волосы, пока не отомстят своим врагам. Но во второй битве саксы понесли еще более сокрушительное поражение. На этом война закончилась.

16. Из Бретани сообщили, что Маклиав и Бодик, два бретонских графа, дали друг другу клятву в том, что после смерти одного из них другой примет на себя заботу о его сыне как о своем собственном. Бодик умер первым, оставив сына Теодориха. Но Маклиав нарушил клятву, захватил Теодориха и затем оккупировал земли Бодика. Через некоторое время Теодорих отправился в изгнание. Но Господь сжалился над ним – Теодорих собрал группу верных ему бретонцев, напал на Маклиава и убил и его, и его сына Иакова. Затем он стал править землями, которые унаследовал от отца.

17. Король Гунтрамн убил двух сыновей Магнахара, умершего незадолго до того. Отчасти его поступок извиняет забота о королеве Острехильде и ее детях. Король захватил собственность сыновей Магнахара и добавил ее к королевской казне. Затем Гунтрамн потерял двух своих сыновей, умерших от внезапной болезни. Их смерть настолько потрясла его, что он так и остался бездетным.

В этом же году состоялся диспут по поводу дня празднования Пасхи. Мы, как и в большинстве городов Галлии, празднуем Пасху 18 апреля. Другие, подобно испанцам, празднуют 21 марта. Однако, как говорят, источники[115] в Испании по воле Божьей только наполняются водой, на нашу Пасху уже полны.

В туренском селении Шинон во время пасхального богослужения сотряслась церковь. Молящиеся перепугались и стали кричать, что храм сейчас рухнет им на головы, и бросились наружу, устроив давку и снеся двери. Вскоре многие из них умерли от эпидемии.

После этого король Гунтрамн отправил послов к своему племяннику Хильдеберту, с предложением встретиться и заключить мир. Хильдеберт со своим двором отправился на встречу с Гунтрамном. Они встретились в месте, названном Каменный мост. Они дружески приветствовали друг друга и обменялись поцелуями. Король Гунтрамн сказал: «За мои грехи я остался бездетным. Я прошу тебя, моего племянника, чтобы ты заменил мне сына. Он предоставил Хильдеберту трон и передал ему власть. Пусть нас защищает один щит и одно копье. Если бы у меня остался сын, то я никогда бы не взглянул в твою сторону, но теперь, Бог свидетель, я не отличаю тебя от своего сына». Они вместе ели и пили, обменивались подарками по разным поводам и жили в мире. Они послали к Хильперику послов, потребовав отдать захваченные им земли. В противном случае они угрожали войной. Хильперик, занятый строительством цирков в Суасоне и Париже, не обратил внимания на их требования.

18. Как раз в это время Хильперик узнал, что руанский епископ Претекстат раздает подарки народу, в чем не было выгоды королю. Он распорядился вызвать прелата ко двору и узнал, что у епископа есть много добра, которое ему пожаловала королева Брунгильда. Самого Претекстата он распорядился посадить под арест до тех пор, пока его дело не решит собор епископов. Вскоре совет собрали, и Претекстат предстал перед ним в храме Святого Апостола Петра в Париже. Король сказал обвиняемому: «О чем ты, епископ, думал, когда венчали моего врага Меровея, который должен быть по отношению ко мне как сын, с его теткой, вдовой его дяди? Вы не знали церковных законов на этот счет? Более того, вы тайно уговорились с Меровеем подкупить нескольких человек из моего окружения, чтобы они умертвили меня. Вы подстрекали сына против отца, вы подкупали людей, сея недоверие ко мне, и искали пути передать мое королевство в другие руки».

Говорят, что после этих слов снаружи раздались крики собравшихся у храма франков. Они хотели сломать двери, чтобы выволочь епископа наружу и забить камнями. Но король Хильперик воспрепятствовал этому.

Епископ Претекстат поклялся в том, что король ложно обвинил его. Но тут подошли лжесвидетели и принесли драгоценности со словами: «Вот что ты дал нам, чтобы заставить служить Меровингу». – «Это правда, – сказал Претекстат, – что вы получали от меня дары, но вовсе не для того, чтобы отрешить от власти короля. Вы дарили мне прекрасных лошадей и другие ценности, как я мог не ответить вам?»

Затем король удалился к себе, мы же остались в ризнице церкви Святого Петра. Пока мы совещались между собой, прибыл парижский архидьякон Аэций. Приветствовав нас, он сказал: «Выслушайте меня, о священнослужители, которые собрались здесь! Настал момент, когда вы можете не только заслужить добрую репутацию, но и навеки остаться в памяти потомков. Проявив малодушие и согласившись уничтожить своего коллегу, вы потеряете право именоваться слугами Господа». Слова Аэция все епископы встретили молчанием, ибо все боялись короля, и так гневавшегося на них, короля, по наущению которого все и происходило. Они сидели приложив пальцы к губам. Тогда я поднялся и сказал: «Слушайте внимательно, что я скажу, святые люди. Вы все епископы и служите Господу, а особенно те, кому король доверяет. Вы даете ему советы от имени Господа, а значит, должны отвечать за них и знать, что, давая неверный совет, лицо вашего ранга может привести короля к гибели, потере трона и смуте». Но они встретили мои слова молчанием. Видя это, я снова заговорил. «О епископы! – сказал я. – Вспомните слова пророка: если часовой не предупредит людей об опасности, то он виновен в происшедшем. Вы не должны молчать. Вы должны говорить и открыть королю глаза на его грехи, иначе вы будете отвечать за его душу. Или вы уже забыли о том, что случилось в последнее время? О том, что Хлодомер схватил Сигимунда и посадил его в тюрьму. Когда Авит, святитель Господа, сказал ему: «Отпусти Сигимунда, и ты вернешься победителем из Бургундии» – Хлодомер отказался следовать совету епископа, убил Сигимунда, его жену и их сыновей. Затем он вторгся в Бургундию, где потерпел жестокое поражение и был убит.

Что случилось с императором Максимом, который заставил святого Мартина жить в одном монастыре с епископом, подозреваемым в убийстве? Святой Мартин был вынужден подчиниться императору, ибо надеялся, что сможет убедить императора помиловать нескольких осужденных. Однако по воле предвечного владыки Максим был свергнут с трона и погиб жестокой смертью (узурпатор, убит в 388 г. – Ред.). Вот то, что я хочу сказать». Но они снова не ответили мне и сидели подобно статуям.

Среди них оказалось два доносчика, рассказавшие обо всем королю и добавившие, что с ним согласились все епископы, кроме меня. Король послал одного из придворных, чтобы призвать меня появиться перед ним. Когда я пришел к королю, он сидел в беседке, сплетенной из ветвей деревьев. Справа от него сидел епископ Бертрам, а слева – епископ Рагнемод. Перед ними стоял стол с кушаньями. Увидев меня, король сказал: «Предполагается, что епископ является самым справедливым судьей. Но теперь ты стоишь передо мной, и мне ясно, что ты поддерживаешь преступника, по принципу «ворон ворону глаз не выклюет».

В ту ночь, когда мы закончили пение псалмов во время вечерни, я услышал громкий стук в двери. Я послал вниз мальчика, и оказалось, что это прибыли посланцы от королевы Фредегунды. Я пригласил их войти, и они передали мне приветствие от королевы. Затем они попросили, чтобы я перестал выступать против нее, обещая дать двести фунтов серебра, если я выступлю против Претекстата и он будет приговорен. «Мы говорим от лица всех епископов, – добавили они, – только ты выступаешь против». – «Даже если вы дадите мне тысячу фунтов золота и серебра, – сказал я, – могу ли я выступать против воли Господа? Я могу вам обещать только то, что соглашусь с решением других, если оно будет соответствовать каноническому закону». Не поняв истинный смысл моих слов, они поблагодарили меня и ушли. На следующее утро некоторые епископы задали мне тот же вопрос и получили такой же ответ.

Тем же утром мы собрались в церкви Святого Петра. Король также присутствовал. «Если епископа признают виновным в краже, – заявил он, – то в соответствии с каноническим законом он должен быть отрешен от должности». В ответ мы спросили его, кто тот епископ, которого обвиняют в преступлении или краже. «Вы видели, что он украл у меня», – сказал король Хильперик.

Три дня назад король показал нам два свертка, в которых были украшения и драгоценные камни, стоимостью более трех тысяч золотых монет, и мешок денег, в котором, судя по весу, было не менее двух тысяч золотых монет. Хильперик заявил, что все это епископ украл у него. Претекстат дал нам следующее объяснение:

«Уверен, что вы помните, что, когда королева Брунгильда покидала Руан, я приехал к вам и сказал, что она доверила мне пять мешков со своим имуществом. Я также говорил, что позже ее слуги попросили меня вернуть все это, но я не хотел делать этого без вашего разрешения. Вы же ответили мне так: «Отдай эти вещи, пусть женщина возьмет их себе, ибо я не хочу ссоры между мной и моим племянником Сигибертом». Тогда я вернулся в город и передал слугам Брунгильды один узел, потому что больше они не смогли унести. Затем они вернулись и потребовали отдать остальное. Я снова спросил ваше величество и получил ответ: «Отдайте им все, чтобы не возникло несогласия». Я отдал им еще два мешка, а у меня осталось еще два. Почему же вы сейчас верите ложным обвинениям и обвиняете меня в краже, когда совершенно ясно, что ее не было».

Король ответил: «Если вы лишь сохраняли эти вещи, то почему вы вскрыли один мешок и достали оттуда пояс с золотым шитьем, разрезали его на части и отдали нескольким людям, чтобы они лишили меня царства?»

«Я уже рассказывал вам, – сказал епископ Претекстат, – что получил от них дары и, не имея ничего, чтобы дать им, открыл один из мешков и отдал им этот пояс в качестве ответного дара. Ведь он принадлежал Меровею, моему крестному сыну, а следовательно, являлся и моей собственностью».

Король Хильперик понял, что ему не удалось предъявить Претекстату ложные обвинения, смутился и покинул нас. Затем он вызвал к себе своих приближенных и сказал им: «Я чувствую, что епископ говорит правду, но что мне теперь сделать, чтобы это не коснулось королевы? Идите к Претекстату и скажите ему якобы от себя: мы знаем, что король Хильперик – богобоязненный и добросердечный человек, да к тому же отходчивый. Повинись перед ним и признай обвинения, которые он выдвигает против тебя. А мы бросимся к его ногам и умолим простить тебя». Сбитый ими с толку, Претекстат обещал сделать все, о чем его попросили.

На следующее утро мы снова собрались на обычном месте, король также пришел и заявил: «Если вы просто дали этим людям ответный дар, то зачем требовали с них клятву в верности Меровею?» – «Признаю, что хотел заручиться их расположением к нему, – сказал Претекстат, – для этого я хотел бы просить не только смертных, но и ангела небесного, ибо он – мой духовный сын, которого я крестил». Продолжая говорить, он бросился на землю и сказал: «Всемилостивейший король, я виновен перед тобою и перед небесами!» Услышав это, король преклонил колени перед епископами и заявил: «Святые люди, вы слышали, что этот мерзавец только что признался в своих ужасных преступлениях». Со слезами мы подняли короля с земли. Он распорядился отлучить Претекстата от церкви.

Король ушел в свои покои, а затем прислал нам книгу канонов, в которую были вставлены четыре новые страницы, содержавшие якобы апостольские установления со следующими словами: «Епископ, обвиняемый в убийстве, прелюбодеянии или клятвопреступлении, должен быть лишен сана». Пока все это читали, Претекстат не произнес ни слова. Епископ Бертрам сказал с горечью: «Послушайте, брат наш и друзья-епископы. Вы потеряли благосклонность короля, но не ожидайте мягкого приговора от нас, попросив у него прощения».

Когда все было кончено, король Хильперик потребовал, чтобы Претекстату сохранили его должностную ренту, или чтобы над его головой был прочитан 108-й псалом с проклятиями против Иуды, или, по крайней мере, он был лишен должности. Этот вердикт и был внесен в книги. Я выступил против, поскольку такой приговор противоречил обещанию короля поступать исключительно в соответствии с каноном. Однако Претекстата увели и посадили в тюрьму. Однажды ночью он пытался бежать, но его поймали и сильно избили. Вскоре его отправили в ссылку на остров напротив города Кутанс (очевидно, о. Джерси. – Ред.).

Говорили, что Меровей снова стал искать убежище в церкви Святого Мартина, но Хильперик велел ее тщательно охранять, и его попытка не удалась. Охранники оставили открытой только одну дверь, через которую входили мои клирики, но люди были вынуждены протискиваться, ибо все остальные двери были закрыты. В это время в Париже видели небесное знамение. Двадцать лучей появились на севере, затем двинулись на восток и снова вернулись на запад. Один из них был длиннее и светил сильнее всех. Он поднялся в самое небо и исчез, а другие ослабели. По-моему, это предвещало смерть Меровея.

Меровей скрывался где-то возле Реймса, ибо не доверял восточным франкам. Причиной его гибели стали жители Теруана, заявившие, что если он согласится принять их, то они забудут о своей преданности его отцу Хильперику и признают его своим вождем. Вместе с группой самых преданных сторонников Меровей быстро отправился к ним. А они устроили ему западню и окружили его в одной загородной усадьбе. Поставив вокруг усадьбы охрану, они отправили гонца к его отцу. Услышав новости, Хильперик тотчас же бросился туда.

Меровей понял, что с ним сделали, и, испугавшись, что его враги могут жестоко расправиться с ним, позвал своего верного слугу Гайлена. «С этого дня, – сказал он, – мы должны думать и действовать одинаково. Если враги захватят меня, возьми мой меч и убей меня, чтобы я не попал к ним в руки». Гайлен не стал ждать, а тут же убил Меровея его же мечом. Прибывший туда король обнаружил тело Меровея. Говорили, что последние слова Меровея были обращены к королеве и что его убили по ее тайному распоряжению.

Гайлена схватили, жестоко пытали, а затем, отрубив руки, ноги, уши и нос, убили. Гриндиона колесовали, а затем повесили. Циоцилона, бывшего придворного короля Сигиберта, убили, отрубив голову. Со всеми, кто помогал Меровею, жестоко расправились. Говорили, что засаду тайно организовали епископ Эгидий и Гунтрамн Бозон, потому что Гунтрамн из-за убийтва им Теодеберта тайно пользовался расположением королевы Фредегунды, а Эгидий был ей дорог давно.

19. Когда император Юстин сошел с ума и был признан ненормальным, империей стала единолично править императрица София. Я уже рассказывал в книге IV, что люди выбрали кесарем Тиберия, талантливого человека, сильного и телом и духом, милосердного и посвятившего себя заботе о нуждающихся. Он раздал бедным большую часть сокровищ, которые скопил Юстин, так что императрица нередко упрекала его в том, что он разорил государство. «То, что я собирала многие годы, – говорила она, – ты так быстро растратил». – «Получив дары, бедные выкупят пленных, – отвечал Тиберий, – так что наша сокровищница не опустеет. Как говорит Господь: «Но собирайте себе сокровище на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет его и где воры не подкапывают и не крадут» (Мф., 6: 20).

Как я уже говорил, Тиберий был искренним христианином, фанатично верующим и считавшим, что чем больше он отдаст бедным на земле, тем больше Господь даст ему на небесах. Однажды, проходя по дворцу, он заметил мраморную плиту, на которой был высечен крест. «Это твой знак, Христос, – воскликнул он, – мы осеняем им лицо свое и грудь, а здесь мы наступаем на него». Он распорядился немедленно выкопать плиту и перенести ее в другое место. Когда ее подняли, то обнаружили под ней вторую плиту с таким же знаком. Доложили Тиберию, и он велел поднять и вторую плиту. Под ней оказалась третья. Когда подняли и ее, то нашли огромный клад, более ста тысяч фунтов золота. Теперь Тиберий смог еще больше жертвовать беднякам. Очевидно, что Господь в Своем милосердии не допустил, чтобы Тиберий страдал.

Я должен поведать и о другом даре Господа Тиберию. Нарсес, знаменитый имперский полководец в Италии, имел дом в одном городе. Вернувшись из Италии, он поселился в нем. Под домом он тайно вырыл огромный подвал, где спрятал много сотен тысяч фунтов золота и серебра. Все, кто знал об этом, были убиты, и он доверил тайну только одному старому слуге, поклявшемуся хранить ее. Когда Нарсес умер, сокровища остались лежать в земле. Старик, о котором я говорил, увидел бесконечную щедрость Тиберия, пришел к нему и сказал: «Господин, я хочу раскрыть тебе один секрет». – «Говори, – ответил Тиберий, – и, если он того стоит, я награжу тебя». – «Я знаю, где спрятаны сокровища Нарсеса, – сказал тот, – и, поскольку жизнь моя подошла к концу, я не могу больше хранить эту тайну». Тиберий тут же послал с ним своих слуг. Они открыли вход в подвал и вошли туда. В подвале оказалось так много сокровищ, что они переносили их много дней. Теперь Тиберий смог еще больше помогать нуждающимся.

20. Против епископов Салония и Сагиттария поднялось недовольство. Они были дьяконами при святом Ницетии, епископе Лиона, и именно он поставил их епископами, Салония в Амбрён, а Сагиттария в Гап.

Но, став епископами, они, как безумные, погрязли в грабежах, резне, убийствах, блуде и других преступлениях. Когда Виктор, епископ Сен-Поль-Труа-Шато, справлял годовщину своего назначения, они напали на него, собрав отряд вооруженных мечами и луками людей. Напавшие разорвали на епископе одежду, перебили его слуг, унесли сосуды и весь пиршественный прибор, оставив епископа в высшей степени оскорбленным.

Узнав об этом, король Гунтрамн повелел созвать собор в городе Лионе. Епископы собрались вместе с блаженным Ницетием, установили, что обвиняемые виновны в этих преступлениях, и постановили лишить их епископского сана в наказание за содеянное. Но, зная, что король все еще к ним благоволит, Салоний и Сагиттарий пришли к нему в слезах, жалуясь на то, что их несправедливо лишили сана, и попросили у него разрешения отправиться в город Рим, к папе. Король удовлетворил их просьбу, дал им с собой письма и отпустил. Прибыв к папе Иоанну III, епископы изложили дело так, как будто бы их отстранили необоснованно. Папа направил королю письмо, приказывая восстановить епископов в должности на их прежнем месте. Король немедленно это выполнил, предварительно их сильно побранив. Но никакого улучшения в их поведении не последовало. Однако они попросили епископа Виктора о мире, выдав ему людей, которых они во время набега направили против него. Но епископ Виктор, помня заповедь Господню, что не следует воздавать никому злом за зло (Рим., 12: 17), позволил им свободно уйти. Вот почему впоследствии он сам был отлучен от церковного общения за то, что, публично обвиняя, он в то же время тайно простил врагов, не посоветовавшись с собратьями, перед которыми он их обвинял. Но по милости короля он снова был приобщен к церкви.

А Салоний и Сагиттарий все более и более запутывались в преступлениях. И как я уже писал, в тех сражениях, которые вел Муммол с лангобардами, они, наподобие светских опоясав себя оружием, собственноручно убили многих. По отношению к согражданам они свирепствовали так, что в гневе избивали некоторых палками до крови. Вот почему ропот народа снова дошел до короля, и он приказал вызвать их к себе, но не принял, заявив, что только в случае невиновности они удостоятся приема у короля.

Сагиттарий, взбешенный таким обращением, как человек легкомысленный и тщеславный, начал болтать о короле и говорить, что его сыновья не могут владеть королевством, потому что их мать до того, как она взошла на королевское ложе, была одной из служанок покойного Магнахара. Сагиттарий не знал, что теперь не обращают внимания на происхождение по женской линии и называют детьми короля всех тех, кто родился от короля. Узнав об этом, король сильно разгневался, отнял у них лошадей, слуг и даже все остальное, чем они владели, а их самих повелел заточить в монастыри, расположенные далеко друг от друга, где они совершали бы покаяние, оставив им лишь по одному клирику, приказав, чтобы их сторожила вооруженная охрана и чтобы к ним никого не допускали.

А в то время были еще живы сыновья короля, из которых старший заболел. Тогда приближенные пришли к королю и сказали: «Если ты удостоишь благосклонно выслушать нас, твоих слуг, то мы скажем тебе доверительно». Король ответил: «Говорите, что вам угодно». И они сказали: «Возможно, король согрешил, осудив безвинных епископов, и в наказание за этот грех сыну нашего господина грозит гибель?» Король сказал: «Идите как можно скорее к ним, освободите их и попросите их молиться за моих сыновей». И епископы были освобождены. Выйдя из монастыря, они встретились и расцеловались, так как долгое время не виделись, и вернулись в свои города. Они до такой степени были охвачены раскаянием, что казалось, что все время молятся, постятся, раздают милостыни, проводят день в чтении книги псалмов Давидовых, а ночи в пении гимнов и в размышлении над Писанием. Но эта их святость продолжалась недолго, и они вновь вернулись к старому. Они начали проводить ночи в пирах и пьянстве, даже когда в храме служили утреню, они требовали себе чаши и пили вино. Они не помнили больше о Боге и совершенно не вспоминали о своих обязанностях. С наступлением утра они вставали из-за стола, надевали ночную одежду и, погрузившись в сон от вина, спали до трех часов дня в объятиях женщин. Затем они вставали, и мылись в бане, и возлегали за пиршественным столом, и поднимались из-за него вечером, а затем насыщались ужином до самого того времени, о котором мы сказали выше. Так они поступали каждый день до тех пор, пока их «не настиг гнев Божий»[116], о чем мы собираемся рассказать впоследствии.[117]

21. В то время некий бретонец Виннох в полном одиночестве проехал из Бретани до Тура, желая затем направиться в Иерусалим. Он не имел одежды, за исключением овечьей шкуры без шерсти. Увидев его набожность, я попытался оставить его при себе и даже рукоположил в священники.

Одним из обетов, выполнявшимся монахиней Ингитрудой, было собирание дождевой воды для обмывания гробницы святого Мартина. Однажды день выдался сухим, и Ингитруда вместо воды принесла кувшин с небольшим количеством вина. Когда наступила ночь, она принесла этот кувшин туда, где стоял священник Виннох, и попросила его добавить туда каплю святой воды, поскольку вина было слишком мало. Виннох выполнил ее просьбу, но, как только он добавил в кувшин всего одну каплю святой воды, полупустой сосуд оказался наполненным до краев. Обмывая гробницу, Ингитруда дважды или трижды опустошала кувшин, и каждый раз он снова наполнялся лишь от одной капли святой воды. Я уверен, что это было одним из чудес святого Мартина.

22. Через некоторое время от высокой температуры и поноса (видимо, дизентерии. – Ред.) умер Самсон, младший сын Хильперика. Этот ребенок родился в то время, когда Хильперик был осажден в Турне. Его мать Фредегунда подумала тогда, что ее конец близок, и хотела убить младенца, но не смогла. По воле Хильперика младенца крестил сам епископ и нарек Самсоном. Однако теперь ребенок умер, не прожив и пяти лет. Его мать Фредегунда также перенесла тяжелую болезнь, но поправилась.

23. Ночью накануне Дня святого Мартина, 11 ноября, когда я служил мессу, произошло знамение. В центре Луны появилась сияющая звезда, а другие звезды появились поблизости от Луны. Вокруг Луны образовался круг, который обычно считали признаком дождя. Я не понял значения этого знамения. В тот год произошло лунное затмение, и перед самым Рождеством разыгралась гроза. Сияния, которые крестьяне называли солнцами, видели перед вспышкой чумы в Клермоне, о чем я уже писал. Морской прилив поднимался выше, чем обычно, и было много других чудес.

24. Гунтрамн Бозон пришел в Тур с небольшой группой вооруженных людей и силой увел с собой своих дочерей, которые укрывались здесь в святой церкви. Он доставил их в город Пуатье, который принадлежал королю Хильдеберту. Король Хильперик напал на Пуатье, и его войско обратило его племянника в бегство. Затем тот же отряд захватил Эннодия в его усадьбе и доставил его к королю, который лишил его должности графа, а собственность конфисковал. Спустя год ему разрешили вернуться домой и даже вернули собственность. Гунтрамн Бозон оставил своих дочерей в храме Святого Илария и присоединился к королю Хильдеберту.

25. На третий год правления короля Хильдеберта, это был семнадцатый год царствования Хильперика и Гунтрамна, Даколен, сын недавно умершего Дагарика, покинул короля Хильперика. Скитаясь с места на место, Даколен был предательски захвачен герцогом Драголеном, которого прозвали Неистовым. Драголен связал Даколена и доставил его к королю Хильперику, находившемуся в Берни-Ривьере, поклявшись, что убедит короля сохранить ему жизнь. На самом же деле он нарушил клятву, обвинив Даколена в ереси и неуважении к королю и сделав все, чтобы Хильперик его казнил. Даколена отправили в тюрьму, и вскоре он понял, что у него нет надежды получить свободу. Не спрашивая разрешения короля, он покаялся перед священником и вскоре после этого был убит. Драголен же поспешил домой, как раз в то время, когда Гунтрамн Бозон перевозил своих дочерей в Пуатье. Узнав об этом, Драголен попытался захватить его, но люди Гунтрамна отогнали Драголена и продолжали защищаться. Гунтрамн Бозон послал к Драголену одного из своих людей. «Сообщите ему, – сказал он, – что он прекрасно знает, что мы заключили договор. Я прошу прекратить нападения на моих людей. Я не в состоянии сейчас защитить мою собственность. Пусть забирает ее, но отпустит меня и моих дочерей».

Будучи человеком неумным и недалеким, Драголен ответил: «Вот этой веревкой я связываю преступников, чтобы доставить их к королю. Сегодня твоя очередь, Гунтрамн Бозон». Сказав это, он пришпорил коня и напал на Гунтрамна Бозона, но потерпел неудачу, потому что его копье сломалось, а меч упал на землю. Оказавшись на краю гибели, Гунтрамн Бозон воззвал к Господу и святому Мартину, а затем ударил Драголена копьем в шею. Драголен вылетел из седла, и один из друзей Гунтрамна Бозона прикончил его ударом копья. Слуги Драголена разбежались. Гунтрамн Бозон раздел мертвое тело, а затем, оказавшись в безопасности, забрал своих дочерей.

Спустя некоторое время двое сыновей выдвинули перед королем серьезные обвинения против своего отца Севера, тестя Гунтрамна Бозона. Узнав об этом, Север отправился к королю, захватив с собой богатые дары, чтобы откупиться. Однако по дороге на него напали и ограбили. Севера приговорили к изгнанию, и он встретил жалкую смерть.

Два его сына, Бурголен и Долон, были приговорены к смерти за оскорбление короля. Одного из них убили воины, другой бежал, но его поймали и отрубили голову.

26. Затем люди из областей Турен, Пуату, Бесин, Мен и Анжу по распоряжению короля Хильперика вошли в Бретань и разбили свои шатры на берегу реки Вилен, готовясь напасть на Вароха, сына умершего Маклиава. Ночью Варох внезапно напал на саксов из Бесина и перебил много людей. Спустя три дня он связался с командующим войском короля Хильперика, поклялся в верности Хильперику и передал в качестве заложника своего сына. Он также восстановил город Ван, с условием, что Хильперик разрешит управлять им, а он, в свою очередь, будет без проволочек выплачивать королю годовую дань. Как только все это было сделано, войско покинуло этот район.

Король Хильперик впоследствии приказал взыскать штраф с бедняков и причетников из собора Тура и храма Святого Мартина за отказ выступить с войском, потому что военная служба была им непривычна.

Позже Варох забыл о своей клятве и, решив нарушить соглашение, послал Евния, епископа Вана, к Хильперику. Короля это сильно разгневало, он осудил епископа и распорядился отрешить его от прихода.

27. Под руководством короля Гунтрамна на четвертый год правления Хильдеберта или на восемнадцатый самого Гунтрамна и Хильперика был созван собор в Шалоне. На нем рассмотрели много вопросов, но в конце они вернулись к известному делу Салония и Сагиттария. Против них выдвинули обвинения во многих преступлениях, в том числе в прелюбодеянии и убийстве. Епископы считали, что за все эти грехи достаточно наложить на них покаяние, так что пришлось прибавить обвинения в оскорблении короля и в государственной измене. В результате Салония и Сагиттария лишили епископства и заключили в храм Святого Марцелла под надежную охрану. Они сумели бежать и были вынуждены скитаться. А на их место были избраны новые епископы.

28. Король Хильперик ввел в королевстве новые тяжелые налоги. В результате множество людей было вынуждено покинуть свои родные места и кормившую их землю и искать убежище на чужбине, где не было таких больших налогов. По этому закону каждый землевладелец должен был платить по амфоре вина с арипенна (арипенн – 1280 м2, амфора – 26,2 л, после подсчетов это примерно одна десятая и более урожая. – Ред.). Кроме того, взимались налоги в зависимости от числа занятых на земле работников, что было почти невозможно определить. Увидев, что их обирают до нитки, жители Лиможа 1 марта собрались и решили убить сборщика налогов Марка, который слишком ретиво взялся за дело. И они бы сделали это, если бы епископ Ферреол не спас Марка от грозившей ему опасности. Собравшаяся толпа нашла и сожгла налоговую книгу сборщика.

Король был сильно разгневан. Он прислал в Лимож своих людей, которые арестовали многих, жестоко пытали их и некоторых приговорили к смерти. Говорят, что эти люди прислали королю сообщения о том, что аббаты и священники якобы подстрекали народ к бунту, за что священнослужителей привязывали к столбам и жестоко пытали. Затем местное население обложили еще более жестокими налогами.

29. Бретонцы напали на земли вокруг Рена, сжигая и грабя усадьбы и дома, уводя пленных. Разрушив все на своем пути, они добрались до селения Кор-Над. Епископа Евния вернули из ссылки, но запретили вернуться в его собственный город Ван и отправили служить в Анже. Герцог Бепполен был направлен против бретонцев. Он предал отдельные местности огню и мечу, но лишь увеличил ненависть бретонцев.

30. Во время этих событий в Галлии скончался после восемнадцати лет правления империей Юстин, остававшийся невменяемым до самой смерти. Как только Юстин умер, императором стал Тиберий, в руках которого находилась вся реальная власть и до этого. По местному обычаю императора должны были чествовать на ипподроме, чем и решили воспользоваться заговорщики. Они хотели устроить ему ловушку и заменить императора его племянником Юстинианом, но Тиберий направился не туда, а к святыням. Там он совершил молитву, а затем вместе с патриархом и членами своего совета направился во дворец. Там Тиберия облачили в порфиру, надели диадему, а затем посадили на трон, провозгласив императором. Когда заговорщики, решившие напасть на него на ипподроме, узнали об этом, то разошлись, ибо поняли, что ничего не смогут сделать с человеком, которого Господь охраняет от врагов.

Спустя несколько дней Юстиниан пришел ко двору, бросился в ноги императору и покаялся, вручив пятнадцать сотен фунтов золота. Тиберий поднял его с колен и простил, разрешив остаться при дворе. Императрица София, забыв о своем обещании, начала строить козни против Тиберия. Когда Тиберий уехал к себе на виллу, чтобы провести там время сбора винограда, София вызвала к себе Юстиниана и тайно хотела посадить его на трон. Услышав об этом, Тиберий сразу же вернулся в Константинополь. Теперь он арестовал императрицу, лишив ее всего имущества, за исключением необходимого для ежедневного пропитания, а также заменил всех ее слуг своими, распорядившись, чтобы к ней никого не пускали. Юстиниана он выругал, но оставил при себе и позже так полюбил его, что обещал отдать свою дочь в жены его сыну, а Юстиниан, в свою очередь, просил в жены своему сыну дочь Тиберия; но этому не суждено было сбыться.

Войско Тиберия разбило персов, вернулось с победой и привезло с собой столько добычи, что она могла бы удовлетворить любую человеческую жадность. К императору были приведены двадцать захваченных слонов.

31. В следующем году (579 г. – Ред.) бретонцы атаковали окрестности городов Нант и Рен. Они захватили огромную добычу, пленных, опустошив поля и виноградники.

Когда епископ Феликс направил к ним посольство, бретонцы обещали возместить убытки, но так и не выполнили своих обещаний.

32. Одну женщину в Париже обвинили в том, что она оставила мужа и живет с другим. Родственники мужа пришли к ее отцу и сказали: «Или докажи нам невиновность твоей дочери, или пусть она умрет, чтобы смыть бесчестье с нашего рода». – «Я знаю, – сказал ее отец, – что моя дочь невиновна, а все, что про нее говорят, – неправда». – «Если это так, – ответили они, – то поклянись в этом на могиле святого Дионисия». Тот согласился, и все направились в храм Святого Дионисия, где, возложив руки на алтарь, тот человек поклялся в невиновности дочери. Но родственники мужа обвинили его в клятвопреступлении. Заспорив, они обнажили мечи и бросились друг на друга прямо перед алтарем, обагрив кровью храм и гробницу. С трудом их удалось примирить, но храм пришлось закрыть. А это были знатные люди из числа придворных Хильперика, так что слухи скоро достигли ушей короля. Король же отказался их слушать и распорядился отослать к епископу Рагнемоду, чтобы тот определил виновных и отлучил их от церкви. Только заплатив за нанесенные оскорбления, они смогли вернуться в лоно церкви. А вышеупомянутую женщину также вызвали в суд, но она повесилась.

33. На пятый год правления короля Хильдеберта произошло великое наводнение в Оверни. Дождь шел двадцать дней, и воды залили все поля. Реки Луара и Алье, а также их притоки поднялись высоко, как никогда. Многие замки были затоплены, дома разрушены, а урожай погиб. Река Рона, слившись с Соной, вышла из берегов и затопила Лион, разрушив стены.

Но после того как дожди прекратились, вновь зацвели деревья; а был уже сентябрь месяц. В этом же году в области Турен видели, как рано утром, еще до рассвета, по небу пробежала молния и исчезла на востоке. Кроме того, во всей окрестности раздался шум как бы падающих деревьев, но надо полагать, что он был не от деревьев, так как он был слышен на расстоянии пятидесяти миль или более. В этом же году произошло сильное землетрясение в городе Бордо, и городские стены чуть не обвалились. Все жители перепугались, что их вместе с городом поглотит земля, и многие ушли в другие города. Это землетрясение захватило соседние города и достигло Испании, но там оно было не таким сильным. Однако с Пиренейских гор обрушились огромные камни, давившие скот и людей. В окрестностях Бордо несколько селений сгорели от пожара. Во внезапно появившемся огне погибли и дома, и амбары с годовым запасом хлеба. Очевидно, огонь возник по Божьей воле, а не по какой иной причине. Сильно пострадал от пожара и город Орлеан, так что даже у наиболее богатых совершенно ничего не осталось. Тех, кто спасал что-нибудь от пожара, грабили подстерегавшие их воры. А в области Шартра из разломленного хлеба вытекла настоящая кровь. Тогда же и город Бурж сильно пострадал от града.

34. За этими знамениями последовал тяжелейший мор. Пока короли враждовали и вновь готовились к братоубийственной войне, дизентерия охватила почти всю Галлию. У тех, кто ею страдал, была сильная лихорадка с рвотой и нестерпимая боль в почках; темя и затылок были у них тяжелыми. То, что выплевывалось изо рта, было цвета желтого или зеленого. Многие утверждали, что там находится яд. Простые люди называли эту болезнь внутренней оспой. Если ставили банки на лопатки или на бедра, то появлялись нарывы, которые лопались, гной вытекал, и многие выздоравливали. Многим приносили облегчение настойки из трав, исцеляющие от заражения. Эта болезнь началась в августе месяце, первыми поражала детей и уносила их в могилу. Мы потеряли милых и дорогих нам деток, которых мы согревали на груди, нянчили на руках и сами, приготовив пищу, кормили их ласково и заботливо. Но, вытерев слезы, мы говорим вместе с блаженным Иовом: «Господь дал, Господь и взял; Да будет имя Господне благословенно» (Иов., 1: 21).

В эти дни тяжело заболел король Хильперик. Когда он начал выздоравливать, заболел, еще не «возрожденный от воды и Духа Святого» (Ин., 3: 5), его младший сын. Видя, что он находится при смерти, его окрестили. Когда ему на некоторое время стало лучше, заболел этой болезнью его старший брат по имени Хлодоберт. Мать его, Фредегунда, видя, что Хлодоберт находится в смертельной опасности, охваченная поздним раскаянием, сказала королю: «Долгое время нас, поступающих дурно, терпело Божественное милосердие. Ведь оно нас часто карало лихорадкой и другими страданиями, а мы не исправились. Вот уже теряем мы сыновей! Вот их уже убивают слезы бедных, жалобы вдов, стоны сирот. И неизвестно, для кого мы копим. Мы обогащаемся, не зная сами, для кого собираем все это. Вот сокровища, отнятые силою и угрозами, остаются без владельца! Разве подвалы не изобилуют вином? Разве амбары не наполнены зерном? Разве твои сокровищницы не полны золота, серебра[118], драгоценных камней, ожерелий и других украшений королевского двора? И вот мы теряем прекраснейшее из того, что у нас было. Теперь, если угодно, приходите. Мы сожжем все несправедливые налоговые списки, пусть нашей казне будет достаточно того, что достаточно было нашему отцу и королю Хлотарю». Так говорила королева и била себя в грудь кулаками, велела принести налоговые книги, которые привез Марк из городов их королевства, и, бросив их в огонь, вновь обратилась к королю. «Что же ты медлишь? – сказала она. – Видишь, что я делаю? Делай и ты то же. Если деток потеряем, то хоть вечной муки избежим».

Тогда король, раскаявшись, предал все налоговые книги огню. И когда книги были сожжены, король послал людей, чтобы они запретили на будущее составлять налоговые списки. После этого младший мальчик, снедаемый сильным недугом, скончался. С глубочайшей скорбью его отвезли из виллы Берни в Париж и погребли в базилике Святого Дионисия. А Хлодоберта положили на носилки и принесли в Суасон, в базилику Святого Медара, и, опустив на могилу святого, дали обет от его имени. Но в полночь, задыхаясь и ослабев, он испустил дух. Его похоронили в базилике Святых Мучеников Криспина и Криспиниана. Тогда великое рыдание было во всем народе. Плачущие мужчины и женщины в траурных одеждах, в таких, в каких они хоронят мужей, следовали за похоронной процессией. И потом король Хильперик раздал много подарков церквам, базиликам и бедным людям.

35. В те же дни от этой болезни умерла и королева Острехильда, жена короля Гунтрамна. Еще до того, как ей испустить свой презренный дух, она поняла, что ей не избежать смерти. Тяжело дыша, она захотела иметь спутников своей смерти и добивалась, чтобы во время ее похорон оплакивались и похороны других. Говорят, что, подобно Ироду, она попросила короля: «У меня была надежда на жизнь, если бы не зелье, принятое от этих проклятых врачей. Оно отняло у меня жизнь и привело к тому, что я скоро уйду из мира сего. Чтобы смерть моя не осталась неотомщенной, я прошу тебя дать клятву в том, чтобы их умертвили, как только я покину этот свет. Если я умру, то пусть и они после моей смерти не наслаждаются жизнью, и пусть одно и то же горе будет у наших и у их близких». Сказав это, несчастная испустила дух. А король после положенного траура, связанный клятвой своей супруге, выполнил ее гнусное завещание: он приказал умертвить мечом двух врачей, которые лечили ее, что, по мнению многих умных людей, было грехом.

36. Истощенный этой болезнью, умер и Нантин, граф Ангулема. Следует рассказать, как он относился к святителям и церквам Божьим. Его дядя Марахар много лет был графом в этом же городе. Закончив эту службу, он подался в церковь и, став клириком, был рукоположен в епископы. С большим рвением он строил и возводил церкви и церковные дома, но на седьмом году епископства его безжалостно сгубили враги, положив яд в голову рыбы, которую он съел, ничего не подозревая. Но Господь вскоре отомстил за него: Фронтоний, по чьему совету было совершено это преступление и который вскоре принял епископство, скончался, прослужив епископом всего один год, так как Божественное правосудие настигло его.

После его смерти епископом поставили Ираклия из Бордо, который некогда был послом у Хильдеберта Старшего. Нантин же для того, чтобы расследовать обстоятельства смерти своего дяди, добился в этом городе должности графа. Получив ее, Нантин нанес епископу много обид. Он говорил ему: «Ты держишь при себе убийц, которые умертвили моего дядю; ты приглашаешь к столу и пресвитеров, причастных к этому преступлению». Затем, когда вражда стала все более ужесточаться, Нантин постепенно начал силой захватывать церковные виллы, которые Марахар оставил церкви, утверждая, что эта церковь не должна владеть его имуществом, так как завещатель был убит ее клириками. Убив некоторых мирян, он приказал схватить пресвитера, связать его и пронзить копьем. Заложив у него, еще живого, за спину руки и подвязав к столбу, он пытался выпытать у него, был ли он причастен к этому делу. Но тот отрицал это, и, когда у него потекла кровь из раны, священник испустил дух. Возмущенный этим, епископ приказал закрыть для графа двери церкви.

Но когда в городе Сент собрались епископы, Нантин умолял епископа (Ираклия) о мире, обещая вернуть все незаконно отнятое им церковное имущество и быть послушным епископу. Повинуясь воле собратьев, епископ удовлетворил его просьбу и, оставив дело об убийстве пресвитера до суда всемогущего Бога, милостиво принял графа. После этого Нантин вернулся в город, ограбил, разорил и разрушил дома, которые он незаконно присвоил, говоря следующие слова: «Если церковь это и получит, то пусть она найдет все опустошенным».

Вновь разъярившись, епископ отлучил его от церкви. Но во время этих событий блаженный епископ, окончив свой жизненный путь, преставился ко Господу. Нантин же, пустивший в ход лесть и подачки, был снова принят некоторыми епископами в церковное общение. Но спустя несколько месяцев он заразился вышеназванной болезнью. Страдая от сильной лихорадки, он кричал и говорил: «О, горе, горе мне! Меня жжет епископ Ираклий, он меня терзает, он меня зовет на суд. Я признаюсь в преступлении; я понял, что несправедливо обидел епископа. Молю о смерти, чтобы мне недолго страдать от этой пытки». Произнеся эти слова, он впал в сильный озноб, силы покинули его тело, и он испустил свой презренный дух, оставив несомненные приметы того, что это было карой за блаженного епископа. В самом деле, бездыханное тело так почернело, будто его положили на угли и сожгли. Все были так поражены, что боялись впредь наносить обиды святителям. Ибо мстит Господь за рабов Своих, «Он – щит уповающих на Него» (Притч., 30: 5).

37. В это время умер и блаженный Мартин, епископ Галисийский, и его смерть вызвала в народе Галисии большую скорбь. Он был уроженцем Паннонии и оттуда отправился на восток посетить святые места. Он так был образован, что в те времена не было ему равных. Потом он пришел в Галисию, где был рукоположен в епископы, когда туда переносили мощи блаженного Мартина. Пробыв в этом сане около тридцати лет, исполненный добродетелей, он преставился ко Господу. Стихи, которые написаны над дверями с южной стороны в базилике Святого Мартина, он сочинил сам.

38. В этом году в Испании были сильные гонения на христиан[119]. Многих изгнали, лишили имущества, морили голодом, посадили в тюрьму, где их избивали до смерти. Зачинщицей этих злодеяний была Гоисвинта, на которой, после ее первого брака с королем Атанагильдом, женился король Леовигильд. Но, клеймя позором рабов Божьих, она сама была заклеймена Божьей карой перед всем народом: закрывшее один ее глаз бельмо лишило его света, которого лишен был и ее ум.

У короля же Леовигильда от другой жены было двое детей. Старший сын был помолвлен с дочерью короля Сигиберта, а младший – с дочерью короля Хильперика. Ингунду, дочь короля Сигиберта, отправленную с большой пышностью в Испанию, с великой радостью приняла ее бабушка Гоисвинта. Но она не позволила, чтобы Ингунда и дальше исповедовала католическую (ортодоксальную. – Ред.) веру, и начала льстивыми речами уговаривать ее перекреститься в арианскую ересь. Но Ингунда, мужественно сопротивляясь, говорила: «Достаточно того, что я уже была однажды омыта от первородного греха спасительным крещением и исповедала Святую Троицу в единстве и тождестве. Исповедую, что я верую в это от всего сердца и никогда не отступлюсь от этой веры». Услышав такие слова, Гоисвинта, распалясь неистовой яростью, схватила девушку за волосы, бросила ее на землю и до тех пор ее била башмаками, пока у нее не выступила кровь, затем она приказала снять с нее одежду и окунуть в пруд. Но, по утверждению многих, Ингунда никогда не отступалась в своей душе от нашей веры.

А Леовигильд дал Ингунде и Герменегильду один из городов, чтобы они там жили и правили им. По приезде в этот город Ингунда начала внушать своему мужу, чтобы он, оставив лжеучение еретиков, признал истинную веру. Он долго этому противился, но наконец под влиянием ее внушения был обращен в католическую (ортодоксальную. – Ред.) веру и при миропомазании наречен Иоанном.

Узнав об этом, Леовигильд начал искать повод, как бы его погубить. Но тот, догадываясь о целях отца, перешел на сторону императора Тиберия, завязав дружбу с его префектом Либерием, который тогда воевал в Испании. Но Леовигильд направил к сыну послов со словами: «Приезжай ко мне, ибо есть дела, которые мы должны обсудить вместе». А тот ответил: «Я не приеду, ибо ты враждуешь со мной из-за того, что я католик (ортодокс. – Ред.)». Отец же его дал префекту императора тридцать тысяч солидов для того, чтобы тот не оказывал помощи его сыну; и, набрав войско, он выступил против него. Но Герменегильд, призвав на помощь греков, выступил против отца, оставив свою жену в городе. Когда Леовигильд шел против него и когда Герменегильд, лишенный помощи, увидел, что никак не сможет одолеть отца, он устремился к расположенной поблизости церкви, при этом говоря: «Да не пойдет отец мой против меня, ибо противоестественно, чтобы сын убивал отца или отец сына». Услышав эти слова, Леовигильд послал к нему его брата Реккареда, который, поклявшись в том, что Герменегильд не будет подвергнут никакому унижению, сказал: «Подойди к нашему отцу, пади перед ним ниц, и он все тебе простит». Герменегильд бросился к ногам отца. Подняв его и поцеловав, отец успокоил его льстивыми речами и привел в лагерь. Пренебрегая клятвой, он подал знак своим, приказав схватить его, снять с него одежду и надеть рубище. Вернувшись в Толедо, король отнял у него слуг и отправил его в изгнание лишь с одним слугой.

39. И вот после смерти сыновей король Хильперик в глубокой скорби находился с женой в течение октября месяца в лесу Кюиз. Тогда под влиянием королевы Фредегунды он отослал своего сына Хлодвига в Берни, с тем, вероятно, чтобы и он погиб от той же болезни. В те дни там сильно свирепствовала эта болезнь, унесшая в могилу его братьев; но там ничего плохого с Хлодвигом не случилось. Сам же король прибыл на виллу Шель близ Парижа. Спустя несколько дней он повелел Хлодвигу явиться к нему.

Теперь я расскажу о том, каков был его конец. Живя с отцом, Хлодвиг начал преждевременно кичиться и говорить: «Вот умерли мои братья, все королевство осталось мне, и вся Галлия будет в моем подчинении, и судьба одарила меня всей властью! Вот враги мои в руках моих, и я сделаю с ними то, что захочу». И о мачехе своей он вел недостойные речи. Услышав это, королева сильно испугалась.

Спустя несколько дней к королеве пришел некто и сказал: «Ты осталась без детей из-за коварства Хлодвига. Влюбившись в дочь одной из твоих служанок, он умертвил твоих сыновей при помощи злых чар матери той девушки. Поэтому я и напоминаю тебе о том, чтобы ты не надеялась на лучшее, так как у тебя отняли надежду, благодаря которой ты должна была бы править». Тогда королева, испуганная, разгневанная, расстроенная недавней потерей детей, схватила девушку, на которую Хлодвиг положил глаз, и, сильно избив, приказала отрезать ей волосы и, прикрепив их к шесту, велела установить его перед жилищем Хлодвига. У связанной же и долго пытаемой матери девушки королева вырвала признание в том, что все это правда. Затем королева вкрадчивым голосом поведала королю об этом и о другом в таком же роде, потребовав наказания для Хлодвига.

Собираясь на охоту, король велел тайно вызвать к нему Хлодвига. Когда тот прибыл, герцоги Дезидерий и Бобон по приказанию короля схватили его и надели на него кандалы, отняв у него оружие и одежду. Они одели его в рубище и привели, закованного, к королеве. Королева же приказала содержать его под стражей, желая узнать у него, так ли все это, о чем она узнала, или сделал он это по чьему-либо совету и наущению, будучи связан тесной дружбой с какими-либо людьми. А он, все отрицая, рассказал лишь, что он в дружбе со многими. Наконец через три дня королева приказала переправить его, закованного, через реку Марну и содержать под стражей на вилле, называемой Нуази-ле-Гран. Там он и погиб от удара кинжалом и там же был похоронен. Между тем прибывшие к королю вестники сказали, что Хлодвиг сам заколол себя, и утверждали, что кинжал, которым он заколол себя, оставался еще в ране. Введенный в заблуждение этими словами, король Хильперик не проронил слезы по тому, кого он сам, можно сказать, предал смерти по наущению королевы. Слуги Хлодвига были отосланы в разные места. Мать же его Авдовера была жестоко умерщвлена. А сестру его, Базину, после того как ее опозорили слуги королевы, отослали в монастырь, где она находится и теперь, сменив светскую одежду на монашескую. Все их богатство было передано королеве. А женщину, которая наговорила на Хлодвига, осудили на сожжение. Когда ее вели, она, несчастная, начала кричать, что солгала. Но эти слова ей не помогли: ее привязали к столбу и заживо сожгли. Королевский конюший Хуппа притащил из Буржа Хлодвигова казначея. Надев на него оковы, он переправил его королеве для того, чтобы предать всевозможным пыткам, но королева приказала его освободить от наказаний и оков. И мы добились у короля, чтобы она разрешила ему удалиться невредимым.

40. После этого от сильной лихорадки скончался епископ Елафий из Шалона[120], посланный по делам королевы Брунгильды в составе посольства в Испанию. Его тело перевезли оттуда и похоронили в его городе. Епископу же Евнию, о котором мы упоминали выше как о после бретонцев, не разрешили возвратиться в свой город; король приказал содержать его в Анже на общественный счет. Когда Евний прибыл в Париж и служил воскресную праздничную литургию, он вдруг, вскрикнув и захрипев, упал. Из его рта и носа потекла кровь; его унесли на руках. Однако он поправился. Он чрезмерно предавался вину и обычно так сильно напивался, что не мог держаться на ногах.

41. Мир, король Галисии, направил к королю Гунтрамну послов. И когда они проходили через границу области Пуатье, которая тогда принадлежала королю Хильперику, ему сообщили об этом. Король Хильперик приказал доставить их к нему под охраной и содержать их в Париже под стражей. В то время в город Пуатье пришел из леса волк; когда ворота закрыли, волка обложили и убили. Некоторые, кроме того, утверждали, что видели, как запылало небо. Река Луара, после того как в нее влилась бурная река Шер, поднялась выше прошлогоднего. Промчался южный ветер такой силы, что повалил леса, разрушил дома, снес изгороди и, увлекая самих людей, губил их. Он бушевал на пространстве около мили в ширину, а в длину и определить нельзя. Даже петухи часто пели с наступлением ночи. Произошло затмение луны, и появилась комета. За этим в народе последовала сильная эпидемия. Послов же свевов через год отпустили, и они вернулись на родину.

42. Маурилио, епископ города Кагор (Каор), страшно страдал от подагры. Он усиливал свои ужасные страдания болью от других злоключений, иногда прикладывая раскаленную кочергу к своей коже и ногам, чтобы увеличить свои страдания. На его епископство претендовали многие, но сам он отдавал предпочтение Урсицину, являвшемуся хранителем печати королевы Ультроготы, жены Хильдеберта I, о чем не раз просил Господа в своих молитвах вплоть до самой смерти.

Он был человеком необычайно милосердным, настолько хорошо знал Священное Писание, что мог цитировать по памяти родословную, приведенную в Ветхом Завете, которую немногие знали наизусть. Он был справедлив в своих решениях и, как сказано в Книге Иова, защищал бедных из своей епархии от десницы несправедливых судей: «спасал страдальца вопиющего и сироту беспомощного. Благословение погибавшего приходило на меня, и сердцу вдовы доставлял я радость. Я был глазами слепому и ногами хромому; Отцом был я для нищих, и тяжбу, которой я не знал, разбирал внимательно» (Иов., 29: 12—13, 15—16).

43. Король Леовигильд направил послом к Хильперику Агилана, недалекого человека, не обученного вести полемику, но известного своей неприязнью к католической вере. На его пути оказался Тур, и он воспользовался этим, чтобы вызвать меня на спор в связи с моими убеждениями и оскорбить догматы церкви.

«Епископы древней церкви были не правы, – говорил он, – когда заявляли, что Сын равен Отцу. Как он может быть равен Отцу, когда Он заявляет: «Отец Мой более Меня» (Ин., 14: 28). Неверно, чтобы Сын считал Себя равным Отцу, когда Он жалуется по поводу Своей жалкой кончины. Когда Он уже почти умер, Он передал Свой дух Отцу, как будто Он сам уже не обладал никакой силой. Отсюда становится совершенно очевидным, что он меньше Отца, как по силе, так и по возрасту!»

Отвечая на это, я спросил, верит ли он в то, что Иисус Христос был Сыном Бога, и признает ли, что Он являлся мудростью Господа, светом, правдой, жизнью, справедливостью Господа. Агилан ответил: «Я верю, что Сын Господа сделал все это». Тогда я сказал: «Скажи мне теперь, когда же Отец не обладал мудростью? Как же Он мог быть без света, жизни, правды, справедливости? Точно так же, как Отец не может существовать без всех этих вещей, так и Он не может существовать без Сына.

Все эти качества и соединяются в таинство имени Господа. Точно так же и Отца трудно назвать Отцом, если у него нет Сына. Когда ты цитируешь Сына, говоря «Отец Мой более Меня», должно быть тебе известно, что Он сказал это, находясь в униженном состоянии Своей плоти, когда Он допустил так, что Он мог совершить искупление – не через могущество, а через смирение.

Ты должен это помнить, когда приводились слова: «Отец мой более Меня».

В другом месте он говорит: «Я и Отец – одно» (Ин., 10: 30), относя Его дух к слабости Его плоти, чтобы мы поверили, что он является тем самым Богом, а также и человеком.

Агилан ответил: «Тот, кто делает, что велит ему другой, ниже его, Сын всегда не такой значительный, как Отец, потому что не существует доказательств того, что Отец выполняет волю Сына». Я ответил, что «Отец – это Сын и что Сын в Отце, и каждый существует в едином Божестве. Если вам нужны доказательства того, что Отец выполняет волю Сына, учтите, что наш Господь Иисус Христос говорит, когда Он приходит, чтобы воскресить Лазаря, но вы поймете это, если в целом уверуете в Евангелие, как там говорится: «Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня» (Ин., 11: 42).

Когда наступает время Его страстей, Он говорит: «И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира» (Ин., 17: 5). Отец отвечал Сыну с небес: «И прославил и еще прославлю» (Ин., 12: 28). Отсюда делаем вывод, что Сын равен Отцу по Божеству, а вовсе не ниже его и Он не уступает ему ни в чем ином. Если вы признаете, что Сын – это Бог, то согласитесь, что Он совершенен и что он безукоризнен».

Агилан ответил: «Именно после того, как Он сделался человеком, его стали называть Сыном Господа, но все-таки было время, когда Он не был таковым». – «Прислушайся к Давиду, говорящему от имени Господа, – сказал я, – «из чрева прежде денницы подобно росе рождение Твое» (Пс., 109: 3). И вот что еще говорит евангелист: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин., 1: 13). Тебя настолько ослепила разъедающая тебя ересь, что ты не понимаешь суть Божественного начала».

Агилан ответил: «Разве ты веришь, что Святой Дух – Господь, и действительно отстаиваешь, что Он равен Отцу и Сыну?» Я ответил: «Один Господь триедин, и три Лица составляют единство. Три Лица, но едино царство, едино величие, едина сила и всемогущество». Агилан ответил: «Святой дух, равный Отцу и Сыну, как ты говоришь, явно меньше их обоих, ведь мы читаем, что Его возвестил Сын и послал Отец. Никто не может возвестить то, что вне его власти, и никто не может послать то, что не является ниже его».

Сам Иисус заявляет в Евангелии: «Если Я не пойду, Утешитель не придет к вам, а если пойду, то пошлю Его к вам» (Ин., 16: 7). На что я ответил: «Правильно сказал Сын до Своих страстей, что если бы Он не вернулся с победой к Отцу, искупив грехи мира Своей собственной кровью и приготовив место Богу в душах людей, Святой Дух, то есть Господь, не спустился бы с небес в душу идолопоклонников, оскверненных первородным грехом».

Соломон говорит: «Дух Святой удалится от лукавства». Если бы ты верил в воскрешение, то не выступал бы против Святого Духа. Как говорится в Слове Божьем: «Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему, если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Мф., 12: 32). На что Агилан ответил: «Господь – Тот, кто послал, а тот, кто послан, – не Господь».

Тогда я спросил его, верит ли он в учение апостолов Петра и Павла. Агилан ответил, что верует. «Когда апостол Петр упрекает Ананию в том, что он вел себя нечестно на поле, которое продал, – сказал я, – он спрашивал: «Ты солгал не человекам, а Богу» (Деян., 5: 4). Когда Павел определяет степени духовной благодати, он заявляет: «Все сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1 Кор., 12: 11).

Тот человек, кто достигает того, что и должен достичь, никому ничем не обязан. Как я уже сказал, ты совершенно заблуждаешься по поводу Святой Троицы, более того, то, как твой учитель Арий встретил свой конец, и показывает, насколько развращенной и порочной является твоя секта».

На что Агилан ответил: «Ты не должен порицать ту веру, какую ты не принял. Ты заметил, что мы, те, кто не верят в то, во что веришь ты, тем не менее не сквернословим против вас. Преступлением не является то, что одна часть людей верит в одну доктрину, а другая часть людей – в другую.

Действительно, существует пословица, в которой говорится, что никакой вред не может быть причинен человеку, который одинаково уважает и святую церковь, и язычников».

Мне стало ясно, что имею дело с глупым человеком. «Ты являешься, как я понимаю, одновременно защитником язычников и главой еретиков. Ты не только оскверняешь догмы Церкви, но также защищаешь поклонение языческим гадостям.

Тебе стоило бы вместо этого вооружиться верой, какая Аврааму открылась около дубравы, а Исааку в баране, Иакову в камне и Моисею в купине, ту веру, что Аарон принес на груди, какую знал Давид, когда танцевал с тамбурином, и какую Соломон предрек в своих Притчах. Ту веру и тот закон, какую воспели все патриархи и пророки, прославили в своих проповедях и символически представляли в своих жертвах. Ту веру, какой наш покровитель Мартин обладал в своем сердце и сегодня показывает нам с помощью своей чудесной силы.

Если бы ты обратился к истинной вере, то поверил бы в нераздельную Троицу и смог бы получить мое благословение, твое сердце очистилось бы от яда ложной веры и твои неверные суждения исчезли, грехи очистились».

Агилан вышел из себя и заскрежетал зубами, как будто сошел с ума. «Скорее моя душа покинет тело, – пробормотал он, – прежде чем я получу благословение от священника вашей религии!»

«Господь не допустит, чтобы наша вера стала слабой, – ответил я, – и чтобы я терял время на неверных собак или предлагал драгоценные перлы грязным свиньям!»

Услышав это, Агилан прекратил дискуссию, поднялся и вышел. Спустя некоторое время, когда он возвращался в Испанию, он серьезно заболел, в результате чего почувствовал склонность обратиться в нашу религию.

44. Тогда же король Хильдеберт опубликовал указ, где повелевал, чтобы мы не делали различий между ипостасями Святой Троицы, но называли просто Господом. Он установил, что не подобает говорить о Господе как о человеке из плоти и крови. Король заявлял, что Отец в то же время и Сын, и он же Святой Дух, будучи Отцом и Сыном.

«Именно в таком виде он явился пророкам и патриархам, – сказал король, – и именно так его возвестил Закон». Король распорядился, чтобы все эти заявления довели до моего сведения, и добавил: «Таково мое решение, и вы, и другие теологи церкви должны сделать это частью вашей собственной веры».

«Самый благочестивый король, – ответил я, – ты должен оставить ничем не подтвержденные убеждения и следовать за тем, что апостолы и после них другие Отцы Церкви передали нам, тем, чему учили Иларий и Евсевий, что ты сам признал при твоем крещении».

Король страшно разгневался. «Очевидно, – заявил он, – что Иларий и Евсевий учили совершенно противоположному тому, во что я верую».

Мой ответ был следующим: «Тебе должно быть понятно, что твои личные верования не оскорбляют ни самого Господа, ни его святых. Тебе следует принять, что в своем облике Отец отличается от Сына и что Сын отличается от Святого Духа.

Ни Отец не являлся человеком, ни Святой Дух, но Сын, будучи Сыном Господа, так что ради спасения Его могли принять как Сына Божьего и Девы Марии. Страдал не Отец, не Святой Дух, но Сын, чтобы он, воспринявший плоть в мире, пожертвовал собой за мир. То, что ты говоришь о личностях, должно восприниматься в духовном смысле, а не в физическом. В этих трех лицах одна слава, одна вечность и одна власть».

Король оскорбился тем, что я сказал. «Я представлю все твои доводы тем людям, кто отличается большей мудростью, чем у тебя, – ответил он. – И они согласятся со мной». – «Любой, кто готов принять твои рассуждения, станет считаться не мудрецом, а глупцом», – ответил я. Король заскрежетал зубами, но ничего не сказал.

Спустя несколько дней Сальвий, епископ Альби, прибыл ко двору. Король высказал ему свои взгляды и умолял его сказать, что он согласен с ним. Однако Сальвий тотчас отверг их, причем настолько резко, что если бы смог добраться до бумаги, на которой они были записаны, то разорвал бы ее в клочья. Поэтому королю Хильдеберту пришлось изменить свою точку зрения.

Кроме того, король написал несколько поэтических книг[121], пытаясь подражать Седулию[122], но в его просодиях не встречаются признанные правила стихосложения. Он также добавил несколько букв к нашему алфавиту, и буквы w, ae, the и wi должны были обозначать греческие ?, ?, Z и ?. Он отправил указы во все города своего королевства, заявляя, что следует учить этим буквам мальчиков в школе и что в книгах, использовавших старые буквы, следует стереть их пемзой и написать вместо них новые.

45. В то время умер Агрикола, епископ города Шало-сюр-Сон. Он происходил из семьи сенатора, славился своей мудростью и утонченностью. Он был связан с множеством строительных проектов в своем собственном городе, поставил ряд частных домов и воздвиг церковь с колоннами, украшенную мрамором и отделанную мозаикой.

Агрикола практиковал необычайное воздержание, никогда не ел в полдень, только ужинал, и устраивал свою еду так рано, что заканчивал, когда солнце еще не садилось. Он был весьма сведущ в гуманитарных науках, говорил необычайно изящно. Он умер в возрасте восьмидесяти трех лет, на сорок восьмой год своего епископства. На этом месте его сменил Флавий, хранитель печати короля Гунтрамна.

46. Следующим умер Далмаций, епископ Родеза. Он слыл набожным человеком, умеренным в еде и не отягощенным плотскими желаниями, необычайно щедрым в пожертвованиях, необычайно дружелюбным ко всем и проводившим все время в молитвах и постах. Он построил собор, но так долго его улучшал, что не успел закончить.

Как часто бывает, что, когда он умер, на его епископство оказалось множество претендентов. Священник по имени Транзобад, который при Далмации одно время был архидьяконом, лелеял особые надежды, основываясь на том, что отдал своего сына в дом Гого, являвшегося тогда воспитателем короля Хильдеберта.

Епископ Далмаций оставил завещание, где дал ясно понять, какой подарок он хотел бы получить от короля после своей смерти. Он заклинал его ужасными клятвами не допустить избрания чужеземца, или сребролюбца, или любого, кто был женат, но найти человека, способного заменить его, лишенного этих недостатков и проводящего свое время вознося хвалу Господу.

Священник Транзобад дал обед для городского клира. Когда они все расселись за едой, один из священников выступил с совершенно недопустимыми нападками на умершего епископа, дойдя до того, что назвал его простофилей и сумасшедшим. Когда он говорил, виночерпий подошел к нему, чтобы предложить вина. Тот взял кубок и поднес его к губам, но вдруг так сильно задрожал, что уронил кубок. Потом прислонил свою голову к священнику, находившемуся рядом с ним, а затем умер на месте.

Его тотчас унесли из-за стола и перенесли к месту погребения, где тотчас и похоронили. Завещание же епископа Далмация зачитали вслух королю Хильдеберту и его советнику. По их распоряжению на должность архиепископа возвели Феодосия, архидьякона Родеза.

47. Узнав о преступлениях Левдаста против храмов и всего населения Тура, Хильдеберт отправил в город Ансовальда. Тот прибыл в город во время праздника святого Мартина и предоставил мне и населению право свободного выбора. В качестве нового графа был избран Евномий.

Увидев, что его отстранили, Левдаст стал искать аудиенции у Хильдеберта. «О благочестивейший король, – заявил он, – я удерживал город Тур до настоящего времени. Теперь, когда меня сместили с должности, я должен рассказать, как управляют этим местом. В частности, знай, что епископ Григорий всячески стремится передать его сыну Сигиберта».

Услышав об этом, Хильдеберт ответил: «Это неправда. Ты говоришь так, потому что тебя сместили». – «Я могу рассказать много скандальных вещей о епископе, – продолжал Левдаст. – Среди прочего он утверждает, что королева, твоя супруга, имеет любовную связь с епископом Бертрамом». Король Хильдеберт разъярился, повелел избить Левдаста, заковать его в цепи и бросить в темницу.

48. Наступило время закончить книгу V, я завершу ее, описав некоторые злодеяния Левдаста, но сначала расскажу вам о его семье, том месте, откуда он родом, и его характере. Левдаст родился на острове Грацина в Пуату[123]. Он был сыном Левкадия, раба, присматривавшего за виноградниками в одном из поместий.

Когда Левдасту пришло время начать служить, ему дали работу на королевской кухне. В юности у него были слабые глаза, поэтому раздражающий дым оказался губительным для них. Поэтому его повысили, передвинув от кухонного пестика к корзине пекаря. Он притворялся, что получает удовольствие, находясь среди бродящего теста, но в конце концов он оставил службу и сбежал.

Два или три раза его ловили и приводили обратно и наконец наказали, отрезав одно ухо. Теперь он никак не мог скрыть такой знак на теле, поэтому бежал к королеве Марковефе, на которой король Хариберт женился вместо ее сестры и которую он нежно любил. Она необычайно ласково отнеслась к Левдасту, помогла ему и предоставила возможность ухаживать за лучшими лошадьми в своей конюшне.

В результате его самомнение и высокомерие настолько возросли, что он занял должность королевского конюшего. Он был заносчив как петух, предавался всевозможным удовольствиям, и не было пределов его жадности. Как особый фаворит своей покровительницы, он совался всюду, куда только мог, бегая везде по делам королевы.

Когда она умерла, его кошелек оказался хорошо набит в результате его бесчестных действий, таким образом он смог поднести подарки королю Хариберту, позволившему Левдасту сохранить должность. Затем в наказание жителей города Тура Левдаста поставили на должность графа города. Гордясь своей должностью, он сделался еще более надменным.

Левдаст отделал свое собственное жилище, воруя самым хищническим образом, всегда кричал громче всех во всех ссорах и просто не знал ограничений в своей половой распущенности. Когда Хариберт умер, город Тур вошел в ту часть, что унаследовал Сигиберт. И Левдаста постигла заслуженная участь, он потерял добычу, приобретенную дурным образом, – все разграбили сторонники Сигиберта. С помощью своего сына Теодеберта король Хильперик вновь овладел городом Туром позже.

Когда я прибыл в Тур, Теодеберт весьма настоятельно порекомендовал мне вновь назначить Левдаста на графство, которым он владел ранее. Снова и снова Левдаст клялся на могиле святого Мартина, что всегда станет поступать разумно и будет верным помощником не только мне лично, но и во всех нуждах церкви.

Сам же он больше всего боялся того, чтобы король Сигиберт однажды снова не завладел городом. Когда Сигиберт умер, Хильперик вернул себе контроль над городом, и Левдаст снова сделался графом. Но когда в Тур пришел Меровей, он захватил всю собственность Левдаста.

Два года, пока город находился в руках Сигиберта, Левдаст прятался в Бретани. Затем он снова сделался графом, как я говорил, и настолько возомнил о себе, что возымел обыкновение приходить в церковный дом в латах, с колчаном, копьем в руке и шлемом на голове.

Он не доверял никому, потому что все ненавидели его. Когда Левдаст находился при дворе вместе с почетными горожанами города, среди которых были и миряне, и духовные лица, он впадал в ярость и проклинал жителей Тура, если кто-то из них искал справедливости.

Он мог приказать, чтобы священников притащили в наручниках, приказывал бить палками воинов, он слыл настолько жестоким, что не найдется слов, чтобы описать это. Когда Меровей, лишивший Левдаста большей части его богатств, оставил Тур, граф начал порочить меня, предположив, что именно по моему совету принц унес его имущество.

Сделав все от него зависящее, чтобы оклеветать меня, он затем повторил свою клятву, что никогда не пойдет против нас, перед покровом на могиле святого Мартина.

49. Будет слишком утомительно пересказывать все клятвопреступления и дурные дела Левдаста[124]. Позвольте мне вместо этого рассказать о его попытке сместить меня с епископства, посредством несправедливых и злобных обвинений. А также рассказать, как на него обрушилась месть Господа, осуществив пророчество: «Ибо всякий брат ставит преткновение другому, и всякий друг разносит клеветы» (Иер., 9: 4). «Кто роет яму, тот упадет в нее» (Притч., 26: 27).

Левдаст принес много зла мне и моим близким, а также разграбил большую честь церковной собственности. Сговорившись со священником Рикульфом[125], оказавшимся таким же злобным, как и он, Левдаст обвинил меня в том, что я порочу королеву Фредегунду. Он решил, что под пыткой мой архидьякон Платон и мой близкий друг Галиен признаются, что я был виновен в подобной клевете.

Именно тогда король вышел из себя, как я уже рассказывал вам, повелев избить Левдаста, а затем велел заковать его в цепи и бросить в тюрьму. Левдаст твердил, что получил эту информацию от иподьякона, также звавшегося Рикульфом. Этот Рикульф оказался таким же своенравным и беспринципным человеком, как и сам Левдаст. Еще в прошлом году он вместе с Левдастом начал устраивать заговор против меня.

В поисках оснований для возведения против меня оскорбительных обвинений Рикульф и отправился к Левдасту. В течение четырех месяцев он устраивал всяческие ловушки и козни против меня. Затем он пришел ко мне, взяв с собой Левдаста, умоляя меня простить его и взять обратно к себе.

Я поступил следующим образом: я при всех принял в свой дом человека, слывшего моим личным врагом. Когда Левдаст ушел, его архидьякон Рикульф бросился к моим ногам. «Если ты немедленно не поможешь мне, я умру. Меня спровоцировал Левдаст, и я сделал вещи, о которых не должен говорить. Ты должен отослать меня в одно из других королевств. Если ты откажешься сделать это, меня схватят люди короля, и я заплачу за все своей жизнью».

«Если ты действительно совершил такую глупость, – ответил я, – твои слова падут на твою собственную голову. Конечно, я не отправлю тебя в другое королевство, иначе навлеку на себя подозрения короля». После этого Левдаст выдвинул обвинения против иподьякона Рикульфа, заявив, что слышал, как тот говорил о том, за что наказали его, Левдаста. Левдаста освободили, а иподьякон был закован в цепи и брошен в темницу. Тогда Рикульф заявил, что Галиен и архидьякон Платон присутствовали при разговоре и слушали, когда я, епископ, произносил известные слова.

Что же касается другого Рикульфа, которому Левдаст уже пообещал, что он сменит меня в качестве епископа, он находился в настолько приподнятом настроении, что казался таким же гордым, как и Симон волхв. Хотя он поклялся мне в верности три или более раз на могиле святого Мартина, но на шестой день Пасхи он поносил меня и даже ссорился со мной, с трудом удерживаясь от того, чтобы не наброситься на меня, рассчитывая, вероятно, на приготовленную для меня западню.

На следующий день, то есть в пасхальную субботу, Левдаст пришел в Тур, якобы по какому-то другому делу. Он схватил Галиена и архидьякона Платона, заковал их в цепи и препроводил к королеве, скованных и в нижнем белье. Я узнал об этом, когда находился в церковном доме. Я опечалился и раздосадовался. Я отправился в мою часовню и взял книгу псалмов Давида, надеясь, что, открыв ее, найду какой-нибудь текст, который успокоит меня: «И повел народ Свой, как овец, и вел их, как стадо, пустынею. Вел их безопасно, и они не страшились, а врагов их покрыло море» (Пс., 77: 52, 53).

Тем временем они начали пересекать реку выше по течению от моста, используя понтонные лодки. Лодка, в которой ехал Левдаст, перевернулась, и он погиб бы вместе со своими товарищами, если бы не пустился вплавь. С Божьей помощью вторая лодка, прикрепленная к первой и перевозившая пленников, оставалась на плаву. Затем заключенных в цепях привели к королю и предъявили обвинение. Им предстояло умереть, но король переменил свое решение. Он освободил их от оков, но продолжал держать под стражей, не причинив вреда, но под наблюдением.

