Онлайн библиотека PLAM.RU


  • Глава 1. 1936 год. По вызову 'Старика'
  • Глава 2. Через шесть границ
  • Глава 3. Испания
  • Глава 4. Первые ученики в Испании
  • Глава 5. Первые вылазки в тыл врага
  • Глава 6. 1937 год
  • Глава 7. Под Гранадой
  • Глава 8. Признаны!
  • Глава 9. Новые успехи
  • Глава 10. Под Мадридом и Сарагосой
  • Часть II.

    Мы интернационалисты

    Глава 1.

    1936 год. По вызову 'Старика'

    Лето 1936 года начиналось жаркими безоблачными днями, светлыми ночами и тревожными сообщениями телеграфных агентств: в Испании, где на февральских выборах победил Народный фронт[1], открыто выступили против законного правительства фашистские генералы.

    — Сукины дети! — коротко выругался мой начальник Борис Иванович. — Морду им набить…

    Никто и не сомневался, что Франко и его приспешникам «набьют морду». Мятежники, обманувшие часть армии, никогда бы не выстояли против народа. Но на помощь им пришли фашистские Германия и Италия. Гитлер и Муссолини послали мятежникам авиацию, танки, регулярные части.

    По всей нашей стране забурлили митинги, прошли демонстрации солидарности с республиканской Испанией.

    Советские люди решили оказать борющимся испанским братьям не только моральную поддержку, но и материальную помощь. Начался сбор средств. Трудовые копейки быстро складывались в миллионы.

    Испания превращалась в передний край международной борьбы за демократию. Немецкие и итальянские антифашисты, англичане и американцы, чехи, поляки и венгры ехали в Испанию, чтобы с оружием в руках бороться против фашистов.

    Я не находил себе места в спокойном кабинете военного коменданта.

    — Ну, чего вы, голуба моя? — досадовал Борис Иванович. — Тоже в Испанию рветесь? Так вы не маленький, сами знаете: если понадобитесь — позовут. А коли не зовут…

    Конечно, Испания могла обойтись и без меня. Но я все равно мечтал о ней. Мне казалось, что партизанская подготовка и несколько военных специальностей, которыми я владел, могут пригодиться республиканской армии. Тем более я знал: в Испанию едут добровольцы и из нашей страны!

    После долгих раздумий написал рапорт Народному комиссару обороны с просьбой направить в Испанию и подробно изложил выношенные мною планы обучения республиканских войск действиям в тылу врага.

    Рапорт дошел до адресата быстро. Меня стали вызывать в различные инстанции. Но дальше расспросов о том, откуда мне известно, что в Испанию едут добровольцы из СССР, дело не шло.

    Неожиданно я встретил на вокзале бывшего начальника учебной части железнодорожного факультета Военно–транспортной академии РККА М. В. Обыдена.

    Чуть ли не с первой минуты заговорили конечно же об Испании. Михаил Васильевич — участник первой мировой и гражданской войн, старый член партии. Он хорошо знал меня по академии. Естественно, я рассказал ему о своем заветном желании попасть за Пиренеи,

    — Надо подумать, — не сразу отозвался Обыден.

    — Подумать?

    — Видишь ли… Только это должно оставаться между нами!.. Я имею некоторое отношение к отправке добровольцев.

    Я не поверил своим ушам. Не сразу опомнился.

    — Михаил Васильевич!

    — Ладно, постараюсь…

    Обыден уехал в Москву. А через три дня в нашу комендатуру поступило телеграфное сообщение: «Немедленно командируйте зам. ЗКУ Старинова в Москву».

    — Все?таки добился своего. А я?то гадал, что даст эта встреча случайная? — развел руками Борис Иванович. — Ну что ж, молодец! Завидую!.. Желаю тебе успеха, Илья Григорьевич.

    — Спасибо. Не поминайте лихом.

    Глава 2.

    Через шесть границ

    В Москве я узнал, что я направляюсь в Испанию по личному вызову «Старика», моего бывшего начальника Якова Берзина. Быстро пролетели дни, до предела забитые необходимыми в таких случаях процедурами и собеседованиями, бумажной волокитой. Наконец все позади, и вот однажды:

    — Знакомьтесь, товарищ Старинов. Ваша переводчица. Тоже из добровольцев, — сказал торжественно начальник 4–го Управления Генштаба Гай Лазаревич Туманян.

    Девушка тряхнула коротко остриженными русыми волосами и протянула мне прохладную ладошку.

    — Анна Обручева, — сказала она глубоким контральто, сделав, как все северяне, особое ударение на «о».

    Я в замешательстве поглядел на Туманяна и неуверенно улыбнулся Обручевой, избегая взгляда ее больших голубых глаз.

    Вечером того же дня мы с Анной Обручевой стояли на перроне Белорусского вокзала возле готового к отправке поезда Москва–Столбцы.

    Провожавшие нас товарищи держались как чуткие, заботливые родственники. Одно было неприятно: нас слишком энергично уговаривали не беспокоиться об остающихся семьях, намекали, что в случае чего наших близких не забудут… Меня эти заверения ничуть не трогали — я был холостяком. Но Анна Обручева оставляла в Москве восьмилетнюю дочурку! И все же держалась моя попутчица молодцом.

    … Мягкие диваны, зеркала, полированное красное дерево, надраенные до солнечного блеска ручки дверей, мягкий свет настольной лампы — все в купе международного вагона свидетельствовало о комфорте и призывало к покою.

    Но покоя я не испытывал.

    Нам с Обручевой предстояло через день пересечь Польшу, а это сулило мне мало приятного.

    В польской разведке могли знать о некоем Старинове, занимавшемся в приграничной полосе подготовкой к ведению партизанской борьбы. Может быть, у пилсудчиков имелись в секретном досье и некоторые фотографии?

    Правда, небольшие усики несколько изменили мой облик, и я старательно сутулился, скрывая военную выправку. Но кто знает, выручит ли эта маскировка?

    Мое настроение совсем испортилось, когда поезд пересек границу и в вагоне появились польские жандармы, а польские таможенники тщательнейшим образом стали проверять багаж.

    Я пережил довольно неприятные минуты, пока жандарм рассматривал мой паспорт, но продолжал сидеть со скучающим видом.

    — Прошу! — сказал наконец жандарм, прищелкнув каблуками.

    У Анны Обручевой никаких волнений на этот счет не было: она ехала под своим настоящим именем.

    В Столбцах мы сделали пересадку на Варшаву, откуда должны были ехать в Вену.

    В венском экспрессе я просмотрел вечерние газеты. Кричащие крупные заголовки сообщали об успехах Франко. Фотографии изображали кварталы Мадрида, занятые фалангистами. Судя по фотографиям, в столице Испании уже развевались знамена Каудильо, а население радостно встречало фашистских солдат и офицеров.

    Мне и раньше приходилось по долгу службы читать польские газеты. Цену их «объективной» информации я хорошо знал. Продажным писакам ничего не стоило сообщить нынче крупнейшими буквами то, что будет ими же петитом опровергнуто завтра. Но те небылицы об Испании, которыми они попотчевали меня в тот раз, показались просто несносными.

    — Подождем до Чехословакии, — сказал я своей спутнице. — Может быть, в пражских газетах есть что?нибудь более толковое…

    Мои надежды в какой?то мере оправдались. Чехи писали об испанских событиях довольно сдержанно, Здесь даже прожженные журналисты не пытались предрешать падение республики. Более того, из парижских газет я узнал, что войска Франко уже остановлено под Мадридом…

    Покинув Австрию и миновав Швейцарию, мы оказались во Франции. С нетерпением ждали встречи с Парижем, где творили Бальзак и Золя, где в землю навеки впиталась кровь коммунаров!

    Увы! Я горько разочаровался!

    Передо мной был суетливый город, подавлявший непрерывным мельканием автомобилей и оглушительной рекламой, обилием иностранцев и монахинь. Белоснежные чепцы и темные одеяния божьих невест исчезали с парижских улиц только к вечеру, уступая место проституткам…

    В Париже мне предстояло приобрести много вещей, которые могли понадобиться на войне. В поездках по городу меня обычно сопровождал один из наших добровольцев, танкист Павел.

    Однажды, выйдя со свертками из магазина, мы. взяли такси. За рулем машины сидел полный, немного обрюзгший человек в помятом кепи. Я назвал нужную улицу и заговорил с Павлом. Шофер сейчас же сбавил скорость. Обернулся. Расплылся в заискивающей улыбке:

    — Вы из России?

    Чистая русская речь и возраст шофера не оставляли сомнений: перед нами был белоэмигрант. Я незаметно подтолкнул Павла.

    — Да, мы русские.

    — Как радостно встретить соотечественников! Бежали от большевиков? Давно?

    В наши намерения не входило представляться первому встречному «русскому парижанину».

    — Нет… Мы прибыли недавно.

    — Как же вы там выжили?!

    — Это — длинная история… А вы здесь, кажется, давно? Успели уже освоиться в столице? Стали даже лихим шофером.

    Глаза таксиста наполнились обидой.

    — Извините, но даже горько… Я — курский помещик, офицер марковского полка! Да–с! Надеюсь, название полка вам кое о чем говорит?

    Еще бы! Мне это название говорило о многом! В 1919 году я дрался именно с марковцами, попал к ним в плен, бежал, потом участвовал в их разгроме.

    — Как же! — скромно ответил я. — О марковцах и нам известно…

    Такси покатило к центру Парижа.

    — Если господа не обедали, я могу рекомендовать отличный ресторан…

    — Что за ресторан?

    — О, прекрасная кухня, замечательное обслуживание! А главное — его посещают немецкие офицеры, едущие в Испанию. Они живут в гостинице поблизости… Вот на кого стоит посмотреть, господа! Вот кто не миндальничает с «товарищами»!

    Мы с Павлом переглянулись. Что ж? Любопытно понаблюдать за фашистами, с которым мы скоро, возможно, столкнемся в Испании.

    — Везите!

    У подъезда ресторана — вереница автомобилей. Пристроив машину, шофер пожелал сопровождать нас. Столик он выбрал вблизи большой компании молодых людей в штатском.

    Эта публика сразу обращала на себя внимание: широкие плечи, холеные физиономии, громкие, самоуверенные голоса, надменные взгляды. На лацканах их пиджаков вызывающе чернели значки со свастикой.

    — Немецкие летчики! — почтительно пояснил шофер.

    Они и не думали скрывать цель своего приезда во Францию; во всеуслышание делились соображениями о том, когда смогут совершить первые боевые вылеты, как будут жить и гулять в Мадриде.

    Посторонних для них не существовало. Заурядные хамы, не больше.

    Однако наш марковец придерживался иного мнения. Он смотрел на теплую компанию влюбленными глазами. Потом подобострастно заговорил с одним из немецких летчиков, рискнул отпустить какой?то комплимент и, видимо, тоже пришелся по вкусу фашистам. Вскоре они уже пожимали ему руку. Начались взаимные похлопывания по плечу, чоканье…

    Бывший курский помещик вернулся к нашему столу сияющий.

    — Вот кому я завидую! — воскликнул он. — Если бы не возраст, я тоже не остался б в стороне!

    И вдруг его осенило.

    — Послушайте! — завопил он. — А почему бы и вам не поехать в Испанию? Ведь вы?то молоды!

    — А мы уже и так об этом думаем, — серьезно ответил Павел. — Может быть, и поедем. Кто знает?

    — Это же замечательно! — обрадовался шофер.

    — Бесспорно…

    Перед отъездом из Парижа мы с Анной и Павлом обедали в другом ресторане, неподалеку от нашего Посольства. И надо же было так случиться — возле нас заняли столик трое немцев из давешней компании. Они сразу узнали нас. Один из молодчиков обратился ко мне с вопросом. Говорил он быстро, на незнакомом диалекте, и я не понял смысла произнесенных слов. Тогда в разговор вступил второй гитлеровец. На ломаном русском языке он нагло осведомился, не советские ли мы летчики.

    — Ваших здесь много бывает, — насмешливо добавил он.

    — Вам это, наверное, не безразлично, — сдержанно ответил я. — Волнуетесь?

    — Хо–Хо! Конечно! Нам надо торопиться, чтобы потренироваться. Вот вашим волноваться нечего. Они все равно не успеют приехать до освобождения Мадрида к своим испанским коммунистам… А если и вы летчики, послушайтесь совета — возвращайтесь обратно.

    Анна неприметно нажала кончиком туфли на мой ботинок.

    — Вы ошибаетесь, — спокойно ответил Павел. — Мы не летчики, а строители. Приехали на Всемирную выставку.

    Немец захохотал, перевел слова Павла своим дружкам, и те подхватили его ржание.

    — А не желаете ли посмотреть другой выставка? — ухмылялся гитлеровец. — Мы откроем выставка в Мадрид. Там будет оружие Москвы. Русские самолеты. Гут?

    — Говорят, что республиканцы вас опередили, — опять спокойно откликнулся Павел. — В Мадриде всем показывают обломки «юнкерсов» и «капрони». Ходят слухи, что экспонатов вполне достаточно…

    Мы принялись за обед.

    Наше спокойствие бесило хорохорившихся нацистов. Но они не рискнули затевать скандал. Тем более что симпатии посетителей, занимавших соседние столики, были явно не на стороне наглецов со свастикой.

    … Нет, не понравился мне в те дни Париж. Не нашел я в нем очарования, какое находили, скажем, герои романов Оренбурга.

    Тяжело впечатление оставляли окраины, где в лачугах ютились полуголые и вечно голодные алжирские и марокканские рабочие.

    Удручали даже прилично одетые нищие в центре.

    Глава 3.

    Испания

    …Мы не опоздали!

    В Барселоне и Валенсии людей, знамен и речей было много. Но бурную, искреннюю встречу в приграничном Порт–Бу я запомнил лучше. Кажется, что могу описать каждое увиденное тогда лицо, а в ушах и по сей день звучат радостные возгласы испанцев…

    Мы не опоздали! И Порт–Бу от имени всей Испании встречал новых добровольцев.

    В тот же день мы направились в Барселону. Железнодорожные станции пестрили множеством флагов. Государственные флаги Испании, федеральные стяги Каталонии, алые полотнища коммунистов и социалистов, черно–красные знамена анархистов создавали причудливое переплетение цветов и красок.

    Барселону называют жемчужиной Средиземного моря. Она действительно прекрасна. Величественны и красивы ее здания, набережные, бульвары, стоящие на рейде корабли. Красивы и люди, живущие в Барселоне.

    Правительство республиканской Испании размещалось в Валенсии.

    В Валенсии я без труда разыскал советских добровольцев, прибывших раньше нас. Одним из первых, кого я увидел, был мой прежний начальник Ян Карлович Берзин.

    По договору с Испанской республикой правительство СССР, выполняя свой интернациональный долг, направило сюда группу военных советников. Берзин являлся старшим военным советником.

    «Старик», как ласково мы звали Берзина, хотя ему было всего 40 лет, сразу меня узнал и, несмотря на огромную занятость уделил несколько минут.

    — Что задержало Вас в Париже? — спросил он.

    — Это зависело не от нас, а от посольства.

    — Для вас важно и то, что сплошной линии фронта здесь не существует, — устало улыбнулся Ян Карлович.

    Берзин не развивал свою мысль, но я его прекрасно понял: ходить в тыл фашистов будет относительно несложно.

    Как и других наших советников Берзина очень беспокоило состояние испанской армии. Она не имела ни четкой структуры, ни единого командования. В армию входили отдельные отряды, подчинявшиеся различным партиям и комитетам. В беседе со мной Ян Карлович не скрывал своей тревоги.

    — Что вы поручите мне?

    — Будете обучать людей технике диверсии и тактике партизанских действий.

