Онлайн библиотека PLAM.RU


Колымский партизан

От Якушкова я узнал, что в Нижне-Колымске живет участник борьбы с колымской белогвардейщиной в годы гражданской войны.

Отправляюсь к нему на край города. Дом партизана Багалая оказывается таким же, как и все в Нижне-Колымске: он сложен из ровных бревен, с пологой крышей, с ледяным окном вместо стекла и так же, как и другие строения, сверкает ледяной штукатуркой.

Хозяин, высокого роста, сильный красивый человек, встретил меня у дверей дома, приветливо пригласил к себе и сразу стал угощать погребной нельмой и строганиной из свежепойманной подлёдной рыбы. Я сказал, зачем пришел к нему. И Багалай, помолчав несколько минут, словно собираясь с мыслями, стал рассказывать о драматических эпизодах гражданской войны на Колыме…

…Восьмые сутки шел человек на лыжах с горы на гору колымской тайгою. В заплечном мешке лежали спички, патроны для берданки, плитка кирпичного чаю и небольшой котелок для варки пищи.

Полярная ночь кончилась. На короткий срок солнце поднималось над тайгой. Но оно еще не грело. Только на вытянутых ветвях сланца-кедровника клубился кружак, горевший солнечными бликами, как при закате ледяные окна якутской юрты. В безоблачную ночь ослепительно сияли звезды и серебрился Млечный путь. Глядя на него, человек вспомнил чудесную сказку, рассказанную ему матерью. Млечный путь — это лыжный след якутского богатыря Моксогола (Сокола) — сына неба. Богатырь гнался за любимой девушкой. Вот и остался широкий след в небе, высоко над тайгой…

Глядя на звездную полосу Млечного пути, человеку взгрустнулось: ему приходилось не гнаться за любимой, а уходить от нее. Девушка Марьячан жила около озера Тала-Кюэль и спорила с ним красотой. Черные косы Марьячан отливали синевой, ее смугловатое лицо было обожжено ветрами. Движения ее восхищали ловкостью. Она умело управляла конем, была замечательным товарищем, и не было ничего краше ее быстрых темнокарих глаз.

Багалай шел восьмые сутки, не встречая людей. Изредка попадались следы сохатого. Шел днем и ночью. Ложился спать, когда выбивался из сил. Вставал, когда чувствовал, что коченеет от мороза. Разводил костер, сушился, согревался чаем и после короткого сна устремлялся дальше в горы. О нем говорили, что у него «беличья» память. Летом белка запасает на зиму желудей, грибов, кедровых орешков. Она прячет их под корой, меж ветвями или в дупле первого попавшегося дерева. А зимой, когда приходит нужда, белка безошибочно отыщет в тайге деревья, где спрятала свои запасы.

Багалай шел с горы на гору, и каждый камень был знаком ему. Там, где снег был прибит ветрами, лыжи разбегались, и человек двигался медленно. Густая шапка его прямых невьющихся волос сползала на невысокий лоб. Собачья опушка пыжикового малахая обрастала сосульками. Время от времени Багалай привычно откидывал малахай на плечи, и он свисал на зеленой яркой шелковой ленте, подаренной девушкой из Тала-Кюэля.

На ременном его поясе болтался самодельный нож якутской работы из берданочного штыка. Рукоятка была сделана из корня березы. Безвестный мастер искусно выгравировал иглой тонкий рисунок на березовой рукоятке и залил его оловом. Распластав сильные ноги, скакал на рукоятке ножа сохатый, вспугнутый охотником.

Родители Багалая кочевали с Олоя на Большой и Малый Анюи. Отец Багалая слыл метким стрелком и добывал пропитание охотой. Семья Багалая была большая и бедная. Кочевать приходилось подолгу, ездовых оленей нехватало. Чтобы не мытарить детей, родители сажали их на нарты, где помещался скарб, а сами шли всю дорогу пешком.

