Онлайн библиотека PLAM.RU


Глава 10

Последний предвоенный

Затишье перед бурей

После финского «похоронного марша» для танков противопульного бронирования уже никто в командовании бронетанковых войск РККА не сомневался, что в извечном противоборстве снаряда и брони в очередной раз победил снаряд.

Такое уже бывало, и не раз — начиная от пуль аркебуз, отправивших в музеи дорогостоящие рыцарские доспехи. Позднее, в XIX веке, адмиралы и политики всех мало-мальски «морских» стран хватались за голову, оказавшись перед необходимостью отправлять «на свалку истории» деревянные парусники, ставшие мишенями для бронированных паровых кораблей. В общем, ничто не ново под луной — но и никому от этого соображения не легче, проблема-то стоит во всей остроте «здесь и сейчас».

Систему вооружения советских танковых войск требовалось кардинально менять, вводя в нее противоснарядное бронирование как обязательное требование к новым боевым машинам. При этом опыты с добронированием уже имеющихся на вооружении танков показали, что с БТ и Т-26 в этом отношении мало что можно сделать — усиленную броню на этих танках уже «не тянули» ни двигатели, ни ходовая[265]. Для новой войны военным нужны были новые танки:

«Учитывая боевой опыт танковых войск в Испании, на Хасане, в Монголии и Финляндии, а также предъявляемые требования к танкам в современном бою, комиссия считает необходимым иметь на вооружении Красной Армии следующие типы танков:

А. Тяжелый танк „KB“ — с основными тактико-техническими данными:

1. Тип — гусеничный.

2. Броня — 75-мм (непробиваемая для 3-х дм бронебойным снарядом на всех дистанциях).

3. Мотор — дизель В-2, 650–700 л/с.

4. Вооружение — пушка М-10 152-мм и 2 пулемета ДТ или пушка Л-11 76-мм и 2 пулемета ДТ.

5. Скорость — до 35 км/час.

6. Запас хода — до 250 км.

7. Общий вес — 40–46 т.

Б. Средний танк Т-34 — с основными тактико-техническими данными:

1. Тип — гусеничный.

2. Броня — 45-мм (непробиваемая на всех дистанциях орудиями системы ПTO).

3. Мотор — дизель В-2, 500 л/с.

4. Вооружение — пушка Л-11 76-мм и 2 пулемета ДТ.

5. Скорость — до 45 км/час.

6. Запас хода — до 400–450 км.

7. Общий вес — 26 т.

В. Плавающий танк Т-40 — с основными тактико-техническими данными:

1. Тип — гусеничный.

2. Броня —15-мм.

3. Мотор — „ДОДЖ“, 85 л/с.

4. Вооружение — крупнокалиберный пулемет ДШК спаренный с пулеметом ДТ.

5. Скорость — на гусеницах 45–50 км/час, на плаву 7–8 км/час.

6. Запас хода — 200–250 км.

7. Общий вес — 5,2 т.

Г. Танк сопровождения пехоты.

Учитывая, что существующий танк сопровождения пехоты Т-26 слабо забронирован, имеет маломощный бензиновый мотор, комиссия считает необходимым уже в 1940 г. создать новый тип танка сопровождения пехоты со следующей основной тактико-технической характеристикой:

1. Тип — гусеничный.

2. Броня — 45-мм (непробиваемая на всех дистанциях орудиями системы ПТО).

3. Мотор — дизель.

4. Вооружение — 45-мм пушка 2 пулемета.

5. Скорость — 25–80 км/час.

6. Запас хода — 250–300 км.

7. Общий вес — не выше 13 т»[266].

Как видно из этой цитаты, предполагалось, что все типы танков РККА должны будут иметь противоснарядную броню — за исключением легкого плавающего разведчика, на который ее на тогдашнем уровне развития техники было просто невозможно установить. Это, к слову, уже в тот момент вызывало у некоторых специалистов сомнения в нужности подобного танка: «Танк Т-40 представляет собой плавающую боевую гусеничную машину типа танкеток, с толщиной брони до 15 мм, вооруженную двумя спаренными пулеметами типа ДТ и ДК, с максимальной скоростью движения до 55 км/час и слабой проходимостью по болотам и пересеченной местности.

Опыт войны в Испании, на озере Хасан и в Финляндии показали, что танки (вернее танкетки) аналогичного типа истребляются современным противотанковым вооружением без особого труда и хотя они и были применены, но не имели никакого успеха. Наоборот, применение танкеток часто связано с деморализацией личного состава и пехоты даже в условиях маневренной формы войны, поскольку они легко поражаются крупнокалиберными противотанковыми ружьями (калибром порядка до 20 мм).

Больше того, танкетки типа Т-40 непригодны даже для разведывательной и патрульной службы, поскольку они являются крупной и легко демаскирующей (своим шумом) себя целью для хорошо маскирующихся мелких разведывательных и патрульных подразделений противника, вооруженных индивидуальными противотанковыми ружьями.

Единственное и достаточно широкое применение могут найти танки данного типа (Т-40) в колониальных армиях империалистических держав, против слабо оснащенных противотанковыми средствами армий.

