Онлайн библиотека PLAM.RU


  • ГЛАВА ПЕРВАЯ Одоакр в Италии. — Взгляд на былое германских народов. — Германцы и христианство
  • ГЛАВА ВТОРАЯ Остготы и Теодорих. — Франки и Хлодвиг. — Император Юстиниан и вторичное завоевание Запада. — Лангобарды в Италии. — Франкское королевство в VI и VII вв
  • ГЛАВА ТРЕТЬЯ Ислам и халифат. — Первые завоевания халифов. — Восточная Римская империя. — Положение дел на Западе: Вестготское государство; франкские государства. — Карл Мартелл и арабы. — Бонифаций и Пипин I
  • ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ «Карл Великий»
  • Книга I

    От Одоакра до Карла Великого

    ГЛАВА ПЕРВАЯ

    Одоакр в Италии. — Взгляд на былое германских народов. — Германцы и христианство

    Германские владения на римской территории

    Мы довели первоначальный период истории человечества, известный под общим названием «древней истории», до 476 г. христианской эры и закончили так потому, что именно в этот год произошло событие, послужившее указанием на важную перемену в общем ходе исторической жизни. В этот год Одоакр, удовлетворив притязания своих соратников, раздал им участки земли в Италии, — в сущности, повторяя то, что уже происходило со времен Мария и Суллы. Назвавшись королем германских народов в Италии и получив от императора Зенона титул патриция с правом управления Италией как «провинцией», он восстановил единство Восточной и Западной Римской империи тем более, что совершенно не заботился о присвоении себе каких бы то ни было внешних признаков власти. Тем не менее с этого события, которое, вероятно, в глазах римского населения Италии того времени не имело особенного значения, начинается обычно один из трех больших разделов на которые подразделяют всеобщую историю: раздел истории средних веков Пределом эпохи является результат начавшегося еще со времен Ариовиста или даже с вторжения кимвров и тевтонов исторического течения событий — господство воинственного германского племени, давно захватившего все окраины Римского государства, установилось теперь и в его центре в древнейшем средоточии могущества и силы римского народа. И действительно — в Африке уже с 429 г. господствовали вандалы; в Испании и Галлии до самой Луары еще с 419 г. — вестготы, оставившие во власти свевов лишь узенькую полоску Пиренейского полуострова на побережье Атлантического океана; в долине Роны и до Боденского озера — бургунды. Северной Галлией, медленно продвигаясь вперед, завладели франки, и только ограниченное пространство от Луары до Соммы оставалось, от всей прежней Галлии, римской провинцией, но и оно было окружено государствами германцев — вестготов, бургундов, аламаннов и франков. Британия, давно предоставленная судьбе, с 449 г. была во власти призванных сюда в качестве вспомогательного или наемного войска англосаксов, которые потом осели здесь и завладели страной. Отныне этим германским племенам принадлежало право вершить историю в завоеванных и заселенных ими странах. Теперь человечеству суждено было развиваться дальше в зависимости от того как диким варварам-германцам удалось бы принять, видоизменить или даже развить унаследованные от Рима приобретения древней античной культуры. Вот почему необходимо бросить хотя бы беглый взгляд на их историю до этого времени.

    Древнейшая история германцев

    Под общим названием германцев римляне подразумевали все народы, жившие на восток от Рейна, между Альпами и Северным морем. Это название, видимо, было дано галлами их зарейнским врагам по тому крику, с которым германцы устремлялись в битву, и обозначало на их языке «кричащие» или даже «ревущие».[1] Но у германских народов долгое время не было одного общего наименования.



    Мраморная триумфальная доска. Конец VI в. до н. э. Рим. Капитолийский музей.

    Первое упоминание германцев в исторических памятниках. Латинский текст гласит: «Марк Клавдий, сын Марка, внук Марка, Марцелл в 531 г., будучи консулом, 1 марта победил инсубрийских галлов и германцев. При этом захватил большую добычу, ибо убил при Кластидиуме предводителя врагов Вирдумара».

    Страна, в данное время называемая Германией, была, как можно судить по сравнительному изучению германских наречий, заселена постоянно переселявшимися из Азии племенами, которые едва ли шли сплоченными толпами и не представляли собой вполне сложившихся племен. Эти переселенцы принадлежали к тому народу, к которому принадлежали и предки греков и италийцев, т. е. к арийцам, и по данным, извлекаемым из древнегреческого, древнеиталийского, древнеперсидского и древнеиндийского языков, можно приблизительно представить запас культуры, принесенный переселенцами с их азиатской прародины, — их домашних животных и домашнюю утварь, умение считать и мыслить, религиозные воззрения. При этом не следует забывать, что при подобных переселениях народов первыми в путь пускаются не высокоразвитые и богатые, а преимущественно бедняки, и что суровая борьба с пустыней[2] служила скорее огрубению их нравов, нежели смягчению. И действительно, если верить тому, что римские источники сообщают о кимврах и тевтонах, например, о той ярости, с которой они все разрушали, можно прийти к заключению, что первые переселенцы опустились значительно ниже того уровня, которым они, судя по данным сравнительного языкознания, должны были обладать во времена своего пребывания в местах первоначальных поселений. Страшный натиск этих племен, закончившийся тяжкими поражениями при Аквах Секстиевых (102 г. до н. э.) и Верцеллах (101 г. до н. э.), был первым столкновением германских племен с римлянами, которым после этих поражений достались многочисленные толпы рабов германского происхождения.



    Римляне штурмуют германское укрепление. Рим. Колонна Марка Аврелия.

    Легионеры, построенные «черепахой», идут на штурм. Сверху германцы забрасывают атакующих каменными глыбами и дротиками. Отряд спешенных римских кавалеристов пробует поджечь укрепление, земляной вал которого усилен бревнами, а бруствер сплетен из ивовых прутьев.

    Полвека спустя величайший из римских государственных людей, Гай Юлий Цезарь, был озабочен тем, как оградить от массовых вторжений германских народов страны, лежащие к западу от Рейна. Отчет, оставленный им о переговорах с вождем германцев Ариовистом, состоявшим на службе у секванов, доказывает, что Цезарю приходилось иметь дело с народом, непохожим на полудиких кимвров и тевтонов. В речи Ариовиста чувствуется сознание собственного достоинства, видны определенные стремления, разумное отношение к средствам борьбы и даже знакомство с общим политическим положением. При Везонтии хорошо устроенное германское войско понесло поражение от Цезаря и было отброшено за Рейн. После этого об Ариовисте уже ничего не слышно. Однако вскоре становится известно о новой попытке вторжения германских народов (узипетов и тенктеров) в низовья Рейна, которую римскому проконсулу также удалось отбить, отчасти при помощи коварства, отчасти при помощи кровавой борьбы, и удержать Рейн — границу между римским и германским миром.

    Римское влияние. Цезарь

    Страшными ударами разразилась римская мощь над варварами, осевшими в обширной стране на восток от Рейна. Впечатление этой мощи, а также полного покорения Галлии, происшедшего у них на глазах, было сильно и укоренилось прочно. Влияние римлян на германцев было двойным. С одной стороны — мирное, незаметное, с другой — сильное в частной жизни. Цезарь принял на службу германский конный отряд, оказавший ему при Алезии и Фарсале важные услуги; Август и Тиберий доверяли охрану своей особы телохранителям из германцев. Таким образом, на службе в римских вспомогательных войсках немалое число германцев научилось языку римлян, познакомилось с римской жизнью, с ее потребностями и даже до известной степени с умением эти потребности удовлетворять. Когда подобное сближение произошло в более или менее обширных размерах, то на границах, а потом и значительно далее, развились торговые отношения, преисполненные для римлян опасностями, однако чрезвычайно выгодные. Опорными пунктами этих мирных отношений стали города, которые в период, последовавший за смертью Цезаря, были выстроены на берегах Дуная и Рейна: Виндобона, Августа Раурика, Могонтиак, Бона, Колония Агриппина (Вена, Базель, Майнц, Бонн, Кёльн). Эти города в свою очередь способствовали быстрой романизации областей, лежавших на юг от Дуная и на запад от Рейна. Это были прекрасные стратегические пункты, служившие перевалочными базами возникающей торговли. Теснее всего слияние германского и римского элемента произошло в Колонии (Кёльне) на месте бывшего здесь древнего города убиев (первых действительно умиротворившихся германцев), подобного другим германским поселениям, какие видны в верховьях Рейна еще в доцезаревское время. Впрочем, германцы с правого берега допускались в Колонию, лежавшую на левом берегу, безоружными и во время своего пребывания в городе подвергались тщательному надзору. Такого рода отношения, завязавшиеся между римским и германским миром, хотя и прерывались иногда насилием и войнами, по существу не могли быть окончательно прерваны, их последствия день ото дня проявлялись все яснее и яснее. «Мы уже научили их принимать от нас деньги», — веско замечал Корнелий Тацит, историк, полтораста лет спустя после Цезаря с глубоким интересом изучавший «свободную Германию». Он мог бы сказать, что германцы научились от римлян не только обращению с деньгами, — они научились пить вино, которое еще во времена Цезаря нельзя было ввозить под угрозой строгого взыскания.

    Германский народ

    Отношения с римлянами пробуждали у германских племен воинственные наклонности. Прежде всего, сравнивая свой быт с бытом римского народа, германцы научились сознательно относиться к своим национальным особенностям. Во времена Цезаря отдельные племена вели независимую жизнь. Среди этих племен или объединений племен, например, среди свевов, в мирное время не было никакой высшей объединяющей власти, общины были вполне самостоятельны. Между тем, они уже близки к тому, чтобы осесть на одном месте. В некоторых местах от общинного владения землей племена начали переходить к распределению земли во владение частных лиц в форме частной собственности. Но главными занятиями этих племен все еще были скотоводство и охота, а не земледелие, способное создать истинную собственность. Плодовых деревьев в стране, заселенной германцами, не было, она состояла почти исключительно из лесов и пастбищ, местами пересекаемых болотами и пустошами — надежными границами, отделявшими одно племя от другого.



    Римские легионеры уводят в плен германских женщин. Рим. Колонна Марка Аврелия.

    Несмотря на это, войны и усобицы между племенами почти не прекращались; нравы их были воинственны и кровожадны, хотя одеждой им служили шкуры зверей, а оружие было самым первобытным. Вооруженными германцы являлись и на совещания, и на пиршества. Война и охота были главными занятиями мужчин, а вся тяжесть домашних и полевых работ лежала на женщинах и рабах. Самым торжественным днем в жизни юноши был тот, когда ему перед лицом всей общины вручалось оружие, и он становился в ряды воинов. С воинственным характером древнегерманской жизни было связано и довольно определенное демократическое направление политической жизни при умеренном влиянии жрецов, не составлявшим, подобно галльским друидам, замкнутого сословия. Поселки были разбросаны, каждый сам выбирал место около своего поля, источника или в небольшом лесочке. Были уже деревни, обнесенные оградой, но не было поселений в виде городов. Вообще, во времена Цезаря у германцев не существовало общего государственного строя.



    Совет у германцев. Рим. Колонна Антонина.

    Дружинный быт, который многие стараются приукрасить, долгое время препятствовал образованию настоящих государств. Отдельные удальцы или вожди, подобные Ариовисту, прославленные своими подвигами, на свой страх и риск предпринимали военные походы, собирая вольницу из своего племени — и племя не могло этому препятствовать. Эта вольница следовала за своим вождем, его честь становилась ее честью, и наоборот. Наградой им служила общая добыча или же, как в стране секванов, территория, которую наемной дружине удавалось отнять у тех, к кому она нанималась на службу. Постепенно из этого дружинного быта возник аристократический элемент, окрепший в постоянной борьбе подрастающих поколений.

    Возобновление войн

    Именно теперь, когда германские племена узнали могущественное единое Римское государство, положение, в котором некогда застал их Цезарь, стало быстро меняться: проснулось честолюбие частных вождей, у народов появилась потребность выйти из разъединения. Насилия, совершенные над римскими купцами, послужили поводом к началу войны, которой Август хотел избежать, но все же начал в 27 г. до н. э.



    Серебряная монета Клавдия Нерона Друза (Старшего).

    В поле изображен трофей, составленный из германского оружия: вексиллума, щитов, копий и труб.

    Приемный сын императора Клавдий Нерон Друз, в 13 г. до н. э. принявший начальство над войсками, стоявшими в верхне- и нижнерейнских провинциях (в «обеих Германиях»), повел эту войну по древнеримскому обычаю, нанося германцам удар за ударом, и в 9 г. до н. э. дошел до берегов Эльбы. Он умер во время этого похода. Его брат и преемник Тиберий, впоследствии император, был противником всяких завоеваний на правом берегу Рейна и тонко и остроумно посоветовал предоставить германские народы их собственным раздорам, которые римская политика должна была только поддерживать. Однако это возобновление войны римлянами оказало важное влияние на независимые германские племена: среди них появились первые попытки образовать более прочный государственный строй. К этому времени относится деятельность вождя племени маркоманнов Маробода, который вместе со своей дружиной нанес мощный удар кельтскому племени бойев и, создав большое и сильное войско, широко раздвинул пределы своих владений. С римлянами он умел ладить, а когда они задумали различными происками ограничить его возрастающее могущество, он поднял против них такое восстание в Паннонии и Далмации, что Тиберий рад был заключить мир с вождем маркоманнов как с равным. И в Северной Германии необходимость обороны привела тамошние племена к попытке установить более тесный, более сплоченный внутренний строй. Могущественнейшим из этих племен были херуски, жившие в постоянных раздорах и усобицах. Была у них и римская партия, во главе которой стоял один из местных вождей Сегест; главой противоположной, национальной партии был Сегимер, пожелавший, чтобы его сыновья Арминий и Флавий поступили в римскую службу. Арминий вскоре вернулся на родину и стал во главе партии, решившей отстоять независимость германской земли от римского преобладания. С тонким коварством варвара, которому приходится вступать в борьбу против превосходящих сил культуры, Арминий сумел обмануть римского наместника Квинтилия Вара, присланного в Германию в 7 г. н. э. и ревностно принявшегося за романизацию страны. Германские князьки польстили римлянину мнимым усердием и готовностью подчиниться его политике. Недаром один из римских историков заметил, что «никто себе и представить не может, как коварен этот германский народ при всей своей дикости». Таким образом, Арминию удалось окончательно отвести глаза римскому наместнику и побудить его к опасному походу внутрь страны, во время которого и обнаружился заговор.

    Битва Квинтилия Вара с германцами

    При изложении римской истории рассказывалось, как погибли римские легионы в Тевтобургском лесу, окруженные врагами и коварными союзниками, обратившимися во врагов; упоминалось, что из трех легионов, т. е. почти из 27 тысяч человек, успела спастись только часть конницы и горсть людей, пробившихся сквозь густые толпы нападающих врагов. Остальная масса воинов полегла в неравном бою, и только небольшая часть сдавшихся в плен подверглась всем ужасам дикой мести германцев, опьяненных трехдневным боем и одержанной победой. Они приносили несчастных пленников в жертву своим богам среди прогалин ближнего леса, пригвождали отрубленные головы убитых к стволам деревьев и всячески мучили тех, кого пощадила смерть… А о том, чтобы воспользоваться плодами своей победы или освободить страну из-под власти римлян, они и не мечтали.



    Бой германцев с лучниками из римских вспомогательных войск. Рим. Колонна Марка Аврелия.

    Изображения сражающихся германцев с обнаженным торсом неоднократно встречаются в римской скульптуре, например, на колонне Траяна.

    Арминий и Маробод

    Только Арминий, главный виновник гибели легионов Квинтилия Вара, преследовал, видимо, ясно сознаваемую цель. Он отправил голову несчастного легата к Марободу, чтобы побудить его участвовать в борьбе против римлян. Но оказалось, что вождь южных германцев не сочувствовал такой политике. Он выдал римлянам страшный дар Арминия, и тому пришлось одному выносить на своих плечах войну, ставшую непримиримой. Римляне сохранили свои позиции, опиравшиеся на искусно расположенную систему укреплений на Рейне, и когда в 14 г. принял бразды правления Тиберий, сын Друза Германик продолжил войну против германцев. Кое-какие романтические моменты дают возможность заглянуть и в область духовной жизни страны, освобожденной победой Арминия от власти римлян. Дочь Сегеста Туснельда была похищена Арминием и стала его супругой. Из-за этого поднялась усобица в стране херусков между Сегестом и Арминием и их дружинами, и во время этой усобицы Туснельда попала в плен к римлянам. Тацит изображает Арминия героем, называя его несомненным освободителем Германии, и представляет, как он, поспешая от племени к племени, побуждает своих соплеменников либо высказаться в пользу свободы, либо преклониться перед римским игом… И он остался, отчасти из патриотизма, отчасти по личному расположению, вождем союза северо-западных племен, сплотившихся около этого вождя, зная ему цену. Много раз дело доходило до ожесточенных битв. Римляне под предводительством Германика отомстили за поражение Вара большой победой, одержанной над германцами при Идизиавизо (или Идиставизо), и в 17 г. Германик был удостоен триумфа, при котором Туснельда и рожденный ею в плену сын Тумелик шествовали перед колесницей победителя. Однако наступательная война, в соответствии с принципом Тиберия, принятым в отношении к германской политике, не продолжалась. В том же году Арминий во главе северных племен пошел войной против Маробода с целью подчинить своей власти все германские племена. Маробод был разбит, спасся бегством на римскую границу и много лет спустя умер в Равенне. Арминий, видимо, хотел упрочить свое положение, стремясь к королевской власти, но возбудил этим зависть среди своих приближенных и был убит в самом расцвете сил, на 37-м году жизни (21 г. н. э.). Таким образом, попытка прочного соединения воинственных германских племен в государство не удалась ни на севере, ни на юге.

    Восстание Цивилиса

    Статуя германки. Считается, что она изображает Туснельду.

    Этот выдающийся личными достоинствами князь херусков, даже в скудных сообщениях современников представляющийся человеком замечательным, добился одного: Римское государство окончательно приняло политику Тиберия, отказалось от широких планов наступательной войны и оградило свою границу колоссальной системой укреплений (limes), начатых при Августе, законченных при Адриане, затем дополняемых и совершенствуемых и охвативших, наконец, пространство около 500 верст, между Дунаем и Рейном. В германцах же проявилась наклонность к наступательной политике: это выразилось при восстании Цивилиса в столь знаменательный и гибельный для Рима 69 г. н. э. Это восстание, начавшееся среди племени батавов в северо-западной части Нидерландов, показывает влияние, оказанное на племена правого берега Рейна борьбой с римлянами. В данное время уже не было недостатка в честолюбивых вождях, в самом Риме научившихся римскому военному искусству и усвоивших более широкие взгляды на политику: среди масс появились отдельные сильные личности.



    Медная монета в честь победы Германика над херусками, хаттами и ангривариями в 17 г. н. э.

    АВЕРС. Германик на триумфальной колеснице — квадриге

    РЕВЕРС. Германик, обращающийся с речью к войску. В левой руке он держит легионного орла.

    Надпись SIGNIS RECEPTIS относится к орлам, взятым германцами у римлян при поражении Квинтилия Вара и возвращенным Германиком.

    Лукавый батав вступил в отношения с несколькими честолюбцами из галльских вельмож для осуществления обширного плана и смог при этом показать себя достаточно самостоятельным по отношению к их мечтам о каком-то «государстве галльских земель» и к предсказаниям друидов о том, что «власть над миром должна теперь перейти к заальпийским народам». Даже в общем способе ведения войны уже заметен правильно выработанный план; в этой войне Цивилис пользовался прорицательницей из страны бруктеров как орудием своей политики, и посольство тенктеров (в то время, когда германцы и галлы на время завладели Колонией) поздравило жителей Колонии с присоединением их «к народу и к имени германскому». Восстание, однако, ни к чему не привело: оно закончилось миром на снисходительных условиях. В последовавший за этим 25-летний период появилось в свет небольшое сочинение Тацита о Германии. Никогда еще не бывало до этого времени ни у греков, ни у римлян, чтобы известный писатель со столь глубоким интересом отнесся к изучению быта варварского народа; но этого мало — Тацит во многих отношениях идеализировал быт германского народа. Так, например, он объяснял отсутствие у них кумиров их высоким представлением о божествах, которых будто бы немыслимо заключить в тесные стены храма или облечь в человеческий образ. Кроме того, о пороках и недостатках германцев он говорил вскользь и снисходительно отзывался об их страсти к войнам, о наклонности к ссорам за пирами, о пристрастии к игре и т. п., а их добродетелям отдавал полнейшую справедливость, восхваляя их священное уважение к домашнему крову, ненарушимое целомудрие, уважение к женщинам, которым германцы приписывали некоторое священное значение и дар к прорицаниям, гостеприимство и страшную суровость, с которой они наказывали за противоестественные пороки, трусость и предательство. Тацит преднамеренно противопоставляет здравое состояние этого народного быта той испорченности, которая процветала в Риме: ни денег, ни завещаний, ни безнравственных зрелищ; и дружба, и вражда одинаково передавались из рода в род, хотя последняя не бывала непримиримой… И он проникнут сознанием того, как опасны должны быть в качестве врагов эти люди, «которые строением своего тела и всей внешностью своей нас изумляют», и несколько раз возвращается к этой мысли.

    Союзы народов. Их развитие до IV в.

    Пленный германец.

    Римский триумфальный барельеф. Рим. Ватиканский музей.

    Особенно грозными германцы были для римлян не своим исполинским ростом, не возрастающим умением в военном ремесле, а поразительным плодородием браков, и поэтому быстрым возрастанием народонаселения. Несомненно, густота народонаселения со времен Цезаря сильно возросла, и это должно было привести к выработке государственных форм и порядков, к известному распределению и организации народа, однако проследить это движение подробно не представляется возможным. Большую перемену можно заметить только во время войны императора Марка Аврелия с маркоманнами в последней четверти II в., когда римлянам приходилось бороться не против отдельных племен или случайного соединения нескольких племен с воинской целью, а против настоящих федераций или племенных союзов. Начиная с этой Маркоманнской войны (162 г. н. э.) германцы переходят к наступлению. Те же племенные союзы выступали в римской истории под многими новыми именами — аламаннов, франков, готов, саксов: возобновленная борьба с Римом привела к усилению связи народов, уже подчинившихся более или менее твердой королевской власти. По сохранившимся известиям почти невозможно подробнее проследить дальнейшее развитие германского народа в течение ближайших столетий. Видны только непрерывно и однообразно повторяющиеся набеги с одной стороны и их отражение — с другой, но везде — только воинственные дружины, нет ни земледельческой жизни, ни постоянной культурной работы. Решающим событием был массовый переход готов на территорию Римского государства, который произошел в 375 г.; затем уже это так называемое «переселение народов» закончилось ровно 100 лет спустя событием 476 г., которым обычно заканчивается изложение древней истории.



    Германские женщины (вероятно, жрицы). Рим. Колонна Антонина.

    Замыкающая группа колонны маркоманнских пленников, следующих за триумфальной колесницей Марка Аврелия.

    Христианство

    Но в течение 500-летия, прошедшего со времен Цезаря, мир успел преобразиться: христианство окончательно утвердилось в пределах римского мира и несомненно господствовало уже в течение полувека. Постепенно оно проникло к германцам, сначала заносимое случайными миссионерами из рабов и купцов, а с 347 г. — при посредстве молодого священника Ульфилы, который до самой своей смерти в 388 г. с неутомимым рвением распространял евангельское учение среди готов.



    Надгробный камень кавалериста из римских войск. Найден в Майнце.

    Бородатый всадник занес копье над лежащим на земле германцем. На правом боку у кавалериста длинный меч, в левой руке ромбовидный щит. Защитное вооружение всадника характерно для III в. н. э. — на голове кавалерийский шлем, с верхом, стилизованным под прическу, и большими нащечниками: тело защищено кольчугой. В глубине виден раб-оруженосец, сопровождающий всадника. Надпись по-латыни гласит: «Аннаузо, сын Седавона, гражданин Бетаза, (всадник) II Флавиева легиона».

    До нашего времени сохранились драгоценные отрывки его перевода евангельских чтений и других частей Нового завета, его почтенным именем открывается история развития германской духовной жизни. От готов христианство перешло к другим германским народам, и 100 лет спустя после смерти Ульфилы христианство было уже господствующей религией, по крайней мере, среди германцев, поселившихся в Римской империи.

    Религия германцев

    Были попытки доказать, будто многое в религии древних германцев по некоторому внутреннему сродству воззрений облегчило внесение христианского учения: несомненно однако, что германское язычество оказало христианству гораздо менее упорное сопротивление, что оно было осилено им легче и быстрее, чем греко-римское язычество. Среди германцев существовало верование в бессмертие души, и, вероятно, в связи с этим Тацит замечал, что они придают погребальным обрядам меньше значения, нежели римляне или греки. Кроме того, в их верованиях существовало странное и внушительное представление об окончательной гибели богов, о разрушении всего существующего мира, который должен поглотиться громадным пожаром и вновь возродиться в измененном и уже неразрушимом виде. На некоторую близость их религиозности с христианской Тацит намекает в своем указании: «Именами богов они называют то таинственное, что представляется только очам их благочестия».



    Каменная статуэтка германского жреца.

