Онлайн библиотека PLAM.RU


Любовь

Слово «любовь» употребляется в разных контекстах, несет в себе тысячи смысловых оттенков и охватывает широчайшую гамму эмоций — от физиологии до утонченной философской идеи. «Уж я-то знаю, что такое любовь», — думает каждый из нас, но именно потому, что слово это используется так часто и во многих значениях, оно стало расплывчатым, темным, обессмысленным. Оно обозначает эмоции широчайшего спектра, от низменных до самых высоких, и различной интенсивности: от склонности до всепоглощающей страсти. Любовь к Б-гу, любовь к родной стране, любовь к супругу, любовь к детям и любовь к копченой селедке — все это называется любовью, хотя совершенно ясно, что это не одно и то же чувство. Даже выражение «заниматься любовью» относится к акту, который зачастую не имеет никакого отношения к любви, да и к любому другому чувству тоже.

Слово «любовь» используют постоянно. Поэтому обсуждение данного вопроса следует начать с наиболее простого и общего определения термина.

Первый отличительный признак любви любого вида: о каком бы ее объекте ни шла речь, он должен волновать. Не может быть любви, если человек равнодушен. Настоящий антоним любви не ненависть, а безразличие, хотя эмоции любви и ненависти действительно противоположно направлены: в то время как любовь означает влечение к предмету, вызывающему это чувство, ненависть — бегство от него. Однако и то и другое начинается с возникновения личного отношения, когда человек задет за живое и в нем начинает развиваться эмоциональный процесс, положительный или отрицательный. Вот так и получается, что людей иногда обуревают смешанные чувства любви и ненависти. Во многих случаях эмоциональная вовлеченность обратима: страстная любовь может порой превращаться в не менее страстную ненависть. Так бывает, когда наступает разочарование в любви. Ревность — это еще один распространенный случай трансформации любви. Как говорится в «Песни песней»: «Всевластна, как смерть, любовь, жестока, как преисподняя, ревность» (8:6). Но это — улица с двусторонним движением: ненависть тоже может превратиться в любовь. В любом случае, эмоция возникает тогда, когда вы принимаете что-то близко к сердцу. С другой стороны, когда интерес пропадает, объект становится ничего не значащим, не вызывает ни ненависти, ни любви. Равнодушие убивает эмоции.

Заинтересованное внимание — основа любви, но само по себе оно еще не чувство. Интерес к чему-либо может перерасти во что-то другое, не обязательно в любовь — например, в уважение или восхищение (это часто происходит при общении с выдающимися людьми). В результате возникает определенная эмоциональная реакция, но она не имеет отношения к любви. С другой стороны, можно обратить внимание на что-то опасное или вредное: на пропасть у дороги или на тигра, встретившегося на пути. Реакцией будет страх и желание избежать опасности, но не ненависть.

Любовь начинается тогда, когда заинтересованность «перерастает» стадию объективной оценки и превращается в личную склонность, а объект — уже не просто вещь или человек, оцениваемые сами по себе, но предмет привязанности. Некоторые психологические и эмоциональные реакции можно наблюдать повсеместно. К их числу относятся внимание и интерес, без которых наше существование обессмысливается. А вот любовь существует на ином уровне — похоже, что это нечто такое, чему человек должен научиться. Младенец думает только о себе, поскольку не имеет точного представления о том, что такое внешний мир. По мере взросления он начинает осознавать, что есть и другие люди, — сначала как отражение своего собственного образа, а затем как самостоятельные фигуры. При виде существа, отличающегося от них самих, но все же чем-то похожего, они начинают завязывать с ним отношения; так возникает интерес к другому.

Способность любить может быть врожденной, но она не всегда находит должное развитие. Возможно, потребуется немало времени и опыта, пока это произойдет. Интерес и внимание могут превратиться в сочувствие (что буквально означает «испытывать чувство вместе с другим»). Сочувствие растет, эмоциональная заинтересованность становится все глубже и постепенно перерастает в любовь.