Багалай покинул родную урасу[7] когда ему было всего лишь одиннадцать лет. Приезжал к ним купец Епимах Жохов. Купец привозил с собой спирт, табак, кирпичный чай и подарки — дешевые ситцевые платки. Он охотно вел «капсе», — рассказывал всякие новости. Послушать его собирались якуты из соседних урас. Епимах Жохов давно обратил внимание на Багалая, часто угощал мальчугана конфетами. А однажды купец попросил родителей отдать ему Багалая на воспитание. Родители согласились: Багалай был восьмым едоком в семье. Мальчику же было все равно, его даже прельщала поездка в незнакомый город…

«Хорошего работника и за большие деньги трудно на Колыме подыскать, ребенок вырастет, будет мне даровым работником», — рассчитывал купец, развалясь в кибитке, запряженной сытыми оленями.

С большим обозом пушнины, накупленной Жоховым за бесценок у якутов-охотников, приехал в Средне-Колымск маленький Багалай. Мать всплакнула на прощанье и, поглядев вслед, пошла в урасу чинить прохудившиеся торбаза.

Мальчик у купца выучился грамоте. А на второй год купец заставил его работать: пилить дрова, чистить двор, косить и возить сено, неводить… Работал Багалай без платы, за еду и одежду, восемь лет. Стал большим и рослым молодцом. Надоело молодцу батрачить.

Задумал уйти от купца.

В тот год строилась средне-колымская радиостанция. Багалай поступил на строительство пильщиком, потом стал матросом. Хаживал на катере из Среднего до самого устья Колымы, изучал реку, сделался известным лоцманом.

В семнадцатом году пришла на Колыму весть о великой революции. Вместе с колонной бывших политических ссыльных Багалай шагал к могилам борцов революции, погибших в колымской неволе, и впервые слушал речи о свободе и справедливости.

Потом на Колыме появились белые.

Багалай жил тогда у оседлых якутов в Унарве, в Байдунском наслеге. Далеко по тайге пошла весть о том, что офицер Шулепов расстрелял в Средне-Колымске девять коммунистов и захватил власть в свои руки. Он ставил свечи перед иконами, пил водку и, когда проходил запой, ездил по Колыме собирать «дань» с якутов и русских.

Помощником у Шулепова был Белоницкий.

Летом Белоницкий собрался с награбленной казенной пушниной бежать в Америку. Он давно сторговался с американскими контрабандистами. Но американскую шхуну не выпустили полярные льды. Она зазимовала у чукотских берегов. Белоницкий зимним путем на собаках вернулся в Средне-Колымск. Шулепова в Среднем не оказалось. Он был на Абыйской стороне.

И тогда случилось неожиданное. То ли знал Белоницкий, что власти белых всюду пришел конец, то ли на самом деле явилось к нему запоздалое раскаяние, но собрал он белогвардейцев и сказал им:

— Я был белым. Это моя ошибка. А теперь хочу оправдать себя работой за советскую власть. Призываю всех колымчан бороться за укрепление советской власти на Севере.

Выслушали люди Белоницкого и решили присоединиться к нему. Тогда он послал арестовать Шулепова. Злодея доставили в Средне-Колымск.

Бывший адъютант Шулепова — офицер Канин тоже перешел на сторону победителей. Он вызвался поехать на Абый на разведку, чтобы ликвидировать банду офицера Деревянова, орудовавшую на Индигирке.

Белоницкий набрал отряд колымской молодежи, роздал им ружья и выступил зимней дорогой из Средне-Колымска в Абый. Морозный ветер обжигал лицо, дышалось трудно, коченели пальцы рук и ног… Над разгоряченными оленями стояли облака пара.

Навстречу отряду Белоницкого из Абыя со свежим хлебом и олениной приехал офицер Канин. Обрадовался ему красный отряд. Давно так сытно не ели, как в день встречи. Канин налегке, с одной беговой нарточкой, повернул обратно.

Но не пришлось Белоницкому войти в Абый. Изменник Канин устроил перед самым городком засаду, перебил отряд и завладел его оружием. Погибли активисты, представители лучшей части среднеколымской молодежи, их до сих пор вспоминает советская Колыма.

