|
||||
|
|
II Морфологія заговоровъ Изсл?дованіе заговоровъ я начну съ ихъ морфологіи, т. е. съ обзора т?хъ формъ, какія принимало слово, выступая, какъ таинственная магическая сила. Формы эти очень разнообразны, часто неожиданно причудливы, иногда непонятны. Разум?ется, я не буду перечислять и описывать вс?хъ видовъ. Для этого потребовалась бы спеціальная и довольно обширная работа. Въ настоящую же работу глава о морфологіи будетъ входить только какъ подготовительная часть, необходимая для ознакомленія читателя съ матеріаломъ, надъ которымъ производится изсл?дованіе, ставящее себ? главною ц?лью раскрытіе путей, какими заговоръ создавался и развивался. Поэтому зд?сь будутъ выбраны только виды заговоровъ, наибол?е распространенные и при томъ не носящіе на себ? безспорныхъ признаковъ искаженія и разрушенія формы. Введеніе въ свою работу этой главы я считаю необходимымъ на сл?дующемъ основаніи. Н?тъ еще ни одной работы, спеціально посвященной данному вопросу. Въ разбиравшихся выше трудахъ встр?чаются только разбросанныя тутъ и тамъ отд?льныя зам?чанія на этотъ счетъ. Поэтому составить себ? правильное представленіе о форм? заговоровъ можно только посл? того, какъ перечитаешь не одинъ сборникъ ихъ. Между т?мъ ясное представленіе о формахъ заговоровъ необходимо для критическаго отношенія кь изсл?дованіямъ заговоровъ. Многіе односторонніе выводы изсл?дователей, какъ увидимъ, им?ютъ своимъ источникомъ пренебреженіе морфологіей. Изсл?дователь, предлагая свои выводы относительно исторіи заговора и не выясняя самой формы его, отнимаетъ у читателя не спеціалиста возможность критически отнестись и къ выводамъ. Въ такомъ положеніи находится, напр., утвержденіе Зелинскаго, что вс? формы заговора развились изъ первоначальной формулы сравненія, утвержденіе, безусловно, ошибочное. Исходя изъ этихъ соображеній, я д?лаю зд?сь сначала обзоръ видовъ заговора (заговоръ, какъ ц?льное произведеніе), а потомъ и т?хъ шаблонныхъ формулъ и пріемовъ, которые въ нихъ зам?чаются (элементы заговора). Съ одной стороны, потому, что при изсл?дованіи мн? придется неоднократно выходить за пред?лы русскихъ заговоровъ, съ другой — для того, чтобы показать сходство съ нашими въ заговорахъ и другихъ народовъ, прим?ры въ морфологіи будутъ приводиться не только русскіе. При этомъ отсутствіе иностраннаго прим?ра рядомъ съ какимъ-нибудь русскимъ отнюдь не говоритъ за то, что параллели къ русскому виду у другихъ народовъ не находится. Только посл? морфологическаго обзора можно будетъ приступить къ р?шенію двухъ вопросовъ, настойчиво выдвигаемыхъ поздн?йшими учеными. Первый, касается опред?ленія понятія заговора, а второй — классификаціи заговоровъ. Неудовлетворительность дававшихся до сихъ поръ р?шеній объясняется, мн? кажется, главнымъ образомъ т?мъ, что изсл?дователи пренебрегали морфологіей, суживая т?мъ самымъ свой кругозоръ. Начнемъ съ вида заговоровъ, который Потебня объявилъ основнымъ, и къ которому, по мн?нію Зелинскаго, можно возвести вс? заговоры{229}). "Двухчленность заговора", говоритъ Потебня, "лежитъ и въ основаніи другихъ его формъ, лишь повидимому бол?е простыхъ, а въ сущности относящихся къ первообразной приблизительно такъ, какъ опущеніе субъекта или предиката къ двухчленному предложенію. Въ заговор?, съ одной стороны, можетъ остаться одно прим?неніе, одно пожеланіе, одна молитва; съ другой, можетъ быть на лицо одно изображеніе символа… при которомъ прим?неніе лишь подразум?вается"{230}). Заговоры, основанные на параллелизм? въ вид? сравненія, бываютъ двухъ видовъ: сравненіе можетъ быть выражено въ отрицательной или положительной форм?. Мансикка первый видъ называетъ quomodonon-формула, вторую — quomodo. Вотъ рядъ заговоровъ типа quomodo. "Какъ земляника эта засыхаетъ и завядаетъ, такъ чтобы у раба б. N зубы замирали и зан?м?ли, чтобы черви и пути зан?м?ли, по сей день, по сей часъ" (отъ зубной боли){231}). Н?мецкій заговоръ отъ крови: Blut stehe stille in deinen Adern und in deinen Wunden,[11] Wie unser lieber Herr Jesus Christus in seinen Marterstunden{232}). Французскій заговоръ отъ катарра: Tu fondras aussi vite que la rosee est fondue par le soleil leve au mois de mai[12]{233}). Латинскій заговоръ — Limus ut hic… былъ приведенъ выше{234}). Польскій заговоръ на изводъ скота: Jak sie to wrzeciono kreci,[13] niechaj sie bydlo i owce wykreca z domu (N), aby byl pusty{235}). Въ заговор? трансильванскихъ цыганъ отъ глаза: que celui qui a regarde faussement l’enfant desseche comme ces feuilles,[14] dans le vase, dans le vase que nous donnons au Nivaschi{236}). По поводу этого заговора я зам?чу, что нигд? не буду д?лать переводовъ съ того языка, на какомъ заговоръ встр?тился, хотя бы даже на иностранномъ язык? оказался написаннымъ русскій заговоръ. Подобные переводы я считаю опасными въ смысл? искаженія текста, такъ какъ часто въ заговорахъ употребляются обороты и слова, трудно передаваемые на чужомъ язык?. Особенно же опасно д?лать переводы съ переводовъ, какъ въ настоящемъ случа?. Древне-ассирійскій заговоръ: "Какъ этотъ финикъ, разр?занный на кусочки и брошенный въ огонь, пожирается всесокрушающимъ пламенемъ, и тотъ, кто его сорвалъ, не приставитъ уже къ стеблю на прежнее м?сто, и онъ не послужитъ пищей царю: такъ пусть Меродахъ, вождь боговъ, отгонитъ далеко колдовство отъ Иддины и порветъ путы сн?дающаго его недуга, гр?ха, вины, испорченности, преступленія"{237}). Въ приведенныхъ прим?рахъ формулы содержатъ только по два члена: одинъ — то, что сравнивается; другой — съ ч?мъ сравнивается. Собственно говоря, древне-ассирійское заклинаніе какъ-будто стоитъ на переходной ступени отъ сравненія положительнаго одночленнаго къ сравненію отрицательному многочленному. Но есть заговоры, въ которыхъ вполн? опред?ленно сравненіе д?лается заразъ съ ц?лымъ рядомъ явленій. Таковъ заговоръ на "подходъ ко всякому челов?ку": "Во имя Отца и Сына и Св. Духа. Аминь. Какъ возрадуется вечерняя заря темной ночи, такъ же бы возрадовался рабъ божій имя рекъ рабу божію имя реку. Какъ возрадуется и возвеселится темная ночь частымъ зв?здамъ… И какъ возрадуются и возвеселятся часты зв?зды св?тлому м?сяцу… Какъ возрадуется св?тлой м?сяцъ утренней зар?"… и т. д.{238}). Вс? эти заговоры представляютъ видъ положительнаго сравненія (quomodo). Но Мансикка склоненъ отдавать первенство отрицательному сравненію, формул? quomodonon. "He отъ угля, не отъ каменя не отростаетъ отростель и не разцв?таетъ цв?тъ; такъ же бы и у меня р. б. им. не отростали бы на семъ т?л? ни чирьи, ни вереды, ни лишаи и ни какіе пупыши"{239}). Старо-латинскій заговоръ: ,domina Luna, Jovis filia, quomodo lupus non tangit te[15] sic etc.{240}). Положительное же сравненіе, говоритъ Мансикка, часто является просто формальнымъ видоизм?неніемъ отрицательнаго{241}). Онъ основываетъ свое мн?ніе на прим?рахъ въ род? сл?дующаго: Wenn (>Wie nicht) diese gluhenden Kohlen sich verjungen,[16] dann kehrt das Fieber zuruck, гд? условіе заключаетъ въ себ? невозможность. При изсл?дованіи развитія заговорныхъ формулъ, мы увидимъ, что вс? эти три вида (quomodo, quomodonon и невыполнимое условіе) едва ли не вполн? самостоятельны. Въ непосредственной связи съ заговорами-параллелизмами стоятъ другіе. Заговоры съ эпическимъ элементомъ часто сродны заговорамъ перваго вида не только по форм?, но и по происхожденію. Близость такъ велика, что дала поводъ н?мецкому ученому Шёнбаху считать формулы quomodo и quomodonon сокращеніемъ эпическихъ заговоровъ{242}), а Зелинскому — утверждать какъ разъ обратное{243}). На чьей бы сторон? ни была истина, въ данномъ случа? для насъ важно то, что оба мн?нія одинаково подчеркиваютъ т?сное родство двухъ этихъ видовъ. Сл?дующій англійскій заговоръ, основанный на параллелизм?, представляетъ уже н?который элементъ, позволяющій поставить его въ качеств? переходной ступени къ виду эпическаго заговора, основаннаго также на параллелизм?, но значительно отличающагося отъ выше приведенныхъ т?мъ, что въ немъ, въ качеств? перваго члена сравненія, является разсказъ о какомъ-нибудь событіи или описаніе какого-нибудь явленія. Jesus that was in Bethleem born,[17] and baptyzed was in the flumen Jordane, as stente the water at hys comyng, so stente the blood of thys Man etc.{244}). Строго говоря, зд?сь эпическая часть еще отсутствуетъ, но уже зачатки ея есть. Какъ прим?ръ родства эпическаго заговора съ параллелистической формулой, можно привести сл?дующій латинскій заговоръ IX/X в?ка въ дополненіе къ англійскому. Christus et sanctus Johannes ambelans ad flumen Jordane,[18] dixit Christus ad sancto Johanne ‘restans flumen Jordane’. Commode restans flumen Jordane: sic restet vena ista in homine isto. In n. etc.{245}). Но это уже образецъ настоящаго эпическаго заговора. Приведу другіе образцы. "Ходзивъ Господзь по зямл? и по водз? и по ўсякой моцы и не боявся суроцы, уроку, ўлёку и приговору, ни пужаньня, ни ўляканьня. И ты рабъ божій ня бойся ни ўроку ни ўлёку"{246}). In Gottes Reich stehen drei Brunnen.[19] Der eine giesst, Der andere fliesst, Und der dritte steht still. So soll auch dieses Blut stehen{247}). Подобные заговоры основаны на параллелизм?, который проводится между желаннымъ явленіемъ и т?мъ, о чемъ говорится въ эпической части. Но нер?дко случается такъ, что второй членъ параллели отсутствуетъ и остается одна только эпическая часть. "Чаразъ золотыя кладки, чаразъ сяребраный мостъ ишли три сёстры, уси три родны. Одна нясла злото, другая сребро, а третьця иголку и нитку шовку, — загуваривали вопухи, ядрось и зашивали рану и замувляли кровь"{248}). На Запад? образецъ такихъ заговоровъ представляетъ изв?стный мерзебургскій заговоръ, а также и другіе, подходящіе къ нему по своему мотиву. Таковъ, наприм?ръ, англійскій заговоръ отъ свиха. Our lord rade,[20] his foal’s foot slade; down he lighted, his foal’s foot righted. bone to bone, sinew to sinew blood to blood, flesh to flesh{249}). Н?мецкій заговоръ отъ крови: Christus ging mit Petrus uber den Jordan, und stach einen Stab in den Jordan, sagte:[21] Stehe, wie der Wald und Mauer{250}). Французскій заговоръ отъ зубной боли: Sainte Appoline etant assise sur la pierre de marbre +, Notre-Seigneur passant par la lui dit:[22] "Appoline, que fais-tu la +?" — "Je suis ici pour guerir mon mal de dents +". — "Appoline, retourne-toi +; si c’est une goutte de sang, elle tombera +; si c’est un ver, il mourra +"{251}). Высказывалось мн?ніе, что подобные заговоры являются не досказанными (наприм. — Потебня[23]). Въ нихъ будто бы отпалъ второй членъ параллели. Въ ц?ломъ вид? заговоръ им?лъ бы такую схему: какъ тогда-то было то-то, такъ бы теперь сд?лалось то-то. Такой взглядъ мн? кажется поверхностнымъ и ошибочнымъ. Тотъ фактъ, что существуютъ заговоры, гд? подобная параллель проводится между эпическою частью и наличнымъ случаемъ, отнюдь не долженъ служить доказательствомъ въ пользу существованія параллели и тамъ, гд? ея теперь н?тъ. Дальн?йшее изсл?дованіе покажетъ, что наличность параллели въ эпическихъ заговорахъ въ громадномъ количеств? случаевъ не требовалась самымъ ходомъ ихъ развитія, и, если она появлялась, то только крайне р?дко, подъ вліяніемъ аналогіи съ первой разсмотр?нной нами группой эпическихъ заговоровъ. Я обращаю особенное вниманіе на эту разницу двухъ видовъ эпическаго заговора. Невниманіе къ ней было одной изъ причинъ, заставившихъ Шёнбаха считать параллелистическія формулы сокращеніемъ эпическихъ, Крушевскаго и Потебню — характеризовать заговоръ, какъ пожеланіе, а Зелинскаго — объявить сводимость вс?хъ заговоровъ къ параллелистическимъ формуламъ. Утвержденіе, что н?которые эпическіе заговоры никогда не были параллелизмами, особенно относится къ заговорамъ, созданнымъ по такой схем?: заговоръ представляетъ одну эпическую часть; въ ней выводится Христосъ и какой-нибудь святой; святой жалуется на бол?знь, а Христосъ даетъ ему сов?тъ, какъ отъ нея избавиться. Назову этотъ видъ "формулой врачебнаго сов?та". Она особенно распространена на Запад?. Aidez-moi, chere Notre-Dame.[24] Подобные заговоры, какъ видно, уже по самому характеру разсказа не могутъ представлять не договоренныхъ параллелизмовъ. Сравненіе зд?сь не съ ч?мъ и производить, такъ какъ въ эпической части н?тъ самаго факта исц?ленія, а дается только рецептъ, который, какъ дал?е увидимъ, одновременно служитъ и рецептомъ для паціента знахаря. Н?тъ въ нихъ и никакого сл?да пожеланія. Какъ 65 разъ, сл?довательно, н?тъ т?хъ двухъ признаковъ, которые у насъ съ легкой руки Крушевскаго и Потебни считаются самыми характерными для заговора, отличающими его отъ другихъ продуктовъ словеснаго творчества. Есть и другія схемы заговоровъ, совершенно не причастныхъ къ сравненію и пожеланію. Я остановлюсь только на двухъ. Существуютъ заговоры, въ эпической части которыхъ такъ или иначе выступаетъ тотъ самый челов?къ, къ кому заговоръ относится. Прим?ромъ можетъ служить приведенный выше заговоръ, разсказывающій о трехъ сестрахъ, зашивающихъ рану больного. Иногда бол?знь олицетворяется въ живомъ существ?. Въ такихъ случаяхъ заговоръ часто ограничивается лишь разсказомъ, какъ какой-нибудь святой, чаще всего самъ Христосъ, встр?чается со зломъ, запрещаетъ ему касаться челов?ка и ссылаетъ его куда-нибудь въ пустынное м?сто. Или вообще разсказывается о какомъ-нибудь уничтоженіи злого существа. Сюда относятся заговоры отъ трясавицъ, изв?стныя сисиніевы молитвы. Польскій заговоръ отъ zastrzalu: Poszedl zastrzal ze swoja zastrzalowa,[25] Ze swojem siedmiorgiem dzieci. Napotkal go tam Pan Jesus z nieba: Н?мецкій заговоръ отъ рожи построенъ по тому же образцу{254}). Въ еврейскомъ заговор? отъ глазной боли такая же встр?ча происходитъ съ чарод?емъ старичкомъ{255}). 66 Во многихъ эпическихъ заговорахъ происходитъ діалогъ между д?йствующими лицами. Онъ неизб?жно встр?чается въ формул? рецепта и въ мотив? встр?чи со зломъ также не р?докъ. Въ эпическую часть такимъ образомъ вплетается драматическій элементъ. Но существуютъ и бол?е р?зкія формы его проявленія. Иногда весь заговоръ состоитъ изъ діалога, a эпическій элементъ совершенно отсутствуетъ. Діалогическую форму им?