Онлайн библиотека PLAM.RU


МЮНХЕНСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ (сентябрь 1938 г.)

События развивались так, что мир был спасен не тем способом, который предложили генерал Гальдер и Вицлебен. Он не стал и результатом действий немецкой оппозиции, направленных против Гитлера, или каких-либо политических демаршей из-за рубежа. Решающим моментом я считаю тот миг, когда Хендерсон позвонил мне однажды утром, вспоминаю, что это случилось 14 сентября, чтобы проинформировать, что если соглашение остается в силе, то Чемберлен готов отправиться с визитом к Гитлеру.

Позже визит Чемберлена подвергся сильной критике, но в то время большинство считало его проявлением храбрости и приветствовало с огромным чувством облегчения. Действительно, во время своего визита Чемберлен не вмешивался в переговорный процесс и не сделал никаких заявлений о возможных шагах его правительства в том случае, если Гитлер применит военную силу против чехов.

Предложения Чемберлена показали, что и Англия, и Франция поддерживали притязания Германии по судетской проблеме и были готовы к расчленению Чехословакии. Действительно, после визита Чемберлена Гитлер и Риббентроп поняли, что их агрессивные намерения в отношении чехов поддержаны. Вновь и вновь мы продолжали обсуждать вопрос: вмешаются ли Англия и Франция, если германская армия войдет в Судетскую область?

15 сентября 1938 года состоялась первая беседа между Гитлером и Чемберленом в Бергхофе в Берхтесгадене. Мы, то есть Риббентроп с несколькими людьми, встретили стройного пожилого человека с его известным зонтиком на аэродроме поблизости от Мюнхена и сопроводили его в специальном поезде в Берхтесгаден.

Пока же я был обеспокоен тем, что Гитлер всегда отдавал распоряжения судетским немцам без консультаций с министерством иностранных дел, и в то же время был доволен тем, что он собирается беседовать с Чемберленом без Риббентропа, то есть наедине (не считая своего превосходного переводчика П. Шмидта). В конце встречи Гитлер живо и иронично описал встречу Риббентропу и мне, он даже хлопал в ладоши, как будто побывал на замечательном зрелище. Гитлер чувствовал, что ему удалось с помощью ловких маневров загнать «этого сухого штатского» в угол.

Вот что я записал: «Жестко заявив о своем намерении прямо сейчас решить чешскую проблему, невзирая на риск начала европейской войны, он заверил, что Германия получит удовлетворение в Европе. Так ему удалось заставить Чемберлена поддержать переход судетских земель к Германии. Гитлер сказал, что не способен отказать народу в праве на плебисцит. Если чехи откажутся, то он будет свободен от обязательств, и германская армия перейдет в наступление».

Тогда же Гитлер подробно изложил нам свои отдаленные и далекоидущие планы, в частности желание увидеть в конце своей жизни неизбежное разрешение конфликтов со всеми нашими врагами. Его замечания казались гениальными, хотя, возможно, они были и простым бахвальством или делались для того, чтобы удовлетворить воинственного Риббентропа.

Последующие две недели выдались бурными. Стало совершенно ясно, что ни Чемберлен, ни его советник Х. Вильсон оказались не готовыми к силовому обеспечению права судетских немцев на самоопределение. Под давлением Гитлера они весьма неохотно согласились на военную интервенцию. Не приходилось сомневаться в том, что они оставляли Берхтесгаден с намерением потакать желаниям судетских немцев. 19 сентября Англия и Франция специальной нотой потребовали от Чехословакии принятия предложений Гитлера. Чехословацкое правительство сначала отвергло англо-французский ультиматум, но 21 сентября подчинилось ему. Мюнхенское соглашение стало кульминационным пунктом в политике умиротворения фашистских агрессоров, проводившейся накануне Второй мировой войны. Великобритания и Франция стремились направить агрессию на восток, против СССР. (Хотя сил тогда у Гитлера для войны с Чехословакией было недостаточно – против 30 отлично вооруженных дивизий чехословаков, опиравшихся на сильные оборонительные сооружения, немцы имели всего 24 пехотные, 1 танковую, 1 горнострелковую и 1 кавалерийскую дивизию. – Ред.)

Последствия обнаружились неделей позже в Годесберге (Бад-Годесберг, сейчас в составе Бонна. – Ред.), внешне же визит казался успешным. С такими ожиданиями мы встречали Чемберлена в Кельнском аэропорту, об этом мы думали, когда сопровождали его в гостиницу, расположенную на правом берегу Рейна, напротив Годесберга. День был хорошим, жители Рейнланда проявляли живой интерес к происходящему, никто не хотел войны, людям было не столь уж важно – быть с судетскими немцами или без них. Фактический предмет обсуждения, судетские земли, суть разногласий, на самом деле казался относительно незначительным по сравнению с общим стремлением к миру.