    Реальнее это можно выразить следующим образом: их религиозные представления, насколько они известны, были лишены той устойчивости и твердости, которые придавала греко-римскому миру богов мифология, украшенная фантастическими и поэтическими вымыслами, а также искусство своими чудными образами, а в позднейшее время и философия со своей символикой, не говоря уже о влиятельном жреческом сословии. Верование в бога небес Тиу принесли в Европу со своей прародины первые германские переселенцы; не особенно обширный круг божеств возник впоследствии на основе этого главного верования и существовал наряду с ним. Так, например, таким же, как Тиу, божеством, но под другим наименованием и при несколько ином воззрении, был Водан, бог облачного неба и солнца, которое не слишком часто проглядывало из-за облаков в пасмурной стране германцев. У воинственного народа понятие о подобном божестве легко связывалось с различными представлениями военного быта, точно так же, как атрибуты воинственности были приписаны и многим другим божествам. Этому богу войны были посвящены волк, ворон и коршун, как животные, питающиеся на поле битв; оружием ему служил меткий, разящий издали дротик; за ним толпой несутся души павших героев, и зычные клики этого Воданова войска слышатся ночью в завываниях вихря. Военнопленные приносятся в жертву в честь Водана. Другим видным божеством был Донар, бог грозы: молния, сверкающая в небе — его молот, который он мечет в своих врагов. Вероятно, о нем упоминает Цезарь, повествуя о каком-то боге Вулкане, которому будто бы поклоняются германцы. Но не все боги представлялись германцам в таких ужасающих и страшных образах. Были у них и женские, благодатные божества, являвшиеся под именами Фригги и Нертус. Наряду с богами довольно значительную роль в народном мифе играли созданные фантазией народа богоподобные существа в виде великанов и карликов. Лесную глушь, ущелья гор и их голые вершины, по представлению народа, населяли чудовищные великаны; а в недрах земли и в расселинах скал жили карлики, в бесчисленном множестве распространявшиеся по земле, всюду внося свою таинственную силу, по их желанию то зловредную, то благодетельную, и проникавшие даже в жилища людей, вступая в близкие отношения с ними и с домашними животными.



    Рунический календарь древних германцев.

    Хранится в Германском музее. Нюрнберг. Резьба по липе.

    Надписи на мече нанесены руническим алфавитом футарк, состоящим из 24 знаков. Использовался для ритуальных целей и гадания. Размеры 122,6 Х 4,9 см.

    Богослужение было чрезвычайно просто и не составляло тайны, доступной только жрецам. Его обрядная сторона более всего служила тому, чтобы узнать волю богов: прислушивались к ржанию коней, к крику птиц, присматривались к их полету; также гадали по жребиям: от дерева с плодами отрезали ветку, нарезали ее на кусочки, на которых нацарапывали особые знаки, затем разбрасывали их по чистому холсту; собирали их, сопоставляя для гадания, либо жрец, либо ведунья, либо глава семье. Подобные способы предсказания будущего достаточно широко распространены во многих культурах Европы и Азии. Что такое слабое в своих основах, колеблющееся, никаким мощным жреческим сословием не поддерживаемое религиозное верованье могло быть в сравнительно короткое время побеждено христианством, — более чем понятно. И побеждено оно было именно потому, что в христианстве все было определенно, ясно, осязательно — это была вера тех, кого невольно приходилось признать более знающими. Даже то обстоятельство, что эта вера изложена в виде писаной книги, должно было придать ей в глазах этих бесхитростных людей авторитетность, внушающую им доверие. Некоторые исследователи не без основания утверждали, что принятие христианства германцами до известной степени было облегчено тем, что оно появилось у них в форме арианства, да и вообще германские народы стояли в стороне от тех нескончаемых богословских споров, которые повсеместно начались вслед за вторым Константинопольским собором (381 г.).

    Догматические споры

    Положения, утвержденные на этом соборе, привели к ряду религиозных прений и препирательств, преимущественно вокруг личности Христа и вопроса о соотношении в нем божественного и человеческого начал. Затем затеялся спор между Несторием, патриархом Константинопольским, который отказывался признавать Божию Матерь Богородицей, и Кириллом Александрийским, который это наименование отстаивал. Не меньше споров вызвал и вопрос о том, следует ли признавать одно или два естества во Христе? Вопрос этот, между прочим, вызвал страшное ожесточение и борьбу партий на соборе 449 г. в Эфесе. Наконец на Халкидонском соборе 451 г. была найдена надлежащая формула для решения этого вопроса и монофизитство (т. е. учение о том, что во Христе можно признавать только одно естество) осуждено как ересь. Одновременно с этим шли споры о грехе и Божием милосердии, о свободной воле человека и соотношении ее с Божиим милосердием; споры эти тесно связаны с именами Пелагия и Августина. Первый был британским монахом, в 411 г. пришедшим в Африку. Он с настойчивостью утверждал, что свобода воли есть высшее и неотъемлемое благо человеческой природы: и добро, и зло — не что иное, как свободные деяния человека, и только возможность делать добро и зло (без которой немыслимо и долженствование) исходит от Бога, причем его милосердие не создает добро, а только способствует его совершению. Августин, противник Пелагия, был уроженцем города Тагасты (в Нумидии); в 383 г. он был учителем красноречия в Риме, а затем в Милане, где, по его собственному признанию, предавался чувственным наслаждениям с великой необузданностью, а затем перешел в христианство после долгой и тяжкой внутренней борьбы и был крещен в 387 г. в Милане епископом Амвросием. Сам он полагал, что своим обращением обязан молитвам своей матери Моники. Чрезвычайно резко он противопоставил греховное состояние души действию Божия милосердия, в своей собственной жизни испытав и то, и другое. По его мнению, уже при совершении первого прегрешения человек утрачивает свободу воли и подпадает под рабство греха; из этого греховного человечества Божие милосердие дает возможность некоторому числу людей достигнуть блаженства и в этих избранниках действует не зависящим от их воли образом. С 395 г. Августин был епископом в Африке, он умер во время нашествия вандалов. Среди всех этих препирательств и споров христианские воззрения постепенно развились в стройную систему догматов, утвержденных вселенскими соборами. Одновременно с этими догматами развилось учение о католической церкви как носительнице безусловного авторитета в делах веры, во всем том, что необходимо человеку для достижения блаженства. Представителями авторитета церкви стали епископы. Они одни имели право голоса на соборах, на решении которых основывалась законодательная власть церкви; они стояли во главе клира в диоцезах и назначали клириков на различные должности. Во главе епископов каждой провинции стоял митрополит в качестве епископа местного главного города, он же созывал духовенство на соборы; выше митрополитов стояли патриархи — епископы, правившие церковью в главнейших центрах государства: Риме, Александрии и Антиохии, к которым причтен был на соборе 381 г. и Константинополь, «Новый Рим», занявший почетное место тотчас вслед за Римом; пятым патриархом был признан епископ Иерусалимский, не пользовавшийся, впрочем, особым влиянием. Среди всех этих патриархов римские епископы, называя себя преемниками апостола Петра, уже начали присваивать себе первенство и заявлять о своих притязаниях на общий надзор над всей христианской церковью. С полной ясностью эту идею выражал уже Лев I Великий (440–461), говоривший, что он стоит во главе церкви во имя апостола Петра и решает по внушению Божию и апостольскому. Постепенно развиваясь из первоначальной, чисто демократической основы, церковь дошла в своем устройстве до сложной иерархии, в лице римского епископа начиная стремиться к подчинению этой структуры монархическому единовластию высшего главы церкви.

    Иерархия. Монашество

    Церковная иерархия заботилась о том, чтобы богослужение всюду совершалось правильно, чтобы вся жизнь человека проходила на основании заповедей Божиих и заветов церкви. Всякие языческие символы, изображения и празднества исчезли с лица земли. Празднества в честь Юпитера и Вакха были заменены поминаниями мучеников и великих подвижников, и такое направление благочестия оказало благотворное влияние на жизнь и быт на рода. Назиданию толпы служили и подвижники, которые на глазах у всех поднимала на свои плечи тяжелый крест самоотречения и духовных подвигов. Необходимым и вполне естественным дополнением прочих форм и средств католической церкви стало монашество.



    Святой Амвросий Медиоланский. С мозаики V в. н. э.

    Одет в тунику и плащ, напоминающий плащи философов.

    Оно проявилось сначала в Египте: ревнители веры, убегая от соблазнов мира, уходили в ближайшую пустыню и жили там отшельниками, подобно Антонию или Павлу Фивейскому, изнуряя свою плоть и борясь с наветами и кознями злого духа. Но этих отшельников (эремитов, или анахоретов) вскоре оказалось так много, что они стали объединяться, подчиняясь общим правилам. Древнейшее подобное объединение было основано в 340 г. на одном из островов Нила Пахомием. Первые монахи, появившиеся в Европе, составляли свиту Афанасия Александрийского, изгнанного из Александрии во время великого раздора, внесенного в церковь арианством. Но уже во времена смерти Аттилы (454 г.) в Норике поселился выходец с Востока, подобный монахам служитель Божий Северин, которого все стали почитать как непреложного советника и прорицателя. В этом замкнутом круге и жили побежденные варварами романские народы, и этот последовательно созданный круг идей должен был поразить их германских победителей. Сам Одоакр на пути в Италию счел долгом посетить укромную келью св. Северина и должен был склонить свою гордую голову при входе в ее низенькую дверь. Говорят, будто святой предсказал ему великую будущность, а впоследствии, когда он уже был королем, возвестил ему близкий конец его господства.



    Лампа первых веков христианства. Из собрания Ватикана.

    ГЛАВА ВТОРАЯ

    Остготы и Теодорих. — Франки и Хлодвиг. — Император Юстиниан и вторичное завоевание Запада. — Лангобарды в Италии. — Франкское королевство в VI и VII вв

    Господство Одоакра

    Господство Одоакра было непродолжительным. Оно еще не успело пустить глубоких корней и не было тягостным. Корысть его воинов была удовлетворена тем, что им раздали участки земли во владение: этим старались предупредить худшее в будущем. Во владение воинов Одоакра была отдана, таким образом, треть италийской территории. В управление городами и муниципиями, в существеннейших чертах сохранившими свой внутренний строй от древнейших времен Рима, Одоакр не вникал, а также не вмешивался в церковные дела: сближению его с местным населением Италии в значительной степени препятствовало то, что он был арианином, а они придерживались католической веры, утвержденной вселенскими соборами. С ним население несколько примирял титул патриция, данный ему императором. Власть Одоакра терпели как необходимое зло, которое могло быть невыносимее и тягостнее. Он по крайней мере лет на десять обезопасил альпийскую границу от новых вторжений с германской стороны и с этой целью вел даже кое-какие войны, например, против короля ругиев Февы, который осел по обоим берегам Дуная к востоку от Инна. Восстания в Италии Одоакр мог не опасаться, потому что ее население давно отвыкло от военных действий. Конец его владычеству был положен королем остготов Теодорихом, как и Одоакр, германцем по происхождению.

    Остготы. Теодорих

    Остготы жили в древней провинции Паннонии, простиравшейся на юг и на запад от среднего течения Дуная. Они были покорены гуннами и освободились из-под их ига, когда после смерти Аттилы разрушилось его царство. После славной битвы 454 г. при Недао (в Паннонии), где остготы вместе с другими германцами бились за свою независимость, они соединились под властью одного вождя, Теодемира. Его сын Теодорих, около десяти лет в юности проживший в Константинополе, попал туда заложником при заключении одного из договоров между его отцом Теодемиром и западноримским императором. После смерти отца он был провозглашен королем остготов; но его отношения с Восточной Римской империей были неутешительны: ненадежный мир сменялся мелкими войнами, не приводившими ни к какому результату, и вот, наконец, император Зенон (474–491), придерживаясь коварной политики слабого, решил направить силы одного варвара против другого — Теодориха против Одоакра. У Теодориха собралось до 200–300 тысяч войска. При Сонции остготы, к которым присоединились остатки разных других племен, сразились с войском Одоакра. Теодорих победил и вскоре после этого нанес уже ослабленному врагу поражение близ Вероны (489 г.).

    Его быстрые успехи возбудили опасения в других соседних племенах, и у Одоакра появились союзники. Ему оказали помощь бургунды, между тем как вестготы поддержали остготов. На берегах реки Аддуа в августе 490 г. произошла третья битва, в которой сражались многие германские племена — герулы, ругии, остготы и вестготы, бургунды и вандалы, и Одоакр был разбит окончательно.



    Дворец Теодориха в Равенне. Мозаика в церкви Сан-Аполлинаре-ин-Классе.

    Он поспешил укрыться в Равенне, выдержал продолжительную осаду, наконец, терпя нужду во всем, вступил в переговоры с Теодорихом в феврале 493 г. и был изменнически им убит.

    Политика Теодориха

    То, что не удалось осуществить Одоакру при посредстве небольшой и разноплеменной воинской силы, удалось привести в исполнение Теодориху, который опирался на надежную силу значительной и однородной массы своего народа. В течение его 33-летнего (493–526) правления Италия успела отдохнуть и оправиться. Прежде всего Теодорих вновь объединил под своим владычеством весь Апеннинский полуостров и прилегающие к нему острова, уступленные ему вандалами, и вернулся во внешней политике к давним приемам Римской республики: Рим старался отовсюду защитить открытую для нападения Италию, заняв подступы к стране и оккупировав ближайшие побережья. Такая политика увенчалась успехом: он распространил свое владычество на восток на Истрию, в 510 г. на юго-восточную Галлию (древнеримскую провинцию) с запада, на северо-востоке — до Дуная. Морские разбои вандалов он обуздал, выстроив для борьбы с ними тысячу мелких судов. С восточно-римским двором он умел ладить: на монетах приказал чеканить изображение императора, на всех публичных надписях выставлял имя императора первым, а свое ставил позади; в письменных отношениях с восточно-римским двором держался тех приниженных форм, которым там придавали большое значение. В Константинополе, где в 491 г. Анастасий наследовал Зенону, поневоле переносили то, чего нельзя было изменить, и только с 518 г., с воцарения Юстина, отношения к Италии поколебались, и в вину италийскому королю Теодориху было поставлено, что он варвар и принадлежит к арианству.



    Развалины дворца Теодориха в Равенне.

    Но значение Теодориха в германском мире было очень велико, и мощный образ победителя при Вероне недаром сохранился в народной памяти, в произведениях народной поэзии. И действительно, Теодорих всеми силами старался поддерживать мирную связь с соседними германскими народами на основах существующего порядка, удержав за собой при этом владычество над центральной страной — Италией, упрочивая его политическими брачными союзами. Он выдал своих дочерей замуж за бургундских и вестготских князей; сам избрал в жены дочь опаснейшего из германских вождей, франкского короля Хлодовеха (Хлодвига), беспокойного честолюбца, стремившегося к единоличному владению всей Галлией, которому Теодорих воспрепятствовал слишком беспощадно воспользоваться плодами его победы (507 г.) над союзом вестготских племен.

    Италия при Теодорихе

    Италия в течение всего правления Теодориха наслаждалась благами прочного мира и сильной правительственной власти, которая, руководствуясь законами, проявлялась разумно и мягко. Великим благом было введение значительного количества свежих и сильных поселенцев, под их защитой романское население всюду могло заниматься мирной трудовой деятельностью, поскольку они одни имели право носить оружие и не только сохранили, но даже усовершенствовали свою военную организацию. Торговля и промышленность ожили вновь; безопасность всюду была образцовая: каждый мог проезжать из конца в конец страны и перевозить свое имущество без малейшего страха, беспрепятственно въезжать в города, ворота которых были день и ночь открыты.



    Монограмма Теодориха.

    Барельеф на капители колонны. Равеннская базилика.

    Готы заняли в Италии приблизительно такое же положение, какое некогда занимали спартиаты в древней Лаконии, — положение воинской аристократии. На выделенных им участках они жили, руководствуясь народным правом, а коренное народонаселение жило по своим римским законам, которые Теодорих полностью признавал. Споры и тяжбы между готами и римлянами улаживал готский граф при помощи римского юриста, и общественные отношения, установившиеся между двумя народностями, прекрасно рисуются в поговорке того времени, которую приписывают Теодориху: «Знатный гот охотно принимает на себя роль римлянина, а бедный римлянин весьма охотно прикидывается готом». Но действительного слияния или хотя бы сближения этих элементов не было. Италийцы, обладавшие тысячелетней высоко развитой культурой, ненавидели и презирали своих победителей, которым вынуждены были подчиняться. Однако самым важным препятствием к сближению служила религия. Христианство готов представлялось италийцам «арианской ересью», верованьем необразованного, бедного и простого народа и притом формой религии, которая не давала простора влиянию священнослужителей. По сравнению с этой формой христианство римлян представлялось глубоко и тонко обдуманной, догматически развитой религией, в самом широком значении этого слова, и великолепное, торжественное служение римской церкви, несомненно, производило сильное впечатление на германских завоевателей. Теодорих отличался веротерпимостью и в высшей степени снисходительно относился к чувствам покоренных им италийцев.



    Церковь Сан-Аполлинаре-ин-Классе (в конце XIX в). Построена в 549 г. н. э.

    Он только раз заглянул в Рим, а постоянно жил в Равенне, стараясь поддерживать самые дружеские отношения с римским духовенством и с его главой — римским епископом. Но даже таким способом он не мог обезоружить религиозную ненависть и высокомерие, хотя и не давал им повода к жалобам на преследования. Трудности занимаемого Теодорихом положения явственно проявились только к концу его правления, когда изменились его отношения к константинопольскому двору и заставили его опасаться действительных заговоров или даже их тени. В это время жертвами его подозрительности стали многие именитые римские мужи, в том числе погиб и Боэций, человек всеми уважаемый, замечательный государственный деятель, философ и писатель, пользовавшийся вниманием самого Теодориха. Это произошло в 524 г., а два года спустя, в 526 г., Теодорих умер в своем равеннском дворце, на 37-м году своего правления, на 33-м году после вступления в Италию. Господству готов грозили большие опасности, тем более, что Теодорих не оставил сына и власть перешла к 10-летнему внуку Аталариху, за которого в качестве регентши правила его мать Амаласвинта.



    Мавзолей Теодориха в Равенне (вид в конце XIX в.).

    Ротонда покрыта круглым монолитным каменным блоком диаметром 11 м. Воздвигнут в 530 г. в качестве гробницы Теодориха его дочерью Амаласвинтой. Позже был взломан, гроб вскрыт, останки разбросаны. Впоследствии превращен в католическую часовню.

    Галлия до Хлодвига

    В то время, когда остготы осели в Италии, в Северной Галлии образовалось германское государство при гораздо более благоприятных условиях, нежели готское государство в Италии. Незадолго до этого момента, когда последний из западно-римских императоров сошел с исторической сцены, Галлия была разделена на 5 или 6 самостоятельных частей. Юго-восточная часть, от Пиренеев до Луары, входила в состав Вестготского государства и была его важнейшей частью, в которой находилась столица Толоза. Их соседями на востоке, в долине Роны и Соны, были бургунды; на западе на одном из полуостровов утвердились бритты, вытесненные из-за моря англосаксами; от них полуостров получил название Бретани. Севернее страна от Луары до Соммы составляла римскую провинцию, которой правил некий Сиагрий в качестве патриция или «графа» империи. На этот остаток прежней римской территории с юго-востока, с верховьев и среднего течения Рейна, наступали аламанны, давно уже перешедшие Рейн; с севера, с низовьев Рейна, двигались франки, уже успевшие завладеть всей территорией от Северного моря до Соммы и Мааса, т. е. нынешними Голландией и Бельгией. Франки разделялись на две большие группы: рипуарских франков, столицей которых был римский город Колония, и салических франков; последними правил сикамбрский род Меровингов.



    Печать Хильдерика, короля салических франков (458–481).

    Король одет в тунику и броню, в руке — копье. Надпись по кругу: CHILD1R1CI REGIS (печать короля Хильдерика).

    Франки и аламанны были язычниками, бургунды и вестготы — христианами арианского толка, между тем как исконное население Галлии, обращенное в христианство еще в IV в., принадлежало к католической церкви. Франки, продвигаясь вперед медленнее прочих германских народов, появлявшихся на римской территории, тверже их укоренялись на своих новых поселениях; они все быстро перешли к земледелию и образовали много маленьких отдельных государств под властью королей.

    Хлодвиг. 481 г.

    В 481 г. умер Хильдерик Меровинг, и его 15-летний сын Хлодвиг, или Хлодовех, был провозглашен королем салических франков. У него не было благородных рыцарских качеств германских королей-воинов — это был истый варвар, алчный до власти и корысти, которого не коснулось высшее развитие римского мира, даже среди своего падения и растления способного действовать возвышающим и облагораживающим образом на таких деятелей, как Теодорих. Христианство также не оказало на Хлодвига ни малейшего влияния: и будучи язычником, а впоследствии христианином, он действовал без зазрения совести там, где речь шла о расширении его власти и владений.

    Победа над Сиагрием

    Он медлил недолго: в 486 г. 19-летним юношей Хлодвиг во главе своей дружины напал на Сиагрия, разбил его при Суассоне и, когда тот был выдан ему запуганным вестготским королем Аларихом II, велел его казнить. Завоевание страны не было затруднительно, т. к. римскую власть население не любило. Города капитулировали один за другим и переходили на сторону победителя, который получил возможность наделить своих дружинников землей, не стесняя высшие классы романского населения. Казенных земель и конфискаций, неизбежных при каждом завоевании, оказалось достаточно, чтобы снабдить короля и всю его свиту аллодами (уделами).

    Разгром аламаннов 486 г.

    В 493 г., в год поражения Одоакра, юный король вступил в брак, обильный последствиями. Он женился на Хродехильде, дочери бургундского короля Хильперика, убитого родным братом Гундобадом. Хродехильда вскоре сумела подчинить супруга своему влиянию и, будучи ревностной христианкой, старалась всеми силами обратить Хлодвига в свою веру. Богословские прения супругов, как их передает историк франков епископ Григорий Турский, дают возможность заглянуть в круг понятий этих франкских вождей. Хродехильда настаивала, чтобы ее супруг молился истинному Богу, создавшему небо и землю; Хлодвиг возражал, что небо и земля скорее созданы его богами. «Ваш Бог, — замечал он жене, — очевидно, существо слабое, — да к тому же он и родом-то не из богов». Но, несмотря на эти рассуждения, он согласился крестить старшего сына; но этот сын умер. «Будь он посвящен во имя моих богов, и теперь бы еще был жив», — заявил опечаленный король. Некоторое время спустя у королевы родился другой сын: заболел и этот, но благодаря молитве Хродехильды выздоровел.



    Фрагмент рукописи Григория Турского.

    Две первые строки написаны унциальным шрифтом, использовавшимся с /V в. и сохранившимся как книжный до конца VII в. Остальное — т. н. каролингский минускул.

    Вопрос о принятии христианства занимал короля, и он ясно осознавал выгоды подобного шага; но его останавливало соображение, что языческие боги доставляли победы ему и его воинам, а христианский Бог, Бог побежденных, выказал себя не особенно могущественным. Война подала повод к тому, чтобы Хлодвиг решился наконец сделать шаг, необходимость которого была очевидна. Аламанны, которым готское королевство мешало продвинуться на юг, давно уже теснили рипуарских франков и их короля Сигеберта, при новом нападении аламаннов призвавшего Хлодвига на помощь (496 г.). Между Рейном и Маасом, при Тольбиаке, дело дошло до битвы, и в этой битве Хлодвиг впервые обратился к Богу христиан со своей языческой молитвой: «Иисус Христос, — так передает эту молитву Григорий Турский, — Хродехильда говорит, что ты сын Бога живого и даруешь победы тем, кто на тебя уповает: если ты даруешь теперь победу мне, то я в тебя стану верить и дозволю себя окрестить во имя твое: ибо я взывал к своим богам, но они мне не оказали помощи». И вот победа, колебавшаяся то на ту, то на другую сторону, была решена: аламанны обратились в бегство. Их поражение было полным. Они утратили значительную часть своей территории, которую Хлодвиг затем взял себе, включив ее в достояние короны, а некоторую ее долю разделил на участки между своей знатью и воинами. В то время даже часть Баварии и часть Вюртемберга отошли к франкским владениям, и только определенно выраженная воля Теодориха воспрепятствовала франкскому королю еще шире раздвинуть пределы своих владений. Но аламанны после нанесенного им поражения утратили всякое значение среди германских племен.