Следовательно, любовь — это чувство влечения к объекту, к любимому. Но это влечение не является однозначной, четко определенной эмоцией. В силу большого количества личностных особенностей, различий в объектах любви и многозначности самого термина существует множество типов отношений, которые люди называют любовью.

На этот счет есть еврейская народная притча, которая показывает, насколько расплывчато значение термина «любовь», и демонстрирует, какие проблемы часто возникают при употреблении фраз типа «я тебя люблю». Однажды рыбак поймал огромную щуку. Вытащив рыбу из воды и увидев, что она очень большая, он воскликнул: «Отлично, я отнесу ее пану — он любит щук!» Бедная рыба подумала про себя: «У меня еще есть надежда». Рыбак принес рыбу в помещичий дом, и гайдук спросил его: «Что там у тебя?» «Щука», — ответил тот. «Отлично, — сказал гайдук, — пан их любит». Рыба подумала, что все складывается не так уж плохо. Рыбак зашел в дом, и, хотя рыба уже едва дышала, она не оставляла надежду: ведь пан любит щук. Ее принесли на кухню, и все повара стали говорить о том, сколь сильна любовь пана к щукам. Когда рыба очутилась на столе, вошел сам пан и стал давать указания: «Отрежьте хвост, голову и разделайте ее так-то». На последнем издыхании рыба в отчаянии воскликнула: «Почему вы лгали? Вы же любите не рыбу, вы любите себя!»

У бедной рыбы возникла проблема лингвистического характера: она спутала два разных значения одного слова. Отсюда вопрос: разве эти значения действительно так уж сильно отличаются друг от друга? И разве люди не совершают ту же ошибку, когда думают и говорят о любви? Есть «любовь к рыбе» и есть Любовь с большой буквы. Совершенно ясно, что это не одно и то же. У них не только разная сила эмоционального заряда — сами по себе это разные типы эмоций.

Разные виды любви отличаются друг от друга как количественно — то есть в том, насколько сильным и неодолимым является чувство, — так, и это главное, — качественно, в зависимости от объекта любви и ее характера. Обычно люди инстинктивно стараются разграничить отдельные виды любви, но порой их все-таки смешивают, и тогда чувство становится смешным, нелепым или даже извращенным. Например, у влюбленного человека часто образуется сентиментальная привязанность к предметам, принадлежащим любимой. Однако, когда чувство к туфле любимой женщины становится идентичным чувству к самой женщине, мы имеем четко выраженный случай извращения (на языке психиатрии — фетишизм). Если один из супругов испытывает к детям точно такое же чувство, как к другому супругу (или, наоборот, к супругу такое же, как к детям), это тоже безусловно можно квалифицировать как душевное расстройство.

Несмотря на эмоциональную разницу, у всех типов любви много общего. Любая любовь подразумевает сильное позитивное чувство и влечение к своему объекту, будь то человек, идея или неодушевленный предмет. Что общего между «любовью к рыбе» и Любовью? Существуют три компонента, характерных для всех разновидностей любви, от самых возвышенных до самых прозаических: субъект (любящий), эмоция (любовь) и объект (возлюб-ленный). Природа любви зависит от каждого из этих компонентов и от их соотношения между собой.

Большинство людей знают о возвышенной любви только понаслышке. О ней пишут поэты и философы, говорят влюбленные, остальные томятся в ожидании. Мало кому выпадало счастье ее испытать. Такая любовь полностью ориентирована на объект: любящего не волнует, последует ли ответная реакция на его чувство. Эмоциональный заряд и радость любви заключены в ней самой. Я люблю что-то (или кого-то) таким, как оно есть, люблю просто потому, что оно существует, мне не нужно обладание этим предметом или ответное чувство. Иногда единственное, чего хочет любящий человек, — быть как можно ближе к предмету своей любви. В более возвышенных формах любви нет даже этого желания, ибо чувство возникает уже от одного сознания, что любимый существует, и этого достаточно.