ютъ, наприм?ръ, заговоры отъ зубной боли, очень распространенные, и не только у русскихъ. "Молодикъ, молодикъ, д? ты бывъ? — У Вадама! — Ти были люди у Вадама? — Были! — Що яны ядять? — Камянь! — Ти болять у ихъ зубы? — Не болять! — Нехай у раба божаго Гришки не болять!"{256}). Въ этомъ же род? французская la priere du loup. Если вечеромъ не досчитываются какой-нибудь скотины, говорятъ: — Nous avons une foyotte (brebis) qui s’est egaree au bois![26] — Et vous n’ avez pas fait dire la priere du loup? — Oh! pardonnez-moi! — Oh bi (bien!) c’est bon; vous pouvez etre tranquille{257})! Вс? эти формулы произносятся однимъ лицомъ. Но вполн? вероятно, что н?когда ихъ исполняли двое. Въ приведенныхъ случаяхъ, напр., за м?сяцъ и за волка (или еще к. н.) отв?чала, можетъ быть, подставная личность, какъ это наблюдается въ малорусскомъ заговор? на плодовое дерево. Тамъ подставное лицо отв?чаетъ за дерево{258}). Подобное предположеніе т?мъ бол?е в?роятно, что существуетъ масса такихъ діалогическихъ заговоровъ, исполняющихся двумя лицами. Таковы заговоры отъ «утина», ячменя; таковъ діалогъ при "перепеканіи" ребенка и т. п. Въ Костромской губ., чтобы скотъ не пропадалъ, "въ Великій четвергъ одинъ изъ домочадцевъ забирается на печь, другой на чердакъ въ трубу, и переговариваются 67 они между собою. Съ печи кричатъ въ трубу: Дома ли теленки? — Съ чердака отв?чаютъ: Дома, дома. — Дома ли лошадушки? — Дома, дома". — И такъ перебирается вся скотина"{259}). Въ н?которыхъ м?стахъ заговоръ уже забылся, и просто кричатъ въ трубу: "Дома ли коровы?" Вм?сто двухъ остается одинъ исполнитель заговора. Воспаленіе глазного в?ка (сучій сучекъ) л?чатъ искрами, выс?каемыми огнивомъ прямо на больной глазъ. Больной при этомъ спрашиваетъ: "Что с?чешь?" Ему отв?чаютъ: "Огонь огнемъ зас?каю рабу Б. Н." Больной говоритъ: "С?ки горозне, чтобы въ в?къ не было!" Это повторяется три раза{260}). — Въ Германіи «перевариваютъ» ребенка въ котл?. При этомъ одна женщина спрашиваетъ: "Was kocht Ihr?[27]" другая отв?чаетъ: "Dorrfleisch, dass es soll dick werden"{261}). Больного ячменемъ осыпаютъ ячменными зернами и говорятъ: Jeczmien na oku.[28] Больной отв?чаетъ: Lzesz, proroku{262})! Въ Эстоніи больного ребенка в?сятъ въ новолуніе. Изъ-за двери спрашиваютъ: Mis sa Kaloud (сколько онъ в?ситъ)? Кто в?ситъ, отв?чаетъ: Koera lihha (сколько собака){263}). Подобные діалоги иногда могуть быть довольно продолжительными. И эти заговоры, какъ видно, тоже могутъ обходиться безъ пожеланія и сравненія. Однако элементъ пожеланія въ заговорахъ развитъ очень сильно, хотя далеко не всегда въ форм? сравненія. Пожеланіе при этомъ очень часто обращается въ просьбу, а заговоръ благодаря этому принимаетъ форму молитвы. Иногда просьба обращается къ животнымъ, деревьямъ, св?тиламъ, стихіямъ и является какъ бы языческой молитвой. Въ другихъ случаяхъ обращаются къ святымъ, Богу, и тогда заговоръ съ формальной стороны уже нич?мъ не отличается отъ обыкновенной христіанской молитвы. 68 "Святая водзица, зямная и нябесная, усяму св?ту помошница. Прошу цябе, очищай раба божаго Иваньку"{264}). "Святая мать кіявская, почаявская, и троярушная, и святый Авиню, и ангаль храниталь, покажи мн? путь, открый мн? дорогу"{265}). Подобныя народныя молитвы стоятъ въ непосредственной связи съ церковными молитвами-заговорами, и границу между ними очень трудно провести. О Potestas immensa, o Trinitas indiuidua, aeterne Spiritus sanctae,[29] te omnes Christicolae exoramus vt potentiam, et misericordiam tuam super hanc creaturam tuam N. porrigas, et ab omni spiritu immundo tua pietate liberare digneris. Qui viuis, et regnas in saecula saeculorum. Amen{266}). Русскія молитвы-заговоры, очень длинныя, напечатаны, наприм?ръ, въ сборник? Романова. Н?мецкій заговоръ-молитва къ вод?: Fleiten Water, ik klag di, Dat Fewer dat plagt mi,[30] Nimm dat Fewer von mi. Im Namen…{267}). Молитвообразный заговоръ христіанскаго характера: Herr Gott, du bist allmachtig,[31] Dein Wort ist kraftig: Gib dass die Schwulst steh und vergeh. Im Namen Gottes u. s. w.{268}). Французская молитва св. Губерту отъ укуса зм?и или б?шеной собаки относится сюда же{269}). Въ Персіи надъ больнымъ (съ глазу) поютъ: Defends-nous du mauvais oeil; des gens nes le samedi,[32] le dimanche, le lundi, le mardi et le mercredi; des voisins de la main droite et de la main gauche, des esprits de la terre, du visible et de l’invisible{270}). 69 Мантра изъ Bhagavata-Purana: Om! Adoration a Kamakhya, qui donne toute succes![33] Tout effet dun mauvais regard de n’importe qui, tombe sur moi, ecarte-le, ecarte-le! Svaha{271})! Рядомъ съ христіанскими заговорами-молитвами стоятъ церковныя заклинанія. Границу между ними провести почти не возможно. Главная разница заключается въ томъ, что въ первомъ случа? читающій молитву ждетъ помощи непосредственно отъ того, къ кому обращается, тогда какъ во второмъ случа? онъ самъ заклинаетъ злого духа именемъ Бога, Христа, страданіями Христа, крестомъ и т. п. Второе отличіе — въ томъ, что при молитв? безразлично, какъ представляется бол?знь, при заклинаніи же она всегда понимается, какъ д?йствіе злого духа. Въ самыхъ формулахъ постоянно встр?чаются выраженія: "заклинаю тя" т?мъ-то, т?мъ-то и т?мъ-то, coniuro te per…, adiuro te per…, exorcizo te per… Соотв?тственно этому и латинскія заклинанія распадаются на три группы: coniurationes, adiurationes et exorcismi. Adiuro te, o Satanas, et omnes malignos spiritus,[34] per nomen Dei viui, veri + et sancti + per nomen, et merita Virginis Mariae: per potestatem omnium spirituum coelestium etc.{272}). Часто самый списокъ подобнаго заклинанія получаетъ магическую силу отгонять злыхъ духовъ. Заклинаніе въ такомъ случа? можетъ оказаться направленнымъ не на духа, а на списокъ. Наприм?ръ: Coniuro te, + charta, per… vt omnis fallacia,[35] et virtus diaboli exeat de te, et intret in te omnis virtus praedicta sine mora…{273}). Подобныя записи им?ютъ силу предохранять отъ всякаго зла носящихъ ихъ при себ?. Когда-то существовалъ обычай д?лать спасительныя записи на т?л?. Въ Эдд? Зигурдрифа указываетъ Зигурду "руны спасенія", которыя должны быть написаны на ладони. О т?хъ же записяхъ 70 говорится въ былинахъ. Илья Муромецъ, упавъ въ битв? съ сыномъ, погляд?лъ на руку на правую, Самъ говорилъ: о Господи! Подписалъ на ручк? на правыя, Что на бою смерть не писана; А теперь смерть мн? приходитъ{274}). Такимъ образомъ устанавливается непосредственная связь между заклинаніями и магическими записями. Предметъ получаетъ силу потому, что на немъ написано заклинаніе. Но въ то время, какъ произносимое заклинаніе требуетъ связной р?чи, записи могутъ обходиться и безъ этого. Не требуется, чтобы было написано ц?лое заклинаніе: достаточно записать т? имена, которыми заклинаютъ; в?дь вся сила-то въ нихъ. Поэтому часто встр?чаются надписи, состоящія изъ перечня однихъ только священныхъ именъ. Есть надписи, представляющія и промежуточныя ступени между этими двумя видами. Часть записи можетъ составлять заклинаніе, а часть — безсвязный перечень священныхъ именъ{275}). Вотъ запись изъ однихъ именъ: Trinite + Agios + Sother + Messie + Emmanuel + Sabaoth et Adonay + Athanathos + Jesus + Pentagna etc[36]… сл?дуетъ длинный рядъ именъ и эпитетовъ Христа. Молитва спасаетъ отъ вс?хъ б?дъ и напастей всякаго, кто носитъ списокъ на себ? и читаетъ его съ в?рою и благогов?ніемъ{276}). Къ числу магическихъ записей надо отнести различныя апокрифическія письма, яко бы упавшія съ неба или принесенныя ангеломъ. Они сулятъ отпущеніе вс?хъ гр?ховъ на земл? и царствіе небесное въ загробной жизни носящимъ ихъ при себ?. Таковы, наприм?ръ, польскія «modlitewki», въ числ? которыхъ находится и изв?стный "сонъ Богородицы"{277}). Эти польскія modlitewki носятъ на 71 себ? явныя черты католицизма и іезуитской пропаганды. Вс? он? чудесно найдены: либо въ Рим?, передъ алтаремъ, либо Самъ Господь послалъ ее съ ангеломъ пап? или королю и т. п. Въ конц? каждаго письма настойчиво сов?туется переписывать его и распространять среди сос?дей. Особенная распространенность подобныхъ писемъ въ Польш?, т. е. арен? главной борьбы католицизма и православія, мн? кажется, не случайна. Въ сборник? Виноградова есть такія же письма, но съ окраской православной. Спасительныя надписи иногда бываютъ очень кратки и въ этомъ случа? уже очень близко подходятъ къ другому виду надписей, изв?стныхъ подъ именемъ "абракадабръ".[37] Самое слово «абракадабра» им?етъ магическую силу. По нему стали называть и другія непонятныя слова (или наборъ непонятныхъ словъ и даже просто членоразд?льныхъ звуковъ), обладающія такою же репутаціей магической силы. Часто они оказываются искаженными греческими или латинскими словами. Попадаются слова восточнаго происхожденія. Есть основаніе думать, что европейскія абракадабры им?ли своей родиной древній Востокъ. И тамъ, в?роятно, он? представляли тотъ же самый видъ священныхъ надписей, какой въ настоящее время представляютъ у насъ надписи изъ именъ Христа и святыхъ. Потомъ, переходя отъ одного народа къ другому, он? распространились по всей Европ?; смыслъ ихъ забылся, форма исказилась. И, когда такимъ образомъ народились «абракадабры», въ подражаніе имъ стали создавать новыя, состоящія уже изъ простого набора членоразд?льныхъ звуковъ. Абракадабр? часто придается какая-нибудь вычурная формы. Вотъ римская формула отъ крови{278}): Sicucuma[38] icucuma cucuma ucuma cuma uma ma a 72 То обстоятельство, что въ абракадабры часто вплетаются священныя христіанскія имена, еще бол?е роднитъ ихъ съ священными записями въ род? выше приведенной. Вотъ записка, употребляющаяся въ Германіи противъ вс?хъ бол?зней: Iran + Tiran + Castan[39] + Cacasten + Eremiton + In + Nomine + Patris + Et + Filii et + Spiri + Sanct. + Amen{279}). Другихъ прим?ровъ приводить не буду, потому что абракадабръ я не буду касаться при изсл?дованіи. Этотъ видъ заговоровъ, малопонятный, почти ничего не даетъ для объясненія процесса органическаго развитія заговора. Рядомъ съ заклинаніями, но какъ продуктъ не церковнаго, а народнаго творчества, должно поставить заговоры, им?ющіе характеръ простого приказанія. Знахарь обращается къ бол?зни, какъ къ живому существу, и приказываетъ ей покинуть паціента, убраться куда-нибудь въ другое м?сто. "Унимайцеся, криксы, и зависныи, и радосныи и ўрошныи и прирошныи, св?товыи, заравыи, и полуношныи, и повдзенишніи!"{280}). Dit Bloot un disse Wunn’ sall still stan[40] Un nich mihr gan. Im Namen etc.{281}). In the name of the Father, the Sone and the Haly Gaist,[41] To wend out flesch and bane In to sek and stane, In the name etc.{282}). Tranchee blanche, tranchee rouge, sors du corps de cet animal,[42] aussi vite que Jonas et Nicodeme ont descendu Jesus de larbre de la croix{283}). Какъ показываетъ посл?дній прим?ръ, приказаніе можетъ отливаться и въ форму сравненія. При этомъ надо 73 зам?тить, что, какъ и въ другихъ случаяхъ, такъ и въ данномъ, переходы изъ одного вида въ другой часто совершенно не уловимы. Только что приведенный прим?ръ показываетъ, какъ близко заговоръ-приказаніе подходитъ къ формул? quomodo. Но еще трудн?е бываетъ провести границу между нимъ и заклинаніемъ. Сл?дующій прим?ръ это покажетъ. "Jaunisse je tadjure de descendre au fond de la mer ou dans les entrailles de la terre"[43]{284}). Только одно слово adjure даетъ поводъ предположить, что эта формула была когда-то заклинаніемъ. И д?йствительно, вотъ заклинаніе въ бол?е сохранившейся форм?: Je tadjure et te commande, au nom du grand Dieu… etc.[44] de descendre au fond de la mer ou dans les entrailles de la terre. Ainsi soit-il. Amen{285}). Таковы главн?йшіе виды заговоровъ. Существуютъ и другіе виды, но они не пользуются такою распространенностью, какъ разсмотр?нные. Остановлюсь еще лишь на одномъ вид?. Онъ очень неопред?ленъ, крайне расплывчатъ, но т?мъ не мен?е им?етъ существенное отличіе отъ вс?хъ другихъ. Въ то время, какъ сила заклинанія, напр., покоится на религіозныхъ представленіяхъ, или въ то время, какъ заговоры-параллелизмы, какъ увидимъ, опираются на обрядъ, заговоры посл?дняго рода опираются исключительно на в?ру въ «заговоръ». Они возникли потому, что уже до нихъ были въ большомъ ходу всевозможные заговоры, наговоры, шептанія и т. п. Самый процессъ "шептанія", «вымовленя» получилъ въ глазахъ народа какую-то таинственную силу. И вотъ на этой-то в?р? въ силу "шептанія" и образовался ц?лый рядъ особыхъ заговоровъ. По вн?шней форм? они отличаются т?мъ, что въ нихъ н?тъ ни разсказа, какъ въ эпическихъ, ни угрозы, ни приказанія, ни заклятія, ни сравненія. Въ то же время они и не безсмысленныя абракадабры, a вполн? понятныя формулы. Во вс?хъ этихъ формулахъ знахарь только говоритъ о себ?, что онъ "заговариваетъ", 74 "вымовляетъ", «вышептываетъ», "высылаетъ" бол?знь изъ паціента, и бол?е ничего. "Заговарую я, замовляю я улеки и спужаньня и мужчиньскія и жаночча, и хлопечча" и т. д.{286}). Ik still dei Raus’:[45] Sei sall nich swillen, Sei sall nich sprillen, Sei sall nich spreken, Sei sall nich breken{287}). Описанныя формулы далеко не всегда встр?чаются въ чистомъ вид?. Очень часто он? см?шиваются въ одномъ и томъ же сложномъ заговор?, составленномъ изъ двухъ и бол?е самостоятельныхъ формулъ. На этомъ я покончу обзоръ главн?йшихъ видовъ заговора. Теперь очередь за т?ми стереотипными пріемами и формулами, изъ какихъ заговоры создаются. Ни въ одномъ вид? народной словесности, не господствуетъ въ такихъ разм?рахъ шаблонъ, какъ въ заговорахъ. Въ этомъ отношеніи онъ ближе всего подходитъ къ былинамъ. Большинство заговоровъ создано по разъ установившейся схем?, опред?ленными пріемами. Существуетъ масса заговоровъ, состоящихъ исключительно изъ одн?хъ такихъ шаблонныхъ фразъ. Однако, прежде ч?мъ перейти къ ихъ обзору, сл?дуетъ н?сколько остановиться на отношеніи заговора къ молитв?.[46] Выше мы познакомились съ мн?ніемъ Потебни на этотъ счетъ. Онъ утверждалъ, что "значительная часть заговоровъ им?