    Крещение Хлодвига

    После победы Хлодвиг не замедлил исполнить свой обет, что было вдвойне необходимо и еще легче сделать теперь, когда его власть распространилась на новые обширные области. Христианство уже составляло в то время великую духовную силу, правившую всеми мирскими делами, и было совершенно ясно, что прочная власть могла установиться на романской почве только в том случае, если победоносное меньшинство будет иметь одну веру с большинством побежденных. Особенно благоприятным в данном случае было то, что Хлодвиг имел возможность свободно выбирать между обеими формами исповедания, господствовавшими в то время, — католической и арианской. Он не поколебался избрать первую, тем более что она уже преобладала над арианством, и даже среди германцев переходы из арианства в лоно католической церкви были не редки (так, например, было с бургундами). Один из ревностнейших противников арианской ереси, реймсский епископ Ремигий (Реми), совершил крещение над Хлодвигом и его дружиной. Это происходило в Реймсе, в Рождество 496 г., здесь проявилось то умение, с которым духовенство того времени привлекало к себе этих грубых воинов. По-видимому, франки не особенно охотно переходили из язычества в христианство, расставаясь со старыми богами, которые, на их взгляд, не были так худы и баловали их в последнее десятилетие немалыми успехами. Но их король решился на этот шаг. Его обращению старались придать возможно более торжественную обстановку: улицы города были украшены; церковь, где приготовили купель, была увешана белыми завесами и освещена множеством горящих свечей. «Весь храм, — с одушевлением повествует Григорий Турский об этом великом историческом событии, — был исполнен небесного благоухания, и Бог излил столь великую благодать на всех, присутствовавших в то время в храме, что всем казалось, будто они в раю и вдыхают его благоухания». И действительно, со стороны Хлодвига нелегко было решиться на этот шаг. «Склони главу твою, сикамбр, — так обратился к королю епископ, — поклоняйся тому, что доселе преследовал, и преследуй то, чему доселе поклонялся». Известие о крещении Хлодвига во всем романском мире возбудило великую радость и ликование. По этому поводу Григорий Турский сообщает множество примеров той непримиримой ненависти, с которой все, принадлежавшие к католической церкви, относились к исповедовавшим арианство. И эта ненависть, это религиозное разъединение и были тем зародышем гибели, которое уже носили в себе остальные германские государства: в этом смысле государству Хлодвига предстояло великое будущее. Он стремился обладать нераздельно всей Галлией и уже знал заранее, что все епископы, все духовенство и все романское население будут на его стороне.

    Бургунды и вестготы

    Подчинение бургундов не удалось; власть над ними упрочилась в руках Гундобада, убийцы отца Хродехильды. Что же касается борьбы с вестготами, которую Хлодвиг начал в 500 г., то он и сам называл ее «религиозной войной». Григорий Турский вкладывает ему в уста такие речи: «Мне больно видеть, что часть Галлии находится в руках этих ариан; пойдем на них войной, одолеем их с Божьей помощью и завладеем их страной». Битва, решившая судьбы Галлии, произошла при Вуйе, невдалеке от Пуатье. Готы и их король Аларих II бились храбро, но войско Хлодвига, по-видимому, оказалось более выносливым и лучше организованным: готы были разбиты, сам Аларих пал в битве или во время бегства, и Хлодвиг завладел всей страной до самой Гаронны. Остальные владения готов в Галлии и Испании были спасены только вмешательством Теодориха, который тщетно пытался воспрепятствовать войне, разгоревшейся между двумя родственными ему королями. Остатки готского королевства перешли во власть несовершеннолетнего Амалариха, сына погибшего в битве Алариха. В это время Хлодвиг получил от константинопольского двора титул патриция и проконсула — неизвестно, по просьбе ли или без ходатайства, по расположению восточно-римского правительства. Этот титул значительно облегчил слияние двух народностей и даже в среду приближенных короля внес некоторое равновесие. Двор Хлодвига, теперь находившийся в Лютеции (Париже) — естественном центре Галлии, был неоднороден по составу: здесь можно было увидеть и епископов, и знатных вельмож романского происхождения, и грубых представителей разношерстной франкской дружины.



    Перстень-печать Алариха II.

    Слияние франков.

    Последним делом Хлодвига было слияние рипуарских франков с салическими. Он подчинил своей власти мелкие владения в стране салических и выказал при этом много хитрости и жестокости. Короля рипуарских франков Сигеберта он устранил, подговорив его собственного сына убить отца: а затем подослал к сыну убийц. После этого он был провозглашен королем рипуарских франков. Но этому едва ли можно удивляться, поскольку нравственный уровень тогдашнего духовенства был далеко не высоким. Григорий Турский, подробно излагая все эти ужасы, наивно добавляет: «Бог, что ни день, преклонял пред ним врагов его и распространял его царство…» В 511 г. Хлодвиг умер в расцвете лет и мужественной силы.

    Наследники Хлодвига 511 г.

    Хлодвиг оставил четырех сыновей — Теодориха, Хлодомера, Хильдеберта и Хлотаря. Тотчас же выяснилось, что наследники Хлодвига не понимали возложенной на них государственной задачи: они поделили королевство отца на четыре части, и каждый избрал себе столицу — Реймс, Орлеан, Париж, Суассон. Настоящим наследником был старший сын Теодорих, родившийся не от брака с Хродехильдой. Несмотря на это разделение власти и на последствия, какие оно имело во внутреннем управлении, мощь франков в ближайшие десятилетия проявилась новыми воинскими предприятиями: так, например, в 551 г. франкское войско победоносно оттеснило тюрингов от их западной границы; в 534 г., после долгой борьбы, был положен конец и Бургундскому королевству.



    Монеты: Теодориха I, короля франков (511–534); Хильдеберта I (51-558) и Храмна, сына Хлотаря I; Хлотаря I (511–561).

    Политика Византии

    В то время как это происходило на Западе, на Востоке уже шли приготовления к такому предприятию, которое угрожало господству франков не только в настоящем, но и в будущем. При восточно-римском дворе было принято решение вновь восстановить единство Римской империи и вооруженной рукой положить конец захватам владений и власти на Западе.

    Император Юстиниан

    На эти узурпации в Константинополе никогда не смотрели как на нечто окончательно решенное. Там еще живо было сознание единства империи, величавое и громкое наименование «Римской империи» было не пустым словом. Обыкновенно, описывая внутреннее состояние Восточной Римской империи, обращают внимание на две бытовые черты как на характерные и выдающиеся: на догматические споры и на борьбу партий цирка. Но эта до самозабвения доходящая горячность в религиозных спорах не может быть названа характерной чертой, т. к. она проявлялась не только в Восточной Римской империи и не только в это время; да и едва ли заслуживает порицания та черта человеческой натуры, которая, проникнув в область религиозного мышления, страстно стремится разгадать, расследовать его тайны. При всех подобных спорах случается, а тут это случалось особенно часто, что спорящие не сходятся в словах, и из-за одного слова возникают партии, которые, следовательно, не более осмысленны, нежели пристрастие к голубому или зеленому цвету одежды возниц при конских ристаниях в цирке, которыми тоже страстно увлекалось в ту пору все население Константинополя. Это явление не было ни новым, ни характерным, — уже в последние годы Римской республики пристрастие к такого рода играм проявлялось с болезненной горячностью. Иноземцы, посещавшие Рим, уже и тогда удивлялись, до какой степени эти игры были предметом всех разговоров в столице: а чем более деспотизм и его чиновничество подавляли в столичном населении живой интерес к важным вопросам действительности, тем более страстно оно должно было относиться к подобным пустякам. Вместе с другими пороками и безобразиями древнего Рима эта страсть к играм цирка была перенесена в «Новый Рим» и, как это часто бывает, возросла и достигла, наконец, чудовищных размеров. Сначала в цирке существовали четыре цвета, по которым отличали запряжки коней, их возниц и их собственников; позднее только два цвета — зеленый и голубой, и каждый из присутствующих почитал долгом стать на сторону тех или других. Возможно, что за этой принадлежностью к партиям цирка скрывались и церковные, и политические интересы различных групп населения. И как ни была своеобразна эта картина политической борьбы партий по отношению к некоторым сторонам общественной жизни, эти выдающиеся в ней стороны не были важнейшими для государства, которое императоры Зенон (с 474 г.), Анастасий (с 491 г.) и Юстин (с 518 г.) всеми силами старались укрепить после бурных событий последней половины века. И действительно, всюду в государстве царил порядок в управлении, избыток в государственной казне, и войско вновь было приведено в такое положение, в котором оно представляло собой грозную силу.



    Серебряная монета Юстиниана (527–565).

    В 527 г. на престол вступил племянник Юстина Юстиниан, находясь во вполне зрелом возрасте — ему было 45 лет. С его именем связано бессмертное деяние, некогда задуманное великим Цезарем, которое могло быть совершено только теперь, 500 лет спустя: полное собрание римского права в виде громадного сборника законов — Corpus juris Romani, над составлением которого с самого начала его царствования трудились целые комиссии замечательных юристов. В основных чертах оно было закончено к 534 г. Собрав в наглядном сопоставлении результаты тысячелетнего развития права, Юстиниан закрепил одно из великих достояний человечества, в принципе, положил конец рабству и воздвиг своему царствованию такой же прочный памятник, какой воздвиг торжествующей православной церкви в виде громадного храма св. Софии («Премудрости Божией»). На мгновение могущество Юстиниана было потрясено призраком партий цирка.



    Византийская ткань. Париж. Лувр.

    В центральном медальоне — изображение цирковых игр.

    Персонажи с рогами изобилия, откуда сыплются маленькие диски, символизируют, по-видимому, раздачу консулами денег народу в дни игр.



    Собор святой Софии. Внешний вид.

    На рисунке удалены минареты, достроенные турецкими султанами после завоевания города.

    Император оказывал покровительство «голубым», и в 532 г. вдруг разразилось такое восстание «зеленых», что и трон, и жизнь императора оказались в опасности. Однако его спасла энергия супруги Феодоры, которая недаром из весьма двусмысленного положения была возвышена в супруги императора и увенчана саном «августейшей». Она вынудила Юстиниана не торопиться с решением, а между тем Велисарий, замечательный полководец, уже прославившийся в войнах с персами, успел при помощи надежного войска подавить восстание и залить его пламя кровью «зеленых». Этому полководцу было поручено выполнение великого замысла — восстановление единой Римской империи, к которому церковь относилась сочувственно, т. к. с этим было связано искоренение арианской ереси. С персами был заключен мир, и в июне 533 г. флот в 60 кораблей (с 16 тысячами пехоты и 5 тысячами конницы) вышел из константинопольской гавани, чтобы освободить провинцию Африку из-под власти вандалов.

    Поход против вандалов 533 г.

    Вандалы считались суровейшим из всех варварских народов, обрушившихся на территорию Римской империи. Им пришлось осесть в той провинции, которая наиболее изобиловала пороками утонченной цивилизации: недаром один из христианских писателей того времени называет Африку «клоакой пороков» — sentina vitiorum. Более чистые нравы, которые тот же писатель (Сальвиан) хвалит у вандалов, недолго стояли против напора страшного разврата: хищные и суровые вандалы, озлобленные упорным сопротивлением местного населения, стали править жестоко, но вскоре переняли от побежденных укоренившиеся пороки. Дух религиозного фанатизма, отчасти пробужденный борьбой, происходившей здесь с догматистами, вскоре завладел и вандалами, которые задумали навязать свое арианство местному населению, ревностно преданному католической церкви. Но завоеватель страны Гейзерих скончался в 477 г., а вместе с тем были приостановлены и ослаблены и яростные арианские преследования. При более мягком правителе Хильдерике (с 523 г.) были приняты меры к умиротворению этой религиозной вражды и к установлению некоторой веротерпимости, но было уже поздно: все местное население прониклось страшной злобой и ненавистью против вандалов и жаждало освобождения и отмщения своим притеснителям. Хильдерик в 530 г. был свергнут Гелимером или замещен им, и на долю Гелимера выпала трудная задача — защитить владычество ненавистного меньшинства (число вандалов не превышало 80 тысяч человек) против полководца, способного воспользоваться всеми выгодами положения. В сентябре 533 г. Велисарий высадился в Африке; столь грозная в былое время морская сила вандалов была уже не той. Несколько городов тотчас же открыли ему ворота, и уже первая битва в 10 милях от Карфагена повлекла за собой утрату столицы. Велисарий не замедлил восстановить сильные укрепления этого города, пришедшие в упадок под властью вандалов. Гелимер попытался еще раз вступить в битву с Велисарием; но, несмотря на численное превосходство своего войска, он потерпел поражение, и к весне следующего, 534 г. завоевание Африки было закончено. Гелимер, потеряв боевой дух, сам не захотел продолжать борьбу и принял помилование, которое ему предложил от имени императора победитель. Таким образом, владычество вандалов было развеяно прахом в три месяца. С Гелимером обошлись снисходительно; когда он, после триумфа, которого был удостоен, Велисарий, бросился к ногам императора, ему было указано поместье в Галатии как постоянное место жительства, где он несколько лет спустя и умер. Часть вандалов, которая не захотела покориться римлянам, удалившись в страну мавров, еще некоторое время продолжала борьбу. Африка по-прежнему осталась римской провинцией, а вскоре и Сардиния подчинилась власти восточно-римского императора.

    Остготы после смерти Теодориха

    Начало великого замысла было выполнено; более трудная его часть — вторичное завоевание Италии и Испании — еще предстояла. Дочь Теодориха Амаласвинта, правившая остготским королевством за несовершеннолетнего наследника престола, была женщиной умной и образованной, но не годилась в правительницы для военного государства, нуждавшегося в мужской руке. Она постоянно слышала от окружающих укоры в том, что она и будущего короля остготов воспитывает как римлянина, а эти гордые победители относились к римскому образованию свысока, с наивной грубостью невежества.



    Мозаика в церкви Сан-Витале. Равенна.

    Император Юстиниан (вверху). По правую руку от него — придворные и стража, по левую — епископ Раввинский Максимиан и духовенство. Церемония освящения церкви.

    В руках императора — чаша, предназначенная в дар церкви.

    Супруга Юстиниана императрица Феодора (внизу), окруженная придворными дамами. В руках у нее — чаша, предназначенная в дар церкви.

    Но вскоре воспитываемый Амаласвинтой наследник умер. Она предположила, что удержит власть в своих руках, приняв в соправители одного из родственников — Теодохада. При этом она удержала за собой первое место в правлении, и вполне справедливо, т. к. новый король был человеком малоспособным, занимался только, во вкусе того времени, богословскими тонкостями и совсем не годился в вожди готской воинственной знати. Но чем меньше значения он имел, тем более требовал к себе внимания. Поэтому он решил избавиться от королевы и сначала посадил ее в заточение, а потом, по требованию ее врагов, приказал убить (535 г.). Поскольку Амаласвинта поддерживала постоянные отношения с императором Юстинианом (а этот германо-романский мир был полон лжи и невежества), то ее убийство дало ему удобный предлог для вмешательства.



    Укрепленный порт в Равенне. Мозаика в церкви Сан-Аполлинаре-ин-Классе.

    Велисарий в Италии. Война 534–540 гг.

    Велисарию вновь было поручено начальство над всеми войсками. Экспедиция направилась сначала в Африку, которая была избрана удобной опорной базой. Еще раз убедившись в тесной связи этой провинции с империей, Велисарий переправился в Сицилию и захватил остров без всякого затруднения, т. к. только в Палермо он встретил некоторое сопротивление со стороны готского гарнизона. Теодохад, напуганный наступлением римских войск с севера, из Далмации, поспешил начать переговоры, и, таким образом, было упущено время к отражению нападения, и Велисарий в 536 г. завоевал всю Южную Италию, от Регия до Неаполя, взяв и этот город после непродолжительной осады. Только тут уже наполовину побежденная нация ободрилась и решила дать отпор. На шумном народном собрании около Рима готы провозгласили королем Витигиса, бывшего оруженосца Теодохада, воина испытанной храбрости, хотя и не знатного происхождения; а несчастный Теодохад был убит во время бегства в Равенну. Когда войско Велисария приблизилось к Риму, в городе произошло восстание; готский гарнизон отступил в Равенну, где Витигис собирал все воинские силы, и Велисарий провел рождественские праздники уже в древней столице империи, ключ от которой отправил императору в Константинополь (536 г.). Но на этом его успехи закончились: весной 537 г. Витигис явился под стены Рима с готским войском гораздо многочисленнее небольшого войска Велисария. С изумительным искусством вел Велисарий оборону города, даже когда его стал теснить голод, вызвавший в городе попытки предательства. Стена Аврелиана оказалась надежным оплотом; когда же наконец прибыли нетерпеливо ожидаемые подкрепления, готы уже настолько истощились долгой осадой, что вынуждены были ее снять (март 538 г.), и Велисарий вновь перешел к наступлению. Падение готского владычества казалось близким, город Милан восстал против них, а оба полководца — Велисарий и евнух Нарсес, подоспевший к нему с подкреплениями — собирались подступить к Равенне, последней позиции остготов, как вдруг нежданным препятствием этому движению стало иноземное вмешательство в войну и раздор, возникший между полководцами. До этого франкские короли держались в стороне от борьбы: в их прямых интересах было желать, чтобы борьба готов с римлянами продлилась подольше, взаимно ослабляя ту и другую сторону. Но теперь, когда гибель готов была близка, король Теодоберт, человек дальновидный, правивший австразийской частью Франкского государства, согласился на просьбы Витигиса, доведенного до отчаяния: он приказал бургундо-франкским полчищам двинуться в Италию и оказать помощь готам при усмирении миланского восстания. Это приказание короля было выполнено в точности, и бургундские вспомогательные войска приняли свою долю участия в кровавой мести населению и в грабеже Милана. На следующий год сам король Теодоберт явился в Италию с большим войском, не объявляя, против кого он собирается воевать. Опустошив Северную Италию, он вновь удалился (539 г.).



    Монеты Теодоберта I (534–547).

    Верхний рисунок.

    АВЕРС. В поле — погрудное изображение короля с державой в руке. Надпись по кругу: DN THVODIBERTVS.

    РЕВЕРС. В поле — архангел с крестом и державой. Надписи по кругу: VICTORIA CCC и О VICTORI.

    Нижний рисунок.

    АВЕРС. В поле — погрудное изображение короля. Надпись по кругу: THEODEBERTVS VICTOR.

    РЕВЕРС. В поле — архангел, а также звезда и буквы ВО (по-видимому, Bononia). Надписи по кругу: VICTORIA AYCCI и в нижнем секторе СОМОВ (означает, вероятно, полномочия, полученные от византийского императора).

    Наконец, в 540 г. Велисарий достиг своей цели. Он двинулся к Равенне и осадил ее, между тем как Юстиниан, который уже начинал опасаться подвигов своего полководца, склонялся к принятию тех мирных предложений, с которыми обращались к нему доведенные до крайности готы.



    Монета Тотилы (54-1552) и золотая монета Юстиниана (527–565).

    Когда они, изморенные голодом, не могли больше держаться в Равенне, то пришли к странному решению, достойному воинственного народа: они предложили своему победителю быть королем готов и всей Италии — и, конечно, если бы Велисарий принял это предложение, то никто бы не был этим удивлен. Но не таков был Велисарий: он был монархистом по убеждению, и высшей целью его честолюбия было честное служение императору на пользу Римской империи. Поэтому он воспользовался расположением к нему осажденных — не принял лично касавшиеся его предложения, но и не отверг: от имени Юстиниана он завладел городом. Вскоре вслед за этим последовало подчинение других городов; между тем, все съезжавшиеся в это время в Равенну остготские князья предполагали, что цель их съезда — провозглашение нового короля.

    Велисарий отозван

    Однако преданность Велисария императору была выше подобных соблазнов. В блеске своих побед и славы он получил императорский указ, отзывавший его из Италии. В самых изысканных выражениях ему было предложено командование греческими войсками во вновь разгоревшейся войне против персов. Он немедленно повиновался, захватив с собой наиболее ценную часть добычи — казну Теодориха и самого важного из своих пленников, свергнутого короля Витигиса и, приехав в Константинополь, принес в дар императору эти несомненные доказательства победы. С Витигисом обошлись хорошо, и т. к. он отрекся от арианства, то получил даже высокий сан патриция, которого не был удостоен менее покладистый король вандалов, не пожелавший изменить арианству.

    Король Тотила

    После отъезда Велисария положение в Италии сразу изменилось. Готы прониклись уважением к своему победителю и лично Велисарию обязались повиноваться в заключенном с ним договоре. Чуть только он покинул Италию, всюду опять поднялся мятеж. После нескольких неудачных попыток нашелся и настоящий вождь в лице Тотилы, племянника Витигиса, оправдавшего выбор народа рядом блестящих успехов. Готы быстро вернули себе власть; и романское население на опыте убедилось, что правление готов, может быть, несколько суровое, все-таки менее тягостно, нежели императорское, с его невыносимой системой податей, от которой особенно страдало внегородское население. Императорские войска, ограниченные по численности, стали опасаться ухудшения положения, тем более что уже не было их главной опоры — гениального вождя, к которому они привыкли. Надежды готов вновь оживились, и в 541–544 гг. они успели восстановить свое господство над всеми южными областями Италии — Луканией, Апулией и Калабрией. Императорский двор должен был вновь послать Велисария в Италию. Но, как это часто случается в единодержавных правлениях, где дело решает воля одного лица, нередко поддаваясь совершенно противоположным влияниям, — в Константинополе стремились достигнуть цели, не выделяя средств на ее выполнение. Велисарий ничего не мог сделать теми небольшими войсками, какие находились в Италии и едва могли удерживать города. Таким образом, в декабре 546 г. Тотиле удалось вернуть Рим под власть готов. Правда, через некоторое время Велисарию посчастливилось вновь завоевать Рим; но т. к. и после этого отчаянного усилия ему не прислали подкреплений, и он не мог закончить войну против готов, также истощенных ею, то в 549 г. он был вторично отозван в Константинополь.

    Война 550–553 гг. Падение готского государства

    И вот вся страна вновь оказалась в руках готов. Тотила перенес в Рим столицу вновь прочно установившегося Остготского королевства. Острова Сицилия, Сардиния, Корсика вторично подчинились власти готов. К чести Тотилы следует сказать, что он не вознесся и попытался заключить мирный договор с императором Юстинианом; но тот, хоть не был ни воином, ни особенно дальновидным государем, обладал известным упорством, побуждавшим его всегда доводить дело до конца. Ему была очевидна слабость готов, для большинства населения чуждых, извне вторгнувшихся иноплеменников. Действительно, как только в Италию проник слух о новых военных приготовлениях в Константинополе, тотчас же оживился мятежный дух в местном населении. Для этой второй и более настойчивой попытки завоевания Италии Юстиниан удачно избрал евнуха Нарсеса, уже руководившего войсками в Италии во время первого похода и притом умевшего искуснее простодушного Велисария достигать своих целей среди непрерывных козней и интриг константинопольского двора. Ему была дана достаточная военная сила, с которой он с севера подошел к Равенне, где еще держался греческий гарнизон. Соединив здесь все свое войско, Нарсес сразился с Тотилой в открытом поле. Сражение произошло при Тагине, деревеньке в окрестностях Рима. Здесь готы понесли тяжкое поражение, более гибельное вследствие того, что в битве пал их король. Нарсес победителем вступил в Рим, который, таким образом, пятый раз в течение царствования Юстиниана перешел из рук в руки (552 г.).



    Остготский воин. Мраморный рельеф первой половины V в. Равенна. Часовня гробницы экзарха Исаака.

    Тем временем готы, отступившие на север, избрали себе в Павии нового короля Тейю, решившегося еще раз вступить в битву с римским войском. В Кампании у подножия Молочной горы (Монте-Латтаро) близ реки Сарн (Сарно) произошла последняя битва римлян с готами, закончившаяся сокрушительным поражением последних. Их новоизбранный король выказал себя достойным представителем своего мужественного народа. По рассказу римского летописца, он бился в самой середине ожесточенной сечи; все метательные копья римлян были направлены в него, и пока он менял щит, отягощенный засевшими в нем дротиками, роковой удар поразил его насмерть. Дружина, верная германскому обычаю, согласно которому дружинники считали позором пережить своего господина, продолжала биться, пока ночь не положила конец битве, длившейся и весь следующий день. Только на третье утро оставшиеся в живых готы вступили в переговоры (553 г.). В следующем году угасающий жар войны нашел поддержку в толпах франков и аламаннов, нахлынувших на театр войны под предводительством своих герцогов, желая грабежа и крови. Неудержимо стремились они вперед, все опустошая и разоряя: аламанны, еще язычники, не щадили и христианские храмы. Один из их герцогов мечтал даже, подобно Теодориху, захватить в свои руки власть над всей Италией, т. к., действительно, на некоторое время они завладели чуть ли не всем полуостровом, почти не встречая сопротивления. Однако Нарсес понимал, что их воинственность будет уменьшаться по мере возрастания добычи. Он напал на них в Кампании, на реке Вольтурно, и здесь произошла такая же битва, как некогда при Теламоне и Верцеллах — битва правильно устроенного и хорошо обученного войска против храбрых и многочисленных варварских полчищ. Говорят, что из всех германских хищников, участвовавших в этой битве, только пятеро успели спастись и уцелеть (554 г.). После этой победы Нарсес отпраздновал в Риме триумф — последний воинский триумф в этом городе. Последние толпы готов и их необузданных союзников, которые еще появлялись то тут, то там, были уже не страшны; часть их успела изъявить покорность и слилась впоследствии с остальным населением Италии; часть выселилась из Италии. Дольше всех сопротивлялся готский отряд в 7 тысяч человек, засевший в крепости Компса. В 555 г. война могла считаться оконченной.

