• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

"Здесь есть досуг над жизнью поразмыслить:

Родится гений, чтоб ничтожного возвысить,

Ничтожный -- чтобы гения попрать".

Инна Лиснянская. Из книги "Дожди и зеркала" (1).

"Я более, чем многие другие обязан правительству СССР за огромное внимание к руководимому мною учреждению и моей личной работе.

Как верный сын советской страны я считаю своим долгом и счастьем работать на пользу моей родины и отдать самого себя науке в СССР"

Н.И.Вавилов. Заявление редакции газеты "Нью-Йорк Таймс", 22 декабря 1936 г. (2).

Крестьянские корни Ильиных-Вавиловых

Лысенко вел свою родословную от крестьян, но и Вавилова отделяло от его таких же крестьянских предков --по отцовской и по материнской линии -- всего одно поколение. Отец Николая Ивановича, Иван Ильич, стал крупнейшим российским предпринимателем, миллионером. Миллионы он нажил своим талантом и трудом, всего добился сам и стал человеком видным. Родители его жили примерно в ста верстах от Москвы и были крепостными. Отмена крепостного права в 1861 году открыла для таких, как он, дверь в свободный мир, и мальчиком он перешагнул порог отчего дома, чтобы померяться силами с трудностями и соблазнами свободной жизни.

У Ивана Ильина (фамилию Вавилов он возьмет себе позже, разбогатев) с младенчества был сильный голос, он был музыкален, выделялся из всех детей в местном церковном хоре, и родители паренька, послушав совет местного священника, отправили сына в Москву -- учиться пению (от него красивый баритон унаследовал и сын Николай).

Некоторое время он был певчим хора при Ново-Ваганьковской церкви, затем перешел работать "мальчиком" к купцу Сапрынину (была такая низшая должность помощника приказчика -- мальчик), а в двенадцать лет попал в магазин Прохоровых -- владельцев знаменитой Прохоровской мануфактуры (после революции "Трехгорная мануфактура"). У Ивана Ильича оказался редчайший талант коммерсанта, а позже и промышленника, и общественного деятеля. Он быстро становится во главе сначала магазина, затем отделения фирмы Прохоровых, содиректором всей компании, отвечает за распространение товаров в зарубежных странах, и в начале 1890-х годов совместно с компаньоном основывает торговое предприятие "Удалов и Вавилов", стремительно богатея. Фирма приобретает известность, покупает торговый ряд в крупнейшем московском магазине "Петровский Пассаж". Вавилов становится купцом первой гильдии, общественным деятелем (в частности, он был избран гласным Московской городской управы, то есть одним из отцов города). Как утверждали неоднократно следователи ОГПУ-НКВД в 1932-1940-х годах, он вступил в члены "Союза Русского Народа" (3), в рамках которого возник черносотенный "Союз Михаила Архангела". Сам Николай Иванович показал на одном из первых допросов в НКВД 14 августа 1940 года: "Мне известно, что отец в 190-51906 годах был членом "Союза 17 октября"" (4). Эта организации состояла из крупных торгово-промышленных деятелей, наиболее зажиточных помещиков (название идет от царского "Конституционного Манифеста 17 октября 1905 года", провозглашавшего победу над теми, кто пытался совершить революцию 1905 года) и ставила своей целью укрепить царский трон в России всеми доступными средствами. Союз стремил Воспитание детей (двое сыновей и двое дочерей) было делом матери -- Александры Михайловны (в девичестве Постниковой), а отец всецело посвятил себя управлению фирмой и общественным обязанностям. Их сын Сергей Иванович вспоминал о родителях:

"Отец... был человек умный, вполне самоучка, но много читал и писал и, несомненно, был интеллигентным человеком. По-видимому, он был отличный организатор, "дела" его шли всегда в порядке, он был очень смел, не боялся новых начинаний. Общественник, либерал, настоящий патриот... Его любили и уважали... Мать, замечательная, редкостная по нравственной высоте... окончила только начальную школу, и весь смысл житья ее была семья. Собственных интересов у нее не было никогда, всегда жила для других... Мало таких женщин видел я на свете" (5).

Ссылка на либерализм отца мало подтверждается фактами: И.И.Вавилов не напрасно состоял в общественных организациях, ставивших своей целью укрепить самодержавие в России. После Октябрьского переворота 1917 года он круто порвал с Россией и теми условиями, которые установились в стране и которые, как в ту пору многие верили, позволят воплотить в жизнь идеалы российского либерализма и вывести Россию из-под владычества царей. Бросил он в России и семью. Как показал на том же допросе Николай Иванович:

"В 1918 году отец вместе с белыми из Ростова ушел заграницу и с 1918 по 1927 год проживал в Болгарии" (6).

В 1921 году Николай Иванович во время зарубежной командировки сумел повидать отца в Берлине и попытался уговорить его вернуться в Советскую Россию. Однако в то время возвращение не состоялось, отцу еще хватало сил надеяться, что засилье большевиков на его родине кончится и что его дела на Западе пойдут хорошо. Но годы шли, развернуться в Европе не удалось, а жить на старости в разрыве с семьей становилось все труднее, да и здоровье с годами утекало. Наконец, в самом конце 1927 года он под влиянием внутренних переживаний и под нажимом родных (Николай Иванович встретился с отцом еще раз во время пребывания в Берлине на Генетическом конгрессе в 1927 г.) решился на возвращение из эмиграции. Вернулся он в Россию в 1928 году. Однако пожить на родине довелось недолго: через две недели после приезда Иван Ильич скончался на руках детей -- Александры, Николая и Сергея.

Дочери Ивана Ильича -- Лидия (умерла в 1914 году) и Александра (скончалась в 1940 году) -- смогли получить высшее медицинское образование, работали врачами, а Александра помимо этого занялась и научной деятельностью, сыновья стали выдающимися учеными, оба были избраны действительными членами (академиками) АН СССР. Младший сын Сергей (1881--1951) стал крупнейшим физиком, Президентом Академии наук СССР (1943-1951). Он подтолкнул своего аспиранта П.А.Черенкова на исследование сверхслабого свечения вещества под действием заряженных частиц. Эффект Вавилова--Черенкова и само свечение, названное позже черенковским, стали широко использовать во многих областях техники, в особенности для регистрации радиоактивных излучений. Советские физики И.Е.Тамм и И.М.Франк дали теоретическое объяснение эффекту, после чего Черенкову, Тамму и Франку в 1958 году присудили Нобелевскую премию.

С не меньшим уважением во всем мире произносят имя Николая Ивановича Вавилова -- биолога, путешественника и географа (интересно, что его дети воспринимали отца только как географа, считая его ботанические и растениеводческие занятия делом побочным и не определяющим главные интересы их отца).

Годы научного повзросления

Николай Вавилов родился 25 ноября 1887 года. Выходец из богатой среды, он мог, естественно, выбирать любую дорогу, но волею отца спектр будущих призваний уже с первых ступеней учебы был сильно заужен. Мальчика отдали не в гимназию, а в коммерческое училище. Этим была закрыта дорога в университет (туда можно было поступить, только завершив классическую гимназию, где обязательным было не только более глубокое изучение точных наук, но и очень интенсивное изучение древних языков и по крайней мере двух современных иностранных языков). По окончании училища Николай Вавилов поступил в расположенный в пригороде Москвы сельскохозяйственный институт (бывшая Петровская земледельческая академия). Однако этот институт не был заштатным вузом, в нем работали первоклассные преподаватели, многие из которых были к тому же известными учеными, и студент Вавилов своим трудолюбием и сообразительностью быстро добился того, чтобы на него обратили внимание. Вот выдержка из характеристики, данной крупным российским ботаником Р.Э.Регелем:

"Еще во время пребывания студентом в течение полугода состоял практикантом Полтавской опытной станции, где впервые в России поставил проверочные опыты по выяснению вопроса о борьбе с сорными растениями путем опрыскивания /ядами -- В.С./, выяснившие, как и следовало ожидать, непригодность этой меры... Результатом этих опытов была первая его научная работа "Опрыскивание ядовитыми веществами, как мера борьбы с сорными растениями", опубликованная в 1910 году, каковой год и следует считать началом его научной деятельности" (7).

Дипломная работа "Голые слизни (улитки), повреждающие поля и огороды Московской губернии" заслужила в 1910 году премию имени А.Богданова Московского политехнического музея. В следующем году Вавилов закончил институт, получил диплом ученого-агронома 1-й степени и по рекомендации одного из любимых им преподавателей, основателя отечественной агрохимии Дмитрия Николаевича Прянишникова, был оставлен при кафедре частного земледелия для приготовления к профессорскому званию. Однако буквально через несколько месяцев Вавилов изменил специализацию и начал работать у профессора Дионисия Леопольдовича Рудзинского, организовавшего еще в 1903 году первую в России селекционную станцию[1].

Эта работа однако также не удовлетворила молодого исследователя. Уже 18 октября 1911 года Вавилов обратился с письмом к Роберту Эдуардовичу Регелю (1867--1920) с просьбой принять его практикантом в Бюро по прикладной ботанике2. В то время задача Бюро заключалась в том, чтобы консультировать Министерство земледелия России по вопросам растениеводства, вести самостоятельно научную работу и руководить сетью опытных станций и отделений по всей стране. В письме Вавилов писал:

"...к устремлению в Бюро /меня/ побуждает и то обстоятельство, что собственно прикладная ботаника почти не представлена у нас в Институте, да и вообще в Москве.

Заданиями ставил бы себе более или менее подробное ознакомление с работами Бюро, как единственного учреждения в России, объединяющего работу по изучению систематики и географии культурных растений; большую часть времени хотел бы посвятить систематике злаков, в смысле ознакомления с главнейшими литературными источниками, выяснения затруднений в определении культурных злаков и просмотра коллекций Бюро. Весьма ценным почитал бы для себя всякие указания работников Бюро и разрешение пользоваться Вашей библиотекой.

Сознавая ясно загроможденность Бюро работой, лично постарался бы быть возможно меньше в тяготу работникам Бюро. Необходимый инструментарий (лупа, микроскоп) захватил бы с собою. С всевозможными неудобствами мирюсь заранее.

На Харьковском Селекционном съезде я получил от Вас надежду на содействие, и теперь снова решаюсь торить свою большую просьбу о разрешении заниматься в Бюро...

В ожидании благосклонного ответа С совершенным уважением

Ник. Вавилов" (10).

Через 10 дней от Роберта Эдуардовича был получен положительный ответ. Вавилов быстро собрался и уже в ноябре 1911 года оказался в северной столице. Этот шаг стал определяющим в судьбе Вавилова: в будущем он, как мы увидим, на всю жизнь оказался связанным с этим научным учреждением, а само Бюро стараниями Вавилова превратилось во всемирно известный Всесоюзный институт растениеводства (теперь Всероссийский НИИ растениеводства имени Н.И.Вавилова). С 1908 года Регель начал издавать "Труды по прикладной ботанике", которые позже, в вавиловские времена, были переименованы в "Труды по прикладной ботанике, генетике и селекции". В Петербурге Вавилов также стажировался и в Бюро по микологии и фитопатологии у А.А.Ячевского, где знакомился с методами изучения грибных заболеваний растений. "В 1912 году он /в качестве ассистента/ вел летние занятия по частному земледелию со студентами Московского сельскохозяйственного института и со слушательницами Голицинских сельско-хозяйственных курсов" (11), а в 1913 году отправился за границу. План поездки Вавилов составил обширный -- год в Англии, полгода -- в Германии и Австрии, несколько недель -- во Франции и полгода -- в США. Всю программу выполнить не удалось: вступление России в 1-ю Мировую войну прервало поездку, но Вавилов пробыл 14 месяцев в Англии, где успел пройти неплохую школу в Кембридже в лаборатории одного из основоположников генетики Уильяма Бэтсона, прослушал курсы лекций Реджиналда Пеннета по зоологии, Роулэнда Биффена по ботанике и продолжил исследование проблемы, заинтересовавшей его еще в студенческие годы -- иммунитета растений к болезням. Кроме того по нескольку недель он работал в Германии и Фра По возвращении из-за границы в 1914 году Вавилов продолжил работу преподавателя на Высших Женских Голицынских сельскохозяйственных курсах и одновременно вел летний курс частного земледелия в Московском сельскохозяйственном институте. Большого удовлетворения преподавательская работа ему не принесла, хотя он тратил на нее много времени, так что только урывками мог продолжать изучение растительного иммунитета.

В 1915 году он выдержал в Московском сельскохозяйственном институте необходимые экзамены, требуемые для получения в будущем звания магистра наук по отделу растениеводства. Однако формально диссертаций Вавилов, как и Лысенко, никогда не подготавливал и не защищал.

В июне 1916 года он отправился в Персию (Иран) -- в полувоенную, полунаучную экспедицию. Шла война России с Турцией, и Вавилову было предписано разобраться, почему русский "экспедиционный корпус" страдает от загадочной болезни: съев даже небольшое количество хлеба, выпеченного из местной муки, солдаты впадали в состояние, близкое к опьянению. Здесь и пригодились Вавилову прежние ботанические занятия. Он определил, что "пьяным" хлеб становится от попадания в муку спор гриба фузариума и семян опьяняющего плевела. С караванами Вавилов прошел до горных районов Таджикистана, добрался до Памира.

По возвращении из Персии в 1917 году он подал документы на конкурсы, объявленные сразу в нескольких высших учебных заведениях, и был избран адъюнкт-профессором частного земледелия в Воронежском институте Петра I и преподавателем Саратовских Высших сельскохозяйственных курсов. Воронежским приглашением он не воспользовался и летом 1917 года решил перебраться в Саратов. Первая же его лекция, прочитанная в сентябре 1917 года и озаглавленная "Современные задачи сельскохозяйственного растениеводства", прошла блестяще. Вскоре на его лекции стали собираться не только студенты, но и сотрудники других кафедр, преподаватели Саратовского университета. Одна из слушательниц, Э.Э.Аникина, вспоминала позже:

"Время от времени Николай Иванович делает две--три минуты передышки, "перекур" для слушателей и время вопросов. Или так: идет лекция о мягких пшеницах... Ряд вопросов, заданных слушателями, отводит от пшениц к ячменям или к типам ржи. Николай Иванович сначала объясняет, затем перекидывается двумя словами со своими многочисленными ассистентами и совершенно независимо от регламента объявляет перерыв. И вот мы летим с четвертого этажа на одном конце здания вниз, на второй этаж другого конца здания, где стены лаборатории кафедры сплошь заняты стеллажами с коллекциями натуральных объектов, фотографиями, рисунками, картами и книгами" (12).