Абстрактный пример чувства подобного рода — любовь к горным пейзажам. Неважно, что горы мне не ответят тем же, что они не любят меня. Я не хочу взять их с собой. Я могу восхищаться горами, испытывать сильную любовь к ним, но желания обладать предметом восхищения не возникает. Я не жду от гор ничего.

В большинстве случаев любовь не такая «отстраненная». Если я люблю цветы и вдруг вижу красивый цветок, как мне лучше выразить свои чувства: сорвав или сохранив его? Если я действительно люблю цветы ради них самих, их красоту, аромат, то ответ очевиден. Это и есть любовь, ориентированная на объект. Однако чаще всего люди срывают цветок, тем самым доказывая, что хотят не только любить его, но и обладать им, и готовы уничтожить его ради собственного удовольствия. Это тоже любовь, но другого сорта: она ориентирована на субъект, на того, кто любит, и более эгоистична.

Различие между любовью, ориентированной на объект, и любовью, ориентированной на субъект, может быть очень тонким. Дело усложняется тем, что все можно использовать не по назначению, как в случае с эгоистичной любовью. Из истории с щукой все просто: пана вовсе не волнует судьба рыбы, ее жизнь и благоденствие. Ему нравится вкус щуки, он любит себя и, чтобы доставить себе удовольствие, намерен съесть ее. Применительно к отношениям между людьми все далеко не так просто и ясно. Каким бы ни был объект любви, всегда возникает вопрос: «Что именно я люблю? Действительно ли ее (его) или это любовь к себе и я всего лишь хочу удовлетворить свои желания за счет любимой (любимого)?»

Эта проблема особенно отчетливо проявляется, когда речь идет о чувственной любви. Любит ли один человек другого как личность или же любовь — это повод для занятий сексом, чтобы получить удовольствие за счет партнера? Другими словами, не сталкиваемся ли мы и здесь с ярким примером «любви к рыбе»? Встречаются и более запутанные случаи. Например, некоторые люди говорят, что любят своих детей, но на самом деле они используют их для собственного развлечения. Это удовольствие не физиологического плана — возможно, им нравится вмешиваться в чужую жизнь или иметь живую игрушку. В любом случае, такие родители думают только о себе, а не о детях. Если мне, скажем, нужна какая-либо вещь, я содержу ее в порядке, чтобы можно было воспользоваться ею в любой момент. Сама по себе она меня не очень интересует, главное, чтобы приносила пользу или удовлетворение, — короче, любого рода выгоду. В таком случае это не идеальная, бескорыстная любовь.

Подобное исследование природы любви может доставить нам огорчение — ведь личная заинтересованность принимает как самую грубую материальную, так и очень тонкую духовную формы. Каждый должен спросить себя: «Какую роль в моей любви играет эгоистическое начало?» Любовь к Б-гу может быть такой же, как любовь к щуке, — например, в том случае, когда религиозность основывается на потребности человека в ощущении безопасности, выполняет функцию костыля для хромого или движима принципом «ты — мне, я — тебе».

В каждом признании «я люблю тебя», что бы ни имелось в виду под словом «люблю» и под словом «тебя», на первом месте стоит местоимение «я»; без него это чувство существовать не может. Даже когда любовь требует полного самоотречения, ей по-прежнему необходимо «я» как источник эмоции. Любовь не может быть полностью лишена личностного момента, потому что кто-то должен быть ее носителем.

И в самом деле, сила любви, как и всякого чувства, зависит в равной мере и от субъекта, и от объекта. Некоторые люди обладают очень пылким, страстным темпераментом, их переживания сильны и остры. Другие не испытывают потребности в душевных бурях, предпочитая тихую, спокойную жизнь. Еврейские источники описывают два вида любви: «любовь, подобную огню» и «любовь, подобную воде»[1]. Первая сжигает, пожирает человека, тогда как вторая успокаивает его и умиротворяет.