    Экзархат

    Нарсес, сумевший при константинопольском дворе внушить к себе уважение или страх, дал Италии новое внутреннее устройство, т. к. она теперь вновь превратилась в провинцию Восточной Римской империи. Еще 10 лет правил Нарсес Италией в качестве экзарха, и этот период итальянской истории носит название экзархата, т. к. в это время Италия была подчинена Константинополю и управлялась на греческий лад. Один из германских писателей того времени восхваляет Нарсеса за его благочестие и щедрую раздачу милостыни бедным и утверждает даже, что его победы следует скорее приписывать его ночным бдениям и молитвенным подвигам, нежели воинскому искусству. При Нарсесе духовенство, неохотно подчинявшееся германскому владычеству, вновь получило преобладающее значение: Нарсес сумел ему угодить. Однако восстановление Рима в его прежнем значении не входило в расчеты константинопольской политики. Экзарх избрал своей резиденцией укрепленную Равенну, которая уже по положению на восточном берегу способствовала облегчению отношений с восточной половиной империи и ее столицей. Нарсес, оставаясь экзархом, пережил своего предшественника Велисария, скончавшегося в 565 г. в опале, и императора Юстиниана, с именем которого связано восстановление господства Восточной Римской империи в Африке, Италии и некоторой части Испании. Юстиниан скончался в один год со своим великим полководцем, после 37 лет правления, на 93-м году жизни. Впрочем, и Нарсесу впоследствии пришлось испытать на себе превратности дворцовой милости. Новый император Юстин II (565–578) отозвал его, вняв жалобам провинциалов на его притеснения. Он умер в 567 г. в то время, когда новая, последняя волна великого переселения народов надвигалась на Италию, чтобы еще раз наводнить ее полчищами германских воинственных пришельцев.

    Вторжение лангобардов 568 г.

    Этим народом были лангобарды, которые и раньше упоминались среди германских народов (первоначально в составе государства Маробода). Впоследствии они, вероятно, были покорены гуннами и вместе с другими племенами освободились после смерти Аттилы. Во время остготского господства они жили в Паннонии, на юге среднего течения Дуная, на месте, указанном Юстинианом для их поселения, и переселились сюда со своих прежних поселений на севере среднего Дуная. Ближайшими их соседями на востоке были гепиды, которые ближе, чем лангобарды, соприкасались со слабыми местами Восточной Римской империи. Таким образом, между лангобардами и Восточной Римской империей завязались благоприятные отношения, основанные на некоторой общности интересов. При покорении готов лангобарды даже помогали империи: многие из них служили в войске Нарсеса. Лангобардский король Альбоин отправил в помощь Нарсесу отборный отряд. Готы во время властвования в Италии, несомненно, возбуждали зависть остальных германских племен, т. к. обладание Италией для всех варварских народов представлялось высшей целью стремлений и лучшей наградой; следовательно, можно было задать вопрос: который из германских народов займет место готов в Италии? Мужество лангобардов давно уже было прославлено всюду, да и их король Альбоин пользовался славой беззаветного храбреца. Она особенно возросла с тех пор, как в 566 г. он закончил длинный ряд усобиц с гепидами победой, после которой даже имя этого народа почти исчезло: их король Кунимунд пал в битве, его дочь Розамунду победитель взял в жены и велел сделать себе из черепа тестя пиршественную чашу. Непосредственно побудил Альбоина к походу в Италию сам Нарсес. Озлобленный назначением нового экзарха Лонгина, Нарсес решил избрать этот дикий и храбрый народ орудием мести. Как бы то ни было, в 568 г. они отправились в поход. Писатели того времени упоминают о длинных холщовых одеждах, о короткой обуви с кожаными завязками, о прическе, как у женщин, разделявшейся пробором посередине. К полчищам лангобардов примкнули многие удальцы из других племен, потому что никто не сомневался в успехе Альбоина. В его войске были и гепиды, и болгары, и сарматы, и паннонцы, и свевы, и норийцы; к нему присоединилась и значительная по числу толпа саксов (около 20 тысяч человек с детьми и женами), которые, по замечанию историка того времени, звались «старыми друзьями Альбоина». В общем, силы его были не слишком многочисленны. Когда они перешли через Альпы и появились в Северной Италии, они нигде не встретили войска в открытом поле. Только Павия, сильно укрепленная еще при готах, оборонялась в течение трех лет от осаждавших ее лангобардов. Когда же, наконец, город сдался, Альбоин основал здесь свою резиденцию.



    Железная корона лангобардских королей. Монца (Италия). Сокровищница.

    Внутри короны зачеканено железное кольцо, сделанное, по преданию, из гвоздя с креста Христа.

    Господство лангобардов было гораздо более суровым, нежели господство готов; война и охота были их излюбленными занятиями, при этом даже соседствующие области Галлии нередко подвергались их разбойничьим набегам. Римских подданных они заставляли заботиться о доставлении им всего необходимого для жизни и в виде дани взимали третью долю жатвы.

    Господство лангобардов в Италии

    Целый ряд трагических преступлений, рассказ летописца о которых читается как эпическая поэма, в самом корне положил предел власти, соединившей лангобардов в грозную силу. Опьяненный вином Альбоин однажды так забылся на пиру, что заставил свою супругу Розамунду пить за его здоровье из кубка, в который был оправлен череп ее отца. Павел Диакон, описывающий это событие, утверждает, что он сам видел этот кубок, и клянется в том «именем Божьим». Розамунда отомстила супругу за эту безобразную жестокость: подговорила его оруженосца Гельмигиса и одного из его дружинников Перидея и ввела их в опочивальню, где Альбоин спал в опьянении. Летописец прибавляет, что меч Альбоина был заклепан, и он был убит, лишенный всякой возможности сопротивляться. Но Розамунде не впрок пошло ее злодейство: все лангобардские князья восстали против нее. Ей удалось бежать со своими сокровищами в Равенну и там запутать в свои сети экзарха Лонгина. Ее любимец, бывший оруженосец мужа, мешал ей в достижении цели, и она попыталась поднести ему яд. Однако он догадался, что она дала ему отраву, и силой заставил ее выпить остаток яда (573 г.).

    Лангобарды и римляне

    Король Клеф, наследовавший Альбоину, также был вскоре убит. Больше лангобарды не избирали короля, и каждый из 35 князей или герцогов (duces) правил известным округом, в котором он был полным властелином при помощи своей дружины. Это господство не представляло собой правильного строя, как господство готов, и не могло быть прочным. Прибрежная полоса Италии — Романья, Лигурия, Сицилия, Сардиния, Корсика — подчинялась власти экзарха и составляла часть Восточной Римской империи, при этом религиозная рознь между романским местным населением и пришлыми завоевателями, ярыми арианами, давала себя чувствовать еще резче, чем прежде, т. к. лангобарды стояли на более низкой ступени развития, нежели остготы. Постепенно лангобарды осознали свою разрозненность и опасность, которой ежечасно мог грозить союз между единоверными соседними странами, Франкским королевством и Восточной Римской империей. В 584 г. дело опять дошло до выбора нового короля. Это был сын Клефа Автари (584–590), который прошел через всю Италию со своими полчищами, и, коснувшись копьем столба, поставленного на берегу Мессинского пролива, горделиво произнес: «Доселе простирается земля лангобардов». Автари был женат на франкской княжне Теоделинде, воспитанной при дворе Гарибальда, герцога баваров.



    Золотая корона Теоделинды, королевы лангобардов, супруги Автари (584–590), впоследствии супруги Агилульфа (591–616).

    Привезена в Париж Наполеоном, впоследствии похищена и в настоящее время известна только по старинным рисункам.



    Золотая корона Агилульфа (591–616).

    Вотивная корона, аналогичная коронам вестготских королей в музее Клюни (Париж). Привезена в Париж Наполеоном.

    После смерти Автари она избрала себе в мужья герцога Агилульфа Туринского, который был провозглашен королем. Она была ревностной христианкой католического исповедания, и летописцы представляют ее женщиной выдающейся не только по красоте, но и по образованию. Вследствие религиозных побуждений и отчасти политических соображений она стала всеми силами обращать лангобардов из арианства в истинную веру. Она была очень близка с римским епископом Григорием I (590–604) и состояла в частых отношениях с Римом, который для всего порабощенного романского населения был естественным центром их угнетенной веры и национальности.



    Посох Григория I (святого Григория Великого), римского папы (590–604).

    Навершие слоновой кости. Рим. Церковь святого Григория.



    «Гребень Теоделинды».

    Слоновая кость. Оправлен в золото и украшен драгоценными камнями.

    Но ее усилия не скоро привели к благоприятному исходу; и в том, что Павел Диакон рассказывает о короле Ротари, принявшем бразды правления в 636 г., выясняется трудность примирения религиозных противоречий. Восхваляя этого короля как храброго и правдивого правителя, Павел Диакон говорит, что «и он также не держался правой веры… и он также запятнан был лукавством арианской ереси, в силу которой почитал Сына менее Отца, а Св. Духа — менее и Отца, и Сына». И во всех городах Лангобардского королевства паства по-прежнему была разделена между двумя епископами — католическим и арианским. При таких условиях жизнь страны не могла быть успешной и правильной.

    Франкское государство в VI–VII вв.

    От этого ослабляющего элемента, от религиозных распрей было свободно только Франкское государство, и поэтому оно и все подвластные ему страны приобрели после Хлодвига некое господствующее положение на западе германского мира. Дважды, только дважды в течение 200 лет, в которые франками правили князья из рода Меровингов, вся страна франков соединялась под властью одного короля: в 558–561 гг. при Хлотаре I, младшем из сыновей Хлодвига, и в 613–628 гг. при Хлотаре II. За этими краткими периодами единения всегда следовали новые переделы территории между сыновьями и естественные последствия подобных переделов — войны между братьями и родственниками и убийства. В эти усобицы должны были вступать их дружины, а за дружинами и большее или меньшее число свободного населения.



    Теоделинда приносит по обету дары святому Иоанну.

    Слева направо: Агилульф, Адальвальд (сын Теоделинды), Гундеберга (дочь Теоделинды), Теоделинда, св. Иоанн. Рельеф над входом в собор в Монце, заложенный Теоделиндой в 595 г. и перестроенный в XIV в. Большая часть изображенных на рельефе даров и в настоящее время хранится в ризнице собора.

    Правление династии Хлодвига представляет собой удивительно однообразное чередование ужасов и злодейств, которыми отмечена вся эпоха; совершающиеся перед глазами наблюдателя чудовищные преступления невольно привлекают его внимание к отдельным деятелям этого круга. Кому не известно, например, соперничество в кровавых злодеяниях, которым прославились две страшные женщины, характеризующие эту эпоху: Брунгильда, дочь вестготского короля Атанагильда, супруга австразийского короля Сигеберта I, и Фредегонда, плебейка-любовница Хильперика I, короля Нейстрии? Последняя начала свои подвиги с того, что приказала удавить во время сна супругу Хильперика Галсвинту, сестру Брунгильды, за этим последовал нескончаемый ряд злодейств, которые 40 лет спустя закончились тем, что сын Фредегонды Хлотарь II, которому Брунгильда попала в руки, приказал привязать ее к хвосту дикого коня, и тот разметал ее насмерть. Соединение грубейшей распущенности с самой утонченной жестокостью, при удовлетворении которой не уважаются ни божеские, ни человеческие законы, служит в этот страшный период отличительной чертой не только царствующего дома, но и всего народа, насколько о нем можно судить по его высшим классам. Слияние победителей с побежденными происходило здесь быстро, и так же быстро смешивались пороки римской испорченности с дикими проявлениями франкской грубости. Церковь смотрела на все это сквозь пальцы, радуясь, что эти пороки не сопровождаются наиболее тяжким — принадлежностью к арианству. Один из бытописателей очень верно сравнивает церковь того времени с нежной матерью, которая невольно поддается естественной слабости к единственному сыну: всему верит, на все надеется, все переносит. Местное романское население здесь не должно было опасаться за свою собственность, как в соседних странах, завоеванных бургундами, готами и вандалами, или в Италии под владычеством лангобардов. Для франкских дружин, уже при Хлодвиге продвинувших границу своей территории далеко на юг, достаточно было завоеванной земли, чтобы обеспечить их земельными владениями, обогатить и дать возможность с необузданной страстностью предаться наслаждениям, которых так много представляла эта страна, цивилизованная уже в течение 600 лет. Среди подобных наслаждений быстро исчезла добродетель, за которую Тацит так восхвалял германских женщин и на которую уже Цезарь обратил внимание. Испорченность сообщилась и духовенству, за которым здесь не наблюдало, как в Италии, Испании и Африке, враждебное ему арианское. Дружба епископов с королями имела то гибельное последствие, что в епископы попадали люди недостойные и, в свою очередь, выказывали себя их прислужниками. Все были озабочены догматической правильностью религиозных верований, и никто не заботился о правилах житейской нравственности. Но воспитывающая сила церковного учения и церковного порядка, конечно, и в эти злые времена не утрачивалась совершенно, и не было недостатка в духовных лицах, которые поддерживали ту величайшую истину христианского учения, что добрая вера должна быть поддержана добрыми делами, и подкрепляли это учение напоминаниями о каре, ожидающей грешников в загробной жизни; а это напоминание даже для полуязычников франков имело свое значение, т. к. вера в бессмертие души была свойственна и германскому язычеству.

    Значение церкви в раннем средневековье

    В политическом смысле единство веры и могущество церкви, всюду поощряемой и обогащаемой, было очень полезно. Эта единая церковь сглаживала или, по крайней мере, до некоторой степени смягчала пагубные последствия, которые могли происходить от частых переделов государства. В церкви скапливались большие богатства, она распоряжалась громадными земельными владениями и этим оказывала большое влияние на экономическую сторону народной жизни. Однако она не в силах была воспрепятствовать нравственному падению, распространявшемуся среди франков, которые поселились на этой земле, богато одаренной от природы и требовавшей мало труда для обработки. Этой нравственной порче, вероятно, поддались бы и другие германцы, поселившиеся на римской территории, т. к. сила нравственного отпора среди них была не больше, чем среди франков. Но неожиданно для всех вдали от места действия излагаемой истории германских племен вырос враг, вскоре вынудивший их к борьбе за веру и власть, требовавшей напряжения всех физических и моральных сил. Этим врагом были арабы.

    ГЛАВА ТРЕТЬЯ

    Ислам и халифат. — Первые завоевания халифов. — Восточная Римская империя. — Положение дел на Западе: Вестготское государство; франкские государства. — Карл Мартелл и арабы. — Бонифаций и Пипин I

    Аравия

    Аравия представляет собой самый западный из трех больших полуостровов, которые выступают из материка Азии с южной стороны, как Балканский, Ара Апеннинский и Пиренейский полуострова из материка Европы. Это сплошная большая возвышенность, по своей территории в пять раз превосходящая территорию Германии; на юге и северо-западе она почти сплошь занята пустынями, а на северо-востоке примыкает к пустыням Передней Азии. Древние различали Счастливую Аравию (Йемен на западном берегу, близ Красного моря), Каменистую (с Синайским полуостровом) и Песчаную (внутри полуострова). Красноречивые писатели не раз описывали эту внутреннюю и наибольшую часть Аравии. «В печальной глуши Аравии, — так говорит Гиббон, — простирается безграничная песчаная равнина, пересекаемая только островерхими и голыми горными возвышенностями, — дикая пустыня, выжженная отвесными и палящими лучами солнца, от которых негде укрыться, негде приютиться в отрадной тени. Ветры, дующие здесь, не освежают воздуха, а напротив, разносят повсюду вредные, даже смертоносные испарения: свободно разгуливая по пустынному простору, они то вздымают, то вновь развеивают песчаные горы, подобные волнам океана. Ручьи, ниспадающие с гор, быстро поглощаются алчущей землей; редкая и жесткая растительность, наподобие тамаринда и акации, запускающая свои корни в расщелины скал, питается одной ночной росой; скудный запас воды хранится в цистернах и водопроводах, и странник, истомленный тяжким дневным переходом, часто не находит влаги для утоления своей мучительной жажды, потому что ему противен вкус воды, протекающей по руслу, насыщенному серой или солью». Среди населения Аравии с давних времен различают хаддези — оседлых арабов и бедави — кочевые племена пустыни. Первые вели оживленную торговлю продуктами благодатной береговой полосы — например, ладаном, а теперь — кофе; но главную силу нации составляли бедуины, населяющие пустыню: в их среде развились главные отличительные черты этого мощного племени — его чрезвычайная умеренность и страстное стремление к независимости. Однообразие пространства широко раскинувшейся кругом пустыни прерывается только редкими группами финиковых пальм и акаций; конь, чистейшую расу которого ведут, по преданию, от конюшен царя Соломона, и терпеливый, неутомимый, выносливый верблюд служат этому народу кораблями среди песчаного моря и переносят этих худощавых, сожженных солнцем, сильно развитых скитальцев пустыни от оазиса к оазису.



    Женщина, погоняющая верблюдов. Миниатюра XIII в.



    Арабы, навьючивающие верблюда. Миниатюра XIII в.

    Эти бедуины с древнейших времен жили тем, что сопровождали или грабили торговые караваны, которые тянулись через их страну по древним путям, соединяющим культурные страны. Распавшись на множество мелких племен под начальством шейхов и эмиров, бедуины вели между собой частые войны. Какой-нибудь пустяк — ранение верблюда или пользование колодцем в пустыне — возбуждал иногда ненависть, приводил к убийству и кровавой мести, которая затем переходила из рода в род и длила распрю целые поколения, десятки и даже сотни лет. Этот дикий обычай, как и многие другие, смягчался благотворным гостеприимством, естественно проистекающим из условий жизни, но, тем не менее, ценным в этой стране, в которой и теперь насчитывают не более 4–5 миллионов жителей на всем громадном пространстве. Среди всех восточных народов арабы могут быть названы единственным, способным понимать свободу в европейском смысле. Это деятельный, подвижный, тонкий народ, от природы одаренный расположением к поэзии, умением облекать свою мысль в красивые формы и естественным красноречием, которое у многих проявлялось с особой силой и выразительностью. В то же время в них, как и во всех соплеменных им семитах, нет ни малейшего расположения ни к пластике, ни к живописи. Их религия во все времена состояла в поклонении звездам; они с верой и глубоким благоговением взирали на звезды, по которым ночью направляли свой путь через неизмеримую пустыню. Как ни сильно была развита их фантазия, как ни были они постоянно расположены слушать рассказы, — у них не сложилось никаких мифов; им известны были немногие божества только по имени, но зато многим предметам внешней природы они приписывали таинственные, волшебные силы. Один из таких предметов — черный, с неба упавший камень, метеорит, издревле служил в Мекке предметом почитания. Покрытый священным шатром или окруженный стенами дома, он составлял под названием Каабы величайшую святыню для всех арабов, и к этой святыне уже издревле отовсюду стекались паломники.[3]

    Мухаммед

    Именно в Мекке, городе, расположенном среди наименее плодородной части Счастливой Аравии, в нескольких днях пути от Аравийского залива, в племени курайшитов, родился человек, которому суждено было ввести никому не ведомых арабов в ряд исторических наций. Это был Мухаммед (или Магомет), сын Абдаллаха (около 569 г. н. э.). Легенда всякого рода чудесами украсила его юность, протекавшую так, как обыкновенно у арабов. Рано осиротев, он рос в нужде у своего дяди Абу Талиба; его юность была богата сильными религиозными впечатлениями и побуждениями. В Мекке в могущественном племени курайшитов издавна существовал раздор между богатым аристократическим слоем и более бедным или менее знатным родом хашимитов. Мухаммед принадлежал к этому роду; повзрослев, он поступил на службу к богатой вдове из весьма уважаемой фамилии — Хадидже, сначала вел ее торговые дела, а потом женился на ней. Во время торговых путешествий он встречался и с евреями, которых, как повсюду, в этих странах было немало; сходился и с христианами, которые из греческих местностей попадали в Аравию, убегая от догматических споров и религиозных преследований. От них он узнал сущность их веры, познакомился с их суевериями и наравне со многими из своих почувствовал, что в душу его закрадывается дух сомнения в силе и мощи кумиров, которые были созданы народным поверием. Это возбуждающе подействовало на его дух, одинаково способный и к поэтическому полету, и к кропотливой, серьезной работе мысли; он стал искать уединения, где мог бы свободно заняться обдумыванием воспринятых впечатлений, и все более и более углублялся в те загадочные вопросы, на которые они его наводили. Тут его уму, склонному к мечтательности и возбуждению, а может быть, и омраченному неким телесным недугом, обычным в тех странах, стали представляться видения: ангел Джабраил принес ему заветы Бога (Аллаха), начертанные на серебряной ткани. С необычайной силой ожило в его душе представление о божестве, издревле присущее всем семитическим племенам, крепком, мощном, высшем, и перед этим единым божеством исчезли иные боги и кумиры. Это чудо свершилось в его взволнованной душе, и он почувствовал в себе призвание возвестить всем ту истину, в которую сам уверовал, призвание быть пророком своего народа. Первой уверовавшей в него была его супруга Хадиджа. Ее примеру последовал ее родственник Барака, который в невольном порыве произнес высший догмат ислама: «Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его». Затем божественное призвание Мухаммеда было признано его рабом Зайдом, родственником Али, тестем Абу Бекром. Не то встретил он среди своего племени, от которого не скрыл ниспосланного ему откровения. Ему пришлось столкнуться с их своекорыстием и предубеждением, хотя откровение его ничуть не умаляло священного значения Каабы. Убегая от преследований своих земляков, Мухаммед в 622 г. удалился в город Ясриб, где многие в него уверовали, и встретил радушный прием. Этот город, лежавший в 60 милях к северу от Мекки на большой караванной дороге в Сирию, стал, таким образом, городом пророка — Мединой, или Мадинат ан-наби — городом из городов.

    Хиджра. 622 г.

    Это бегство Мухаммеда с немногими из верующих с родины на чужбину было событием, составившим эпоху: весь мусульманский мир ведет лето исчисление от «удаления» (хиджры) Мухаммеда из Мекки (20 сентября 622 г.). Небольшой кружок верующих вскоре превратился в бродячую толпу воинов. Враждебные действия курайшитов вынудили пророка к насилию, и он сообщил верующим новое откровение, по которому меч был указан ему свыше как «средство к распространению новой веры, ключ к раю и аду». В 624 г. в долине Бадр Мухаммед одолел курайшитов. В момент, когда исход битвы колебался, пророк бросил вверх горсть пыли и воскликнул: «Смятение да покроет лицо их!» — и будто бы внес этим смятение в ряды врагов и обратил их в бегство. За первой битвой последовали другие; одно племя за другим присоединялось к счастливому победителю, который в то же время был красноречивым и вдохновенным провозвестником новой веры; его власть начинала возрастать и становиться «царством от мира сего». На седьмой год хиджры (630 г.) он победоносно вступил в Мекку, где велел в Каабе повергнуть все кумиры. Подъем духа, сообщенный им своему народу, увлек его самого. Противодействие, которое он встретил и счастливо превозмог, еще более возвысило его сознание собственного достоинства, как бы слившееся воедино с его религиозным чувством и богопознанием. И вот он уже сам начал священную войну, которая должна была распространить новую веру за пределы Аравии и преподать ее покоренным соседним народам. «Ибо не для шутки создал Аллах землю, — так говорил он, — и небо не для игры». И он, действительно, верил в вероучение, которым пробудил свой народ к исторической жизни.

    Ислам

    На высоте пророческой славы, всеми признанный главой народа, бесчисленные племена которого слились воедино, одушевленные великим помыслом, Мухаммед умер (632 г.). Его последователи не хотели верить, что он мог умереть: одни говорили, что он вознесся на небо, другие — что удалился на гору Синай, — хотя все современники, все его близкие видели, что он был простой смертный, жил, как и все другие, по обычаю своего народа, был умерен в пище и скромен в одежде. Его слова, полные глубокого смысла, исходили от полноты души, потрясенной религиозным настроением; высказанные горячо и увлекательно, они невольно зажигали сердца. Последующие поколения стали далее развивать эти зародыши, так что первоначальная основа его учения была обильно украшена вымыслом: однако нельзя сказать, чтобы она была обезображена до неузнаваемости и первоначальная его сила не утратилась в позднейших формах.



    Дом в Медине. Конец XIX в.

    Дает достаточное представление о жилищах средневековых арабов. Высокие стены дома с зубцами возвышаются над плоской крышей.

    Он назвал свое учение «ислам», т. е. подчинение, смирение: это учение, по словам самого Мухаммеда, было последним и высшим откровением Божиим, и все исповедовавшие это учение, «мусульмане», или «правоверные», видели в нем продолжение закона Моисеева и последующего христианского учения. Свое представление о правоверных они понимают своеобразно; по их мнению, уже Авраам был мусульманином, верным слугой Аллаха, противником язычества, — и вот его веру, веру Авраама, восстановил Мухаммед. При таком взгляде на «правоверие» последователи Мухаммеда — для убеждения иудеев и христиан, живших по соседству с ними или среди них, — ссылались и на закон Моисеев, и на Священное писание как на подтверждение. Они утверждали, что «Утешитель», о котором говорит Спаситель, уже явился в лице Мухаммеда, «последнего и величайшего из пророков, после которого уже не явится более никакой пророк». Источником и главной опорой учения является Коран, записанный со слов Мухаммеда приближенными к нему людьми. Эта книга говорит прямо от имени Аллаха, и все ее содержание, как полагают правоверные, было внушено пророку ангелом Джабраилом.



    Мухаммед при осаде крепости Бан ар-Надир. Миниатюра из арабской «Всемирной истории», написанной в XIV в. Лондон.

    Летящий над Мухаммедом ангел Джабраил одной рукой протягивает ему чашу, а другой держит над ним сосуд. Одно из очень редких на мусульманском Востоке изображений пророка.