Тем временем герцог Берульф и граф Евномий распространили в Туре слух, что король Гунтрамн собирается захватить город Тур. Воспользовавшись этим, Берульф велел тщательно охранять город, чтобы не произошло ничего дурного. Они искусно разместили у ворот охрану, предполагая защитить город, но на самом деле продолжали охранять меня. Они дошли даже до того, что отправили ко мне людей с советом, что лучше всего было бы, чтобы я собрал в моей церкви все самое ценное и попытался тайно бежать в Клермон. Но я не сделал так, как им хотелось.

Затем король собрал совет епископов своего королевства и велел, чтобы дело тщательно расследовали. Несколько раз тайно допросили архидьякона Рикульфа, и он рассказал множество небылиц обо мне и моем окружении. Плотник Модест сказал Рикульфу, когда он клеветал на меня: «Какой же ты негодяй, что замышляешь дурное и плетешь заговоры против твоего собственного епископа, никого не слушая! Лучше будет, если ты промолчишь, попросишь прощения у своего епископа и таким образом вернешь его расположение».

В ответ архидьякон начал кричать: «Этот человек велит мне замолчать, вместо того чтобы раскрыть правду! Он – враг королевы, потому что хочет помешать нам расследовать обвинения, выдвинутые против нее». О случившемся тотчас доложили королеве Фредегунде, Модеста арестовали, подвергли пытке, избили, заковали в цепи и заперли в тюрьме.

Когда он сидел там, между двумя стражниками, отягощенный цепями, прикрепленный к колоде, наступила полночь, и стражники задремали. Модест вознес молитву Господу, чтобы Он Своей всемогущей волей снизошел к бедному убогому, привязанному и не желавшему этого. И Он устроил так, чтобы тот освободился с помощью вмешательства святого Мартина и святого Медара.

Цепи распались, колода расщепилась, дверь в темницу открылась, и Модест покинул тюрьму и вошел в церковь святого Медара, где я проводил ночное бдение.

Тем временем епископы собрались на вилле короля Хильдеберта в Берни-Ривьере, где им повелели остановиться. Король прибыл, приветствовал собравшихся, они благословили его, и он занял свое место. Затем Бертрам, епископ города Бордо, против которого вместе с королевой выдвинули обвинение, открыл дело и начал допрашивать меня, заявляя, что я являюсь автором обвинений, выдвинутых против королевы Фредегунды и его самого. Я все отрицал, как только мог, утверждая, что я не мог сказать ничего подобного. Другие могли прислушиваться к подобным слухам, самому же мне подобные мысли никогда не приходили в голову.

Тем временем за домом начинал нарастать шум среди тех, кто там собрался. «Почему на святителя Божия возводят напраслину? – кричал народ. – Почему король не прекратит это дело? Не только епископу, но даже рабу нельзя предъявлять подобные обвинения! Увы! Увы! Милосердный Господь, приди, мы возносим Тебе молитву, помоги Твоему слуге!»

Король же сказал: «Выдвинутое против моей жены обвинение прямо оскорбляет меня. Если вы считаете, что в деле против епископа следует выслушать этого свидетеля, он готов и ждет. Если, однако, вы сочтете, что это не так, то мы должны принять заявление епископа и сказать об этом. Я здесь, чтобы выслушать ваше решение».

Все присутствующие только удивлялись мудрости и выдержке короля. Они единогласно согласились со следующим решением: «Будет неправильно, если мы примем свидетельское показание низшего по чину против епископа». Окончательное решение оказалось следующим. Я должен был, после того как отслужат мессу на трех разных алтарях, очистить себя от обвинения, поклявшись. Условия противоречили канону, но я выполнил их, принимая в расчет чувства короля. Должен только добавить, что принцесса Ригунта, сочувствовавшая мне и моим страданиям, продолжала поститься вместе со всеми своими домочадцами, пока один из слуг не пришел и не заявил, что я выполнил все условия, навязанные мне.[126]

Снова епископы собрались в присутствии короля. «Епископ выполнил то, что ему велели, – заявили они. – Неужели остается только одно – отлучить от причастия тебя вместе с Бертрамом, выдвинувшим обвинения против своего коллеги епископа?» На это король Хильдеберт ответил: «Я только повторил то, что мне стало известно».

Тогда епископы потребовали назвать того, кто ему рассказал об этом. Король ответил, что слышал клеветнические измышления от Левдаста. Граф уже бежал, он оказался человеком нестойким в своих намерениях и сомневающимся в решениях. Тогда все собрание епископов объявило, что этот источник скандала, хулитель королевы, тот человек, кто обвинил своего собственного епископа, должен быть отлучен всеми церквами в качестве наказания за то, что бежал из комнаты суда.

Они подписали письмо и послали его с целью выполнения ко всем епископам, которые не смогли присутствовать. Затем они вернулись домой в свои епархии. Когда Левдаст услышал, что произошло, он стал искать убежища в церкви Святого Петра в Париже. Позже Левдаст узнал, что король издал декрет, что ни один человек во всем королевстве не должен ему предоставлять убежище в своем доме. Кроме того, он узнал, что его сын, оставленный дома, умер.

Он тайно направился в Тур и перевез самые ценные свои вещи в место, расположенное где-то около Буржа. Его преследовали люди, посланные королем, но ему снова удалось сбежать. Его жену схватили и отправили в ссылку в окрестности Турне. Рикульфа, архидьякона, приговорили к смерти. Мне удалось вымолить ему жизнь, но я не смог избавить его от пытки.

Ничто, даже металл не мог бы вынести такие удары, вытерпеть которые пришлось этому жалкому существу. С третьего часа дня его подвесили к дереву, с руками связанными за спиной. В девять часов его сняли, растянули, затем избили палками, прутьями и двойными кожаными ремнями. Причем бил его не один человек или двое, а все те, кто мог дотянуться до его жалкого тела.

Наконец, находясь почти при смерти, он открыл правду и публично выдал свой тайный замысел. Он признался, что все обвинения в адрес королевы были сделаны с целью принудить ее бежать из королевства. Предполагали, что, убив братьев и отца, Хлодвиг должен был сделаться королем, в то время как Левдаст получит герцогство. Священника Рикульфа, с тех времен, когда святой Евфроний, епископ, сделался близким другом Хлодвига, должны были попросить возглавить епископство Тура, а он, субдьякон Рикульф, должен был стать архидьяконом.

С помощью милости Божьей я благополучно добрался до Тура. Там я обнаружил, что в моей церкви произошла большая неразбериха благодаря священнику Рикульфу. Этот человек поднялся из весьма низкого положения и был назначен епископом Евфронием архидьяконом. Получив священнический сан, он и проявил свою истинную натуру. Он всегда вел себя неподобающим образом, хвастаясь и дерзко обращаясь с окружающими.

Когда я отсутствовал, отвечая на выдвинутые обвинения перед королем, он имел наглость войти в епископский дом, как будто его уже назначили епископом. Он провел опись церковной утвари и захватил всю церковную собственность. Он оделил ценными подарками высшее духовенство, раздавал виноградники и луга. Младшее духовенство он награждал ударами палок и даже дубинок, причем нередко делал это сам, заявляя при этом: «Теперь я над вами, поскольку я одолел своих врагов и теперь очищу город Тур от людей из Клермона».

Бедный глупец, кажется, не понимал, что кроме пяти других епископов, которые получали свое назначение в епископство Тура, все остальные являлись кровными родственниками, принадлежащими к нашему роду. Он часто говорил своим приятелям, что умного человека можно обмануть, только принеся лжесвидетельство против него. Когда я вернулся в Тур, он продолжал угрожать мне, относясь ко мне с презрением. Он не вышел получить мое благословение, как сделали другие горожане, но все так же угрожал мне и заявлял, что убьет меня.

Я воспользовался советом моих викарных епископов и велел отправить его в монастырь. Там его содержали под усиленной охраной, но он сбежал, рассказав небылицы аббату и с помощью людей, посланных епископом Феликсом, который поддерживал виновную партию в деле, о котором я только что вам рассказал. Затем он отправился к Феликсу, и этот епископ, который должен был проклясть его, напротив, встретил его с распростертыми объятиями.

Левдаст бежал в окрестности Буржа, забрав с собой все имущество, которое накопил, ограбив бедных. Некоторое время спустя местный судья и жители Буржа напали на него и отняли все золото и серебро, что он украл, не оставив ему ничего, кроме того, что было на нем. Они намеревались убить его, но ему снова удалось сбежать. Левдаст собрал вокруг себя банду своих сторонников, куда входило и несколько человек из Тура, и в свою очередь напал на тех, кто обобрал его.

Одного человека они убили, и Левдаст вернул часть своей собственности, после чего направился обратно в Турен. Услышав об этом, герцог Берульф отправил вооруженный отряд схватить его. Поняв, что его могут поймать, Левдаст все бросил и стал искать убежище в церкви Святого Илария в Пуатье. Герцог Берульф направил собственность, которую он захватил, королю.

Время от времени Левдаст выходил из церкви, чтобы вторгаться в дома разных горожан и нагло грабить их. Его даже заставали за прелюбодеянием с женщинами в портике церкви. Узнав о таком явном отклонении от норм морали в месте, посвященном Господу, королева Фредегунда повелела изгнать его из церкви. Левдаста выдворили, он направился к друзьям в Бурже и попросил их спрятать его.

50. Ранее я собирался рассказать вам о той беседе, что состоялась у меня со святым Сальвием, епископом[127]. Я забыл об этом сказать, поэтому вы, наверное, не станете возражать, если я расскажу об этом сейчас. После совещания, о котором я вам рассказывал, я уже воспользовался своим правом, оставил короля и почти направился домой, когда мне показалось, что я не смогу уехать, не попрощавшись с Сальвием и не обняв его.

Я стал искать его в прихожей дома, где он остановился в Берни-Ривьере, и в конце концов нашел его. Я сказал ему, что собираюсь отправиться домой. Мы вышли из дома и немного прошлись, затем остановились, чтобы поговорить. «Посмотри на крышу того здания, – сказал Сальвий. – Видишь ли ты то, что вижу я?» – «Я вижу только новую черепичную кровлю, которую король поставил совсем недавно», – ответил я. «Ты ничего больше не можешь увидеть?» – спросил он. «Нет, – ответил я, – ничего не вижу». Мне стало казаться, что он смеется надо мной. «Если ты сам можешь что-то увидеть, скажи мне», – добавил я.

Он глубоко вздохнул и ответил: «Я вижу обнаженный меч гнева Господа, висящий над этим домом». И Сальвий оказался прав в своем пророчестве. Спустя двадцать дней умерли оба сына короля Хильдеберта, о чем я вам уже рассказывал.

Здесь заканчивается книга V, доходящая до пятого года правления короля Хильдеберта.

1. О союзе Хильдеберта с Хильпериком. Бегство Муммола

2. Как послы Хильперика вернулись из Восточной Европы

3. О посольстве Хильдеберта к Хильперику

4. Как Лупа изгнали из царства Хильдеберта

5. Мой диспут с евреем

6. О воздержании и чудесах Госпиция-затворника

7. Смерть Ферреола, епископа города Юзес

8. О Епархии, затворнике из Ангулема

9. О Домноле, епископе Ле-Мана

10. Как пытались разграбить храм Святого Мартина

11. О епископе Теодоре и о Динамии

12. О войске, посланном на Бурж

13. Как были убиты Луп и Амвросий, жители Тура

14. О знамениях и чудесах

15. Смерть епископа Феликса

16. Как Папполен спас женщину, на которой собирался жениться

17. О евреях, обращенных в христианство королем Хильпериком

18. Как послы короля Хильперика вернулись из Испании

19. О войсках короля Хильперика, стоявших на берегу реки Орж

20. О смерти герцога Хродина

21. О новых знамениях и чудесах

22. О епископе Хартерии

23. Как у короля Хильперика родился сын

24. О кознях против епископа Теодора и о Гундовальде

25. О знамениях и чудесах

26. О Гунтрамне Бозоне и Муммоле

27. Как король Хильперик вошел в Париж

28. О Марке-рефендарии

29. О монахинях обители в Пуатье

30. О смерти императора Тиберия

31. Об огромном уроне, нанесенном городам его брата по приказу короля Хильперика, и об опустошениях, произведенных им самим

32. Об ужасной смерти Левдаста

33. О саранче, эпидемиях и других чрезвычайных происшествиях

34. О смерти Теодориха, сына Хильперика

35. О том, как префекта Муммола замучили до смерти после казни нескольких женщин

36. О епископе Этерии

37. Об убийстве Лупенция, аббата из Жаволя

38. О смерти епископа Феодосия и его преемнике

39. О смерти епископа Ремигия и его преемнике

40. О моем споре с еретиками

41. О том, как король Хильперик отправился в Камбре, забрав с собой сокровища

42. О вторжении Хильдеберта в Италию

43. О королях Галисии

44. О новых знамениях

45. О помолвке Ригунты, дочери Хильперика

46. О том, как убили короля Хильперика

1. На шестой год своего правления[128] король Хильдеберт нарушил мир, заключенный с королем Гунтрамном, и образовал союз с Хильпериком. Вскоре после этого Гогон[129] умер, и на его место назначили Ванделена. Муммол бежал из царства Гунтрамна и укрылся за стенами Авиньона. В Лионе собрался совет епископов, он уладил несколько спорных вопросов и наказал тех людей, чья деятельность оказалась неудовлетворительной. Затем совет отправился совещаться с королем, ему предстояло принять множество решений по поводу битвы с Муммолом и еще некоторые, связанные с возникшими расхождениями.

2. Тем временем послы короля Хильперика, три года тому назад отправившиеся к императору Тиберию II[130], вернулись домой. По пути домой они претерпели ужасные трудности и понесли серьезные потери. Так, они не решились направиться в порт Марселя, потому что между Гунтрамном и Хильпериком разразилась война, вместо этого им пришлось проследовать в Агд, находившийся на территории вестготов[131]. Как только они собрались высадиться на землю, их корабль подхватил шквалистый ветер и выбросил на берег, и он разбился.

Поняв, что им угрожает, послы и их слуги ухватились за какие-то доски и попытались самостоятельно добраться до земли. Большая часть выжила, но несколько человек утонули. Часть выброшенного на берег имущества растащили местные жители, но послам удалось спасти самые ценные предметы и благополучно доставить их королю Хильперику. Однако многие вещи остались и у жителей Агда.

Случилось так, что я отправился к королю в его поместье в Ножан-сюр-Марн. Он показал нам огромный золотой поднос, инкрустированный драгоценными камнями. Он весил пятьдесят фунтов.

«Я задумал и велел изготовить его ради прославления франкского народа, – заявил он. – Если Господь дарует мне дальнейшую жизнь, я намереваюсь сделать и другие задуманные мной предметы». Затем король показал нам ряд золотых медалей, каждая из них весила фунт, и все их прислал ему император.

На обратной стороне медалей был изображен бюст императора с идущей по краю надписью TYBERII CONSTANTINI PERPERVI AVGVSTI[132], на обратной стороне высекли колесницу с возничим, там же располагалась надпись GLORIA ROMANORYM[133]. Он также показал нам множество других драгоценных вещей, привезенных с собой послами.

3. Когда король Хильперик все еще находился в своей резиденции в Ножан-сюр-Марн, туда прибыл Эгидий, епископ Реймса, с посольством из главных придворных Хильдеберта. Собрали совет и решили лишить короля Гунтрамна его царства и подписать договор о союзе между Хильдебертом и Хильпериком.

«За мои тяжкие грехи Господь отобрал у меня сыновей, – сказал Хильперик. – У меня не осталось наследника, кроме короля Хильдеберта, сына моего брата Сигиберта.

Подтверждаю, что Хильдеберт унаследует все, что я смог сохранить под своим управлением. Я же прошу только позволить мне умереть естественной смертью, чтобы я продолжал наслаждаться всем мирно и спокойно».

Они поблагодарили его, подтвердили все, о чем говорили, и подписали договор. Затем они отправились обратно к Хильдеберту, захватив с собой множество подарков. В свою очередь король Хильперик послал к Хильдеберту епископа Леодовальда вместе с первыми людьми своего королевства. Договор подтвердили, принесли клятвы, и прибывших также одарили подарками.

4. В течение длительного времени Лупа, герцога Шампани, беспокоили враждебно настроенные соседи, прежде всего Урсион и Бертефрид[134]. Решив покончить с ним, они пошли против него с войском. Когда королева Брунгильда узнала об этом, она страшно рассердилась, поскольку они собирались совершить несправедливость против самого преданного сторонника ее отца.

Со всем пылом, скорее свойственным мужчине, она встала между двумя враждебными силами. «Прекратите! – закричала она. – Воины, приказываю вам прекратить вести себя так безнравственно! Прекратите досаждать человеку, не причинившему вам зла! Прекратите сражаться друг против друга и приносить несчастья в нашу страну! Один человек не стоит этого!»

«Отойди, женщина! – ответил ей Урсион. – Хватит того, что ты влияла на короля, когда он был жив. Теперь на троне твой сын, он управляет царством, а ты тут ни при чем. Отойди, иначе я затопчу тебя копытами своего коня!» В течение некоторого времени они кричали друг на друга, но в конце концов королева одержала верх и добилась прекращения сражения.

Вскоре после того, как они оставили поле несостоявшейся битвы, эти двое ворвались в дома, принадлежавшие Лупу, и украли всю его собственность под предлогом передачи ее в королевскую казну. Но на самом деле отвезли ее в свои собственные дома. При этом продолжали угрожать Лупу. «Ему не удастся спастись от нас», – заявляли они. Осознав, что ему угрожает, Луп оставил свою жену под защитой стен города Лана, а сам укрылся у короля Гунтрамна, любезно согласившегося принять его. Он укрывался у него, ожидая, когда Хильдеберт достигнет законного возраста (т. е. когда может стать королем – у франков это 12 лет по салическому праву и 15 лет по рипуарскому праву. Вопрос спорный. – Ред.).

5. Хильперик, все еще находившийся в Ножан-сюр-Марн, вознамерился отправиться в Париж и послал впереди себя свой обоз. Я отправился проводить короля, когда появился еврей по имени Приск, находившийся в дружеских отношениях с королем, выступавший как посредник в связи с несколькими сделанными монархом покупками.

Король ласково потрепал еврея за волосы и попросил меня: «Ну же, епископ, возложи и ты свою руку на него». Еврей отпрянул. «О дух строптивый и род неверный[135], – заявил король, – разве тебе непонятно то, что завещано в словах твоих пророков? Разве ты не можешь понять, что таинства церкви были затемнены пожертвованиями твоего собственного народа?»

Еврей ответил: «Господь не нуждался в Сыне, Он не озаботился о том, чтобы у Него появился Сын, и Он не терпит никакого совладетеля в Своем царстве, и сказал об этом словами Моисея: «Видите ныне, что это Я, Я – и нет Бога, кроме Меня: Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю; и никто не избавит от руки Моей» (Втор., 32: 39).

«Господь произвел из чрева Духа Своего собственного предвечного Сына, – ответил король. – Ни возрастом не младшего, чем он Сам, и обладающего властью не меньшей, чем Он сам, и о нем Он говорил: «Из чрева прежде денницы подобно росе рождение Твое» (Пс., 109: 3). Этого Сына, рожденного до начала истории, Он позже послал исцелить мир, как говорил ваш собственный пророк: «Послал слово свое, и исцелил их» (Пс., 106: 20).

Что же касается твоего собственного заявления, что Он не обеспечил Себя сыном, прислушайся теперь к одному из твоих собственных пророков, вложившему следующие слова в уста Господа: «Или, давая силу родить, заключу ли утробу?» (Ис., 66: 9). Так Он говорил о народе, что был рожден в Нем верой».

Тогда еврей ответил: «Как может быть Господом сделавшийся человеком, или рожденный от женщины, или подвергнувшийся бичеванию, или осужденный на смерть?»

Король молчал, так что я в свою очередь смог вступить в спор. «Тот факт, что Господь, Сын Господа, стал человеком, – заметил я, – произошел не ради Него, а ради нас. Если бы Он не воспринял человеческой природы, Он не избавил бы нас от плена греховного и от рабской привязанности к дьяволу.

Точно так же, как мы читаем о том, как некогда Давид умертвил Голиафа – в данном случае я пронзаю тебя твоим же оружием, поскольку это доказательство не из Евангелия, не от апостолов, в которых ты не веришь, но из твоих собственных книг.

Прислушайся к одному из твоих собственных пророков, предсказывающих, что Господь произведет человека. «Он одновременно Господь и человек, – говорит он, – и кто знает Его?» В другом месте встречаем: «Вот наш Господь, и никто не может сравниться с Ним, потому что Он нашел путь знания и передал его Якову, Своему слуге, и Израилю, Своему возлюбленному. Потом Он показал ему и показал, как вступать в связь с людьми».

Что же касается того, что Он был рожден Девой Марией, прислушайся к доводам одного из твоих пророков: «Итак сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя ему Еммануил» (Ис., 7, 14) или «Се, дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил, что значит: с нами Бог» (Мф., 1: 23).

Другой пророк прояснил, что Он должен подвернуться распятию, прибиванию гвоздями и вынести другие поругания: «пронзили руки мои и ноги мои» (Пс., 21: 17) и «делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жеребий» (Пс., 21: 19). Об этом пророк говорит неоднократно: «И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом» (Пс., 68: 22).

Чтобы прояснить, что через распятие на Кресте Он возвратит в Свое Царство погрязший под правлением дьявола мир, Давид говорит: «Он будет судить народ по правде» (Пс., 95: 10). Нельзя сказать, что Он не правил раньше, вместе с Отцом, но теперь Он принимает новое царствование над людьми, освободив их от их порабощения дьяволом».

Еврей ответил: «Какая же нужда Господу терпеть такое?» – «Я уже ответил тебе на этот вопрос, – ответил я, – что человек был невиновным, когда Господь создал его. Своей хитростью змий соблазнил человека и побудил нарушить заповеди Господа. Вот почему человек был изгнан из рая и обречен на мирские страдания. Благодаря смерти Христа, единственного Сына Отца, человек вновь примирился с Господом».

Еврей ответил: «Разве Господь не мог послать пророков или апостолов, чтобы те напомнили человеку о пути спасения, без того, чтобы позволить Самому унижаться телесно?» – «С самого начала людям было суждено совершить грех, – ответил я. – Потоп не испугал человека, равно как сожжение Содома, чума в Египте, а также чудо раздвижения моря и вод Иордана».

Но человек продолжал сопротивляться указаниям Господа и отказывался верить пророкам, более того, он убивал тех, кто проповедовал покаяние.

Если бы Господь Сам не сошел с небес, чтобы освободить человека, никаким другим образом не осуществилось бы это освобождение. Мы возродились Его рождением, омылись Его крещением, исцелились Его ранами, восстали Его воскресением, прославлены Его вознесением. Как говорят твои собственные пророки, существовали все основания для того, чтобы Он пришел исцелить нас от наших слабостей: «и ранами Его мы исцелились» (Ис., 53: 5). И пророк продолжает: «Он понес на себе грех многих и за преступников сделался ходатаем» (Ис., 53: 12).

Пророк говорит: «Веден был Он на заклание, и, как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих. От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит? Ибо Он отторгнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь» (Ис., 53: 7, 8). Именно о нем говорит Иаков, тот самый Иаков, от которого, как вы с такой гордостью утверждаете, вы произошли, когда он благословляет своего сына Иуду, как будто обращается к Христу, как лично к сыну Господа: «Молодой лев, Иуда, с добычи, сын мой, поднимается. Преклонился он, лег, как лев и как львица: кто поднимет его? Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов». «Блестящи очи его от вина и белы зубы от молока» (Быт., 49: 9—10, 12). Хотя Сам Христос говорил: «Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее: имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее; сию заповедь получил Я от Отца Моего» (Ин., 10: 17—18). И наконец, подытоживает все сказанное апостол Павел: «Ибо, если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься» (Рим., 10: 9).

Но, несмотря на все мои доводы, этот презренный еврей не испытывал никакого раскаяния и не выказывал никаких признаков, что поверил мне. Напротив, он стоял и молчал. Король понял, что он не испытывает угрызений совести, несмотря на все сказанное нами. Он повернулся ко мне и велел мне отпустить еврея, но попросил сначала у меня благословения.

«Епископ, – обратился он ко мне, – я скажу тебе то, что Иаков сообщил ангелу, заговорившему с ним: «Не отпущу тебя, пока не благословишь меня» (Быт., 32: 26). Вымолвив это, король велел, чтобы принесли воду. Мы помыли руки, и я произнес молитву. Затем я взял хлеб, воздал хвалу Господу, получил, в свою очередь, благодарение от него и, вкусив хлеб, предложил его королю. Мы выпили вина и расстались, распрощавшись друг с другом. Король Хильперик взобрался на свою лошадь и отправился в Париж, вместе со своей женой, своей дочерью и всей своей челядью.

6. В то время вблизи города Ниццы жил отшельник по имени Госпиций, известный необычайным воздержанием. Он надел на свое тело железные цепи, а поверх них носил власяницу. Он ничего не ел, кроме сухарей и горстки фиников. В месяц Великого поста он питался корнями египетских трав, привозимых для него купцами. Именно этими корнями трав обычно и питаются отшельники. Сначала он пил отвар после варки корней, затем ел сами корни. Поэтому Господь избрал Госпиция для совершения чудес. Госпицию явился Святой Дух и поведал о приходе лангобардов в Галлию. Его пророчество звучало следующим образом:

«Лангобарды вторгнутся в Галлию и уничтожат семь городов, потому что в глазах Господа они сильно погрязли в грехе. Никто там не разумеет Господа, не ищет Его, никто не совершает добро, чтобы усмирить гнев Господний. Весь народ этот пребывает вне веры, лжесвидетельствует, склонен к воровству, готов совершать убийства. Похоже, что правосудие не торжествует среди них.

Они не платят свою десятину, не кормят бедных, не одевают нагих. Здесь не оказывают гостеприимства странникам, им даже не дают достаточно еды. В результате людей ожидает несчастье. Поэтому я и говорю вам: снесите все свое добро внутрь стен, иначе лангобарды расхитят его. Укройтесь за самыми мощными стенами, какие найдете».

Все изумились, услышав слова Госпиция, и страшно смутились. Затем распрощались с ним и поспешили домой. Тогда он заговорил со своими монахами: «Немедленно покиньте это место, заберите с собой все ваши вещи. Уже приближаются те люди, о которых я вам говорил».

«Мы не оставим тебя, святой отец», – отвечали они. «Не бойтесь за меня, – ответил он. – Они не причинят мне вреда, и это правда, они не посмеют убить меня». Монахи бежали, лангобарды пришли, уничтожая все, что видели, и наконец подошли к месту, избранному святым человеком в качестве места проживания.

Он показался им через окно в своей башне. Они обошли вокруг башни, но не могли найти вход, чтобы войти к нему. Двое из них взобрались наверх и пробили дыру в крыше. Когда они увидели Госпиция, обернувшего себя цепями и носящего власяницу, то закричали: «Да ведь это преступник! Наверное, он убил кого-то. Вот почему он закован в цепи».

Позвали толмача и спросили Госпиция, за что он заслужил подобное наказание. Он утверждал, что он убийца и что он виновен во всех совершенных преступлениях. Один из лангобардов вытащил свой меч и собрался отрубить голову отшельника.

Однако едва он поднял правую руку, чтобы нанести удар, как ее свело судорогой, и лангобард никак не мог ее опустить. Он уронил меч, и тот упал на землю. Увидев это, его товарищи громко закричали, ожидая, что святой человек скажет им, что им делать дальше. Госпиций перекрестил руку воина, и она выправилась.

Этот воин обратился в истинную веру, выбрил тонзуру и стал самым набожным монахом. Прислушавшиеся к тому, что говорит Госпиций, два вождя лангобардов благополучно вернулись домой. Другие, скептически отнесшиеся к его предупреждениям, погибли в Провансе. Многие из них, одержимые демонами, все время кричали: «Святой человек, самый благочестивый, почему ты мучаешь нас и заставляешь так страдать?» Госпиций возлагал на них руку и вылечивал их.

Потом случилось так, что у одного жителя Анже поднялась высокая температура, он перестал слышать и говорить. Хотя он выздоровел от лихорадки, но продолжал оставаться глухим и немым. Из того же района послали в Рим дьякона за мощами святых апостолов и других святых покровителей города. Когда родственники больного услышали об этом, они попросили дьякона взять их сына с собой. Они верили, что как только он посетит усыпальницы святых апостолов, так тотчас исцелится.

Дьякон и больной вместе отправились в путь и наконец прибыли в то место, где жил Госпиций. Дьякон приветствовал его и облобызал. Затем он объяснил, почему они отправились в свое путешествие. Сам же он находится на пути в Рим. Дьякон попросил у святого совета, не укажет ли тот ему местных хозяев кораблей, которым можно доверять.

Как раз перед тем, как они собрались уезжать, Госпиций почувствовал, что он наполняется чудесной силой, переходящей к нему от Духа нашего Господа. Он тогда сказал дьякону: «Проведи меня, пожалуйста, к тому пораженному болезнью, что путешествует с тобой». Дьякон поспешил в свое жилище и нашел инвалида, снова страдающего от высокой температуры. Мужчина показал ему жестами, что в его ушах слышится ужасный звон.

Дьякон взял его за руку и бросился с ним к святому. Госпиций просунул в окно руку и возложил ее на голову больного. Затем взял немного масла, освятил его, крепко сжал язык мужчины в своей левой руке и влил масло в горло, а затем полил им верхнюю часть головы. «Во имя моего Господа, Иисуса Христа, – провозгласил Госпиций, – пусть распечатаются твои уши и раскроются твои уста, с помощью той чудесной силы, которая однажды изгнала злого духа из человека, бывшего глухим и немым».

Как только Госпиций произнес все это, он спросил у мужчины, как того зовут. «Меня нарекли так-то», – ответил тот, произнеся отчетливо все слова. Увидев это, дьякон заявил: «Благодарю тебя от всего сердца, Иисус Христос, за то, что решил выказать такое чудо через руки своего слуги. Я нахожусь на своем пути к Петру, я отправляюсь к Павлу и Лаврентию и ко всем другим, которые прославили Рим, отдав ему свою кровь. Я нашел их всех здесь, на этом самом месте».

Когда дьякон произнес все это, то заплакал и преисполнился благоговением. Однако Божий человек не приписал себе все случившееся. «Успокойся, дорогой брат, – заявил он, – не я сделал все это, но Он, кто создал мир из ничего, кто произвел человека ради нашего спасения, Он, кто заставляет слепых видеть, мертвых слышать, кто очищает кожу прокаженных, кто находит успокаивающее лекарство для тех, кто болен». Дьякон простился с Госпицием и продолжил свой путь, радуясь вместе со своим спутником.

Когда они ушли, человек по имени Доминик, теперь называю вам его настоящее имя, слепой от рождения, пришел, чтобы испытать способность Госпиция совершать чудеса. В течение двух или трех месяцев он оставался поблизости от монастыря, проводя все свое время в молитвах и постах. Затем Госпиций призвал его. «Ты хочешь обрести зрение?» – спросил Госпиций у него.

«Я всегда хотел узнать о вещах, мне неведомых, – ответил Доминик. – Мне неведомо, что такое свет. Я знаю только, что все, кто видит его, высоко о нем отзываются. Что же касается меня, то с того времени, когда я родился, и до сегодняшнего дня я не удостоился его».

Госпиций освятил немного масла, помазал им глаза слепого и осенил их крестным знамением со словами: «Прозрей во имя Иисуса Христа, нашего Спасителя». Тотчас глаза человека открылись, и он никак не мог прийти в себя, восхитившись удивительными творениями Господа, увиденными им впервые в жизни.

Некоторое время спустя к Госпицию привели женщину, согласно ее собственному признанию одержимую тремя бесами. Госпиций наложил на нее руку и благословил ее, а затем сделал знак святого креста на ее бровях с помощью освященного масла. Бесов изгнали, и исцеленная женщина отправилась восвояси. С помощью своего благословения Госпиций излечил и другую девушку, которую изводил нечистый дух.

Почувствовав, что приближается день его смерти, Госпиций призвал к себе настоятеля монастыря. «Принесите мне лом, – заявил он, – пробейте им стену и пошлите вестников к епископу города Ниццы, чтобы он прибыл и похоронил меня. Через три дня я покину этот мир и отойду в уготованный мне покой, обещанный мне Господом».

Как только он закончил говорить, настоятель монастыря послал своих людей к епископу Ниццы, чтобы те передали это известие. Тем временем к окну подошел некий Кресцент. Увидев цепи, обернутые вокруг тела еще живого Госпиция, покрытого червями, он спросил у него: «Мой господин, как же ты выносишь такие ужасные мучения?»

Госпиций ответил: «Скоро Тот, чьим именем я терплю эти страдания, даст мне покой. Скажу тебе, что я обрету его, когда освобожусь от этих цепей». Действительно, на третий день он снял цепи, обернутые вокруг него, и склонился в молитве. После долгой и слезной молитвы он лег распростершись на скамью, вытянул свои ноги и, подняв руки к небесам и воздавая благодарственные слова Господу, вознесся на небеса. Все черви, точившие тело святого, тотчас исчезли.

Тем временем прибыл епископ Австадий[136] и сопровождал тело святого до могилы. Сам же я услышал обо всем этом из уст того глухого и немого человека, который, как я рассказывал вам, излечился благодаря Госпицию. Тот же человек рассказал мне множество других историй о чудесах, совершенных Госпицием, но я решил не воспроизводить их здесь, потому что знаю, что их записали другие авторы.[137]

7. В то время умер Ферреол, епископ Юзеса, слывший необычайно набожным человеком. Он был образован, подвергался духовным преследованиям и оставил ряд томов писем[138] в стиле Сидония[139]. После смерти Ферреола бывший префект Альбин стал епископом с помощью правителя Прованса Динамия.

Альбин пробыл епископом всего лишь три месяца. Встал вопрос о его отстранении, но тут он умер. Затем Иовин, другой бывший правитель Прованса, получил назначение короля на епископство. Дьякон Марцелл, сын Феликса, происходивший из семьи сенаторов, опередил его. Собрались епископы епархии и при полном одобрении Динамия посвятили Марцелла. Его преследовал Иовин, хотевший его сместить. Марцелл заперся в своем городе, но, не имея сил бороться с Иовином, купил его согласие с помощью подарков.

8. Следующим умер Епархий, отшельник из Ангулема. Он также отличался необычайной набожностью, и Господь совершил множество чудес его руками. Первоначально он проживал в Перигё, но после обращения и посвящения в сан священника отправился в Ангулем и там выстроил обитель. Он собрал вокруг себя несколько монахов и посвящал практически все свое время молитвам.

Если же ему дарили золото или серебро, он удовлетворял с их помощью нужды бедных или выкупал людей из плена. Пока Епархий был жив, никогда в его келье не пекли хлеб, когда возникала такая потребность, его доставляли те, кто пришел поклониться ему. Епархий организовал освобождение огромного числа пленных, используя милостыню и пожертвования верующих.

Осеняя знаком креста, он мог прекратить действие яда в зловредных фурункулах, с помощью молитвы изгнать злых духов из тела одержимых. Много раз он убеждал судей простить осужденных, смиряя их неистовство силой своего разума. Он настолько убедительно умолял, что, когда просил о прощении, никто не мог ни в чем ему отказать.

Однажды привели человека, чтобы повесить его за воровство, обыкновенного преступника, осужденного местными властями и признанного виновным во множестве других преступлений – грабительских нападениях и убийствах. Епархий услышал об этом и отправил одного из монахов, чтобы тот попросил судью (а судьей был граф) даровать ему жизнь, даже если тот виновен.

Толпа выражала свою точку зрения: если освободят этого человека, кричали они, то это станет концом правосудия и порядка в районе, и сам граф перестанет пользоваться у них уважением. Поэтому освободить приговоренного не смогли. Его подвергли пытке на дыбе, побили палками и прутьями и приговорили к повешению.

Монах вернулся и с горечью сообщил обо всем Епархию. «Отправляйся обратно, – велел тот ему. – Не приближайся близко, но оставайся там. Господь проявит Свою боготворящую доброту и дарует мне это человеческое существо, отвергнутое всеми, которому отказали в выдаче. Когда увидишь, что он упал, подбери его и привези его обратно ко мне в монастырь». Монах так и сделал.

Епархий склонился в молитве и в течение длительного времени обращался к Господу, плакал и молил Его. Вслед за тем виселица сломалась, цепи разбились, и повешенный упал на землю. Монах подобрал его и привез его в целости и сохранности к аббату.

Епархий воздал хвалу Господу. Затем он призвал графа. «Сын мой, – сказал он ему, – ты всегда с сочувствием относился к тому, что я говорил тебе. Почему же ты сегодня проявил такую непреклонность, когда отказался простить человека, чью жизнь я просил тебя сохранить?»

«Я всегда готов выслушать тебя, святой человек, – ответил граф, – но сегодня толпа устроила шум, и я не мог выполнить твою просьбу, потому иначе разразился бы бунт». – «Ты не услышал меня, – ответил Епархий, – но Господь захотел меня услышать. Переданного тобой для совершения казни человека Он вернул к жизни. Ты видишь его здесь, он стоит целый и невредимый».

Как только он произнес все это, осужденный человек бросился к ногам графа, совершенно пораженного тем, что он увидел живым того, кого собирались казнить. Сам граф потом рассказал мне эту историю.

Епархий совершил множество других вещей, но я не имею возможности рассказать вам обо всем. После того как он находился в затворничестве в течение сорока четырех лет, он заболел лихорадкой и умер. Его вынесли из кельи и похоронили. Огромная толпа людей, которых он освободил, шла в похоронной процессии.

9. Вскоре после этого заболел Домнол, епископ Ле-Мана (559—581). Во времена правления короля Хлотаря он являлся главой монашеского сообщества в церкви Святого Лаврентия в Париже. Пока был жив король Хильдеберт I, Домнол был верен Хлотарю и даже часто прятал его представителей, посылавшихся королем, чтобы выяснить, что здесь происходит. Стремясь отблагодарить его, Хлотарь захотел найти епархию, где Домнол стал бы епископом.

Тут умер епископ Авиньона, так что Хлотарь решил дать ему это место. Услышав об этом, Домнол направился в церковь Святого Мартина, куда король Хлотарь пришел поклониться. Сам Домнол провел здесь всю ночь, постясь и молясь, и затем открылся королю через некоторых его главных придворных – он никак не хотел, чтобы его лишили общества короля, как будто он совершил нечто плохое. Домнол рассматривал назначение в Авиньон скорее как унижение, чем как почесть.

Он умолял короля не утверждать его, простого человека, хотя бы прислушаться к искушенным доводам старых сенаторских семей или к тем графам, что проводили свое время обсуждая философские проблемы. Хлотарь согласился с ним и, когда умер Иннокентий, епископ Ле-Мана, назначил в эту епархию Домнола.

Приняв епархию, Домнол проявил себя как человек, отличавшийся необычайной святостью, возвращавший подвижность суставов хромым и зрение слепым. После того как он управлял епархией в течение двадцати двух лет, он понял, что серьезно болен желтухой, что у него камни в почках. Тогда он и выбрал в качестве своего преемника аббата Теодульфа. Король согласился с его мнением, но позже вместо него выбрал Бадегизила, майордома двора.[140]

Бадегизилу выбрили тонзуру и провели через различные чины церкви, так что через шесть дней после смерти Домнола его смогли назначить епископом.

10. В то время церковь Святого Мартина ограбили воры. Они взяли ограду на могиле одного из похороненных рядом, установили ее под окном в апсиде, взобрались по ней, выбили окно и проникли внутри. Затем они украли множество золотых и серебряных вещей, а также шелковых покровов и выбрались наружу, не боясь ногами попирать усыпальницу святого, до которой мы сами едва осмеливались дотронуться губами.

С помощью своей чудодейственной силы святой Мартин сделал явным этот проступок безрассудных людей. После совершения своего преступления они бежали в город Бордо, где между ними случилась ссора, и один из них был убит. Дело было раскрыто, обнаружили и украденные предметы:

шелковые одежды нашли вместе с изделиями из серебра, хотя последние были повреждены.

Услышав о случившемся, король Хильперик распорядился доставить преступников к нему. Я опасался, что этих людей могут предать смерти именно из-за того святого, который, пока был жив, часто просил о помиловании осужденных преступников.

Поэтому я отправил послание королю, умоляя его, чтобы он не казнил их, заявляя, что мы, кто был заинтересован в этом более других, просим не делать этого. Он прислушался к моим словам и даровал им жизнь. Украденные предметы оказались в разных местах, поэтому король велел тщательно собрать их вместе и вернуть в церковь.

11. В городе Марселе правитель Прованса Динамий начал преследовать епископа Теодора[141]. Когда тот выехал к королю Хильдеберту, губернатор схватил Теодора, держал под стражей в его собственном городе. В конце концов, после оскорблений, епископа освободили.

Духовенство Марселя вступило в сговор с Динамием, вознамерившимся изгнать Теодора из епархии. Когда епископ находился на пути к королю Хильдеберту, его задержали по приказу короля Гунтрамна вместе с бывшим правителем Иовином. Услышав эти новости, духовенство Марселя обрадовалось, подумав, что если задержат епископа, то, без сомнения, отправят в ссылку, и все обернется таким образом, что он никогда больше не вернется в город.

Марсельские клирики захватили приходский дом, описали всю церковную утварь, взломали и открыли сундуки, разграбили казну и унесли всю церковную утварь, поступив так, как будто епископ уже умер. Они выдвинули также огромное число обвинений в преступлениях, якобы совершенных Теодором, слава богу, все они позже оказались ложными.

Теперь же, заключив мир с Хильпериком, Хильдеберт отправил представителей к королю Гунтрамну, чтобы те заявили, что он должен вернуть половину Марселя, отданного ему после смерти его отца. Если Гунтрамн не согласится с этим, то он должен знать, что удержание этой половины города дорого ему обойдется.

Гунтрамн отказался. Он велел выставить на дорогах стражу, чтобы никто не смог беспрепятственно пройти через его королевство. Услышав об этом, Хильдеберт послал в Марсель Гундульфа, из сенаторской семьи, занимавшего весьма низкое положение среди королевской челяди, но сделанного ради этого герцогом. Гундульф опасался идти через царство Гунтрамна, поэтому прибыл в Тур.

Я встретил его дружелюбно, тем более что он оказался дядей моей матери. Я принимал его в течение пяти дней, обеспечил его всем, что могло понадобиться ему во время путешествия, и затем позволил ему продолжить свой путь. Гундульф продолжил свое путешествие, но не смог войти в Марсель, ибо на его пути оказался Динамий.

Епископ Теодор, ранее присоединившийся к Гундульфу, также не смог вернуться в свой собор. С помощью духовенства Динамий заблокировал городские ворота, начав глумиться над ними обоими, как над епископом, так и над герцогом, и осыпал их градом насмешек. Тогда Гундульф вместе с Теодором убедили Динамия прибыть для переговоров в церковь Святого Стефана, находившуюся за стенами Марселя.

Церковные двери охранялись церковными сторожами, получившими распоряжение закрыть их, как только войдет Динамий. Так и сделали, поэтому сопровождавшая его вооруженная свита осталась снаружи и не смогла попасть внутрь. Сам же Динамий не ведал о том, что произошло. Они обсудили у алтаря различные проблемы, затем прошли внутрь ризницы.

Когда Динамий, войдя внутрь, оказался без своих сторонников, они начали оскорблять его. Тем временем его воины, отрезанные от своего начальника, обошли вокруг церкви, затем попытались использовать свое оружие, но получили отпор.

Тогда же герцог Гундульф собрал самых значительных городских жителей и приготовился войти в Марсель вместе с епископом. Увидев это, Динамий попросил прощения, одарил герцога подарками и поклялся, что в будущем сохранит верность епископу и королю, поэтому они отдали ему обратно его вооружение.

Снова открыли городские ворота и также церковные врата, герцог Гундульф и епископ Теодор вошли в Марсель под звон колоколов, толпа кричала, флаги развевались в их честь.

Замешанное в бунте местное духовенство вместе со своими главарями аббатом Анастасием и священником Прокулом спаслось в доме Динамия, ища поддержку у человека, спровоцировавшего их на выступление.

Многих простили, но только после того, как те выплатили значительные штрафы, но и после этого их заставили пойти и предстать перед королем, объяснив ему свое поведение. Вернув город под юрисдикцию Хильдеберта и восстановив на своем престоле епископа, Гундульф направился обратно ко двору короля.

Динамий же скоро забыл о том, что поклялся сохранять верность королю Хильдеберту. Он отправил представителей к Гунтрамну, чтобы те заявили ему, что благодаря проискам епископа Теодора король наверняка потеряет ту часть Марселя, что принадлежала ему, но что он пусть не питает надежду, что удержит город под своей властью до тех пор, пока не изгонит этого прелата.

Гунтрамн впал в ярость и повел себя самым нечестивым образом. Он велел связать высшего священника Господа Бога и привести к нему. «Этого врага моего царства следует отправить в ссылку, – заявил он, – так он не сможет больше наносить мне вред». Епископ узнал о том, что собираются сделать, поэтому вполне легко удалось убедить его уйти из города.

Как раз в это время ему надо было освящать часовню вне городских стен. Теодор вышел из Марселя и во главе процессии направился на этот праздник, но тут неожиданно, с громкими криками выступила из засады группа вооруженных людей и окружила его. Они сбили его с лошади, разогнали всех его спутников, связали слуг, побили его священников и затем посадили его на жалкую старую лошадь и отправили ко двору короля Гунтрамна, запретив кому-либо следовать за ними.

Когда они проезжали через Эксан-Прованс, епископ того города по имени Пиенций сжалился над своим коллегой и дал ему в помощь своих клириков. Он обеспечил Теодора всем, в чем тот нуждался, и только после этого позволил ему продолжить свой путь.

Пока все это продолжалось, духовенство Марселя снова проникло в церковные дома, выведало все церковные секреты, описало часть того, что нашли, и унесло остальное в свои собственные дома. Сам же епископ Теодор предстал перед королем Гунтрамном, но его признали невиновным. Ему разрешили вернуться домой, и народ принял его с радостью. В результате возникла страшная ссора между королем Гунтрамном и его племянником Хильдебертом. Они разорвали все договоры и начали строить козни друг против друга.

12. Увидев, что распри между его братом и племянником не утихают, король Хильперик призвал герцога Дезидерия и повелел ему предпринять нападение на короля Гунтрамна. Дезидерий собрал войско, вступил в сражение с герцогом Рагновальдом, заставил его спасаться бегством и наконец занял Перигё. Заставив жителей принести клятву верности, он направился в Ажен.

Услышав о том, что ее муж был вынужден спасаться бегством и что его город может попасть в руки короля Хильперика, жена Рагновальда бросилась искать убежище в церкви Святого Мученика Капразия[142]. Однако ее вынудили выйти, отобрали всю собственность, схватили слуг и позволили ей отправиться в Тулузу только после выплаты большого денежного залога. Она нашла убежище в церкви Святого Сатурнина, находившейся в том же городе.

Тем временем Дезидерий захватил все остальные города, принадлежавшие королю Гунтрамну в этом регионе, и передал их Хильперику. Герцог Берульф узнал, что жители Буржа планируют вторгнуться в окрестности Тура. Он двинул свое войско в том направлении. Территории, расположенные близ города Тура (вокруг Изёра и Барру), подверглись тогда полному разорению. Позже всех, кто не смог принять участие в походе Берульфа, сурово наказали.

Герцог же Бладаст пошел в Гасконь и потерял там большую часть своего войска.

13. Луп, житель Тура, потерявший свою жену и детей, добивался церковного сана. Его брат Амвросий выступал против этого, опасаясь, что после этого Луп оставит все свое имущество церкви Господа. Готовый воспользоваться дурным советом, этот брат нашел новую жену для Лупа и назначил день, когда они должны были встретиться и обменяться свадебными подарками.

Оба отправились в город Шинон, где у них был дом. Жена Амвросия, ненавидевшая своего мужа, утешала себя связью с другим мужчиной и подстроила ловушку для мужа. Братья поужинали вместе и провели остаток вечера распивая вино, пока совершенно не опьянели. Они легли спать в одной и той же постели.

Ночью, когда все глубоко заснули, опившись дешевым местным вином, туда прокрался любовник жены Амвросия. Он зажег пучок соломы, чтобы хорошенько разглядеть то, что собирался увидеть. Затем он вытащил свой меч и ударил Амвросия по голове. Удар прошелся по глазам, и в результате голова была разрублена.

Проснувшись от удара, Луп обнаружил, что плавает в луже крови. «Произошло ужасное несчастье, – закричал он. – Идите скорее! Моего брата убили!» Совершивший преступление любовник уже уходил, но, когда услышал крики, вернулся и напал на Лупа. Тот попытался защищаться, но его противник оказался намного сильнее его и нанес ему несколько ударов. Наконец он так ударил Лупа, что тот не смог ответить ему и скрылся, оставив его едва живым.

Никто в доме ничего не услышал. Когда же наступил день, все ужаснулись, обнаружив содеянное. Однако Луп был еще жив, он рассказал о том, что произошло, и только после этого испустил дух. Неверная жена недолго оплакивала своего мужа. Прошло всего несколько дней, она воссоединилась со своим любовником, и они уехали.

14. На седьмой год правления короля Хильдеберта[143], то есть на двадцать первый год правления Хильперика и Гунтрамна, в январе прошли обильные ливни, сопровождавшиеся вспышками молнии и тяжелыми раскатами грома. Неожиданно начали цвести деревья. Звезда, описанная мною как комета, снова появилась, и небо вокруг нее казалось необычайно темным.

Комета блистала во тьме, как будто находилась на дне дыры, сияя необычайно ярко и раскинув широко свой хвост. Из него исходил огромный пучок света, на расстоянии выглядевший как огромная пелена дыма при большом пожаре. Она появлялась на восточном небе, как только спускалась тьма.

В городе Суасоне в Пасхальное воскресенье казалось, что все небо запылало огнем. Чудилось, что возникли два центра света, один из них казался больше, чем другой. Но через час или два они соединились вместе, превратившись в один огромный светильник, затем исчезли.

Вблизи Парижа из облака лилась настоящая кровь, она попала на одежды многих, буквально оросив их, так что люди в ужасе отрезали намокшие куски. Подобное знамение наблюдали в различных частях того города. В окрестностях города Санлис некий человек проснулся однажды и увидел, что внутренность всего дома была обрызгана кровью.

В тот год люди страдали от ужасной эпидемии, и огромное количество пострадали от целого ряда зловредных заболеваний, основными симптомами которых были фурункулы и опухоли (оспа и чума). Только немногие из тех, кто предпринял методы предосторожности, смогли уцелеть. Нам стало известно, что в тот год паховая чума широко распространилась в Нарбоне и что, если человек заболевал, он больше не мог поправиться.

15. Феликс, епископ города Нанта, заразился этой болезнью и почувствовал себя необычайно плохо. Он призвал к себе других епископов и умолял их поставить подписи под его завещанием, составленным в пользу его племянника Бургундио. Подписав документ, они послали Бургундио ко мне. Тогда ему было примерно двадцать пять лет. Он пришел просить меня, чтобы я отправился в Нант, проделав столь долгий путь, наделил его тонзурой и посвятил в епископы, сделав преемником своего дяди, пока он еще жив.

Но я отказался так поступить, поскольку это противоречило канону. И посоветовал Бургундио следующее:

«В каноне определено, сын мой, что никого нельзя посвятить в епископы, пока тот сначала обычным путем не пройдет в церкви через различные ступени. Тебе лучше отправиться обратно в Нант и попросить того, кто ручается за тебя, выбрить тебе тонзуру.

Однажды, когда тебя сочтут достойным стать священником, отнесись серьезно ко всему тому, что церковь попросит от тебя. Когда же Господь решит, что настало время переместить твоего дядю-епископа в лучший мир, возможно, именно тебе дадут епископский чин».

Итак, Бургундио отправился домой, не предприняв никаких усилий, чтобы последовать моему совету, возможно, потому, что епископ Феликс, кажется, начал поправляться от своей болезни. Его лихорадка прекратилась, но из-за плохого состояния здоровья его ноги раздулись. Он применил пластырь из шпанских мушек, но это оказалось слишком сильным средством. Его ноги стали гноиться, и он умер на тридцать третьем году своего епископства, когда ему было семьдесят лет. По распоряжению короля его двоюродный брат Ноннихий стал его преемником.

16. Когда о том, что Феликс умер, узнал Папполен, он начал разыскивать племянницу епископа, с которой его разлучили. Когда-то они были помолвлены, но, поскольку епископ Феликс не одобрял будущий брак, Папполен неожиданно появился с большой группой своих сторонников, убедил девушку уйти из часовни и искать вместе с ним убежище в церкви Святого Альбина.

Случившееся необычайно задело епископа Феликса, хитростью ему удалось разделить девушку с человеком, за которого та собиралась выйти замуж. Он склонил ее к монашескому образу жизни и запер в монастыре у Базаса. Оттуда она тайно отправила нескольких своих слуг к Папполену и попросила того освободить ее из того места, куда ее заключили, обещая стать его женой.

Папполен охотно выполнил ее просьбу, организовав ее побег из монастыря, а затем женился на ней. Он получил согласие короля, так что она могла не обращать внимания на угрозы со стороны своих родственников.

17. В тот год король Хильперик велел крестить множество евреев, он дошел даже до того, что воспринимал некоторых из них из баптистерия, где состоялось крещение. Очищенные телесно, некоторые из евреев не очистились духовно и продолжали придерживаться верований своих отцов. Они продолжали соблюдать еврейскую субботу, хотя в воскресенье появлялись и в храме, чтобы прославить день Господний.

Никоим образом не удавалось заставить принять истинную веру Приска. Разъяренный король велел запереть его, заявляя, что если тот не склонится к признанию истинной веры, то его заставят это сделать силой, несмотря ни на что. Подкупив всех взятками, Приск смог получить передышку, пока его сын не женится на иудейке в Марселе, пообещав, что затем поступит в соответствии с распоряжением короля, хотя на самом деле вовсе не собирался этого делать.

Тем временем вспыхнула ссора между Приском и неким Патиром, одним из обращенных евреев, оказавшимся крестником короля (который присутствовал на его крещении). Однажды в еврейскую субботу Приск направлялся к синагоге, обвязав свою голову платком, в его руках не было оружия, поскольку он собирался помолиться в соответствии с законом Моисея.

Патир появился как бы ниоткуда, вытащил меч, проткнул Приску горло, а затем убил тех, кто его сопровождал. Завершив это дело, он укрылся в церкви Святого Юлиана вместе со своими слугами, ожидавшими исхода битвы на близлежащей площади. Там они оставались до тех пор, пока до них не дошли слухи, что король собирается даровать жизнь их хозяину. Одновременно король отдал распоряжение, чтобы слуг вытащили из церкви и казнили.

Один из этих слуг вытащил свой меч. Патиру удалось спастись, но его человек убил всех своих товарищей и вышел с оружием в руке из церкви. Толпа схватила его и забила до смерти. Самому Патиру даровали разрешение вернуться в королевство Гунтрамна, откуда он и пришел. Спустя несколько дней его также убил один из родственников Приска.

18. Ансовальд и Домигизил, послы короля Хильперика, посланные в Испанию рассмотреть вопрос о приданом, обещанном принцессе Ригунте, вернулись домой. В то время король Леовигильд направил свое войско против собственного сына Герменегильда, у которого он отнял город Мериду[144]. Я уже рассказывал вам о том, что этот принц заключил союз с военачальниками императора Тиберия. Все эти события задержали послов, и они вернулись позже, чем их ожидали.

Когда я встретился с ними, то меня необычайно интересовало, сохранился ли религиозный пыл по отношению к католической вере среди тех немногих католиков, что оставались в той стране. Вот что мне сообщил Ансовальд: «Те католики, что по-прежнему живут в Испании, сохраняют свою веру нетронутой. В то же время король придумал новую уловку, с помощью которой делает все возможное, чтобы уничтожить эту веру.

Со свойственным ему коварством он притворится, что молится у гробниц мучеников и в церквах нашей конфессии. Затем заявляет: «Я, бесспорно, принимаю, что Христос – Сын Господа и равен Отцу. Но я никак не могу поверить в то, что Святой Дух – Бог, потому что об этом нигде не написано в Священном Писании».

Как же это угнетает! Какой безнравственный довод! Какое отвратительное мнение! А как насчет высказывания нашего Господа: «Бог есть дух» (Ин., 4, 24)? Как насчет слов, сказанных Петром Ананию: «Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому?.. Ты солгал не человекам, а Богу» (Деян., 5: 3—4). Приведу и слова Павла, когда он напоминает о таинственных дарах Господа: «Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1 Кор., 12: 11).

Любой, кто поступает в соответствии со своими желаниями, очевидно, ничего не добьется. После того как Ансовальд вернулся домой и сообщил обо всем королю Хильперику, прибыла группа испанских послов. Они сначала отправились к Хильперику, а затем посетили Хильдеберта и только после этого вернулись в Испанию.

19. Король Хильперик велел выставить стражу на мосту через реку Орж близ Парижа. Он намеревался таким образом воспрепятствовать лазутчикам из царства его брата прийти в его царство и причинить вред. Асклепий, который в то время был герцогом, узнал о страже. Он предпринял ночную атаку и перебил здесь всех людей Хильперика, опустошив район, расположенный вокруг моста.

О случившемся доложили королю, и он послал представителей к своим графам, герцогам и другим деятелям, велев им собрать войско и вторгнуться в королевство своего брата. По совету некоторых мудрых советников ему пришлось изменить свой план. «Тот человек действовал необдуманно, – увещевали короля они, – но ты должен быть более благоразумным. Пошли послов к своему брату и заяви, что, если он намерен возместить урон, ты, в свою очередь, не станешь нападать на него, но если он откажет, то ты поступишь так, как сочтешь нужным».

Прислушавшись к словам советников, Хильперик отозвал свои войска и отправил посольство к королю Гунтрамну, тот компенсировал урон соответствующим образом и попросил своего брата о дружбе.

20. В тот год умер Хродин[145]. Он постоянно раздавал милостыню и слыл человеком огромной добродетели и набожности, облегчая участь бедных, необычайно щедро одаряя церкви и поддерживая духовенство. Он основывал новые поместья, сажал виноградники, строил дома и готовил земли под пахоту. Кроме того, он также приглашал тех епископов, чьи доходы оказывались незначительными, хорошенько угощал их и распределял между ними постройки вместе с сельскохозяйственными рабочими и расчищенными землями, добавляя деньги, одежду, домашнюю утварь, слуг и рабов, проявляя при этом дружелюбие. Обычно он говорил: «Все делается ради церкви. Я одарю их, и Господь проявит благосклонность ко мне». Мне довелось слышать множество других доброжелательных отзывов о деятельности Хродина, но у меня нет возможности все их здесь перечислить. Когда он умер, ему было семьдесят или более.

21. В тот год видели знамения. Произошло и лунное затмение. Неподалеку от Тура, когда переламывали хлеб, струилась кровь. Стены города Суасона рухнули, в Анже случилось землетрясение. Волки сумели пробраться внутрь города Бордо и ели собак, совершенно не опасаясь людей. Видели, как по небу движется яркий свет. Город Базас был сожжен дотла большим пожаром, церкви и приходские дома были разрушены. Правда, как мне рассказали, все священные сосуды удалось спасти.

22. Король Хильперик назначил новых графов в те города, которые отвоевал у своего брата, и велел, чтобы все налоги из этих городов поступали к нему. Мне достоверно известно, что так и сделали. Примерно в то же время Ноннихий, граф Лиможа, арестовал двух человек: обнаружилось, что они доставляли письма, подписанные Хартерием, епископом Перигё, с оскорбительными выпадами в адрес короля. Епископ Перигё писал, что пал с небес в ад, когда его перевели из-под юрисдикции Гунтрамна в царство Хильперика.

Герцог отправил эти письма и людей к королю под особой охраной. Хильперик действовал достаточно осмотрительно: он отправил нескольких своих людей, велев им позвать к себе епископа, стремясь выяснить, верны ли выдвинутые против него обвинения. Когда Хартерий прибыл, король устроил очную ставку с арестованными мужчинами, а затем показал ему письма и спросил, действительно ли тот посылал их, но Хартерий отрицал это. Тогда допросили мужчин, стремясь узнать, кто дал им письма, они сказали, что это был дьякон Фронтин. Затем попросили епископа Хартерия сказать, что тот думает о дьяконе. Он ответил, что Фронтин являлся его непримиримым врагом и что, без всякого сомнения, именно он замыслил столь безнравственный поступок, поскольку часто совершал злонамеренные нападки на него.

После этого ввели Фронтина. Сам король допросил его, и он признал свои обвинения против епископа. «Именно я написал это письмо, – утверждал он. – Но я сделал это, потому что епископ велел мне это сделать».

Епископ возразил и заявил, что дьякон постоянно строит козни, чтобы сместить его с епископства. Движимый состраданием, Хильперик предоставил решить спор Господу. Он прекратил допрашивать их, попросил епископа простить Фронтина и умолял его помолиться за короля. Хартерий с честью вернулся в свою епархию. Спустя два месяца развязавший этот скандал граф Ноннихий умер от удара, не оставив детей, поэтому король раздал его собственность разным людям.

23. Спустя некоторое время у короля Хильперика, до этого похоронившего много сыновей, родился сын[146]. В честь этого события король велел открыть все тюрьмы, освободить всех заключенных и простить все недоимки казне. Позже этому ребенку было суждено стать причиной великого горя.

24. Новым нападкам подвергся епископ Теодор – из-за того, что Гундовальд, заявлявший, что он сын короля Хлотаря, прибыл из Константинополя и высадился в Марселе. Позвольте немного рассказать о нем.

Гундовальд родился в Галлии, где его последовательно обучали всем навыкам. Он носил длинные волосы, распущенные по плечам, как было принято у франкских королей. Его научили читать и писать. Его мать представила сына королю Хильдеберту следующим образом. «Вот твой племянник, – сказала она, – сын короля Хлотаря. Его ненавидит собственный отец, поэтому прими его, он одной с тобой крови».

У короля Хильдеберта не было собственных сыновей, поэтому он принял мальчика и оставил при себе. Когда король Хлотарь услышал об этом, то отправил представителей к своему брату, чтобы те заявили ему: «Отпустите моего мальчика и отправьте его ко мне». Хильдеберт немедленно отправил мальчика к Хлотарю, но, как только тот взглянул на него, так велел коротко остричь ему волосы. «Он не мой сын», – заявил он.

После смерти короля Хлотаря Гундовальда стал опекать король Хариберт. Позже его вытребовал Сигиберт и велел снова отрезать ему волосы, а затем отправил его в город Колония Агриппина, сегодня известный просто как Кельн. Гундовальд сбежал оттуда, отпустил волосы и ушел к Нарсесу, в то время управлявшему Италией.

Там он женился, стал отцом сыновей и затем перебрался в Константинополь. Спустя много лет его пригласил человек, чье имя не станем называть, вернуться в Галлию. Гундовальд пристал в Марселе, где его принял епископ Теодор. Он дал Гундовальду лошадей, и тот отправился, чтобы присоединиться к герцогу Муммолу, который, как я уже рассказывал вам, тогда находился в городе Авиньоне.

За содействие Гундовальду герцог Гунтрамн Бозон арестовал епископа Теодора и бросил в темницу, обвиняя его в том, что он способствовал приходу иностранца в Галлию, намереваясь подчинить Франкское государство правлению императора. Рассказывают, что Теодор смог представить письмо, подписанное вельможами Хильдеберта.[147]

«Я действовал против собственной воли, – утверждал он, – я только подчинялся распоряжению моих господ». Тем не менее его заперли в келье и не разрешали подойти близко к его собственному собору. Однажды ночью, когда он молился нашему Господу, в келье вспыхнул яркий свет, перепугав охранявшего его графа.

И в течение двух часов над его головой сиял огромный сверкающий шар. Когда наступило утро, граф рассказал тем, кто находился вместе с ним, о том, что произошло. Теодора привели к королю Гунтрамну вместе с епископом Епифанием[148], бежавшим от лонгобардов и проживавшим в Марселе, тоже якобы замешанным в том же самом деле. Их допросили перед королем и нашли невиновными.

Тем не менее Гунтрамн велел продолжать содержать их под стражей, где после долгих мучений епископ Епифаний умер. Гундовальд же отправился на остров в Средиземном море, там он и должен был ожидать исхода дела. Герцог Гунтрамн Бозон разделил собственность Гундовальда с одним из герцогов короля Гунтрамна (Муммолом) и затем, как рассказывают, возвратился в Клермон вместе с сокровищами в виде большого количества золотых, серебряных предметов и иных драгоценностей.

25. Все дальнейшее случилось в городе Туре, 31 января на восьмой год правления короля Хильдеберта[149], и этот день оказался воскресеньем. Только начали звонить к заутрене колокола, население поднялось, намереваясь отправиться в церковь. Небо покрылось облаками, собирался дождь. Неожиданно в небе показался огромный огненный шар и пролетел на значительное расстояние в воздухе, освещая все вокруг так ярко, как будто стояла полная луна.

Затем он снова исчез за облаком, и опять наступила темнота. Реки поднялись выше, чем обычно. В районе Парижа реки Сена и Марна так разлились, что между городом и церковью Святого Лаврентия разбивались речные суда.[150]

26. Граф Гунтрамн Бозон отправился в Клермон вместе с сокровищами, о которых я вам рассказывал, и затем нанес визит королю Хильдеберту. Когда же он снова вернулся вместе с женой и дочерьми, король Гунтрамн схватил его и заточил в тюрьму.

«Именно ты пригласил Гундовальда в Галлию, – сказал король, – и именно ты устроил это, когда отправлялся в Константинополь несколько лет тому назад». – «Это ваш военачальник Муммол, – отвечал Гунтрамн Бозон, – принял Гундовальда и оказал ему гостеприимство в Авиньоне. Позвольте мне уйти и поймать Муммола, а затем привезти его к вашему двору. Это очистит меня от обвинений, выдвинутых против меня». – «Ты никуда не отправишься, – ответил король, – пока сначала не выплатишь штраф за то зло, которое ты причинил».

Тут Гунтрамн Бозон понял, что его жизнь находится в опасности. «Вот мой сын, – заявил он. – Возьмите его, и пусть он станет гарантией обещания, что я даю вам, мой король и господин. Если я не приведу к вам Муммола, я потеряю своего младшего сына». Тогда король разрешил ему уйти и оставил у себя мальчика в качестве заложника.

Гунтрамн Бозон собрал людей из Клермона и Веле и направился с ними в Авиньон. На берегу Роны Гунтрамн Бозон и его люди из-за хитрости Муммола загрузились в непригодные для плавания речные суда, не зная об этом. Едва они вышли на середину реки, суда наполнились водой и затонули. Находившиеся на борту оказались в огромной опасности: некоторым удалось спастись вплавь, другие достигли берега, ухватившись за оторванные доски. Третьи, не отличавшиеся твердостью духа, утонули в реке.

Сам же Гунтрамн Бозон благополучно добрался до Авиньона. Когда Муммол вошел в город, он понял, что часть городской черты в стороне от реки Роны защищена плохо, и велел вырыть канал, шедший от основного потока, так чтобы вся окружность города оказалась защищенной руслом реки. Муммол также велел вырыть в этом месте огромные углубления, когда же туда хлынула вода, она закрыла его ловушки.

Когда прибыл Гунтрамн Бозон, Муммол вышел на городские стены и прокричал: «Если он пришел с добрыми намерениями, позвольте ему перейти с одного берега на другой, и сам я двинусь навстречу ему, тогда он и скажет, что у него на уме». Как только они оба заняли позиции и между ними протянулся новый рукав реки, Гунтрамн Бозон ответил ему: «Я приду, если ты не возражаешь, потому что между нами возникли серьезные разногласия, и мы должны их обсудить». – «Хорошо, приходи, – ответил Муммол. – Тебе нечего бояться». В тот момент, когда Гунтрамн Бозон достиг первой ямы, находившейся на дне реки, его товарищ исчез под водой, и больше его никто не видел. Самого Гунтрамна Бозона чуть было не поглотил быстрый поток, но тут один из его людей, находившийся на берегу, протянул свое копье и вытащил его обратно на берег.

После этого Муммол и Гунтрамн Бозон обменялись оскорблениями и отступили. Гунтрамн Бозон осадил Авиньон с помощью войск, присланных королем Гунтрамном, но в этот момент происходившее начало сильно беспокоить короля Хильдеберта. Он впал в ярость, потому что Гунтрамн Бозон осадил город без его разрешения, и он отправил в это место Гундульфа, о котором я вам уже рассказывал[151]. Осаду сняли, и Гундульф забрал Муммола в Клермон. Спустя несколько дней Муммол вернулся в Авиньон.

27. В канун праздника Пасхи король Хильперик отправился в Париж. Чтобы избежать проклятия, грозившего ему по договору, заключенному между ним и его братьями, где сказано, что никто из них не имеет право войти в Париж без согласия на то остальных братьев, он вошел в город с мощами многих святых. Радостно и счастливо он провел пасхальные дни и окрестил своего сына, восприемником которого стал епископ Парижа Рагнемод. С согласия Хальперика он нарек мальчика Теодорихом.

28. Марк-рефендарий (хранитель печати и др.), о котором я уже рассказывал, удерживал в свою пользу собираемые налоги и накопил огромное состояние. Неожиданно он почувствовал боль в одном боку. Он тотчас побрил свою голову, признался в грехах и затем отдал богу душу. Его собственность передали в общественную казну. Тогда и обнаружили огромную кучу золота и серебра, а также множество других драгоценных предметов. Когда же он умер, то не забрал с собой в свое путешествие ничего, кроме вечного проклятия своей души.

29. Послы, посланные в Испанию, вернулись ни с чем[152], поскольку Леовигильд все еще находился в походе, продолжая кампанию против собственного сына.[153]

В обители, управлявшейся святой Радегундой[154], умерла девушка по имени Дисциола, племянница святого Сальвия, епископа Альби. С ней случилось следующее. Когда она заболела, за ней тщательно ухаживали монахини. Наступил день, когда она находилась на пороге смерти. Примерно в десять часов она сказала монахиням: «Мне кажется, что мое тело стало легче, а боль исчезла. Пожалуйста, больше не опекайте меня и не проявляйте такую заботу. Возможно, если вы сейчас оставите меня, я смогу немного поспать».

Услышав ее просьбу, монахини оставили ее келью. Позже они вернулись и встали у ее кровати, в слабой надежде, что она сможет найти силы побеседовать с ними. Она же широко раскинула руки, как будто просила у кого-то благоволения. «Дай мне твое благословение, святой посланник Господа с небес, – прошептала она. – Сегодня ты уже в третий раз беспокоишь меня. Почему, столь благочестивый, ты испытываешь такие огорчения ради бедной, слабой женщины?»

Монахини стали расспрашивать ее, с кем она говорит, но Дисциола не отвечала. Спустя некоторое время она громко рассмеялась и тотчас умерла. Проходивший мимо мужчина, одержимый бесом, пришедший сюда ради чудес Святого Креста[155], схватился за волосы и забился на земле.

«Какую ужасную потерю мы понесли! – кричал бесноватый. – Только подумайте, что эту душу забрали у нас. Те же, кто находился рядом с ней, даже не подумали об этом. Архангел Михаил только что получил душу этой сестры, – добавил бесноватый. – И теперь переносит ее на небеса. Мой собственный господин, тот, кого вы называете дьяволом, даже не получил к ней доступа!»

Те же, кто омывал тело Дисциолы, рассказывали, что оно сияло как снег особой чистотой и что сама аббатиса не смогла сыскать в своем шкафу савана, чтобы он был белее ее кожи. Они одели ее в чистую ткань и сопроводили до могилы.

Другая женщина этого монастыря увидела видение, о котором рассказала своим сестрам. Как она говорила, ей мнилось, что она путешествует. Когда она шла, у нее возникло сильное желание разыскать путь к некоему источнику живой воды, но она не знала, как туда пройти.

Тут она заметила мужчину, вышедшего, чтобы поприветствовать ее. «Если ты хочешь навестить источник с живой водой, – сказал этот человек, – я проведу тебя туда». Она поблагодарила его, и он отправился впереди, позволив ей следовать за ним. Они шли достаточно долго и затем подошли к большому источнику. Его вода отливала золотом, и трава, произраставшая вокруг него, сияла, как будто отражала сверкающий свет множества камней.

Мужчина сказал ей: «Вот колодец живой воды, который ты искала так тяжело и трудно. Выпей его воды, и он станет для тебя источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин., 4: 14). Она утолила жажду из этого источника. Потом с другой стороны прибыла ее аббатиса. Она раздела монахиню догола и одела ее в королевские одежды, сиявшие ярко золотом и камнями, так что трудно было смотреть на них.

Затем аббатиса сказала: «Это твой муж, что посылает тебе этот дар». Увидев это видение, монахиня была глубоко тронута. Через несколько дней она попросила аббатису приготовить ей келью, чтобы она смогла уединиться там навеки. Аббатиса не стала медлить. «Займи ее! – сказала она. – Что еще ты хочешь?» Монахиня ответила, что просит разрешения остаться здесь и жить как затворница, что и было ей даровано.

Все монахини собрались, держа зажженные лампы. Распевая псалмы, они отвели свою сестру в составе процессии к назначенному месту. Все простились с ней, и каждого она оделила поцелуем. Затем она закрылась в своей келье, и дверь, через которую она вошла, заложили кирпичами. Там и стали проходить ее дни в молитвах и чтении священных книг.

30. Все описанное нами случилось в тот самый год, когда умер император Тиберий[156]. Его смерть сильно опечалила народ, которым он правил. Он слыл человеком необычайной доброты, всегда готовым оказать милость, справедливым судьей, осторожным в своих решениях, всегда снисходительно относившимся к людям, оказывая им свое благоволение. Он любил всех людей, и они отвечали ему тем же.