етъ съ молитвою лишь то общее, что вытекаетъ изъ желанія, чтобы н?что совершилось"{288}). Такъ ли это въ глазахъ народа, культивирующаго заговоры? Какъ народъ ихъ называетъ? Рядомъ со словами «заговоръ», "Besprechung", "zamowienie", «incantation» мы находимъ — «молитва», "Segen", «modlitewka», "priere", «oraison». Очевидно, въ этихъ названіяхъ выразилось то, что въ глазахъ народа заговоръ и молитва различаются слабо. "Сію я молитву творить стану" — начинается солдатскій 75 заговоръ{289}). См?шеніе заговора и молитвы отразилось и въ томъ обстоятельств?, что заговоры читаются и записываются рядомъ съ молитвами. Русскіе заговоры часто сопровождаются молитвами: "Отче нашъ", «Богородица» и т. п. То же и на Запад?: "Pater Noster", "Ave Maria", «Paterunser» etc. См?шеніе заговора и молитвы выразилось не только въ одинаковомъ ихъ названіи, но и въ томъ, что н?которыя настоящія церковныя молитвы пріобр?ли въ глазахъ народа заговорный характеръ. Такъ, наприм?ръ, у Виноградова въ сборник? заговоровъ приведена церковная молитва ангелу хранителю въ н?сколько искаженномъ вид?{290}). Романовъ сообщаетъ въ вид? заговора искаженный псаломъ 90-ый{291}). Въ Польш? "Отче Нашъ", прочитанное изв?стное число разъ опред?леннымъ образомъ, им?етъ ц?лебную силу. У насъ читаютъ "Отче Нашъ" наоборотъ{292}). Зд?сь уже молитва получаетъ магическую силу оттого, что подвергается изв?стному изм?ненію. Чтобы ясн?е показать всю близость заговора къ молитв?, приведу зд?сь описаніе чтенія заговора надъ ребенкомъ бойковскимъ знахаремъ. "Вошли въ низкую избушку. Темно. Въ переднемъ углу и на ст?н? слабо выд?ляется по темному образу. Со вс?хъ четырехъ сторонъ окна, какъ во вс?хъ бойковскихъ хатахъ, нарисованы м?ломъ кресты. Подъ образомъ старикъ посадилъ бабу съ ребенкомъ, самъ, сложивши руки, сталъ поодаль… Тихо, спокойно, но съ силой, твердо вычеканивая слова, началъ молиться старецъ: "Помо?люся Господу Богу, всемогущому, пресвятій пречистій Діві Маріі i Тройці святій единій i всім святим тайнам; — я вам ся молю i вам ся поклоню: будьте мені до помоци, до поратунку із сего Івана крещеного ізогнати всякого врага i супостата, всю нечистоту i біду ізогнати із сего крещеного, родженого Івана, із его частей, із его члонків, i із усіх чувствів поганого болища, нечистого, паскунного плачища i всіма силами божыми, i духами святими. 76 I так ми Боже допоможи, во Тройці, Святій i пресвята Діво Mapie, свята Магдалина?, свята Варвара i всі Святіі"… — Долго призывалъ онъ такъ всякихъ святыхъ, ангеловъ и архангеловъ и всякія небесныя силы на помощь себ?, говоря: "що вас выкликую, що вас прыкликую, що вас молю, що вас прошу i вам ся кланяю" — и перешелъ посл? этого къ молитв? элементамъ: "Помолюся i покланяюся Небу, Землі, Зьвіздам i Сонцю правенному, Вітрови святому i всім святым силам Божым i всім святым духам небесным; тобі, Отче святый, всемогущий, всевышний, покланяемся тобі i слугам твоім святым — будьте мені до помоци i поратунку із сего крещоного родженого Івана ізогнати поганого болища (въ другой разъ), — гісти?ща, нечистого руматуса, кервище паскунну i всілякого болища невідомого i незнаёмого — ізогнати ёго i заклясти ёго всіма силами божыми i духами святыми"… Искренней, горячей, свободной в?рой въ Бога и его силу, въ возможность единенія его, стараго челов?ка, съ Всевышнимъ в?яло все время отъ этой молитвы. В?ря въ ея чудод?йственную силу, старикъ обратился прямо къ Плачу, чтобы его окончательно прогнать и заклясть: "Ты, поганый плачищу, нечистый плачищу, паскунный плачищу! Я до тебе говорю — говорю до тебе всіма силами божыми: відки ты прійшов, із чогось прійшов на сего крещеного, родженого Івана — ци ты із скалів прійшов, ци із степів, ци з вертепів, ци водами, ци дорогами, ци розпутіями, цись прійшов из громів, ци з блискавиць, ци з огне, ци з воды, відкісь прийшов — там піди; ай ніхто тя не видів колись прийшов, абы тя ніхто не видів, колись ізійшов. — Јзійди, потим не увійди, запрічаю тя, i проклинаю тя всіма силами божыми… Роса сходит со небес благословенна, падет на землю благу? благословенну — сонце огріє, вітер подує, вона ізгине від сонця i від вітру. Як роса погибає від сонця i від вітру, так поганий болище-плачище… від божественныхъ молитов, від святих слів, від вгонників Христових, від усіх сил небесных погинеш, почо?рніеш, яко уголь розсиплешся на порох, від нешного дне аж до віка. — Пропавесь, i препадеш, есь проклятий i заклятий, во вік віков амінь"{293}). 77 Эта близость къ молитв? положила отпечатокъ и на самый заговоръ. Громадное количество заговоровъ, особенно врачебныхъ, начинается молитвеннымъ вступленіемъ. "Помолимся Господу Богу, пресвятой Богородзицы"{294}). "Господу Богу помолюся, святой Тройцы поклонюся"{295}). Очень часто заговоръ прямо начинается молитвой "Во имя Отца и Сына и Св. Духа"{296}). У б?лорусовъ эта молитва въ начал? заговора иногда зам?няется однимъ словомъ "Вотча"{297}). Латышскіе заговоры обыкновенно начинаются такъ: "Боже Отецъ, Боже Сынъ, Боже Св. Духъ", и прочитывается "Отче Нашъ"{298}). Въ н?мецкихъ заговорахъ эта молитва встр?чается еще чаще. In dem namenn des vaters vnd des suns vnd des hailgen gaist amen{299}). Ho обычно тамъ она приставляется къ концу заговора, а не къ началу, какъ у насъ. Обычна она и для другихъ христіанскихъ народовъ. Того же самаго характера вступительныя молитвы встр?чаются и въ еврейскихъ заговорахъ. "Au nom du Dieu vivant et durable, Dieu d’Israel"[47]… Дал?е сл?дуетъ эпическая часть{300}). Мусульманскій заговоръ начинается: "Au nom de Dieu le tres-misericordieux, le tres-compatissant"[48]{301}). — Такимъ образомъ, эта молитва оказывается вросшей въ заговоръ. Но у заговоровъ есть и своя собственная вступительная формула, къ молитв? не им?ющая никакого отношенія, свой зачинъ. Онъ непосредственно сл?дуетъ за вступительной молитвой, или заговоръ прямо съ него начинается. Образецъ зачина: "Господи, Боже, благослови! Стану я, рабъ божій (и. р.), благословясь, пойду перекрестясь, изъ избы дверьми, изъ дверей воротами, въ чистое поле за воротами, изъ чистаго поля во темный л?съ…"{302}). Иногда 78 къ такому вступленію присоединяется другая формула, говорящая о чудесномъ од?ваніи знахаря м?сяцемъ, зв?здами, тучами и т. п. Тогда получается что-нибудь въ такомъ род?: "Стану я р. Б. и. благословесь и пойду перекрестесь, пойду по матери по сырой земли, небомъ покроюсь, зорею подпояшусь, зв?здами отыцусь"..{303}). Подобный зачинъ чаще всего встр?чается въ заговорахъ с?верной, с?веро-восточной Россіи. Въ западной Европ? попадаются только р?дкія отдаленныя параллели. Тамъ заговоръ начинается съ обрыва. Амманъ сообщаетъ заговоръ, начинающійся сл?дующими стихами: Heut steh’ ich auf und neig’ mich gegen den Tag,[49] In meinem Namen, den ich empfangen hab’{304}). Въ русскомъ зачин? говорится иногда о поклоненіи или хожденіи на востокъ, въ «подвосточную» сторону. Можетъ быть, что отголоскомъ русскаго зачина является конецъ одной редакціи зибенбургской формулы, приведенной Эберманомъ: "da giengen wir under dem himel und giengen auf erden im N. G.[50]{305}) Къ заговору это окончаніе приклеено чисто механически. Мотивъ чудеснаго од?ванія им?етъ на Запад? также отдаленные и искаженные отголоски: "Der Himmel ist mein Gut, Die Erden sind (?) meine Schuh’"[51]{306}). Другіе варіанты будутъ приведены при разбор? этого мотива въ IV глав?. На Запад? они крайне р?дки и при томъ явно представляютъ изъ себя какіе-то обрывки въ сильно искаженномъ вид?. Въ Россіи же эти мотивы пользуются громадной популярностью и, какъ дальше увидимъ, на русской почв? можно объяснить ихъ возникновеніе. Описанная формула зачина очень р?дко встр?чается въ западной и южной Россіи. Тамъ есть свой очень распространенный краткій зачинъ. Множество б?лорусскихъ заговоровъ начинается словами "Первымъ разомъ, добрымъ часомъ". Б?лорусскій зачинъ произошелъ не безъ вліянія 79 со стороны Запада. Что это за "добрый часъ?" Заговоръ помогаетъ только въ добрый часъ: "На худый часъ лучитца — не поможець, а на добрый помогаець"{307}). Въ Польш? и Германіи знахари уже знаютъ, что такое добрый часъ. "Scesliwa byla godzina, kiedy N. Panna porodzila syna. Zeby taka byla scesliwa godzina,[52] kiedy bede te roze zazegnywac"{308}). Въ н?мецкомъ заговор? читаемъ: "gluckselig ist der Tag, da Jesus Christus geboren war"[53]{309}). Взаимод?йствіе между Западомъ и Русью чрезъ Польшу несомн?нно. Въ Б?лоруссіи существуютъ заговоры, представляющіе собою почти буквальные переводы съ западно-европейскихъ. Таковъ, наприм?ръ, заговоръ отъ крови, относящійся къ мотиву Jordan — Segen; таковы заговоры съ тремя д?вами, срывающими траву. Взаимод?йствіе могло происходить очень удобно. Поляки, католики, могли служить при этомъ хорошими посредниками. Мы знаемъ, какую важную роль сыгралъ латинскій языкъ въ исторіи заговора. Б?лорусамъ же польскіе заговоры вполн? доступны. Романовъ сообщаетъ объ одномъ такомъ переводномъ заговор?, что онъ былъ выученъ лакеемъ отъ пом?щицы католички Прекрасная иллюстрація. Кром? того, заговоры могутъ усваиваться прямо на чужомъ язык? безъ пониманія ихъ. Прим?ръ этого мы видимъ на границ? Франціи и Германіи. Въ области, заселенной французами, практикуются иногда заговоры на н?мецкомъ язык?. Посл? зачина въ заговор? обыкновенно говорится о какомъ-то камн? (латырь-камень), который лежитъ въ чистомъ пол? или въ "океан?-мор?". Вокругъ этого камня и группируются вс? чудеса заговорной поэзіи. Съ этого и начинаются многіе эпическіе заговоры, не им?ющіе зачина. "На мор? на окіян?, на остров? на Буян?, лежитъ камень алтырь. На томъ камн? сидятъ три старца" и т. д.{310}). Тотъ же латырь-камень встр?чается и въ остальной Европ?, только гораздо р?же и подъ другими названіями. 80 Es sitzen drei Jungfrauen auf einem Marmorstein,[54] говорится въ н?мецкомъ заговор?{311}). Въ зибенбургскомъ мотив?, распространенномъ по всей Европ?, также постоянно попадается merbelstain, murmelne sto и т. п.{312}). Въ Англіи находимъ — Peter sat on a stone weeping[55]{313}). Во Франціи — Sainte Appoline etant assise sur la pierre de marbre"[56]{314}). Часто камень встр?чается и въ латышскихъ заговорахъ. Наприм?ръ, въ заговор? отъ крови говорится о Маріи, сидящей на камн?{315}). О чудесахъ вокругъ этого камня часто пов?ствуетъ эпическая часть заговора. Разсмотр?нію эпическихъ мотивовъ будетъ посвящена IV глава. Посл? эпической части сплошь да рядомъ сл?дуетъ ссыланіе бол?зни. При этомъ самымъ подробнымъ образомъ перечисляются всевозможные виды данной бол?зни, и частей т?ла, изъ которыхъ она высылается. Такая подробность объясняется в?рой въ то, что для не упомянутаго вида бол?зни или члена т?ла заговоръ могъ бы оказаться не д?йствительнымъ. Эпитеты бол?зней чаще всего указываютъ на ихъ происхожденіе. Разъ челов?къ забол?лъ, значитъ, его кто-нибудь испортилъ т?мъ или другимъ способомъ. Чтобы избавиться отъ порчи, надо пересчитать по возможности вс? виды порчи и лицъ, занимающихся этимъ д?ломъ. "Уговарюю, упрашую суроцы, притчи, ску?лу, статьцё, лихотьцё, жаноцкія, хлопецкія, молодзицкія, дзявоцкія, стр?шныя, попярешныя, поц?шныя, радосныя, жалосныя, придумныя, примовныя, приговорныя"{316}). Каждый изъ этихъ эпитетовъ указываетъ или на способъ порчи или на лицо, причинившее порчу. Часто среди эпитетовъ посл?дняго рода попадаются и такіе: "и паньскія, и цыганьскія, и жидовськія, и поповськія"{317}). Перечни 81 бываютъ иногда гораздо длинн?е приведенныхъ. Иногда весь заговоръ можетъ состоять изъ одного такого пространнаго ссыланія. Однако надо зам?тить, что длинные перечни среди заговоровъ европейскихъ особенно характерны для русскихъ и вообще славянскихъ. Это, мн? кажется, отчасти указываетъ на принадлежность русскихъ заговорныхъ формулъ къ бол?е ранней ступени культурнаго развитія сравнительно съ западно-европейскими. У н?мцевъ перечни обыкновенно короче, встр?чаются р?же и указываютъ чаще на качество бол?зни, а не на ея причину. Fruchtbom, ik klag <dat> di,[57] У французовъ перечень встр?чается еще р?же. Feu rouge, feu bleu, feu violet, feu ardent, feu Saint-Antoine[58]{319}). Перечень, указывающій на источникъ бол?зни, у н?мцевъ встр?чается обыкновенно въ другомъ вид?. Hat dir ein Mann geschadet,[59] - So helf dir unser lieber Herr Gott. Заговоры подобной конструкціи есть у западныхъ славянъ и у русскихъ. 82 Не мен?е подробны и перечни частей т?ла. "Выходзиця, уроцы… зъ раба божаго, зь яго съ щираго сэрца зъ рациваго живота, съ черныя печани, изъ б?лаго лёхкаго, исъ потроха, изъ голосной гортани, зъ ясныхъ вочей исъ слуховыхъ вушей, изъ боявыхъ ноздрей, изъ буйныя головы, изъ б?лыхъ рукъ" и т. д.{321}). У Алмазова во врачебныхъ молитвахъ встр?чаются такіе же перечни. Отъ народныхъ они однако отличаются т?мъ, что въ нихъ отсутствуютъ эпитеты, любимый пріемъ народнаго творчества. "Господи пресвятыи отче всемогаи. вечныи боже. отжени діавола и всякую бол?знь. отъ раба своего сего. имрк. отъ главы. и отъ власъ. отъ верха. отъ т?мени. отъ лица. отъ очію. отъ ушію. отъ ноздрію" и т. д.{322}). Польскій заговоръ также выговариваетъ z zultej kosci, z krwi czerwonej etc.[60]{323}). Н?мецкій: Ich beschwore dich Gesicht oder Gicht…[61] dass du mir am Gehirn, an den Augen, an den Schultern, am Rucken, am Herzen, an den Lenden… und an allen Gliedern meines ganzen Leibes (nicht schadest)…{324}). Французскій: Mal, si tu es dans le corps, sors du corps; si tu es dans la chair,[62] sors de la chair; si tu es dans les os, sors des os; si tu es dans la moelle etc.{325}). Англійскій: I charge thee for arrowschot,[63] For doorschot, for wombschot, У индусовъ мантра также подробно перечисляетъ члены т?ла, отдавая каждый изъ нихъ подъ покровительство особаго божества. 83 Que Hari protege ta bouche et le destructeur de Madhu l’os de ton nez;[64] que le glorieux Krishna protege les deux yeux, et lepoux de Radhika ta narine etc.{327}). Или формула у нихъ принимаетъ н?сколько иной видъ. Сначала перечисляется рядъ божествъ-покровителей, а потомъ уже рядъ членовъ т?ла, нуждающихся въ защит?. Que Brahmani, Mahesvari, Kaumari, Indrani… etc.