• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

НОГИЕ миллионы крепостных трудились на тунеядцев-монахов, князей и других феодалов. Крестьяне слепо верили, что Христос воскрес весной, когда начинаются полевые работы. Именно поэтому пасха и стала самым главным праздником для земледельцев — огромного большинства населения во всех странах.

Дорога ложка к обеду, говорит пословица. Для крестьянина праздник не в праздник, если он не ко времени.

Путаница в церковном календаре отрывала пасху от вековых обычаев, связанных с трудом миллионов людей. Чего доброго, они и вовсе перестанут верить в запоздалое воскресение Христа. А без этого бог уже не бог и вообще мало что остается от надежд на спасителя и загробное блаженство — самой соблазнительной приманки религии.

Поэтому и забеспокоились церковники. Они стремились приспособиться к бытовым привычкам верующих, снова приблизить пасху к началу весны — равноденствию. Еще в 1373 году некий Аргир предлагал было исправить пасхалии, но, поразмыслив, отказался от своего намерения. И знаете почему?

Только потому, что 1373 год считается 6881-м «от сотворения мира», а злоречивые пророки предсказали, что в 7000 году (опять-таки виновата вавилонская семерка!) свершится светопреставление — конец мира. До «неизбежной» гибели человечества оставалось всего-навсего сто девятнадцать лет. Аргир и решил, что нет смысла «искажать» пасхалию: не стоит, мол, игра свеч, на наш век и без того хватит!

Но роковой год миновал благополучно, и Земля не только не погибла, а еще «увеличилась»: как раз в 7000 году «от сотворения мира», или в 1492 году по новому летосчислению, Колумб открыл Америку.

Необходимо исправить отстающий юлианский календарь, не раз твердили церковные соборы и римские папы. Один из них, Лев X, как-то проговорился ненароком: «Всем поколениям известно, какие выгоды принесла нам сказка о Христе». Ради этих-то выгод надо было укреплять религиозный вздор и подлаживаться к привычным верованиям народа. Вот что заставило внести поправки в юлианский календарь, честно прослуживший больше полутора тысяч лет.

Но не сразу удалось реформировать календарь.

Были у египетских жрецов альменихиака? — расписание праздничных дней в течение года. У арабов слово «альманах» — время — обозначало также указатель новолуний и полнолуний, необходимый для мусульманского календаря. До сих пор на английском, немецком, французском языках альманахом называют календарь или ежегодник.

Возможно, что у арабов были не только рукописные альманахи: ведь уже тысячу лет назад, много раньше европейцев, они печатали свои молитвы с деревянных досок, на которых буквы были вырезаны в обратном, зеркальном изображении.

С этим замечательным искусством арабы познакомились в Китае. Там еще в начале VIII века появились печатные листки, а позже — календари, словари, школьные учебники, книги стихов и даже первая в мире газета. Очень это кропотливая работа — вырезать один знак-иероглиф за другим на плоской, гладко отшлифованной деревянной доске, а годится она только для одного текста.

В XI веке китайцы усовершенствовали свое искусство: мастер Би Шэн стал изготовлять отдельные иероглифы из глины. Составить набор из таких знаков и закрепить рядами-строками гораздо легче, чем трудиться над деревянной доской для каждой страницы.

Отпечатал сколько нужно экземпляров какой-нибудь рукописи, разложил аккуратно все иероглифы, каждый на свое место, а потом их можно снова использовать для другого набора. Но хрупкие глиняные буквы все-таки служили недолго. Поэтому мастер Ван Чжэн в XIII веке заменил их более прочными деревянными иероглифами.

Корейцы придумали новый способ: отливать каждую буковку из металла. Сначала для этого пользовались медью или бронзой, а позже — свинцом, и буквы получались прочные, долговечные. В 1234 году таким литым шрифтом в Корее были отпечатаны пятьдесят томов — сборников государственных документов. В Европе это великое изобретение, подвижные литеры, появилось только через двести лет.

Вероятно, крестоносцы, возвратившись с Востока, познакомили европейцев с игрой в карты. Вскоре она распространилась с быстротой эпидемии, стала увлекательной забавой для старых и малых, в княжеских дворцах, трактирах, хижинах бедняков. Предприимчивые дельцы уже в конце XIV века стали печатать игральные карты с цельных деревянных досок, а затем грубо сделанные картинки с изображениями святых и с молитвами.

Бойко торговали странствующие монахи этими дешевыми картинками; раскупали их нарасхват, куда охотнее, чем божественные слезы Христовой матери и другие реликвии. Большой спрос был и на отпечатанные с досок брошюрки с забавными или назидательными рисунками вроде благочестивого «Искусства умирать», а также на календари-святцы с именами чудотворцев.

Один из таких редкостных календарей хранится в Ленинградской публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина. Он напечатан в 1455 году и был рассчитан на шестнадцать лунных кругов — девятнадцатилетних циклов, то есть на триста четыре (16 ? 19) года. Вряд ли существовали более долговечные календари!

Примерно в 1440 году талантливый немецкий мастер Иоганн Гутенберг начал проводить какие-то опыты, которые таил в строгом секрете. Через несколько лет он добился успеха и стал печатать брошюры, не с деревянных досок, а отдельными литерами — буквами, отлитыми из металла.

Сперва Гутенберг издавал грамматики латинского языка, на котором тогда обучали всех студентов, затем выпустил стенной астрономический календарь-листовку на 1448 год. От этого редчайшего издания, впервые напечатанного уже не на латинском, а на немецком народном языке, сохранился лишь один-единственный обрывок для первых четырех месяцев.

Первопечатный календарь Гутенберга совсем не похож на нынешние: не было в нем ни чисел, ни дней недели. Он только указывал для каждого месяца, в каком созвездии находятся Солнце и планеты во время новолуний и полнолуний.

Тогда никто и не думал о том, что скромные грамматики и календарь возвещают начало новой эпохи в истории культуры…

Почти пять тысячелетий отделяют древние письмена шумерийцев, выдавленные на глиняных табличках, от первых книг, напечатанных на бумаге.

Кто читал глиняные рукописи? Только жрецы и писцы.

Кто понимал египетские папирусы, древнегреческие и средневековые манускрипты, написанные на дорогостоящем пергаменте? Только богословы да ничтожное количество светских ученых.

Рукописи были драгоценной роскошью, и лишь очень богатые люди могли позволить себе прихоть — заказать писцу копию манускрипта. Долгие месяцы работал трудолюбивый переписчик, для того чтобы изготовить всего лишь один экземпляр.