Наша страна является противником колониальных владений, и маловероятно, что мы будем иметь в качестве противника какую-либо колониальную, слабо вооруженную страну.

Следовательно, нужно сделать вывод, что для нашей армии не нужны танки типа Т-40, т. к. они не соответствуют требованиям современных войн и мало пригодны для разведывательной и патрульной службы вследствие большой насыщенности армий индивидуальным противотанковым оружием»[267].

Более того, «аппетит приходит во время еды»: поскольку (как мы уже писали об этом в 3-й главе) новые бронебойные снаряды с высокими начальными скоростями способны пробить броню толщиной до 1,6 калибра (вместо 1–1,2 калибра, как считалось ранее), 45-мм броня танка Т-34 «… будет противостоять только 20–25-мм противотанковым ружьям и пушкам», а потому танк Т-34 предлагалось классифицировать как «танк ЛЕГКОГО бронирования». Задача борьбы с противотанковыми пушками калибром 37–47 мм возлагалась на танки СРЕДНЕГО бронирования с мощью броневой защиты 75 мм — эту нишу занимал танк КВ. Танков же ТЯЖЕЛОГО бронирования (с толщиной брони около 120 мм), согласно предложенной классификации, в СССР ни в проекте, ни в серии не было.

Впрочем, это «не было» продолжалось недолго: уже весной 1941 г. танковые КБ получили технические задания на новые танки: средний Т-34М с толщиной броневой защиты 60 мм (защищающей от снарядов калибра 37 мм) и тяжелый КВ-3 со 120-мм верхним лобовым листом и 90-мм бортами.

Однако при этом неминуемо вставал вопрос — а что же теперь делать с тысячами «заготовленных к войне» танков старых типов, превратившихся в новых условиях в классический чемодан без ручки: нести тяжело, а бросить жалко?

«Штерн: А мы не можем сделать БТ-2 лучшими.

Павлов: Обстановка не позволяет нам потерять более 3000 танков.

Ворошилов: Этот танк нужно снять с вооружения.

Штерн: Это означает, что мы можем части водить на гибель.

Ворошилов: Это зависит от командующего. Всякое оружие, в том числе пушка и люди, если они не накормлены, будет действовать плохо. У нас таких танков очень много. Беда их заключается в том, что эти танки имели мотор „Либерти М-35“, а теперь нет этого мотора, но то, что есть, мы будем добивать; танк этот крепкий, броня хорошая, лучше виккерских и „Рено“. То, что будет выходить из строя, возобновлять не будем, а запас используем. Встает вопрос о том, как быть с танками, которые уже не могут считаться свежими, новыми танками, а у нас их имеется в достаточно большом количестве.

Павлов: Предлагаю их оставить до полного износа в армии на вооружении, наше дело использовать их разумно.

БТ-7 дизельный оставить, производство его прекратить с момента пуска в массовое производство танка Т-34.

С места: запасные части для БТ-2 не изготовляют, этот танк нужно из боевых перечислить в учебный и на нем производить учебу.

Павлов: На учебные цели используются БТ-5 и БТ-7.

Ворошилов: Нужно принять предложение т. Павлова»[268].

Как видно из этой цитаты, советское командование рассуждало вполне логично. Тысячи танков «старых» типов уже не пригодны для полноценного боевого использования, но при этом еще вполне пригодны к использованию в качестве учебных. Вполне разумное решение — так поступали с устаревшим вооружением раньше, так делают и по сей день в армиях всего мира. Тем более что производство новых танков еще только начинается, и, как мы уже знаем из предыдущих глав, танки эти еще «сырые», страдают множеством «детских болезней», а выполнение промышленностью планов поставок — дело весьма относительное.

В последний предвоенный год «перестройка» в танковых войсках затронула не только их материальную часть. Случившиеся за этот период — а точнее, за два предвоенных года — организационные изменения их структуры по масштабам и значимости вполне сравнимы с пересадкой с «бэтэшек» на «тридцатьчетверки».

21 июля 1939 года, еще до начала советско-финского конфликта, на заседании Главного военного совета было принято решение «… образовать комиссию, на которую возложить разработку всех вопросов, связанных с реорганизацией и осуществлением перехода на новую организацию стрелковых войск РККА»[269]. Хотя решение Главного военного совета упоминало реорганизацию только стрелковых войск, в сферу деятельности комиссии попали и танковые войска, и артиллерия, и конница. В ноябре 1939-го года комиссия представила Главному военному совету итоги своей деятельности в форме доклада об организации и численности Красной Армии. В части организации танковых войск вывод комиссии гласил: «Иметь в составе Красной Армии вместо существующих танковых корпусов и отдельных танковых бригад однотипную организацию отдельных танковых бригад БТ и Т-26 в составе четырех танковых батальонов, вооруженных танками Т-26 и БТ с дальнейшим перевооружением танками Т-34. Танковые бригады Т-28 и Т-35 с дальнейшим перевооружением танками KB иметь трехбатальонного состава»[270]. Танковые корпуса образца тридцатых годов, состоявшие из двух танковых и моторизованной стрелковой бригад, уходили в прошлое «как громоздкие для управления соединения».

