Онлайн библиотека PLAM.RU


V

Как большая и дружная весенняя вода, когда своевременно ей не дана свобода и не открыты вершники и спуски, — бурно сносит мельницы и плотины, так в 1917–18 г.г., вышедшая из берегов волна народного движения, — прорвала и смыла обветшавшие плотины и устои русской жизни.

Стихийная сила движения вырыла бездну, и в нее упали — кумиры, алтари и троны.

В огне пожаров, на развалинах старого быта, начала строиться загадочная, полная тревог и ожиданий, новая жизнь.

Она не всем пришлась по вкусу.

Были активные протесты, начались гражданские войны. Воевали на западе и на юге, на окраинах и в центре России.

Казань не избегла ужасов войны, и с приходом чехо-словаков, летом 1918 года овладевших ею, сделалась театром военных действий.

Немногочисленные советские войска, находившиеся в Казани, с наступлением чехо-словаков отошли от города вверх по Волге, к Красному мосту, и получив подкрепления, воинскими частями и пароходами, осадили Казань с Волги и со стороны Московско-Казанской железной дороги.

Как же мы с Макбетом жили в осажденном городе, что видели и испытали?

Кое что испытали и многое видели…

Но подробности осады Казани расскажу отдельно, и в настоящем рассказе, ограничусь только кратким перечнем событий, имеющих некоторое отношение к моей и Макбета жизни в осажденном городе.

В начале осады, когда бои происходили вдали Казани и снаряды в город еще не залетали, жилось сносно, — также спокойно, как и раньше.

На охоту, несмотря на открытие охотничьего сезона, (осада началась в августе и кончилась в сентябре), не ходил, но почти ежедневно — по городу гулял.

С улиц Ново-Горшечной, Первая Гора и с других возвышенных частей города были отчетливо видны, невооруженным глазом, бои на Волге и вдоль Волги, — стрельба с пароходов, и с береговых батарей по пароходам, рвавшиеся над Волгой и городскими пристанями артиллерийские снаряды, горевшие на Волге, днем, — черными факелами, и ночью, — яркими кострами, зажженные снарядами баржи и пароходы, пылавшие на городской пристани гостиницы, товарные лабазы и громадные дровяные запасы.

За Пороховой слободой показались колоссальные, закрывшие полнеба, столбы черного дыма горевших сел и деревень, — Ильинское, Осиново, Тура.

Советские войска заметно теснили «белых» и приближались к Казани.

Над городом появились воздушные альбатросы, и с них бросали бомбы…

Возвращаясь с Макбетом с очередной прогулки по городу, я увидел кружившийся над водопроводной станцией аэроплан.

Я шел срединой улицы. Макбет — ближе к клинике, — панелью, ухлыстывая за какой-то маленькой собачкой.

С аэроплана спустился небольшой, — размером мелкой картечи, — черный шарик, видимый только в начальный момент его спуска, пока он не развил скорости полета.

— Не упал бы где вблизи?…

Тотчас же раздался в саду, рядом с улицей, оглушительный взрыв и звон разбитых, сыпавшихся стекол.

Бомба разорвалась в нескольких шагах от стены ближнего дома и взрывом выбило в нем оконные стекла.

Макбет взвизгнул и подбежал ко мне, потряхивая головой…

Аэроплан уже кружил над Лядским садом, бросил вторую бомбу и скрылся в направлении к железнодорожному вокзалу.

Когда я подошел к месту взрыва, возле вырытой им в земле ямы лежала масса разбитых в мелкие кусочки стекол. На панели, которой шел Макбет, тоже лежали стекла.

Придя домой, и заметив, что Макбет не перестает трясти головой, я осмотрел его и нашел на правом ухе, с наружной стороны, небольшую трех-угольную ранку; из нее сочилась кровь.

Очевидно, его ранило осколком стекла.

— Что, друг, ранен? По делам наказан, — не увлекайся дамами. Шел бы за хозяином, и был бы цел…

Ранка небольшая. Сейчас же промыл ее разведенной в спирту карболкой.

Через три дня, рана Макбета зажила, но ходьба под аэропланами, — мне «не показалась» и я прекратил свои ежедневные прогулки.

С каждым днем, стрельба усиливалась и бои приближались к городу.

Жизнь в городе замерла и ночью он не освещался.

Жители начали выселяться в погреба и в подвальные этажи каменных домов.

Некоторые, осведомленные в грядущих событиях граждане, незаметно оставляли город; большинство не знало — чем и когда все это кончится.

В городе было много слухов: говорили о каком-то «необычайно» смелом кавалерийском налете «белых» на штаб-квартиру т. Троцкого, и о том, что его чуть-чуть не захватили, — что к «белым» подходят большие подкрепления.

Многое говорили, еще больше врали, выдавая свои «сочинения» за самую настоящую правду.

Но «чуть-чуть» — не считается, подкрепления не подходили и чехо словаки отступали.

Красная армия овладела обеими берегами Волги и стреляла не только с Волги и Московско-Казанской железной дороги, но и с другой стороны города, — от ст. Дербышки.

Дело близилось к развязке, и не в пользу «белых».

Огненное кольцо постепенно окружало город, сжималось и могло окончательно сомкнуться…

Оставалась свободной только дорога к Лаишеву, — на Каму.

* * *

Месяц тянулась осада города, и наконец, пришел «последний день Казани».

В городе, в этот день явственно слышалась не только частая ружейная стрельба, но и «работа» пулеметов.