[65] protegent ma tete, ma bouche, mon cou etc.{328}). У европейскихъ народовъ параллели къ этимъ формуламъ представляютъ уже встр?чавшіеся намъ заговоры, въ какихъ противъ каждаго вида бол?зни призывается на помощь особый святой. Я приводилъ н?мецкій образецъ. У французовъ находимъ такой, наприм?ръ, заговоръ: Saint Cloud, contre les furoncles.[66] Saint Marceau, contre le torticolis. Весь онъ состоитъ изъ ряда такихъ фразъ, отличающихся другъ отъ друга именемъ святого и названіемъ бол?зни. Но еще бол?е сходства съ восточными заговорами представляетъ сл?дующій старинный заговоръ, сохранившійся въ рукописи VIII в?ка. Гедо возстановляетъ его такъ: Caput Christi, Oculus Isaiae, Frons… Nassium Noe,[67] Labia… Lingua Salomonis, Collum Temathei, Mens Beniamin, Pectus Pauli, Unctus Iohannis, Fides Abrache. Sanctus, sanctus, sanctus Dominus Sabaoth{330}). Гедо ставитъ этотъ заговоръ въ связь съ другими такого же характера и объясненія имъ ищетъ въ заклинаніяхъ древняго Египта. "Заклинаніе Нибамона начинается заявленіемъ, что "чарод?йская сила Псару (паціентъ), сына госпожи Тентнубиты, есть сила Озириса-Атуму, отца боговъ". Но такъ какъ это утвержденіе слишкомъ обще и недостаточно для того, чтобы запугать выходца съ того св?та, заклинатель перечисляетъ части головы Псару и показываетъ, что вс? он? 84 обладаютъ божественными чарами. "Магическая сила л?ваго его виска есть сила виска Туму. Сила его праваго глаза есть сила того же глаза Туму, который пронизываетъ своими лучами тьму. Сила его л?ваго глаза — сила того же глаза Горуса, истребляющаго тварь". Если и посл? этого заклинанія нечистый духъ все еще не отступается, то ему объясняютъ, что каждый членъ Псару есть, такъ сказать, отд?льный богъ. "Его верхняя губа — Изида, нижняя губа — Нефтисъ, шея — богиня, зубы — мечи, т?ло — Озирисъ, руки — божественныя души, пальцы — синія зм?и, ужи, д?ти богини Селкитъ, бока — два Амоновыхъ пера, спина — становой хребетъ Сибу, животъ — Ну" и т. д.{331}). Конечно, эти соображенія им?ютъ основаніе, но мн? кажется, что источника возникновенія метода перечисленія въ заклинаніяхъ надо искать глубже въ психологіи первобытнаго челов?ка. Д?ло въ томъ, что врядъ ли формула основывалась только на желаніи уб?дить злого духа въ томъ, что каждый членъ т?ла — божество. Самое желаніе уб?дить кого бы то ни было въ подобномъ тожеств? предполагаетъ существованіе (въ настоящемъ или прошломъ) в?ры въ это тожество у самого заклинателя. И такая в?ра д?йствительно наблюдается у дикихъ народовъ. Челов?къ постепенно и только на протяженіи долгаго историческаго процесса научается обобщать окружающія его явленія. Точно такъ же онъ медленно приходитъ и къ сознанію себя, какъ неделимой единичной личности. И зд?сь еще обобщеніе не завершилось. Челов?къ до сихъ поръ д?литъ себя на дв? части. Въ примитивномъ же состояніи онъ воспринималъ самого себя еще раздробленн?е. Вотъ что пишетъ Ревиль про караибовъ. "Они приписываютъ каждому челов?ку н?сколько душъ, чаще всего три: душу головы, душу сердца и душу рукъ. Иногда они проводятъ еще дал?е это д?леніе челов?ческаго существа и приписываютъ отд?льную душу каждой части т?ла, гд? чувствуется біеніе артеріи"{332}). 85 У малайцевъ число душъ доходитъ до 36{333}). Вотъ насколько самостоятельна въ глазахъ дикаря каждая часть его собственнаго т?ла. Поэтому не такъ уже будетъ удивительно, если онъ станетъ ихъ разсматривать и богами. Такое обоготвореніе членовъ собственнаго т?ла засвид?тельствовано въ одномъ изъ діалоговъ Лукіана. Какъ разъ про Египетъ онъ говоритъ: "??? ??? ???? ????? ???? ??? ? ?????? ???? ????, ???? ?? ??? ????????? ???????? ?????? ??? ?????? ??????? ????????"{334}). Въ связи съ этимъ в?рованіемъ стоитъ и поклоненіе фаллусу. Такимъ образомъ, заговорный методъ перечисленія является отраженіемъ одной изъ самыхъ яркихъ чертъ примитивной психологіи. Существенной разницы между приведеннымъ выше б?лорусскимъ заговоромъ и сл?дующей военной п?сней австралійскаго дикаря н?тъ. Коли его въ лобъ, Дал?е увидимъ, что п?сни дикарей часто являлись тоже заклинаніями. За перечнемъ видовъ бол?зни и членовъ т?ла часто сл?дуетъ ссыланіе бол?зни. Ссылается зло обыкновенно куда-нибудь въ пустынное м?сто. Чаще всего формула ссыланія употребляется въ заговорахъ, направленныхъ противъ бол?зней, явившихся, по мн?нію народа, всл?дствіе «порчи». Вотъ самая формула: "Идзиця ўроцы… на мхи, на болоты, на ницыя лозы, на сухія лясы?, дз? в?тры ня в?юць, дз? й сонца ня гр?я, дз? й пцицы не летаюць и звяръё ня б?гая"{336}). Формула варіируется, сокращается, удлинняется. 86 Иногда весь заговоръ можетъ состоять изъ одной такой формулы{337}). У сербовъ ссылаютъ, наприм?ръ, туда, "где овца не блеји, где во? не буче, где мајка детету калач не меси"{338}). У поляковъ отсылаютъ na bory, na lasy, suchy dab, suchy grab lupac[68]{339}). У н?мцевъ: Geh hin in eine wilde Flur (? Flut),[69] — Латыши ссылаютъ "къ морю, къ поморью, гд? не слыхать, какъ поетъ пътухъ, какъ говоритъ челов?къ" и т. д.{341}). Тибетцы также ссылаютъ бол?зни на горы, воды и л?са{342}). Заговоры, относящіеся къ заклинаніямъ церковнаго характера, также знаютъ н?что подобное. Напр., въ латинскомъ заклинаніи IX в?ка встр?чается ссыланіе демоновъ "in desertum locum, vel in mari"[70]{343}). Мансикка ведетъ происхожденіе этой формулы именно отъ церковнаго заклинанія и ссыланія діавола in desertum locum{344}). На этомъ вопрос? дал?е еще придется остановиться. Къ шаблоннымъ формуламъ принадлежитъ и сл?дующая, очень распространенная въ Россіи. Знахарь, читая заговоръ, приписываетъ силу его д?йствія Богу или Пресвятой Богородиц?. "Ты Господи съ помоччу, а я съ словомъ"{345}). Nie ja lekarz, sam Pan Jezus lekarz[71]{348}). 87 Ich bestimme die Aufgebung der Behexung nicht mit meiner Macht,[72] sondern mit bes Herrn Jesu Hulfe und der Heiligen Jungfrau Beistand{349}). Въ одной старинной рукописи записано: "Другое чудо есть, что король Француски дотк?ніемъ самыя жел?зы и пухлины на шеи лечитъ, говоря т? словы: король сія тобя дотыкаетъ, а Богъ тобя уздравливаетъ"{350}). Такая оговорка какъ бы сообщаетъ заговору божественную силу. Въ п?сн? Алтайскихъ татаръ сестра богатыря переряживается братомъ и стр?ляетъ въ ц?ль, причемъ воспринимаетъ силу брата, произнеся заговоръ: "Не я стр?ляю, — стр?ляетъ Алтаинъ-Саинъ-Саламъ"{351}). Отдаленная финская параллель: S’il n’y a pas de force en moi[73] — ni dheroisme dans le fils d’ Ukko — pour accomplir cette delivrance… que Lauhi, lhotesse de Pohijola — vienne accomplir cette delivrance{352}). Русскіе заговоры часто кончаются оригинальной формулой, т. н. "закр?пкой". Въ закр?пк? очень часто упоминается ключъ и замокъ. Отсюда происходятъ другія ея названія: «ключъ», "замокъ". Варіанты закр?пки крайне разнообразны. Начиная съ двухъ-трехъ словъ, она можетъ растягиваться до ц?лаго разсказа. Вотъ образецъ наибол?е распространеннаго вида закр?пки: "Слово мое кр?пко. Къ т?мъ моимъ словамъ небо и земля ключъ и замокъ"{353}). Иногда говорится, что ключъ и замокъ къ своему «слову» знахарь бросаетъ въ море, и ихъ проглатываетъ щука. Кто ихъ достанетъ, тотъ заговоръ нарушитъ{354}). Ефименко, изсл?дуя закр?пку, пришелъ къ заключенію, что она сократилась изъ длинной эпической формулы{355}). Мансикка также разд?ляетъ его мн?ніе. Но при этомъ онъ еще указываетъ западную параллель къ русской закр?пк? 88 и думаетъ, что тамъ какъ разъ и могъ быть ея источникъ. Мансикка указываетъ, что два старо-норвежскихъ заговора оканчиваются словами: Og det skal fuldkommes og ke ved det † Crux Christi Claris est Paradise[74]{356}). Обращу вниманіе на то, что закр?пкой должно считать не только формулы, упоминающія ключъ и замокъ, но и другія, хотя и безъ этого упоминанія, такъ или иначе закр?пляющія, утверждающія заговорныя слова. Можетъ быть даже, что ключъ и замокъ въ закр?пк? элементъ поздн?йшій, а основу составляетъ приведенная выше фраза: "Слово мое кр?пко". Вотъ образецъ такой закр?пки: "Будьте слова эти сполна и кр?пки на раб? бож. им. p."{357}). Что касается западныхъ параллелей къ русской закр?пк?, то мн?, кром? указанной Мансикка, не попадалось ни одной, гд? бы упоминался ключъ или замокъ. Да и этотъ clavis — очень сомнительная параллель къ русскому ключу. Закр?пка же безъ ключа и замка встр?чается на Запад?, хотя очень р?дко. М?сто ея тамъ обыкновенно занимаетъ молитва "Во имя Отца" и слово Аминь. Надо зам?тить, что и у насъ заговоры почти всегда «зааминиваются». Въ Баар? заговоръ оканчивается фразой: Que cela soi te vraiment dit[75]{358})! Въ Бланкенбург?: Om! Om! Fiat! Fiat! Fiat. Amen[76]{359}). Bo Франціи: Ainsi soit-il. Amen[77]{360}). Посл? латинскихъ заговоровъ часто ставится выраженіе probatum est{361}). При произношеніи заговора оно является тоже закр?пкой. Но первоначально смыслъ выраженія probatum est былъ иной. Это мы видимъ въ сборник? Цингерле, извлеченномъ изъ рукописи XV в?ка. Тамъ это выраженіе встр?чается не только посл? текстовъ заговоровъ, но и посл? сообщенія н?которыхъ медицинскихъ средствъ. Таковы записи на листахъ 9-омъ и 10-мъ{362}). На лист?, же 2-мъ probatum est стоитъ прямо посл? заголовка Fur den wurmpis. А въ конц? рецепта 89 подписано: ista lifera similiter est certissime probatum est[78]{363}). Такимъ образомъ, выраженіе probatum est первоначально не входило въ заговоръ, а было только пом?ткой въ конц? его, означавшей, что средство в?рно, испытано. Теперь н?сколько словъ о самомъ язык? заговоровъ. Прежде всего остановлюсь на одномъ интересномъ пріем?, довольно часто употребляющемся въ заговорахъ. Онъ собственно относится не только къ языку, но и къ конструкціи заговора, и потому можетъ служить переходомъ отъ посл?дней къ первому. Я им?ю въ виду своеобразное употребленіе эпитетовъ, встр?чающееся почти исключительно въ эпическихъ заговорахъ. Пріемъ этотъ я назову пріемомъ "сквозныхъ симпатическихъ эпитетовъ". Прилагательное «сквозной» указываетъ на способъ употребленія эпитета. Онъ проводится сквозь весь заговоръ, прилагаясь къ каждому встр?чающемуся въ немъ существительному. Прилагательное "симпатическій", какъ увидимъ, указываетъ на характеръ эпитета и психологическую основу, изъ которой онъ выросъ, оказывающуюся тождественной съ психологической основой симпатическихъ средствъ народной медицины и магіи. Какъ симпатическое средство, такъ и эпитетъ обыкновенно выбирается по какой-нибудь ассоціаціи съ т?мъ явленіемъ, на которое заговоръ направляется. Наприм?ръ, больной желтухой долженъ пить воду изъ золотого сосуда или изъ выдолбленной моркови. Съ бол?знью ассоціируется желтизна золота и сердцевины моркови. Точно такъ же и въ заговорахъ. Въ заговор? на «остуду» между двумя лицами является эпитетъ «ледяной». Въ заговор? отъ опухоли — «пустой». Прим?ры: "Изъ-пидъ каменои горы выйшла каменна дивка въ камъяну дійныцю камъяну корову доіты. Такъ якъ зъ каменои коровы молоко потече, такъ щобъ у N. кровъ потекла"{364}). Н?мецкій заговоръ противъ рожи: Ich ging durch einen roten Wald, und in dem roten Wald, da war eine rote Kirche, und in der roten Kirche, da[79] 90 war ein roter Altar, und auf dem roten Altar, da lag ein rotes Messer. Nimm das rote Messer und schneide rotes Brot{365}). Въ сборник? Ветухова довольно много такихъ заговоровъ. Въ сербскихъ заговорахъ тамъ, напр., попадаются эпитеты: «желтый», "синій", "красный"{366}). Сквозной эпитетъ «черный» проведенъ чрезъ латышскій заговоръ отъ родимца{367}). Что касается самаго языка заговоровъ, то это вопросъ очень сложный, требующій тщательнаго спеціальнаго изученія. Характеръ языка, характеръ синтаксическихъ оборотовъ, характеръ эпитетовъ, сравненій, діалектическія особенности, встр?чающіяся иностранныя слова, все это можетъ пролить н?который св?тъ на то, въ какой сред? и м?стности культивировались заговоры, отъ какого народа къ какому переходили. По эпитетамъ иногда можно опред?лить, если не время возникновенія, то по крайней м?р? иногда довольно отдаленную эпоху, про которую можно съ ув?ренностью сказать, что въ это время данный заговоръ уже существовалъ. Я зд?сь только обращу вниманіе на то, какіе вопросы должны быть изсл?дованы въ первую очередь при изученіи языка заговоровъ. Прежде всего подлежитъ исл?дованію взаимод?йствіе двухъ стихій языка: церковной (у насъ — славянской, на Запад? — латинской) и народной. Зд?сь на первый планъ выдвигаются заговоры молитвообразные и церковныя заклинанія. Громадное количество произведеній этого рода было создано духовенствомъ на церковномъ язык?, а потомъ уже перешло въ языки живые народные. На переводахъ, конечно, остались сл?ды оригинала, т?мъ бол?е, что церковный языкъ не всегда былъ вполн? понятенъ переводчику. Съ теченіемъ времени сл?ды эти постепенно стирались, и текстъ все бол?е и бол?е приближался къ чистому народному языку. Однако для полн?йшаго ихъ уничтоженія требовалось довольно много времени, такъ какъ ему м?шало стремленіе 91 возможно точн?е исполнять заговоръ во вс?хъ случаяхъ прим?ненія, чтобы не исчезла чудесная сила. "Говорю я азъ рабъ божій"… — такая формула могла переходить изъ устъ въ уста. Однако существованіе заговора на церковномъ язык?, еще не можетъ говорить въ пользу происхожденія его изъ церковной среды. Особенно это относится къ заговорамъ эпическимъ. На Запад?, напр., найдены одинаково древніе тексты латинскіе и народные съ одинаковымъ содержаніемъ. Отсюда д?лать выводъ въ пользу первенства латинскаго текста нельзя. Вполн? возможно, что челов?къ, записавшій заговоръ, взялъ его изъ преданія народнаго. Но, либо принадлежа къ духовному сословію, либо будучи начитанъ въ духовной литератур? (a такіе-то именно люди въ первые в?ка христіанства славянскихъ и западно-европейскихъ народовъ и могли скор?е всего оказаться записчиками), перекладывалъ на церковный языкъ. Такимъ образомъ, лингвистическое изсл?дованіе текстовъ остается зд?сь почти единственнымъ источникомъ, изъ котораго можно черпать доводы въ пользу первенства того или другого языка. Кром? этого естественнаго см?