Неграмотные ремесленники передавали накопленный опыт из уст в уста своим детям и ученикам. Умирал искусный мастер или изобретатель, и вместе с ним погибали их неповторимое искусство и секреты.

Печатную книгу можно издать в любом количестве экземпляров, и бумага стоит несравненно дешевле, чем пергамент. Благодаря типографскому станку стали доступнее грамота и книги — неисчерпаемый источник настоящей мудрости: знаний, умения, опыта. Но сначала церковь использовала книгопечатание в своих интересах.

Жестоко нуждался Гутенберг. Чтобы как-нибудь прожить на свои скудные заработки, он должен был печатать по заказам католического духовенства индульгенции. Теперь еще бойче пошла торговля этими входными билетами в рай: достаточно было только вписать в напечатанный листок фамилию покупателя, приобретавшего за сходную плату прощение всех своих грехов, как бывших, так и будущих.

Книгопечатание развивалось с поразительной для того времени быстротой: сотни типографий работали в городах Германии, Италии, Голландии, Швеции, Польши, Венгрии, Франции, Англии и других стран. До 1500 года было напечатано уже около двенадцати миллионов экземпляров книг. Большая часть их была религиозного содержания, как Библия, часовники-молитвенники, сочинения отцов церкви и тому подобное. Но уже немало издавалось произведений художественной литературы и научных книг.

Великое значение книгопечатания для науки оценил по заслугам знаменитый немецкий астроном Иоганн Мюллер, называвший себя Региомонтаном — по латинскому названию города Кенигсберга (ныне Калининград), где он родился в 1436 году.[39]

«Рано упражняется тот, кто хочет мастером стать» — справедливость этой немецкой пословицы подтверждается жизнью Региомонтана.

Способный мальчик уже в одиннадцать лет становится студентом Лейпцигского университета. Здесь он знакомится с календарем Гутенберга и сам проверяет, правильны ли указанные в нем астрономические сведения. Возможно, что этот календарь пленил воображение юного студента еще не раскрытыми тайнами небесной науки. Больше всего интересовался он загадочным движением планет, которому не случайно был посвящен календарь.

Через три года Региомонтан переехал в Вену, чтобы продолжать образование у профессора Пурбаха, изучавшего планетные движения. Прилежный студент вскоре стал ближайшим помощником ученого. Вместе они проводили бессонные ночи, наблюдая «блуждающие» светила.

Положение планет, как учил еще Птолемей, вычисляли при помощи дополнительных кругов-эпициклов, но они не облегчали задачи: расчеты не сходились с наблюдениями. Астрономы открывали все новые и новые «капризы» планет, упрямо не желавших подчиняться Птолемеевым правилам. Уж сколько раз исправляли таблицы древнего ученого, чтобы как-нибудь, с грехом пополам, объяснить своевольное поведение планет, а главное, согласовать их действительное место на небе с вычисленным заранее.

Для этого приходилось к прежним эпициклам добавлять все больше новых. В XIII веке число их достигло уже семидесяти пяти — в среднем по пятнадцати эпициклов на каждую из планет, известных в то время. И все же это бессмысленное нагромождение кругов только усложняло расчеты, не избавляя от ошибок. Но Птолемеево учение было освящено церковью как непогрешимое, кто же посмеет усомниться в нем?

Такую смелость позволил себе кастильский король Альфонс X. Он в 1250 году поручил придворным астрономам составить новые таблицы и, когда ознакомился с ними, нечаянно обмолвился, что такая сложность не вяжется с достоинством творца Вселенной: «Если бы господь бог при творении мира оказал мне честь и посоветовался со мною, многое было бы создано лучше, а главное — проще». Дорого обошлась королю эта вольность: за свое недоверие к мудрости творца храбрый Альфонс лишился короны. Однако новые планетные таблицы были названы его именем.

Альфонсовы таблицы точнее указывали положение планет и нужны были не только астрономам.

Росла торговля между странами. Для дальних путешествий и перевозки товаров недостаточно компаса и карты — необходимо по небесным светилам определять положение кораблей и караванов среди безбрежных просторов морей и пустынь.

Тут-то и получался безвыходный конфуз для астрономов. Вот почему Пурбах и Региомонтан, обнаружив серьезные ошибки в Альфонсовых таблицах, усердно трудились над изучением Птолемеева «Альмагеста».

Нередко у них мелькало подозрение: вероятно, напутали переписчики древнего труда. Можно представить себе радость ученых, когда они в 1461 году получили приглашение приехать в Рим для изучения древних рукописей. Эти драгоценные манускрипты были вывезены из Константинополя незадолго до завоевания его турками в 1453 году.

Перед самым отъездом Пурбах внезапно умер, и в Рим отправился один Региомонтан. Шесть лет изучал он рукописи, но это не помогло решить планетную загадку. Вернувшись из Рима, Региомонтан несколько лет провел в Венгрии, а весной 1471 года перебрался в Нюрнберг. Этот город снискал тогда всеевропейскую славу своими механизмами и заводными игрушками. Даже в церковные статуи и картины были запрятаны автоматы, которые заставляли изображения святых «пускать слезу».

Заманчивый план воодушевлял ученого. В Нюрнберге были отличные мастера, изготовлявшие астрономические инструменты высокой точности, и открылась типография. Здесь можно построить обсерваторию и по наблюдениям планет вычислить, а затем напечатать исправленные таблицы.

Ученый сам усовершенствовал типографский станок, заказал новый, четкий шрифт и прежде всего издал книгу Пурбаха о планетах с дополнениями, затем свой знаменитый календарь и астрономические таблицы.

В то время печатные календари уже не были редкостью. Обычно их гравировали на досках, иногда украшая незатейливыми рисунками. Большей частью это были стенные листы вроде нынешних табель-календарей, но кроме чисел месяцев и дней недели они указывали имена святых, лунные фазы, а иногда и «золотые числа» для вычисления начала пасхи.

Календарь, напечатанный Региомонтаном в 1474 году, отличался таким совершенством, что надолго стал непревзойденным образцом. Это был уже не стенной табель-календарь, а целая книга на шестидесяти четырех страницах — подлинно научное исследование с таблицами, чертежами и вращающимися кругами для самостоятельных расчетов на каждый год.

Чего только не было в этом удивительном календаре! Кроме обычных сведений он указывал, где, в каком созвездии зодиака, находятся Солнце и планеты, правила для расчетов кругов Солнца и Луны, точные даты, часы и минуты новолуний и полнолуний на каждый месяц, а лунных и солнечных затмений — больше, чем на полвека вперед: с 1475 до 1530 года. При этом в календаре было отмечено, когда — день, часы и минуты — начнется затмение и сколько времени продлится, а в некоторых случаях закрашена желтым цветом та часть диска Солнца или Луны, какая будет закрыта.