Это решение впоследствии неоднократно критиковалось, однако стоит отметить, что претензии к танковым корпусам «старой» организации были вполне справедливы и возникли отнюдь не на голом месте. Как писал принимавший участие в работе комиссии будущий маршал В. М. Захаров: «Необходимо заметить, что постановление Главного военного совета осенью 1939 года не имело целью отвергнуть и не отвергало идею и наши взгляды на боевое применение крупных танковых и моторизованных соединений в современных операциях. Речь шла лишь о принятии более приемлемых организационных форм подвижных войск с учетом боевого опыта начавшейся второй мировой войны, наличного парка боевых машин и уровня подготовки командных кадров»[271].

Впрочем, с боевым опытом Второй мировой войны осенью 1939-го у советского комсостава было туго. Реально в отношении танковых корпусов комиссия могла ориентироваться лишь на опыт польского похода, в котором два принимавших в нем участие советских танковых корпуса действительно показали себя далеко не с лучшей стороны. Вместо них было решено перейти к более «управляемым» соединениям — моторизованным дивизиям. Планировалось создание 15 таких дивизий: в 1940 г. — восьми и в первой половине 1941 г. — семи.

При этом также сохранялись, пока, танковые бригады, полки и отдельные танковые батальоны.

Финская кампания, с одной стороны, подтвердила правильность принятых ранее решений — в условиях Карельского перешейка танковый корпус все равно пришлось «раздергать» на отдельные бригады. Кроме того, обсуждению полученного в Финляндии боевого опыта было посвящено специально созванное в апреле 1940 г. при ЦК ВКП(б) совещание начальствующего состава. Среди предложений «автобронетанковой» комиссии значится: «На основе использования в боевых условиях существовавших ранее и созданных вновь формирований: отдельных танковых батальонов стрелковых дивизий, мотострелковых дивизий, отдельных танковых рот в стрелковых полках, танковых полков стрелковых дивизий, комиссия считает эти организационные единицы совершенно нежизненными. Такие организационные формы приводят только к полному распылению боевых машин, неправильному их использованию (вплоть до охраны штабов и тылов), невозможности своевременного их восстановления, а подчас и невозможности их использования… Комиссия предлагает: все отдельные танковые батальоны стрелковых и мотострелковых дивизий, отдельные легкотанковые полки и дивизионы, за исключением 1-й и 2-й отдельных Краснознаменных армий и кадровых кавдивизий — расформировать и создать танковые бригады… Категорически воспретить всякие формирования танковых частей, кроме танковых бригад. При возникновении потребности в танках направлять их только целыми бригадами»[272]. Итогом дебатов стала стройная система построения бронетанковых и механизированных войск Красной Армии: 32 отдельных танковых бригады и моторизованные стрелковые дивизии (опыт применения в Финской кампании моторизованных стрелковых дивизий оказался неоднозначен, поэтому весной 1940-го было решено отказаться от идеи иметь 15 моторизованных дивизий, сначала их число урезали вообще до четырех, но потом все же решили остановиться на шести).

Параллельно с расформированием танковых корпусов, изъятием из дивизий и полков танковых батальонов и переформирования оказавшихся «лишними» мотострелковых дивизий в обыкновенные стрелковые шел процесс наращивания числа танковых бригад, главным образом, за счет развертывания на базе уже существующих танковых полков.

Однако уже в мае 1940-го произошло событие, после которого все старые планы оргструктурных мероприятий танкистов РККА оказались в прямом смысле слова отправленными в мусорную корзину. Событием этим, как несложно догадаться, стал разгром Франции.

Во-первых, успех немецкого блицкрига моментально изменил стратегическую обстановку в Европе. Казавшаяся могучей силой французская армия, победительница Первой мировой, оказалась разгромлена в рекордно короткие сроки и теперь существовала лишь в виде оставленных правительству Виши огрызков для поддержания порядка в колониях. Англичане едва сумели унести ноги с континента, оставив на пляжах Дюнкерка почти всю технику и тяжелое вооружение. Кроме победоносного вермахта, в Европе осталась лишь одна значимая сила — РККА, и вне зависимости от договоров и прочих политических игр военные были обязаны учитывать в своем планировании возможность того, что рано или поздно этим двум армиям придется сойтись на поле боя.

Во-вторых, у высшего командования РККА, как, впрочем, и у военных других стран, не исключая даже Германию, столь быстрый и масштабный разгром англо-французских войск вызвал состояние, близкое к шоку. Если польскую репетицию блицкрига еще можно было списать на неравенство сил, «прогнивший панский строй»[273] и прочие «объективные обстоятельства», то с Францией оправдаться подобным образом было сложнее. По технике и численности англо-французские войска как минимум не уступали немцам, чувство глубокой классовой солидарности Третий рейх у них тоже вряд ли мог вызвать — и волей-неволей приходилось делать вывод, что секрет немецкой победы надо искать в области военных решений.

Проблемой, однако, был тот факт, что в тот момент никто из командования РККА не мог взять с книжной полки, скачать из Интернета или еще каким-нибудь образом получить доступ к мемуарам немецких командиров, где механизм блицкрига с немецкой педантичностью был разложен по винтикам-шурупчикам, каждый из которых подробнейшим образом расписан. В мае 1940-го опыт французской кампании не успели толком проанализировать даже в германских штабах. Но немцы, по крайней мере, имели информацию «из первых» рук, а советским военным пришлось полагаться на данные разведки.