    Нашу беседу прервал телефонный звонок. Слушая невидимого собеседника, Берзин заметно мрачнел.

    Я не видел Яна Карловича около трех лет. При встрече он сразу показался мне постаревшим. Сейчас явно нервничал. Это как?то не вязалось с его образом и даже огорчало. В былые годы выдержка никогда не изменяла моему начальнику. Видно, очень уж плохие вести принес телефон, если и Берзин не в силах сдержать свои чувства.

    Положив трубку, Ян Карлович извинился, что не может продолжать разговор.

    — Еще не раз увидимся! — попытался по–прежнему спокойно улыбнуться он. — А сейчас, товарищ Старинов, вас проводят к генералу Ивону. С ним все договорено.

    В тот же день мне поручили заниматься с группой товарищей.

    Глава 4.

    Первые ученики в Испании

    В группе, с которой я занимался, собрались пожилые семейные люди. Они горячо стремились в тыл врага, но рассчитывали, что их тайно забросят туда для сугубо конспиративной, подпольной работы. Никто из них не предполагал, что в тыл фашистов придется ходить систематически и, выполнив боевое задание, возвращаться на базу.

    Подобная перспектива моих учеников не радовала, да и я видел, что со старичками далеко не уедешь. Где же им делать вылазки в тыл врага!? Они и ходить?то быстро не могут, задыхаются…

    В штабе отношение к нашей группе было прохладным, Средств мне не отпускали, покупать необходимые нам приборы и детали приходилось на собственную зарплату. У нас не было даже машины для транспортировки оборудования и людей к месту занятий…

    Генерал Ивон выслушал меня очень внимательно, Я напористо доказывал, что надо посоветовать руководству республиканской армии повнимательнее отнестись к комплектации и материальному обеспечению групп подрывников.

    — Мины не оборонительное, а сугубо наступательное оружие! — убеждал я генерала. — Попадет ли в цель артиллерийский снаряд? Это еще не известно. А заложенная в нужном месте надежная мина бьет без промаха, и эффекта от ее взрыва гораздо больше. Одним снарядом батальон противника не уничтожишь, а мина, пустившая под откос железнодорожный состав, уничтожит и батальон, и его технику. Разве можно пренебрегать таким оружием?

    Генерал Ивон согласился со мной.

    — Давайте организуем курсы по подготовке проверенных бойцов к действиям в тылу фашистов, — предложил я генералу. — Дело это для меня лично не. новое. Можно создать и лабораторию, которая обеспечивала бы нас спецтехникой, и сформировать хотя бы один специальный батальон для действий на путях сообщения врага.

    — Предложения полезные, — ответил генерал. — Но республиканская армия, увы, пока только рождается. И рождается в тяжелых муках… Вам придется для начала поработать, как говорится, кустарным способом. Надо доказать на деле возможности ваших подрывников…

    Однако вскоре после этого разговора нас пригласили в Валенсийский провинциальный комитет Коммунистической партии Испании к товарищу Урибесу, который объявил нам о предстоящей встрече с Хосе Диасом и Долорес Ибаррури.


    Долорес Ибаррури

    Генеральный секретарь Коммунистической партии Испании встретился с нами на следующий день. Здание ЦК охранялось: в городе действовали остатки «пятой колонны», бесчинствовали анархисты. Но нас пропустили без особых формальностей.

    Хосе Диас — молодой человек с тонким умным лицом, крепкими руками, быстрыми движениями попросил меня изложить суть моих замыслов. Слушал Он внимательно. В знак одобрения кивал головой.

    Отворилась дверь. Вошла женщина в черном платье. Я сразу узнал легендарную Пассионарию и встал, прервав на полуслове изложение своих планов.

    Долорес Ибаррури пожала мне руку, обняла за плечи Обручеву, называвшуюся теперь Луизой. Потом присела с Хосе Диасом, и они горячо заговорили между собой. Как я завидовал Анне, понимавшей по–испански!

    Наконец Хосе Диас объявил через переводчицу:

    — В ближайшие дни вы получите все возможное, но впереди много трудностей. Их нелегко преодолеть в наших условиях…

    Однако все уладилось очень быстро. Для школы подрывников отвели прекрасное помещение — вместительный особняк на окраине Валенсии. Отпустили нам и необходимые средства. А главное — прибыла первая группа молодых бойцов. Их было двенадцать. Возглавлял ее тридцативосьмилетний капитан Доминго Унгрия.

    Он не просто пришел. Он приехал к зданию школы. На двенадцать человек у группы Доминго было пять легковых машин и грузовик.

    — Думаю, на первое время хватит? — спросил он. Так было положено начало будущему 14–му партизанскому корпусу.

    Глава 5.

    Первые вылазки в тыл врага

    Капитан Доминго

    «Испано–сюиза» подкатывает к дому в Бениамете[2], где размещена школа.

    Первым навстречу вылетает Антонио — восьмилетний сынишка капитана Доминго.

    — Сейчас же вернись, негодник! — кричит жена капитана, полная, добродушная женщина.

    Раньше у нее была одна забота: следить, чтобы сын не свалился с лошади или не попал под копыта (Доминго по профессии кавалерист). Но с тех пор как муж стал командовать подрывниками, в карманах у сына находят патроны динамита и запалы. По сравнению с ними упражнения мальчика на андалузском скакуне кажутся матери безобидным занятием.

    — Оставь в покое парня! У него макеты и использованные запалы!

    Это отдает приказ жене сам Доминго. Он вышел из парадной двери особняка и приветствует нас традиционным жестом республиканцев.

    Доминго черноволос, худощав и чем?то смахивает на узбека. Для своих тридцати восьми лет он очень подвижен и кажется неуравновешенным. Однако то, что принимают за неуравновешенность, просто присущая ему экспансивность. У Доминго ее несколько больше нормы, только и всего.

    По рассказам товарищей, Доминго очень храбр. Я верю этим рассказам: бывалые фронтовики относятся к капитану с подчеркнутым уважением.

    Наконец все бойцы в сборе.

    Я начинаю занятия. Стараюсь меньше говорить и больше показывать. Учу делать и устанавливать мины. Как внимательно слушают мои ученики переводчицу!

    Чудесные ребята! Каждый понимает, затишье на фронтах — дело временное. Они рвутся в бой. А пока используют каждую минуту, чтобы научиться делать и применять новую для них — мирных людей — технику.

    … Вскоре нам предложили участвовать в Теруэльской операции. Командование республиканской армии совершенно справедливо считало, что захват мятежниками Теруэля и образование так называемого теруэльского выступа таят в себе большую опасность.

    От Теруэля до Валенсии, где располагалось республиканское правительство, немногим более ста километров по прямой. Если мятежникам и интервентам удастся развить успешное наступление, они прорвутся к морю, отрежут Каталонию от остальной Испании и выйдут в тыл защитникам Мадрида.

    Ликвидация же теруэльского выступа позволяла республиканским войскам обезопасить Валенсию, сократить линию фронта и лишить противника выгодного плацдарма.

    Данные разведки казались утешительными: по последним сведениям, противник не располагал на теруэльском выступе большими силами и не ждал решительных действий республиканцев.

    Из войск, готовившихся к Теруэльской операции, наиболее боеспособным соединением являлась 13–я интернациональная бригада. Рассчитывать в случае тяжелого боя на особую стойкость анархистских колонн не приходилось.

    Во второй половине декабря 1936 года вместе с группой капитана Доминго, состоявшей из восемнадцати человек, я выехал в село Альфамбру. Мы погрузили с собой в машину динамит, тол, простые ампульные мины и колесные замыкатели. Наш динамит обладал крайне неприятным свойством: он безотказно взрывался при попадании первой же пули. В этом нам пришлось убедиться на своем импровизированном полигоне под Валенсией.

    Я пробовал делать динамит безопасным. В результате флегматизированный динамит моего изготовления действительно получился совершенно безопасным: не хотел взрываться ни от капсюля–детонатора ни даже от инициирующего заряда. Поневоле приходилось пользоваться тем, что дали.

    Альфамбра, как и Теруэль, расположена на высоте девятисот метров над уровнем моря. Нам предстояло проехать более двухсот километров, причем сто пятьдесят из них по горным дорогам.

    День выдался солнечным, и домики села, сложенные из камня, казались только что выбеленными. По улочкам сновали бойцы. Местные жители, особенно дети, с любопытством рассматривали прибывающие сюда республиканские войска.

    На следующее утро тревожно завыла сирена: воздушная тревога! Скопившиеся в селе машины стали разъезжаться. Не растерялся и наш водитель Пеле: он быстро завел свой «форд» и вывел его в поле. Бомбежка велась с большой высоты и не нанесла войскам существенного урона.

    Из?за тесноты в Альфамбре Доминго пустился на поиски удобного для нас помещения в соседние деревни. В конце концов мы устроились в Ориосе и уже оттуда поехали к командующему участком.

    Командующий теруэльским участком — увешанный оружием анархист — принял нас очень недоброжелательно. Он был весьма самонадеян. Громовым голосом объявил, что подготовленное им наступление станет историческим!

    Когда командующий умолк, Доминго попросил разрешения изложить наш план действий. Капитан предлагал услуги группы подрывников для разрушения железной и шоссейной дорог на участке Теруэль — Каламоча и организации крушения поездов с войсками противника.

    Командующий безнадежно махнул рукой. Нет, ом. не верит в возможность успешного крушения вражеских эшелонов… Группы подрывников должны быть готовы к разрушению связи противника, к захвату «языков», а останется время — что ж, пусть попробуют взорвать железную дорогу…

    Подобрав двух проводников, мы возвратились в Ориос и застали у себя в подразделении весьма живописную картину: кто грелся у камина, кто курил. сидя на ящике со взрывчатыми веществами, а Рубио тут же мастерил взрыватель. Люди явно пренебрегали мерами безопасности по обращению с минно–подрывными средствами. Кто же, как не я, виноват в этом?..


    Первая диверсия

    Операция началась позднее, чем намечалось. Командующий вторично вызвал к себе Доминго и приказал разрушить все линии связи в пятнадцати — двадцати километрах севернее Теруэля, а также взорвать автомобильную и железную дороги, соединяющие Теруэль с Калатаюдом.

    — Ты тоже пойдешь с подрывниками? — спросила меня Обручева.

    — Да. Надо.

    — Разве люди плохо подготовлены?

    — Дело не в этом. Какое впечатление может создаться у бойцов, если я останусь?..

    — А я должна ждать здесь, в Ориосе?

    — Ну не обязательно в Ориосе…

    — Прости, но я не согласна. Я твоя переводчица и буду находиться рядом.

    Заявление было сделано таким категорическим тоном, что пришлось согласиться.

    Услышав, что Луиза идет с нами, капитан Доминго в отчаянии поднял руки:

    — Женщины в тыл не ходят!

    — Ходят, Доминго. Готовь людей. Возьмем двенадцать человек. Шестеро останутся в резерве…

    Нагрузившись взрывчаткой, мы отправились к позициям роты, из расположения которой предстояло проникнуть в тыл мятежников. Подрывники сменили кожаную обувь на — веревочные сандалии — альпаргатас. В ботинках по горам далеко не уйдешь. Вооружены все пистолетами и ножами. Кроме того, Рубио тащит на всякий случай ручной пулемет.

    Выступили засветло. Впереди проводники, за ними — капитан Доминго, я и Луиза, дальше — остальные. На спинах у каждого — белые лоскуты с привязанными к ним гнилушками, чтобы не потерять друг друга в темноте. У меня и Доминго — бинокли. Мы тщательно осматриваем местность. На ночное время уточняем сигналы «Внимание» и «Остановка».

    Ночь в горах наступает стремительно. Рядом с проводниками теперь шагают Антонио и Рубио. Посты противника где?то рядом. Надо двигаться совершенно бесшумно. Но наши люди недостаточно подготовлены к ночным переходам.

    Удивительное чувство возникает при переходе линии фронта ночью. Кажется, что идешь по узкому мостику над пропастью. Оступись и — конец…

    Но вот линия фронта уже позади. Мы шагаем бодрее и к трем часам утра выходим на автомобильную дорогу Теруэль — Каламоча.

    Залегли метрах в ста от ее полотна. Отдышались, перекусили. Разделились на две группы. Бойцы, возглавляемые Антонио Буйнтраго, будут минировать железную дорогу. Группа Доминго должна поставить заряды для подрыва двадцати телеграфных столбов на шоссе и взорвать мост.

    Автомобильная дорога оказалась широкой и была заасфальтирована. Железобетонный мостик на редкость прочен. Нашей взрывчатки явно не хватит, чтобы сильно разрушить его.

    До железной дороги около пятисот метров. Вокруг ни души. Но у нас очень мало времени: скоро начнутся взрывы. К счастью, здешний мост оказался легко доступным для диверсии. Работали, стоя на дне высохшего ручейка. Заряды отлично устанавливались сбоку на металлических балках.

    Заминировав мост, торопливо принялись за телеграфные столбы. Как всегда, в спешке что?то не выходит сразу. А времени уже в обрез.

    Подожгли фитили зарядов на мосту и начали отходить.

    Первые взрывы прогремели, когда мы достигли шоссе. Ночную тьму прорезали яркие вспышки света.

    Прибавили шагу. И хорошо, что не замешкались! На автомобильной дороге тоже начались взрывы. Там, где находился железобетонный мост, пламя вымахнуло в полнеба. От взрыва вздрогнула земля…

    На пункте сбора царило ликование, но радоваться было еще рано. Я опасался, что противник подбросит к месту взрыва солдат и начнет преследование. Мы видели огни машин, спешивших к поврежденному участку! Следовало немедленно уходить.

    В обратный путь отправились налегке. Довольные удачей, люди не чувствовали усталости.

    Уже с солнышком мы вышли в расположение республиканских войск.

    Доминго отправил подрывников на отдых, а сам вместе со мной поспешил на доклад к командующему.

    Только после полудня мы были приняты. Командующий, размахивая руками, стал упрекать нас за то, что сделали мало, «только нашумели».

    — Противник получает подкрепление! Связь у него работает! — надрывался командующий.

    Доминго резко ответил, что задание выполнено точно и в срок.

    Присутствовавший при этом разговоре наш артиллерийский советник Н. Н. Воронов, улучив момент, сказал:

    — Поймите состояние командующего. Наступление развивается не по плану, войска несут большие потери.

    — Но при чем тут мы?! Разве малочисленная группа подрывников могла обеспечить успех наступления?

    — Конечно нет.

    Однако командующий все наседал на Доминго:

    — Вы, видимо, ничего не взорвали и вовсе не уничтожили связь!..

    На наше счастье, один из проводников оказался анархистом. Он принялся орать на командующего, доказывая, что мосты были взорваны. Отчаянно жестикулируя, проводник показывал, как летели обломки.

    Не знаю, убедил ли он командующего, или тому просто надоели пререкания, но нас наконец отпустили, приказав готовиться к новой вылазке.

    Я был сильно удручен.

    Конечно, судьба наступления не зависела от действий нашей группы, но мы могли сделать больше. Могли, если бы проявили на свой страх и риск больше самостоятельности.

    В самом деле, зачем было подрывать столбы проводной связи, когда всем известно, что у мятежников есть полевые рации? Да и восстановить эти повреждения на линии фашистам было совсем нетрудно.

    Когда я вернулся к своим ученикам,, первоначальное возбуждение у них прошло. Бойцы выглядели усталыми. Почти у всех были потерты ноги.

    — Тодос еста бьен[3], — храбро солгал Доминго, глядя на вопрошающие лица боевых товарищей. — Однако от нас ждут большего. А сейчас — спать!

    Капитан не хотел обескуражить подрывников. Но вряд ли от них укрылась его хмурость.

