Онлайн библиотека PLAM.RU


А под диваном – тишина

Удивительно, насколько иначе все выглядит утром. Я уже не испытывала смертной тоски по Ваньке, а предстоящая встреча с ним тяготила меня хуже любого похмелья. Хотя похмелья у меня как раз и не было. Хорошо хоть Лерка соблюдала нейтралитет и не гнидила меня за вчерашнюю выходку. Я мучительно думала о том, что скажу Ваньке. Придти к нему и заявить, что вчера у меня была минутная слабость, — просто идиотизм; не придти – проявить трусость, которая будет выглядеть хамством. В конце концов после «мильона терзаний» я припомнила, что самая большая хитрость – это простота, и решила сказать Ваньке правду. Пусть он сам выпутывается из затруднительного положения. А я не подряжалась ему быть ангелом во плоти. И тот факт, что всю эту кашу заварила именно я, не имеет ни малейшего значения. Этими мыслями я разогревала себя, отмеривая шагами ступени к Ванькиной квартире. Протянула руку к звонку, и тут меня одолела малодушная мысль: позвонить и убежать. Понадобилась вся моя воля, чтобы палец прижал кнопку и выдавил из нее звук.

Ну вот, теперь самое главное — не удрать раньше, чем Ванька откроет дверь. Нервы у меня на пределе, так что ему следует поторопиться. Щелкнул замок, и я встала под ледяной душ. Передо мной возникло удивленное Ванькино лицо.

- Если злишься, можешь меня стукнуть. Даже два раза, — произнесла я совершенно незнакомым голосом.

- Уже нет. Проходи. А почему два?

- Потому что после третьего терпеть не обещаю и дам сдачи.

- По–моему, это ты на меня злишься. Только вот за что?

- Во–первых, я виновата. Во–вторых, мне казалось, что ты живешь в ожидании меня, а ты занят своими делами. Или еще хуже – другой бабой.

- Все верно. Вчера ты меня с нее сняла. Кофе будешь?

- Ты… фигурально выразился?

- Фигуральней просто быть не может. До сих пор мороз по коже.

- Черт, у тебя было свидание, и я объявилась в самый тот момент?! Слушай, а почему ты меня не послал?! Почему ты вообще подошел к телефону?!

- Потому что твой номер на определителе увидел. И здорово струсил. А потом я вообще не соображал, мне хотелось замести следы. Я что–то взбудораженно врал, потом отвез ее домой, потом судорожно уничтожал улики. Потом впал в оцепенение и ждал тебя. Наваждение какое–то.

- Может, она тебе просто не нравилась?

- Если не сравнивать с тобой, нравилась.

Ванька поставил передо мной чашку кофе.

- А ты не сравнивай.

- Ну, это как–то само собой получается. Ты же тоже сравниваешь. И при сравнении я всегда выигрываю. А то с чего бы ты стала ломиться ко мне вчера ночью?

- Гад самодовольный! Вот почему ты такой великодушный!

В прихожей раздался звонок. Потом еще, еще и еще.

- А, один черт, — махнул рукой Ванька и пошел открывать.

Интересно, если это Ванькина пассия пришла выяснять отношения? А я тут во всей красе тружусь над чашкой кофе: «Добрый день, я – Ляля, но друзья и родные зовут меня Бякой. Это я, солнце мая, звезда прерий, порчу вам жизнь, а сейчас любуюсь плодами содеянного. Так вам кофе или чай?» Она, конечно, все поймет неправильно. И тут начнется женский бокс. А кем прикинется Ванька? Рефери или болельщиком?

На пороге Ванькиной кухни появилась девушка с бледно–голубым лицом. Я ее знала. Это была Сашка, дочь Ванькиного старшего брата. Она скользнула по мне безучастным взглядом и молча опустилась на стул. У нее дрожали плечи, и зуб на зуб не попадал, хотя одета Сашка была по погоде и даже с некоторым шиком. Я попробовала рассуждать логически: если племянница синего цвета, дрожа как осиновый лист, приходит к своему любимому и не очень старому дядьке, который ее перманентно баловал и покрывал проказы, что она может ему объявить? «Меня изнасиловали!» Среди бела дня в пределах Садового кольца – маловероятно. «Я – сирота!» Для сообщения вести о смерти родителей перламутровый макияж не накладывают. Скорее всего: «Я предприняла попытку самоубийства, меня никто не понимает, жизнь – говно[60], но тыщ пятнадцать–двадцать в баксах смогут примирить меня с отвратительной реальностью»; или: «Я беременна, предки устроили жуткий скандал и выгнали меня из дома, я поживу у тебя ближайшие лет двадцать, пока все не образуется».