    Ислам делится на учение о вере и мораль. Учение говорит человеку об Аллахе и его пророке и представляет собой строгий монотеизм, допускающий, впрочем, существование ангелов, множество добрых духов, бесплотных, созданных из чистого пламени, исполняющих волю Аллаха и восхваляющих его имя, таких, как Джабраил — дух откровения, Микал, сражающийся в битвах за правоверных, Израил — ангел смерти и Исрафил, который должен трубить в трубу в день воскресения мертвых. Другие ангелы, моакхибаты, сопровождают смертных по двое каждого — один с правой стороны, другой — с левой и каждый вечер взлетают к престолу Аллаха и докладывают о действиях порученного им смертного. Они признают еще и злого духа — Азазила (Сатану), называют его «Иблис», т. е. отчаяние, и рассказывают, что прежде он был ангелом, но обращен в злого духа за выказанное им высокомерие и ослушание воле Аллаха, т. к. он отказался оказать почтение Адаму, когда тот был создан, между тем как все другие ангелы исполнили повеленние Аллаха. Ислам допускает веру в пророков, которых правоверные насчитывают до 200 тысяч, но шестеро из них возвышаются над всеми остальными: Адам, Нух (Ной)! Ибрахим (Авраам), Муса (Моисей), Иса (Иисус) и Мухаммед. Учение о воскресении мертвых и последнем, Страшном суде целиком заимствовано из христианских воззрений, хотя приукрашено фантастическими добавлениями. Когда Исрафил трижды протрубит, начнется Суд. Весь воздух наполнится душами, ищущими своего тела; земля разверзнется, кости застучат друг о друга, складываясь в скелеты; но выйдут на поверхность земли только правоверные, а неверные будут лежать в земле и подняться не смогут. Тогда в руках Джабраила появятся большие весы. На одну чашу весов, светлую, возложат добрые дела, на другую, темную — дурные. Затем все души умерших пойдут через мост Сират для дальнейшего испытания, а тот мост, острый, как лезвие сабли, протянут над бездной преисподней; и вот грешники и неверные, переходя по тому мосту, падут вниз, а праведники перелетят через него, как на крыльях птицы. С особенным тщанием украшает фантазия правоверных описание рая. Если правоверный искупит свои грехи и если он был при жизни достойным рая, то он прежде всего освежится у «Пруда Пророка», в котором вода сладка как мед, холодна как снег, прозрачна как кристалл; кто той воды изопьет, тот никогда более не будет знать жажды. Потом ангел Рушван отворит правоверному праведнику врата рая: все пространство рая усыпано мельчайшей пшеничной мукой; вместо булыжников всюду разбросаны жемчуг и яхонты, и по всему раю текут реки чистейшей воды, ручьи молока, меда, даже вина, пить которое на земле правоверным воспрещается. Посреди рая растет таба — дерево жизни, отягощенное дорогими плодами; оно так громадно, что отличный скакун только в течение 100 лет непрестанного бега мог бы пробежать через его тень. Воздух рая напоен ароматами и оглашается гармоничным шелестом листьев и мелодичным пением дочерей рая, чернооких гурий; они предназначены быть подругами правоверных наравне с теми женами, с которыми они жили на земле и прелести которых будут в раю восстановлены. И так будут они там блаженствовать, украшенные венцами из золота и алмазов, окруженные сотнями слуг, есть на золотых блюдах и пить из золотых кубков, не зная ни пресыщения, ни опьянения, среди непрерывного ряда наслаждений. Каждого правоверного, сверх этих, ждут в раю еще иные радости: для изображения их слаб язык человеческий.

    Мораль ислама

    Последняя статья Корана толкует о вечном предопределении; она не проведена в Коран со строгой последовательностью. Но этот догмат лежит в основе того сурового представления о божестве и общего настроения, которые свойственны семитическому духу, так что вскоре он получил преобладающую силу. Твердо веруя в силу этого догмата, мусульманин не колеблясь устремляется в битву: он знает, что день смерти занесен на скрижали вечности; победит ли он, или падет — все равно его ждет райское блаженство.

    Из вышеизложенного ясно, что этому верованию недоступны наиболее глубокие религиозные понятия: даже то, что заимствовано исламом из христианского учения, воспринято им только с чисто внешней стороны. Еще заметнее это в мусульманской этике, которая полностью состоит из правил, касающихся внешней стороны жизни. Всем мусульманам предписываются частые омовения с соблюдением точно установленного церемониала и пять ежедневных молитв, при которых правоверный должен обращаться лицом в направлении Мекки, указываемом минаретами или молитвенными башнями, с которых возвещается о времени, назначенном для совершения молитв. Сильному впечатлению этой отовсюду раздающейся молитвы правоверных поддался и Абу Суфьян, последний вождь курайшитов: он был поражен им и отрекся от своего неверия. Священным днем недели для всех правоверных положена пятница — в этот день в мечетях молятся и проповедуют. Наравне с молитвой важнейшей обязанностью правоверных признается раздача милостыни и пост, которому посвящается целый месяц — рамазан: «Молитва ведет только полпути к Аллаху, пост приводит к самому его порогу, милостыня ставит перед лицом его», и эта последняя обязанность по отношению к бедным, сирым и «сыну пути» (т. е. страннику или нищему) предписывается правоверным с особой настойчивостью. Сверх этих обязанностей закон Мухаммеда повелевает каждому правоверному, достигшему зрелого возраста, нравственно правоспособному и обладающему известным достатком, хоть раз в жизни совершить странствование в Мекку. Это предписание также способствовало установлению общения между всеми правоверными. Правоверный, решающийся на странствование, делает дома все необходимые распоряжения, совершает дальний путь в одежде простого странника, дабы в Мекке приложиться устами или хотя бы прикоснуться рукой к священному черному камню Каабы, совершить предписываемые обычаем молитвы и обряды, посетить святые места — колодец Земзем, гору Арафат, около которой, против трех столбов, странники бросают семь камней в виде заклинания против злых духов.[4]

    Завоевательный характер ислама

    Эта религия выступила теперь с притязанием на всемирное владычество: ее основатель рассчитывал на ее распространение по всему миру, тем более что монотеистическое представление о божестве как бы само по себе предполагает необходимость подобного распространения. Но в этом пункте и проявляется сильнейшая противоположность между исламом и христианством. Спаситель повелел своим ученикам всюду и всем проповедовать радостную весть о наступлении царствия Божия; высшая обязанность каждого правоверного — распространение ислама. Средством для этого является меч, завоевательная война, и Коран прямо указывает на это: «Чьи стопы будут покрыты прахом битв Аллаха, тот в день великого суда будет отстоять от преисподней далее, чем на расстояние, которое самый быстрый конь может пробежать в тысячу лет». И еще: «Убивайте, пролагая пути Аллаха, всех, кто вас убивать хочет; бейтесь с врагами, пока исчезнет всякий соблазн и восторжествует правая вера». Вот с какими побуждениями этот народ вступил на поприще всемирной истории! До того времени судьбы истории почти бесследно его обошли; ни одно из больших мировых государств — ни Ассирия, ни Персия, ни Македония, ни Рим — этой страной не обладали.



    Храм Каабы в Мекке. Вид в конце XIX в.

    Еще не затраченной силе нации был вдруг необычайным образом дан толчок вновь явившейся религией, которая немногими ясно выраженными, но простейшими идеями и строго монотеистическими понятиями о Боге удовлетворяла религиозному чувству и в то же время тешила фантазию заманчивыми образами. И какое громадное поприще теперь разом открывалось для этого народа в стремлении к подвигам! Теперь уже речь шла не о жалкой добыче, которую можно было получить от ограбления каравана или во время усобицы между двумя племенами: все усобицы прекратились, все сердца прониклись высоким сознанием нового учения — и алчные взоры воедино слившейся нации обратились к столицам древнего мира, в которых накопленные веками сокровища по праву должны были перейти в собственность воинов, бившихся во славу Аллаха.

    Первые халифы

    Столетие, к которому относится краткая, но по своим последствиям громадная деятельность Мухаммеда, не успело еще закончиться, как государство халифов, преемников пророка, уже раскинулось от берегов Инда до Геркулесовых столпов.



    Арабский халифат.

    При халифах Абу Бекре (632–634) и Омаре (634–644) они завладели Дамаском (635 г.), Иерусалимом (637 г.), Антиохией, ниспровергли могущество Персии и все эти страны покорили исламу. Два могущественных государства — Восточное Римское и Персидское, враждовали уже в течение целых веков: нельзя было и помышлять о том, чтобы они вступили в союз для отпора новому грозному врагу. Двадцатый в новой династии персидских царей шахиншах Хосров Ануширван, современник и противник Юстиниана, замечательный правитель, которого недаром сравнивали с Дарием I, умер в 579 г. Как и прежде, наследование престола сопровождалось в Персии опасными кризисами.



    Монеты первых халифов

    И второй после Ануширвана шах Хосров был уже ставленником восточно-римского императора Маврикия, у которого он нашел прибежище как изгнанник. После кончины Маврикия (602 г.) ему наследовал его убийца Фока, а затем Ираклий (610 г.). Хосров, который не хотел признать последнего императором, выступил против него войной и в союзе с аварами и другими врагами империи даже угрожал Константинополю.



    Серебряная монета Ираклия (610–642).



    Печать Омара (634–644).



    Печать Османа (644–656).

    Но храбрый Ираклий не только отразил это нападение, но и сам вторгся в Персию. Это вторжение вызвало враждебное шаху восстание среди его знати и привело к его падению (628 г.). Персидское царство, таким образом, было ослаблено и потрясено, когда вдруг поднялась новая буря. Последний шах из этой династии, которая в начале III в. н. э. обновила Персидское царство, Йездегерд III, разбитый арабами при Кадезии к западу от Евфрата и затем при Нехавенде в Мидии, вынужден был спасаться бегством. Одновременно с этим по воле великого халифа Омара его гениальные полководцы Амру и Халед, завоеватель Сирии, захватили Александрию (641 г.). При следующем халифе Османе (644–656) арабы завладели Кипром и Родосом, т. к. они уже успели освоиться с морем. Когда же в 656 г. в халифы был возведен Али, зять пророка, муж его дочери от Фатимы, сразу проявились все непривлекательные стороны восточного государства. Айша, некогда бывшая любимейшей из жен пророка, ненавидела нового государя, достигшего власти при помощи брачного союза с дочерью ее соперницы. Халиф Али был обвинен в участии в убийстве Османа, своего предшественника. Это обвинение основывалось на том, что он не наказал убийц Османа, и вот Омейяд Муавия, наместник Сирии, курайшит по происхождению, выступил мстителем за убитого халифа, прикрывая этим свои собственные честолюбивые замыслы. В 661 г. халиф Али был убит несколькими приверженцами секты, увлекавшейся фантастическими идеалами. Началась борьба между двумя династиями, длившаяся долгое время из-за догматических препирательств, которые привели к расколу, и поныне разделяющему приверженцев ислама на два враждебных лагеря. Приверженцы Али — шииты признавали только за родственниками пророка право наследования ему в руководстве народом: они произнесли проклятие трем первым халифам и узурпаторам из дома Омейядов. Для них Коран — единственный источник религиозного познания, между тем как торжествующая партия ссылается еще и на другой источник, на сунну или предания — устные изречения пророка, якобы собранные после его смерти. От сунны и произошло название этого направления ислама — сунниты. Первоначально сунниты одержали верх над шиитами: их религиозные воззрения строже; они считают Коран плодом небесного откровения и собственному мышлению по отношению к этой священной книге оставляют лишь ограниченный простор.

    Завоевания. Дом Омейядов

    При Муавии (661–679), который после смерти Али остался единственным халифом, вновь были предприняты завоевания: в 668–675 гг. его войско осаждало даже Константинополь и воевало в его окрестностях. Именно тогда (673 г.) греческий огонь, изобретенный сирийским греком Каллиником, произвел в арабском флоте страшные опустошения. Дела приняли такой благоприятный оборот, что Муавия заключил мир с Восточной Римской империей, только обязавшись годовой данью в ее пользу, и признал существование Римской империи в ее прежнем положении с уплатой денежного откупа. Император Константин IV нашел возможность облегчить оборону империи новым разделением ее на военные округи (или тематы). Арабы тем временем обратились к завоеванию северного берега Африки: в 697 г., когда в Дамаске, столице Омейядов, правил четвертый из них, Абд ал-Малик (с 685 г.), пал Карфаген, и после временного перехода в руки византийского полководца с 699 г. навсегда остался в руках правоверных.



    Медная монета халифа Абд ал-Малика.

    АВЕРС. В поле — изображение халифа. Он с длинной бородой, длинным мечом и непонятным предметом, напоминающим большую петлю. Надпись по-арабски: «(монета) Абд ал-Малика, раба Аллаха, повелителя правоверных». РЕВЕРС. В поле — намеренно искаженный византийский крест. Слева от него надпись по-арабски: «полновесная» (монета), справа — «Халеб» (город чеканки). Надпись по кругу: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его». Как и многие более давние арабские монеты, сделана по византийскому образцу — для хождения и на византийской территории.

    Свет христианского учения погас по всему африканскому побережью. Южная окраина Средиземного моря, тяжкие приобретения двух тысячелетий на долгое время погибли для христианства и для его культуры, которая и до сих пор не вполне проникла в эти места.

    Валид I. 705 г.

    Тут опасность стала грозить западным окраинам бывшей Римской империи. В правление пятого из преемников Муавии, Валида I (705–715), государя энергичного и властолюбивого, арабы нашли возможность переправиться через пролив в Испанию, куда путь им был указан и облегчен несчастным положением дел в Вестготском государстве.

    Вестготское государство в Испании

    Со времен победы, одержанной Хлодвигом над вестготами, их государство ограничилось почти исключительно Пиренейским полуостровом, и вскоре столица королевства была перенесена в Толедо. С Амаларихом, который в 531 г. пал в битве против франков, древняя династия королей прекратилась, и Вестготское государство стало управляться выборными королями. Этим оно было лишено основы к дальнейшему укреплению и развитию, и Восточной Римской империи при Юстиниане вновь удалось завладеть юго-восточным берегом Испании. Религиозная распря между арианством и католическим вероисповеданием здесь проявилась резче, чем где-либо, и вынудила противников арианства к заговорам и поддержке тайных отношений с франками. До некоторой степени зло удалось преодолеть тем, что в конце VI в. король Рекаред (586–601) с большинством епископов и народа присоединились к католической церкви. Однако ближайшим следствием этого перехода было возрастание могущества знати. Епископы, приобретшие большое значение, вошли в тесный союз с вельможами; ближайшие преемники Рекареда продолжали придерживаться политики слияния германского и романского элементов населения.



    Корона вестготского короля Рекесвинта (649–672). Париж. Музей Клюни.

    Эту корону (диадему) король, по-видимому, надевал во время коронации. Найдена в Испании.

    В VII в. был обнародован основанный на римском праве сборник законов (Forum judicum) и возвращены под власть вестготских королей части Испании, захваченные Византией. Но и в новом сборнике законов в основу всего государственного устройства была положена избираемость королей; а когда дело доходило до подобных выборов, по их поводу предварительно совещались знатные «палатины», многие из которых насчитывали подобных выборных королей в числе своих предков. Это привело к образованию партий или, скорее, кружков; твердая самостоятельная власть оказалась невозможной. Вестготские крупные земельные собственники, в подчинении у которых находились многочисленные трибутарии — господствующее военное сословие — были подвержены таким порокам, которые почти всегда и везде бывают последствием подобного общественного положения. Епископы, среди долгих и непрерывных религиозных препирательств утратившие дух христианского смирения и любви и усвоившие этими раздорами только нетерпимость, за недостатком еретиков, которых можно было бы преследовать, обратили ее против иудеев, которые поселились в Испании в великом множестве. Каждому разумному человеку стала очевидна грозившая из-за моря опасность. Королю Эгике наследовал его сын Витица, настойчиво заботившийся о подъеме королевской власти (701 г.); особенно он стремился обуздать своеволие духовенства.

    Это привело к новому дроблению на партии, к заговору, к свержению Витицы и избранию нового короля Родериха (Родриго). А между тем, у Витицы остались сыновья, его брат Оппас был архиепископом Севильским. К их партии присоединился один из вельмож, граф Юлиан (Хулиан), занимавший важный пост наместника в Сеуте и уже неоднократно защищавший этот крепкий город против арабов. Из ненависти к Родериху граф Юлиан и Оппас решили позвать на помощь арабов. Они тотчас пришли на помощь: один из подначальных полководцев арабского наместника в Африке, опытный воин Тарик[5] высадился на берегу Испании с небольшим войском, к которому вскоре присоединились недовольные христиане и особенно евреи.

    Битва при Хересе. 711 г.

    Первое столкновение Запада с Востоком, ислама с христианством на западноевропейской почве произошло при Хересе-де-ла-Фронтера, на правом берегу Гвадалквивира (711 г.). Вестготы, в рядах которых не было единодушия, были разбиты. В трехдневной борьбе вестготское военное государство было сломлено. Последний из вестготских королей, Родерих, пропал без вести — утонул в Гвадалквивире, если верить романсам, воспевающим эту гибельную борьбу; за этой первой победой, одержанной передовым отрядом мусульманского войска, последовало быстрое и совершенное ниспровержение Вестготского государства Мусой, африканским наместником, который переправился в Испанию с грозными силами.

    Завоевание арабами Испании

    Вестготское господство, длившееся около трех веков и, казалось, имевшее возможность укрепиться, — оказалось настолько слабым, что в самое короткое время все укрепленные пункты страны достались победителям, и те при помощи своих лучших союзников, многочисленных иудеев, так быстро освоились с завоеванной территорией, что и десяти лет не прошло, как арабы попытались завоевать и соседнюю Галлию, положение которой было запутанным и расшатанным, как и положение разрушенного арабами Вестготского государства, и уже потому побуждало к нападению.

    Франкское государство в VII в.

    Хлотарь II, вновь соединивший все Франкское государство под своей властью, скончался в 628 г. При его наследниках — сыне Дагоберте I (628–638) и Хлодвиге II (638–657) — единство государства поддерживалось с трудом; после смерти последнего переделы возобновились, и установилась естественная рознь между северными частями царства, где преобладала германская национальность, и южными, где перевес был на стороне романской национальности.



    Монета Хлотаря II (584–628).



    Золотое су Дагоберта I (628–638).

    К этим двум частям, Австразии и Нейстрии, добавилась третья — Бургундия, которая также заявляла притязания на некоторую самостоятельность и пользовалась ею в такой же степени, как остальные две части Франкского государства, благодаря династическим смутам в королевском доме. Основы государственной жизни во Франкском государстве были тверже и разумнее, нежели в Вестготском. При завоевании страны в распоряжение победителей досталось такое количество земель, что можно было не касаться земельных владений романского населения, так что лишь незначительная его часть была обращена в трибутариев, обложенных постоянным чиншем. Наиболее богатые землевладельцы, а также епископы, большей частью романского происхождения, но единоверные с завоевателями, легко сблизились с новой землевладельческой знатью, которую составляли завоеватели или, вернее, дружинники, принадлежавшие к военной свите короля. Каждый из дружинников получал свою часть из земель, находившихся в распоряжении короля, как аллод (allodium) или жребий, в полное и наследственное владение, но только с ограничением, — некоторая доля этого владения, т. н. салическая земля, не могла переходить по наследству к женщинам, т. к. владелец аллода был обязан нести воинскую службу по защите страны. Но поскольку короли нуждались в постоянном войске, они создавали себе нечто подобное, выделяя из своего королевского земельного владения участки под названием бенефициев тем, кто принимал в качестве левдов (leudes) обязательства постоянной придворной и военной службы при особе короля. Эти бенефиции составляли, таким образом, нечто вроде вознаграждения за службу, и только король имел право отнять данное им владение, если награжденный оказывался неверным или в чем-либо провинился перед королем. Многие из наиболее богатых свободных людей, получая, таким образом, сверх своего аллода и королевский бенефиций и принимая за это определенные обязательства, становились в непосредственное и постоянное подчинение королю. Но и крупные землевладельцы, и епископы, у которых церкви также были наделены земельными владениями, нуждались в известного рода правильных служебных отправлениях, а следовательно, и в лицах, которые могли бы их отправлять, и этим лицам в виде вознаграждения, опять-таки, выделяли определенные бенефиции из своего аллода. Таким образом, создалась новая политическая система, которой предстояло великое будущее и которая под названием ленной системы стала отличительной чертой последующих столетий. Во главе этой системы стоял король, при беспрерывных походах и вызванных ими ненадежных, неустановившихся отношениях, при общем положении своего народа среди исконного населения страны имевший достаточно возможности проявить власть, в которой все нуждались и на которую все рассчитывали. Свою власть король проявлял в скромных формах: на повозке, влекомой волами, он медленно объезжал страну, всем доступный, останавливаясь в тех местах, куда обычно народ собирался к нему на суд. Названия придворных должностей напоминали собой первоначальное распределение должностей между лицами, служащими в большом хозяйстве: сенешаль (senescalcus) или управитель, маршал (marescalcus, иначе comes stabuli) — конюший, camerarius — хотя все эти титулы, конечно, могли возникнуть под влиянием романизма или византинизма, проявившегося при позднейших императорах. Непосредственно за королем стояли вельможи — приматы, князья, оптиматы, как их обычно обозначали древнелатинскими названиями писатели того времени, — светская знать, которая уже успела образоваться из старых и новых местных элементов и к которой теперь примкнули представители высших церковных должностей — епископы и архиепископы в качестве духовной знати. За этой знатью в общественном строе следовали более состоятельные представители свободного населения, большей частью франки, но также и галло-римляне. Из них, когда они принимали на себя какую-нибудь должность (ministerium) и соединенный с ней бенефиций, образовалось чиновничье и родовое дворянство; а из свободных людей, вступавших в подобные служебные отношения к духовной или светской знати, — в министериалы вельмож или епископов — развилось впоследствии низшее дворянство. Эти общественные отношения не были прочными и установившимися, грани между сословиями не были еще ни резко обозначены, ни окончательно определены. С некоторой наивностью этот общественный строй проявляется в параграфах салического закона, окончательно приведенного в порядок при Дагоберте I, в VII в., при определении штрафа за убийство. Если убитый принадлежал к дружинникам короля, то штраф, уплачиваемый убийцей в королевскую казну или же родственникам убитого, равнялся 600 солидам; если убитый романец принадлежал к кругу застольных товарищей короля — 300 солидам; если обыкновенный франк — 200; 100 солидов платилось за романского землевладельца; 45 — за принадлежавшего к податному сословию. Управление страной и правосудие было поручено графам (comites), которых назначал сам король. Впрочем, в большинстве городов, особенно перешедших во власть франков путем капитуляции, древнеримское право и римский строй города были оставлены неприкосновенными.

    Характер правления Меровингов

    При подобных условиях одно предполагалось существенно важным и необходимым для общего благосостояния: королем должен быть человек сильный. Он мог быть жесток, суров, своеволен, но не слаб. Такая сила долгое время держалась в династии Меровингов, хотя в остальном их дворец был опозорен всеми ужасами варварства и пороками выродившейся римской цивилизации. Правление франкских королей после смерти Хлодвига I характеризуется именно этой причудливой смесью дикого варварства с утонченной испорченностью. Последствия такого ненормального быта не заставили себя ждать: род Меровингов пресекся на короле Дагоберте I, который предавался позорнейшим порокам и излишествам, а между тем рядом с королевской властью успела вырасти новая сила.



    «Кресло Дагоберта». Париж. Аббатство Сен-Дени. Изготовление приписывается святому Элуа. Восстановлено в ХП в. Сугерием.



    Печать Дагоберта (628–638).

    Держит в руках пальмовую ветвь. Надпись по кругу: «Дагоберт, король милостью Божьей».

    Майордомы. Карл Мартелл

    Во главе королевской военной свиты стоял особый сановник — майордом (major domus — старший в доме), значение которого возрастало с увеличением дома короля и его свиты, а также с увеличением значения королевского дома в управлении всей страной. Это место могло быть предложено только доверенному лицу, а потому майордом избирался или, по крайней мере, представлялся королю именитейшими из вельмож и сословия благородных. И вот среди австразийского дворянства нашлась родственная королевскому дому фамилия, обладавшая обширными поместьями между Маасом, Мозелем и Рейном. Из ее представителей, наиболее древних, известен Карломан (жил ок. 600 г.); его сын Пипин Ланденский[6] был майордомом в Австразии при Дагоберте I (622–638). За ним следовал другой крупный представитель того же дома, Гримоальд, возбудивший против себя зависть других вельмож и павший ее жертвой. Только Пипину Геристальскому, Пипину Среднему, удалось приобрести известность: в одной из усобиц, которые бушевали между вельможами Нейстрии и Австразии из-за господства в земле франков, он разбил Берхера, майордома Нейстрии, при Тертри (687 г.). После этого Пипин вынудил ничтожного короля Нейстрии Теодориха III назначить его майордомом Австразии, Нейстрии и Бургундии, следовательно, всего Франкского королевства, воссоединенного победой при Тертри. Тогда же ему был присвоен титул, указывавший, что Пипин был не простым подданным короля: он титуловался князем и герцогом франкским (dux et princeps Francorum).

    Его сын Карл, прозванный впоследствии Карл Мартелл (т. е. боевой молот), после долговременной борьбы в 719 г. занял место отца как майордом трех составных частей государства, сумел поддержать единство этих частей и прославил свой род геройским подвигом, которым значение старинного королевского рода было окончательно подорвано.