    — А в чем все?таки дело? — спросил за всех Рубио.

    — В чем?! — взорвался Доминго. — Теруэль не заняли, вот в чем!

    Бойцы переглянулись. Причина была достаточно веской, чтобы объяснить плохое настроение командира.


    На машинах по тылам фашистов

    Несмотря на первоначальные неудачи, командование продолжало попытки захватить Теруэль.

    Интербригада прорвалась к самому городу, за ней продвинулись другие республиканские части. Противник пока не контратаковал. Это позволяло надеяться на успех.

    На второй день наступления подрывники получили приказ вновь идти в тыл мятежников.

    Капитан Доминго задумался. У людей потерты ноги, а им шагать более сорока километров!

    Пеле невозмутимо предложил использовать для вылазки машины.

    Первым отозвался на это Рубио:

    — Ты, наверное, не в своем уме…

    Но Пепе не удостоил его ответом. Он спокойно убеждал переводчицу и Доминго, что поездка на машинах совсем не опасна… А в случае чего — на машинах легко и удрать!

    Перспектива такой вылазки понравилась и другому шоферу — Хуану. Он горячо поддержал Пепе.

    Доминго тоже загорелся новой идеей, и мы решили рискнуть.

    В полдень три машины въехали в лесок на ничейной территории и направились к автомобильной дороге Теруэль — Каламоча. Сначала тряслись по суходолу, поросшему на склонах кустарником, а в четырех километрах от своих позиций выскочили на полевую дорогу и прибавили скорости.

    Безмолвны холмы вокруг. Желтеет под солнцем чахлая трава. Темнеют вдали одинокие валуны. Ни зверька, ни овечьей отары. Только высоко в небе парят редкие облака.

    Приземистая пастушья хижина (кортихо), сложенная из камней, видна на ровном месте за целый километр. Останавливаемся в укрытии, посылаем разведку. Получаем сигнал: можно ехать!

    У хижины — ни души. Оседланная лошадь пощипывает невдалеке траву. Настороженно подняв голову, она с испуганно шарахается от бойцов. На седле видна запекшаяся кровь, Заглядываем в хижину — пусто. Тут по–видимому разыгралась какая?то трагедия. Какая? И чем это может угрожать нам?

    Загнав машины в тень растущих возле кортихо деревьев, мы внимательно рассматриваем в бинокль местность. Кругом все спокойно. Можно двигаться дальше.

    Но не проехали и двух километров, как заметили на склоне ближайшей горы группу вооруженных людей. Попытка проскочить и скрыться за поворотом дороги не удалась. Захлопали выстрелы, засвистели пули.

    Бойцы четко выполняют команду. Высыпав из машин, они залегли и открыли ответный огонь. Хуан бьет короткими очередями из ручного пулемета. Кажется, что пулемет в его руках дрожит от ненависти.

    Наш огонь очень плотен и, видимо, не безрезультатен. Противник умолкает. Люди на склоне горы начинают делать перебежки и отступать. Но отступают они почему?то… на восток, в сторону республиканских позиций.

    Доминго кричит, чтобы наши прекратили стрельбу.

    Что за черт?!

    Может быть мы столкнулись со своими разведчиками? Почему никто не предупредил нас о возможности такой встречи? В штабе утверждали, что за линией фронта нет ни одного республиканского подразделения…

    Поднимаем красный шарф. Группа на склоне горы отвечает нам тем же.

    Хуан просит, чтобы его послали для переговоров, Мы соглашаемся и с замиранием сердца ждем, вышлют ли неизвестные своего представителя навстречу Хуану. Не прогремит ли роковой одиночный выстрел.

    Хуан все идет…

    Из кустов появляется человек и начинает осторожно спускаться навстречу нашему представителю. Вот они сходятся. Через минуту Хуан оборачивается и весело машет рукой. Мы поднимаемся с земли, выбирается из кустов и «противник». Все прояснилось очень быстро: мы столкнулись с разведывательной группой одной из анархистских колонн.

    Браниться? Ссориться? В нелепой стычке не виноваты ни они, ни мы.

    Выяснив у разведчиков, что впереди до самой автомобильной дороги нет фашистских отрядов, мы снова пускаемся в путь. И уже через полчаса, замаскировав машины в кустарнике, наблюдаем за движением вражеского транспорта по шоссе Теруэль — Каламоча.

    Видна нам и безжизненная железная дорога. Похоже, поезда ходят крайне редко.

    На автомагистрали охраны нет. Идут по ней главным образом одиночные машины. Редко появляются колонны из десяти — пятнадцати грузовиков, порой с солдатами, порой с поклажей.

    Шоферам фашистов и в голову не приходило, что у дороги легковушки республиканцев.

    Выждав, пока приблизится очередная колонна машин, груженных какими?то ящиками, открываем дружный огонь.

    Некоторые грузовики с ходу сползли на обочину. Шоферы попрыгали в канавы. Одна машина загорелась. Остальные дали газ и поспешили скрыться.

    Чтобы задержать возможную погоню, мы, отъехав от шоссе, поставили в колею замыкатель из спичечной коробки (точно такой, какой я показывал Тухачевскому год назад), а в придорожных кустах заложили солидный заряд тола.

    Такая предосторожность оказалась не лишней. Вскоре до нас долетел звук глухого взрыва. Видимо, фашисты наскочили на фугас и воздержались от преследования…

    Нашу вылазку считали успешной, но я вернулся в невеселом настроении. Ведь собственными глазами убедился, что мятежники быстро исправили повреждения от наших мин и фугасов не только на шоссе, но и на железной дороге.

    Выходит прав был командующий участком? Подрывники действительно не приносят пока войскам, ведущим тяжелые бои под Теруэлем, той пользы, на которую мы рассчитывали…

    На следующий день капитан Доминго и Антонио снова повели в тыл врага две группы минеров.

    Глава 6.

    1937 год

    Первая потеря

    Наступил новый, 1937 год. В новогоднюю ночь мы перебирались из Ориос в Альфамбра. На середине пути нас задержала колонна анархистов и потребовала отдать машины.

    Доминго вылетел из кабины, как разъяренный лев. Щелкнув затвором, он закричал, чтобы анархисты освободили дорогу.

    Хуан и Рубио встали по бокам командира, держа оружие наизготовку. Пеле выхватил гранату.

    Анархисты отступили. Вслед нам неслась брань и угрозы.

    В Альфамбре, как всегда, прием был не из теплых. Теруэль продолжал оставаться в руках фашистов. Анархисты изворачивались, искали виновных.

    Посыпались упреки и на наши головы.

    — Мятежники подвозят по железной дороге резервы, а вы ничего не предпринимаете! — рычал командующий.

    Он был не прав. Но оправдываться не имело смысла…

    Доминго знал, что наши люди не в состоянии ходить: после пятидесятикилометрового перехода ноги у большинства были сбиты до крови. Не рискуя еще раз углубляться в тыл мятежников на автомобилях, он все же попытался пробиться к железной дороге с двадцатью бойцами на лошадях.

    Но, так и не достигнув цели, его группа в ту же ночь вернулась обратно.

    А тут приказ: сняться с фронта и убыть в Валенсию.

    Жена капитана пригласила всех к столу.

    — Дождемся Хуана, — попросил я. — Он закроет машину и сейчас поднимется.

    За окнами ударили выстрелы. У подъезда, возле лакированного форда, мы увидели нашего Хуана. По асфальту вокруг него расползалось темное густое пятно. Правая рука как бы защищала пробитое сердце…

    Убийц уже преследовали. Мы тоже бросились вслед за бегущей толпой. Задержанные отбивались, кричали. Доминго выбил пистолет у одного из них, второго обезоружили подоспевшие бойцы.

    В штабе ближайшей части выяснилось: оба налетчика принадлежат к анархистской колонне.

    — Нам нужна была машина, а ваш шофер сопротивлялся…

    Эти подонки даже не считали себя виноватыми! Хуана похоронили на другой день. Близкие вложили его гроб в нишу каменной стены, и кладбищенский рабочий зацементировал отверстие.

    — С тобой хотят поговорить, — шепнула Обручева.

    — Я брат погибшего, Висенте, — крепко сжимая мою руку, представился юноша. — Возьмите меня к себе! Попытаюсь заменить Хуана…


    Коррида

    Сегодня бой быков — коррида. Головорезы Франко стоят под самым Мадридом, захватив часть Университетского городка в ноябре 1936. Под Теруэлем потеряны сотни солдат.

    Но… сегодня — коррида!

    В Потерне, на окраине города, на пустыре за особняком, где помещается наша школа, по ночам слышны выстрелы. Это расправляются со своими жертвами анархисты. Они заявляют, что расстреливают контрреволюционеров. На самом же деле анархисты убивают и ограбленных ими людей.

    Но… сегодня — коррида!

    Авиация противника все чаще бомбит Валенсию. На улицах — голодные, измученные беженцы. Кое–где туго с продовольствием. Противник готовит наступление на южном фронте.

    Но… сегодня — коррида!

    Сегодня коррида, и капитан Доминго с семьей, Антонио с юной женой и братом, огневолосый Рубио, малютка Пеле, даже неутешный брат Хуана — Висенте, сделавшийся постоянным шофером в нашей группе, — все спешат в центр, куда уже давно течет пестрая толпа валенсийцев: они не в силах отказаться от удовольствия посмотреть на любимых тореадоров.

    Я, несмотря на все уговоры, остаюсь дома. Хватит с меня одной корриды. Больше не хочу быть свидетелем красиво обставленного убийства ни в чем не повинных животных.

    По–прежнему беспокоит одно — исключительная беспечность некоторых подрывников в обращении со взрывчаткой. Динамит, взрывающийся от трения или сильного удара, им хоть в руки не давай.

    Выкроив время, я успел за эти дни съездить в Картахену на военно–морскую базу. Передав Н. Г. Кузнецову записку от Берзина, заполучил у моряков пять глубинных бомб с тринитротолуолом.

    Моряки — молодцы! Мятежникам никак не удается блокировать побережье республиканской Испании. Военные корабли республики самоотверженно несут патрульную службу. Несмотря на пиратские действия итальянского флота, они проводят в Картахену и другие порты многочисленные грузовые суда.

    Картахена, основанная еще до нашей эры (в те времена называлась Карфагеном), гордо хранит свою боевую славу.

    Н. Г. Кузнецов посетовал, что мы разоружаем его: глубинные бомбы нужны для борьбы с подводными лодками. Но, узнав, что тол будет использован для действий в тылу врага, сам уладил с командованием необходимые формальности. Он просил только об одном: не забывать при вылазках в тыл мятежников об их аэродромах.

    Бомбы я привез в Валенсию, и мы выплавили из них более двух тонн тола. Занятие кропотливое, опасное, но необходимое. Теперь мы обеспечены взрывчаткой куда более надежной, чем динамит.

    А позавчера я получил жалованье и купил несколько пар дешевых карманных часов. Теперь мастерю часовые замыкатели. Пока подрывники развлекаются на корриде, я, пожалуй, покончу и с этой работой.

    Сильно все же подмочил нашу репутацию Теруэль… Группа Доминго все еще на положении пасынка. Командиру приходится беспокоиться и о продовольствии и о бензине.


    Отряд пополняется

    Данные о приготовлении противника на южном фронте подтвердились. Мятежники начали наступление. Группе Доминго приказано срочно отбыть на южный фронт.

    Занятия с новичками будут вести шестеро «старичков». Все остальные собираются в дорогу. Берем с собой около тонны тола, полтонны динамита, все наши новые мины, колючки для прокола автомобильных шин. До отказа забиваем этим имуществом старый грузовичок и добытые правдами и неправдами пять легковых автомашин.

    Машину с динамитом, как всегда, ведет малютка Пеле.

    Моя переводчица глазами показывает мне на новую повариху группы — Розалину. Девушка у нас недавно. По профессии она портниха, но отлично освоила минную технику. Заметив, что бойцы пытаются как попало, порой всухомятку, она принесла в жертву товарищам свою романтическую мечту и согласилась стряпать.

    — С одним условием, Доминго! — заявила она. — Вы все?таки будете пускать меня на задания.

    Сейчас Розалина усаживается в машину Рубио. Рядом с ним устраивается коренастый с плутовскими глазами андалузец Мигель.

    Похоже, скоро у нас появится еще одна чета молодоженов.

    Синьора Розалина машет нам вслед, высоко подняв строгое, сразу потемневшее лицо.

    Наша колонна машин вырывается из Валенсии. Место назначения — Хаен.

    Не знаю, сколько времени добирались бы мы до Альбасете — первого большого города на нашем маршруте, если бы не отличная асфальтовая дорога.

    В Испании много хороших шоссе. Густота их раза, четыре превосходит густоту железнодорожных путей Сейчас автомагистраль просто спасает нас: начались затяжные январские дожди; небо словно прогнулось под тяжестью туч; трава, прибитая ливнем, влипает в размокшие обочины. Темные безлюдные поля разбухли от влаги.

    Как не похожа эта поездка на путешествие в Картахену! Тогда светило солнце, в Аликанте я даже купался, а здесь невольно запахиваю куртку и поглубже натягиваю берет. Там на ветвях и под деревьями пламенели цитрусы. Тут плоды лишь тускло светят через темную от дождя листву, и, может быть, поэтому кажется, что их меньше. Да и безлюдные поля настраивают на печальный лад.

    А может быть, все кругом кажется таким мрачным потому, что я нервничаю?

    Хаен должен стать Тулоном подрывников! Если и здесь мы не оправдаем надежд командования, значит, и я, и все наши бойцы даром едим хлеб республики…

    Вот и Альбасете. Здесь короткая остановка. Бойцы разминаются, осматривают машины. На улице я столкнулся лицом к лицу со старым знакомым — Я. Н. Смушкевичем. Мы не виделись больше года и, конечно, не предполагали, что встретимся не в Москве, не в Ленинграде, не в Белоруссии, не на одном из черноморских курортов, в конце концов, а за тысячи километров от родины, в небольшом, но теперь уже знаменитом городе Испании.

    — Никуда я вас нынче не отпущу! — решительно сказал Смушкевич.

    — А как быть с подрывниками? Обычно нас ставят на довольствие те части, на чьем участке мы действуем…

    — Устроим, — успокоил меня Смушкевич. — Думаю, испанское командование не откажет в маленькой просьбе своему авиационному советнику. Поехали ко мне!

    Смушкевичу не отказали в его просьбе.

    Мы разместили людей, пообедали, отправили отдыхать Луизу и Розалину и присели со Смушкевичем у высокого дотлевающего камина.

    — Вот так и воюем, — вздохнул он. — Мало, чертовски мало самолетов. Соколы наши дерутся сам знаешь как. Да мало их… А как у вас?

    Я рассказал о теруэльских переживаниях, о своих планах, а потом признался, что трудно в нашем деле работать с переводчицей.

    — Слушай. У нас тут пополняется интербригада. Среди ребят много поляков и чехов. Наверняка кто?нибудь знает испанский, а? Сегодня же выясним это дело и найдем добровольцев для команды подрывников.

    Узнав, что для работы в тылу противника нужны люди, знающие русский, первыми явились к нам два югослава — Иван Хариш и Иван Карбованц.

    Иван Хариш был приземист и плотен, Иван Карбованц — худощав и высок. Товарищи по интербригаде в шутку называли друзей Патом и Паташоном.

    Впоследствии в отряде Доминго Харишу и Карбованцу дали прозвища Хуан Пекеньо (маленький) и Хуан Гранде (большой).

    Оба приятеля — в прошлом моряки. Оба знали английский, французский, испанский и русский, а Иван Гранде вдобавок владел еще и итальянским.