Когда он заболел и понял, что скоро умрет, то призвал к себе императрицу Софию. «Я чувствую, – сказал он, – что мой жизненный срок подошел к концу. С твоей помощью я выберу того человека, который станет править вместо меня, мы должны найти сильного человека, который сможет унаследовать всю мою власть». Императрица предложила некоего Маврикия[157]. «Он сильный человек, – заметила она, – и мудрый. Он часто сражался за государство против его врагов и всегда побеждал их». София сказала это, потому что сама собиралась выйти замуж за Маврикия, как только Тиберий умрет. Тот согласился, затем велел своей собственной дочери нарядиться в те богатые одеяния, что полагались дочери императора.

После этого Тиберий призвал к себе Маврикия и сказал ему: «Ты назначаешься императором с полного согласия императрицы Софии. Я отдаю тебе руку моей дочери, чтобы обезопасить твое будущее и упрочить твое положение на троне». Пришла принцесса, и отец передал ее Маврикию.

«Вместе с этой молодой девушкой, – добавил Тиберий, – я передаю тебе мою императорскую власть. Наслаждайся ею полностью. Но помни о том, что ты должен оставаться справедливым и мудрым».

Маврикий принял принцессу в жены и взял ее в свой дом. Они поженились, но вскоре после этого Тиберий умер. Когда закончился период траура, Маврикий надел диадему и пурпурные императорские одеяния и в составе процессии направился на ипподром, где его приветствовали восторженными возгласами. Распределив традиционные подарки среди населения, он вступил в управление империей.

31. К королю Хильперику прибыло посольство от его племянника Хильдеберта во главе с Эгидием, епископом Реймса, их привели к королю и дозволили говорить. Они сказали:

«Наш господин, твой племянник, хочет сохранить неприкосновенным договор, что ты подписал с ним, но считает невозможным сохранять мир с твоим братом Гунтрамном, потому что после смерти отца Гунтрамн забрал у него часть Марселя и теперь укрывает беглецов, отказываясь выдавать их. Поэтому твой племянник Хильдеберт необычайно заинтересован в сохранении дружеских отношений с тобой».

На это Хильперик ответил: «Мой брат виновен во множестве преступлений. Если мой приемный сын Хильдеберт расследует все произошедшие события, то увидит, что его отца убили с молчаливого согласия Гунтрамна». Прислушавшись к словам короля, епископ ответил: «Если ты соединишь свои силы с силами твоего племянника и он окажется на твоей стороне и если вы оба выступите вместе против него, то Гунтрамн скоро будет наказан за содеянное». Стремясь достичь искомого, они заключили соглашение, обменялись заложниками, и послы отправились домой.

Веря в данные ему обещания, Хильперик собрал собственную армию и вступил в Париж. Его пребывание там принесло жителям большой ущерб. К области Буржа подступил герцог Берульф вместе с жителями Тура, Пуатье, Анже и Нанта. Дезидерий и Бладаст наступали на Бурж с другой стороны, во главе объединенного войска, собранного из провинции[158], нанося огромный урон всем местам, по которым они проходили.

Хильперик велел своим воинам пройти через Париж, и, когда они шли через город, он сам выступил вперед и подошел к крепости Мелен, сжигая все вокруг и сея разрушения. Еще не показались войска его племянника, но герцоги и послы Хильдеберта уже находились при нем. Хильперик велел Дезидерию и Бладасту: «Двигайтесь к Буржу, продвиньтесь до самого города и настаивайте на том, чтобы они принесли мне клятву верности».

Тем временем население Буржа собрало армию в пятнадцать тысяч человек, заняло поле вблизи Мелена и сразилось с Дезидерием. В сече с обеих сторон погибло более семи тысяч. С оставшейся частью герцоги дошли до Буржа, круша и уничтожая все. Разрушения оказались гораздо больше, чем описанные в античные времена, в городе не осталось ни одного целого дома, не уцелели ни виноградники, ни огороды, все было стерто с лица земли и полностью разрушено. Они украли священные сосуды из церквей и подожгли сами здания.

Король Гунтрамн выступил вместе со своей армией и встретился со своим братом, возлагая все его надежды на суд Божий. Хотя уже начало смеркаться, он велел, чтобы его армия начала сражение с противником и уничтожила большую часть армии Хильперика.

На следующее утро противники обменялись представителями, затем оба короля заключили мир. Каждый пообещал другому, что епископы и ведущие деятели придут к соглашению, договорились о соблюдении законов и выплате компенсаций. Заключив мир, оба короля отправились домой.

Королю Хильперику никак не удавалось прекратить грабежи в армии, и ему пришлось сразить мечом графа Руанского. Он вернулся в Париж, оставив всю добычу и освободив пленников. Когда осаждавшие Бурж войска получили приказ отступить и вернуться домой, они украли такое количество добычи, что казалось, что в этой местности больше не осталось ни населения, ни скота.

Проходя по окрестностям Тура, люди Дезидерия и Бладаста поджигали, разрушали и уносили все, до чего дотягивались их руки, и убивали жителей, как будто находились на территории противника.

Они также уводили с собой тех, кого не убили. Правда, потом их отпустили, по крайней мере большинство, но только после того, как отобрали у них все, что те имели. После всех этих разрушений среди скота вспыхнула эпидемия, так что скота здесь почти не осталось, редко теперь можно было увидеть лошадь или телку.

Пока все это продолжалось, король Хильдеберт находился со своей армией. Когда же он велел своим воинам совершить ночной марш, его низшие чины подняли неистовый шум, выступив против епископа Эгидия и других королевских советников.

«Пусть король выгонит тех, кто предает его королевство! – выкрикивали они, вовсе не заботясь о том, кто их услышит. – Долой тех, кто отдает свои города во власть врагу! Долой тех, кто продает подданных Хильдеберта в рабство!» Когда наступило утро, протесты продолжались. Схватив оружие, воины устремились к палатке короля, намереваясь жестоко расправиться с епископом и высшими советниками, порубив их мечами.

Поняв, что происходит, епископ Эгидий вскочил на коня и поскакал в свой родной город, а толпа преследовала его по пятам, крича, бросая вслед камни и оскорбляя. Его спасло лишь то, что у них под рукой не оказалось свежих лошадей, так что они не смогли догнать епископа. Но он бежал в такой панике, что потерял с одной ноги сапог и не подобрал его. В таком состоянии епископ и добрался до своего города Реймса, где и укрылся за его стенами.

32. Несколькими месяцами ранее Левдаст снова прибыл в окрестности Тура, привезя письменное распоряжение от короля. В нем говорилось о том, чтобы Левдасту вернули жену и разрешили поселиться в городе. Он также привез письмо, подписанное несколькими епископами, просившими снять с него отлучение от церкви.

Поскольку его отлучили во многом благодаря королеве Фредегунде и я не получил от нее никакого послания, я отложил принятие решения. «Когда я получу соответствующее распоряжение от королевы, – заметил я, – то незамедлительно снова приму его». Тем временем я отправил королеве письмо, и она ответила мне. «Я находилась под таким давлением со стороны огромного числа людей, – говорилось в ее ответе, – что мне не оставалось ничего иного, как разрешить ему уехать. Я прошу тебя не мириться с ним и не давать ему причастия, пока я не приму окончательного решения».

Прочитав это, я стал опасаться, что королева решила покончить с Левдастом. Я пригласил к себе его тестя и рассказал ему о том, что произошло, умоляя взять Левдаста под свою охрану до тех пор, пока гнев королевы не пройдет.

Однако мой совет, данный со всей искренностью и любовью к Господу, Левдаст воспринял необычайно подозрительно, ибо по-прежнему испытывал ко мне недоверие, не желая принять никакие предложения, исходящие от меня. Перед нами явно прекрасный пример пословицы, услышанной мной однажды от старого человека: «Amico inimicoque bonum simper praebe consillium, quia amicus accepit, inimicus sperne».[159]

Итак, отвергнув мой совет, Левдаст отправился к королю, находившемуся вместе со своими войсками в окрестностях Мелена. Он попросил воинов вступиться за него и просить короля, чтобы тот дал ему аудиенцию. Они оказали ему поддержку, и король согласился встретиться с ним. Левдаст бросился к ногам Хильперика и стал умолять о прощении. «Ты должен быть осторожным, – заметил Хильперик, – пока я обсужу эту проблему с королевой и что-нибудь придумаю, чтобы вернуть тебе ее милость, поскольку ты перед ней во многом виноват».

Недальновидный и беспечный, как всегда, Левдаст поверил ему, потому что сам король дал ему аудиенцию. Он отправился вместе с ним в Париж и в следующее воскресенье бросился к ногам Фредегунды в соборе, умоляя ее о прощении. Она разгневалась, потому что на дух не выносила его. Королева расплакалась и отринула его прочь.

«У меня нет сына, который мог бы оградить меня от бесчестья, – заявила она. – Поэтому я обращаюсь к Тебе, Господь Иисус». Теперь наступил ее черед припасть к ногам короля. «Все происходит совсем не так, – заявила она, – когда я встречаюсь со своим врагом лицом к лицу, я совершенно теряюсь». Левдаста выставили из собора, и праздничная месса была продолжена.

Когда же король и королева вышли из собора, Левдаст последовал за ними по улице, не понимая, что ему делать дальше. Он проходил мимо лавок, подсчитывал, сколько денег у него в кошельке, и просил показать ему разные драгоценности. «Я куплю вон то и вон то тоже, – бормотал он, – у меня достаточно золота и серебра».

Как раз когда он произносил все это, несколько людей королевы схватили его и попытались обезвредить его, надев цепь. Левдаст вытащил меч и сразил одного из них, остальные разъярились и набросились на него. Они также выхватили мечи и напали на него, прикрываясь щитами. Один из них ударил Левдаста по голове, снес большую часть волос вместе с кожей.

Левдаст бросился бежать через городской мост, но попал ногами между досками, которыми тот был покрыт, и сломал одну ногу. Ему связали руки за спиной и бросили в темницу. Король Хильперик распорядился, чтобы ему оказали необходимую врачебную помощь и не трогали, пока его раны не заживут, а затем подвергли пыткам.

Затем Левдаста перевезли в один из королевских замков. Нанесенные ему палачами раны начали гноиться, стало ясно, что он долго не протянет. По личному распоряжению королевы его разместили прямо на земле, под его шею положили деревянный брус, потом стали нажимать на горло другим брусом, и он умер. Его жизнь представляла собой цепь предательств, поэтому его конец был достойным его жизни.

33. На девятый год правления Хильдеберта[160] король Гунтрамн по собственной воле возвратил вторую половину Марселя своему племяннику. Послы короля Хильперика вернулись из Испании и объявили, что Карпетания[161], местность вокруг Толедо, подверглась нападению саранчи, так что там не уцелело ни зелени, ни фруктов, ни деревьев, ни виноградников. Послы также сообщили, что вражда между Леовигильдом и его сыном разгорелась с новой силой.

Несколько районов опустошила чума, сильнее всего она свирепствовала в районе Нарбона[162]. Лишь почти через три года она перестала распространяться, а затем и сошла на нет. Бежавшее население теперь возвращалось, но многие погибли во время новой вспышки. Особенно сильно от этой эпидемии пострадал город Альби.

В то же самое время в полночь на севере в небе появились многочисленные сверкающие лучи. Они соединялись и снова разъединялись, рассеиваясь в разных направлениях (полярное сияние. Изредка бывает южнее. – Ред.). К северу небо осветилось так ярко, что можно было подумать, что светает.

34. И снова послы прибыли из Испании. Они привезли с собой подарки и на совещании, где присутствовал и король Хильперик, договорились, что его дочь Ригунта выйдет замуж за Реккареда, сына короля Леовигильда, в соответствии с договоренностью, заключенной ранее.

Контракт заключили, все детали оговорили, и послы отправились обратно. Затем король Хильперик оставил дом и отправился в сторону Суасона, но отъехал недалеко, когда на его долю выпала другая утрата. Его сын, крещенный всего год назад, заболел дизентерией и умер[163]. Вот что предвещал огненный шар, появившийся из облака и описанный мною выше (гл. 25).

Все преисполнились печалью, вернулись в Париж и там похоронили ребенка. Затем отправили гонца вслед за послом и призвали его обратно, ибо стало очевидно, что прежнюю договоренность не удастся выполнить, теперь следовало отложить намеченное. «Я не могу думать о праздновании свадьбы моей дочери, пока я в трауре и оплакиваю своего только что похороненного сына», – заявил Хильперик.

Через некоторое время он решил отправить в Испанию вместо своей первой дочери другую, Базину, уже заключенную в монастыре, ее матерью была Авдовера. Она отказалась выходить замуж, поскольку этому противилась святая Радегунда, говорившая: «Не подобает для монахини, посвятившей себя Господу, снова возвращаться в мир земных радостей».

35. Когда происходили эти события, королеве донесли, что ее маленький сын Теодорих, только что умерший, погиб благодаря колдовству и заклинаниям и что в этом замешан префект Муммол, которого она так долго ненавидела[164]. На самом деле оказалось, что, когда Муммол ужинал в своем собственном доме, кто-то из его двора посетовал на то, что ребенок, который был ему так дорог, недавно умер от дизентерии.

Префект ответил: «Я всегда держу при себе особую траву, мною лично открытую, и, если кто-либо, кто заболевает дизентерией, выпьет приготовленный из нее отвар, он тотчас поправится, как бы тяжело он ни был болен». О его словах доложили королеве Фредегунде, и та впала в ярость.

Она велела схватить нескольких домохозяек, проживавших по соседству, их подвергли пыткам и бичеванию, принудив дать показания. Они признались и в том, что являются ведьмами, и в том, что повинны во многих смертях. Затем добавили нечто уже совсем несуразное: «Мы пожертвовали твоим сыном, чтобы спасти жизнь Муммолу».

Затем Фредегунда велела подвергнуть несчастных самой жестокой казни: одним отрубить головы, других сжечь живьем, а остальных колесовать, переломав кости. Затем она отправилась к королю Хильперику, чтобы провести с ним некоторое время в их замке в Компьене. Во время своего пребывания там она открыла ему все, что ей наговорили о префекте Муммоле.

Хильперик тотчас послал своих людей лично захватить Муммола, его допросили, заковали в цепи и подвергли пытке. Затем его руки связали за спиной, подвесили на дыбе и допросили по поводу чародеек. Он отрицал, что был знаком хоть с одной из них. Он признался лишь в том, что брал у этих женщин мази и зелья, за которые получал благодарность короля и королевы.

Когда его спустили вниз, он подозвал к себе одного из своих палачей и сказал ему: «Передайте королю, моему господину, что то, что вы делаете, вовсе не вызывает у меня боли». Услышав это, король заявил: «Остается только поверить в то, что он – колдун, если наше наказание не причиняет ему страданий».

Тогда Муммола снова растянули на дыбе и потом подвергли ужасной порке, до тех пор пока палачи не устали. Потом под ногти рук и ног вогнали иголки. Так продолжалось в течение некоторого времени, когда же собрались отсечь ему голову, королева даровала Муммолу жизнь, после чего последовало большее унижение, чем сама смерть. Всю его собственность отобрали, самого его поместили на телегу и отправили в Бордо, его родной город. По пути у него случился удар, ему хватило сил добраться до места назначения, но он умер вскоре после прибытия.

После этого королева собрала все, что принадлежало ее умершему сыну, и сожгла это, все его одежды, некоторые из них были сделаны из шелковых тканей, другие сшиты из меха, а также другие принадлежавшие ему вещи, все, что нашла. Рассказывают, что собранное составило четыре телеги. Все золотые и серебряные предметы переплавили, так что не осталось ничего, что бы напоминало о том, как она оплакивала своего мальчика.

36. Этерия, епископа Лизье, о котором я уже рассказывал вам, изгнали из епархии и затем восстановили при следующих обстоятельствах. В городе Ле-Мане жил некий священник, любитель удовольствий, хорошей еды и плотских наслаждений, а также женщин, замешанный в прелюбодеяниях и других безнравственных поступках.

Там же проживала в те времена женщина, с которой он постоянно сожительствовал. Он убедил ее коротко постричь волосы, одел ее как мужчину и отправился вместе с ней в другой город, полагая, что, если окажется среди незнакомых людей, никто не заподозрит его в аморальности. Она была свободнорожденной и происходила из добропорядочной семьи.

Прошло много времени, но наконец ее родственники поняли, что произошло, и решили отомстить за бесчестье, нанесенное их семье. Они набросились на священника, связали его и бросили в тюрьму. Женщину же сожгли заживо (по германскому обычаю. – Ред.). Однако их стремление добиться выгоды оказалось настолько неодолимым, что они даже попытались продать священника за выкуп, полагая, что найдется тот, кто захочет заплатить за него, чтобы освободить. Когда им не удалось это, они решили его убить. Известия об этом дошли до Этерия. Движимый состраданием, тот уплатил двадцать золотых, стремясь спасти священника от неминуемой смерти.

Вернувшись в мир, священник внушил Этерию, что он необычайно силен в гуманитарных науках. Он пообещал своему епископу, что если тот доверит его заботам учеников, то сделает все от него зависящее, чтобы дать им хорошие знания в области гуманитарных наук. Тот с восторгом принял его предложение.

Собрав мальчиков из Лизье, Этерий отдал их священнику, чтобы он смог обучать их, ибо городские жители высоко ценили образование, даваемое им. Епископ подарил ему надел земли с виноградником, его часто приглашали в дома родителей его учеников.

Он начал забывать о своих прежних дурных поступках, но, как некая собака, которая вернулась к своей блевотине, начал заигрывать с матерью одного из своих мальчиков, но она оказалась добродетельной женщиной и рассказала своему мужу о его намерениях. Собрались другие члены семьи, выдвинули серьезные обвинения против священника, хотели его убить.

Снова движимый состраданием, поскольку теперь священник находился на свободе, Этерий только пожурил его и затем восстановил в должности. Теперь же священник настолько укоренился в своих дурных наклонностях, что не осталось никакой надежды, что он станет себя вести иначе.

В его поведении наблюдались перемены, вскоре он начал ненавидеть того, кто дважды спас его от смерти. Он сговорился с архидьяконом Лизье, и вместе они замыслили убить своего епископа, священник даже бесстыдно замыслил себя в качестве его преемника.

Им даже удалось найти клирика, согласившегося ударить Этерия по голове топором. Сами они продолжали строить козни, перешептываясь по углам, входя в тайные сговоры и обещая награду в том случае, если Этерий умрет, а священник займет его место. Своей милостью Господь воспрепятствовал, чтобы столь подлый план осуществился, с помощью своей бесконечной любви Он быстро заблокировал жестокий замысел этих безнравственных людей.

Однажды Этерий находился в поле вместе со своими сельскохозяйственными рабочими, занятыми пахотой. Клирик, о котором я вам говорил, упорно следовал по его стопам, держа свой топор в руке. Совершенно не представляя себе, что он собирается сделать, Этерий наконец спросил у него: «Почему ты преследуешь меня повсюду и держишь наготове топор?»

Клирик запаниковал, бросился ниц перед епископом и признался во всем. «Не беспокойся, добродетельный епископ, – пробормотал он. – Ты должен узнать, что меня прислали архидьякон и твой школьный учитель, чтобы я убил тебя этим топором. Я несколько раз хотел сделать это, но, едва я поднимал свою правую руку и собирался нанести удар, мои глаза заволакивало пеленой, в ушах начинало звенеть, я дрожал и трясся.

Мои руки не могли ничего удержать, и я не смог осуществить затеянное, но, когда я опускал руки, со мной все было в порядке. Я пришел к выводу, что Господь на твоей стороне и я бессилен причинить тебе какой-либо вред». Услышав все это, Этерий заплакал. Он поклялся клирику сохранить все в тайне и затем отправился домой ужинать. После еды он прилег ненадолго на своей кровати. Вокруг его собственной постели располагались кровати его священников.

Заговорщики поняли, что их дорогой клирик не смог выполнить их замысел, и начали строить новые планы, чтобы осуществить свой замысел самостоятельно, без всякой помощи с его стороны. Так они разработали новый план, как уничтожить Этерия или, по крайней мере, выдвинуть против него новое обвинение, которое оказалось бы насколько бесспорным, что ему пришлось бы покинуть свой пост епископа.

Примерно в полночь, когда все глубоко заснули, они ворвались в спальню епископа и начали кричать так громко, как только могли, что видели, как из двери выходила женщина. Они попытались поймать ее, но ей удалось скрыться. Только дьявол мог надоумить их выдвинуть подобное обвинение против епископа, поскольку ему было почти семьдесят лет!

Явно не дав себе труда задуматься о том, что делают, они призвали того же самого клирика, что помогал им ранее. Вот как получилось, что епископа сковали цепями руки того самого священника, чью шею он уже несколько раз спасал. Затем Этерия поместили в темницу под усиленной охраной, а заключил его под стражу тот самый человек, которого Этерий не раз спасал от заключения.

Когда же Этерий увидел, что его враги превосходят его своей численностью и его надежно заковали в цепи, он расплакался и начать просить Господа нашего о помощи. Когда тюремная стража уснула, то с помощью Господа оковы чудесным образом распались, и епископ освободился.

Он, безгрешный, тот, кто так часто освобождал греховных, теперь спасся из темницы, ему удалось проскользнуть незамеченным, и он направился в царство короля Гунтрамна. Как только он исчез, заговорщики, теперь ничем не удерживаемые, ринулись к королю Хильперику, чтобы попросить у него епископство.

Они обвинили Этерия во всех мыслимых и немыслимых грехах, завершив следующим обвинением: «Ты можешь увидеть, что мы правы, на основании того факта, самый славный из всех правителей, что, опасаясь за свою жизнь, он бежал в царство твоего брата, осознавая тяжесть совершенных им преступлений». Но Хильперик не поверил им и велел отправиться обратно в Лизье.

Тем временем, потеряв своего пастыря, горожане впали в уныние. Они были совершенно уверены в том, что случившееся стало результатом зависти и жадности. Применив силу по отношению к архидьякону и священнику, его собрату по заговору, они устроили им хорошую порку. Затем они обратились к королю Хильперику, чтобы тот выслал к ним обратно их епископа.

Король отправил представителей к своему брату, заявляя, что никогда не находил ничего, что заставило бы его жаловаться на поведение Этерия. Поэтому король Гунтрамн, проявляя, как всегда, свой добрый нрав и скорый на проявление жалости, одарил епископа подарками. Одновременно он написал письмо всем епископам своего собственного королевства, веля им ради любви к Господу сделать все, что они могут, для Этерия, находящегося в ссылке.

Этерий оставался в их городах, переходя из одного в другой, ему подарили такое количество ценных вещей, что он с трудом мог унести домой все, что получил. Так исполнились слова апостола: «Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу» (Рим., 8: 28).

Из своих странствий Этерий вернулся богатым человеком, сильно увеличив свое состояние. Наконец, когда он добрался до своего города, народ встретил его с большими почестями. Все плакали от радости и возносили к Господу слова благодарности за то, что Он в конце концов вернул обратно в церковь их достойного епископа.

37. Королева Брунгильда призвала ко двору Лупенция, аббата церкви Святого Мученика Привата в Жаволе. Говорят, что Иннокентий, граф того города, обвинил его в клевете на королеву. Обсудив его дело, признали, что он невиновен, и велели ему отправляться домой.

Во время возвращения граф Иннокентий схватил его и силой привез в поместье Понтион, где обращался с ним заслуживающим сожаления способом. Затем Лупенцию разрешили уйти. Когда он продолжил свой путь, то разбил свой шатер на берегу реки Эны, и там его враг снова напал на него, грубо схватил его, отрубил ему голову, положил ее в мешок, утяжелил его камнями и бросил в воду, а тело с привязанным к нему камнем утопил в омуте.

Спустя несколько дней, когда тело обнаружили какие-то пастухи, они вытащили его из реки и собрались похоронить. Когда они готовились к похоронам, не зная, кто это был, поскольку, как ни искали, не могли найти голову, неожиданно появился орел, добывавший рыбу, вытащил мешок со дна реки и бросил его на берегу.

Изумившиеся пастухи застыли на месте. Они подобрали мешок, удивляясь, что там могло быть, и нашли голову, принадлежавшую телу. Так их вместе и похоронили. Рассказывают, что и сегодня над могилой Лупенция сияет небесный свет, и если больной искренне помолится там, то обязательно выздоровеет.

38. Умер Феодосий, епископ Родеза, преемник святого Далмация. Раздоры и скандалы, столкновения из-за епископства достигли в этой епархии такой остроты, что привели к потере священных сосудов и самых значимых предметов. Священника Трансобада изгнали и избрали епископом графа города Жаволя Иннокентия, поддерживаемого королевой Брунгильдой.

Как только его избрали епископом, он начал преследовать Урсицина, епископа Каора (Кагора), утверждая, что тот захватил ряд приходов, принадлежавших епархии Родеза. Споры между ними продлились несколько лет, так что столичный епископ собрал совет епископов в Клермоне. Там вынесли решение, что Урсицин сохранит за собой владение приходами, поскольку они никогда не принадлежали Родезу. Так и поступили.

39. Умер Ремигий, епископ Буржа. После его смерти огонь уничтожил большую часть города. Кварталы, что уцелели после нападения врага, теперь погибли в пламени. Епископом был избран Сульпиций, пользовавшийся поддержкой короля Гунтрамна. Многие пытались подкупить короля подарками, чтобы заполучить освободившийся престол.

Гунтрамн отвечал просителям следующее: «Не в моем обычае, с тех пор как я стал королем, выставлять епископство на продажу, и сами вы не должны думать о том, что сможете купить его с помощью взятки. Я не намерен навлекать на себя позор, приняв позорные тридцать сребреников, не хочу, чтобы меня сравнивали с Симоном волхвом. Как явно хочет того Господь, Сульпиций станет вашим епископом».

Его возвели в сан, а затем избрали епископом. Сульпиций был благородного происхождения, происходил из одной из видных сенаторских семей Галлии, слыл необычайно сведущим в гуманитарных науках и был не менее известным поэтом. Именно он собрал тот совет, о котором я вам уже говорил, чтобы вынести решение, связанное с приходами, принадлежавшими Каору.

40. Из Испании прибыл представитель по имени Оппила, привезший множество подарков Хильперику. Леовигильд, король Испании, опасался, что Хильдеберт может выступить против него, чтобы отомстить за оскорбление, нанесенное его сестре Ингунде. Леовигильд схватил своего сына Герменегильда, женатого на сестре Хильдеберта[165], и заключил его в тюрьму, оставив его жену на милость греков (т. е. Восточной Римской империи. – Ред.). Посол прибыл в Тур в субботу накануне Пасхи, и я спросил его, является ли он верующим. Тот ответил, что верит в то, во что верят все католики (ортодоксы. – Ред.).

Поэтому он препроводил меня в собор и присутствовал на мессе. Однако не облобызался с нашими, равно как не принял причастие. Стало совершенно ясно, что он лгал, заявляя, что был католиком. Я пригласил его отужинать с нами, и он пришел.

Я снова попросил его сказать, во что он верит. Тот ответил: «Я верю в Отца, Сына и Святого Духа, что они равны по силе». Вот что я ответил: «Если ты действительно веришь во все это, почему ты отказался причаститься с нами?» – «Я сделал это, – ответил он, – потому что вы неправильно используете слова. Мы следуем за святым Павлом и говорим: «Славься, Господь Отец, через Сына». Вы же говорите: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу».

Основные церковные авторитеты учат, что Отец открылся миру через Сына, как сам святой Павел говорит: «Царю же веков нетленному, невидимому, единому премудрому Богу честь и слава во веки веков» (1 Тим., 1: 17).

«Каждому католику известно, – отвечал я, – что Отец был возвещен через Сына, но и Сын объявил об Отце в этом мире через Его чудеса, и показал, что и Он является Богом.

Господу Отцу надобно было послать Своего Сына на землю, чтобы явить Бога, когда мир отказался верить пророкам, Отцам Церкви и самому дарителю закона. Тогда Отец решил, что пусть они поверят Сыну. Следовательно, необходимо ради славы воздать Господу в Его ипостасях.

Вот почему мы говорим: «Славим Господа, Отца, пославшего Сына, слава Господу Сыну, кровию своею искупившему мир, слава Святому Духу, освятившему искупленного человека». Когда ты говоришь: «Слава Отцу через Сына», ты отнимаешь славу у Сына, как будто Он не равен Отцу в славе, потому что Он возвестил миру об Отце.

Как я говорил, Сын возвестил миру об Отце, но многие не поверили, как говорил Иоанн Евангелист: «Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими» (Ин., 1: 11—12). Заметьте, что вы относитесь к тем, кто оказывается несправедливым по отношению к апостолу Павлу и кто действительно не понимает его учения вовсе, хотя замечу, как деликатно он говорит в соответствии с интеллектуальным уровнем того человека, к которому обращается, и как никогда не просит слишком много ни у кого.

Некоторым он говорит: «Я питал вас молоком, а не твердою пищею, ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах» (1 Кор., 3: 2). Но: «Твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр., 5: 14).

Другим же он говорил: «Ибо я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого (1 Кор., 2: 2). И что из этого извлечете вы, еретики? Потому что Павел молился только распятому Христу, вы отказываетесь поверить, что Христос воскрес из мертвых? Посмотрите, насколько Павел был осторожен, как он умен и что он говорил тем, которых следовало укреплять в их вере: «Если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем» (2 Кор., 5: 16).

Вы, кто осуждает святого Петра, отрицаете и то, что когда-либо распяли Христа. Прошу тебя оставить эти ложные идеи и прислушаться к более подходящему совету. Промой от слепоты свои глаза, узрей истинное откровение учения апостола.

Чтобы люди понимали его, Павел использовал простые слова, стремясь донести до них главные истины веры. Повсюду он говорил: «Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор., 9: 22). Разве смертные не умертвили Сына, которого сам Отец благословил с Небес, причем не один раз, а целых три раза?

Услышь слова, которые Он произнес с Небес, когда спустился Святой Дух и сын был крещен руками Иоанна: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф., 3: 17). Если твои глаза насколько закрыты, что ты не можешь слышать этих слов, поверь тем словам, которые апостолы слышали из его уст, когда Иисус преобразился и разговаривал с Моисеем и Илией, и Отец говорил из яркого облака: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором мое благоволение; Его слушайте» (Мф., 17: 5).

На все мои доводы еретик отвечал: «В тех отрывках, что вы цитировали, Отец ничего не говорит о славе Сына. Он лишь являет Его как Своего Сына».

«Если ты именно так истолковал мои слова, – ответил я, – приведу тебе другое свидетельство, в котором Отец славит Сына.

Когда наш Господь пришел к Его страстям, Он сказал Своему Отцу: «Отче! Пришел час: прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя» (Ин., 17: 1) Что же отвечает тогда Отец с Небес. Разве он не говорит: «И прославил и еще прославлю» (Ин., 12: 28).

Ты видишь, что Отец славит Своего Сына Своим собственным голосом. Разве ты намереваешься отвести Славу от Него? Ты не сможешь этого сделать, даже если захочешь. Прислушайся к самому святому Павлу или, скорее, к Христу, говорящему устами святого Павла, ты, собирающийся порицать апостола: «И всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Фил., 2: 11).

Если Он теперь разделяет славу Отца и если Он теперь ныне славится, как и сам Отец, как же ты можешь столь непочтительно к Нему относиться и не почитать Его? Почему Он не должен почитаться людьми, когда Он в равной степени правит на небесах вместе со Своим Отцом. Вот почему мы признаем, что Христос, Сын Господа, и является самим Господом, вот почему поскольку Господь един, то и слава одна».

Больше нам было ничего сказать друг другу, наш спор подошел к концу. Оппила отправился к королю Хильперику, передал подарки, посланные королем Испании, и отправился домой.

41. Услышав, что его брат Гунтрамн заключил мир с его племянником Хильдебертом и они собираются отнять обратно города, занятые им силой, Хильперик отступил в Камбре со всеми своими сокровищами, унося с собой все, что мог перевезти. Одновременно он отправил представителей к герцогам и графам городов, велев им укрепить стены крепостей и укрыться в них, вместе со своей собственностью, женами и детьми. Если же возникнет нужда, они должны оказать стойкое сопротивление и помешать врагу причинить какой-либо вред. «В том случае, если вам нанесут ущерб, – добавил он, – вас вознаградят самым щедрым образом, когда я приду, чтобы отомстить». Король никак не мог уяснить, что победа зависит от воли Господа.

Он несколько раз велел своей армии выступать, но не позволял ей пересекать собственную границу. В это время у Хильперика родился сын. Он распорядился доставить мальчика в усадьбу в Витри, ибо опасался, что если он появится на глазах у народа, то ему могут навредить, а то и вызвать смерть (колдовством. – Ред.).

42. Затем король Хильдеберт пошел в Италию. Услышав об этом, лангобарды подчинились его власти, поскольку боялись, что его войска уничтожат их. Они преподнесли ему множество подарков и пообещали оставаться его преданными вассалами. Достигнув всего, что хотел, Хильдеберт вернулся в Галлию.

Немного позже он снова собрал армию, намереваясь вторгнуться в Испанию, но так и не сделал этого. Несколько лет тому назад король получил пятьдесят тысяч золотых от императора Маврикия, пообещав избавить Италию от лангобардов. Узнав, что Хильперик заключил с ними мир, Маврикий потребовал вернуть ему деньги, но Хильперик настолько уверовал в свою силу, что даже не счел нужным ответить императору.

43. Необычайные события случились в Галисии. Чтобы рассказать о них, вернусь к самому началу. Как я уже писал, Герменегильд поссорился со своим отцом и вместе с женой укрылся в одном из испанских городов, опираясь на поддержку императора и Мира, короля Галисии.

Узнав, что его отец идет со своим войском, он решил противостоять наступлению и даже убить собственного отца, если возникнет на то необходимость. Несчастный принц не понимал, что суд Господа неотвратим и Он воздаст каждому, кто замышляет подобные планы в отношении собственного отца, даже если тот является еретиком.

Правда, принц считал, что поступает так из лучших побуждений. Затем он собрал триста вооруженных людей из многих тысяч, находившихся под его командой, и разместил их внутри крепости Осера, где источник в церкви проистекает по воле Божьей. Он подумал, что внезапное нападение потрясет его отца, его решимость ослабнет, и тогда основным силам войск Герменегильда, многочисленным, но не очень хорошо обученным, будет сопутствовать удача.

Когда же король Леовигильд узнал об этих планах, он стал колебаться, как же ему лучше всего поступить. «Если сразу я нападу на них всей своей армией, – говорил он, – то моя сильная пехота сильно пострадает от копий противника. Если, с другой стороны, я введу в бой небольшой отряд, то я не смогу противостоять противнику благодаря его численному превосходству». В конце концов король выступил со всей армией, напал на крепость и, разгромив гарнизон, сжег ее дотла, о чем я уже рассказывал в предыдущей главе.

Однако, одержав победу, Леовигильд увидел, что король Мир стоит напротив со своим войском. Окружив войска Мира, Леовигильд заставил его поклясться в верности. Они обменялись подарками и разошлись восвояси. Вернувшись домой, Мир сразу же заболел и вскоре умер, ибо его здоровье было подорвано гнилой водой и нездоровым воздухом Испании. После его смерти трон занял его сын Еврих, подтвердивший договор с Леовигильдом. Он принес такую же клятву и стал править Галисией.

В тот же самый год его родственник Андика, помолвленный с его сестрой, привел войско против Евриха. Он захватил его в плен и принудил постричься, сначала посвятил его в дьяконы и затем сделал священником. Затем Андика женился на вдове своего тестя и захватил власть в Галисии.

Леовигильд пленил своего сына Герменегильда и перевез пленника в Толедо, а позже изгнал его. Но Леовигильд не смог заставить греков выдать жену Герменегильда.[166]

44. Саранча из окрестностей Толедо в течение пяти долгих лет продолжала перемещаться вперед по главной дороге и достигла соседней провинции. Стая саранчи покрыла территорию в пятьдесят миль длиной и в сотню миль шириной.

В тот же самый год множество странных знамений случились в Галлии, жители которой претерпевали немыслимые страдания. Вокруг солнца появился огромный круг из множества цветов, похожих на те, что доводилось видеть, когда после дождя появлялась радуга. Морозы повредили виноградники, нанеся серьезный урон, затем разразилась страшная буря с градом, погубившая виноградники и поля. То, что осталось после града, погибло после свирепой засухи. Некоторые растения дали немного ягод, на других не выросло ничего.

Люди настолько гневались на Господа, что оставляли ворота виноградников открытыми и вводили на них скот и лошадей. Страдая, они сами призывали свою гибель, крича: «Нам все равно, пусть даже эти виноградники никогда больше не принесут урожая!» Плодовые деревья принесли урожай яблок в июле, а второй урожай случился в сентябре. Одна эпидемия за другой убивала стада, и продолжалось это до тех пор, пока в Галлии практически не осталось скота.

45. В сентябре[167] прибыло многочисленное посольство от вестготов (т. е. Испании. – Ред.), чтобы увидеть короля Хильперика, снова занявшего резиденцию в Париже. Тогда он повелел, чтобы собрали большое количество семей крепостных из различных королевских поместий и перевезли туда в повозках. Люди горько плакали и отказывались ехать. Он велел их тщательно охранять и готовиться к тому дню, когда отправит их в Испанию вместе со своей дочерью Ригунтой.

Рассказывают, что несколько крепостных повесились в своих родных местах, опасаясь того, что их увезут из дорогих и близких им мест. Сыновей отрывали от отцов, матерей разъединяли с дочерьми. Со стонами и проклятиями они расставались. Плач в Париже можно сравнить только с плачем египетским (когда в ходе последней, десятой «египетской казни» (смерть всех первенцев в египетских семьях) по всему Египту стоял стон и плач. – Ред.).

Люди же знатного происхождения (из тех, кого насильственно заставляли эмигрировать) составляли завещания, отдавая свою собственность церквам и ставя условием, что, как только станет известно, что принцесса добралась до Испании, их завещания вступали в силу, как будто они действительно умерли и были погребены.

Тем временем послы от короля Хильдеберта прибыли в Париж, чтобы предупредить короля Хильперика ничего не вывозить из городов, которые тот забрал из-под власти своего брата, и прося не касаться ни слуг, ни лошадей, ни быков, ни вещей.

Рассказывают, что одного из послов тайно убили, но никто не знал, кто это сделал, хотя подозрение пало на короля. Хильперик пообещал, что никого не будет трогать. Он пригласил знатных франков и многих других своих подданных отпраздновать помолвку своей дочери. Затем он передал дочь послам вестготов, обеспечив огромным приданым.

Ее мать добавила множество золотых и серебряных вещей, а также большое количество прекрасной одежды. Увидев это, король Хильперик подумал, что у него совсем ничего не осталось. Осознав, что он огорчился, королева Фредегунда повернулась к франкам и заявила: «Не думайте, люди, что хоть что-нибудь из этого относится к сокровищам, собранным вашими первыми королями.

Все, что видите, принадлежит мне. Ваш самый прославленный король проявил ко мне необычайную щедрость, но я взяла практически все из собственных накоплений, из поместий, дарованных мне, и из доходов и налогов. Из государственной сокровищницы я не взяла ничего». Услышав это, король успокоился.

Собралось такое огромное количество добра, что золотыми, серебряными и другими драгоценными вещами наполнили пятьдесят повозок. Сами франки также привезли свадебные подарки, золото, серебро, лошадей и одежду, каждый сделал подарки в соответствии со своими возможностями. Наконец пришел день прощания с принцессой. Расставаясь со своими родителями, она не могла удержать слез, струившихся по ее щекам. Когда она проезжала через городские ворота, одна из осей ее телеги сломалась. «Несчастливый знак!» – пробормотали жители, но некоторые сочли его хорошим предзнаменованием будущего.

Покинув Париж, Ригунта велела, чтобы ее палатки закрепили восьмью жерновами. Той же ночью пятьдесят человек из ее свиты украли сотню лучших лошадей вместе с их золотыми уздечками и двумя огромными подносами и пустились бежать к королю Хильдеберту. По пути следования любой, кому удавалось ускользнуть, забирал с собой все, что мог унести. Вдоль дороги разместили огромное количество припасов за счет тех городов, по которым они проезжали.

Король распорядился, чтобы провизию не брали из общественных запасов, а все необходимое отнимали у бедных жителей. Хильперик подозревал, что его брат (т. е. Гунтрамн. – Ред.) или племянник (Хильдеберт II. – Ред.) могли устроить засаду для его дочери, потому распорядился, чтобы ее сопровождало войско. С ней также отправились многие представители знати: герцог Бобон, сын Муммолена, и его жена как подружка невесты.

Поехали также Домигизил, Ансовальд и майордом Ваддон, одно время бывший графом Сента. Было также более четырех тысяч простых людей. Все другие герцоги и управляющие, что отправились вместе с Ригунтой, вернулись обратно от Пуатье. Но те, кого я упомянул, должны были завершить путешествие, и они спешили, как только могли.

По пути они грабили и воровали сверх всякой меры, обирали дома бедняков, разоряли виноградники, срубая целиком лозы вместе с висевшим на них виноградом, и забирали с собой все, что могли забрать, опустошая земли вдоль дорог, по которым они проходили, – в точности как говорится в Книге пророка Иоиля: «Оставшееся от гусеницы ела саранча, оставшееся от саранчи ели черви, а оставшееся от червей доели жуки» (Иоил., 1: 4).

На самом деле то, что происходило, напоминало прошедший ураган, сопровождавшийся выпадением инея, и состояние после засухи, выжигавшей то, что осталось после огромной бури. Так и эта орда унесла с собой то, что осталось после засухи.

46. Пока все эти люди следовали по своему пути со всем награбленным, Хильперик, этот Нерон и Ирод нашего времени в одном лице, отправился в свое поместье Шель, находившееся примерно в дюжине миль от Парижа. Там он проводил свое время на охоте.

Однажды, когда он возвращался с охоты, как раз начало смеркаться, он начал спускаться с лошади, опираясь одной рукой на плечо слуги. Тут вперед выступил человек, ударил его ножом под мышку и затем нанес второй удар в живот. Тотчас из его рта потоком хлынула кровь, а затем она полилась и из зияющей раны, – так наступил конец этого безнравственного человека.[168]

То зло, какое нанес Хильперик, отражено в этой книге. Он разграбил и сжег многие области, и не один раз. Причем он вовсе не раскаивался в содеянном, но скорее торжествовал, как и Нерон прошлых времен, читавший стихи из трагедии, пока полыхал его дворец. Он часто выдвигал несправедливые обвинения против своих подданных, преследуя только одну цель – отобрать их собственность.

В его дни священнослужителей редко выбирали епископами, он был чревоугодником, всем правил его желудок. Хильперик был убежден и часто хвастался, что нет никого умнее, чем он. Он написал две книги, подражая Седулию, но его стихи были так несовершенны, что никто не мог выносить их. Он в этих стихах ставил длинные слоги вместо кратких и короткие – вместо длинных, не понимая, что делает. Он составил несколько секвенций для мессы, несколько коротких пьес и гимнов, но ими было невозможно пользоваться.

Он ненавидел бедных и все, что с ними связано. Он никогда не прекращал своих выпадов против тех, кто служил нашему Господу, и, когда он находился среди своих близких друзей, епископы оказывались постоянным объектом его насмешек и издевок. Одних он обвинял в легкомыслии, других в гордыне, третьих в неумеренности и четвертых в роскоши.

Каким же пустоголовым казался ему епископ, каким тщеславным! Сильнее всего король ненавидел церковь. Постоянно доводилось слышать: «Моя сокровищница всегда пуста. Все наше богатство попало в руки церкви. Вся власть только у епископов. Никто не уважает меня как короля, все почитают только своих епископов в своих городах».

Такое настроение привело к тому, что он приобрел привычку разрывать завещания, в которых собственность завещалась епископам. Он попирал королевские указы собственного отца, полагая, что в живых не осталось никого, кто бы проследил за их выполнением.

Невозможно даже назвать какой-либо порок или оргию, каким бы не предавался этот человек. Он всегда придумывал новые способы мучений для своих подданных. Не имело никакого значения, оказывались ли они виновными в том преступлении или ином, он велел выкалывать им глаза.

В предписаниях судьям он всегда добавлял предложение: «Если кто-либо нарушит мои распоряжения, его следует наказать, выколов у него глаза». Сам он не печалился ни о ком, разве что если кто-то был ему нужен, соответственно, никто не любил и его. Когда пришло его время умереть, все покинули его.

Только епископ Санлиса Маллульф, уже в течение трех дней живший в шатре и напрасно ожидавший аудиенции в Шеле, пришел, когда услышал об убийстве Хильперика. Он омыл тело и одел его в более подобающие одежды. Затем провел ночь около него, распевая псалмы, потом перенес тело на речное судно и поспешил в церковь Святого Винценция[169], расположенную в Париже. Тем временем королева Фредегунда оставалась совсем одна в соборе.

1. Смерть святого Сальвия, епископа

2. О конфликте между жителями Шартра и Орлеана

3. Как Видаст по прозвищу Авий встретил свою смерть

4. Как Фредегунда искала убежище в церкви и как ее сокровища передали Хильдеберту

5. Как король Гунтрамн прибыл в Париж

6. Как тот же самый король принял на себя управление землями, ранее принадлежавшими Хариберту

7. О том, как послы Хильдеберта потребовали выдачи Фредегунды

8. Как король Гунтрамн просил не убивать его так, как убили его братьев

9. О том, как Ригунту лишили ее сокровищ и как Дезидерий посадил ее в тюрьму

10. Как по наущению Ригунты, дочери короля Хильперика, Гундовальда, провозгласив королем, подняли на щит

11. О знамениях и чудесах

12. Как сожгли часть Тура. О чудесах, совершенных святым Мартином

13. Как сожгли и разграбили Пуатье

14. О том, как король Хильдеберт отправил послов к королю Гунтрамну

15. О коварстве Фредегунды

16. О возвращении епископа Претекстата

17. О епископе Промоте

18. О том, как короля Гунтрамна предупредили о том, что его могут убить

19. О том, как королеве Фредегунде велели перебраться в сельское поместье

20. О том, как Фредегунда отправила человека, чтобы убить Брунгильду

21. О побеге Эберульфа и о том, как его взяли под стражу

22. О порочном поведении Эберульфа

23. О том, как еврея убили его люди

24. О том, как разграбили город Пуатье

25. О том, как ограбили Марилейфа

26. О том, как Гундовальд объехал несколько городов

27. Об оскорблении епископа Магнульфа

28. О продвижении войска

29. О том, как убили Эберульфа

30. О посольстве Гундовальда

31. О мощах святого мученика Сергия

32. О том, как Гундовальд направил послов во второй раз

33. О том, как Хильдеберт посетил своего дядю Гунтрамна

34. О том, как Гундовальд направился в Коменж

35. О том, как разграбили церковь Святого Мученика Винценция в Ажене

36. О том, как Гундовальд вел переговоры с осажденными

37. Об оскорблении, нанесенном городу Коменжу

38. О том, как убили Гундовальда

39. О том, как убили Муммола и епископа Сагиттария

40. О сокровищах Муммола

41. О гиганте

42. О чуде, совершенном святым Мартином

43. О Дезидерии и Ваддоне

44. О чародейке

45. О голоде, случившемся в этот год

46. Об убийстве Христофора

47. О гражданских распрях, возникших среди жителей Тура

1. Хотя я всячески стремился последовательно продолжать мою историю, начиная с того места, до которого добрался в предыдущих книгах, испытываемое мной чувство благоговения перед святым Сальвием заставляет меня прежде поведать о нем. Все знают о том, что он умер в этом году.[170]

Сальвий любил рассказывать о том, что и во время его долгой жизни мирянином, когда он был занят земными делами, он ни разу не поддался искусу плотских желаний, нередко овладевавших умами молодых людей.

Когда, наконец, Святой Дух нашел путь к его сердцу, Сальвий прекратил борьбу с мирскими искушениями, оставил мирскую жизнь и поступил в монастырь. Как все, кто посвятил себя всемогущему Господу, он понял, что лучше служить Господу в бедности и поклоняться Ему, чем стремиться к богатству этого преходящего мира. Он провел в монастыре долгие годы, изнуряя себя соблюдением обетов и установлений Отцов Церкви.

Когда наконец пришло время умереть их тогдашнему аббату, Сальвий, достигший полной физической и интеллектуальной силы, исполнил свой долг пастыря, приняв на себя заботу о братстве. Обретя такую возможность, он должен был как можно больше общаться с братьями, пытаясь установить дисциплину между ними. На самом же деле он еще больше отдалился от них.

Тогда он выбрал себе самую отдаленную келью, хотя, как он часто рассказывал, в своей прежней келье он настолько ослаб в результате постоянных постов, что кожа на его теле сходила девять или более раз. После избрания аббатом он продолжал жить так же скромно, как и раньше, посвящая все свое время чтению и молитвам. Он считал, что лучше ничем не выделяться среди своих монахов, чем появляться на публике, как того требовал долг аббата.

Придя к такому выводу, он простился с монахами и получил от них последнее приветствие. Он стал затворником, оставшись наедине в келье, он подвергал себя еще большему воздержанию, чем прежде. Одновременно он стал заботиться, чтобы сохранять законы христианского благочестия, молясь за всех тех, кто приходил поклониться в монастырь, и необычайно радушно одаривал их жертвенным хлебом. Шло время, и те, кто приходили к нему, покидали монастырь излеченными.

Однажды, когда больной лихорадкой Сальвий лежал на своей кровати, задыхаясь и изнемогая от высокой температуры, его келья неожиданно наполнилась ярким светом и стены как будто начали сотрясаться. Он вытянулся, распростер руки к небесам и воздал хвалу Господу, а затем испустил дух. Монахи и его собственная мать вынесли его тело из кельи, оплакивая его. Затем они переодели его в смертные одежды и поместили на погребальные носилки.

Они провели долгую ночь, оплакивая его и распевая псалмы. Когда рассвело и все приготовили для похорон, труп на носилках начал двигаться. Щеки Сальвия снова порозовели, он зашевелился, как бы просыпаясь от глубокого сна, и заговорил. «Милосердный Господь, – заявил он, – почему Ты так поступил со мной? Почему Ты объявил, что я должен вернуться в это темное место, где мы обитаем на земле? Я был бы гораздо счастливее на небесах, чем снова начинал бы свою бесполезную жизнь здесь, внизу».

Окружавшие его пришли в замешательство. Когда они попросили Сальвия прояснить случившееся чудо, он не ответил. Он поднялся с похоронных носилок, не страдая от прежней болезни. Затем в течение трех дней он не ел и не пил.

На третий день он призвал монахов, а также свою мать. «Мои славные друзья, – заявил он, – послушайте, что я должен сказать. Вы должны понять, что все, что вы видите в этом мире, не имеет совершенно никакого значения. «Суета сует», как заявлял в свое время пророк Соломон (Екк., 1: 2). «Блажен тот, кто может так вести себя во время земного существования, чтобы сподобиться видеть Господа в Его славе на небесах».

Произнеся все это, Сальвий стал размышлять над тем, следует ли ему пояснить сказанное или стоит оставить все как есть. Пока он раздумывал и молчал, монахи стали умолять его рассказать им, что он увидел. «Когда моя келья сотрясалась четыре дня назад, – продолжил свой рассказ Сальвий, – и вы видели меня лежащим замертво, меня подняли два ангела и стали уносить меня в самую небесную высь, так что я перестал чувствовать под ногами нашу жалкую землю, ощущая только солнце и луну, облака и звезды.

Потом меня провели через ворота, затмевавшие своим сиянием наше солнце. Через них меня ввели в здание, где пол сиял золотым и серебряным светом. Он был таков, что я даже не могу описать его вам, само чувство шири не поддается никакому описанию. Место это заполняла толпа людей, они не были ни мужчинами, ни женщинами, представляли собой просто множество, вытянувшееся необычайно широко, в том и ином направлении, так что нельзя было и увидеть, где оно заканчивалось.

Ангелы проложили мне путь через толпу людей, стоявших передо мной, так что мы смогли подойти к месту, где нам стало очевидно, что нам предстоит еще долгий путь. Над ним висело облако, еще более яркое, чем падавший остальной свет, хотя не было видно ни солнца, ни луны, ни звезд.

Из облака раздался голос, подобный голосу множества рек[171]. Меня, грешного, приветствовали с большим почтением несколько существ, одни были одеты в одежды священника, другие в повседневную одежду. Охранявшие меня заметили, что это были мученики и исповедники, которых мы почитали на земле и которым молились с особой преданностью.

Когда же я стоял на том месте, где мне велели, меня обдул запах такой сладости, что, вобрав его деликатную сущность, я до сих пор не ощущаю потребности ни в еде, ни в питье. Затем я вновь услышал голос, говоривший: «Пусть этот человек вернется обратно в мир, ибо наши церкви нуждаются в нем».

Я слышал голос, но не видел того, кто говорит. Тогда я распростерся ниц на земле и заплакал. «Горе мне! Горе мне, Господи, – говорил я. – Почему Ты показал мне это лишь для того, чтобы вновь отобрать от меня? Ты отринул меня сегодня от Твоего лика и возвращаешь меня снова к земному существованию, не имеющему ни сущности, ни власти, как будто я навсегда должен расстаться с высшим. Я молю Тебя, Господи, не лишать меня Твоей милости. Позволь мне здесь остаться, если я вернусь на землю, я погибну». Говоривший со мной голос ответил: «Иди с миром (1 Цар., 1: 17). Я буду следить за тобой до тех пор, пока не верну тебя обратно в это место»[172]. Потом мои сопровождающие оставили меня, и я вернулся обратно через врата, в которые вошел, стеная и плача».

Когда Сальвий выговорился, то все, находившиеся рядом, изумились. Сам же блаженный человек заплакал. Потом он сказал: «Оплакивайте меня, ибо я осмелился раскрыть вам сию тайну! Из меня уже вышла благоухающая эссенция, которой я надышался в раю и с помощью которой я смог продержаться в течение шести дней, не принимая ни пищи, ни питья.

Мой язык покрыт язвами и настолько распух, что мне кажется, что он заполняет весь рот. Мне ясно, что Господь вовсе не хочет, чтобы Его тайны раскрылись. Господь, Тебе прекрасно известно, что я сделал это без всякого злого умысла, не из тщеславия. Сжалься надо мной, умоляю Тебя, и не оставляй меня, как Ты и обещал». Сказав все это, Сальвий замолчал, затем начал есть и пить.

Записав все сказанное им, я стал опасаться, что некоторым моим читателям эта история покажется совершенно неправдоподобной, я напомню им то, что писал историк Саллюстий: «Когда мы воскрешаем добродетельные или славные поступки великих людей, читатель охотно согласится и примет то, что он мог бы и сам совершить, но ко всему остальному, что превышает его возможности, он станет относиться как к неправдоподобному». Сам же я призываю в свидетели всемогущего Господа, чтобы Он подтвердил, что здесь передано то, что я услышал из уст Сальвия.

Много лет спустя святой Сальвий был вынужден покинуть свою келью, поскольку его избрали епископом и затем против его воли рукоположили. Я полагаю, он пробыл в этой должности десять лет, до тех пор пока в Альби не разразилась бубонная чума, от которой погибла большая часть населения города.

Уцелело лишь несколько жителей, но святой Сальвий, этот добрый пастырь, отказывался покидать город. Там он и оставался, увещевая тех, кто еще был в живых, чтобы они беспрестанно молились, не прекращая поститься, и сосредотачивали свои умы и деяния на том, чтобы совершать только благие поступки.

Обычно он им говорил следующее: «Всегда поступайте таким образом, что, если Господь решит призвать вас из этого мира, вы могли бы предстать не только перед Его судом, но и прийти к Нему с миром». Когда пришло время Господу открыть Сальвию, что его собственная смерть приближается, он сам приготовил свой гроб. Я даже полагаю, что он тщательно омылся и надел свой саван.

Он умер в размышлениях о святых вещах, его мысли были обращены к Небесам, он оказался необычайно святым человеком. Он никогда не испытывал желания владеть чем-либо и просто отказывался принимать деньги. Если кто-либо принуждал его взять их, он тотчас передавал деньги бедным.

Во время пребывания Сальвия в должности епископа патриций Муммол забрал многих жителей Альби в плен, но Сальвий последовал за ним и убедил его освободить их всех. Господь наделил его таким влиянием среди людей, что те, кто захватил альбигойцев, уменьшили требуемый ими выкуп и даже одарили Сальвия подарками. Таким образом, он освободил жителей собственной епархии и вернул им прежнее состояние.

Мне довелось слышать множество других достоверных историй, связанных с ним, но я не стану приводить новых, потому что хочу сосредоточиться на той истории, что уже начал.

2. Итак, когда Хильперик умер, удостоившись той судьбы, которую так долго искал, жители Орлеана объединились с жителями Блуа и напали на жителей Шатодёна и разбили их. Жилые дома, запасы зерна и все, что нельзя было унести, они подожгли, а затем отправились к себе вместе с захваченным скотом, унося с собой все, что могли. Однако они не ушли далеко, когда жертвы нападения, поддерживаемые людьми из соседнего Шартра, последовали за ними и поступили с грабителями так, как они заслужили.

Они вытащили все из домов (орлеанцев и шартрцев), не оставили ничего и снаружи, затем не оставили и самих домов. Обе стороны сошлись со свежими силами, между ними возникли новые перепалки и стычки. Жители Орлеана вооружились и были почти готовы ринуться в ответную атаку, когда два графа начали мирные переговоры и вскоре достигли согласия. Та сторона, что напала на другую без видимой причины, должна была выплатить компенсацию. Таким образом распрям был положен конец.

3. В это время Видаст, всем известный как Авий, совершил множество преступлений в окрестностях Пуатье. Именно он несколькими годами ранее убил Лупа и Амвросия из-за любви к жене последнего, а затем женился на ней, хотя она считалась его родственницей.

Когда Авий случайно встретил Хильдерика-сакса, то они обменялись оскорблениями, и в конце концов один из приближенных Хильдерика проткнул Авия своим копьем. Тот упал на землю, получив новые раны от других ударов, так что вместе с его кровью ушла и его нечестивая душа.

Рукой его величества Господь отомстил за пролитую Авием невинную кровь. Несчастный совершил множество преступлений, он грабил, убивал, прелюбодействовал, но я не стану вдаваться в детали. Все равно саксам пришлось урегулировать дело с сыновьями Авия после его убийства, выплатив штраф (вергельд).

4. Тем временем вдовствующая королева Фредегунда прибыла в Париж, она взяла с собой часть сокровищ, которые были спрятаны за городскими стенами, и стала искать убежище в церкви, где и спаслась с помощью епископа Рагнемода. В оставшуюся в Шели часть сокровищ входил золотой поднос, недавно изготовленный для Хильперика, конфискованный чиновниками казначейства, так и не дождавшимися короля Хильперика, который в это время был в Мо.

5. По совету своих сторонников королева Фредегунда отправила послов к королю Гунтрамну. «Пусть мой господин придет и станет управлять царством своего брата, – заявляла она. – У меня маленький ребенок, и я долго еще буду нянчить его. В то же время я объявляю себя его покорной служанкой». Услышав о смерти своего брата, король Гунтрамн горько заплакал. Закончив рыдать, он собрал свою армию и направился в Париж, он уже был принят в стенах города, когда его племянник, король Хильдеберт, подошел к городу с другой стороны.

6. Парижане отказались пропустить Хильдеберта в город, поэтому ему пришлось отправить послов к королю Гунтрамну. «Дорогой дядя, – писал Хильдеберт, – я понимаю, что до сих пор никто из нас не мог соблюдать завещание моего отца, ибо мы были предметом нападок вражеской партии. Поэтому я прошу тебя соблюдать договор между нами, подписанный после смерти моего отца».

Король Гунтрамн ответил послам следующим образом: «О вероломные лжецы, вы сами не выполнили данные вами обещания, заключив новый договор с королем Хильпериком, стремясь изгнать меня из королевства и поделить мои города. Вот подписанный вами документ, подтверждающий ваше согласие, как я уже и говорил! Как вы осмеливаетесь просить меня установить дружеские отношения с моим племянником, которого вы вероломно хотели сделать моим врагом!»

«Если тобою настолько овладел гнев, – ответили послы, – что ты отказываешься даровать своему племяннику то, что уже пообещал, то, по крайней мере, не лишай его той части царства Хариберта, которая принадлежит ему по праву».

«Вот договор, с которым мы все согласились, – ответил король Гунтрамн. – В нем записано, что если один из нас войдет в город Париж без согласия его брата, он поплатится тем, что лишится своей доли. Мученик Полиевкт, а также святые Иларий и Мартин накажут преступившего закон.

Вскоре после этого мой брат Сигиберт вступил в Париж, спустя некоторое время, по воле Господа, он умер и лишился своей доли. Затем Хильперик вошел в Париж. Нарушив условия договора, оба они потеряли свои права на долю, чем навлекли на себя месть Господа, и сам договор стал проклятым.

Не нарушив договор никоим образом, я, таким образом, собираюсь взять под мою собственную юрисдикцию все царство Хариберта и все его сокровища, если же я и отдам что-либо, то по собственной воле. Теперь же убирайтесь, лжецы и лицемеры, вот ответ, который вы можете передать вашему королю».

7. Послы отправились восвояси, а затем к Гунтрамну прибыла вторая группа послов от Хильдеберта, чтобы попросить короля выдать королеву Фредегунду. «Выдайте убийцу, – писал он, – женщину, которая обезглавила мою тетку[173], женщину, убившую сначала моего отца[174] и затем моего дядю[175], выдавшую моих двух кузенов[176], чтобы их зарубили мечом».

«Обсудим случившееся на совете, который мы собираемся провести, – ответил король Гунтрамн, – и затем решим, что делать». Он взял Фредегунду под свое покровительство, часто приглашал ее разделять с ним трапезу, обещая проследить за тем, чтобы ей не причинили зла. Однажды, когда они ели за одним и тем же столом, королева, извинившись, поднялась, но Гунтрамн попросил ее остаться.

«Почему ты больше ничего не хочешь съесть?» – спросил он. «Пожалуйста, извини меня, – ответила Фредегунда, – прошу тебя, мой господин, произошло то, что так часто случается с женщинами, я снова беременна». Гунтрамн удивился, когда услышал это, ему было известно, что четыре месяца назад она родила сына. Но он отпустил ее.

Ансовальд и другие видные люди королевства Хильперика собрались вокруг его сына, которому, как я только что заметил, было четыре месяца от роду, нареченного Хлотарем. От всех городов, ранее принадлежавших Хильперику, они добились принесения клятвы верности королю Гунтрамну и его племяннику Хлотарю. Восстанавливая справедливость, король Гунтрамн возместил убытки тем людям, состояние которых незаконно отобрал Хильперик и его люди. Он также одарил церкви большим количеством подарков.

Более того, Гунтрамн восстановил завещания некоторых людей, теперь ушедших из жизни, оставивших свое добро церквам, хотя ранее отказывался ратифицировать их завещания. Он проявил необычайное дружелюбие по отношению ко многим подданным и сделал значительные пожертвования бедным.

8. Гунтрамн по-прежнему не доверял парижанам, окружавшим его, и никогда никуда не отправлялся без вооруженного эскорта. Всегда, когда он шел в церковь или в любое другое место, которое хотел посетить, его окружала охрана. Однажды в воскресенье, после того как дьякон призвал народ к молчанию, чтобы послушать мессу, случилось следующее. Король повернулся к ним и произнес: «Мужчины и женщины, все присутствующие, прошу вас хранить мне верность, а не убивать меня, как вы уже поступили с моими братьями. Дайте мне по крайней мере три года, за это время я смогу вырастить племянников, ставших моими приемными сыновьями[177]. В противном случае, хотя я прошу всемогущего Господа не допустить этого, но если это все же произойдет и я буду убит, а они не достигнут поры зрелости, погибнете и вы, потому что не останется взрослых воинов из моего рода, которые смогут защитить вас».

Когда же собравшиеся жители Парижа услышали то, что сказал им король, все они начали молиться Господу, чтобы Тот позаботился о безопасности Гунтрамна.

9. Когда в Париже происходили описанные выше события, Ригунта, дочь Хильперика, добралась до Тулузы, везя с собой сокровища, о которых я вам говорил. Когда она поняла, что уже находится почти рядом с территорией, удерживаемой готами[178], она начала придумывать предлоги, чтобы объяснить свою задержку. Более того, ее слуги начали влиять на нее, заявляя о том, что необходимо немного задержаться в этом городе, ибо они утомились во время путешествия, их одежды истрепались, а башмаки порвались.

Они также говорили о том, что упряжь для лошадей и состояние самих повозок также оставляют желать лучшего. Поэтому было бы лучше, продолжали они, уделить немного внимания всему этому и не продолжать путешествие, пока их не приведут в надлежащее состояние. Иначе все они будут выглядеть не лучшим образом, когда окажутся перед ее женихом.

Итак, они не собирались встречаться с готами в том виде, в каком они оказались за время путешествия, чтобы не стать предметом насмешек. Пока их удерживали высказанные выше соображения, до Дезидерия дошли известия о смерти короля Хильперика. Он собрал отряд из самых сильных и свирепых своих воинов и с ним вошел в город Тулузу.

Он захватил принцессу и ее сокровища, потом поместил ее в одном из городских зданий, заперев двери и поставив сильную охрану из вооруженных людей. Затем он оставил Ригунте немного денег на содержание, пока он снова не вернется в город.

10. Затем Дезидерий поспешил к Муммолу, с которым он заключил союз два года тому назад. В то время Муммол жил внутри стен Авиньона вместе с Гундовальдом, о котором я вам рассказывал прежде. В сопровождении герцогов Дезидерия и Муммола Гундовальд отправился в район Лиможа и прибыл в Брива-ла-Гайяр, где, как говорили, находилась могила святого Мартина, ученика нашего святого Мартина. Там Гундовальда подняли на щит, провозгласив королем. Когда они обносили его в третий раз, он едва не упал, и его с трудом удержали. Затем Гундовальд объехал окрестные города.

Ригунта же нашла убежище в церкви Святой Марии в Тулузе, где, как уже говорил вам ранее, в страхе перед Хильпериком спасалась жена Рагновальда. Теперь Рагновальд вернулся из Испании и получил обратно жену и собственность.

В это время от пожара, содеянного наступающим врагом, церковь Святого Мартина в Брива-ла-Гайяр сгорела дотла. Жар оказался таким сильным, что алтарь и даже колонны, изготовленные из различных сортов мрамора, были уничтожены. Однако епископ Ферреол восстановил здание ради грядущих поколений, причем так искусно, что никто даже не замечал, что оно было повреждено. Местные жители чтили своего святого Мартина, необычайно преданно служа его имени верой и правдой, ведь время от времени они снова и снова получали доказательства его чудесных возможностей.

11. Описанное нами произошло в десятом месяце года[179]. На виноградных лозах появились новые ростки, образовались уродливые грозди, деревья зацвели во второй раз. Огромный огненный шар пересек небеса, далеко осветив землю еще до рассвета.

Лучи света сияли в небе, на севере в течение двух часов видели огненный столб, на вершине его находилась огромная звезда. В районе Анже произошло землетрясение, случились и другие предзнаменования. С моей точки зрения, все события предвещали грядущую смерть Гундовальда.

12. Вслед за этим король Гунтрамн послал своих графов обследовать города, захваченные им в царстве своего брата Хариберта. Гунтрамн велел графам добиться принесения жителями этих мест клятв верности и подчинить города своей власти. Жители Тура и Пуатье хотели передать себя в руки Хильдеберта, сына Сигиберта, но Гунтрамн собрал отряд из жителей Буржа, готовых выступить против них, и начал жечь дома в округе Тура.

На следующий день они сожгли дотла находившуюся в том же районе церковь в Марее, где хранились реликвии святого Мартина, после чего почувствовали на себе чудесную силу святого. Несмотря на сильное пламя, огонь не уничтожил лежавшие на алтаре покровы. Даже растения, разложенные на алтаре для украшения, не сгорели. Увидев, что все вокруг охвачено пламенем, жители Тура послали своих послов, поняв, что лучше подчиниться королю Гунтрамну, чем допустить, чтобы вся их собственность была уничтожена огнем и мечом.

13. Тотчас после смерти Хильперика герцог Гарарик отправился в Лимож и от имени Хильдеберта принял клятву верности. Оттуда он двинулся в Пуатье, где его приняли и позволили занять резиденцию. Услышав о том, как страдают жители Тура, он послал к нам несколько сообщений, заявляя в них, что если мы хотим соблюдать свои интересы, то нам не следует присоединяться к королю Гунтрамну, помня о Сигиберте, чьим сыном был Хильдеберт. Мы отправили эти послания назад, отвечая как епископу, так и жителям Пуатье, заявив, что если они не подчинятся королю Гунтрамну, ради сохранения своей жизни, то испытают ту же участь, что и мы.

Теперь Гунтрамн стал отцом для сыновей Сигиберта и Хильперика, которых он усыновил. Из этого следовало, что, подобно своему отцу Хлотарю, он подчинил себе все царство. Они не согласились с этим, а Гарарик выехал из Пуатье, намереваясь вернуться с войском, оставив вместе себя Эберона, казначея короля Хильдеберта. С помощью Виллахара, графа Орлеанского, который получил и Тур, Сихар повел войско против города Пуатье.

Таким образом, жители Тура могли наступать с одной стороны, а жители Буржа – с другой. Как только они вошли в окрестности Пуатье и начали поджигать дома, жители города выслали к ним представителей. «Умоляем вас подождать, – заклинали они, – пока не встретятся короли Гунтрамн и Хильдеберт. Если они придут к согласию, что король Гунтрамн должен править нами, то мы не станем сопротивляться, то есть признаем в качестве господина любого короля, которому нам велят повиноваться».

«Все это не имеет к нам никакого отношения, – отвечали захватчики. – Мы здесь для того, чтобы подчиняться приказам нашего короля. Если вы откажетесь, мы продолжим свое дело и уничтожим все». Дело приняло такой оборот, что вся их собственность была бы сожжена, украдена или унесена в качестве добычи. Тогда жители Пуатье принесли клятву верности королю Гунтрамну, но не смогли долго соблюдать ее.

14. Когда подошло время конференции, король Хильдеберт направил к королю Гунтрамну в качестве представителей епископа Эгидия, Гунтрамна Бозона, Сигивальда и еще многих других. Когда они предстали перед ним, епископ заявил: «Благочестивейший король, мы воздаем хвалу всемогущему Господу за то, что Он восстановил твои права на трон и на твои земли после стольких несчастий».

«Воздадим хвалу Тому, кто Царь царствующих, Господь господствующих (1 Тим., 6: 15), кто милостью Своей позволил все это свершить, – ответил король. – Но не тебе, по чьему коварному совету и вероломству мои земли были преданы огню в прошлом году, не тебе, который никогда не хранил никому верность, чья подковерная игра всем известна, и не тебе, кто вел себя не как епископ, а как заклятый враг нашего королевства».

Услышав его слова, епископ разъярился, но ничего не ответил. «Твой племянник Хильдеберт просит, чтобы ты распорядился вернуть города, принадлежавшие его отцу», – сказал один из послов. «Я уже говорил вам, – ответил Гунтрамн, – что по договорам, подписанным нами, эти города перешли ко мне, поэтому я отказываюсь вернуть их».

Затем заговорил другой посол: «Твой племянник просит тебя выдать эту ведьму Фредегунду, благодаря которой нашли свою смерть многие царственные особы. Он хочет отомстить за смерть своего собственного отца, его дяди и своих двоюродных братьев». – «Ее сын – король, – ответил Гунтрамн, – поэтому ее нельзя передавать в руки Хильдеберта. Более того, я не верю в те обвинения, что вы выдвигаете против нее».

Теперь наступил черед Гунтрамна Бозона подойти к королю, как будто ему тоже было что сказать. Поскольку к тому времени уже распространился слух, что Гундовальда публично подняли на щит, король Гунтрамн предупредил слова Гунтрамна Бозона: «Ты – враг моей страны и моего королевства! Ты тот, кто много лет тому назад отправился на Восток, чтобы тайно ввести в мое царство некоего Балломера»[180]. Именно так Гунтрамн называл Гундовальда. «Ты предатель! – продолжал король. – И всем известно, что ты никогда не держишь свое слово!» – «Ты – правитель, – ответил Гунтрамн Бозон, – и ты как король сидишь на троне. Вот почему никто не осмеливается возразить тебе. Я же сначала объявляю себя невиновным. Если кто-то, равный мне, осмеливается тайно выдвигать подобные обвинения, пусть он выйдет вперед и не таясь скажет. Затем ты, самый благочестивый король, предоставь все суду Божьему, так что пусть Он решит, когда мы сразимся в единоборстве».

Никто не произнес ни слова, тогда король Гунтрамн ответил: «Все присутствующие единодушно сошлись в том, что нужно удостовериться в том, что этого искателя приключений, отец которого когда-то управлял мельницей, следует выдворить с наших земель. По поводу его статуса замечу, что его отец сидел за гребнями и чесал шерсть».

Хотя мастеровой и мог владеть обоими ремеслами, все же один из послов ответил королю следующим образом: «В соответствии с твоим заявлением, у этого человека два отца, ткач и мельник. Ты поступаешь неразумно, король, заявляя такие вещи. Никогда не доводилось слышать, чтобы у человека было два отца, разве что не идет речь о его духовной сущности».

Тут все присутствующие начали смеяться, и один из послов добавил: «Мы покидаем тебя, король. Поскольку ты отказался передать эти города твоему племяннику, мы знаем, что цел еще топор, который разрубил головы твоих братьев[181]. Однажды он падет и на твою голову».

С этим они ушли, разъярившись на него. Услышав их слова, король также вышел из себя. Он приказал, чтобы им на головы бросали конский навоз, гнилушки, заплесневевшие солому и сено и вонючую грязь из городских канав. Отплевываясь от всего, что бросали в них, послы ушли страшно разгневанные и оскорбленные оказанным им приемом.