    Битва при Пуатье. 732 г.

    Могущество халифата при Валиде I и его наследнике Сулеймане было более грозным, чем когда-либо. На берегах Инда и на побережьях Атлантического океана войска халифата торжествовали над врагами. В 717 г. новое нападение на Константинополь было с большим трудом отражено, а с 720 г. испанские арабы уже совершали походы за Пиренеи. Герцог Аквитании — юго-западной части Галлии, освободившейся от франкского владычества, с величайшими усилиями отражал их нападения. В 732 г. сильное арабское войско вторично перешло Пиренеи, нанесло герцогу Аквитанскому тяжкое поражение и вынудило его бежать. Тогда он обратился за помощью к могущественному и грозному майордому франков. По-видимому, надвигавшаяся грозная опасность на время прекратила многочисленные раздоры и усобицы как среди самих франков, так и между франками и другими германскими племенами. Карлу удалось собрать большое войско, в состав которого вошли, кроме франков, другие племена германцев: аламанны, бавары, саксы, фризы. Решительная битва произошла в октябре 732 г. на равнине между Туром и Пуатье. День этой битвы был одним из важных поворотных пунктов истории человечества: здесь, как при Саламине или на Каталаунских полях, судьба многих народов зависела от исхода борьбы двух войск. Подробности битвы неизвестны, хотя с полной ясностью можно представить, какие побуждения и страстные порывы волновали воинов, входивших в состав войск. Войско Абд ар-Рахмана было одушевлено пламенем веры в Аллаха и его пророка, который уже предал царства и народы во власть правоверных, и гордостью победителей и той алчностью добычи, для которой все уже одержанные победы и захваты служили только ступенями к дальнейшим успехам, завоеваниям и обогащениям. Религиозный энтузиазм был велик и в христианском войске, хотя сведений об особом усердии духовенства нет, известно только, что довольно значительнзя часть войска Карла состояла из язычников. Но франки знали, за что бьются: они уже успели свыкнуться с прекрасной страной, которую приобрели своим мужеством и мужеством своих предков, и готовились горячо постоять за нее. Главная сила арабов проявлялась в их стремительном натиске, наводившем ужас на врагов; главная сила северян — в спокойной обороне: «Они стояли как неподвижная стена, как ледяной пояс». Карл, очевидно, позаботился предварительно познакомить своих воинов с арабской тактикой, некоторую уверенность им придавало сознание своего превосходства перед арабами в физических силах. Искусное обходное движение герцога Аквитанского способствовало одержанной полной победе — на другой день шатры арабского стана оказались пустыми, и можно было спокойно взять весьма значительную добычу.

    Правление Карла Мартелла

    Единодушие, которому была обязана эта победа, было недолгим. Впоследствии Карлу вновь пришлось бороться и с фризами, и с саксами, и с герцогом Аквитанским, и с нейстрийскими вельможами, которые не брезговали даже предательской связью с мусульманами, вследствие чего те еще много раз вторгались во Франкское государство, опустошая весь его юго-восток до самого Лиона. Только в 739 г. Карлу удалось в союзе с лангобардским королем Лиутпрандом окончательно справиться и с арабами, и со своими внутренними усобицами. В период этой борьбы грозный воитель нарушил свои связи и с церковью или, точнее, с высшими духовными лицами Франкского государства, которые погрязли в грубейшей безнравственности и вели расточительную жизнь. Он, не задумываясь, черпал из церковных имуществ в тех случаях, когда речь шла о борьбе с исламом и особенно о вознаграждении деятелей, которые в этой борьбе оказали существенные услуги государству. Избалованное королями и зазнавшееся духовенство всячески старалось ему вредить и препятствовать и даже пустило в ход легенду о видении некоего духовника: победитель арабов мучился в пламени преисподней за свое дурное отношение к духовенству. Несмотря на это, значение Карла было настолько велико, что после смерти Теодориха IV он долгое время мог никем не замещать осиротевший трон.

    Смерть Карла 741 г.

    Майордом Карл умер в 741 г. Из двух его сыновей Пипина и Карломана, наследовавших ему, последний в 747 г. удалился в знаменитый монастырь, основанный в 529 г. в Кампании в Монтекассино на месте бывшего храма Аполлона.[7] С той поры Пипин правил один, хотя и от имени совершенно ничтожного меровингского короля Хильдерика III, пока в 751 г. не решился сделать уже давно обдуманный шаг. Он отправил двух духовных лиц к папе Захарии (741–752) и предложил ему следующее: не лучше ли будет для франкской церкви, чтобы тот, кто держит в руках власть, носил бы и королевский титул.



    Подпись Пипина Короткого как майордома (крест). Рукопись 751 г. Париж. Национальный архив.

    Рукой секретаря no-латыни написано: «подпись … именитого мужа Пипина Майордома». На месте «…» Пипин собственной рукой поставил крест.

    Положение церкви. Папство

    Это было знаменательным событием в истории Франкского государства, равно как и в истории папства. Римские епископы издавна заявляли большие притязания, выдавая себя за наместников святого апостола Петра; и события сложились для них удивительно благоприятно, как бы в подтверждение их притязаний. Пока в восточной греческой церкви продолжались богословские распри и патриарх Константинопольский из-за близости императора оставался в постоянной зависимости от него, от его двора, а также от колебаний и партий, игравших важную роль при каждой перемене в престолонаследии, — западные епископы вели борьбу только с арианством, строго придерживаясь установленной догматической системы, а римский епископ в вопросах веры исполнял обязанность третейского судьи, которую многие возлагали на него по старому предрассудку, по которому Риму придавалось особое значение, а святой Петр почитался первым римским епископом. Император был далеко и долгое время не принимал участия в делах западных стран. Разъединение между Востоком и Западом становилось все более и более ощутимым; к тому же все романское население Запада, угнетаемое завоевателями-арианами — остготами, вестготами и вандалами — все теснее и теснее заключалось в замкнутый круг и приучалось видеть в кафедре святого Петра естественный центр своей церкви, а в самой церкви как бы восполнение исчезнувшего государственного единства, сближавшее, роднившее их между собой одним общим чувством духовной национальности.



    Монета папы Захарии (741–752)

    Такое отношение романского населения к Риму воздействовало даже на ариан-германцев, вызывало в них некоторую неуверенность, ясно выказывавшуюся во многих отдельных случаях обращения ариан к католической церкви и еще более усилившуюся со времен события 496 г., которое окончательно подорвало значение арианства в Германии. Постоянно возраставшему значению римского епископа угрожала некоторая опасность, когда Велисарий и Нарсес вновь покорили Италию под власть восточно-римского императора: но от нее римский епископ был избавлен вторжением лангобардов. Хотя Рим и признал власть экзарха, над ним не было никакой непосредственной власти, и как дурно ни чувствовал себя Григорий I «под мечами лангобардов», именно в это время Рим стал центром миссионерской деятельности среди германцев.



    Кафедра св. Петра. Рим. Собор святого Петра.

    В действительности изготовлена несколько веков спустя после смерти апостола. Украшена пластинками слоновой кости с изображениями борющихся животных, кентавров и людей.

    Именно при этом замечательном папе его миссионерам удалось обратить в христианство англосаксов в далекой Британии, и между самими лангобардами стал распространяться свет правой веры в Христа, окончательно установившейся при короле Гримоальде (663–671). Еще страшнее была опасность, грозившая самостоятельности папской власти от лангобардов, особенно при Лиутпранде, замечательнейшем из их королей (714–743), стремившегося покорить весь полуостров, как во времена Теодориха. В это же время римскому епископу удалось порвать свои связи с Константинополем из-за спора об иконах. Неистовства, последовавшие на Востоке после указа 726 г., изданного императором Львом III Исавром, воспрещавшего поклонение иконам, не нашли отклика на Западе, где папа Григорий II, пастырь осторожный и дальновидный, принял поклонение иконам под свое покровительство.

    Миссионерская деятельность монахов

    Между тем как Восток уже со второй половины VII в. утратил обширные области, отвоеванные у него исламом, а о миссионерской деятельности и думать не мог — именно этой деятельности открывалось на Западе обширное поприще. Миссионерству здесь посвятило себя преимущественно монашество, проявившее себя и практическим, и деятельным. Образцом всех монастырей Запада стал вышеупомянутый бенедиктинский монастырь на Монтекассино. Подобные монастыри появились всюду, и, вместе с тем, среди широко распространившегося монашества образовалась своего рода «церковь среди церкви» — тесно сплоченная, деятельная община бойцов за идеи, положенные в основу церкви. Каждый вступавший в монашество некоторое время испытывался, прежде чем произносил обет, навсегда отлучавший его от мира, обязывавший повиноваться Богу и его святым и подчинявший безусловной власти аббата, отца и настоятеля обители.



    Одежда, атрибуты церковной власти и вещи VII–IX вв. (слева направо).

    Монах братства святого Бенедикта в повседневной одежде. Ключ от реликвария, хранящийся в Льеже. Епископское кольцо из сокровищницы собора в Меце. Нагрудный крестепископа, найденный в Риме. Бенедиктинский аббат в капюшоне.

    По правилам святого Бенедикта монахам предписывалось разумное чередование молитвенных упражнений и ручного труда, к которому впоследствии Кассиодор, вступивший в этот монастырь в 538 г., отнес и научные занятия. С той поры орден бенедиктинцев и во все последующие времена славился своей ученостью. Особенно плодотворной оказалась миссионерская деятельность в Ирландии, где христианство установилось не ранее 430 г., а уже с конца VI в. отсюда начали выходить ревностные миссионеры, проповедовавшие евангельское учение пребывавшим еще в язычестве германским народам: отсюда вышли и Колумбан, и Галл, проповедовавшие среди аламаннов, и Эммерам — просветитель баваров, и Килиан, распространивший христианство в Тюрингии. Эти «люди Божьи» не находились еще в тесной зависимости от Рима и даже расходились с римским духовенством по многим вопросам внешней обрядности и культа. Так, они с особой настойчивостью отстаивали авторитет Святого писания, допускали браки в священстве, против которых уже давно восставала римская церковь, совершали богослужение и говорили проповеди на местном языке. В противоположность им духовенство британской церкви, с тех пор как в этой стране стали господствовать англосаксы, старалось поддерживать с Римом самые тесные связи. Миссионеры Вигберт и Виллиброд проповедовали фризам, но первоначально без особого успеха. Об одном из герцогов этого племени, Радбоде, часто повторялся известный анекдот о крещении: Радбод уже вступил одной ногой в купель, как вдруг им овладело сомнение относительно его предков, и он спросил крестившего монаха: где они, по его мнению, находятся? Монах отвечал, что они, как некрещеные, по всей вероятности, находятся в аду. Услышав это, Радбод поспешил вынуть ногу из купели и сказал: «Где находятся эти храбрые, там хочу быть и я». Возможно, подобные случаи повторялись неоднократно.

    Положение франкской церкви. Бонифаций

    Со стороны франкской церкви немногое было сделано для обращения германских племен, даже покоренных франками. Эта церковь не отличалась внутренней организованностью: борьба с арианством, видимо, более занимала франкское духовенство, нежели борьба против язычества. Франкские епископы, с тех пор как Хлодвиг сблизился с ними, заботились только о том, чтобы извлечь из этого выгоды. Они принимали самое деятельное участие в интригах, которым давали повод разделы королевства; они являлись на все собрания вельмож и народа, какие созывались королями, и пользовались благоприятными обстоятельствами для приобретения власти и богатства. Многие даже прямо выказывали стремление обратить свой епископат в мирское владение. Вопрос о реформе франкской церкви стал насущным вопросом: уже Карл Мартелл вступил в борьбу с ее представителями, и из формы запроса, обращенного Пипином к папе Захарии, ясно, что между ним и Пипином происходили кое-какие предварительные отношения по вышеуказанному вопросу. Деятельным орудием этой реформы стал англосаксонский монах Винфрид, родившийся в 680 г. в Киртоне в Девоншире и затем безуспешно занимавшийся проповедью христианства меж фризами. В 718 г. Винфрид отправился в Рим, чтобы, запасшись полномочиями и инструкциями папы, продолжать миссионерскую деятельность в Тюрингии. Ему было поручено франкскую церковь и те области Германии, где он будет проповедовать, как можно теснее сблизить с папой и Римом. В 723 г. он вторично побывал в Риме, был посвящен здесь в епископы и получил при этом имя Бонифация.[8] В год великой битвы 732 г. Григорий III назначил его архиепископом, но без кафедры; в последующее десятилетие он продолжал свою проповедь в Германии в Гессене. При этом он, подобно многим другим миссионерам, действовал на умы язычников не только сильной проповедью, но и тем, что переименовывал их языческие капища в храмы христианских святых, а их празднества приурочивал к дням церковных празднеств. В то же время он боролся против свободомыслия ирландских духовников, проникнувшего в среду франкского духовенства. При помощи правительственной власти он добился некоторых результатов: на германском соборе 742 г. (место, где он происходил, неизвестно) все франкские епископы обязались безусловно подчиняться римской кафедре, и вскоре после того (745 г.) франкское духовенство предоставило ему в управление епископскую кафедру в Майнце. Когда три года спустя папа Захария подчинил 9 франко-германских епархий Бонифацию (Зальцбург, Фрейзинген, Регенсбург, Пассау, Шпейер, Вормс, Кёльн, Утрехт, Тонгр), Майнц стал метрополией всей германской церкви. В 751 г. закончилась и деятельность Бонифация.

    Пипин-король. 751 г.

    Папа Захария, являвшийся высшей инстанцией для западного мира в разрешении вопросов совести, на обращенный к нему запрос Пипина, конечно, ответил утвердительно. Сообразно с этим ответом последний из меровингских королей — король только по названию — был отправлен в монастырь, и в Суассоне созван съезд духовных и светских сановников. Здесь завершилось учреждение нового королевства: состоялось нечто вроде выборов короля с общего согласия франков, и архиепископ Майнцский в качестве папского легата помазал и венчал Пипина королевской короной — как некогда Самуил Давида (751 г.). Без сомнения, эта аналогия приходила на память и духовенству, и тем мирянам, которые были знакомы с библейской историей: при содействии церкви было создано новое королевство. Вскоре после этого Бонифаций передал или предоставил свою кафедру своему ученику Луллу и вновь занялся проповеднической деятельностью, которой так страстно увлекался в молодости. «Проповедуя Слово Божье язычникам-фризам», он был зверски замучен ими (755 г.) и потому удостоен в потомстве наименования апостола Германии. Его останки были погребены в основанном им Фульдском монастыре.

    Пипин и лангобарды

    Первый в династии Каролингов король Пипин правил до 768 г. Вскоре после восшествия на престол представился случай отблагодарить папу за поддержку, которую тот оказал ему при получении королевского титула.



    Подпись Пипина Короткого как короля (крест). Рукопись 755 г. Париж. Национальный архив.

    Рукой секретаря no-латыни написано: «подпись … достославного господина Пипина короля».

    На месте «…» стоит крест, собственноручно начертанный королем.

    Лангобардский король Айстульф, энергично продолжавший начинания Лиутпранда и уже овладевший экзархатом, отлично понимал, что и ему, по примеру Пипина, теперь предоставляется возможность объявить себя королем всей Италии. Поэтому он объявил преемнику Захарии Стефану II, что намерен подчинить себе и Рим. Тщетно обращался Стефан за помощью к греческому императору, хотя тот (Константин V Копроним) и был яростным иконоборцем; не получив от него желаемого, папа решил обратиться за помощью к франкам. С этой целью папа Стефан лично отправился за Альпы и в Сен-Дени просил Пипина о помощи. При этом он завершил и как бы скрепил уже совершенное его предшественником: собственноручно помазал нового франкского короля и двух его сыновей и собственной властью наименовал Пипина римским патрицием. Между королем и папой состоялось нечто вроде договора, в силу которого Пипин тотчас приступил к посредничеству между папой и Айстульфом (754 г.). Только когда ничего не удалось добиться путем переговоров, франкский король выступил в поход, которому франкские вельможи, по-видимому, совсем не сочувствовали. Первый поход закончился после удачной для франков битвы миром, по которому Айстульф обязался возвратить папе захваченные лангобардами области и вознаградить франков за военные издержки. Но он нарушил договор: как только франки удалились, он двинулся к Риму и осадил его. Второй поход (755 г.), успешный для франков более первого, вынудил Айстульфа к полной покорности: отвоеванные Пипином у Айстульфа области — экзархат и т. н. Пентаполис (береговую полосу от Римини до Анконы) — Пипин, по уговору с папой Стефаном, подарил кафедре святого Петра. Возражения восточно-римского императора ни к чему не привели: его посланцы, явившиеся в лагерь Пипина под Павией, на заявленные ими требования получили прямой отказ, и ключи Равенны и других городов были переданы в руки папы. Сыновья Карломана, которые могли бы оказаться опасными новому королю, были заключены в монастырь; а сам Карломан в 755 г. умер в одной из франкских обителей. Однако, несмотря на эти предосторожности, Пипин не мог похвалиться спокойным правлением; ему приходилось беспрестанно бороться то с восставшими саксами, то с аквитанским герцогом Ваифром, то с арабами (сарацинами), у которых произошла такая же важная перемена, как и во Франкском государстве.



    Печать Пипина Короткого (752–768). Париж. Национальный архив.


    Положение халифата. Аббасиды

    Кровавый переворот — на Востоке обычное явление — положил конец владычеству Омейядов в Дамаске. Родовые распри, издревле столь частые у арабов, стали теперь одним из наиболее важных элементов их жизни, но уже в применении к более обширному кругу действии и к более заманчивым задачам. Старинная вражда хашимитов с курайшитами возродилась в виде борьбы партии, требовавшей более строгого религиозного направления по сравнению с тем слишком уж мирским характером, который носило на себе правление Омейядов: против 12-го халифа династии Омейядов Мервана II восстал Абдаллах Абу-л-Аббас, глава одного из родственных пророку домов. Одержав победу, Аббас беспощадно приказал умертвить всех Омейядов, которые попались в его руки, за что он получил прозвище «ас-Саффар», т. е. «Кровожадный». Этот Аббас и был родоначальником династии Аббасидов (750-1258). От руки убийц успел спастись только один представитель династии Омейядов, Абд ар-Рахман, сын Муавии, бежавший за Евфрат, затем в Египет и в берберийские владения и наконец, после тысячи приключений, появившийся в Испании, в Европе. Здесь он застал междоусобную войну в господствующем племени и вскоре нашел себе приверженцев (752 г.). Он сумел отбить все нападения со стороны аббасидской династии и ее сторонников, образовал независимый халифат, избрав столицей Кордову (Кардубу), и здесь в 788 г. умер. Однако владения арабов в Галлии стали уходить из-под их власти; после долгой борьбы в 759 г. у них был отбит и Нарбонн — их главный оплот за Пиренеями. Завоевание Нарбонна было последним подвигом нового франкского короля: Пипин скончался в 768 г.

    ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

    «Карл Великий»

    Европейские государства около 750 г.

    В середине VIII в., 300 лет спустя после фактического исчезновения римской государственной власти на европейском Западе, на территории прежней Римской империи существовали три различные системы или группы государств и народов. И названия, и традиции единодержавной империи сохранились на Востоке, центром которого был отлично укрепленный и благоприятно расположенный Константинополь. Не подлежит сомнению, что этот город — с его старинными зданиями и более новыми постройками христианского периода, выросшими на основе древнего искусства — представлял собой в высшей степени величавое зрелище. Возвращенные завоеваниями при Юстиниане территории Западной Римской империи вновь были утрачены при последующих правителях, и около 750 г. уже ограничивались небольшими клочками итальянского побережья — Неаполем, Гаэтой, Калабрией, частью Апулии, частью Сицилии и Сардинии. При могущественном и деятельном императоре Ираклии (610–642) персы, исконные враги империи, после целого ряда походов были отброшены: с сыном Хосрова, противника Ираклия, в 628 г. был заключен почетный мир, по которому империи возвращались Сирия, Египет и величайшая святыня христианского мира — живоначальное древо Креста Господня. Но тому же государю пришлось сражаться с новым и более страшным врагом — арабами, угрожавшими не только ему, но и всему христианскому миру. Сирия и Египет вновь были утрачены, затем и провинция Африка; за первой осадой Константинополя (677 г.), которая окончилась мирным соглашением, последовала в 717 г. другая, благодаря неприступности столицы не удавшаяся и приведшая осаждающих к большим потерям. Среди арабов, осаждавших город, распространился слух, будто большое христианское войско идет с запада на помощь грекам; но этот слух был совершенно неверен. На самом деле, обе половины бывшей единой империи все более отделялись одна от другой, ибо религия связывала их недостаточно, и эта связь еще более подрывалась богословскими спорами и иконоборчеством. Но по прошествии некоторого времени грозная сила арабов стала слабеть благодаря междоусобным войнам, дворцовым переворотам и кровавым династическим распрям; халифат, так быстро охвативший все пространство земель от Татарии и Инда, на протяжении 200 дней пути, до Геркулесовых столпов и Гаронны, стал приходить в упадок, и рядом с Багдадским халифатом (Багдад был резиденцией Аббасидов) появился другой халифат или эмират — Омейядский в Кордове. Брат Абу-л-Аббаса ал-Мансур (754–775), в 754 г. вступивший во власть, уже не мог в магометанском мире занять то высокое положение, которое подобало иметь духовному и светскому повелителю всех правоверных. На Западе Карл Мартелл положил предел наступательному движению арабов: опасность их нападений не могла быть устранена до тех пор, пока германские племена, поселившиеся на Западе Европы, жили во вражде и раздорах.



    Алтарь из Лазера. Франция.

    Изначально был погребальным римским алтарем. Потом переделан христианами с добавлением монограммы Христа.



    Алтарь из Тараскона. Франция.

    На капителях и столе алтаря добавлены изображения крестов.

    Хотя арианство, бывшее одним из поводов к этой взаимной вражде, уже начинало исчезать, лангобарды и франки, одинаково просвещенные христианством, относились друг к другу враждебно, а примкнувшие к Франкскому государству племена — аламанны, тюринги, бавары, к которым теперь также проникло христианство, были не равноправны с франками по своему подчиненному положению, и поэтому, естественно, должны были стремиться к независимости. Так из-под власти Пипина вышел юный баварский герцог Тассилон, сын сестры Пипина. Враждебным Франкскому государству было большое племя саксов, живших за пределами франкского господства; точно так же германское население стран скандинавского Севера еще не соприкасалось с областью распространения христианства. Только часть саксов, в VIII в. осевшая в Британии, отличалась от остальных германских племен. Эти саксы — фризы, англы, юты после усиленной борьбы, во время которой были почти уничтожены следы римской культуры, оттеснили туземцев к западу и северу Британии, и на острове появилось несколько небольших племенных государств, ради удобства называвшихся обыкновенно «Гептархией» (семицарствием). Этим англосаксонским государствам в Британии не было никакого дела до Рима, к которому даже Теодорих и Хлодвиг относились с некоторым вниманием. Эти государства стояли вне всякой связи с древней империей или с ее тенью и потому не пощадили даже христианства, зарождавшегося на острове. Вскоре, в конце VI в., римские христианские миссионеры проникли в Британию. Женитьба кентского короля на франкской княжне открыла бенедиктинцам папы Григория I путь к англосаксам, и в противоположность старой британской, независимой от Рима церкви англосаксы стали приверженцами католической церкви, центром которой был Рим. Непросвещенной христианством оставалась восточная половина Европы (от 30° восточной долготы), заселенная массой славянских племен. Таким образом, весь известный в то время мир делился на три группы — христианскую, мусульманскую и языческую, и хотя последняя не выказывала особой враждебности по отношению к христианскому миру, а распространение ислама как бы на время приостановилось, полное торжество христианства и сопряженной с ним своеобразной, т. н. западной, культуры еще не было окончательно решенным.

    Смерть Пипина. Карл и Карломан

    И вот во главе этого христианского мира стал человек в высшей степени способный и по-своему великий. Он сумел сохранить плоды этой христианской западной культуры, положив основание сильной государственной организации и тем заслужив имя, которое дают деятелям прочной основы нового всемирно-исторического развития. Именно таким выдающимся деятелем был Карл Великий. Пипин, умирая, по старому германскому обычаю разделил свое королевство на две приблизительно равные части между двумя сыновьями. Карлу, старшему из них, было 26 лет, когда он стал править государством. Это был человек решительный, одаренный ясным умом, физически сильный, до 30 лет не знавший никаких болезней. Он был плотно и хорошо сложен, но не был человеком высоким. Фантастические представления о Карле Великом нетрудно проверить по двум его изображениям, сохранившимся до настоящего времени: по мозаике в Латеране и небольшой конной статуэтке, хранившейся в соборной ризнице в Меце. Судя по этим двум сохранившимся изображениям, он носил усы.



    Одеяние каноника. С миниатюры IX в.