    Следом за югославами к нам пришел красивый насмешливый чех Ян Тихий. Затем появились американский еврей Алекс, болгары Павел и Вастлин. А потом мы просто растерялись: от интербригадовцев, желающих бить врага в его тылу, буквально не стало отбоя. Немцы, австрийцы, французы, финны, итальянцы, венгры — все шли к нам.

    — Надо брать! — лихорадочно нашептывал мне капитан Доминго, поблескивая возбужденно горящими глазами. — Посмотри, какой народ! Где еще найдешь таких ребят? Да и когда нам дадут пополнение?!

    Мне тоже не хотелось отказываться от этого подарка судьбы. Переговорив в штабе с товарищами, занимавшимися комплектованием интербригад, я получил в Альбасете не двух переводчиков, а более двадцати отличных бойцов.

    Глава 7.

    Под Гранадой

    Город Уаен

    Хаен прилепился к подножию горы и, казалось, утопал в зелени. Но первое впечатление оказалось обманчивым. Сады и рощи лишь окружали город. Уже на окраине нас встретил суровый камень. В узких ущельях средневековых улочек ни кустика, ни травинки. Только кое–где в центре робко зеленела трава на скверах, и там же стройными рядами высились вечнозеленые деревья, за которыми заботливо ухаживали люди.

    Странен был этот окаменевший город, имевший почти шестидесятитысячное население. С исступлением монаха–фанатика он отталкивал протянутые к нему нежные ветви апельсиновых и мандариновых садов, упорно не желал слушать волнующий шелест оливковых деревьев.

    Но жители Хаена отнюдь не напоминали монахов. Линия фронта проходила всего в двадцати пяти — тридцати километрах, а они шумно наслаждались всеми доступными благами жизни. Думаю, что чудесная испанская музыка проникала по вечерам даже за высокие стены огромного женского монастыря…

    В Хаене мы с Доминго и с переводчицей сразу направились в провинциальный комитет Испанской коммунистической партии, секретарем которого был член ЦК КПИ товарищ Немесио Пасуэло. Он тепло встретил нас, познакомил с находившимся тут же другим секретарем — товарищем Кристобалем Валенсуела.

    Быстро были решены все вопросы, связанные с пребыванием группы минеров: размещение, связь с командирами частей, материальное обеспечение.

    Товарищи из провинциального комитета КПИ приготовили для нас помещение как раз возле женской обители. Глядя на монастырь, широко раскинувшийся почти в самом центре города, Висенте рассудительно заметил:

    — Такое соседство нам не помешает. Фашистская авиация не будет сбрасывать сюда бомбы!

    Но он ошибся. При первом же налете бомба угодила в соседний с нами дом…

    В тот же, кажется, день мы получили очень важную для нас информацию о существовании в тылу франкистов на территории провинций Кордова и Гранада нескольких партизанских отрядов.

    Большой партизанский отряд обосновался, как нам сказали, в районе шахт Минас де Рио–Тинто. Его бойцы изо дня в день совершали дерзкие налеты на противника. Однако постоянной связи ни с этим отрядом, ни с другими не имелось. Организованного подполья в тылу мятежников создать здесь не успели. Население некоторых городов и деревень полностью ушло на территорию республики.

    И все же мы верили, что маши подразделения смогут действовать успешно.

    В самом деле, сплошного фронта нет. В горах — масса естественных укрытий, где маленькие группы минеров легко могут скрываться днем. Больше того, многие важные для противника пути сообщения находятся так близко от передовых его позиций, что вылазки можно спокойно совершать в течение ночи.

    Об этом я и сказал военному советнику Кольману, у которого побывал в первый же день приезда в Хаен. Прекрасный товарищ, спокойный и рассудительный, как почти все латыши, Кольман полностью согласился со мной.

    — Группе Доминго предстоит действовать в районах Гранады, Кордовы и Пеньярроя, — склонившись над картой и обводя карандашом называемые пункты, говорил он. — Командование фронта требует, чтобы вы лишили противника возможности планомерно подвозить резервы. Нужно также отвлечь как можно больше фашистских частей на охрану путей сообщения. Одновременно подрывникам поручается ведение разведки и захват «языков». Сможете?

    — Нашим легче подорвать несколько автомашин или пустить под откос воинский эшелон, чем захватить «языка».

    — А организовать взрывы на складах и аэродромах?

    — Это можем! — горячо воскликнул Доминго.

    — Тогда уточним, чем вы располагаете и что надо предпринять в первую очередь…

    Военный советник отбросил карандаш, сел и сильно потер высокий с залысинами лоб:

    — Признаться, устаю, — виновато улыбнулся он. — Очень много забот и хлопот.


    Морское братство

    Время, проведенное в Хаене не пропало даром. Теперь мы располагали внушительной, по сравнению с Теруэльской операцией, силой и могли действовать в составе многих групп. Доминго доложил командованию фронта, что бойцы готовы к боевой работе.

    Перед подрывниками сразу поставили несколько задач.

    Подрывники направлялись и под Кордову, и под Гранаду, и в район севернее Кордовы. Предстояло взрывать железнодорожные и шоссейные мосты, организовывать крушения воинских эшелонов, подрывать вражеские автомашины, выводить из строя самолеты на аэродромах и промышленные предприятия, работающие на фалангистов.

    Отдельным группам поручалось нащупать в тылу противника людей, сочувственно относящихся к республике и готовых помочь в уничтожении важных военных объектов.

    Позиции республиканских войск с севера подходили к Гранаде на восемь–десять километров. Они охватывали город полукольцом. В распоряжении мятежников в то время была одна железная дорога, связывающая гарнизон Гранады с Севильей, Кадиксом и другими крупными центрами, занятыми фашистами на юге Испании. В их руках находилась также автомагистраль, идущая на запад.

    По указанию командования специальные подразделения должны были в одну из ближайших ночей взорвать мост на железной дороге примерно в десяти километрах северо–западнее Гранады и лишить военную промышленность города электроэнергии.

    Мы прибыли к месту назначения в середине дня. Машины пришлось оставить в нескольких километрах. И вовсе не потому, что опасались налета или артобстрела. Из?за долгих дождей стали совершенно непроезжими немощеные дороги.

    Взрывчатку мы пока не выгружали из автомобилей. Возле них дежурила надежная охрана, а остальных бойцов я повел на КП батальона, оборонявшего указанный нам участок. Увязая в грязи, мы наконец отыскали этот КП в четырех километрах от шоссе.

    Командир батальона — тучный сорокапятилетний человек, в прошлом моряк — знал о приезде подрывников и ждал нас. Его не смутили осторожные намеки на то, что у нас туго с продовольствием.

    — И накормлю, и обогрею! Вот виллы для отдыха не подготовил… Заночуете без каминов и без матрацев! — пошутил он и, в упор посмотрев на Хуана Гранде, спросил: — Моряк?

    Комбат бурно радовался, что угадал профессию Хуана. Они хлопали друг друга по плечу, без околичности перешли на «ты», пустились вспоминать знакомые корабли, порты, каких?то неведомых владельцев таверн и кабаков от Лондона до Лимы. И я понял: тут мы не пропадем. Моряк моряка не подведет, расшибется в лепешку, а сделает, что нужно!

    Так впоследствии и получилось. Командир батальона обеспечил нас довольствием, подобрал отличных проводников и даже выделил бойцов для участия в вылазках группы.

    Правда, поначалу он нас и огорчил: оказалось, что батальон не ведет поисков.

    — Почему, командир? Моряк пожал плечами:

    — Но ай ордер!

    Это проклятое «нет приказа» мы слышали в Испании не в первый раз.

    Разведку противника придется вести, как и под Теруэлем, самостоятельно, и мы мирились с этим.

    Вечером командир батальона провел меня и еще нескольких подрывников в передовую линию окопов. Окопы отрыты неважно, крутости, где грунт был неустойчив, не укреплены и во многих местах оползли, обвалились. Под сапогами хлюпала вода. Мы вылезли из хода сообщения и пошли верхом. Небо было непроницаемо черным, зато внизу, в котловине, сияли бриллиантовой россыпью сотни ярких огней.

    Командир батальона остановился, кивнул в сторону светящихся точек и, подтягивая поясной ремень, сказал:

    — Гранада… Держатся, сволочи!..


    Диверсия на мосту. Смерть Мигеля

    С наступлением следующей ночи наша группа, нагрузившись взрывчаткой, тихо миновала боевое охранение батальона.

    Антонио ушел еще засветло.

    Командир батальона проводил подрывников до передовых постов, взволнованно пожелал удачи.

    Темнота. Тишина. На обувь с каждым шагом налипает все больше грязи. Под ногами канавы, какие?то борозды, камни. А впереди, внизу под нами, все та же сияющая огнями Гранада.

    Гранада! Ни один город Испании не воспет русскими поэтами с такой любовью, как ты! Бессмертный Пушкин грезил твоими красавицами. В наши дни замечательные стихи посвятил тебе Михаил Светлов. Для русского человека Гранада стала символом страстной любви и великого мужества…

    Люди устали. Надо передохнуть. Прошу Яна Тихого еще раз напомнить бойцам, что делать в случае нападения противника во время работы на мосту. Вероятная опасность нам угрожает со стороны автомобильной дороги. В десяти километрах от моста сильный гарнизон мятежников, оттуда может быстро подоспеть подкрепление. Действовать надо быстро и абсолютно бесшумно…

    Никем не замеченные, мы достигли моста через реку Хениль.

    Разведчики донесли: мост не охраняется.

    Вечерний пассажирский поезд из Гранады уже прошел. Следующий ожидался утром. Это нас устраивало; исключалась возможность его крушения на минах. Кольман предупреждал: подрывать пассажирские поезда нельзя…

    В десять тридцать подрывники проникли на мост. Несколько человек с Хуаном Гранде устремились к нижним поясам фермы, другие стали привязывать заряды тола на верхний пояс. Санчес с группой бойцов ушел устанавливать мины под рельсы.

    Работаем молча: разговоры запрещены. Один заряд, второй, третий… Ну, вот, еще один, и все!

    И тут тишину прорезал выстрел со стороны шоссе. Мгновение — и еще один винтовочный выстрел. К небу взвилась ракета. Белесый свет залил железнодорожную насыпь, мост, и я увидел, как бегут, бросая заряды взрывчатки, бойцы Хуана Гранде.

    Ракета погасла. Тьма сразу сгустилась. Надо взрывать мост! Но поздно. Нас осветила вторая ракета. Невидимые стрелки открыли сильный ружейный огонь. Подрывники бросились за насыпь — там их не достигнут пули.

    Мост опустел, а минирование не окончено. Хорошо, что в зарядах тол, а не динамит: случайная пуля могла бы отправить всех на тот свет.

    Висенте воспламеняет зажигательные трубки. Вдвоем вставляем их в заряды и лишь после этого тоже отползаем за насыпь. Там уже все подразделение. Фельдшер перевязывает троих раненых.

    Противник продолжает освещать местность ракетами и изредка стреляет по мосту. Надо уходить подальше! Мы должны пересечь шоссе раньше, чем мятежники получат подкрепление. Быстро отбегаем вдоль насыпи, рывком перескакиваем через железнодорожное полотно, а спустя еще три минуты пересекаем и автомобильную дорогу.

    Надо заставить врага отказаться от преследования, отвлечь его от нашей группы!

    Оставляем по пути гранаты замедленного действия.

    На мосту взметывается яркое пламя, воздух потрясает сильный взрыв. Мост, к сожалению, получил незначительные повреждения. Он даже не провис. Но взрыв приободрил бойцов — не даром ходили!

    Фашисты, преследовавшие нас на машинах, как видно, достигли моста. Шум моторов оборвался, и через две–три минуты с насыпи бешено заработали станковые пулеметы.

    Бойцы, как один, скатились в канаву. Я махнул рукой в северном направлении:

    — Ползите туда!

    Переводя дыхание, успел оглянуться. По полю и по дороге, стреляя в нашу сторону, бежали солдаты мятежников. Из?за насыпи показалась новая цепь фашистов. Откуда только они брались?..

    Метрах в двухстах от канавы мы опять поставили гранаты замедленного действия и стали отходить к одиночному домику с садом.

    В это время взорвались гранаты, брошенные еще в кустах у самой дороги. Огонь противника в нашу сторону ослабел.

    Мы обрадовались, но преждевременно. До сих пор нас скрывали от света ракет оливковые деревья, а теперь предстояло пересечь голое поле…

    В саду у пустого домика установили две мины и еще пять гранат замедленного действия. Выбрались в поле. То ли оно было покрыто стерней, то ли земля здесь была каменистой, но идти стало легче.

    А в садике уже загрохотали взрывы гранат, началась пальба. Фашисты, видимо, окружили дом.

    — Не отвечать на огонь!..

    Вскоре противник потерял нас.

    Я решил проверить, все ли отошли. Выяснилось, что нет Яна Тихого и жениха Розалины — Мигеля. На поиски отставших отправился Рубио.

    Ожидать его пришлось не долго. В темноте замелькали, как светлячки, привязанные к одежде гнилушки. Рубио и Тихий принесли Мигеля на руках. К раненому бросился фельдшер, но Мигель уже не нуждался в услугах медицины.

    Огни Гранады, служившие нам ориентиром, внезапно пропали. Город словно провалился сквозь землю. До нас докатился глухой звук взрыва. Это сработала группа Антонио!..

    Подоспели бойцы из батальона, недавно провожавшие нас. Они бережно приняли отяжелевшее тело Мигеля. Комбат сунул мне в руки фляжку с вином.

    — Мы думали, вам не выбраться!


    Диверсия на ГЭС в Гранаде

    Антонио вернулся через час. Его группа не понесла потерь. Прикладываясь к неиссякаемой фляге командира батальона, сияющий Антонио возбужденно рассказывал, как удалось потушить свет в Гранаде.

    Сквозь позиции противника подрывники просочились незаметно. К электростанции вышли в точно назначенное время. Оба здания станции — верхнее, у плотины, и нижнее, у окончания водонапорных труб, — были ярко освещены. Неподалеку темнели силуэты вооруженных людей. Но возле водонапорных труб охраны не было.

    Взяв с собой Педро и распорядившись, чтобы остальные бойцы в случае необходимости прикрыли их огнем, Антонио пополз к водонапорным трубам.

    Заминировав обе трубы и подложив к каждой пятикилограммовые заряды тола, Антонио и Педро поползли к своим; зажигательные трубки должны были взорвать заряды через пять–шесть минут.

    Два взрыва грохнули почти одновременно. Свет в Гранаде погас. Преследования не было.

    — Вот за вас мы волновались здорово, — закончил Антонио. — Слышали — возле моста разыгралось целое сражение… Что там произошло?

    — Нас обнаружили. Мигель убит. Трое ранены.

    — Мигель?..

    Антонио не донес до рта поднятую было флягу.

    В нашем домике в Хаене все дышало тишиной и покоем. Обрадованная Анна Обручева громко позвала:

    — Роза! Роза!.. Они вернулись!

    — Подожди! — попытался я остановить переводчицу.

    Но сияющая Роза уже стояла в дверях.

    — Салуд, Рудольфе! Как вы быстро! Я даже не успела дошить Мигелю его рубашку!

    Посмотрев на меня, Роза все поняла без слов.

    Скомкав недошитую рубашку, она спрятала в ней залитое слезами лицо.

    Глава 8.

    Признаны!

    Я сижу над пожелтевшими газетными листами и вспоминаю…

    Вот сообщения особенно памятного мне марта:

    «Одиннадцатого марта республиканские бойцы на южном фронте взорвали железнодорожные мосты в Альколеа. и Лас Педрочес, парализовав движение воинских эшелонов противника…» «Двенадцатого марта республиканские войска успешно отразили атаки противника под Пособланко…» «Разгром мятежников и интервентов под Гвадалахарой. Замечательная победа республиканских войск! Большое количество пленных и трофеев…» «Двадцать пятого марта республиканскими бойцами взорван поезд с боеприпасами под Монторо. Уничтожены мосты под Бельмес и Эспиэль…».

