• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

Те, кто «убегали» на Дон и в другие «украинные» места, были не из «страшливых». Они готовы были с саблей наголо добыть свою Правду. Абсолютно неоправданно расхожее мнение, что самодержавно-крепостнические порядки всегда воспринимались русскими как единственно возможные и даже благословенные.

Ведь буквально с момента утверждения их на Руси во весь голос заявляют о себе носители альтернативной программы, с оружием в руках, отстаивавшие право «свободы для всех быть вольными казаками».

После Раскола в их ряды начинают массово вливаться старообрядцы. И казаки становятся с этого момента защитниками не только Правды, но и истинной Веры. Становятся собственно субъектом Гражданской войны.

Свою битву с Империей они вели практически непрерывно на протяжении полутораста лет — от Лжедмитрия до Емельяна Пугачева. И в течение всего этого периода они на просто отстаивали свое право жить по Правде, они пытались утвердить свой порядок по всей России. И это был именно порядок, а не «воровство», как утверждали их враги.

Первым его приход провозгласил легендарный Стенька Разин. И дворянские, и буржуазные историки говорят, что он, мол, разбойник был, душегуб. И тем самым, как им кажется, снимают тему его особой миссии.

Абсолютно нехристианский подход. Ибо, кто был распят одесную Христа, и первым (явив Веру) вошел вместе с Ним в Рай? Разбойник и душегуб. А кому, по слову Христа крайне проблематично туда попасть? Благопристойному зажиточному юноше, который во всем был праведен, но не смог отказаться от своего имущества и нищим последовать за Иисусом.

А Разин богомольцем, с котомкой за плечами в Соловецкий монастырь ходил. Да, именно в Соловецкий — в цитадель Русской Веры. И побывал он там в 1652 году, накануне буквально начала фронтального наступления сторонников «книжной справы», накануне апокалипсических знамений. Как знать, не благословил ли его какой прозорливый старец на особый, страшный и жертвенный путь?

Позже, когда его восстание полыхало по волжским городам, (сжигать сами себя русские люди стали уже после того, как это пламя кровью погасили), он объявит, кому и во имя чего он объявил войну.

В своих «прелестных грамотах» Разин оповещал: «Вышли мы, великое войско Донское, з Дону Донцом ему, великому, государю, на службу, потому что у нево, великого государя, царевичев не стала и от них, изменников бояр, и мы, великое войско Донское, стали за дом Пресвятыя Богородицы».

Казаки брали на себя всю полноту ответственности за Дом Пресвятой Богородицы. Мирно, полюбовно, соборно строить его явно не получалось. И казаки выдвинули свою программу радикальной святорусской революции.

Если, как о самостоятельной политической силе казаки заявили о себе, когда поддержали Лжедмитрия, то ко времени Раскола они уже имели некий вполне оригинальный план общественного переустройства. Причем формировался он параллельно и в Запорожье, и на Дону. Черкасы и донцы имели, разумеется, контакты. Не раз приходили на помощь друг другу. Как впрочем, и рубились, порой, когда оказывались в рядах армейских формирований польских или русских.

Но программа, за реализацию которой боролся Хмельницкий на Украине, была очень близка той, которую в отбитых у «антихристовой власти» городах пытался воплотить в жизнь Разин. Ведь уж никак не за «национальное самоопределение» сражались запорожцы. Они защищали от турок и поляков Веру Православную. А, кроме того, отстаивали право сначала «низового товарищества», потом и всех украинцев жить по Правде. То есть, если угодно, без угнетения человека человеком. Потому как, записывать людей в кабалу навеки — дьяволу угождать.

Вступая в союзы, то с Польшей против России, то наоборот, как на той же знаменитой Переяславской Раде, они искали сюзерена, который согласится прогарантировать наибольший объем их вольностей.

Весьма характерно, что, принося присягу Алексею Михайловичу, они потребовали, чтобы присягнули в ответ, от имени царя, и московские послы. Они должны были клятвенно подтвердить незыблемость этих самых гарантий вольности. Но в ответ услышали, что самодержец, мол, не присягает подданным.