На первый взгляд может показаться, что «любовь, подобная огню» — это желание, а «любовь, подобная воде» — его утоление. Но это не так, имеются различия в самой природе чувства. Человек, «пылающий в огне любви», постоянно горит стремлением делать что-то ради этой любви, и поэтому она не приносит ему ни радости, ни счастья. Страсть его обречена на неутоленность. Мученичество самопожертвования является предельным выражением подобной любви, потому что это всепоглощающее чувство. В «любви, подобной воде», наоборот, для счастья достаточно осознания того факта, что любимый существует.

Точно так же, как личность любящего влияет на природу чувства, ее определяет и сам объект любви. Любить красивые вещи или вкусные блюда — не одно и то же, так как обе группы объектов играют в нашей жизни разные роли.

Кто-то настолько любит деньги, что его буквально трясет от желания обладать ими. Скупец, не тратящий накопленное, получает огромное удовлетворение от одного сознания, что сидит на полной кубышке. В этом случае деньги становятся абстрактным понятием, символом идеала. Кто-то скажет, что любовь скупца — очень тонкое чувство: ему ничего не нужно от ее объекта, он даже не использует его. Однажды мне рассказали о старом скряге, у которого жила молодая девушка. Все говорили ему, что она любит не его самого, а его деньги. Он ответил на это: «Я прожил всю жизнь, делая деньги и думая о них. Это было единственное, что меня интересовало. Что такое я? Я — это мои деньги. Если она любит мои деньги, она любит меня». Он настолько слился со своими деньгами, что они больше не были предметом, которым он обладал, но стали его внутренней сутью.

Мудрецы Талмуда проводят различие между обусловленной и безусловной любовью[2]. При обусловленной любви удовлетворение часто знаменует собой ее конец. Амнон, сын царя Давида, безумно влюбился в свою сводную сестру Тамар. Он заманил девушку в спальню и, несмотря на ее мольбы, изнасиловал. После этого Амнон люто возненавидел Тамар и выгнал ее из дома. Его ненависть была даже сильнее предшествовавшей ей любви. Этот пример (а подобное случается довольно часто) показывает, как глубоко могут заблуждаться люди, принимая одно чувство за другое. Амнон считал, что любит девушку, тогда как на самом деле им двигало лишь очень сильное сексуальное желание. Он жаждал удовлетворить его, и как только добился своего, Тамар стала для Амнона чем-то вроде использованной тряпки, грязной и ненужной[3].

Любовь Амнона была явно обусловленной. В большинстве случаев провести подобную грань не так просто. Если я люблю кого-то, потому что предмет моей любви красив, умен, могуществен или обладает какой-либо иной характеристикой, то кого я люблю — человека или какие-то из его свойств? Рациональна ли любовь, и будет ли она сильнее, если он станет лучше, красивее, умнее и т. д., или любовь слепа?

Похоже на то, что никакой реальной зависимости между любовью и ее объектом нет; по крайней мере это не является обязательным. Давайте рассмотрим самый распространенный вид любви: любовь к себе. Конечно, такая любовь обычно сильно отличается от влюбленности в другого человека. Если не считать патологических случаев (крайний нарциссизм), подобный вид любви не предусматривает никаких бурных эмоций. И все-таки это чувство несет в себе все элементы любви: привязанность, причастность, желание удовлетворить малейший каприз любимого (в данном случае самого себя) и так далее. Поскольку эта любовь является врожденной, она не выражается во внешних проявлениях, зато отличается устойчивостью и продолжительностью.

Любовь к себе предоставляет нам неопровержимые доказательства существования двух важных, широко трактуемых ее аспектов. Во-первых, она слепа, ведь большинство людей любят себя, хотя знают о себе больше неприглядной правды, чем кто-либо другой когда-либо смог бы откопать. Чаще всего такая любовь — полноценное, неизбывное чувство, которое совершенно не зависит от каких-либо качеств ее субъекта-объекта.