Проработав всего месяц в Саратове, Вавилов получил приглашение от Регеля занять пост помощника (заместителя по теперешней терминологии) заведующего Отделом прикладной ботаники Министерства земледелия России. У Регеля как заведующего отделом было в штате 14 помощников, каждого из них утверждал министр, и помощники вместе с их шефом должны были, помимо всего прочего, присутствовать на заседаниях Ученого Комитета Министерства земледелия, в который входили крупнейшие ученые России.

В архиве ВИР сохранилась копия представления, направленного Регелем в Совет Заведующих Отделами Сельскохозяйственного Ученого Комитета, в котором он на пяти страницах машинописного текста обстоятельно описывает достоинства предлагаемого им кандидата, весь его послужной список, научные работы, выполненные в студенческое время, последовавшие затем исследования, рассказывает о том, как "Вавилов не остановился перед затруднениями поездок в военное время, отчасти даже и непосредственно на персидском театре военных действий, и совершил в 1915 году поездку по Памиру и пограничным частям нашей Закаспийской области и по Северной Персии вплоть до Хамадана и Карманшаха, сделав при этом верхом свыше 5000 верст" (13).

Характеризуя результаты, достигнутые Вавиловым в изучении проблемы иммунитета растений к заболеваниям, Регель дает им чрезвычайно высокую оценку:

"По вопросам иммунитета работали за последние 20 лет уже очень многие и выдающиеся ученые почти всех стран света, но можно смело утверждать, что еще никто не подходил к разрешению этих сложных вопросов с той широтою взглядов при всестороннем освещении вопроса, с какою подходит к нему Вавилов" (14).

Затем Регель с уважением отмечает интерес Вавилова к изучению литературы, причем особо подчеркивает постоянное стремление молодого ученого составить всестороннее самостоятельное мнение об изучаемых проблемах, знакомиться с работами предшественников в оригинале, а не по рефератам или сводным обзорам. Регель высоко оценивает это желание обдумать проблемы "не только с точки зрения систематики форм, генетики и гибридологического анализа, т. е. с разных естественно-исторических точек зрения, но даже и филологически, для чего ему приходилось у лучших специалистов восточных языков ознакомиться с основами филологии персидского и индийско-санскритских языков" (15).

В заключительной части представления Регель пишет буквально пророческие слова о предлагаемом им кандидате:

"Не подлежит никакому сомнению, что несмотря на сравнительную краткость собственно научной деятельности Вавилова (8 лет) и на отсутствие еще формального научного ценза (магистрант, еще не магистр), он прошел уже с избытком стаж для назначения на должность в положении экстраординарного профессора, что и доказывается тем, что он избирался уже неоднократно на кафедру в Воронеже и в Саратове. В лице Вавилова мы привлечем в Отдел прикладной ботаники молодого талантливого ученого, которым еще будет гордиться русская наука. Как человек Вавилов принадлежит к числу людей, о которых Вы не услышите дурного слова ни от кого решительно. Для Отдела прикладной ботаники особенно ценным является то, что Вавилов, будучи по научной деятельности естественником с обширной эрудицией в самом широком смысле, является по образованию агрономом, а следовательно совмещает в себе именно те стороны научной подготовки, совмещение каковых требуется в Отделе по существу его заданий..." (16).

После такого отзыва Вавилов без препятствий (единогласно) прошел сито отбора. Регель в письме, датированном 25 октября 1917 года, добавлял: "Сожалею, что это радостное событие для нас нельзя сейчас подкрепить соответствующими пожеланиями, проглатывая при этом подходящую жидкость за общим столом или столиком" (день, в который Регель отправлял письмо с мечтой посидеть за столом или столиком, вошел в историю как один из самых мрачных дней России: именно 25 октября по старому стилю большевики захватили власть в Петрограде, арестовав Временное правительство в Зимнем дворце). Этот дворцовый переворот лишил Вавилова наследственных богатств и оторвал его отца от семьи. Вавилов был утвержден в должности с 1 октября 1917 года, но свержение Временного Правительства задержало прохождение бумаг, и лишь 4 января 1918 года Регель смог направить в Саратов следующее письмо:

"Милостивый Государь Николай Иванович.

Настоящим уведомляю Вас, что согласно извещению Председателя Сельскохозяйственного Ученого Комитета Вы назначены Помощником Заведующего Отделом прикладной ботаники с 1 октября 1917 года. Оклад в размере пяти тысяч /5000/ рублей Вам причитается с 1 января 1918 года.

Примите уверение в совершенном моем уважении и таковой-же преданности" (17).

В сопроводительном письме говорилось "Формального приказа правительства о назначении и распубликования его не могло еще быть в виду смещения Временного правительства. Его придется ждать до установления в России признанного правительства" (18).

Вавилов приглашение Регеля принял, но с одним условием, что он временно сохранит за собой должность и в Саратове, преобразует отведенное ему там опытное поле в одну из баз Отдела и будет работать и в столице, где располагался Отдел, и в Саратове. Его просьба была удовлетворена. Пользуясь своим положением государственного чиновника довольно высокого ранга, Николай Иванович сумел получить средства для расширения саратовского отделения, а благодаря такой находчивости заручился согласием университетских коллег, что Сельскохозяйственные курсы, на которых он преподавал, будут присоединены к университету в качестве агрономического факультета. В результате вокруг Вавилова в Саратове начали группироваться молодые исследователи-агрономы, он сам подружился со многими саратовскими селекционерами, некоторые из них позже стали авторами выдающихся российских сортов.

В 1920 году Вавилов организовал экспедиции в юго-восточные губернии Европейской части России -- Астраханскую, Царицынскую, Саратовскую и Самарскую -- для изучения состояния посевов и сбора образцов семян, сам принял в них участие и был счастлив тем, с каким успехом экспедиции были завершены.

Многочисленные, даже вернее сказать, неисчислимые заботы, обязанности и хлопоты, которые взвалил на себя Вавилов, хлопоты, главным образом организационные и административные, должны были полностью поглотить его, не оставляя ни минуты на творческую научную работу. Он действительно не мог уже сам вести экспериментальную работу, требующую каждодневного многочасового личного участия. Вроде бы и на теоретические исследования, не нуждающиеся в педантичном сидении за микроскопом или иным прибором, времени при такой нагрузке хватить не могло. Но у Вавилова была индивидуальная черта, сближавшая его с многими величайшими в истории человечества людьми. Он спал поразительно мало -- не более четырех-пяти часов в сутки и благодаря этому выкраивал время для систематического слежения за мировой литературой по широкому кругу вопросов, для обдумывания сразу многих теоретических проблем.

В начале 1920 года по предложению Вавилова группа энтузиастов (в их числе селекционер Георгий Карлович Мейстер, растениевод и селекционер Евгения Михайловна Плачек, ботаник Вячеслав Рафаилович Заленский, врач Петр Павлович Подъяпольский и другие, всего 12 человек) подготовила проект созыва в Саратове Всероссийского съезда селекционеров. Он должен был стать третьим по счету съездом (первый состоялся в Харькове в 1911 году, второй в Петербурге в 1913 году, в последующем традиция прервалась из-за начавшейся войны и прихода большевиков к власти). 4 июня 1920 года съезд открылся. На него прибыли ученые со всей страны. В первый день съезда и произошло событие, оставшееся яркой страницей в истории отечественной науки -- Вавилов представил собравшимся гипотезу о параллелизме наследственной изменчивости у близких видов. Обдумывать эту идею Вавилов начал перед самым съездом. Первоначально она была выдвинута в 1911 году выдающимся немецким генетиком Э.Бауром, который дал ей название "гомологические ряды мутаций" (19). В считанные дни, к 20 мая, Вавилов написал на эту тему текст доклада, названного "Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости", который он прочел на первом заседании съезда. К этому времени ученые собрали достаточную информацию о том, какие признаки у растений разных видов, родов, семейств наиболее часто подвергаются мутированию. Вавилов указал на факт параллелизма изменчивости одних и тех же родственных систематических групп. Скажем, у пшениц был замечен параллелизм в изменчивости структур колоса, у растений семейства тыквенных -- параллелизм в наследственной изменчивости органов плодоношения и т. п. Подобно тому, как на основе Доклад Вавилова был восторженно встречен участниками съезда. Когда аплодисменты стихли, саратовский ботаник Заленский произнес слова: "Съезд стал историческим. Биологи приветствуют своего Менделеева". От Опытного отдела Наркомзема, руководившего всей исследовательской работой по агрономии в стране, на съезде присутствовал профессор Николай Максимович Тулайков. По окончании Съезда Тулайков сделал доклад в Опытном отделе Наркомата Земледелия в Москве, обратив особое внимание на выдающуюся работу Вавилова, назвал ее автора "гордостью советской науки" и предложил кандидатуру Вавилова на должность директора Государственного Института Опытной Агрономии -- центрального в советской стране научного сельскохозяйственного учреждения.

Переезд в Петроград и внедрение в государственные структуры В том же 1920 году в Петрограде скончался Регель. Еще при жизни он рекомендовал Вавилова в свои преемники на посту заведующего Отделом прикладной ботаники и селекции. Сельскохозяйственный Ученый Совет (высший тогда в стране орган по научному руководству финансируемыми государством учреждениями в этой сфере) проголосовал за избрание Вавилова на этот пост. Народный Комиссариат земледелия назначил Вавилова заведующим Отделом. Теперь уже Вавилову пришлось уезжать из Саратова в Петроград окончательно. Перед тем, как приступить в 1921 году к исполнению новых обязанностей, Вавилов съездил в США, сделал краткую остановку в Европе, в Берлине, повидался в декабре с отцом.

Перебираясь в Петроград, Вавилов отчетливо понимал, что его, как когда-то в Саратове, где он обживался на пустом месте, ждут снова трудности, да еще усиленные послереволюционной и послевоенной разрухой и отсутствием самых необходимых вещей. 5 ноября 1920 года он писал своей молодой сотруднице Елене Ивановне Барулиной, вскоре ставшей его второй женой:

"Сижу в кабинете за столом покойного Роберта Эдуардовича Регеля, и грустные мысли несутся одна за другой. Жизнь здесь трудна, люди голодают, нужно вложить заново в дело душу живую, ибо жизни здесь почти нет, если не труп, то сильно больной, в параличе. Надо строить заново все. Бессмертными остались лишь книги да хорошие традиции.

В комнате холодно и неуютно. За несколько часов выслушал рапорт о тягостях жизни. Холод, голод, жестокая жизнь и лишения. Здесь до 40 человек штата. Из них много хороших, прекрасных работников. По нужде некоторые собираются уходить. Они ждут, что с моим переездом все изменится к лучшему.

Милый друг, мне страшно, что я не справлюсь со всем. Ведь все это зависит не от одного. Пайки, дрова, жалованье, одежда. Я не боюсь ничего, и трудное давно сделалось даже привлекательным. Но боязнь не за самого себя, а за учреждение, за сотрудников. Дело не только в том, чтобы направить продуктивно работу, что я смогу, а в том, чтобы устроить личную жизнь многих. Все труднее, чем казалось издали..." (20).

Вавилов блестяще разрешил многие проблемы. К исполнению обязанностей директора Отдела он приступил с марта 1921 года и, проявив упорство, терпение и унаследованный от предков организаторский талант, начал развивать и расширять Отдел. Теперь он еще более укрепился на службе государственной, непосредственно подчинялся высшим руководителям Наркомата земледелия, взаимодействовал с крупными государственными руководителями в других ведомствах и должен был искать и находить с ними общий язык.

Сознательное следование предопределенным сверху заданиям не могло, конечно, не сочетаться у Вавилова с бессознательной, врожденной тягой к полезной деятельности, к все более широкому развитию его собственного ВАВИЛОВСКОГО дела, крепко поставленного на ноги и добротно управляемого.

Для упрочения своего дела Вавилов вынужден был невольно воспроизводить в своей сфере, при создании собственной школы, механизмы, развитые при новой власти. Естественно, что, интегрируя себя во всё более высокие уровни этой власти, он не пассивно воспринимал методы ее упрочения, но относился к этому с высоты собственного понимания целей и потребных для их выполнения средств. Параллельно вхождению во властные структуры протекал процесс эволюции вавиловского мировоззрения -- изменения взглядов на многие стороны действительности, на политическую организацию общества и на людей.

В публикациях и письмах тех лет можно найти указания на то, что в начальные годы пребывания на государственной службе он испытывал к большевикам чувства, далекие от почтения3. С первых же дней работы он столкнулся с финансовыми и организационными трудностями. Довольно часто в 1922-1923 годах в письмах коллегам на Запад (особенно часто Д.Н.Бородину4) или тем из эмигрантов, с кем он установил деловые контакты, Николай Иванович сетовал на трудности жизни в постреволюционной России:

"...на телеграмму Вам у нас денег нет" (25).

"Наши ставки уже давно не были так низки, как теперь" (26).

"Каждый рубль здесь дается с большим трудом" (27).

"Если бы Вы представляли себе тот ужас финансового положения, которое мы чувствуем на каждом шагу" (28).

"Работать в России можно, хотя и очень трудно... все-таки переживается здесь очень трудное время: учителя в средних и высших школах бедствуют из-за ничтожных окладов. В городах Москве и Петрограде сильная безработица" (29).

Финансовые трудности заставили Вавилова задуматься над тем, не поработать ли некоторое время за приличное вознаграждение в еврейском благотворительном фонде -- Еврейском Объединенном Комитете Распределения Помощи" (Jewish Joint Distribution Committee), международной организации, помогавшей остро нуждавшимся евреям во всем мире. Эта организация отличалась от движения сионистов тем, что не выдвигала политических или религиозных условий как для получателей средств, распределяемых Комитетом, так и для преподавателей и консультантов, принятых на работу. Комитет был сформирован в 1914 году и существует до сих пор на частные пожертвования евреев. Начиная с 1920 года, Комитет (и на Западе, и в России его часто именовали просто Джойнт) начал систематическую благотворительную помощь в РСФСР путем выдачи небольших стипендий на обучение новым профессиям, организацией курсов для евреев и наймом высококачественных преподавателей на эти курсы, закупкой литературы для учебных и научных заведений России и т. п. Только в 1921--1923 годах Джойнт перевел в Советскую Россию огромную по тем временам сумму -- 24,5 миллиона долларов (30). В числе ученых, согласившихся подрядиться на работу в Джойнте, оказался близкий в будущем сотрудник Вавилова В.В.Таланов (работавший до революции в Ставрополе и Екатеринославе, в 1919-1922 гг. в Омске, а затем перебравшийся в Москву; с 1926 года -- сотрудник Вавилова). Возможность приработка в Джойнте обсуждалась в трех вавиловских письмах. В одном из них (Бородину, отправлено 10 февраля 1923 года) Вавилов писал:

"Литература, присланная через Джойнт, направлена в Петроградскую академию и будет там распределена. Таланов уже состоит на службе у Джойнта. Пожалуй, и я готов пойти бы на это. Платят в Москве 150 долларов, что соответствует по нашему 10 миллиардам в месяц. Мой оклад с совместительствами около 600 миллионов. Согласитесь, пойдешь при таких условиях на службу в учреждение почище Джойнта, например академик Бородин -- ботаник -- читает на старости лет лекции по ботанике в Компартии. Но в общем мы все же не увлекаемся сотрудничеством с Джойнтом" (31).

