• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

J. L. von Mosheim: Historical Commentaries on the State of Christianity in the first three centuries. 1753. Перевод: Vidal and Murdoch, vol. i. Chs. 1 and 2 (pp. 9–82, of the N. York ed. 1853).

Neander: Allg. Gesch. der christl. Religion und Kirche. Vol. 1 (1842). Einleit. (p. 1–116).

J. P. Lange: Das Apost. Zeitalter. 1853,1, pp. 224–318.

Schaff: Hist, of the Apostolic Church, pp. 137–188 (New York ed.).

Lutterbeck (католик): Die N. Testamentlichen Lehrbegriffe, oder Untersuchungen uber das Zeitalter der Religionswende, die Vorstufen des Christenthums und die erste Gestaltung desselben. Mainz, 1852, 2 vols.

Dollinger (католик): Heidenthum und Judenthum. Vorhalle zur Geschichte des Christenthums. Regensb. 1857. Перевод на англ. яз. N. Darnell под названием: The Gentile and the Jew in the courts of the Temple of Christ: an Introduction to the History of Christianity. Lond. 1862, 2 vols.

Charles Hardwick (ум. 1859): Christ and other Masters. London, 4^th ed. by Procter, 1875.

M. Schneckenburger (ум. 1848): Vorlesungen uber N. Testamentliche Zeitgeschichte, aus dessen Nachlass herausgegeben von Lohlein, mit Vorwort von Hundeshagen. Frankf. а. M. 1862.

A. Hausrath: N. Testamentliche Zeitgeschichte. Heidelb. 1868 sqq., 2^d ed. 1873 — 1877, 4 vols. Первый том вышел в третьем изд. в 1879. Эта работа описывает состояние иудаизма и христианства во времена Христа, в апостольскую и послеапостольскую эпоху, вплоть до правления Адриана (117 г. по Р.Х.). Английский перевод: Poynting and Guenzer, Lond. 1878 sqq.

E. Schurer: Lehrbuch der N. Testamentlichen Zeitgeschichte. Leipz. 1874. Пересмотренное и расширенное издание под названием: Gesch. des jud. Volkes im Zeitalter Christi. 1886, 2 vols. Англ. перевод: Edinb. and N. Y.

H. Schiller: Geschichte des romischen Kaiserreichs unter der Regierung des Nero. Berlin, 1872.

L. Friedlander: Darstellungen aus der Sittengeschichte Roms in der Zeit von Augustus bis zum Ausgang der Antonine. Leipzig, 5^th ed., revised, 1881, 3 vols. Стандартная работа.

Geo. P. Fisher (Йельский колледж, Нью–Хейвен): The Beginnings of Christianity. N. York, 1877. Chs. II–VII.

Gerhard Uhlhorn: The Conflict of Christianity with Heathenism. Перевод: Egbert С. Smyth and C. J. H. Ropes. N. York, 1879. Book I. Chs. 1 and 2. Немецкий оригинал уже вышел в 4–м издании, 1884.

Для того чтобы ясно увидеть связь христианской религии с предшествующей историей человечества и оценить ее огромное влияние на все будущие эпохи, мы должны сначала рассмотреть готовность к пришествию нашего Спасителя, которая присутствовала в политическом, нравственном и религиозном состоянии мира.

Поскольку религия — самый глубокий и святой вопрос, волнующий человека, появление христианской религии на исторической сцене — важнейшее из всех событий. Это конец старого мира и начало нового. Идея Дионисия Малого отсчитывать начало нашей эры от Рождества Спасителя была замечательной. Иисус Христос, Богочеловек, Пророк, Священник и Царь человечества, по сути, являет Собой стержень и поворотный пункт не только хронологии, но и всей истории в целом и ключ ко всем ее тайнам. Вокруг Него, Солнца нравственной Вселенной, вращаются по своим орбитам все народы и все важные события религиозной жизни мира, которые прямо или косвенно, вольно или невольно вносят свой вклад в прославление Его имени и помогают Его делу. Историю человечества до Его рождения следует рассматривать как период подготовки к Его пришествию, а историю после Его рождения — как постепенное распространение Его Духа и Его Царства. «Все Им и для Него создано». Он — «Желаемый всеми народами». Он явился, «когда пришла полнота времени»,[47] когда процесс приготовления был завершен, а нужда мира в искуплении полностью раскрыта.

Это приготовление к христианству, собственно, началось с самого сотворения человека, который был создан по образу Божьему и предназначен для общения с Ним через вечного Сына; а также с обетования спасения, которое Бог дал нашим прародителям как путеводную звезду, чтобы она указывала им путь среди тьмы греха и заблуждения.[48] Смутные воспоминания о первозданном рае и последующем грехопадении, а также надежды на грядущее искупление продолжают существовать даже в языческих религиях.

Личность Авраама, жившего приблизительно за тысячу девятьсот лет до рождения Христа, делит религиозное развитие человечества на две независимые и очень неравные по своим размерам ветви: иудаизм и язычество. В конце концов они смыкаются и воссоединяются во Христе, общем Спасителе, в Котором находят свое исполнение все образы и пророчества, желания и чаяния древнего мира; но в то же время нечестивые представители обеих ветвей объединяются в смертельной вражде к Нему и тем самым заставляют Его всепобеждающую силу истины и любви проявиться во всей полноте.