    Из дальней дали возникает передо мной залитая весенним солнцем дорога из Хаена через Андухар к монастырю ла Вирхен де ла Кабеса[4] на командный пункт батальона. Висенте разгоняет машину, мы проносимся мимо «святого места» на четвертой скорости. С монастырских стен гремят запоздалые выстрелы.

    Вскоре я встретился с командующим южным фронтов полковником Пересом Саласом.

    Я вижу точно слившиеся в единое целое старинные здания маленького городка Андухар. Вижу комнату с камином, где нас принимает командующий южным фронтом полковник Перес Салас. Он высок, подтянут, по–старомодному галантен. В прошлом это кадровый офицер испанской армии. Один из тех немногих офицеров, которые сохранили верность республике. И теперь Перес Салас облечен большими полномочиями.

    Вежливо склонив седеющую голову, полковник слушает Обручеву, переводящую мою речь. Он очень приветлив с переводчицей (она — дама, а он — испанец!) и весьма сух со мной.

    Ну что ж! Если бы дело, о котором шла речь, было личным, я не стал бы доказывать этому самоуверенному человеку, что небольшая группа подрывников может спокойно пустить под откос эшелон с батальоном пехоты или танками противника.

    Полковник курит, явно нервничает. Уже в самом начале беседы Перес Салас позаботился, чтобы у меня не осталось никаких сомнений в его отрицательном отношении к военным советникам и добровольцам, из каких бы стран они ни прибыли. Он, командующий южным фронтом, считает, что республике нужны не добровольцы и не советники. Нужно только оружие. Будь оружие и техника, республиканская армия одержала бы победу над Франко без помощи добровольцев.

    Все это было высказано весьма категорично и без обиняков. Но я преднамеренно оставил суждения полковника без внимания и вот доказываю ему то, что, кажется совсем не нуждается в доказательствах. Нам подают кофе. Полковник начинает расспрашивать о Советском Союзе. Пользуясь случаем, я опять завожу речь о своем.

    Ссылаюсь на опыт под Теруэлем. Стараюсь объяснить, что нарушение линий связи, налеты на мосты менее целесообразны, чем крушение воинских эшелонов:

    — Мне известно, что командование рассчитывает использовать подрывников в основном для налетов на мосты, станции, вражеские склады боеприпасов и аэродромы. Конечно, если прикажут, мы будем выполнять все это. Но потери в людях окажутся значительными, а эффективность таких действий сомнительна. Во всяком случае, это совсем не то, что уничтожать технику и солдат противника во время транспортировки. Устраивая крушения воинских эшелонов с помощью мин, действуешь наверняка…

    Перес Салас решительно отстраняет чашечку с кофе:

    — Производить крушения на участках, где есть пассажирское движение, я категорически запрещаю. Возможны ошибки, и тогда общественное мнение обернется против нас. Фашистская пропаганда не упустит случая изобразить партизанские действия как бандитизм.

    — О каком общественном мнении вы говорите, полковник? Неужели найдется в мире хоть один порядочный человек, который посмеет в чем?нибудь упрекнуть республику? Надеюсь, вы не забыли, что фашистская сволочь уничтожила тысячи мирных жителей Мадрида и других городов?!

    — Мы не фашисты! Мы не имеем права подвергать риску мирное население!

    — Простите, но мне не ясно, о ком вы печетесь? Все мирные жители ушли из прифронтовой полосы на территорию республики. Кто сейчас ездит в пассажирских поездах? Я убежден, что мятежники используют железнодорожный транспорт в прифронтовой полосе отнюдь не для того, чтобы вывозить мирных людей на пикники.

    — Тем не менее…

    — Когда авиация бомбит склады, станции, даже эшелоны противника, это тоже сопряжено с опасностью для населения. В конце концов, идет война!

    — Одно дело — авиация, другое — подрывники… Короче говоря, я категорически запрещаю организовывать крушения на участках, где есть пассажирское движение. Ваши мины не отличают поезда с мирными жителями от воинских эшелонов. Пусть подрывники лучше взрывают мосты, станции и обстреливают воинские эшелоны…

    Доминго только усмехнулся, узнав о результатах беседы с командующим.

    — Посмотрим! — загадочно говорит он. — Действовать придется в тылу врага А там другие законы…

    После сцены встречи с Пересом Саласом я вижу другую картину.

    Вновь залитая солнцем дорога. Мы еще пробиваемся на своем «мерседесе» через встречный поток беженцев. Противник наступает на Пособланко, и жители бегут от фашистских извергов. Скрипя, ползут высококолесные, похожие на арбы повозки. В них — плачущие, растрепанные дети и измученные женщины. Мулы тревожно прядают ушами, глаза этих кротких животных налиты испугом. Похоже, даже животные в Испании стали понимать, какие опасности таит в себе хорошая погода.

    Потемневший от гнева Висенте привез нас в Анду–хар. Городок, затянутый тонкой пеленой кирпичной пыли, неузнаваем. Дома, где мы разговаривали с полковником Пересом Саласом, больше не существует… Только что закончился налет. Отчаянно кричат женщины, разыскивая детей. Одна из них стоит на коленях посреди улицы и шлет проклятия небу.

    Мы сгружаем динамит и отдаем машины для перевозки раненых. Около полуразрушенного дома небольшая группа людей орудует ломами, самодельными вагами и лопатами. Ею командует секретарь Андухарского комитета партии Хименес. Из?под развалин доносится плач ребенка, слышны стоны.

    — Хватит! — кричит Хименес и лезет в образовавшееся отверстие.

    Проходит несколько томительных минут. Хименес подает в щель между камнями рыдающего мальчика трех–четырех лет. Ребенка спасли, а мать была уже мертва… Пеле находит нас только час спустя. Он перевез в госпиталь восемь тяжелораненых детей и женщин.

    Двое детей скончалось в дороге.

    — Я еще посчитаюсь с Франко! — кричит Пеле, и мне понятно: он кричит потому, что боится заплакать. — Я еще сведу счеты с его грязными свиньями! Я заставлю убийц жрать собственный навоз!…

    И все же во время следующей встречи полковник Перес Салас подтверждает свое запрещение.

    Выходит, вражеские батальоны, танки, орудия будут спокойно следовать к линии фронта, чтобы потом уничтожать республиканских бойцов и мирных жителей?


    Диверсия в туннеле

    Весной 1937 года республиканские войсковые партизаны совершили на южном фронте немало вылазок в тыл начавшего наступление противника. Им удалось даже создать на территории мятежников несколько скрытых баз. Дороги и военные объекты фалангистов находились довольно далеко от линии фронта. Подрывникам приходилось затрачивать много времени на подход к ним и нередко проводить там по двое–трое суток. Тщательно замаскированные базы в самом тылу врага позволяли нашим людям не только укрываться в дневное время, но и выполнять сразу несколько операций, не возвращаясь каждый раз через линию фронта.

    Базу под Адамусом мы организовали в помещениях заброшенного маслодельного и сыроваренного завода, окруженного густыми оливковыми рощами. Наличие этой базы позволяло небольшим группам за одну ночь добираться до железных дорог Пеньярроя — Кордова или Монторо — Кордова, минировать их и бесследно исчезать от преследователей.

    Жителей поблизости от завода не было: все крестьяне ушли на территорию республики. Заводик выглядел безлюдным. Мы отлично видели шоссе, ведущее от Кордовы к расположенной в трех километрах от нас гидроэлектростанции.

    По шоссе внизу спокойно проходили автомашины противника. На плотине разгуливали военные, и никто из них даже не подозревал о близком соседстве с нами. А мы наблюдали…

    Конечно, существовала опасность обнаружения. Но мы были очень осторожны. Надежное боевое охранение стерегло все возможные подходы к заводику, На самых опасных тропах, ведущих к базе, были установлены управляемые фугасы–камнеметы, которые на ночь усиливались автоматическими минами. Движение по территории базы свели к минимуму: заводик выглядел безлюдным…

    Именно с этого заброшенного заводика выходили группы, пустившие под откос восточное Монторо состав с боеприпасами, взорвавшие поезд в туннеле на участке Пеньярроя — Кордова, а затем несколько мостов в том же районе…

    Туннель был выведен из строя с помощью подхватываемой мины, испытанной еще под Киевом в 1932 году. Между рельсами положили автомобильную шину, начиненную взрывчаткой. К шине привязали отрезок стального троса в виде петли. Паровоз, выскочив на приличной скорости из?за поворота, зацепил петлю своим сцепным устройством, и уволок автошину с собой. Сработали два терочных воспламенителя. Одновременно диверсанты из кустов начали забрасывать вагоны бутылками с горючей смесью. Горящий эшелон скрылся в туннели. Через несколько секунд раздался приглушенный хлопок взрыва… Эшелон с боеприпасами горел и взрывался несколько суток. Путь оказался сильно поврежденным, а туннель — завален. Рельсы, вплавленные в камень, противнику пришлось вырезать автогенами и рвать динамитом. Фашисты наступавшие на Пособланко, очень нуждались в этой дороге. Диверсия для них явилась тем более неожиданной, что после нашей первой неудачной попытки совершить налет на туннель, мятежники поставили на его охрану почти целый батальон. Могли ли они предполагать, что роковую мину втащит сюда их же паровоз?!

    Следует сказать, что полковник Перес Салас, приказавший разрушить туннель, щедро предложил капитану Доминго роту бойцов и тонну динамита. А в действительности для этого понадобилось только девять подрывников и всего пятьдесят килограммов взрывчатки!

    — Командующий фронтом хорошо знает наставления, но совершенно незнаком с партизанской техникой, — говорил потом Доминго. — Иначе бы он не раскошелился. А вот мы?то найдем, как распорядиться тонной динамита.

    — Не пробовал ли ты говорить с полковником об устройстве крушения поездов? — не утерпел я.

    — Будь я проклят, если еще раз стану объяснять этой глухой стене, этому монархисту, что нужно взрывать вражеские поезда! С большим успехом я мог бы растолковать это своей лошади!

    — Ну положим, Перес Салас не монархист…

    — Все равно!.. Как это у вас говорится по–русски… Попутчик? Да, да! Он попутчик! И, помяни мое слово, — ненадежный[5].

    Доминго раскипятился так, что останавливать его я считал бесполезным. Но капитан явно перегибал палку. После взрыва в туннеле Перес Салас стал относиться к подрывникам лучше, хотя по–прежнему все еще запрещал организовывать крушения поездов там, где продолжается пассажирское движение.

    Что ж, приказ есть приказ! Но однажды минеры все же нарушили его…


    Уничтожение эшелона со штабом итальянской авиадивизии

    В лунную ночь тремя группами покинули мы базу под Адамусом и направились к железнодорожному узлу Кордова. В нескольких километрах от города, вдали от дорог, одна из этих групп натолкнулась на покинутое кортихо. — сложенный из камней пастушеский домик с невысокой глиняной оградой. Под утро прошел сильный дождь, бойцы промокли, устали и решили передохнуть. На посту оставался испанец Маркес. Возле двери, не выпуская из рук карабина, растянулся Хуан Гранде. На лавке под окном пристроился Рубио. Остальные улеглись на пол. Сон мгновенно сморил людей. Бодрствовали только Антонио, нянчившийся со своим неразлучным маузером, да два новичка — итальянцы Альдо и Эмилио из батальона имени Гарибальди, тихонько переговаривавшиеся о чем?то.

    Задремал и я, но вскоре меня разбудили.

    — К кортихо идет пастух. Гонит коз и овец, — склонившись ко мне, прошептал командир группы Маркес.

    Притаившись за окном, мы стали следить за хозяином кортихо. Пастух был, видимо смелый человек. Он заметил наши следы и все же неторопливо продолжал свой путь.

    Знакомство состоялось быстро. Мы открылись пастуху и попросили его рассказать, что он знает о фашистах Кордовы.

    Пастух уселся на пороге, как садятся у нас в Твери или Рязани, сунул в угол посох.

    — Много их в «Кордове, — не спеша начал он. — Очень много… И все идут, окаянные. Все идут… Продвиньтесь километра полтора на восток. Сами убедитесь, что говорю правду… Большая у них сила: что людей, что машин — хоть отбавляй. Тут неподалеку и аэродром устроили… А вот вас мало, сынки. Поверьте старому Мануэлю — мало. Не справитесь с итальянцами, что хозяйничают на аэродроме…

    — Кажется подвернулся случай «послать привет» Муссолини, — возбужденно сказал Альдо своему другу Эмилио.

    Сидевший на пороге Мануель растерянно посмотрел на говорившего:

    — Итальянец… Простите, синьоры… Я стар…

    — Наши итальянцы не из тех, что сидят в Кордове, — поспешил успокоить пастуха Рубио. — Они гарибальдийцы, а значит, друзья народа и враги Франко!

    Старик поднялся, с трудом распрямив спину, и протянул Альдо и Эмилио свои большие, темные от загара руки:

    — Счастлив приветствовать в своем доме честных итальянцев! Спасибо, сыночки, что приехали к нам!

    Спасибо…

    Снаружи донесся тихий свист: стоявший на посту Санчес предупреждал об опасности. К кортихо, пересмеиваясь с двумя солдатами, приближалась стройная девушка.

    — Это моя младшая дочка Эсперанса, — пробормотал Мануель. — Простите грешницу, но, право, она не виновата… За девушками всегда ухаживают парни…

    Солдаты, вошедшие вслед за Эсперансой, не успели даже опомниться, как их обезоружили и обыскали. Они оказались простыми деревенскими парнями — совсем недавно были мобилизованы мятежниками.

    Пленные рассказали, что служат в запасном полку в Кордове, что время от времени им поручают охрану мостов и переправ, что муштруют их сильно, а кормят плохо.

    Пока Маркес допрашивал солдат, нашим бойцам удалось успокоить комплиментами дочь Мануеля. Эта чертовка уже кокетничала налево и направо.

    Вновь начался дождь. Теперь он хлестал как из ведра. Козы и овцы Мануеля сбились под огромным деревом, на котором росли стручки. Старик с тревогой поглядывал на стадо.

    — Ничего твоим овцам не сделается. Потом займешься ими… А пока мы не можем отпустить ни тебя, ни дочь. Сам понимаешь — война, — виновато объяснял старику Антонио.

    Пленные растеряно глядели то друг на друга, то на подрывников. Один из солдат наконец не выдержал и, ни к кому не обращаясь, спросил охрипшим от волнения голосом:

    — А что будет с нами?

    В доме наступила тишина. В самом деле, как быть с пленными? Скоро стемнеет, и мы уйдем на задание. Не тащить же их с собой? Но и отпускать парней нельзя? Оставить под охраной в кортихо? Тоже не годится. Мы не вернемся сюда…

    После долгих споров было решено взять солдат с собой.

    — Хоть вы и служили фашистам, — обратился Маркес к солдатам, — мы подарим вам жизнь. Докажите, что делается это не зря. Мы разведчики. Нам надо незаметно выйти к железной дороге. В десять вечера пройдет пассажирский. Потом появятся военные поезда. К десяти мы должны быть на месте…

    Маркес и Антонио связали повеселевших пленных. Мы извинились перед Мануэлем и его дочерью за причиненное беспокойство и тронулись в путь.

    До железной дороги добрались вовремя. Пленные действительно удачно провели группу к участку у поворота, где путь проходил по обрыву. Теперь оставалось выполнить задание. Точно соблюдая запреты полковника Переса Саласа, мы должны были пропустить пассажирский поезд, дождаться воинского эшелона и взорвать его.