15. Пока королева Фредегунда продолжала находиться в парижском соборе, ее слуга по имени Леонард, только что вернувшийся из города Тулузы, попросил разрешения прийти к ней и рассказал, какое зло причинили ее дочери, какие унижения она перенесла. «В соответствии с твоими повелениями, – рассказал он, – я сопровождал принцессу Ригунту. Я видел, как с ней обошлись, как ее лишили всех ее сокровищ и собственности. Мне самому удалось сбежать, и я поспешил сюда, чтобы рассказать моей госпоже, что произошло».

Услышав это, Фредегунда чуть не сошла с ума от злости. Она велела отнять у Леонарда всю его собственность, находившуюся в городе и в церкви. Она разорвала его одежды на спине и отобрала перевязь, данную ему Хильпериком. Потом велела ему идти. Всех, кто вернулся из экспедиции и кого ей удалось выявить, поваров, булочников, она также наказала, приказав отобрав у них собственность, избить и заковать в цепи.

Чтобы подорвать влияние при дворе Нектария, брата епископа Бадегизила, она выдвинула против него самые страшные обвинения, заявив, что он унес большую часть сокровищ умершего короля. Она заявляла, что Нектарий украл огромные запасы еды и вина из хранилищ, потребовала, чтобы его связали и бросили в самое темное подземелье.

Однако брат вступился за него, и король проявил терпимость, не позволив ей совершить задуманное. Фредегунда не боялась Господа, в Чьем доме нашла убежище, оказавшись главным зачинщиком во многих злодеяниях. В те времена с ней находился судья Авдон, ставший ее помощником при жизни короля Хильперика, который и помог ей совершить множество дурных поступков.

При короле Хильперике этот Авдон, опираясь на поддержку префекта Муммола, безжалостно обобрал многих франков, бывших свободными людьми. Когда же король умер, эти люди ограбили и лишили Авдона всего, так что у него не осталось ничего, кроме той одежды, что была на нем. Они сожгли дотла его дом и почти наверняка убили бы, если бы Авдон не получил убежище в соборе вместе с королевой.

16. Претекстат, которого жители Руана снова призвали из ссылки после смерти короля Хильперика, вернулся в свою епархию и был восстановлен под шумные приветственные крики. Вернувшись, он отправился в Париж и стал искать возможности получить аудиенцию у короля Гунтрамна, умоляя провести тщательное расследование его дела.

Королева Фредегунда заявляла, что его не следует восстанавливать, поскольку Претекстата отлучили от должности епископа Руана сорок пять епископов. Король хотел собрать совет, чтобы тот рассмотрел дело, но епископ Парижа Рагнемод выступил от имени всех и заявил: «Вам должно быть известно, что эти епископы наложили на него покаяние, но вовсе не собирались сместить его с должности». Король принял Претекстата и даже разделил с ним трапезу, после чего епископ отправился обратно в свой собственный город.

17. Промот, в свое время по приказу короля Сигиберта утвержденный в качестве епископа Шатодёна, после смерти короля был смещен под предлогом, что Шатодён относится к епархии Шартра. Было принято судебное решение, что он может служить только в качестве священника. Промот искал аудиенции у короля, чтобы спросить, можно ли его снова назначить епископом в Шатодён.

Против этого выступил Паппол, епископ Шартра. «Это моя епархия, – заявил он, – и я сам прибыл, чтобы представить решение, вынесенное епископами»[182]. Промот получил от короля лишь разрешение, согласно которому ему возвращали его собственность, какой он владел в Шатодёне, чтобы он мог жить там вместе со своей матерью.

18. Когда король Гунтрамн находился в своей резиденции в Париже, к нему подошел бедняк и сказал: «Послушай, король, вот что я должен тебе сказать. Ты должен знать, что постельничий твоего покойного брата Фараульф замышляет убить тебя. Я слышал, как он говорил, что сделает это, когда ты отправишься в церковь к заутрене, он собирается ударить тебя кинжалом или пронзить копьем».

Король оказался в затруднительном положении, он велел Фараульфу появиться перед ним. Тот все отрицал, но король испугался и окружил себя вооруженной охраной. Больше он никогда не отправлялся ни в церковь, ни куда либо еще без вооруженной охраны. Вскоре после этого Фараульф умер.

19. Против тех, кто был в силе при короле Хильперике, поднялся ропот. Их обвинили в том, что они незаконно завладели усадьбами или иной собственностью, принадлежавшей другим. Как я уже вам рассказывал, король повелел, чтобы все, что незаконно отняли, вернули обратно. Он приказал королеве Фредегунде вернуться в поместье Рюэй, находившееся в области Руана. За ней отправились первостепенные деятели королевства Хильперика.

Там они оставили ее под опекой епископа Мелания, смещенного с должности епископа Руана[183]. Затем они принесли клятву верности ее сыну Хлотарю, пообещав, что его воспитают, проявив по отношению к нему особую заботу.

20. Когда королева Фредегунда укладывалась, чтобы отправиться в упомянутое поместье, о котором я вам рассказывал, она находилась в подавленном состоянии, не могла практически ни на кого повлиять, но продолжала считать себя лучше, чем Брунгильда. Она тайно отправила клирика из своей челяди, велев ему войти в доверие к Брунгильде и затем убить ее. Если бы он смог под тем или иным предлогом стать ее слугой и заручиться ее расположением, Брунгильду можно было бы убить, когда никого рядом не было бы.

Клирик отправился к Брунгильде, понравился ей и смог добиться ее расположения. «Я бежал от королевы ФредеГунды, – заявил он, – и нуждаюсь в защите». Он вел себя необычайно скромно со всеми и сделался самым послушным и доверенным слугой королевы.

Вскоре, однако, выяснилось, с каким предательским поручением его послали. Его связали и пороли до тех пор, пока он не выдал свой тайный план, после этого ему разрешили вернуться к королеве, пославшей его. Когда он рассказал Фредегунде о том, что произошло и что ее поручение выполнить не удалось, она наказала его, велев отрубить руки и ноги.

21. Пока все это происходило, король Гунтрамн отправился в Шалон, пытаясь выяснить правду об обстоятельствах смерти своего брата. Королева Фредегунда попыталась очернить казначея Эберульфа. После смерти короля Хильперика она попросила его жить с ней, но он отказался. В результате между ними вспыхнула острая вражда. Теперь королева утверждала, что именно он убил Хильперика, что он украл множество вещей из сокровищницы и затем отправился с ними в Турен и что, если король действительно хочет отомстить за смерть своего брата, он должен знать, что именно Эберульф главарь убийц. Король Гунтрамн поклялся в присутствии своих вельмож, что уничтожит не только самого Эберульфа, но и его потомков вплоть до девятого колена, чтобы их смерть послужила уроком для тех, кто желал бы убивать королей. Таким образом, больше никто из королей не будет убит.

Как только Эберульф услышал об этом, он стал искать убежище в церкви Святого Мартина, чью собственность часто расхищал. Решили, что необходимо приставить к нему стражу, и жители Орлеана и Блуа по очереди охраняли его. Они прибыли в соответствии со своими обязанностями, пробыв пятнадцать дней, снова отправлялись домой, забрав с собой большое количество добычи, уводя вьючных животных и иной скот. Те люди, что увели скот, принадлежавший базилике Святого Мартина, перессорились между собой и начали наносить друг другу удары копьями. Двое из них, что увели мулов, пришли к дому одного местного жителя и стали просить попить. Мужчина сказал, что у него нет воды, так они подняли свои копья и собирались пронзить его. Тогда мужчина, обнажив собственный меч, пронзил их обоих, они упали на землю и умерли на месте. Скот же был возвращен храму Святого Мартина.

Жители Орлеана совершили такое множество преступлений по данному делу, что нет возможности рассказать обо всех.

22. Тем временем собственность Эберульфа раздали разным людям. Золотые, серебряные и другие драгоценные предметы, которые он хранил у себя, король велел выставить на всеобщее обозрение. Дарованные Эберульфу в пожизненное пользование земли продали на аукционе. У него отобрали табуны лошадей, его свиней и вьючных животных. Его дом, находившийся внутри городских стен, который он отнял у церкви и заполнил зерном, вином, мясом птицы и другими разнообразными припасами, полностью разграбили, оставив только голые стены.

Несмотря на то что я необычайно пунктуально следил за его делами, он возложил на меня ответственность за все содеянное, пригрозив, что, если вернет себе милость короля, именно мне он отомстит в первую очередь за все свои страдания. Господу известны все тайны нашего сердца, и с чистой совестью я заверяю, что оказал ему всяческое содействие, сделав все, что было в моей власти.

Хотя он дурно обращался со мной из-за собственности, принадлежавшей святому Мартину, я руководствовался только добрыми намерениями, невзирая на его злые действия, ибо именно я воспринял его сына от святой купели. Думаю, что причиной его злосчастного падения оказалось проявленное им неуважение по отношению к святому епископу Мартину.

Он часто совершал убийства в том самом проходе, что вел к гробнице святого, пьянствовал и безобразничал. Однажды он швырнул священника на скамью, избил его кулаками как только мог, только потому, что тот отказался дать Эберульфу вина, когда тот уже был совершенно пьян. Священник умер бы, если бы не пришли врачи и не поставили ему банки.

Опасаясь короля, в качестве резиденции он избрал святую церковь. Когда священник, ведавший входными ключами, все запер и ушел, молодые служанки и другие слуги Эберульфа обычно проходили через ризницу и глазели на фрески на стенах или щупали убранство на могиле святого, оскорбляя святое место. Когда священник понял, что происходит, он забил гвоздями дверь и приладил изнутри замок.

После ужина, отупев от вина, Эберульф заметил, что произошло. Взбешенный и не ведающий, что делает, он подошел ко мне, находившемуся внутри церкви, к тому месту, где я распевал псалмы во время службы, проводившейся после наступления ночи, и начал осыпать меня проклятиями и оскорблениями, упрекая помимо прочего, что я лишил его доступа к покровам на могиле святого.[184]

Я изумился, услышав столь бессвязную речь, попытался успокоить его, спокойно заговорив с ним. Когда я не смог успокоить его, пытаясь убедить его в возможно спокойной манере, то решил замолчать. Как только он увидел, что я не собираюсь больше ничего сказать, он повернулся к моему священнику и обругал его в резких выражениях.

Он оскорбил его гнусными словами, подвергнув меня всяческим поношениям, какие только мог извергнуть его язык. Когда мы поняли, что Эберульф, как говорится, одержим дьяволом, мы вышли из церкви и положили конец столь скандальному происшествию, перейдя к нашим собственным вечерним молитвам.

Мы очень тяжело переживали, что он вел себя столь позорным образом, не проявляя никакого уважения к святому и разговаривая так перед его гробницей. Примерно в то время у меня было видение, которое я пересказал Эберульфу в храме: «Мне снилось, что я служу праздничную обедню. Когда алтарь со священными подношениями на нем уже был покрыт шелковым покрывалом, я неожиданно увидел входящего короля Гунтрамна. «Выведите этого врага моей семьи! – закричал он. – Уберите этого убийцу от святого алтаря Господа!» Услышав это, я повернулся к тебе и сказал: «Держись крепко, несчастный, за алтарное покрывало, прикрывающее Святые Дары, иначе тебя изгонят из церкви». Тогда ты и ухватился за них своей нечистой рукой, вместо того чтобы крепко удерживаться за них. Я широко вытянул руки и грудью заслонил тебя от короля. «Ты не осмелишься вытащить этого человека из священного здания, – кричал я, – без риска для твоей жизни, иначе святой епископ убьет тебя своей чудодейственной силой! Не привлекай на себя смерть с помощью собственного оружия, иначе ты поплатишься не только своей земной жизнью, но и грядущей».

Король оказал мне сопротивление, ты же позволил себе отпустить алтарное покрывало и стал позади меня. Я страшно на тебя рассердился. Затем ты вернулся к алтарю, ухватился во второй раз за покрывало и во второй раз позволил себе отпустить его. Когда ты едва продолжал удерживать его, я еще пытался сопротивляться королю, я проснулся, весь дрожа от страха, не зная, что означает сие видение».

Когда же я рассказал обо всем этом Эберульфу, он заявил: «Твое видение правдиво, оно совпадает с моими намерениями». – «Каковы же они?» – спросил я. «Я решил, – ответил он, – что, если король велит меня выбросить отсюда, я стану удерживать в одной руке алтарное покрывало, а в другой – меч. Сначала я убью тебя, затем заколю столько священнослужителей, сколько смогу. Не важно, если в дальнейшем я умру, потому что я сумею отомстить служителям твоего святого».

Услышав его слова, я изумился, ведь это дьявол говорил его устами. Он никогда не относился с почтением к Господу. Когда он был на свободе, его лошади и скот опустошали посевы и виноградники бедных. Если животных отгоняли те люди, чей труд уничтожался, люди Эберульфа избивали их, и потравы продолжались.

Даже сейчас, находясь в затруднительном положении, он хвастался тем, что украл у святого епископа. Только за год перед этим он побудил некоего глупого человека, городского жителя, начать досаждать церковным управляющим. Затем, сведя на нет все правосудие, с помощью купленных распоряжений он отобрал часть собственности, принадлежавшей церкви. Одновременно Эберульф вознаградил замешанного в этом человека, подарив ему золотые украшения со своей собственной перевязи. До конца дней своей жизни, которую я позже опишу вам, он продолжен вести себя столь же безнравственно.

23. В тот же самый год[185] еврей по имени Арментарий в сопровождении человека его вероисповедания и двух христиан отправился в Тур, чтобы собрать плату или долговые обязательства, данные ему в обеспечение общественных налогов бывшим вице-графом Иньюриозом, а также бывшим графом Евномием.

Арментарий поговорил с ними, и они согласились выплатить деньги с начисленными процентами. Они сказали ему, что он может ехать впереди. «Если ты последуешь за нами к нашему дому, – сказали они ему, – мы заплатим тебе то, что должны, кроме того, дадим несколько подарков, что будет только справедливо в связи с нашими обстоятельствами».

Арментарий направился туда, его встретил Иньюриоз, и они сели обедать. Когда они поели и наступила ночь, они переместились из одного дома в другой. Там, как рассказывали, евреи и христиане были убиты слугами Иньюриоза, а их тела бросили в колодец, расположенный около дома. Услышав о том, что произошло, их родственники отправились в Тур.

Согласно информации, полученной от некоторых людей, они смогли разыскать колодец и обнаружили тела. Иньюриоз с жаром отрицал, что имел какое-либо отношение к преступлению. Его стали преследовать в судебном порядке, но он, как я уже сказал, яростно отрицал свою вину, у истца же не было доказательств, на основании которых Иньюриоза могли осудить.

Тогда от него потребовали принести клятву в невиновности. Родственники убитых не были удовлетворены решением суда, они требовали, чтобы дело рассмотрели в суде короля Хильдеберта. Деньги и залоговые обязательства богатого еврея так и не нашли. Многие говорили, что в преступлении был замешан Медар, помощник Иньюриоза, потому что он также взял взаймы у еврея.

Иньюриоз прибыл ко двору и три дня с восхода до заката солнца ожидал в королевском суде истцов. Но никто из обвинителей так и не прибыл, так что Иньюриоз вернулся домой.

24. На десятый год правления короля Хильдеберта[186] король Гунтрамн призвал всех людей в королевстве, способных нести оружие, и таким образом собрал большое войско. Основная часть этих сил, включая жителей Орлеана и Буржа, направилась к Пуатье, жители которого нарушили клятву верности, данную королю. Сначала в Пуатье были отправлены послы, чтобы те спросили, впустят ли людей Гунтрамна в город, но Маровей, епископ Пуатье, принял послов враждебно.

Затем войска захватили земли, принадлежавшие Пуатье, ограбили их, подожгли здания, убивали местных жителей. На обратном пути они прошли через земли Тура, также разграбив их, хотя жители Тура принесли клятву на верность.

Они сожгли даже церкви и унесли с собой все, что могли. Они грабили район Пуатье несколько раз, так что жителям в конце концов пришлось признать власть короля Гунтрамна, хотя и не по своей воле. Когда оккупационные войска подошли к самому городу и большая часть прилегавшей местности оказалась разграбленной, жители Пуатье отправили представителей, обещая быть верными королю Гунтрамну.

Как только воинов впустили внутрь городских стен, они напали на епископа и обвинили его в предательстве. Увидев, что все зависит от их милости, Маровей разломал потир, находившийся среди его церковных сосудов, переплавил его на монеты и ими выкупил себя и своих людей.

25. Войска также напали на Марилейфа, главного придворного врача короля Хильперика. Однажды его уже ограбил герцог Гарарик, теперь его обобрали во второй раз, так что у него практически ничего не осталось. Они забрали его лошадей, золото и серебро, все ценности, что у него оставались, а его самого отдали в услужение церкви. Теперь он пошел по стопам своего отца, который, будучи слугой, смотрел за церковными мельницами, в то время как его братья, кузены и другие родственники были заняты на королевской кухне и в пекарне.

26. Гундовальд решил перебраться в Пуатье, но боялся сделать это. Ему было известно, что против него выступила армия, ибо он потребовал клятву верности от имени короля Хильдеберта от всех городов, принадлежавших королю Сигиберту. Другие города, принадлежавшие Гунтрамну или Хильперику, должны были принести клятву самому Гундовальду.

Потом он переместился в Ангулем, принял там клятву и выкупил главных горожан. Потом отправился в Перигё, где подверг преследованиям епископа[187] за то, что тот не встретил его подобающим образом.

27. Затем Гундовальд направился в Тулузу. Он отправил послание тогдашнему городскому епископу Магнульфу и велел ему встретить его. Магнульф не забыл, как дурно с ним обращались и что ему довелось раньше претерпеть от рук Сигульфа, возвысившегося до родства с королем. «Мы знаем, что короли – Гунтрамн и его племянники, – заявил Магнульф горожанам. – И мы не знаем, откуда пришел этот человек. Но будьте начеку и, если герцог Дезидерий вознамерится нанести нам похожие разрушения, предайте его той же смерти, что Сигульфа. Это послужит примером для всех людей, и тогда ни один иностранец не осмелится вторгнуться в царство франков». Горожане приготовились к сопротивлению и возможной войне, но Гундовальд прибыл с большим войском. Увидев, что сопротивление невозможно, тулузцы признали Гундовальда.

Спустя некоторое время, сидя за столом вместе с Гундовальдом, епископ сказал ему: «Ты утверждаешь, что являешься сыном короля Хлотаря, но это ничем нельзя подтвердить. И мне кажется маловероятным, что ты сможешь выполнить то, что собираешься сделать».

Гундовальд ответил: «Я действительно сын короля Хлотаря и намерен сейчас же забрать мою часть королевства. Я прямиком отправлюсь в Париж и там устрою место своего правления». – «Если ты собираешься это сделать, – ответил епископ, – то правы те, кто говорит, что в живых не осталось ни одного принца франкской королевской крови». Услышав перебранку между ними, Муммол поднял руку и дал епископу в ухо. «Как ты можешь, – заявил он, – вести себя так глупо и опрометчиво, осмеливаясь говорить такое великому королю».

Поняв, о чем думает епископ и что он говорит, Дезидерий, в свою очередь, ударил его. Затем они оба накинулись на Магнульфа, избили его копьями, кулаками и ногами, а затем связали веревкой и приказали изгнать из города. Всю его собственность, включая и ту, что принадлежала его церкви, они отобрали. В это время к ним присоединился Ваддон, бывший майордомом у принцессы Ригунты. Но остальные, пришедшие с Ваддоном, разбежались.

28. Между тем войско Гунтрамна завершило свои дела в Пуатье и начало преследовать Гундовальда. Большинство жителей Тура пошли за войском Гунтрамна, надеясь принять участие в грабежах. А жители Пуатье устроили засаду на них, убив некоторых и заставив остальных вернуться домой без всякой добычи, потеряв даже то, что имели. Одновременно часть жителей Тура, что присоединилась к этому войску раньше, решила дезертировать. Основная же часть войска Гунтрамна продвинулась до реки Дордонь и здесь стала ждать известий о Гундовальде. Как я уже вам рассказывал, к Гундовальду присоединился герцог Бладаст вместе с Ваддоном, майордомом принцессы Ригунты. Они надеялись на союз с Муммолом и особенно с Сагиттарием, которому было обещано епископство в Тулузе.

29. Тем временем король Гунтрамн послал в Тур некоего Клавдия с следующими инструкциями: «Если ты сумеешь вытащить Эберульфа из церкви Святого Мартина, а затем убьешь его своим мечом или закуешь его в цепи, я щедро вознагражу тебя. Но какими бы средствами ты ни добивался своей цели, я запрещаю тебе наносить вред самому святому зданию».

Клавдий немедленно отправился в Париж. Он оказался пустоголовым и жадным человеком, его жена происходила из Мо. Он никак не мог решить, следует ли ему свидеться с королевой Фредегундой. «Если я повидаюсь с ней, возможно, она даст мне какую-нибудь награду. Кроме того, мне хорошо известно, что она лично ненавидит человека, которого меня послали убить».

Он нанес визит королеве, и та тотчас одарила его подарками. Более того, она пообещала большую награду, если только ему удастся вытащить Эберульфа из церкви и убить его или схватить, с помощью какой-либо хитрости заковать в цепи или хотя бы умертвить того в притворе церкви.

Клавдий отправился обратно в Шатодён и попросил графа дать ему отряд из трехсот воинов, чтобы охранять ворота города Тура. На самом деле он собирался, добравшись до Тура, использовать этих людей, чтобы убить Эберульфа. Местный совет начал собирать три сотни людей, и Клавдий, не дожидаясь их, направился в Тур.

Пока он скакал туда, он начал искать предзнаменования, как обычно всегда делали нецивилизованные франки, и пришел к выводу, что они неблагоприятные. Тогда он также допросил ряд людей, случалось ли так или нет, что святой Мартин проявлял свою чудодейственную силу против тех, кто преступал законы веры, и особенно в том случае, если месть должна была пасть на того, кто совершал зло по отношению к тем, кто возлагал свои надежды на святого.

Клавдий ехал впереди людей, которые должны были обеспечить ему поддержку, и постепенно прибыл к церкви. Не мешкая он отправился к злополучному Эберульфу. Он поклялся всем тем, что считал священным, и даже чудесной силой святого епископа, чьи останки лежали как раз перед ним, что никто не может быть более преданным, чем он, и никто не представит дело лучше королю.

Клавдий придумал такой план: «Мне удастся заставить его делать то, что я хочу, ежели я обману его, поклявшись». Когда Эберульф услышал обещания Клавдия, которые тот произносил в портике и в других частях храма, то поверил человеку, давшему ложную клятву.

На следующий день, когда я был в сельском поместье, находившемся примерно в тридцати милях от города, Эберульфа пригласили на трапезу в церковный дом вместе с Клавдием и несколькими горожанами. Там Клавдий собирался ударить Эберульфа мечом, не обращая внимания на то, что его слуги находились поблизости.

Эберульф же ни о чем не подозревал и ничего не видел. Когда трапеза закончилась, Клавдий и Эберульф начали прогуливаться по переднему двору, обмениваясь клятвами в вечной дружбе. Когда они болтали, Клавдий сказал: «Мне бы доставило большое удовольствие, чтобы я смог прийти и выпить в твоем жилище вина со специями, а может быть, ты, мой благородный друг, приказал бы подать более крепкий напиток».

Услышав его слова, Эберульф пришел в восторг и заявил, что у него как раз есть то, о чем просит Клавдий. «Ты найдешь все, что хочешь, в моем жилище, – заявил он, – при условии, если ты, мой благородный господин, соизволишь войти в мое жилище». Тогда он послал за своими слугами, сначала за одним, потом за другим, чтобы те принесли еще вина, покрепче, чем из Лация или Газы.

Когда Клавдий увидел, что все слуги Эберульфа покинули его и он остался один, он поднял свою руку в направлении церкви и заявил: «Святой Мартин, сделай так, чтобы я скоро увидел снова свою жену и моих родственников!» Презренный человек теперь оказался перед дилеммой: он собирался убить Эберульфа в притворе и одновременно опасался силы святого епископа.

Один из слуг Клавдия, оказавшийся сильнее, чем остальные, схватил Эберульфа сзади, крепко сжал его в своих могучих руках и так прижал к своей груди, что теперь легко можно было перерезать его горло. Клавдий вытащил из перевязи меч и направил его на Эберульфа. Однако, хотя его сильно прижали, он все же смог вытащить из-за пояса кинжал и собрался ударить Клавдия.

Клавдий поднял правую руку и ударил мечом в грудь Эберульфу, тот в свою очередь с огромным трудом, но всадил собственный кинжал под мышку Клавдию, затем вытащил его и неожиданно отрубил ему палец. В этот момент отовсюду сбежались слуги Клавдия с мечами в руках и нанесли Эберульфу несколько ран.

Не обращая внимания на смертельные раны, Эберульф бросился бежать. Они же нанесли ему еще один сильный удар по голове мечом. Эберульф упал, его мозги разлетелись в разные стороны. Ему вовсе не приходилось рассчитывать на то, что его спасет святой Мартин, ибо никто не видел, чтобы он молился святому, раскаиваясь в прошлых поступках.

Осознав содеянное, Клавдий перепугался, стал искать убежище в келье аббата, пытаясь найти спасение у того, чье покровительство он никогда не принимал всерьез. Там находился и сам аббат, и Клавдий рассказал ему: «Совершилось ужасное преступление, и, если вы не поможете мне, меня убьют!»

Как только он произнес эти слова, люди Эберульфа ворвались внутрь храма с обнаженными мечами и копьями в руках и бросились на Клавдия. Поскольку тот уже был ранен, они пронзили его. Собственные же люди Клавдия попрятались за дверями и под кроватями.

Присутствовавшие два священнослужителя схватили аббата и протащили его, едва живого, через ряд обнаженных мечей. Двери распахнули настежь, и через них прошла группа вооруженных людей. Узнав о преступлении, несколько нищих, постоянно получавших милостыню в церкви, и некоторые другие бедняки настолько разъярились, что даже попытались снести крышу кельи.

Те несколько человек, что были одержимы дьяволом, и ряд других презренных личностей схватили палки и камни и устремились вперед, чтобы отомстить за осквернение их храма. Что остается мне добавить? Те, кто укрывался, были вытащены из своих убежищ и безжалостно преданы смерти. Пол кельи аббата был покрыт кровью. Мертвые тела вытащили и оставили лежать раздетыми на земле. Убийцы захватили то, что могли унести, и исчезли в наступившей ночи. Отмщение Господа не замедлило пасть на тех, кто осквернил Его священный дом кровью, но святой Мартин допустил произойти всем злодеяниям против Эберульфа, а его преступления были немалыми.

Король Гунтрамн разгневался, узнав, что произошло, но успокоился, когда ему рассказали обо всех подробностях. Всю собственность этого несчастного человека, а также поместье, унаследованное от предков, Гунтрамн распределил среди своих сторонников, оставив жену Эберульфа в бедности и предоставив ее заботам церкви Святого Мартина. Ближайшие родственники унесли тела Клавдия и других, а затем похоронили в своей области.

30. Гундовальд отправил двух послов, оба были священнослужителями, к своим сторонникам. Один из них, аббат Кагора (Каора), нес письмо, которое спрятал под воском в выдолбленных деревянных дощечках. Его схватили люди Гунтрамна и обнаружили послание. Он предстал перед королем, затем его жестоко избили и бросили в тюрьму.

31. В то время Гундовальд находился в городе Бордо, где ему оказывал поддержку епископ Бертрам. Гундовальд искал кого-нибудь, кто мог бы поддержать его дело. Кто-то ему сказал, что некий царь на востоке заполучил большой палец святого мученика Сергия и что он прикрепил его к своей правой руке. Он пользуется его поддержкой, когда хочет отогнать врагов: стоит ему поднять правую руку, как враги тотчас пускаются в бегство, как будто их подавляет чудодейственная сила мученика.

Услышав об этом, Гундовальд принялся узнавать, нет ли поблизости кого-нибудь, кому удалось заполучить хоть какие-то реликвии святого Сергия. Тогда епископ представил ему купца по имени Евфроний. Бертрам ненавидел Евфрония, потому что он однажды заставил Евфрония выбрить тонзуру против его воли, надеясь завладеть его собственностью. Но Евфроний отнесся к произошедшему с юмором и просто переехал в другой город, где подождал, пока волосы отрастут, а затем вернулся.

«В городе проживает некий сириец, – заявил Бертрам, – по имени Евфроний, и он превратил свой дом в усыпальницу. В этом доме он разместил реликвии упомянутого святого, благодаря его влиянию и с помощью сверхъестественной силы мученика он стал свидетелем множества чудес. Например, во время пожара, когда почти весь город Бордо был охвачен пламенем, дом Евфрония не пострадал».

Как только Бертрам сказал это, Муммол тотчас поспешил к дому сирийца, захватив с собой епископа. С обеих сторон они обхаживали человека, требуя показать священные реликвии, но Евфроний отказался сделать это. Полагая, что ему расставляют ловушку, и помня о зле, совершенном епископом по отношению к нему, он заявил: «Я – пожилой человек. Не беспокойте меня и не оскорбляйте святого. Вот вам сто золотых монет, берите их и уходите».

Муммол повторил, что он хочет увидеть священные реликвии. Евфроний тогда пообещал ему две сотни золотых монет, но так и не смог отговорить его уйти; Муммол обязательно хотел, чтобы ему показали реликвии. Оказалось, что они спрятаны в шкатулке, стоявшей в нише высоко над алтарем. Муммол велел приставить к стене лестницу и приказал одному из дьяконов епископа Бертрама взобраться по ней.

Мужчина вскарабкался по ступенькам лестницы и схватил шкатулку, но он так сильно трясся, что стало ясно, что он не спустится живым. И все же, как я уже сказал, он удержал шкатулку, вынул ее из ниши и спустился. Муммол открыл шкатулку и обнаружил, что там лежит кость из пальца святого.

Сохраняя самообладание, он ударил ее своим ножом и с большим трудом разломал. Небольшая кость раскололась на три куска, разлетевшиеся по комнате во все стороны. Мне кажется, что вряд ли мученику понравилось бы то, что происходило.

Евфроний горестно заплакал, и все трое склонились в молитве, умоляя Господа явить Свою милость и открыть им фрагменты, исчезнувшие из вида. Когда они закончили молиться, то обнаружили куски кости. Муммол взял один из них и ушел, но мученик явно не одобрил его поступок, как нам станет ясно из продолжения истории.

Находясь в Бордо, Гундовальд и Муммол велели священнику Фаустиану принять должность епископа Дакса. Там недавно умер местный прелат, и Ницетий, граф города и брат Рустика, епископа города Эр, заручился письменным разрешением Хильперика, чтобы выбрить тонзуру и сделаться епископом епархии. Гундовальд же аннулировал все распоряжения Хильперика, созвал епископов и велел им благословить Фаустиана. Главный среди них, епископ Бертрам, испугался того, что может произойти, и велел Палладию, епископу Сента, дать благословение. Известно, что в то время он страдал болезнью глаз. На посвящении оказался и Орест, епископ Базаса, но он отрицал это, когда позже предстал перед королем.

32. После этого Гундовальд отправил еще двух послов к королю Гунтрамну. В соответствии с обычаями франков они везли освященные жезлы, чтобы никто не помешал им, и они вернулись бы с ответом по выполнении своей миссии. Еще до того, как они получили аудиенцию короля, они оказались настолько глупыми, что открыли нескольким людям, чего собираются достичь. Об этом незамедлительно доложили королю Гунтрамну, и их привели к нему в цепях.

Они не стали отрицать, для чего они пришли и что собираются просить, кого ищут и ради кого прибыли. «Гундовальд, недавно прибывший с Востока, утверждает, что он является сыном короля Хлотаря, твоего собственного отца, – заявляли послы. – Он направил нас потребовать ту часть царства, что причитается ему. Ты должен знать, что, если ему не передадут эти земли, он соберется напасть на тебя во главе войска. Все самые влиятельные люди той части Галлии, что лежит за рекой Дордонь, объединились под его знаменами. Вот послание, что он посылает тебе: «Когда мы встретимся на поле боя, Господь рассудит, являюсь я или нет сыном Хлотаря».

Услышав это, Гунтрамн разъярился, он велел растянуть послов на дыбе, чтобы они еще раз подтвердили, говорят ли правду, и если в глубине сердца они хранят другие секреты, то с помощью пыток следует принудить их сказать все, хотят они этого или нет. Не в силах терпеть дальнейшие муки, послы признались, что племянницу Гунтрамна[188], дочь короля Хильперика, отправили в ссылку вместе с Магнульфом, епископом Тулузы, а все ее сокровища достались Гундовальду, к которому обратились все вельможи короля Хильдеберта. Но главное, что Гундовальда пригласил в Галлию Гунтрамн Бозон, когда несколько лет назад был в Константинополе.

33. Послов высекли и бросили в темницу. Затем король Гунтрамн распорядился, чтобы призвали его племянника Хильдеберта, который должен был услышать новости, принесенные послами. Затем уже вдвоем они допросили пленников, и те повторили им то, что уже выслушал король Гунтрамн. Как я уже говорил вам, они продолжали утверждать то, что знали о заговоре, и это стало в общих чертах известно всем значительным личностям в королевстве.

Вот почему некоторые начальники короля Хильдеберта опасались прибыть на это расследование, подозревая, что их могут посчитать участниками заговора. Гунтрамн передал свое копье в руки короля Хильдеберта и заявил: «Это знак, что я должен передать все мое царство тебе. Иди и в соответствии с этим знаком прими под твое собственное правление все мои города, как будто они твои. Как следствие совершенных мною грехов, ни один из мужских потомков по моей линии не остался в живых, кроме тебя, сына моего брата. Я исключаю всех остальных из порядка наследования. Именно ты мой наследник, и ты должен унаследовать все царство».

Затем Гунтрамн отпустил всех остальных присутствующих и отвел мальчика в сторону, чтобы поговорить с ним наедине, убедительно прося его никогда никому не открывать тайну их разговора. Затем он сказал Хильдеберту, кому из его окружения он может доверять и кого ни в коем случае он не должен посвящать в свои планы, упомянув и тех, кого следовало освободить от их должностей. Кроме того, Гунтрамн предупредил Хильдеберта, чтобы тот никогда не доверял епископу Эгидию и даже не разрешал ему приближаться к себе, поскольку он всегда останется его врагом и время от времени снова попытается нарушить клятву, данную ему и его отцу.

Позже они появились вместе на празднике, и король Гунтрамн обратился к собравшимся воинам в следующих выражениях: «Люди, вы видите, что мой сын уже стал взрослым человеком. Поэтому постарайтесь не воспринимать его больше как ребенка. Пришло время вам оставить ваши сомнения и перестать относиться к нему со своеволием. Теперь он король, и вы должны служить ему в таком качестве».

Вот что он сказал и продолжал говорить подобное с некоторым усилием. Праздник продлился в течение трех дней, все веселились и обменялись множеством подарков. Потом мирно расстались. По этому поводу король Гунтрамн возвратил Хильдеберту все, чем владел его отец Сигиберт. Он предупредил его не встречаться со своей матерью и не позволять ей писать Гундовальду или общаться с ним.

34. Услышав, что к нему приближается войско Гунтрамна, Гундовальд перешел Гаронну и направился в Сен-Бертран-де-Коменж. Герцог Дезидерий оставил его, но его по-прежнему поддерживали епископ Сагиттарий, а также герцоги Муммол, Бладаст и Ваддон.

Город Коменж находился на вершине отдельной горы, рядом с которой не было ни одного возвышенного места. У подножия горы извергался большой источник, прикрытый мощной укрепленной башней, и жители города спускались к источнику по подземному ходу, так что, когда они набирали воду, их не было видно.

Гундовальд подошел к городу в начале Великого поста. Он обратился к городским жителям и заявил: «Вам известно, что меня избрали королем при поддержке всех тех, кто проживает в царстве Хильдеберта. Более того, под моими знаменами собрались большие силы. Однако мой брат, король Гунтрамн, движется сюда с огромной армией, чтобы напасть на меня. Поэтому вам следует собрать все ваши припасы и все ваше имущество под защиту ваших стен, с тем чтобы вы не умерли от голода, ожидая милости Господа, Который окажет нам помощь».

Жители города поверили словам Гундовальда и перевезли все свое имущество внутрь города, приготовившись к обороне. В это время король Гунтрамн отправил письмо к Гундовальду от имени королевы Брунгильды, советуя ему распустить свои войска, а самому вернуться в Бордо, где и зимовать. Письмо было уловкой, с помощью которой Гунтрамн смог выяснить, что собирается делать Гундовальд.

Тот же оставался в Коменже и обратился к жителям во второй раз. «Войско врага приближается, – заявил Гундовальд, – вы должны совершить вылазку и сражаться». Жители выступили на поле брани. Тогда люди Гундовальда захватили ворота, захлопнули их и отсекли городское войско и епископа. Затем они завладели всем, что смогли найти в городе. Они обнаружили такое количество зерна и вина, что, если бы им пришлось держать оборону, они смогли бы продержаться не один год.

35. К тому времени военачальники Гунтрамна узнали, что Гундовальд укрылся на другом берегу Гаронны вместе с большой армией, находившейся под его командованием, захватив украденные им сокровища Ригунты. Войско Гунтрамна двинулось к Гаронне, затем воины переплыли ее на конях, потеряв некоторое количество людей во время переправы, остальные добрались до противоположного берега.

В поисках Гундовальда они натолкнулись на верблюдов и лошадей, нагруженных огромными тюками с золотом и серебром, брошенных на берегах его людьми, потому что животные выбились из сил. Затем они узнали, что войска Гундовальда заняли оборону за стенами Коменжа. Оставив свои повозки и телеги с кладью под защитой менее крепких воинов, военачальники отправили вперед более сильных воинов, уже пересекших Гаронну, с тем чтобы те атаковали Гундовальда.

Эти воины поспешно устремились вперед и подошли к огромной церкви Святого Винценция, находившейся в пределах города Ажена, на том месте, где, как говорят, мученик закончил свою битву, приняв мучения во имя Христа, и нашли ее заполненной всевозможными сокровищами, принадлежавшими местным жителям, которые возлагали свои надежды на Господа, полагая, что гробницу столь прославленного мученика никогда не осквернят те, кто называл себя христианами.

Двери были заперты на висячий замок. Поняв, что они не могут отпереть церковные двери, наступающие войска просто подожгли их. Как только двери сгорели, воины забрали все имущество и убранство, которые нашли там, а также украли церковное блюдо.

Последовавшее отмщение Господа повергает в ужас. Некоторые сильно обожгли руки, и от них исходил сильный дым, как бывает во время пожара. Другие оказались одержимы дьяволом и бегали по округе, выкрикивая имя святого. Третьи начали бороться друг с другом и поранили друг друга собственными копьями. Остальное же войско, дрожа от страха, продолжало продвигаться вперед. Что остается еще рассказать? Они подошли к Коменжу, поскольку, как я уже рассказывал вам, так назывался город. Войско расположилось лагерем на пригородной местности, окружив город и поставив шатры. Они ограбили весь район, но некоторые воины, более охочие до добычи, чем их товарищи, зашли слишком далеко и были убиты местными крестьянами.

36. Многие воины взбирались на гору, насмехаясь над Гундовальдом и нанося ему оскорбления. «Разве ты не подмастерье маляра, – издевались они, – который во времена короля Хлотаря белил стены и подвалы храмов? Разве не тебя жители Галлии называли Балломер? Конечно, это ты, который плетет о себе небылицы и которого франкские короли остригали и выгоняли. Расскажи нам, несчастный, кто послал тебя сюда! Кто вложил в твою голову безрассудную мысль о том, чтобы ты осмелился войти в жилище наших господ и хозяев? Если это так и некто пригласил тебя сюда, не бойся открыть нам его имя! Ведь ты все равно умрешь! Разве ты не видишь впереди тебя разрушения, о которых ты так долго просил и в которые тебя влечет! Назови нам имена твоих сообщников! Мы хотим знать, кто на самом деле пригласил тебя сюда!»

Услышав все это, Гундовальд лично появился над городскими воротами. «Всем известно, – отвечал он, – что мой отец Хлотарь ненавидел меня. Все также знают, что мне несколько раз отрезали волосы по разным поводам, как он, так и мои братья. Вот почему я отправился к Нарсесу, военачальнику империи в Италии. Там я женился и стал отцом двух сыновей. Когда моя жена умерла, я забрал с собой детей и отправился в Константинополь, где меня тепло встретили императоры Восточной Римской империи, и там я жил до недавнего времени. Несколько лет тому назад Гунтрамн Бозон явился в Константинополь, и я тщательно расспросил его о судьбе моих братьев. Мне сказали, что мой род захирел. Из всего нашего корня не осталось почти никого, кроме королей Гунтрамна и Хильдеберта, то есть моего брата и сына моего брата. Сыновья короля Хильперика умерли вместе с ним, остался в живых только маленький ребенок. У моего брата Гунтрамна нет сыновей, а Хильдеберт, наш племянник, не был еще в силе»[189]. Об этом подробно и рассказал мне Гунтрамн Бозон, говоря: «Приходи! Тебя приглашают все знатные мужи королевства Хильдеберта, и никто не осмелится противоречить тебе. Нам всем известно, что ты сын Хлотаря. Если ты откажешься приехать, в Галлии не окажется никого, кто смог бы править королевством». Я, щедро наградив Бозона, взял у него клятву у двенадцати святынь, что буду в безопасности, если приеду в королевство.

Я высадился в Марселе, где епископ тепло приветствовал меня. Он показал мне письма от знатных людей королевства моего племянника Хильдеберта. Оттуда я поехал в Авиньон по совету патриция Муммола. Король Гунтрамн нарушил свою клятву и свои обещания, потому что он отнял мои богатства и забрал их себе. Следовательно, вы должны признать, что я тоже являюсь королем в той же самой степени, как и мой брат Гунтрамн.

Если в ваших сердцах так сильно пылает ненависть, что она сжигает вас, отведите меня к вашему королю, и, если он примет меня как своего брата, он сможет делать со мной то, что хочет. Если же вы откажетесь это сделать, дайте мне уйти добровольно, и я не причиню никому зла. Спросите Радегунду из Пуатье и Ингитруду из Тура, и вы убедитесь в том, что я прав».

Когда он говорил, толпа прерывала его насмешками и оскорблениями.

37. Прошло уже 15 дней с начала осады. Леодегизил (полководец короля Гунтрамна. – Ред.) провел это время готовя новые машины, с помощью которых намеревался уничтожить город. Это были тараны, защищенные плетнями, кожами и досками, которые должны были проделать бреши в стенах.

Но когда воины с таранами приблизились, на них обрушились камни, так что те, кто подошел к городским стенам, были убиты. Защитники лили на осаждавших горящую смолу и жир из чанов, а также бросали ящики, наполненные камнями. Как только наступила ночь, битва прекратилась, и осаждающие вернулись в свой лагерь.

Среди сторонников Гундовальда был некий Хариульф, богатый человек, занимавший значительное положение. В городе находилось множество его складов и амбаров, именно из его запасов войско Гундовальда в основном и получало пищу.

Увидев, что происходит, Бладаст страшно перепугался, поскольку предвидел, что Леодегизил захватит город и предаст их всех смерти. Он поджег епископский дом и, когда воины бросились его тушить, выбрался наружу и сбежал.

Как только наступило утро, осаждающие предприняли вторую попытку. Они приготовили фашины из прутьев и попытались заполнить ими глубокий ров, расположенный с восточной стороны, однако не смогли ничего путного сделать. Епископ Сагиттарий в полном вооружении обходил крепостные стены и своими собственными руками бросал камни на головы осаждающих.

38. Увидев, что все их усилия тщетны, осаждающие тайно отправили послов к Муммолу. «Признай своего истинного господина, – говорили они, – еще не поздно отказаться от своего бессмысленного выступления. Как ты мог служить этому незнакомцу? Мы схватили твою жену и детей. Очевидно, что твоих сыновей уже предали смерти. Почему же ты так поступаешь? Все, что тебя ждет, – так это гибель».

Получив это сообщение, Муммол ответил: «Мне хорошо известно, что мы находимся на пределе и больше не можем сопротивляться. Что же касается меня, то мне остается только одно. Если бы только я получил от вас подтверждение, что моей жизни ничто не угрожает, я позволил бы вам развить успех». Послы вернулись в свой лагерь.

После этого епископ Сагиттарий направился в собор, взяв с собой Муммола, Хариульфа и Ваддона. Находясь там, они поклялись друг другу, что, если им обещают сохранить жизнь, разорвут свой союз с Гундовальдом и передадут его врагам. Снова прибыли послы, которые заверили их в том, что им сохранят жизнь. Муммол ответил: «Если все устроено, я передам вам Гундовальда. Со своей стороны я признаю, что король Гунтрамн является моим господином, и тотчас буду искать у него аудиенции».

Посланцы поклялись, что, если Муммол сдержит свое слово, они миролюбиво встретят его. Если им не удастся уговорить короля простить их, они сделают все возможное, чтобы он нашел убежище в какой-нибудь церкви, так чтобы смог избежать наказания смертью. Они торжественно поклялись и затем ушли.

Тем временем епископ Сагиттарий и Ваддон отправились переговорить с Гундовальдом. «Ты, тот, кто стоит здесь перед нами, – заявили они, – тебе хорошо известно, какие клятвы верности мы принесли тебе. Теперь мы собираемся дать тебе хороший совет. Отправляйся из этого города и ищи встречи со своим братом, ты много раз говорил о том, что хотел бы это сделать. Мы только что общались с этими людьми. Они рассказали нам, что король не хочет отказываться от той поддержки, которую ты можешь оказать ему, видя, что всего лишь несколько человек из вашего рода остались в живых». Гундовальд понял, что его предали, и расплакался.

«По вашему приглашению я прибыл в Галлию, – кричал он. – Половина моих сокровищ в виде груды золота и серебра и множества драгоценных предметов лежит взаперти в Авиньоне, другую половину унес Гунтрамн Бозон. Пользуясь поддержкой Господа, я возложил на вас все мои надежды, я полностью доверял вам. С вашей помощью я надеялся стать королем. Если вы обманете меня, то ответите за свои действия перед Господом, Ему я передаю право судить за мое дело».

Выслушав его, Муммол ответил: «В том, что мы говорим, нет намека на предательство. Ты видишь вон там полностью вооруженных людей, стоящих у городских ворот. Именно тебя они поджидают. Верни мою золотую перевязь, чтобы не казалось, что ты идешь в гордыне своей. Возьми свой меч, а мне дай мой».

«Я не дурак и понимаю, что скрывается за твоими словами, – ответил Гундовальд, – теперь тот твой подарок, что я носил как знак нашей дружбы, ты хочешь отобрать у меня». Муммол снова стал уверять его, что с Гундовальдом не случится ничего плохого.

Они прошли через городские ворота. Гундовальда приняли Уллон, граф Буржа, и Бозон[190]. Вместе со своими сторонниками Муммол вернулся в город и быстро закрыл ворота. Увидев, что его предали и отдали в руки врагов, Гундовальд поднял руки к небесам. «Господи, – прокричал он, – вечный судья, истинный заступник бедных, карающий всех, от Кого не могут укрыться ни обман, ни предательство, к Тебе я обращаюсь со своим делом. Я прошу Тебя не мешкая отомстить тем, кто предали меня, воспользовавшись моим простодушием, и передали меня в руки этих людей, моих врагов».

Сказав это, он перекрестился и затем последовал далее с теми, кого я уже вам называл. Когда они отошли на некоторое расстояние от городских ворот, то подошли к глубокому рву, окружавшему город со всех сторон[191]. Уллон толкнул Гундовальда, и, когда тот упал, граф закричал: «Вот куда отправляется ваш Балломер, притворяющийся, что он сын одного короля и брат другого».

Бросив копье, он попытался пронзить Гундовальда, но кольца кольчуги выдержали удар, и он не был ранен. Тогда Бозон бросил камень и разбил ему голову, Гундовальд упал замертво. Воины короля окружили его и пронзили своими копьями. Они связали веревкой его ноги и протащили его через весь лагерь армии. Они вырвали его волосы и бороду, потом оставили его тело без погребения в том месте, где он встретил свою смерть.

На следующую ночь знатные люди из Коменжа унесли в тайное место все сокровища, какие могли захватить, и все церковные блюда. Когда наступил рассвет, ворота распахнули, и армии позволили войти внутрь. Всех простых людей зарубили мечами, убили также всех священников вместе с теми, кто прислуживал им, убили даже тех, кто находился у церковного алтаря.

Когда они не оставили в живых ни одной души, так что не осталось никого «мочащегося к стене» (1 Цар., 25: 22), войска сожгли весь город, со всеми церквами, и каждое отдельно стоящее здание, не оставив там ничего, кроме голой земли.

39. Возвращаясь в лагерь, Леодегизил захватил с собой Муммола, Сагиттария, Хариульфа и Ваддона. Отсюда в глубокой тайне, чтобы никто не узнал о его намерениях, он отправил послов к королю, чтобы узнать, что тот хочет сделать с ними. Король распорядился, чтобы их предали смерти. Ваддон и Хариульф оставили своих сыновей в качестве заложников и сбежали. Когда разнеслись слухи о том, что они убиты, Муммол полностью вооружился и отправился в жилище к Леодегизилу.

Увидев его, Леодегизил спросил: «Почему ты пришел сюда, выглядя так, как будто ты собираешься убежать?» – «Насколько мне известно, – заявил Муммол, – ты не выполняешь данное мне обещание. Ясно, что ты замышляешь убить меня».

«Я пойду и улажу это дело», – ответил Леодегизил. Он вышел и сразу же отдал приказ, чтобы дом окружили, а Муммола убили. Муммол долго сражался со своими убийцами, наконец он даже пробился к двери. Но когда он вышел на порог, его пронзили с обеих сторон копьями, и он замертво упал на землю.

Увидев это, епископ Сагиттарий перепугался. Один из присутствующих сказал ему: «Епископ, ты сам видишь, что здесь происходит. Покрой голову, чтобы никто тебя не узнал, и немедленно беги в лес. Укройся там на некоторое время, и, когда гнев немного спадет, ты можешь спастись». Последовав совету, Сагиттарий закутался с головой в плащ и хотел убежать. В это время говоривший вытащил меч и отрубил ему голову, вместе с капюшоном. Затем все войска вернулись в места своего расположения, мародерствуя и убивая всех, кто попадался им по пути.

В то время Фредегунда послала в область Тулузы Хуппу, чтобы тот силой или по доброй воле привел домой ее дочь Ригунту. Многие говорили, что на самом деле его отправили, чтобы он уговорил Гундовальда приехать к королеве. Конечно, ему не удалось этого сделать, вместо этого он привез домой Ригунту, униженную и оскорбленную.

40. Герцог Леодегизил прибыл к королю Гунтрамну вместе со всеми сокровищами, о которых я вам рассказывал. Позже король распределил их среди бедных и церквей. Жену Муммола[192] привели как заложницу, и король стал выпытывать у нее обо всех собранных ею и ее мужем сокровищах. Зная, что ее мужа убили, она чувствовала, что все их благополучие рухнуло. Ее принудили все рассказать. Она призналась, что много золота и серебра, о которых король ничего не знал, спрятано в Авиньоне.

Король тотчас отправил туда своих людей, а вместе с ними доверенного слугу Муммола, которому были поручены сокровища. Они направились в Авиньон и взяли все, что Муммол оставил в городе. Говорили, что там было двести пятьдесят талантов серебра и более тридцати талантов золота (1 аттический талант равен 26,2 кг. – Ред.). Полагали, что Муммол украл все это из обнаруженного им старинного клада.

Король Гунтрамн разделил сокровища между собой и своим племянником Хильдебертом. Большую часть своей доли он передал бедным. Вдове же Муммола не оставил ничего, кроме того, что она унаследовала от своих родителей.

41. Одного из слуг Муммола доставили к королю. Это был великан огромного роста, на два или три фута выше, чем самый высокий из известных людей. По профессии он был плотником, он умер вскоре после этого.

42. Некоторое время спустя судьи издали указ, что любой, кто не участвовал в этом походе, подвергнется штрафу. Граф Буржа послал своих представителей взыскать штраф с людей, проживавших на церковных землях, принадлежавших обители Святого Мартина. Управляющий в резкой форме отказал им.

«Эти люди служат святому Мартину, – заявил он, – и обычно не принимают участия в военных кампаниях». – «Этот ваш Мартин, которого ты продолжаешь упоминать в столь дурацкой манере, ничего не значит для нас, – отвечал ему представитель графа. – Люди должны заплатить штраф, и ты тоже, потому что ты не подчинился приказу короля».

Произнеся эти слова, представитель графа вошел во внутренний двор дома и тотчас упал на землю от сильной боли, почувствовав себя необычайно плохо. Он повернулся к церковному управляющему и чуть слышно сказал: «Сделай надо мной знак креста Господнего, умоляю тебя, и обратись к святому Мартину. «Ныне узнал я» (Исх., 18: 11), что «велика крепость его» (Пс., 146: 5). Когда я входил во двор этого дома, я увидел старого человека, держащего в своей руке дерево. Ветки начали расстилаться во все стороны, пока вскоре не покрыли весь двор. Одна из ветвей дерева задела меня и так сильно ударила, что я упал».

Дав знак своим людям, он попросил вывести его. Находясь вне здания, он начал усердно взывать к имени святого Мартина. Вскоре представитель графа почувствовал себя лучше и излечился.

43. Дезидерий укрылся в одной крепости и спрятал там и свое имущество. Ваддон, бывший майордом Ригунты, бежал к королеве Брунгильде, и она любезно согласилась принять его, одарила подарками и затем позволила уйти. Хариульф нашел убежище в церкви Святого Мартина.

44. В то время жила женщина, обладавшая даром пророчества, благодаря своему умению предсказания она принесла своим хозяевам большую пользу. Они были настолько благодарны ей, что освободили ее и позволили жить там, где она хочет. Если кто-нибудь становился жертвой грабежа или любого другого несчастья, она тотчас говорила, куда бежал вор, или кому он передал свою добычу, или что он вообще сделал с украденным.

Каждый день она получала все больше и больше золота и серебра, и когда она шла украшенная драгоценностями, то обычные люди воспринимали ее как богиню. Когда об этом узнал Агерик, епископ Вердена, он велел ее схватить. Ее привели к нему. В соответствии с тем, что мы читаем в Деяниях святых апостолов, епископ понял, что в ней прорицает нечестивый дух (Деян., 16: 16).

Когда Агерик произнес молитву экзорцизма (на изгнание духов) и намазал ее лоб елеем, дьявол закричал и открыл свое имя епископу. Однако Агерику так и не удалось освободить женщину от дьявола, и он разрешил ей уйти. Она поняла, что больше не сможет жить в этом районе, поэтому направилась к королеве Фредегунде и нашла у нее убежище.

45. В тот год почти вся Галлия пострадала от голода. Многие пекли хлеб из виноградных косточек или из ореховых сережек, другие сушили корни папоротника, растирали их в порошок и добавляли немного муки. Некоторые рвали зеленые всходы и поступали с ними точно так же. Третьи, у которых вовсе не было муки, собирали траву и ели ее, потом опухали и умирали. Воспользовавшись ситуацией, купцы продавали бушель зерна или полмеры вина за треть золотой монеты. Бедняки продавали себя в рабство, надеясь получить хоть немного еды.

46. Некий купец по имени Христофор направился в город Орлеан, потому что услышал, что туда доставили огромное количество вина. Когда он добрался до города, то купил вино и перегрузил его для перевозки в лодки. Сам он отправился верхом вместе с двумя слугами-саксами, с собой он вез огромную сумму денег, одолженную у тестя. Слуги давно ненавидели своего хозяина и часто убегали от него, потому что он часто их безжалостно порол.

Когда они въехали в какой-то лес, хозяин ехал впереди. Один из слуг с силой бросил свое копье и пронзил своего хозяина. Он упал на землю, другой слуга пронзил его голову своим копьем. Растерзав его, они оставили его мертвым.

Украв все деньги, слуги пустились бежать. Брат Христофора похоронил тело и отправил своих людей преследовать слуг. Младшего поймали и связали веревкой, но старший бежал с деньгами. На обратном пути пленника связали слишком слабо, он схватил копье и убил одного из людей, схвативших его. Но остальные отвезли его в Тур, где подвергли различным пыткам и изувечили, после чего тело повесили на виселице.

47. Серьезные распри начались между жителями области Тура (Турена). Когда сын Иоанна Сихар отмечал Рождество в деревне Мантелан вместе с Острегизилом и несколькими друзьями, городской священник отправил одного из своих слуг, чтобы тот пригласил прийти несколько человек выпить в его доме.

Когда пришел слуга, один из приглашаемых вытащил свой меч и ударил его, тот упал замертво. Сихар оказался личным другом священника. Услышав, что убили его слугу, он схватил оружие и отправился к церкви, поджидая Острегизила. Когда об этом донесли Острегизилу, он также вооружился и отправился разыскивать Сихара. Так и произошла трагическая стычка.

В результате с обеих сторон пострадало несколько человек, самого же Сихара благополучно вывел один из его клириков. Он нашел убежище в городском поместье, где жил. В доме священника он оставил четырех раненых слуг вместе с некоторым количеством денег и движимым имуществом. Как только Сихар бежал, Острегизил снова ворвался в дом священника, добил четверых слуг и украл золото, серебро и остальные вещи Сихара.

Обе стороны заставили предстать перед городским судом. Согласно вынесенному вердикту, Острегизила, совершившего преступление, убившего слуг Сихара и унесшего его собственность, хотя он не имел никаких прав на нее, объявили виновным по закону.

Спустя несколько дней Сихар узнал, что украденные у него Острегизилом вещи находятся у некоего Авнона, его сына и его брата Эберульфа. Забыв о решении суда, Сихар ночью напал на этот дом вместе с неким Авдином, убил спящего Авнона и всех остальных и унес не только украденное у него, но и увел их скот.

Когда я услышал об этом, я страшно обеспокоился. Объединившись с судьей, я отправил им послание, убеждая предстать перед нами, чтобы мы могли разумно решить дело, стремясь завершить его миром и не допуская, чтобы вражда распространялась далее.

Они прибыли в должное время, вместе с ними пришло несколько городских жителей. «Люди, – заявил я, – вы не должны вести себя столь несдержанно, дабы не позволять злу, уже нанесенному, распространяться дальше. Я уже потерял нескольких сыновей церкви, и у меня есть все основания опасаться, что во время этой вражды я могу потерять и других людей. Я прошу вас сохранять мир. Если кому-то из вас причинили зло, пусть он ответит братской любовью, и затем все вы заключите мир, так чтобы, как обещает Господь, вы оказались достойными войти в Царство Небесное. Сам он сказал: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф., 5: 9). Если же тот, кому велят заплатить штраф, не имеет необходимой суммы, то церковь обеспечит его ею, она пойдет на это, не допустив, чтобы человек потерял свою душу».

Закончив говорить, я предложил им деньги, принадлежавшие церкви. Но сторонники Храмнезинда (второй сын Авнона), находившегося там, чтобы потребовать удовлетворения за убийство своего отца, брата и дяди, отказались принять их. Когда они все ушли, Сихар приготовился в путь, собираясь ехать к королю. Намереваясь это сделать, он сначала отправился в Пуатье, чтобы повидаться с женой.

Там он стал увещевать одного из своих рабов продолжить работу, но, как только он вынул палку и собирался отлупить его, слуга вытащил из-за пояса меч, и у него хватило наглости ранить своего хозяина. Сихар упал на землю, его приближенные подбежали к нему. Слугу схватили, жестоко избили и, отрубив руки и ноги, повесили затем на виселице.

Тем временем в Туре прошел слух, что Сихар умер. Узнав об этом, Храмнезинд отправил послание своим друзьям и родственникам и поспешил в дом Сихара. Он украл все, до чего мог добраться, убил нескольких слуг, сжег не только дом Сихара, но также и другие дома поместья, увел с собой весь скот и все, что смог унести.

Снова обе стороны вынуждены были появиться перед судом в городе. Суд постановил, что Храмнезинд, отказавшийся принять компенсацию и затем поспешивший сжечь дома, теряет половину той суммы, что была до этого ему предложена. Решение было принято вопреки формальной букве закона, только для того, чтобы убедить его принять мир.

Дальше объявили, что Сихар должен заплатить оставшу юся часть компенсации. Фактически деньги предоставила церковь. Обе стороны принесли клятву, что они никогда больше не станут враждовать. Так был положен конец распре.

1. О том, как король Гунтрамн прибыл в Орлеан

2. О том, как ему представили епископов и как он велел устроить пир

3. О бывших там певчих и о серебряном блюде Муммола

4. Похвала королю Хильдеберту

5. О явлении Хильперика королю и мне

6. О тех, кого я представил королю

7. О том, как епископ Палладий служил мессу

8. О знамениях и предсказаниях

9. О клятве, данной сыну Хильперика

10. О том, что случилось с останками Меровея и Хлодвига

11. О привратниках и о том, как убили Боанта

12. О епископе Теодоре и несчастье, постигшем Ратхара

13. О том, как Гунтрамн отправил послов к Хильдеберту

14. Об опасности, которой я подвергся на реке

15. Об обращении дьякона Вульфолаика

16. Об описании Вульфолаиком чудес, совершенных святым Мартином

17. О том, как я увидел новые знамения

18. О том, как Хильдеберт отправил армию в Италию. О назначенных и смещенных им графах и герцогах

19. О смерти аббата Дагульфа

20. О соборе в Маконе

21. О трибунале в Беслингене и осквернении гробницы

22. О смерти некоторых епископов, и в том числе Ванделена

23. О наводнениях

24. Об островах в море

25. Об острове, на котором появилась кровь

26. О бывшем герцоге Берульфе

27. О том, как Дезидерий отправился к королю

28. О Герменегильде, Ингунде и тайном посольстве испанцев к Фредегунде

29. О том, как Фредегунда послала убийц к Хильдеберту

30. О том, как войско ушло в Септиманию

31. О том, как убили епископа Претекстата

32. Об убийстве Домнолы, жены Нектария

33. О пожаре, случившемся в городе Париже

34. Об искушениях отшельников

35. О послах из Испании

36. О том, как убили Магновальда

37. О рождении сына у Хильдеберта

38. О вторжении испанцев в Галлию

39. О смерти некоторых епископов

40. О Пелагии Турском

41. О людях, убивших Претекстата

42. О том, как Бепполен стал герцогом

43. О том, как Ницетия назначили правителем Прованса, и о деяниях Антестия

44. О человеке, попытавшемся убить короля Гунтрамна

45. О том, как убили герцога Дезидерия

46. О смерти короля Леовигильда

1. На двадцать четвертый год своего правления[193] король Гунтрамн выехал из города Шалон-сюр-Сон и по пути в Париж заехал в Невер, чтобы воспринять из купели сына Хильперика, названного Хлотарем. Из Невера он свернул в сторону и посетил Орлеан, где предпринял особые усилия, чтобы установить дружественные отношения с жителями.

Когда его приглашали в дома, он принимал приглашения и отведывал блюда, предлагаемые ему. Он получил от жителей множество подарков и в свою очередь щедро оделил их дарами. Когда он вошел в Орлеан, был праздник святого Мартина, то есть 4 июля. Огромная толпа людей вышла приветствовать его, они несли хоругви и знамена, пели песни в его честь и кричали на латинском, сирийском и даже еврейском языках. «Да здравствует король! – кричали люди. – Пусть он правит своими людьми многие лета!» Евреи принимали активное участие в прославлении и, в свою очередь, выкрикивали: «Да поклонятся тебе все народы, и да преклонят колена пред тобою, и да будут покорны тебе!»

В результате всего этого, после празднования мессы и когда король занял свое место на пиру, все слышали, как он сказал: «Горе еврейскому народу, злому, вероломному и готовому обмануть везде, где они участвуют! Они пели славу мне и льстили сегодня, призывая всех людей подчиниться мне, как своему господину, надеясь, что я отдам распоряжение, чтобы их синагогу, уничтоженную некоторое время тому назад христианами, снова восстановили на общественные средства. Я никогда этого не сделаю, потому что это противоречит воле Божьей».

Остается только удивляться мудрости прославленного короля. Сквозь лесть он разглядел намерения неверных, в результате, когда пришло время им подать прошение, они не смогли воспользоваться никакими преимуществами. Итак, когда пир подошел к концу, король Гунтрамн заговорил с присутствующими на нем епископами: «Прошу оказать мне благодеяние и благословить меня в моем собственном доме, дабы я, грешный, был спасен». Когда он высказался, все поблагодарили его, встали со своих мест, закончив пир.[194]

2. Когда же наступило утро, король отправился помолиться святыням. Он посетил и мое жилище, находившееся рядом с церковью Святого Авита, аббата, о котором я уже писал в своей книге о Чудесах. Я поднялся, чтобы приветствовать его, должен признаться, что я обрадовался, увидев его. Я произнес молитву и затем стал умолять его вкусить в моем доме святые дары блаженного Мартина. Он не отказался, пришел и вел себя самым дружелюбным образом. Причастившись, он пригласил меня разделить с ним трапезу, а затем ушел в радости.

В то время Бертрам, епископ Бордо, и Палладий из Сента страшно разгневали короля тем, что приняли у себя Гундовальда, как я уже рассказывал. Особенно пострадал от гнева короля епископ Палладий, который уже несколько раз пытался обмануть короля. Незадолго до этого обоих допрашивали их друзья епископы, а также вельможи короля, пытаясь понять, почему они поддерживали и рукоположили Фаустиана, когда Гундовальд обратился к ним со своей нелепой просьбой.

Епископ Палладий пытался снять вину с Бертрама, взяв ответственность на себя. «Больные глаза митрополита почти ничего не видели, – говорил он, – а меня, ограбленного и обобранного дочиста, насильно привели в храм, так что я был вынужден выполнить приказ этого человека, заявлявшего, что он получит власть над всей Галлией».

Когда о его словах доложили королю, он страшно разгневался, с трудом его уговорили пригласить Бертрама разделить с ним трапезу, хотя ранее он даже не встречался с ним. Когда же Бертрам вошел, король спросил: «Кто этот человек?» Ведь случилось так, что прошло много времени с тех пор, как он его видел.

«Спасибо тебе, отче, – заявил Гунтрамн, – за ту преданность, какую ты выказал нашему собственному дому. Должно быть, ты помнишь, дорогой отец, что ты наш кровный родственник со стороны моей матери, поэтому ты не должен был вводить в нашу семью этого мерзавца из чужих краев».

Бертраму пришлось выслушать его, равно как и другие порицания такого же рода. Затем король обратился к Палладию. «Мне не за что благодарить и тебя, епископ, – заметил он. – Трижды ты лгал мне, отправляя отчеты. В них содержалась всяческого рода недостоверная информация, что совершенно не подобает твоему статусу епископа. Ты писал мне письма, где отрицал, что ты совершаешь какие-либо дурные поступки, и одновременно отправлял совершенно иные письма моему брату. Пусть тебя рассудит Господь. Я же все время делаю то, что в моей власти, чтобы содействовать твоим интересам как Отца Церкви, но со своей стороны ты поступал по отношению ко мне самым предательским образом».

Затем он ответил епископам Никазию и Антидию: «Теперь ответьте мне, святые отцы, что вы когда-либо сделали ради пользы своей страны или ради безопасности моего царства». Они не смогли этого сделать. Затем король умыл руки, получил благословение от епископов, улыбаясь, уселся за стол с довольным видом, словно ничего им и не говорил.

3. В разгар пира король приказал мне передать моему дьякону, чтобы он запел. Дьякон был тем самым человеком, что накануне пел во время мессы респонсорий. Пока он пел, Гунтрамн дал мне второе поручение. Я оказался лично ответственным за то, чтобы каждый присутствующий епископ по очереди предоставлял дьякона из своей церкви, чтобы тот пел перед королем. Мне нужно было передать это распоряжение епископам. Впоследствии каждый из выбранных дьяконов пел респонсорий, стремясь проявить себя как можно лучше, а король его слушал.

Когда закончилась эта часть пира, король сказал: «Все блюда, что вы видите здесь, принадлежат предателю Муммолу. По милости Господа они теперь перешли ко мне. У меня было еще пятнадцать блюд, которые пошли в переплавку, все они были такими же огромными, как и то, что вы видите перед собой. Я сохранил только это блюдо вместе с другим, что весит сто семьдесят фунтов.

Жаль, что у меня только один сын, Хильдеберт. Со своей стороны, он должен быть доволен оставленными его отцом сокровищами и тем, что я недавно отправил ему его долю из сокровищ этого презренного Муммола, найденных в Авиньоне. Мне не остается ничего другого, как передать все остальное в пользу бедных и ваших церквей».[195]

4. Затем король продолжил: «Я прошу у вас только об одном, вы, святители Господа на земле, молитесь о том, чтобы Господь проявил милосердие к моему сыну Хильдеберту. Он – человек умный и способный, в течение многих лет среди его предшественников не встречалось такого благородного и деятельного человека.

Если Господь захочет передать ему власть над Галлией, то сохранится некая надежда на то, что мой род, теперь находящийся на грани вымирания, через него вновь обретет силу. Я же не сомневаюсь в том, что так и произойдет по милости Господа, поскольку таково было пророчество, когда родился этот мальчик.

В Пасхальное воскресенье, тот святой день, когда мой брат Сигиберт стоял в церкви, а дьякон выступил вперед со святым Евангелием, начав читать его, пришел посланец, чтобы увидеть Сигиберта, и в один голос с дьяконом, читавшим поучение, сказал примерно следующее: «У тебя родился сын». И все присутствующие сказали хором: «Да славится Господь на небесах».

Ребенка крестили в воскресенье, в Троицын день, а короновали в Рождество. Если теперь ваши молитвы станут сопровождать его, однажды он с помощью Господа замечательно станет править королевством».

Когда король Гунтрамн высказался, мы стали молиться о том, чтобы Своей милостью Господь защитил обоих королей. «Верно и то, – добавил король после некоторых раздумий, – что его мать Брунгильда угрожала убить меня, но теперь я ее не боюсь, ибо Господь, вырвавший меня из рук врагов, защитит и от ее козней».

5. По тому же поводу Гунтрамн произнес множество колкостей в адрес епископа Теодора. «Если бы Теодор пришел на собор, – заявил король, – его бы снова отправили в изгнание. Мне хорошо известно, – продолжал он, – что именно он способствовал убийству моего брата Хильперика, и он совершил это, вступив в сговор с данными людьми»[196]. Если мне не удастся отмстить за смерть Хильперика, прежде чем кончится год, я не вправе считать себя мужчиной».

Вот что я ответил ему: «Кто погубил Хильперика, как не его порочность и твоя молитва? Он вел себя необычайно вызывающе и строил тебе множество козней, ставших причиной его смерти. Кроме того, позволь мне поведать тебе, что я недавно видел во сне. Мне привиделся Хильперик с бритой тонзурой, как будто его рукополагали в епископы. Я видел, как его возводили на совершенно неукрашенный трон, покрытый простым черным покрывалом. Перед ним размещались зажженные лампы и свечи».

«Вот что я тебе скажу, – ответил король. – Я тоже видел сон, предвещавший смерть Хильперика. Три епископа привели его ко мне, закованного в цепи. Это были Тетрик[197], Агрикола[198] и Ницетий, епископ Лиона[199]. Двое из них сказали: «Мы просим вас освободить его от цепей, задав ему хорошую порку». Епископ Тетрик с горечью возразил им. «Вам не следует этого делать, – заявил он. – За грехи этого человека следует бросить в пламя». Так они продолжали спорить в течение долгого времени. В стороне от них я заметил котел, где бурно кипела вода, поскольку под ним развели огонь. Бедного Хильперика схватили, переломали ему руки и ноги и бросили в котел. Увидев, что происходит, я заплакал. Его тело распалось на отдельные части и растворилось в кипящей воде, так что вскоре от него не осталось и следа».

Нам же оставалось только удивляться словам короля, но тут трапеза подошла к концу, и мы поднялись со своих мест.

6. На следующее утро король Гунтрамн отправился на охоту. Когда он вернулся, я привел к нему для аудиенции Гарахара, графа Бордо[200], и Бладаста. Как я рассказывал вам раньше, они искали убежища в церкви Святого Мартина, потому что принадлежали к окружению Гундовальда. Сначала, когда я попытался вступиться за них, мне не сопутствовал успех. Тем не менее я продолжал продвигаться в этом направлении.

«Выслушай меня, всемогущий король, – заявил я. – Меня послал мой господин. Какой ответ мне нужно передать ему, тому, кто послал меня, если я вижу, что ты отказываешься ответить мне?» Удивленный моими словами Гунтрамн спросил: «Кто твой господин, кто послал тебя?» Улыбаясь, я ответил: «Мне велел прийти к тебе святой Мартин».

Тогда король приказал привести этих людей. Как только они появились, он стал упрекать их за то, что они часто нарушали клятвы и совершили предательство. Он также называл их вероломными хитрыми лисами. Но затем он вернул им свою милость и отдал то, что у них отняли.

7. Наступило воскресенье, и король отправился в церковь, чтобы послушать мессу. Мои коллеги-епископы и другие духовные лица в качестве подарка передали служение Палладию. Как только он начал Benedictus[201], король спросил, кто это такой. Когда королю сказали, что службу ведет Палладий, он страшно разгневался.

«Разве может этот человек, всегда проявлявший неверность по отношению ко мне, теперь произносить передо мной священные слова? – закричал он. – Я немедленно покидаю церковь, не хочу слышать, как мой враг проповедует!» Сказав это, он собрался выйти. Остальные епископы страшно обеспокоились тем, как унижают их коллегу.

«Мы же видели, как он сидел за твоим столом, – заметили они. – Мы также видели, как ты получал благословение, прикладываясь к его руке. Почему же теперь ты, король, с презрением отнесся к нему? Если бы мы знали, что ты так ненавидишь его, то выбрали бы какого-нибудь другого епископа совершить службу. Поскольку он уже начал, позволь ему провести мессу. Если же ты по-прежнему не расположен к нему, поговорим об этом позже, в соответствии с каноном».