«М–да, — думала я, — сегодня у Ваньки день дефективной малолетки. Еще не вечер, а нас уже двое. Что дальше–то будет?»

— Я посижу у тебя немного, ладно? – попросила Сашка у показавшегося в дверях Ваньки и снова впала в ступор.

Ванька хотел ей ответить, но раздумал, только кивнул. Сашка не отреагировала. Я решила выяснить, почему она такая отмороженная. В этом состоянии приставать к человеку с расспросами и трясти его: расскажи да покажи – дохлый номер. Пострадавший еще больше скукоживается в своих неприятностях и молчит как партизан. Надо обращаться с ним так, будто ничего особенного не происходит, ненароком вовлечь в разговор на общие темы, а когда он растеплится, тут–то и можно из него все вытянуть, или пострадавший сам все выложит. Дело времени.

Для начала я решила сделать для всех кофе, а еще разрядить обстановку светской болтовней. Но если с кофе я довольно быстро управилась, то с разговором все оказалось сложнее. Я не представляла, что сказать. В голове почему–то вертелась фраза: «Если мать иль дочь какая у начальника умрет, расскажи, им, воздыхая, подходящий анекдот»[61]. С подходящими анекдотами у меня тоже было туго. В гробовом молчании я поставила перед безмолвными родственниками чашки. Ванька поблагодарил, а Сашка не отреагировала.

- Ну, так нельзя. Надо себя заставлять! — безнадежно пошутила я и взяла Сашкину руку, чтобы немного ее встряхнуть.

Сашкина рука была абсолютно ледяной. Я вздрогнула. Дотронулась до Сашкиного лба, щек и не на шутку испугалась:

- Вань, у нее температура минус пять по Цельсию. Этой девушке кофе не поможет, ее водкой лечить надо: наружно и внутренне.

Через пять минут Сашка сидела на диване завернутая в одеяло, обложенная грелками и морщилась от выпитой водки. Она еще немного дрожала, но лицо потихоньку начинало розоветь. Особенно нос.

- Ты родителям не расскажешь? – Сашка жалобно посмотрела на Ваньку.

- Еще как расскажу. Позвоню и наябедничаю. Явилось ко мне, братец мой, ваше чадо брутального синего цвета, а я его напоил водкой, чем довершил моральное падение. Ждите счет из супермаркета за разгромленную морозильную камеру и бурные возмущения от меня лично. Ты что, как Остин Пауэрс, эгоистично решила заморозить свои прелести на горе современникам и радость потомкам?

- Я четыре часа пролежала под кроватью и–и–и–и… гола–а–ая–у–у–у! – Сашка заплакала.

- Зачем? Вот и говори о пользе чтения для юношества Федора Михайловича и других прогрессивных авторов, — беспомощно развел руками Ванька, — Я, честно говоря, ничего не понимаю.

Меня всегда удивляло, почему даже неглупые люди, перешагнув тридцатилетний рубеж, начинают воспринимать молодежь как инопланетян. И, столкнувшись с непонятным поведением молодого существа, они готовы вообразить черт знает что: наркотики, повреждения психики, попытку суицида, кроме нормального логического объяснения, лежащего, как правило, на поверхности. По–моему, здесь все гораздо прозаичнее, и Достоевский абсолютно не при чем. Скорее уж Соллогуб или кто там еще водевильные пьески строчил.

— Ваня, разуй глаза! Она не мазохистка и не мусор, чтобы по доброй воле за шкафом валяться! Она хорошенькая девушка одного со мной возраста, между прочим! Так что всему виной не тормоз в голове и закидоны в психике, а стечение обстоятельств. И то, что после этого она пошла не в Яузу бросаться, а к тебе – в себя прийти, говорит об уме и силе воли.

Санька потаяла от моих комплиментов, почувствовала свою недосягаемость для насмешек и в конце концов все выложила, предварительно взяв с Ваньки слово, что он не будет смеяться.