    Вначале предполагалось разделиться при выполнении операции и поставить мины в трех далеко удаленных друг от друга точках. Но еще в кортихо в связи с плохой погодой этот план изменился. Решено действовать всем вместе.

    Вдали беззаботно сияла огнями Кордова, С аэродрома, находившегося возле города, слышался гул прогреваемых моторов. Один за другим в небо с тяжелым ревом поднимались самолеты. Это итальянские бомбардировщики шли на бомбежку мирных испанских городов…

    Пассажирский поезд появился точно по расписанию. Прогудел, просверкал окнами и благополучно направился к Кордове.

    — Ждите эшелонов, — прошептал один из пленных. Мы тоже знали: теперь наверняка пойдут воинские составы. Выждав несколько минут и убедившись, что охраны по–прежнему нет, подрывники двинулись к дороге.

    Работали спокойно: многому научили прежние вылазки. А если подрывник спокоен, у него все ладится. Под наружный рельс железнодорожного полотна на повороте пути мы установили две мины и заложили все имеющиеся у нас запасы взрывчатки.

    — Готово, — негромко сказал Маркес. — Пошли.

    А рельсы уже гудели: с каждой секундой приближался вражеский поезд. Мы не видели его. Не было видно даже огней паровоза. Они показались, когда наши бойцы отошли от дороги на несколько сот метров.

    И вдруг я услышал громкий, вопреки запретам, возглас Хуана Гранде:

    — Смотрите!!!

    В голосе Хуана — досада, отчаяние, ужас.

    Я обернулся и оцепенел.

    К заминированному участку мчался весело играющий огнями классных вагонов пассажирский поезд.

    Что делать?! Перед мысленным взором на миг. мелькнуло упрямое, жесткое лицо полковника Переса Саласа.

    Выходит, полковник был прав, запрещая нам действовать на участках с пассажирским движением!?

    Мне представились вдруг люди, собирающие чемоданы перед Кордовой, поглядывающие в окна на приближающиеся огни города. И почему?то на миг показалось, что в вагонах нет мужчин. Только женщины… Но зачем они едут в занятый фашистами город?..

    И все же, если бы можно было остановить состав, я не раздумывая сделал бы это! Но меня отделяло от железнодорожного полотна почти километровое расстояние.

    Сигналя красным фонариком, к дороге бросился Хуан Гранде. Однако машинист не заметил фонарика.

    Под колесами паровоза взметнулось пламя, до нас докатился взрыв. В Кордове мгновенно погасли огни…

    Трудной была для меня та ночь. Я не ждал от будущего ничего хорошего. Знал: оправдания не помогут. Хорошо еще, если снимут с этого фронта. А что, если вообще отстранят… Опасность нависла над всем. нашим делом, налаженным с таким трудом.

    * * *

    — Рудольфе! Скорей!

    Пеле так тряс меня за плечо, что проснулся бы даже мертвый.

    Пеле сиял, захлебываясь от восторга, его невозможно было понять.

    — Скорей!

    Я вышел из сыроварни. Дождь прекратился. Под Оливками сидели капитан Доминго и какой?то тучный старик с бегающими глазками. Окружавшие их бойцы радостно улыбались мне. Хуан Пекеньо дотронулся до моего плеча. Капитан Доминго взъерошил волосы. В его взгляде светилось смущение и счастье.

    — Вот, послушайте сами…

    Тучный старик оказался алькальдом одной из деревень под Кордовой. Полчаса назад его задержало наше боевое охранение. Алькальд заявил, что хотел перейти линию фронта.

    — Что же вынудило вас покинуть мятежников, синьор?

    — Недалеко от нашей деревни кто?то пустил под откос поезд. Фашисты хотели меня арестовать, да спасибо люди предупредили…

    — Почему пришли именно за вами?

    — Разве я сказал, что только за мной? Хватают всех! Идут аресты по всей округе.

    — И все из?за пассажирского поезда?

    — Святая дева! В этом поезде в Кордову переезжали итальянские солдаты и офицеры, авиационные специалисты. И ни один не остался в живых!

    Рубио тряхнул по спине Хуана Гранде и оглушительно захохотал. Сияющий Доминго протянул мне руку:

    — А ты боялся Переса Саласа! Горевал!

    Алькад испуганно мигал глазами. Он не понимал, что происходит.

    … Несколько дней подряд шли через линию фронта к республиканским войскам перебежчики, мирные жители, солдаты частей охраны.

    — Крушение поезда с итальянскими фашистами взбесило и потрясло мятежников, — твердили они. — Виновники катастрофы не найдены. Бандиты вымещают звериную злобу на каждом, кто попадет под руку.

    Полковник Перес Салас узнал о крушении поезда с итальянскими фашистами в тот день, когда мы вышли в расположение республиканских войск. Он выслушал это сообщение равнодушно, не придав ему значения. Однако вскоре проняло даже Саласа.


    Приезд Хемингуэя. Создание первого диверсионного батальона

    Началось с того, что сведения о крушении проникли в иностранную печать. На базу партизан–подрывников в Вильянуэва де Кордова стали прибывать корреспонденты прогрессивных газет. Застрочили самопишущие ручки, защелкали затворы фотокамер.

    С особой радостью встретили минеры Михаила Кольцова и Илью Эренбурга.

    Михаил Кольцов долго беседовал с капитаном Доминго, Рубио, Хуаном Гранде, Пеле и другими бойцами.

    Надо сказать, что к нам несколько раз приезжал и Эрнест Хемингуэй. Мы его даже брали с собой в тыл противника. Однако, встреч с ним я избегал по понятным причинам. Среди нас был Алекс — еврей по национальности — вояка исключительный. Однажды он остался в тылу противника и заблудился. Мы думали, что он попал в плен, но Алекс вышел. Прошел через линию фронта и вернулся к нам. Мы его очень уважали. Именно к нему приезжал Хемингуэй, который был его другом. Алекс был выведен Хемингуэем в книге «По ком звонит колокол».

    Внимание журналистов и писателей, естественно, льстило подрывникам. Они чувствовали наконец, что перестали быть в глазах окружающих сомнительным привеском к армии. Меня же, кроме того, радовало, что мы выполнили просьбу республиканских пехотинцев и моряков не забывать именно об авиации противника. А вдобавок все мы понимали; теперь, после потока статей и очерков, про минеров вспомнят и в Валенсии и в Мадриде.

    Так и вышло. Сначала нам прислали жалованье за три прошедших месяца, и мы расплатились с долгами. Затем руководителей группы подрывников вызвали в генеральный штаб республиканской армии. Выслушав доклад капитана Доминго, там решили сформировать специальный батальон для действий в тылу противника. Бойцам батальона устанавливался полуторный армейский оклад и авиационный паек. Интендантство получило указание отпускать нам обмундирование по мере износа и бензин по потребности.

    Мы торжествовали. Наконец?то можно перейти к самым активным и широким действиям в тылу мятежников и интервентов!

    Пересу Саласу пришлось молчаливо признать свою неправоту.

    Создание батальона специального назначения поставило вопрос — кто же мы? Прежде нас называли и минерами, и подрывниками, и партизанами. Подрывники и минеры подрывают или ставят мины обычно на своей территории, например при отходе, а партизаны должны действовать в тылу противника. Мы не вписывались ни в одну из этих категорий. Поэтому нас стали называть диверсантами. Диверсант должен не только уметь подрывать и минировать, но должен Проникать незаметно в тыл противника, незаметно ставить мину, незаметно уходить, а если нужно оставаться на территории противника незамеченным столько сколько нужно. Так родился первый диверсионный батальон.

    Глава 9.

    Новые успехи

    Эшелон с марокканской кавалерией летит под откос

    В середине февраля 1937 года фашисты форсировали реку Хараму и захватили выгодный плацдарм. В марте ринулись на Гвадалахару. Однако благодаря мужеству испанского народа фалангисты и интервенты получили сокрушительные удары на всех фронтах.

    Гвадалахара стала в те дни синонимом слова «разгром». Тысячи итальянских головорезов полегли там. Эхо победы на Гвадалахаре резко подняло боевой дух борющегося народа.

    Почти каждый день на автоматических минах взлетали воинские эшелоны и автомашины. На перегоне Кордова — Пеньярроя люди из батальона капитана Доминго мастерски взорвали железнодорожный мост.

    Успехи наших диверсантов в районе Пособланко перекликались с боевыми действиями других подразделений и партизанских отрядов.

    На южном фронте мне пришлось встретить старого знакомого — М. К. Кочегарова, с которым мы вместе обучали в 1930–1932 годах будущих партизан в Киеве. Как выяснилось, он тоже использовал наши мины.

    Воевали в тылу врага и другие советские добровольцы, которых я знал раньше. Немало смелых налетов на военные объекты мятежников и интервентов удалось организовать другим советникам, в том числе Н. А. Прокопюку и А. К. Спрогису.

    Пришла пора лунных ночей. Луна поднималась все выше и все дольше оставалась на безоблачном небосводе. Ночное светило «помогало» противнику. Диверсанты яростно проклинали ее.

    Вскоре, однако, мы научились работать и в этой обстановке, хотя одна из таких ночей здорово подвела меня.

    Я разбирал при лунном свете сумку с минно–подрывным имуществом тяжело раненного минера и

    сделал неосторожное движение. Все обошлось сравнительно благополучно: взорвался только электродетонатор. Но я чуть не лишился кисти правой руки. Несколько осколков впилось в лицо. Другие бойцы не пострадали.

    Этот несчастный случай свел меня еще с одним членом Хаенского провинциального комитета партии, товарищем Фредерико дель Кастильо — начальником военно–санитарной службы южного фронта.

    — А говорят, подрывники ошибаются только раз! — заметил Фредерико, удаляя очередной осколок из моей окровавленной руки.

    Это был замечательный врач и обаятельный человек. Так же как Валенсуела, Арока, Мартинес, Фредерико дель Кастильо мечтал после победы над фашизмом приехать в СССР. Все эти славные сыны Испании, за исключением Мартинеса, погибли от рук мятежников и интервентов…

    Крушения на дорогах противника продолжались. Диверсанты пустили под откос эшелон с марокканской кавалерией. Из тридцати вагонов не уцелело ни одного.

    Мятежники были взбешены. На охрану железной дороги они поставили несколько батальонов и непрерывно вели поиски инженерных мин.

    Наши бойцы были начеку. У нас уже имелись мины, которые взрывались при первой попытке снять их с полотна дороги. Изменили минеры и тактику действий: стали часто менять районы нападения, перешли главным образом на колесные замыкатели.

    Пропустив «бдительный» патруль, диверсанты выходили к дороге за одну–две минуты до подхода поезда, устанавливали колесный замыкатель, и составы валились как по расписанию.

    Так, например, был взорван поезд с боеприпасами для франкистов под Монторо в конце марта 1937.

    Наши люди осуществили этот взрыв в очень сложных условиях. Подойти к дороге с юга было не возможно: открытая местность. Осуществить вылазку за одну ночь нельзя: далеко от линии фронта. С севера железную дорогу прикрывала не только охрана, но и быстрая река Гвадалквивир; помимо мин и оружия надо было нести с собой две складные брезентовые лодки. На подобных лодках в 1930–1932 годах я переплывал через Днепр, но то были учебные занятия.

    Возглавил эту вылазку моряк Руис. К западу от Монторо река не охранялась, и диверсанты спокойно преодолели ее. Они успели поставить две мины и даже увидели, как упал под откос поезд.

    Днем мятежники попытались на машинах вывозить боеприпасы из покореженного эшелона. Но и это им не удалось. Самолеты под командой К. М. Гусева внезапно налетели на скопление вражеских машин. Многие из них сгорели или взорвались тут же у разбитых вагонов.

    Эту картину хорошо можно было наблюдать с гор из расположения республиканцев. И прибывший из Хаена товарищ Пасуэло оказался очевидцем незабываемого зрелища.

    Ловкие, смелые, дерзкие диверсанты капитана Доминго к концу марта основательно нарушили железнодорожное движение на участке Кордова — Пеньярроя.

    Тогда франкисты стали осуществлять перевозки по шоссе.

    Но тут же вышли на автомобильную дорогу и бойцы Доминго.

    Движение вражеских колонн по автомагистрали резко сократилось. Особенно в ночное время. Несколько батальонов фашистской пехоты так и не добрались до фронта; их поставили на охрану дорожных сооружений и самой дороги.

    Большую кропотливую и временами опасную работу проводил маленький коллектив, где старшим был Састре. В переводе на русский язык — састре — портной. Но наш Састре был хорошим электротехником, а потом стал еще пиротехником. На полном круглом лице его мгновенно отражались все чувства. Даже при незаурядной полноте Састре был очень подвижен. Этот на первый взгляд «нервный» человек работал всегда очень спокойно и уверено.

    Састре не только изучил процесс изготовления всех мин и гранат, применявшихся красными партизанами в годы войны против иностранных интервентов и белогвардейцев и изобретенных нами в период подготовки партизан, но и сам начал совершенствовать технику.

    Освоив наши «картофельные» и «яблочные» замедлители, Састре предложил свой «апельсиновый» замедлитель (принцип действия «овощных» и «фруктовых» замедлителей, основан на использовании их свойства усыхать или гнить, либо наоборот — разбухать или прорастать семенами во влажной среде. Если немного подумать, кроме сельхозпродуктов, для самодельных замедлителей можно использовать практически любые предметы, явления, живые организмы: снег, лед, воду, песок, соль, сахар, засуху, грозу, день, ночь, наступление зимы, постельных клопов и т. п. Мною был изобретен оригинальный «мышиный» замедлитель. Таким образом, используя подручные предметы, можно установить мину с любым сроком замедления: от нескольких минут до года и более. — Прим ред. А. Э.) И надо признать, это изобретение оказалось более точным. Наши минеры получили противопоездные и другие мины замедленного действия, которые можно было устанавливать в безлунные темные ночи с расчетом, что они взорвутся в полнолуние.

    Састре участвовал и в создании первых малых магнитных мин, впоследствии усовершенствованных англичанами. Эти наши мины хорошо удерживались на металле и взрывались в зависимости от длины фитиля через пять — тридцать минут после установки, надежно выбивая рваное отверстие в цистернах.

    А самым широким спросом пользовались все же испытанные лас бомбас де мано (ручные гранаты) и взрыватели к ним.

    Их можно было изготовлять не только на республиканской территории, но и на скрытых базах в тылу противника. Мы несли и везли с собой лишь взрыватели и взрывчатое вещество, а металл для гранатных корпусов находили на месте. Для этого годились и куски водопроводных труб, и консервные банки, начиненные проволокой или гвоздями, да и просто проволока.

    Взрыватели и мины, сделанные в Хаене, применялись на нескольких фронтах…

    Кто бы мог тогда подумать, что через четыре года мы снова займемся этим, но уже на советской земле?!


    Троянский мул

    Специальный батальон полностью укомплектовали. Теперь он базировался в трех местах — Хаене, Вилья–нуэва де Кордова и Валенсии, где продолжали работать мастерская и велась подготовка все новых групп. Приступил к работе и штаб батальона. Его возглавил интербригадовец, югослав капитан Илич. Аккуратный, подтянутый, Илич делал то, к чему никак не мог приучиться Доминго: тщательно вел документацию, педантично собирал сведения о действиях групп, составлял сводки для командования. Он же регулярно занимался и вопросами снабжения.

    Во второй половине апреля я пережил большую радость: в Хаен прибыл Гай Лазаревич Туманян и с ним неуловимый Ксанти.

    Приезду Ксанти радовался и Доминго, хорошо наслышанный о его дерзких вылазках в тыл мятежников.

