Онлайн библиотека PLAM.RU


Глава IV

Города Золотого Руна

В 1868 году некий сорокапятилетний миллионер, закончивший свою коммерческую деятельность, отправился на поиски исчезнувшего древнего царства, о котором кое-что рассказывалось у Гомера — царства ахейцев.

Известно, удача будет сопутствовать Генриху Шлиману.

Он разыщет страну Ахиллеса и Агамемнона, найдет Трою, в 1884 году начнет раскапывать Тиринф.

Но еще за несколько лет до этого, где-то в конце 70-х годов прошлого века, Шлиману приходит в голову идея, суть которой он изложит в прошении, направленном в Российскую императорскую Археологическую комиссию: дозволить ему произвести археологические раскопки в Закавказье — по горному Черноморскому побережью.

Шлиман знал Россию не понаслышке. Он долгие годы жил в Петербурге и на одной из своих фотографий тех лет собственноручно засвидетельствовал, что является русским потомственным почетным гражданином, купцом первой гильдии и директором Императорского государственного банка в Санкт-Петербурге. Знал он, и вполне свободно, русский язык. Он вообще владел многими языками, учил их самостоятельно, пользуясь собственным методом.

Плану его, однако, не суждено было сбыться: возможно, захлестнул беспрерывный каскад им же осуществленных открытий, а может быть, помешали и какие-то другие, оставшиеся нам неведомыми причины.

«Открытый лист» — разрешение на проведение раскопок в Закавказье, в частности в окрестностях Батуми, чуть не полсотни лет спустя, в мае 1917 года, получит известный русский историк древности академик Ф. И. Успенский.

Так это было. Заметим лишь, что свою просьбу Шлиман мотивировал тем, что его издавна влекла «тесная связь старинной Греции и древней Колхиды».


Рассказывали, что в древней области Беотии, в Средней Греции, правил некогда сын бога ветра Эола, царь Афамант. От богини облаков Нефеллы у него было двое детей — сын Фрикс и дочь Гелла. Потом Афамант разлюбил жену, женился на другой. А мачеха, как и положено мачехе, невзлюбила пасынка и падчерицу и решила погубить их. И едва не осуществила свой замысел: юный Фрикс должен был пасть под ножом жреца. Но перед детьми вдруг предстал златорунный овен (баран), присланный богиней Нефеллой. Сели на овена Фрикс и Гелла, и помчал он их над полями и лесами, над реками, выше гор. Вот уже и море виднеется. Испугалась Гелла, не удержалась на овене и упала прямо в море. С той поры стало оно называться Геллеспонтом, морем Геллы (ныне Дарданеллы).

А овен с Фриксом продолжил свой путь и достиг берегов Фасиса в далекой Колхиде. Здесь правил сын бога Гелиоса Эет. Когда Фрикс подрос, Эет женил его на своей дочери. Овена же Фрикс, исполняя волю богов, принес в жертву Зевсу. А руно — шкуру — повесил в священной роще. Не смыкая глаз, денно и нощно охранял золотое руно огнедышащий дракон


Между тем в Фессалии, на востоке Северной Греции, брат царя Афаманта воздвиг город. Потом в городе стал править его сын Эсон. Но недолго пользовался властью царь Эсон. Сводный брат Пелий сместил его.

Когда у Эсона родился сын, бывший царь нарек его Ясоном. Опасаясь, что злодей Пелий погубит младенца, Эсон объявил, что сын его скоропостижно скончался.

В действительности же он отдал мальчика на воспитание кентавру Хирону. Рос мальчик сильным, крепким. Хирон научил его хорошо владеть мечом и копьем, спускать стрелу с туго натянутой тетивы, чтобы убивала она наповал; словом, научил почти всему тому, что умел и чем владел сам.

Когда Ясону исполнилось двадцать лет, он пришел к Пелию и потребовал, чтобы тот возвратил ему власть, отнятую у отца.

За Ясона вступились его дяди, и видя, что дело принимает плохой оборот, Пелий решил схитрить.

«Ладно, — сказал он, — так и быть, я верну Ясону власть. Возвращу и взятые мной у его отца богатства. Но с одним условием: пусть Ясон умилостивит подземных богов. Фрикс умер в далекой Колхиде. Его тень явилась мне в сновидении и открыла: молит Фрикс, пусть отправится кто-нибудь в Колхиду и завладеет золотым руном. Сам я стар, — сказал Пелий, обращаясь к Ясону, — Ты же молод, полон сил. Сверши это деяние, и будь все по-твоему».

…Вот тогда-то и кликнул клич Ясон, и на зов его отправиться в страну золотого руна собрались со всех уголков Греции знаменитейшие герои.

В их числе и Геракл.

Долго плыли на пятидесятивесельном, легком и быстром, словно чайка, корабле «Арго» лихие мореходы. Побывали они на острове Лемнос, а на одном из полуостровов Мраморного моря выиграли нелегкое сражение у шестируких великанов. В Мизии, на западном берегу Малой Азии, расстались с Гераклом, который по воле великого Зевса должен был возвратиться в Грецию: ему предстояло здесь свершить свои подвиги.

Продолжая путь, аргонавты проливом вышли в Черное море и поплыли вдоль его берегов, пока не увидели на горизонте синие горы Кавказа и побережье благодатной Колхиды.

Дойдя до того места, где река Фасис несла свои воды к морю, они поднялись вверх по ее течению и бросили якорь.

Во владения царя Эета аргонавты прибыли более или менее благополучно.

Но надо было еще суметь раздобыть руно.

Не хотелось Эету расставаться с сокровищем.

Эет предложит Ясону исполнить несколько поручений. Коль справится с ними герой, ну что ж, получит руно. Не сумеет, — значит, не судьба владеть ему бесценным кладом.

Хитер был Эет: знал, что не под силу смертному выполнить предложенное им. Но в юного красавца-грека влюбилась дочь Эета, волшебница Медея.

Вы помните миф об Ариадне и Тесее. Здесь, на берегах Колхиды, в столице Эета произошло нечто похожее. В союзника и охранителя Ясона волею судьбы превращается прекрасная Медея.

…Еще впереди страшные события — она отравит мужа, ее обвинят в убийстве собственных детей. А пока влюбленная в Ясона волшебница Медея, стремясь свести на нет козни Эета, дарит Ясону мазь, приготовленную из сока корней некоего редчайшего растения. Высоко-высоко в горах растет оно, там, где прикованный к скале тяжко страдает великий Прометей. День и ночь терзает его печень орел — капли горячей прометеевой крови и дают жизнь волшебному растению.

Тот, кто натирался мазью, становился неуязвимым для врагов.


Ясон исполнил все, что потребовал от него Эет. Распахал поле железным плугом, который тащили бронзовоногие чудовища огнедышащие быки. Засеял поле зубами дракона, а когда поле обернулось закованными в доспехи воинами, не дрогнув, вступил с ними в сражение и уничтожил всех до единого.

И все-таки Эет не сдержал клятву! И, вероятно, так и не добрался бы Ясон до желанного сокровища, если бы ему снова не пришла на помощь златокудрая Медея. Она помогла одолеть чудовище и овладеть драгоценной шкурой.

…Теперь надо было спешить. В мгновение ока обрубили аргонавты причальные канаты, налегли на весла — и стрелой помчалось судно вниз по течению Фасиса, увозя с собой двойной приз: и Золотое руно, и волшебницу Медею.

Но вернуться домой той же дорогой, которой они прибыли в Колхиду, аргонавты не рискнули. У одного из участников похода сыскался старый манускрипт, в котором говорилось еще об одном пути из Колхиды в Грецию: не по Черному морю, а по Дунаю — и далее через Адриатику.

Так и сделали аргонавты. И после ряда приключений благополучно возвратились домой.

Рассказывали, что на обратном пути они успели основать в Колхиде недалеко от устья Фасиса город.

Диоскурией нарекли его аргонавты. В честь участников похода, двух братьев, двух кормчих Диоскуров: Полидевка, искуснейшего кулачного бойца, и Кастора, которого никто не мог превзойти в искусстве править колесницей.


Мы никогда не узнаем имя первого человека, выдолбившего ствол дерева и оттолкнувшего его от берега.

Навеки останется неизвестным имя того, кто первым осмелился покинуть берег, который населяли его родичи или соплеменники, и уйти в море.

Останется неведомым и имя первого человека, догадавшегося привязать к мачте шкуру или ткань, с тем чтобы использовать силу ветра.

Мореходство существует испокон веков. Мы можем только гадать, когда именно оно началось.

Да и что удивительного: издавна говорили, что, быть может, правильнее было бы именовать нашу планету «Вода», или «Море», или «Океан» и рассматривать сушу как некую странную аномалию, занимающую в конце концов не так уж много места в безбрежных просторах Мирового океана.