Сашка закрутила роман с женатым мужчиной, красавчиком и душкой Эдуардиком, скрипачом симфонического оркестра. Эдик не был первой скрипкой, но его откровение было в другом. Для начала он завел сложные противоречивые отношения со всем женским народонаселением оркестра. Скрипачка Анечка забеременела от Эдуардика и ушла из оркестра. Арфистка Соня тоже забеременела от Эдика, но осталась в оркестре. Потом вышла замуж. Виолончелистка Ася после неудачного романа с Эдиком ушла из оркестра, а сменившая ее у инструмента и в постели Эдуардика виолончелистка Алина – осталась. И пианистка Ира осталась. И Юлия Викторовна, кавалерственная дама, тоже оркестра не оставила.

Покинутые Эдуардиком женщины сбились в отряд ополчения и начали вести против местного бабника партизанскую войну ничуть не хуже Дениса Давыдова и его отряда. Атмосфера вокруг Эдика сгущалась с каждым днем. И он предпринял ход конем. Эдик женился. И старался вести себя в окружении сослуживцев, как примерный семьянин. После репетиций заходил в супермаркет за продуктами, на гастролях интересовался женской одеждой сорок восьмого размера. Он больше не представлял интереса как мишень для обманутых им женщин, и те со временем зарыли топор войны. А Эдик дал зарок не заводить романов на работе и стал находить себе любовниц в других местах.

Саньку он как–то подвез до дома. Хорошенькая и самоуверенная Сашка просто не представляла, как можно ее не любить. Не понимала, как можно ради нее не забыть обо всем и всем не пожертвовать. Это был ее первый настоящий роман, и семейное положение Эдика придавало ситуации пикантную остроту. Она даже не расспрашивала Эдуардика о его отношениях с женой. Для нее не было принципиально важным: спит ли Эдик в супружеской постели или на коврике под дверью. Имеет сексуальные отношения с женой или нет. Санька была просто уверена: если она поманит Эдуардика своим нежным пальчиком с французским маникюром, то он бросит жену и пойдет за ней на край света. Но пока она наслаждалась самим фактом романа с женатым мужчиной. Это подтверждало Санькину умозрительную теорию, что «жизнь – сложная штука». И она встретила эту взрослую жизнь во всеоружии и к девятнадцати годам завела непростые отношения.

Рядом с инфантильным Эдиком она казалась себе жутко взрослой. Со временем Александра даже привыкла опекать своего «эфирного и одухотворенного». Несчастная никогда в своей жизни не встречала афоризма, сказанного не помню кем и не помню где, но очень правильно: «Любовник может быть воздушным созданием, но муж – существо из плоти и крови». Поскольку Эдуардик являлся и тем, и другим, — в смысле, и мужем, и любовником одновременно – ему приходилось совмещать обе роли, но у него вполне получалось добиваться иллюзии пылкости и душевной тонкости, находясь рядом с Сашкой; рядом с женой, видимо, скрипач формировал другую иллюзию – физической хрупкости. Удобно! Обе бабы о тебе заботятся, их любовь и ответственность обволакивает тебя душистым облаком, а ты наслаждаешься и расслабляешься. Главное – не терять контроль над иллюзиями, то есть над ситуацией. Во всяком случае, в свете произошедшего поведение Эдика выглядело именно так.

И все было очень неплохо до сегодняшнего дня. Утром Эдик вернулся из месячного гастрольного тура по городам России и решил обильно вознаградить себя радостями жизни. Он принял душ, с аппетитом позавтракал, проводил жену на работу, позвонил Сашке и пригласил ее к себе. Соскучившаяся Санька примчалась к Эдику по первому зову. Счастливые любовники сплелись в объятиях и упали в супружескую кровать Эдуардика. Но счастье их длилось недолго. Пространство квартиры прорезал настойчивый звонок, потом еще и еще. Пришельцем оказалась Эдикова жена. Она отпросилась с работы по случаю приезда мужа. Очевидно, тоже надеялась провести этот день с пользой и удовольствием.

Эдик, не теряя времени на панические метания, ловко запихнул Саньку вместе с одеждой под кровать, натянул трусы и футболку и пошел открывать дверь жене. Жена Эдика чрезвычайно обеспокоилась, найдя среди бела дня постель разобранной, а мужа тяжко дышащим и неодетым. Эдик закатил глаза и объяснил, что в дороге его продуло, у него поднялась температура, он принял аспирин и лег в постель. Жена ахнула и принялась хлопотать вокруг благоверного: уложила мужа в кровать, растерла его и принялась варить куриный бульон. Эдик искал предлог, чтобы выпроводить супругу из дома. Все его попытки закончились неудачей. В отчаянии он выпил два литра горячего молока – все, что было в доме. И стал просить или даже умолять жену сходить в магазин и принести новую порцию молочных продуктов – литров пять, с запасом. А та, наивная, еще что–то прибирала, предлагала вызвать врача, заводила с изменщиком душевную беседу…