    — Какой рослый, как здорово сидит на коне! восхищался он. — Врожденный кавалерист!

    Я сказал Доминго, что Ксанти не просто кавалерист, а настоящий джигит–горец, и наш капитан решил непременно показать гостю кавалерийский взвод минеров, сформированный в Вильянуэва де Кордова.

    Ксанти и Туманян познакомились с минерами, много беседовали с ними, делились опытом. Мы вместе объехали базы в Хаене, Вильянуэва де Кордова и даже побывали на скрытой базе в тылу врага западнее Адамуса.

    И Туманян и Ксанти остались довольны результатами поездок. На прощание мне намекнули, что в ближайшее время несколько групп, возможно, перебросят на другие фронты…

    Вспоминая те дни, не могу не рассказать об одном из боевых эпизодов, связанных с жарким апрелем 1937 года, о монастыре ла Вирхен де ла Кабеса, где засели мятежники. Несколько попыток республиканцев очистить монастырь не увенчались успехом. Ни артиллерийский обстрел, ни даже бомбежка не причинили существенного вреда гарнизону монастыря: толстые стены и крепкие своды подвалов обеспечили врагу надежную защиту.

    Мятежный гарнизон в монастыре вонзился в республиканскую территорию, как болезненная заноза. С ним следовало покончить. Но как? Вот и пришло кому?то в голову использовать для захвата монастыря диверсантов. Они должны были ночью проникнуть к обители и взорвать каменную стену.

    Доминго возражал против этой нелепой затеи:

    — Во–первых, наших бойцов уничтожат при малейшей попытке подойти к стене. Во–вторых, небольшая группа просто не в состоянии подтащить к монастырю нужное количество взрывчатки.

    — Значит, подрывники тоже бессильны?

    — Почему бессильны? Дайте подумать. Минеры еще понаблюдали за монастырем, подумали и предложили свой план захвата обители.

    — И на что вы рассчитываете? — скептически спросили их.

    — Исключительно на полное невежество мятежников в вопросах классической литературы, — спокойно ответил заведующий лабораторией минной мастерской Састре.

    И вот через неделю на дороге из Андухара в штаб батальона, осаждавшего гнездо мятежников, появился всадник. Пугливо поглядывая на монастырь, он грубо понукал своего мула, нагруженного двумя ящиками с патронами. Несколько выстрелов с монастырских стен заставили всадника скатиться с седла и спрятаться в канаве. Еще несколько выстрелов — и всадник, бросив мула, стал отползать прочь.

    Животное, потерявшее седока, принялось пощипывать травку. Но на обочинах каменного шоссе она была чахлой, а у монастыря виднелся сплошной зеленый ковер. Мул тут же устремился на пастбище.

    — Дело было к вечеру. Утром, к нашему большому удовольствию, мула уже не было. Видимо, мятежники увели его к себе, — рассказывал Доминго.

    Выждали два дня. На третий батальон, блокировавший монастырь, изготовился к атаке. А на дороге из Хаена в Адамус опять появился всадник. Он тоже ехал на муле и тоже вез два ящика. Только мула на этот раз мы подобрали особенного. Около месяца назад его отбили у мятежников. От крестьян было известно, что это животное выросло в монастыре.

    В одном из ящиков, навьюченных на мула, находилась взрывчатка: двадцать килограммов динамита, обложенного гвоздями и кусками железа. Этот ящик был снабжен замыкателем. Другой набили негодными патронами.

    Всадник бодро погонял животного, но выстрелы заставили скатиться с седла и этого «неудачника».

    Предоставленный самому себе, мул не спеша побрел к монастырским стенам.

    Диверсанты не видели, как впустили мула в монастырский двор, но поняли, что это случилось, когда загремел взрыв. Батальон немедленно поднялся в атаку и подошел почти вплотную к монастырю, потеряв лишь несколько раненых: растерявшиеся мятежники не успели вовремя открыть огонь.

    Через два дня над монастырем взвилось белое полотнище. Мятежники сдавались…

    — Честно говоря, — сказал один из республиканских начальников, — мы не очень?то верили в успех вашей затеи, но она нам помогла.

    — Вы, видно, не. думали, что андалузский мул может стать троянским конем? — осклабился Доминго. — А чем он хуже гомеровского жеребца, черт побери?!

    Глава 10.

    Под Мадридом и Сарагосой

    Анархо–троцкистский путч в Барселоне

    2 мая мы с Ксанти проводили на родину Гая Лазаревича Туманяна. Вернувшись, в барселонскую гостиницу, я почувствовал, что заболеваю. Термометр показывал около сорока.

    Приказав мне лежать, Ксанти запер номер и ушел за лекарствами. Как только он вернулся, в городе поднялась стрельба. Это были не одиночные выстрелы, к которым мы привыкли, — били очередями и залпами. Заработали станковые пулеметы. Где?то у гостиницы грохнула граната, другая… Ксанти выключил свет:

    — Что?то случилось?

    — Может быть, выступили анархисты, — спокойно сказал он, вглядываясь в синеву ночи. — Надо позвонить…

    Но дозвониться никуда не удалось. Вместо телефонисток отвечали какие?то мужчины. Узнав, кто говорит, они тут же выключали аппарат.

    А пальба все усиливалась.

    Лишь через час в гостиницу, забаррикадированную администрацией и постояльцами, каким?то образом просочилось известие: начался вооруженный путч анархистов и поумовцев–троцкистов. Они требовали отставки каталонского правительства, немедленного роспуска вооруженных сил и передачи всей власти анархо–троцкистам.

    Им удалось захватить казарму горнострелкового батальона и телеграф, взять под контроль вокзалы и весь городской транспорт.

    Особенно сильному обстрелу подвергся район, где находилось здание Объединенной социалистической партии Каталонии. Видимо, бандиты пытались овладеть и этим зданием.

    Выходить из гостиницы было бессмысленно. Вдобавок я еле держался на ногах.

    Мы верили, что наглая вылазка анархо–троцкистских подонков будет немедленно подавлена. Но правительство Каталонии проявило чудовищную растерянность. Анархисты сняли свои батальоны с арагонского фронта и безнаказанно хозяйничали в городе.

    Центральное правительство послало на подавление мятежников авиационную эскадрилью и танки. Это известие наконец привело в чувство наглецов и провокаторов. В ночь на 6 мая анархо–троцкистский путч был ликвидирован. Но Барселона пережила три трагических дня. В уличных боях погибли сотни патриотов. Среди убитых было множество женщин и детей.

    Барселонский путч показал подлинное лицо анархистов и поумовцев — прямых помощников фашизма.


    Правительство доктора Негрина

    Невыносимо трудно бездействовать в такие дни. Едва мне стало легче, я, Ксанти и его переводчица рискнули вырваться к своим.

    Висенте вел машину, избегая улиц, перегороженных баррикадами, и кварталов, где еще продолжалась стрельба. Нам повезло. Мы благополучно выбрались из Барселоны.

    События свершались с головокружительной быстротой. После отказа Ларго Кабальеро обсудить на заседании совета министров военную и политическую обстановку в стране, коммунисты вышли из состава правительства. Ларго Кабальеро полагал, что дождался своего часа. Но большинство влиятельных министров–социалистов заявило, что без коммунистов правительства быть не может. После нескольких судорожных и неумных попыток создать так называемое «профсоюзное правительство» Кабальеро вынужден был подать в отставку.

    Возникло новое правительство — правительство доктора Негрина. В него вошли трое социалистов, два коммуниста, два левых республиканца, по одному представителю от каталонских и баскских националистов.

    В знак поддержки своего друга по борьбе с коммунистами Ларго Кабальеро анархисты отказались участвовать в новом правительстве. Однако бравировали они недолго. Убедившись, что правительство существует и активно действует без их поддержки» анархисты пришли на поклон. Но и после этого им не удалось восстановить свое былое влияние. Их авторитет резко упал.

    Правительство Негрина приняло разработанный министром коммунистом Висенте Урибе декрет об аграрной реформе. Защитив крестьян от так называемых «бесконтрольных элементов» и распустив насильственно созданные анархистами коллективные хозяйства, оно быстро завоевало популярность в народе.

    Коммунистическая партия Испании приобрела еще больший вес. Ее готовность вести борьбу до победы вызвала в массах новый прилив энтузиазма. И хотя гражданская война вступила в период, отличавшийся неизмеримо более тяжкими условиями, чем первоначальный (было утрачено территориальное превосходство над мятежниками, не хватало продовольствия и вооружения), республиканцы больше чем когда?либо надеялись на победу.

    Ряд блестяще проведенных операций доказал, что эти надежды были построены отнюдь не на песке.

    Но мало было сместить некоторых генералов и отстранить от руководства отдельных политических банкротов. Надо было вытравить до конца оставшийся кое–где дух предательства, преодолеть пассивность и рутину штабов.

    Этого, увы, не случилось…


    Брунете наш!

    Пытаясь облегчить положение северных провинций Испании, республиканцы организовали летом 1937 года наступление в районе Брунете.

    На этом направлении действовали лучшие части армии, и прежде всего части легендарного Пятого полка. Командовали операцией народные герои Испании Листер и Модесто.

    Надо было сорвать подвоз подкреплений противника по железной дороге, соединявшей мадридскую группировку мятежников с занятыми ими юго–западными провинциями Испании. Командование поручило Ксанти вывести из строя железнодорожный участок Талавера — Навальмораль де ля Мата.

    Удар по этой важной для противника коммуникации приурочивали к началу наступательной операции республиканских войск под Мадридом. Движение по магистрали следовало нарушить не менее чем на пять суток.

    К этому привлекли и часть диверсантов из батальона капитана Доминго.

    В конце июня мы очутились юго–восточнее Талаверы, в пятнадцати километрах южнее Тахо.

    Тахо — спокойная река, шириной сто пятьдесят — двести метров, с пологими берегами. Южный ее берег занимали республиканцы, на северном засели фашисты.

    Решено было в первую же ночь незаметно переправить через реку пять–шесть мелких групп диверсантов с инженерными минами, а затем в течение недели перебрасывать еще по две–три группы в сутки. Тщательно велась подготовка людей, техники, переправочных средств. Наконец настало время действовать.

    Бесшумно спускаются на воду легкие лодки, бесшумно садятся люди. Скоро лодки скрываются из виду. Секунды, минуты… На северном берегу взвивается осветительная ракета. Мы лихорадочно оглядываем реку… Лодок не видно…

    Во второй половине ночи справа, вверх по течению, почти у воды, вспыхнули еще две осветительных ракеты. С северного берега началась ружейно–пулеметная стрельба. В ответ открыли огонь и республиканские подразделения. Тревогу, оказывается, вызвали двое местных жителей, вплавь покидавшие фашистский ад.

    Наконец на северном берегу мелькнул долгожданный условный сигнал. Мы приготовились принять возвращающихся диверсантов, а если их будут преследовать, то и оказать огневую поддержку.

    Проходит несколько томительных минут. Первая лодка тихо причаливает к нашему берегу.

    — Все хорошо! — докладывает вернувшийся командир группы Эрминио.

    И как бы в подтверждение этих слов на севере, у железной дороги, слышится глухой взрыв.

    Нет, это не совсем хорошо. Рано! Еще не возвратились другие группы, а противник уже всполошился. Вдали мелькают вспышки осветительных ракет. Засуетились мятежники и на берегу.

    Но река не только препятствие, она и спасительный ориентир. Бойцы знают: там, на южном ее берегу, — свои!

    Недалеко от воды на той стороне разрывается ручная граната. Сомнений нет — там начался бой… Еще и еще рвутся гранаты…

    Одна из групп возвратилась с того берега вплавь. Мокрые минеры вылезали из воды тихо и сразу удалялись от реки.

    К утру мы подвели итоги. Убитых и пропавших нет, но двое бойцов ранены. А на железной дороги западнее Талаверы установлено четырнадцать противопоездных мин мгновенного и замедленного действия. В первую же ночь на них подорвался вражеский эшелон с войсками, потом взлетел и еще один поезд…

    Пять дней подряд работали диверсанты–минеры на дороге восточное Талаверы. Люди забыли про сон. Ели урывками. Глаза у всех ввалились, покраснели. Растрепалась и как?то поблекла даже вызывающая шевелюра Рубио. Прекратились шуточки Яна Тихого. Но дело было сделано. Движение по дороге было парализовано.

    Республиканцы заняли Брунете!

    После этой победы Доминго прямо воспламенился. Взяв с собой одну роту, он решил действовать на коммуникациях севернее и северо–западнее мадридской группировки противника.

    Дней через пять к Доминго примкнул и я с другой его группой минеров. Мы работали вместе до самого августа.

    Вот там, под Мадридом, и увидел я гитлеровских летчиков, сбитых ночью испанскими истребителями. Они лишь отдаленно напоминали мне тех, что хвастались в Париже. Куда девалась их вызывающая задиристость! В глазах только страх, повадки лакейские.

    — Противный вид! — определил Доминго.

    В ходе операции врага к августу 1937 года батальон фактически превратился в спецбригаду.


    Взрыв на мосту

    Следующая большая операция, в которой активно участвовали бойцы спецбатальона капитана Доминго, проходила под Сарагосой в августе 1937 года.

    Началась она тоже успешно. К августу на арагонском фронте тон задавали части Листера. Влиянию анархистов совсем пришел конец. Главари бежали из страны.

    В ходе наступления войскам республики удалось взять Бельчите. Это вынудило мятежников снимать части с других фронтов и перебрасывать их на арагонский, дотоле считавшийся безопасным.

    Бойцам Доминго вновь выпал случай показать себя.

    Смело нападал из засад на автомобильные колонны Маркес. С отчаянной дерзостью врывался на мосты Антонио. Пускал под откос паровозы и целые воинские эшелоны американец Алекс. Глубоко во вражеском тылу действовал немногословный Хуан Пекеньо; его группа уничтожила вражеский эшелон с живой силой почти в шестидесяти километрах от линии фронта. Крушение было организовано с таким хладнокровием и мастерством, что из?под обломков никто не выбрался живым.

    Я очень радовался за товарищей. Теперь это были настоящие диверсанты: находчивые, дерзкие, не признающие безвыходных положений, умеющие использовать самую ничтожную промашку врага.

    Примеров, подтверждающих это, накопилось много. Расскажу лишь об одном случае, о том, как группа Рубио и 19–летнего барселонца Ногеса подорвала среди бела дня усиленно охранявшийся мост через Альберче и двигавшуюся по нему вереницу машин с войсками и боеприпасами.

    Я выбираю этот случай не потому, что он ярче других, а потому лишь, что в создавшейся сложной ситуации одинаково самоотверженно, выручая друг друга, действовали и испанские бойцы и товарищи из интербригады.

    Летом 1937 года наши «любители автомобилей» расширили сферу своих действий, появляясь то на одном, то на другом фронте.

    Группы Рубио, Ногеса, Каррильо наловчились захватывать одиночные машины. На этих машинах они иногда часами разъезжали по территории противника. Лишь почуяв опасность или заметив впереди контрольно–пропускной пункт, диверсанты уничтожали свою «добычу» и уходили в горы. Но, затем появившись на новой магистрали, они захватывали новый автомобиль и продолжали «прогулку»

    Никому из нас и в голову не приходило использовать захваченные машины для разрушения мостов. А тут…

    После того как мы повредили железную дорогу под Талаверой, резко усилилось движение противника по автомобильной магистрали. Как правило, транспорт передвигался ночью, колоннами. Все трудно восстанавливаемые мосты сильно охранялись. В этих условиях применение колючек и одиночных мин не давало желаемого эффекта.