Тогдашние часы, еще без маятника, показывали время с грубыми ошибками, стоили очень дорого и были доступны лишь самым богатым людям. В своей книге Региомонтан опубликовал чертежи солнечных часов и подробно описал, как их построить. Словом, это был не календарь, а настоящая энциклопедия измерения времени.

Вскоре Региомонтана снова вызвали в Рим, чтобы решить один «наболевший» вопрос. Еще в XIII веке выдающийся английский ученый Роджер Бекон, просидевший по приговору церкви больше двадцати лет в тюрьме, предлагал исправить юлианский календарь. Не раз напоминали об этом и другие ученые. Не раз обсуждали календарные неполадки и на «вселенских» соборах.

Наконец папа Сикст IV задумал положить конец долговечным спорам, посоветовавшись с астрономами. Вот для чего в 1475 году он и пригласил Региомонтана. Но после приезда в Рим ученый заболел чумой и скончался в 1476 году, едва достигнув сорока лет. Прошло еще больше века, пока долгожданная реформа была осуществлена.

Астрономические таблицы и календарь Региомонтана, как и компас, стали неразлучными спутниками мореходов, особенно тех, кто отправлялся в дальнее плавание. Однако с течением времени планеты опять стали «капризничать».

И снова повторилась старая история: астрономические таблицы, тщательно вычисленные Региомонтаном, оказались недостаточно точными. А ведь эти таблицы и указанное в них положение планет на небе помогали определять место корабля в открытом море. Капитаны и штурманы ошибались в своих расчетах, это надолго удлиняло плавания, а нередко приводило к кораблекрушениям.

Астрономы безнадежно заблудились в своих вычислениях, как в дремучем лесу. Но не от всякого заблуждения легко освободиться.

Больше всего люди верят своим глазам. Недаром говорим мы о том, что считаем бесспорным: «Да ведь это же очевидно!» или «Я это видел собственными глазами!»

Так же «очевидно», что Солнце и звезды кружатся по небу, а движения Земли никто не чувствует. Можно ли усомниться в том, что все небесные светила обращаются вокруг неподвижной Земли?! К тому же это было опасно: церковь обвинит в грешных, еретических мыслях, противных священному писанию, и отдаст в лапы инквизиции.

Как и в древности, слепая вера мешала развитию знаний, а христианская религия стала злейшим и опасным врагом науки. Только один человек мужественно дерзнул отказаться от учения Птолемея, неизменно царившего над умами почти полторы тысячи лет.

Это был гениальный астроном Николай Коперник.

Он обладал огромными познаниями в медицине и математике, искусстве, философии, строительном деле, но самой любимой наукой его с юных лет стала астрономия. Много лет изучал ее Коперник сначала в Кракове, тогдашней столице Польши, по трудам Пурбаха и Региомонтана, затем в лучших университетах Италии.

В 1515 году папа Лев X, тот самый, что столь непочтительно отозвался о Христе, решил исправить календарь. Для этого «богоугодного» дела в Рим пригласили Коперника. Он и сам считал календарную реформу желательной, но все же отказался под тем предлогом, что движение Солнца еще недостаточно изучено.

В это время Коперник уже неутомимо трудился над знаменитым сочинением, которому посвятил больше половины своей семидесятилетней жизни. «Я не боюсь утверждать, — писал он, — что Земля за год совершает большой круг, в центре которого находится Солнце». По своим кругам движутся вокруг Солнца и планеты. Нам только кажется, что звезды кружатся вместе с небесным сводом — это иллюзия, обман зрения: в действительности сама Земля вращается вокруг своей оси.

Коперник, можно сказать, открыл новую планету: к пяти, уже известным в то время, он добавил шестую, на которой живем мы, люди. Великий ученый разгадал наконец древнюю тайну планет и странных завитушек на их пути: ведь люди наблюдают планеты из своего «жилища», с Земли, но сама она не стоит на месте, а непрерывно движется вокруг Солнца.

Теперь всем нам кажется нелепой мысль о том, что Земля величаво хранит вечный покой, а беспредельная Вселенная хороводит вокруг этой ничтожной по сравнению с нею планеты. Но великим мужеством пришлось вооружиться Копернику, чтобы разоблачить заблуждение, царившее над умами в течение тысячелетий. Гениальный астроном-мыслитель знал, чем рискует, низвергая самый прочный и, казалось, неуязвимый устой крепости средневекового мировоззрения.

Книга Коперника «Об обращениях небесных кругов» была напечатана в 1543 году на латинском языке под названием «Дэ революционибус орбиум целестиум». Она совершила революцию не только в астрономии — она вынесла смертный приговор всей богословской «науке», начиненной нелепостями. Словно в затхлую темницу сквозь открытое настежь окно ворвался яркий свет и живительный, свежий воздух, сметавший пыль древних суеверий и предрассудков.

К счастью, церковь не сразу уразумела, какой взрывной силой угрожает ей учение Коперника. Его книга была написана трудным языком, густой частокол математических вычислений и формул скрывал революционные идеи и отпугивал даже образованных читателей. Наконец, предисловие разъясняло, что новое учение «нельзя считать ни истинным, ни вероятным», а лишь удобным для астрономических вычислений.

Это «обеззараживающее» предисловие напечатал без ведома ученого и без своей подписи богослов Осиандер, чтобы читатели приняли его за авторское. И сам Коперник, уже безнадежно больной, вероятно, не обнаружил подлога: первый экземпляр книги он получил незадолго до смерти.

Руководители церкви могли спать спокойно. Великая книга даже привлекла их благосклонное внимание: обновленная астрономия, возможно, позволит обновить и календарь.

В небольшом итальянском городе Перуджа жил доктор Алоизий Луиджи Лилио. Врачи тогда изучали не только медицину, но и другие науки. Коперник также был врачом, а Лилио увлекался математикой. В 1576 году он разработал проект исправления календаря, простой и удобный.

От Никейского собора (325 год) прошло уже больше тысячи двухсот пятидесяти лет. За это долгое время весеннее равноденствие, понемножку отступая, успело по юлианскому календарю перекочевать на десять дней назад — к 11 марта. Надо было, во-первых, вернуть равноденствие к 21 марта, во-вторых, так прочно прикрепить его к этой дате, чтобы оно больше не пятилось.

Проще всего, рассуждал Лилио, пропустить в календарном счете накопившиеся десять лишних дней, и порядок будет восстановлен. Но как сохранить его, чтобы он и в будущем не нарушался?