Как видим, о том, что Бородин читает лекции коммунистам, Вавилов отзывается с явной издевкой. Такая нелестная характеристика, несомненно отвечала репутации, которую большевики заслужили в то время в среде ученых.

Тем не менее Вавилову приходилось с первых же дней государственной службы не просто контактировать, но тесно взаимодействовать напрямую с руководителями Наркомата земледелия, Петроградского совета, центрального правительства. Надо заметить, что в то время в Наркомате земледелия видную роль всё еще играли такие крупные ученые как А.В.Чаянов и С.К.Чаянов, Н.Д.Кондратьев, Н.М.Тулайков, с которыми у Вавилова сложились деловые отношения. По мере внедрения во все более высокие сферы административной системы его отношение и к властям вообще и к коммунистам в частности начало меняться к лучшему, о чем говорят отрывки из его писем тех лет:

"Работать в России можно, хотя и трудно" (32).

"Живем внутренне удовлетворительно. Собралась большая группа, дружная. И если бы не было трудностей внешних условий, можно было [бы] работать" (33).

"Условия здесь не такие плохие, какими они были несколько лет назад. Жизнь трудна, но улучшается. Наша экспериментальная работа развивается помаленьку, и мы скорее оптимистически настроены" (/34/, нужно отметить, что в личной переписке Вавилов в редчайших случаях обращался к адресатам "на ты", а себя называл "по-царски" -- в множественном числе: "мы").

"Всесоюзный институт (имеется в виду Всесоюзный институт прикладной ботаники и новых культур -- В.С.) как будто становится на ноги" (35).

"Нынешний год сильно поставил нас на ноги. Опытные станции развертывают большую работу как научную, так и практическую...

Положение о Всесоюзном институте... утверждено А.И.Рыковым" (36).

"Жизнь Института идет полным ходом. Почти лихорадочно развертывается сеть опытных учреждений Института. Мы растем, и, может быть, в некоторых частях своих слишком поспешно. Нехватает людей. Налаживаем лаборатории: химическую, физиологическую, цитологическую" (37).

Вплоть до конца 1924 -- начала 1925 годов в письмах, отправленных за границу, в особенности российским эмигрантам, Вавилов нередко подчеркивал свою дистанцированность от политики (см., например, /38/). Так, в письме М.Б.Кормеру от 31 августа 1925 года в Норвегию Вавилов пишет:

"Как ты знаешь, я никогда политикой не занимался... Я состою директором Государственного института опытной агрономии, должность выборная и в то же время утверждаемая правительством" (39).

Аналогичная фраза вставлена им в письмо от 7 марта 1926 года, адресованное во Францию В.И.Вернадскому, которого Вавилов просит поддержать его просьбу о получении въездной визы в африканские страны через французский МИД (Вернадский в 1923--1924 годах жил во Франции, был хорошо известен в этой стране как крупнейший ученый и мог поспособствовать в этом вопросе):

"К политике я никогда не имел никакого отношения" (40).

Однако постепенно Вавилову пришлось все теснее знакомиться с руководителями Наркомзема на разных уровнях, выбивать средства из центральных финансовых ведомств, встречаться и взаимодействовать с руководителями партии в Москве и в союзных республиках (в середине 30-х годов он, в частности, нередко дружески посещал Л.П.Берию дома), с наркомами (министрами) правительства (Совета Народных Комиссаров СССР и РСФСР, или Совнаркома) и членами Центрального Исполнительного Комитета, или ЦИК (подобие законодательного органа страны). Высочайшие деловые качества Вавилова обращают на себя внимание, а в сочетании с его образованностью, эрудицией, умением нравиться женщинам и завоевывать их сердца, мягкостью в общении с близкими людьми в неформальной обстановке создают ему репутацию отличного администратора и в высшей степени приятного человека. Нет ничего удивительного, что уже через полгода после переезда из Саратова в Петроград его вводят в состав Ученого Совета Государственного Института Опытной Агрономии. Этот институт был создан как центральное научно-исследовательское учреждение страны в области сельского хозяйства, и в августе 1922 года на съезде опытников на институт "было возложено объединение научной исследовательской деятельности в опытной агрономии в России" (из письма Вавилова Бородину от 29 августа 1922 г. /41/). Председателем Института (то есть председателем ученого совета) был избран Тулайков, а товарищами председателя (его заместителями) энтомолог В.П.Поспелов из Саратова и Вавилов. Директором института (одновременно почетным председателем Совета) стал В.И.Ковалевский -- агроном, растени? "По несчастью, я в настоящее время избран директором Государственного института опытной агрономии и фактически приходится принимать ближайшее участие в организации всего опытного дела", -- писал Вавилов Бородину в США (42).

В эти годы Вавилов входит во многие важные комитеты как полноправный член. В 1922--1923 годах он был включен в оргкомитет 1-ой сельскохозяйственной выставки в Москве, проведению которой коммунистические власти придавали большое значение и которую посетил Ленин и другие руководители правительства. В 1923 году он был избран членом-корреспондентом Российской Академии наук, в 1924 году его назначают директором Всесоюзного института прикладной ботаники и новых культур (ВИПБиНК), в 1926 присуждают высшую в те годы в СССР Премию имени В.И.Ленина за работы по иммунитету растений, в том же году его вводят в состав законодательного органа всей страны -- Центрального Исполнительного Комитета (ЦИК СССР), а через год в аналогичный орган Российской республики (РСФСР) -- Всероссийского ЦИК (ВЦИК). 12 января 1929 года его единодушно избирают академиком АН СССР (он стал самым молодым академиком, исполнилось ему в ту пору всего 42 года), в том же году избирают академиком Всеукраинской Академии наук, назначают президентом Всесоюзной Академии Сельскохозяйственных Наук имени В.И.Ленина (ВАСХНИЛ), членом коллегии Наркомзема, в 1930 году -- членом Ленинградского городского совета депутатов трудящихся, в том же году в связи со скоропостижной смертью создателя и директора Лаборатории генетики АН СССР Ю.А.Филипченко Вавилов становится директором этой лаборатории (в будущем Институт генетики АН СССР).

Вавилов -- советский патриот

При попытках понять внутренние пружины вавиловского подвижничества в науке и в организационных делах исследователи неминуемо сталкиваются с трудным вопросом относительно политических пристрастий и умонастроений этого человека. В годы советской власти те, кто писали о Вавилове как ученом, однозначно характеризовали его как истинного патриота советской страны, делами доказавшего свою искреннюю приверженность советскому строю, государству и коммунистической партии. Антиподы Вавилова -- лысенкоисты, напротив, утверждали, что сын миллионера-эмигранта был не кем иным, как противником "власти рабочих и крестьян", наймитом империалистов, их шпионом и диверсантом. В недавнее время вопрос о патриотизме Вавилова стал оспариваться и была высказана гипотеза (в форме не терпящего возражений утверждения /21/), что Вавилов, будучи лишенным наследственных богатств и разлученный с отцом именно Октябрьской революцией, ненавидел и власть и установленные ею порядки, и правящую коммунистическую партию.

Попробуем более спокойно и без пристрастий разобраться в этих вопросах, отчетливо понимая, что окончательного ответа на них никто уже получить не может, так как единственно верный ответ мог бы дать только сам Вавилов.

Мы должны прежде всего вспомнить ту идейную атмосферу, которая пропитывала общество российских интеллигентов и промышленников со второй половины XIX века вплоть до большевистского переворота в 1917 году. Чувство вины интеллигентов -- выходцев из среднего класса, а то и из обеспеченных и часто очень богатых семей -- перед простым народом, отвергание идеалов обогащения ради обогащения, постоянно муссировавшиеся среди образованных слоев российского общества призывы идти в народ и тому подобное стали главенствующими в обществе. Всю революционную деятельность в России в XIX и начале XX веков вели в основном интеллигенты, а вовсе не простые "крестьяне и рабочие", втягиваемые в "российские бунты, кровавые и беспощадные". Поэтому искать изначально, основываясь только на факте рождения в среде миллионеров, негативное отношение к власти, декларирующей свою поддержку лишь угнетенным прежде слоям общества, нельзя.

Важнейшую роль в выдвижениях, назначениях и продвижениях по службе Вавилова в советской стране могли сыграть знакомство и затем дружба с видным деятелем партии большевиков -- Николаем Петровичем Горбуновым5. Не могли эта дружба и другие связи не сказаться и на перемене отношения Вавилова к властям и к коммунистам: исчезает из переписки и из выступлений даже налет критического к ним отношения. Сначала это изменение прорывается в строках писем о расцвете наук в СССР. Например, в письме к Б.П.Уварову, эмигрировавшему в Англию в 1920 г. и впоследствии (в 1950 году) избранному членом Лондонского Королевского общества (академиком по французской и российской терминологии), Вавилов пишет (письмо отправлено 23 января 1928 года):

"До Вас, вероятно, доходят известия о большом подъеме, который сейчас, несомненно, наблюдается в развитии научной работы..." (46)

Через год, в январе 1929 года Вавилова, как уже упоминалось, избрали действительным членом (академиком) АН СССР. Политбюро ЦК ВКП(б) (на заседании 23 марта 1928 года в присутствии Сталина) впервые в истории СССР пошло перед выборами на шаг, никогда ранее не практиковавшийся, но в последующем ставший обязательным при выборах членов во вроде бы независимую от партии организацию -- Академию наук СССР. Политбюро рассмотрело и утвердило список кандидатов на избрание в члены Академии, желая этим шагом предопределить будущий состав АН СССР. Список был подан на утверждение в Политбюро специальной Комиссией, которая, конечно, не могла не проверить политические взгляды представляемых кандидатур. Разумеется, научные заслуги кандидатов даже не рассматривались, а все обсуждение касалось лишь того, как кандидаты относятся к партии и как они будут взаимодействовать с партийными органами. При этом список рекомендуемых был разделен на три группы:

"1. Члены ВКП(б) -- Бухарин, Кржижановский, Покровский, Рязанов, Губкин, Лукин, Фриче, 2. Кандидаты ближе к нам" (Деборин, Бах, Прянишников, Кольцов и другие, всего 13 человек), и "3. Кандидаты приемлемые" (15 человек и среди них Вавилов, Каблуков, Рождественский, Гедройц, Обручев. Шокальский, Чичибабин) (47).

Как видим, Вавилов (хоть и сын миллионера-эмигранта) рассматривался властями как приемлемый для них ученый.

Члены Политбюро считали, принимая это решение, что голосующие на выборах академики не посмеют нарушить решение Политбюро ЦК партии коммунистов -- единственной правящей партии в стране и безропотно проголусуют за их список. Однако на выборах расчеты на беспрекословное подчинение мнения академиков партийному вмешательству в их дела провалились. Всех коммунистов из первой группы и многих из второй и третьей групп в первом и втором туре забаллотировали. Тогда власти потребовали провести несколько дополнительных туров голосования, перед каждым из которых партийные эмиссары по очереди "уговаривали" академиков подать голос за выдвиженцев партии, и в конце концов Н.И.Бухарин, М.Н.Покровский, Д.Б.Рязанов (по политическим мотивам он в 1931 г. был исключен из числа членов АН СССР), Г.М.Кржижановский и И.М.Губкин были в дополнительном туре голосования все-таки в академики проведены. Однако философ А.М.Деборин, историк Н.М.Лукин и литературовед Н.В.М.Фриче были забаллотированы, что вызвало громкие обвинения академиков в их якобы политической провокации. Публикация обвинений в печати была инспирирована непосредственно Политбюро ЦК партии коммунистов (48). Президиум АН СССР счел за благо просить Политбюро в нарушение Устава Академии разрешить провести повторное голосование. В конце концов всех коммунистов в академики провели. В этом процессе "победы над Академией" Н.П.Горбунов принимал непосредственное участие как управделами Совнаркома СССР и член комиссии, работавшей под присмотром Политбюро ЦК.

Вавилов же был избран сразу, в первом туре. Вскоре после избрания он писал своему институтскому учителю, Д.Н.Прянишникову, которого избрали академиком одновременно с Вавиловым:

"Коммунисты работают неплохо: и Бухарин, и Рязанов, и Покровский подходят к существу дела, и работа пойдет, по-видимому, нормально. Отношение самое доброжелательное. Атмосфера в общем, деловая, и договариваться легко. Во всяком случае, большая готовность поддерживать чистую науку, и экспериментальную, и Институт, и лаборатории, и работы также отдельных работников"6 (51).

Коренным образом изменилась в это время не только оценка большевиков Вавиловым. Он стал утверждать, что большевистская революция привела к созданию в стране наилучшей системы общественного устройства. Он, как считал первый исследователь жизни Вавилова М.А.Поповский, приветствовал и коллективизацию сельского хозяйства (Поповский основывал такое заключение на взятых интервью у родных Вавилова, прежде всего у сына сестры Вавилова А.Н.Ипатьева, и утверждал, что Вавилов спорил с родными и близкими, сомневавшимися в правильности насильственного перехода к поголовному и беспрекословному объединению крестьян в коллективные хозяйства).

Приводимые ниже примеры таких высказываний подкрепляют точку зрения о советском патриотизме Вавилова. В своих докладах, начиная с 1929 года, Вавилов не перестает настаивать на том, что именно коллективизация в сельском хозяйстве, введение планового начала в экономике страны (причем именно централизованное планирование сверху вниз взамен индивидуального планирования своего хозяйства владельцами предприятий и земельных участков), вообще социалистические начала уклада всей жизни -- вот, что полезно стране и её населению. В конце апреля 1929 года беспартийные Вавилов и Тулайков (последний стал коммунистом в 1930 году, Вавилов так и не стал членом партии) выступили на XVI Всесоюзной конференции ВКП(б), принявшей Первый Пятилетний План. Оба оратора приветствовали социальные перемены в стране. Факт предоставления слова беспартийным на высшем партийном форуме был многозначащим. Конечно, выступление беспартийных ученых, обладающих огромной популярностью в стране (Тулайков стал академиком АН СССР в 1932 году, но был широко известен своими трудами в области почвоведения и земледелия за десять лет до этого), немедленно использовали средства массовой информации. Газета "Правда" посвятила их выступлению большой материал, подав его под такой шапкой, напечатанной крупным шрифтом:

XVI Всесоюзная Конференция ВКП(б)

Выступления академика Вавилова и профессора Тулайкова

"МЫ ПРИШЛИ ЗАЯВИТЬ О ПОЛНОЙ ГОТОВНОСТИ НАУЧНЫХ РАБОТНИКОВ ВСЕМЕРНО СОДЕЙСТВОВАТЬ РЕКОНСТРУКЦИИ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА

НА НОВЫХ НАЧАЛАХ" (52).