Тем временем глубоко обиженный епископ Палладий удалился в ризницу. Король велел привести его оттуда снова, и он продолжил службу. Затем Палладия и Бертрама пригласили присутствовать за столом короля, но они начали ссориться, обвиняя друг друга в прелюбодеянии и распутстве, рассказывая друг о друге небылицы.

Большинство присутствующих подумали, что они просто шутят, но другие, более мудрые, опечалились, увидев, как среди епископов Господа разрастаются посеянные дьяволом семена. Когда они покинули короля, то заверили друг друга в том, что предстанут перед собором, который должен был состояться 23 октября.

8. Снова случились знамения. В северном небе видели лучи света (полярное сияние. – Ред.), хотя на самом деле это происходило и раньше. Видели, как вспышка молнии рассекла небеса. На деревьях распускались цветы, это был пятый месяц года.

9. Затем король направился в Париж и там в присутствии всех сказал: «Когда мой брат Хильперик умер, мне сообщили, что у него остался сын. По просьбе матери те, кто несли ответственность за его воспитание, попросили меня принять его из священной купели в Рождество. Они не прибыли, затем сделали второе предложение, чтобы его крестили в воскресный день Пасхи. Но и в этот день они не представили младенца. После этого последовало третье предложение, что он предстанет в День святого Иоанна Крестителя. И снова его не было. Теперь они обязали меня оставить мой дом в столь жаркую погоду. Я пришел, но мальчика продолжают прятать от меня, и я его не видел. Так что я могу сказать, что в их просьбе ничего нет серьезного. Я даже начинаю думать, что он сын одного из моих лейдов (лейд – свободный франк или королевский дружинник. Здесь – второе значение слова. – Ред.).

Если бы он действительно был членом моей собственной семьи, его наверняка представили бы мне. Вы должны знать, что я не признаю его, пока не получу несомненные доказательства, свидетельствующие в его пользу».

Услышав это, королева Фредегунда собрала первых людей королевства своего мужа. Прибыли три епископа и порядка трех сотен самых знатных людей. Все они поклялись, что отцом мальчика является король Хильперик. Так положили конец подозрениям короля Гунтрамна.

10. Продолжая горевать по поводу смерти Меровея и Хлодвига, король сетовал, что ему не было известно, куда бросили тела после того, как их убили. Однажды к нему пришел человек и заявил: «Если ты уверишь меня в том, что в будущем никто не станет мне угрожать, я покажу тебе, где находится тело Хлодвига». Король поклялся, что ему не причинят никакого вреда, напротив, его щедро наградят. «Мой господин, сами свершившиеся события подтвердят, что я говорю правду, – заявил человек. – Хлодвига похоронили под восточной трубой стены одной часовни. Когда его убили, королева (т. е. Фредегунда. – Ред.) испугалась, что однажды тело обнаружат и погребут достойным образом. Поэтому она распорядилась, чтобы его бросили в воды реки Марны.

Я сделал на реке закол для ловли рыбы, где и нашел труп. Сначала я не знал, кто он такой, но когда увидел длинные волосы, то понял, что это Хлодвиг. Я взвалил тело на плечи и перенес его на берег, а затем похоронил его, обложив могилу дерном. Останки целы. Делай теперь с ними, что тебе угодно».

Как только король услышал об этом, он тотчас отправился к месту находки, притворившись, что едет на охоту. Он отрыл могилу и обнаружил там тело целым и невредимым. Только одна прядь волос сзади отпала, но оставшиеся в виде длинных струящихся локонов не были повреждены. Стало очевидным, что это был тот, кого король Гунтрамн так усердно разыскивал.

Король призвал епископа города и велел перенести тело в церковь Святого Винценция, где его и похоронили в торжественной обстановке в присутствии духовенства и жителей, причем горело так много свечей, что никто не брался их сосчитать. Король так сильно оплакивал своего племянника, что казалось, что он хоронит собственного сына. Позже он послал Паппола, епископа Шартра, отыскать тело Меровея, и похоронил его рядом с Хлодвигом.

11. Случилось так, что один из церковных привратников выдвинул против своего коллеги следующее обвинение: «Мой государь, этот человек взял деньги за то, что обещал убить тебя». Привратника, против которого выдвинули обвинение, схватили, выпороли и подвергли разным пыткам. Но ничего не удалось выяснить о заговоре, в котором он якобы оказался замешанным. Многие говорили, что поступок первого привратника был вызван ревностью и грязными интригами, потому что тот привратник, против которого выдвинули обвинение, считался у короля фаворитом.

Ансовальд, знавший неизвестные мне детали, добился того, что король оставил все как есть.

Король вернулся в Шалон и велел предать мечу Боанта, продолжавшего проявлять неверность по отношению к нему. Его дом окружили, и он был убит воинами короля. Его собственность была передана в казну.

12. Король Гунтрамн продолжал всевозможное преследование епископа Теодора. Марсель вернули под юрисдикцию короля Хильдеберта. Туда послали представителя короля Ратхара с полномочиями герцога, чтобы тот расследовал дело. Он не стал следовать тому плану, который предложил ему король. Вместо этого он окружил дом епископа, потребовал заложников и отправил Теодора к королю, чтобы епископы осудили его на соборе, который должен был состояться в Маконе.

Однако Господь всегда вершит возмездие, защищая Своих слуг от клыков алчущих псов. В тот момент, когда епископ покинул город, Ратхар разграбил собственность церкви, часть оставил себе, остальное опечатал. Как только он проделал это, на его слуг напала смертельная болезнь, так что у них поднялась высокая температура, и они умерли. Собственный сын Ратхара тоже подхватил эту болезнь, и отец сам похоронил мальчика в пригороде Марселя, горько оплакивая его. Среди челяди Ратхара разразилась такая сильная эпидемия, что, когда он оставил город, он сам не верил, что вернется домой живым.

Тем временем король Гунтрамн задержал епископа Теодора, но ему не причинили никакого вреда. Он слыл необычайно набожным человеком, усердно молящимся[202]. Магнерих, епископ Трира[203], рассказал мне о нем следующую историю. «Несколько лет тому назад, – говорил он, – когда Теодора везли к королю Хильдеберту, его необычайно тщательно охраняли. Когда он прибывал в город, ему не разрешали повидаться ни с епископом, ни с кем-либо из городских жителей. Так он добрался до Трира, где епископу донесли, что Теодора сразу же посадили на корабль и тайно увезли.

Услышав это, епископ страшно опечалился. Он немедленно отправился, следуя за ними так быстро, как только мог, и догнал Теодора на берегу реки. Он попытался поговорить со стражниками и спросил, почему они обращаются со своими пленными столь негуманно и даже не разрешают ему поговорить со своим братом епископом.

В конце концов Магнериху разрешили увидеть Теодора. Он обнял его, дал ему кое-что из одежды и затем оставил его. Магнерих направился к церкви Святого Максимина[204], пал ниц перед гробницей и размышлял над словами апостола Иакова: «Молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак., 5: 16). Он молился и плакал в течение долгого времени, умоляя Господа защитить его брата, затем вышел.

Когда он выходил, одержимая злым духом женщина начала кричать, явно обращаясь к нему: «Ты порочный человек, давно погрязший в грехе. Ты тот, кто ратует перед Господом о нашем враге Теодоре. Конечно, ты должен понять, что не проходит и дня, как мы молимся, чтобы тот человек, который почти наверняка замышляет разжечь огонь, чтобы уничтожить нас всех, должен быть изгнан из Галлии. Несмотря на это, ты продолжаешь молиться за него! Тебе следует проявить мудрость и сосредоточиться на делах твоей собственной церкви и поддерживать бедных вместо того, чтобы тратить всю свою энергию на молитвы за Теодора». Потом она добавила: «Это печальный день для всех нас, потому что мы бессильны уничтожить его».

Нам всем самим не следует быть легковерными и слушать то, что говорит нам дьявол. Однако ясно, каков этот епископ, если дьявол так яростно поносит его.

13. Король Гунтрамн отправил послов к своему племяннику Хильдеберту, тогда жившему в Кобленце. Город назывался так («слияние». – Ред.) потому, что в этом месте сливались две реки – Мозель и Рейн. До этого пришли к соглашению, что епископы двух королевств соберутся в Труа, городе, расположенном в Шампани, но это не устроило тех, кто был из королевства Хильдеберта. Глава миссии Феликс приветствовал Хильдеберта и передал ему послание.

«Твой дядя, благородный король, – заявил он, – хочет знать, что заставило тебя нарушить твое обещание, отчего епископы твоего королевства отказались прибыть на собор, который ты и он созвали. Случилось ли так, что недоброжелатели посеяли какие-то семена разногласия между двумя королями?»

Хильдеберт молчал. «Неудивительно, – добавил я, – бывает и так, что между двумя людьми сеют плевелы, но никакие козни не заставят пустить корни вражды между двумя королями. Все знают, что у короля Хильдеберта нет другого отца, кроме его дяди, и что у короля Гунтрамна нет другого сына, кроме его племянника. Не так давно мы слышали, как Гунтрамн говорил это. Ясно, что сами Небеса запрещают, чтобы любое семя вражды сеялось между ними, видя, что имеются все благоприятные основания для того, чтобы они поддерживали и любили друг друга».

Король Хильдеберт попросил разрешения поговорить с послом Феликсом наедине. «Я верю, что мой господин и отец не хочет причинить вред Теодору, – заявил он. – Если же он причинит вред ему, то между нами тотчас возникнут проблемы, вспыхнет ссора. И мы оба, у кого есть все основания любить друг друга и жить в мире, будем разобщены». Получив этот ответ и ответ на свой другой вопрос, посол удалился.

14. Сам же я оставался в течение некоторого времени вместе с королем Хильдебертом в Кобленце. Однажды вечером мне пришлось задержаться за его столом, пока совсем не стемнело. Когда трапеза закончилась, я поднялся со своего места и отправился вниз к реке. Там на берегу я обнаружил ожидавшее меня судно. Я взошел на борт, но пестрая толпа людей последовала за мной. Когда судно наполнилось людьми, оно наполнилось и водой.

Всемогущий Господь совершил чудо, хотя судно заполнилось водой до планшира, но не затонуло. С собой у нас были мощи святого Мартина и других святых. Свое спасение я приписываю их чудесной силе. Судно вернулось к берегу, от которого мы отплыли. Люди вышли, воду вычерпали. Никому из посторонних не позволили снова зайти на судно, и я пересек реку уже без происшествий. На следующее утро я простился с королем и отправился обратно.

15. Во время моего путешествия я прибыл в город Кариньян, где меня сердечно встретил дьякон Вульфолаик[205], он отвез меня в свой монастырь, расположенный примерно в восьми милях от города, на вершине горы. Вульфолаик выстроил большую церковь на склоне и прославил ее мощами святого Мартина и других святых.

Когда я находился там, я попросил его рассказать мне о счастливом событии, связанном с его обращением и о том, как он, лангобард по рождению, пришел служить церкви. Сначала он не хотел мне рассказывать свою историю, искренне стремясь избежать того, чтобы она стала всем известна. Я заклинал его самыми ужасными клятвами, умоляя его не утаивать ничего из того, что я просил его поведать мне, и обещая никогда не раскрыть того, что он поведает мне, ни одной живой душе. Какое-то время он никак не поддавался на мои уговоры, но в конце уступил моим мольбам и просьбам.

«Когда я был маленьким мальчиком, – начал он, – мне довелось услышать имя святого Мартина. Мне даже не было известно, был ли он мучеником или просто известным священником, совершавшим те добрые деяния, какие мог, в этом мире. Не знал я и о месте, где ему воздали почести, приняв его священное тело для погребения.

Тем не менее я славил его в молитвах, и когда мне в руки попадали деньги, то я подавал милостыню. Когда я немного подрос, я предпринял огромные усилия, чтобы научиться писать. Сначала я учился сам, просто копировал буквы, затем я обнаружил, что они означают, когда их разместить в правильном порядке.

Я стал учеником аббата Аредия (Лиможского (ум. в 591 г.)), по его наущению я посетил церковь Святого Мартина. Когда пришло время уезжать, он собрал немного пыли со священной гробницы в качестве священной реликвии. Аредий поместил ее в небольшую коробочку и повесил мне на шею. Когда мы вернулись в его монастырь, расположенный неподалеку от Лиможа, он поместил эту коробочку в свою часовню.

Пыли прибавилось, она не только заполнила коробочку, но была везде, куда могла проникнуть. Меня воодушевило это чудо, мое сердце наполнилось радостью, отчего мои надежды на будущее стали связываться с чудесной силой святого.

Тогда я переехал в окрестности Трира, и там, на склоне горы, как раз где вы теперь стоите, я выстроил своими руками то жилище, которое вы видите перед собой. Я обнаружил здесь статую Дианы, которой суеверные местные жители поклонялись как богине. Я сам установил здесь колонну, на которой продолжал стоять босыми ногами, не чувствуя никакого холода. Когда пришла зима мороз так сразил меня резким холодом, что сошли ногти на ногах, причем так происходило не один раз. Вода превращалась в лед и обвисала вокруг моей бороды, как воск, таявший со свеч. Этот район известен своими суровыми зимами».

Мне было очень интересно узнать, какую еду и питье употреблял Вульфолаик, а также как ему удалось уничтожить идолов на склоне.

«Все, что мне было нужно, – так это немного хлеба и зеленых овощей с небольшим количеством воды, – ответил он. – Ко мне из соседних поместий стали стекаться толпы людей, и я постоянно говорил им, что Диана не обладает силой, ее статуя не имеет никакого значения, а выполняемые ими ритуалы напрасны и бесплодны. Я также дал понять, что распеваемые ими заклинания совершенно недостойны их. Лучше бы они принесли жертву хваления всемогущему Господу, сотворившему небо и землю.

Ночью и днем я молился, чтобы Господь соизволил низвергнуть статую и освободил этих людей от идолопоклонничества. Своей милостью Господь сдвинул их примитивные умы. В результате люди стали прислушиваться к тому, что я им говорил, отрекались от своих идолов и следовали за Господом. Затем я собрал нескольких человек из их сообщества и с их помощью смог уничтожить изваяние. Мне доводилось сбрасывать небольших идолов, поэтому выполнение задачи не составило никакого труда.

Вокруг статуи Дианы собралась огромная толпа: они обвязали вокруг нее веревки и начали тянуть, но все их усилия оказались тщетными. Тогда я отправился в церковь, залился слезами и распростерся на земле, умоляя Господа о помощи. Я просил, чтобы Он явил Свою Божественную силу и уничтожил то, что не могли сделать люди.

Когда я закончил молиться, я снова вышел, отправился к рабочим и ухватился за веревку. После первого же рывка мы сбросили идола на землю. Я велел разбить его на куски с помощью стальных молотков и затем превратить в пыль.

Когда я отправился домой, чтобы взять немного еды, я обнаружил, что все мое тело от головы до кончиков ног покрыто болезненными нарывами, так что трудно было найти место, свободное от них. Я сам отправился в церковь и разделся перед святым алтарем. Именно там я хранил склянку, наполненную елеем, принесенную мной из церкви Святого Мартина.

Я сам натер все тело этим елеем и затем заснул. Когда я проснулся, было почти полночь. Когда я поднялся на ноги, чтобы произнести установленные молитвы, то обнаружил, что мое тело совершенно очистилось, как будто на нем никогда и не было язв. Тогда я понял, что эти нарывы были вызваны ненавистью дьявола. Он насколько преисполнился злобой, что сделал все, что мог, чтобы навредить людям, ищущим Господа.

Потом ко мне подошли несколько епископов, которые должны были посоветовать мне вести себя мудро при выполнении начатого мною дела. Вместо этого они обратились ко мне следующим образом: «Не прав твой путь! Такая неприметная личность, как ты, никогда не сравнится с Симеоном Столпником[206]. Природа нашей местности не позволяет тебе продолжать мучить себя подобным образом. Спускайся со своей колонны и живи с братством, собравшимся вокруг тебя».

Считается грехом не подчиняться епископам, поэтому я спустился вниз и отправился вместе с братьями и снова разделил с ними трапезу. Далее случилось так, что некий епископ уговорил меня отправиться в поместье, расположенное на некотором расстоянии от места моего пребывания.

А в это время он отправил рабочих с клиньями, ломами, молотками и топорами, и они разбили на куски колонну, на которой я обычно стоял. Когда я вернулся домой на следующее утро, я нашел, что она совершенно разрушена. Я горько плакал, но никогда больше не стал устанавливать колонну, как та, что они сломали, потому что это означало бы не подчиниться распоряжениям епископов. Так мне пришлось жить с братией, где я и остаюсь вплоть до сегодняшнего дня».

16. Когда я попросил Вульфолаика рассказать мне о совершенных чудесах святого Мартина, он рассказал мне следующие истории. У некоего франка, происходившего из очень знатной семьи своего народа, был сын, глухой и немой. Его родители привели сына в эту церковь, и я приказал положить его на кровать прямо в храме, так что с одной стороны оказался мой дьякон, а с другой – один из моих священников.

Весь день он проводил в молитвах, в ночное время, как я вам и рассказывал, он спал в церкви. Господь сжалился над ним, и передо мной во сне явился святой Мартин. «Ты можешь вынести его из храма, – заявил он, – ибо он исцелен».

На следующее утро я стал размышлять над видением, которое мне приснилось, тут ко мне подошел мальчик и заговорил. Он сам произнес слова благодарности Господу за то, что произошло. Затем он повернулся ко мне и произнес: «Я благодарю всемогущего Господа за то, что Он дал мне речь и слух». Затем он вернулся домой, потому что полностью излечился.

Некий человек, несколько раз замеченный в воровстве и других преступлениях, приобрел привычку очищать себя, принося ложные клятвы. Какие-то люди обвинили его в том, что он совершил кражу. «Я пойду в церковь Святого Мартина, – заявил он, – и докажу собственную невиновность, принеся клятву». Когда он проходил через дверь, топор выпал у него из руки, а он сам упал на пол с жестоким сердечным спазмом. Тогда несчастный признался в том преступлении, в отсутствии которого поклялся ложной клятвой.

Другого человека обвинили в том, что он сжег дом своего соседа. «Я отправлюсь в церковь Святого Мартина, – заявил он, – и поклянусь, что я невиновен, так что, когда я вернусь домой, я освобожусь от этого обвинения». Никто и не сомневался в том, что он действительно сжег дом. Когда он собрался принести клятву, я вышел встретить его.

«Твой сосед считает, что ты виноват вне зависимости от того, что ты можешь сказать о своем преступлении, – заявил я. – Посмотри, Господь повсюду, Его сила велика как в церкви, так и вне ее. Если ты продолжаешь заблуждаться в том, что Господь и Его святые не накажут тебя за лжесвидетельство, взгляни на Его храм, находящийся перед тобой. Если ты настаиваешь, ты можешь принести свою клятву, но тебе не позволят ступить на порог этой церкви».

Он поднял свою руку к небесам и закричал: «Всемогущим Господом и чудесной силой его священника святого Мартина я отрицаю, что ответствен за этот пожар». Как только он принес клятву, он повернулся, чтобы идти, но оказалось, что он сам охвачен пламенем. Он упал на землю и начал кричать, что его сжигает святой епископ Мартин.

Во время своей агонии он продолжал выкрикивать: «Господь мой свидетель, я вижу пламя, спускающееся вниз вместе с резким дымом!» Когда он произнес это, то умер. Таково предупреждение тем, кто осмеливается приносить ложные клятвы в этом месте.

Дьякон рассказал мне о множестве других чудес, но я не могу их все здесь воспроизвести.

17. Находясь в Кариньяне, я дважды за ночь видел знамения в виде лучей света, перемещавшихся на северной стороне неба. Они сверкали так ярко, что мне никогда раньше не доводилось видеть ничего подобного, облака были кроваво-красными с обеих сторон, простирались с востока на запад. На третью ночь эти лучи появились снова, примерно в семь или восемь часов.

Когда я с удивлением смотрел на них, другие, похожие, начали сиять со всех четырех сторон земли, так что, пока я наблюдал за ними, они заполнили собой все небо. В середине небес сияло облако, и эти лучи собрались в нем, как в шатре. Цветные полосы были широкими книзу, но сужались по мере того, как поднимались, встречаясь в верхней части. Между лучами света располагались другие облака, ярко вспыхивая, как будто их ударяла молния. Столь необычайное явление вызывало у меня определенные предчувствия, мне стало ясно, что вскоре нас постигнет какое-то несчастье.

18. Послы императора требовали короля Хильдеберта вернуть золото, данное ему в предшествующий год, когда он отправил войско в Италию. Распространился слух, что его сестру Ингунду перевезли в Константинополь. Его военачальники спорили друг с другом и вернулись домой (из Италии) ни с чем.

Жители Шампани сместили своего герцога Винтриона, он лишился герцогства и, возможно, погиб бы, но спасся бегством. Позже народ успокоился, и Винтрион вернулся в свое герцогство.

Ницетия также сместили с должности графа Клермона и послали на его место Евлалия. Ницетий же попросил короля назначить его герцогом и выплатил огромные суммы в качестве подарков. В результате его назначили графом Клермона, Родеза и Юзеса. Он был молодым человеком, но обладал огромными способностями, поэтому смог поддерживать мир в Оверни и других подчиненных ему областях.

Хильдерик-сакс, потерявший расположение короля Гунтрамна, о чем я писал раньше, заставивший многих бежать, сам же стал искать убежище в церкви Святого Мартина, оставив свою жену на земле Гунтрамна. Король повелел ей не навещать своего мужа, пока не наступит такое время, когда ему вернут милость короля. Пытаясь заступиться за Хильдерика-сакса, я отправил нескольких послов к Гунтрамну, и в конце концов мне удалось получить у него разрешение соединить его с женой и отправить их жить на другую сторону реки Луары, но чтобы он не помышлял перейти к королю Хильдеберту. Однако, заполучив свою жену, Хильдерик сразу же тайно перешел к Хильдеберту. Его назначили герцогом в городах, что располагались за Гаронной и находились под властью Хильдеберта, и он направился туда.

Король Гунтрамн хотел взять под свое личное управление царство своего племянника Хлотаря, сына Хильперика, для чего назначил Теодульфа графом Анже. Теодульф вошел в город, но сразу же был унизительным образом выдворен горожанами во главе с Домигизилом[207]. Ему пришлось вернуться обратно к королю, тот подтвердил его назначение, но он смог вступить в должность только с помощью герцога Сигульфа.

Гундовальд, назначенный графом в Мо вместо Верпена, вошел в город и начал выполнять его функции. Находясь на территории, принадлежавшей городу, он был убит Верпеном в том доме, где остановился на ночлег. Родственники Гундовальда собрались вместе и напали на Верпена, заперли его в бане, в поместье, и убили. Так смерть одного, а затем другого лишила обоих графства.

19. Время от времени аббата Дагульфа осуждали за совершенные им преступления, признавая виновным за большое количество краж и убийств и нередкие прелюбодеяния. Однажды он испытал вожделение к жене человека, жившего по соседству, и вступил с ней в половую связь. Потом стал размышлять, как бы ему извести мужа своей любовницы, жившего на земле, принадлежавшей монастырю. Не выдержав притеснений, тот поклялся, что аббат дорого заплатит, если снова приблизится к его жене. Однажды ему случилось на некоторое время покинуть дом, и аббат пришел ночью вместе с одним из своих священников, и их впустили в дом женщины.

Они долго сидели и пили, пока совсем не опьянели, затем они легли все вместе в одну постель. Когда они спали, муж вернулся домой. Он поджег солому, взял свою секиру и убил их обоих. Пусть эта история станет предупреждением для всего духовенства, чтобы оно не нарушало канонические законы и не искало общества женщин для непотребных сношений. И канонические законы, и Священное Писание запрещают подобные отношения, за исключением женщин, на которых не может падать подозрение.[208]

20. Тем временем наступил день собора, и по повелению короля Гунтрамна епископы собрались в городе Маконе. Фаустиан, назначенный епископом города Дакса по настоятельной просьбе Гундовальда, был смещен при условии, что Бертрам, Орест и Палладий, давшие ему благословение, станут снабжать его едой и платить ему сто золотых монет каждый год.

Ницетий, мирянин, занял место епископа в этом городе. Урсицин, епископ Кагора (Каора), был отлучен от церкви, потому что открыто признался, что приветствовал Гундовальда. Объявили, что он должен нести покаяние в течение трех лет и все это время воздерживаться от стрижки волос и бороды, не есть мяса, не пить вина. Более того, он не должен служить мессу, посвящать в духовный сан, освящать храмы и священный елей, а также причащать. Однако он мог по-прежнему заниматься повседневными делами церкви.

На этом соборе выступил некий епископ, заявивший, что женщину нельзя называть человеком. Потом он все же согласился с доводами других епископов и успокоился. Поскольку в священной книге Ветхого Завета в самом начале, там, где Бог создал человека, говорится: «Мужчину и женщину сотворил их, и благословил их, и нарек им имя: человек» (Быт., 5: 2).

Точно так же наш Господь Иисус Христос назван сыном человеческим, хотя Он был сыном Девы Марии, то есть женщины. Когда Он готовился претворить воду в вино, Он сказал Ей: «Что Мне и Тебе, Жено?» (Ин., 2: 4). Эти доводы были поддержаны многими другими свидетельствами, поэтому заявлявший больше не произнес ни слова.

Претекстат, епископ Руана, прочел перед своими собратьями епископами молитвы, сочиненные им во время изгнания. Некоторые из присутствующих их приняли, другие критиковали, потому что Претекстат придавал слишком мало значения литературной форме. Традиционно священник ценился за слог, манеру выражения.

Возникла большая ссора между слугами епископа Приска[209] и герцога Леодегизила. Чтобы уладить дело миром, епископ Приск пожертвовал немалую сумму денег.

В то время король Гунтрамн настолько серьезно заболел, что некоторые думали, что он никогда не поправится. Мне кажется, что такова была воля Божья, поскольку он собирался отправить в ссылку многих епископов.[210]

Епископ Теодор вернулся в свой город, получив шумное одобрение всей своей паствы.

21. Во время этого совета король Хильдеберт и его вельможи собрались в поместье в Беслингене[211], находившемся посреди Арденнского леса. Там королева Брунгильда пожаловалась всем вельможам, что ее дочь Ингунду по-прежнему удерживают в Африке (провинции Северной Африки (Африка Проконсульская, Нумидия и Мавретания), современный Тунис, север Алжира и Марокко, в это время были уже полвека как освобождены войсками Восточной Римской империи. – Ред.), но практически не получила поддержки.

Затем рассмотрели дело, выдвинутое против Гунтрамна Бозона. Несколькими днями ранее умерла бездетная родственница его жены. Ее похоронили в церкви, находившейся рядом с Мецем, вместе с огромным количеством золота и украшений. Случилось так, что вскоре после этого отмечали праздник святого Ремигия, проводившийся в первый день октября.

Огромная толпа местных жителей отправилась из города вместе со своим епископом[212], их сопровождал герцог и городская знать. Тем временем слуги Гунтрамна Бозона направились к церкви, где похоронили женщину, и вошли внутрь. Войдя туда, они заперли двери, вскрыли гробницу и сняли с мертвого тела столько драгоценных вещей, сколько могли унести.

Находившиеся поблизости двое монахов услышали шум и увидели в церкви людей. Подойдя к дверям, они попытались войти внутрь, но им не дали. Тогда они сообщили о происшедшем епископу и герцогу. Тем временем слуги, взяв захваченное, вскочили на лошадей и бежали. Однако, опасаясь, что их схватят и сурово накажут, они вернулись в церковь, положили вещи на алтарь, но, боясь снова выйти, стали кричать: «Нас послал Гунтрамн Бозон!»

Чтобы расследовать происшествие, Хильдеберт созвал следственную комиссию в упомянутом мной поместье. Бозона допросили, но он не смог ничего произнести в свое оправдание, а затем тайно бежал. У него отобрали всю собственность, которую он получил в Клермоне в дар из казны, а также и то, что он незаконно отобрал у ряда людей.

22. Именно в этот год умер Лабан, епископ Оза. Его сменил мирянин Дезидерий, несмотря на то что король поклялся, что никогда не назначит епископом человека из мирян. «О, на что только ты не толкаешь алчные души людей, проклятая золота жажда!»[213]

Вернувшись домой, Бертрам заболел лихорадкой. Он призвал дьякона Вальдона, которому при крещении также дали имя Бертрам, передал ему власть над епископством и возложил на него ответственность за выполнение всех условий его завещания и раздачу пожертвований. Как только Вальдон ушел, Бертрам умер.

Дьякон тотчас вернулся обратно и затем поспешил к королю с подарками при полной поддержке городских жителей, но не получил ничего. Король издал документ, повелевая посвятить в духовный сан в качестве епископа Гундегизила, графа Сента, по прозвищу Додон, что и было сделано. Поскольку большинство духовенства Сента, с молчаливого согласия Бертрама, направило в собор письменную жалобу на своего епископа Палладия, стремясь унизить его, то после смерти Бертрама Палладий жестоко наказал их и обложил штрафом.

В то же время умер Ванделен, наставник короля Хильдеберта. На его место никого не назначили, поскольку сама королева-мать хотела заняться своим сыном. Все, что Ванделен получил от государства, теперь вернулось в казну. Тогда же умер герцог Бодигизил, находившийся в преклонном возрасте, его сыновья унаследовали его имущество, не потеряв право ни на что. Сай сменил Фавста в качестве епископа Оша. После смерти святого Сальвия в том же году епископом Альби назначили Дезидерия.

23. В тот год шли сильные дожди, реки разлились, множество судов разбилось. Вода вышла из берегов, затопив расположенные рядом поля и луга и нанеся большой ущерб. Весенние и летние месяцы оказались такими дождливыми и холодными, что казалось, что скорее наступила зима, а не лето.

24. В тот же самый год два острова в море пострадали от огня, упавшего с неба. Пожар продолжался в течение всей недели, так что острова практически полностью были уничтожены, вместе с жителями и их стадами. Те, кто искал спасения в море, безрассудно бросившись в глубину, умерли ужасной смертью в воде, куда сами и устремились. Те же, кто остался на земле, умерли в огне.

Все обратилось в пепел, и море накрыло острова. Многие согласились, что все знамения, о которых я говорил раньше и которые я видел в октябре, когда все небо, казалось, полыхало от огня, действительно стали отблесками этого разрушительного пожара.

25. На другом острове, расположенном как раз против города Вана, находилось большое озеро, в котором водилось множество рыбы. Оно наполнилось кровью на глубину в один ярд или более того. День за днем огромные стаи собак и множество птиц собирались там попить крови и, насытившись, возвращались домой, когда наступала ночь.

26. Эннодий стал герцогом Тура и Пуатье. Ранее назначенный в эти два города Берульф вызывал подозрения тем, что, сговорившись с Арнегизилом, тайно завладел сокровищами короля Сигиберта. По дороге в эти города, где Берульф собирался принять герцогство, он был ловко захвачен вместе со своим сторонником герцогом Раухингом и связан веревками. Люди Раухинга немедленно отправились в дом к Берульфу. Захватив практически всю его собственность, они обнаружили там и часть сокровищ Сигиберта.

Все найденные предметы отнесли к королю Хильдеберту. Затем вынесли приговор, по которому Берульфу и Арнегизилу должны были отрубить головы, но благодаря вмешательству епископа[214] их пощадили и освободили. Однако им так и не вернули ту собственность, что у них отобрали.

27. Герцог Дезидерий поспешил на встречу с королем Гунтрамном, взяв с собой Антестия, аббата Аредия и ряд епископов. Сначала король не хотел его видеть, но, поддавшись просьбам епископов, милостиво принял. В то же время там появился и Евлалий, принесший жалобу на свою жену, которая оставила его и ушла жить с Дезидерием. Однако он стал объектом такого количества насмешек и унижений, что решил сохранять молчание. Дезидерий получил подарки от короля и вернулся домой, удостоившись хорошего приема.

28. Как я уже неоднократно упоминал, муж (Герменегильд. – Ред.) передал Ингунду под охрану императорской армии. Когда ее везли к императору вместе с маленьким сыном, она умерла в Африке[215] и была там похоронена. Леовигильд же предал смерти своего сына Герменегильда, мужа Ингунды. Получив эти известия, король Гунтрамн вышел из себя и решил послать войско в Испанию. Сначала это войско должно было подчинить власти Гунтрамна Септиманию, которая была частью Галлии, а затем намеревалось наступать далее.

В тот самый момент, когда его войско собиралось выступить, какие-то крестьяне обнаружили письмо. Они переправили его королю Гунтрамну с тем, чтобы тот прочитал его, поскольку выглядело так, будто Леовигильд писал Фредегунде, прося ее придумать любые уловки, чтобы помешать войску двинуться на Испанию.

«Убей наших врагов, – говорилось в нем, – то есть Хильдеберта и его мать, причем как можно скорее. Заключи мир с Гунтрамном, купи его любой ценой, какую ты можешь заплатить. Если случится так, что у тебя возникнет нужда в деньгах, мы тайно пошлем тебе, главное, чтобы мы удостоверились в том, что достигли нашей цели. Когда же мы отомстим нашим врагам, вознагради епископа Амелия[216] и матрону Леобу, благодаря которым наши послы пришли к тебе». Леоба была тещей герцога Бладаста.

29. Несмотря на тот факт, что эту депешу доставили королю Гунтрамну и ее содержание стало известно племяннику Хильдеберту, Фредегунда распорядилась изготовить два кинжала. Она велела сделать в них желобки и наполнить их ядом, чтобы он стал причиной смерти, если удар кинжалом не приведет к повреждению жизненно важных органов.

Передав эти кинжалы своим слугам, королева дала им следующие инструкции: «Возьмите эти два кинжала и как можно быстрее отправляйтесь к королю Хильдеберту. Притворитесь, что вы – странствующие монахи. Как только вы броситесь к его ногам, как будто просите милостыню, ударьте его с обеих сторон. Когда падет он, покорится и Брунгильда, которую я ненавижу и которая взяла власть над ним.

Если вас убьют во время исполнения вашей задачи, я вознагражу ваших родственников, щедро одарю и подниму до самого высокого положения в моем царстве. Перестаньте бояться и не опасайтесь смерти, ведь вам хорошо известно, что все люди смертны.

Закалите ваши души, будьте мужчинами и помните, что, если многие храбрые воины погибали в сражениях, их родственники, став знатными, впоследствии становились первыми людьми в государстве, превосходя других своими богатствами».

Когда она высказалась, священники начали дрожать от страха, понимая, как трудно выполнить ее распоряжения. Увидев их колебания, Фредегунда опоила их колдовским снадобьем и отправила с миссией. От принятого питья они взбодрились и поклялись, что выполнят все, что она просит от них. Она же велела им захватить с собой сосуд, наполненный тем же самым снадобьем.

«Выпейте это зелье утром того дня, когда вы пойдете выполнять мой приказ. Он придаст вам смелости, и вы сможете довести задуманное до конца».

Дав им все инструкции, она отпустила их. Они отправились в путь и прибыли в Суасон, где их схватил герцог Раухинг. На допросе с пристрастием они рассказали обо всем. Затем их связали и бросили в темницу.

Прошло несколько дней, и Фредегунда, совершенно убежденная в том, что ее приказ выполнен, послала слугу выяснить, какие разговоры происходят между людьми и не говорят ли об убийстве Хильдеберта. Добравшись до Суасона, тот услышал, что в тюрьму бросили двух священников, после чего направился туда, но в тот момент, когда он начал разговаривать со стражей, его также схватили. Затем всех троих доставили к королю Хильдеберту.

На первом же допросе они признались во всем, заявив, что королева Фредегунда послала их убить короля. «Королева велела нам выдать себя за нищих, – говорили они. – Мы должны были броситься к твоим ногам и просить милостыни, а затем мы должны были заколоть тебя вот этими самыми кинжалами.

Даже если бы наш удар оказался таким слабым, что кинжал не нанес никакого вреда, смазанное ядом лезвие вскоре привело бы к твоей смерти».

Когда они полностью сознались, их подвергли различным пыткам, отрубили у них руки, уши и носы, а затем предали разным видам казни.

30. Король Гунтрамн распорядился, чтобы его войско выступило против Испании. «Сначала подчините моему правлению Септиманию, – велел он, – ведь нельзя терпеть, что территория этих нечестивых готов простирается до самой Галлии». После этого все войска его королевства вышли в поход и двинулись в том направлении.

Люди, жившие за Соной, Роной и Сеной, объединились с бургундами и стали разорять долины Соны и Роны, пока полностью не уничтожили весь урожай и скот. Даже в своей стране они убили множество людей, сжигали дома, грабили церкви, убивали священников вместе с епископами и гражданским населением прямо перед алтарями, посвященными Господу.

Наконец они пришли в город Ним. Вместе с людьми из Буржа, Сента, Перигё и Ангулема, находившихся под управлением короля Гунтрамна, они совершили похожие зверства, а затем двинулись в сторону Каркасона[217]. Добравшись до него, они увидели, что жители распахнули ворота, и они вошли внутрь, не встретив сопротивления. Но вскоре жители дали им отпор, и они ушли из города.

Тогда Теренциол, бывший графом Лиможа, был поражен камнем, брошенным со стен, и убит. Враги отомстили ему, отрубив его голову и забрав ее с собой в город. После этого все войско Гунтрамна охватила паника, и люди решили вернуться домой. Они оставили все, захваченное во время своего похода, и даже то, что взяли с собой.

Готы устроили им ряд засад, ограбили их и многих убили. Остальные попали в руки жителей Тулузы, с которыми они дурно обошлись во время похода. Их ограбили и побили так, что они добрались домой едва живыми. Те же, кто напал на Ним, ограбили всю округу, сожгли дома и урожай, вырубили оливковые рощи и уничтожили виноградники. Но они не смогли причинить вреда укрывшимся за стенами жителям и потому направились к другим городам. Но и эти города были хорошо укреплены и обеспечены едой и другими необходимыми вещами, так что захватчики только потеряли время в окрестностях этих крепостей. У них не хватило сил, чтобы ворваться в эти города.

Герцог Ницетий, участвовавший в походе как глава жителей Клермона, осаждал эти города вместе с остальными войсками, но ничего не выиграл. Он направился к одному укрепленному городу, дав слово, что его жителям не причинят никакого вреда. Поверившие ему осажденные добровольно открыли ворота, и его люди вошли, намереваясь вести себя мирно. Но как только они оказались внутри, Ницетий забыл о своем обещании, разграбил все запасы и превратил жителей в пленников, а затем забрал все запасы и решил вернуться домой. По дороге они совершили множество других злодеяний, убивали, грабили и захватывали собственность, даже на своей территории, но не стану вдаваться в детали, это заняло бы слишком много места. После того как они сожгли весь урожай в Провансе, как я уже описывал, они сами начали умирать от голода. Идя дальше, они оставляли по дороге мертвых. Некоторые утонули в реках, и еще больше было убито местными жителями, восставшими против них.

Говорили, что более пяти тысяч человек встретили свой конец во время всех этих бедствий, но их судьба не остановила тех, кто остался в живых. Церкви, стоявшие близ больших дорог в Клермоне, были разграблены дочиста. Казалось, нет конца тем злодеяниям, но наконец эти люди прибыли домой.

Когда они вернулись, король Гунтрамн страшно рассердился. Предводители войска бросились искать убежище в церкви Святого Мученика Симфориана[218]. Когда король посетил церковь в день праздника святого, он их принял при условии, что они позже объяснят свое поведение. Через четыре дня после этого он призвал епископов и мирян самого высокого рождения и начал критиковать своих военачальников.

«Как мы можем одержать победу, – спросил король, – если мы больше не соблюдаем обычаи наших предков? Они привыкли строить церкви, обращаясь со всеми своими надеждами к Господу, воздавая почести Его святым и уважая Его священников. В результате с помощью Господа они выигрывали сражения и покоряли враждебные народы мечом и щитом. Теперь же мы не только не боимся кары Божьей, но разоряем Его святые места, убиваем Его служителей, даже разбрасываем и истребляем святые мощи. До тех пор пока подобные деяния имеют место, не следует ожидать, что мы победим: руки наши потеряли силу, наши мечи утратили свою остроту, наши щиты больше не защищают и не обороняют нас, как прежде. Если именно я виновен во всем этом, пусть Господь накажет лично меня. Но если именно вы пренебрегаете королевской волей и не выполняете мои приказы, то пусть падет топор на ваши головы. Казнь одного из военачальников послужит уроком для всех. Нам же предстоит решить, что следует делать. Если любой из вас чистосердечно соберется действовать в соответствии с законом, честь ему и хвала, пусть он так и поступает. Тот же, кто пренебрегает правилами, заслуживает кары. Лучше, если один или двое из тех, что нарушили закон, погибнут, чем гнев Господень падет на невиновных людей».

Когда король закончил говорить, ему ответили военачальники: «Милостивый король, мы не находим слов, чтобы подробно описать твою доброту и благородство, степень твоего благоговейного страха перед Господом, ту любовь, какую ты питаешь к твоим церквам, твое особое уважение к епископам, твое милосердие к бедным и щедрость к нуждающимся.

Все, что ты сказал, милостивый господин, очевидно и не вызывает возражений, но что прикажете нам делать, если весь народ погряз в пороке и находит удовольствие в том, что совершает зло? Никто не боится короля, никто не уважает своего герцога или графа. Если случается так, что один из нас высказывает недовольство и пытается исправить происходящее в надежде продлить твое правление, то население тотчас восстает и возникает бунт. Все начинают поносить такого человека, причем так резко, что он едва сможет спасти свою жизнь. Или же ему следует забыть обо всем и не произносить ни слова».

«Кто следует справедливости, тот останется в живых, – ответил король. – Для того же, кто не уважает закон и наши повеления, я выношу следующее решение: он должен умереть. И таким образом будет положен конец вашему нечестивому поведению».

Не успел король вымолвить эти слова, как в храм вошел вестник. «Реккаред, сын Леовигильда, выступил из Испании, – заявил он. – Он захватил замок Кабаре, опустошил большую часть земель вокруг Тулузы и увел с собой множество пленных. Он также взял замок Бокер близ Арля, забрал с собой жителей и их собственность, а затем укрылся за стенами Нима».

Когда король услышал это, он назначил Леодегизила командующим армией и герцогом вместо Калумниоза по прозвищу Агила, вернул под его управление всю область Арля и разместил там более четырех тысяч человек в качестве пограничных стражников. Вдобавок Ницетий, герцог Клермона, выступил вперед со своими силами с целью прикрытия границы.

31. Пока происходили все эти события, Фредегунда продолжала жить в городе Руане. Королева и епископ Претекстат обменялись колкостями. Она сказала ему, что пришло время, когда ему снова придется отправиться в изгнание. «И в изгнании, и не в изгнании я был, есть и буду епископом, – отвечал тот, – а ты не всегда будешь наслаждаться королевской властью. С Божьей помощью я вернулся из ссылки и возвратился в свою епархию, но когда ты перестанешь быть королевой, то рухнешь в бездну.

Для тебя было бы лучше, если бы ты перестала вести себя столь глупо, безрассудно, оставив злые дела и обратившись к добру. Если бы ты могла преодолеть сжигающую тебя гордыню, то могла бы удостоиться жизни вечной, а юного мальчика, которого родила, довела бы до зрелого возраста». Королева болезненно восприняла слова Претекстата и кипела от злобы, когда покидала его.

Наступил день воскресения нашего Господа. Рано утром епископ Претекстат поспешил в церковь, чтобы совершить службу. Он начал произносить нараспев антифон в обычном порядке, так, как он обычно исполнялся. Во время пения он присел на скамью, чтобы передохнуть. В это время к нему подкрался убийца, вытащил из-за пояса кинжал и ударил епископа под мышку.[219]

Претекстат закричал и обратился за помощью к находившимся там священникам, но никто не пришел к нему на помощь. Тогда он начал молиться и воздавать хвалу Господу, а его вытянутые к алтарю руки обагрились кровью. Затем его унесли в келью его преданные сторонники и положили на постель.

Не теряя времени, Фредегунда пришла навестить его вместе с герцогами Бепполеном и Ансовальдом. «Святой епископ, – заявила она, – ваша паства и я не хотели стать свидетелями свершившегося преступления, да еще во время службы в церкви. Мне остается только надеяться на то, что человека, осмелившегося совершить подобное, найдут и соответствующим образом накажут».

Епископ понимал, что она лжет. «Не важно, кто сделал это, – сказал он, – но тот человек, кто убил наших королей, пролил невинную кровь, причем не один раз. Разве он не ответствен за то множественное зло, что случалось в этом королевстве?»

«В моем доме есть искусные врачи, – ответила Фредегунда, – и они могут вылечить рану. Пусть они позаботятся о тебе». – «Господь решил, что отзывает меня из мира, – ответил Претекстат. – Что касается тебя, то ты являешься главной причиной всех этих преступлений. А ты, пока жива, будешь проклята. Господь покарает меня, и моя кровь падет на твою голову».

Как только королева покинула его, Претекстат отдал последние распоряжения и испустил дух.

Хоронить Претекстата прибыл Ромахар, епископ Кутанса. Все население Руана впало в глубокую печаль, особенно знатные франки этого города. Один из них отправился к Фредегунде и заявил: «Ты – причина многих злодеяний, совершенных в этом мире, но ты еще не совершала большего злодеяния, чем сейчас, когда приказала убить одного из епископов Господа. Господь не замедлит отомстить тебе за невинно пролитую кровь. Мы все собираемся провести тщательное расследование этого преступления, а также не допустить новых злодеяний подобного рода».

Когда он закончил, то оставил королеву, но та послала за ним, чтобы пригласить разделить с ним трапезу. Он отказался. Она продолжала настаивать, говорила, что если он не хочет есть вместе с ней, то пусть, по крайней мере, выпьет хоть что-нибудь, но не покидает королевский дом, ничего так и не отведав. Тогда он остановился, чтобы выполнить ее просьбу.

Ему подали чашу, и он выпил немного абсента, полынной настойки, смешанной с вином и медом, любимого напитка варваров. Но напиток был отравлен. Когда франк выпил его, то почувствовал резкую боль в груди, как будто его прокололи изнутри. «Бегите! – закричал он своим товарищам. – Бегите, несчастные, из этого дома ужасов, иначе вы погибнете вместе со мной». Его товарищи отказались пить и бросились бежать со всех ног. Что же касается знатного франка, то его глаза подернулись пеленой, он вскарабкался на своего коня, проехал меньше полумили и затем замертво упал на землю.

Тем временем епископ Леодовальд[220] разослал письма ко всем собратьям-епископам и с их согласия закрыл все церкви Руана, так что жители не могли больше посещать службы до тех пор, пока всеобщий розыск не приведет к поимке того, кто совершил это преступление.

Леодовальд задержал нескольких человек, их всех подвергли пыткам и извлекли признание, что все эти злодеяния были совершены по наущению Фредегунды. Она все отрицала, поэтому он не смог добиться ее наказания. Рассказывали, что к Леодовальду также подсылали наемных убийц, потому что он слишком пристально занялся этим делом. Но его так тщательно охраняли его собственные люди, что убийцы не смогли причинить епископу никакого вреда.

Как только королю Гунтрамну стало известно о происшедшем и о тех обвинениях, что были выдвинуты против Фредегунды, он отправил двух епископов к тому молодому человеку, который считался сыном Хильперика и который, как я уже говорил вам, носил имя Хлотарь. Это были епископы Артемий из Сента, Веран из Кавайона и Агрик из Труа. Им велели поговорить с воспитателями Хлотаря, а затем найти человека, виновного в преступлении, и привести его к королю.

Епископы оповестили об их миссии придворных Хлотаря. «То, что произошло здесь, нас вовсе не радует, – отвечали вельможи, – и мы все больше и больше склоняемся к тому, чтобы отомстить. И все же, если преступник будет обнаружен, мы не можем согласиться с тем, чтобы он предстал перед вашим королем. Мы вполне правомочны наказывать местных преступников сами, в соответствии с королевским указом».

«Вы должны знать, – ответили епископы, – что если никто не будет призван к ответу, то наш король придет сюда со своим войском и предаст всю эту область огню и мечу. Совершенно ясно, что тот злодей, кто велел убить франка, является и тем же самым лицом, велевшим заколоть насмерть епископа».

Высказавшись, они отправились домой. Они не получили вразумительного ответа, но, по крайней мере, ясно дали понять, что Мелантий, еще раньше назначенный на место Претекстата, не должен исполнять обязанности епископа и вести службы в местном соборе.

32. В то время произошло много плохого. Домнола, дочь Виктора, епископа Рена, вдова Бурголена и жена Нектария, поспорила из-за виноградников с Боболеном, рефендарием (начальник королевской канцелярии и хранитель перстня-печати. – Ред.) Фредегунды. Узнав, что Домнола приехала в виноградники, Боболен послал к ней представителей, чтобы те передали ей, что у нее нет никаких оснований входить в поместье. Домнола не обратила на это никакого внимания и заявила, что эти виноградники принадлежали еще отцу, и вошла в них.

Тогда Боболен напал на Домнолу вместе с группой вооруженных людей. Он убил ее, заявил, что виноградники принадлежат ему, и присвоил все ее движимое имущество. Всех находившихся там вместе с Домнолой мужчин и женщин люди Боболена порубили мечами, лишь немногие сумели убежать.

33. Примерно в это же время проживавшая в городе Париже женщина говорила жителям города: «Знайте, что скоро весь этот город погибнет в огромном пожаре. Вы должны покинуть город». Многие только посмеялись над ней, заявляя, что она предсказывает свою собственную судьбу или то, что ей приснилось, или, быть может, она даже одержима полуденным бесом (Пс., 90: 6; здесь имеются в виду припадки безумия, сопровождавшие внезапную чуму. – Ред.). «Вы ошибаетесь, – ответила она. – То, о чем я говорю, действительно произойдет. Мне было видение, что из церкви Святого Винценция вышел человек, он весь светился и держал в руке восковую свечку, затем он поджигал дома купцов один за другим».

На третий день после ее предупреждения, как только начало смеркаться, один из жителей зажег свечу и оставил ее рядом с бочонком масла, а затем занялся другими делами. Дом оказался первым, находившимся внутри городских ворот, обычно он был открыт днем. От свечи разгорелся огонь, и дом сгорел дотла. Затем пламя перекинулось на другие дома.

Вскоре загорелась городская тюрьма, но святой Герман явился перед заключенными, сломал огромное деревянное бревно и цепи, к которым они были прикреплены, распахнул ворота тюрьмы и позволил убежать тем, кого в нее заключили. Выйдя из тюрьмы, заключенные бросились в храм Святого Винценция, где находилась гробница святого Германа.

Ветер переменил свое направление, так что вскоре пламя охватило весь город, и разрушительный пожар совершенно вырвался из-под контроля. Вскоре он переместился к другим городским воротам, тем, где находилась часовня Святого Мартина. Ее воздвигли некоторое время назад, чтобы увековечить тот факт, что именно здесь он исцелил от проказы некоего больного, поцеловав его. Стремясь отблагодарить его, мужчина построил эту часовню из прутьев.

Возлагая свою веру на Господа и веря в чудесную силу святого Мартина, теперь он перенес все, чем владел, внутрь стен часовни. «Я совершенно уверен, – утверждал он, – и укрепляю так свою веру, что тот, кто не один раз побеждал пламя, и тот, кто в этом самом месте очистил кожу прокаженного своим поцелуем, отведет огонь от этого места».

Пламя подбиралось все ближе и ближе, огромные языки пламени раздувались ветром, но, как только они обрушивались на часовню, тотчас утрачивали свою силу. Жители кричали мужчине и его жене: «Бегите, несчастные, спасайтесь, пока не поздно! Смотрите! Огромное пламя движется прямо на вас! Разве вы не видите его? На вас как дождь падают горящие искры и раскаленные горячие угли. Выбегайте из часовни! Иначе вы сгорите дотла, и ваша часовня тоже!»

Они же не обращали внимания на то, что им говорили, и продолжали молиться. Женщина все так же стояла у окна, хотя пламя все приближалось, но ее защищала неодолимая вера в чудесную силу святого епископа. Она оказалась настолько сильной, что он не только спас часовню и дом своего слуги, но и помешал причинить какой-либо вред стоявшим вокруг часовни домам.

Разрушительный пожар, начавший бушевать с одной стороны моста, остановился в этом месте. С другой же стороны пожар сжег все совершенно, так что только река воспрепятствовала его дальнейшему продвижению. Однако церкви и церковные дома не сгорели.

Следует также сказать, что город Париж был освящен с античных времен, так что никакой огонь не мог сокрушить его, здесь не появлялись ни змеи, ни крысы. Как раз незадолго до этих событий, когда прочищали водосток и убирали забившую его грязь, они обнаружили змею и крысу, сделанных из бронзы. Их вынули, и с того времени в городе появилось невероятное количество крыс и змей. Впоследствии в городе не раз вспыхивали пожары.

34. Поскольку у князя тьмы есть тысячи способов причинить нам вред, должен рассказать о том, что произошло недавно с несколькими отшельниками, посвятившими себя Господу. Ранее я упоминал о бретонце Виннохе, посвященном в священники. Он подвергал себя настолько сильному воздержанию, что носил в качестве одежды только шкуры животных, ел лишь сырые травы с полей.

Когда речь шла о вине, он просто подносил чашу ко рту, смачивая губы, но не пил из нее. Однако его последователи настолько щедро предлагали ему кубки, наполненные до краев, что он приобрел привычку, причем весьма дурную, напиваться без удержу. Со временем он зашел так далеко и так напивался, что часто его видели пьяным.

Шло время, в результате он все больше и больше злоупотреблял спиртным. В него вселился дьявол, он стал настолько неуравновешенным, что мог схватить нож или любое оружие, попадавшееся ему в руки, даже камень или палку, и начать преследовать людей в совершенно безумном состоянии. Не оставалось ничего другого, как заковать его в цепи и запереть в келье. Преданный такой судьбе, он продолжал бесноваться в течение пары лет, затем испустил дух.

Далее известен случай с мальчиком Анатолием, жившим в Бордо, как рассказывали, ему было всего двенадцать лет. Он работал у купца, но добивался разрешения стать затворником. В течение долгого времени его хозяин отказывал ему, считая, что у того пропадет интерес к своему намерению. Кроме того, в любом случае в своем возрасте он не сможет осуществить то, что намеревался сделать.

Наконец купец подчинился мольбам своего слуги и отпустил его, разрешив сделать то, что тот так сильно хотел. В городе, где происходили эти события, находилась подземная часовня с крошечной кельей, сложенной из квадратных камней, внутри которой мог находиться стоя только один человек. Мальчик вошел в келью, оставался там в течение восьми лет или более того, довольствуясь небольшим количеством еды и воды, проводя все свое время в постах и молитвах.

Затем его охватил сильный страх, и он начал кричать, что его невыразимо мучают. Дальше произошло следующее, или, по крайней мере, мне кажется, что так оно и было. С помощью каких-то легионов сатаны ему удалось передвинуть квадратные камни, образовывавшие место его заточения, свалив стену. Затем он стал хлопать в ладоши и кричать, что огонь сжигает его изнутри, и проделывают это священные люди Господа. В течение долгого времени он страдал от безумия, часто взывая к имени святого Мартина и заявляя, что его больше других мучает именно этот святой.

В конце концов молодого человека привезли в Тур. Там, как мне казалось, злой дух не мог причинить ему вред, ему мешала чудесная сила святого Мартина. Он оставался в Туре примерно год, практически не страдая от своей болезни. Потом отправился домой, но его проблемы вскоре начались снова, он так и не излечился.

35. Нагруженные подарками послы прибыли из Испании, чтобы увидеть короля Гунтрамна. Они искали мира, но не добились ничего определенного. В предыдущий год[221], когда войско разграбило Септиманию, несколько кораблей, плывших из Галлии в Галисию, ограбили по приказу короля Леовигильда, их груз украли, команды перебили, а нескольких человек захватили в плен. Тем немногим, кому удалось бежать в лодках и вернуться домой, и удалось рассказать о том, что произошло.

36. По невыясненной причине при дворе Хильдеберта по собственному приказу короля убили Магновальда. Это произошло следующим образом. Когда король, находившийся в своем дворце в Меце, наблюдал за какими-то дикими животными, которых травили собаками, вызвали Магновальда.

Не получив разрешения подойти к королю, Магновальд начал наблюдать за животными, громко смеясь вместе с остальными. В этот момент тот, кто должен был его убить, увидев, что Магновальд увлечен забавой, вытащил свой топор и раскроил ему череп. Магновальд упал замертво на землю и был выброшен из окна здания. Его люди похоронили его. Его собственность тотчас разграбили, а то, что нашли, передали в государственную казну. Некоторые утверждали, что его убили за то, что после смерти своего брата он убил свою собственную жену, с которой жестоко обращался, и стал спать с вдовой брата.

37. Спустя некоторое время у короля Хильдеберта родился сын, его крестил Магнерих, епископ Трира, и нарек его именем Теодеберт[222]. Король Гунтрамн настолько обрадовался этому событию, что тотчас послал ослов с многочисленными подарками и следующее послание: «Через этого ребенка Господь Своей Божественной силой позволит возвысить королевство франков, если только отец будет жить для него, а он будет жить ради своего отца».

38. На одиннадцатый год правления короля Хильдеберта из Испании снова прибыли послы искать мира[223]. Им не дали определенного ответа, и они снова отправились обратно.

Реккаред, сын Леовигильда, продвинулся до Нарбона и захватил на территории франков какую-то добычу, но вернулся домой, никем не замеченный.

39. В тот год умерло много епископов. Одним из них был Бадегизил, епископ Ле-Мана, весьма суровый пастырь своего стада, несправедливо захвативший добро множества людей. Его жена, даже более злобная, чем он, обладала таким же крутым характером, что и ее муж. Постоянно понукая его, в конце концов она заставила его совершить самые отвратительные преступления.

Ни один день не проходил без того, чтобы он что-нибудь не присваивал у своих горожан и не ссорился с тем или другим. Каждый день своей жизни он разбирал с судьями тяжбы, занимаясь светскими делами, выходил из себя то в одном, то в другом случае, плохо обращался с другими, с иными расправлялся даже кулаками, разорял третьих.

«Из того, что я священник, – обычно говорил он, – вовсе не следует, что, когда мне причиняют зло, я не стану отстаивать свои права». Не стану приводить примеры, как он обращался со своей семьей. Он вел себя отвратительно по отношению к собственным братьям и сестрам, которых ограбил еще больше, чем остальных людей. Им так и не удалось настоять на своих правах, унаследовать причитавшееся им от собственных родителей имущество.

Затем, когда завершился пятый год его епископства и он собирался вступить в шестой, он приготовил угощение для своих горожан. Но внезапно заболел лихорадкой, и вмешалась смерть, так что он закончил свой путь в тот год, который только начался.

На его место назначили Бертрама, парижского архидьякона. Стало известно, что он часто спорил с вдовой умершего, потому что она удержала у себя ряд предметов из тех, что передали церкви во время епископства Бадегизила, как будто они были ее личной собственностью. «Это часть жалованья моего мужа», – обычно отговаривалась она.

Однако, как она ни сопротивлялась, ей все же пришлось все вернуть. Ее жадность и жестокость не поддаются никакому описанию. Неоднократно она отрезала пенис у мужчин вместе с частью кожи с живота, прижигала самые потаенные места тела женщин с помощью металлических пластин, которые она накаляла добела. Она совершила множество других гнусных дел, но я предпочту не рассказывать о них.

Умер Сабауд, епископ Арля, и его место занял Лицерий, рефендарий короля. Затем тяжелая эпидемия охватила Прованс. Умер Евантий, епископ Вьена, и на его место был избран священник Вир, из сенаторской семьи. За тот год преставились многие епископы, но я не стану всех перечислять, поскольку каждый из них оставил память о себе в своем собственном городе.

40. В городе Туре проживал человек по имени Пелагий, погрязший в злодеяниях и не уважавший никаких законов до такой степени, что даже стража королевских конюшен находилась под его контролем. В результате он стал совершать бесчисленные разбои, нападения, оскорбления, нанесения ран и преступления всех видов, и на суше и на воде.

Я часто призывал его и пытался угрозами и деликатными увещаниями убедить не вести себя столь порочно, но вызвал у него только ненависть, вместо того чтобы содействовать всяческому правосудию в соответствии с мудрым изречением Соломона: «Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя» (Притч., 9: 8).

Его неприязнь ко мне оказалась настолько велика, что он сражался со слугами нашей священной церкви и, избивая их, оставлял умирать и искал новые поводы нанести вред собору или церкви Святого Мартина. Однажды случилось так, что шла группа моих людей и несла морских ежей в горшках, он сбил их с ног и унес горшки.

Услышав о том, что произошло, я отлучил его от церкви, но не для того, чтобы наказать за какое-нибудь зло, нанесенное мне, но ради его же блага, чтобы излечить его от безумия. Он выбрал двенадцать человек и пришел ко мне, чтобы поклясться в их присутствии, заверяя в своей невиновности.

Я вовсе не хотел принимать его клятву. Он стал убеждать меня, меня настойчиво просили и наши горожане, так что в конце концов я отослал этих двенадцать человек, один принял его клятву и допустил к причастию. Это было в марте. Когда наступил июль и пришло время сенокоса, он посягнул на луг, примыкавший к его собственному и принадлежавший женскому монастырю.

Как только он начал там косить, то заболел лихорадкой и на третий день умер. Еще раньше он построил себе гробницу в церкви Святого Мартина в деревне Канд, но когда его люди отправились осмотреть ее, то увидели, что она разбита на части. В конце концов его похоронили в портике той же самой церкви. Учитывая, что он был виновен в клятвопреступлении, после его смерти горшки с морскими ежами извлекли из его кладовой.

Сказанное подтверждает чудодейственную силу Девы Марии, в чьей церкви столь презренный лжец принес свою клятву.

41. По всей стране распространилось известие, что Фредегунда убила епископа Претекстата, и она так устала отбиваться от обвинений, что велела схватить и избить одного из своих слуг. «Ведь это ты ударил мечом епископа Руана», – заявила она.

Она передала этого человека племяннику епископа, и, когда его подвергли пытке, он сознался во всем. «Я получил за это сотню золотых монет от королевы Фредегунды, – заявил он. – От епископа Мелантия я получил еще пятьдесят и еще пятьдесят от городского архидьякона. Кроме того, они заверили меня, что предоставят свободу мне и моей жене».

Услышав это, племянник епископа Претекстата вытащил меч и разрубил убийцу на куски. А Фредегунда назначила Мелантия епископом, выбрав его из всех кандидатов.

42. Фредегунда дурно обращалась с герцогом Бепполеном. Все то время, что он служил ей, ему никогда не воздавали почести в соответствии с его статусом. Осознав, что с ним обращаются пренебрежительно, он отправился к королю Гунтрамну и получил от него назначение герцогом в города, принадлежавшие Хлотарю, сыну короля Хильперика. Он отправился туда с большой свитой, но жители Рена отказались принять его. Он перебрался в Анже и там причинил много вреда, отнимая зерно, сено, вино и все, до чего смог добраться. Не ожидая, пока ему принесут ключи, он разбивал двери.

Он избил множество местных жителей и жестоко с ними обошелся. Даже Домигизил опасался его, но в конце концов они заключили мир. Бепполен снова отправился в Анже, но, пока он пировал вместе с группой своих людей в верхней комнате, неожиданно обвалился потолок. Ему самому едва удалось спастись, множество его людей было изувечено.

Происшедшее не смогло удержать его от совершения дурных поступков. Тем временем Фредегунда наложила арест на большую часть собственности Бепполена, находившуюся в царстве ее сына. Он вернулся в Рен, намереваясь подчинить его жителей власти короля Гунтрамна, для чего оставил там своего сына. Вскоре местные жители напали на мальчика и убили его вместе с несколькими дворянами.

В тот год видели множество знамений. В сентябре деревья начали цвести, многие, давшие первые урожай, плодоносили во второй раз, и плоды оставались на деревьях до Рождества. Наблюдали, как по небу пронеслась молния в виде змеи.

43. На двенадцатом году правления короля Хильдеберта[224] Ницетий из Клермона был назначен губернатором провинции Марселя и других городов тех мест, принадлежавших королю.

Король Гунтрамн отправил Антестия в Анже. Он жестоко наказал всех тех, кто был замешан в смерти Домнолы, жены Нектария. Имущество зачинщика бунта Боболена конфисковали в казну. Затем Антестий перебрался в Нант и начал изводить епископа Ноннихия. «Твой сын замешан в этом преступлении, – заявил он, – и, чтобы восстановить справедливость, он должен выплатить штраф за совершенные им преступления». Испугавшись, молодой человек бежал к Хлотарю, сыну Хильперика. Антестий же перебрался в Сент, но только после того, как Ноннихий заявил, что тот обратится к королю.

Вскоре после этого распространился слух, что ФредеГунда тайно отправляла послов в Испанию, а по пути их тайно же принял Палладий, епископ Сента, а затем препроводил по назначению. Это было время Великого поста, и епископ отправился молиться на остров, находившийся в море.[225]

На обратном пути, когда епископ направлялся в свою церковь, где в соответствии с обычаем должны были отмечать день Тайной вечери Господней и где его ожидала паства, епископа на дороге поджидал Антестий. Не озаботившись тем, чтобы подтвердить правоту своего обвинения, он заявил Палладию: «Ты не войдешь в свой город. Учитывая, в чьих интересах ты действовал и что это было вопреки интересам короля, ты заслуживаешь наказания».

«Не знаю, о чем ты говоришь, – заметил Палладий. – Разреши мне войти в мой город, поскольку вот-вот начнется празднование Пасхи. Как только праздник кончится, выдвигай против меня любые обвинения и затем выслушай, что я скажу в свою защиту. Пока в твоих словах нет никакого смысла». – «Ты ни за что не переступишь порог своего собора, – ответил Антестий, – поскольку нет никаких сомнений в том, что ты предал нашего короля».

Что остается добавить? Епископа задержали прямо на дороге, церковный дом обыскали. Жители Сента никак не могли убедить Антестия отстрочить расследование, пока не закончатся пасхальные праздники. Они умоляли его сделать это, но он отказал им. В конце концов он раскрыл истинную причину своих действий.

«Я сделаю то, о чем вы просите, – заявил он, – если только ваш епископ передаст мне во владение тот дом, которым, как известно, он владеет в районе Буржа. Если он не сделает этого, ему не удастся ускользнуть от меня, напротив, его отправят в ссылку».

Епископ опасался сказать «нет». Он написал распоряжение, подписал его и передал права на собственность. Затем он дал гарантии, что появится перед королем, и только тогда ему разрешили войти в его собственный город. Когда пасхальные торжества завершились, Палладий направился к королю. Антестий также там появился, но не смог доказать обвинения, которые он выдвинул против епископа.

Палладию велели вернуться в Сент, и дело отложили до ближайшего собора, только для того, чтобы в случае появления новой информации перед епископом снова выдвинули обвинения. Здесь же находился епископ Ноннихий, которого также отослали домой, но только после того, как он преподнес огромное количество подарков.

44. От имени своего сына Фредегунда отправила представителей к королю Гунтрамну. Они представили послание, получили ответ, распрощались и отбыли. По той или иной причине, мне неизвестной, они задержались на некоторое время в своем подворье. Наступил следующий день, и король отправился совершить утреннее причастие. Перед ним несли свечу и при ее свете заметили человека, спящего в углу часовни. Все это выглядело так, как будто он напился и отдыхал там, однако на перевязи у него висел меч, а рядом стояло его копье.

Заметив его, король громко сказал, что не подобает человеку спать в таком месте в столь благоговейный час ночи. Человека схватили, связали кожаными путами и затем начали допрашивать, что он собирался сделать. Как только он подвергся пытке, так тотчас сознался, что его послали прибывшие люди Фредегунды, чтобы он убил короля.

Послов тоже схватили, но они отвергли все обвинения. «Нас послали с другой целью, мы должны были передать вам послание, которое мы и доставили», – заявляли они. Король распорядился, чтобы схваченного человека пытали разными способами, а затем бросили в тюрьму. Послов выслали в разные места.

Стало очевидно, что их заслала Фредегунда, чтобы убить короля, но Господь Своей милостью помешал это осуществить. Старшим среди послов был Баддон.

45. Несколько раз к королю Гунтрамну прибывали послы из Испании, но им так и не удалось уговорить его заключить мир, напротив, разногласия углубились.

Король Гунтрамн отдал город Альби обратно своему племяннику Хильдеберту[226]. Герцог Дезидерий имел большую часть своей собственности в этом городе и окрестностях. Когда он увидел, что сделал Гунтрамн, то стал опасаться, что Хильдеберт решит ему отомстить за старую вражду между ними. Ведь именно в том самом городе Дезидерий когда-то нанес серьезное поражение войску блаженной памяти короля Сигиберта.

Поэтому вместе с женой Тетрадией, которую он увел у графа Клермона Евлалия, Дезидерий забрал свое имущество и перебрался в область Тулузы. Здесь он собрал войско и собрался выступить против готов, сначала, или, по крайней мере, так говорят, разделив все, чем он владел, между своими сыновьями и своей женой.

Затем выступил на Каркасон, взяв с собой графа Аустровальда. Узнав об этом, а новости быстро дошли до них, каркасонцы быстро подготовились к отпору. Началась битва, готы обратились в бегство, и Дезидерий с Аустровальдом их преследовали. Поскольку готы продолжали отступать, Дезидерий подошел близко к городу, сопровождаемый только горсткой своих воинов, поскольку лошади остальных всадников его войска обессилели.

Когда он подъехал к городским воротам, его окружили прятавшиеся за стенами горожане. Затем они убили его вместе с его людьми, едва ли хоть кому-то удалось спастись, чтобы сообщить о случившемся. Услышав, что Дезидерий убит, Аустровальд отступил и направился к королю, позже его назначили герцогом вместо Дезидерия.

46. Вскоре после этого Леовигильд заболел[227]. Нашлось несколько человек, заявлявших, что он раскаялся в совершенных им грехах и принял истинную веру. Король также отдал распоряжения, чтобы в дальнейшем сурово преследовали сторонников Ария[228]. После того как в течение семи дней он оплакал все свои прегрешения перед Господом, он отдал Богу свою душу. Вместо него стал править его сын Реккаред.

1. О Реккареде и его послах

2. Смерть святой Радегунды

3. Человек, который пришел с кинжалом к королю Гунтрамну

4. Как у Хильдеберта родился второй сын

5. Знамения и чудеса

6. Обманщики и предсказатели

7. Об отрешении от должности герцога Эннодия и о гасконцах

8. О том, как король принял Гунтрамна Бозона

9. Об убийстве (Урсиона и) Раухинга

10. Об убийстве Гунтрамна Бозона

11. Оба короля лицом к лицу

12. Как были убиты Урсион и Бертефрид

13. О том, как Баддона, отправленного послом, посадили в тюрьму, а затем отпустили. Об эпидемии дизентерии

14. О мире между епископом Эгидием и герцогом Лупом

15. (Обращение Реккареда)

16. (О посольстве, которое он отправил к нашим королям)

17. О голоде, который случился в тот год

18. О бретонцах и о том, как умер епископ Намаций

19. Об убийстве Сихара, жителя Тура

20. Как (Хильдеберт) отправил меня к королю Гунтрамну, чтобы я помог сохранить мир

21. О милосердии и доброте нашего короля

22. Об эпидемии в городе Марселе

23. О смерти епископа Агерика и о том, кто стал его преемником

24. Об епископате Фронимия

25. О том, как армия Хильдеберта вошла в Италию

26. О смерти королевы Ингоберги

27. О смерти Амалиона

28. О ценных подарках, отправленных королевой Брунгильдой

29. Как лангобарды пытались установить мир с королем Хильдебертом

30. О том, как сборщики налогов пришли в Пуатье и Тур

31. О том, как король Гунтрамн отправил армию в Септиманию

32. О вражде Гунтрамна и Хильдеберта

33. О том, как монахиня Ингитруда пришла к Хильдеберту выдвинуть обвинения против своей дочери

34. О возникновении вражды между Фредегундой и ее дочерью

35. О том, как Ваддон встретил свою смерть

36. О том, как король Хильдеберт отправил своего сына Теодеберта в Суасон

37. О епископе Дроктигизиле

38. О заговоре против королевы Брунгильды

39. О мятеже Хродехильды и Базины в монастыре в Пуатье

40. О том, с чего начался мятеж

41. О крови, пролитой в храме Святого Илария

42. Письмо епископов к святой Радегунде

43. О том, как священник (Теотар) положил конец мятежу

44. О погоде в тот год

1. После смерти короля Испании Леовигильда[229] его сын Реккаред примирился с Гоисвинтой, вдовой его отца, и согласился признать ее своей матерью. На самом же деле Реккаред был сыном Леовигильда от Феодосии, а Гоисвинта была матерью королевы Брунгильды, матери Хильдеберта II. По совету мачехи Реккаред отправил послов к королям Гунтрамну и Хильдеберту. «Давайте заключим мир, – заявляли послы, – и подпишем договор, по которому мы будем уверены в том, что вы не ударите нам в спину, а мы в свою очередь окажем поддержку вам».

Первыми послы прибыли к королю Гунтрамну. Им велели остановиться в городе Маконе. Король отказал им в аудиенции, но отправил для встречи с ними своих людей, чтобы те выяснили, зачем те явились. В итоге между двумя этими королями возникла сильная вражда, и люди Реккареда отказались пускать кого-либо из королевства Гунтрамна в города Септимании. Хильдеберт же встретил послов Реккареда доброжелательно: они обменялись дарами, заключили мир и отправились домой нагруженные подарками.

2. В тот же самый год скончалась святая Радегунда[230]. Ее смерть сильно оплакивали в основанной ею обители. Сам я присутствовал на ее похоронах. Она умерла 13 августа и была похоронена спустя три дня. В моей книге о Чудесах я подробно описываю те чудеса, которые случились в тот день, и детали ее погребения.