Для этого нужно было согласовать календарный год с солнечным, освободиться от тех каверзных минут, из-за которых разгорелся весь сыр-бор, споры о неурочном празднике пасхи. Вот здесь-то и помогло новое учение Коперника. Один из немногих его последователей, астроном Эразм Рейнгольд, составил новые планетные таблицы, напечатанные в 1551 году. По наблюдениям Коперника Рейнгольду удалось более точно вычислить продолжительность года — 365 суток 5 часов 49 минут 16 секунд.

По этим расчетам, выходило, что в юлианском календаре год (в среднем 365 суток 6 часов) длиннее солнечного на 10 минут 44 секунды. А раньше, по Альфонсовым таблицам, считали, что этот излишек составляет только 10 минут 36 секунд.

Как будто невелика разница, всего лишь восемь секунд. Чтобы не усложнять расчетов, Лилио принял среднюю из этих величин — 10 минут 40 секунд, то есть считал, что по юлианскому календарю год длиннее, чем полагается, на 10²/₃ минуты. За сколько же лет из этих лишних минут набегают целые сутки? Простой расчет показывает: 135 лет.

Значит, нужно исключать из юлианского календаря один день через каждые 135 лет. Это очень неудобное число — его трудно запомнить. Лилио нашел более удачный выход: за четыреста лет наберется приблизительно трое лишних суток (400: 135). Если в течение четырех веков устранять из календаря три дня, все будет в порядке: весенние равноденствия уже не станут больше пятиться от 21 марта.

От каких же трех дней избавиться? Проще всего урезать три високосных года, считая их простыми — по 365 суток вместо 366. Но и эту операцию нельзя делать наобум, надо укороченные високосы распределить равномерно в течение четырехсот лет — иначе весенние равноденствия снова расстанутся с 21 марта. Лилио нашел простое и остроумное решение: он выбрал для «усекновения» те високосные годы, которые завершают век.

По юлианскому календарю все такие «сотые» годы — високосные, а Лилио предложил считать простыми те из них, что не делятся без остатка на четыреста, например 1600 год — високосный, а 1700-й, 1800-й, 1900-й — простые. Вот и получится, что за четыреста лет (с 1600-го до 2000-го) из календаря будут изъяты три лишних дня, а 2000 год снова будет високосным. Действительно удобно, ничего не скажешь.

Лилио умер, так и не дождавшись календарной реформы. Его проект был одобрен специальной комиссией из астрономов и священников, созданной папой Григорием XIII, и утвержден его святейшеством.

В 1582 году папа предписал после 4 октября считать не 5-е, а сразу 15-е число.[40] Таким образом, были пропущены накопившиеся десять лишних дней, и этот «усеченный» год состоял всего из 355 суток. Зато в следующем, 1583 году весеннее равноденствие заняло свою «законную» дату — 21 марта. А в дальнейшем, чтобы равноденствие не покидало «издревле назначенное ему место», как писал папа, он приказал строго придерживаться «правила високосов», придуманного Луиджи Лилио.

И снова свершилась привычная несправедливость: как в свое время календарь, разработанный александрийским астрономом Созигеном, стал именоваться юлианским, так и новый календарь, созданный Лилио, незаслуженно был назван григорианским.

А ведь у Григория XIII и без того было достаточно славы. Едва воссев на папский престол, в 1572 году, он благословил страшную варфоломеевскую ночь — массовые религиозные убийства, начавшиеся во Франции. Католики, вероломно заманив в Париж своих противников — гугенотов, в ночь на 24 августа (день святого Варфоломея) умертвили больше двух тысяч человек, и то было только началом. После папского благословения примеру столичных изуверов последовали провинциальные фанатики и за две недели убили около тридцати тысяч гугенотов.

Папа торжественно отпраздновал эту «победу» католической церкви благодарственными молебнами под аккомпанемент колокольного трезвона и пушечных салютов. В честь достопамятного злодейства была выбита медаль, а так называемая царская зала Ватикана украшена картинами и фресками, изображавшими кровавые побоища.

Следуя иезуитскому правилу «цель оправдывает средства», Григорий XIII не гнушался самого подлого коварства. Он уговаривал московского царя Ивана IV принять католическую веру и распространить ее в России; в то же время папа подстрекал польского короля Стефана Батория начать войну против России, обещая ему помощь и поддержку.

Именем этого святейшего провокатора, вдохновителя преступлений назван был обновленный календарь.

Совсем несложной оказалась реформа, над которой так долго ломали себе головы богословы. А стоила ли овчинка выделки?

Календарь — дело условное. Не все ли равно, с какого месяца и числа начинается год: с 1 января или 22 сентября? Не безразлично ли, в какой день наступает весеннее равноденствие: 21 марта или, например, 21 февраля? Ведь весенним оно названо потому, что близко к началу этого времени года. Но весна вступает в свои права не везде одновременно.

В феврале на Черноморском побережье Кавказа уже цветут абрикосы, а в Архангельске еще трещат морозы. Когда в южных районах Средней Азии начинается сев яровых, а в Ялте или Сухуми уже можно загорать, в Нарьян-Маре еще бушуют метели и царит долгая ночь.

А как быть жителям южного полушария? В пору весеннего равноденствия там близка осень. И в Чили, например, или Аргентине, христиане волей-неволей должны праздновать пасху, когда природа не воскресает, а начинает увядать.

Об этом еще не знали делегаты Никейского собора, «навечно» увязавшие пасху с весенним равноденствием. Не подумала об этом и календарная комиссия Григория XIII, хотя самые преданные папе католики — испанцы и португальцы — к тому времени завоевали и разграбили Южную Америку, поработив ее коренное население, и прочно обосновались в этих колониях.

Вспомните, что в Древнем Египте календарь каждые четыре года отступал на день назад, или за сорок лет на целую десятидневку. И ни простых египтян, ни их жрецов это нисколько не тревожило. А жрецы католической церкви никак не могли примириться с тем, что весеннее равноденствие почти за тысячу триста лет перекочевало по юлианскому календарю на те же десять дней назад.

Правда, григорианский календарь точнее.[41] К этому вопросу я еще вернусь с вами, читатель, в конце книги, и тогда вы убедитесь, что это не такое уж большое достоинство. А за него приходится расплачиваться немаловажными осложнениями. Судите сами.

По юлианскому календарю все хронологические расчеты очень просты: каждый год имеет в среднем по 365¹/₄, или 365,25 суток, а любой век — 36 525 дней.

Григорианский календарь сложнее: в XVI веке десять суток было исключено, и он имел 36 515 дней; в XVII, XVIII и XIX веках было исключено по одному дню, и поэтому осталось по 36 524 дня, в XX веке, как и по юлианскому календарю, будет 36 525 дней.