шенія языковъ было и умышленное макароническое. Образецъ такого заговора находимъ у Цингерле. In nomine patris et fily et spiritus sancti amen. Ich peswer dich[80]… сл?дуетъ часть н?мецкая. Вторая часть латинская: Secundo te coniuro matricis dolor etc.[81] Третья часть снова н?мецкая: Czum dritten mal peswer ich dich u. s. w.[82] Четвертая — опять латинская: Quarto coniuro te etc.[83] За ней сл?дуетъ греческая: Ayos o theos, Ayos yskyros, Ayos atanatos eleyse ymas[84]…{368}). Очевидно, авторъ хот?лъ блеснуть ученостью. Но другое д?ло, когда въ текст? попадаются м?ста такого рода: "облекуся воздухомъ и аеромъ"{369}). Въ нихъ приходится вид?ть отголосокъ какой-то бол?е ранней формулы, гд? безсмыслицы еще не было. Изсл?дованіе языка заговоровъ отчасти показало бы, въ какой степени участвовалъ народъ въ созданіи заговоровъ, и что приходится отнести на долю духовенства. Та крайность, до какой дошелъ Мансикка, приписывая 92 духовенству созданіе вс?хъ эпическихъ заговоровъ, должна бы была потерп?ть сильное ограниченіе. Во многихъ случаяхъ въ пользу народнаго творчества говоритъ языкъ заговоровъ, который никакъ нельзя оторвать отъ языка народныхъ п?сенъ, сказокъ, былинъ и т. д. Между прочимъ вс? сказочные элементы находятся и въ заговорахъ. Какъ на образецъ сходства языка былиннаго и заговорнаго можно указать на заговоръ, приведенный у Сахарова подъ № 32.[85] Н?которые заговоры своимъ языкомъ указываютъ на то, что они, если не родились, то по крайней м?р? культивировались въ сред? высшаго сословія, боярства. Таковы — у Майкова № 41,[86] у Сахарова № 3.[87] Прим?ромъ чисто народнаго п?сеннаго языка можетъ служить заговоръ у Майкова № 8.[88] Къ п?сн? часто приближаетъ заговоръ то его свойство, что онъ сплошь да рядомъ выливается въ ритмическую форму, часто снабжается ри?мой. Такимъ образомъ получается стихъ. Во многихъ случаяхъ граница между духовнымъ стихомъ и заговоромъ совершенно неопред?лима. Вотъ какую "спасительную молитву" (оберегъ) сообщаетъ Виноградовъ. Солнце на закат?, Этотъ же видъ заговора находимъ и на Запад?. Таковы, напр., французскія les Or-a-Dieu{371}). Въ другихъ случаяхъ заговоръ является прямо въ вид? п?сни. Формальныя границы зд?сь также не установимы. Какъ, съ 93 одной стороны, близость заговора къ молитв? дала поводъ н?которымъ ученымъ предполагать, что заговоръ явился изъ молитвы, забытой и искаженной, такъ, съ другой стороны, близость его къ народнымъ п?снямъ была отчасти причиною появленія теоріи Аничкова объ особомъ вид? народнаго творчества — обрядовой п?сн?-заклинаніи. На этомъ же основаніи, какъ мы вид?ли, Эберманъ выд?ляетъ особый «народный» періодъ въ исторіи заговора, находя, что заговоры этого періода должно разсматривать, какъ в?твь народной поэзіи, близко соприкасающуюся съ п?сней. Мн? еще дал?е придется им?ть д?ло съ этимъ вопросомъ, поэтому зд?сь я только ограничусь сообщеніемъ образца такого заговора-п?сни. Чтобы погода разведрилась, польскія д?вушки по вечерамъ поютъ: Nie padaj deszczyku,[89] Стихотворная форма заговора особенно распространена на Запад?. Тамъ почти каждый заговоръ представляетъ собою коротенькій стишокъ. Б?лорусскіе заговоры также въ большинств? случаевъ ритмичны. Часто въ добавокъ они и ри?мованы. Для многихъ мотивовъ существуютъ, какъ стихотворные, такъ и не стихотворные образцы. Вопросъ о томъ, какая форма заговора первоначальна, стихотворная или простая, р?шался изсл?дователями различно. А. Н. Веселовскій, напр., предполагалъ, что первоначальная форма могла быть стихотворная, иногда перем?шанная прозой. Ми?ологи также были склонны считать п?сенную форму первоначальной, такъ какъ, по ихъ теоріи, заговоры развились изъ языческихъ молитвъ-п?сноп?ній. Крушевскій, а за нимъ и Зелинскій вид?ли въ ри?м? и стих? начало поздн?йшее и притомъ разлагающее. 94 Сходный же взглядъ высказывалъ Шёнбахъ. Мн? кажется, что вопросъ этотъ можетъ быть р?шенъ только посл? установленія того, какъ заговоръ нарождался и развивался. Поэтому я зд?сь только ставлю вопросъ, a отв?тъ на него попытаюсь дать посл? изсл?дованія происхожденія заговорныхъ формулъ. Еще одинъ поэтическій пріемъ, нер?дко наблюдающійся въ заговорахъ, роднитъ ихъ съ народнымъ эпосомъ. Это — эпическія повторенія. "Ишли три Мареи и три Мареи, уси три роднянькихъ сястрицы, ишли яны съ святымъ Миколомъ. Святэй Микола свою войструю мечъ вынимаець и кровъ унимаець"… Потомъ говорится, что шли они съ Ягоръемъ, и въ третьемъ повтореніи — съ Михайломъ{373}). Французскій образецъ эпическаго повторенія см. ст. 64 Надо вообще зам?тить, что заговоры могутъ иногда стоять очень близко къ народнымъ эпическимъ произведеніямъ. Вундтъ, наприм?ръ, отм?чаетъ, что у дикарей иногда сказка им?етъ магическую силу заклинанія{374}). На этомъ я и оставляю морфологическое разсмотр?ніе заговоровъ. Въ немъ представлены главн?йшіе виды; въ немъ достаточно матеріала, чтобы пров?рить пригодность дававшихся заговору опред?леній; на основаніи его можно попытаться и исправить существующія опред?ленія, если они окажутся въ чемъ-нибудь неправильными. Что такое «заговоръ»? Слово это не только въ широкой публик?, но и въ сред? самихъ изсл?дователей заговора, означаетъ очень растяжимое понятіе. Изъ вс?хъ терминовъ, употревляющихся для обозначенія явленій интересующаго насъ порядка, «заговоръ» терминъ самый популярный. Но рядомъ съ нимъ есть еще и «наговоръ», "оберегъ", «присушка», "заклинаніе", "шептаніе", «слово» и т. д. Какая же между ними разница? Какой рядъ явленій охватываетъ каждый изъ нихъ? Какъ они относятся другъ къ другу? Н?которая разница между ними сама бросается въ глаза, благодаря м?ткости самыхъ названій. Подъ «присушку», напр., подходятъ заговоры, им?ющіе ц?лью возбудить 95 любовь одного лица къ другому, «присушить». Названіе это произошло отъ обряда, какимъ ран?е всегда сопровождались любовные заговоры. Подъ «оберегъ» — заговоры, предназначенные оградить челов?ка отъ какого бы то ни было несчастія. Словомъ, эти термины являются понятіями видовыми, подчиненными. Въ смысл? же родовыхъ употребляются главнымъ образомъ «заговоръ» и "заклинаніе". Строго опред?ленной разницы между этими терминами н?тъ. Одинъ и тотъ же изсл?дователь одно и то же явленіе то называетъ заговоромъ, то заклинаніемъ (напр., А?анасьевъ). Предпочтеніе того или другого термина является результатомъ личнаго вкуса. Однако можно зам?тить, что на практик?, когда д?ло касается единичныхъ случаевъ, слово "заклинаніе" употребляется преимущественно въ т?хъ случаяхъ, когда сила слова направляется противъ какого-нибудь демоническаго существа. Это, в?роятно, происходитъ подъ вліяніемъ церковнаго употребленія слова "заклинаніе". Но почти всякую бол?знь заговаривающій считаетъ д?ломъ какого-нибудь злого существа. Ч?мъ же въ такомъ случа? "заклинаніе" будетъ отличаться отъ «оберега»? Онъ в?дь тоже направляется противъ всякой нечисти. Терминъ "заклинаніе" особенно любилъ употреблять Ефименко. Посл? же него первенство получилъ «заговоръ». Содержаніе этого понятія изсл?дователи и стараются выяснить, начиная съ 70-хъ годовъ. До этого времени потребности въ точномъ понятіи не ощущалось. Сахаровъ разд?лилъ весь собранный имъ матеріалъ на 4 группы. При этомъ въ отд?лъ «кудесничества» попало то, что теперь причисляется къ различнымъ видамъ заговора. Понятія же кудесничества онъ не далъ, предполагая, что отличіе его отъ другихъ группъ и безъ того ясно. Среди ми?ологовъ господствовало опред?леніе заговора, какъ обломка языческой молитвы. "Заговоры суть обломки древнихъ языческихъ молитвъ"{375}). Опред?леніе, связанное съ ошибочной теоріей происхожденія заговоровъ. О. Миллеръ обратилъ вниманіе на посл?днее обстоятельство, но своего опред?ленія 96 не далъ. Первый, кто попытался бол?е точно опред?лить заговоръ, былъ Крушевскій. Онъ сказалъ: "Заговоръ есть выраженное словомъ пожеланіе, соединенное съ изв?стнымъ обрядомъ или безъ него, пожеланіе, которое должно непременно исполниться"{376}). Но, давши такое опред?леніе, Крушевскій д?лаетъ оговорку, что д?йствіе, могущее сопровождать заговоръ, им?етъ не всегда одинаковое значеніе. "Между заговорами, им?ющими при себ? д?йствіе", говоритъ онъ, "сл?дуетъ отличать заговоры, которыхъ сила основывается на слове, отъ заговоровъ, которыхъ сила основывается на д?йствіи, которыхъ сущность составляетъ д?йствіе съ изв?стнымъ матеріальнымъ предметомъ. Ихъ на ряду съ обрядами, не сопровождающимися словомъ, в?рн?е назвать «чарами», т. е. таинственными л?карственными средствами, которыхъ сила неотразима"{377}). И такъ, начавши съ категорическаго заявленія, Крушевскій потомъ самъ уничтожаетъ проведенную имъ границу. Если какъ сл?дуетъ всмотр?ться въ заговоры, сопровождаемые обрядами, то часто невозможно будетъ р?шить, чему принадлежитъ первенство: слову или обряду. Особенно же при теоріи Крушевскаго, полагающаго, что примитивный челов?къ считаетъ слово матеріальнымъ предметомъ. Онъ это и чувствуетъ, а потому тутъ же оговаривается, что для первобытнаго челов?ка различіе, устанавливаемое имъ, не существенно{378}). Но, повторяю, не только первобытный челов?къ, а и современный ученый не всегда въ состояніи р?шить, гд? преобладаніе на сторон? д?йствія, a гд? на сторон? слова, такъ какъ это зависитъ въ каждомъ отд?льномъ случа? отъ психологіи заговаривающаго. Кром? того, стараясь разграничить «заговоръ» и «чары», авторъ вноситъ еще путаницу въ понятія, отожествляя «чары» съ "таинственными лекарственными средствами", что заведомо неправильно. Форма, въ какую вылилось у Крушевскаго опред?леніе заговора, кажется, отчасти зависела отъ того, что изсл?дованію автора подверглось 97 сравнительно незначительное количество матеріала, и сосредоточилъ онъ свое вниманіе "главнымъ образомъ на заговорахъ Майкова". Почти одновременно съ Крушевскимъ даетъ опред?леніе заговора и Потебня. Онъ, хотя и согласился съ основнымъ положеніемъ перваго, т. е. призналъ заговоръ пожеланіемъ, но нашелъ нужнымъ ограничить такое опред?леніе. "Опред?леніе заговора", говоритъ онъ, "какъ выраженнаго словами пожеланія, которое непрем?нно должно исполниться… слишкомъ широко. Оно не указываетъ на исходную точку развитія заговора, какъ особой формы пожеланія, присоединяетъ къ нимъ напр. простыя проклятія, ругательства подъ условіемъ в?ры въ то, что они сбываются, и… существенные элементы причитаній по мертвымъ"{379}). Итакъ, по мн?нію Потебни, опред?леніе Крушевскаго слишкомъ широко. Самъ же онъ бол?е остороженъ и не пытается дать понятія, обнимающаго всю область разсматриваемыхъ явленій, а опред?ляетъ только "основную формулу заговора". "Это — словесное изображеніе сравненія даннаго или нарочно произведеннаго явленія съ желаннымъ, им?ющее ц?лью произвести это посл?днее"{380}). По поводу зам?чанія, что, по опред?ленію Крушевскаго, могутъ и н?которыя ругательства оказаться заговорами, скажу, что на самомъ д?л? н?которыя ругательства по своему происхожденію совершенно тождественны съ заговорами и мы им?емъ право смотр?ть на нихъ, какъ на выродившіеся заговоры. Потебня, желая отмежевать заговоры отъ ругательствъ, зам?чаетъ, что пожеланіе должно имт?ть форму сравненія. Итакъ, мы им?емъ два опред?ленія заговора. Первое, по мн?нію Потебни, слишкомъ широко. Мн? же кажется, что оно бол?е заслуживаетъ упрека въ узости, ч?мъ въ широт?. Выше мы вид?ли, что очень много видовъ заговора обходятся безъ пожеланія. Вс? они остаются за границей установленнаго Крушевскимъ понятія. Второе же опред?ляетъ только одинъ видъ заговора, который авторъ считаетъ основнымъ, потому что видитъ въ сравненіи исходный пунктъ заговора. Насколько правильно ему 98 удалось опред?лить исходный пунктъ, постараюсь выяснить въ дальн?йшемъ. Сейчасъ только отм?чу, что, опред?ляя заговоръ, какъ сравненіе "даннаго или нарочно произведеннаго явленія" съ желаннымъ, авторъ см?шиваетъ два вида заговора, стоящихъ на различныхъ ступеняхъ эволюціи. Между т?мъ различіе ихъ важно именно для установленія исходнаго пункта, о чемъ и заботился Потебня. На эту ошибку обратилъ вниманіе Зелинскій. Онъ опред?леніе Потебни считаетъ самымъ точнымъ изъ вс?хъ, какія были даны{381}). Но, если Потебн? нельзя сд?лать упрека въ узости опред?ленія, такъ какъ онъ давалъ его не для вс?хъ заговоровъ, а только для одного, по его мн?нію, основного вида, то нельзя того же сказать относительно Зелинскаго. Посл?дній р?шительно заявилъ, что "о заговор? не можетъ быть иного понятія, какъ только то", которое дано Потебней{382}). Понятіе же основного вида заговора онъ еще бол?е ограничиваетъ, вычеркивая изъ опред?ленія Потебни сравненіе даннаго явленія и оставляя только сравненіе нарочно произведеннаго явленія{383}). Таковы господствующія опред?ленія заговора. Но есть еще одно, стоящее совершенно одиноко, не нашедшее себ?, кажется, ни одного посл?дователя. А. Н. Веселовскій говорилъ, что "заговоръ есть только сокращеніе, приложеніе ми?а"{384}). Зелинскій, возражая на это, съ одной стороны, указывалъ, что такое опред?леніе можно съ гораздо большимъ основаніемъ дать и чарамъ, а не только заговорамъ, а, съ другой — указывалъ на заговоры съ апокрифическимъ содержаніемъ и говорилъ, что о такихъ заговорахъ съ неменьшимъ правомъ можно сказать, что "заговоръ есть сокращеніе, приложеніе апокрифа"{385}). Посл?днее возраженіе явилось плодомъ явнаго недоразум?нія. Зелинскій, очевидно, высказывая его, придерживался уб?жденія, что ми?ъ можетъ быть только языческаго содержанія, говорить о языческихъ богахъ и 99 т. п. вещахъ. А если ми?ическій способъ мышленія работаетъ на почв? христіанскихъ представленій, то въ результат?, уже получится не ми?ъ, а апокрифъ, какъ н?что въ корн? отличное отъ ми?а. Что же касается зам?чанія о растяжимости опред?ленія и на чары, даже не сопровождающіяся и словомъ, то съ нимъ нельзя не согласиться. Однако при этомъ надо зам?тить, что характеристику ми?а, какъ представленія о процесс?, совершающемся на неб? неземными силами, надо отбросить. Ми?ъ им?етъ д?ло не только съ небомъ и богами. Да и связывать заговоръ исключительно съ небеснымъ и божественнымъ ми?омъ, какъ уже давно доказано, н?тъ никакого основанія. Кром? отм?ченнаго см?