В газете было приведено подробное изложение обоих выступлений, в которых ученые якобы от лица всех коллег одобряли создание кооперативных хозяйств и выдвигали в связи с этим новые задачи перед биологической и сельскохозяйственной науками. Вавилов, в частности, говорил:

"У нас есть агрономическая наука, но те огромные задачи, которые выдвигают партия и жизнь, требуют исключительного внимания к организации и реорганизации самой агрономической науки... В ответственный исторический момент поворота сельского хозяйства на социалистические начала, переключения его на новые рельсы мы пришли к вам... заявить полную готовность нас, научных работников, всемерно содействовать реконструкции сельского хозяйства на новых началах" (53).

Его дополнял Тулайков:

"Социальный строй (в нашей стране) открывает полную свободу научного творчества и восприятия необходимых научных истин огромной массой индивидуального крестьянского, кооперированного и крупного коллективного и советского хозяйства" (54).

В мае 1929 года Вавилов выступил на V Всесоюзном съезде Советов со словами:

"Без науки нельзя построить социализма... Тот энтузиазм, который ныне охватил все строительство Советского Союза, захватил широко научные круги... Призыв, с которым съезд Советов обращается к научным работникам, услышан, и нет никаких сомнений в том, что советский ученый сделает все, что от него зависит, чтобы содействовать укреплению социализма в нашей стране" (55).

В другой речи, произнесенной в том же 1929 году, Вавилов настаивал на важной роли для СССР новых культур и прежде всего кукурузы в поднятии сельского хозяйства, утверждая, что коллективизация сельских хозяйств и создание мощных кооперативных объединений помогут внедрению кукурузы. В том же году в статье о селекции и семеноводстве он заявляет:

"Расцвет селекционной деятельности опытных учреждений в нашей стране определенно относится к последнему десятилетию. Широкая селекционная работа в сущности начинается вместе с революцией. Роль государства в организации семеноводства, в организации селекционной работы оказалась исключительно благотворной в СССР" (56).

При открытии Второго международного конгресса почвоведов в Ленинграде 20 июля 1930 года Вавилов от имени Правительства СССР и президиума ВАСХНИЛ произнес речь, символично назвав её "Социализм и наука неразрывны", в которой сказал:

"Мы приступили к переустройству всей нашей жизни на новых социалистических началах. Мы убедились, что для того, чтобы развернуть земледелие в нашей стране, нужно коренным образом перестроить всю систему сельского хозяйства. От разрозненных миллионов единоличных хозяйств мы переходим к коллективизации, к созданию крупного хозяйства, крупных совхозов и колхозов. Даже за короткий промежуток времени мы уже успели убедиться в тех огромных возможностях, которые открываются перед нами в связи с социалистическим переустройством нашей жизни... Россию боялись. Россию не понимали. "Святой Руси" больше не существует. Место религии заняла наука. Правительство не щадит средств на развитие научных учреждений. За практическими задачами сегодняшнего дня мы не забываем социалистических вопросов, без которых немыслим прогресс науки" (57).

Возвратившись из поездки по Северной Америке и Европе Вавилов прочел 14 марта 1931 года лекцию в Большом конференц-зале Академии Наук СССР, о которой были извещены все научные учреждения (было отпечатано 800 афиш, разосланных по институтам и организациям). В афише был приведен план доклада, содержавший, в частности, такой абзац:

"Мировой кризис. Усиление конкуренции. Анархия производства. Мировой кризис в тропических странах. Сокращение числа фермеров в Соединенных Штатах Сев. Америки. Интерес к реконструкции сельского хозяйства на социалистических началах" (58).

На первом пленуме ВАСХНИЛ в мае 1930 г. Вавилов твердо сказал об этой своей убежденности:

" Товарищи! Советская страна строит заново свою жизнь. Её основной промысел -- сельское хозяйство вступило в период величайших сдвигов. От десятков миллионов разрозненных индивидуальных хозяйств, трудно поддающихся агрономическому воздействию, построенных всецело на эгоистических принципах, на тысячелетней рутине, на средневековом инвентаре, мы переходим гигантскими шагами к укрупненному, специализированному хозяйству, построенному на данных науки... Мы наблюдаем небывалый размах земледелия.

Широкий простор открывается перед исследователем. Сконцентрировать усилия над решением важнейших практических задач социалистического земледелия -- таково основное требование наших дней" (59).

Та же позиция была выражена в 1931 году:

"Мы еще только в начале развертывания социалистической реконструкции сельского хозяйства, но уже в корне изменился масштаб и самый характер научных проблем, выдвигаемых сельским хозяйством... Совхозное и колхозное производство оказалось обладающим исключительной "поглотительной способностью" к знаниям" (60).

Нельзя и на секунду допустить мысль, что Вавилов, общавшийся с С.К.Чаяновым, Н.Д.Кондратьевым, другими критиками сталинской коллективизации, не знал, к каким пагубным последствиям привела коллективизация, как резко упали урожаи всех культур. Но он говорил и писал о коллективизации совершенно иное:

"Продукция наших полей и садов по ряду культур должна быть в ближайшем будущем удесятерена. Такой масштаб показался бы несколько лет тому назад утопическим, ныне он стал действительностью" (60а).

Даже в тех случаях, когда волевые решения партии были несомненной ошибкой, Вавилов старался найти в них полезное ядро, закрывая глаза на нелепости и прямой вред. Так, в 1931 году было издано партийно-правительственное постановление, требующее, чтобы селекционеры начали выводить сорта за --45 лет вместо обычных 12-15 лет (см. об этом в главе IV). Селекционеры открыто заявляли о неприемлемости и нереалистичности таких решений наркому земледелия Яковлеву. А Вавилов в июне 1932 года на Всесоюзной конференции по планированию генетико-селекционных исследований утверждал положительную роль решения ЦКК--РКИ и говорил:

"Перед селекцией растений поставлены огромные новые задания... В отличие от капиталистических стран вся растениеводческая исследовательская работа также, также как селекционно-генетическая в нашей социалистической стране должна быть построена по определенному единому плану, с учетом всех потребностей. Теоретическая работа должна быть увязана с практикой. В отличие от прошлого вся селекция в нашей стране должна учитывать требования специализированного механизированного хозяйства с учетом развертывания в предстоящие годы химизации земледелия" (61).

На этой конференции степень подчиненности ученых самым уродливым по сути императивам коммунистов достигла раблезианских масштабов. Оргкомитет конференции, в который входили Н.И.Вавилов и А.С.Серебровский, "призвал, -- как отмечает К.О.Россиянов, -- к коренной реконструкции науки" на социалистический лад (61а). В решение конференции был записан призыв к "-внедрению принципа классовости и партийности науки" (61б).

Имя Вавилова не сходило с газетных страниц, этому способствовало умение ученого ярко и вдохновенно выступать, чем он неизменно пользовался, бывая на множестве конференций и публичных встреч. Вавилов стал частым участником и многих митингов на государственном уровне. О таких собраниях всегда появлялись отчеты в средствах массовой информации, а Вавилов твердо придерживался той линии, что для блага его институтов и подведомственных организаций важно, чтобы его деятельность была видна всем, чтобы его имя не сходило с газетных и журнальных полос. Да и скорее всего жизнь на виду приносила ему внутреннее удовлетворение.

И дома, в СССР, и за рубежом Николай Иванович не переставал пропагандировать достижения советской власти.

Яркий пример убежденности Вавилова в этих ценностях привел Феодосий Григорьевич Добржанский -- любимый ученик Ю.А.Филипченко, направленный в командировку в лабораторию Т.Моргана в США в 1927 году. Добржанский за два с половиной года работы в лучшей в мире генетической лаборатории выполнил выдающиеся исследования, и Морган предложил ему остаться в Калифорнийском Технологическом институте в должности приглашенного профессора. Добржанский рвался домой, но из-за искусственно созданных советскими властями бюрократических препон, возвращение оттягивалось и оттягивалось, и в конце концов талантливейший молодой генетик вынужденно остался на Западе (история того, как руководство АН СССР в сотрудничестве с НКВД создали все условия для невозвращения Добржанского из командировки в срок, а затем для принятия им окончательного решения о невозвращении, документально описана в работе М.Б.Конашева /62/)7. Вскоре он стал академиком Национальной Академии наук США, крупнейшим генетиком и эволюционистом ХХ-го века. Вавилов хорошо знал Добржанского лично, переписывался и встречался с ним в США несколько раз. Во время последнего приезда Вавилова в Штаты в 1932 году его уже не оставляли ни на минуту молодые "люди в штатском", но все-таки обманным маневром, по предложению Г.Д.Карпеченко, который в 1930-1931 годах также находился в США и постоянно контактировал с Добржанским, удалось осуществить хитрый план: Добржанский пригласил Вавилова съездить в Национальный парк секвой. Приглашение было сделано в присутствии сопровождавших чекистов и в такой форме, что они поняли, будто и их пригласили в поездку. Перед отъездом было совместно решено отвезти вавиловские чемоданы и вс? "Вавилов был пылким патриотом России. За пределами России его считали коммунистом, каковым он не был. Но он всем сердцем принял революцию, так как полагал, что она откроет более широкие возможности... для народа России... В октябре 1930 года во время поездки по Национальному парку секвой с автором этих строк (причем, вокруг нас никого не было) Вавилов с большим энтузиазмом и убежденностью говорил, что, по его мнению, возможности для удовлетворения потребностей человека, которые существуют в СССР, столь велики и столь вдохновляющи, что только ради этого можно простить жестокость режима. Он утверждал, что нигде в мире работа ученого не ценится столь высоко, как в СССР" (66).

Об этой же позиции Вавилова писал Поповский, который приводил для иллюстрации строки из письма директора Департамента сельскохозяйственных исследований Канадского зернового объединения Стрэнджа, писавшего Вавилову о своих чувствах после посещения Николаем Ивановичем Канады8:

"Вы дали нам совершенно новую картину прекрасной работы, проводимой правительством СССР в целях поднятия благосостояния и преуспеяния своего народа. Если бы большее число людей Вашей страны могло посетить нас и если бы большее число наших [жителей] могло приехать в Вашу страну и видеть Вашу работу, я убежден, что нам пришлось бы гораздо реже слышать глупые высказывания о недопущении русских товаров в другие страны" (68).

С итальянским ученым Оттавио Мунерати, директором опытной станции в Ровиго, Вавилов провел несколько дней во время поездки по этой стране и позже переписывался с ним. Вот что писал ему итальянский коллега:

"Я присоединяюсь как итальянец к тем аплодисментам, которые объединяют людей всех частей света и которые предназначены Вашей стране за замечательный подвиг корабля "Красин" -- подвиг, достойный эпохи" (68а).

Это письмо показывает, какой облик Вавилова складывался у западных коллег после общения с ним за границей.

Еще один из примеров, иллюстрирующих позицию Вавилова, можно почерпнуть из эпистолярного наследия академика. День 7 ноября 1932 года, 1-5ю годовщину Октябрьской революции, Вавилов встречал вдали от родины в Перу. В этот день он отправил сотрудникам своего института в Ленинград большое письмо, в котором были строки:

"Беру все, что можно. Пригодится. Советской стране все нужно. Она должна знать все, чтобы мир и себя на дорогу вывести. Выведем!

Издали еще яснее, что, dear friends, дело делаем... Мир баламутим. И к сути дела пробираемся. Институтское дело -- большое, и всесоюзное, и всемирное...

...Да, сегодня 1-5летие революции. Издали наше дело кажется еще более грандиозным... Будем в растениеводстве продолжать начатую революцию" (69).

В газете "Правда" 28 октября 1935 года он утверждал:

"Социалистическое земледелие нашей страны являет могучий потенциал невиданных возможностей. Колхозы и совхозы стали рычагом величайших сдвигов в сельском хозяйстве" (/70/, выделено мной -- В.С.).

Конечно, он мог писать патриотические строки из-за рубежа с учетом реальной возможности негласного контроля за его перепиской агентами властей, мог вставлять аналогичные фразы в газетные статьи, понимая потребности уже сложившейся официальной идеологии, с которой было бы лучше не расходиться в оценках на публике, он мог быть напуганным арестами в его институте в 1932--1933 годах (у нас еще будет возможность более подробно обсудить эти события), но не менее вероятно, что он делал это вполне искренне. В любом случае не принимать такую гипотезу во внимание невозможно. Также нельзя сегодня узнать, был ли Вавилов искренним, когда он вместе с несколькими академиками поставил подпись под телеграммой в газеты, в которой подписавшиеся приветствовали и одобряли расстрелы Тухачевского и других военачальников (телеграмму приводит в книге Раппопорт), или когда он подписал обращение к Сталину 20 мая 1938 года с одобрением репрессий и с выражением желания "помочь очистить- всю нашу страну от остатков троцкистской и прочей контрреволюционной мрази".

Не соглашаясь с Поповским, первым высказавшего тезис об искреннем советском патриотизме Вавилова (71), Медведев в 1967 году заявил, что, будучи "...командующим большой армией ученых" Вавилов не мог в вопросах идеологии "идти на неоправданный риск. В его положении нужна была тактика, нужна была стратегия, нужна была дипломатия" (72).

Мне все-таки кажется, что позиция Медведева, по сути искавшего в поведении Вавилова двойные стандарты (дипломатичное признание всех атрибутов советского патриотизма на публике, в офисе, в общении с начальством и с сослуживцами и отрицание мнимых ценностей этого рода в душе, возможно в кругу близких и родных), если и годится, то не для всей жизни Вавилова. Представленные выше материалы показывают, что давать однозначное толкование поведению Вавилова на протяжении всей его жизни неправильно, что более справедлив психологический портрет развивавшейся и менявшейся во времени личности Вавилова. Зная подавляющее большинство его печатных работ, тексты выступлений и писем, трудно отвергнуть представление о нем, как о человеке, искренне и прямолинейно выражавшем советский патриотизм, начиная с 1929--1930 годов (73).