Профессор Томас Якобсон из университета в Индиане в США нашел недавно свидетельства тому, что в Греции примерно 90–95 веков назад была уже хорошо известна профессия моряка!

В Франшти, в Пелопоннесе, в слоях примерно девяти-тысячелетней давности, а может быть, и несколько постарше, он разыскал кусочки обсидиана.

Как показали исследования, обсидиан этот был «родом» с острова Мелоса (Милоса). И, следовательно, для того чтобы доставить на материк это черное вулканическое стекло, из которого так удобно было выделывать ножи, скребки, тесла и прочие необходимые в хозяйстве предметы (люди еще не знали металлов), была одна дорога — по морю. И преодолеть нужно было 130 километров. А всего древние мореплаватели проделывали минимум 260 километров: 130 туда и 130 обратно.

Добавим, что эти Улиссы неолита, как называет их Якобсон, уже занимались разведением овец, сеяли хлеб и ловили рыбу: об этом свидетельствуют бараньи и овечьи кости, зерна злаков и косточки тунца, найденные ученым.

И Крит, и многие другие острова Эгейского моря, и Мальту — это наглядно показали раскопки — люди населяли примерно с IX тысячелетия до нашей эры. Но ведь не посуху они туда добрались!

В одной из своих статей Тур Хейердал имел все основания написать: человек поднял парус раньше, чем оседлал коня. Он плавал по рекам с шестом и веслами и выходил в открытое море задолго до того, как стал ездить на колесах по дороге.

Сейчас это не вызывает ни малейших сомнений.

Кстати говоря, исследования пещеры Франшти помогли разыскать следы древнейших поселенцев Балкан. Пробы, взятые со дна пещеры, засвидетельствовали: за 20 тысяч лет до нашей эры, в эпоху верхнего палеолита, поселились они в этом большом — 200 метров в длину — гроте. Охотились, занимались рыболовством. На протяжении добрых 17 тысяч лет, по сути, без перерывов жили здесь люди — вплоть до третьего тысячелетия до нашей эры.

За эти тысячелетия менялись и климат, и условия существования, менялись и совершенствовались техника производства орудий, сами орудия. Открывали для себя новые горизонты и люди. Далеко ушли они в развитии от охотников палеолитических времен. В слоях, относящихся к VI тысячелетию до нашей эры, археологи нашли остатки ремесленной мастерской. В ней изготавливали ожерелья из морских ракушек, которые, вероятно, шли на обмен. Нашли каменные зернотерки, хорошо отшлифованные топоры, зубила, скребки.

…Мы знаем: на протяжении по меньшей мере пяти веков, начиная со второго тысячелетия до нашей эры, на Средиземном море господствовал Крит. В отличие от Египта и Месопотамии, строивших речные суда с округлым днищем, кораблестроители Крита сооружали килевые корабли. Устойчивые и крепкие, позволявшие ходить не только на веслах, но и под парусами, они бороздили Средиземное море из конца в конец.

На Мальте, где издревле шла торговля, во многих других пунктах на пути из Крита в Африку археологи находят ныне горшки и вазы древних критян. Наведывались критские моряки и в славный город Тарсис, или Таршиш, в споре о котором немало было сломано копий, в том числе уже и в наши времена. До сих пор остается неясным, где именно находился этот пиренейский город — в устье Гвадалквивира, неподалеку ли от Севильи, или в окрестностях позднейшего города Ксерес де ла Фронтера. Но то, что этот крупный, богатый город, своего рода перевалочный торговый пункт, существовал — в этом сейчас ученые не сомневаются. Равно как и в том, что путь туда был хорошо известен кносским морякам.

Отваживались критские мореходы ходить и к туманным берегам Британии, где находились крупные разработки олова, столь необходимого для получения бронзы; и к неким островам в Атлантике, которые впоследствии древние греки назовут «Счастливыми», уверяя, что на этих островах «…пробегают светло беспечальные дни человека, ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает, сладко-шумно летающий веет зефир, Океаном с легкой прохладой туда посылаемый людям, блаженный». Ныне эти острова известны под именем Канарских.

Да, еще в давние времена — и этим во многом объяснялось его могущество и великолепие — Крит выступал как держава, ведущая международную торговлю. Эта торговля включала не только обычные в Эгеиде оливковое масло, вино и хлеб, не только бронзовые изделия, не только поистине бесчисленные керамические изделия и не менее изобильные украшения, но и испанское серебро в брусках, корнуэльское олово, прибалтийский янтарь, африканскую слоновую кость. В далекой Англии, в слоях, относящихся к XVII веку до нашей эры, археологи обнаружили металлические бруски, которым была придана бытовавшая в это время на Крите форма ласточкиного хвоста; нашли и украшения, как две капли воды похожие на те, которые Шлиман откопал в Трое.


Соль, кожи, утварь, предметы роскоши, бесконечные изделия ремесла — все то, чем обменивались жившие в Средиземноморье многочисленные племена и народы, товары, доставляемые сюда из других мест, вся эта обширная и необходимая торговля осталась, разумеется, и после того, как сошел с исторической сцены Крит.

Его место — это доказано новейшими исследованиями — заняли Микены.

Когда Шлиман сто с небольшим лет назад, раскапывая древний холм, расположенный на том месте, где некогда стоял дворец микенских царей, в одном из его нижних слоев нашел страусовое яйцо, — а страусы, как известно, в Греции никогда не водились, — он многого еще не знал. Ему еще предстояло обнаружить маленькую обезьянку из голубого стекла, на плече которой окажется штемпель владельца безделушки фараона Аменофиса II, царствовавшего примерно с 1448 по 1420 год до нашей эры. Попадется ему и великолепный скарабей, некогда принадлежавший царице Тайе, супруге фараона Аменофиса III (1422–1375 годы до нашей эры).

Изучение Микен еще только начинается. И Шлиман ничего не ведает ни о существовании великолепной коллекции Микенских ваз, которую еще предстоит найти ученым в сокровищнице Тутмоса III, мужа и престолонаследника знаменитой древнеегипетской царицы Хатшепсут, ни об иных великолепных образцах микенской керамики, которые сыщутся на Кипре, в Сирии, Палестине, на острове Сицилии, на Мальте, в Сардинии, в Испании. Он ничего не знает ни об испанском серебре, ни о прибалтийском янтаре, ни о нубийской слоновой кости, которые вскоре обнаружат в микенских гробницах. Ему и в голову не приходит, что микенские греки — ахейцы, подобно критским мореходам, уже весьма рано отваживались хаживать в открытое море.


На полпути между Аргосом и Коринфским перешейком находятся Микены. Немногое сохранилось здесь от тех времен, когда по этой земле ступали цари. О былом великолепии свидетельствуют лишь руины циклопических стен да главный вход во дворец, так называемые «Львиные ворота», перед которыми в изумлении замирают посетители. Сохранилось и несколько «сокровищниц».

Еще Шлиман обнаружил в Микенах девять древних гробниц. Пять из них представляли собой шахты-могилы и находились внутри кольца крепостного вала, остальные четыре имели куполообразную форму и находились вне крепостных стен.

Огромные клады нашел Шлиман в этих могилах. Не так уж в конечном итоге важно, что он ошибся, считая, будто ему «удалось разыскать погребения, в которых были похоронены (об этой трагической истории рассказал Гомер в «Одиссее») один из героев Троянской войны, микенский царь Агамемнон, Кассандра, Эвримедон и их друзья, умерщвленные во время трапезы Клитемнестрой, женой Агамемнона, и ее любовником Эгистом».

Последующие исследователи исправили его ошибку, погребения были действительно царскими, но они относились к более ранним временам. Вероятнее всего, к XVII веку до нашей эры.


15 золотых диадем насчитал ученый в одной лишь первой могиле, золотые венки и украшения. Потом пошли и другие находки — золотые пластины с великолепным орнаментом из изображений животных, золотые украшения, опять-таки диадемы, украшения из горного хрусталя, геммы из сердолика и аметиста, кубки и ларчики из золота, золотые маски и нагрудные изделия…

Он нашел перстни с печатями, браслеты, тиары, пояса, множество золотых цветов и пуговиц.

Описание всего того, что разыскал в микенских гробницах великий искатель, занимает том в 200 с лишним страниц, и немалого формата.

Это был один из самых богатых кладов, когда-либо изъятых из гробниц умерших царей. Клад примерно такого же ранга, что и знаменитые находки Карнарвона и Картера в Египте, сделанные в гробнице фараона Тутанхамона.