Канин присоединился к Деревянову. Он предложил ему наступать совместно на Средне-Колымск, но разными путями: Канину из Абыя, Деревянову — из Аллаихи. А чтобы обмануть красногвардейцев, оставшихся в Средне-Колымске (среди них был и Багалай), изменник Канин прислал из Абыя нарочным подложное письмо за подписью Белоницкого:

«Абый взят нами. Скоро разобьем и Деревянова.

Белоницкий».

Никто не усомнился в подлинности письма.

Для ускорения дела среднеколымцы решили направить разведку к Аллаихе. Вызвался ехать Багалай: он хорошо знал Аллаихскую сторону. Юноша набил кисет листовым черкасским табаком, захватил несколько коробок спичек и поехал налегке в беговой нарточке. В то время считалось позорным ездить по Колыме со своим продовольствием. По древнему обычаю тайги путнику всегда был открыт вход в любую юрту. Гостить можно было хоть месяц, и радушный хозяин не требовал от гостя никакой платы. Так говорил обычай таежного гостеприимства.

Олени попались сытые и добрые. Багалай не ехал, летел на Север, в Кара-Талы (Черный Яр). Четыреста верст от этого яра до Среднего быстро остались позади. Только перед самым Кара-Талы якуты встретили Багалая тревожными известиями:

«Белоницкого убили. Отряд его истреблен. Канин — изменник. Деревянов с большим отрядом движется через Аллаиху на Средний».

Багалай менял оленей и двигался дальше на Север. До Кара-Талы оставалось немного. Разведчик ночевал у якутов, осторожно заводил разговоры, выпытывал новости.

Старик-тойон, богатый якут Андрей Соболев встретил проезжего обычным якутским приветствием: «капсе!» Ночью в юрте расплакался ребенок. Старуха-бабка присела к внуку и стала рассказывать ему сказку. Это была древняя якутская сказка о богатырях Абаагы и Юрюне. Багалай не раз слышал ее в детстве. Сказку говорили скороговоркой, без перерыва, а когда останавливались, чтобы перевести дыхание, то отплевывались. Это делалось для того, чтобы не было заметно, когда рассказчик останавливается…

Оленная упряжка

Юрюн-богатырь был честным и хорошим. Он жил на земле, как все якуты. А злой Абаагы-богатырь (дьявол-богатырь) — его противник — жил под землей. Юрюн всегда выходил победителем в состязаниях с Абаагы. А когда Абаагы, случалось, одолевал Юрюна, тот взлетал к небесам и у небесного наиглавного царя просил помощи. Получив ее, Юрюн с новой силой на крылатом коне спускался под землю бить Абаагы. Был тот змеем-оборотнем. Змей мог принять различные облики девять раз: орлом, быком, джяга-бабой (баба-ягой), у которой одна нога посреди туловища и одна рука…

Разговоры сказочных героев передавались песнями. У Юрюн-богатыря голос был спокойный и приятный. Абаагы-богатырь говорил громко и дико.

Андрей Соболев сидел возле Багалая, молча курил трубку и прислушивался к сказке. Когда старуха замолкла и Багалай перевернул пустой стакан донышком вверх, Соболев строго сказал гостю:

— Абаагы-богатырь это и есть ты, Багалай! Потому что отдали тебя с малолетства чужому человеку, а тот испортил тебя и подменил, обернулся ты плохим человеком. Знаем, парень, куда ты едешь и зачем ты едешь…

Но, хоть и будешь ты не наш богатырь, все же ты лучше Деревянова, и мы тебе зла не желаем. Ты — гость…

— В чем дело? — прикинулся ничего не понимающим Багалай.

— Думаем мы так, — ответил хитрый старик, — едешь ты для того, чтобы выведать, где белые, куда путь держат, сколько их и много ли оружия с ними? Так знай: вчера отряд Деревянова был в Кара-Талы и сегодня должен подойти к нам. Мы тебе не хотим плохого. Уезжай к себе в Средний. Подожди с конем до утра в стороне у якутов и уезжай… Я дам тебе хорошего коня.