Обожая человека, вещь, идею или что-либо еще, я могу ошибаться: возможно, я ослеплен эмоциями, предрассудками, гормональным взрывом. Тем не менее, до тех пор, пока воображаемое качество, вызвавшее мою любовь, для меня существует, чувство живет. Пусть красота объекта, на который оно направлено, — лишь порождение моей фантазии, но для меня она безусловна. Влюбленные становятся слепыми, не замечая кривого носа или слабых умственных способностей любимого. В этом случае красоту видит в нем только сам любящий человек. Так для самца бородавочника — уродливого животного из семейства свиней — нет существа прекрасней, чем его самка. Лишь когда иллюзия рассеивается, человек начинает понимать: да ведь там ничего и не было кроме того, что я себе нафантазировал, я был влюблен в иллюзию!

Второй аспект любви, ярко проявляющийся в любви к себе, — снисходительность. Даже люди, не склонные прощать, — по религиозным соображениям или по своему характеру, — готовы простить себе почти все и навсегда забыть об этом. Склонность прощать не означает, что человек попросту не замечает собственные недостатки, но он продолжает любить себя, несмотря на все свои грехи и провинности. Почему это происходит? На определенном этапе, когда у человека формируется осознание собственного «Я», он влюбляется в себя и перестает предъявлять себе какие-либо требования — ему достаточно самого факта своего существования. Любовь не нуждается в искажении фактов, она лишь изменяет наше отношение к ним. Чудесным образом, если дело касается меня, они воспринимаются иначе и обретают иное значение.

Если я люблю — ребенка, жену или кого-нибудь другого, — я вижу всего человека, включая его недостатки, но не принимаю их близко к сердцу. До тех пор, пока человек смотрит на объект любви и не видит в нем серьезных изъянов, все в порядке. Как только он начинает останавливаться на деталях, цельное восприятие нарушается и любовь больше не способна скрыть эти недостатки.

Пример возвышенной любви мы находим в книге «Бытие»: «И служил Яаков за Рахель семь лет, и они показались ему несколькими днями, потому что он любил ее» (29:20). На первый взгляд, это может показаться парадоксальным не только потому, что семь лет — немалый срок. Находиться вдали от любимой тяжело, и один день кажется долгим как целый год. Здесь же говорится об обратном: семь лет пролетели как семь дней.

Если любовь к другому эгоистична, тогда разлука с ее объектом вызывает страдание; чем сильнее чувство, тем медленнее тянется время. Если же я действительно люблю бескорыстно, просто потому, что любимый человек существует, а не оттого, что хочу от него что-то получить, тогда семь лет пролетят как семь дней. От любви я получаю только любовь, значение имеют сами отношения, а не выгода, которую можно из них извлечь. Любимый есть, и поэтому все хорошо; мне ничего другого не надо — ни улыбки, ни взгляда в ответ на мое чувство. Мне даже не нужно, чтобы он обращал на меня внимание. Теоретически, чем сильнее любовь, тем больше она концентрируется на объекте и тем меньше — на субъекте. Идеальная любовь сконцентрирована на любимом полностью.

Высшая любовь — любовь к Б-гу — описана в Книге Иова. Там говорится: «Вот Он убивает меня, но я жажду Его…» (13:15). Когда я знаю, что Ты, Б-г, находишься здесь, все в порядке — не потому, что мир совершенен, или в моей жизни все течет как надо, или это делает меня удачливей или богаче. Жизнь хороша, потому что Ты существуешь, и это само по себе делает меня счастливым.

Некоторые люди наделены от рождения огромным потенциалом любви, в то время как другим приходится учиться ей, начиная с основ, возможно, трансформируя любовь к себе в любовь к другим. Наконец, для третьих научиться испытывать это чувство — тяжкий труд, и чтобы он принес хоть какие-то плоды, им приходится проводить глубокие структурные перемены в своей душе, а к четвертым любовь приходит лишь на краткий миг… Только немногие (скорей всего, те, кто от рождения владеет этим даром) могут и способны достичь абсолютно безусловной любви.


Примечания:



1

См. «Брейшит раба», 8:4.



[1]

«Тания» (основная книга хасидского движения Хабад, написанная его основателем раби Шнеуром-Залманом из Ляд), гл. 9; см. также многие другие работы этого же автора.



[2]

Трактат «Авот», 5:16.



[3]

См. «Млахим», 13:1-19.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.