Сашка все это время провела под кроватью, боясь пошевелиться. Она ненавидела женские ноги в клетчатых домашних тапочках, периодически возникавшие у кровати Эдика. Когда Сашка с Эдуардиком пробовали заговорить друг с другом, жена прибегала из кухни с вопросом: «Дорогой, ты меня зовешь?» Прошло четыре часа, прежде чем она вышла из дома. Как только за ней закрылась дверь, перед Санькой возникло перекошенное лицо Эдика и прохрипело жутким истерическим шепотом: «У тебя пять минут!» Санька вылезла из–под кровати. Затекшие руки и ноги ее плохо слушались. Пока она пыталась одеться, Эдик, вместо того, чтобы помочь, суетился вокруг нее и шипел: «Не тяни, не тяни, шевелись!» Потом всучил Александре смятое пальто, выпроводил на лестничную клетку и с облегчением захлопнул дверь за Сашкиной спиной. Санька, как сомнамбула, вышла на улицу. Поняла, что находится недалеко от Ванькиного дома, и на автопилоте добралась до дядюшки. И, как сказано у Марка Твена: «Опустим же завесу милосердия над концом этой сцены»[62]. Тем более, что продолжения не последовало.

Эта история сильно подорвала Сашкину самооценку. Она посчитала, что недостаточно хороша, если Эдуардик позволил себе такое обхождение. По ее мнению, единственно приемлемым поведением для Эдика было бы встать по стойке «смирно!» и отрапортовать жене, что он любит Сашу, то есть Александру, не подумай ничего такого! Вот, знакомьтесь, Сашенька, а это моя жена, теперь, вероятно, бывшая. Очень приятно… Простой вопрос, чем обернулся бы для Саньки с Эдиком этот абсолютно безумный поступок, просто не умещался у Александры в голове. Почему она залезла под кровать и согласилась пролежать там все «присутственное» время, если ей оскорбительна сама мысль о подобном времяпрепровождении, Сашка тоже объяснить не могла. Несоответствие образу роковухи повергло ее в шок. А все мои попытки ее утешить Санька воспринимала как проявления тупости и душевной черствости. Эдик просто трус? Она никогда бы не связалась с трусом! Она скоро забудет этот досадный инцидент? Нет, она будет помнить его до конца жизни! Может, ей принять горячую ванну, чтобы не заболеть пневмонией? Только себялюбивая эгоистка в такие минуты может думать о своем здоровье!

- Тебе бы побывать в моей шкуре! – запальчиво закричала на меня Сашка, — Посмотрела бы я, как бы ты запела!

- Совсем по–другому, – вздохнул Ванька, — если бы Лялька была бы на твоем месте, Эдик со страху запихнул бы жену под кровать, предварительно заткнув женин рот кляпом, а Ляльке бы отрапортовал, что холост и даже невинен. Потому что боялся бы Ляльку гораздо больше, чем жену.

- Дядь Вань, ты сильно преувеличиваешь.

- Я знаю, о чем говорю. И гораздо лучше, чем ты можешь себе представить. Я сам вчера поздним вечером побывал на месте Эдика. Правда, я не запихнул девушку под кровать, а довез до дома на машине, но у меня и времени было побольше.

- Ты с Лялькой так вчера поступил, а сегодня вы сидите вместе как ни в чем ни бывало?

- Ты не поняла. Не с Лялей, с другой.

- И ты тоже?!

- Что поделать, все мужики сволочи. Тебе пора взрослеть, ребенок.

- А мне пора домой, — поднялась я.

- Можешь засунуть ее в машину и отвезти домой, — буркнула Санька, — а я пока посплю.

Если бы не величие моей души, я бы треснула эту маленькую тупую сучку по маленькой тупой головке. Какого лешего она переносит на меня свое разочарование в мужчинах? Сама же под кровать полезла, ведь не я ее туда толкала!

- Ты извини Сашку за хамство, — Ванька интуитивно просек мое раздражение и решил выступить в роли миротворца, — Она сегодня натерпелась. Вообще, чувствовать деспотизм того, кого любишь — очень тяжело.