Конечно, об этом не шла речь на официальных переговорах. Они состоялись в отеле «Дрезен», расположенном на берегу Рейна. Я присутствовал на большинстве из них. Доминировавшая интонация никоим образом не оказалась жизнерадостной, напротив, все испытывали раздражение. Тем временем Чемберлен выступал в качестве ходатая судетских немцев и сумел во многом преуспеть. Гитлер отплатил злом на добро, потребовав от Чемберлена больше того, о чем было заявлено в Берхтесгадене. Гитлер спорил, как популярный демагог.

Тем временем чехи объявили мобилизацию, сообщение о которой в разгар переговоров взбудоражило всех участников. Риббентроп выпустил, не пользуясь официальной поддержкой, меморандум, предназначенный для последующих обсуждений, который не был принят англичанами (впрочем, он и не предназначался для этого).

Во время продолжавшегося до глубокой ночи обсуждения последовал другой кризис. Стремившийся разговаривать деликатно Чемберлен не выдержал, улегся на диван и сказал, что он сделал все, что мог, и теперь четко понимает, что все рухнуло. И замолчал. Но Гитлер теперь не хотел разрыва и предоставил Чемберлену возможность действовать как честному брокеру.

Во второй раз стороны разошлись, сомневаясь, возможно ли со временем прийти к соглашению, поскольку упорно приближалась дата, установленная Гитлером для вторжения в Чехословакию. Та небольшая группа, что жаждала войны, почти приблизилась к своей цели.

В период пребывания в Годесберге мне казалось, что я могу, хотя и незначительно, влиять на Гитлера. Он приглашал меня за стол переговоров, отправлял с поручениями к Чемберлену, однажды прислушался ко мне, когда после напряженного ночного сидения я посоветовал ему вести себя более примиренчески. Но вскоре после этого, во время Мюнхенской конференции, я не находил тех признаков, по которым мог судить, что Гитлер заинтересовался моими взглядами.

В Годесберге я не знал Гитлера настолько хорошо, чтобы понять, когда его возбуждение было подлинным, а когда он притворялся, когда его непонимание другой стороны было истинным, а когда хорошо наигранным, когда он действительно намеревался ударить и когда он только блефовал.

Со своей стороны Чемберлен на этих переговорах не пытался хитрить, он вел себя как деловой человек с юридическим образованием, говорящий в парламентском стиле. В результате к гармонии прийти не удалось. Фактически мне казалось, что встреча в Годесберге закончилась на ноте явного личного несогласия.

Если бы события развивались в соответствии с ощущениями определенных кругов в британском министерстве иностранных дел, то война разразилась бы уже осенью 1938 года. Но Чемберлен и его миролюбивый советник Х. Вильсон вели свою собственную политику. Несмотря на яростную речь Гитлера в берлинском Дворце спорта 6 сентября, Хендерсон получил новые инструкции. 27 сентября я передал их в рейхсканцелярию, а в полдень встретил Гитлера и Риббентропа, настроенных на уничтожение Чехословакии.

Рано утром 28 сентября 1938 года начал наконец беспокоиться и французский посол. Он позвонил мне и попросил аудиенции у Гитлера, заметив, что должен сделать новые предложения. Я передал его просьбу фон Риббентропу, остановившемуся в гостинице «Кайзерхоф». В свою очередь, Риббентроп был раздосадован тем, что игра может быть расстроена, на сей раз благодаря Парижу. Между нами последовала яростная стычка. Я заметил, что чудовищно начинать войну, когда действительные разногласия между двумя странами столь незначительны и связаны только с тем, каким способом будут присоединены судетские земли. Возмущенный Риббентроп ответил, что лучше предоставить решение Гитлеру. В таком настроении мы вместе отправились из «Кайзерхофа» в рейхсканцелярию.

Множество людей с надеждой ждали решений Мюнхенской конференции. Среди них следует упомянуть президента Рузвельта, посоветовавшего 27 и 28 сентября правительствам обеспечить «мирное, справедливое и конструктивное соглашение». Он полагал, что его можно будет достичь на конференции, которая пройдет в каком-нибудь нейтральном городе в Европе. Через некоторое время Рузвельт лично попросил выступить в качестве посредника Муссолини.

Утром 28 сентября, следуя американскому предложению и советам англичан, Муссолини предложил Гитлеру отменить приказ о мобилизации, который должен был вступить в действие тем утром. Отказав Муссолини, Гитлер оказался бы в изоляции. Кроме того, сохранялась возможность французского демарша, элегантно осуществленного Франсуа-Понсе, и новых предложений со стороны англичан.

Тем временем Нейрат и Геринг в благожелательном настроении прибыли в рейхсканцелярию. Все дела происходили здесь весьма странным образом. Консультации происходили не за закрытыми дверями, то есть в кабинете Гитлера или в конференц-зале. Однажды нам удалось наблюдать за тем, как повсюду стояли и разговаривали группы людей, время от времени к ним подходил кто-то, прояснявший ситуацию.

Когда я присоединился к группе, Геринг как раз нападал на Риббентропа за его воинственное отношение к происходящему. Гитлер предложил на следующий день встретиться с Муссолини, Чемберленом и, возможно, с Даладье, чтобы уладить чешский вопрос. Услышав это, пятнадцать или двадцать присутствующих испытали чувство облегчения.