Казалось, что стреляют не на окраинах города, возле железнодорожного моста через реку Казанку, а рядом, — в следующем квартале…

С наступлением ночи начался обстрел города снарядами крупного калибра.

Стреляли по центральной части города, в которой помещались электрическая станция, телеграф и почта. Снарядами зажигались дома и огненные языки пожаров высоко взвивались кверху.

Визг летевших в город снарядов и их взрывы, сухой треск разрушаемых зданий, глухой шум выезжавших из города военных фургонов и набатный звон ближних к пожарам церквей, — слились в один общий ужасающий гул.

* * *

Советские войска, занявшие предместья и слободы Казани, могли уничтожить орудийным огнем город. Но этого не сделали, и артиллерийская стрельба по городу скоро прекратилась. Штурма не было. Чехо словаки оставили город без боя, и утром следующего дня, по Казани раз'езжали Красные патрули.

Где-то за городом, с Лаишевской дороги, слышалась орудийная стрельба по отступавшим чехам…

С уходом чехов кончилась «Казанская война» и можно было не опасаться быть убитым бомбой или взлететь на воздух.

* * *

Наступившая в 1917 году смена лиц и положений, — изменила и мою жизнь. Пришлось начинать новую жизнь, исполнять много физических работ и заниматься умственным трудом с 9 до 3 часов дня и с 7 до 10 вечера. В 68 лет нести все эти работы трудно. Сил расходовалось много и запас их быстро истощался.

Неизбежные последствия такой непосильной работы выразились в болезнях. Я хворал тифом, бронхитами, воспалением левого легкого, а через полгода — двусторонним (так значилось в выданном мне удостоверении) воспалением правого легкого и левосторонним плевритом. После небольшого перерыва обнаружилась болезнь почек. Ухудшилась моя старая болезнь — миокардит, и я стал глохнуть.

С ухудшением моей жизни, ухудшилась и жизнь Макбета.

Пришла весна, а за ней и лето.

Макбет приносил мне охотничьи сапоги, сумку, шляпу.

— Пора, давно пора собираться, а затем — и ехать на берега Мешкалы, — на озера, к бекасам, дупелям, гусям и уткам, к маленьким гаршнепам, тетеревам и красивым вальдшнепам.

Но я не собирался… Время безжалостно отняло у меня и Макбета наши радости, — охоту, и в лугах на Каме мы больше не бывали.

Под городом, — нет охоты. Ехать за десятки верст, — нет времени и денег.

Моя с Макбетом охота кончилась.

Я перестал охотиться, и вместо охоты — иногда рыбачил под городом, добывая себе на уху ершей и уклеек…

Макбет понимал, что на меня надвинулось что-то неприятное, — чаще чем прежде ко мне ласкался и особенно нежно проявлял свою привязанность в дни моих болезней.

В эти дни невзгод и огорчений, когда все казалось неприветливым и мрачным, когда я молчал часами, Макбет подходил ко мне, ласково смотрел своими умными, добрыми глазами, и как бы спрашивал меня:

— Что с тобой? Скажи мне свою печаль и горе.

Под влиянием этой искренней любви, я оживлялся и ласкал собаку.

— Макбетушка, милый! Дела наши плохи… Холодно и голодно… Мы стали одиноки.

Макбет клал голову ко мне на колени и долго на меня смотрел.

Посмотрит, и осторожно толкнет лапой.

И снова смотрит, смотрит… И снова несколько раз толкнет лапой…

— Что ему нужно и что он просит? Может быть, хлеба?… Нет, хлеб ему не нужен, — он отталкивает его носом. Заглянешь в глаза Макбета и в них увидишь, что он меня просит ободриться, бросить молчание и свои мрачные думы, и быть прежним, — живым человеком…

— Ничего, Макбет, успокойся! Может быть, еще и поживем немного.

После таких немых разговоров, на душе человека, обласканного собакой, становилось легче и светлее.

Вспоминаю дни моей болезни…

Я тяжело хворал. Долго лежал вне времени и пространства, никого не узнавая.

Благополучно прошел кризис болезни, и первым — я узнал моего милого друга Макбета.

Я увидел его лежащим у изголовья моей постели (когда я захворал, Макбет ушел с своего места под моим столом и все время болезни лежал у моей кровати) и погладил.

Макбет встал с пола, поглядел на меня удивленными глазами и увидев, что я его узнал, разыскал под одеялом мою руку, толкнул ее носом и так радостно на меня смотрел, что не трудно было догадаться, — что он желал бы: мне сказать.

— Поправляйся и вставай! Мы тебя любим… Убедившись в том, что я очнулся и не брежу (как это было раньше), Макбет побежал в комнату моей жены — сказать ей, что наконец-то я «проснулся». Такой «анонс», он делал почти каждое утро — до моей болезни.

Когда я начал поправляться и встал с кровати, радость Макбета была безграничной. Он бросался ко мне на грудь, около меня кружился, лаял, лизал мне руки, подавал сапоги, галоши, тетеревиное чучело, охотничью сумку.

— Я рад и принесу все, что ты захочешь…

Я не пишу подробную историю жизни Макбета и не наделяю его добродетелями, которых не было бы у других хороших охотничьих собак.

О его ко мне любви и дружбе, мог бы написать большую книгу, но и того, что выше сказано — довольно, чтобы поверить тому, что Макбет был моим бескорыстным другом — когда ел ватрушки с творогом и сухари, и тогда, когда я давал ему только помои, и был мне верен, как в ясные, так и в ненастные дни моей жизни.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.