3. Тем временем наступил праздник святого Марцелла, он праздновался в городе Шалон-сюр-Сон в сентябре месяце[231]. Присутствовал на нем и король Гунтрамн. Отслужили мессу, и король подошел к святому алтарю, чтобы причаститься. Тут к нему быстро подошел человек, как бы намереваясь что-то сказать, но у него выскользнул из руки кинжал. Человека тотчас схватили и обнаружили еще один обнаженный кинжал.

Его тотчас вывели из церкви, связали и подвергли пыткам. Он признался, что его послали убить короля. «Такова была цель человека, который послал меня, – сказал допрашиваемый. – Король знает, что многие ненавидят его, подозревает, что на него могут напасть, и велел своей страже постоянно охранять его. Приблизиться к нему невозможно, и только в храме, где он считает, что находится в безопасности, мы смогли бы выполнить задуманное».[232]

Те, на кого указал человек, были арестованы, многие казнены, самого человека жестоко избили, но затем Гунтрамн велел его отпустить, ибо счел грехом убить человека, которого схватили в храме.

4. В тот же самый год у короля Хильдеберта родился второй сын. Веран, епископ Кавайона, крестил его и дал ему имя Теодорих. Епископ этот был известен благодаря совершенным им чудесам. Осеняя болящих крестным знамением, он с Божьей помощью смог вернуть многим здоровье.

5. В то время появилось много знамений. В домах ряда людей обнаружили сосуды, испещренные неизвестными знаками, которые никак не удавалось стереть или соскоблить, как бы ни старались. Явление это началось в окрестностях Шартра и распространилось до Орлеана, а затем достигло области Бордо, не миновав ни одного города между ними.

В октябре месяце заметили новые побеги на виноградниках после того, как собрали урожай, и даже уродливые грозди. На других деревьях видели новые побеги и плоды. На небе в северной части вспыхнули лучи. Некоторые говорили, что видели, как с неба падали змеи. Другие утверждали, что целые деревни были уничтожены и растворились в плотном воздухе, поглотившем дома и живших в них людей.

Появилось множество знамений, которые обычно предвещали смерть короля или бедствия в целых областях. В тот год шли проливные дожди, реки необычайно разлились, так что повсюду стояла вода и в виноградниках был неурожай.

6. В тот самый год[233] в Туре появился человек по имени Дезидерий, заявлявший, что он якобы способен творить чудеса. Он хвастался, что между ним и апостолами Петром и Павлом постоянно снуют небесные гонцы. Когда простой народ собирался толпами вокруг него, умоляя исцелить слепых и увечных, я отсутствовал в городе.

Обычно он обманывал людей с помощью ложного искусства некромантии, но вовсе не исцелял их милостью Божией. Тех же, кто был парализован или искалечен каким-либо другим недугом, он велел силой распрямлять, как будто с помощью грубой силы мог восстановить здоровье людей, которых был не способен излечить с помощью вмешательства силы Божественной.

Обычно одни его помощники хватали пациента за руки, другие тянули за другие части тела, пока не казалось, что его сухожилия могут треснуть. Те же, кого не удавалось исцелить, отправлялись домой полумертвыми. Некоторые же радовались ложному исцелению, но некоторые после этой пытки испускали дух.

Этот презренный человек стал настолько высокого мнения о самом себе, что вообразил себя сильнее святого Мартина. Он заявлял, что равен апостолам, подобно Антихристу, который во время конца света будет выдавать себя за Христа. Из сказанного совершенно ясно, что этот Дезидерий практиковал омерзительное искусство некромантии.

Те же, кто действительно видел его, рассказывали, что, если кто-то тайно или в его отсутствие говорил о нем дурное, он собирал вокруг себя людей и ругал данного человека. «Ты говорил обо мне дурное, а это унижает мою святость». Как же иначе он мог знать о том, что говорили, если только бесы не сообщали ему об этом?

Обычно он носил тунику и капюшон из козьей шерсти, находясь на людях, был умерен в еде и питье. Возвращаясь же в свое жилище, он ел и пил так много, что слуги едва успевали подносить. И все же со временем стало ясно, что он является обманщиком. Узнав о его порочном поведении, мои люди изгнали его за пределы города. Я так и не узнал, куда он отправился. Говорили, что он происходил из Бордо, может быть, он туда и ушел.

За семь лет до этого был другой мошенник, обманувший многих людей своими трюками. Он приходил одетым в тунику с короткими рукавами, сверху надевал мантию из тонкого муслина, неся крест, к которому было подвешено несколько сосудов. Говорили, что в них находился елей. Он заявлял, что пришел из Испании и обладает мощами двух священномучеников, Феликса и Винценция-дьякона.

Он зашел в церковь Святого Мартина в Туре, как раз когда наступила ночь и я ужинал. Он прислал мне послание: «Придите немедленно и посмотрите на святые мощи». Поскольку уже было достаточно поздно, я ответил: «Оставьте святые мощи на алтаре, утром я приду и посмотрю на них».

Как только рассвело, этот человек поднял свой крест и направился прямо в мою келью. Я буквально оторопел и необычайно удивился его дерзости. Я спросил его, что он имеет в виду, когда ведет себя подобным образом. Он ответил мне весьма высокомерно, почти кричал во весь голос: «Ты должен был оказать мне более теплый прием. Я расскажу королю Хильперику, что произошло. Он отомстит за ту обиду, которую мне нанесли».

Затем он вошел в мою молельню, не спрашивая у меня разрешения, и начал читать сначала один стих, потом второй, затем третий. Он начал произносить утреннюю молитву, пока не дошел до конца. Закончив, он поднял свой крест и отправился восвояси. Он говорил на языке простых людей, его речь была бедной, он использовал вульгаризмы. Не так-то легко было следить за ходом его мысли.

Он направился в Париж, куда прибыл как раз в то время, когда, как обычно, перед праздником Вознесения Господа происходило молебствие. Когда епископ Рагнемод следовал к святым местам вместе со своей паствой, этот человек появился перед ними вместе со своим крестом, на нем были одеты странные одежды, которым никогда людям прежде не доводилось видеть.

Собрав вокруг себя головорезов, хулиганов и крестьянских женщин, он сформировал из них собственную процессию и вознамерился посетить святые места вместе с этой толпой своих последователей. Как только он осуществил это, епископ направил к нему своего архидьякона с посланием. «Если у тебя имеются какие-то святые мощи и ты можешь показать их мне, – говорилось в нем, – положи их в храме и празднуй эти святые дни вместе с нами. Когда праздник закончится, отправляйся восвояси».

Мужчина не внял словам архидьякона, но начал сквернословить и оскорблять епископа. Рагнемод понял, что перед ним обманщик, и велел запереть его в келье. Осмотрев огромную сумку, которую он носил с собой, нашли корни различных растений, а также зубы крота, кости мыши, когти и жир медведя.

Епископ велел все это выбросить в реку, отнеся данные предметы к колдовским орудиям. У мужчины отобрали крест, и епископ велел, чтобы его изгнали из Парижской области. В результате этот человек изготовил новый крест и начал носить его с собой повсюду, осуществляя те же самые действия. Тогда архидьякон велел схватить его, заковать в цепи и заключить в темницу.

Как раз в это время я оказался в Париже, меня разместили в приходском доме Святого Мученика Юлиана. Как раз на следующую ночь вышеупомянутый нечестивец сбежал из своей темницы и прямо в цепях направился к церкви Святого Юлиана, где распростерся на каменном полу как раз на том самом месте, где я должен был стоять.

В середине ночи я поднялся, чтобы вознести свои молитвы Господу, совершенно не ведая о том, что произошло. Там я и обнаружил беглого нечестивца спящим. Исходившее от него зловоние можно было сравнить только с тошнотворной вонью, исходящей из отхожих мест и от пьяных, совершеннейших изгоев (т. е., говоря современным языком, бомжей. – Ред.).

Я никак не мог войти в церковь из-за распространившегося по ней запаха. Зажав нос, один из младших священников отважился выступить вперед и попытался поднять человека. Однако он не смог этого сделать, потому что этот презренный был совершенно пьян. Четверо других священников подошли к нему, подняли его на руки и бросили в угол церкви. Затем принесли воду, чисто вымыли пол и усыпали его приятно пахнувшими травами, так что теперь я смог войти и начать службу. Но даже мое пение не смогло пробудить пьяного. Когда вновь наступил день и солнечный свет ярко осветил небо[234], я вернул его епископу Рагнемоду и попросил не наказывать его. Тогда в Париже собралось несколько епископов, и, когда мы сели за трапезу, я рассказал эту историю. Я велел, чтобы мужчина предстал перед нами, так чтобы я мог высказать ему то, что думаю о нем. Когда его привели, Амелий, епископ Бигора, посмотрел на него сверху вниз и опознал в нем одного из своих сбежавших слуг. Он простил ему все, что тот сделал, и забрал его с собой домой.

Всегда существует некоторое количество тех, кто занимаются обманом и продолжают сбивать с пути истинного простых людей. Мне кажется, что именно о них сам Господь говорит в Евангелии, когда заявляет, что в последние времена «восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных» (Мф., 24: 24). Достаточно об этом. Теперь же я вернусь к тому, о чем и должен рассказывать.

7. Эннодий, который уже являлся герцогом городов Тура и Пуатье, распространил свою власть на Эр и Лескар. Графы Тура и Пуатье отправились к королю Хильдеберту и добились, чтобы Эннодий ушел из их городов. Узнав, что его сместили в Туре и Пуатье, Эннодий тотчас поспешил в два других места, мною названные. Когда он находился в Эре и Лескаре, то получил распоряжение покинуть и эти места. Его деятельность прекратилась, он вернулся домой и занялся собственными частными делами.

Гасконцы спустились с гор и рассредоточились по долине[235]. Они уничтожали виноградники и поля, поджигали дома и уводили с собой оставшихся в живых местных крестьян и их скот. Герцог Аустровальд несколько раз выступил против них, но не смог должным образом наказать их, так что не стоит об этом и говорить.

Стремясь отомстить за разрушения, причиненные в прошлом году армией короля Гунтрамна, готы напали на провинцию Арль, захватили большую добычу и увели местных жителей в рабство, забрав каждого десятого. Они взяли крепость Бокер и вернулись домой с захваченной добычей и жителями, не оказавшими им сопротивления.

8. Гунтрамн Бозон, которого ненавидела королева Брунгильда, посещал знать и епископов, добиваясь прощения, которым раньше пренебрегал. До совершеннолетия короля Хильдеберта он не переставая оскорблял и поносил королеву, поощряя ее врагов, также наносивших ей обиды.

Решив отомстить всем порицавшим его мать, король приказал расправиться с Гунтрамном Бозоном. Осознав, какая участь его ожидает, тот попытался найти убежище в церкви в Вердене, уверенный, что сможет добиться прощения благодаря заступничеству епископа Агерика, крестившего короля.

Агерик поспешил к королю и вступился за Гунтрамна Бозона. Король никак не мог отказать епископу в его просьбе, но заметил: «Бозон должен сам появиться у меня и дать гарантии. Затем он должен предстать перед моим дядей. И после этого я сделаю то, что прикажет король Гунтрамн». Гунтрамна Бозона доставили во дворец, освободили от оружия и заковали в наручники, после чего епископ Агерик позволил ему предстать перед королем. Он бросился к ногам Хильдеберта и заявил: «Я согрешил перед тобой и твоей матерью. Я отказывался подчиняться твоим приказам, действовал против твоей воли и поступал против общественного блага. Теперь же умоляю тебя простить меня за все то зло, что я причинил тебе». Король Хильдеберт велел ему подняться с земли. Затем он передал его Агерику, заявив при этом: «Теперь, епископ Агерик, он остается под твоей защитой, пока ему не придет время появиться перед королем Гунтрамном». Затем король велел вывести Гунтрамна Бозона.

9. После этого Раухинг совместно с вельможами короля Хлотаря, сына Хильперика, устроил заговор. Он заявил, что хочет мира и должен быть уверен в том, что между двумя королями больше не будет ссор и пограничных конфликтов, но на самом деле хотел убить короля Хильдеберта. Раухинг, от имени старшего сына Хильдеберта Теодориха, должен был завладеть Шампанью, а Урсион и Бертефрид, захватив младшего сына короля, недавно родившегося Теодориха, возьмут под свое управление остальную часть королевства, считая, что король Гунтрамн не станет вмешиваться. Заговорщиков настолько переполняла ненависть к королеве Брунгильде, что они вновь всячески поносили ее, как уже делали в первые дни ее вдовства.

Раухинг буквально ликовал от предвкушения захвата власти. Упиваясь своим возможным королевским положением, если я могу обозначить это именно так, он тщательно готовился к своему путешествию. Чтобы выполнить задуманное, он решил искать аудиенции у короля Хильдеберта. Милостью Господа заговор почти тотчас стал известен королю Гунтрамну. Он тайно отправил послов к королю Хильдеберту и раскрыл ему замыслы заговорщиков.

«Приходи немедленно ко мне, – говорилось в послании, – чтобы решить, как поступить». Не теряя времени, Хильдеберт начал действовать, лишь убедившись в истинности того, о чем ему доложили. Он вызвал к себе Раухинга и, когда тот пришел, отправил своих людей с письменным распоряжением именем короля конфисковать всю его собственность.

Только отдав этот приказ, король велел проводить Раухинга в его личные покои. Король поговорил с ним о разном и отпустил его. Когда Раухинг выходил, два стражника, стоявшие у дверей, схватили его за ноги. Он упал в проходе, часть его тела осталась лежать в комнате, другая – снаружи. Тотчас же на него бросились люди с мечами. Они разрубили ему голову, так что его мозги вывалились наружу. Он умер на месте.

Его раздели догола и выбросили из окна. Затем его тело отправили для погребения. Раухинг был человеком невоздержанным, жадным сверх меры и алчущим добра других. Его богатство сделало его настолько чванливым, что он стал хвастаться, что является сыном короля Хлотаря. На теле его также нашли большое количество золота.

Как только Раухинга отправили на тот свет, один из его слуг со всех ног бросился к его жене, чтобы сообщить ей о том, что произошло. Тогда она скакала на лошади по улице города Суасона, украшенная прекрасными драгоценными камнями, наряженная в одежды, сверкавшие золотом. Перед ней и сзади нее ехали слуги, сама она спешила в церковь Святых Криспина и Криспиана, где собиралась послушать мессу, поскольку был праздник этих двух благословенных святых.[236]

Увидев гонца, она немедленно свернула на другую улицу, бросила все свои украшения на землю и стала искать убежище в церкви Святого Медара, епископа, решив, что будет в безопасности под защитой этого святого человека. Те же, кого король послал захватить собственность Раухинга, обнаружили в его сундуках больше, чем находилось в сокровищнице короля.

В тот самый день, когда убили Раухинга, при короле было много людей из областей Тура и Пуатье. Если бы короля убили, то заговорщики схватили бы этих людей и предали бы их пыткам, заявив: «Кто-то из вас убил короля». Затем этих людей казнили бы и заговорщики стали хвастаться, что отомстили за смерть короля. Всемогущий Господь нарушил их планы, потому что они были зловредными, и осуществил то, что предначертано: «Кто роет яму, тот упадет в нее» (Притч., 26: 27). Сменить Раухинга в качестве герцога отправили Магновальда.

Тем временем Урсион и Бертефрид, уверенные в том, что Раухинг сумел выполнить намеченное, собрали войско и выступили. Узнав, что их план провалился и Раухинг погиб, они собрали вокруг себя еще больше вооруженных сторонников, а затем заперлись вместе со всем своим имуществом в крепости Вёвр, расположенной близ поместья Урсиона.

Они были настолько уверены в своей виновности, что решили защищаться до конца, если король выступит против них, ибо обладали достаточной силой, чтобы оказать сопротивление его войскам. Именно Урсион был их главарем и причиной всех беспорядков. Королева Брунгильда написала Бертефриду: «Немедленно порви с этим злодеем, и ты сохранишь свою жизнь. Иначе вы оба умрете». Королева была крестной матерью дочери Бертефрида и испытывала к ней жалость. «Я никогда не оставлю Урсиона, – ответил Бертефрид, – только смерть разлучит нас».

10. Когда происходили все эти события, король Гунтрамн снова послал за своим племянником Хильдебертом. «Отложи все дела и немедленно приезжай, – говорилось в послании. – Нам необходимо встретиться как ради твоей безопасности, так и по общественной необходимости».

Услышав это, Хильдеберт отправился на встречу со своим дядей, захватив с собой мать, сестру и жену. На встрече также присутствовали Магнерих, епископ Трира, и Гунтрамн Бозон, поручителем которого выступил Агерик, епископ Вердена. Правда, согласившись выступить поручителем, сам Агерик не присутствовал на встрече, не решившись защищать Гунтрамна Бозона, если король соберется его казнить. Если же король, напротив, дарует ему жизнь, то его отпустят. Однако оба короля сочли его виновным по целому ряду пунктов. Согласно вынесенному вердикту, Гунтрамн Бозон должен был умереть.

Узнав об их решении, Гунтрамн Бозон со всех ног ринулся к жилищу Магнериха. Он запер все двери, удалил его слуг и клириков, а затем заявил: «Благочестивейший епископ, мне известно, что ты имеешь большое влияние на обоих королей. Именно к тебе я бежал в поисках поддержки, надеясь спастись. Преследователи намереваются убить меня как раз за твоим порогом. Я хочу, чтобы знал: или ты поможешь мне спастись, вымолив мне прощение, или я убью тебя прямо на месте, а затем отправлюсь на встречу с собственной смертью.

Ты должен четко понять: если мне суждено умереть, ты умрешь вместе со мной, у тебя столько же шансов выжить, сколько у меня. Святой епископ, я знаю, что король относится к тебе как сын к отцу и выполнит любую твою просьбу. Попроси же, чтобы он помиловал меня, иначе мы оба умрем».

Произнеся все это, Гунтрамн Бозон обнажил меч. Епископ же до смерти перепугался. «Что же я могу сделать, если я заперт здесь? – спросил Магнерих. – Выпусти меня, я отправлюсь к королю и стану умолять его сжалиться над тобой. Возможно, он проявит сострадание». – «Только не ты лично, – ответил Гунтрамн. – Пошли нескольких своих аббатов, которым ты доверяешь, и вели им передать то, что я сказал».

Однако королю рассказали не так, как произошло, а так, что епископ будто бы приютил Гунтрамна Бозона. Король вышел из себя. «Если епископ отказывается выходить, – заявил он, – то пожертвует своей жизнью вместе с предателем». Услышав об этом, епископ отправил новых послов к королю, которые и рассказали ему правду.

Но король остался непреклонен и велел поджечь дом. «Если епископ не может выйти, пусть они поджарятся вместе!» – передал он клирикам. Они взломали дверь и вытащили епископа наружу. Увидев, что дом объят пламенем, Гунтрамн Бозон выхватил меч и бросился к выходу. Едва он ступил за порог, как находившийся в толпе человек бросил дротик и попал ему прямо в лоб. Тот потерял равновесие, и в него стали метать один дротик за другим, нанося ему множественные раны.

Толпа остриями копий подпирала его со всех сторон, и он не мог упасть на землю. Те немногие, что поддерживали его, были убиты в рукопашной, их тела выставили на открытом месте, как и его. После непродолжительного совещания оба короля дали разрешение похоронить их.

Гунтрамн Бозон был беспринципным, жадным и алчным человеком, нещадно обиравшим своих людей, давал обещания, но никогда их не выполнял. Его жену отправили в изгнание вместе с его сыновьями, собственность конфисковали в казну. В его домовой сокровищнице обнаружили кучу золота, серебра и драгоценных предметов. Когда его начинала мучить совесть, он прятал сокровища в земле, и скрыл достаточно много, но и это нашли. Он часто советовался с предсказателями будущего, верил в колдовство, пытаясь предвидеть будущее. Но все это ему не помогло.

11. Король Гунтрамн заключил мир со своим племянником и королевами, подписав договор и обменявшись подарками. Устроив государственные дела, они начали пировать. Прежде всего король Гунтрамн вознес хвалу Господу. «Всемогущий Господь, – сказал он, – благодарю Тебя за то, что Ты разрешил мне увидеть сыновей Хильдеберта, который мне как сын. Воистину, я не оставлен Тобой в Твоей всемогущей милости».

В этой связи Динамий и Луп снова перешли на сторону короля Хильдеберта, и тот дал им аудиенцию. Хильдеберт же вернул Каор (Кагор) Брунгильде, они подписали договор, обменялись подарками, каждый вернулся в собственный город, испытывая радость и веря в дружеские отношения, что случилось благодаря Господу, Которого следовало благодарить вновь и вновь.[237]

12. Король Хильдеберт собрал войско и велел ему выступить к крепости, где укрывались Урсион и Бертефрид. Это было поместье в районе Вёвра, расположенное на высоком холме. На вершине этого холма стояла церковь в честь благословенного святого Мартина. В прежние времена, или, по крайней мере, так говорят, здесь находился сильный укрепленный пункт. Но сегодня это место скорее защищалось природой, чем рукотворным мастерством.

Два названных мной человека заперлись в этой церкви вместе со своими женами и семьями и всей своей собственностью. Как я уже говорил вам, король Хильдеберт собрал войско и велел ему следовать в этом направлении. По пути к церкви войска грабили и сжигали дотла любое строение, которое, по их мнению, принадлежало преступникам, забирая все добро.

Достигнув данного места, люди Хильдеберта взобрались на гору и выставили напоказ свое оружие, окружив церковь.

Их предводителем был зять герцога Лупа Годегизил. Так и не сумев выбить людей из церкви, они попытались поджечь ее. Увидев, что происходит, Урсион обнажил меч и предпринял вылазку. Он перебил так много осаждавших, как только смог. В этой стычке погиб граф королевского дворца Трудульф и многие его воины. Только когда Урсион совершенно обессилел в схватке, кому-то удалось поразить его в бедро. Ослабев от потери крови и боли, он упал на землю. На него одновременно бросились многие воины, и ему пришел конец.

Увидев, что произошло, Годегизил собрал своих людей и начал кричать: «Прекратите бой! Главный враг нашего государя лежит мертвым! Бертефрид может сохранить свою жизнь!» Услышав его слова, все прекратили сражаться и бросились к той добыче, что лежала грудами в церкви.

Тем временем Бертефрид взобрался на лошадь и направился в город Верден, полагая, что спасется в часовне, что находилась внутри приходского дома, в резиденции епископа Агерика. Когда королю Хильдеберту сообщили, что Бертефрид ускользнул, он впал в ярость. «Если Бертефрид бежал, чтобы спасти свою жизнь, – заявил он, – я накажу вместо него Годегизила».

Хильдеберт не знал, что Бертефрид бросился искать убежище в церковном доме, полагая, что тот бежал из страны. Годегизил же испугался, когда услышал слова короля, но двинул свои войска в Верден и расставил вооруженных людей вокруг церковного дома. Епископ отказался выдать Бертефрида и сделал все от него зависящее, чтобы защитить того. Тогда воины взобрались на крышу, сбросили несколько черепиц и другие строительные материалы, прикрывавшие часовню, на Бертефрида и убили его и нескольких его человек.

Епископ сильно расстроился от того, что произошло, не только потому, что он не смог защитить Бертефрида, но и потому, что место, где он обычно произносил свои молитвы и где хранились мощи святых, было осквернено человеческой кровью. Надеясь примириться с епископом, король Хильдеберт послал к нему нескольких человек с подарками, но епископ был неутешен. В то время огромное количество людей эмигрировало из королевства, настолько они боялись короля. Некоторых графов отстранили от должности, других назначили на их место.

13. Король Гунтрамн повелел доставить к себе Баддона, а затем отправить его в Париж. Как я уже говорил, Баддона заточили в тюрьму за совершение тяжкого преступления. «Если Фредегунда вместе с достойными людьми признает его невиновным, пусть его освободят и позволят ему идти, куда он захочет», – заметил король. Баддона привезли в Париж, но со стороны Фредегунды никто не появился, чтобы установить его невиновность[238]. Тогда его снова заковали в цепи и под пристальным наблюдением перевели в город Шалон-сюр-Сон. Позже туда и обратно начали ходить послы, прежде всего от Леодовальда, епископа Байё, в конце концов Баддона освободили, и он отправился домой.

В городе Меце разразилась сильная эпидемия дизентерии. Когда я торопился получить аудиенцию у короля, то встретил на дороге близ Реймса горожанина из Пуатье по имени Вилиульф, у которого был сильный жар и лихорадка. До того как отправиться в путь в сопровождении жены и сына, он уже был серьезно болен дизентерией. Он проживал в Париже, но умер на вилле Рюэй, едва успев составить завещание. Страдавший от того же самого заболевания его сын умер после него. Их обоих перенесли обратно в Пуатье и там похоронили.

Третьим мужем жены Вилиульфа стал сын герцога Бепполена. Все знали, что он уже оставил двух жен, отличался низостью привычек и похотливостью. Когда он пылал страстью, то вступал в связи, оставлял жену и сходился со служанками. Устав от первой женитьбы, он стал искать возможностей вступить во второй союз. Со второй женой он обращался точно так же и затем попытался проделать то же самое с женщиной, на которой женился en troisiemes noces[239]. «Плоть и кровь не могут наследовать Царства Божия» (1 Кор., 15: 50). И с этим уже не поспоришь.

14. Поскольку Эгидия, епископа Реймсского, заподозрили в тяжком преступлении против короля, за что другие расплачивались жизнью, он собрал богатые дары и направился к Хильдеберту просить прощения. Перед этим он получил клятвенное заверение в храме Святого Ремигия, что ему не причинят никакого вреда ни при каких обстоятельствах.

Он получил аудиенцию у короля и ушел с миром. Он также помирился с герцогом Лупом, о котором я вам раньше рассказывал, – именно по наущению Эгидия Лупа отстранили от должности герцога в Шампани. Известие об этом сильно раздосадовало короля Гунтрамна, поскольку Луп обещал ему не заключать договора с Эгидием, который, как все знали, был врагом этого короля.

15. Примерно в то же самое время[240] король Испании Реккаред, движимый милостью Господней, собрал епископов в своей церкви, чтобы сделать следующее объявление: «Почему между вами и теми епископами, которые называют себя православными католиками, продолжается раскол? Почему они совершают многочисленные чудеса в то время, как вы не способны сделать нечто подобное? Я хочу, чтобы вы встретились и обсудили положение. Только тогда я пойму, где лежит истина. Или они примут нашу веру и поверят в то, что вы проповедуете, или же вы признаете истинность их веры и присоединитесь к догматам, выраженным в их учении».

Так и сделали. Епископы обеих сторон встретились вместе. Еретики выдвинули доводы, которые я часто описывал, в доказательство своей веры. Точно так же и епископы нашей собственной церкви, в свою очередь, выдвинули положения, которые, как я показал в своих предыдущих книгах, эта секта раскольников так часто порочила, но не могла опровергнуть.

Король же прежде всего установил, что не было никакого чуда в исцелениях больных, осуществленных еретическими епископами. Он вспомнил, как во времена правления его отца один епископ (арманский. – Ред.) был известен своей похвальбой и заявлял, что может вернуть зрение слепому с помощью своей ложной веры, возложив руки на слепого. Тем самым он обрекал его на длительную слепоту, что не мешало ему продолжать свои деяния, о чем я уже более подробно рассказывал в своей книге о Чудесах.

Тогда Реккаред призвал епископов Господа. Они наставили его в том, что следует поклоняться триединому Богу в виде Отца, Сына и Святого Духа, что Сын не менее важен, чем Отец или Святой Дух, что Святой Дух важен так же, как и Отец или Сын. Он также должен признавать эту Троицу равной и всемогущей, как и истинный Бог.

Реккаред воспринял истинность того, что услышал. Он положил конец спорам и принял истинную веру и через осенение Святым Крестом и миропомазание уверовал в Иисуса Христа, Сына Господа, равного Отцу и Святому Духу, царствующего во веки веков. Аминь. Затем он отправил послов в провинцию Нарбон[241], чтобы население там могло исповедовать истинную веру.

В те времена там жил арианский епископ Аталох, который своими пустыми заявлениями и ложным толкованием Священного Писания вызывал такие волнения в церквах Господа, что его самого принимали за Ария, у которого, как писал историк Евсевий, выпали внутренности в отхожем месте. Аталох попытался помешать верующим из своей секты принять этот переход. Только несколько льстецов продолжали поддерживать его, что делало его положение еще более тяжким. Он отправился в свою келью, положил свою голову на подушку и испустил свой мятежный дух. Так и случилось, что те еретики, что проживали в той местности, отреклись от своей ложной веры и признали Троицу, единственную и неделимую.

16. После этого Реккаред направил послов к Гунтрамну и Хильдеберту, надеясь, что они заключат мир. Считая их своими единоверцами, он хотел объединиться с ними. Гунтрамн ответил послам с опаской: «Как они могли подумать, что я поверю им, когда именно они держали в плену мою племянницу Ингунду, предательски убили ее мужа, а сама она умерла во время длительного путешествия? Я не приму никаких послов от Реккареда, пока с Божьей помощью не отомщу тем, кто является моими врагами».

Получив такой ответ, послы отправились к Хильдеберту. В отличие от Гунтрамна он встретил их дружески. «Наш господин Реккаред, ваш брат, – говорили послы, – желает очистить себя от обвинения в том, что он замешан в смерти вашей сестры. Он готов доказать свою невиновность, принеся клятву или любым другим способом. Кроме того, он готов выплатить вашему величеству десять тысяч золотых монет. Он очень хочет стать вашим союзником, чтобы в случае нужды мы могли поддержать друг друга».

Выслушав послов, Хильдеберт и его мать пообещали, что сохранят нерушимый мир и дружбу с Реккаредом. Произошел обмен подарками. Затем послы попросили выслушать еще одно предложение: «Наш господин просит руки Хлодосинды, вашей сестры и дочери. Он считает, что союз с ней позволит прочнее утвердить предполагаемый между вами мир».

«Что касается лично нас, – в один голос ответили Брунгильда и Хильдеберт, – то мы готовы согласиться на помолвку, но не осмеливаемся сделать без согласия нашего дяди короля Гунтрамна. Мы пообещали ему, что не станем принимать важных решений, не посоветовавшись с ним». Получив этот ответ, послы Реккареда вернулись домой.

17. В тот год[242] всю весну шли необычайно сильные дожди. И когда обычно деревья и виноградники покрывались листвой, все накрыл снегопад. За этим последовал такой мороз, что виноградные побеги погибли вместе с теми плодами, что начали образовываться. Мороз был таким суровым, что даже ласточки и другие птицы, прилетевшие к нам из чужих стран, погибли от холода. Интересно, что больше всего мороз уничтожил в тех местах, где обычно не приносил никакого вреда, и вместе с тем не добрался туда, где обычно вызывал огромный ущерб.

18. Бретонцы вторглись в район Нанта, они нападали на сельские усадьбы, грабили их и уводили пленников. Узнав об этом, Гунтрамн велел собрать войско. Затем велел передать бретонцам, чтобы они возместили причиненный ущерб, иначе его войско порубит их мечами. Бретонцы перепугались и поклялись, что исправят все, что натворили.

Когда ему сообщили о новостях, король отправил к бретонцам посольство: Намация, епископа Орлеана, Бертрама, епископа Ле-Мана, а также нескольких графов и других известных людей. Также там были знатные люди из королевства Хлотаря, сына короля Хильперика. Послы направились в район Нанта и доставили все предписания короля Вароху и Видимаелю.

«Мы прекрасно знаем, что эти города принадлежат сыновьям короля Хлотаря, – ответили бретонцы, – и нам известно, что мы должны быть союзниками этих принцев. Без промедления мы заплатим за ущерб, который необдуманно был нанесен». Они дали заложников и подписали соглашения, по которым подтверждали, что в качестве компенсации выплатят тысячу золотых монет королям Хлотарю и Гунтрамну и что они никогда снова не вторгнутся на территории данных городов. Как только было достигнуто это соглашение, послы отправились домой и рассказали королю о переговорах.

Епископ Намаций остался в Нанте, поскольку ему нужно было возвратить некоторые поместья, расположенные в окрестностях города, которые потеряли его родственники. Три злокачественных нарыва выросли на его голове. В результате он почувствовал себя необычайно плохо и решил вернуться в свой собственный город как можно быстрее, но, проезжая через Анже, умер. Его тело перенесли в его собственный город и похоронили в церкви Святого Аниана, епископа[243]. На его место избрали Аустрина, сына Пастора.

Однако Варох вскоре забыл и о клятве, и о данном им обещании. Он не исполнил многого из того, что обещал. Он захватил виноградники Нанта, обильно приносящие плоды, и увез вино в Ван. Услышав об этом, король Гунтрамн снова вышел из себя и приказал войску выступить, но затем успокоился.

19. Внутренняя распря между жителями Тура, которая, как я уже описывал, почти окончилась, вдруг снова разгорелась. После убийства родственников Храмнезинда Сихар завязал с ним тесную дружбу, и они так привязались друг к другу, что часто обедали вместе и даже спали в одной кровати. Однажды, когда начали наступать сумерки, Храмнезинд приказал, чтобы приготовили ужин, и затем пригласил Сихара разделить его с ним. Тот пришел, и они вместе сели за стол. Сихар вскоре напился и начал издеваться над Храмнезиндом, а в конце сказал следующее: «Дорогой брат, ты должен быть благодарен мне за убийство твоих родственников. В твоем доме теперь достаточно золота и серебра, которым я возместил тебе сделанное по отношению к ним. Если бы я не заплатил штраф, ты бы жил в бедности и нужде».

Эти слова задели Храмнезинда в самое сердце. «Если я не отомщу за своих родственников, – подумал он, – то все станут говорить, что я слаб, как женщина, и больше не могу называться мужчиной!» Затем он задул свечу и разрубил голову Сихара надвое. Тихо застонав, Сихар замертво упал на пол. Пришедшие вместе с ним слуги не стали зря терять времени и разбежались.

Храмнезинд снял с Сихара одежду и повесил ее на ограду своего сада. Затем вскочил на коня и бросился разыскивать короля. Войдя в церковь, он упал в ноги Хильдеберту. «Могущественный король, – заявил он, – я пришел просить защитить меня. Я убил человека, который тайно убил моих родственников и затем украл всю их собственность».

Он последовательно, шаг за шагом, объяснил то, что произошло. Королева Брунгильда, под защитой которой находился убитый Сихар, вспылила. Увидев, что королева настроена против него, Храмнезинд вместе со своими людьми бежал в деревню Буже, находившуюся в области Буржа, под юрисдикцией короля Гунтрамна. Жена Сихара Транквилла оставила своих детей и собственность мужа в Туре и Пуатье и отправилась к своим родственникам, в селение Пор-сюр-Сен. Там она снова вышла замуж.

Когда Сихар погиб, ему было всего около двадцати. Он был настоящим прожигателем жизни, часто напивался, буйствовал и убивал, причиняя беспокойство всем людям, особенно в пьяном виде. Храмнезинд же отправился к королю во второй раз. Вынесли решение, что он должен доказать, что убил Сихара, чтобы отомстить за оскорбление, что он и сделал. Поскольку Сихар находился под защитой королевы Брунгильды, она распорядилась конфисковать всю собственность Храмнезинда. Правда, через некоторое время вся собственность была ему возвращена Флавинием, доместиком королевской семьи.

20. На тринадцатый год правления Хильдеберта[244] я как раз спешил в Мец, чтобы встретиться с королем. Там я получил распоряжение отправиться в составе его посольства к королю Гунтрамну. Мы застали его в городе Шалон-сюр-Сон. «Благородный король, – сказал я, – твой прославленный племянник Хильдеберт искренне приветствует тебя. Он тепло благодарит тебя за твою преданную доброту и за постоянное твое поощрение в тех делах, что приятны Господу, и в том, что делается тобой ради блага его собственного народа. Он обещает выполнить все, о чем была достигнута договоренность между вами, и умоляет тебя не нарушать никаких пунктов договора, вами обоими подписанного».

«Что касается лично меня, – ответил король, – то я вовсе не чувствую себя обязанным Хильдеберту, ибо он уже нарушил обещания, данные мне! Он не передал мне мою часть города Санлиса. Он не вернул мне тех людей, которых ради моего собственного благоденствия я хотел бы получить из его собственного королевства, полагая, что они враждебны моим интересам. Как же ты осмеливаешься предстать передо мной и говорить о том, что мой драгоценный племянник никоим образом не собирается нарушать какой-либо пункт договора, подписанного нами обоими».

Тогда я ему ответил следующее: «Хильдеберт вовсе не собирается нарушать договор. Напротив, он действительно проследит за тем, чтобы они все были выполнены. Если же ты хочешь разделить Санлис, то это будет осуществлено немедленно, и ты можешь забрать твою треть города незамедлительно. Что же касается людей, о которых ты беспокоишься, то напиши мне их имена, и ты тогда увидишь, что все обещания, сделанные в договоре, будут соблюдены».

Когда я закончил свою речь, король велел еще раз прочитать договор, чтобы с ним могли ознакомиться присутствующие.

«Когда, во имя Христа, благороднейшие короли Гунтрамн и Хильдеберт, а также королева Брунгильда собрались в Андело, чтобы подтвердить свою дружбу и, после длительных споров, положить конец любым обстоятельствам, каковые могут оказаться причиной раздоров между ними, то решили, согласились и полностью одобрили по милости Божьей, с согласия своих епископов и вельмож, что, насколько всемогущий Господь позволит им продолжить их жизни, они сохранят добрососедские отношения друг с другом, со всей чистотой, любовью и прямодушием сердца.

Поскольку король Гунтрамн, в соответствии с положениями союза, в который он вступил вместе с блаженной памяти королем Сигибертом, заявляет как свою собственную всю область, которую король Сигиберт унаследовал из земель, которыми правил Хариберт, и поскольку король Хильдеберт хочет получить земли, которыми обладал его отец, согласились и после продолжительных споров решили, что третья часть города Парижа вместе со всем ее населением, отошедшая к королю по письменному соглашению из земель, которыми управлял Хариберт, вместе с крепостями Шатодён и Вандом и всем тем, чем вышеназванный король обладал для свободного пути по районам Этампа и Шартра, с землями и людьми, там проживавшими, останутся в владении и под правлением короля Гунтрамна в добавление к тому, чем он, Гунтрамн, уже владеет и получил из земель, управлявшихся Харибертом при жизни короля Сигиберта.

На том же основании с этого дня под власть короля Хильдеберта отходят города: Мо, две трети города Санлис, Тур, Пуатье, Авранш, Эр, Сен-Лизье, Байонна, Альби с их землями.

Далее согласились, что если кто-либо из вышеупомянутых королей по Божьей милости переживет остальных и у них не будет мужских потомков, то он унаследует их царство во всем его объеме и на неограниченный срок и, по Божьей милости, передаст все это своим собственным потомкам.

Специально оговаривается, что все, что король Гунтрамн передал своей дочери Хродехильде (Клотильде) или, по милости Божьей, передаст ей в будущем людьми, городами, землями или доходами, останется в ее власти и под ее управлением. Согласились, что если она сама по своей собственной воле решит распорядиться любой частью земли, доходов или денежных сумм или передать их любому человеку, то с Божьей милостью они оставят все это во владении данного человека и не заберут это у него никогда. Более того, она сама, находясь под защитой и охраной короля Хильдеберта, останется в безопасности, сохранит честь и достоинство и все, чем владеет на момент смерти отца.

Добавляя при этом и при тех же самых условиях, что король Гунтрамн обещает, что если случится так, что король Хильдеберт умрет, хотя Господь в Своем сострадании не допустит этого, то этот король Гунтрамн примет под свое собственное попечение и защиту в качестве любящего отца принцев Теодеберта и Теодориха и позаботится о том, чтобы они унаследовали царство своего отца.

Кроме того, король Гунтрамн обещал, что возьмет под свою собственную опеку и защиту ее величество королеву Брунгильду, мать короля Хильдеберта, дочь Брунгильды Хлодосинду, сестру короля Хильдеберта, до тех пор, пока она будет находиться в земле франков, и королеву Файлеубу, приняв ее как свою дорогую сестру, а также ее дочерей. Он уверяет, что они будут находиться в полной безопасности и покое, сохраняя свою честь и достоинство. И всех тех людей и добро, города, земли, доходы разных сортов и богатство всех видов, какими они в настоящее время владеют или станут владеть в будущем, если Господь так распорядится, они смогут законным образом сохранить. Если по своей собственной воле они захотят распорядиться всем этим или даровать кому-либо часть своих земель, доходов или денежных сумм, они сохранят это право пожизненно, и их желание никто другой не сможет изменить.

Что же касается городов Бордо, Лиможа и Каора (Кагора), Лескара (Беарна) и Сьета, которые, бесспорно, Галсвинта, сестра государыни Брунгильды, получила в качестве приданого и morgengabe, или утреннего дара (брачный утренний дар жениха невесте. – Ред.), во время своего первого прибытия в землю франков и которые, как признано, Брунгильда унаследовала по решению короля Гунтрамна и с согласия франков при жизни Хильперика и короля Сигиберта, то согласились, что Брунгильда тотчас получит в свою собственность город Каор вместе с его землями и всем населением. Другие же города король Гунтрамн оставит при себе до тех пор, пока жив, а после его смерти по воле Господа они сразу же перейдут в собственность Брунгильды и ее наследников. Понятно, что, пока король жив, ни Брунгильда, ни ее сын король Хильдеберт, ни его сыновья ни при каких условиях не могут претендовать на них.

Кроме того, пришли к соглашению, что король Хильдеберт продолжит удерживать в своем ведении город Санлис, но в качестве компенсации за третью часть Санлиса, по праву принадлежащую королю Гунтрамну, передаст ему в качестве компенсации третью часть Ресона.

Согласились, что в соответствии с договором, заключенным между королем Гунтрамном и блаженной памяти королем Сигибертом, те лейды (здесь: вассалы. – Ред.), которые после смерти короля Хлотаря принесли клятву верности королю Гунтрамну, а затем были уличены в том, что перешли на другую сторону, должны быть удалены из мест, где они пребывают. Также условились, что и те лейды, которые после смерти короля Хлотаря принесли клятву верности сначала королю Сигиберту, а сами перешли на другую сторону, должны быть возвращены таким же образом.

Далее, все, что вышеупомянутые короли передали церквам или их верным людям или передадут в будущем по милости Божьей и законным образом, гарантированно остается в их собственности.

Вся собственность, справедливо и законно принадлежащая владельцам в обоих царствах, никоим образом не будет оспариваться или отчуждаться. Если во времена междуцарствия что-либо отняли у кого-либо не по его вине, то будет проведено расследование и отобранное возвращено. Если любой человек владел чем-либо благодаря проявленной щедрости первых королей вплоть до блаженной памяти короля Хлотаря, то он продолжает владеть этим. Если что-либо было отнято у наших преданных подданных, оно должно быть возвращено немедленно.

Поскольку данный договор был с чистосердечным согласием принят во имя Господа вышеназванными королями, то согласились, что в обоих царствах и ради верных людей обоих царств право свободного проезда будет всегда даровано любому, кто захочет путешествовать по государственным или частным надобностям. Более того, согласились, что ни тот ни другой король не станут приглашать лейдов другого короля, но, если те все же прибудут, не станет принимать их. Если в результате какого-либо проступка лейды другого короля станут искать убежище на территории другого короля, их следует передать обратно без наказания, если позволит его проступок.

Далее решили добавить к договору, что, если в какие-либо времена, под любым предлогом любая из заинтересованных сторон не сможет обеспечить его условия, она лишается всех выгод, как предоставленных, так и обещанных, в пользу того, кто выполняет все обязательства полностью, и сторона, верная договору, будет свободна от клятвенного обещания по всем пунктам.

Теперь же, когда соглашение обговорено по всем пунктам, заинтересованные стороны клянутся именем Господа всемогущего и нераздельной Троицей, всем, что свято, и днем Страшного суда, что станут соблюдать во всех деталях, без обмана и предательства, желания обмануть каждый пункт, как записано выше.

Договор составлен 28 ноября, в двадцать шестой год правления короля Гунтрамна и на двенадцатый год правления короля Хильдеберта».

Когда договор прочитали вслух, король Гунтрамн заявил: «Пусть меня поразит суд Божий, если я нарушу хоть один его пункт!» Затем он повернулся к Феликсу, который прибыл со мной. «Скажи мне, Феликс, – сказал король, – действительно ли ты установил теплые дружеские отношения между моей сестрой Брунгильдой и этим врагом Господа и человека Фредегундой?» Феликс ответил, что это вовсе не так.

Тогда я выступил и заявил: «Королю не стоит сомневаться в том, что «дружеские отношения», которые связывают их в течение столь долгих лет, оспариваются кем-либо из них. То есть, иначе говоря, ты можешь быть совершенно уверен в том, что та ненависть, которую они обе испытывали друг к другу многие годы, не развеялась и по-прежнему сильна, как всегда. Благородный король, весьма жаль, что ты не можешь заставить себя стать менее дружелюбным по отношению к королеве Фредегунде. Мы так часто отмечали, что ты принимал ее представителей с большим почетом, чем наших».

«Уверяю тебя, епископ, – ответил король Гунтрамн, – что я принимал представителей Фредегунды лишь из дружеских чувств к своему племяннику Хильдеберту. Едва ли я стану предлагать узы истинной дружбы женщине, которая не раз посылала своих людей убить меня!»

Как только король кончил говорить, Феликс ответил: «Полагаю, что до твоих августейших ушей дошло, что Реккаред отправил послов к твоему племяннику, чтобы просить руки твоей племянницы и дочери твоего брата Хлодосинды. Хильдеберт, однако, отказался давать какие-либо обещания без твоего ясно выраженного одобрения».

«Нехорошо, – заявил король, – чтобы моя племянница отправилась в страну, где ее сестра встретила свой конец. Я не могу согласиться и с тем, что смерть моей племянницы Ингунды осталась неотомщенной».

«Они всячески стремятся доказать, что невиновны в этом, – ответил Феликс, – готовы принести соответствующие клятвы или выразить свое отношение тем способом, который ты предложишь. Только дай свое согласие на то, чтобы Хлодосинда сочеталась браком с Реккаредом, как тот просит!»

«Если мой племянник беспрекословно и по доброй воле выполнит то, что написано в договоре, – ответил Гунтрамн, – я, со своей стороны, соглашусь на то, чего он желает». Нам оставалось только пообещать, что Хильдеберт выполнит все условия.

«Хильдеберт далее спрашивает тебя о верности своим родственным и дружеским чувствам, – продолжал Феликс, – станешь ли ты поддерживать его в борьбе с лангобардами, чтобы он мог выдворить их из Италии и вернуть себе обратно ту территорию, которой владел его отец? Тогда, при твоей поддержке, в оставшейся части Италии восстановится власть императора».

«Я никогда не отправлю свои войска в Италию, – ответил король, – если я сделаю это, то обреку их на неминуемую гибель, ибо в этой стране бушует эпидемия».

Когда дали слово мне, я добавил: «Ты просил своего племянника, чтобы собрались все епископы его царства, ибо необходимо согласовать множество вопросов. Твой племянник всегда считал, что в соответствии с каноническим правом каждый архиепископ обязан проводить встречи епископов своей провинции и, когда случается какая-то несправедливость в его собственной епархии, он должен тотчас собирать их, чтобы они выносили решение. Почему же следовало собрать столь представительное собрание в одном месте? Доктрине церкви ничто не угрожает, не появилось никакой новой ереси. Какая же необходимость, чтобы такое количество епископов встретились здесь на общем совете?»

«Напротив, нам следует уладить множество вопросов, – ответил Гунтрамн. – Совершено множество злодейств, сильно упала личная мораль, есть и множество других вещей, которые нам предстоит обсудить вместе. Кроме того, и это более существенно, чем все остальное, поскольку касается самого Господа, вам нужно выяснить, каким образом епископа Претекстата убили в его собственном соборе. Кроме того, следует разобраться с теми, кого обвиняют в излишней тяге к роскоши. Если выяснится, что они виновны, их следует наказать так, как решат их коллеги епископы. Но если выяснится, что они невиновны, то следует публично объявить о несправедливости выдвинутых против них обвинений». Затем король велел отложить собор до начала июня.

Как только наша беседа закончилась, мы проследовали в собор, ибо был праздник Воскресения Господа. Когда месса закончилась, Гунтрамн попросил нас отобедать с ним. Изобилие блюд на столе только противоречило согласию, царившему в наших сердцах. Король разговаривал о Господе, о строительстве новых церквей, о помощи бедным. Иногда он громко смеялся, восторгаясь удачной фразой, уверенный, что мы разделяем его радость.

Среди прочего он сказал следующее, постоянно возвращаясь к этой теме: «Если бы только мой племянник сдержал свое обещание! Это все, чего я хотел бы! Если он обижен тем, что я даровал аудиенцию послам другого моего племянника Хлотаря, то я ведь не настолько глуп, что не смогу стать посредником между ними и прекратить ссору?

Я совершенно уверен, что было бы лучше положить конец ссоре, вместо того чтобы продолжать ее. Если же я признаю Хлотаря в качестве своего племянника, то отдам ему два или три города в какой-либо части своих владений, чтобы он не чувствовал себя лишенным наследства. Хильдеберт не должен обижаться, что я делаю эти подарки Хлотарю». Король также говорил и о другом. Он проявил необычайное дружелюбие по отношению к нам, одарив подарками. Затем он распрощался с нами, увещевая нас давать Хильдеберту полезные для жизни советы.

21. Я часто писал, что король Гунтрамн был хорошо известен своей набожностью, уделяя особое внимание ночным службам и постам.

В то время сообщили[245], что жители Марселя страдают от страшной эпидемии, сопровождавшейся трудностями при глотании, и эта болезнь быстро распространилась до Сен-Симфорен-д’Озон, селения неподалеку от Лиона. Как и другие добросердечные епископы, я способствовал исцелению, раны простых грешников иногда излечивались.

Король Гунтрамн распорядился, чтобы все население собралось в церкви и с особым рвением провело молебствие. Затем он распорядился, чтобы люди не ели и не пили ничего, кроме хлеба и чистой воды, и чтобы постоянно несли ночные службы. Его приказания выполнялись.

В течение трех дней сам он раздал больше подаяний, чем обычно, похоже, что он действительно волновался за своих людей, его даже скорее принимали за одного из епископов Господа, чем за правителя. Он связывал свои надежды с тем, что Господь сжалится, направлял все свои молитвы к Нему, поскольку верил, что с Его помощью и истинной верой все желания осуществятся.

О Гунтрамне рассказывают следующую историю. У одной женщины сын серьезно заболел малярией (квартаной). Когда мальчик, распростершись, лежал на кровати, женщина пробилась сквозь толпу и стала за спиной короля. Оставаясь незамеченной, она оторвала несколько нитей с бахромы его плаща. Затем она опустила их в воду и дала эту жидкость выпить своему сыну. Лихорадка тотчас отпустила его, и он выздоровел. Эта история кажется мне похожей на правду, потому что я часто слышал о том, как люди, одержимые дьяволом, исцеляются именем Гунтрамна и с помощью его чудесной силы признаются в совершенных ими преступлениях.

22. Как я уже рассказывал, город Марсель страдал от необычайно сильной эпидемии. Теперь я должен точно передать, как это случилось. В то время епископ Теодор отправился к королю Хильдеберту, чтобы пожаловаться на патриция Ницетия. Однако король не обратил внимания на слова епископа, из-за чего тот решил вернуться домой.

Тем временем в порт вошел корабль из Испании с разными грузами, к несчастью ввезя с собой и источник инфекции. Едва несколько жителей города купили товары из привезенного груза, как незамедлительно дом, в котором проживало восемь человек, опустел, поскольку все жители умерли от этой болезни.

Правда, инфекция не сразу распространилась по всем домам. Прошло какое-то время, и затем, как будто подожгли засеянное пшеницей поле, весь город неожиданно оказался охваченным эпидемией. Несмотря на это, епископ Теодор вернулся обратно и занял в качестве резиденции церковь Святого Виктора[246] вместе с несколькими бедными людьми, оставшимися с ним.

Там он оставался на протяжении всего бедствия, охватившего весь город, проводя все свое время в молитвах и постах, умоляя Господа выказать Свою милость и положить конец кровопролитию и дать людям мир и покой. Через два месяца чума исчерпала сама себя и закончилась. Люди вернулись в Марсель, благодаря Господа, что остались в живых. Затем болезнь вспыхнула снова, и те, кто вернулся, умерли. Позже Марсель несколько раз продолжал страдать от эпидемий подобного рода.

23. Серьезно заболел Агерик, епископ Вердена. Он не переставая думал о том, что именно по его вине убили Гунтрамна Бозона, за безопасность которого он поручился. То, что Бертефрида убили в часовне его собственного епископского дома, усугубляло тоску епископа. Каждый день он плакал о бывших при нем сыновьях Гунтрамна: «Это моя вина, что вы остались сиротами».

Как я уже говорил вам, случившееся легло тяжелым грузом на его душу. Он страдал от черной тоски, отказывался от еды, вскоре умер и был похоронен. Аббат Букковальд стремился занять его место, но без успеха, ибо многие были недовольны его высокомерием и прозвали его Buccus Validus (лат. «сильный козел»). Согласно королевскому декрету и с общего одобрения назначили епископом рефендария Харимера. Умер епископ Арля Лицерий. При поддержке епископа Сиагрия на его место назначили Вергилия, аббата из Отёна.

24. Епископ Ванса Девтерий умер, и на его место назначили Фронимия. Когда-то он жил в Бурже, а затем по какой-то причине переехал в Септиманию. После смерти короля Атанагильда его преемник Леува оказал Прониму особый почет и назначил епископом города Агд. Пришло время, и Леува умер, а его сменил Леовигильд, погрязший в порочной арианской ереси.

Как я уже рассказывал вам, Ингунду, дочь короля Сигиберта, привезли в Испанию в связи с ее предстоящим замужеством, до Леовигильда дошло, что епископ Проним посоветовал ей не связываться с отвратительной ересью. С того времени Леовигильд возненавидел Пронима и всеми силами старался его поймать в злокозненные сети, чтобы отстранить от епископства. Однако, как бы он ни пытался, ему никак не удавалось это сделать, поэтому он послал человека с мечом убить епископа.

Вовремя получив предупреждение, Проним сбежал из Агда и направился в Галлию. Несколько епископов оказали ему гостеприимство и собрали деньги. Затем Проним направился к королю Хильдеберту. Когда же освободилось место, спустя девять лет после его побега из Агда король назначил его епископом в городе Вансе.

В тот год бретонцы вторглись в земли Нанта и Рена. Они украли урожай винограда, уничтожили возделанные поля и увели с собой в качестве рабов всех тех, кто жил в поместьях. Они не выполнили ни одно из своих обещаний. Они не только нарушили свои обещания, но даже украли собственность, принадлежавшую нашим королям.

25. Король Хильдеберт получил подарки от лангобардов, когда они приехали, чтобы узнать, выйдет ли его сестра замуж за их короля, и он дал свое согласие[247]. Когда прибыли представители от вестготов, он пообещал отдать ее и им, признавая их как людей, обращенных в католическую веру. Он также отправил посольство к императору, осуществляя то, что не смог сделать ранее, а именно организовать наступление на лангобардов и с помощью императора выдворить их из Италии. Затем он отправил свои войска занять эти земли.

Его военачальники вошли в Италию во главе войска и вступили в бой с врагом. Наши были разбиты: одни были убиты, других пленили, оставшиеся обратились в бегство и направились домой, что смогли сделать с большим трудом. Никто не помнил такого разгрома франкской армии.

26. На четырнадцатый год правления короля Хильдеберта[248] умерла вдова Хариберта королева Ингоберга, необычайно мудрая и набожная женщина, постоянно совершавшая ночные службы, проводившая время в молитвах и всегда подававшая милостыню. Предупрежденная о своей приближающейся смерти Провидением Господа и поверив в это, как мне кажется, она послала ко мне гонцов, чтобы я помог ей выполнить то, что она хотела, ради спасения ее души.

Она говорила, что будет ждать, пока я приеду, и тогда, когда мы все обговорим, она письменно обозначит то, что хочет сделать. Конечно, я отправился к ней и увидел богобоязненную женщину. Она приняла меня самым любезным образом, вызвала нотариуса и затем, обсудив свои планы со мной, как я уже говорил вам, оставила свое наследство собору Тура, другую часть – базилике Святого Мартина и третью – собору города Ле-Мана.

Спустя несколько месяцев после нашего разговора она неожиданно заболела и умерла. Освободившись от собственности, она смогла накормить многих. Думаю, что ей было за семьдесят. Она оставила дочь, которая вышла замуж за сына короля Кента.

27. Герцог Амалион отправил свою жену в одно из своих поместий, чтобы она приглядела за тем, как идут его дела. После этого он воспылал желанием к одной свободнорожденной девушке. Однажды ночью, когда он совершенно захмелел, он отправил своих слуг, чтобы те схватили девушку и положили к нему в постель. Она сопротивлялась, но ее привели в дом Амалиона силой. Слуги избили ее так, что у нее из носа пошла кровь, и вся кровать герцога оказалась забрызганной ее кровью.

Когда она попала к нему, он также побил ее, сильно ударив, затем обхватил руками. И тут же заснул. Девушка вытянула руку, схватила его меч, вытащила его из ножен и, как Юдифь Олоферну, нанесла ему сильный удар по голове. Он громко закричал, и прибежали его слуги. Они собирались убить девушку, но Амалион закричал: «Остановитесь! Остановитесь! Это я согрешил, попытавшись изнасиловать эту девушку! Она лишь пыталась сохранить свою девственность. Вы не должны причинить ей вред». После этого он умер.

Когда семья Амалиона собралась вокруг него и стала его оплакивать, девушке удалось с Божьей помощью выскользнуть и убежать домой. Затем она направилась в город Шалон, находившийся примерно в тридцати пяти милях от того места, где все это случилось. Девушка пошла прямо в церковь Святого Марцелла, бросилась в ноги королю Гунтрамну, рассказала ему обо всем и поведала о том, что произошло. Исполнившись жалости, король не только даровал ей жизнь, но и велел своим королевским указом обеспечить ей свою поддержку и потребовал, чтобы ей не докучали никакие родственники умершего человека. Позже я узнал, что с Божьей помощью она не потеряла свою девственность от притязаний грубого насильника.

28. У королевы Брунгильды был огромный поднос невероятной величины, украшенный золотом и драгоценными камнями. Она отправила его королю Испании вместе с парой деревянных блюд, обычно называемых тазами, также украшенных золотом и драгоценными камнями. Она доверила передачу ценностей Эбрегизилу, поскольку того часто посылали с подобными миссиями в Испанию.

Кто-то сообщил королю Гунтрамну, что королева Брунгильда посылает подарки сыновьям Гундовальда, и он велел по всем дорогам королевства расставить стражников, чтобы никто не прошел без досмотра. Обыскивали даже одежду и обувь путешественников, не говоря уже об их пожитках, пытаясь обнаружить спрятанное письмо.

Эбрегизил вместе с драгоценным грузом прибыл в Париж. Там его схватил герцог Эбрахар и доставил к королю. «Проклятый негодяй! – закричал Гунтрамн. – Разве мало того, что ты имел наглость помогать Балломеру, именуемому Гундовальдом, жениться на Брунгильде, человеку, которого я уничтожил, потому что он хотел заполучить право управлять моим королевством? Теперь ты несешь подарки его сыновьям и явно хочешь пригласить их в Галлию, чтобы они перерезали мне горло! Ты никогда не доберешься до цели своего путешествия. Ты должен умереть, потому что твоя миссия угрожает мне и моему роду!»

Эбрегизил протестовал, сказав, что он не понимает, о чем идет речь, потому что подарки предназначаются Реккареду, собирающемуся жениться на Хлодосинде, сестре короля Хильдеберта. Король поверил его словам и отпустил. Эбрегизил тотчас продолжил свой путь, забрав эти подарки с собой.

29. Король Хильдеберт решил принять приглашение Сигимунда, епископа Майнца, и отпраздновать Пасху в его городе. Его старший сын Теодеберт страдал от ужасной опухоли в горле, но поправился.

Тем временем король Хильдеберт собрал войско и приготовился выступить во главе его в Италию, чтобы напасть на лангобардов. Когда те узнали об этом, то послали послов и дары. «Пусть между нами воцарится мир, – заявили послы. – Вместо того чтобы погибнуть, мы заплатим тебе дань. Если тебе когда-либо понадобится помощь в борьбе против твоих врагов, мы незамедлительно предоставим ее».

Король Хильдеберт отправил послов к Гунтрамну, чтобы сообщить ему о предложении, сделанном лангобардами. Гунтрамн был не против и посоветовал заключить мир. Король Хильдеберт распорядился, чтобы его войска оставались на месте, но отправил послов к лангобардам, чтобы сказать о том, что его армия вернется домой, если они подтвердят то, что он услышал. Однако события повернулись совершенно иначе.

30. По просьбе епископа Маровея король Хильдеберт отправил в Пуатье Флорентиана, королевского майордома, и графа Ромульфа. В их обязанности входило провести новую податную перепись, чтобы народ исправно платил налоги, взимавшиеся со времен отца Хильдеберта. Многие из людей, внесенных в старые листы, умерли. В результате вдовы, сироты и больные столкнулись с тяжелым налогообложением. Рассмотрев каждый случай отдельно, инспекторы даровали послабление бедным и больным, определив надлежащую сумму налога.

Затем они прибыли в Тур. Когда они объявили, что собираются обложить налогом жителей города, что они должны в имеющихся в их распоряжении налоговых листах показать, как облагалось население во времена первых правителей, я дал им следующий совет: «Бесспорно, что город Тур был обложен налогом во времена короля Хлотаря. Списки предложили на рассмотрение королю, а Хлотарь бросил их в огонь, потому что ему внушал необычайный страх наш епископ святой Мартин. Когда же Хлотарь умер, мои жители принесли клятву верности королю Хариберту, а тот в свою очередь поклялся, что не станет учреждать никакие законы, сохранив те условия, при которых они жили во времена правления его отца. Он также пообещал, что не наложит на них новые налоги, которые поставят их в затруднительное положение.

В то время Гайсон, бывший тогда графом, взял налоговые листы, которые, как я сказал, были составлены первыми должностными лицами, и начал требовать налоги. Против него тотчас выступил епископ Евфроний, и Гайсон отправил королю деньги, собранные незаконно, показав ему налоговые листы, в которых поборы были снижены. Из страха перед святым Мартином король Хариберт тут же бросил списки в огонь. Собранные деньги отправили обратно в церковь Святого Мартина, поклявшись, что впредь с жителей Тура не будут взиматься никакие государственные налоги. После смерти Хариберта город находился под властью короля Сигиберта, который также не обременял его налогами.

Точно так же и Хильдеберт не выдвигал никаких требований за четырнадцать лет своего правления, прошедшие со времени смерти отца. Городу не пришлось столкнуться ни с какими поборами вообще. В твоей власти решить, следует собирать налог или нет, но помни об опасности, которая тебе грозит, если ты нарушишь клятву, которую давали короли».

Когда я закончил говорить, его величество ответил мне следующим образом: «Ты видишь, что у нас в руках книга, где перечислено налоговое обложение твоих людей». – «Эта книга составлена не казначейством короля, – ответил я. – В течение этих долгих лет она находилась в безвестности, я не удивлюсь, если ее бережно хранили в каком-то доме, чтобы не вызывать ненависть среди моих городских жителей. Господь накажет тех, кто изготовил ее спустя столь длительный срок после соглашения, просто для того, чтобы обирать моих людей».

В тот же день сын Авдина, изготовившего подделку, заболел лихорадкой и через три дня умер. Затем мы отправили наших представителей к королю спросить у него, пошлет ли тот инструкции, чтобы пояснить свои распоряжения. Официальный ответ пришел практически незамедлительно, в нем подтверждалось освобождение жителей Тура от налогов из уважения к святому Мартину. Прочитав его, люди короля вернулись домой.

31. Король Гунтрамн направил войско в Септиманию. Герцог Аустровальд заранее отправился в Каркасон, чтобы склонить его жителей принести клятву верности королю. Затем он послал Бозона и Антестия подчинить другие города. Прибыв туда, Бозон вел себя самым высокомерным образом. Он презрительно высказывался о герцоге Аустровальде и порицал его за то, что тот вошел в Каркасон, не подождав его. Затем он направился в Каркасон вместе с людьми из Сента, Перигё, Бордо и даже Тулузы.

Услышав о том, что он столь самоуверенно перемещался, готы устроили ему засаду. Он разбил лагерь на берегах небольшой реки[249], протекавшей поблизости, и уселся ужинать, выпил больше положенного и начал насмехаться и оскорблять готов. Именно это время готы и выбрали для атаки, захватив Бозона и его людей врасплох во время еды. Они (франки. – Ред.) подали сигнал к атаке и бросились на готов.

Готы немедленно отступили, притворяясь, что убегают. Бозон и его люди преследовали их, но сидевшие в засаде готы бросились на них, и франки оказались в окружении. Франкское войско практически все было уничтожено. Все спасались как могли, те, кто взобрался на лошадей, смогли убежать, бросив оружие и оставив личное имущество на поле сражения. Они считали себя счастливчиками, потому что им удалось спасти свою жизнь.

Но готы продолжали преследовать их. Они захватили все их имущество, разграбили лагерь и взяли в плен всех пеших воинов. Почти пять тысяч человек погибло в бою, а более двух тысяч оказалось в плену. Многих позже освободили, и они смогли вернуться домой.

32. Король Гунтрамн был в большой тревоге. Он велел перекрыть все дороги, ведущие через его королевство, чтобы помешать людям Хильдеберта пройти на его территорию. «Только потому, что он заключил союз с королем Испании, мое войско уничтожено, – жаловался Гунтрамн. – Благодаря его интригам эти города отказались принять мою власть».

У него была и другая причина для горького разочарования. Решение Хильдеберта отправить своего старшего сына Теодеберта в Суасон вызвало подозрение у Гунтрамна. «Мой племянник отсылает своего сына в Суасон для того, чтобы он потом вошел в Париж и отнял мое королевство», – предположил он.

Насколько мне известно, подобная идея вообще не приходила в голову Хильдеберту. Гунтрамн также выдвинул ряд диких обвинений против Брунгильды, заявив, что именно она посоветовала это Хильдеберту, добавив, что однажды она хотела выйти замуж за сына Гундовальда. В результате Гунтрамн распорядился созвать собор епископов в первый день ноября. Лишь немногие из них смогли прибыть на собор из отдаленных концов Галлии.

Однако королеве Брунгильде удалось обелить себя с помощью клятвы, и они все снова отправились домой. Дороги открыли, и Гунтрамн предоставил свободный проход всем, кто хотел отправиться с визитом к королю Хильдеберту.

33. Примерно в это время Ингитруда, основавшая обитель[250] во внешнем дворе церкви Святого Мартина, отправилась к королю, чтобы пожаловаться на свою дочь Бертегунду. Она находилась в обители, где также проживала Бертефледа, дочь покойного короля Хариберта. Когда Ингитруда уехала, Бертефледа также покинула обитель и отправилась в Ле-Ман. Она была известна как женщина, которая любила поесть и много поспать и совершенно не проявляла усердия в служении Господу.

Лучше будет, если я расскажу вам историю Ингитруды и ее дочери с самого начала. За несколько лет до этих событий, как я уже пояснял вам, Ингитруда, основав свой монастырь для молодых женщин внутри двора церкви Святого Мартина, отправила посланца к своей дочери, заявляя: «Оставь своего мужа и приходи, чтобы я сделала тебя аббатисой сообщества, собранного мной».

Получив это глупое сообщение, Бертегунда прибыла в Тур вместе со своим мужем. Она вошла в обитель, сказав своему мужу: «Отправляйся обратно домой и присмотри за детьми, я не собираюсь возвращаться с тобой. Никто из тех, кто связал себя узами брака, не сможет войти в Царство Божье».

Муж пришел ко мне и рассказал о том, что ему сказала его жена. Я отправился в обитель и зачитал вслух отрывок из постановления Никейского собора, в котором говорилось следующее: «Ежели какая-либо женщина оставит своего мужа и с презрением отнесется к своему замужнему статусу, в котором до сих пор честно проживала, заявляя, что никто из тех, кто женат, когда-либо не увидит Царство Господа, пусть ее осудят». Услышав это, Бертегунда испугалась, что ее отлучат епископы Господа, оставила монастырь и вернулась домой вместе со своим мужем.

Прошло три или четыре года. Ингитруда послала новое послание к своей дочери, в котором просила ее вернуться. Однажды, когда муж уехал из дома, та нагрузила несколько судов своим собственным имуществом и взяла часть добра своего мужа, а затем отправилась в Тур вместе с одним из ее сыновей. Ее мать не хотела удерживать ее здесь, потому что муж просил жену вернуться. Она также боялась, что из-за Бертегунды ее могут обвинить в нарушении закона.

Поэтому мать отправила дочь к Бертраму, епископу Бордо, являвшемуся братом Бертегунды и сыном Ингитруды. Муж последовал за Бертегундой в Бордо, но Бертрам заявил ему: «Ты женился на ней без согласия ее родителей, поэтому она больше не является твоей женой». И все это было сказано после того, как они прожили почти тридцать лет! Муж приезжал в Бордо несколько раз, но епископ Бертрам отказывался выдать свою сестру.

Когда же в город Орлеан прибыл король Гунтрамн, как я уже рассказывал в предыдущей книге, муж стал искать аудиенции и стал резко упрекать епископа Бертрама. «Ты забрал мою жену и ее слуг, – заявлял он. – Более того, это зло ты совершил как епископ, ты соблазнил нескольких моих служанок, а моя собственная жена вступила в связь с несколькими твоими людьми».

Король впал в ярость и принудил епископа Бертрама дать обещание вернуть Бертегунду ее мужу. «Она – моя родственница, – заявил король. – Если ей было плохо в доме своего мужа, я могу наказать его. Если же нет, то почему нужно так унижать ее мужа, забирая у него жену?»

В свою очередь, епископ Бертрам пообещал следующее. «Признаю, что моя сестра пришла ко мне после многих лет своей замужней жизни, – заявил он. – Именно руководствуясь братской любовью и привязанностью, я удерживал ее у себя так долго, как она этого хотела. Теперь она покинула меня. Муж пришел, чтобы добиться ее и забрать туда, куда хотел, но я не стану стоять на его пути».

Вот что он сказал, но тайком отправил посланца к Бертегунде, велев ей снять мирское платье, принести покаяние и искать убежище в церкви Святого Мартина. Все это она и сделала. Тогда ее муж прибыл с несколькими своими людьми, намереваясь вынудить ее покинуть церковь. Она носила одежду монахини и отказалась пойти вместе со своим мужем, заявив, что дала обет покаяния (следовательно, не могла вернуться к мирской жизни. – Ред.).

Тем временем в Бордо умер епископ Бертрам. Тогда Бертегунда пришла в себя. «Какой же я была дурой, – за явила она, – что слушалась советов моей глупой матери! Теперь мой брат мертв, мой муж оставил меня, и я отрезана от своих детей! Как же я несчастна! Куда же мне идти и что делать?»

Обдумав снова случившееся, она отправилась в Пуатье. Ее мать хотела удержать Бертегунду у себя, но не смогла сделать этого. Тогда они поссорились и решили появиться перед королем. Бертегунда пыталась заявить притязания на то, что оставил ей отец, а Ингитруда просила поместье своего умершего мужа.

Бертегунда представила документ о дарении от своего брата Бертрама, заявляя: «Мой брат дал мне это, и это тоже». Ее мать не хотела признавать дарственную и попыталась забрать все себе. Она велела мужчинам взломать дом ее дочери и все украсть, включая и дарственную. Таким образом, Ингитруда совершила дурной поступок и по требованию своей дочери была вынуждена отдать то, что отобрала.

Маровей, один из епископов, и я сам получили послания от короля, в которых он велел нам попытаться добиться мирного соглашения между ними обоими. Бертегунда вернулась в Тур и появилась в нашем дворе, мы сделали все от нас зависящее, стремясь заставить ее прислушаться к доводам разума. Ее мать не обратила на нас никакого внимания.

Разъярившись, она вновь отправилась к королю, намереваясь лишить свою дочь ее наследства и доли, что полагалась ей от собственности ее отца.

Ингитруда изложила свою просьбу в присутствии короля, но ее дочери не было здесь, так что вынесли суждение, что одну четверть следует вернуть Бертегунде, а Ингитруда должна получить три четверти, чтобы разделить их со своими внуками, детьми одного из своих сыновей. Священник Теотар был одним из рефендариев короля Сигиберта, но с тех пор принял сан, поступил под начало короля Хильдеберта и должен был провести разделение. Однако Бертегунда отказалась принять это решение, разделение не провели, и распря продолжилась.

34. Ригунта, дочь Хильперика, всегда нападала на свою мать Фредегунду и заявляла, что она была настоящей хозяйкой, ее же мать должна была прислуживать. Она часто вслух оскорбляла свою мать, и они обменивались пощечинами и тычками. «Почему ты так меня ненавидишь, дочь? – однажды спросила ее Фредегунда. – Ты можешь забрать все вещи твоего отца, которые по-прежнему находятся в моем владении, и делать с ними то, что ты хочешь».

С этими словами она направилась в комнату для хранения ценностей и открыла сундук, доверху наполненный драгоценными камнями и изысканными украшениями. В течение долгого времени она продолжала вынимать их друг за другом и протягивать их своей дочери, стоявшей позади нее.

Потом она неожиданно сказала: «Я устала это делать. Доставай сама и возьми то, что хочешь». Ригунта нагнулась и сунула руку в сундук, чтобы достать новые вещи, когда ее мать неожиданно схватилась за крышку и обрушила ее на шею дочери. Фредегунда надавила на крышку со всей силы, и край сундука так сильно надавил на горло девушки, что ее глаза вылезли на лоб.

Одна из служанок, находившаяся в комнате, заверещала во весь голос: «Скорее! Скорее! Госпожа удушена до смерти ее матерью!» Ожидавшие снаружи слуги ворвались в сокровищницу, избавили принцессу от почти неминуемой смерти и вытащили ее на улицу. С тех пор между обеими женщинами не прекращались ссоры, вспышки гнева и даже кулачные бои. Основной причиной ссор было то, что Ригунта имела обыкновение спать со всеми мужчинами, кто хотел, и каждый раз с разными.