Мы знаем: через два десятка лет после открытий Шлимана приступил к своим раскопкам Эванс. И разыскал немало драгоценных свидетельств высокой минойской цивилизации. Вот тогда и возникла гипотеза, пытавшаяся объяснить богатства микенских гробниц тем обстоятельством (а некоторые предметы, найденные в Микенах и Кноссе, были схожие), что воинственные микенцы, воспользовавшись землетрясением на Крите, разграбили тамошние дворцы. Логично? Казалось бы, да.

Но новейшие исследования показали: и в находках Шлимана, и в тех, что были сделаны в последующие годы (в 1951 году Пападимитриу нашел в Микенах, в 100 с небольшим метрах от «Львиных ворот», 24 гробницы; нашел он гробницы микенских времен и в Лаконии, и в Пилосе, и в Арголиде), вовсе не так уж много подлинных крито-минойских вещей. Их разыскали, главным образом, в женских погребениях. Да и сами гробницы-то относились к более ранним временам.

Откуда же раздобыли свое золото ахейцы?

Один из бытующих ныне в науке ответов на этот вопрос таков: известно, что во времена микенских гробниц-шахт, а их, как мы упоминали, современная наука относит к XVII веку до нашей эры, египтяне пытались освободиться от гиксосов — племен завоевателей, захвативших часть страны на Ниле. Так не воинственные ли ахейцы с их тяжелыми мечами и длинными пиками помогли египтянам стряхнуть чужеземное иго, за что и были вознаграждены?

На вопрос о том, как попали ахейцы в Египет, приверженцы этой гипотезы отвечают, что, вероятнее всего, им помог критский флот. Не исключено, что он доставил их и обратно.

Похоже, что какое-то время ахейские земли действительно находились в зависимости от Крита.

Но, судя по новейшим данным, отнюдь не всегда отношения между Критом и Микенами были враждебными, и многое заимствовали друг у друга эти народы.

В середине XV века до нашей эры, как мы знаем, микенцы завладели Критом.


В письме, датированном третьим годом царствования хеттского царя Мурсиля и относящемся ко второй половине XIV века до нашей эры, владыка ахейцев именуется Великим царем. В те времена, следовательно, Аххиява, как называли Микены, по «табели о рангах» находилась в одном ряду с царством хеттов и Древним Египтом. Сохранились письма, свидетельствующие о том, что даже могучий Египет в своей средиземноморской торговле зависел от крито-микенского флота.

Полтораста лет спустя многое изменилось. Ученым удивительно повезло. Они нашли поистине уникальный документ, по которому мы можем судить о том, когда примерно Аххиява перестала считаться великой державой. На этой чудом дошедшей до нас табличке, найденной на территории современной Турции, в Богазкее, бывшей столице хеттов, и датированной концом XIII века до нашей эры, царь Аххиява вычеркнут из числа великих царей. Ясно видно, что сделали это до обжига, вернее, до того, как табличка затвердела в огне пожара, уничтожившего дворец. Писец написал знакомую стандартную формулу. Его поправили. К концу XIII века до нашей эры в хеттской столице уже не считали необходимым говорить о микенской Греции, о царстве ахеев как о равном по рангу государстве.

Пройдет еще несколько лет, и прекратит свое существование наголову разгромленное пришлыми «северными народами» царство хеттов. Его цветущие города будут сровнены с землей.

Лишь Египту удастся отстоять в битве против «северных народов» свою независимость — быть может, в самой крупной битве древности. Она произошла в 1191 году.

Пятьдесят или семьдесят лет спустя нахлынула вторая волна завоевателей.

Именно в это время, считают ученые, пришел конец могуществу микенской Греции.


Но весь XIV и большую часть XIII веков до нашей эры древние Микены, златообильные Микены, как их называет Гомер, были сильной державой. В какой-то мере можно даже сказать, что завладевшие Критом ахейцы приняли эстафету от минойцев и сумели ее пронести дальше.


Еще недавно того, кто осмелился бы высказать пожелание заполучить какие-нибудь документы, относящиеся к воспетым Гомером временам, наверняка сочли бы фантазером.

Сейчас это вовсе не фантастика: по меньшей мере четыре тысячи табличек известного уже нам так называемого линейного письма «Б» с текстами, относящимися к XIII веку до нашей эры, то есть ко временам событий «Илиады» и «Одиссеи», получили ныне в свое распоряжение ученые.

Эти таблички многое рассказали исследователям. Выяснилось, например, что микенскими являются имена героев Гомера. В табличках встречаются имена и Ахилла, и Афарея, и Нестора, и Тессея, и многих других. Знаменитый греческий Олимп с его сонмом богов, о котором, как ранее считали ученые, впервые рассказал в IX веке до нашей эры в своих поэмах Гомер, а в «Теогонии» — его современник Гесиод, как теперь установлено, был известен еще в микенской Греции, то есть по меньшей мере на полтысячелетия раньше! Таблички упоминают о Зевсе и Гере, Гермесе и Афине, Артемиде и многих других бессмертных. В том числе и о Дионисии, боге вина и веселья. Это опровергает встречающиеся до сих пор даже в специальной литературе утверждения, будто культ Дионисия возник лишь в VIII веке до нашей эры.


Благодаря расшифровке табличек мы имеем теперь поистине бесценные сведения о прошлом. О численности, происхождении и профессиях занятых в тех или иных центрах сельскохозяйственных рабочих и рабов, а также ремесленников; о распределении земли и ее урожайности; о социальном строе (в Пилосе и Кноссе существовали монархии); об уплате налогов, об исполнении повинностей — в том числе и обязанности поставлять боевые колесницы — главную ударную силу микенского войска, коней, боевое снаряжение. Мы находим упоминания о златокузнецах, столярах, кузнецах, поварах, горшечниках, пастухах, портных, ткачах, строителях, даже о враче; распоряжения о постройке судов; об урожае: пшеница, вино, оливковое масло, мед, фиги, лен. Есть данные о численности лошадиного поголовья, поголовья ослов, овец, коз, свиней, отчеты о поставках шерсти (некий королевский чиновник жалуется на то, что он не сумел выполнить поставки, ибо властитель прислал ему явно недостаточное число стригалей).

Среди множества подобных сведений сохранились и частые упоминания о группах гребцов численностью до сорока человек, и неоднократно отмечаются посылки кораблей с полным экипажем «на Север».


Что в данном случае означает «на Север», мы можем только гадать. Не исключено, что речь идет и о походах к Черному морю, возможно, и о самом Черном море, входящем в Средиземноморский бассейн, и надо думать, с давних пор привлекавшего к себе внимание ахейских мореходов.

Да и что тут, собственно, было бы странного? Ученые сейчас прекрасно разобрались в том, какую ценность для микенцев могли представлять и представляли богатые земли, прилегающие к нехоженому морю, в которое, насколько можно судить, в ту раннюю пору еще не проникли злейшие соперники ахейцев — финикийцы. Лишь столетием позже развернут они по всему Средиземноморью торговлю стеклом и изделиями из металла, драгоценными вазами и оружием, всякого рода украшениями и безделушками, будут торговать хлебом, вином, тканями.

Микенцам тоже нужны были новые рынки, нужны были товары, которые можно было бы с выгодой перепродать на материке или на островах Эгейского моря, нужны были новые земли и базы.

Новейшие открытия советских археологов показывают: не зря ринулись в поисках золотого руна к берегам Колхиды ахейцы! О самом руне у нас еще будет возможность поговорить, а сейчас заметим: новейшие исследования свидетельствуют о том, что уже тогда, в XIII веке до нашей эры (а именно к этому времени относят специалисты экспедицию за руном), на колхидских землях были развиты земледелие и железная металлургия, значительного развития достигло гончарное дело, изготовление льна и льняных тканей, и это развитие основных отраслей ремесла создало экономическую основу для возникновения на территории Колхиды крупных поселений. А уж о корабельном лесе и ряде других необходимых ахейцам товаров и говорить нечего.

Впрочем, не будем увлекаться: странствия микенских мореходов к юго-восточным и восточным берегам Черного моря, в далекую и богатую страну Эета в ту пору еще только начинались. Миф, вероятно, рассказывает о первых, самых ранних попытках греческого проникновения в Юго-Восточное Причерноморье.


Сейчас становится все более ясным, что в этом давнем-предавнем мифе, право, немало отблесков истинных событий. Археологи сумели доказать: в XIV–XIII веках до нашей эры на греческом материке, на Крите, на Эгейских островах ахейцы укрепляли старые, еще критские торговые связи, прокладывали и новые пути — на Кавказ, в Сицилию, в Тартессос, в Северную Африку; люди и в те времена были гораздо больше связаны между собой, чем это недавно представлялось. В Малой Азии, в Египте, в Западном Средиземноморье археологи нашли следы деятельности микенцев. И думается, что, подводя итоги новым знаниям о микенцах, профессор Кеншерпер из ГДР имел все основания сказать: они были не только умными строителями и смелыми воинами, но и выдающимися мореходами и отменными торговцами. Их флаг развевался на всех в ту пору известных Западу морях.