Видите, какой разнобой получается: одно столетие не похоже на другое по числу суток.

Нелегкое дело для астрономов подсчитать, например, сколько дней прошло от одного затмения до другого или между двумя очередными «визитами» какой-нибудь кометы. Такими же сложными расчетами приходится подчас заниматься и ученым-историкам, когда нужно точно выяснить даты некоторых важных событий.

Добавьте к этому, что во многих странах десятки, даже сотни лет после григорианской реформы даты исторических и астрономических событий все еще указывались по юлианскому календарю. Тут уж такой переплет получается, что впору звать на помощь электронного робота.

Серьезный недостаток григорианского календаря при хронологических расчетах впервые привлек внимание французского историка Жозефа Скалигера. Он был непримиримым врагом католической церкви, боролся за свободу совести и научных исследований. В 1572 году, после варфоломеевской резни, он бежал в Женеву, а затем переселился в Голландию.

Скалигер восстал против христианского летосчисления, против средневековых календарей, заполненных именами святых и приспособленных к религиозным праздникам. Ученый предложил новое, оригинальное летосчисление, вернее, времясчисление: занумеровать все дни по порядку, не считаясь ни с годами, ни с веками, ни с тысячелетиями. За день № 1 Скалигер принял условную дату — 1 января 4713 года до нашей эры.

По этому счету 1 января 1963 года — это день № 2 438 031, а начало нашего летосчисления — 1 января первого года — день № 1 721 425. Очень легко подсчитать, что за все это время прошло всего 716 606 дней, будто не так уж много.

Над этим стоит призадуматься. В нашей великой стране мы давно уже привыкли к счету на миллионы и миллиарды. По правде говоря, мы даже утратили реальное представление о том, какие это гигантские числа. Первый миллион дней от начала нашей эры наступит лишь в 2738 году — ждать еще придется порядочно: 776 лет! А миллиард?

Мы еще не очень ценим минуты, считаем их пустяком. Может быть, многим покажется даже неправдоподобным, что миллиард таких «пустяков» — это больше… тысячи девятисот лет. Миллиардная минута от начала нашего летосчисления наступила только 29 апреля 1902 года в 10.40.

«Эра Скалигера» упростила и облегчила многие хронологические расчеты. Здесь нет счета до и после условной даты, например мифического рождения Христа. Чтобы узнать, сколько дней прошло между двумя событиями, достаточно найти в особых таблицах номера дней, соответствующих событиям, и вычесть из большего числа меньшее. Никаких сложных вычислений, кроме простого вычитания, — что может быть легче и надежнее?

Хотите, например, узнать, сколько дней прошло от начала французской буржуазной революции — 14 июля 1789 года, когда восставший народ захватил крепость Бастилию, до 7 ноября 1917 года — всемирно-исторической даты Великого Октября? Последняя дата — это день № 2 421 540, а взятие Бастилии — день № 2 374 674. Значит, между этими двумя событиями прошло 46 866 дней.

И еще один пример. У нас после революции средняя продолжительность человеческой жизни увеличилась больше чем вдвое и достигла шестидесяти девяти лет. Несомненно, что советские люди будут жить дольше — заботам об этом посвящен специальный раздел новой Программы нашей партии.

Но пока все же в среднем наша жизнь продолжается только 25 200 дней. Будем считать, что первые семнадцать-восемнадцать лет уходят на подготовку к трудовой деятельности, а из остальных пятидесяти одного года целую треть (семнадцать лет!) похищает сон. Что же остается для полноценной жизни? Всего только… 12 418 дней. Прошел один из них и никогда не вернется. Как же не дорожить каждым днем, каждым часом быстротекущей жизни?!.

Но вернемся к Скалигеру. Он был противником григорианского календаря и свое счисление времени назвал «юлианским» не только потому, что счет дней ведется по юлианскому календарю: после 4 октября 1582 года дни стали нумеровать также и по григорианскому календарю. В названии новой хронологической системы Скалигер пожелал увековечить имя своего отца — врача, философа, писателя. Этого даровитого и разносторонне образованного человека, родом из Италии, звали по занятной случайности Жюль-Сезар, то есть Юлий Цезарь.

Для измерения больших периодов времени и установления точных дат историки и астрономы нередко пользуются «юлианскими днями» (Ю. Д.). Скалигер предложил эту систему вскоре после реформы календаря, в 1583 году. К концу XVI века католическая церковь уже начала понимать зловещую для религии суть революционного учения Коперника, и это привело к новым трагедиям.

Через пять лет после смерти Коперника, в 1548 году, родился Джордано Бруно. Еще в начальной школе он читал запрещенные книги, посещал лекции и диспуты ученых, а с пятнадцати лет поступил в доминиканский монастырь, но схоластика, богословская «наука» породила у юноши отвращение. К счастью, в библиотеке он нашел книги отнюдь не божественного содержания и с жадностью поглощал их по ночам тайком от суровых надзирателей.

В 1572 году Бруно получил сан священника и мог наконец покинуть душеспасительный монашеский «университет», больше похожий на тюрьму. Он решил посвятить свою жизнь истинной науке, но по доносу был привлечен к суду за то, что выкинул из своей комнаты образы всех святых. Опасаясь новых доносов, Джордано в 1576 году покинул Италию и навсегда расстался с ненавистной рясой богослужителя.

С тех пор начались долгие годы его странствий по Франции, Англии, Германии, Чехии. И всюду, где бы ни приходилось бывать Бруно, он страстно пропагандировал Коперниково учение, обогащая его своими головокружительно смелыми идеями.

Обаятельный, с вдохновенно горящими глазами, ученый обладал покоряющим даром убеждения. Восторженно внимала ему молодежь, но тем большую злобу и негодование вызывал он у церковных «профессоров», одряхлевших над бесплодными премудростями схоластики. Они ненавидели смелого провозвестника новых истин, ненавидели и втайне боялись.

Как дерзает он проповедовать, что Вселенная безгранична и никем не была создана, а существует вечно? Кто разрешил ему утверждать, что звезды такие же солнца, как наше, со своими планетами, на которых живут разумные существа, подобные людям!

Разве не сказано ясно в Библии: все люди произошли от Адама? Когда же переселились они с Земли на чужие планеты? Этот безбожник восстает даже против евангелия, против самого Христа, искупившего грехи человечества: ведь если во Вселенной множество обитаемых миров, то и христов было столько же. Или, может быть, Бруно в кощунственной дерзости своей полагает, что на каждую из бесчисленных планет Христос являлся по очереди как случайный гастролер?