    Карл и лангобарды

    С первого же шага он при жизни своего брата Карломана выказал себя полновластным государем. Первым его противником был герцог Аквитанский Гунальд, наследовавший Ваифру, который думал для восстановления своей независимости воспользоваться благоприятными обстоятельствами при перемене правителей. Хотя брат и отказал Карлу в помощи, он сам за один поход управился с Гунальдом. Раздор, начинавшийся между братьями и грозивший Франкскому государству большими бедствиями, был устранен смертью Карломана в декабре 771 г. Оба его сына были несовершеннолетними, и все светские и духовные вельможи во владениях Карломана признали Карла своим королем. Тем временем со стороны Лангобардского королевства, где в 756 г. умер король Айстульф, уже ожидались серьезные трудности. Айстульфу после распри из-за престола наследовал Дезидерий, герцог Тосканский, и матери Карла, королеве Берте, удалось вступить с ним в родственные связи при помощи устроенного ею брака между Карлом и дочерью Дезидерия. Напрасно папа Стефан III предостерегал против сближения с этим народом — «с вероломным и грязнейшим лангобардским народом, который и причислять-то к народам стыдно», о котором, как выражается озлобленный и ненавидящий лангобардов папа, «достоверно известно, что от него и прокаженные происходят». Тщетно заклинал папа Карла не вступать в этот брак, во имя Страшного суда, во имя всех таинств господних, во имя мощей святого Петра, даже грозил проклятием: король развелся со своей супругой Гимильтрудой и обвенчался с дочерью Дезидерия. Однако, т. к. нравы при дворе франкских королей и в этот период были немногим лучше, чем во времена Меровингов, Карлу наскучила его новая жена, и он отправил ее обратно к отцу, который решил отомстить Карлу. Он признал сыновей Карломана франкскими королями. В римской политике он также решил следовать примеру своего предшественника и двинул большое войско для покорения Рима. Он и слышать не хотел о соглашении, которое предлагал ему новый папа Адриан I, не желавший принимать помощь франкского короля. Однако прибегнуть к ней пришлось. Карл собрал войско и двинулся в Италию через Мон-Сени. Часть войска вел его дядя Бернард другим путем, через перевал Мон-Жови, который с той поры получил название Сен-Бернар. Тут выяснилось, как мало внутренней связи было в лангобардском государстве и как незначительна была власть их короля. Дезидерий даже не решился принять битву в открытом поле — он поспешил укрыться в сильно укрепленную Павию. Там он выдержал долгую осаду, без надежды на какое бы то ни было избавление. Его сыну Адельхизу, некоторое время державшемуся в Вероне, удалось уйти оттуда и пробраться в Константинополь, где он был принят при дворе и мог безопасно ожидать наступления более благоприятного времени. Для Дезидерия же, когда он, наконец, вынужден был сдаться Карлу, не оставалось выбора: он был пострижен в монахи и отправлен в монастырь Корби (в нынешнем департаменте Соммы) в 774 г. После этой победы Карл присвоил себе титул короля франкского и лангобардского, а также все внешние регалии лангобардских королей. Карл, конечно, поступил чрезвычайно умно, предоставив побежденным лангобардам пользоваться некоторой самостоятельностью или тенью самостоятельности, хотя принял титул их короля. Это было необходимо по отношению к непокоренным еще вождям лангобардского народа — герцогам Фриульскому, Сполетскому и Беневентскому, последний из которых, Арихиз, зять Дезидерия, вместе с Адельхизом еще долго противился Карлу; только в 787 г. он был окончательно побежден и вынужден стать данником Карла. Коронные владения лангобардских королей, по праву перешедшие во власть Карла, он заселил более надежными, преданными ему франками и аламаннами. Затем при первой возможности Карл передал всю страну лангобардов, по франкскому образцу, в управление графов, правителей, назначаемых королем, а сам обратился к другим делам.



    Корона Гунальда, герцога Аквитанского.



    Печать Карла Великого. Париж. Национальный архив.

    Приготовления к войнам с саксами

    Уже во время лангобардской войны все успели познакомиться с главным признаком государственной мудрости Карла и основой всех его успехов — с твердой волей, дававшей ему возможность доводить до конца задачу, за которую он принимался. То же свойство проявилось при выполнении другого, гораздо более сложного замысла — при покорении саксов, которое он задумал давно, еще когда после смерти Карломана стал править всем государством. Война с саксами, длившаяся четверть века (772–804), не была следствием стремления к воинственным приключениям или завоеваниям, ни каких-либо побуждений религиозного свойства — это была историческая задача, завещанная Карлу отцом и дедом.



    Серебряное денье (слева) Карла Великого лионской чеканки. Монета (справа) Карломана (768–771) брата Карла Великого. Париж. Нумизматический кабинет.

    По внутренней необходимости, общему ходу и последствиям победоносного окончания эта война в истории германской нации и даже всей Западной Европы занимает такое же место и даже имеет такой же характер, как Самнитские войны в римской истории. Саксонский народ или, лучше сказать, объединение племен, которое в течение многих веков существовало в Северной Германии под этим названием, жил на территории между Эльбой и Рейном, занимая пространство от слияния рек Фульды и Верры и до Эйдера. Самих саксов подразделяют на пять больших племен, входивших в состав государства или союза, который они составляли: вестфалов, анграриев, остфалов, фризов и нордальбингов. Все они были язычниками, и ни в установлении государственной связи между разрозненными силами народов, ни в отношении каких-либо иных стремлений к высшим целям они в последние века не продвинулись вперед. Они не знали королевской власти, и в мирное время у них не было даже признака общего правления; только ради ведения войны или хищнического набега ими избирался герцог или, вернее, герцоги отдельных племен и племенных союзов. У них было почти то же, о чем повествует Цезарь в рассказе о свевах: отдельные общины, управляемые выборными старшинами, жили по обычаю праотцов; общие вопросы разрешались на общих народных сходках, которые собирались в определенное время и в определенных местах и каждый раз, когда стране грозила общая опасность или же когда общее предприятие против соседей сулило успех и богатую добычу. Характер подобной общины (или общин) демократичен только условно: в ней неизбежно существует господствующий класс свободных (Freie или FrilinGe), противостоящий многочисленным несвободным, покоренным в силу военного права, и из массы свободных выдвигаются, в силу известного естественного развития, которое наблюдается во всех подобных условиях, благородные, знатные (EdelinGe, AdeliGe), сильные, воинственные, окруженные многочисленными дружинами. Давно уже они были страшны соседям, а при благоприятных обстоятельствах могли быть гибельными даже для Франкского государства. Проницательный Карл понял, что — если можно употребить в данном случае современное выражение — эра переселения народов, неправильных захватов земли, вторжений на культурную территорию уже прекратилась; вот почему в мае 772 г. в Вормсе на одном из тех весенних съездов, на которые с давних пор ежегодно съезжались к королю духовные и светские вельможи, была решена война против саксов.

    Войны с саксами

    В этой борьбе с саксами интересы Франкского государства и христианской церкви совпадали, хотя в первые годы войны никаких обращений из язычества в христианство не последовало. Война велась таким образом: на майском съезде, в одном из мест, ближайших к театру войны, принимались необходимые меры к походу, и затем этот поход начинали с некоторой торжественностью, которой церковь придавала обрядовую сторону. Впереди войска несли мощи, какие были под руками; и духовенства при войске было очень много: «священников, аббатов, пресвитеров, учителей веры, сколько возможно было их собрать… и обязанность их заключалась в том, чтобы они своими святыми наставлениями поучали и покоряли под кроткое иго Христово народ, испокон века находившийся в узах бесовских». Воевали, опустошали страну, разрушали языческие капища. В 772 г. было разорено знаменитейшее из них, Ирминсул в Эггских горах — святилище, значение и внешний вид которого неизвестны. Затем неприятельские общины покорялись, некоторых князей или эделингов удавалось крестить, от общин брали заложников, размещали гарнизоны в удобных местах, как, например, Эресбург при Штадтберге, и начинали строить церкви.



    Воинское снаряжение времен Каролингов (слева направо).

    Изображение воина из Золотой псалтыри Санкт-Галленского монастыря; панцирь напоминает римскую мускульную кирасу, шлем с гребнем аналогичен шлему, найденному в захоронении под Сесто-Календе. Реконструкция каролингского щита (вверху), изготовленного из дерева, обтянутого кожей и обитого железными полосами. Бронзовый шлем (внизу) из захоронения под Сесто-Календе. Реконструкция каролингского всадника, сделанная в XIX в.

    Но при первом удобном случае, когда саксы знали, что франкский король далеко, народ поднимался, вероломный, как все варвары, нарушал все клятвы, данные от его имени, нападал на гарнизоны и пытался уничтожить наложенное на него рабство. Так тянулась война, жестокая и кровавая; так были утрачены все приобретения первых лет войны, когда Карл был отвлечен войной с лангобардами. Возвратясь оттуда, он послал в страну саксов летучие отряды для ее опустошения. В 775 г. Карл лично повел туда большое войско, и страна саксов ему покорилась, но уже в следующем году во время его пребывания в Италии страна вновь восстала. Это повторялось несколько раз: в 777 г. в Падерборне был созван майский съезд; на него явилось много саксов и их знати, были предприняты меры к установлению более прочной организации. Но уже в следующем 778 г. воинственные толпы саксов появились на берегах Рейна. Они подступили под самый Кёльн и все на правом берегу Рейна (на левый они не могли или не решились переправиться) предали огню и мечу: опасались даже за гроб святого Бонифация, так что фульдские монахи поспешили припрятать его в безопасное место.

    Мятеж Видукинда

    В этот год Карл предпринял важный, но не особенно удачный поход за Пиренеи; восстание саксов вызвало его оттуда, и в походах двух следующих годов он лично предводительствовал войсками. В его руках были довольно значительные силы; саксы поспешили заявить о своей покорности, многие из них крестились. Вскоре после этого многие саксонские эделинги должны были признать, что тщетно противятся преобладающему могуществу франков, что их интерес должен побуждать к скорейшему соединению с государством. Ввиду этого Карл на одном из съездов 782 г. попытался установить свое окружное управление в стране саксов и даже многих из саксонской знати возвел в графское достоинство. Но у саксов в это время появился смелый вождь — Видукинд, который стал руководить своим народом в духе Арминия и даже побуждал их действовать против Карла, как тот некогда действовал против Вара. Между франками пронесся слух о вторжении сорбов (сербов) — славянского племени, жившего между Заале и Эльбой. Когда же франкское войско явилось на саксонскую территорию, оказалось, что бунтуют сами саксы и Видукинд предводительствует мятежниками. Вместе с рипуарским вспомогательным отрядом под предводительством графа Теодориха франкское войско довольно несогласно и слишком неосторожно произвело нападение на саксов, которые к этому нападению готовились, а потому со всех сторон окружили франков и нанесли им такое же жестокое поражение, какое было нанесено Вару в Тевтобургском лесу. Спаслись немногие, и поражение это было тем более чувствительно, что во время битвы погибло несколько именитых сподвижников Карла. Карл решил жестоко наказать саксов за вероломство. Быстро собрав сильное войско, он поспешил в Саксонию и созвал саксонских вельмож. Главный зачинщик и руководитель восстания Видукинд бежал к норманнам и ускользнул от мести Карла, потребовавшего выдачи ему 4,5 тысяч саксов и приказавшего их обезглавить близ Вердена на Адлере. Это вновь возмутило весь народ против Карла, тем более что саксам не по сердцу пришлось ни новое государственное устройство, ни новая вера, требовавшая уплаты десятины священникам. Партия Видукинда опять взяла верх. Последовали новые битвы, и дело приняло иной, более благоприятный для франков оборот только с 785 г. Зиму 784/785 г. Карл провел в Саксонии; летом ходил походом до берегов Эльбы. По-видимому, именно тогда большинство саксов разуверилось в могуществе своих богов и признало тщетность дальнейшего противодействия прочно устроенному Франкскому государству, во главе которого стоял мощный единодержавный государь. В числе этих саксов находился и сам Видукинд, и другой влиятельный вождь, Аббио. Оба они крестились: с этой целью они явились к Карлу в Аттиньи, в Арденнах, и были им очарованы.



    Крестильная чаша Видукинда, герцога саксов.

    Падерборнский капитулярий. 785 г.

    После этого всем было предписано крещение под страхом смертной казни, и весьма подробный статут, т. н. Падерборнский капитулярий 785 г. урегулировал все отношения в стране саксов. По этому статуту смертной казни подлежал тот, кто ограбит или подожжет церковь, нарушит святой 40-дневный пост из неуважения к христианству, убьет епископа, священника или дьякона, кто по дьявольскому соблазну назовет мужчину колдуном, а женщину ведьмой, и сожжет их, и станет есть их мясо или давать другим, кто станет сжигать трупы умерших, укрываться от крещения или приносить людей в жертву дьяволу или бесам, составлять заговоры против христиан или их короля, устраивать возмущения против короля, или же убьет своего господина или госпожу. Кто не окрестит своего ребенка в первые же дни по рождении, платит: эделинг — 120, свободнорожденный — 60, несвободный — 30 шиллингов; точно так же платит денежный штраф тот, кто приносит жертвы у источников и деревьев или в рощах. Языческих жрецов и прорицателей следует отныне выдавать церкви; тела саксов-христиан — хоронить на христианских кладбищах, а не зарывать в языческих могильных холмах. На христианские церкви было распространено право убежища, что способствовало внушению уважения к ним в новообращенной пастве. На каждые 120 человек надлежало выделять в пользу церкви одного раба или рабыню, и сверх того, по заповеди Божией, все: эделинги, свободные или несвободные, — должны были уделять церкви десятую долю своего дохода. Общие народные собрания были запрещены, кроме тех случаев, когда они «собирались по воле короля его посланниками». Прежде чем народ подчинился всем этим законоположениям, Карлу пришлось усмирить еще одно восстание.



    Реликварий в форме сумы Видукинда, герцога саксов.

    Реликварий украшен обычной и перегородчатой эмалью в золотой оправе. По преданию считается, что он вместе с крестильной чашей был подарен Видукинду Карлом Великим при принятии тем христианства. Видукинд же якобы завещал их основанному им монастырю святого Дионисия в Энгере близ Херфорда (Вестфалия).

    Затем он окончательно переманил на свою сторону знать и разъединил ее с народом: в 797 г. много саксонских эделингов присутствовало на съезде в Аахене, где вышеприведенные суровые постановления были значительно смягчены. Тогда же завершилась и церковная организация: епископские кафедры учреждены в Хильдесхайме, Падерборне, Бремене, Вердене, Мюнстере, Оснабрюке, и в эти города разосланы мощи или части мощей, какие можно было отыскать. Суровым, но действенным средством умиротворения Саксонии были массовые переселения народа во франкскую землю, а оттуда в Саксонию. Сохранившиеся названия местностей и городов, произведенные от слова «франк» (Франкфурт, Франкенталь и т. п.) в Северо-Западной Германии и слова «сакс» (Заксенхаузен, Заксенхайм) в Южной Германии, напоминают об этих переселениях; говорят, до 10 тысяч семейств было выселено из Саксонии на франкскую территорию. В 804 г. всякое сопротивление прекратилось. Строгими мерами были достигнуты громадные результаты: введением сильного и многочисленного саксонского народа в состав франкского государственного организма была создана возможность возникновения в будущем германского государства и германской нации.

    Славяне. Датчане

    Границей Франкского государства стала Эльба, и, как прямое следствие этого, потребовались войны против славянских племен, живших за этой рекой: оботритов (бодричей), сорбов, вильцев, а также против датчан, которые долгое время служили саксам опорой, а их вождям давали убежище в случае нужды. Эти славянские племена не сумели воспользоваться временем великой борьбы двух германских народов и не сплотились в одно целое для дружного отпора будущим опасностям. То была неорганизованная масса отдельных, самостоятельных, не связанных между собой небольших государств или племен, живших в раздорах, не подчиняясь ничьей власти. Только однажды, в VI в., франкскому купцу или удальцу Само удалось соединить некоторое число этих племен в более обширное государство, но на очень короткое время. Из тех исторических потемок, которые окружают эти восточные земли, выясняется только одно: франкские купцы проникали и сюда, эти торговые отношения приносили им большие выгоды, сопряженные, впрочем, с большими опасностями. Что же касается датчан, то с ними в 811 г. был заключен договор, по которому Эйдер стал границей Франкского государства, которое уже несколько лет носило древнее гордое название Римского.

    Падение Тассилона

    Это государство и его властный правитель испытали свою силу на герцоге Тассилоне, который отказал в повиновении и королю Пипину, и его преемнику. Он был женат на дочери Дезидерия Лиутберге, следовательно, относился враждебно и к Карлу — однако ни во время лангобардской войны, ни во время затруднений, вызванных войной с саксами, не решился сделать задуманный им шаг и сбросить франкское господство с земли лангобардов. Он вел себя двусмысленно, однако неясно, в каком именно случае и каким образом он отказался повиноваться Карлу: известно только, что Карл приказал своему войску тремя отрядами вступить в землю Тассилона и тем вынудил его без всякого кровопролития выдать заложников как ручательство его образа действий.



    Кубок Тассилона, герцога баваров. Кремсмюнстерский монастырь

    Эта зависимость была для Тассилона и его супруги Лиутберги невыносима, и они вошли в предательские отношения с соседним языческим племенем аваров, чем возбудили к себе ненависть даже своих подданных. Это обсуждалось на одном из съездов в Ингельхайме, и здесь Тассилону припомнили все его вероломные нарушения клятв в верности, принесенных и королю Пипину, и его сыновьям Карлу и Карломану, произнесенных к тому же над священными мощами св. Дионисия, св. Мартина и св. Германа — на этом основании присутствовавшие на съезде высшие духовные и светские сановники приговорили Тассилона к смерти. Но Карл не захотел проливать его крови. Он отправил его и всех членов его семейства в монастырь (788 г.), где Тассилон вскоре умер. Его герцогство было поделено на отдельные округа, и каждый из них поручен в управление особому графу. Эта перемена была проведена без всякого затруднения, т. к. все герцогство было напугано возможностью вторжения аваров и потому охотно искало спасения в тесном единении с великим Франкским государством.

    Усмирение аваров

    Карл не замедлил двинуться войной против этого хищнического племени, которое занимало своими поселениями большую часть современной Австрии и почти всю Венгрию. В аварскую землю разом двинулись три армии. Одна шла из Италии, под началом Пипина, второго сына Карла; главной руководил сам Карл. Успеху похода способствовали раздоры между варварами. Решительный удар аварам был нанесен взятием системы кольцеобразных укреплений, окруженных каменными стенами и частоколом из толстейших бревен; среди этих укреплений было расположено много поселений. Взяв штурмом укрепления, франки обогатились несметными сокровищами нагроможденной здесь добычи аварских хищнических набегов и вторжений. Добыча, занявшая несколько больших обозов, была настолько громадна, что даже наступившую в ближайшие годы дороговизну во Франкском государстве все объясняли избытком благородных металлов, доставшихся франкам в руки. Некоторая часть аварской земли была превращена в Аварскую марку, с военным устройством управления, так что мирный труд был окончательно защищен от гибельных вторжений варваров. Дело обращения покоренного народа в христианство в 798 г. было поручено новому архиепископу Зальцбургскому.



    Предметы роскоши времен Каролингов. Музей Клюни.

    Слева направо: золотая пряжка от ремня, украшенная бирюзой; серебряная шпилька; накладка на одежду; золотая серьга; золотое украшение с бирюзовыми кабошонами.

    Карл и арабы. Испанская марка

    Так продвинул Карл свое могущество на восток и утвердил его с замечательной удачливостью, но с еще более замечательной последовательностью: до границы, которой достигала его власть, простиралась теперь на Западе и область, которая могла служить поприщем спокойного процесса, медленной, но непрерывной культурной работы. Это было большой заслугой Карла, тем более что эта культурная работа встречала препятствия к распространению не только на востоке, но и в мусульманском мире. Нельзя сказать, чтобы арабы в Испании, где они, главным образом, обращали на себя внимание франкской политики, уничтожили существовавшую там культуру и вообще выказали себя варварами: населению Пиренейского полуострова жилось под их властью лучше, чем под властью вестготов. Туземцы сохранили свою земельную собственность; араб не занимался земледелием, а получал пропитание, отчасти натурой в виде дани от побежденных. Последние, сверх того, платили поголовную дань, как и теперь ее платят христиане туркам в Турции. Эта дань была формальным, несколько унизительным, но не обременительным признанием господства правоверных над «неверными». Но, по крайней мере, «неверие» их не считалось преступлением, как то сплошь и рядом бывало в христианских странах; каждый, переходивший в ислам, избавлялся от этой подати. Такая награда многих привлекала к переходу в ислам, тем более что и несвободные или рабы, перешедшие черту владения мусульманина и здесь произнесшие заветное изречение ислама: «Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его», — одним этим восклицанием, как по волшебству, приобретали свободу. Арабы были далеки от нетерпимости, которую еще недавно в той же Испании проявляли в своих догматических распрях или позднее в своих отношениях к иудеям христиане; они довольствовались тем, что «неверные» были обезоружены и вынуждены служить победителям. Вскоре среди господствующего слоя арабского населения проявилось расположение к научным стремлениям, и страна стала процветать под их управлением: однако будущность человечества была не в их руках. Ислам не способствует развитию наиболее глубоких жизненных начал; ему и как верованию, и как религии не хватает той непосредственности христианства, которое способно постоянно производить новые идеи, извлекать новые сокровища из неистощимого запаса духа. А между тем, в данный момент сила приверженцев христианства была доведена в Испании до ничтожных размеров. Остатки бежавших вестготов укрылись в неприступных теснинах западных Пиренеев, в Астурийских и Кантабрийских горах. Здесь образовалось маленькое королевство Астурия, захватившее крайний северо-запад Пиренейского полуострова. В то время, когда Карл вынужден был обратить внимание на Испанию, в Астурии правил король Альфонс II. Однако не стремление к завоеваниям, столь прославляемое многими историческими повествованиями, побудило Карла перейти Пиренеи. Близкое соседство арабов с 711 и 732 гг. было некоторой угрозой для Франкского государства, тем более что арабы занимались пиратством, и Карл считал себя обязанным принять под свою защиту население италийского и галльского побережий. Внешний повод к вооруженному вмешательству был дан Карлу раздорами, происходившими в магометанском мире. В 777 г. он принял послов эмира Ибн ал-Араби, сторонника Аббасидов, изгнанного из Сарагосы омейядским халифом Абд ар-Рахманом; а в 778 г. Карл с войском уже стоял на берегах Эбро, Сарагоса была взята штурмом, а арабы-союзники поставлены в ленные отношения к королю франков; однако весть о восстании саксов вынудила Карла удалиться из Испании. Тут при обратном походе через Пиренеи арьергард его армии в диком Ронсевальском ущелье попал в засаду басков, побужденных к этому нападению предательскими происками герцога Аквитанского Лупа.



    Подпись Карла Великого. С акта, данного в Куфштейне 31 августа 790 г. Надпись no-латыни, сделанная рукой секретаря, гласит: «Подпись … Карла, достославного короля». На месте «…» — ромб с уголком в середине королевской монограммы, поставленный Карлом собственноручно.

    Среди многих жертв этого внезапного нападения особенно известен храбрый маркграф бретонского побережья Хруотланд, прославленный поэзией германских и романских народов в их песнях о Роланде. Карл должен был примириться с этим несчастьем, тем более что возмездие за него оказалось совершенно невозможным. Гораздо более всякого возмездия на басков подействовало великодушие Карла, который признал Санчо, одного из сыновей Лупа, герцогом, хорошо понимая, что новый герцог вынужден будет дружить с Франкским государством из-за опасности, грозившей ему со стороны сарацин. Младший сын Карла Людовик завершил политические замыслы своего отца: в 801 г. здесь была учреждена Испанская марка, и ее столицей признана Барселона, а марка поделена на 10–12 графств и подчинена веденью четырех епископов. Это завоевание было в высшей степени благодетельным: не только Галлия была защищена от дальнейших набегов сарацин, но и христианскому населению Испании была дана надежная опора и поддержка. Вскоре появилась возможность действовать отсюда и против ислама.

    Отношения к Восточной Римской империи

    Эта борьба с омейядским халифатом самым благоприятным образом подействовала на отношения Карла к аббасидским халифам Багдадским. Его интересы совпадали с их интересами в Испании. И не только в этом направлении — повелителю правоверных было желательно, чтобы рядом с враждебной ему Восточной Римской империей установилась равносильная ей Западная Римская. Что касается Восточной Римской империи, то она, несмотря на внутреннее и внешнее события двух последних веков, все еще представляла собой мощный государственный организм. Тогда, после смерти Льва IV (780 г.), империей правила его вдова, императрица Ирина — женщина умная и, несмотря на свою порочность, вполне способная справиться со всеми случайностями, каким была подвержена высшая власть в Византии. В качестве правительницы во время несовершеннолетия своего сына Константина VI она сумела придать церковной политике иное направление, прекратив иконоборческую смуту, улучшив тем самым отношения Византии к Западу и римскому епископу. Препятствовать успехам франкского могущества в Италии она была не в силах и могла только предложить Карлу династический брак, просватав его дочь за своего сына, юного Константина Порфирогенета (Багрянородного[9]). Карл принял это предложение, но брак не состоялся, т. к. Ирина нарушила договор о браке в 788 г., опасаясь, что этот брак даст ее сыну такую самостоятельность, какой она не желала; когда же сын стал приближаться к совершеннолетию и готов уже был принять бразды правления в свои руки, она окончательно с ним рассорилась. Этот раздор в Византии, где никакие злодейства не совершались наполовину, привел к невероятным последствиям. Бесчеловечная мать устроила заговор против своего сына, злодеи внезапно напали на него и ослепили, а Ирина продолжала править от его имени (797 г.). Разумеется, эти события испортили отношения с Франкским государством: уже с 788 г. они стали враждебными, лангобардский претендент Адельхиз нашел себе убежище и даже поощрение своих притязаний при византийском дворе.