…И даже в кажущемся совсем уж фантастическим рассказе о пути, которым Ясон возвратился домой, очевидно, тоже есть доля истины. Существовала некогда, чуть ли не со времен каменного века, старая торговая дорога, которая через Дунай, Саву, Грушевый лес вела к Адриатическому побережью. Тот, кто побывает в этих краях, может сам увидеть остатки доисторического колесного волока на последнем отрезке пути, близ побережья Адриатики.

Еще одна современная гипотеза, весьма возможно, таящая разгадку тайны Троянской войны.

Вполне вероятно, что все так оно и было, как рассказывается у Гомера: и роман легкомысленного Париса, сына троянского царя Приама, с чужой женой; и вполне понятное желание Менелая отомстить оскорбителю, постараться вернуть Елену, тем более что она была прекрасна.

Случались в истории войны из-за любви. Случались и из-за ненависти. По современным представлениям, ненависть в Троянской войне, несомненно, сыграла значительную роль.

Ненависть, а еще точнее — соперничество. Жестокое, не на жизнь, а на смерть соперничество — между Микенами и Троей.

Сейчас известно: во второй половине XIII века резко усилилась борьба за господство в Восточном Средиземноморье. Сохранились сведения о налете на Тир, осуществленном ахейцами. Сидон был разграблен все тем же Парисом, Мизия — микенцами. Могущественная Троя, имевшая многочисленных союзников в Малой Азии, конечно же, мешала Микенам. И те, надо думать, приложили все усилия, чтобы побудить своих эгейских союзников выступить в поход против нее. Тем более что во владении Трои находилась приносившая большие доходы черноморская торговля — золото, серебро, железо, киноварь, лес, в том числе и корабельный лес, лен, конопля, сушеная рыба, масло, мед — речь шла о крупной ставке. Находил себе через Причерноморье дорогу в Кносс и нефрит, доставляемый из Китая.

В одной из современных монографий говорится: «В свете новейших открытий легенда о Троянской войне рассматривается как отражение борьбы ахейцев за свободу путей к берегам Черного моря».


…В бой была брошена вся хозяйственная и экономическая мощь Микен. Гомер называет 1146 кораблей, насчитывает 50000 войск. И это, наверное, не преувеличение: до нас дошли достоверные данные, что несколько десятилетий спустя в решающем сражении против флота «северных народов», напавших на Египет, участвовало 2000 египетских кораблей.

После победы — а война была, как считают исследователи, в последней трети XIII века — в руки Микен и союзного с ним Родоса перешли ключи от черноморской и малоазиатской торговли.

Но союзники и наследники Агамемнона недолго радовались победе.

Около 1200 года до нашей эры начали свой гибельный для микенских греков поход «северные и морские народы».

Лишь через 300–400 лет, в IX–VIII веках до нашей эры, открывается следующая глава истории Древней Греции. Ибо как ни убийственно было чужеземное завоевание, оно, разумеется, не смогло уничтожить жизнь в Элладе. Пришедшие в конце концов в Грецию аттические и дорические племена восприняли многое из материальной и духовной культуры микенцев.

Начнут подниматься города Эфес, Смирна, Милет, Сарды. Постепенно вновь набирают силы и Эллада, и области, находившиеся под микенским влиянием в Малой Азии.

И вновь, словно магнитом, начинает тянуть греков к ближним и дальним землям в Средиземноморье. Вновь снаряжаются корабли, и чуть ли не изо всех греческих портов отправляются в поисках пристанищ жаждущие найти счастье на чужбине, разорившиеся и разоренные крестьяне и ремесленники, мечтающие разбогатеть купцы, готовый на любые приключения портовый люд — моряки. Конечно, делается это не само собой, в основе этого мощного колонизационного потока лежат глубокие внутренние причины. Но факт остается фактом: с VIII века до нашей эры начинается расселение греков по всему Средиземноморью, и, видимо, велики были доходы, разумна, экономически выгодна складывавшаяся система, если, несмотря на все трудности, осмеливались пускаться в свои рискованные путешествия сыны Эллады. На юг, на запад, на север в поисках новых земель, создавая на берегах пункты обмена и торговые фактории, основывая города и прибирая к рукам ближние и дальние территории, иногда изгоняя местное население с насиженных мест, иногда порабощая его, нередко сосуществуя с ним в мире и согласии, деловито и целеустремленно продвигались ионийские, родосские, эфесские, милетские, самосские, хиосские греки, и им сопутствовала удача.

Это в ту пору, в эпоху Великой греческой колонизации VIII–VI веков до нашей эры, греки основывают колонии в дельте Нила и знаменитые Навкратис и Кирену в Ливии, буквально усыпают своими поселениями Сицилию и все южные области Апеннинского полуострова, и эти поселения в большинстве своем превращаются в богатые, самостоятельные, широко впоследствии известные в истории древнего мира города. И среди них Сибарис (кто не слыхал слова сибарит!), недавно наконец-то найденный археологами, и город Тарент, и Кротон, родом из которого был, как рассказывает легенда, знаменитый силач, жестоко наказанный богами за свою самонадеянность — его растерзал лев, и Кумы, и Акрагант, и Сиракузы. Греческой колонией была и Массилия, порт и поселение в устье Роны, ныне всем знакомый крупнейший французский средиземноморский порт Марсель. Самостоятельное значение имела и целая россыпь других благоденствующих греческих колоний — вплоть до Гибралтарского пролива, в том числе всем известная Ницца — бывшая греческая Никая, Росас в Испании.


…Оно голубое и зеленое, Средиземное море, изумрудное и фиолетовое, не знающее ни отливов, ни приливов, ни сильных постоянных ветров. Это не значит, что здесь не бывает штормов, случаются и шквальные ветры, подчас вздымаются валы — и высоко. Но плохая погода непродолжительна, штормы быстро угасают, волнение преходяще. Солнце появляется здесь, из-за прибрежных гор Сирии и лишь через два часа — так велико море — рассеивает ночной мрак у геркулесовых столпов.

В древности его называли Великим морем заката, называли Прекрасным морем.

Конечно, колонизация подготавливалась трудами поколений, конечно, издавна накапливали передававшиеся из рода в род, запечатлеваемые в периплах (руководствах к плаваниям, в которых перечислялись пункты назначения и время, необходимое на то, чтобы проследовать из одного пункта в другой) сведения о заморских землях и населявших их народах и племенах. Западные воды Средиземноморья к тому времени, когда здесь стали образовываться греческие колонии, были известны греческим мореплавателям, надо думать, не намного хуже, чем восточные.

…С марокканского берега видна была белеющая на горизонте шапка белых снегов Эль-Тейде, крупнейшей горы Канарского архипелага.

Есть основания думать, что там, на Канарах, был ведомый древним греческим мореплавателям край света — дальше как будто не отваживались плавать в те времена.

Как тут не вспомнить утверждение знаменитого Страбона, автора написанной в начале I века нашей эры многотомной «Географии»: «Значительная часть путешествий Одиссея, конечно же, происходит в Атлантическом океане».

К тому же самому выводу пришли, многие современные нам исследователи, в том числе и Карл Бартоломеус, профессор из западногерманского города Эссен. По его мнению, пролив между Сциллой и Харибдой — это вовсе не Мессинский пролив, как обычно считается, а Гибралтарский. Именно там, пишет он, находится единственное место в Средиземном море, где «разница в уровне воды, из-за близости Атлантического океана, достигает четырех метров. А это и пугало древних мореходов».

И Бартоломеус намечает следующий маршрут. Сначала Одиссей, по его мнению, вышел между геркулесовыми столпами на просторы Атлантики, затем отправился к острову бога солнца Гелиоса — одному из Канарских островов. Владения нимфы Каллипсо — это Азорские острова. А далее, считает ученый, Одиссей попал на остров Гельголанд — именно там после бури нашла его Навсикая.


С VIII века ионийские греки начинают все чаще посещать и Халкидский полуостров. Они основывают ряд колоний на берегах Мраморного моря: Абидос, Византии, Калхедон.

Затем наступит очередь Синопа. Это уже ближние подступы к Западной Грузии.

Манящие богатства Колхиды были совсем рядом. Не в силу ли данной ситуации становится в это время, да, собственно, уже и несколько раньше, таким популярным в греческой литературе сказание об аргонавтах?

Корпора, Карасунт, Трапезунт, основанные вскоре после Синопа, находились уже на землях колхов.

На какое-то время под натиском киммерийцев греки вынуждены были покинуть эти места.

Несколько десятилетий спустя они, однако, возвращаются.