Мало того что этот «посланец дьявола» выступает на диспутах, сокрушая своих противников неумолимой логикой и блистательным остроумием, он еще осмеливается печатать свои богопротивные книги не на латинском, а на простом, разговорном языке, доступном для всех грамотных. Множится число его сторонников, а страшнее всего, что он соблазняет молодые души, совращает их на пагубную стезю неверия в священное писание…

Гениальный ученый, на века опередивший свое время, не довольствовался научными лекциями, диспутами, книгами, он сурово осуждал лихоимство и разврат духовенства, он настаивал, чтобы у монастырей были отняты их доходы. Только этого не хватало — дальше мириться с опасной ересью — значит потакать ей.

Гонимый как еретик, Джордано в поисках убежища скитался из города в город, из одной страны в другую, но не отступал, а все острее оттачивал свое оружие против религии и церкви.

В 1591 году он по приглашению знатного венецианца Мочениго стал обучать его философии, но, когда захотел уехать, «ученик» не отпустил его, насильно запер и донес на своего учителя инквизиторам. Майской ночью 1592 года Бруно был арестован, а через полтора года по настоянию папы из венецианской тюрьмы перевезен в Рим.

Инквизиторы не постеснялись бы сразу расправиться с еретиком, но казнить его никогда не поздно. Не лучше ли сначала заставить непреклонного коперниканца раскаяться, признать ложным опасное для церкви учение?

Восемь лет венецианские и римские палачи терзали свою жертву в застенках, но ни льстивые уговоры и обещания, ни угрозы и мучительные пытки не сломили железной воли и геройского мужества Джордано.

На последнем заседании суда он заявил, что не может и не хочет отречься, что ему не от чего отрекаться. Передавая еретика светской власти, инквизиторы с подлым лицемерием просили о милостивом наказании. Джордано знал, что это значит, и с горькой улыбкой сказал судьям: «Вынося мне приговор, вы дрожите от страха больше, чем я, идущий на костер!»

Ранним утром 17 февраля 1600 года, при свете факелов, Бруно вывели на Площадь Цветов и железной цепью привязали к столбу. На глазах у запуганной толпы вспыхнуло пламя, но медленно подбрасывали в него хворост, чтобы продлить казнь. Все выше вздымались багровые языки, охватывая одежду, опаляя бороду и заволакивая дымом великомученика науки. До последних минут остался он верен себе и ни единым стоном не выдал предсмертных страданий.

«Сжечь — не значит опровергнуть», — говорил Бруно и еще задолго до суда, словно прозревая будущее, писал: «Смерть мыслителя в одном столетии дарует бессмертие в веках». Многие из гениальных идей великого ученого были подтверждены позднейшей наукой, в том числе особенно опасная для религии мысль о множестве обитаемых миров. Теперь уже наивно предполагать, что среди бесчисленных планет, рассеянных в беспредельной Вселенной, только для одной-единственной Земли природа сделала исключение.

Но не только это тревожило и устрашало церковь. Ведь не зря учила она: как незыблема Земля в центре Вселенной, так вовеки не изменится и порядок на самой Земле, утвержденный свыше; как нельзя изменить устройство мира, так никто не смеет посягать и на общественный строй, утвержденный свыше. А теперь что получается?

Камня на камне не остается от небесного порядка, указанного Библией и Птолемеем. После этого, пожалуй, можно усомниться и в незыблемости земных порядков, позволяющих помещикам и монастырям драть семь шкур со своих крепостных.

Так вот к чему приводит учение Коперника: сегодня пошатнулись основы религии, завтра будут разрушены устои феодального строя! Они уже начали колебаться под напором народных восстаний.

А здесь еще, как назло, Галилей сделал свои поразительные, ошеломившие всех открытия. Великий ученый впервые изготовил подзорную трубу и в памятную ночь на 7 января 1610 года положил начало новой астрономии.

Направив свой еще несовершенный телескоп на небо, Галилей открыл неведомый до того мир. Вместо обычной мутной пелены Млечного Пути там стали отчетливо видны мириады мелких, едва заметных звезд, словно серебристые пылинки в солнечном луче, проникшем в темную комнату.

Галилеева труба преобразила привычный лунный лик: на белой, как мел, поверхности видны горы с круглыми кратерами, тени и залитые солнечным светом равнины. Луна оказалась миром, похожим на Землю, как это утверждал бессмертный Джордано Бруно.

Около Юпитера Галилей заметил крошечные, как светящиеся точки, звездочки. Они неразлучно двигались вслед за планетой, каждый день меняя свое положение. Нет, это не звезды, это спутники — луны Юпитера. Они обращаются вокруг него, подобно тому как Луна — вокруг Земли, а сама Земля и другие планеты — вокруг Солнца.

И самое главное, любой человек, взглянув в телескоп, мог убедиться в бесспорной достоверности этих и других открытий ученого. А ведь они подтверждали Коперниково учение, в истинности которого у Галилея не было сомнений. Об этом он очень осторожно рассказал в своей книге «Звездный вестник», изданной в том же 1610 году. Но «Колумб неба», как называли Галилея его ученики, рано торжествовал победу.

Недаром один богослов говорил, что религия должна учить не тому, как движутся небеса, а тому, как придвинуться к ним. В 1614 году доминиканец Каччини выступил с погромной проповедью против защитников Коперникова учения: это они порождают ереси своими математическими вычислениями, ибо вообще «математика — это дьявольское искусство». Вскоре инквизиционная комиссия по доносу Каччини на Галилея осудила учение Коперника как абсурдное и еретическое, а затем в папском декрете было предписано «задержать» книгу Коперника, чтобы его учение «не распространялось на пагубу католической истине».[42]

За неделю до издания этого позорного декрета Галилею было предложено отказаться от крамольного учения. Медленно, но неотвратимо сгущались грозные тучи. Галилей стал опасным для церкви и религии ученым. Инквизиторы пристально следили за ним и только ждали удобного случая, чтобы расправиться с этим «кандидатом в еретики». И такой случай представился.

В 1632 году Галилей выпустил «Диалог о двух системах мира». В этой книге один из участников спора отстаивал истинность системы Коперника. Хотя сам Галилей не высказывал своего мнения, все же он был привлечен к суду инквизиции.

Больного, измученного непрерывной травлей семидесятилетнего ученого заставили приехать в Рим. А дальше обычные методы инквизиции — изматывающие допросы, угрозы пытками и «милосердной» казнью — вынудили Галилея отречься от своих «заблуждений и ереси».

Престарелый ученый надеялся хотя бы такой дорогой ценой сохранить остаток дней своих для научной работы. Но шпионы инквизиции отравили и это утешение: они следили за каждым шагом великого ученого до самой его смерти.