Багалай ушел в дальнюю юрту. А утром видит, мчится к нему якут на оленях.

«Либо извещение какое-нибудь, либо белые катят. Неужели обманул меня старик?»

Оказалось, что приехал сын Соболева. Передает новое капсе:

— Пришел отряд Деревянова. Много людей. Все с оружием. Старик сказал: скорее тебе ехать в Средний.

Снова круглые сутки без отдыха мчался Багалай в Средний. Всюду ему давали свежих, сильных, незаморенных оленей. Багалай доложил Ревкому:

— Отряд Деревянова идет в Средний с аллаихской стороны. Канин изменил советской власти, перебил обманно отряд Белоницкого, и сам идет на Средний с абыйской стороны. Нас хотят взять врасплох. Надо организовать отпор!

Багалаю не поверили.

— Что ты рассказываешь! — сказали разведчику. — Абый в наших руках. Деревянову скоро конец. Вот и письмо Белоницкого. Он сам нам пишет, что разобьет Деревянова…

Напрасно спорил и горячился Багалай: ему не верили.

И тогда он сказал в сердцах:

— Не верите, тогда сам Деревянову устрою засаду. Не допущу бандита погромить Средний.

— Не горячись, Багалай! — успокаивали его. Зачем тебе отряд? Подожди денек. Отдохни. Завтра, может быть, соберем людей…

Не послушался Багалай, поехал сам один в местность Тала-Кюэль, что означает «озеро с крутыми берегами». Здесь встретила его любимая девушка с длинными черными косами. В узких щелочках ее темнокарих глаз он впервые увидел испуг. Марьячан просила Ёагалая не оставаться и часу в Тала-Кюэле. Разведчики Деревянова рыщут поблизости. Идут с Деревяновым богатые якуты и русские…

Собрал Багалай местных талакюэльских якутов-бедняков, чтобы с оружием встретить Деревянова. Пришли шесть человек. Было у них десять коней, но из оружия во всем селении нашлась одна только старая берданка. Отобрал Багалай белых, как снег, коней, чтобы не так они были заметны врагу, одел своих ребят в белые оленьи кухлянки и вышел из Тала-Кюэля.

Сказал Багалай своим товарищам:

— Оружия у нас нет. У врага оно есть. Надо завладеть оружием врага.

Незамеченными подкрались смелые талакюэльцы к расположению деревяновского отряда. Увидели десятки дымившихся костров, много оружия в пирамидах, сотни оленьих нарт.

— Видишь, Багалай, сколько их, а нас горсточка. У них много ружей, мы безоружны… Заболь[8] пропадем. Перебьют нас деревяновцы, — сказал один несмелый.

Отпустил его с позором Багалай. А остальные остались, решили делить с Багалаем одну судьбу. Спрятался Багалай с товарищами в густолесье. Стали выжидать. Увидели, что несколько белых на оленях поехали в сторону Средне-Колымска. Пошли багалаевцы за ними следом. Шли целые сутки.

Вдруг белые повернули обратно к своему отряду.

— Почему повернули? — удивлялся Багалай. — Должно быть неспроста. Не иначе, как встретили наш отряд. Значит, поверили мне, вышли из крепости против Деревянова.

Конь под Багалаем был горячий, а еще горячей был молодой седок. Белые ехали на оленях. Конь перегонит оленя. Олень от коня отстает, словно связанный по ногам. Помчался Багалай, а следом за ним и его товарищи, наперерез белым, чтобы остановить их. Нагоняют кони оленей. Заметили белые погоню, открыли стрельбу. Свистят пули, бьются о стволы деревьев. Багалай нет-нет да остановится, выстрелит из берданки, вскрикнет от радости, когда свалится с нарты враг. Выстрел за выстрелом слышатся с обеих сторон. Багалай то круто вправо, то влево повернет коня. Уклоняются от выстрелов и его товарищи. Никак не могут попасть белые в храбрецов. Вот слезли с нарт, пошли пешком, ведут оленей, а сами кричат Багалаю по-якутски.

— Тохто! Тохто! Хая кигигины (Стой! Стой! Кто такой?).