- Вань, я же извинилась…

- Да ты–то ни при чем. Я сам все так устроил: ты – моя сверхценность, а я – твоя перспектива. И никаких «улетов в стратосферу», никаких поисков партнера на стороне. Судьба нас ждет, и она–таки дождется. Значит, все мои бабы — вне закона. Хотя глупая это затея – дожидаться, пока малолетка подрастет.

- К тому же, дорогая ты моя «перспектива», ты знать не знаешь, что из меня вырастет. «И вот этот поросеночек рос, рос, рос, рос – и выросла такая большая…»

- Да уж, «что выросло, то выросло, теперь уж не вернешь!»

- «Пеликан! Вы, кажется, стали еще глупей, чем сорок лет назад!»[63] - проговорив на одном дыхании любимый диалог между Богдановой–Чесноковой и Яроном, мы расхохотались.

Напряжение последних суток ушло, растворилось во взаимопонимании между обидчицей и обиженным. Прощаясь у моего дома, мы с Ванькой решили остаться друзьями. Интересно, какова цена нашим благим намерениям?

Впрочем, меня волновал не этот вопрос, а нечто совсем другое. Лично я никогда не испытывала готовности к самопожертвованию и удивлялась этой готовности в других, и даже весьма самолюбивых людях. Может, дело в том, что самопожертвование без конца превозносят как наивысшее из достоинств, и постепенно у людей формируется стойкий стереотип: позволить вытирать собою пол под диваном – достойно, а подставить обнаглевшего партнера под интимный конфликт – недостойно… Иначе какая сила толкнула этих двоих – Ваньку и Александру – на чудовищные поступки, чудовищные в первую очередь по отношению к ним самим? Что переклинило у них в мозгу, заставив одного выпроваживать любовницу в ночь глухую, а другую – покорно забиваться в пыльный угол под тахтой? Со стороны кажется: случись такое со мной, уж я бы… мне бы.. меня бы… В общем, разрази меня гром, если я позволю собой распоряжаться, будто я не человек, а собачка или коврик какой–то! А с другой стороны, это как посмотреть. Если трактовать их поступки в качестве подвига, совершенного во имя любви, то получается диаметрально противоположная картина. Ланселот на телеге. То ли публичный позор некогда достойного представителя славного воинства, то ли образово–показательный отказ от личного достоинства ради высшей цели. Каковой и является спасение любимого человека от страшной участи. В Ванькином случае – спасение меня от разочарования в поклоннике, в Санькином случае – спасение скрипача Эдика от семейной сцены. Или спасение скрипачевой жены от развода и разочарования в мужниной верности. Любовь диктует законы и формирует ответственность перед предметом обожания. Истинно любящий делает выбор в пользу своего «предмета», а не в пользу личного достоинства.

И все равно вопрос остается: существуют ли обстоятельства, когда необходимо отказаться от своего «уважаемого Я» ради каких–то романтических клише? Опять всплывает Ланселот, скорбно глядящий через прорезь шлема: вот я, герой Круглого стола и победитель чудищ, всем пожертвовал! Чем ты лучше меня? Твой позор, по крайней мере, не виден хохочущей толпе! Будь доволен этой малостью и удовлетворись сознанием исполненного долга. Долг. Долг. Интересно, влюбленный непременно влезает в долги, или можно как–нибудь избежать этого сомнительного удовольствия? Ланселот, как ни странно, оказался в более выигрышном положении: он просто соответствовал представлениям своего века (вернее, века Кретьена де Труа). Но с XII столетия девять веков миновало. Куртуазное поведение сегодня ассоциируется с дарением цветов и украшений, с написанием стихотворных эсэмэсок или, в крайнем случае, с пением серенад. Хотя последнее – проблематично. Особенно если Прекрасная Дама проживает в пентхаусе высотного здания. Горлышка не хватит докричаться.

Словом, жертвовать собой как личностью в наши дни непрестижно. Человеку следует оставаться человеком, не превращаясь в живой палас. И никто не вправе вытирать ноги о своего партнера. Тем более, что средневековый рыцарь, когда выбирает между дамой сердца и профессиональным уставом, всего лишь переходит из одной системы правил в другую. Его личность тут не затронута. Фамильная честь диктует одно, обет служения даме сердца – другое. Обе стези почетны. Хвала герою! А как у нас, у людей третьего тысячелетия?

