Онлайн библиотека PLAM.RU


XXII. Последняя глава

Сегодня я должна закончить свою картину. Надо торопиться. С каждым днем в пальцах все меньше силы, кружится голова, и я почти физически ощущаю, как моя измученная оболочка, вбирает в себя смертельный яд, разлитый вокруг. Я ничего не понимаю в допустимых дозах и рентгенах и даже рада этому. По крайней мере я не знаю, сколько мне осталось жить. И все же надо успеть закончить картину. Для кого? Ведь в этом городе, похоже, почти никого и не осталось. Только одинокие старики и старухи да наркоманы. Сегодня ночью целая толпа наколовшихся мародеров бродила по моему кварталу.

Моя улица — одна из самых фешенебельных улиц в городе, здесь жили богачи. Как это не смешно, я тоже наконец стала богата в последние годы. Как же! Художница с мировым именем, занесенным во все каталоги. Мои работы — в лучших и знаменитых галереях всего мира. Я купила великолепный дом с огромной мастерской. Давно собиралась отдохнуть и наконец поездить по всему миру. В конце концов хотя бы навестить сына — еще школьником, победив в какой-то олимпиаде, Тимур уехал в Штаты учиться. И учился там столь успешно, что больше уже в Россию не вернулся. Я была этому рада. Я не хотела, чтобы мой сын стал пушечным мясом для кровавой бойни, что полыхала в разных концах страны. Красивый мальчик, он очень скоро, совсем юным, женился на девочке Энн из богатой семьи.

Теперь они живут, воплощая собой идеал американской мечты — дом в Калифорнии, собственная фирма по высоким технологиям, трое очаровательных детей.

Да, теперь я одна. Мой муж Фарит нашел на своей югославской войне девочку-сербку, прислал мне развод, и давно живет в Европе. Игнатьев так и не вернулся ко мне. Теперь я верю, что тем июньским жарким утром он взорвался в своем серебристом саабе.

…Ночью я слышала дикие крики мародеров. Они выбивали окна и двери, заходили в брошенные дома, вытаскивали вещи и набивали ими свои автомобили. В соседнем дворике, который хорошо просматривается из моего окна, на земле, покрытой битым стеклом и хламом, мальчик и девочка занимались любовью. Они были ровесниками моего сына. У девчонки были красивые длинные ноги. Как больно смотреть на эту обреченную страсть.

Два дня назад город опустел. Случилась авария на атомной станции. Когда ее начинали строить, вся общественность протестовала против ее строительства. Но она все же была построена позже, когда в очередной раз сменилась власть. Носящая помпезное название «Европа-Континенталь», она, как и предсказывали геологи, провалилась в песочные грунты, и три энергоблока взлетели в воздух. На другой день на город начали падать мертвые птицы. Они падали как черный и тяжкий снег. Потрясенные странным явлением природы, жители города еще ничего не знали. Город как-то внезапно, в тот же день потерял всякую связь с миром. Оборвались телефоны и телефаксы. В обоих аэропортах не приземлился ни один самолет. Разнесся слух, что всех больных и инфицированных СПИДом выпустили из резервата, и они беспрепятственно вернулись в город. С полок супермаркетов сметались залежи продуктов. Город впал в истерию. Паника, настоящая агония началась тогда, когда какой-то смельчак, пробравшийся сквозь полицейские кордоны, окружившие город, рассказал о взрыве на «Европа-Континенталь». Обезумевшая толпа снесла полицейские кордоны. Потерь никто не считал. Дворец Высшей Власти взлетел на воздух. Монстроподобная статуя Первого Президента, возвышавшаяся на площади последние тридцать лет, была повержена в одночасье. Огромная кисть руки с простертым указательным пальцем лежала в обломках. И палец этот, жуткий, огромный, по-прежнему указывал куда-то в небо.

Теперь в этом городе не было богатых и бедных. Когда приходит безумие, стираются всякие социальные рамки.