шенія въ опред?леніи Веселовскаго чаръ д?йствіемъ и чаръ словомъ, надо еще зам?тить, что объемъ его формулы простирается и дал?е. Подъ нее подходятъ въ области слова и такія явленія, какія не им?ютъ ровно никакого отношенія къ заговору. Въ нее могутъ войти въ большомъ количеств? басни, пословицы, поговорки и даже простыя клички. Когда о тамбовцахъ говорятъ — «гагульники», то что это такое, какъ не сокращеніе, приложеніе ми?а? Опред?леніе Веселовскаго, оказывается, обладающимъ такимъ универсальнымъ, объемомъ, что ровно ничего не опред?ляетъ. Такимъ образомъ, приходится считаться только съ двумя опред?леніями понятія заговора: опред?леніями Крушевскаго и Потебни. Мн? кажется, что вопросъ о томъ, какой видъ заговора является основнымъ, можно р?шать только посл? изсл?дованія происхожденія заговора. Поэтому зд?сь я и не буду касаться этого вопроса. Пока намъ нужно понятіе общее, которое охватывало бы вс? явленія интересующаго насъ порядка, которое очертило бы границы той области, въ которой придется вести изысканіе, и дало бы опред?ленный терминъ для ея обозначенія. Такое опред?леніе, конечно, не будетъ указывать "на исходный пунктъ развитія заговора", какъ этого хот?лъ Потебня. Требованіе указанія на исходный пунктъ можетъ быть приложено именно къ основному виду. Общее же для вс?хъ видовъ понятіе приходится строить на выд?леніи т?хъ признаковъ, какіе оказываются характерными для вс?хъ нихъ. Какіе же признаки характерны и необходимы для вс?хъ заговоровъ? 100 При отсутствіи какой черты заговоръ перестаетъ быть заговоромъ? Оба отм?ченныя выше опред?ленія подчеркиваютъ прежде всего, что заговоръ есть выраженное словами пожеланіе. Крушевскій на этомъ построилъ свое опред?леніе, a Зелинскій подтвердилъ, что "въ заговор? мы всегда находимъ желаніе, съ ц?лью достигнуть котораго и произносится заговоръ"{386}). Д?йствительно ли это такъ? Посл? того, что мы вид?ли въ морфологическомъ обзор?, никакъ нельзя согласиться съ подобнымъ утвержденіемъ. Тамъ мы вид?ли заговоры, не им?ющіе и сл?да пожеланія. Тамъ же мы вид?ли, какъ т?сно переплетаются другъ съ другомъ различные виды заговоровъ, и какъ близко они подходятъ къ другимъ родамъ словеснаго творчества. Если въ заклинаніи видно пожеланіе, то въ священной магической записи оно уже совс?мъ не обязательно. А между этими видами заговора граница совершенно неустановима. Въ абракадабрахъ же, часто также совершенно неотд?лимыхъ отъ священныхъ записокъ, о пожеланіи н?тъ и помину. Вполн? могутъ обходиться безъ пожеланія діалогическіе заговоры. Что же касается эпическихъ, то пожеланіе въ конц? ихъ также часто отсутствуетъ. Утвержденіе, что такое отсутствіе пожеланія является результатомъ недоговоренности формулы, совершенно произвольно. Такъ же произвольно и утвержденіе, что яко бы не договоренное пожеланіе должно было бы высказаться непрем?нно въ форм? сравненія наличнаго случая съ описаннымъ въ эпической части. Правда, такіе случаи бываютъ. Но бываютъ и какъ разъ обратные. Органически развившаяся формула заговора можетъ не заключать въ себ? не только сравненія, но и простого пожеланія. Если же въ отд?льныхъ случаяхъ она оказывается снабженной пожеланіемъ въ какой бы то ни было форм?, то происходитъ это подъ вліяніемъ аналогіи съ другими заговорами. Мерзебургскій мотивъ, какъ увидимъ, какъ разъ представляетъ такой случай. Такимъ образомъ, оказывается, что пожеланіе не есть такой необходимый признакъ, на которомъ можно было бы строить опред?леніе понятія заговора. Поэтому оба опред?ленія, какъ 101 построенныя на признак? не характерномъ, приходится отбросить. Мн?ніе же, что "въ заговор? мы всегда находимъ… сравненіе (отсутствіе же его такъ или иначе объяснимо) и словесное изображеніе этого сравненія"{387}), еще бол?е ошибочно. Конечно, при желаніи можно все объяснить. Вопросъ лишь въ томъ, на чемъ будетъ основываться объясненіе. Если только на аналогіи, какъ это до сихъ поръ д?лалось, то оно ровно ничего не значитъ. Однако подчеркнутыя въ обоихъ опред?леніяхъ черты — пожеланіе и сравненіе — на самомъ д?л? оказываются признаками, наибол?е распространенными сравнительно съ другими. Насколько я убедился при изсл?дованіи заговоровъ, въ заговорныхъ формулахъ, д?йствительно, не найдется признака бол?е общаго. Различные виды заговора такъ разнообразны и вм?ст? съ т?мъ такъ переплетены другъ съ другомъ, что, съ одной стороны, н?тъ возможности въ пестрой масс? формулъ отыскать общую для нихъ вс?хъ черту, а, съ другой — н?тъ основанія, выбравши только наибол?е распространенный признакъ, выкинуть за бортъ вс? не отв?чающія ему формулы. "Отче Нашъ", прочитанное наоборотъ, представляетъ изъ себя заговоръ. Им?емъ ли мы право вычеркивать его изъ числа заговоровъ на томъ лишь основаніи что въ получающейся тарабарщин? н?тъ ни пожеланія, ни сравненія? Поэтому-то, мн? кажется, строить общее понятіе заговора на основаніи заговорныхъ формулъ нельзя. Единственная характерная для вс?хъ безъ исключенія заговоровъ черта лежитъ какъ разъ вн? самыхъ формулъ. Она заключается въ психологіи т?хъ лицъ, которыя практикуютъ заговоры. На самомъ д?ле, какова бы ни была формула заговора, она всегда сопровождается в?рой въ ея ц?лесообразность u достаточность для достиженія желаннаго результата, если вс? требующіяся условія точно соблюдены. Возможность неподчиненія такой формуле со стороны чьей бы то ни было воли или законовъ природы отрицается. Если ожидаемаго результата не посл?довало, то это отнюдь не значитъ, что заговору можно противиться. Причина неудачи всегда заключается въ чемъ-нибудь другомъ: либо время выбрано неудачно для его совершенія (въ 102 добрый часъ поможетъ, въ худой не помогаетъ), либо сопровождающій его обрядъ не точно выполненъ, либо нравственное состояніе лица, читающаго заговоръ, не отв?чало требованію, либо самая формула была искажена и т. д. Словомъ, причина неудачи всегда усматривается не въ формул? самой по себ?, а въ несоблюденіи т?хъ условій, какія требуются для ея д?йствительности. Исключеніе въ смысл? возможности противод?йствія заговору допускается только въ одномъ случа?: противъ одного в?дуна можетъ стать другой в?дунъ бол?е сильный; противъ одного заговора можно выставить другой бол?е могучій. Но такое исключеніе какъ разъ только подтверждает общее правило. Вотъ эта-то репутація обладанія неотразимой магической силой, сопровождающая заговорныя формулы, и есть единственная общая для вс?хъ ихъ характерная черта. На основаніи ея и надо строитъ общее понятіе. Въ зависимости отъ характера признака и самое опред?леніе будетъ носить характеръ чисто формальный. Оно, конечно, не укажетъ ни особенности самыхъ заговорныхъ формулъ, ни исходнаго пункта ихъ развитія, но зато проведетъ опред?ленную границу между явленіями, относящимися къ заговору и не принадлежащими къ нему. Формулировать опред?леніе можно приблизительно такъ: Заговоръ есть словесная формула, обладающая репутаціей достаточнаго и неотразимаго средства для достиженія опред?леннаго результата, при условіи соблюденія вс?хъ требующихся при этомъ предписаній, средства, противиться которому не можетъ ни законъ природы, ни индивидуальная воля, если она не пользуется съ этою ц?лью также какими бы то ни было чарами. Въ этомъ широкомъ смысл? я и буду употреблять слово «заговоръ». Опред?леніе же, указывающее на генезисъ заговора, попытаюсь дать посл?, когда выяснится процессъ развитія заговоровъ. Для магическихъ же обрядовъ оставляю терминъ «чары», какъ это уже установилось въ литератур?. При этомъ однако буду употреблять его и въ бол?е широкомъ смысл? въ качеств? понятія, охватывающаго всю область всевозможныхъ магическихъ пріемовъ, будутъ ли то чары д?йствіемъ, будутъ ли чары словомъ. Подъ «обрядомъ» я разум?ю не только сложное какое-нибудь д?йствіе, но и самое простое, хотя бы оно 103 состояло даже изъ одного т?лодвиженія (напр., показываніе фиги — обрядъ). Перехожу къ вопросу о классификаціи заговоровъ. При томъ огромномъ количеств? ихъ, какое накопилось въ различныхъ сборникахъ и журналахъ, при постоянныхъ перепечаткахъ, какія допускаются составителями сборниковъ, отсутствіе научной классификаціи страшно затрудняетъ работу. И т?мъ не мен?е вопросъ этотъ находится въ состояніи еще бол?е плачевномъ, ч?мъ вопросъ о выработк? понятія заговора. Насколько плохо д?ло, показываютъ прим?ры двухъ посл?днихъ русскихъ изсл?дователей. Зелинскій совершенно отказался отъ возможности провести научную классификацію{388}), а Ветуховъ, котораго необходимость заставляла выбрать ту или иную классификацію, посл?довалъ установившейся традиціи въ распред?леніи заговоровъ, тутъ же заявляя о ея неудовлетворительности{389}). Посмотримъ, какова же была традиція. Вглядываясь въ то, какія классификаціи допускали собиратели и изсл?дователи заговоровъ, мы зам?чаемъ, что вс? они въ основаніе д?ленія клали различіе ц?лей, пресл?дуемыхъ заговорами. Отступленія отъ этого принципа въ большинств? случаевъ только кажущіяся. Помяловскій обратилъ вниманіе на то, что им?етъ въ виду заклинательная формула: накликать зло или отвратить. И на основаніи этого вс? ихъ разд?лилъ на дв? группы: т?, что накликаютъ зло, назвалъ «наговорами», a т?, что отвращаютъ зло — «заговорами». Однако тутъ же выд?лилъ изъ нихъ и еще одну группу — «привороты». Не говоря уже о томъ, что такое выд?леніе «приворотовъ» не посл?довательно, установленіе границы между двумя главными-то группами на практик? сплошь да рядомъ не возможно. Если гибель призывается на челов?ка, то это — «наговоръ». А если на злого духа, мучающаго челов?ка во время эпилепсіи, то что это будетъ, «наговоръ» или «заговоръ», спасающій челов?ка отъ бол?зни? Да если бы д?леніе и возможно было произвести, то отъ разд?ленія вс?хъ заговоровъ на дв? группы было бы 104 очень мало практическихъ результатовъ, т?мъ бол?е, что д?леніе это чисто искусственное, и принципъ его лежитъ за формулами, а не въ самыхъ формулахъ. Чувствуется потребность въ бол?е детальной классификаціи. Особенно настоятельно она сказывается у собирателей заговоровъ. Поэтому-то въ сред? ихъ самымъ ходомъ д?ла выработались изв?стные пріемы д?ленія матеріала. Первый собиратель заговоровъ, Сахаровъ, обошелся безъ классификаціи. Иващенко собранный имъ матеріалъ, разбиваетъ на дв? группы. Въ одной пом?щаетъ "шептанія-примовленія или наговоры", въ которыхъ на челов?ка призывается добро или зло. Въ другой — "замовленя или заклинанія", заговоры, направленные противъ постигшихъ челов?ка бол?зней и неблагопріятныхъ случаевъ въ жизни. Этотъ отд?лъ онъ разд?ляетъ на 3 группы: а) противъ бол?зней отъ неизв?стной причины или предполагаемой, б) противъ бол?зней, причина которыхъ изв?стна, в) противъ неблагопріятныхъ случаевъ въ жизни. Такимъ образомъ, это та же самая классификація, что и у Помяловскаго, только въ одной своей части проведенная бол?е детально. Скопленіе множества врачебныхъ заговоровъ естественнымъ образомъ вызвало у собирателей классификацію по бол?знямъ, къ какимъ заговоръ прим?няется. Эта классификація и является самой распространенной въ крупныхъ сборникахъ. Заговоры, не им?ющіе отношенія къ бол?знямъ, при этомъ д?лятся также по ц?лямъ, съ какими прим?няются. Такъ составлены сборники Майкова, Ефименко, Романова. Вс? подобныя классификаціи не научны, потому что совершенно игнорируютъ характеръ того матеріала, съ которымъ им?ютъ д?ло. Единственно, кто изъ русскихъ ученыхъ попытался внести научную классификацію, основанную на различіи самыхъ формулъ, это — Браунъ. Группировка его такова: 1) первоначальные тексты молитвъ, обращенныхъ въ заговоры, 2) заговоры книжнаго происхожденія; они распадаются на группы: а) изреченія изъ св. писанія, в) наборъ словъ или точн?е — членоразд?льныхъ звуковъ безъ значенія; 3) заговоры народные{390}). Зелинскій, 105 коснувшись вопроса о классификаціи, заявилъ, что д?лить заговоры по ихъ форм? н?тъ никакого основанія. Такой взглядъ у него выработался подъ вліяніемъ ошибочнаго мн?нія, что "вс? заговоры восходятъ къ той основной формул?, которая установлена Потебней". Всякая группировка, по его мн?нію, должна быть бол?е или мен?е искусственной, а лучшая изъ существующихъ принадлежитъ Майкову{391}). Ветуховъ въ своемъ сборник? р?шаетъ вести классификацію по названіямъ бол?зней, "а въ этихъ крупныхъ отд?лахъ попытаться установить группировку по степени древности заговора, руководствуясь его формальной стороной и т?ми психологическими основами возникновенія и эволюціи заговора, которыя высказывались Крушевскимъ, Потебней и Веселовскимъ"{392}). Такъ онъ д?лаетъ еще шагъ въ направленіи бол?е детальной классификаціи. Но, надо сознаться, шагъ оченъ неудачный. Прежде всего изсл?дователь не указываетъ, какими же именно формальными признаками онъ будетъ опред?лять древность заговора, и почему т? или иные признаки пригодны для этого. Зат?мъ, какъ можно руководствоваться при классификаціи взглядами заразъ трехъ ученыхъ, другъ-другу противор?чащихъ? Приходится обратиться къ сборнику и посмотр?ть, какъ въ немъ расположенъ матеріалъ. Оказывается, что авторъ классифицировалъ заговоры просто на просто по одному признаку — степени христіанскаго элемента въ заговор?. Въ начал? группы ставятся заговоры, свободные отъ прим?си христіанскихъ элементовъ. Словомъ, классификація покоится на предположеніи, что христіанскія формулы выросли на дохристіанской основ?. Но тутъ-то и приходится столкнуться съ мн?ніемъ сл?дующаго за Ветуховымъ изсл?дователя — Мансикка. Посл? него классификаторы уже не могутъ, какъ Ветуховъ, ограничиваться ссылкой на Крушевскаго, Потебню и Веселовскаго. Надо принять во вниманіе и Мансикка. А взгляды ихъ на исторію заговора діаметрально противоположны. Въ то время, какъ первые допускаютъ возможность просл?дить 106 эволюцію заговоровъ, по мн?нію посл?дняго, приходится въ нихъ наблюдать только процессъ разложенія (Die Aufgabe der Forschung ist… den Zerfallsprozess zu verfolgen[90]{393}). А большая или меньшая наличность христіанскихъ элементовъ для него доказываетъ какъ разъ обратное тому, что въ ней видитъ Ветуховъ. Такъ кончилась неудачей и попытка Ветухова, поставившаго себ? ц?