А нам надо и о себе подумать. Если впадать в романтическое состояние, то без ущерба для здравомыслия. Потому что это не на пользу — ни тебе, ни твоему «предмету», ни вашим взаимоотношениям. До XII столетия дамами разной степени привлекательности только что не полы в замке мыли. Для них средневековье было невыразимо мрачным. Куртуазность женский пол раскрепостила, насколько оно было возможно, люди получили право на эмоциональную жизнь. Можно сказать, была подписана Декларация эмоциональных прав человека. А теперь «весь род людской чтит один кумир свяще–е–енный»[64] - и этот кумир поместил на пьедестал самолично дедушка Зигмунд Фрейд. Эмоции, инстинкты, комплексы… Их раскрепощать не треба. Им, наоборот, надо, как собаке, командовать: «Место!», чтобы освободить пространство для нормальной жизнедеятельности. Иначе они берут сознание в тиски. Вон, как Саньку с Ванькой скрутило: раз я этого человека люблю, значит, мне не обязательно быть человеком. Можно все бросить и под диваном отдохнуть, в отключке от работы мозга. Или тетку неудовлетворенной оставить. Все на благо Большой Любви. Что же это за деспот такой – любовь?

Снова вспомнила Веру, ее предупреждения и опасения. Человека привлекает неземное, потустороннее, сверхъестественное, паранормальное. Все, что выше земного, человеческого, нормального, реального. В этом измерении не забалуешь – надо либо играть по правилам, которые не тобой установлены и не тебе их менять. В общем, выбор делается формальным: естественно, полагается жертвовать, исполнять долг, валяться в пыли и заметать следы. Лишь бы не разрушать эмоциональной тирании Любви и не мешать великим планам Судьбы на твой счет. В подобных обстоятельствах человек превращается в механизм, который исправно включается и выключается одним щелчком тумблера в мозгу. Да стоит ли оно того? Разве мои отношения с Ваней не изменятся в сторону охлаждения, несмотря на его паршивое поведение с той бабой? А отношения Сашки с ее скрипачом разве не истлеют на корню – теперь, когда она побывала в анекдотическом положении «приезжает муж из командировки»? И никакая романтика наши затянувшиеся романы не спасет.

Даже если, теоретически, я и скрипач–женатик будем не прочь продолжить в том же духе (что весьма проблематично – а с моей стороны особенно). Рано или поздно противоположная сторона заартачится и захочет свободы. Никто не в силах пережить процесс превращения в набор рычагов и винтиков – настолько он болезненный и бесперспективный. Однажды живая природа все равно возьмет верх. И тогда начинается «обвал на бирже»: все, что до поры до времени цементировала уверенность «так надо», разлезется клочьями; посыплются обвинения «ты мне жизнь сломал (сломала)»; родится вопрос «и что я здесь делаю?»; появятся мечты «эх, был (была) бы я человеком»… И порабощенный любовью поднимет бунт: сначала налево сходит, потом примется отвоевывать по кусочкам «территорию независимости». Даже самое долгое и прочное рабство когда–нибудь кончается. Наступает эпоха смут, потом эпоха политкорректности… Поработитель сам уже не рад, что у него под началом такой источник проблем. И с обеих сторон растет и крепнет намерение рвать когти.

В общем, никакого будущего у «куртуазных романтиков» нет и не предвидится. Я не верю в существование необъяснимых и непознаваемых ценностей, которые надо принимать как данность и беречь с опасностью для жизни или для психики. Если поставить перед собой задачу во что бы то ни стало сберечь любовь, это не избавит от бесконечного сведения счетов: а во что оно мне стало? А какая мне с этой любви радость? А есть ли она, эта любовь, черт бы ее побрал? Наверное, прав тот, кто советовал не пытаться прикнопить к стене солнечный зайчик. Если и есть на свете какая–то «сверхценность», то это твоя индивидуальность. И в долгу ты только перед ней. Перед собой в долгу. А любовь… Лепорелло, ау! «А живы будем, будут и другие»[65]!


Примечания:



6

Криптозоология – одна из наук о паранормальных явлениях, своего рода естественная история неестественного мира. Специалисты этого профиля ищут и, кажется, находят подтверждения существованию разных персонажей разных мифов. Криптозоология изучает десятки разновидностей всяческих гиппогрифов, сфинксов, эльфов, вампиров, гоблинов и прочих таинственных тварей, которыми кишит мифология и совершенно обделена реальность.



60

Корректорам: оставьте как есть.



61

А.К.Толстой «Если хочешь быть майором…»



62

М.Твен «Приключения Тома Сойера».



63

Диалог из фильма «Мистер Икс».



64

Ария Мефистофеля.



65

А.Пушкин «Каменный гость».









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.