Казаков подобная постановка вопроса озадачила. Почуяли они недоброе, однако, положились в итоге на добрую волю «Тишайшего». И очень скоро поняли, что напрасно. Потому то и начали казаки запорожские в скором времени «изменять» Великому Государю. Правда в их оптике, и новые попытки вступить в союз с Речью Посполитой, и альянс со шведами, были просто продолжением традиционной для них линии выстраивания оптимальной, с точки зрения защиты Правды, политической конфигурации.

Социальная модель казаков (что запорожских, что донских) в общих чертах сводилась к тому, что их воинское братство заменяло собой государство в его функции защиты от неприятеля и обеспечения гарантий внутреннего жития по Правде для прочих сословий — купеческого и крестьянского. Прочие же, госфункции виделись абсолютно излишними и паразитарными. А значит, в конечном счете, дьявольскими.

Во всех освобожденных от «Рима» городах, разинцы вводили казачье устройство правления. Представителей центральной власти (что бояр-олигархов, что бюрократов- приказных) убивали, канцелярские бумаги уничтожались. Всем объявлялась воля.

Однако (это даже историки времен «царизма» признавали) террор Стеньки и его сподвижников не был тотальным (поголовно против всех представителей «классово чуждого элемента» направленным). «Облихованных» миром, на которых было много жалоб, истребляли без разговоров. Одобренных не трогали. То есть, это был террор во имя торжества Русской Правды.

А уважение к Вере самых забубенных голов иллюстрирует хотя бы такой пример. Отряд разинцев под начальством атамана Янка Микитинского взял Макарьев монастырь. Имущество частных людей, отданное в монастырь на сбережение, было реквизировано, но из монастырского добра «воры» ничего не тронули.

За счет чего жили бы, победи они, сами казаки, спрашивается? Непременно за счет грабежа мирного населения, скажут государственники. Потому как, если налоговая система и кабала ликвидированы, больше ничего, вроде бы, не остается.

Но нижегородцы в Смуту наняли ратных людей на свои кровные без всякого госдавления. А значит, самоуправляющиеся русские городские и сельские миры вполне способны были субсидировать своих защитников. Напоминает чем-то рэкетирские схемы 90-х? Только по форме (форме очень традиционной, кстати, и вполне эффективной). Но и тогда было много исконного и куда более «правильного», чем после, когда всех «купцов новорусских» «перекрышевали», конкуренты братвы в погонах.

Православное казачество во главе с выборным атаманом или, как на Украине Гетманом было не сборищем беспредельщиков без традиций и корней. Это было братство, осознававшее себя воинством Дома Пресвятой Богородицы. А забывавших об этом высоком призвании (будь то сам Гетман) настигала скорая и беспощадная кара от рук соратников.

Кроме того, казаки сами, помимо воинских дел могли и землепашеством заниматься, а то и как стрельцы, к примеру, торговлей. Ну, и пограбить тоже можно, почему нет? Только не православный люд, конечно, а заграничных басурман каких. Царские то воеводы пытались Стеньке всячески воспрепятствовать «за зипунами» в Персию ходить. Что тоже против Правды, по его понятиям, было.

Таким образом, «прелестные грамоты» Разина были одним из первых набросков радикально антиимперской программы.

Эта право-анархистская по сути своей модель и есть в основных чертах, собственно, Русская Правда. Реализация ее сегодня может оказаться актуальнее, чем даже во времена Разина. И крайне важно тут подчеркнуть, что казачество это не есть некий «братский» (а может, и не очень) русским народ. Подобные идеи популярны и сейчас, озвучивались они и прежде. Но проповедь их лжива и крайне вредоносна. Одним словом, ересь.

Казацкая Правда — это и есть наш особый национальный Путь. До поры, пока модель Царь + Собор Всея Земли не была демонтирована «Тишайшим», он был резервным, альтернативным. После катастрофы Раскола и окончательной ликвидации «рецидивов» народоправства, становится единственным подлинно Русским.

Разин был казнен на Болотной площади в Москве. Сначала ему отрубили руку, потом ногу. И тут брат Фрол, потрясенный кровавым зрелищем, выкрикнул, что «готов сотрудничать со следствием». «Молчи, собака!», — прохрипел Степан. И тут же лишился головы.