Итак, сначала Синоп. По некоторым сведениям, здесь некогда был финикийский порт — впрочем, пока это не доказано. Но то, что здесь отменно ловились тунцы и были выстроены коптильни, работавшие чуть ли не круглый год, — известно. Из двойной гавани Синопа, великодушно предоставлявшего защиту как от жестоких восточных ветров, так и от не менее опасных западных, снова следуют вылазки — шаг за шагом продвигаются греки к востоку, в сторону Колхиды.

Теперь уже они твердой ногой становятся в Трапе-зунте — по некоторым сведениям, этот порт, приспособленный для пересылки анатолийской руды, издавна был перевалочным пунктом на старом торговом пути, который шел из стран, расположенных на Тигре и Евфрате.

Археологи установили: если не в конце VII века, то в начале VI на Черноморском побережье Грузии, в Колхиде, возникают первые греческие торговые фактории — в районе современного Батуми; Кобулети — Пичвнари.

Проходит не так уж много времени, и греки оказываются в районе древнего Фасиса (Риони).


Античные авторы сообщают, что здесь, в устье Фасиса, находился и одноименный город. Утверждалось, что он был колонией милетян.

Всего античная традиция приписывала Милету, развившему в это время широкую торговую деятельность в водах Восточного Средиземноморья, не то 75, не то 90 колоний.

Впрочем, сейчас несомненно, что наряду с Милетом значительную роль в освоении берегов Черного моря играли и другие греческие центры Восточного Средиземноморья — Родос, Хиос, Самос.

Юго-Восточная Колхида, земли возле Трапезунта и Карасунта, славились своими рудными богатствами: железо (а оно было на вес золота), медь, свинец, цинк.

И золото!

Знакомый нам уже Страбон в своей «Географии» сказал: «Известны рассказы… о богатстве этого края: золоте, серебре, железе, дающих основу для предположения об истинных причинах похода аргонавтов, причинах, по которым ранее снарядился в плавание Фрикс». И добавил: «Говорят, что там (в Колхиде) потоки сносят золото, и что варвары собирают его при помощи просверленных корней и косматых шкур. Отсюда и сложилась басня о золотом руне».

Служила — или могла служить — Колхида и важным источником необходимого флоту корабельного леса, смолы, а также льна, пеньки, высококачественной парусины, воска.

Вначале Понт — Черное море — произвел на греков не слишком благоприятное впечатление. Они даже дали ему прозвище Понт Аксинский, то есть Негостеприимное море. В самом деле, на первых порах Черное море могло показаться более суровым, более холодным по сравнению с теплым Эгейским. В последнем, кстати, то и дело встречаются острова. Впрочем, прошло немного времени, и пришедшие сюда, как говорится, с серьезными намерениями греческие моряки, торговцы, ремесленники убедились в том, что и море-то, право, не из худших, и земли богатые, и с местными племенами и народами торговать можно. И Понт Аксинский стали именовать Понтом Евксинским — морем Гостеприимным.

…В VI веке дойдет очередь и до Северного Причерноморья. Как справедливо пишет в своей книге «Северное Причерноморье 2000 лет назад» доктор исторических наук Д. Б. Шелов, «вполне реальные экономические интересы влекли греков к северному берегу Понта. Хозяйственное освоение этого района сулило многие выгоды ради которых предприимчивые и расчетливые сыны Эллады готовы были пускаться в трудные плавания к плохо еще известным берегам, претерпевая всякие лишения преодолевая многие опасности».

Шли к берегам нынешнего Крыма, к устью Днепра, к Дону, к Днестру парусные корабли с высокой кормой и на совесть просмоленными бортами, с ладьей на букс: ре, с высокой рубкой — укрытием для рулевого. За двое-трое суток пересекали уже освоенное море, научились постепенно использовать систему черноморских течений…По меньшей мере на полтысячи лет становится Черное море «Греческим морем».


В середине V века до нашей эры некий уроженец Галикарнасса предпринял путешествие в Скифию для того,

чтобы собрать сведения о случившемся в 514 году до нашей эры неудачном походе персидского царя Дария I в Северное Причерноморье. Того самого Дария, при котором, как известно, начались греко-персидские войны и о котором рассказывали, что он, осерчав на море за то, что оно разметало его флот (у мыса Афон, в 492 году), велел высечь плетьми неугодную ему водную стихию.

Фамилия галикарнасца была Геродот.

Он побывал в Юго-Восточной Фракии, посетил дельту Дуная, осмотрел Ольвию, древнегреческую колонию в устье Буга — близ современного города Николаева, заглянул в Крым и не только проплыл вдоль его берегов, но и самым тщательным образом их замерил; затем добрался до реки Оар в районе нынешнего Бердянска — отсюда в свое время, бросив раненых, персидский царь бежал к Дунаю.

Находясь на побережье Меотиды (Азовского моря), Геродот в разговоре узнает, что если идти по земле савроматов на юг вдоль берега Понта, то дней через 30 в конечном итоге попадешь в легендарную Колхиду.

И он отправляется туда.

Достоверно известно, что он посетил Фасис, оставил свидетельство того, что колхидский лен известен на греческом рынке; усомнился в правильности суждения, будто река Фасис — граница между Европой и Азией, и даже высказал идею о родстве колхов и египтян, поскольку, как он писал, «они (т. е. колхи) и египтяне одни только обрабатывают лен и притом одинаковым способом».

Впоследствии, рассказывая в своей книге о Передней Азии первой половины VI века до нашей эры, Геродот среди сильных государств наряду с Мидией и Ираном назовет Колхиду.


Колхида и в последующем привлекала внимание историков, географов, путешественников, а во времена римского господства — нередко и государственных чиновников.

В их записках и книгах сохранились сведения о климатических и природных особенностях Колхидской низменности («страна эта болотистая, жаркая, сырая и лесистая, там во всякое время года бывает много сильных дождей»), говорилось о существовании в низовьях Фасиса в античную эпоху городов и торговых портов и о поселениях местных жителей.

«Какою славой пользовалась в древности эта страна, — писал Страбон, — показывают мифы, повествующие о походе Ясона».

Чаще всего в документах упоминались три колхидских города: Фасис, Гионос и Диоскурия.

Шли годы. Небытие поглотило древние города и древние царства Колхиды.

Остались легенды. И остались не слишком многоречивые сведения античных авторов.

Впрочем, как выясняется в последние годы, остались еще и бесценные клады, которые хранила и хранит грузинская земля — древняя Колхида.

Грузинские археологи ведут сейчас обширные исследования в стране золотого руна.

И открываются многие полузабытые, а порой и вовсе неизвестные ранее страницы истории древней страны. Ее великолепного ремесла. Ее удивительного искусства. Ее культуры.

Колхидой (в мифе об аргонавтах — Айя) страна стала называться после того, как в начале VIII века здесь возникло первое крупное политическое образование западно-картвельских племен.

Здесь где ни копни — в глубь времен ведут древние следы. И многие из этих прочитанных учеными страниц древней книги истории Колхиды — настоящее откровение для исследователей.


Раскопки свидетельствуют: «Колхида уже в конце второго и первой трети первого тысячелетий до нашей эры была одним из основных производителей железа и его экспортеров. Вся предгорная полоса исторической Колхиды была, как показали раскопки, буквально усеяна железоплавильными печами.

…На холмах, но всегда вблизи воды, в ущельях, оврагах — везде находят ученые железоплавильные мастерские древних колхов. В приморской полосе сырьем служили магнетитовые пески, а в предгорных, богатых железной рудой районах, — гематит.

По среднему течению рек Чолоки и Очхомурй, в бассейнах рек Хоби — Очхомурй, в зоне среднего течения реки Супса, возле устья которой находятся самые богатые в Восточном Причерноморье залежи магнетитовых песков, в Чорохи (это уже в Южной Колхиде) были обнаружены верой и правдой служившие колхам железо-плавильные печи — горны, выложенные камнями ямы, напоминавшие, как пишет в своей статье «Новооткрытые памятники древнеколхидской металлургии» Д. Хахутайшвили, перевернутую усеченную пирамиду. Дно печи имело полусферическое углубление, в нем скапливался шлак и образовывалась крица. Печь была снабжена воздуходувными мехами, были, разумеется, в этих мастерских наковальни для обработки криц, площадка для хранения запасов огнеупорной глины.

Очень похоже, что Восточное и Юго-Восточное Причерноморье как раз было той областью, которая (таков один из главных выводов исследователей, и выводов, надо сказать, оглушительно новых) обеспечивала железом не только все Западное Закавказье, но и экспортировала его в такие мощные страны того времени, как Урарту и Ассирия.