35. Умирая, Беретруда назначила дочь своей наследницей. Небольшую часть наследства она отдала основанным ею монастырям, соборам и храмам почитаемых святых. Тогда Ваддон, о котором я рассказывал вам в предыдущей книге, пожаловался, что несколько его лошадей украл зять Беретруды. Он решил наведаться в одно из сельских поместий Беретруды, оставленных ее дочери, расположенных где-то поблизости от Пуатье.

«Этот человек, прибывший сюда из другой страны, украл моих лошадей, – заявил Ваддон. – А я по праву заберу его усадьбу!» Поэтому он послал сообщить управляющему имением, чтобы все было готово к его приезду. Когда же управляющий услышал об этом, он выстроил всех слуг, проживавших в доме, и приготовился дать отпор. «Ваддон никогда не войдет в виллу моего хозяина, – заявил он, – только через мой труп!»

Когда же жена Ваддона услышала, что ее мужу окажут столь враждебный прием, она сказала ему: «Не ходи, мой возлюбленный муж! Если ты отправишься туда, тебя убьют! Тогда и я, и мои дети лишатся всего». Она протянула к нему руки и попыталась остановить его. Один из его сыновей попросил: «Если ты уйдешь, отец, мы умрем! Ты оставишь мою мать вдовой, а моих братьев сиротами!»

Но никакие слова не могли остановить Ваддона. Он страшно разъярился на сына, упрекнул его в трусости и слабости, бросил в него свой топор и чуть не убил его. Мальчик отпрыгнул в сторону и смог избежать удара.

Затем Ваддон и его люди вскочили на своих лошадей и ускакали, послав другого вестника вперед к управляющему, чтобы тот велел ему очистить дом и надеть покрывала на скамьи. Управляющий не обратил внимания на распоряжения, но решительно встал снаружи ворот дома своего хозяина вместе со всей челядью, мужчинами и женщинами, выстроившимися в один ряд и ожидавшими прибытия Ваддона.

Ваддон подъехал и ворвался в дом. «Почему на скамьях нет покрывал? – потребовал он. – Почему дом не очистили?» Он поднял руку, ударил управляющего по голове кинжалом и опрокинул его на землю, тот упал мертвым. Когда сын убитого увидел, что произошло, он бросил свой дротик в Ваддона. Дротик вошел в живот и вышел из спины.

Баддон упал на землю, и собравшаяся вокруг него толпа стала забрасывать его камнями. Тогда один из людей, приехавший вместе с Ваддоном, пробился через град камней и покрыл своего хозяина плащом. Толпа начала успокаиваться. Рыдая, с разрывающимся от горя сердцем, сын Ваддона положил его на лошадь и привез его домой, он был еще жив. К великому горю его жены и детей, он почти тотчас же умер. Так он закончил свои дни в страданиях. Его сын отправился к королю и получил в свою собственность его имущество.

36. В тот же самый год король Хильдеберт отправился провести время вместе со своей женой и матерью в место, расположенное неподалеку от города Страсбурга. Некоторые влиятельные жители Суасона и Мо посетили его здесь и заявили: «Пришли к нам одного из своих сыновей, чтобы мы могли служить ему. Если у нас станет проживать один из членов твоей семьи, мы сможем сопротивляться твоим врагам с большим рвением и будем лучше защищать земли твоих городов».

Король был страшно доволен предложением и пообещал отправить к ним своего старшего сына Теодеберта. Он назначил графов, личных слуг, майордомов, чтобы те служили ему, и дал все необходимое, чтобы вести его королевское хозяйство. В августе король отправил принца, согласно желаниям людей, просивших у короля об этом. Население приняло Теодеберта с огромной радостью, и все молили Господа, чтобы Тот в своем великодушии продлил дни и принца, и его отца.

37. В то время епископом Суасона являлся Дроктигизил. Он почти четыре года страдал безумием, потому что непрерывно пил. Многие жители считали, что это произошло благодаря колдовству, с помощью действий архидьякона, смещенного со своей должности. Безумие проявлялось более отчетливо, когда он находился внутри городских стен, за их же пределами епископу было лучше.

Хотя Дроктигизил, находясь за пределами города, чувствовал себя сносно, когда молодой принц прибыл в Суасон, епископу не разрешили прибыть в город. Все сходились во мнении, что Дроктигизил ел и пил больше, чем полагалось епископу, но никакие обвинения в прелюбодействе против него не выдвигались когда-либо. Позже, когда на вилле в Сорси собрался собор епископов, было решено, что Дроктигизил может вернуться на свою кафедру.

38. Королева Файлеуба, супруга короля Хильдеберта, родила ребенка, практически сразу умершего. Когда она выздоравливала после родов, до нее дошли слухи, что против нее и королевы Брунгильды организован заговор. Оправившись, она отправилась к Хильдеберту и рассказала ему и его матери обо всем, что узнала. Не станем рассказывать всю историю, заметим только, что Септимима, нянька детей короля, должна была убедить Хильдеберта отправить в ссылку его мать, покинуть жену и жениться на другой женщине.

Таким образом заговорщики надеялись затем делать с королем все, что хотели, и получать от него все, о чем просили. Если же король откажется выполнить требования Септимимы, его должны были погубить с помощью колдовства, его сыновья последовали бы за ним, и со временем заговорщики пришли бы к власти, мать и бабушка принцев были изгнаны.

Информаторы сказали, что к заговору были причастны конюший граф Суннегизил, рефендарий Галломагн, а также Дроктульф, помощник Септимимы в воспитании королевских детей. Септимиму и Дроктульфа заключили в тюрьму и тотчас подвергли пытке на дыбе. Вследствие чего Септимима созналась, что она убила своего мужа с помощью колдовства, потому что влюбилась в Дроктульфа и стала его любовницей. Оба признались во всех обвинениях, перечисленных мною выше, и подтвердили, что люди, упомянутые мной, были замешаны в заговоре. Тотчас их объявили в розыск, но они догадались о том, что происходит, и стали искать убежище в различных церквах.

Сам король посетил эти здания. «Выходите и предстаньте перед судом, – кричал он. – Тогда мы и поймем, являются ли выдвинутые против вас обвинения истинными или ложными. Думаю, что вы никогда не стали бы искать убежище в церкви, если бы ваша совесть не мучила вас. Все равно, обещаю вам, что вашей жизни ничто не угрожает, даже если вас объявят виновными. Я христианин, и я считаю неправильным наказывать людей, обвиненных в преступлении, если их для этого вывели из церкви».

Итак, их вытащили из церквей, они предстали перед королем и подверглись пыткам. Когда их стали допрашивать, они умоляли простить их, потому что не считали себя виновными. «Септимима и Дроктульф пытались вовлечь нас в заговор, – возражали они. – Мы отказывались и бежали, чтобы не быть замешанными в этом преступлении».

«Если вы действительно не хотели присоединиться к заговору, – отвечал король, – то должны были рассказать мне обо всем. Верно, что вы не принимали участия в заговоре, но почему, видя все это, не стали информировать меня об этом?» Король приказал им покинуть его, и они снова стали искать убежище в церкви.

Септимиму и Дроктульфа подвергли жестоким избиениям. Лицо Септимимы изуродовали раскаленным железом. Все, чем она владела, отобрали, и ее сослали в усадьбу Марленхейм, чтобы она вращала ручную мельницу и молола каждый день зерно, чтобы можно было накормить женщин, занятых ткачеством и вышиванием.

Дроктульфу отрезали уши и волосы, а затем сослали на работу в виноградники. Через несколько дней он убежал, его обнаружил управляющий и снова отослал к королю. Дроктульфа выпороли и опять отправили на виноградник, откуда тот бежал. Суннегизила и Галломагна лишили всей собственности, полученной от короля, а затем отправили в изгнание. Король Гунтрамн отправил послов, среди которых оказалось несколько епископов, чтобы те просили за них, и тогда их вернули из изгнания. Однако им оставили только личную собственность.

39. Огромный скандал разразился в монастыре в Пуатье[251]. Хродехильда (Клотильда), заявлявшая, что была дочерью Хариберта, поддалась наущениям дьявола. Кичась тем, что она королевского рода, Хродехильда связала монахинь клятвой, что те выдвинут обвинения против аббатисы Левбоверы, преследуя цель изгнать ее из монастыря и затем добиться собственного избрания в качестве настоятельницы.

Хродехильда вышла из монастыря вместе с сорока или более монахинями, включая и свою кузину Базину, дочь Хильперика. «Я отправляюсь к моим королевским родственникам, – заявила она, – чтобы рассказать о тех оскорблениях, что довелось мне вытерпеть, нас унижают здесь, как низкорожденных, вместо того чтобы считаться с нами как с дочерьми королей!» Как же мало помнила эта несчастная женщина о смирении святой Радегунды, основавшей монастырь!

Добравшись до Тура, находившегося недалеко, Хродехильда пришла выказать мне свое почтение и затем добавила: «Окажи мне любезность, святой епископ, позаботься о тех монахинях, что так сильно были унижены их аббатисой в Пуатье. Проследи, чтобы они регулярно получали еду. Я же отправляюсь навестить своих королевских родственников и объяснить им, с чем нам довелось столкнуться. Я скоро вернусь».

«Если аббатиса преступила закон, – ответил я, – или нарушила каким-либо образом церковные установки, давай отправимся к моему собрату епископу Маровею и вместе с ним наставим аббатису. Когда мы исправим дело, ты отправишься обратно в свой монастырь. То, что своими постами, постоянными молитвами и благотворительностью устроила святая Радегунда, не может теперь просто так исчезнуть».

«Я никогда этого не сделаю, – ответила Хродехильда, – я отправляюсь повидаться с моими королевскими родственниками».

«Почему ты не хочешь прислушаться к доводам разума? – спросил я ее. – Почему ты отвергаешь совет, который я даю тебе как епископ? Боюсь, что, если епископы соберутся вместе на совет, они могут отлучить тебя от церкви».

Вот что писали мои предшественники в письме, посланном святой Радегунде, когда та основала ее обитель. Полагаю, что уместно процитировать в настоящем месте все письмо целиком.

«Высокочтимой госпоже Радегунде, дочери церкви во Христе, епископы Евфроний, Претекстат, Герман, Феликс, Домициан, Виктор и Домнол.

Всемогущий Господь вечно заботится о роде человеческом и постоянно за ним наблюдает. Никогда и ни в какие времена не перестает Он оказывать нам Свои благодеяния и не оставляет нас Своей любящей заботой. Во всех случаях священные судьи всех сущностей посылают людей, чтобы те инициировали веру в церковь от поколения к поколению.

С огромным рвением эти люди переворачивают покров поля Господа плужными лемехами своей твердой веры, с тем чтобы с помощью Небес христианский урожай умножился в сотни раз. В Своей любящей доброте Бог постоянно наделяет нас Своей мудростию, никогда не отказывая, зная, что это принесет пользу многим. Благодаря святейшим примерам этих людей, когда Он придет судить нас, выявятся многие, достойные увенчания.

На заре истории христианской веры, когда первые начатки веры, которую мы чтим, только начали укореняться и прорастать в землях Галлии и когда непостижимые таинства Святой Троицы оставались известны лишь немногим, движимый состраданием, Он решил послать святого Мартина, чужеземца, принести свет в наше отечество, проповедуя апостольское учение в близлежащих землях.

Верно, что святой Мартин не жил во времена апостолов, но это вовсе не значит, что он не обладал апостольской силой. То, что он не имел, придя позже, он компенсировал теми целями, которые поставил во имя Христа, получив вознаграждение за свои труды, поскольку своими достоинствами поднялся до уровня апостолов.

Благодарим тебя, нашу высокочтимую дочь, за то, что по милости Божьей ты подавала пример небесной любви, не требуя вознаграждения. В те дни, когда весь мир только находится в начале рассвета, с помощью горячего желания твоего сердца вера вновь расцветает. То, что холодной зимой стареющего мира вера вновь расцветает, – результат жара твоей горячей души.

Мы знаем, что в том, что ты пришла примерно из тех же мест, что и святой Мартин (Радегунда из Тюрингии, святой Мартин из Паннонии (совр. Венгрия) – для святых отцов рядом. – Ред.), нет никакого чуда, ибо в своей деятельности ты зеркально повторила его, и он стал твоим проводником.

Следуя по его стопам, блаженной клятвой ты следуешь его примеру. Заявив, что не станешь искать мирских богатств, ты выбрала в качестве твоего наставника самого святого человека. Яркий свет его учения исходит и от тебя. Ты наполняешь небесным светом сердца тех, кто слышит тебя. Твои монахини черпают свое вдохновение от тебя и зажигаются светлой искрой небесной жизни.

Возгораясь любовью к Господу, они спешат, преисполненные рвением, утолить свою жажду у твоей груди, припав к источнику твоей души. Оставив свои семьи, они избрали тебя своей наставницей и матерью по милости Божьей, но не матери во плоти. Когда мы рассмотрели степень их преданности, то воссоздали хвалу всемогущему Господу, который Своей милостью объединяет волю смертных Своей собственной волей, поскольку мы уверены, что Он будет Своей волей связывать с тобой всех тех, кто стремится обрести безопасность в Его объятиях.

Нам стало известно, что благодаря Божественному провидению ряд женщин из нашей епархии с огромным воодушевлением собрались вокруг тебя, чтобы принять ваш устав. Мы рассмотрели петицию, содержащуюся в этом письме, и это доставило нам огромное удовольствие. Во имя Христа, нашего Создателя и нашего Спасителя, мы повелеваем, что все те, без исключения, кто собрался вместе вести милосердную жизнь, должны соблюдать и придерживаться и не нарушать устава, который они, очевидно, приняли по своей собственной воле.

Не следует нарушать обещание, данное Христу, и привлекать в качестве свидетеля Небеса, высочайшим преступлением является осквернение храма Господа, чего допустить нельзя, иначе Господь, разгневавшись, может его разрушить. Более того, особо подчеркиваем, что если женщина пойдет по пути, определенному Провидением Господним, и будет достойна выбрать в качестве убежища вашу обитель в Пуатье, то в соответствии с Уставами блаженной памяти Цезария, епископа Арля[252], она никогда не получит право покидать ее, поскольку очевидно, что она вошла в нее по собственной воле, как и указывается в Уставах.

Иначе ее достопочтенное состояние, каковым оно кажется в глазах многих, обернется позорным грехом, поскольку она совершит бесчестный поступок. Если какая-либо монахиня, движимая безумием вследствие душевного заболевания, опозорит себя посрамлением своих клятв, своей славы и своего величия, то, по настоянию Господа, она должна быть изгнана из монастыря, как Ева была изгнана из Рая.

После пребывания в этом месте ее следует поспешить выставить босыми ногами в уличную грязь, отлучить от церкви и предать анафеме. И если эта женщина, оставившая Христа и обманутая обольщением дьявола, захочет выйти за человека, то и она, и тот, кто сочетался с ней браком, будут считаться нечестивцами, а муж – мерзким соблазнителем.

Любой человек, вступивший в такой союз, да подвергнется тому же Божьему суду и нашему порицанию, как и она сама. После того наказания, которое мы посчитаем соответствующим ее отвратительному поведению, ей, коли она покается, надо заслужить возможность вернуться в обитель.

Добавим также, что все епископы, что придут после нас, должны поддержать наше осуждение. Если кто-либо захочет, впрочем, в это мы не верим, смягчить любую часть нашего наставления или сделать это частично, пусть они знают, что им предстоит защищать свои действия перед нами, когда придет Судный день, поскольку общее правило спасения таково, что любое обещание, данное Христу, должно сохраняться ненарушенным.

Чтобы то, что мы решили и оформили в виде постановления, полностью стало нормой, мы подумали о том, что следует подтвердить его, подписав собственноручно. Таким образом оно сохранится навечно, и сам Господь проследит за его исполнением».

Когда я прочитал ей этот документ, Хродехильда (Клотильда) ответила: «Ничто из этого не помешает мне искать аудиенции у короля, который, как мне хорошо известно, является моим родственником». Она и ее приятельницы монахини пешком пришли из Пуатье, ибо не имели лошадей, чтобы добраться сюда. Они были совершенно измождены и оборвались. Никто не предложил им никакой еды во время путешествия. Они добрались в наш город в первый день марта. Дожди лились потоком, и дороги по щиколотку были в воде.

40. Они также сделали несколько весьма резких замечаний по поводу своего собственного епископа (Маровея (584—590)), заявив, что именно его неумение разобраться в ситуации стало истинной причиной, по которой они оставили обитель.

Теперь, как мне кажется, будет лучше, если я расскажу вам всю историю этого бунта.

В дни правления короля Хлотаря, когда святая Радегунда основала монастырь, она сама и ее сообщество были послушны и покорны епископам того периода. При Сигиберте, когда Маровей стал епископом в епархии, святая Радегунда, вдохновленная верой, послала священников в восточные земли, чтобы те поискали частицы древа Креста Господня, а также мощи святых апостолов и других мучеников, заручившись на то письмами короля Сигиберта.

Священники отправились в путь и со временем привезли несколько реликвий[253]. Сразу же после этого королева попросила Маровея поместить их в ее обители, выказав все подобающие почести и совершив церемонию с пением псалмов. Тот пренебрег ее просьбой, оседлал свою лошадь и отправился навестить одно из своих городских поместий.

Тогда королева еще раз написала Сигиберту, умоляя направить одного из своих епископов, чтобы тот поместил святые реликвии в обители со всеми подобающими почестями в соответствии с ее обетом. Сигиберт поручил блаженному Евфронию, епископу Тура, выполнить то, о чем просит Радегунда. Тот тотчас со своими клериками поспешил в Пуатье. Поскольку Маровей вторично отказался, Евфроний перенес мощи в обитель, при пении псалмов, при свечах и воскуривании большого количества ладана.

Годами Радегунда искала милости у епископа, но не получила ничего, она и назначенная ею аббатиса[254] даже были вынуждены обратиться в Арль. Там они и получили Правила (Уставы) святого Цезария и благословенной Цезарии. Они отдали себя под защиту короля, поскольку не нашли проявлений интереса и поддержки со стороны человека, который должен был быть их пастырем.

Когда дни святой Радегунды подошли к концу, разногласия между ними только усилились. После ее смерти матушка настоятельница снова стала умолять епископа принять обитель под свою опеку. Сначала Маровей хотел отказаться, но его близкие уговорили епископа, правда не сразу, пообещать, что он станет для них как отец, что, конечно, было совершенно правильно и верно, и что он по мере сил будет защищать их интересы.

Затем Маровей отправился к королю Хильдеберту и получил от того письменное подтверждение, согласно которому ему было позволено управлять обителью надлежащим образом и другими приходами в епархии. Мне кажется, что Маровей по-прежнему питал некоторое чувство обиды по отношению к монахиням, и действительно, они заявляли, что это и стало одной из причин их возмущения.

Как я уже рассказывал, они были вынуждены искать аудиенции у короля, и я дал им следующий совет: «То, что вы делаете, совершенно неразумно. Если вы упорствуете, то подвергнетесь открытому порицанию, не важно, насколько вы продвинетесь. Однако, если вы отказываетесь прислушаться к доводам разума, как я уже говорил, и не принимаете добрых советов, которые я вам даю, по крайней мере, сохраните сказанное в вашей памяти. Подождите, пока закончится этот холодный период, что мы переживаем в середине весны. Оставайтесь здесь, пока не начнут снова дуть теплые ветры, и тогда вы сможете отправиться туда, куда влечет вас ваша прихоть».

Они увидели разумное зерно в том, что я сказал. Снова пришло лето, и Хродехильда (Клотильда) отправилась из Тура, оставив нескольких монахинь под началом своей кузины (Базины), нанести визит королю Гунтрамну. Он дал ей аудиенцию и наградил ее подарками. Затем она вернулась в Тур, оставив за себя в монастыре Отёна Константину, дочь Бурголена. В Туре она ждала епископов, которым король велел расследовать случившееся между монахинями и их аббатисой.

Однако задолго до того, как она вернулась обратно из своей миссии, ряд монахинь, решив, что обстоятельства направлены против них, приняли сделанные им предложения о женитьбе. Другие продолжали ждать прибытия епископов, но те так и не приехали.

В конце концов монахини вернулись в Пуатье и нашли убежище в церкви Святого Илария. Там они собрали вокруг себя банду ночных грабителей, убийц, прелюбодеев и преступников всех видов. Они решили продолжать свое сопротивление. «Мы – королевской крови, – говорили они, – ноги нашей не будет в обители, пока не сместят аббатису».

В то время в обители жила некая затворница, которая за несколько лет до случившегося перелезла через стену и нашла убежище у Святого Илария, обвинив свою аббатису во многих прегрешениях – как я выяснил, все они оказались ложными. Позже она сама поднялась в обитель снова по веревкам в том самом месте, откуда когда-то спустилась.

Она попросила разрешения затвориться в тайной келье, заявив: «Я сильно согрешила снова против нашего Господа и моей госпожи Радегунды». Та еще была жива в то время. «Я хочу удалиться от мирской суеты и принести покаяние за свои грехи. Я знаю, что Господь милосерден и прощает грехи всем, кто раскаялся». Сказав это, она вошла в келью.

Когда же начался бунт, затворница сломала дверь своей кельи в середине ночи, бежала из обители, явилась к Хродехильде (Клотильде) и, как и ранее, сделала ряд голословных заявлений против своей аббатисы.

41. Когда все это происходило, Гундегизил, епископ Бордо, сопровождаемый Никазием из Ангулема, Сафарием из Перигё и Маровеем, епископом Пуатье, отправились к церкви Святого Илария, чтобы наставить монахинь, по-видимому надеясь убедить их вернуться в их обитель. Те продолжали настаивать на своем, отказываясь это сделать. Тогда епископы, в соответствии с пунктами письма, процитированного выше, объявили об их отлучении.

Вслед за этим толпа ночных грабителей, упомянутых мной, осквернила церковь Святого Илария, оскорбила епископов и сбила их на землю, так что они поднялись с огромным трудом. Дьяконы и другие присутствующие священники были все в крови и вышли из церкви с разбитыми головами. Сам дьявол направлял их, и в этом я уверен.

Священники настолько перепугались случившимся, что, когда вышли из церкви, все бросились по домам самым коротким путем, даже не простившись друг с другом. Во время неудачных переговоров присутствовал и Дезидерий, дьякон Сиагрия, епископа Отёна. Он не смог найти переправу, просто прыгнул в реку Клён, добрался до берега, заставив свою лошадь переплыть через реку, и так спасся, ибо другой берег был не таким крутым.

Вслед за этим Хродехильда (Клотильда) назначила своих собственных управляющих и захватила все поместья, принадлежавшие обители. Исключительно силой она отстранила всех людей, нанятых обителью, вместо того чтобы использовать их. Она пригрозила, что если только сможет войти в здание, то сбросит матушку настоятельницу со стены.

Услышав о том, что произошло, Хильдеберт тотчас послал депешу графу Маккону, повелев ему сделать все, что было в его силах, чтобы прекратить бунт. Как я уже рассказывал вам, Гундегизил отлучил монахинь, убежавших из общины, заручившись одобрением своих действий другими епископами, находившимися с ним. Затем он написал письмо от своего имени и от своих коллег священников к епископам, собравшимся в это время у короля Гунтрамна. От них он получил следующий ответ.

«Дражайших Гундегизила, Никазия и Сафария, достойных блюстителей апостольских престолов, приветствуют епископы Этерий, Сиагрий, Авнахар, Эзихий, Агрикола, Урбик, Феликс, Веран, Феликс и Бертрам.

Мы получили письмо, принесенное вашим посланцем, и поздравляем вас с вашим избавлением. В то же время мы безмерно страдаем, когда читаем о тех оскорблениях, что вам довелось претерпеть. Попраны законы, а церкви нанесено великое поругание. Вы рассказали нам, как монахини по наущению дьявола ушли из обители блаженной памяти Радегунды, отказавшись внять вашим увещеваниям и вернуться обратно в стены своей обители. Затем они осквернили церковь Святого Илария, совершив здесь насилие над вами и над вашими клириками. В результате вам пришлось отлучить их от церкви. Теперь же вы просите нашего совета в этом деле. В канонах и правилах четко говорится, что те, кто уличены в совершении подобных проступков, должны быть не только отлучены, но также наказаны в полном объеме. Поэтому в знак уважения и братской любви, которую мы питаем к вам, мы заявляем, что мы единогласно соглашаемся с тем, что вы решили сделать. Когда мы сядем рядом на нашем следующем соборе епископов, где встретимся 1 ноября, мы обсудим с вами, как будет лучше всего усмирить безрассудство этих лиц и покончить с ним, чтобы никогда и никто больше не преисполнялся непомерной гордыней, совершая преступление подобного рода.

Поскольку апостол Павел постоянно напоминает нам своим словом, что мы должны «во время и не во время»[255] терпеливо исправлять преступников словом, и он утверждает, что «благочестие на все полезно»[256], – вот почему мы просим вас постоянно молить Господа о милосердии, дабы Он удостоил вселить в них (заблудших монахинь) «дух раскаяния», дабы надлежащим покаянием они искупили свой грех; чтобы с помощью ваших наставлений они, чьи души почти погибли, по милости Христовой вернулись в свой монастырь; чтобы тот, кто принес на своих плечах заблудшую овцу в овчарню, мог радоваться ее возвращению[257], будто он приобрел стадо.

Особо же просим вас удостоить нас своих непрестанных молитв и заступничества, на кои мы и уповаем.

Осмеливающийся вас приветствовать,

всецело ваш грешный Этерий.

Почтительно вас приветствует

ваш покорный слуга Эзихий.

Почтительно вас приветствующий,

любящий вас ваш Сиагрий.

Покорно вас приветствующий,

почитающий вас грешный Урбик.

Почтительно приветствующий вас,

ваш почитатель епископ Веран.

Осмеливающийся вас приветствовать,

ваш слуга Феликс.

Осмеливающийся вас приветствовать,

ваш покорный слуга Феликс.

Осмеливающийся вас приветствовать,

ваш покорный и смиренный слуга епископ Бертрам».

42. Настоятельница также прочитала письмо, с которым святая Радегунда обратилась к епископам в свою бытность. Затем аббатиса разослала новые копии этого письма епископам соседних городов. В нем говорилось следующее.

«Копия письма (первоначально посланного Радегундой). Святым отцам во Христе и господам епископам, достойно занимающим свои престолы, Радегунда из Пуатье посылает свои приветствия.

Начиная свое дело, мы, движимые только желанием и надеждой на успех, объяснили его во всех деталях священникам, врачам и пастырям вверенной паствы и затем заручились их поддержкой. Если они, руководствуясь любовью, готовы оказать помощь, то окажут ее своими советом и молитвой.

Некоторое время назад я с помощью Божественного провидения и вдохновившей меня Божьей милости отреклась от собственных желаний и светской жизни и, руководимая Господом, обратилась к религиозной жизни. Я спросила себя со всем пылом, на какой была способна, как мне лучше действовать во имя других женщин и как, если наш Господь так пожелал, мои собственные желания помогут моим сестрам.

Здесь в городе Пуатье я основала для монахинь монастырь. Хлотарь, мой господин и король, да славится его имя, учредил его и стал его покровителем. Когда монастырь был основан, я передала в него как дар всю ту собственность, что король, руководствуясь необычайной щедростью, даровал мне.

Для сестричества монахинь я с Божьей помощью ввела Правила (Уставы), в соответствии с которыми жила святая Цезария и которые, отвечавшие ее собственным нуждам, с любовной заботой составил из сочинений святых отцов епископ Арля, святой Цезарий. С безоговорочного согласия епископа этого города и отцов прелатов, все они святые люди, и в соответствии с выбором наших монахинь я назначаю в качестве матери настоятельницы госпожу Агнесс, ставшую практически сестрой, которую люблю и воспитала как дочь с детства. Я подчиняюсь, как положено, ее власти, следующей после Господа.

Другие монахини и я последовали примеру апостолов, передав всю собственность, нам принадлежавшую, в тот момент, когда мы вступили в монастырь, ничего себе не оставив, поскольку боялись разделить участь Анании и Сапфиры[258]. Однако, поскольку время и конец человеческого существования непредсказуемы и неизвестны и потому, что мир движется к своему концу и некоторые из людей теперь предпочитают скорее следовать своим желаниям, чем велениям Господа, я пока еще жива и со всей страстью во имя Христа, направляющего меня, посылаю вам, апостолистическим отцам, письмо, в котором определяю все свои намерения.

Поскольку я не могу сейчас лично встретиться с вами, я выражаю свою почтение через это письмо, припадая к вашим стопам. Я заклинаю вас во имя Отца, Сына и Святого Духа, а также величественным днем Страшного суда, как если бы стояла перед вами, да пощадит вас тиран, если предстанете пред судом, но истинный царь увенчает вас венцом.

Если после моей смерти какой-нибудь человек, или епископ этого города, или должностное лицо короля, или любая конкретная личность попытается, обуреваемая враждебностью или законодательным ухищрением, разрушить наше сообщество, или нарушить Устав, или назначить другую аббатису, кроме Агнесс, моей сестры во Христе, которую святой Герман в присутствии своих братьев священников посвятил своим благословением, или же если сами монахини восстанут, что, очевидно, невозможно, и захотят перемен, или если любая личность, возможно даже епископ города, захочет провозгласить, пользуясь новыми привилегиями, юрисдикцией любого рода над обителью или собственностью обители, кроме той, что первые епископы или кто-нибудь иной использовали при моей жизни, или же любая монахиня захочет нарушить Правила и выйти в мир, или если любой епископ или лицо, наделенное властью, или даже кто-то из самих монахинь попытается совершить святотатственную попытку присвоить себе любую часть собственности, которую наш светлейший Хлотарь и светлейшие его сыновья-короли даровали мне и которую я с их особого разрешения передала в обитель, ради чего заручилась подтверждением от светлейших королей Хариберта, Гунтрамна и Хильперика и Сигиберта, что скреплено их клятвой и подписями, или которую пожертвовали ради спасения их душ, или которую монахини выделили из своего имущества, пусть всех их вслед за гневом Господним покарает и ваш гнев, и тех, кто сменит вас, и пусть все подобные личности лишатся вашей милости, как грабители и похитители имущества бедных.

Вы должны помешать им, никакие изменения не могут быть сделаны в Правилах, и никакие отчуждения собственности монахинь не следует допускать. Об этом я также молюсь, что, когда случится так, что, согласно воле Господа, святая Агнесс, наша возлюбленная вышепоименованная сестра, оставит эту земную жизнь, мать настоятельница, назначенная сменить ее в нашем собственном сообществе, продолжит пользоваться благосклонностью Господа. И те, кто продолжал хранить верность Правилам никоим образом не нарушая святой образ жизни, не позволят, чтобы их собственная воля или любого другого человека противоречила ему.

Если кто-то, вопреки воле Господа и власти королей, поступит вразрез с условиями, здесь установленными, и перед нашим Господом и Его святыми, коих я молю о защите, повредит любую собственность или попытается каким-либо образом причинить зло вышеназванной аббатисе Агнесс, моей сестре, да навлечет он на себя гнев Божий, и Святого Креста, и Святой Марии. Пусть он подвергнется критике и будет наказан блаженными Иларием и Мартином, чьей особой заботе, после Господа, я передаю этих монахинь, что являются моими сестрами.

К тебе также, праведный епископ, и к тем, кто придет после тебя, которых я по воле Господа назначаю своими заступниками, взываю: найдите тех, кто попытается действовать противоположно моим распоряжениям. Пусть им не позволят обратиться к королю, который в то время станет править этим местом, или приехать в город Пуатье по делу, которое доверено вашей заботе перед Господом.

И не уклоняйтесь от жизненной потребности оберегать и защищать все виды справедливости, невзирая на несправедливость других. Поскольку только именно так вы сможете противостоять и опровергать Врага Господа. Ни один католический (ортодоксальный. – Ред.) правитель не захочет в свое время приобрести столь дурную славу, равно как не разрешит, чтобы сломали то, что было построено по Божьей воле, по моему намерению и в соответствии с желаниями нескольких королей.

В то же время я заклинаю королей, которых Господь учредит править после моей смерти, заклинаю Царем, царству Которого не будет конца и по воле Которого существуют земные королевства, Который дарует самое дыхание жизни и их собственную королевскую власть, подтвердить, что мать настоятельница Агнесс вместе со всей обителью, которую по разрешению и одобрению королей, их отцов и дедов, я основала и смогла построить в соответствии с Правилами и обеспечила имуществом, будут охраняться их суверенной властью и законами.

Пусть никогда не случится так, чтобы нашей матушке настоятельнице, упомянутой мной несколько раз, кто-либо досаждал или мешал или что-либо в отношении этой обители было отчуждено или переменено. Напротив, пусть обеспечат ей любую защиту и поддержку. Господь наблюдает за мной, и я, преклоняя колени, доверяю свое дело этим королям и епископам церкви во имя Того, кто освобождает всех людей. Пусть они всегда живут в царстве, которое существует всегда вместе с Защитником бедных и Мужем всех находящихся в уединении монахинь, от чьего имени они станут охранять служительниц Господа.

Кроме того, я заклинаю вас, благочестивых епископов, и вас, высочайшие и светлейшие короли, и весь христианский народ ради истинной веры, в которую нас крестили, что когда Господь распорядится, что пришло мне время умереть, то мое бедное тело похоронили бы здесь, в этой церкви, которую я начала строить в честь Благословенной Девы Марии, Богоматери, где уже покоятся в мире многие мои монахини. И совсем не важно, закончена церковь или нет.

Если же кто-либо захочет или попытается совершить что-либо иное, пусть подвергнется гневу Господнему, через силу Креста Господнего и Блаженной Марии. Я молюсь, чтобы со мной обращались подобающим образом, чтобы я нашла место отдохновения в этой церкви вместе с монахинями моей собственной общины, что расположатся вокруг меня.

Слезно молю исполнить мою просьбу, что я подписываю собственной рукой, прошу сохранить его в архиве церкви. Если мать настоятельница Агнесс, моя сестра, или монахини обители станут когда-нибудь искать вашей помощи во времена бедствий или защиту от нечестивых людей, я молюсь о том, чтобы они смогли полагаться на данные Господом ваши расположение, утешение и отеческую заботу, которые вы со своей любящей добротой им даруете. Господь пообещал им защиту через вашу милость. И пусть они потом не говорят, что я оставила их покинутыми!

Все сказанное я передаю вам во имя Того, кто с Креста поручил Преславную Деву, родительницу Свою, блаженному апостолу Иоанну. И как апостол Иоанн выполнил просьбу Господа, пусть и вы выполните все то, что я, недостойная и смиренная, прошу вас, Отцов Церкви, моих владык и апостольских отцов. Если вы выполните мое последнее желание, которое я передаю вам, вы станете достойными продолжателями тех заветов, которые задал Он, явите достойный апостольский пример».

43. После того как епископ Маровей выслушал всяческие оскорбления в свой адрес, он отправил Поркария, аббата церкви Святого Илария, к епископу Гундегизилу и другим прелатам своей провинции, чтобы они приняли монахинь в лоно церкви и разрешили им прийти на разбирательство их дела. Ему отказали в этой просьбе. Устав от непрекращающегося потока жалоб то с одной, то с другой стороны, то из обители, то от ушедших оттуда монахинь, король Хильдеберт отправил священника Теотара, чтобы тот прекратил поток взаимных обвинений.

Теотар вызвал Хродехильду (Клотильду) и других монахинь. «Мы не придем, – ответили они, – ибо нас отлучили. Если нас примут обратно, то мы согласны предстать перед вами». Услышав это, Теотар отправился к епископам. Он объяснил им, как обстоят дела, но не смог продвинуться в вопросе о возвращении монахинь в лоно церкви. Поэтому он ни с чем вернулся в Пуатье.

Теперь монахини разделились. Одни вернулись обратно в свои собственные дома, другие к родственникам, и только несколько вернулись в монастыри, в которых были прежде. Это было вызвано тем, что вместе они не могли переносить холодную зиму из-за недостатка дров. Однако одна или две монахини остались вместе с Клотильдой (Хродехильдой) и Базиной. И даже они продолжали ссориться друг с другом, поскольку каждая хотела возвыситься над другой.

44. Как раз после Пасхи того года начались дожди с градом, причем они буквально проливались на землю. В течение двух или трех часов на месте маленьких ручейков в долинах уже бежали большие реки. Во второй раз зацветшие осенью фруктовые деревья дали второй урожай, причем такой же несметный, как и первый. В ноябре распустились розы. Необычайно высоко поднялись реки, они размыли берега и затопили места, до которых никогда разливы не доходили, нанеся огромный ущерб посевам на полях.

1. О Григории, папе римском

2. О возвращении посла Гриппона от императора Маврикия

3. Как войско короля Хильдеберта отправилось в Италию

4. Как император Маврикий отправил в Галлию людей, которые убили послов

5. Как Хуппа совершил набег на Турен (область Тура)

6. О заключенных Клермона

7. Как король Хильдеберт освободил от налогов духовенство этого города

8. О Евлалии и его жене Тетрадии

9. Как войско короля Гунтрамна вошло в Бретань

10. О гибели Хундона, постельничего короля Гунтрамна

11. О болезни принца Хлотаря

12. О кознях Бертегунды

13. Споры по поводу воскресения Христа

14. О гибели дьякона Теодульфа

15. О смуте в обители в Пуатье

16. О суде над Хродехильдой и Базиной

17. О том, как они были отлучены от церкви

18. О людях, посланных убить короля Хильдеберта

19. Об изгнании Эгидия, епископа Реймса

20. Как монахини, упомянутые в предыдущих главах, были приобщены к церкви на этом же соборе

21. Казнь (одного из) сыновей Ваддона

22. Как Хильдерик-сакс нашел свою смерть

23. О знамениях и сомнениях по поводу определения дня Пасхи

24. О разрушении города Антиохии

25. О смерти человека, выдававшего себя за Христа

26. О смерти епископов Рагнемода и Сульпиция

27. О людях, которых приказала убить Фредегунда

28. О крещении ее сына Хлотаря

29. О чудесах и кончине святого Аредия, аббата Лиможа

30. О погоде в тот год

31. Перечень епископов Тура (249—594 гг.)

1. На пятнадцатом году правления короля Хильдеберта[259] наш дьякон Агиульф вернулся из Рима с мощами святых[260] и рассказал, что в ноябре предыдущего года река Тибр вышла из берегов и затопила Рим, так что ряд древних храмов были разрушены, а в снесенных водой папских амбарах потеряли несколько тысяч бушелей пшеницы.

Множество змей плыло вниз по реке в сторону моря, а в середине их огромный дракон величиной со ствол дерева. Когда все эти твари передохли в бушующих соленых морских волнах, их тела вынесло на берег, после чего разразилась эпидемия паховой чумы. Это случилось в январе. Первым заболел и почти сразу умер папа Пелагий II (578—590), таким образом, сбылось то, что написано у Иезекииля: «И начните от святилища Моего» (Иез., 9: 6).

После кончины папы от этой болезни погибло множество людей. Однако церковь нельзя оставить без главы, поэтому народ единогласно выбрал дьякона Григория[261], происходившего из рода Анисиев, из знатной сенаторской семьи, и с юности посвятившего себя служению Господу. На свои собственные средства Григорий основал на Сицилии шесть монастырей, а седьмой внутри городских стен Рима.[262]

Оставив достаточно земли, чтобы обеспечить монахов средствами к существованию, он продал остальную часть своей собственности, включая и всю домашнюю утварь, и отдал полученную сумму бедным. И вот теперь он, проходивший по городу в одеянии из шелка[263], усыпанном драгоценными камнями, служил престолу Господню в простых одеждах.

Вначале Григория определили седьмым дьяконом при папе. Воздержание Григория от приема пищи, бодрствование и молитвы, строгость постов привели к тому, что от истощения он едва мог поддерживать бренное тело. Григорий всячески избегал высших почестей, чтобы его не обуяло мужское тщеславие, от которого он отрешился.

В подтверждение сказанного он отправил письмо к императору Маврикию, сына которого крестил[264], заклиная его в своих смиренных молитвах не давать согласия на его избрание.

Префект города Рима Герман перехватил посыльного Григория, разорвал письмо и затем отправил посланца к императору, чтобы тот узнал о единогласном выборе народа. Нежно любя дьякона, император воздал хвалу Господу за то, что теперь он сможет поддержать Григория в связи с избранием на столь почетное место.

Император издал приказ, в котором отдавал распоряжения по поводу возведения на папский престол Григория. Пока делались приготовления к его посвящению, в городе продолжалась эпидемия. В этой связи Григорий обратился к своей пастве, призывая ее покаяться. Вот его проповедь:

«Дорогие возлюбленные братья, на нас обрушилась кара Господня, которую мы всегда должны ожидать со страхом. Пусть же скорбь приведет нас к покаянию. Те несчастья, от которых мы страдаем, должны смягчить жестокость наших сердец, поскольку, как предсказал пророк: «Меч доходит до души» (Иер., 4: 10).

Действительно, я вижу, как вся моя паства поражена мечом гнева Божия, люди умирают один за другим. Их смерти не предшествует затяжная болезнь, поскольку они умирают, даже не почувствовав, что заболели. Каждая жертва уходит от нас прежде, чем она может оплакать свои грехи и покаяться.

Вы только представьте себе, в каком состоянии такой человек должен появиться перед неумолимым Судьей, не получив никакой возможности раскаяться в своих делах! Смерть забирает людей толпами, дома стоят пустыми, родители вынуждены присутствовать на похоронах своих детей, их наследники уходят в могилу раньше их. Пусть каждый из нас, должен я сказать, рыдая, покается в грехах своих, пока есть время.

Вспомним же все содеянное нами и покаемся в том, что недостойного совершили. «Предстанем лицу Его со славословием, в песнях воскликнем Ему» (Пс., 94: 2). Или, как пророк заклинает нас: «Вознесем сердце наше и руки к Богу»[265]. Предстать перед лицом Господа и открыть Ему сердце – означает подкрепить нашу усердную молитву свершением добрых дел. В наших страданиях Он дает нам обновленную надежду, во-истине Он дает то, что Он сказал устами пророка: «Не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был».[266]

Пусть никто не приходит в отчаяние от тяжести грехов своих, ибо трехдневное покаяние искупило грехи жителей Ниневии, а раскаявшийся разбойник заслужил жизнь вечную даже в час своей смерти! Мы должны измениться сердцем и уверовать, что уже получили то, что просили. Судия наш склонится к прощению прегрешений, если молящий раскаивается в своем грехе.

Меч этого ужасного наказания уже висит над нами, следовательно, мы должны быть более настойчивы в своих слезных молитвах. Именно такая настойчивость удовлетворит Судию справедливого, поскольку Господь милосерден и сострадателен, и именно по Его воле простится нам через наши молитвы.

Ему неугодно гневаться на нас, хотя мы во многом заслуживаем этого. Через псалом Он говорит нам: «И призови Меня в день скорби: Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня» (Пс., 49: 15). Итак, сам Господь свидетельствует, что Он хочет оказать милость тем, кто обращается к Нему, и Он просит обращать наши молитвы к Нему. Посему, дорогие, возлюбленные братья, с сокрушенным сердцем[267] и приведя все дела в порядок, давайте соберемся вместе, сосредоточимся на наших бедах в том порядке, что я вам вскоре объясню. Как только день дойдет до среды этой недели, проведем крестный ход из семи процессий. Когда Он увидит, как мы сами осуждаем наши собственные грехи, строгий Судия может освободить нас от проклятия, что Он для нас уготовил.

Пусть клирики шестого округа организуют процессию от церкви Святых Мучеников Космы и Дамиана, а аббаты вместе со своими монахами и священниками первого округа прошествуют от церкви Святых Мучеников Протасия и Гервасия вместе со священниками четвертого округа.

Пусть аббатисы вместе со своими монахинями и пресвитерами первого округа пройдут от церкви Святых Мучеников Марцеллина и Петра. Пусть все дети идут от церкви Святых Мучеников Иоанна и Павла вместе со священниками второго оркуга. Пусть все миряне вместе со священниками седьмого округа идут от церкви Святого Стефана.

Пусть все вдовы с пресвитерами пятого округа идут от церкви Святой Евфимии, а все замужние женщины вместе с пресвитерами третьего округа идут от церкви Святого Мученика Климента. Пусть все процессии с молитвами и причитаниями о каждой из перечисленных церквей встретятся у базилики Благословенной Святой Девы, Матери Господа нашего Иисуса Христа, чтобы вознести общую молитву нашему Господу, плача и рыдая, дабы Он прислушался к нам и отпустил наши грехи».

Закончив говорить, Григорий собрал клириков и велел им три дня петь псалмы и молиться Господу о милосердии. С трех часов дня все хоры, исполнявшие псалмы, шли к храму, оглашая улицы возгласами «Kyrie eleison»[268]. Присутствовавший там мой дьякон рассказывал, что, пока народ умолял Господа, восемьдесят человек пали мертвыми на землю.[269]

Папа никогда не переставал молиться за людей, также не прерывали своих молитв и люди. Именно от самого Григория, когда он еще был дьяконом, как я говорил вам, мой собственный дьякон получил реликвии святых. Когда Григорий решил бежать, его схватили, провели по улицам, доставили в базилику Святого Петра, где посвятили в сан епископа, а затем представили горожанам в качестве папы. Мой дьякон также вернулся из Порта, чтобы стать свидетелем его восхождения на престол.

2. Возвратившись от императора Маврикия, Гриппон рассказал о своей миссии. Отправившись на корабле в прошлом году вместе со своими спутниками, он добрался до какого-то порта, находившегося в Северной Африке, и затем направился в Карфаген. Там они задержались на некоторое время, ожидая разрешения от префекта, чтобы продолжить свое путешествие и прибыть к императору.[270]

В это время слуга Евантия, прибывшего вместе с Гриппоном, обокрал одного купца, а затем принес украденное в свое жилище. Владелец вещей выследил его и потребовал возвращения своей собственности. Слуга отказался, в результате возник конфликт, который стал разрастаться.

Через несколько дней купец случайно встретил слугу на улице, схватил его за рукав и потребовал свои вещи. «Я не пущу тебя, – кричал он, – пока ты не отдашь мне то, что ты украл». Слуга стал сопротивляться, чтобы освободиться от объятий купца, и совершил глупость, вытащив свой меч и убив его. После того он вернулся обратно в свое жилище, но не рассказал никому о том, что случилось.

В ту посольскую миссию, о которой я вам рассказываю, отправили трех человек: Бодегизила, сына Муммолина из Суасона, Евантия, сын Динамия из Арля, и Гриппона, франка. Отобедав, они встали из-за стола и направились к кроватям, ибо пришло время полуденного отдыха. Тем временем о совершенном слугой доложили префекту Карфагена. Чиновник выявил с помощью прохожих, кто применил оружие, собрал воинов и направил их к гостинице, где находились послы.

К своему великому удивлению, они были неожиданно пробуждены ото сна криками толпы, раздававшимися снаружи. «Сложите оружие, – кричал главный среди вооруженных людей. – Выходите отсюда, сейчас! И господа тоже! Сейчас узнаем, как этот малый сделал это!»

Услышав эти крики, находившиеся внутри послы оцепенели от ужаса, потому что не имели ни малейшего представления о том, что произошло. Они попросили гарантий, что если выйдут без оружия, то их не убьют. Вооруженные люди снаружи поклялись, что не причинят им вреда, но, как оказалось ясно позже, этого не удалось избежать из-за всеобщего возбуждения.

Бодегизил вышел первым и сразу же был убит ударом меча. То же самое случилось с Евантием. Тогда Гриппон вышел с мечом в руках в окружении своих вооруженных слуг. Выходя, ему пришлось переступить через мертвые тела, лежавшие у дверей их жилища. «Я не имею ни малейшего представления о том, что произошло, – заявил он. – Мои два спутника, послы, посланные к вашему императору, пали от ваших мечей. Те, кого вы убили, были мирными людьми, путешествовали, ни о чем не подозревая. Господь выступит как справедливый судья и накажет виновных, отомстив за смерть невинных.

Мы прибыли сюда ради мира, чтобы укрепить дружественные отношения с империей, однако теперь мир между нашим королем и вашим императором невозможен. Я призываю в свидетели Господа, что своими действиями вы разрушили мир между нашими правителями».

После этих слов Гриппона горожане остыли и разошлись, и он также отправился к себе. Придя к Гриппону, префект стал его успокаивать и предпринял меры, чтобы тот получил аудиенцию у императора.

Прибыв к императору, Гриппон объяснил, для чего он приехал, а затем пожаловался, рассказав об убийстве своих товарищей. Император Маврикий высказал сильное недовольство произошедшим. Он пообещал проследить за тем, чтобы те, кто убил послов, подверглись наказанию, и согласился со всеми остальными предложениями, которые выдвинул король Хильдеберт. Затем император вручил Гриппону ответные дары, после чего тот вернулся домой без всяких происшествий.

3. Получив отчет Гриппона, король Хильдеберт приказал своим войскам немедленно выступить в Италию, поручив двадцати своим герцогам вести их на войну против лангобардов. Не думаю, что мне стоит приводить полный список их имен. Герцог Авдовальд и Винтрион с войском из Шампани дошли до города Меца, находившегося на пути их следования, и нанесли там такой ущерб, награбили столько добычи, совершили столько убийств и насилий, что казалось, что они врагами пришли в собственную страну. Другие герцоги проделывали практически то же самое вместе с войсками, находившимися под их командованием. Сначала они шли через собственную страну, обирая живших там людей, и только затем шли дальше, чтобы сразиться с врагом.

Подойдя к границе Италии, Авдовальд повернул направо и вместе с шестью герцогами подошел к городу Милану, где расположился перед ним лагерем на равнине. Герцог Олон оказался настолько неосмотрительным, что приблизился к Беллинцонской крепости, принадлежавшей Милану, расположенной в долине Канини (теперь это в долине реки Тичино, выше озера Лаго-Маджоре, кантон Тичино (Тессин), юг Швейцарии. – Ред.). Там ему в грудь угодил дротик, и он умер. Когда же его люди рыскали по окрестностям в поисках продовольствия, на них нападали лангобарды и убивали их на месте.

Неподалеку от города Милана находится озеро Лугано, откуда вытекал узкий, но глубокий поток. Они двинулись туда, но, прежде чем смогли пересечь водный поток, о котором я вам только что рассказал, стоявший на противоположном берегу в латах и со шлемом на голове лангобард начал размахивать перед ними копьем. Он принес послание армии франков. «Сегодня мы узнаем, на чьей стороне Господь и кому Он принесет победу!» – кричал он.

Из этого следовало, что лангобарды решили принять исход поединка за знак победы для себя. Нескольким франкам удалось переправиться, и, сразившись с лангобардом, они убили его. После этого, вы только посмотрите, вся армия лангобардов свернулась и начала отступать. Когда основные силы франков пересекли реку, они не смогли обнаружить ни одного лангобарда.

Перед ними были только остатки лагеря со следами костров и шатров. Франки вернулись в свой собственный лагерь, так и не взяв ни одного пленного. В это время от императора прибыли гонцы, чтобы сообщить, что к франкам в помощь движется войско. «Через три дня, – заявили эти посланники, – мы придем к вам. Когда вы увидите, что дома в той деревне на горе запылают и дым от пожара поднимется в небо, знайте, что наша армия приближается». В соответствии с договоренностью франки прождали шесть дней. И никто не пришел.

Войдя в Италию, Хедин вместе с тринадцатью другими герцогами повернул налево. Он захватил пять крепостей и потребовал от них клятв верности. Однако его армия сильно страдала от непривычного климата и от дизентерии. Многие в итоге умерли, затем ветер переменился и выпал дождь, который немного сбил жару, так что те, кто заболел, выздоровели.

Осталось рассказать совсем немного. Почти в течение трех месяцев войска бродили по Италии, но ничего не добились и не нанесли никакого вреда врагу, который заперся в своих крепостях. Они не смогли захватить короля, который чувствовал себя в безопасности в Тицине (совр. Павия. – Ред.). Как я уже рассказывал вам, воины сильно страдали от жары и нехватки подобающей еды.

В конце концов они повернули домой, подчинив власти короля те земли, которые до этого удерживал его отец. Во всех из них они добились присяги на верность, взяли немного добычи и некоторое количество пленных. Однако по пути домой их запасы настолько истощились, что, не доходя до родных земель, им пришлось продавать свое оружие и одежду, чтобы купить еды.

Аптахар, король лангобардов[271], направил своих послов к королю Гунтрамну. «Благородный король, – провозгласил посол. – Мы заявляем о покорности и верности тебе, как и твоим предкам. Мы не нарушили клятву, которую дали наши прадеды. Перестань же нападать на нас. Пусть между нами воцарятся мир и согласие. Мы поддержим тебя, выступив в случае необходимости против твоих врагов, обеспечив твою безопасность. И те недруги, что теснят нас со всех сторон, пусть убоятся, потому что увидят наше примирение, и у них не будет повода радоваться нашему раздору».

Король Гунтрамн благосклонно принял это послание и отправил послов к своему племяннику королю Хильдеберту. Однако, когда послы все еще находились при дворе Гунтрамна, туда прибыли другие вестники, сообщившие, что король Аптахар мертв и что его преемником стал Павел[272]. Они высказали такие же уверения в мирных намерениях, о которых говорилось выше. Король Хильдеберт приказал послам удалиться, назначив им день, когда объявит о своих планах подробно.

4. Маврикий разыскал тех, кто убил королевских послов в прошлом году, и в оковах направил их к Хильдеберту. Двенадцать человек появились перед королем, обремененные цепями и с связанными руками. Карфагеняне заявили, что, если Хильдеберт хочет казнить их, он вправе сделать это. Если же, напротив, он хочет освободить их в обмен на выкуп, то может получить триста золотых монет за каждого человека и больше не возвращаться к этому вопросу.

Однако король Хильдеберт отказался принять скованных людей, не вдаваясь в суть дела. «Мы не уверены в том, что они действительно являются убийцами, – заявил он. – Вы на самом деле привезли тех людей? Может быть, это вовсе не они, а чьи-то рабы, ведь те мои люди, что были убиты в вашей стране, были благородного происхождения».

Случилось так, что при разговоре присутствовал Гриппон, которого отправили с тем же посольством, что и убитых. «Префект города направил две или тысячи человек, чтобы те напали на нас, – сказал он, – вот как ему удалось убить моих собратьев послов. Я был бы также изрублен в этой ссоре, если бы не собрал все свое мужество и не стал защищать себя как мужчина. Если бы я теперь отправился обратно в Карфаген, то, возможно, распознал бы тех, кто ответствен за произошедшее. Если ваш император решил, как вы говорите, соблюдать мир с нашим королем, то он и должен наказать этих людей».

После этого Хильдеберт решил отправить присланных людей к императору.

5. Примерно в это время Хуппа, который раньше был конюшим короля Хильперика, совершил набег на область города Тура, чтобы захватить скот и пограбить жителей. В ответ местные жители собрали вооруженную группу и стали его преследовать. Хуппа был вынужден бросить все добытое нечестным путем и бежать. Двое его слуг были убиты, и двое схвачены.

Их связали и отправили к королю Хильдеберту, который велел бросить их в темницу. Он также распорядился, чтобы их тщательно допросили, поскольку хотел выяснить, благодаря чьей помощи Хуппе удалось бежать и ускользнуть из рук тех, кто преследовал его. Они ответили, что не обошлось без Анимода, викария (заместителя) местного графа, отвечавшего за отправление правосудия в тех местах.

Король тотчас отправил письмо к графу Тура, приказывая ему связать Анимода и доставить к нему. Если же тот окажет сопротивление, то графу следовало убить его, как в случае, когда нарушалась репутация короля как суверена. Но Анимод, не оказав никакого сопротивления, отправился туда, куда ему приказали.

Он доложил о своем прибытии придворному Флавиану и появился перед ним, чтобы быть преданным суду вместе со своим сторонником. Его сочли невиновным и дело против него прекратили, разрешив отправиться домой. Прежде чем уехать, он одарил Флавиана.

А Хуппа, собрав нескольких своих людей, попытался похитить себе в жены дочь Бадегизила, покойного епископа Ле-Мана. Когда вместе с бандой своих сторонников он ворвался в виллу Марей, то Магнатруда, хозяйка и мать девушки, собрала слуг и неожиданно для Хуппы дала ему отпор. Несколько его людей были убиты. Самому Хуппе удалось спастись, но само дело укрепило его дурную репутацию.

6. Однажды ночью в темнице Клермона по воле Господа удерживавшие заключенных цепи распались и двери распахнулись, так что все они ринулись искать убежище в церкви. Тогда граф Евлалий снова велел заковать их в цепи, но, как только на узников надели оковы, они разбились как стекло. Так по молитве епископа Авита заключенных освободили, они получили свободу и отправились домой.

7. В том же самом городе король Хильдеберт великодушно проявил милосердие, освободив от всех налогов церкви, монастыри, клириков и всех, кто находился здесь на службе у церкви. Ведь в течение некоторого времени в Клермоне владения переходили из рук в руки, дробясь на мелкие части, и сдавались в субаренду, что сделало сбор налогов фактически невозможным.

Возможно вдохновленный Господом, король распорядился, чтобы система была пересмотрена, так чтобы владение церковной собственностью не сказывалось на обложении и не приводило к потерям со стороны сборщиков налогов. В то же время слуги церкви получали право на задержку выплат, не лишаясь своих владений.

8. На границе земель городов Клермона, Родеза и Жаволя собрался собор епископов, которые должны были рассмотреть дело Тетрадии, вдовы Дезидерия, судебный иск был выдвинут графом Евлалием, который требовал, чтобы она вернула то, что забрала с собой, когда оставила его. Здесь я должен вернуться к началу этой истории и рассказать о том, как Тетрадия оставила Евлалия и отправилась жить с Дезидерием.

Как часто бывает с молодыми людьми, Евлалий привык вести беспутный образ жизни. В результате его часто упрекала мать, так что в конце концов он возненавидел ту, которую ему полагалось любить. Обычно после того, как слуги отправлялись спать, его мать шла в часовню в своем доме и несла там ночную службу, вознося свои печальные молитвы Господу. Ее нашли задушенной, одетой во власяницу, в которой она совершала молитву.

Никто не знал, кто сделал это, но многие заподозрили в убийстве ее сына. Узнав об этом, Каутин, епископ Клермона, отлучил его от церкви. На празднике святого Юлиана, благословенного мученика, когда перед епископом собралась его паства, Евлалий бросился в ноги епископу и пожаловался, что его отлучили, даже не выслушав.

Тогда епископ позволил ему присутствовать на праздничной мессе. Когда же пришло время получить причастие и Евлалий приблизился к алтарю, епископ сказал ему: «Люди говорят, что ты убил собственную мать. Я не знаю, так это или нет, совершил ли ты в действительности преступление. Пусть Господь и святой мученик Юлиан совершат суд. Если ты действительно невиновен, как ты заявляешь, подойди ближе, возьми свою часть Святых Даров и вкуси от них. Господь увидит, что в твоем сердце». Евлалий причастился и ушел.

Он женился на Тетрадии, мать которой была женщиной благородного происхождения, а ее отец из простого рода. Обычно Евлалий спал вместе с служанками на женской половине и в результате стал пренебрегать своей женой и даже колотил ее, когда возвращался от наложницы. Вскоре он влез в долги и начал для их покрытия воровать драгоценности и деньги своей жены.

Оказавшись в ужасно стесненных обстоятельствах, Тетрадия наконец потеряла все, что ей досталось, когда она выходила замуж. Когда Евлалий отправился к королю, в Тетрадию влюбился племянник Евлалия Вир. Он потерял свою собственную жену и хотел жениться на Тетрадии, но, боясь, что его дядя помешает им, отправил Тетрадию к герцогу Дезидерию, рассчитывая жениться на ней позже.

Уходя, Тетрадия забрала с собой всю собственность мужа, золото, серебро, одежду, фактически все, что могла унести. Она забрала также с собой старшего сына, оставив младшего мальчика дома. Когда Евлалий вернулся домой из своего путешествия, он обнаружил, что произошло. Какое-то время он не предпринимал никаких действий, просто вынашивал обиду. Потом напал на своего племянника и убил его в одном из оврагов в окрестностях Клермона.

Тем временем Дезидерий также потерял свою собственную жену. Услышав, что Вир убит, он женился на Тетрадии. Тогда Евлалий похитил монахиню из монастыря в Лионе и сделал ее своей женой. Другие женщины, с которыми он вступал в отношения, начали ревновать, или, по крайней мере, так говорили, и с помощью колдовства наслали на него чары. Немного погодя Евлалий оскорбил кузена этой монахини Эмерия и также убил его. После этого он убил Сокрация, брата своей тещи, которого ее отец имел от наложницы, – словом, совершил целый ряд преступлений, о которых я не стану распространяться. Его сын Иоанн, который ушел вместе со своей матерью, оставил дом Дезидерия и вернулся обратно в Клермон.

Как только Иннокентий добился поста епископа в Родезе, Евлалий послал ему прошение, чтобы тот помог получить имущество, на которое Евлалий претендовал в этом городе и окрестностях. «Я сделаю то, о чем ты просишь, – ответил Иннокентий, – если ты отдашь мне одного из своих сыновей, чтобы я сделал из него священника и оставил его среди своего духовенства». Евлалий тут же отправил своего сына Иоанна и получил желаемую собственность.

Заполучив юношу, Иннокентий постриг его в монахи и передал его архидьякону своей церкви. Молодой человек проявлял такую умеренность, что ел ячменный хлеб вместо пшеничного, пил воду вместо вина, ездил на осле вместо лошади и носил самую простую одежду.

Как я уже говорил вам, епископы и знатные люди встретились на месте, где сходились земли трех городов. Агин представлял Тетрадию, а Евлалий сам выступил против нее обвинителем. Он потребовал возмещения собственности, которую она забрала, когда ушла к Дезидерию. Согласно вердикту, она должна была возместить стоимость того, что взяла, в четырехкратном размере. Рожденные ею от Дезидерия сыновья были признаны незаконнорожденными. Также согласились в том, что если она заплатит то, что должна была по приговору, то может вернуться в Клермон и пользоваться тем, что унаследовала от своего отца. Так и было сделано.

9. Пока происходили описанные нами события, бретонцы сильно опустошили окрестности Нанта и Рена. Король Гунтрамн поставил герцогов Бепполена и Эбрахара во главе войска и велел им выступить против бретонцев. Решив, что в случае победы Бепполен может отнять у него герцогство, Эбрахар спровоцировал ссору, и всю дорогу они оскорбляли, насмехались и ругались друг с другом.

На своем пути они все сжигали, убивали людей и уносили добычу с собой, совершая все мыслимые и немыслимые преступления. Затем они подошли к реке Вилен, пересекли ее и достигли реки У. Уничтожив все дома, расположенные близ берега, они соорудили мосты над рекой, чтобы войско могло ее перейти. В этот момент к Бепполену пришел некий священник. «Если ты последуешь за мной, – сказал он, – я проведу тебя до Вароха и покажу тебе, где в одном месте скопились бретонцы».

Когда Фредегунда узнала, что эту экспедицию возглавляет Бепполен, которого она ненавидела в течение долгих лет, она приказала, чтобы саксы[273], проживавшие в Байё, отрезали волосы, как обычно это делали бретонцы, оделись в одежды в соответствии с бретонской модой и затем отправились поддержать Вароха.

Выступив вместе со своими людьми, Бепполен вступил в сражение и в течение двух дней убил много бретонцев и саксов, о которых я вам рассказал. Эбрахар же оставил его, отступив с большей частью войска. Он отказывался принимать какое-либо участие в активных действиях, пока не получил известие, что Бепполен убит. Это произшло на третий день. Воины Бепполена подвергались истреблению, и он сам, раненный копьем, отбивался, когда на него напал с большими силами Варох и убил. Вароху удалось запереть франкских воинов между болотами, так что в болотных топях погибло больше людей, чем было зарублено мечами.

Тогда Эбрахар двинулся к городу Вану. Епископ Регал послал к нему навстречу клириков. Неся кресты и распевая псалмы, они провели франкские войска в свой собственный город. Говорили, что Варох пытался достичь островов[274], вышел в море на кораблях, тяжело груженных золотом и серебром и со всем другим имуществом. Однако в это время разразился шторм, корабли утонули, и он потерял весь свой ценный груз. После случившегося он пришел к Эбрахару, попросил мира, дал ему нескольких заложников и преподнес множество даров, а затем поклялся, что никогда более не причинит вреда королю Гунтрамну.

Когда Варох удалился, похожую клятву принес епископ Регал вместе с духовенством и городскими жителями. «Мы ни в чем не повинны перед нашими господами королями, – сказал он, – мы не так глупы, чтобы нанести им вред, однако попали под власть бретонцев и пострадали от этого».

После того как между Варохом и Эбрахаром был заключен мир, глава бретонцев произнес следующую речь: «Отправляйтесь теперь обратно к королю Гунтрамну и сообщите, что я выполню любое его приказание. Подтверждая свои добрые намерения, я отправляю в качестве заложника своего племянника». Так он и сделал, чем и закончилась кампания, унесшая многих как в войске короля, так и среди бретонцев.

Когда же войско уходило из Бретани, то первыми пересекли реку знатные люди, а простые и гражданские, следовавшие вместе с армией, еще не перешли реку Вилен. В это время Варох, забыв свою клятву и оставленных им заложников, отправил своего сына Канаона с войском захватить отставших. Тот схватил и связал веревками всех, кого нашел на берегу реки, а сопротивлявшихся перебил. Пытавшиеся переплыть реку на лошадях были унесены в море сильным течением.

Позже многие из захваченных в плен были освобождены женой Вароха, и с отпускными грамотами им разрешили уйти домой. Пересекшее ранее реку войско Эбрахара боялось вернуться домой по маршруту, по которому оно следовало раньше, поскольку опасалось подобного же несчастья.

И войска направились к Анже, надеясь пересечь реку Майен по имевшемуся там мосту. Небольшой авангард, двигавшийся к мосту, был обобран, избит и всячески унижен. Рассказывают, что когда они проходили через Турен, то собрали огромную добычу, ограбив множество людей, поскольку те не подозревали об их приходе. Многие из тех воинов, кто принимал участие в походе, отправились к королю Гунтрамну и заявили, что герцог Эбрахар и граф Вилиахар были подкуплены Варохом, чтобы погубить свои войска. Когда Эбрахар появился при дворе, король обрушился на него с упреками и велел ему покинуть двор. Граф Вилиахар бежал и скрылся.

10. На пятнадцатом году правления короля Хильдеберта[275] и двадцать девятом короля Гунтрамна последний охотился в Вогезском лесу и наткнулся на следы, свидетельствовавшие об убийстве здесь зубра. Когда король Гунтрамн стал допрашивать лесничего, кто осмелился совершить этот проступок в королевском лесу, тот ответил, что это был Хундон, постельничий короля. Основываясь на словах лесничего, Гунтрамн велел схватить Хундона, заковать в цепи и доставить в Шалон-сюр-Сон.

Поскольку перед лицом короля между лесничим и постельничим начался ожесточенный спор, а Хундон утверждал, что не совершал того, в чем его обвиняют, король велел разрешить спор поединком. Хундон выставил вместо себя собственного племянника. Когда оба выстроились друг напротив друга на поле для сражений, молодой человек метнул копье в лесничего, и оно пронзило его ногу, так что лесничий упал навзничь.

Затем юноша вытащил кинжал, висевший у него на поясе, и попытался перерезать у упавшего мужчины горло, однако сам был ранен в живот ударом ножа. И оба они, упав навзничь, умерли. Увидев это, Хундон бросился бегом к церкви Святого Марцелла, но король велел схватить его, прежде чем тот ступит на священный порог. Хундона схватили, привязали к столбу и забили камнями до смерти. Впоследствии король жалел, что вышел из себя и из-за столь малой вины бездумно убил преданного слугу, хотя его вполне можно было простить.

11. Хлотарь, сын покойного короля Хильперика, настолько серьезно заболел, что королю Гунтрамну сообщили о его кончине. Король тут же отправился из Шалона в Париж, но успел добраться до окрестностей Санса, где его застигло известие, что мальчик поправился.

Мать Хлотаря, Фредегунда, увидела, как опасно болен ее сын, дала обет, что пожертвует большую сумму денег церкви Святого Мартина. И он поправился. Она также предприняла другую попытку спасти его жизнь, отправив послов к Вароху, чтобы он освободил пленников из войска короля Гунтрамна, которых он по-прежнему удерживал в Бретани. Варох так и сделал. Сказанное доказывает, что эта женщина ответственна за убийство Бепполена и разгром его войска.

12. Случилось так, что монахиня Ингитруда, о которой я рассказывал в предыдущих книгах, основавшая женский монастырь в подворье церкви Святого Мартина, заболела и назначила аббатисой свою племянницу, отчего начали роптать остальные монахини. Мне пришлось поговорить с ними, и тогда они прекратили выяснять отношения.

Ингитруда была в плохих отношениях со своей дочерью Бертегундой, потому что последняя забрала большую часть ее собственности. Теперь же она поклялась, что Бертегунде никогда не позволят молиться ни в основанной ею обители, ни на ее могиле. Думаю, что, когда Ингитруда умерла, ей шел восьмидесятый год. Ее похоронили 8 марта. Ее дочь Бертегунда прибыла в Тур, но в обитель ее не допустили.

Тогда она добилась аудиенции у короля Хильдеберта и просила его позволить заменить свою мать в обители. Забыв о своем прежнем решении, которое он вынес в пользу Ингитруды, король даровал Бертегунде новый документ, подписанный его собственной рукой. В нем говорилось, что она может унаследовать всю собственность, которую ей оставили мать и отец, и даже забрать все, что та оставила монастырю.

Придя с этой грамотой в монастырь, Бертегунда забрала оттуда все, что только смогла унести, не оставив ничего, кроме голых стен. Затем она собрала вокруг себя банду головорезов, готовых на любые безнравственные действия, и украла все то, что пожертвовали в обитель люди из других поместий. Они совершили такое количество дурных дел, что едва ли об этом можно рассказать подробно. Забрав все, до чего могла добраться, она вернулась в Пуатье, возводя при этом множество ложных обвинений на аббатису, приходившуюся ей близкой родственницей.

13. Один из моих священников оказался отравленным лжеучением саддукеев (одно из влиятельных (наряду с фарисеями) религиозно-политических течений в Иудее II в. до н. э. – I в. н. э.), выразив свое неверие в воскресение мертвых. Когда я стал спорить, что это было предсказано в Святом Писании и полностью подтверждается учением апостолов, он ответил: «Я не отрицаю, что многие люди верят в это, но мы не можем удостовериться в том, правда это или нет, сильнее на нас влияет слово Господа, когда Он разгневался на первого человека, которого создал Своей собственной Божественной рукой. Он сказал ему: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт., 3: 19).

Что скажете на это вы, кто проповедует, что воскресение наступит? Вы видите, что на самом деле Господь обещает человеку стать грязью, но не обещает, что он снова воскреснет».

«Ну что же, – ответил я, – полагаю, что любой истинный христианин знает о словах, сказанных нашим Господом и Спасителем по этому поводу, а также и Отцами Церкви, что предшествовали нам. В Книге Бытия записано, когда умирали патриархи: «И умер в старости доброй… приложился к народу своему» (Быт., 25: 8, 17). И Каину он говорит: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли» (Быт., 4: 10).

Из сказанного вполне очевидно, что души продолжают жить после того, как покидают тело, и что они страстно ждут, когда наступит воскресение. И Иов пишет, что он воскреснет снова во время воскрешения мертвых (Иов., 19: 25). Говоря от имени Господа, пророк Давид предвидит воскресение, когда говорит: «Разве тот, кто спит, не должен воскреснуть?» То есть воскреснет тот, кто спит смертным сном. Исайя также пишет о том, как мертвые поднимутся снова из могил (Ис., 26: 19).

Наиболее отчетливо провозглашает будущее воскресение пророк Иезекииль, когда описывает, как кости сухие обложатся жилами, вырастет плоть и покроется кожей, и все оживится благодаря дыханию Святого Духа, и человек снова станет сам собой (Иез., 37: 4—6). Доказательством грядущего воскресения является чудесное возвращение к жизни мертвеца после прикосновения к костям пророка Елисея. Наш Господь первым сделал это (Откр., 1: 5) «смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав», доказав возможность воскресения, когда Он изгонит из мертвых смерть и из гробниц восстанут умершие.

На что священник ответил: «Я не сомневаюсь в том, что Господь сам сотворил человека, что Он, приняв человеческий облик, умер и воскрес снова, но я не могу принять то, что все другие мертвые воскреснут».

«Тогда, – спросил я у него, – какой смысл в том, что Сын Божий спустился с небес, воплотился, принял смерть и спускался в ад, если не для того, чтобы не допустить, чтобы человек, которого Он сам создал, был обречен на вечную смерть?

Души праведных, которые, до Его страстей, оставались запертыми в аду, были освобождены с Его приходом. Когда Он сошел в Ад, осветив тьму чудесным светом, Он увел эти души с собой, ибо не захотел, чтобы их мучения продолжались».

«Но разве кости, обращенные в пепел, действительно вновь могут стать живым человеком?» – спросил мой священник.

«Мы верим, – я ответил, – что, даже когда человек превратится в самый тонкий прах, который рассеется по земле и по морю под порывами сильного ветра, и тогда Господь не испытает никакого труда, воскрешая этот прах к жизни».

«С моей точки зрения, – ответил священник, – вы сильно заблуждаетесь. Вы все излагаете очень гладко, но пытаетесь доказать то, во что очень трудно поверить, когда говорите, что тело, разорванное дикими зверями или утонувшее в воде и затем, возможно, съеденное рыбами или преобразованное в процессе пищеварения и затем представленное в виде испражнений, или унесенное потоком, или просто уничтоженное процессом разложения, происходящим на земле, может когда-либо возродиться».