Обвинение в ереси всегда было самым удобным для церкви оружием в ее кровавой борьбе против науки. Особенно зверствовала испанская и португальская инквизиция: в XVI и XVII веках она возвела на костер, приговорила к изгнанию или пожизненному заключению тысячи передовых людей.

Однако теперь уже трудно стало бороться с наукой. Новая астрономия, созданная Коперником и Галилеем, нужна была не только для календарных расчетов. От успехов небесной науки зависели важные земные дела: надежность мореплавания, развитие торговли, завоевание новых колоний. Чтобы добывать руду и плавить металл, строить крепости, изготовлять оружие, исследовать и использовать материалы, покорять силы природы, необходимы математика, физика, механика и многие другие знания.

Познать тайны природы — значит приумножить доходы. Это начинали понимать купцы, промышленники, «деловые» люди, и перед интересами капитала должна была отступить религия. Сама наука восставала против кандалов и цепей, которыми сковала ее церковь.

Близился конец мрачной эпохи средневековья. Великие географические открытия Колумба и его продолжателей стали предвестниками других научных открытий, крупных изобретений, прихода к власти нового класса — буржуазии. Расширялась не только география мира, но и духовный кругозор человечества. Пышно расцветает гуманизм, провозглашающий борьбу за торжество разума, освобождение личности от гнета феодализма и церкви. Гениальные творения Микеланджело, Рафаэля, Леонардо да Винчи и других великих мастеров искусства воспевают величие и мощь человека.

«Троны шатаются, умы волнуются, наука рвется в бой — как славно жить в эти годы», — писал в начале XVI века немецкий гуманист Ульрих фон Гуттен. Шатались не только троны, но и вековые устои хозяйства, быта, затхлой религиозной философии. У католической церкви выросли сильные враги и конкуренты.

«Похвальное слово Глупости» — так назвал знаменитый ученый Эразм Роттердамский свое шуточное сочинение, напечатанное в 1509 году. И не его многотомные труды, а именно эта небольшая книга прославила имя ученого во всем мире.

Под видом проповедей, которые читает дочь богатства Глупость, Эразм осмеял весь средневековый уклад жизни.

Он выставил на всеобщее посрамление «смрадное болото» богословов и нелепые их споры о том, «может ли бог превратиться в осла или тыкву и в таком виде творить чудеса».

Не пощадил Эразм ни монахов и святых, ни икон и тех простаков, «кто верит в колдовские знамения и наговоры, выдуманные каким-нибудь благочестивым обманщиком ради собственной выгоды».

Досталось по заслугам в «Похвальном слове» не только священникам и епископам, королям и придворным вельможам, самому папе римскому и его приближенным — кардиналам, но и самой религии. «Христианская вера, — писал Эразм, — по-видимому, сродни глупости».

Одновременно с этой едкой сатирой печатались во множестве остроумные листки и карикатуры. На одной из них, изображавшей двуногого осла, была ехидная подпись: «Как ослиной голове не место на теле человека, так и папе не подобает быть главой церкви».

Кроме печатных карикатур и сатирических листков в XVI веке появились металлические медали и жетоны, которые остроумно и доходчиво осмеивали высшее духовенство. Одна из медалей изображала сверху папу, а снизу черта, и подпись на латинском языке гласила: «Церковь перевернутая являет лик дьявола»; на другой стороне той же медали надпись вокруг изображений кардинала и шута разъясняла: «Глупцы иногда кажутся мудрецами».

Занятные и как будто безобидные шутки предвещали грозные события для католической церкви, давно уже заслужившей непримиримую ненависть народа.

Еще в начале XV века против гнета феодалов, католической церкви, монастырей восстали чешские крестьяне и ремесленники. Их славный вдохновитель профессор Пражского университета Ян Гус кончил свою героическую жизнь в 1415 году на костре как еретик. Сурово отомстил за его смерть народ, изгнав многих католических священников и князей из своей страны.

Прошло немногим более ста лет, и Германия была охвачена пламенем крестьянской войны. Немало богатых монастырей и поместий разгромили тогда мятежники. Их смелый полководец, великий немецкий революционер Томас Мюнцер, подобно Гусу, был захвачен врагами и после мучительных пыток казнен в 1525 году.

Крестьяне боролись против гнета крепостников-феодалов и католической церкви. В могучем народном движении участвовала и городская беднота, надеясь улучшить свое положение, а также состоятельные люди, даже крупные буржуа и князья. Эти богачи стремились прибрать к рукам земли, принадлежавшие католической церкви, и вовсе не собирались отказываться от эксплуатации трудового люда. Восстания нанесли серьезный удар католицизму, но это не облегчило положения бедняков деревни и города.

Во многих странах Западной Европы зародилось новое религиозное направление — протестантизм; называлось оно так потому, что основой его был протест против вероучения и обрядов католической церкви. Католицизм был религиозной опорой и могучим оружием феодализма — можно ли было в то время бороться против этого строя, не штурмуя главной его крепости? И буржуазия, стремившаяся к власти, использовала протестантизм в своих интересах.

Первой ее победой на этом «фронте» было утверждение в части Германии лютеранской религии. Бывший монах, Мартин Лютер требовал отмены привилегий духовенства, отказа от культа святых и богоматери, от почитания икон, мощей и прочей трухи. Он ввел в церковных службах вместо латинского немецкий язык, понятный народу и облегчивший распространение новых верований. Он призывал крестьян и ремесленников усердно и прилежно трудиться на благо своих господ и хозяев — словом, проповедовал то, что выгодно князьям и купцам.

Хотя Лютер был доктором богословия, но оставался невеждой в науках. Он издевательски подшучивал над Коперниковым учением, но Лютеру было не до шуток: он раньше, чем католическая церковь, распознал опасность нового учения для религии. А сподвижник и продолжатель Лютера Меланхтон призывал к беспощадной расправе с последователями славянина, который «заставил двигаться Землю и остановил Солнце».

В Швейцарии реформаторы религии Цвингли и особенно Кальвин с ловкостью фокусников приспособили новое вероучение к интересам буржуазии: сам бог предопределил, кому быть богатым, хоть он и не знатен, кому бедным, но и бедным нечего отчаиваться — всемилостивый господь не обделит их своими милостями в царстве ином. Кальвин оправдывал ростовщичество, грабеж колоний, порабощение тамошних «дикарей» — все средства хороши для обогащения, ибо так предопределил отец небесный.

Жестокий и мстительный Кальвин при всей его ненависти к католицизму охотно пользовался инквизиторскими способами борьбы со своими противниками и с наукой: по его настоянию в Женеве был сожжен на костре знаменитый ученый-врач Мигель Сервет только за то, что не признавал божественной троицы.