Еще недавно во всех учебниках, в том числе и школьных, распространение железа в Закавказье связывалось с урартской культурой…

Видимо, недаром первые на побережье Колхиды греческие фактории — Пичвнари, Уреки, Батумис-Цихс, как это сейчас становится ясно, находились вблизи мощных центров металлургического производства (бассейн реки Чолоки, нижнее течение реки Чорохи), чью продукцию знали издревле.


Еще одни раскопки — на так называемом Эшерском городище, что находится километрах в десяти к юго-западу от Сухуми.

…Терпеливо ведут работу археологи. Они находят в самом нижнем слое каменные орудия — скребки, резцы, скобели, изделия из кости. Селились тут с незапамятных времен люди, благо и до моря недалеко, не больше километра. Находят черепки — местной посуды, но и ввезенной тоже, украшенной розетками, вертикальными черточками, покрытой с внутренней стороны черным и сероватым лаком. К концу VII или во всяком случае к первой половине VI века до нашей эры относятся эти родосско-ионийские сосуды; но попадаются и бронзовые изделия колхидского производства. В более поздних, эллинистических слоях находят черепицу, мукомольные жернова. И снова уйма фрагментов местной и привозной посуды.

Основные выводы? Вот они: на месте древнего колхского поселения к началу VI века до нашей эры возник греческий эмпорий — торговое поселение. Достоверность этого факта хорошо подтверждается родосско-ионийской привозной посудой. Немного позже сюда начинают поступать и аттические амфоры и вазы. Г. Шамбе, руководивший здешними раскопками, подчеркивает: находки помогли почти на столетие отодвинуть начало истории греко-колхских регулярных взаимоотношений. И очень похоже, что уже с самого возникновения эмпория значительной была роль, которую играли в его деятельности местные племена.

Но вот еще один любопытный вывод: автор допускает, что «Эшерское поселение было одним из эмпориев, который стал основой Диоскурии».

О Диоскурии мы еще потолкуем. Сейчас же — об одном из самых значительных археологических открытий последних лет — древнем колхидском городе. Его следы были обнаружены уже давно, но особенно плодотворными оказались новейшие поиски.


Холм был треугольный. Весь в садах и виноградниках, он возвышался на западной окраине небольшого поселка, в живописном ущелье реки Сулори, левого притока Риони, той самой Риони, что была широко известна в древности под именем реки Фасис.

С двух сторон холм ограждали глубокие овраги, и некогда эта естественная преграда, надо думать, сыграла немалую роль. Хотя, увы, отнюдь не все нападения смогли отбить местные жители. Не раз взметалось тут ввысь пламя, неверным отсветом отражаясь в водах Риони, слышались гортанные выкрики, предсмертный храп коней, тяжкие удары в крепостные ворота огромной, похожей на корабельную мачту балки тарана, снабженной массивным железным наконечником, которому обычно придавали форму бараньей головы.

Накапливались ли враги в ближних лощинах, окружали ли холм, отрезая его от тылов, шли ли напролом, надеясь на превосходящие силы, — кто может это сейчас точно сказать? Достоверно известно, что по меньшей мере дважды уже в I веке до нашей эры город был взят, разгромлен и разрушен.

Сначала в 49 году, во время нашествия на Колхиду боспорского царя Фарнака.

…Праздник в честь Диониса был в разгаре, когда враги начали свой разбойный набег. Солнце уже село, и темнота окутала землю. Ворота удалось захлопнуть, но не сумели уберечься защитники от зажигательных снарядов нападающих. А затем, сотворив пролом в стене, а кое-где и поверх нее, боспорцы проникли внутрь городища.

Бушевал пожар и шел бой: возле ворот, у святилища с мозаичным полом, рядом со ступенчатым алтарем. Калились и трескались сырцовые кирпичи, с грохотом падали обломки пережженной черепицы, вспыхивали, догорая, деревянные балки перекладин.


Здесь шло в ход все, что попадалось под руку: ножи, дротики и боевые топоры. Здесь рубились мечами и, поднимая на копьях людей, сбрасывали их в темь глубоких оврагов. На помощь ворвавшимся спешили все новые и новые толпы.

…К утру все было кончено.


Какое-то время — вероятно, года два, жизнь еще теплилась в городе. Часть зданий удалось восстановить. Центральную террасу, на которой стоял город, обнесли новой крепостной стеной.

Оборонительные стены не помогли. На Колхиду продолжали сыпаться несчастья. Вскоре после Фарнака предпринял свой разбойничий поход Митридат Пергамский.

…И снова неистовая злоба чужеземных пришельцев выплеснулась над холмом. Город опять оказался во власти надменных, не ведавших жалости врагов.

В конце концов жители вынуждены были его покинуть.


Никто не селился здесь — ни в римские времена, ни в эпоху Средневековья.


Без малого 300 лет назад откуда-то из северных пределов Грузии пришел в эти места род Авхвледиани. Он облюбовал для поселения треугольный, весь заросший кустарником и лесом холм, господствующий над Рионской долиной.

Авхвледиановис-гора, холм Авхвледианов — стали его именовать окрестные жители.

Поселившиеся на холме Авхвледиани пустили на фундаменты торчавшие тут и там обтесанные квадры — остатки давних построек. Использовали они и капители колонн — не пропадать же добру и не везти же камень из-за тридевяти земель.

И еще одно преимущество имел этот таинственный холм. В сильный дождь потоки воды нет-нет да и вымывали здесь блестки золота: бусины, бляшки, монеты, серьги, и их не в диковину было сыскать.


Иногда находили здесь и клады.

Так холм получил еще одно наименование. Его стали называть Золотым холмом.

В 1876 году грузинская, газета «Дроеба» в одной из своих статей с тревогой писала о том, что на холме Авхвледианов «жители тайком друг от друга продают древние предметы. Один из них продал золотую чашу, другой — золотое сито. Кто-то приобрел здесь золотые перстни, в том числе с альмандиновым камнем, на котором было вырезано изображение прекрасного женского лица… Много старого добра должно быть здесь. Кто знает, сколько ценных памятников истории найдено, но утеряно из-за невежества их обладателей, и кто может знать, что еще хранится в недрах этого удивительного холма».

…Это в том году Шлиман начал раскапывать микенские гробницы.


Холм над Вани начал приобретать известность. О том, что следовало бы здесь начать археологические исследования, говорилось в 1880 году на заседании подготовительного комитета V Всероссийского археологического съезда.

Девятью годами позже, в 1889 году, по поручению Московского археологического общества начал свои раскопки в этих местах директор Кутаисской гимназии Александр Стоянов. В газетах писали о том, что Стоянову удалось разыскать погребения древнегреческой эпохи.


Но первые действительно научные раскопки здесь начал будущий академик Академии наук Грузинской ССР Е. Такайшвили. Это было в 1896 году.

В одной из его статей сохранились сведения о каком-то богатом погребении, найденном еще в 70-х годах прошлого века: много золотых браслетов, перстней, серьги, монеты, диадема, золотые конские украшения, золотой жезл, медный котел, ряд других предметов.

Рассказ об этой находке Е. Такайшвили закончил грустно: никто не ведает, куда подевались сокровища.

Не все, однако, попадало в руки перекупщиков, переплавлялось или припрятывалось. Кое-что, благодаря самоотверженным действиям археолога, удалось сохранить для науки еще в ту пору. И сейчас в залах Государственного музея Грузии можно увидеть бронзовое изображение орла, золотые монетки, обломки горшков, вазы, привезенные Е. Такайшвили.


Что за город вознесся некогда здесь над долиной Риони?

Этого никто не знал. Высказывалось предположение: легендарная столица Эета, великий Фасис…


Настоящие планомерные археологические раскопки начались здесь лишь в 1947 году. Руководила ими первая в Грузии женщина-археолог Нино Виссарионовна Хоттариа.

Они сразу увенчались успехом. В дальней, свободной от построек части холма, на небольшом пустыре археологи обнаружили остатки сложенной из каменных блоков лестницы. И остатки алтаря. И несколько погребений, из коих, одно было совсем удивительным.

В самом деле — в трудолюбиво высеченном в здешнем твердом скальном грунте углублении оказалась захоронена небольшая — тридцати двух сантиметров высотой — железная фигурка человечка. В ушах висели довольно крупные золотые серьги, на шее был золотой обруч. Некогда статуэтку покрывал льняной погребальный саван. Саван истлел, сохранились лишь украшавшие его розетки и бляшки.

Талисман? Символическое захоронение погибшего где-то на чужбине человека?

Споры продолжаются и сейчас: немалую сумятицу в головах ученых посеял черный человечек.