О том, что и в руководимом Вавиловым Институте прикладной ботаники и новых культур четко следовали и принимали без ропота политические требования руководства с момента создания института говорит такой факт. Осенью 1929 года чекисты (скорее всего неожиданно для себя) столкнулись с тем, что в библиотеке Российской Академии наук в Ленинграде хранится архив Департамента Полиции, 3-го Департамента, Охранного Управления, Жандармского Корпуса Царского Правительства, канцелярии Николая II, подлинники грамот об отречении от царского престола Николая II и Вел. Кн. Михаила, некоторые другие материалы. Об этом Киров немедленно поставил в известность Сталина секретной (зашифрованной) телеграммой. Известие произвело страшный переполох: в Ленинград тут же была отправлена бригада из высших чекистских начальников во главе с Я.С.Аграновым и Я.Х.Петерсом, краткие информационные сообщения о развертывавшихся событиях ежедневно стали появляться в партийной печати. Библиотеки АН СССР, Пушкинского Дома, Археографической Комиссии и (по-видимому, для отвода глаз) еще нескольких ленинградских институтов, включая Химический институт, были опечатаны, архивы срочно изъяты, были предприняты розыскные мероприятия по отслеживанию других материалов, связанных с деятельностью царского правительства, затем начался поиск тех, кто мог знакомиться за годы советской власти с архивом Охранного Управления, Полицейского и Жандармского Департаментов царского правительства, пошли аресты. Сталин и Молотов лично следили за каждым шагом следователей. Руководство Академии наук оказалось под ударом, Непременный Секретарь Академии, крупнейший ученый-во? Эта история с документами, найденными в Библиотеке, была рассмотрена первым вопросом на заседании Научной Коллегии вавиловского института (правда в его отсутствие, председательствовал В.Е.Писарев) 16 ноября 1929 года. В протоколе заседания содержится следующая запись:

"1. Научная Коллегия ВИПБиНК от лица всех сотрудников института резко осуждает и отмежевывается от поведения руководящих членов Академии наук, виновных в скрытии важных документов, и целиком поддерживает меры, принятые по отношению к ним нашим правительством. Научная Коллегия института заявляет, что поведение этих лиц не является выражением мнения масс советской интеллигенции, все более и более активно участвующей в социалистическом строительстве" (75).

Несомненно, подобные резолюции были приняты и в других (возможно, многих) научных институтах страны, но стиль и редакция заявлений весьма характерны.

Недавно крупнейший российский физик, близко знавший брата Николая Ивановича -- С.И.Вавилова, член-корреспондент РАН Евгений Львович Фейнберг писал в книге "Эпоха и личность", что братья Вавиловы были "сознательными сторонниками Октябрьской революции", что такое их отношение к жизни было "не камуфляжем и приспособленчеством. Не зря же братья уговорили своего отца из эмиграции вернуться на родину в 1927 г." (43).

Он продолжает:

"Судя по всему, братья Вавиловы, помогавшие строить баррикады во время восстания 1905 г. на Пресне, где они жили, спокойно перенесли потерю имущества в результате Октябрьской революции, жили "как все", и с энтузиазмом включились в создание большой отечественной науки XX века" (44).

Но эту точку зрения разделяют не все, можно встретить утверждения, что более правильно характеризовать Вавилова как тонкого и умного приспособленца к условиям среды. Будучи конформистом, он якобы выбирал, что говорить на публике, чтобы сохранять и руководимые им коллективы и свою руководящую роль в стране:

"Возможно, наиболее яркими примерами конформистов могут быть братья Николай и Сергей Вавиловы... Н.И.Вавилов всеми силами пытался посредством компромиссов охранить созданные им коллективы исследователей... Он делал все, что требовалось по канонам того времени. Тяжело читать его речи с прославлением Великого Вождя Народов", --

пишет С.Э.Шноль (45).

И все-таки я склоняюсь больше к точке зрения Фейнберга, понимая, что без искреннего подчинения своей энергии и личностных ценностей идеологическим требованиям новой власти Н.И.Вавилов был бы неминуемо уличен если не в контрреволюционных поползновениях, то во внутреннем несогласии с советской властью, и тогда никаких выдвижений и взлетов в Советской России ему бы не видать. "Бдительные органы" начали обвинять его во вредительстве и шпионаже в начале 1930-х годов (смотри об этом подробно в главе V), но этим сигналам не придали значения на верхах партийного руководства, и он остался на свободе в пору массовых репрессий в СССР вплоть до 1940-го года. Если бы обвинения несли неотразимые свидетельства враждебности строю, этого бы не случилось, ведь "классовое" чутье и "классовый" нюх новых властителей и их попутчиков были развиты в максимальной степени, а публичные разбирательства даже отдельных слов во время "чисток кадров" и проработок стали частью жизни всех руководителей в стране. К тому же, если бы Вавилов не был солидарен с властями (или бы власть и установленные порядки ему не нравились) у него было много возможностей во время зарубежных поездок стать невозвращенцем, как сделали многие, в том числе и его знакомые.

Главное детище Вавилова -- Всесоюзный институт растениеводства

Успехи руководимого Вавиловым Бюро по прикладной ботанике, вскоре переименованного в Отдел аналогичного названия, и Института Опытной Агрономии снискали ему популярность в правительственных кругах и позволили в короткое время добиться превращения Отдела в самостоятельный и крупный Институт. В 1924 году Советское Правительство приняло такое решение, и Вавилов писал своему саратовскому другу П.П.Подъяпольскому9:

"Мотаюсь между Питером и Москвой. Заставили устраивать Всесоюзный институт прикладной ботаники. Выйдет из этого что или не выйдет, толком не знаю" (76).

Председателем научного совета института по предложению Вавилова стал управляющий делами Совнаркома СССР Н.П.Горбунов, и, благодаря этому шагу, многие организационные вопросы были быстро решены. Под обещания Вавилова не только обеспечить селекционеров Союза ССР нужным числом линий культивируемых растений, перспективных для выведения улучшенных сортов пшеницы, ячменя, ржи и других культур, но и заняться поиском новых растений для сельского хозяйства институт сразу же получил огромные, несоизмеримые ни с чем в науке в масштабах страны ассигнования. Направление, связанное с введением новых культур, было даже вынесено в название института. Вавилов брал на себя и своих сотрудников огромную ответственность: обещания надо было подкреплять результатами.

Помощь Горбунова предопределила также столь важное решение, как непосредственное административное подчинение института Правительству советской республики: "при Управлении делами Совета Народных Комиссаров СССР было создано Управление Научными Учреждениями, в которое входили, кроме Академии наук, Институт прикладной ботаники и новых культур во главе с Н.И.Вавиловым -- головной институт будущей ВАСХНИЛ, Монголо-Тибетская экспедиция под руководством П.К.Козлова10 и Особое техническое бюро (Остехбюро)" (78). Открытие нового научного учреждения было обставлено в высшей степени торжественно. Хотя базироваться он должен был в Ленинграде, церемония открытия, приуроченная к первому заседанию ученого совета института, состоялась летом 1925 года в Москве, причем непосредственно в Кремле. Вот что писала "Правда" об этом экстраординарном событии:

"20 июля, в 3 часа дня, в Кремле, в зале заседаний Совнаркома РСФСР, открылось первое торжественное заседание ИПБ и НК [Института прикладной ботаники и новых культур -- В.С.]...

На заседании присутствовал весь цвет сельскохозяйственной научной мысли СССР.

Председатель ЦИК СССР т. Червяков охарактеризовал значение института, являющегося первым звеном в деле создания всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В.И.Ленина.

Совет института образован в следующем составе: председатель совета -- Н.П.Горбунов, директор института -- Н.И.Вавилов, два заместителя -- В.В.Таланов и В.Е.Писарев. Кроме того, в состав совета входят председатели наркомзема союзных республик, председатель ЦК Всеработземлеса т. Анцелевич и представитель Сельскосоюза.

Институт имеет шесть основных опытных станций, шесть... опытных учреждений, 5 лабораторий, 55 географических пунктов, представительство в Нью-Йорке.

Основной задачей института является повышение урожайности всех видов сельскохозяйственных и лесных угодий СССР... т. Горбунов сообщает, что... Совнаркомом было ассигновано 4 миллиона рублей на ввоз первоклассного (семенного материала)... и около 3 млн. рублей на расширение семенных посевов. Это должно дать к осени миллион пудов исключительных по качеству отечественных семян, превосходящих лучшие заграничные образцы.

Институт в своей работе преследует практический уклон" (79).

Горбунов как человек, работавший личным секретарем Ленина вплоть до его смерти, озвучил тезис о том, что, создавая этот институт, Правительство исполняет волю Ленина, якобы выраженную им за год до смерти, в декабре 1922 года:

"Все делается... во исполнение завета обновления сельского хозяйства нашего Союза, данного Владимиром Ильичом Лениным..." (80).

Далее, представляя собравшимся руководящее ядро института, он говорил:

Директор института -- профессор Николай Иванович Вавилов, ученый мирового масштаба, ...пользующийся громадным научным авторитетом как в нашем Союзе, так и в Западной Европе и Америке.

Заместитель директора -- профессор Виктор Викторович Таланов... Ему Союз обязан выведением лучших сортов кукурузы, суданской травы и других кормовых трав.

Заместитель директора -- Виктор Евграфович Писарев... один из крупнейших русских селекционеров..." (81).

Примат практицизма в научной деятельности Вавилова При оценке деятельности Вавилова не следует забывать то важное обстоятельство, что, поставив себя на службу новой власти, он, в соответствии с требованиями этой власти, направил основные усилия на всемерное развитие прикладных направлений, развитие науки, обращенной "лицом к практике".

В гимне коммунистов "Интернационал" был многократно повторен один и тот же лозунг относительно разрушения старого общества и создания на его обломках более совершенного. "Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног", -- выводили коммунисты, веря в то, что им будет несложно построить "наш, новый мир!". Вавилов также включился в этот мифический процесс, найдя свое место среди строителей новых устоев, заявив, что он и его сотрудники коренным образом изменят ассортимент выращиваемых в сельском хозяйстве культур, что разыщут на земном шаре массу новых видов полезных растений и введут их в практику. Экспедиции вавиловского института обследовали все уголки земного шара и собрали огромную коллекцию семян. Теперь, обещал Вавилов, основываясь на этой уникальной коллекции, специалисты начнут скрещивать лучшие формы. Он нередко употреблял метафоры вроде того, что "Мы будем проводить опыты на глобусе -- земном шаре".

Введением в название института девиза о новых культурах Вавилов привлек к себе внимание властителей, и несомненно слава крупного ученого помогла ему завоевывать доверие верхов, а умело разрекламированные обещания практической полезности его науки обеспечили такую финансовую подпитку его детища, какой не имело ни одно другое научное учреждение страны в те годы. Достаточно сказать, что в его институте уже в начале 30-х годов работала почти тысяча научных сотрудников, а через пять лет она возросла до тысячи семисот сотрудников! Эта цифра была по тем временам невообразимо большой. Для сравнения -- в ведущем в стране биологическом научном учреждении -- Институте экспериментальной биологии Кольцова штатных сотрудников было около десяти, в главном физическом институте страны -- Физико-техническом в Ленинграде, руководимом академиком А.Ф.Иоффе, -- институте, где работали будущие Нобелевские лауреаты Л.Д.Ландау, П.Л.Капица, Н.Н.Семенов и И.Е.Тамм (был в институте в 1942-1946 годах), было сто штатных научных сотрудников. Но как много из этой сотни оказалось по-настояшему великих физиков!11.

В соответствии с заказом властей, Вавилов с первых дней создания института, помимо серьезной научной задачи, связанной с изучением эволюции культурных растений, стал требовать, чтобы сотрудники были максимально настроены на практические задачи. Отнюдь не чистая наука должна была превалировать в деятельности сотрудников. Этим обстановка в новом институте коренным образом отличалась от той, что была заведена годами в Бюро по прикладной ботанике. От отделов физиологии, генетики, цитологии (первоначально входившей в лабораторию генетики, руководимую Карпеченко), биохимии требовалось теперь львиную долю времени отдавать практическим работам. Таланов, Писарев, Говоров, Максимов без возражений и внутреннего протеста подчинились этому требованию. Несколько труднее складывалось взаимопонимание между Вавиловым и талантливейшим генетиком Карпеченко. Отголоски такого отношения можно легко увидеть в письмах Вавилова Карпеченко, особенно в годы, когда Карпеченко работал за границей (те же разногласия проявились и в 1938-1939 годах). Хотя у Вавилова в целом были прекрасные отношения с Георгием Дмитриевичем, однако, просматривая письма той поры, можно найти немало сердитых строк как раз по поводу излишней, по мнению Вавилова, увлеченности Карпеченко теоретическими, а не узкоприкладными вопросами (приводимые ниже отрывки взяты из писем, которые Вавилов направлял в Англию, куда Георгий Дмитриевич был командирован в 1926 году):

"Что касается того, что мы все не занимаемся генетикой, что генетика отодвинута, объясняется логикой исследования... Не думаю, что такие большие работники, как Максимов, Левитский, Воронов, Жуковский и др., были бы меньшими сторонниками свободы, чем Г.Д.Карпеченко. Но, если нас мало интересует редька и очень интересует пшеница, ячмень, овес и рожь -- ничего не поделаешь...[редька как раз и была центральным объектом карпеченковских исследований -- В.С.]

Жаловаться на то, что Вам придется заниматься организацией, считаю сплошным недоразумением, ибо Вы поступили фактически на все готовое. Я привык ставить интересы дела выше своих личных, думаю, что это общее положение, на котором строится научная работа больших учреждений. Неся крест по налаживанию и обеспечению работы огромного коллектива, я, как и большинство из нас, наряду с минусами персонального порядка вижу в этом большой плюс и полагаю, что и в нашем учреждении действительно, может быть, существует для Вас несколько неприятная дисциплина...

Смысл нашего учреждения -- его безусловная полезность стране, и нужно уметь сочетать свои личные устремления с общими. Мне приходилось довольно много учиться, пожалуй, более, чем многим из моих коллег, и..., как мне кажется, та линия, которую мы ведем, не стоит в противоречии с общим ходом исследовательской работы...

Во всяком случае Вам придется внимательно учесть нужды Института..." (82). "Ведя большую машину, каковую представляет собой Институт, мы, конечно, делаем это не потому, что имеем склонность быть метродотелями по устроению сотрудников и комфорта для них, а потому, что понимаем, что при всех дефектах... это учреждение может дать огромный эффект даже практически... Вы напрасно отлыниваете от наших пожеланий и просьб..." (83)

Сам Вавилов верил в посильность решения задачи внедрения новых культур и постоянно писал об этом сотрудникам, увлеченно говорил об этом в многочисленных выступлениях и письмах (84). В 1932 году он напечатал небольшую книжку, названную "Проблема новых культур", в которой перечислил 136 видов растений, которые считал перспективными для внедрения в качестве новых сельскохозяйственных культур (85). В списке было небольшое число растений лишь условно новых для СССР. Они были давно окультурены и в ограниченных масштабах возделывались в странах с более мягким климатом. Вавилов призывал расширить площади под ними в СССР (так, он считал нужным расширить площади под кукурузой, сорго, соей, земляной грушей, бататом, клещевиной, арахисом). Остальные растения представлялись Вавилову потенциально полезными, и он перечислял их: тепари, ворсовальная шишка, американский пырей, судза, ажгон, бадан, скумпия и много им подобных. Сегодня, спустя три четверти века, приходится констатировать, что воплотить в практике свои надежды Вавилов не смог: за пятнадцать лет работы эти культуры не вошли в арсенал растениеводства и не революционизировали сельское хозяйство.