Багалай молчит, разглядывает получше местность. Нигде не видать среднеколымцев. Еся надежда на коня. Высмотрел тропку. Надо немного проехать краем озера, на виду у противника. Шепнул об этом товарищам. Те поняли замысел Багалая. На озере — неглубокий снег. Багалай крикнул белым:

— Сёп, сёп, когитун! (Так, так, подождите!).

Выстрелил еще раз, видно было, как заметались испуганные олени и люди, а сам тронул коня, за ним дернули поводья и друзья. Кони рванули, как ветер, мигом доскакали до берега, не успели белые даже выстрел сделать.

Исчез Багалай со своими товарищами, как якутские острые стрелы, выпущенные из лука.

Только на третьи сутки увидали они в тайге дым костров и возле них человек пятнадцать среднеколымцев. Рассказали Багалаю, что дошла до них суровая весть, прав он был, верят теперь ему. После короткой дневки отряд, вместе с Багалаем, выступил в поход, чтобы встретить боем непрошенных гостей.

Перед выступлением приехали с горы два нарочных — бывший офицер и среднеколымский поп Сизых.

Увидав их, Багалай сразу понял, что люди эти приехали неспроста.

Офицер показал командиру отряда письмо. Узнали красногвардейцы, что изменник Канин с большими силами уже ворвался в Средне-Колымск, захватил безоружный город, чинит там суд и расправу и предлагает им сдаться, обещая полную амнистию.

Отряд стал совещаться, что делать. Решили рассыпаться по наслегам, уходить к кочевникам, а Багалая направить в Гижигу.

— Если доберешься, сообщи властям и поднимай оттуда людей нам в помощь, — сказал ему на прощанье военком.

Умел Багалай говорить по-якутски, чукотски, ламутски и по-русски. Отец его был юкагир, мать — ламутка. Знание языков делало его своим человеком на тысячи километров в тайге и тундре.

Багалай пошел в восточную сторону — на заимку Банскую. Шел днем и ночью. Думал добраться до знакомых людей.

На восьмые сутки выбрался Багалай к опушке леса и увидел оленную дорогу. Здесь шло большое стадо. Побрел Багалай по свежим следам. Спустился с горы, видит: открытая речка шумит невдалеке по камням, урасы дымят… Обрадовался. Сильнее застучало сердце. Дошел, наконец, до людей. Но не знал: к хорошим идет людям или к плохим?

В урасах, куда пришел партизан, оказались богатые эвены из Олоя, знавшие еще родителей Багалая. Не раз они говорили, что пропадет Багалай, спознавшись с большевиками. Но приняли его хорошо. Угостили олениной, крепким чаем и дали даже кюорчах, — сбитые сливки, политые алым брусничным соком. Человек ел и пил жадно и слушал хозяев, приютивших его. Они рассказали, что на Колыме идет война и туда опасно стало ездить. В тайге стреляют. Приходится часто сидеть без муки, чаю, табаку, спичек… Пытались они пробираться на Колыму, но дальше заимки Банской итти опасно. В последний раз на заимке сообщили новость: мимо них на восток бежал человек…

— Мы все ждали: дойдет человек до нас или пропадет в тайге? Так, значит, это ты и был, Багалай? Хорошо, что дошел! — сказал старик-хозяин, староста шести урас. — А мы думали не выйдешь из тайги, пропадешь, однако.

Хозяин дал гостю легкую урасу и посоветовал ехать в Олой.

— Здесь держать тебя не надо, — объявил старик, — могут погоню за тобой сделать. Будет плохо и тебе и нам.

Ехать надо было несколько сот километров, а на далекое расстояние эвены без урасы никуда не ездят. В урасе можно обсушиться, сварить пищу, согреться и поспать в тепле.

На двадцати оленях покатил Багалай в Олой. В дорогу взял с собой только немного оленьего мяса.

Прибыл в Олой на седьмые сутки и вскоре помчался дальше до самой Гижиги, где была советская власть.