Описывая холм Авхвледиани, Е. Такайшвили в свое время писал: «Этот небольшой холм напоминает мне знаменитую Митридатову гору в Керчи (на ее вершине, не желая попасть в руки врагов, в I веке до нашей эры покончил с собой боспорский царь Митридат VI Евпатор. — А. В.). Не сомневаюсь, что при будущих раскопках этого городища античной эпохи будут сделаны выдающиеся открытия».

Слова его оказались пророческими.


Работать тут археологам сложно: ведь место плотно заселено, копают не сплошными площадями, как обычно, а выборочно, сообразуясь с условиями. Часть — и преинтересных открытий удалось осуществить благодаря тому, что местные власти решили расширить проселочную дорогу. Рабочие обнаружили остатки каменных стен и фундаментов. И уж тогда на законном, так сказать, основании за дело взялись археологи. Немало удивительных и ценных находок увидели свет благодаря тому, что сдался на уговоры исследователей местный колхозник Чачиа Авхвледиани. Махнул рукой старик и согласился: пусть ведут ученые свои изыскания на том месте, где находится его курятник да пара грядок лука.

…Здесь были следы жизни и деятельности людей, населявших Золотой холм еще в VIII–VII веках до нашей эры. Чернолощеные котлы довольно больших размеров и маленькие горшки, кувшины и другие сосуды, украшенные треугольниками и ромбовидными узорами. А вот остатков жилищ того времени археологи пока не нашли. Почему? Возможно, они уничтожены в последующие века, деревянные ведь были постройки. Но кто знает, может быть, эти находки еще и впереди.

Богатые погребения, деревянные святилища, бесконечно разнообразная керамика, в том числе и привезенная — это уже последующие века, VI–IV столетия до нашей эры, время расцвета Колхидского царства.

Город, стоявший у слияния Сулори и Риони, был в это время значительным политическим и экономическим центром государства, занимавшего земли почти всей Западной Грузии — от приморской полосы (Батуми, Сухуми) до Суранского хребта.

И богатым центром!


Вот описание одного только захоронения, найденного археологами в Вани в 1969 году, захоронения, принадлежавшего, видимо, знатной колхидянке.

Мы заимствуем его из книги многолетнего руководителя археологической экспедиции в Вани, профессора Отара Давидовича Лордкипанидзе «Город — храм Колхиды», посвященной открытиям на холме Золотого руна.

«Голова усопшей была увенчана роскошной золотой диадемой, на ромбовидных пластинах которой вычеканены сцены борьбы зверей. К диадеме были пристегнуты изящные золотые лучеобразные серьги с розетками, изображениями птиц и пирамидками из тончайшей зерни. В ушах были великолепные золотые серьги с ажурными сферическими подвесками, сплошь покрытые тончайшей зернью.

Среди украшений — пять различных ожерелий, составленных из золотых подвесок в виде миниатюрных фигурок птиц и головок барана, из початкообразных и барабановидных подвесок, чередующихся с гладкими или ребристыми сферическими бусинками.

Но самое прекрасное ожерелье — из золотых черепашек, панцири которых украшены мельчайшей зернью. Глаза зверушек инкрустированы вставками из белого непрозрачного стекла.

Руку ниже локтя охватывали золотые браслеты со скульптурными изображениями кабанов и головками баранов, на пальцах красовались пять золотых перстней, один из них, со щитком, представлял собой печать. На поясе были нашиты геральдические символы — пластинчатые золотые фигурки орлов с распростертыми крыльями…»

Чего только не было найдено в оставшемся неразграбленном захоронении, хотя и пытались это сделать. По чистой случайности разведочная траншея — бороздка шириной в 25 сантиметров — прошла, как впоследствии выяснилось, по единственному пустому месту погребения!

В неблизкий путь усопшую снабдили запасом еды. В юго-восточном углу погребения в больших колхидских мисках так и остались кости: домашнего гуся, козы, свиньи, поросенка, даже коровы. В юго-западном углу стояли бронзовые колхидские котлы для приготовления пищи.

А всего более 20 различных ваз и кувшинов колхидского производства нашли здесь исследователи — с черно-лощеной поверхностью, сохранившей свой блеск, украшенных волнистыми линиями, ромбовидными узорами, насечками в елочку. Спустя столько веков, они радовали глаз, свидетельствуя о высоком искусстве колхидских горшечников.

Но археологи разыскали и множество привозных изделий: бронзовый кувшин; похожий на сковородку сосуд с небольшой прямой ручкой — изображением обнаженной юношеской фигуры»; серебряный котел, украшенный скульптурными изображениями льва и баранов; несколько киликов — сосудов для вина, в том числе и два серебряных; сосуды для благовоний и среди них — стеклянные, так называемые финикийские кубки, на сей раз, однако, как замечает О. Д. Лордкипанидзе, изготовленные, по-видимому, в Египте.

Ученым не составило большого труда определить, что такие сосуды были в ходу примерно во второй четверти V века до нашей эры.

И, следовательно, женщина была захоронена никак не раньше этого времени. Вернее всего — во второй половине века Перикла и Фидия.

От саркофага остались лишь гвозди. Вот по этим гвоздям, вернее, по их расположению и удалось выяснить его размеры. Длина — три метра, ширина — два с четвертью, высота — метра полтора.


Следует сказать, что в высеченной в скалистом грунте погребальной яме, где было найдено захоронение, находились еще три захоронения, но уже более скромные.

Кому они принадлежали? Слугам? Домочадцам? Рабыням?

…У северной стены погребальной ямы лежал хорошо сохранившийся скелет лошади.


…Бежит, бежит быстротечное время.

Во второй половине III века до нашей эры иным становится город. Мощные оборонительные стены, укрепленные башни. Здесь воздвигают каменные храмы, строят святилища с черепичными кровлями и украшенные скульптурами, воздвигают и алтари.

Но вот какая странность: в слоях, относящихся к последним векам существования города, то есть к III–I до нашей эры, исследователи не находят следов жилищ.

Они утверждают: на холме в III–I веках до нашей эры сооружали только общественные здания! А жилые кварталы, относящиеся к этому времени, располагались, насколько можно судить, ниже, у слияния Риони и Сулори.

Похоже, что город превращается в храмовый центр

Таким, каким, скажем, были Дельфы в Греции. Или Олимпия.

Могло ли так быть?

В принципе не исключено, конечно, Но нужны дополнительные исследования. Они и ведутся в городе.

Кстати, как назывался город?

То, что это вовсе не Фасис, как предполагали ранее, стало понятно давно.

О. Д. Лордкипанидзе, а с ним согласны едва ли не все исследователи, считает, что археологам посчастливилось разыскать город-храм, упоминание о котором имеется у Страбона, город, в котором в последние века до нашей эры находилось святилище богини Левкотеи. Страбон писал, что город был взят приступом (собственно говоря, он был дважды взят), разрушен и сожжен.

…У городских ворот, на постаменте статуи богини-хранительницы и сейчас видна надпись: «Молю тебя, владычица».


У нас нет точных данных о том, как выглядела Диоскурия. Известно лишь то, что город славился красотой и богатством. Он благоденствовал и процветал на протяжении по меньшей мере четырех столетий.

Древний торговый путь шел от Диоскурии в глубь современной Абхазии и далее, через Клухорский перевал на Северный Кавказ.

Не только с народами и племенами, населявшими Кавказ, торговали жители Диоскурии, но и с другими греческими колониями и, конечно, с Грецией. Даже собственную монету чеканил город.

В I веке до нашей эры, разгромив Боспорское царство Митридата VI Евпатора, римские легионы Помпея вторглись на Кавказское побережье. Они захватили Колхидское царство, напали на Иберию, лежащую к востоку от Колхиды.

Минуло еще около двух столетий. В 134 году нашей эры правитель римской провинции Каппадокии, по повелению императора Адриана, проехал по всему побережью Колхиды.

Случаю оказалось угодным, что его подробный отчет с перечислением виденных им поселений, с дотошными записями обо всем, что он видел в пути — о реках, кораблях, дорогах, бурях, дошел до нас.

Среди прочего в отчете содержится следующая запись:

«… мы успели раньше полдня прибыть в Себастополис… Себастополис основан милетянами. Прежде он назывался Диоскурией».

По словам историка Прокопия Кесарийского, византийский император Юстиниан «возобновил и расширил этот самый Себастополис, обнес его стенами».

В XIV–XV веках здесь находилась генуэзская фактория — ее именуют Сан-Себастьян, Севаст, Себастополис. Но фактория не была прямой преемницей римского города.


Первым на Западе упомянул о том, что древний Себастополис был взят морем, итальянский историк Арханджело Ламберто.

О городе, исчезнувшем в морских волнах, рассказывали, естественно, и в Грузии. Многие даже называли место, где находился этот город — там, где сейчас Сухуми. И уверяли, что в тихую погоду на дне Сухумской бухты видны остатки домов и улиц. В 1864 году в Сухуми море выбросило на берег «золотую корону в виде круга толщиной в гусиное перо и с привесками».