Разведка вновь «не подвела» и проинформировала советское командование о том, что для наступления немцы развернули на голландской, бельгийской и люксембургской границах 90 дивизий, в том числе 15 танковых и моторизованных, да еще 40 дивизий на французской границе (а всего на 10 мая 1940 года, по данным разведки, немцы располагали более чем двумя сотнями дивизий). Действуя под прикрытием примерно девяти тысяч боевых самолетов, широко применяя «новые приемы и методы ведения боевых действий» и «новые наступательные средства (тяжелые танки, мотоциклетные части, пикирующие бомбардировщики, авиадесанты)», немецкие войска в кратчайшие сроки «проникли в глубь территории Франции, достигли побережья Северной Франции и тем самым отделили бельгийскую группировку союзников от основных сил Франции, окружили бельгийскую группировку союзников численностью до 60–70 дивизий», правда, потеряв при этом две тысячи боевых самолетов и около полумиллиона человек убитыми и ранеными[274]. «Лишь в окрестностях Роттердама был произведен десант в 15 тыс. чел, вооруженных пулеметами, легкими орудиями, зенитными орудиями и легкими танками»[275]. Укрепления «линии Мажино» вермахт, по мнению советской разведки, взламывал тяжелыми танками, вооруженными 100-мм пушками (правда, данные о боевой массе тяжелых танков разнились — по сведениям одних источников, немецкие тяжелые танки «Т5» и «Т6» весили 60 тонн, другие источники ограничивались «всего лишь» 32 тоннами)[276]. Не менее чем 2–3 немецких танковых дивизии, по данным все той же доблестной разведки, имели в своем составе по одному полку тяжелых танков, впрочем, другие источники сообщали о создании двух дивизий из 35-тонных тяжелых танков[277]. Немецкие же мотоциклисты, по мнению товарищей Штирлицев, раскатывали по полям и дорогам Бельгии и Северной Франции группами до шестидесяти тысяч человек[278].

Забегая вперед, отметим, что и самая суперсверхэффективная работа разведки тоже сама по себе не может быть панацеей от всех болезней сразу. Даже если бы какому-то советскому Штирлицу темной ночью удалось бы прокрасться в кабинет Гейнца Гудериана и вытащить из его сейфа Большой Секретный Конверт с надписью «Все, что вы хотели бы знать о немецкой тактике, но стеснялись спросить!», это вряд ли радикально поправило бы ситуацию в советских танковых войсках. К примеру, доступ руководства российских автозаводов к лучшим образцам фирм «ауди», «БМВ» и «мерседес» еще не делает продукцию этих заводов хитом сезона на мировом авторынке. Поговорка «что русскому здорово, то немцу смерть» работает в обе стороны, и поэтому самую лучшую немецкую тактику все равно бы пришлось подгонять под действительность РККА-41 — «сырые» новые танки, изношенные (и стоящие без запчастей) машины старых типов, грузовики без резины и личный состав, «не понимающий русского языка».

Но вернемся назад, в весну — лето 1940-го.

В общих чертах было понятно, что в механизме немецкого военного чуда одну из решающих ролей сыграли крупные механизированные соединения — то самое, от чего РККА не так давно отказалась. Теперь же, глядя на немецкий опыт, все дружно захотели получить аналогичный меч-кладенец, причем как можно быстрее. Только 10 мая началось немецкое наступление во Франции, а уже 27 числа того же месяца наркомом обороны Тимошенко и Начальником Генштаба Шапошниковым Сталину и Молотову был представлен проект организации механизированных корпусов и танковых дивизий. В состав корпуса должны были входить две танковые и одна моторизованная дивизии. Для обеспечения наступательных действий корпуса или при отражении контратак противника считалось желательным придавать танковому корпусу не менее одной авиабригады в составе двух бомбардировочных и одного истребительного авиаполков. Всего предлагалось сформировать шесть управлений танковых корпусов и 12 танковых дивизий, разумеется, не с нуля — на них предполагалось «пустить» уже существующие части, как танковые, так и кавалерию с пехотой. Этот проект был «в целом» одобрен руководством страны, при этом число создаваемых танковых корпусов было увеличено до восьми, плюс две отдельные танковые дивизии. Окончательно проект создания уже механизированного корпуса нового типа был утвержден Совнаркомом 6 июля 1940 г.

После этого в создании новых соединений наступила пауза, вызванная как необходимостью реализации уже утвержденных планов, так и переключением внимания командования РККА на «освободительные походы» лета 1940-го. Вновь к теме создания новых мехсоединений в наркомате обороны вернулись уже осенью: 14 октября 1940 г. Сталину и Молотову наркомом обороны маршалом Тимошенко было представлена докладная записка, в которой в целях дальнейшего усиления войск предлагалось провести в Красной Армии ряд мероприятий в течение первого полугодия 1941 г. Намечалось формирование 20 моторизованных пулеметно-артиллерийских бригад, имевших мощное пушечное и пулеметное вооружение, предназначенных для борьбы и противодействия танковым и механизированным войскам противника. Также Тимошенко предлагал сформировать еще один механизированный корпус в Киевском особом военном округе и 20 отдельных танковых бригад Т-26, предназначенных для усиления и сопровождения пехоты в бою. Всего выходило по одной танковой бригаде на стрелковый корпус, за исключением Дальнего Востока, где сохранялись танковые батальоны в стрелковых дивизиях.