    И вот однажды, беседуя с командирами групп перед очередной вылазкой в тыл врага, Ксанти предложил:

    — Друзья! У вас есть уже опыт захвата машин. Попробуйте на захваченной машине ворваться на мост, снять охрану и разрушить его.

    — Попробуем, Ипполито? — спросил Рубио барселонца Ногеса — коренастого молодого парня.

    — Отчего не попробовать, — согласился тот. Ночью группы Рубио и Ногеса благополучно переправились через Тахо. Вышли на автомобильную дорогу. Подходящая цель так и не появилась. Пришлось на день укрыться в горах Сиерра де Сан Винсенте.

    — Что делать? — сокрушался Ногес, — Сотни машин идут к Мадриду, одиночных почти нет…

    Весь день диверсанты не отрывались от биноклей. Дорога около моста восточное Талаверы была перед ними как на ладони. С гор хорошо видно, что колонны грузовиков и многие легковые машины проходили мост без остановки.

    Итак, способ проникновения на мост ясен. Но как взорвать мост, проносясь по нему?

    Пока прикидывали, как лучше поступить, на дороге показался грузовик с кухней на прицепе. Водитель охотно остановился, чтобы ответить на вопрос «господ офицеров». Рядом с ним сидел повар.

    — Что в котле? — спросил Рубио.

    — Суп.

    — Выливай его к чертовой матери. Найдется другая начинка…

    Пленных связали, заткнули им рты и уложили отдыхать по разные стороны дороги. Пристроившись в хвост вражеской автоколонны, кухня спокойно приблизилась к цели, въехала на мост. И вдруг на самой его середине отцепилась от тягача.

    Прицеп загораживал движение, и часовой бросился, чтобы оттащить его к перилам. Он сразу, как видно, почуял неладное: из котла кухни пахло не бараниной, а горящим бикфордовым шнуром. Бывалым солдатам этот запах хорошо знаком, а часовой, несомненно, был из их числа. Он не потерял самообладания, попытался сбросить прицеп с моста. Но одному это оказалось не под силу. Стал звать на помощь водителей. Однако ни водители, ни другие солдаты из охраны моста не успели понять, в чем дело. Высоко взвилось пламя, прогремел взрыв. А злополучный грузовик, потерявший прицеп, успел тем временем бесследно исчезнуть…

    Да, наши подрывники научились умело действовать на коммуникациях врага. Весной и летом 1937 года они не зря получали одну благодарность командования за другой.


    Тревожные вести с Родины

    В двадцатых числах июня я возвратился из Хаена и зашел к нашему военному советнику Кольману.

    Поговорили о том о сем. Я заметил, что Кольман мнется, словно хочет и не решается сказать о чем?то потаенном.

    — Что случилось? — напрямик спросил я.

    — Ты давно не читал газет?

    — Где же я мог их читать?

    — А радио тоже не слушал?.. И ничего не знаешь?.. Кольман огляделся, будто опасаясь, что нас подслушивают.

    — Одиннадцатого числа состоялся суд над Тухачевским, Уборевичем, Корком, Якиром… Они вели вредительскую работу, пытались подготовить наше поражение в будущей войне. Хотели восстановить власть помещиков и капиталистов.

    — Что?!

    Кольман подал еще одну газету за 13 июня:

    — Вот здесь…

    Строчки прыгали у меня перед глазами:

    «… Двенадцатого июня сего года суд приговорил подлых предателей и изменников к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор приведен в исполнение. "

    Как наяву, я увидел перед собой лицо Якира:

    — Вам поручается важнейшее партийное дело, товарищ Старинов. Надеюсь, вы оправдаете наши надежды…

    Увидел лес под Олевском. Аэродром под Харьковом. Ночные учения, где Якир с гордостью говорил о советской военной технике.

    Этот человек — предатель и изменник?! А маршал Тухачевский — бонапартист?! Эйдеман, Уборевич, Примаков, Путна — прославленные герои гражданской войны — и все они тоже враги народа?!

    Кольман осторожно взял у меня газету.

    — Как же это? — только и мог выговорить я.

    — Чудовищно, — согласился советник. — Невозможно поверить. Но ты же видел…

    — А какая им была корысть предавать Советскую власть? Власть, которую они сами устанавливали?! За которую кровь проливали?!

    — Тише… Конечно, дикость какая?то… Сам не понимаю, на что они рассчитывали… Что им могли дать капиталисты?

    — Ничего! Их бы первыми расстреляли, попадись Примаков или Якир в лапы фашистам.

    — Видишь, пишут о попытке захвата власти…

    — Так они же и были властью!

    — Тем не менее — факт налицо…

    Да, чудовищный факт был налицо. И Кольман и я не могли не верить Сталину, не верить суду.

    Не могли не верить, а в сознании не умещалось случившееся…

    Читая в газетах, что Вышинский награжден орденом Ленина «за укрепление социалистической законности», натыкаясь на имя Ежова и на карикатуры, изображающие ежовые рукавицы, в которых корчатся враги народа, я испытывал острые приступы тоски.

    Ни на минуту не забывалось, что работал с Якиром, что неоднократно сопровождал Примакова и Тухачевского.

    «А что ответишь ты, когда спросят, знал ли Якира и Примакова? Что ждет тебя по возвращении на Родину? — не раз спрашивал я самого себя. — Что ответишь? "

    — Ты что?то плохо выглядишь, Рудольфе! — встревожился Доминго. — Устал?

    — Да, друг. Устал…

    Что еще мог я ответить капитану?


    Несчастный случай

    Судьба слишком долго баловала диверсантов, чтобы не сделать в конце концов один из тех подарков, которые ей лучше было бы держать при себе.

    Суеверия тут ни при чем. Работать нам приходилось в основном с динамитом, а он даже в мирных условиях способен преподносить горькие сюрпризы. Может взорваться от первой искры, от первого сильного удара.

    Но вот, поди ж ты, у нас он пока ни разу не безобразничал.

    Под Теруэлем, в Альфамбре, Пеле попал с динамитом под бомбежку, но успел вывести машину из деревни. Динамит не взорвался, хотя одна из фашистских бомб упала слишком близко.

    Там же, в Альфамбре, я как?то застал бойцов, мирно покуривающих на ящиках с динамитом, придвинутых вплотную к камину. Тоже пронесло!

    В Хаене мы хранили динамит под кроватями моей переводчицы и Розалины. В соседней комнате однажды взорвался примус. Струйки горящего керосина протекли по полу и в женскую спальню. Но Анна и Розалина успели набросить на пламя свои одеяла.

    Наши машины с динамитом неоднократно бывали под обстрелом. Подрывники, переходя линию фронта, тащили динамит в заплечных мешках. И все как?то обходилось!

    А вот под Сарагосой не обошлось.

    Я был на командном пункте пехотного батальона — готовил к вылазке в тыл врага группу лейтенанта Падильо. На нескольких участках переправлялись другие группы.

    Падильо уже завязывал свой вещевой мешок, когда мы услышали глухой взрыв в той стороне, где должна была действовать группа, перебрасываемая нашим начальником штаба Иличем.

    Мы кинулись к месту взрыва. Там уже суетились санитары.

    Шальная пуля угодила в вещевой мешок с динамитом, прилаженный на плечи одного из бойцов.

    Несчастного минера разнесло в клочья. Еще трое были тяжело ранены. В их числе оказался и капитан Илич.

    Кое?как перебинтованный Илич не стонал. Он только кусал бескровные губы и морщился.

    Погрузив раненых, Пепе осторожно повез их к полевому госпиталю дивизии. Больше двух часов оперировали Илича.

    На прощание он еле слышно прошептал:

    — Не отчаивайся, Рудольфе. На войне как на войне… А что касается меня — я вернусь в батальон. Ты же видишь, глаза у меня целы и даже одно ухо осталось…


    Некоторые итоги испанской командировки

    В конце сентября 1937 года исполнилось десять месяцев с той поры, как я впервые ступил на землю Испании.

    Где только не пришлось побывать за это время! Под Теруэлем и Гранадой, под Кордовой и Мадридом, под Уэской м Сарагосой.

    Я с удовлетворением мог сказать самому себе, что партизаны–подрывники, с которыми мне довелось работать, не тратили время даром.

    За десять месяцев установленные ими мины взорвались почти под сотней вражеских поездов с солдатами, артиллерией, конницей, боеприпасами, горюче–смазочными «материалами, танками. Во много раз больше подорвалось на наших минах франкистских автомобилей. А сколько их остановлено с помощью колючек! Сколько свалено мостов, повреждено линий связи!..

    Вместе с остальными советскими добровольцами я старался передать испанским товарищам опыт партизанских действий, накопленный в нашей стране в годы гражданской войны. Обучал их тому, что сам узнал в тридцатые годы, работая под руководством Якира и Баара.

    Собственно говоря, успешное применение инженерных мин на коммуникациях франкистов стало возможным только потому, что за разработку этого грозного оружия мы у себя на родине энергично взялись еще в начале тридцатых годов.

    Выработанная советскими партизанами тактика и техника минирования оказалась выше тактики и техники противника по разминированию. Мятежники не могли обеспечить, безопасность своих коммуникаций, хотя зачастую бросали на охрану стокилометрового отрезка пути до полка солдат. Не научились они обнаруживать некоторые наши мины, а те, что находили, не умели обезвреживать.

    Немецкие и итальянские саперы, бесспорно, пытались изучить нашу технику, но мы постоянно ставили их перед новыми и новыми загадками. То устраивали сюрпризы, то снабжали мины взрывателями, исключавшими возможность их извлечения, то применяли магнитные мины неизвестной врагу конструкции.

    Об установке наших мин противник, как правило, узнавал только тогда, когда они сваливали под откос его эшелоны.

    Стало быть советские военачальники, всячески поощрявшие поиски военных инженеров, техников и командиров инженерных войск, конструировавшие мины для партизан, знали, что делали.

    Но конечно, мины сами по себе, какими бы хорошими они ни были, не могли принести значительной пользы, если бы не попали в надежные руки.

    Успешными были действия специальных партизанских подразделений республиканской армии, тесно и умело взаимодействующих с наступающими войсками. Успешными они стали только потому, что их осуществляли люди, воодушевленные высокими идеями борьбы за свободу и демократию.

    Большое внимание партизанской борьбе в тылу Франко уделял ЦК Коммунистической партии Испании, лично Хосе Диас и Долорес Ибаррури.

    Специальные подразделения регулярно пополнялись коммунистами — бесстрашными борцами против фашизма. Бок о бок с испанскими коммунистами в рядах специальных подразделений сражались социалисты и коммунисты из других стран, считавшие защиту Испанской республики своим интернациональным рабочим долгом.

    Бесспорным было громадное моральное превосходство республиканских бойцов над солдатами противника. Неустанно помогал своей армии народ. Потому и вылазки наши в тыл врага, облегчавшие положение войск, сопровождались неизменным успехом…

    Буржуазные заправилы Запада предали Испанскую республику, и фашизм задушил ее. Но республика сопротивлялась до последнего часа. В прямом единоборстве враг никогда не смог бы одолеть ее…

    * * *

    Сегодня оглядываясь назад, я могу с уверенностью казать, что современная партизанская диверсионная война родилась в 1936 году в Испании и оттуда распространилась по другим странам.

    18 июля 1936 года знаменитая теперь фраза «Над всей Испанией безоблачное небо» возвестила начало мятежа правых генералов против Испанской республики. Генералов поддержали фашистские Германия и Италия, в короткое время отправив мятежникам около двух тысяч боевых самолетов, 1200 танков, две тысячи орудий, винтовки, пулеметы, снаряды и патроны. В Испанию из этих стран были направлены хорошо обученные летчики, танкисты, артиллеристы и другие военспецы.

    Численность итальянской экспедиционной армии достигала 200 тысяч человек, германского легиона «Кондор» — 50 тысяч человек. Это вмешательство в значительной степени изменило ход войны.

    По мере того, как регулярная республиканская армия отступала, на занятой мятежниками территории начинали действовать партизанские группы и отряды.

    Численный и качественный рост армий, вовлеченных в конфликт на стороне Франко, в сочетании с действиями контрразведки, значительно сузили возможности партизан бороться с противником в открытом бою. С другой стороны, армии эти неизбежно стали более зависимыми от самых разных поставок, от ГСМ до боеприпасов. Это впервые в XX веке открыло совершенно новые возможности по ведению диверсионной войны, и многие диверсионные приемы, отработанные в ходе гражданской войны в Испании, были затем тиражированы и использованы в самых разных странах в разное время.

    У испанцев, в последний раз партизанивших во время наполеоновских войн, не было ни навыков, ни специалистов–диверсантов, способных решать специфические задачи партизанской борьбы в тылу современной регулярной армии. Увидев это, старший военный советник Яков Берзин добился направления в Испанию хорошо подготовленных, опытных командиров и специалистов — выпускников спецшкол в СССР. Они начали свою деятельность в роли советников и инструкторов небольших разведгрупп, которые затем превратились в диверсионные группы.

    В СССР в конце 20–х и начале 30–х годов велась огромная работа по подготовке партизанской войны в случае возможного нападения врага. Были обучены или переучены сотни бывших партизан гражданской войны, разработаны новые специальные диверсионные средства — с упором на то, что партизаны смогли бы сами сделать в тылу врага из подручных материалов. Диверсионные школы прошли и многие деятели Коминтерна, отправившиеся затем руководить «рабочим движением» в Европе и Америке.

    Мне довелось быть советником в одном из таких формирований, которым командовал капитан Доминго Унгрия. За десять месяцев эта диверсионная группа, численностью 12 бойцов, превратилась в XIV партизанский корпус, в котором сражалось около 3 тысяч человек. Мы совершили около 200 диверсий и засад, и ориентировочные потери противника составили более двух тысяч человек. Безвозвратные потери XIV корпуса за все время боевых действий составили всего 14 человек — причем одного убили в Валенсии анархисты, одного нечаянно подстрелили свои при возвращении из тыла противника, один погиб при установке мины, один погиб при переходе линии фронта (шальная пуля попала в рюкзак с динамитом), а 10 сложили головы в боях.

    В начале ноября 1937 года я сдал свои обязанности герою гражданской войны Христофору Салнину и выехал на Родину.

    После поражения республиканцев часть личного состава XIV–го корпуса, захватив судно, перебралась в Алжир, оттуда в Советский Союз. Часть бойцов перешла испано–французскую границу и была интернирована. Когда французские власти приняли решение о выдаче их фалангистам, бойцы в полном составе совершили побег из концлагеря и ушли в горы. На базе их партизанских отрядов были созданы 27 бригад, сведенных в 9 партизанских дивизий. Они повесили дуче и освобождали от фашистов Марсель и Париж. Четверо бойцов XIV корпуса впоследствии вместе с Фиделем Кастро высаживались на Плайя Хирон…


    Примечания:



    1

    В 1931 году в Испании была свергнута монархия и установлена республика. Однако реакционные силы в основным сохранили свое экономическое могущество и политическое влияние. Правительство Лерруса (1933–1935 годы) пытались уничтожить все демократические завоевания. На защиту республики поднялись трудящиеся. В 1934 году в Астурии, Каталонии, Мадриде и других районах произошло вооруженное, восстание. В начале 1936 года антифашистские силы, в авангарде которых шла компартия, объединились в народном фронте. После победы Народного фронта на выборах в кортесы (февраль 1936 года)было образовано левореспубликанское правительство. Страна встала на путь демократического развития. (Прим. авт.)



    2

    Пригород Валенсии.



    3

    Все в порядке.



    4

    Монастырь Головы святой Богородицы.



    5

    К чести полковника Саласа надо сказать, что он остался до конца верен республике и в 1939 году был расстрелян, фашистами. — Прим. авт.









    Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

    Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.