лью "просл?дить типы ихъ (заговоровъ) развитія, по которымъ можно судить о пріемахъ челов?ческой мысли на данномъ пути"{394}). Онъ и самъ хорошо чувствовалъ свою неудачу и заявлялъ, что идеальное распред?леніе должно совершаться по внутреннему признаку. Но ему это еще представлялось мечтой{395}). Высказано это было въ 1902 г., а въ сл?дующемъ — появилась работа съ попыткой именно такого научнаго распред?ленія матеріала по внутреннему признаку. Но уже не въ нашей литератур?, а въ н?мецкой. Насколько мн? изв?стно, и тамъ вопросъ о классификаціи до этого года находился въ положеніи не лучшемъ, ч?мъ у насъ. Выше мы вид?ли принципъ д?ленія, выставленный Вутке. (Die befehlende Form und die arzalende Form[91]{396}). Не говоря уже о томъ, что эти дв? формы заговора не всегда можно различить (он? могутъ слиться даже въ одной формул?), часто при такомъ д?леніи пришлось бы разрывать родственные заговоры. Амманъ классифицировалъ свой матеріалъ такъ: 1) Heilspruche fur Menschen und Tiere, употребляющіяся противъ внутреннихъ и вн?шнихъ бол?зней, уже постигшихъ челов?ка или животное; 2) Beschworungs-oder Zauberformeln; ими парализуется злое вліяніе со стороны людей, животныхъ и природы; 3) Kirchliche Segen und Gebete gegen Boses und Ubles im allgemeinen;[92] сюда онъ относитъ главнымъ образомъ заговоры, которые у насъ изв?стны подъ названіемъ обереговъ, д?йствіе которыхъ распространяется не столько на наличныя страданья и бол?зни, 107 сколько на возможныя въ будущемъ{397}). Такую классификацію изобр?татель ея могъ осуществить только въ своемъ небольшомъ сборник?, и то — съ гр?хомъ пополамъ. Кром? того, что классификація не охватываетъ вс?хъ видовъ заговора, она еще не отв?чаетъ самымъ основнымъ требованіемъ логики. Д?лить заговоры на Heilspruche и kirchliche Segen все равно, что д?лить вс?хъ людей на б?локожихъ и черноглазыхъ. Путаница оказалась неизб?жной при такомъ д?леніи даже и въ маленькомъ сборник?. Новую классификацію мы вид?ли у Шёнбаха. Это четыре группы: 1) заговоры эпическіе, 2) формулы сравненія, 3) магическія изреченія (или записи), 4) церковныя молитвы. Разницу между первыми двумя группами онъ самъ уничтожаетъ, объявляя формулы сравненія сокращеніемъ эпическихъ заговоровъ. Мы дал?е увидимъ, что эти два вида д?йствительно нельзя разрывать, хотя и по другой причин?. Относительно же двухъ посл?днихъ группъ надо заметить сл?дующее. Въ церковныхъ молитвахъ излюбленнымъ пріемомъ является приведеніе изъ св. писанія разсказа, подходящаго къ данному случаю. Такимъ образомъ заговоры этого вида сближаются съ эпическими заговорами. А когда посл?дніе также представляютъ христіанское содержаніе, то граница прямо не установима. Магическія же изреченія, какъ мы вид?ли, непосредственно связаны съ церковными заклинаніями, т. е. съ четвертой группой, въ которую входятъ exorcismi{398}). Кром? всего сказаннаго о н?мецкихъ классификаціяхъ, надо еще отметить общую для вс?хъ нихъ схематичность. Разд?леніе на 4 группы, притомъ же искусственное, не д?лаетъ никакого облегченія изсл?дователю. Это только маска научности. И, конечно, на практик? собиратели не могли ею ограничиваться. Въ подобныхъ случаяхъ они становились на тотъ же путь, по которому шли и русскіе ученые. Упомянутая выше попытка проведенія на д?л? научной классификаціи принадлежитъ Эберману. Свою работу онъ озаглавилъ — Blut-und Wundsegen in ihren Entwickelung dargestellt. Въ самомъ заглавіи и выбор? матеріала 108 отразилась старая, изв?стная намъ классификація по бол?знямъ. Но интересно то, какъ дал?е распред?лилъ авторъ избранный имъ кругъ заговоровъ. Его трудъ не простой сборникъ, а систематическое расположеніе и сравненіе формулъ по разрабатывающимся въ нихъ мотивамъ. Въ основу каждаго мотива авторъ кладетъ древн?йшую сохранившуюся редакцію, а потомъ сл?дуютъ поздн?йшія редакціи и варіанты. Вотъ разработанные имъ мотивы: 1). Der zweite Merseburger Zauberspruch, 2) Jordan — Segen, 3) Drei gute Bruder, 4) Longinus — Segen, 5) Sie quellen nicht, 6) Blut und Wasser, 7) Gluckselige Wunde, 8) Sangvis mane in te, 9) Adams Blut, 10) Der Blutsegen von den drei Frauen, 11) Drei Blumen, 12) Ein Baum, 13) Der ungerechte Mann[93] Классификація не всегда удачно проведена. М?стами допущено см?шеніе мотивовъ. См?шеніе произошло, кажется, оттого, что изсл?дователь не давалъ себ? яснаго отчета въ томъ, что именно надо класть въ основу различія самыхъ мотивовъ. Этимъ только и можно объяснить, то обстоятельство, что, напр., рядомъ съ мерзебургскимъ мотивомъ онъ поставилъ заговоры съ мотивомъ рецепта, какъ особую его редакцію. Сходство въ нихъ только то, что въ обоихъ случаяхъ упоминается о свих?, и одинъ мотивъ начинается разсказомъ о по?здк? бога, а другой — хожденіемъ Христа съ апостолами. Какъ мы дальше увидимъ, мотивъ рецепта самостоятеленъ. Эберманъ же см?шалъ ихъ, съ одной стороны, подъ вліяніемъ сходства вступленія, а съ другой — подъ вліяніемъ старой классификаціи по бол?знямъ. Заговоръ прим?няется при свих?, значитъ, надо какъ-нибудь втиснуть его въ рядъ заговоровъ этого вида. Но мотивъ даванія рецепта отнюдь не связанъ съ л?ченіемъ свиха органически. Да онъ такъ не связанъ и ни съ какою другой бол?знью. Такимъ образомъ, оказывается, что классификація по мотивамъ требуетъ большой осторожности. Однако она пока является единственной найденной научной классификаціей. При ней пока только и возможно просл?дить "типы развитія заговоровъ", о чемъ заботился Ветуховъ. Допущенныя изсл?дователемъ ошибки отнюдь не умаляютъ самаго принципа. Это судьба всякаго новаго начинанія. Такія же ошибки встр?чаются и въ работ? Мансикка. Онъ также изсл?довалъ 109 заговоры отъ крови и свиха и отыскивалъ въ нихъ рядъ отд?льныхъ мотивовъ. Въ зависимости отъ новаго матеріала онъ устанавливаетъ и новые мотивы. Таковы, наприм?ръ, Die Jungfrau Maria am Brunnen, Von dem vom Himmel fallenden Wesen[94] Но н?которые мотивы тождественны съ отм?ченными Эберманомъ. Какимъ же путемъ дошли до этой классификаціи? Мы вид?ли, что русскіе ученые производили разнообразные опыты, чувствуя настоятельную потребность въ научной классификаціи. И всетаки они до нея не дошли. Классификація по мотивамъ родилась изъ классификаціи по бол?знямъ. Сл?ды этого мы вид?ли у Эбермана. Недаромъ вс? крупные собиратели заговоровъ отдавали предпочтеніе именно этой классификаціи. Она въ себ? уже таила задатки научной классификаціи. Характеръ бол?зни накладываетъ особый отпечатокъ на характеръ заговора, прим?няющагося противъ нея. Заговоръ отъ крови, напр., никакъ нельзя см?шать съ заговоромъ отъ безсонницы. Такимъ образомъ, при классификаціи по бол?знямъ естественнымъ путемъ подбирались другъ къ другу сходныя формулы и сходные мотивы. Но чего-то еще не хватало, чтобы принципъ д?ленія перевести съ названій бол?зней на самыя формулы. Прежде всего этому препятствовало то, что съ каждою бол?знью связано н?сколько заговорныхъ мотивовъ. Различнымъ собирателямъ попадались разные мотивы, или же одному попадалось н?сколько разныхъ мотивовъ. Классификація по мотивамъ, какъ самая мелкая изъ изв?стныхъ до сихъ поръ, не могла притти въ голову, пока у собирателей было всего по 2–3 образца на каждый мотивъ, а то и того мен?е. Поэтому-то до такого д?ленія и не доходили, а останавливались на предшествующей ступени, пока не накопился достаточный запасъ различныхъ редакцій и варіантовъ изв?стныхъ мотивовъ. Словомъ, классификація по мотивамъ была невозможна, пока не было доступа къ широкому сравнительному изученію заговоровъ. Этимъ и объясняется то обстоятельство, что ввелъ классификацію мотивовъ Эберманъ. Онъ началъ работать со старой классификаціей по бол?знямъ. Сталъ изучать заговоры отъ крови и свиха на вс?хъ языкахъ н?мецкаго корня и въ этой обширной области естественно нашелъ 110 бол?е мелкія группы. Ветуховъ также занялся сравнительнымъ изученіемъ не только славянскихъ, но и германскихъ заговоровъ. Однако къ одинаковому результату съ западнымъ ученымъ не пришелъ. Почему? Мн? кажется, потому, что затерялся въ томъ громадномъ матеріал?, который взялся разрабатывать. Въ то время какъ Эберманъ занялся методическимъ изученіемъ маленькаго спеціальнаго уголка, Ветуховъ прямо углубился въ дебри вс?хъ врачебныхъ заговоровъ (даже и не только врачебныхъ). И, конечно, заблудился. Въ качеств? иллюстраціи того, что такое международный мотивъ, я приведу классическій второй мерзебургскій заговоръ отъ свиха. Однако, въ моихъ глазахъ, мерзебургскимъ мотивомъ является не вся эпическая часть памятника, какъ для Эбермана, а только одна часть его, именно: ben zi bena, bluot zi bluoda{399}). и только. Почему я считаю только эти слова основнымъ мотивомъ, объяснится при изсл?дованіи происхожденія мотива въ IV глав?. Формула эта бываетъ и распространенн?е: Bein zu bein, blut zu blut,[95] Ader zu ader, fleisch zu fleisch{400}). Англійскій варіантъ: bone to bone, sinew to sinew blood to blood, flesh to flesh[96]…{401}). Шведскій: ben till ben, led till led[97]…{402}) Датскій: Jesus lagde Marv i Marv,[98] Jesus lagde Been i Been, 111 Румынскій: los a los, la moelle a la moelle[99]…{404}) Чешскій: Maso k masu,[100] Kost k kosti, Русскій: т?ло съ т?ломъ, Латышскій: "Суставъ къ суставу, Еще прим?ръ. Въ заговорахъ на сонъ грядущій по всей Европ? распространенъ сл?дующій мотивъ, который можно назвать — "Святые на страж?". Никола въ зголовкахъ, Лица, стоящія такъ на страж?, въ различныхъ варіантахъ м?няются. Польскій: Matka Boska ze mna,[101] Pan Jezus przede mna, Французскій: Quand je me couche, je me couche au nom du bon Jesus.[102] Quatre-z-anges sont dans n’te lit, deux a nout tete, deux a noute pies, la Sainte Croix pr’e lmitan"…{410}). 112 Англійскій: Matthew, Mark, Luke and John,[103] ’Bless the bed that I lay on; У н?мцевъ число ангеловъ доходить до 14. Abends wenn ich schlafen gehn,[104] Vierzehn Engel bei mir stehn. На основаніи такихъ-то вотъ общихъ мотивовъ и должно строить научную классификацію. Пока только одна она можетъ дать надежный подборъ матеріала для изученія заговора. Но она требуетъ и бол?е осторожнаго къ себ? отношенія, ч?мъ другія классификаціи. Примечания:1 Ой, на Купале огонь горит / А у Ивана сердце болит / Пусть болит, пусть знает / Пусть другую не берет, / Пусть одну Ганну берет. 2 Современную оценку книги Сахарова см.: Аникин В. П. Жизнь, взгляды и труды И. П. Сахарова // Сказания русского народа, собранные И. П. Сахаровым. М., 1989, с. 12–14. 3 Разбор концепции Ф. И. Буслаева см.: Баландин А. И. Мифологическая школа в русской фольклористике. М., 1988, с. 62–65. 4 О работах А. Н. Афанасьева см.: Баландин А. И. Мифологическая школа // Академические школы в русском литературоведении. М., 1975, с. 61–99. 5 Библейское учение об ангелах подробно проанализировано в книге: Roques R. L’universe dionysien. Paris, 1954. 6 О работах и концепции А. А. Потебни см.: Байбурин А. А. А. Потебня: философия языка и мифа // А. А. Потебня. Слово и миф. М., 1989, с. 3–10. 7 Шенбах следует традиционной для европейских демонологов классификации заговоров на: exorcismi — изгоняющие дьявола, benedictiones — умилостивительные и consecrationes — заклинающие. См., например: Robbins R. Encyclopedia of witchcraft and demonology. N. Y., 1959. p. 146–147. 8 Познанский имеет в виду четвертый том труда Вундта "Mythus und religion". 9 Три девушки шли по стране, / Они несли кусок хлеба в руке, / одна сказала: мы хотим его разделить и порезать; / третья сказала: мы хотим этим / изгнать из коровы NN её болезнь. 10 Трапеза, qua nascitur ecclesia — тайная вечеря, во время которой Иисус Христос установил таинство литургии. 11 Кровь, остановись в твоих венах и в твоих ранах, как наш Господь Иисус во время пыток (нем.). 12 Ты растаешь так быстро, как высыхает заря под утренним майским солнцем (фр.). 13 Как крутится веретено, пусть так же отвернутся от дома коровы и овцы (пол.). 14 Сглазивший дитя пусть иссохнет, как эти листья в вазе, которую мы приносим Ниваши (фр.). 15 Луна — царица, дочь Юпитера, пусть его не коснется волк (лат.) 16 Если эти раскаленные угли вопламенятся, лихорадка вернется (нем.). 17 Во имя Иисуса, который родился в Вифлееме и крестился в реке Иордане, как остановилась вода в Иордане, пусть так же остановится кровь у раба божьего (англ.). 18 Когда Христос и Святой Иоанн вошли в реку Иордан, сказал Христос Святому Иоанну: "Встала река Иордан". Как встала река Иордан, так пусть остановится <кровь> в вене у этого… человека (лат.). 19 В Божием царстве есть два родника: / Первый — льется, / Второй — течет, / Третий — стоит, / Пусть так же остановится кровь у… (нем.). 20 Господь Бог ехал верхом, / У осляти нога поскользнулась, / Он спешился, / Вправил осляти ногу, / Кость к кости, жила к жиле, / Кровь к крови, мясо к мясу (англ.). 21 Подойдя с Петром к Иордану, Христос воткнул в реку посох и сказал: "Стой, как стена и как лес" (нем.). 22 Святая Аполлинария сидела на мраморном камне. / Проходивший мимо Господь спросил ее: / "Аполлинария, что ты здесь делаешь?" / "Я пришла сюда, чтобы снять зубную боль." / — "Аполлинария, обернись вокруг себя. / Если это капля крови, пусть падает. / Если это червь, пусть умрет" (фр.). 23 См.: Потебня А. А. Малорусская народная песня. Воронеж, 1877, с. 22–23. 24 Матерь Божия: помоги мне. / Однажды утром святой Симеон поднялся ото сна, / собрал своих охотничьих и борзых собак / и отправился в лес на охоту, / но не встретил никакой дичи, / кроме змеи, укусившей его и собак его, охотничьих и борзых. / И стал Симеон мучиться от боли, / Явился ему Господь и спросил: / — "Симеон, что с тобой?" / — "Господи, вот я здесь. / Я поднялся ото сна ранним утром, / взял с собой охотничьих и борзых собак / и отправился в лес на охоту, / но не встретил я никакой дичи, / кроме змеи, укусившей меня, / моих охотничьих и борзых собак." / — "Ступай домой и проси милости Божьей, / возьми свиной жир и ослиную шерсть, / натри рану твою сверху и снизу. / Выйдет яд из раны / и змея от того умрет" (фр.). 