Предложения были приняты, но из всего вышеперечисленного относительно «долговечным» оказался лишь добавочный, девятый по счету мехкорпус — потому что уже к концу 1940 г. в переписке Генштаба КА замаячила идея забабахать (это словечко сюда проситься явно лучше казенного «сформировать») аж 21 новый мехкорпус, доведя таким образом их общее число до 30.

О причинах этого решения мы пока можем лишь гадать. Возможно, его принимали под влиянием информации о том, что в результате проводимой с июля 1940-го реорганизации немцы удвоили число танковых дивизий, а также сформировали дополнительные моторизованные. Понятно, что подобные «новости» могли вызвать у советского руководства желание иметь в запасе как можно больше «кладенцов».

Впрочем, также возможен вариант, что Г. К. Жуков просто желал использовать имеющиеся в его распоряжении танки максимально эффективно, то есть в составе мощных подвижных самостоятельных соединений. Проблемой, однако, было то, что мехкорпус образца 1940-го был таковым лишь теоретически, на бумаге. На момент создания его структуры РККА имело лишь незначительный (и, добавим, большей частью отрицательный) опыт действий крупными танковыми формированиями, опыта же действий разнородной структуры, аналогичной германскому моторизованному корпусу, в СССР не имелось вовсе. У советского командования не было четкого представления ни о том, как подобные части создавать, ни о том, как их правильно применять.

А теперь представим картину маслом: прослышал как-то русский богатырь Илья Муромец о том, что есть во германской земле некий богатырь Риттер, и есть у него чудо-меч, рапирой называемый, которым он фряжских богатырей Атоса, Портоса, Арамиса и примкнувшего к ним д'Артаньяна уложил. И захотел Илюша себе такой же меч-кладенец, да вот беда — сам он всю жизнь только палицей многопудовой махал, и строгать соответственно тоже умеет только палицы. Рапира у него вышла на железную дубину похожей, и фехтовать он учится по трактату, что проезжий «из варяг в греки» купец по памяти рисовал, с глубокого похмелья.

Представили Муромца в третьей позиции трактата «по мотивам» Тальхоффера-Камасутры? Смешно? А вот товарищу Жукову вряд ли было так же смешно, когда он выпускал приказы о проведении опытных учений мехкорпуса Московского военного округа в сентябре 1941 г., в ходе каковых учений предстояло проверить и определить «…насыщенность огневыми средствами и наиболее целесообразное размещение этих средств в частях и подразделениях, управляемость частей и подразделений, их подвижность, организацию органов разведки и управления, насыщенность частей средствами: переправочными, ПХО, ПВО и т. д., работу тыла танковой и моторизованной дивизии во всех звеньях, без всякой условности, с нормальной глубиной подвоза, время, необходимое для вытягивания и формирования колонн танковой и моторизованной дивизии, фактическую глубину колонн на марше, среднюю скорость движения колонн, способы организации разведки оборонительной полосы противника наземными и воздушными средствами, ширину фронта, глубину боевых порядков частей мехкорпуса в наступательном бою, соответствуют ли наличное табельное имущество и запасы (по всем видам снабжения) фактической потребности частей и соединений мехкорпуса» и т. д.[279]

Как видим, у многих богатырей в советском командовании были вполне обоснованные сомнения: действительно ли получившееся оружие похоже на знаменитый чудодейственный немецкий меч, рапирой прозываемый, а то как-то больно уж сильно оно на лом смахивает. Сомнения, как уже было показано, весьма обоснованные.

Обратим также внимание на дату проведения учений: сентябрь 1941-го. Сомнительно, что у Георгия Константиновича был какой-то пунктик на тему того, что учения мехчастей непременно следует проводить осенью — по крайней мере, ничего похожего в его биографии не просматривается. Скорее можно предположить, что именно к этой дате Генштаб Красной Армии надеялся получить наконец-то первую более-менее готовую чудо-рапиру, то есть штатно укомплектованное и относительно сколоченное соединение. Заметим также, что упомянутый мехкорпус МВО — это 7-й мехкорпус, т. е. еще первой, с лета 1940-го, волны формирования.

Увы, оценку созданной в 1940-м структуре в итоге поставили не посредники на осенних учениях. Проверять «управляемость частей и подразделений, их подвижность, организацию управления в звене полк, дивизия, корпус при расположении на месте, на марше и в наступательном бою и достаточно ли средств управления, способы организации разведки оборонительной полосы противника наземными и воздушными средствами, соответствует ли наличное табельное имущество и запасы (по всем видам снабжения) фактической потребности частей и соединений мехкорпуса» и прочие «подлежащие отработке на опытном учении» вопросы пришлось в реальном бою уже в июне.