Только Гиммлер и Риббентроп обменялись разочарованными взглядами. Оба видели, что уменьшается возможность вооруженной агрессии, а следовательно, и политическое унижение Англии, которое так долго готовил Риббентроп. И когда Гитлер попросил его высказать свое мнение, Риббентроп заявил о своем несогласии.

Во время завтрака в рейхсканцелярии все испытывали явное чувство облегчения. За столом доктор Геббельс сказал, что выдвинутая Лондоном и Парижем программа конференции одобрена, что немецкий народ питает особенное отвращение к войне, в чем все могли убедиться за день до этого, когда моторизованная дивизия проходила через Берлин. Всем хорошо известна история столь неудачной военной пропаганды, ее часто приводят свидетели происходившего тогда. Сам я следил за проходом войск из своего окна на Вильгельмштрассе, хотя и не нуждался в подобных зрелищах, чтобы почувствовать отвращение к любой войне.

Спустя несколько недель Геринг говорил мне, что два обстоятельства, которые он узнал от Гитлера, подвигнули его выбрать мирные методы. Во-первых, сомнение в предрасположенности к войне немецкого народа. И во-вторых, опасение, что Муссолини оставит его в тяжелом положении.

Что же касалось лично меня, то за завтраком я почувствовал, что с меня упала тяжелая ноша. Было объявлено, что конференция состоится в Мюнхене на следующий день. Еще не все было проиграно. Нейрат, Геринг и я составили текст, который предполагалось выдвинуть в качестве основы для дискуссии на конференции. Когда Геринг показал заготовку, Гитлер остался ею доволен, Риббентроп же вечером в министерстве иностранных дел высказался насчет актуальности темы переговоров на предполагаемой конференции. Параллельно Риббентроп составил свой собственный текст, который должен был перечеркнуть достигнутые договоренности.

Тем временем, никого не ставя в известность, я отправил наш согласованный текст Аттолико, который телеграфом переслал его Муссолини. Когда последний воспроизвел его в Мюнхене как собственное предложение, Риббентроп был вынужден отступить, он ничего не мог поделать, и конференция продолжала развиваться в мирном русле.

Получив одобрение со стороны иностранных участников, конференция тотчас набрала хороший темп. Население Мюнхена активно приветствовало Муссолини, но Чемберлен и Даладье были встречены еще более восторженными и спонтанными овациями.

Никто не стал раскачиваться, и действительно, теперь оказывалось сложным это сделать. Царила непринужденная обстановка, делегаты не сидели вокруг стола, а неформально собрались в огромный круг, усевшись в удобные кресла. Никто не занял председательское место, не было программы, беседа шла не по намеченному плану, перескакивая с одной темы на другую. Только Чемберлен попытался ввести подобие порядка в происходившее. Он выработал свою собственную компромиссную формулу переговоров и упорно настаивал на ней на дневном заседании; похоже, он был не в лучшем настроении.

О настроении Даладье судить было трудно. Лично мне он казался воплощением здравого смысла. Он знал, что будет трудно убедить свой собственный народ поддержать идею отказа судетских немцев от права на самоопределение и что это решение нельзя будет провести без помощи Англии. Он также считал, что Чемберлен несет ответственность за сделанные уступки.

Сам же я думал тогда, что решение далось Даладье очень трудно, он был вынужден после длительных и бесцельных дебатов выйти в соседнюю комнату, усесться на диван и попросить мюнхенского пива. Его советник Алекс Леже не скрывал, что решение оставить своих чешских союзников далось Даладье нелегко.

Собравшиеся по-разному реагировали на происходившее. Явно находившийся не в своей тарелке Риббентроп выглядел смущенным, чувствуя, что его провокация не удалась. Что касается Чиано, то он выглядел весьма довольным. Я же с самого начала не испытывал особого беспокойства по поводу того, что конференция может провалиться. Гитлер явно не был настроен серьезно, когда во время утреннего заседания уселся с часами в руке и притворился, что играет (можно назвать это и таким образом) с идеей отдать приказ к мобилизации.

В Мюнхене Гитлер еще не освободился от влияния Муссолини; казалось, что он охотно следовал за ним и нуждался в его поддержке. Сам Муссолини в Мюнхене оказался в хорошей форме, он говорил по-немецки, по-французски и немного по-английски. Стремясь самовыразиться, он соединял методику парламентских дебатов с диктаторскими замашками. Таким он казался не только мне, но и другим.

Что касается Гитлера, то он добился вхождения судетских немцев (и населенных ими тогда земель Чехословакии. – Ред.) в рейх, а три других государственных деятеля добивались мира. Мюнхенское соглашение оказалось тем редким примером в современной истории, когда значимые территориальные изменения были достигнуты путем переговоров. И всего этого удалось достичь лишь за двадцать четыре часа. (От Чехословакии отторгалась территория площадью в 41 098 кв. километров с населением около 5 миллионов человек, из которых более миллиона – чехи и словаки. В руки немцев попали важные оборонные металлургические и химические заводы, огромное количество вооружения. Германия получила Судетскую область, свои куски чехословацкой территории урвали Польша и Венгрия. – Ред.)









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.