25 Шел Прострел со своею Прострелихой, / Со своими семью детьми. / Встречает Иисуса Господа небесного: / "Куда идешь, Простреле?" / "Иду к нему (к ней), на именины, / Хочу прострелить <его, ее> жилы." / — "Не ходит туда, Простреле, / Ибо я этого не хочу." / Иди ты в ольху, в граб, / В сосну, в любое дерево. / Сам Господь тебе говорит, / Пресвятая Дева пособит (пол.). 26 У нас овечка заблудилась в лесу. / "А вы помолились волку?" / — "Ой, нет". / — "А, ну вот, теперь вы можете быть спокойны" (фр). 27 Что вы варите? — Вяленое мясо, пока оно не станет жирным (нем.). 28 Ячмень на глазах — Нет, пророче (пол.) 29 О, Всемогущий владыка, божественная Троица, вечный Святой Дух, твое смиренное создание взывает к твоему могуществу и милосердию и молит тебя прострить десницу свою во избавление от безвинного страдания. И ныне и присно и во веки веков Аминь. 30 Текущая вода, я жалуюсь тебе, / что огонь мучит меня, / Возьми огонь от меня. / Во имя… (нем.). 31 Господь Бог, ты всемогущ. / Твое слово сильное: / Сделай так, чтобы опухоль остановилась и прошла. / Во имя Бога и т. д. (нем.). 32 Защити нас от дурного глаза, от зубов, прорезавшихся в субботу, в воскресенье, в понедельник, во вторник, в среду, от соседей по праву и по левую реку, от духов земных, видимых и невидимых. 33 Ом! Хвала Камахии, от которого всякое благо! Все дурное от всякого сглаза да падет на меня, отведи его, отведи его! Сваа! 34 Заклинаю вас, о Сатана и все злые духи, именем Господа Бога нашего и именем Пресвятой девы Марии и могуществом всех сил небесных… (лат.) 35 Заклинаю тебя этой бумагой, чтобы силы дьявольские и ложные оставили тебя и мужество вернулось к тебе без промедления (лат.) 36 Троица — Святой — Спаситель — Мессия — Эммануэль — Саваоф и Адонай — Бессмертный — Иисус — Пятидесятница. 37 О происхождении слова Абракадабра см.: Jastrow M. Die Religion Babyloniens und Assyriens. Gessen, 1905, V. I, S. 105. 38 Ср. siccum — сухой, высохший (лат). 39 Иран — Туран — Кастан — Какастен — Эремитон — Во имя Отца — и Сына — и Святого Духа. — Аминь. 40 Кровь в этой ране должна остановиться и больше не идти. Во имя… (нем.). 41 Во имя отца и Сына и Святого Духа / Исцелись, плоть и кость, / Остановись и высохни <кровь> (англ.). 42 Боль белая, боль красная, выйди из тела этого животного так же быстро, как Иона и Никодим сняли Иисуса с креста (фр.). 43 Желтуха, повелеваю тебе спуститься в глубины морские или в недра земли. (фр.) 44 Заклинаю тебя и повелеваю тебе именем Всемогущего Бога повелеваю тебе спуститься в глубины морские или в недра земли. Да будет так. Аминь. 45 Зло, если ты в теле, покинь его, если во плоти — оставь ее, если ты в костях — выйди из них, если ты в жилах — покинь их (нем.). 46 Приводим две работы, где даются материалы о связи заговора с молитвой: Marett R. From spell to prayer // Folclore, v. 15, 1904, № 2, p. 129–137; Farnell L. The evolution of religion. London, 1905, p. 163–180 (см. гл. III — The evolution of prayer from lower to higher forms). Современную литературу по данному вопросу см.: Jobes G. The Prayer // Dictionary of mythology, folclore and legend. Vol. 2, N. Y., 1962, p. 1050–1052. 47 Именем Бога, живущего и вечного, Бога Израилева (фр.). 48 Именем Господа всемилостивого, всепрощающего (фр.). 49 Сегодня я встаю и кланялось долу, / Во имя, которое я получил (нем.). 50 И шли мы под небом и шли по земле во имя Бога (нем.). 51 Небо — мое царство, земля — мои башмаки (нем.). 52 Будь счастлив час, когда госпожа NN родила сына и пусть этот счастливый час будет хранить тебя (пол.). 53 Счастлив этот день, так как радовался Иисус Христос. 54 Сидели три девушки на мраморном камне (нем.). 55 Плачущий Петр сидел на камне. 56 Святая Аполлинария сидела на камне. 57 Сильно искаженный немецкий текст: "Нога, я прошу тебя / Ты не должна гореть <от жара> / Ты не должна испытывать озноб / Ты не должна опухать, / Ты не должна обжигать <болью> / Ни желтой, / Ни черной, / Ни голубой…". 58 Огонь красный, огонь голубой, огонь фиолетовый, огонь пылающий, огонь Святого Антония (фр.). 59 Если тебе навредит мужчина — / Помоги тебе Господь / Если тебе навредит женщина, — / Помоги тебе святая дева Мария. / Если тебе навредит слуга, — / Помоги тебе Бог и т. д. (нем.). 60 От желтой кости, от красной крови (пол.). 61 Я заговариваю твое лицо или подагру… / что ты (не навредишь) моему мозгу, / моим глазам, плечам, спине, сердцу, / пояснице… и другим частям моего тела… (нем.). 62 Зло, если ты в теле, покинь его, / Если ты во плоти, оставь ее, / если ты в костях, выйди из них, / если ты в жилах, покинь их / и т. д. (фр.). 63 Я изгоняю тебя из головы, изо рта, из чрева, из глаза, из языка, из печени, из легких, из сердца — отовсюду (англ.). 64 Да защитит Хари уста твои, а Бог разрушения Мадху — твою носовую кость, да защит великий Кришна оба глаза твои, а супруг Радхики — ноздри твои. (фр.). 65 О Брахма, Махешвари, Каумари, Индрани… защитите мою голову, рот, шею… 66 Святой Клод — против фурункулов, / Святой Марсель — против колотья в шее / Святой Оуэн — против глухоты… (фр.) 67 Голова — Христос, Глаза — Исаия, Лоб, нос — Ной, Губы. Язык — Соломон, Шея — Тимофей, Ум — Вениамин, Грудь — Павел, Тело — Иоанн. Жилы — Авраам. Свят, свят, свят, Господь Саваоф (фр). 68 На горы, в леса, сухой дуб, сухой граб глодать (пол.). 69 Иди в чистое поле (? поток), / Иди туда, где не звонят колокола, / Иди туда, где не поют птицы, / Иди туда, где не светит ни солнце, ни луна (нем.). 70 В места пустынные или в море (лат.). 71 Не я лечу, а сам Господь Иисус лечит (пол.). 72 Я снимаю колдовство не своей властью, но с помощью Господа и Пресвятой девы Марии (нем.). 73 Если силы оставят меня и покинет мужество сына Юкко, чтобы свершилось это избавление (фр.). 74 От неба до земли — ключ от Рая. 75 Пусть будет так (фр.). 76 Так! Так! Да будет! Да будет! Аминь. (нем.). 77 Да будет так. Аминь! (фр). 78 Сделай точно так, и подействует как испытано (лат.). 79 Я шел через красный лес, и там, в красном лесу, была красная церковь, а там, в красной церкви, был красный алтарь, а там, на красном алтаре, лежал красный нож. Возьми красный нож и режь красный хлеб (нем.). 80 Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. И обращаюсь к ноге… (лат.). 81 Еще раз заклинаю тебя, первопричину болезни… (лат.). 82 В третьих говорю тебе (нем.). 83 В четвертых заклинаю тебя…(лат.). 84 Святый Боже, святый крепкий, святый бесмертный, Хвала тебе (греч.). 85 № 32: «Под морем под Хвалынским стоит медный дом, а в том медном доме закован змей огненный, а под змеем огненным лежит семипудовый ключ от княжева терема, Володимерова, а во княжем тереме Володимеровом сокрыта сбруя богатырская, богатырей новгородских, соратников молодеческих. По Волге широкой по крутым берегам плывет лебедь княжая, со двора княжева. Поймаю я ту лебедь, поймаю, схватаю. Ты, лебедь, полети к морю Хвалынскому, достань ключ семипудовый, что ключ от княжева терема Володимерова. Не моим крыльям долетать до моря Хвалынского, не моей мочи расклевать змея огненного, не моим ногам дотащить ключ семипудовый. Есть на море на Окиане, на острове, на Буяне, Ворон — всем воронам старший брат, он долетит до моря Хвалынского, заклюет змея огненного, притащит ключ семипудовый, а ворон посажен злою ведьмою киевскою. Во лесу стоячем, во сыром бору стоит избушка ни шитая, ни крытая, а в избушке живет злая ведьма киевская. Пойду ли я во лес тоячий, во бор дремучий, взойду ли я в избушку к злой ведьме киевской. Ты, злая ведьма киевская, вели своему ворону слетать под море Хвалынское, в медный дом, заклевать змея огненного, достать семипудовый ключ. Заупрямилась, закорячилась злая ведьма киевская о своем вороне. Не моей старости бродить до моря-Окиана, до острова до Буяна, до черного ворона. Прикажи ты моим словом заповедным достать волрону тот семипудовый ключ. Разбил ворон медный дом, заклевал змея огненного, достал семипудовый ключ. Отпираю я тем ключом княжий терем Володимеров, достаю сбрую богатырскую, богатырей новгородских, соратников молодеческих. Во той сбруе не убьет меня ни пищаль, ни стрелы, ни бойцы, ни борцы, ни татарская, ни казанская рать. Заговариваю я раба такого-то, ратного человека, идущего на войну, сим моим крепким заговором. Чур слову конец, моему делу венец» (Сахаров И. П. Сказания русского народа, М., 1990, с. 60–61). 86 № 41: «Покорюсь, помолюсь сей день, сей час, утром рано, вечером поздно. Благослови меня, Пресвятая мати Богородица, Егорий храбрый, со князем со тысяцким, со большими боярами, со свахой, с дружкой и подружкой ко княгине ехати, княгиню получити, с княгиней в Божью церковь доехати, закон Божий приняти. Стану благословясь, пойду перекрестясь на восточную сторону, благослови меня, Михайло Архангел, дай нам пути дороги» (Великорусские заклинания. Сборник Л. Н. Майкова. М., 1994, с. 25–26). 87 № 3 (Заговор от тоски родимой матушки в разлуке c милым дитяткою): «Разрыдалась я, родная баба, такая-то, в высоком тереме родительском, с красной утренней зори, во чисто поле глядючи, на закат ненаглядного дитятки своего ясного солнышка — такого-то. Досидела я до поздней вечерней зори, до сырой росы в тоске, в беде. Не взмыслилось мне крушить себя, а придумалось заговорить тоску лютую, гробовую. Пошла я во чисто поле, взяла чашу брачную, вынула свечу обручальную, достала плат венчальный, почерпнула воды из загорного студенца. Стала я среди леса дремучего, очертилась чертою призорочную и возговорила зычным голосом: Заговариваю я своего ненаглядного дитятку, такого-то, над чашею брачною, над свежею водою, над платом венчальным, над свечою обручальною. Умываю я своего дитятку во чистое личико, утираю платком венчальным его уста сахарные, очи ясные, челодумное, ланиты красные, освещаю свечой обручальною его становый кафтан, его шапку соболиную, его подпоясь узорчатую, его коты шитые, его кудри русые, его поступь борзую. Будь ты, мое дитятко ненаглядное, светлее солнышка ясного, милее вешнего дня, светлее ключевой воды, белее ярого воска, крепче камня горючего Алатыря. Отвожу я от тебя: черта страшного, отгоняю вихоря бурного, отдаляю от лешего одноглазого, от чужого домового, от злого водяного, от ведьмы киевской, от злой сестры ее муромской, от моргуньи-русалки, от треклятыя бабы-яги, от летучего змея огненного, отмахиваю от ворона вещего, от вороны-каркуньи, заслоняю от Кащея-Ядуна, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи. А будь ты, мое дитятко, моим словом крепким — в нощи и в полунощи, в часму и в получасьи, в пути и дороженьке, во сне и наяву — укрыт от силы вражия, от нечистых духов, сбережен от смерти напрасныя, от горя, от беды, сохранен на воде от потопления, укрыт в огне от сгорения. А придет час твой смертный, и ты вспомяни, мое дитятко, про нашу любовь ласковую, про наш хлеб соль роскошный, обернись на родину славную, ударь ей челом седмерижды семь, распростись с родными и кровными, припади к сырой земле и засни сном сладким, непробудным. А будь мое слово: сильнее воды, выше горы, тяжеле золота, крепче горючего камня Алатыря, могучее богатыря. А кто вздумает моего дитятку обморочить и узорочить, и тому скрыться за горы Араратские, в бездны преисподние, в смолу кипучую, в жар палючий. А будут его чары — ему не в чары, морочанье его не в морочанье, узорчанье его не в узорчанье» (Сахаров И. П. Сказания русского народа…, с. 48–49). 88 № 41: «Встану я (имя рек) и пойду из дверей в двери, из дверей в вороты, в чистое поле. На встречу мне огонь и полымя и буен ветер. Встану и поклонюсь им низешенько и скажу так: «Гой еси, огонь и полымя! Не палите зеленых лугов, а буен ветер, не раздувай полымя, а сослужите службу верную, великую, выньте из меня (имя рек) тоску тоскучую и сухоту плакучую, понесите ее через моря и реки, не утопите, а вложите ее в рабу Божию (имя рек), в белую грудь, в ретивое сердце и легкие, и в печень, чтобы она обо мне, рабе Божием (имя рек) тосковала и горевала денно, нощно и полунощно, в сладких ествах бы не заедала, в меду, пиве и вине не запивала». Будьте вы, мои слова, крепки и лепки отныне и до веку. Заключаю крепким замком и ключ в воду» (Великорусские заклинания…, с. 11–12). 89 Не лейся, дождик, / Приготовим тебе борщ, / Без круп и соли, / На одном рассоле, / Поставим на дубе, / Дубочек закачается, / Борщ и разольется (пол). 90 Задача иследования… проследить процесс распада (нем.). 91 Повелительная форма и повествовательная форма (нем.). 92 Заговор по исцелению людей и животных; Заклинание и магические формулы; Церковные благословение и молитвы против злого и дурного в общем; Божественные и церковные тексты (нем.). 93 Второе Мерзебургское магическое заклинание; Иорданский заговор; Три добрых брата; Заговор Лонгинуса; Они не текут; Кровь и вода; Счастливая рана; Кровь течет в тебе; Кровь Адама; Заговор крови тремя женщинами; Три цветка; Дерево; Несправедливый человек. 94 Святая дева Мария у источника; О существе, падающем с неба (нем.). 95 Кость к кости, кровь к крови / Нога к ноге, кровь к крови, вена к вене, мясо к мясу. 96 Кость к кости, жила к жиле, / кровь к крови, мясо к мясу (англ.). 97 Кость к кости, / нога к ноге (швед.). 98 Иисус, исцели мясо к мясу, / Иисус, исцели кость к кости, / Иисус, исцели кровь к крови (дат.). 99 Кость к кости, мясо к мясу (рум.). 100 Мясо к мясу, / Кость к кости, / Кровь к крови, / Вода к воде (чеш.). 101 Матерь Божья за мной. / Пан Иисус предо мной, / Ангел хранитель со смной, / Крест на мне (пол.). 102 Ложась спать, отхожу ко сну с именем доброго Исуса. Четыре ангела у ложа нашего: двое в изголовье, двое у ног, Святой Крест возле (фр.). 103 Матвей, Марк, Лука, Иоанн, / Благословите кровать, где я лягу, / Четыре ангела да хранят ее / Два в головах, два в ногах, / И два стерегут мой сон (англ.). 104 Вечером когда я иду спать, / Четырнадцать ангелов стоят передо мной. / Двое — у моей правой (руки), / Двое у моей левой руки, / Двое у моей головы, / Двое у моих ног, / Двое меня накрывают, / Двое меня будят (нем.). |
|
||
|
Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное |
||||
|
|
||||