Кальвинизм повлиял и на протестантскую церковь в Англии. Сначала там руководителем церкви вместо папы был провозглашен король. Он закрыл католические монастыри, присвоил их земли, которые дарил или продавал за бесценок дворянам. Такое хищническое разбазаривание земель ухудшило и без того тяжелое положение крестьян. В защиту их выступил великий английский гуманист Томас Мор, но он был обвинен в оскорблении величества и по приговору церкви обезглавлен.

Монастырские земли понемножку перекупили купцы, промышленники и другие, отнюдь не знатные джентльмены. А в XVII веке, после буржуазной революции, англиканская церковь восприняла многие догматы кальвинизма, выгодные буржуазии.

Реформация, обновление религии не изменило ее сущности — веры в божественного Христа и защиты интересов земных господ. Но все, что исходило от папы, считалось чуть ли не дьявольским наваждением, и реформа церкви помешала календарной реформе.

Григорианский календарь, или новый стиль, был введен в католических странах — Италии, Испании, Португалии, Франции, затем в Голландии, Австрии, Польше, Венгрии. Но вопреки воле папы во многих странах еще долго сохранялся старый стиль — юлианский календарь, и заменить его оказалось делом нелегким.

Лютеранские проповедники утверждали, что папа не имеет права вводить новый календарь, да и вообще в этом нет нужды, потому что конец света уже не за горами: снова распространились устрашающие слухи о близком светопреставлении.

Вдобавок по новому календарю придется снимать недозрелые фрукты, а бедные птички совсем запутаются в счете дней: они не будут знать, когда наступает пора вить гнезда, когда кончать свои песни и улетать в дальние края… Вся эта чепуха преподносилась с самым серьезным видом.

Даже в той части Германии, где большинство населения еще придерживалось католической веры, новый стиль был введен не сразу. А в «лютеранской» Германии, Дании, Норвегии он был принят лишь в 1700 году.

В Англии попытки ввести новый стиль вызвали всеобщее негодование и опасные волнения, духовенство жестоко преследовало астрономов, которые советовали исправить календарь. Знаменитый французский писатель Вольтер не зря подшучивал над английскими церковниками: «По их мнению, лучше быть в разладе с Солнцем, чем в ладу с папой!»

Хотя в Англии был юлианский календарь, но там еще по старинке Новый год праздновали не 1 января, как во всех европейских странах, а в начале весны — 25 марта. Это число считалось днем не то сотворения мира, не то смерти Христа.

Наконец в 1752 году, после долгих и бурных споров, парламент решил перенести начало года на 1 января и заодно принять новый стиль. Пришлось укоротить этот год: он начался, как обычно, 25 марта, а кончился 31 декабря, то есть уменьшился на восемьдесят три дня. Кроме того, надо было исключить еще одиннадцать дней, на которые к тому времени юлианский календарь отстал от григорианского.

Когда Юлий Цезарь ввел новый календарь в Риме, пришлось «конфузный» 46 год до нашей эры удлинить до 445 дней. В Англии 1752 год был конфузно коротким: он состоял всего-навсего из 271 дня.

Трудно вообразить, что творилось по всей стране в этот самый короткий год. Народ не понимал, для чего нарушается привычная традиция. На улицах и площадях, перед зданием парламента в Лондоне толпами собирались возмущенные люди и настойчиво требовали: «Отдайте нам наши три месяца!»[43]

Никакие здравые речи не могли рассеять наивного убеждения, будто это время безвозвратно пропало. Особенно волновались знатные дамы, которые решили, что сразу постарели на целых три месяца. Но один хитрец придумал, как успокоить опечаленных англичанок.

В новом календаре на 1752 год было напечатано такое сообщение: «Давно уже замечено, что кошки обычно припадают носом к земле в тот момент, когда приходит новый год. Теперь они стали делать то же самое, как многие видели, в ночь на 1 января».

Новогодняя шутка долго смешила англичан: ну уж если кошки приноровились к новому календарю, придется и нам примириться с ним.

Папа Григорий XIII предложил ввести новый стиль и православной церкви, но ее главари — патриархи — решительно отвергли эту реформу как «вредное новшество, ересь и измышление римских звездочетцев». Оно, мол, нарушит запрещение Никейского собора праздновать пасху одновременно с евреями.

Звездочеты-астрономы здесь были ни при чем: руководители византийской церкви догадались еще раньше, чем на Западе, что «пасхалии расходятся с Солнцем». Но восточное духовенство знало о коварстве римских пап и опасалось их вероломных интриг с целью утвердить власть католической церкви над всем христианским миром. Так уже лучше «разойтись с Солнцем, чем сойтись с папой».

И еще больше трех веков юлианский календарь сохранялся во всех странах, где была сильна православная церковь, в том числе и в России.

Примечания:

3

Десять делится без остатка только на 2 и на 5, а двенадцать — на 2, 3, 4 и 6.

4

Это «воскресение» было позже приурочено по вавилонскому календарю к шестому месяцу, который и назывался по имени «истинного детяти» — таммузом.

39

По-немецки слово «Кенигсберг» означает Королевская гора, то же, что на латинском языке «Региомонтанус».

40

При этом не была нарушена последовательность дней недели: по юлианскому календарю 4 октября 1582 года пришлось на четверг, а следующее за этим днем 15 октября по григорианскому календарю, считалось пятницей. Один календарь отличался от другого только числами месяцев, а не днями недели.

41

По юлианскому календарю четыреста лет имеют сто високосных годов, а по григорианскому — только девяносто семь: ведь три «лишних» дня исключаются. Если разверстать поровну эти три дня, или 4320 (1440 ? 3) минут, между 400 годами, то каждый «григорианский» год, в среднем 365 дней, 5 часов 49 минут 24 секунды, окажется короче «юлианского» на 10 минут 48 секунд, то есть будет всего лишь на 26 секунд длиннее солнечного года (см. стр. 4).

Интересно, что точно такую же продолжительность года принял выдающийся китайский астроном Го Шоу-цзин для разработанного им календаря. Этот календарь под названием «Шо-уши ли» («дающий время») был введен в Китае с 1281 года, то есть на триста лет раньше, чем григорианский.

42

С тех пор книги Коперника и его последователей в течение более двухсот лет были «запрещены» католической церковью. Лишь в 1835 году, когда это запрещение стало вызывать невольные насмешки даже среди верующих, оно было отменено.

43

Эта комичная претензия напоминает старинное эстонское поверье, будто раньше в году было тринадцать месяцев, но «господа один месяц украли, чтобы батракам меньше платить».