Главная проблема, однако, была не только и не столько в ломообразности получившегося механизма. Так же, как сутью фехтования рапирой является нанесение колющего удара, «изюминкой» механизма блицкрига являлось отработанное взаимодействие всех задействованных на поле боя частей. Это позволяло немецким танковым «ножницам» с легкостью рассекать в тщательно выбранной «решающей точке» предварительно размягченную ударами люфтваффе и артиллерии «бумагу» вражеской пехоты. Но едва на поле боя появлялись «ножницы» вражеских танков, как им под «лезвия» оперативно подставлялся «камень» противотанковых пушек. Из обрывочных донесений разведки про «тридцать тысяч одних курьеров», в смысле «шестьдесят тысяч фашистских мотоциклистов при пятнадцати тысячах воздушных десантников с артиллерией и легкими танками», понять это было так же сложно, как самостоятельно научиться правильной технике выпада, глядя лишь на рисунки фехтовальных поз.

Свое негативное влияние оказала и «сверхфорсированная» модернизация советского общества и Красной Армии, часто делавшая «сегодня» возможным то, что казалось совершенно невозможным «вчера». Отсутствие необходимой для исполнения составляемых планов техники (причем хоть на вооружении конкретной части или соединения, хоть в природе вообще) не рассматривалось в качестве фактора, препятствующего планированию, а светлая наивная вера во всесилие инженерной науки, совершенствующей вооружение и боевую технику, приводила подчас к курьезам. Например, в подготовленной в конце апреля 1941 г. работе на тему «Действие мехкорпуса в оперативной глубине противника» ее автор, начальник штаба 8-го мехкорпуса полковник Катков, справедливо указывал: «Организация питания боеприпасами и горючим мехкорпуса при действии его в оперативной глубине противника — наиболее сложный и трудноразрешимый вопрос на данном этапе авто- и танкостроения… Минимальное количество боеприпасов и горючего на 2–3 суток боевых действий нужно взять 2 боекомплекта и 2 заправки горючего… Части, идущие на автотранспорте (мотопехота, саперы и др.), берут в свои же машины 3 боекомплекта и 5 заправок горючего… Расчеты показывают, что один боекомплект мехкорпуса только на танки и артиллерию (без учета мотопехоты и других частей, передвигающихся на колесных машинах) составляет около 1000 тонн, или 400 автомашин ЗиС-5. Одна заправка горюче-смазочных материалов мехкорпуса тоже только на танки и трактора составляет около 600 тонн, или 270 цистерн в грузовых машинах. Итак, один боекомплект, одна заправка для мехкорпуса составляет 1600 тонн, или 670 автомашин; длина этой колонны по одной дороге — 35 км (из расчета 50 м на машину)… ОЧЕНЬ ГРОМОЗДКИЙ, БЕЗЗАЩИТНЫЙ, С ОГРАНИЧЕННОЙ ПРОХОДИМОСТЬЮ ТЫЛ». Постановка проблемы совершенно справедлива, казалось бы, можно ожидать рекомендаций по охране и обороне тылов, увеличению их управляемости, «распараллеливанию» тыловых колонн по разным дорогам… Однако первый же пункт предложенного полковником Катковым решения наводит на мысль о не вполне научной фантастике: «Увеличить работу мотора в танке в моточасах одной заправкой до 45–50 моточасов; такое решение разрешило бы коренным образом задачу по снабжению горючим…»[280] Как говорится, «ядерный реактор на схеме условно не показан». Впрочем, второе предложение товарища Каткова — «для подвоза огнеприпасов сконструировать автомашину (с высокой проходимостью) или трактор… грузоподъемностью до 6–8 тонн на каждую единицу» — вполне устроит и современных военных: 8 тонн — это грузоподъемность КамАЗа. Вот только первый советский крупносерийный грузовик-семитонник — МАЗ-200 — пошел в производство лишь в 1950 г. и был копией американского ленд-лизовского семитонника GMC-803.

Вера в постоянно нарастающую несокрушимую мощь вооружения Красной Армии порождала и еще более экзотические прожекты применения танковых войск. Так, в подготовленном в академии Генштаба весной 1941 г. пособии «Современные методы использования танковых войск в наступательной операции» предлагалось осуществлять прорыв обороны противника не стрелковыми войсками, а мехкорпусами: «При наступлении в первом эшелоне ударной армии не стрелковых, а механизированных корпусов, в направлении главного удара только при помощи одних танков, даже без учета артподготовки и сопровождения, приобретается решающий перевес: не менее чем в 3,5–4 раза в пулеметах, в 3 раза в минометах, в 4–8 раз в орудиях»[281], после чего авторы пособия подробно расписывали тактическое построение мехкорпуса перед началом атаки: «Общий боевой порядок тактического эшелона армии может принять с началом атаки примерно следующий вид (схема 3)…

На первый эшелон танков — батальоны тяжелых танков — ложится задача подавления противотанковой артиллерии на всю тактическую глубину. Эти же танки должны разрушить препятствия, непреодолимые для остальных, последующих волн и эшелонов боевого порядка, и проложить для последних в препятствиях проходы. Мощное вооружение и броня, высокая проходимость, наконец, значительная тактическая плотность насыщения полосы прорыва этими танками, не менее 12 танков на 1 км, обеспечивает успешное выполнение этой важнейшей задачи.