    Карл — император. 800 г.

    Быть может, именно эти неприязненные отношения с Византией способствовали тому, что Карл окончательно принял решение, к которому и без того побуждал его ход событий. Он уже не мог править многочисленными странами и народами, которые были завоеваны им в первые 30 лет правления, продолжая носить титул короля франков, — как не мог бы и Александр Великий править своим азиатским царством, продолжая именоваться македонским царем. Чтобы примирить и слить воедино все разношерстные элементы в своем царстве: германские племена франков, саксов, фризов, лангобардов, баваров, аламаннов с романскими, славянскими и иными составными частями государства, — Карлу необходимо было принять новый, так сказать, нейтральный титул, который мог бы придать ему неоспоримый авторитет и значение в глазах всех подданных. Таким титулом мог быть только титул римского императора, и вопрос был только в том, каким образом его добыть.



    Предполагаемое изображение Карла Великого на коне. Париж. Музей Карнавале.

    Бронзовая статуэтка. Некогда хранилась в соборе Меца, потом была приобретена муниципалитетом Парижа, в июне 1871 г. после пожара в ратуше была извлечена из-под обломков и передана в музей.



    Карта империи Каролингов.



    Серебряная монета папы Льва III (795–816) и Карла Великого.

    Провозглашение Карла императором могло произойти только в Риме, и вскоре этому представился случай: папа Лев III, в 795 г. наследовавший Адриану I, случайно очутился в таком положении, что должен был искать защиты у Карла, который в качестве римского патриция был представителем высшей власти по отношению к Риму и его области. Дело в том, что в Риме среди папского двора установились чересчур светские порядки. Знатные родственники предшествующего папы и несколько честолюбцев или корыстолюбцев составили заговор против нового папы; заговорщики напали на Льва III, избили его, но ему все же удалось ускользнуть. Он поспешил за Альпы к Карлу и встретился с ним на саксонской территории, в Падерборне. То, что случилось в Риме, каждому ясно указывало на необходимость учреждения высшей третейской власти, и все поняли, что предстоит нечто весьма важное, когда вскоре после того сам Карл с весьма значительным войском двинулся в Италию. Папа Лев III, принятый Карлом под защиту и успевший убедить короля в своей полной невиновности, отправился вперед. По прибытии в Рим Карл формальным судебным разбирательством решил распрю между папой и его обвинителями, что очень не понравилось епископам. Папа Лев III очистил себя от обвинения клятвой, после того как его обвинители не смогли привести доказательств в подкрепление своего обвинения, затем знаменательный акт коронования Карла произошел в Рождество 800 г. в прежней базилике святого Петра. После того как Карл отслушал в базилике обедню и совершил молитву, восстановленный им папа возложил на него корону, и произнесенный им возглас: «Да здравствует и да благословен будет Богом венчанный великий и миролюбивый император Римский Карл Август» был трижды повторен всеми присутствовавшими в храме. И произнесение этой формулы, и общий ход дела доказывает, что все произошло не случайно, а было выполнено по определенной программе: в храме святого Петра при этом венчании присутствовала не случайно собравшаяся толпа, а собрание высших представителей общества. Функция папы при этом короновании была чисто духовная, степень его участия в создании новой империи была даже меньше, чем участие его предшественников Захарии и Стефана в создании каролингского королевства. После коронования папа принес новому императору клятву в верности, как старший из епископов в его империи. Шаг, сделанный Карлом, был сознательным, хорошо обдуманным и подготовленным действием, и как бы выражением новых отношений и наступившего нового порядка было введение присяги на верность для всех подданных, как духовных, так и светских: каждый из них по достижении 12-летнего возраста должен был присягать императору и признавать себя «подданным Цезаря». Был изменен и придворный церемониал в различных торжественных случаях. Точно так же Александр Великий, сделавшись «повелителем всей Азии», требовал коленопреклонения от всех подданных — и от македонян, и от эллинов. Так была восстановлена Римская империя, получившая особый характер вследствие того, что в ее состав вошла христианская церковь, а императором теперь стал один из германских государей.

    Карл как правитель

    Эта обновленная Римская империя захватывала пространство земель около 25 тысяч кв. миль, ее границы можно определить так: на севере и западе — Эйдер, Северное море, Атлантический океан; на юге — Эбро, Лири или Гарильяно и Драва; на востоке — Дунай или Тиса и Эльба. Численность населения империи не может быть выряжена строго определенным числом. Наименование Великого император Карл заслужил и своей правительственной деятельностью, и воинскими подвигами: хотя все воинские предприятия совершались под его верховным руководством, он принимал личное участие лишь в очень немногих больших сражениях. Как истинно великий человек, он был одновременно и воином, и государственным деятелем, и полководцем, и правителем; завоевание, не сопряженное с высшей государственной целью, не могло бы послужить основой славы, способной удовлетворить сознание западного человека. Чтобы править государством, необходимо умение соединять и руководить, и в высшей степени интересно, какие именно средства единения Карл умел пустить в ход и применить к своему государству, столь пестрому и разноплеменному.

    Личность Карла Великого

    Наиболее действенным из этих средств единения была личность самого государя. В лице Карла, в высшем и влиятельнейшем положении, во главе общества появился наиболее замечательный по уму и характеру человек того времени: один из тех, кто умеет окружать себя умными и знающими советниками, привязывать их к себе и при этом обладает настолько острым взглядом и тонким чутьем ко всему разумному и полезному, что может с пользой применить умный совет на деле. А Карл, в довершение того, признав что-либо необходимым, умел это необходимое быстро приводить в исполнение или же с терпеливой энергией постепенно добивался того, что выполнялось само собой. Карл в высокой степени обладал качеством, которым отличаются все великие люди — Александры и Цезари: быстротой действия и неутомимостью.



    Мраморное кресло Карла Великого. Аахенскии собор.



    Интерьер Аахенского собора. В центре видно кресло Карла Великого.

    О быстроте действия свидетельствует история его походов, но и помимо их он в мирное время много путешествовал; а его влечение к деятельности было неистощимо: кому не известен рассказ о том, как он во время одевания велел изложить сущность какой-то тяжбы и тут же ее разрешил. Он и за столом приказывал себе читать; редко случалось, чтобы он проспал всю ночь; и чуть только ему не спалось — он поднимался и начинал упражняться в трудном искусстве писания, которое, по германским воззрениям, почиталось почему-то несовместимым с воинским ремеслом. Любознательность его была поразительна, стремление к познанию доходило до наивного любопытства. Как все деятельные натуры, он любил правильность жизни. Он терпеть не мог пьянства и был умерен в питье и еде; на его столе не бывало более четырех блюд; посты он соблюдал неохотно, хотя был благочестив и любил блюсти церковные обряды. Одевался он тоже всегда очень просто и просторно, подобно всем франкам, и только в церковные праздники или при больших церемониях менял простую одежду на богатый наряд. При этом очень любил телесные упражнения, верховую езду, плавание, охоту и те менее стеснительные общественные отношения, которые устанавливаются на охоте или при подобных упражнениях. Будучи очень живого темперамента, обладая умением и любя хорошо говорить, Карл ощущал потребность в большом и разнообразном обществе. Он прекрасно говорил на немецком и латинском языках; греческий он понимал, но не говорил на нем. «Голос его, — так рассказывает Эйнхард,[10] — был чистый и звонкий, но не соответствовал его статному, крепкому телосложению». Рост его он определяет так: «7 его ступней в вышину» — т. е. он был хорошего роста, выше среднего, но не такой великан, каким его обычно представляют.



    Карл Великий. Голова бронзовой статуэтки из Меца.

    При нем в его стране не было определенной столицы, как Константинополь в Восточной Римской империи, или Багдад в халифате; обычно он пребывал в одном из городов на Рейне: в Аахене, Ингельхайме, Нимвегене, — и тут собирал свою семью. «Но здесь, — говорил Эйнхард, — в своей семейной жизни этот счастливый человек испытал превратности судьбы». В чем именно они состояли, он не говорит; но хорошо известен источник этих неприятностей и досад, которые крылись в разнузданности нравов, еще со времен Меровингов господствовавшей при дворе франкских королей, от которой даже у этого великого государя не хватало сил отречься. Эта сторона его жизни не встречала особенного порицания среди окружавшего его духовенства, и сам Эйнхард говорит об этом как о чем-то естественном. Из трех сыновей Карла его пережил только младший, Людовик. Воля такого выдающегося государя среди еще не сложившейся государственной и общественной жизни была мало чем ограничена; однако государство Карла не было деспотией, хотя решающее слово всюду произносилось самим императором. Древним действенным средством единения были съезды или рейхстага (ReichstaGe), которые, хотя и не сложились еще в определенную форму, собирались дважды в год под председательством государя, которому они служили важным подспорьем в законодательной деятельности. Рейхстаги происходили осенью в виде меньших, предварительных собраний, и весной, в виде заключительных общих собраний. На подобные собрания добровольно съезжались сначала светские сановники, а потом и духовные, архиепископы и епископы, которые пользовались здесь большим влиянием и значением как люди просвещенные, привычные к государственным делам и к их коллегиальному обсуждению.[11] На них сходилось много всякого люда, который, однако, здесь только выражал свое сочувствие, когда ему в простой и разумной форме объявлялось о том или другом решении короля или рейхстага. Законодательная деятельность Карла была обширна. Находились люди, которые укоряли его в том, что его законодательство было самовластным, что в его время не было издано никаких общих сборников права. На эти укоры можно ответить, что никакие общие сборники законов для такого несложившегося государства с разнородным населением были невозможны. Его личные указы, капитулярии, в той форме, в которой выходили из императорской канцелярии, были направлены на частности, поддававшиеся общему упорядочению, как, например, в области народного хозяйства, религиозной жизни, правосудия. Гуманное направление капитулярий характеризуется тем, что волшебники, ведьмы и ведуны (tempestuarii, т. е. наводившие бури и грозы) вместо прежних варварских наказаний отдавались духовным лицам для назидания; или же знаменательным указом 805 г., по которому в мирное время никто не должен был носить оружия. Старый обычай, о котором упоминает Тацит, даже на народные собрания приходить с оружием, начинал исчезать ввиду упрочившегося мирного общественного состояния.

    Управление государством. Графы

    Великая заслуга Карла заключается в том, что он сумел привести в порядок и применить на практике правильное управление страной, которое способствовало ее умиротворению. И если первым средством объединения империи считается личность императора Карла, а вторым — его рейхстага, то третьим средством объединения разнородных составных частей империи были, несомненно, поставленные им чиновники.



    Ювелирное украшение. Дар Карла Великого церкви Раковины.

    Монета Карла Великого.



    Позолоченное серебро.

    АВЕРС. Надпись по кругу на латыни: «Император Август». РЕВЕРС. (Место чеканки — Трир).

    Старинные народные вожди, герцоги и в Аквитании, и в Баварии, и в стране лангобардов, и всюду, где возможно, были устранены. Все государство было поделено на округа (Gau), всюду были поставлены королевские чиновники, графы для сбора войск, управления и правосудия. Их должность была бенефицием, т. е. должностью, порученной государем и сопряженной с обязанностями, проистекавшими из понятия о бенефиции или лене. Правосудие, относившееся к обязанностям графа, было неодинаково при большом разнообразии народов, их судебных обычаев и правовых воззрений на огромном пространстве империи.



    Свинцовая печать Карла Великого.

    Заслуживает упоминания обстоятельство, что уже в те времена затруднительная обязанность, побуждавшая всех свободных людей собираться на частые судебные съезды, была облегчена назначением шеффенов, выборных из свободного населения, которые на суде у графа являлись представителями свободного населения. Графства на границах, в марках- Испанской, Британской, Датской, Сербской, Аварской, Фриульской — имели военное устройство, были подчинены маркграфам и застроены укрепленными замками с сильными гарнизонами. С обычной осмотрительностью Карл заботился и о постройке внушительного флота, в котором особенно нуждались постоянно угрожаемые берега Италии и смежных с ней островов. Весьма затруднительно при громадных пространствах и протяженных путях сообщения было наблюдение за чиновничеством. Для этого была установлена должность особых «посланцев»: missi dominici, наблюдавших за судопроизводством и военным делом, и missi fiscalini, наблюдавших за управлением вообще. Эти посланцы всюду проводили волю государя, идею государственного единства. Существеннейшим средством единения было привилегированное положение, которое выпало на долю франкской национальности: из нее (хотя и не исключительно) избирались преимущественно высшие чиновники, графы и чиновники-посланцы. Карл старался, где было возможно, избирать высших сановников и не из франков. В этом отношении было особенно ценно то, что немалое участие в управлении принимали духовные лица и что при замещении различных духовных должностей никакого предпочтения определенной национальности не давалось.

    Церковь и воспитание

    Католическая церковь и единообразное воспитание, которое она давала, были одним из важнейших связующих начал в империи и составляли одно из важнейших правительственных средств Карла. Церковь представляла для этого еще плохо организованного государства громадное преимущество уже вполне сложившегося организма. Не только при искоренении язычества в Саксонии, но и во многих других случаях церковь шла рука об руку с Карлом. Ему она обязана чрезвычайно многим и не без основания причла его к лику праведников, хотя в строгом смысле христианского учения он не может быть отнесен к этому разряду. Прежде всего, Франкфуртским капитулярием 798 г. он обеспечил внешнее положение духовенства, обратив обычную уплату десятины на пользу церкви в государственный закон. Еще большую услугу Карл оказал духовенству, тщательно следя, чтобы оно соответствовало своему высокому призванию. Реформа франкской церкви, начатая еще Бонифацием, была в значительной степени расширена епископом Хродегангом Мецским (около 760 г.), который и для белого духовенства вменил в обязанность канонический образ жизни. Клирики кафедральных церквей были обязаны жить по определенным правилам и притом в общежитии, как монахи. Карл старался поощрять развитие проповеди на народном языке, дабы все народы его страны действительно могли проникнуться духом христианства; а т. к. далеко не все духовные лица были в состоянии составлять проповеди на народном языке, то он распорядился создать особые сборники проповедей в помощь проповедникам и составление поручил Павлу Диакону, сыну Варнефрида. И вообще, он очень близко к сердцу принимал образование духовенства, как о том свидетельствует известная поучительная история, рассказанная одним санкт-галленским монахом. Император зашел в школу для клириков и стал прислушиваться к вопросам учителя; оказалось, что дети богатых семей отвечали хуже, а дети бедных лучше. По окончании вопросов император обратился к ученикам с речью и сказал им прямо относительно их будущего, что не станет обращать внимания на лица и положения и бедным, но отличившимся в учении, раздаст лучшие епархии. Так из немногого, случайно сохранившегося о Карле, можно узнать его светлый взгляд на все, что было важно для образования. Он и церковное пение очень ценил. «На Пасхе 787 г., — повествует один из современников, — произошел спор между певцами-галлами и певцами-римлянами. Галлы утверждали, что они поют лучше, а римляне — что исполняют церковные песнопения по предписаниям св. папы Григория. Спор дошел до самого короля Карла, который решил его в пользу григорьевских напевов». Папа Адриан прислал к нему двоих ученейших певцов римской церкви. Из них он одного отправил в Мец, а другого в Суассон; все франкские певцы должны были научиться римскому напеву. Обучение шло так успешно, что вскоре оказалось, что учившиеся в Меце певцы стали настолько же выше других галльских певцов, насколько римские были выше мецских… «А в другой раз, — сообщает тот же исторический источник, — король вывез с собой учителей математики и счетной науки из Рима во франкскую землю и повсюду распространил изучение этих наук». Незаурядный государственный талант Карла Великого способствовал расцвету культуры.



    Трапеза герцога с дружиной времен Каролингов.

    Реконструкция XIX в.

    Император и церковь

    Одно из древнейших изображений Карла Великого. Мозаика IX в. Рим. Латеран, триклиний Льва III. Святой Петр передает Карлу Великому знамя Рима, а Льву III паллиум как символы светской и духовной власти.

    По отношению к церковной иерархии Карл сохранял свое положение самодержца в полной неприкосновенности. Приняв новый титул римского императора, он отчасти стал главой церкви, и его друг папа Адриан не напрасно, хотя и с другими целями, указывал ему на пример императора Константина: он не выносил высокомерия духовных сановников, не избавлял духовных лиц от взимания податей и, подобно своему деду, хотя и не с такой же суровостью, поддерживал свое право свободно распоряжаться земельными владениями того или другого монастыря, т. е. не признавал коллективного права церкви на недвижимые имущества. Он сам назначал епископов на места и снабжал их бенефициями, с которыми одновременно были сопряжены определенные обязательства. Он не затруднялся даже входить во внутренние дела церкви, как, например, в догматический спор об адопционизме, который вызвал местные соборы в Регенсбурге 792 г., во Франкфурте 794 г. и был отвергнут как еретическое учение.



    Пластинка из слоновой кости с переплета молитвенника Дрогона, брата Карла Великого, изображающая таинства мессы.



    Карл Великий преподносит деве Марии Аахенский собор.

    Позолоченный рельеф по меди. Ковчег с мощами Карла Великого в Аахенском соборе, сделанный по указу Фридриха Барбароссы после причисления Карла Великого к лику святых в 1165 г.

    Алкуин

    К почетнейшим чертам характера этого замечательного человека относится его живой интерес к науке и духовному развитию. Именно это личное увлечение придавало силу и значение его усилиям на пользу народного образования. Его учителем и ближайшим доверенным лицом в этом направлении был англосакс Алкуин из Нортумберленда, который с несколькими учениками прибыл ко двору франкского короля и был посажен им в аббаты Турского монастыря. Это было нечто вроде ученого общества, собиравшегося при особе Карла, — целая академия, члены которой носили классические и библейские имена. Даже женщины при дворе Карла принимали участие в этом обществе. Ревность Карла к науке выразилась как нельзя лучше в прекрасном желании, которое он однажды высказал, заметив, что был бы счастлив, если бы в его царстве нашлось 12 мужей, подобных святому Августину и святому Иерониму, на что Алкуин весьма остроумно ответил ему: «У самого Господа, владыки неба и земли, было их только двое, а ты желаешь их иметь двенадцать!»

    Сельское хозяйство и торговля

    Многосторонняя административная деятельность Карла в основном была направлена на побуждение народа к практической деятельности — занятия сельским хозяйством, промышленностью, торговлей. Он создал для этого все условия — безопасность от внешних вторжений и внутренний порядок, насколько это было возможно в то время преобладания грубой силы и, насколько это было в его власти, поощрял развитие отдельных отраслей промышленности. Он сам, как крупнейший землевладелец, был разумным и прекрасным хозяином; его имения представляли собой образцовые хозяйственные заведения. От своих управителей он требовал точного отчета: если они провинились, то должны были явиться в резиденцию короля «и отвечать своей спиной или понести иное наказание, какое угодно будет назначить королеве». По старому обычаю королеве в этой части управления принадлежала значительная самостоятельная роль. Хищных зверей, особенно волков, велено было преследовать и истреблять. Еще за два года до смерти Карла появилось подробное законоположение, посвященное обработке земли — знаменитый Capitulare de villis (812 г.). Главным считалось умножение и улучшение путей сообщения, и выполнить это было легче единовластному правителю большого государства, чем правителям разрозненных владений. Карл обратил внимание прежде всего на улучшение водных сообщений — и в 793 г. появился грандиозный для того времени проект соединения каналом Дунайского и Рейнского бассейнов. Проект не был приведен в исполнение из-за невозможности добыть достаточное количество необходимых рабочих рук. Неудачно окончилось и другое благодетельное предприятие — постройка постоянного моста через Рейн у Майнца. Его строили 10 лет и построили так прочно, что, по словам Эйнхарда, «все считали, что этого моста на век хватит»; но пожар 813 г. уничтожил это прекрасное сооружение в течение каких-то трех часов. Считается, что мост подожгли лодочники, занимавшиеся перевозом через реку — весьма выгодным до постройки переправы промыслом. План замены этого моста каменным так и не осуществился.

    Торговля и международные связи

    Торговля того времени в основном находилась в руках двух племен: фризов и иудеев. Фризы жили во внутренних городах — Майнце, Вормсе, Кёльне, где о них до сих пор напоминают названия некоторых улиц, а фризские (фряжские) сукна всюду были в цене и составляли важную статью торговли с восточными странами. За морем торговля была сосредоточена в руках евреев, в то время более искусных в мореплавании. В правление Карла они пользовались такой веротерпимостью, какой ни до него, ни после него им никто не оказывал. Им разрешалось строить синагоги во многих городах, например, в Кёльне и Нарбонне, они даже могли занимать общественные должности. Даже при Карле находился иудей Исаак в качестве толмача, которому давались важные поручения, поскольку Карл через Массилию завел непосредственные отношения с Востоком и даже обменялся посольствами с одним из аббасидских государей, халифом Харуном ар-Рашидом. При этих посольствах государи обменялись дарами: при франкском дворе можно было полюбоваться большим слоном Абу ал-Аббасом и превосходной арабской потешной палаткой — подарками халифа.



    Рог Карла Великого, по преданию подаренный ему Харуном ар-Рашидом. IX в.

    Сокровищница капеллы в Аахене.

    Особенно все дивились диковинным часам, не поддающимся описанию даже такого искусного писателя, как Эйнхард. Это были водяные часы из бронзы, они обозначались 12 медными шариками, которые звонко ударяли о нижний металлический тазик, и 12 всадниками, которые в конце каждого часа выезжали из особых ниш. «Да и другого диковинного было много в тех часах, что теперь и пересказать было бы трудно», — замечал современник. Упоминается также, что Харун признал за своим далеким союзником нечто вроде права защиты христиан, живших в Иерусалиме. Можно предположить, что со стороны Харуна это было более любезностью, нежели актом, имеющим какое бы то ни было политическое значение.

    Съезд в Аахене. Назначение наследника. 813 г.

    Это блестящее государство, связавшее воедино столько сильных народов и давшее им государственный строй, страдало только одним недостатком — оно основывалось на разуме и воле одного великого деятеля.



    Каролингский сеньор.

    С миниатюры IX в.



    «Витраж Карла Великого» в Шартрском соборе. Изображает мифическое путешествие Карла в Святую землю и мифически истолкованную битву в Ронсевальском ущелье.

    Когда Карл приблизился к старости, злая судьба, тяготевшая над его домашней жизнью, лишила его сыновей Карла и Пипина, и разделение государства на три части, предпринятое им в 806 г., оказалось излишним. В 813 г. император созвал большой съезд государственных чинов в Аахене, где предпочитал жить в последние годы. На этот съезд явились богатые и знатные землевладельцы, высшие духовные и светские сановники и представители власти; много было и иного люда, который хоть и не был представителем народа, но, по крайней мере, заменял его. На этом торжественном собрании Карл возложил венец на главу своего единственного сына и наследника. «Многая лета императору Людовику!» — возгласила толпа вслед за вельможами и знатью. О каком бы то ни было участии духовенства или папском содействии при этом не было речи, акт венчания Людовика был более неожиданным, чем акт венчания Карла в 800 г. «Хвала тебе, Господи, — сказал император Карл, — что ты даровал моим очам возможность видеть моего сына на моем престоле!» Затем поручил своему коронованному наследнику его братьев и отправил его в Аквитанию, где Людовик и правил со славой.

    Кончина Карла

    Пять месяцев спустя 28 января 814 г. Карл скончался. Один из источников того времени утверждает, что перед смертью он приобщился тайне святых и был миропомазан епископами. «Когда все сие совершилось, он поручил душу свою Богу и умер с миром… И никто не может передать, как велик был плач и сокрушение о нем по всей земле; даже язычники выразили о нем сожаление. Величайшая скорбь была среди христианского мира и во всем его царстве». Останки Карла были погребены в церкви святой Марии в Аахене.



    Корона Каролингов.


    Примечания:



    1

    Этот неистовый крик испугал и римлян при их первом столкновении с германцами.



    2

    Им приходилось селиться на пустых местах, т. к. лучшие места суровой и неблагоприятной по климату Средней Европы того времени были уже заселены кельтами.



    3

    Теперь этот камень вставлен в стену меккской мечети. «Кааба» — значит дом или жилище.



    4

    Первыми сведениями об обычаях странствующих в Мекку мусульман мы обязаны немецкому путешественнику Иоганну Людвигу Буркхардту, который, преодолев много трудностей и неоднократно подвергая опасности свою жизнь, совершил в 1814 г. путешествие в Мекку в одежде магометанского хаджи.



    5

    Скала Гибралтара — собственно «Гора Тарика» — до сих пор сохранила память о его имени.



    6

    Эта местность в настоящее время входит в состав Льежской провинции Бельгии.



    7

    Основателем этого монастыря был Бенедикт Нурсийский, давший монахам своей обители правила общежития.



    8

    Это имя было переводом его англосаксонского имени: Винфрет (по латыни boni-facius — благоприятный).



    9

    Ошибка автора: Багрянородный — Константин VII, а не VI.



    10

    Единственный писатель, из сочинения которого можно извлечь важнейшие черты характеристики Карла, т. к. в его словах содержится личное впечатление современника, в течение долгого времени общавшегося с великим монархом.



    11

    Первоначально эти мартовские, а позднее — майские съезды имели значение воинских смотров, на которые собирались все вассалы короля со своими отрядами.









    Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

    Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.