Впрочем, и до этого и после этого довольно часто на берегу находили древние монеты — золотые, серебряные, медные — и поделки из металла. В земле при постройке домов, да и при других обстоятельствах нередки были находки древней утвари, украшений, черепков.


Ученых давно уже интересовало, где ж все-таки находилась древняя Диоскурия. На том месте, где нынче привольно раскинулся красивый, яркий, цветущий Сухуми? Или же где-то в стороне от него?

Спорили, опираясь главным образом на свидетельства древних писателей и путешественников. К единому выводу прийти не могли. В основном из-за того, что сами авторы по-разному оценивали расстояние, скажем, от того же Питиуса (Пицунды) до Диоскурии. Удивительного тут ничего нет, нередко ведь расстояние определяли «на глазок» с моря, плывя на корабле. А случалось и так, что спрямлялась дорога или менялась конфигурация берега.

Никто, разумеется, не утверждал, что Диоскурия находилась далеко от Сухуми. Но все же некоторые исследователи доказывали, будто следы Диоскурии следует искать на левом берегу реки Кодор, возле мыса Искурия (Скурга), что находится в двух десятках километров южнее современного Сухуми. Бралось это, разумеется, не «с потолка». Приводились аргументы, в ряде случаев они казались достаточно весомыми.

В 1874 году известный в то время археолог Брунн, скрупулезно проанализировав все имевшиеся в его распоряжении данные, пришел к выводу, что Диоскурию все-таки надо искать в Сухуми. Еще точнее: Сухуми находится на том месте, где некогда располагалась Диоскурия.

Двумя годами позже большой энтузиаст изучения древностей Абхазии историк и краевед Владимир Чернявский поддержал Брунна. Но высказал при этом мысль, что остатки города следует прежде всего искать в море. Вместе с двумя помощниками, Метаксой и Шангиреем, он занялся поиском остатков древних сооружений на дне Сухумской бухты.

Одну из своих находок он назвал замком. «Замок этот, — писал Чернявский, — имеет два сомкнутых отделения, одно совершенно круглой формы, другое — четырехугольное, последнее более разрушено».

В 90-х годах XIX века неподалеку от Сухуми, на берегу реки Келасури, впадающей в Черное море, был найден клад: древние монеты, в том числе и монеты, увидевшие свет в Диоскурии в первые века нашей эры.

Около 30 лет назад физрук одного из сухумских санаториев Юрий Мовчан обнаружил на дне Сухумской бухты плиту. Было это неподалеку от того места, где речка Басла впадает в море.

Находка была редкостной. Мовчану на помощь пришло еще несколько человек, в том числе и всем нам ныне хорошо известный Юрий Александрович Сенкевич, в ту пору студент первого курса Военно-медицинской академии. Общими усилиями плиту вытащили на берег. И вот тут-то выяснилось, что Мовчану посчастливилось найти удивительной красоты мраморную надгробную стелу.

…Она и в самом деле очень красива, эта без малого двух метров в высоту, чуть расширяющаяся книзу серовато-белая плита с чудесной барельефной сценкой: молодая женщина, сидя в кресле, нежно прощается с сыном. Положив ему руку на плечо, глядит она не наглядится на него перед разлукой. На заднем плане еще одна женская фигура с ящиком на плече. Возможно, что это служанка.

Левый край стелы был обломан. Но и в таком виде она производила сильнейшее впечатление.

Удалось установить: ее изготовили в V веке до нашей эры в Греции. Стелу нашли в море. Это навело ученых на мысль, что пора продолжить те поиски, которые начал еще Чернявский.

Между прочим, именно возле устья Баслетки волны частенько выбрасывали древние монеты, черепки, иногда и погребальную утварь.

Может быть, тут некогда находился некрополь?

Сейчас, после целого ряда находок, в том числе и древних руин Себастополиса (часть из них обнаружена на берегу, часть — в море, и это один и тот же комплекс), мало кто из исследователей сомневается в том, что Диоскурия находится на дне Сухумской бухты.


Авторы вышедшей в 1978 году книги «Тонущие города» Г. Разумов и М. Хасин объясняют это подмывом и оползневым опусканием берега, его сдвигом к морю, который, как они пишут, «происходил и три, и две, и тысячу лет назад, и происходит сейчас».


Есть и другие гипотезы. Археолог и краевед Л. Соловьев считает, что две с половиной тысячи лет назад, когда пришли сюда милетские купцы, Сухумской бухты вообще не было. Ее место занимала низменность, на которой находилась общая дельта рек Келасури и Гумисты. Соответственно по-иному выглядела и линия древнего берега. Его легко представить себе, если мысленно соединить окрестности нынешнего Гумистинского мыса и устье реки Маджарки. На песчаном берегу рядом с гаванью, считает Л. Соловьев, находились крепость и склады, а позади сама Диоскурия.

Сначала переменила свое русло Гумиста — ушла на шесть километров к западу. Повысился, пусть не очень значительно, уровень моря. Оно прорвало песчаные валы и перешло в наступление на город. Свою роль, несомненно, сыграли и оползни. Это хорошо видно на примере Севастопольской крепости: она частично «сползла» в море.

Но наступлением моря и оползнями, пишет Л. Соловьев, тут всего не объяснишь. Известно, дно в Сухумской бухте резко уходит вглубь. В 500 метрах от берега глубина достигает 100 с лишним метров.

Быть может, всему причиной какая-то тектоническая катастрофа? И сравнительно недавняя? Надо ли считать случайностью, что в абхазских преданиях сохранились сведения о сильнейшем землетрясении в городе чужеземцев, городе, который поглотило море?

Исследования продолжаются. В последние годы грузинские археологи ведут раскопки во многих областях древней Колхиды. И в свете их открытий Колхида (напомним, расцвет Колхидского царства приходится на VI–IV века до нашей эры; потом оно слабеет, его восточные области попадают под влияние восточно-грузинского царства Иберии) все больше предстает перед нами как один из высокоразвитых очагов цивилизации древнего Кавказа.

То обстоятельство, что греческая колонизация в Колхиде носила преимущественно торговый характер, не вызывает как будто сейчас сомнений.

И вполне закономерным представляется предположение, что в Колхиде не было таких самостоятельных греческих городов-государств, полисов, как в Северном Причерноморье Ольвия или, скажем, Херсонес, или, если брать юго-восточное Причерноморье, — Синоп. Ясно и то, что не возникло тут и «второго Боспорского царства» — смешанного многоплеменного образования, ведущую роль в котором играли греки.

Похоже, что греческие поселения в Колхиде — и, думается, что О. Д. Лордкипанидзе имеет основание защищать эту мысль, представляли собой торговые колонии, или эмпории, основанные при местных крупных поселениях городского типа. Но всюду ли так было? И как быть с такими, например, сообщениями античных писателей: «Себастополис раньше назывался Диоскурией. Основан милетянами»; «При входе в реку на левой стороне Фасиса лежит основанный милетянами эллинский город, называемый «Фасисом», в котором, как говорят, сходятся шестьдесят племен, говорящих на разных языках, в их числе и варвары из Индии и Бактрианы»?

До сих пор не разыскан еще этот знаменитый Фасис, город, о котором сообщал чуть ли не каждый второй греческий автор. По всем выкладкам получается, что Фасис — это Поти, во всяком случае, Фасис византийского времени находился на восточной окраине нынешнего Поти. Но где находился древний Фасис? Античные авторы единодушны: у устья реки Фасис (Риони). Однако, ныне именно там — Поти. И никаких следов древнего Фасиса!

Устье, правда, могло переместиться.

Сейчас доказано, русло Фасиса часто перемещалось. Происходил и процесс наращивания суши. Поэтому ровным счетом нет ничего удивительного в том, что археологи ныне ищут город километрах в 20 к востоку от Поти, поскольку все уже согласились с тем; что к моменту возникновения Фасиса на территории нынешнего Поти существовал морской залив, — это доказали геологи.

Да, Фасис пока не найден. Его не так-то и легко найти — ведь топь, болото, заросли сейчас в тех местах, где предположительно находилась некогда столица Колхиды. А вот систему крупных колхских поселений VI–IV веков до нашей эры на землях между реками Пичори и нижним течением Риони — нашли. В болотистой почве здесь отлично сохранились сложенные срубом стены, полы из плетеных прутьев, ограда, деревянные переметы.

Еще Плиний писал о том, что царь колхов Савлак добыл огромное количество золота и серебра в земле племени сванов.

…Чуть ли не до наших времен золото в Сванетии добывали, опуская в быстрые горные ручьи и речки овечьи шкуры.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.