Второй эшелон танков, состоящий из батальонов средних танков, прорывается вслед за тяжелыми танками. Его основной задачей является подавление основной массы артиллерии обороны на ее огневых позициях, а также подавление тактических резервов обороны. Тактическая плотность танкового насыщения этого эшелона — не менее 20 танков на 1 км…

Третий эшелон танков, состоящий также из батальонов средних танков, в основном должен заняться подавлением всех тех средств обороны, которые уцелели после артиллерийской и авиационной подготовок и после прохода первых двух танковых эшелонов. Таким образом, этот эшелон танков в основном обеспечивает возможность наступления пехоты и прокладывающего ей дорогу четвертого эшелона танков. Однако основное устремление этого эшелона, как и предыдущих, должно быть направлено вперед. Он по пехоте не равняется. Тактическая плотность этого эшелона такая же, как и второго…

Четвертый танковый эшелон состоит из легких танков, преимущественно с пушечно-пулеметно-огнеметным вооружением. Они выполняют ту же задачу, что и третий танковый эшелон, и подобно ему равняются при выполнении своей задачи не назад, на пехоту, а вперед. Однако успешное выполнение задачи подавления и выжигания тех укрытых огневых средств, которые остались после прохода предыдущих танковых эшелонов, является решающим условием для обеспечения успеха наступления тактического пехотного эшелона прорыва. Тактическая плотность этого эшелона — 20 танков на 1 км, из коих не менее 14 огнеметных танков»[282]. На первый взгляд все грозно, чинно и благолепно… однако не кажется ли вам, что в этой схеме чего-то не хватает? Например, пехоты? Ну да, «пехота стрелковых корпусов должна наступать возможно стремительнее вслед за танками, используя подавление и расстройство обороны в результате воздействия на нее танкового эшелона прорыва… Вначале пехота наступает непосредственно за четвертым эшелоном танков. По мере отрыва танков от пехоты усиливается поддержка и сопровождение последней артиллерией. Если артиллерия сопровождала танки, то она возвращает свой огонь к пехоте после прорыва головного танкового эшелона через первую оборонительную полосу»[283]. Вот те раз! То есть танки идут в бой сами по себе, а пехота сама по себе?! Но, может быть, собственная пехота мехкорпуса будет сопровождать танки в бою? Ничуть не бывало! «Вслед за вторыми эшелонами наступающей пехоты продвигаются моторизованные эшелоны механизированных корпусов. Их выдвижение вперед, к своим танкам, возможно обычно лишь после прорыва танками всей тактической глубины обороны»[284].

Шутки в сторону — не до шуток уже: по сути дела, пособие предписывает атаковать оборону противника ОДНИМИ ТАНКАМИ. Без сопровождающей танки в бою пехоты, указывающей танку противотанковые препятствия, обнаруживающей огневые точки и отстреливающей не в меру ретивых истребителей танков с гранатами и «теллер-минами». Без саперов. Без сопровождающей атаку колесами артиллерии. Загромоздить поле боя одними танками на глубину в полтора километра и запретить танкам равняться по пехоте, пусть рвутся только вперед, в глубину обороны противника. Как вы думаете, уважаемые читатели, чем окончится атака готовившейся 4–5 дней обороны противника одними тяжелыми танками с плотностью 12 танков на километр?.. Ну, может быть, кто-нибудь особенно везучий и прорвется за первую линию окопов и будет подбит при подходе ко второй, а если ему очень-очень-очень повезет, то он даже породит очередную «легенду об одиноком танке, несокрушимый KB против целой фашистской танковой группы, неизвестный старший сержант против генерал-полковника Гепнера»[285]. А остальные встанут чадящими кострами еще на подходе к первой траншее противника. А за тяжелыми в атаку пойдут средние танки. Тоже самостоятельно, без саперов, пехоты и артиллеристов. А потом — легкие… Чем окончится эта атака, предлагаем читателю представить себе самостоятельно. Во всяком случае, ничем хорошим она точно не закончится.

В детстве мы все читали английское стихотворение в переводе Самуила Маршака: «Не было гвоздя — подкова пропала. Не было подковы — лошадь захромала…» с трагическим итогом в виде бегущей армии и сданного противнику города, «… потому что в кузнице не было гвоздя». Свой «гвоздь» был и в рассматриваемом пособии. Им оказалось наивное представление авторов о «неуязвимости основной массы танков механизированных корпусов для большей части современной противотанковой артиллерии обороны (меньше 75-мм калибра)»[286].

Завершая эту главу, хочется отметить, что мехкорпуса 1941-го, при всех своих недостатках, были важным этапом эволюции советских танковых войск. «Перегруженные» танками дивизии имелись не только у СССР — на эти грабли в свое время наступили и немцы, и американцы, и англичане с французами. Более того, мехкорпуса-41 были уже значительным прогрессом в сравнении с «дореформенными» частями — старыми танковыми корпусами и бригадами. Но исполнить роль меча-кладенца летом 1941-го были не в их силах.


Примечания:



2

Тухачевский M. Н., Берзин Я. К., Жигур Я. М., Никонов А. Н. Будущая война. М.: ВАГШ ВС РФ, 1996, с. 276.