«Мне кажется, – ответил я, – что ты забыл то, что сказал в Апокалипсисе Иоанн Богослов, который был самым близким спутником нашего Господа и которому были ведомы все тайны Божественного таинства: «Тогда отдало море мертвых, бывших в нем» (Ап., 20: 13). Таковы были его слова.

Из этого следует, что, какую бы часть тела ни проглотила рыба или унесла и склевала птица, оно во время воскресения будет восстановлено нашим Господом. Он, Кто сотворил человека из ничего, не испытает трудностей, воскрешая тело таким, как прежде, и согласно его земной жизни телу воздастся по заслугам – или наказание, или слава.

Вот почему наш Господь говорит в Евангелии: «Ибо придет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими, и тогда воздаст каждому по делам его» (Мф., 16: 27). Сомневаясь, воистину ли воскрес ее брат Лазарь, Марфа сказала: «Знаю, что он воскреснет в воскресение, в последний день» (Ин., 11: 24). Наш Господь ей ответил: «Я есмь воскресение и жизнь» (Ин., 11: 25).

«Тогда как же насчет отрывка из псалма? – возразил мой священник. – «Потому не устоят нечестивые на суде и грешники – в собрании праведных» (Пс., 1: 5).

«Не устоят, чтобы судить, – ответил я, – но они пребудут, чтобы быть судимыми. Ибо судия Господь не может сидеть вместе с нечестивыми, когда потребует отчет об их делах».

«В Евангелии наш Господь говорит: «Кто не веровал, тот уже осужден»[276], – ответил священник, – и это означает, что он не восстанет при воскресении. Он обречен на вечное покаяние».

Я ответил: «Ведь он уже осужден на вечные муки, потому что он не уверовал во имя единородного Сына Божия. Тем не менее он поднимется во плоти, чтобы подвергнуться наказанию в своем греховном теле. Не может наступить Судный день, пока мертвые не поднимутся.

Суд состоится тогда, когда воскреснут мертвые, а те, кто умер в святости, уже находятся на небесах, а на их могилах совершаются чудеса, когда слепые прозревают, хромые начинают ходить, прокаженные очищаются от проказы, и другим немощным по их молитвам даруется исцеление. Мы также верим, что грешники будут пребывать в узилище ада до дня Судного».

«В Псалтири мы читаем, – ответил священник, – «Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его» (Пс., 102: 16).

«Вот что сказано в притче о богатом человеке, который мучился в пламени в аду, – ответил я. – «Ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь – злое» (Лк., 16: 25). Тот богатый в племени больше не вспоминает ни своих пурпурных одеяний, ни другой прекрасной одежды, ни яств на столе, которые доставляли ему небо, земля и море. Тогда как Лазарь, который покоится в лоне Авраамовом, больше не испытывает боли от тех отвратительных язв и струпьев, от которых страдал, когда лежал у дверей богатого».

«В другом псалме, – продолжал священник, – говорится: «Выходит дух его, и он возвращается в землю свою; в тот день исчезают все помышления его» (Пс., 145: 4).

«Хорошо сказано, – согласился я, – когда душа выходит из тела человека и остается лежать мертвое тело, человек больше не думает о том, что оставил на земле. Как ты предположил, он больше не думает о строительстве, о высаживании растений, обработке земли, он больше не думает о накоплении золота или серебра и других богатствах мира. Эти мысли исчезли из мертвого тела, ибо «нет в нем духа» (Иер., 10: 14).

Почему же ты сомневаешься в воскресении, когда апостол Павел, устами которого говорит Христос, ясно сказал: «Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим., 6: 4). Он также говорит: «Не все мы умрем, но все изменимся. Ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся» (1 Кор., 15: 51—52). И еще говорит: «И звезда от звезды разнится в славе. Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении» (1 Кор., 15: 41—42). Продолжает: «Сеется тело душевное, восстает тело духовное» (1 Кор., 15: 44). Позже говорит: «Ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, – доброе или худое» (2 Кор., 5: 10).

Наиболее ясно о воскресении, которое наступит, апостол говорит: «Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним. Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших; потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем. Итак, утешайте друг друга сими словами» (1 Фес., 4: 13—18).

Все сказанное и является основным обоснованием доводов, подтверждающих нашу веру. Не знаю, почему ты сомневаешься в воскресении, которого святые ожидают как воздаяния, грешники боятся как наказания. Все естественные природные явления, которые мы наблюдаем, указывают нам на доказательства воскресения.

Деревья, летом покрытые листьями, обнажаются, когда приходит зима. С наступлением весны они снова возрождаются, одеваются в новый наряд из листьев и становятся такими, как были прежде. Лежащие в земле семена дают нам новые доказательства: брошенные в борозду, они лежат там как мертвые, но снова возрождаются и приносят плоды в тысячу раз больше, как говорит нам апостол Павел: «Безрассудный! То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет» (1 Кор., 15: 36).

Все это свидетельствует, что надо верить в воскресение. Если не будет грядущего воскресения, тогда что пользы праведному в том, что он жил честно, и что помешает грешнику жить бесчестно? Если Судный день не придет, все люди предадутся своим порокам, и каждый будет делать то, что захочет.

Разве ты, грешник, не убоишься того, что сказал сам Господь благословенным апостолам? «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов. И поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф., 25: 31—34). «Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: «идите от меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф., 25: 41), а также «отойдите от Меня, все делатели неправды» (Лк., 13: 27).

В том же Писании также говорится: «И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф., 25: 46). Итак, веришь ли ты воскресение мертвых и суд над делами людскими, когда Господь будет его вершить? Пусть тебе даст ответ апостол Павел, как другим неверующим: «А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1 Кор., 15: 14).

Когда я закончил свою речь, мой священник раскаялся. Уходя от меня, он обещал поверить в воскресение в соответствии с теми отрывками из Священного Писания, что я процитировал выше.

14. В то время в Париже жил дьякон по имени Теодульф, считавший себя необычайно образованным, из-за чего он часто вступал в споры. Оставив Париж, он перебрался в Анже, под покровительство епископа Авдовея, с которым он был давно знаком, ибо когда-то они жили вместе в Париже. За отказ вернуться в церковь, где его назначили дьяконом, епископ Парижа Рагнемод не раз отлучал его. С другой стороны, Теодульф сильно докучал своей дружбой Авдовею, человеку достойному и гостеприимному.

Епископ построил застекленную террасу на городской стене. Однажды, возвращаясь оттуда после вечерней трапезы, он оперся на плечо дьякона. Теодульф же был настолько пьян от выпитого им вина, что едва держался на ногах. Впереди них шел слуга с фонарем. Не знаю, по какой причине, Теодульф решил ударить этого человека кулаком сзади по шее. Сила удара оказалась такой, что дьякон потерял равновесие и полетел со стены вниз, хватаясь при этом за епископа. Епископ упал бы за дьяконом, если бы присутствовавший при этом происшествии священник не схватил его за пояс. Теодульф же упал на камень, сломал ребра и ключицу. Изрыгнув кровь и желчь, он умер на месте. Он был пьяницей и развратником.

15. Тем временем по наущению дьявола все сильнее разгорался бунт, разразившийся в обители в Пуатье. Я уже рассказывал вам, как Хродехильда организовала усобицу и собрала вокруг себя банду головорезов, злоумышленников и распутников, не чтящих закон и виновных во всяких преступлениях, какие только можно было себе представить.

Теперь она велела им ворваться в обитель и вытащить оттуда аббатису. Однако та услышала об их приближении и попросила перенести ее к ларцу (с частицами) Святого Креста. В то время она страдала от приступов подагры и надеялась, что ее защитит Святой Крест. Взяв свечи, эти люди ворвались в обитель и бродили повсюду, размахивая оружием. Они повсюду искали аббатису и в конце концов вошли в часовню, где и обнаружили ее лежавшей на земле перед ларцом со Святым Крестом.

Один из бандитов бросился на аббатису с ножом, чтобы убить ее, но по Провидению Божьему был убит ножом одним из своих приятелей. Ему не удалось осуществить свое преступное намерение, и он остался лежать на земле, истекающий кровью.

Тут Юстина, старшая инокиня (племянница Григория Турского. – Ред.), задула свечи и с помощью своих сестер-монахинь прикрыла аббатису покрывалом, взятым с алтаря, который стоял перед Крестом Господним. Другие мужчины ринулись вперед со своими копьями, держа их наготове и вытащив мечи. Они порвали одежды монахинь и намеревались располосовать и их руки.

В темноте приняв старшую монахиню за аббатису, они схватили ее, сорвали головной убор, обнажив голову, а затем потащили ее в окружении толпы в церковь Святого Илария, где собирались более пристально ею заняться. Однако, подойдя к храму, где было светлее, они увидели, что эта женщина не аббатиса.

Отпустив ее, они велели ей вернуться в обитель. Сами же вернулись тем же путем, что и пришли, схватили аббатису и заперли ее в жилище Базины, находившемся неподалеку от церкви святого Илария. У двери поставили стражу, чтобы предупредить возможный побег. Затем в темноте снова отправились к обители.

Не найдя свечей, они взяли из кладовой бочонок, в котором когда-то хранилась смола, и подожгли его. При ярком свете смолы они разграбили все имущество обители, оставив только то, что не могли унести. Все эти события произошли за семь дней до Пасхи.

Узнав о происшедшем, епископ понял, что он сам не может справиться с дьявольским мятежом, и отправил послание к Хродехильде. «Освободи аббатису из заключения и отпусти ее, – писал он. – Тебе известно, какое сейчас время. Пока ты не отдашь распоряжение освободить ее, я отказываюсь служить пасхальную литургию, и никто не будет крещен в этом городе. Если же ты откажешься выполнить это, то я подниму городских жителей и освобожу ее сам». Получив послание, Хродехильда тотчас выбрала одного из своих убийц и дала ему следующее распоряжение: «Если кто-нибудь попытается освободить аббатису, убей ее».

Однако в это время в городе находился Флавиан, которого только что назначили наместником, и с его помощью аббатиса вошла в церковь Святого Илария и тем самым освободилась. Тем временем людей продолжали убивать перед гробницей Радегунды, других зарубили во время мятежа перед ларцом Святого Креста. День шел за днем, и Хродехильда со своей самоуверенностью провоцировала все большую злобу. Восставшие совершали одно преступление за другим и наносили оскорбления, которые я описал выше. Ослепленная своим высокомерием Хродехильда даже стала насмехаться над своей кузиной Базиной. В результате та начала раскаиваться в том, что сделала. «Я совершила грех, когда стала вести себя так же высокомерно, как Клотильда, – говорила Базина. – И теперь я ослушница перед аббатисой, а Хродехильда меня презирает».

Раскаявшись, она смирилась перед аббатисой, прося прощения. И было у них единодушие и единое желание.

Однако, когда вновь возникла ссора, слуги аббатисы во время стычки, спровоцированной бандой Хродехильды, случайно ударили одного из слуг Базины, и тот упал замертво. Убийцы стали искать убежище у аббатисы в церкви Святого Илария. Сама же Базина вновь порвала с аббатисой и ушла.

Хотя Базина и аббатиса заключили мир во второй раз, соперничавшие группы их сторонников продолжали враждовать. Едва ли хоть один день проходил без убийства, едва ли каждый час не сопровождался того или иного рода стычкой, едва ли хоть одна минута проходила без огорчений. Кто сможет описать все эти беды, кровопролитие и зло?

Когда король Хильдеберт узнал о том, что происходит, он отправил своих представителей к королю Гунтрамну, потребовав собрать епископов из двух королевств, чтобы они прекратили мятеж, вынеся общее решение. В качестве своих представителей Хильдеберт, кроме моей скромной персоны, выбрал Эбрегизила, епископа Кельна, Маровея, епископа Пуатье. Король Гунтрамн повелел прибыть епископу Бордо Гундегизилу вместе с другими епископами его провинции (поскольку Гундегизил был архиепископом).

Однако мы воспротивились. «Ноги нашей не будет в Пуатье, – заявил я, – пока местный суд не применит свою власть и не подавит ужасный мятеж, который подняла Хродехильда». В результате граф Маккон получил письменное предписание подавить мятеж, используя силу, если натолкнется на сопротивление.

Узнав об этом, Хродехильда велела своим головорезам выстроиться с оружием перед воротами обители и дать отпор, если граф прибегнет к силе. Маккону не оставалось ничего иного, как вступить в обитель вместе с отрядом вооруженных людей. Он разбил восставших, некоторых разогнав палками и тех, кто пытался сопротивляться, пронзив копьями и порубив мечами.

Хродехильда, наблюдавшая за происходившим, схватила Святой Крест, чудесной силой которого она дотоле пренебрегала, и неожиданно появилась перед графом. «Я предупреждаю вас, – закричала она. – Только попробуйте дотронуться до меня хоть пальцем! Я королева, дочь одного короля и племянница другого! Если вы только дотронетесь до меня, знайте, что наступит день, когда я отомщу вам».

Однако собравшаяся толпа не обратила никакого внимания на ее слова. Люди Маккона окружили тех, кто оказывал хоть малейшее сопротивление, связали их и вытащили из обители. Одних они отправили к столбам, где подвергли порке. У других отрезали волосы, третьим отрубили руки, некоторым отрезали уши и носы. Так мятеж был подавлен.

Начался суд, епископы появились в церкви и заняли свои места. Привели Хродехильду, которая начала поносить аббатису и возводить на нее напраслину. Она заявила, что у аббатисы в обители находился мужчина, одетый в женское платье и выглядевший как женщина, хотя на самом деле никто и не сомневался в том, что он был мужчиной. Его работой было вступление в связь с аббатисой, когда та хотела того. «Вот! Это тот мужчина!» – закричала Хродехильда, указывая на него пальцем.

На этом основании мужчине пришлось выйти вперед, он был действительно одет в женское платье, как я и говорил. Все уставились на него. Он сказал, что лишен мужской силы, поэтому и одевался соответствующим образом. Он также заявил, что никогда не знал аббатису, хотя, конечно, слышал ее имя. Ему ни разу в жизни не довелось поговорить с ней, да и жил он в сорока милях от Пуатье. Так не удалось доказать виновность аббатисы на этом заседании.

Затем Хродехильда сделала второе обвинение. «Аббатиса весьма странным образом доказывала свою святость, – заявила она. – Она велела кастрировать людей и затем содержала их у себя в качестве своих евнухов, как будто у нее был королевский двор!» Допросили аббатису, и она ответила, что не имеет представления, о чем говорит Хродехильда. В ответ та привела имя одного из слуг, являвшегося евнухом.

16. Тогда вперед вышел доктор Реовал и сделал следующее заявление: «Когда этот слуга был подростком, он ужасно страдал от болей в паху. Никто никак не мог помочь ему. Его мать отправилась к святой Радегунде и попросила ее помочь. Меня также вызвали, и она попросила меня сделать то, что я смогу. Я удалил яички у молодого человека, похожую операцию мне довелось видеть в городе Константинополе. Затем я вернул его матери. Насколько мне известно, аббатиса ничего не знала об этом». И во время второго заседания Хродехильде снова не удалось доказательно обвинить аббатису.

Затем она предприняла множество других, еще более гнусных нападок на свою аббатису. Все обвинения и ответы защиты зафиксированы в тексте судебного решения, вынесенного по поводу спора монахинь, который я привожу ниже.

«К своим славнейшим государям-королям[277] обращаются вышеназванные епископы.

По милости Господней даются народу благочестивые православные короли, коим вверяется страна, а посему церковь с полным правом поверяет им свои дела, ибо признает, что с помощью Святого Креста она укрепляется указами тех, кто правит.

По вашему высочайшему повелению мы собрались в городе Пуатье, чтобы обсудить, что произошло в обители, основанной святой Радегундой, да чтится ее благочестивая память. Мы прибыли, чтобы расследовать спор между аббатисой и монахинями Хродехильдой и Базиной, почему они столь дерзко, вопреки уставу, ушли из обители, а собранная община монахинь в результате распалась.

Мы распорядились, чтобы противоборствующие стороны появились перед нами. Мы допросили Хродехильду и Базину. Отвечая нам, они заявили, что не могли больше выносить скудную еду, недостаток одежды и, самое главное, жестокое обращение. Им также не нравилось, что приходилось разделять с другими людьми баню. Аббатиса же играла в кости, а посетители из мирян проводили с ней досуг, в монастыре проводились даже помолвки. Она выказывала явное неуважение, велев сделать платья для своей племянницы из шелкового алтарного покрова. Не посоветовавшись ни с кем, она отпорола золотые листики, пришитые с краю покрова, и сделала из них повязку для своей племянницы, что совершенно не соответствует ее положению.

Затем на сделанные обвинения велели ответить аббатисе. Что касается скудной еды, на которую жаловались вышеупомянутые монахини, то она отрицала, что инокини едва ли испытывали в чем-либо недостаток, особенно если учитывать, какие были трудные времена. Что касается их одежды, то аббатиса попросила обследовать их сундуки, сказав, что там найдется гораздо больше одежды, чем им полагалось.

Продолжив, она заметила в связи с жалобой о бане, что это произошло в связи со следующими обстоятельствами. Здание только что построили, недавно оштукатурили, и аббатиса, опасаясь, что их здоровье может пострадать во время купания, решила, чтобы баню использовали слуги монахинь до тех пор, пока исчезнет неприятный запах известки. Слуги мылись там во время Великого поста и перед Троицыным днем.

«Слишком многие использовали ее и после этого», – заметила Хродехильда. На что аббатиса ответила, что, если это и действительно так, она лично слышит об этом впервые. Если они видели это, то зря не сообщили ей. Что же касается игры в кости, в которые она обычно играла при Радегунде, то она не видит в этом ничего плохого, ибо они определенно не запрещены ни Правилами, ни канонами. Но если епископы захотят запретить их, она подчинится их решению и понесет любое наказание, какое они могут установить.

Что же касается трапез с мирянами, то она не ввела ничего нового, действовала так же, как обычно происходило и при госпоже Радегунде, – она лишь предлагала хлеб от причастия истинным христианам, но это вовсе не доказывает, что она когда-либо разделяла его с ними. Затем пришел черед поговорить об обручении. Она приняла на себя обязательства по устройству судьбы своей сироты-племянницы, и сам епископ, духовенство и часть городской знати присутствовали на этом событии. Если в том, что она совершила, находят преступление, она готова попросить прощения у всех присутствующих. В самой же обители никаких пиров, конечно, не проводилось.

Голословно утверждение и по поводу шелковой одежды. Аббатиса представила в суде монахиню из благородной семьи, которая подарила ей шелковую шаль, взятую ее у родителей. Она отрезала от нее небольшой кусочек для собственных нужд, ибо того, что осталось, оказалось более чем достаточно, чтобы изготовить подходящий покров для алтаря. Отрезанный ею кусок вовсе не был нужен для алтарного покрова, поэтому из остатка она сделала пурпурную кайму для платья своей племянницы.

Подарившая шелковую шаль монахиня Дидимия подтвердила, что аббатиса сообщила все точно, до мельчайших подробностей. Что же касается золотых листочков и украшенной ими повязки, то она позвала Маккона, вашего собственного представителя, который показал, что он сам отдал ей двадцать золотых, подарок от жениха упомянутой племянницы, из которых она и изготовила украшение, не тратив средства, принадлежавшие обители.

Затем Хродехильду и Базину спросили, может быть, они уличат аббатису – чего да не будет! – в блуде, который запрещает Господь, или в убийстве, или, может быть, в колдовстве, или в другом значимом преступлении, за что она должна подвергнуться наказанию. Они отвечали, что ничего не могут добавить, кроме того, что они уже говорили и что она делала, по их мнению, с отступлением от Устава. Они закончили тем, что указали на то, что несколько монахинь забеременели. С нашей точки зрения, это не было их виной. Бедных девушек предоставили самим себе, и так продолжалось в течение многих месяцев, поскольку ворота в их обитель сломали, и аббатиса не могла присматривать за ними, в результате чего они и согрешили.

Мы расследовали все пункты обвинения один за другим и в результате пришли к выводу, что против аббатисы нельзя выдвинуть ни одного обвинения. По некоторым вопросам, которые возникли, мы сделали ей отеческое внушение и предложили, чтобы она сделала все от нее зависящее, чтобы не допустить подобную критику в будущем.

Обвинения же против двух вышеупомянутых монахинь оказались более серьезными. Они не вняли советам епископа, когда тот посещал обитель и увещевал их не покидать ее, но всячески поносили и унижали епископа и почти топтали его ногами. Они также сломали замки, распахнули настежь ворота, спровоцировав мятеж, а затем бежали из обители, побуждая тем самым остальных бежать с ними и разделить вместе с ними грех.

Когда же епископ Гундегизил прибыл в Пуатье вместе с остальными епископами своей провинции по приказу короля, велевшего рассмотреть дело, и приказал вышеупомянутым монахиням явиться на допрос в их собственную обитель, они не подчинились его приказу. Когда затем сами епископы отправились в церковь Святого Илария, где разместились монахини, и начали их там увещевать, выполняя свой пастырский долг, те вновь начали бунтовать, избили епископов и сопровождавших их лиц палками и пролили кровь дьяконов внутри церкви.

Когда же по королевскому повелению туда был направлен пресвитер Теотар и был назначен день для слушания, они снова не подчинились. Ворвавшись в обитель, они разожгли костер из бочонков на церковном дворе, выбили топорами и ломами двери и также подожгли их. Избив и ранив всех монахинь, находившихся в обители и даже в молельне, они разграбили обитель, разорвали одежду аббатисы и растрепали ее волосы, затем протащили ее по улицам на посмешище и заперли. Хотя ее и не связали, она явно пострадала.

Когда наступил праздник Пасхи, епископ предложил за аббатису выкуп, чтобы она, по крайней мере, наблюдала за церемонией крещения, то они даже не стали его слушать. Тут вмешалась Хродехильда, заявляя, что все это было совершено без ее ведома и явно без ее одобрения. Она добавила, что только благодаря ее вмешательству аббатису не убили. Отсюда стали ясны ее истинные намерения – убийство замышлялось.

Это можно понять из того, что ее люди жестоко убили у гробницы святой Радегунды монастырского слугу. Таким образом, они вели себя все хуже и хуже, совершая все более гнусные дела. Несмотря на то что их много раз просили прекратить свои бесчинства, они отказывались сделать это. Напротив, когда они занимали здания обители, они упорствовали, отказываясь выдать самых яростных мятежников из своей банды, причем не выполняли распоряжения даже самих королей.

Несмотря на приказы правителя, они продолжали свой вооруженный мятеж, сражались против воинов графа и жителей города стрелами и копьями, действуя самым безнравственным образом. Когда они выходили из обители, чтобы предстать перед судом, то преднамеренно унесли самый Святой Крест, который затем их вынудили вернуть обратно в церковь.

Стало очевидно, что они совершили необычайно серьезные преступления, причем число обвинений продолжало расти. Когда мы потребовали от Хродехильды и Базины, чтобы они попросили прощения у своей аббатисы за совершенное ими зло и возместили тот урон, который принесли вследствие своего дурного поведения, они отказались это сделать. Напротив, они настаивали на том, что хотели бы убить ее, причем сделали свое признание перед всеми.

Следуя установлениям церкви, мы постановили отлучить их от церкви, прежде чем они понесут соответствующее наказание. Сама же аббатиса должна вернуться на прежнее место.

По всем вопросам мы действовали в соответствии с вашими (королевскими) распоряжениями, соблюдая церковные установления, невзирая на лица. Мы не руководствовались ничьими интересами. Что же касается остального, то все зависит от вашего благочестия и власти, если вы собираетесь проявить свою королевскую власть, распорядиться насчет возвращения на соответствующее место всей собственности, принадлежащей обители, как определяется актами дарения ваших и прежних государей высочеств. До сих пор вышеупомянутые Хродехильда и Базина игнорировали наши требования вернуть все обратно по доброй воле.

Если вы отдадите соответствующее распоряжение, то ваши собственные милости и тех, кто правил до вас, продолжатся вечно. И не позволяйте им, чтобы не случилось еще более худшего, возвращаться в сие место, которое они вероломно и безбожно разорили. Не позволяйте им даже надеяться на возвращение, пока все не будет восстановлено.

По милости нашего Господа, когда все вернется на свое прежнее место, пусть наша церковь не несет никакого ущерба. Пусть при правоверных королях все принадлежит Богу. Пусть установления Отцов Церкви соблюдаются, что нам помогает в нашем пастырском деянии, а вас побуждает к новым деяниям в устроении королевств ваших. Пусть Христос наш Господь хранит и ведет вас, пусть Он продлевает царствование ваше на многие годы и дарует вам вечную жизнь».

17. Наш вердикт был оглашен, обвиняемых отлучили от церкви, аббатису же возвратили в обитель. Обе обвиняемые добились аудиенции у короля Хильдеберта и там продолжали всячески порицать друг друга. Они назвали королю ряд людей, которые якобы имели сексуальные сношения с аббатисой, а также, как они утверждали, ежедневно передавали сообщения его врагу – Фредегунде. Услышав обо всем этом, король распорядился, чтобы заподозренных людей связали и доставили к нему. Дело расследовали, но нашли, что эти люди не совершили ничего дурного, и потому были отпущены восвояси.

18. Спустя несколько дней, когда король отправлялся в часовню, находившуюся в его доме в Марленхайме, его слуги заметили стоявшего у входа в нее незнакомца. «Кто ты? Откуда ты пришел? Что ты тут делаешь?» – начали они его расспрашивать. «Я один из вас», – ответил он. Вытащив его из часовни, начали допрашивать. Все это не отняло много времени, потому что вскоре он признался, что его послала королева Фредегунда убить короля.

«Она направила двенадцать человек, – заявил он. – Шесть пришли сюда. Остальные остались в Суасоне, чтобы убить молодого принца[278]. Я выжидал момент, чтобы ударить короля кинжалом в часовне, но страшно испугался и не смог выполнить поручение».

Как только он произнес все это, его подвергли жестокой пытке, пока он не выдал имена своих сообщников. Их стали искать повсюду, одних бросили в тюрьму, у других отрубили руки и затем отпустили, третьи потеряли уши и носы, потом их также отпустили, и они стали предметом насмешек. Некоторым удалось покончить с собой с помощью собственных кинжалов, когда они еще находились в тюрьме, некоторые не смогли вынести ужасные пытки и умерли, когда их стали допрашивать. Так или иначе, но возмездие короля свершилось.

19. Суннегизила же продолжали пытать. Каждый день его били палками и секли кожаными ремнями, его раны гноились. Выждав, чтобы гной вытек и раны начали затягиваться, пытки возобновляли. Во время пыток он не только признался в причастности к смерти короля Хильперика, но также признался, что совершил и другие преступления.

Под пытками он добавил к своим признаниям новые, в частности, что в заговоре, устроенном для убийства короля Хильдеберта, замешан и реймсский епископ Эгидий. Хотя Эгидий не отличался крепким здоровьем и в то время болел, его тотчас схватили и доставили в город Мец. Там его поместили в темницу, где он стал ожидать, пока по распоряжению короля соберут епископов, чтобы он предстал перед их судом, который должен был состояться в Вердене в начале октября.

Другие епископы стали жаловаться королю, что он приказал увезти Эгидия из его епархии и бросить в темницу без судебного разбирательства. Поэтому королю пришлось выпустить Эгидия и разрешить ему вернуться в родной город. Тем временем, как я уже вам рассказывал, король разослал письма всем епископам королевства, повелевая им собраться в городе Меце в середине ноября и принять участие в суде.

Тогда шли непрерывные дожди, кроме того, было необычайно холодно, залитые дороги превратились в сплошную грязь, реки вышли из берегов. И тем не менее, хотя практически было почти невозможно перемещаться, епископы не смогли нарушить приказ короля. Они собрались, и затем их доставили в город Мец, где теперь Эгидий ожидал суда.

Король объявил его своим личным врагом и предателем государственных интересов. Он поручил ведение дела бывшему герцогу Эннодию. Первый вопрос, который задал Эннодий Эгидию, был следующий: «Скажи мне, епископ, почему ты решил предать нашего короля, облекшего тебя властью и всеми преимуществами епископа? Почему ты унизил себя, принимая милости от короля Хильперика, который выказывал себя недругом нашего короля, отца которого он убил, мать отправил в изгнание[279] и захватил часть королевства?

Как случилось, что во всех городах, где он устанавливал свою власть несправедливым образом, прибегая к насилию и незаконному вторжению, ты удостоился получить поместья?»

«Не стану отрицать, что я считался другом короля Хильперика, – ответил Эгидий, – но эта дружба не предполагала причинения вреда королю Хильдеберту. Поместья, о которых ты упоминаешь, я получил по дарственным грамотам от самого короля Хильдеберта».

В качестве доказательства своих слов Эгидий представил на всеобщее обозрение документы, но король отрицал, что когда-либо подписывал их. Призвали Оттона, бывшего в то время рефендарием, хранителем печати, и якобы составившего все эти документы. Он предстал перед судом, но заявил, что это не его подпись, его почерк скопировали с другого документа. Таким образом, по первому обвинению епископа признали виновным, уличив в подлоге.

Затем в суд представили письма Эгидия к Хильперику, в которых содержались клеветнические выпады против Брунгильды. Нашлись и письма от Хильперика к епископу, содержавшие заявления, подобные нижеприведенному: «Вырастающий из земли побег не завянет, пока его корень не перережут».

Стало совершенно очевидно, что здесь написано о необходимости сначала уничтожить Брунгильду и затем убить ее сына. Епископ заявил, что он не писал эти письма и не подписывал их, а также что не получал ответа от Хильперика. Однако перед судом предстал его доверенный слуга, занесший эти письма в свою почтовую книгу, так что на основании его показаний никто из заседавших в суде не усомнился в том, что епископ действительно отправлял послания.

Затем был оглашен договор между между королем Хильдебертом и королем Хильпериком, в котором они собирались поделить королевство Гунтрамна (после его изгнания). Хильдеберт заявил, что не подписывал никаких соглашений подобного рода. «Это ты, Эгидий, натравил друг на друга моих дядьев, что привело к усобице, – заявил король. – Войска разрушили город Бурж, округ Этампа и крепость Шатомейан (т. е. города Гунтрамна. – Ред.). Погибло множество людей, и их души, как я полагаю, только и ждут, чтобы Господь вынес тебе Свой приговор».

Эгидий, припертый уликами, не смог отпереться, ибо обнаруженные в одном из ларцов Хильперика донесения и депеши свидетельствовали об обратном. Их нашли, когда с виллы Шель, расположенной близ Парижа, были вывезены сокровища Хильперика – после того, как его убили.

Слушания по поводу предъявленных обвинений продолжались в течение длительного времени. Затем на суде появился Епифаний, аббат церкви Святого Ремигия, и показал, что за сохранение верности королю Хильперику Эгидий получил две тысячи золотых и драгоценности. Перед судом также предстали послы, сопровождавшие Эгидия, и сказали, что «Эгидий оставлял нас и в течение долгого времени совещался с глазу на глаз с королем. Мы не знаем, о чем они говорили, но вскоре после этого нам стало известно о вторжении и убийствах, о которых уже шла речь». Епископ отрицал, что они говорят правду. Однако аббат, который был осведомлен о тайных делах Эгидия, назвал людей, которые доставили ценности Эгидию, и указал место, где их передали. Он детально описал планы, которые они выработали, чтобы свергнуть и убить королей Гунтрамна и Хильдеберта.

Уличенный еще раз, Эгидий был вынужден сознаться и в этом. Когда присутствовавшие на суде епископы поняли, что один из них совершил столь тяжелые преступления, они были настолько потрясены, что попросили трехдневную отсрочку в обсуждении дела, надеясь, что Эгидий сможет собраться и найдет доводы, чтобы отвести обвинения, выдвинутые против него.

Когда третий день стал подходить к концу, они отправились в полном составе в церковь и допросили Эгидия, спросив у него, может ли тот представить что-либо в свое оправдание. Однако он ответил: «Я виновен и прошу вас вынести приговор немедленно. Признаю, что за совершенное мною я заслуживаю смерти. Я вступил в заговор против короля Хильдеберта и его матери. Именно в результате моего заговора развязывались многие войны и были опустошены многие районы Галлии».

Когда епископы услышали это, то сильно опечалились, поняв, какой позор пал на их брата. Им удалось сохранить ему жизнь, но в соответствии с каноном его лишили сана и приговорили к пожизненному изгнанию и отправили в Аргенторат, ныне называющийся Страсбургом. Тогда же Ромульф, старший сын графа Лупа, ставший священником, занял место епископа, сменив Эгидия.

Аббат базилики Святого Ремигия Епифаний также лишился должности. В сундуках Эгидия обнаружили большое количество золота и серебра. Все, что он получил в результате тайного сговора и предательства своего короля, изъяли, оставив лишь накопленное в результате его праведных деяний, а также доходы церкви.

20. В то же самое время Базина, дочь короля Хильперика, недавно отлученная от церкви вместе с Хродехильдой, бросилась к ногам епископов и стала умолять о прощении. Она обещала вернуться в обитель, жить в согласии с аббатисой и соблюдать все предписания Устава. Хродехильда же, напротив, поклялась, что никогда не вернется в обитель или, по крайней мере, до тех пор, пока Левбовера остается там в качестве аббатисы.

Поскольку король попросил простить обоих, их снова приняли в лоно церкви и велели вернуться в Пуатье. Базина возвратилась обратно в обитель. Хродехильде же повелели находиться в поместье, принадлежавшем раньше Ваддону и подаренном ей королем, куда она и отправилась жить.

21. Сыновья же Ваддона скитались в окрестностях Пуатье, занимаясь грабежами и убийствами. Как-то ночью они напали на группу купцов, порубили их мечами и завладели всей их собственностью. Они также напали на другого человека, назначенного трибуном, убили его и украли все его вещи. Когда граф Маккон попытался пресечь их деятельность, они отправились во дворец и испросили аудиенции у короля.

Они предстали перед королем одновременно с графом, который отправился ко двору, чтобы в соответствии с собственными обязательствами внести в казну надлежащую сумму налога, и преподнесли королю прекрасную перевязь, украшенную золотом и драгоценными камнями, и великолепный меч, рукоять которого была украшена золотом и испанскими самоцветами.

Поскольку король узнал о совершенных ими преступлениях, он велел заковать братьев в цепи и подвергнуть пыткам. Под пытками они открыли место, где хранилось украденное их отцом из сокровищницы Гундовальда, о чем я вам ранее рассказывал.

Тотчас отправили людей. Они обнаружили много золота и серебра, разнообразные изделия, украшенные золотом и драгоценными камнями. Все это перенесли в королевскую сокровищницу. Старшему брату велели отрубить голову, младшего осудили на изгнание.

22. Совершив огромное число преступлений, среди которых числились убийства, нарушения общественного спокойствия и различные более мелкие преступления, Хильдерик-сакс направился в город Ош, где его жена владела некоторой собственностью. Известия о его преступных деяниях дошли до короля, и он распорядился, чтобы его убили. Однако однажды ночью Хильдерик-сакс так напился, что его нашли мертвым в постели. Рассказывают, что он был зачинщиком тех преступлений, что описаны выше, когда епископов вышвыривали из церкви Святого Илария по приказу Хродехильды. Если это было действительно так, Бог покарал его за все то зло, что он причинил слугам Господним.

23. В тот же самый год в ночное время землю озарило такое сияние, что можно было подумать, что стоял самый полдень. Иногда видели огненные шары, пролетавшие по небу в ночное время, так что казалось, что они освещают всю землю.

Тогда же возникли споры и о дне празднования Пасхи, потому что Виктор в своем цикле[280] написал, что Пасху следует праздновать на пятнадцатый день после полнолуния. Чтобы христианам не праздновать ее в один день с иудеями, он добавил: «Латиняне празднуют Пасху на двадцать второй день после новолуния» (здесь в английском оригинале неточность. На самом деле определение дня Пасхи сложнее. Желающие могут справиться в Интернете или французских источниках. – Ред.).

В итоге многие люди стали праздновать Пасху на пятнадцатый день[281], сам я праздновал на двадцать второй день[282]. Я провел тщательные разыскания и обнаружил, что испанские источники волей Господа наполнились именно в тот день, который я выбрал в качестве дня Пасхи.[283]

14 июня, в среду, рано утром, когда день только начал разгораться, произошло сильное землетрясение. В середине октября произошло солнечное затмение. Солнечные лучи так слабо светили, что давали не больше света, чем серп луны пяти дней от новолуния. В августе шли сильные дожди, бушевали свирепые грозы, так что подъем рек оказался очень высоким. В городах Вивье и Авиньоне случилась сильная вспышка бубонной чумы.

24. На шестнадцатый год правления короля Хильдеберта[284] и тринадцатый короля Гунтрамна в Тур пришел из дальних краев епископ Симон. Он сообщил нам о разрушении города Антиохии[285] и рассказал, как его самого захватили в плен и увели из Армении в Персию (Иран). Царь Ирана вторгся в Армению, разграбил страну, сжигал церкви и, как я уже говорил, угнал с собой епископа вместе с его паствой.

Именно тогда персы попытались сжечь церковь Сорока Восьми Святых Мучеников, встретивших свою смерть в этом районе, о чем я уже писал в своей книге о Чудесах. Они доверху набили церковь дровами, облив их смолой и свиным жиром, а затем поднесли горящие факелы. Однако, несмотря на все их усилия, эти горючие материалы никак не разгорались. Поняв, что Господь совершил чудо, враги оставили церковь.

Один из друзей епископа Симона услышал, что его увели в плен, и тут же отправил людей с выкупом к царю Персии. Тот принял выкуп, расковал Симона и освободил его от рабства. Покинув эту страну, епископ отправился в Галлию, где стал искать помощи у правоверных. Вот почему он рассказал мне свою историю, и именно так, как он рассказал, я и передаю вам.

Когда-то жил в Антиохии человек, у которого были жена и дети, добрый и щедрый на милостыню. Не проходило дня, чтобы он не раздавал часть своей собственности или приглашал бедных людей разделить с ним трапезу. Однажды он проходил по городу до темноты, но так и не нашел того, кто смог бы разделить с ним его еду. Наконец, уже ночью, он вышел за ворота города и там увидел человека в белом одеянии, стоявшего вместе с двоими другими мужчинами.

Преисполнившись благоговением, подобно Лоту в известном предании (Быт., 19), он сказал: «Мой господин, похоже, вы здесь оказались впервые. Не могли бы вы войти в мой убогий дом и разделить со мной еду, а затем отправиться в постель, чтобы передохнуть. Наутро вы сможете продолжить свой путь, если этого захотите».

Самый старый из мужчин, державший в своей руке платок, дал ему следующий ответ: «О Божий человек, даже с помощью Симеона (имеется в виду Симеон Столпник. – Ред.) ты не сможешь спасти этот город от разрушения!» Подняв руку, он взмахнул платком, покрыв половину города. Тотчас все здания рухнули и упали на землю. Старики и дети, мужчины и женщины – сотни людей погибли на месте.[286]

Испугавшись этого человека и грохота от падающих домов, человек упал на землю как мертвый. Когда же незнакомец поднял руку с платком, чтобы взмахнуть над оставшейся частью города, его остановили двое других, стоявших рядом с ним. Они заклинали его самыми страшными клятвами, умоляя не разрушать вторую часть города. Постепенно гнев первого мужа утих, и он опустил руку.

Подняв человека, упавшего на землю, он сказал ему: «Иди домой и не бойся. Твои сыновья в безопасности, так же как и твоя жена. Никто из них не погиб, твои домашние тоже не пострадали, тебя спасло то, что ты регулярно молишься и постоянно подаешь милостыню бедным».

Произнеся все это, муж в белом исчез. Сам же человек отправился обратно в город. Он увидел, что половина его совершенно разрушена, смешались вместе люди и их скот. Позже многих из них достали из-под руин, но они все были мертвы. Те же немногие, кому удалось выжить, серьезно пострадали.

Обещания, данные ангелом Господним, да позволено будет так сказать, были выполнены. Добравшись до своего дома, человек обнаружил, что никто не пострадал, и ему пришлось оплакивать лишь смерть своих соседей, нашедших свой конец в домах, стоявших поблизости. Справедливая рука Господа защитила этого человека и всех его домашних среди неправедных людей, и он спасся, подобно Лоту из библейского рассказа.

25. В Галлию пришла бубонная чума, о которой так часто мне доводилось рассказывать, на сей раз она поразила Марсель. Ужасный голод поразил Анже, Нант и Ле-Ман. Все это стало началом горя, как говорил Господь в Евангелии: «И будут глады, моры и землетрясения по местам» (Мф., 24: 7). «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных» (Мк., 13: 22). Вот что произошло в то время.

Рассказывали, что один человек из Буржа отправился в лес, чтобы срубить несколько деревьев, необходимых ему для работы, что он собирался выполнить. Там на него напал рой насекомых, отчего он впал в безумие, длившееся целых два года. Легко понять, что порча эта была происком дьявола.

Тот безумный бродил по близлежащим городам и затем направился в провинцию Арль. Там он оделся в шкуру животного и проводил свое время в молитвах, как будто был истинным верующим. Чтобы укрепить его в своем обмане, дьявол наделил его силой предвидения будущего. В результате этот безумец оставил Арль и отправился в путь, намереваясь совершить еще больше бесовских действий.

Наконец он пришел в город Жаволь, где объявил себя великим человеком, иногда даже доходил до того, что притворялся, будто он и есть Христос. С собой он взял женщину, которая притворялась его сестрой, он называл ее Марией. Огромные толпы людей стекались, чтобы увидеть его, с собой они приводили больных. Он накладывал на них руки, возвращая им здоровье.

Те же, кто собирались вокруг него, дарили ему одежду, делали подарки из золота и серебра. Все это он отдавал бедным, что укрепляло веру в него и позволяло дальше обманывать людей. Обыкновенно он лежал на земле, произносил молитву за молитвой вместе с женщиной, о которой я вам говорил. Потом он поднимался и беседовал с теми, кто собирался вокруг него, чтобы они снова начали поклоняться ему.

Он предсказывал будущее, пророчествовал, что некоторые заболеют, что другие претерпят горе, и только немногим обещал благосостояние. Все это он проделывал с помощью умений, которыми его наделил дьявол, и с помощью трюков, которые я не могу объяснить. Ему удалось обмануть огромное количество людей, ввести в заблуждение не только необразованных, но даже и священников. Более трех тысяч человек следовали за ним посвюду.

Затем он начал грабить и обирать тех, кого встретил на дороге, отдавая бедным и нуждающимся все, что забирал. Он переместился в окрестности Веле, затем направился в Ле-Пюи. Там он располагался у местных церквей вместе с примкнувшими к ним людьми. Он построил нечто вроде боевого порядка и приготовился напасть на Аврелия, который тогда являлся епископом той епархии. Он отправил вперед своих слуг, чтобы они возвещали о его приходе, они были обнаженными, скакали и приплясывали.

Епископ Аврелий вышел из себя. Выбрав самых надежных из своих слуг, он велел им отправиться и выяснить, что все это значит. Один из них, отличавшийся особой рассудительностью, нагнулся, как будто собирался припасть к ногам этого человека, и затем крепко схватил его. Тот, в свою очередь, велел схватить слугу епископа и связать, но тот вытащил свой меч и разрубил его на месте. Так умер сей Христос, которого следовало бы точнее назвать Антихристом.

Все его последователи рассеялись. Марию подвергли пытке, и она раскрыла все трюки этого человека. Те же, чьи умы он смутил дьявольскими приемами так, что они поверили в него, никогда не стали прежними. Они продолжали заявлять, что он был Христом и что Мария разделяет его божественное начало.

После этого в разных частях Галлии стали появляться мужчины и с помощью мошенничества одурачивали женщин, те, впав в безумие, объявили первых «святыми». Все эти люди оказывали необычайное влияние на простых людей, мне самому довелось встречаться с некоторыми из них. Я сделал все от меня зависящее, чтобы отвратить их от безумных притязаний и заблуждений.

26. Умер Рагнемод, епископ Парижа. Хотя этого места добивался его брат священник Фарамод, на это место выбрали Евсевия, купца и сирийца по происхождению. Как только его рукоположили как епископа, он распустил всю прислугу своего предшественника и заменил ее сирийцами.

Умер и Сульпиций, епископ Буржа. На его место выбрали Евстазия, дьякона из Отёна.

27. Случилось так, что между франками в Турне возникла распря. Она началась с того, что сын одного из них начал ругать мужа своей сестры, который забыл о ней и о супружеском долге и ходил к распутным женщинам. Поскольку порицаемый молодой человек не обращал внимания на упреки и увещания, гнев достиг такой степени, что брат обманываемой жены напал на своего шурина и убил его вместе с некоторыми родственниками. Тогда и брата убили те, кто был с его шурином. В конце концов члены обоих семейств перебили друг друга и остался в живых лишь один, для которого не нашлось противника.

Поскольку члены обеих семей продолжали ссориться друг с другом, королева Фредегунда приказала им прекратить свою вражду и помириться, поскольку продолжавшиеся стычки вызывали общественные беспорядки и приняли серьезный оборот. Однако попытка примирения путем переговоров не увенчалась никаким результатом, и тогда королева примирила обе стороны, расправившись с ними. Она пригласила огромное количество людей на пир и велела трем уцелевшим сесть на одну скамью. Пир продолжался в течение длительного времени, пока не опустилась ночь.

Тогда убрали со столов, но трое оставались сидеть, занимая ту же самую скамью, на которой их разместили, как было принято у франков, они были совершенно пьяны. Их слуги также были пьяны, как и их хозяева, все они заснули в разных углах, кто где свалился.

Наконец по приказу Фредегунды трое мужчин с секирами встали за спинами трех упомянутых франков, которые продолжали беседовать, взмахнули своим оружием и отрубили им головы одним ударом, по крайней мере, так рассказывают. Затем все разошлись по домам. Убитых звали Харивальд, Леодовальд и Вальден.

Узнав об этом, родственники убитых стали неотступно следовать за Фредегундой. Затем они отправили послов к королю Хильдеберту, чтобы тот велел ее схватить и казнить. Из-за этого случая в Шампани созвали народ, но люди промешкали, и с помощью своих сторонников Фредегунда избежала опасности и поспешила в другую область.

28. После этого она послала сообщение королю Гунтрамну. «Не соблаговолит ли мой Господин король приехать в Париж, – спрашивала она, – чтобы окрестить моего сына, твоего племянника. Именно король должен принять его из купели и назвать его своим крестным сыном».

Услышав все это, король Гунтрамн призвал к себе нескольких епископов, Этерия из Лиона, Сиагрия из Отёна, Флавия из Шалон-сюр-Сон и еще нескольких других. Он велел им всем направиться в Париж и пообещал, что вскоре последует за ними. На данной церемонии должны были также присутствовать многие доместики, графы и вельможи из свиты, чтобы приготовить все необходимое для приезда короля.

Однако королю пришлось отложить задуманное из-за приступа подагры. Поправившись, он отправился в Париж, откуда сразу перебрался в свое поместье Рюэй, находившееся за городом. Он велел, чтобы мальчика привели к нему, и распорядился, чтобы все приготовления для крещения были сделаны в деревне Нантер.

Как только все было сделано, прибыли послы от короля Хильдеберта. «Почему ты нарушаешь то, что обещал своему племяннику Хильдеберту? – говорилось в послании. – Ты занят тем, что устанавливаешь дружеские отношения с его врагами и подтверждаешь права этого ребенка на королевский трон в городе Париже. Господь осудит тебя за то, что ты забыл все свои клятвы, которые, впрочем, ты так легко дал».[287]

«Я не отказываюсь от договора, который заключил со своим племянником, королем Хильдебертом, – ответил Гунтрамн. – Он не должен гневаться на меня только потому, что я принял из священной купели сына моего брата, который, более того, является его собственным кузеном. Это просьба, в которой не может отказать любой христианин. Видит Бог, что я делаю это вовсе не с дурным умыслом, но от чистого сердца, ибо я всегда страшусь навлечь на себя гнев Божий.

Тем, что этот ребенок будет принят мной из святой купели, нашему роду не будет никакого унижения. Если господин может быть восприемником своих слуг от святой купели, то почему я не могу воспринять моего близкого кровного родственника, сделав его своим крестным сыном благодаря Божественной благодати крещения? Отправляйтесь обратно и скажите следующее вашему государю: «Договор, который я заключил с тобой, я никоим образом не нарушу».

Заявив это, король Гунтрамн отпустил послов, подошел к священной купели и представил мальчика для крещения. Затем он снова принял его на руки и сказал, что хочет, чтобы его назвали Хлотарем. «Когда он обретет зрелость мужчины, – добавил Гунтрамн, – то станет живым воплощением значения своего имени. Пусть придет день, когда он будет обладать силой, какой некогда обладал тот, чье имя он принял».[288]

Когда церемония закончилась, король пригласил маленького мальчика на пир и одарил его множеством подарков. Затем король получил такое же приглашение от юного принца и получил в свою очередь много подарков. Затем король вернулся в Шалон-сюр-Сон.

29. Здесь начинается рассказ о чудесах и кончине аббата Аредия[289], который в тот год[290] закончил свой земной путь и, призванный Господом, отправился в царствие небесное. Он происходил из Лиможа, причем из весьма знатного и известного в тех краях рода. Его отправили к королю Теодеберту, где он вошел в группу благородных юношей, придворных королевского двора.

В то время епископом города Трира был Ницетий, отличавшийся удивительной набожностью. Его паства считала Ницетия необычайно красноречивым проповедником, слава о нем разошлась далеко благодаря его добрым деяниям и совершенным им чудесам. Ницетий приметил молодого человека во дворце короля, увидев на его лице некоторые благодатные качества, и велел Аредию следовать за ним. Тот оставил дворец короля и присоединился к Ницетию.

Они вместе отправились в келью епископа и стали беседовать о тех материях, которые связаны с Господом. Юный Аредий попросил святого епископа быть его наставником и давать ему советы по ходу чтения Священного Писания. Аредий проявил необычайное рвение в своих занятиях. Проведя некоторое время с епископом, Аредий принял монашеский постриг.

Однажды, во время пения псалмов в храме, сверху слетел голубь, облетел вокруг Аредия и сел на его голову. С моей точки зрения, это было ясным знаком, что он уже был преисполнен благостью Святого Духа. Сам же Аредий смутился и попытался отогнать голубя. Тот полетал вокруг в течение некоторого времени и затем снова садился, сначала на голову Аредия, потом на его плечо. Подобное происходило не только в соборе, но и когда Аредий отправлялся в келью епископа – и голубь следовал за ним. Так продолжалось изо дня в день, к большому удивлению епископа.

Случилось так, что как раз в это время умерли и отец, и брат Аредия, так что этот Божий человек, преисполненный, как я уже говорил, Святым Духом, отправился домой, чтобы утешить свою мать Пелагию[291], у которой не осталось никого, кроме этого ее сына. Поскольку ему приходилось посвящать все свое время постам и молитвам, он попросил свою мать продолжать брать на себя все заботы по дому, нанимать слуг, следить за возделыванием полей, уходом за виноградниками, так чтобы ничто не отвлекало его от молитв. Только одно он оставил за собой – строительство церквей.

Что мне еще остается сказать? Он строил церкви в честь святых Господа, собирал для них мощи этих святых и постриг в монахи многих собственных слуг, постоянно живших в семье. Он основал монастырь[292], в котором соблюдался устав Кассиана, Василия Великого и других аббатов, установивших правила монашеской жизни.

Его мать обеспечивала монахов едой и одеждой, не забывая проводить все свободное время в неустанных молитвах Господу. Даже за работой она продолжала молиться, и ее слова были подобны благоуханному ладану, угодному Богу.

К святому Аредию приходило много немощных и больных, и ни один человек, обратившийся к нему, не уходил не излечившись. Приведу некоторые подробности самых значимых чудес, совершенных им.

Однажды Аредий отправился вместе со своей матерью в храм Святого Мученика Юлиана. К вечеру они добрались до места, где из-за засухи не было никакой воды. «Сын, – сказала ему мать, – здесь нет воды, и мы не сможем провести здесь ночь». Аредий в ответ распростерся ниц и вознес хвалу Господу.

Затем он поднялся и воткнул в землю палку, которую держал в своей руке, и повернул ее несколько раз. Когда он поднял палку, из-под нее потекла такая сильная струя воды, что они смогли не только напиться, но и напоить животных.[293]

Не так давно, когда Аредий был в путешествии, начали сгущаться огромные дождевые облака. Увидев это, он склонил немного свою голову над лошадью, на которой ехал, и с молитвой к Господу простер руки. Не успел Аредий закончить свою молитву, как облако разделилось на две части; вокруг Аредия и его лошади лил сильный дождь, но на них самих не упало ни капли.

Другая история связана с гражданином Тура по имени Вистримунд, который ужасно страдал от зубной боли. Его челюсть сильно распухла, и он отправился за помощью к Аредию. Тот возложил свою руку на больное место, отчего боль тотчас прекратилась и больше не мучила этого человека. Вистримунд сам рассказывал мне эту историю. Что же касается чудес, которые его руками сотворил Господь с помощью чудотворных мощей святого мученика Юлиана и блаженного святого Мартина, то я запечатлел большинство из них в своей книге о Чудесах в том виде, как он сам мне рассказывал.

Совершив с Божьей помощью перечисленные выше чудеса и еще много подобных им, Аредий прибыл в Тур как раз после праздника святого Мартина. Он пробыл у меня в течение некоторого времени и затем заявил, что ему не долго оставаться в этом мире и что скоро придет его смерть. Он простился и отправился своей дорогой, воздавая благодарность Господу за то, что Тот разрешил ему перед смертью поцеловать гроб святого епископа.

Вернувшись в свою келью, Аредий сделал завещание и привел в порядок все дела, назначив своими наследниками епископов святого Мартина и святого Илария. Затем он заболел дизентерией. На шестой день его болезни, к вечеру, женщина, которая в течение длительного времени была одержима нечистым духом, от которого святой не смог ее избавить, со связанными за спиной руками, начала выкрикивать: «Радуйтесь, люди! Бегите, встречайте святых мучеников, собравшихся на похороны святого Аредия. Вот Юлиан из Бриуда, Приват из Манда, Мартин из Тура и Марциал из родного города Аредия. Вот и Сатурнин из Тулузы, Дионисий из города Парижа и прочие, что живут на небесах и кого вы почитаете как исповедников и мучеников Божиих!»

Услышав ее крики, хозяин связал ее, но не смог удержать. Она развязала все путы и поспешила в монастырь, выкрикивая свои слова по дороге. Вскоре святой испустил последний вздох, имелись весомые доказательства того, что его забрали ангелы.

Во время его похорон, когда его тело опустили в могилу, Аредий очистил эту женщину от проклятия дьявола вместе с другой женщиной, страдавшей от еще более злобного духа. Я совершенно уверен в том, что с помощью воли Господа он только потому не мог исцелить их при жизни, чтобы этим чудом ознаменовались его похороны. Когда церемония завершилась, третья женщина, глухая и страдавшая от немоты, подошла к его могиле и, облобызав ее, обрела дар речи.

30. В апреле этого года[294] жителей Тура и Нанта поразила страшная эпидемия (чумы), от которой умерло много народу. Тот, кто заболевал, сначала страдал от головной боли и затем умирал. Проводились молебствия, соблюдались посты и строгое воздержание, бедным подавали милостыню. Таким образом удалось смягчить гнев Господа, эпидемия постепенно утихла.

В городе Лиможе ряд людей были уничтожены небесным огнем за то, что пренебрегли волей Господа, продолжая работать в воскресный день. Ибо этот день священный, первым увидевший созданный вначале свет, а затем ставший свидетелем воскресения нашего Господа. Вот почему христианам положено в этот день молиться, и никакие работы или общественные дела не проводятся. Некоторые также пострадали от этого огня (молнии) в Туре, но не в воскресенье.

Случилась ужасная засуха, которая уничтожила все зеленые посевы. В результате произошел огромный падеж скота и птицы, так что осталось немного животных для размножения. Как говорил пророк, «не стало овец в загоне и рогатого скота в стойлах» (Авв., 3: 17). Эпидемия поразила не только домашний скот, но и уничтожила многих диких животных.

Среди леса обнаруживали большие стада оленей и других диких животных, которые лежали мертвыми в труднодосягаемых местах. Непрерывно шедшие дожди и вышедшие из берегов реки уничтожили сено, собранный урожай зерна был скудным, но виноградники принесли необычайный урожай. На дубах появились желуди, но они не созрели.

31. Здесь во имя Христа начинается рассказ о епископах Тура.

В моих прежних книгах я кратко упоминал о них, но мне кажется, было бы неплохо пройтись по списку, отметив продолжительность службы начиная с того времени, когда первый проповедник Господа прибыл в Тур.

Первый епископ, Катиан, был направлен римским папой в первый год правления императора Деция[295]. В те времена в городе проживало огромное количество язычников, предававшихся идолопоклонству. Своими проповедями Катиану удалось обратить некоторых из них к Господу. Ему часто приходилось прятаться от властей, которые оскорбляли и бранили его. Обычно он совершал святые таинства тайно по воскресеньям в пещерах и других тайных местах вместе с горсткой обращенных им христиан.

Он был очень благочестивым и богобоязненным человеком, иначе бы он никогда не оставил свой дом, своих родственников и свою родину ради любви к нашему Господу. Говорят, что в таких тяжких условиях по своей доброй воле он прожил в городе пятьдесят лет. Он умер в мире и был похоронен в склепе на кладбище в христианском квартале. А епископское место оставалось свободным в течение тридцати семи лет.

В первый год правления императора Константа[296] в качестве второго епископа рукоположили Литория. Он был жителем Тура и отличался необычайной благочестивостью. Поскольку при нем число христиан увеличилось, он перестроил под базилику дом одного из сенаторов. Именно в это время в Галлии начал проповедовать святой Мартин. Литорий был епископом в течение тридцати трех лет. Он почил в мире и был похоронен в упомянутой выше церкви, которая сегодня носит его имя[297]. На восьмой год правления Валента и Валентиниана в качестве третьего епископа рукоположили святого Мартина[298]. Он происходил из города Сабарии (совр. город Сомбатхей в Венгрии. – Ред.) в римской провинции Паннония. Из любви к Господу он сначала основал монастырь в итальянском городе Милане. Еретики избили его палками и выдворили из Италии, потому что он осмелился проповедовать Святую Троицу.

Впоследствии он прибыл в Галлию, обратил огромное число язычников, разрушил их храмы и сверг их идолов (статуи. – Ред.). Он совершил среди людей множество чудес. До посвящения в епископы святой Мартин воскресил из мертвых двоих людей, но после посвящения только одного. Он перенес в Тур тело святого Катиана и похоронил его рядом с гробницей святого Литория в храме, названном его именем.

Он убедил Максима, чтобы тот не начинал войну против еретиков в Испании, считая, что для них хватит изгнания из церквей и общины католиков (православных). Когда земной путь святого Мартина закончился, он умер в деревне Канде, в своей собственной епархии, на восемьдесят первом году.

Из этой деревни его перевезли на лодке в Тур и погребли там, где сегодня почитают его могилу. Мне доводилось прочесть жизнеописание святого Мартина, написанное Сульпицием Севером в трех книгах[299]. И по сию пору он являет себя через множество чудес. В монастыре, сегодня называемом Великим, он выстроил церковь в честь апостолов святого Петра и святого Павла.

Во многих селениях, Ланж, Сонна, Амбруаз, Жирен-ла-Лат, Турнон и Канд, он крестил язычников, уничтожил языческие храмы и выстроил церкви. Занимал престол в течение двадцати шести лет, четырех месяцев и семнадцати дней. После его кончины место епископа оставалось свободным в течение двадцати дней.

Брикций, рукоположенный на второй год правления Аркадия и Гонория, также был жителем Тура. На тридцать треть ем году его епископства жители города обвинили его в прелюбодеянии, изгнали и посадили епископом Юстиниана. Брикций направился к папе римскому. Юстиниан отправился вслед за ним, но умер в городе Верчелли.

Жители Тура все еще относились к Брикцию враждебно и выбрали епископом Арменция. А Брикций оставался семь лет у папы, но, когда выяснилось, что он не замешан ни в каких преступлениях, ему велели вернуться в его город. Он служил в построенной им над телом святого Мартина небольшой церкви, там его самого позже и похоронили. Когда он ходил в город через одни ворота, умершего Арменция выносили через другие. Как только Арменция похоронили, Брикция снова назначили управлять епархией. Говорят, что он выстроил несколько храмов, каменных и деревянных, в селениях Бреш, Руен, Бризе, Шинон и других. Если соединить оба периода его правления вместе, то получится, что его епископство продолжалось сорок семь лет. Когда Брикций умер, его погребли в церкви, которую он выстроил над могилой святого Мартина.

Пятым епископом поставили Евстохия, человека благочестивого и богобоязненного, происходившего из сенаторской семьи. Рассказывают, что он построил церкви в селениях Реньяк, Изёр, Лош и Доль. В самом городе он построил храм, где поместил мощи святых мучеников Гервасия и Протасия, привезенные из Италии святым Мартином, о чем пишет святой Павлин. Евстохий занимал епископское место в течение семнадцати лет. Его похоронили в церкви, которую Брикций воздвиг над местом погребения святого Мартина.

Шестым епископом рукоположили Перпетуя[300]. Он также происходил из сенаторской семьи и даже, как считали некоторые, был родственником своего предшественника. Он обладал значительным состоянием и имел собственность в нескольких городах. Он снес базилику, которую ранее воздвиг епископ Брикций над захоронением святого Мартина, и выстроил на ее месте другую, большую и прекрасно отделанную. Он перенес благословенные останки почитаемого святого под своды этой новой церкви. Именно Перпетуй учредил годовой порядок постов и молитвенных бдений, которые совершаются в Туре и по сей день. Привожу их перечень.

От Троицы до Рождества святого Иоанна Предтечи[301] – в четвертый и шестой дни недели.

С 1 сентября до 1 октября, дважды в неделю.

С 1 октября до погребения святого Мартина[302], три дня каждую неделю.

От погребения святого Мартина до Рождества, три дня каждую неделю.

От рождения святого Илария[303] до середины февраля, три дня каждую неделю.

В Рождество Христово, в соборе.

В Богоявление (Крещение), в соборе.

В День святого Иоанна, в церкви Святого Мартина.

В престольный день Святого Петра[304], в церкви Святого Петра.

В праздник Воскресения Господа нашего Иисуса Христа, 27 марта, в церкви Святого Мартина.

В день Пасхи, в соборе.

В день Вознесения (на 40-й день после Пасхи), в церкви Святого Мартина.

На Троицу, в соборе.

В День усекновения главы святого Иоанна Предтечи – в баптистерии церкви Святого Иоанна.

В праздник апостолов святого Петра и святого Павла[305], в церкви их имени.

В День святого Мартина[306], в церкви Святого Мартина.

В День святого Симфориана[307], в церкви Святого Мартина.

В День святого Литория – в храме его имени.

В День святого Мартина[308], в церкви Святого Мартина.

В День святого Брикция[309], в церкви Святого Мартина.

В День святого Илария[310], в церкви Святого Мартина.

Епископ Перпетуй возвел церковь Святого Петра, в которую встроил свод прежней церкви, ее можно увидеть и сегодня. Он также построил церковь Святого Лаврентия в Мон-Луи и много других храмов. Перед смертью он завещал всю свою собственность нескольким церквам, находившимся в разных городах, а значительную сумму передал церкви Тура. Перпетуй занимал престол в течение тридцати лет, его похоронили в церкви Святого Мартина.

В качестве седьмого епископа посвятили Волузиана, также происходившего из сенаторской семьи, весьма благочестивого и очень богатого, близкого родственника Перпетуя, своего предшественника. В его время Хлодвиг уже правил несколькими городами в Галлии. В результате готы заподозрили епископа в том, что он хочет подчиниться правлению франков. Его отправили в изгнание в город Тулузу, где он и умер. В его время было основано селение Мантелан, в Великом монастыре построили церковь Святого Иоанна. Волузиан был епископом в течение семи лет и двух месяцев.

Восьмым епископом был поставлен Вер[311]. Он также вызвал подозрение у готов, и по этой причине его отправили в изгнание, где он и умер. Вер оставил всю свою собственность церкви и нуждающимся. Он был епископом в течение одиннадцати лет и восьми дней.

Девятым епископом стал Лициний из Анже[312]. Во имя любви к Господу он путешествовал по Востоку и посетил святые места. Вернувшись, он основал собственный монастырь на своих землях близ Анже. Позже его поставили аббатом монастыря после смерти святого аббата Венанция, а уже оттуда избрали епископом. В его время король Хлодвиг посетил Тур после победы над готами (в 508 г., а готов победил в 507 г. – Ред.). Лициний был епископом двенадцать лет, два месяца и двадцать пять дней. Его похоронили в церкви Святого Мартина.

Теодор и Прокул стали десятыми, их назначили на кафедру по распоряжению набожной королевы Хродехильды (Клотильды)[313]. Они прибыли вместе с ней из Бургундии, где уже были рукоположены как епископы, их изгнали из собственных городов, жители которых испытывали к ним враждебные чувства. Тогда оба были достаточно старыми людьми, они управляли епископством Тура в течение всего двух лет, затем их похоронили в церкви Святого Мартина.

Динифий, ставший одиннадцатым епископом, также происходил из Бургундии и стал епископом по желанию вышеупомянутой королевы. Она наделила его некоторой собственностью, принадлежавшей королевской семье, разрешив ему делать с ней все, что тот захочет. Большую часть он завещал родной церкви, что, впрочем, оказалось мудрым решением. Остальную оставил нуждающимся. Динифий занимал престол в течение десяти месяцев, после смерти его похоронили в церкви Святого Мартина.

Двенадцатым епископом стал Оммаций, житель Клермона, также происходивший из сенаторской семьи. Он владел обширными земельными владениями. В завещании он отказал свою собственность храмам городов, близ которых были его земли. В Туре он восстановил церковь близ городской стены, поместив в нее мощи святых Гервасия и Протасия. Он начал строить базилику Святой Марии внутри городских стен, но так и не закончил. Оммаций занимал кафедру в течение четырех лет и пяти месяцев. Когда он умер, то его похоронили в церкви Святого Мартина.

Тринадцатым епископом был Леон, ранее служивший священником в церкви Святого Мартина. Он был искусным мастером по дереву, любил в часы досуга вырезать что-либо из дерева и сделал несколько пирамидальных покрытий для купели, которые затем позолотил. Некоторые из них сохранились до наших дней. Он отличался мастерством и в других ремеслах. Леон занимал престол лишь шесть месяцев, его похоронили в церкви Святого Мартина.

В качестве четырнадцатого епископа назначили Францилиона из Пуатье, из сенаторского рода. У него была жена по имени Клара, но не было сыновей. Им принадлежали большие земельные владения, которые они в основном принесли в дар церкви Святого Мартина, некоторую их часть завещали своим родственникам. Францилион занимал престол в течение двух лет и шести месяцев. Когда он умер, его похоронили в церкви Святого Мартина.

Пятнадцатым епископом был Иньюриоз, житель Тура. Он происходил из бедной семьи, но родился свободным. Королева Клотильда (Хродехильда) умерла во время его епископата[314]. Он закончил строитьство церкви Святой Марии внутри стен Тура. Именно в его время построили церковь Святого Германа и основали селения Нейи и Люзиль. Он установил, чтобы в соборе совершались третья и шестая молитвы. Иньюриоз был епископом в течение шестнадцати лет, одиннадцати месяцев и двадцати шести дней. Когда он умер, его похоронили в церкви Святого Мартина.

Шестнадцатым епископом рукоположили Бавдина, бывшего рефендария короля Хлотаря. У него были собственные сыновья, он много занимался благотворительностью, распределяя среди бедных деньги, оставленные его предшественниками, отдав более двадцати тысяч золотых. В его дни построили второе селение Нейи. Именно он учредил общую трапезу для каноников. Бавдин занимал престол в течение пяти лет и десяти месяцев. Когда он умер, его похоронили в церкви Святого Мартина.

Семнадцатым епископом рукоположили Гунтара, аббата монастыря Святого Венанция. Он был весьма находчивым и разумным человеком, из-за чего еще в должности аббата часто отправлялся с посольскими поручениями, улаживая отношения между различными франкскими королями. После своего рукоположения в качестве епископа Гунтар начал пить и почти помешался. Напившись, он не узнавал даже тех, кого очень хорошо знал, и мог оскорблять их и упрекать невесть в чем. Гунтар был епископом в течение двух лет, десяти месяцев и двадцати двух дней. Когда он умер, то был похоронен в церкви Святого Мартина. Место епископа после него оставалось свободным в течение года.

В качестве восемнадцатого епископа рукоположили священника Евфрония[315]. Он отличался удивительной святостью и уже в молодости стал духовным лицом. В его дни большая часть города Тура сгорела во время большого пожара, в том числе и все церкви. Ему удалось восстановить две из них, но третью, старейшую, он оставил так, как есть.

Позже церковь Святого Мартина сгорела по вине Вилиахара, укрывавшегося там от преследований Храмна. Евфроний покрыл ее оловом на средства короля Хлотаря. Церковь Святого Винцента выстроили в его время, как и церкви в селениях Туре, Сере и Орбиньи. Он был епископом в течение семнадцати лет, умер в возрасте семидесяти лет, похоронен в церкви Святого Мартина. Тогда место епископа оставалось свободным в течение девятнадцати дней.

Девятнадцатым епископом был назначен я, недостойный Григорий[316]. Турский кафедральный собор, в котором святой Мартин и все другие служители Господа нашего были посвящены в сан епископа, был разрушен огнем и находился в весьма плачевном состоянии[317]. Я перестроил его, сделав больше и выше, чем прежде, и на семнадцатом году своего епископства снова освятил.

В сокровищнице церкви Святой Марии я нашел ковчежец. Почтенные священники рассказали мне, что в нем хранились мощи мучеников, много лет назад принесенные из Акавна[318] и сохранившиеся благодаря чудесной силе мучеников. Сами же мощи оказались в ужасном состоянии.

Пока в канун праздника им воздавались соответствующие почести, я решил снова осмотреть их при свете свечи. Когда я внимательно разглядывал реликвии, церковный ризничий сказал мне: «Здесь находится камень с крышкой. Не знаю, что под ней находится. Я выяснил, что те, кто был до меня ризничими, также ничего не знают. Я принесу его, чтобы вы осмотрели его и узнали, что находится внутри».

Он принес камень, и я, конечно, вскрыл его. Внутри я нашел серебряный ковчежец, содержащий не только мощи названных святых, но и останки многих святых, мучеников и исповедников. Я стал заботиться обо всем этом и в то же время принял на заметку ряд других выдолбленных изнутри камней, в которых сохранились мощи других святых апостолов и мучеников.

Я был восхищен даром, посланным мне Господом. Воздавая благодарение Ему, я отслужил несколько служб, после чего поместил в собор все, что я нашел. Только мощи святых Космы и Дамиана[319] я поместил в часовню Святого Мартина, примыкавшую к собору.

Поскольку стены церкви Святого Мартина сильно обгорели, я приказал мастерам, чтобы они расписали их и украсили столь же искусно, как и прежде. Кроме того, я обустроил баптистерий, примыкавший к церкви, куда я поместил мощи святого Иоанна и мученика Сергия, а в старый баптистерий поместил мощи святого мученика Бенигна. Во многих других местах Тура и в окрестностях города я освятил церкви и часовни, которые я прославил мощами святых, о чем не буду рассказывать подробно.

Я, Григорий, написавший десять книг этой «Истории»[320], семь книг о Чудесах[321] и одну «Жизнеописания Отцов Церкви»[322], составил книгу «Комментариев к Псалтири»[323]. Я написал эти книги простым языком, и мой стиль далек от совершенства. Тем не менее я заклинаю вас всех, тех епископов Господа, что примут на себя управление церковью Тура после меня, недостойного, я заклинаю вас всех грядущим пришествием Господа нашего Иисуса Христа и днем Страшного суда, которого боятся все грешники, чтобы вы не дали уничтожить эти книги и не позволили переписать их с изменениями и с опущенными частями.

В противном случае вы попадете в неловкое положение в день Страшного суда, когда вы будете осуждены вместе с дьяволом. Сохраните их нетронутыми, неправлеными и точно такими, какими я вам их оставляю.

Кто бы ты ни был, епископ Господа, даже если сам Марциан наставил тебя в семи искусствах, если он научил тебя грамматике, так что ты сможешь читать, если он показал тебе, как с помощью диалектики вести споры, с помощью риторики – знать размеры стиха, с помощью геометрии исчислять размеры поверхностей и линий, с помощью астрономии наблюдать движение звезд, складывать и умножать числа с помощью арифметики, согласовывать модуляции сладкозвучных звуков посредством гармонии; даже если ты станешь искушенным во всех этих вещах, даже если язык, которым я написал, покажется грубым, не принимай это во внимание, умоляю тебя, не стремись после этого уничтожить написанное мною. Ты можешь изложить мои книги стихами, если захочешь, но сохрани мои книги в целости.

Я закончил писать эту историю на двадцать первом году моего епископства. Выше я перечислил епископов Тура, отмечая годы их службы. Я не обозначил годы в том же порядке, как в хронике, поскольку не смог обнаружить точные интервалы между посвящениями в епископы.

Общее число лет, начиная от Сотворения мира, следующее.

С Сотворения до потопа – 2242 года.

С потопа до перехода через Красное море сынов Израиля – 1404 года.

С перехода Красного моря до Воскресения Господа – 1808 лет.

С Воскресения нашего Господа до смерти святого Мартина – 412 лет.

Со смерти святого Мартина до года, упомянутого выше, то есть на двадцать первом году моего служения епископом, что произошло на пятом году правления Григория, папы римского, на тридцать третьем году правления Гунрама и девятнадцатом Хильдеберта II, – 197 лет.

Все вместе составляет 5792 года.[324]

Во имя Христа здесь заканчивается книга X моей «Истории».