Командирские окрики руководителей государства в адрес ученых после начала коллективизации

Серьезность задачи изменения сортового состава и поиска новых культур отлично понимали высшие руководители страны. До поры до времени политика раздачи Вавиловым обещаний и получение под них все новых финансовых вливаний пользовалась успехом.

Но сразу после коллективизации положение резким образом поменялось. Потеря в результате коллективизации почти всех сортов требовала немедленной отдачи от Вавилова и его армии. Ждать дальше, когда он начнет воплощать в жизнь то, что в течение почти пяти лет повторял в своих выступлениях и документах, было нельзя. Грубая рука голода, сжимавшего горло и пугавшего власти больше всего на свете, не оставляла времени на топтание на месте. Верившие Вавилову и поддерживавшие его годами Горбунов, Рыков, Яковлев и другие сами находились теперь в трудном положении, так как Сталин требовал от них немедленного перелома в положении дел в сельском хозяйстве.

Особенно резко стоял вопрос о выведении новых сортов и внедрении новых культур. В ходе проведения насильственной и тотальной коллективизации сортовое зерно было конфисковано, и сорта большинства культур были попросту уничтожены. Государство столкнулось с никогда раньше не существовавшей задачей и, будучи управляемым теми, кто заранее не продумывал последствия резких шагов, а предпочитал гнуть "генеральную линию", не взирая на предостережения специалистов, предпочло и на этом этапе командирские окрики. Как уже было упомянуто, в 1931 году коллегия Наркомата рабоче-крестьянской инспекции и президиум Центральной Контрольной Комиссии Центрального Комитета ВКП(б) приняли жесткое постановление, предписывавшее в срочном порядке, за 4 -- 5 лет обеспечить сельскохозяйственные предприятия страны (совхозы и колхозы) новыми сортами с чудесными свойствами (86). Комплекс характеристик, которые нужно было придать новым сортам, был включен в приказном порядке в постановление НК РКИ и ЦКК ЦК ВКП(б). Селекционеры должны были немедленно приступить к выведению сортов, пригодных для машинной обработки и сбора урожая (теперь на огромных площадях колхозов и совхозов открывался простор для применения мощных тракторов, комбайнов, другой сельскохозяйственной техники). Нужны были сорта с повышенной устойчивостью к болезням и вредителям (старые работы Вавилова по иммунитету могли привести к решительному изменению селекции в этом направлении). Можно было теперь, учитывая успехи агрохимии, перейти к созданию сортов, быстро и мощно отвечающих на внесение химических, особенно азотных, удобрений (работы учителя Вавилова -- академика Прянишникова об азотном обмене ста? Большинство грамотных селекционеров пыталось объяснить наркому земледелия Яковлеву, что поставленная задача выведения сортов за --45 лет утопична, так как законы генетики и селекции не позволяют добиться решения поставленной задачи в такой короткий срок, как бы ни напрягаться. Ранее и Вавилов говорил и писал, что "в среднем... получение нового сорта яровой пшеницы путем гибридизации занимает 12--13 лет... Работа с озимой пшеницей путем гибридизации потребует, может быть, еще большего срока" (87). Сейчас же Вавилов предпочел иной способ разговора с властями. Он решил в открытую властям не перечить и что-то обещать в том смысле, что, возможно, поставленная задача и будет решена (см. /61/), что селекционеры, генетики, растениеводы понимают важность решения РКИ--ЦКК и сделают все от них зависящее для воплощения в жизнь требований партии и правительства. Видимо, он действительно решил, что словесное согласие с властями, а не разрыв отношений лучше и что, потянув время, можно попытаться хоть что-то сделать, чтобы удовлетворить аппетиты властей. Одновременно он стал требовать от своих сотрудников неукоснительного следования требованиям властей.

Вавилов -- организатор сельскохозяйственной науки в СССР

Вавилов лично в экспериментах не участвовал. Времени на самостоятельное проведение опытов у него с аспирантской поры не было, организаторская деятельность требовала все больше и больше сил. Академик П.Л.Капица, лауреат Нобелевской премии и крупнейший физик современности, выступая в 1943 году на заседании Президиума АН СССР, высказался по аналогичному поводу следующим образом:

"Только когда работаешь в лаборатории сам, своими руками... только при этом условии можно добиться настоящих результатов в науке. Чужими руками хорошей работы не сделаешь. Человек, который отдает несколько десятков минут для того, чтобы руководить научной работой, не может быть большим ученым... Я уверен, что в тот момент, когда даже самый крупный ученый перестает работать сам в лаборатории, он не только прекращает свой рост, но и вообще перестает быть ученым" (88).

Однако вряд ли можно рассматривать это категоричное заключение великого физика (экспериментатора и теоретика одновременно) как непреложное правило. Во всяком случае Вавилов, благодаря фантастической работоспособности и любви к книгам, вообще к печатному слову, как мог, следил за развитием теоретической мысли в биологии и агрономии, выказывая заметную широту интересов. Отсюда же вытекало стремление издавать как можно больше стоящих переводов классиков мировой науки. Под редакцией Вавилова выходили "Труды по прикладной ботанике и селекции", книги основоположников генетики, трехтомная сводка "Теоретические основы селекции растений" (89) и другие многотомные издания. Он же был основателем нескольких отечественных журналов по сельскому хозяйству, включая "Доклады ВАСХНИЛ".

Постепенно приобрела законченный вид гипотеза Вавилова о предполагаемых центрах происхождения культурных растений. В 1927 году он выступил с пленарным докладом на эту тему на V Международном генетическом конгрессе в Берлине. Год от года ширился список работ, выходивших из-под его пера. Ими зачитывались не только ученые. Известно, как высоко ценил его труды А.М.Горький.

"На днях я... прочитал труд проф. Н.И.Вавилова "Центры происхождения культурных растений", его доклад "О законе гомологических рядов"... -- как все это талантливо, как значительно", --

писал Горький (90).

При всей занятости организационными и административными делами Вавилов успевал читать лекции, выступать с научными докладами, многих людей принимал, с писателями и актерами дружил, все премьеры в ведущих театрах непременно посещал, дома был хлебосолен: без двоих-троих гостей обедать никогда не приезжал, влюбчив был -- и в сотрудников (за ум, за энергию, за находчивость, за галантность, просто за удачливость), -- и в сотрудниц. И никогда снобом не был.

Казалось, не иссякает неуемная энергия этого человека, знавшего лично тысячи специалистов в стране и за ее пределами, успевавшего писать книги и статьи, переписывавшегося с сотней ученых, ухитрявшегося руководить академией и двумя институтами в Москве и Ленинграде, методично (он даже сказал однажды -- "фанатично") объезжать самые отдаленные уголки мира и вести сбор семян ценных растений (благодаря его усилиям мировая коллекция растений, сосредоточенная в его институте в Ленинграде, насчитывала около 250 тысяч образцов). Его умение действовать в любых обстоятельствах поражало:

"Как Ваши дела, -- пишет ему эмигрант из России Яков Самойлович Хоровер, живущий в Испании. -- На досуге черкните. Ведь Вы мастер писать открытки во всех положениях: стоя, лежа, на ходу, в поезде, в автомобиле" (90а).

Но все-таки организационные и политические задачи отнимали у него уйму времени. Об этой кипучей стороне его общественной жизни многие из современников Вавилова отзывались неодобрительно (особенно открыто Н.К.Кольцов). Были критики Вавилова и в его собственном институте, в особенности из числа глубоко образованных, преданных науке ученых.

"... старые дореволюционной, регелевской формации специалисты... порою находились в тихой, "культурной", оппозиции к директору. Ее вызывали тесная связь Н.И.Вавилова с управделами Совнаркома Н.П.Горбуновым, председателем Ученого Совета ВИПБиНК, вхождение директора в государственные структуры, активная работа в большой и сельскохозяйственных академиях, бесконечные правительственные, наркомземовские задания, отвлекавшие коллектив от теоретических разработок, осмысления экспериментальных результатов, и в силу этого все больший крен в сторону производственной, чисто растениеводческой, агрономической деятельности -- все это, как считали они, мешало нормальному труду ученых", --

писали Ю.С.Павлухин и Ю.И.Кириллов в книге "Соратники Н.И.Вавилова" (91). Равным образом не все старые специалисты в его институте приветствовали и практическую устремленность их шефа:

"... неявно выраженный антивавиловский настрой стариков, работавших еще в регелевские времена, против горячей увлеченности директора слишком, на их взгляд, прагматическими делами, против тесной его зависимости от властных государственных и партийных структур, настрой, о котором, не раскрывая причин, говорила Е.Н.Синская в строках рукописи "Воспоминаний о Н.И.Вавилове"12, не вошедших в текст изданной книги" (92).

Использовал Вавилов предоставившиеся ему возможности и для упрочения своей личной власти. Внедрение, интеграция его и в высшие научные круги и в аппарат государственной власти сочетались с упрочением самого "ДЕЛА ВАВИЛОВА", с привлечением к его детищу государственного внимания и, значит, придания ему государственного размаха. Воссоздавая (возможно, неосознанно) пирамидальную структуру власти в своей области, Вавилов старательно расширял основание пирамиды, наращивал новые её ярусы, и по мере роста пирамиды возносился сам все выше и выше. Так, он увеличивал число руководимых им институтов, насаждал туда своих учеников и знакомых. Благодаря инициативе Вавилова и при его непосредственном участии в СССР были созданы научно-исследовательские институты: Зернового хозяйства Юго-Востока, Плодоводства, Овощеводства, Субтропических культур, Кормов, Кукурузы, Картофеля, Хлопководства, Льна, Масличных культур, Конопли, Сои, Виноградарства и чайного дела и другие. В Ленинграде, кроме ВИР'а, был создан Институт защиты растений. На базе первоклассной лаборатории профессора Юрия Александровича Филипченко, которая уже начала разворачиваться в институт (Ю.А. Филипченко скоропостижно скончался 19 мая 1930 года), был создан Институт генетики АН СССР. Этот институт в 1933 году перебазировали в Москву, и Вавилов, сохранив за собой пост директора и в ВИР'е и в Институте генетики, параллельно руководя огромной системой институтов и баз Всесоюзной Академии Сельскохозяйственных Науки имени Ленина (ВАСХНИЛ), вынужден был теперь разрываться между Ленинградом и Москвой. Конечно, он создавал новые институты не без спешки и выдвигал в руководители, где мог, и также спешно, своих людей. Набрать уйму первоклассных исследователей на вновь образуемые должности было неоткуда. Поэтому так получилось, что во многих из возникших по воле Вавилова институтах оседали люди второстепенные, порой нетворческие, часть из которых позже стала искать покровительства у Лысенко. Но что Вавилов делал методично -- наезжал в эти институты, придирчиво экзаменовал своих ставленников, указывал им на просчеты, наталкивал на новые пути исследований.

Вавилов -- путешественник

Чтобы выполнить поставленные перед институтом задачи и прежде всего обеспечить поиск новых видов, которые можно было бы ввести в культуру, Вавилов решает предпринять множество экспедиций во все уголки Советского Союза и значительно расширить масштаб зарубежных поездок. Сам Вавилов к этому времени посетил уже многие страны, приобрел вкус к путешествиям, поняв, как много они дают ботанику, человеку, заинтересованному сбором образцов растительного сырья.

Во время допроса в НКВД 14 ноября 1940 года Николай Иванович назвал 34 страны, в которых ему удалось побывать в 1913--1933 годах: Англия, Франция, Германия, Иран, США, Голландия, Швеция, Дания, Афганистан, Абиссиния, Испания, Италия, Греция, Япония, Корея, Западный Китай, Французское Сомали, Алжир, Тунис, Марокко, Сирия, Палестина, Трансиордания, Эритрея, Мексика, Гватемала, Перу, Боливия, Эквадор, Чили, Аргентина, Уругвай, Бразилия и Куба (95). Он не назвал Кипр, Тринидад и Пуэрто-Рико, которые он также посетил.

Писатель М.А.Поповский в своей книге о Вавилове высказал подозрение, что Вавилов исполнял в ряде своих поездок двоякие функции -- исследователя и разведчика, собиравшего шпионскую информацию. Против этого умозаключения выступали некоторые российские историки, заявлявшие, что последнего занятия быть не могло. Между тем такое подозрение высказывалось много раньше Поповского. Так, 26 декабря 1930 года Александр Федорович Бухгольц -- сын известного ботаника-миколога, эмигрировавший в США и друживший с Вавиловым, сообщал ему следующее:

"Русская газета в Н[ью] Й[орке] продолжает бессовестную травлю. Печатают гадости. Так недавно напечатали "известие": "Известный коммунист и чекист Вавилов (произведенный в "академики" для втирания очков Западу), о систематических командировках на Восток которого для налаживания агентурной сети ГПУ уже сообщалось, выехал для этой же цели в Мексику и Южную Америку. Конечно, командировка эта проходит под флагом "изучения технических и эфирно-масличных субтропических растений" (94).

Сбор коллекций семян, высев собранного материала в разных географических условиях и изучение свойств чужестранных сортов и диких растений стал основной задачей института, а по ходу работы Вавилов продолжал искать новые факты, которые бы подкрепили его идею, что на земле существовало в прошлом несколько основных центров происхождения культурных растений, главным образом таких мест, где наиболее активно развивалась цивилизация и где человек приспосабливал для себя дикорастущие растения, вел неосознанную, стихийную селекцию будущих сортов.

В первых же поездках он сформулировал свою главную задачу -- попытаться понять историю возникновения культивируемых растений, найти предковые формы, восстановить методы работы древних селекционеров, осмыслить их приемы с позиций новейших достижений науки.

"... обобрал весь Афганистан, пробрался к Индии, Белуджистану, был за Гиндукушем-- писал он своему другу П.П. Подъяпольскому. -- Около Индии добрели до финиковых пальм, нашли прарожь, видел арбузы, дыни, коноплю, ячмень, морковь. Четыре раза переваливали через Гиндукуш, один раз по пути Александра Македонского... Собрал тьму лекарственных растений" (96).

Чтобы понять истоки культивируемых растений, Вавилов читает древние книги, знакомится лично с раскопками археологов в Сахаре и на острове Крит, поражается тому, насколько был высок культурный уровень древних народов, населявших территории нынешних арабских стран, утерявших эти достижения. Точно так же в Греции он подчеркивает, что "трудно понять, как современные торгашески настроенные Афины, занимающие в смысле культуры ничтожное место, некогда стояли в передовой шеренге культур" (97).

Почти два месяца Вавилов провел в маленькой Палестине и тогдашней Трансиордании, знакомился с древними еврейскими религиозными текстами, "чтобы восстановить картину земледелия библейских времен" (98).