26

«Еще в 1933 г. я знал, что единственный русский танковый завод выпускал в день 22 машины типа „Кристи русский“». Гудериан Г. Воспоминания солдата. Смоленск: Русич, 1999, с. 194.



27

Шпеер А. Воспоминания. Смоленск: Русич; Москва: Прогресс, 1997.



28

Из директивы по стратегическому сосредоточению и развертыванию германских сухопутных войск от 15 июня 1939 г.



265

См. приложение к гл. 9.



266

РГВА, ф. 4, оп. 14, д. 2768, лл. 58–63; цит. по: «„Зимняя война“: работа над ошибками (апрель — май 1940 г.). Материалы комиссий Главного военного совета Красной Армии по обобщению опыта финской кампании». М.:—СПб.: Летний сад, 2004, с. 86–87.



267

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 11355, д. 224 (Отчет завода 185 о состоянии танкового вооружения и необходимость создания новых классов танков), лл. 27–28.



268

РГВА, ф. 4, оп. 14, д. 2736, лл. 173–197; цит. по: Зимняя война: работа над ошибками (апрель — май 1940 г.). Материалы комиссий Главного военного совета Красной Армии по обобщению опыта финской кампании. М. — СПб.: Летний сад, 2004, с. 205.



269

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 48, лл. 23–25; цит. по: Главный военный совет РККА. 13 марта 1938 г. — 20 июня 1941 г.: Документы и материалы. М.: РОССПЭН, 2004, с. 260.



270

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 49, лл. 1–26; цит. по: Главный военный совет РККА. 13 марта 1938 г. — 20 июня 1941 г.: Документы и материалы. М.: РОССПЭН, 2004, с. 272.



271

Захаров М. В. Генеральный штаб в предвоенные годы. М.: ACT: ЛЮКС, 2005, с. 151.



272

РГВА, ф. 4, оп. 14, д. 2737, лл. 124–129; цит. по: Зимняя война: работа над ошибками (апрель — май 1940 г.). Материалы комиссий Главного военного совета Красной Армии по обобщению опыта финской кампании. М.:—СПб.: Летний сад, 2004, с. 78–79



273

«…Я просмотрел недавно книгу Иссерсона „Новые формы борьбы“. Там даются поспешные выводы, базируясь на войне немцев с Польшей, что начального периода войны не будет, что война на сегодня разрешается просто — вторжением готовых сил, как это было проделано немцами в Польше, развернувшими полтора миллиона людей. Я считаю подобный вывод преждевременным. Он может быть допущен для такого государства, как Польша, которая, зазнавшись, потеряла всякую бдительность и у которой не было никакой разведки того, что делалось у немцев в период многомесячного сосредоточения войск…» — выступление П. С. Кленова, начальника штаба Прибалтийского особого военного округа, на совещании высшего комсостава 23–31 декабря 1941 г.



274

Обзор «Война на Западе (10.5–25.5.40)» разведуправления РККА. Цит. по: Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 — июнь 1941 г. М, Международный фонд «Демократия», 2008, док. 4.37, стр. 319–323.



275

Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 — июнь 1941 г. М.: Международный фонд «Демократия», 2008, док. 4.37, с. 326.



276

Разведсводка разведуправления ГШ КА по Западу за июнь 1940 г. Цит. по: Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 — июнь 1941 г. М.: Международный фонд «Демократия», 2008, док. 4.50, с. 340.



277

Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 — июнь 1941 г. М.: Международный фонд «Демократия», 2008, док. 4.50, с. 340, 550.



278

ЦАМО РФ, ф. 38 (ГАБТУ КА), оп. 11351 (управление боевой подготовки), д Л 8 (Проекты наставлений, руководств и учебных пособий по обучению и боевому применению автобронетанковых войск, замечания и заключения управления боевой подготовки по ним), л. 18.



279

Полный текст документа см. в приложении к гл. 10.



280

ЦАМО РФ, ф. 38 (ГАБТУ КА), оп. 11351 (управление боевой подготовки), д. 18 (Проекты наставлений, руководств и учебных пособий по обучению и боевому применению автобронетанковых войск, замечания и заключения управления боевой подготовки по ним), лл. 118–199.



281

ЦАМО РФ, ф. 28 (Генеральный штаб Красной Армии), оп. 11627 (оперативное управление), д. 536 (Современные методы использования танковых войск в наступательной операции), с. 15.



282

ЦАМО РФ, ф. 28 (Генеральный штаб Красной Армии), оп. 11627 (оперативное управление), д. 536 (Современные методы использования танковых войск в наступательной операции) с. 31–32.



283

ЦАМО РФ, ф. 28 (Генеральный штаб Красной Армии), оп. 11627 (оперативное управление), д. 536 (Современные методы использования танковых войск в наступательной операции), с. 32–34.



284

Там же, с. 34.



285

Суворов В. Последняя республика: Почему Советский Союз проиграл Вторую мировую войну. М., 1995, гл. 19.



286

ЦАМО РФ, ф. 28 (Генеральный штаб Красной Армии), оп. 11627 (оперативное управление), д. 536 (Современные методы использования танковых войск в наступательной операции), с. 15.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.