Внимательно выслушал гижигинский военком рассказ о том, что случилось на северной Колыме, и сказал:

— Зимой выслать на Колыму людей нам не удастся. Нарт нехватит, чтобы послать большой отряд. А малым отрядом итти туда нечего. Летом, как только тронутся льды, вышлют помощь на Колыму из Владивостока. Туда мы сообщим. А ты пока живи с нами. Мы дадим работу тебе.

Зиму работал Багалай в Гижигинском районе и пролетовал в той же местности. В сентябре военком Гижиги получил радиограмму с Колымы. Вызвал к себе Багалая.

— Смотри! Дошел пароход из Владивостока до Колымы. Твою весть я передал на Большую Землю, а там меры приняли. Бандитов на Колыме больше нет. Просят среднеколымцы помочь тебе выехать обратно на Колыму. Помнят своего товарища…

Летом поплыл Багалай вниз по Омолону на самодельной лодочке. Плыл на низовую Колыму, к Марьячан, к товарищам.

Плыл Багалай по порогам, миновал перекаты Омолона. Эта река, видел он ее впервые, показалась ему много страшнее против спокойной низовой Колымы.

Никто не мог ему в пути сказать хоть что-нибудь о Марьячан. Побывал он зимой на Тала-Кюэле. У озера с крутыми берегами не было девушки Марьячан. Рассказывали, что деревяновцы взяли ее насильно с собой, и она исчезла, «корнем в землю ушла»…

Почернел человек, как небо перед дождем, — горе захлестнуло. В тот день Багалай дал полную волю оленям, вспугивая зайцев и куропаток.

Пропала Марьячан. Исчез бесследно и Багалай. Никто на Колыме не знал, куда девался неутомимый ходок, колымский партизан, вернувшийся из далекой Гижиги…

Багалай искал Марьячан. Однажды ночью у камелька в юрте Багалай, как обычно, завел разговор о Марьячан. Старик встрепенулся и заговорил быстро:

— К нам в Сухарную из Среднего бежали белые. С ними была Марьячан, так называл девушку один из начальников. Жила она в моей избе и здесь умирала от неизвестной тяжелой болезни. В забытьи все звала какого-то человека, просила, чтобы не уезжал далеко, не покидал ее, а вернулся, защитил бы от насильников. Тот начальник не давал прислушиваться к ее словам и поил меня спиртом…

Багалай заметался, как волк, в юрте. Потом вышел посмотреть своих собак. Заиндевев на морозе, они спали около юрты, свернувшись клубками, уткнув морды в пушистые хвосты. Глянул человек на небо. Погода обещала быть назавтра ясной. Багалай поехал к родным берегам и достиг «крепости» — Нижне-Колымска. Здесь старого партизана встретили с почетом. На перевыборах его избрали председателем райисполкома. Стал жить Багалай в конце города, в маленькой, плоскокрышей, деревянной юрте…

Якутский областной комитет партии вскоре послал Багалая учиться в Коммунистический университет трудящихся Востока в Москву. Вернулся он домой, получив образование. Вернулся на Колыму не один, а с товарищами. Якуты, тунгусы, эвены, получив образование, возвращались в родную социалистическую Якутию. Багалай прибыл на Колыму на новом речном пароходе с Лены, Северным морским путем, как хаживали в старину на кочах ленские казаки.

Багалай поселился немного ниже крепости. Здесь рубились новые амбары и дома оленсовхоза, директором которого и был назначен Багалай. Пряно пахло душистой, смолистой лиственицей. Кругом валялась пахучая щепа.

По низовой Колыме от берегов Ледовитого океана и до самого Среднего шло «капсе» о человеке из тундры, который ездил далеко в Москву, где живет сам Сталин. Багалай вернулся, чтобы сделать радостной и счастливой жизнь в родных краях, там, где слишком долга морозная зима и очень коротко пугливое лето.


Примечания:



7

Летнее жилище конусообразной формы. Там, где встречается береза, ураса обтянута берестой, за отсутствием бересты ураса обкладывается дерном и засыпается землей (по Матюшкину).



8

Наверно (колымское слово).









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.