"Был два дня в пустыне Аравийской. Нашел огурец пророков. Выехал на юг, -- писал Вавилов жене. -- Отсюда доеду до Синайской пустыни, затем в Иерусалим, в Заиорданье, к Мертвому морю. Дальше Самария, Галилея, словом, весь Закон Божий. Я люблю эту страну. Она прекрасна с ее горами, оливами, морями, разнообразием ландшафтов, бесконечными руинами, длинной историей" (99).

В письме к своему другу и заместителю Писареву Вавилов сообщал об этом путешествии:

"Палестина будет представлена исчерпывающе. Собрал до 1000 образцов и исследовал 5000 километров. Это для маленькой страны даже много" (100).

8 октября 1926 года он из Иерусалима пишет жене:

"В газете "Дни" вычитал о получении премии [имеется в виду премия имени Ленина, которой Вавилов был удостоен в числе первых пяти её лауреатов -- В.С.]. Сама по себе она меня не интересует. Все равно пролетарии. Но за внимание тронут. Будем стараться" (101).

Зная несколько языков (102), покоряя всех своим открытым характером, обладая одновременно мужественными и утонченными манерами, он находил общий язык и с негусом Абиссинии, и с представителями семейства де Вильморенов, и с туземными проводниками в пустыне Сахаре.

Его деятельность как путешественника находит признание: в 1925 году Русское Географическое общество, отмечая результаты экспедиции в Афганистан, награждает его медалью имени Н.М.Пржевальского "За географический подвиг", а Итальянское Географическое общество медалью "За выдающиеся открытия". В 1931 году Николая Ивановича избирают Президентом Всесоюзного Географического общества13 .

Советское правительство неизменно утверждало разрешения на зарубежные поездки Вавилова и выделало ассигнования на эти цели (чаще всего довольно скудные).

"Имею честь сообщить Вам, что Постоянный Комитет Международного Агрономического Института, по указанию Вашего правительства, выбрал Вас членом научно-технической комиссии по колониальной агрономии", -- сообщают ему из Рима 18 марта 1927 года, а 25 мая мая того же года пишут из того же института и снова со ссылкой на решение Советского Правительства, что тот же Комитет "назначил [Вавилова] членом Научно-технической комиссии по сельскохозяйственной экологии и метеорологии" (103).

5 июня 1931 года Политбюро ЦК ВКП(б) специально рассмотрело предложение Н.И.Бухарина о включении Н.И.Вавилова в состав делегации на Лондонский международный конгресс по истории науки и техники вместо исключенных ранее из состава делегации Г.М.Кржижановского (решением Политбюро) и Нобелевского лауреата И.П.Павлова. Это предложение поддержал секретарь Сталина А.Постышев. Однако зав. Культпропом ЦК ВКП(б) А.Стецкий предложил 26 мая кандидатуры акад. Палладина (от Украинской АН) и проф. Н.Н.Семенова (от "института Иоффе", как было сказано в представлении). Последнее предложение поддержал Генеральный Секретарь ЦК КП(б) Украины и кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) С.В.Косиор. Тем не менее при голосовании в Политбюро была утверждена кандидатура лишь Вавилова (104).

По возвращении с конгресса Вавилов представил отчет, подлинник которого хранится сегодня в Государственном Архиве Российской Федерации (105). Написан он был в полном соответствии с "социальным заказом" властей той поры и содержал, например, такие абзацы:

"Сам конгресс... по существу не представил для техники большого интереса. Он демонстрировал в значительной мере скудость исторической концепции, которая свойственна современному подходу к проблемам истории естествознания и технологии в заграничной литературе. Метод диалектического материализма до сих пор почти не нашел отражения в докладах иностранных ученых, и в этом отношении на советскую делегацию выпала ответственная миссия... демонстрировать всю значимость его для современной науки...

Общее впечатление о научной работе в области мне близкой, именно сельского хозяйства, коротко можно резюмировать следующим образом: в области агрономии нас уже мало удовлетворяет тематика и темпы исследований за границей, в особенности в Европе. Повторяются одни и те же темы. Повторностью опытов думают усилить их значение. Некоторые опытные сельскохозяйственные станции повторяют 50 лет одни и те же опыты.

... В 1923 году мне пришлось работать в качестве аспиранта при Кембриджском институте по агрономии, и должен сказать, что за протекшие 18 лет мало что изменилось и практически разрабатываемые темы частично остались одними и теми же.

Акад. Н. Вавилов" (106).

Этот текст как будто позаимствован из арсенала пропагандиста советского толка, так как все нужные властям акценты были расставлены в полном соответствии с их чаяниями -- и суровый приговор теоретической никчемности западных исследователей, и якобы совершенная практическая пустота от приложения научных работ на Западе (при том, что Вавилов отлично знал как уровень успехов западного сельского хозяйства, базирующегося на научных разработках, так и то, что произошло на самом деле в сельском хозяйстве в СССР в результате коллективизации). Под некоторыми пассажами мог бы подписаться и Лысенко. Можно было ожидать, что после представления такого отчета Вавилову будет открыта зеленая улица в поездках на Запад.

Однако конец зарубежным поездкам приходит уже в следующем году. 3 июля 1934 года заместитель наркома по иностранным делам Н.Крестинский и нарком земледелия М.Чернов обратились к Секретарю ЦК ВКП(б) Л.Кагановичу с аргументированным письмом о желательности командирования Вавилова в Турцию в связи с личным приглашением Председателя Совета Министров Турции Исмет-паши. В письме наркомов утверждалось, что "... сельскохозяйственные науки в Турции почти целиком монополизированы немецкими специалистами. Приезд в Турцию академика Вавилова, пользующегося у турок большим авторитетом, мог бы создать выгодный для нас перелом и открыть перспективы для приглашения советских ученых.., для укрепления советско-турецких научных и культурных связей... изучения некоторых, прежде недоступных... районов Турции..." (107)

Это предложение было направлено на рассмотрение Политбюро. Но в то время ОГПУ уже плело интриги вокруг Вавилова, лично Сталину было направлено "Директивное письмо ОГПУ" (см. главу V), в котором сообщалось о якобы доказанной вредительской деятельности Вавилова и его якобы оскорбительных замечаниях в адрес вождя. Арестован Вавилов не был, но на его зарубежных поездках был поставлен крест. На тексте письма Крестинского и Чернова появилась "резолюция ядовито-зеленым карандашом: "против Л.Каганович" и следом автографы Молотова, М.Калинина, А.Микояна, В.Чубаря" (108). Интересная деталь касалась рассылки выписки из протокола заседания Политбюро: первоначально сотрудники аппарата Секретариата ЦК сделали запись, что копии решения должны быть направлены Чернову и Вавилову. Однако фамилия Вавилова была перечеркнута и ниже ее от руки была вписана фамилия Крестинского.

Решение о полном запрете на поездки за границу было не просто оскорбительным для Вавилова, оно на самом деле унизило советскую Россию в глазах образованного мира. В эти и последующие годы Вавилов завоевывал всё более прочное имя в мировой науке. Работами, выходившими из-под его пера интересовались многие исследователи в мире, о чем говорят опубликованные письма из-за рубежа в томах "Международной переписки Вавилова" (109). До сих пор его сводки "Полевые культуры Юго-Востока" (1922), "Земледельческий Афганистан" (совместно с Д.Д.Букиничем, 1929), "Проблемы северного земледелия" (1931), "Современное состояние мирового земледелия и сельскохозяйственные науки" (1932), "Культурная флора Таджикистана в ее прошлом и будущем" (1934), "Земледельческая Туркмения" (1935), "Растениеводство Советской Киргизии и его перспективы" (1936) и многие другие не потеряли своей актуальности и значения. А постановка проблемы происхождения культурных растений навсегда вошло в мировую науку с именем русского ученого Вавилова (110). Обнаружение им центров происхождения культурных растений, разработанное им учение об иммунитете у растений, работы по связи генетики и селекции как и вообще обоснование роли науки в селекции (вторжение в старый спор о том, что такое селекция -- искусство или наука), вклад в понимание проблемы биологического вида и многие другие теоретические работы создали Вавилову такую репутацию в мировой науке, какой удостаивался мало кто из русских биологов. Недаром на обложке каждого выпуска международного журнала" Heredity", издававшегося в Англии, имя Вавилова стоит в одном ряду с именами величайших биологов -- Менделя, Дарвина, Моргана, Линнея, де Фриза, Спаланцани, Вильсона, Бэтсона, Бовери, Вильморена, Вейсмана, Гальтона, Иоганнсена. Совсем недавно труды Вавилова, касавшиеся теории происхождения культурных растений, были изданы на английском языке (111). Недавно были переведены на английский и изданы в разных странах другие ставшие классическими работы академика Н.И.Вавилова (112).

Примечания и комментарии к главе II

1 Инна Лиснянская. 1974. Из книги "Дожди и зеркала", YMCA-Press, Paris, стр. 102.

2 Н.И.Вавилов. Газета "Известия", 22 декабря 1936 г., стр. 4.

3 См. в кн.: "Суд палача. Николай Вавилов в застенках НКВД. Биографический очерк. Доку- менты", Изд. Academia, Москва, 1999, стр. 142. 4 Там же , стр. 264.

5 Цитировано по книге В. Келера "Сергей Вавилов", М., Изд. ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия", 1961, стр. 15 и 19. Сведения о жизни Ивана Ильича Ильина (Вавилова) -- отца академика Н.И.Вавилова можно отчасти почерпнуть из книги Л.Б.Левшина "Сергей Иванович Вавилов", Изд "Наука", серия "Научно-биографическая литература", 1977, стр. 9-13.

6 См. прим /3/.

7 Письмо Р.Э.Регеля от 12 октября 1917 года, Архив ВИР, опись 1, дело 4, лист 5.

8 Цитировано по стенограмме лекции К.А.Фляксбергера на первом заседании кружка приклад ной ботаники при В.И.П.Б. и Н.К. 14 декабря 1928 г., озаглавленном "История возникновения Института Прикладной Ботаники". Стенограмма хранится в Архиве ВИР. Выражаю благодарность Т.К.Лассан за предоставление копии стенограммы. Как утверждал Фляксбергер, постепенно были сформулированы следующие цели Бюро: "идентификация культивируемых и дикорастущих (как полезных, так и сорных) растений, их болезней, ботаническое и фитопатологическое изучение культивируемых сортов растений и исследование мер по контролю за болезнями, сбор информации о новых растениях и помощь во внедрении их в культуру, экспериментирование по их акклиматизации к новым условиях Российской Империи" (цитировано по: T.Lassan. 1987. The Bureau of Applied Botany. Sveriges UtsКdesfЪrenings Tidskrift (Journal of the Swedish Seed Association), vol. 107, No. 4, ss. 221-224.

9 Цитир. по тексту стенограммы лекции Фляксбергера, см. прим. (8), стр. 9-10.

10 Архив ВИР, оп. 1, д. 1, л. 4 и 4 об.

11 Из письма Регеля (прим. /7/), л. 5 об.

12 Т.И.Короткова. Н.И.Вавилов в Саратове (1917-1921). Документальные очерки. Саратов, Приволжское книжное издательство, 1978, стр. 12-14.

13 Из письма Регеля (см. прим. /7/), л. 6 -- оборотная сторона.

14 Там же, л. 7.

15 Там же.

16 Там же, л. 7 и 7 об.

17 Архив ВИР, оп. 1, д. 4, л. 28.

18 Там же, л. 27.

19 Э.Бауэр. Введение в экспериментальное учение о наследственности. 1911.

20 Цитиров. по /12/, стр. 89.

21 См прим. (3), стр. 21.

22 Вавилов Н.И. Предисловие к книге Р.Э.Регеля "Хлеба в России", Петроград. 1922, приложение 22-е к тому 13-му "Трудов по Прикладной Ботанике и Селекции",стр. 6.

23 См. прим. (2), стр.21.

24 Цитируемые ниже отрывки из писем взяты из книги "Н.И.Вавилов. Научное наследие в письмах. Международная переписка, т. I. Петроградский период 1921-1927", изд. "Наука", М., 1994. Бородину были направлены письма ¦¦ 6, 8--13, 15, 18, 27, 60--63, ,5--68, 70, 72. 7--476, 78, 81, 85, 89, 90, 95. 98, 99, 109, 124, 125, 128, 129, 137, 1--44146, 149, 150, 156, 161, 162, 177, 182, 184, 189, 193, 197, 214, 224, 237.

25 Письмо Н.И.Вавилова Д.Н.Бородину, отправленное в июне 1922 г. См. прим. (24), письмо ¦ 11, стр. 37.

26 Письмо Н.И.Вавилова Д.Н.Бородину, отправленное 1 ноября 1923 г. См. прим. (24), письмо ¦ 81, стр. 87.

27 Там же, стр. 88.

28 Там же, стр. 89 29 Письмо М.О.Шаповалову в Калифорнию, отправленное 4 февраля 1924 г. См. прим. (24), письмо ¦ 96, стр. 100.

30 См. прим. (24), стр. 466.

31Письмо Вавилова Бородину, см. прим. (24), письмо ¦ 63, стр. 68.

Письмо Н.И.Вавилова Д.Н.Бородину, отправленное в июне 1922 г. См. прим. (10а), письмо ¦ 11, стр. 37.

32 См. прим. (29).

33 Письмо Д.Л.Рудзинскому в Каунас от 15 марта 1924 г. См. прим. (24), письмо ¦ 112, стр. 108.

34 Письмо доктору Л.В.Хэрлэну (Харлану) в США от 14 января 1925 года. См. прим. (24), письмо ¦ 123, стр. 114.

35 Письмо Д.Н.Бородину от 5 февраля 1925 года. См. прим. (24), письмо ¦ 125, стр. 1016.

36 Письмо Бородину от 4 июля 1925 г., См. прим. (24), письмо ¦ 144, стр. 128.

37 Письмо Бородину от 5 ноября 1925 г., См. прим. (24), письмо ¦ 182, стр. 144.

38 Письма З.М.Шаповалову от 8 декабря 1921 г. и М.Б.Кормеру от 31 августа 1925 г., см. прим. (24), стр. 27 и 140, соответственно.

39 Пиьмо М.Б.Кормеру от 31 августа 1925 г., см. прим. (24), стр. 140.

40 Письмо В.И.Вернадскому от 7 марта 1926 года, АРАН, ф. 518, оп. 3, д. 218, л. 1 -- оборот, Цитировано по кн. "Н.И.Вавилов. Документы. Фотографии",Изд. "Наука", СПБ, 1995, стр. 62.

41 См. прим. (24), стр. 47.

42 Пиьмо Д.Н.Бородину от 3 февраля 1924 г., см. прим. (24), стр. 98.