И вот сегодня я медленно бреду по улицам моего города. Я вздрагиваю от мучительного ощущения того, что все это я уже видела, что все это уже было со мной однажды. Но когда и где?! Ну конечно, в том жутком сне, в тот последний день с Олегом: пустые улицы и покинутые дома, распахнутые настежь окна, где в комнатах даже не успели убрать постели и доесть пищу, оставшуюся на столах; где на лоджиях и верандах еще сушится белье, а на подоконнике еще не увяли цветы в вазе. Да, все так, как в том сне. Ах, если бы как тогда, проснуться! И ощутить теплые руки Олега, и обрадоваться, что это всего лишь страшный сон.

Разрушенные входы в метро. Брошенные машины, каждая стоимостью в сотни тысяч долларов. Ненужный блестящий хлам, мгновенно утерявший свою ценность. Пожелтевшая пресса на стендах. Ах, вот оно: «Крах атомной энергетики: глобальная катастрофа»…

И здесь, в деловом квартале, запустение и разруха. Разграбленные кафе, рестораны, бистро. Вывороченные горла кассовых аппаратов. Опрокинутые столы и стулья.

А вот небоскреб нефтяной транскорпорации «Дилекс». В самый разгар Девятого Кризиса на территории бывшей республики обнаружили новые запасы нефти. Американцы поработали тут на славу. Было несколько крупных аварий, и в Волгу хлынули потоки нефти. В образовавшиеся пустоты проваливались целые поселки. А теперь вот и атомная станция.

Земля эта долго сопротивлялась. Но теперь она мертва. И люди покинули ее.

В юности казалось, что мир этот так вечен, что с ним ничего не может случиться. Но и в то время маленький пыльный город задыхался в смоге химических заводов. Вода в реках казалась нам абсолютно чистой, хотя в ней и плавали фенол и туберкулезные палочки. Но мы все равно купались, ведь мы были вечны и не боялись ничего. Мы с аппетитом пожирали овощи и фрукты, от которых потом покрывались красными пятнами аллергии. Но мы все равно радовались жизни, в которой не было ни войн, ни бедности, ни особых проблем. Мы занимались любовью, слушали музыку, болтали о политике и об искусстве, пили водку и пиво… Мы любили обсуждать экологические проблемы, но на самом-то деле никто из нас не верил, что с природой может что-то случиться. Казалось, для этого должна пройти тысяча лет. Однако жизни одного нашего поколения хватило для того, чтобы превратить свою землю в свалку…

И вновь я вздрагиваю от неумолимого узнавания этого мига: мой взгляд падает на разбитую зеркальную витрину, и я, внутри все та же самая Яна, молодая, красивая и сильная, вижу в зеркале не себя, а худую смуглую старуху с растрепанными седыми волосами и лицом, изрезанным бороздами морщин. Красота и молодость, они также эфемерны, как вот эти роскошные автомобили, ставшие грудой металла. Я обладала и молодостью, и красотой. Ну и что, что сейчас их нет у меня. Мне не жаль их. Разве я стала другой? Душа, вот моя единственная константа, данная мне Богом.

Не пора ли повернуть домой? Что толку бродить среди развалин? Не лучше ли вернуться и закончить картину? Я сворачиваю на другую улицу и вдруг замечаю собаку. Белый бультерьер сидит у развороченной двери. Увидев меня, он радостно и робко начинает стучать хвостом по асфальту.

— Ты чей? — я наклоняюсь к нему, и от волнения начинаю задыхаться.

Как он похож на моего Криса! Он такой же крупный, широкогрудый и мускулистый, у него такие же глаза, обведенные темной каемкой, и ни одного черного пятнышка.

— Крис? — спрашиваю я.

Бультерьер радостно вскидывается, повизгивает, прижимается ко мне тяжелым жилистым телом и дрожит от волнения и радости. Испуганный, потерянный, одинокий, наверное он так истосковался по людям. Он заглядывает мне в глаза ласково и преданно: «Крис, ну конечно, я Крис!»

— Пойдем со мной! — говорю я ему. Ошалев от радости, Крис начинает прыгать и лаять.

Теперь мы идем по городу вдвоем, я и белый бультерьер.

Как странно, думаю я, прошло столько лет, произошло столько страшного, я давно забыла о тех, кого я когда-то ненавидела. Но тех, кого я любила, я и сегодня люблю той же самой любовью. Вот как этого Криса. Значит, все-таки, любовь сильнее ненависти, сильнее смерти. Она сильнее всего.


Казань, 1998-99 гг.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.