43 Е.Л.Фейнберг.Эпоха и личность. Физики. Очерки и воспоминания, Изд. "Наука", М., стр. 151.

44 там же, стр. 173.

45 С.Э.Шноль. Существование "конформистов" -- условие стабильности общества в экстремальных условиях", "Российский Химический Журнал -- Журнал Всесоюзного Химического Общества им. Д.И.Менделеева", 2000, т. 43, ¦6, стр.57.

46 Письмо Ю.П.Уварову от 23 января 1928 г., цитир. по книге: "Николай Иванович Вавилов. Научное наследие в письмах. Международная переписка. Том II, 1927 -- 1930", М. Изд. "Наука", 1997, стр. 22.

47 Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б). 1922-1952, М., Изд. РОС- СПЭН, 2000, стр. 53-54.

48 Там же, стр. 53-56.

49 См. прим. (3), стр. 25.

50 Валерий Сойфер. Ленин и интеллигенция. Журнал "Проблемы Восточной Европы", Ва- шингтон, ¦29-30, 1990, стр. 240-277.

51 Цитировано по кн. "Николай Иванович Вавилов. Из эпистолярного наследия. 1929--1940 гг.", М. 1987, стр. 24.

52 Газета "Правда", 1 мая 1929 г., ¦100 (4234), стр. 4.

53 Там же. Перепечатано также в -5м томе Избранных трудов Н.И.Вавилова, Изд. "Наука", М. -- Л., 1965, стр. 712-713.

54 Там же.

55 Н.И.Вавилов. Научное наследие в письмах. Международная переписка. Том II, 1927-- 1930,М., Изд. "Наука", 1997, стр. 6.

56 Н.И.Вавилов. Селекция и сортовое семеноводство как государственные мероприятия в борь- бе за урожай. Оригинал хранится в ЦГАНТД СПБ, ф. 318, оп. 1, д. 332, л. 6. Цитировано по кн. "Н.И.Вавилов. Документы. Фотографии",Изд. "Наука", СПБ, 1995, стр. 83.

57 Н.И.Вавилов. Социализм и наука неразрывны. Речь на открытиии Второго международного конгресса почвоведов в Ленинграде. Газета "Известия" от 21 июля 1930 г. Цитировано по кн. "Н.И.Вавилов. Документы. Фотографии",Изд. "Наука", СПБ, 1995, стр. 97.

58 Н.И.Вавилов. Современное состояние мирового земледелия и организация научно-иссле довательской работы в области сельского хозяйства. Содержание доклада. Цитировано по кн. "Н.И.Вавилов. Документы. Фотографии",Изд. "Наука", СПБ, 1995, стр. 101.

59 Н.И.Вавилов. Речь на Первом пленуме Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина. Газета "Социалистич. земледелие", 18 мая 1930, ¦113, перепечатано под тем же названием в -5м томе Избранных трудов, Изд. "Наука", М. -- Л., 1965, стр. 459-461.

60 Н.И.Вавилов. Агрономическая наука в условиях социалистического строительства. Доклад на Всесоюзной конференции по планированию науки 3 апреля 1931 г., Журнал "Социалистич. реконструкция седьского хозяйства", 1931, ¦-56, стр. 128-138, цитата взята со стр. 129.

60а Там же, стр. 10.

61 Н.И.Вавилов. План генетических исследований в области растениеводства на 1932-1937 гг. в связи с народнохозяйственными задачами. Доклад на Всесоюзной конференции по пла нированию генетико-селекционных исследований 25--30 июня 1932, Гос. Архив АН, ф. 2, оп. 1-1932, д. 36, л. 15. Цитировано по кн. "Н.И.Вавилов. Документы. Фотографии",Изд. "Наука", СПБ, 1995, стр. 115.

61а К.О.Россиянов. Сталин как редактор Лысенко (К предыстории августовской (1948 г.) сессии ВАСХНИЛ). Машинописный препринт Института истории естествознания и техники РАН, 1991, стр. 5.

61б Труды Всесоюзной Конференции по планированию генетико-селекционных исследова- ний. Ленинград, 2-529 июня 1932 г., Л. 1933, стр. 5.

62 М.Б.Конашев. Об одной научной командировке, оказавшейся бессрочной. В сб. "Репресси- рованная наука", Изд. "Наука", Л, 1991, стр. 240-263.

63 В.Н.Сойфер. Арифметика наследственности. Изд. "Детская литература", М., 1969.

64 Личное сообщение присутствовавшего при этой поездке на финско-советскую границу шведского генетика Оке Густафсона, сделанное мне в 1973 году.

65 Личное сообщение профессора Пенсильванского университета Марка Адамса, слышавшего этот рассказ от Ф.Г.Добржанского.

66 Th. Dobzhansky. N.I. Vavilov. A Martyr of Genetics. 1887 - 1942. Journal of Heredity, August 1947, vol. XXXVIII, ¦8, pp. 229-230.

67 М.А. Поповский. Дело Вавилова (главы из книги). В сб. "Память" -- "Исторический сборник", вып. 2, Москва 1977 -- Париж 1979, стр. 26 и 278.

68 Там же, стр. 196.

68а Письмо О.Мунерати Н.И.Вавилову от 15 июля 1928 года во 2-м томе Международной переписки Вавилова,, см. прим. (55), стр. 268.

69 Н.И.Вавилов -- письмо, адресованное заместителю директора ВИР Н.В.Ковалеву, В.Е.Писареву и С.М.Букасову, отправлено 7 ноября 1932 года из Куско, Перу. Опубликовано с купюрами в сб.: "Из истории биологии", М., Изд. "Наука", сб. 2, 1970, стр. 180. Здесь цитировано по кн. "Н.И.Вавилов. Документы. Фотографии",Изд. "Наука", СПБ, 1995, стр. 121.

70 Н.И. Вавилов. Пшеница в СССР и за границей. Газета "Правда", 28 октября 1935 г., ¦298 (6544), стр. 2-3; 29 октября 1935 г., ¦299 (6545), стр. 2-3.

71 М.А.Поповский. 1000 дней академика Вавилова. Журнал "Простор", Республиканское газетно-журнальное издательство при ЦК КП Казахстана, Алма-Ата, 1966, ¦ 7 (июль), стр. 4-27 и ¦ 8 (август), стр. 98-118.

72 Ж.А. Медведев. У истоков генетической дискуссии. Журнал "Новый мир", 1967, ¦ 4, стр. 226-234. Цитата взята со стр. 233.

73 Недавно в комментариях к публикации следственного дела Вавилова автор комментария Я.Г.Рокитянский заявил в категоричной форме свое несогласие с взглядами М.А.Поповско- го и В.Н.Сойфера:

"Поповский и вторивший ему Сойфер... ошибались , что ...Вавилов с открытым сердцем принял революцию и стал советским патриотом.

В основе такого подхода лежит непонимание истинных взглядов Вавилова, нежелание понять суть его действий и выступлений... Находясь в плену своей одномерной схемы, Поповский и Сойфер проигнорировали то, что говорит о весьма скептическом отношении Вавилова к послеоктябрьскому режиму, к политике его вождей, к Октябрьской революции, которая негативно сказалась на благополучии его семьи, по существу, разрушила ее, заставив отца эмигрировать.

Свое скептическое отношение к коммунистическим идеям Вавилов и не скрывал. Ведь он до конца дней оставался беспартийным" (см. прим. /3/, стр. 20).

Для обоснования этого заявления Рокитянский привлекает цитаты из рождавшихся в недрах чекистских застенков оговоров Вавилова разными людьми, многие из которых были с ним шапочно знакомы. Опора на выдержки из показаний этих людей может вести к заблуждениям, так как будучи поставленными в нечеловеческие условия пытками, они оговаривали в угоду НКВД Вавилова, причем нередко занимались и самооговорами. Следователи НКВД утверждали при допросах Вавилова, что он -- антипод советского строя, вождей и партии, они пытались заставить Вавилова согласиться с этим утверждением, однако сам Вавилов правоту этих обвинений ни на следствии, ни на суде не признал. Мне представляется в связи с этим, что соглашаться с утверждениями чекистов сегодня неправомерно (и даже кощунственно). Для изучения динамики политических взглядов людей того времени и их отношения к общественным порядкам нужны внушающие доверия материалы, ибо даже использование воспоминаний близких к Вавилову людей, сделанных через много лет после обсуждаемых событий, несет опасность искажения личностных взглядов. Ведь неминуемо в воспоминаниях происходит перенос собственных оценок на личностные характеристики изучаемого субъекта, что может исказить идентификацию личности, которую живописует воспоминающий.

Крайне наивна также ссылка на беспартийность Вавилова. Нужно ли упоминать, что Т.Д.Лысенко также всю жизнь оставался беспартийным, хотя, как и Вавилов, выступал на Всесоюзных партконференциях и съездах партии с полным одобрением политики партии.

74 Aleksey E. Levin. Expedient Catastrophe: A Reconsideration of the 1929 Crisis in the Soviet Academy of Science. Slavic Review, v. 47, No. 2 (Summer 1988), pp. 261-279.

75 ЦГАНТД СПб, ф. 318, оп. 1-1, д. 230, л. 99.

76 Цитиров. по книге М.А.Поповского "Надо спешить" (Путешествия академика Н.И.Вавило- ва). Изд. "Детская литература", М.,1968, стр. 105.

77 Биографию П.П.Подъяпольского можно найти в журнале "Врачебное дело", 1955, ¦ 3.

78 См. прим. (47), стр. 11.

79 Информационное сообщение "Всесоюзный институт прикладной ботаники и новых культур (Расширенное заседание Совета института)". Газета "Правда", 22 июля 1925 г., ¦165 (3096), стр. 6.

80 Там же.

81 Там же.

82 Из письма от 25 марта 1926 г. Цитир. по книге: Николай Иванович Вавилов. Научное на- следие в письмах. Международная переписка, т. I. Петроградский перитод, 1921-1927, Москва, Изд. "Наука", 1994, стр.157-158.

83 Письмо от 12 апреля 1926 г., там же, стр. 160.

84 См. два тома его "Научного наследия" и сборники международной переписки Вавилова, прим. /24/.

85 Текст книги воспроизведен в -5м томе избранных трудов Н.И.Вавилова, М.--Л., Изд. "Наука", 1965, стр. 537-563.

86 "О селекции и семеноводстве". Постановление Президиума ЦКК ВКП(б) и коллегии НК РКИ СССР по докладу РКИ РСФСР. Газета "Правда", 3 августа 1931 г., ¦212(5017), стр. 3.

87 Н.И.Вавилов.Ботанико-географические соображения о возможностях продвижения культуры озимой пшеницы в СССР. В кн.: Гибель озимых хлебов и мероприятия по их предупреждению. Л. 1929, стр. 26-5274. Цитир. по кн. Н.И.Вавилов. Избранные труды. Изд. "Наука", т. 5, 1965, стр. 457.

88 П.Л. Капица. Организация научной работы в Институте физических проблем. 1943. В кн.: П.Л.Капица. Эксперимент, теория, практика. Изд. "Наука", М., 1987, стр. 135.

89 Теоретические основы селекции растений. Тома I, II и III. Под общей редакцией академика Н.И.Вавилова. Гос. Изд. сельскохозяйственной совхозной и колхозной литературы, М. -- Л., 193-51936.

90 М.Горький. Письмо к П.С.Когану от 22 июля 1927 г. Собрание сочинений, т.10, стр. 55.

90а Н.И.Вавилов. Международная переписка, том 2, см. прим. (55), стр. 201.

91 Ю.С.Павлухин и Ю.А.Кириллов. Владимир Александрович Кузнецов. В кн. "Соратники Николая Ивановича Вавилова. Исследователи генофонда растений". СПБ. Изд. ВИР, 1994, стр. 285.

92 Е.Н.Синская. "Воспоминания о Н.И.Вавилове", рукопись, хранящаяся в архиве ВИР, стр.

60--61, см. также строки из книги аналогичного названия, Изд. "Наукова Думка", Киев, 1991, стр. 33-34.

93 См.прим. (91), стр. 287.

94 Цитир. по Николай Иванович Вавилов. Научное наследие в письмах. Международная пере писка, том. II. 1927-1930. М., Изд. "Наука", 1997, стр. 457.

95 См. прим. (3), стр. 330.

96 См. прим. (76), стр. 107. См. также книгу "Надо спешить" (Путешествия академика Н.И.Ва- вилова). Изд. "Детская литература", М.,1968.

97 Там же, стр. 97.

98 Там же, стр. 119-120.

99 Там же, стр. 139-141.

100 Там же, стр. 141.

101 Там же, стр. 100.

102 Т.Яковлева. Вкус милосердия. Газета "Комсомольская правда", 29 марта 1986 г., ¦75 (18578), стр. 4.

103 Письма Дж. де Михаэлиса от 18 марта и от 25 мая 1927 года во 2-м томе Международной переписки Вавилова, см. прим. (55), стр. 139 и 146.

104 РГАСПИ. Ф. 17, оп. 163, д. 1035, л. 37-38 об. См. также прим. (47), стр. 109. Во время подготовки советской делегации к Лондонскому Конгрессу по истории науки и техники, состоявшемся в 1932 году, под руководством Вавилова была подготовлена книга, описывающая успехи вавиловского института. Рукопись книги была переведена на английский и издана в 1933 году в Англии на советские средства. Позже, ссылаясь на это английское издание, в газете "Соцземледелие" была напечатана редакционная статья "Величайшие опыты, которые когда-либо видел мир", в которой якобы от лица англичан были высоко оценены успехи руководимого Вавиловым ВИР'а и было указано на приоритет школы Вавилова во многих вопросах растениеводства. См. газету "Соцземледелие", 18 декабря 1933 г., ¦290 (1499), стр. 3. В статье говорилось:

"В только что выпущенной Британским бюро по растениеводству в Лондоне книге, говорится, что то, что делается в ВИРе за последние 15 лет, есть "величайшие опыты, которые когда-либо видел мир"".

105 ГА РФ, Ф. 7669, оп. 1, д. 427, л. 40-44.

106 Цитировано по публикации В.Д.Есакова и Е.С.Левиной, озаглавленной "Н.И.Вавилов и английские биологи Из эпистолярного наследия, 1914-1940 гг.", Журнал "Исторический Архив", стр. 122-123.

107 См. прим. (47), стр. 154.

108 Там же.

109 См. прим. (24).

110 N.I.Vavilov. Origin and Georgraphy of Cultivated Plants. Cambridge. University Press. 1992.

111 Valery N.Soyfer. Seeds of Revolution (Book review). Nature (Lond.), v. 368, N0. 6471, 7 April 1994, pp. 503-504. I.G.Loskutov. Vavilov and His Institute. International Plant Genetic Resources Institute. Roma, 1999.

112 N.I.Vavilov. Five Continents. International Plant Genetic Resources Institute. Roma, 1997.