Поскольку христианство представляет собой примирение и союз Бога и человека в Богочеловеке Иисусе Христе, христианству должен был предшествовать двойной процесс приготовления: приближение Бога к человеку и человека к Богу. В иудаизме это приготовление происходило прямым и позитивным образом, по направлению сверху вниз, завершившись рождением Мессии. В язычестве оно происходило непрямым и, по большей части, негативным образом, по направлению снизу вверх, завершившись беспомощным воплем мольбы человечества о спасении. В первом случае мы видим особое откровение или самораскрытие единого истинного Бога в слове и деле, которое становится все более ясным и понятным, пока, наконец, Слово не является в человеческой плоти, чтобы воскресить ее для общения с Собой; во втором случае мы видим людей, несомненно ведомых провидением Божьим и освещаемых отблеском Слова, сияющего во тьме,[49] но лишенных прямого откровения и оставленных «ходить своими путями»,[50] «дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, и не найдут ли».[51] В иудаизме для человека подготавливается истинная религия; в язычестве для истинной религии подготавливается человек. В первом случае рождается божественная Сущность; во втором человек видоизменяется, чтобы принять Ее. Первые подобны старшему сыну из притчи, жившему в доме своего отца; вторые подобны блудному сыну, расточившему свою часть наследства, но в конце концов содрогнувшемуся при виде разверзшейся перед ним бездны погибели и с покаянием вернувшемуся в лоно сострадательной любви своего отца.[52] Язычество — это звездная ночь, полная тьмы и страха, но также и таинственных знамений и нетерпеливого ожидания дневного света; иудаизм — рассвет, полный новой надежды и обетования восходящего солнца; оба растворяются в солнечном свете христианства и свидетельствуют о правоте его претензий на звание единственной истинной и совершенной религии для человечества.

Опять же, приготовление язычников происходило отчасти в интеллектуальной и литературной, а отчасти в политической и социальной сфере. Первая представлена греками, а вторая — римлянами.

Иерусалим, святой город, Афины, город культуры, и Рим, город власти, могут служить символами трех факторов этой истории приготовления, которая завершилась рождением христианства.

Этот процесс — приготовление к искуплению в истории мира, языческие поиски «неведомого Бога»[53] и мира внутри себя, а также законничество и утешительная надежда в образе Иерусалима — повторяется в жизни каждого отдельного верующего, ибо человек создан для Христа, и «душа его не находит себе покоя, пока не успокоится во Христе».[54]

Источники

1. Канонические книги Ветхого и Нового Заветов.

2. Иудейские апокрифы. Лучшее издание: Otto Frid. Fritzsche: Libri Apocryphi Veteris Testamenti Graece. Lips. 1871. Немецкий комментарий: Fritzsche и Grimm, Leipz. 1851 — 1860 (в «Exeget. Handbuch zum А. Т.»); английский комментарий: Dr. ?. С. Bisseil, N. York, 1880 (т. XXV «Библейских трудов» Ланге под ред. Шаффа).

3. Иосиф Флавий (иудейский ученый, священник и историк, находившийся под покровительством Веспасиана и Тита, род. 37 г. н. э., ум. ок. 103 г.): «Иудейские древности» (??????????? ????????) в 20 книгах, написаны на арамейском языке (не сохранились), затем переведены на греческий (94 г. по ?.?.), охватывают период от сотворения мира до начала восстания против римлян (66 г. по ?.?.), важный источник сведений о периоде после Вавилонского пленения. «Иудейская война» (???? ??? ????????? ???????) в 7 книгах, написана около 75 г. на основе собственных впечатлений автора (сначала как иудейского полководца в Галилее, затем как римского пленника и римского гражданина), охватывает период до разрушения Иерусалима (70 г. по ?.?.). «Против Апиона» (Contra Apionem) — написана в защиту иудейского народа против клеветнических измышлений Апиона–грамматика. Vita, или «Автобиография» Иосифа Флавия была написана после 100 г. по P.X. Издания трудов Иосифа Флавия: Hudson, Oхоn. 1720, 2 vols, fol.; Hauercamp, Amst. 1726, 2 fol.; Oberthur, Lips. 1785, 3 vols.; Richter, Lips. 1827, 6 vols.; Dindorf, Par. 1849, 2 vols.; Imm. Bekker, Lips. 1855, 6 vols. Лучшие издания — Хаверкампа и Диндорфа. Английские переводы: Whiston и Traill, нередко исправленные, издавались в Лондоне, Нью–Йорке, Филадельфии. Немецкие переводы: Hedio, Ott, Cotta, Demme.

4. Филон Александрийский (ум. после 40 г. по Р.Х.) был представителем образованного и философского (платонического) иудаизма. Лучшие издания: Mangey, Lond. 1742, 2 fol., и Richter, Lips. 1828, 2 vols. Английский перевод: С. D. Yonge, London, 1854, 4 vols, (в серии «Церковная библиотека» Бона).

5. Талмуд (??????, то есть «Учение») отражает идеи традиционного, антихристианского иудаизма в эпоху после Вавилонского пленения. Он состоит из Мишны (????, «??????????», «Повторение закона»), написанной в конце II века, и Гемары (????, то есть «Совершенное учение», от евр. ???, «доводить до конца»). Последняя существует в двух вариантах: Палестинская Гемара, законченная в правление Тиберия ок. 350 г. по Р.Х., и Вавилонская Гемара VI века. Лучшие издания Талмуда: Bomberg, Ven. 1520 sqq. 12 vols, fol., и Sittenfeld, Berlin, 1862 — 1868, 12 vols. fol. Латинский текст Мишны: G. Surenhusius, Amst. 1698 — 1703, 6 vols, fol.; немецкий J. J. Rabe, Onolzbach, 1760 — 1763.

6. Археологические находки: египетские (см. труды Шампольона, Янга, Роселлини, Уилкинсона, Бёрча, Мариэтта, Лепсиуса, Бунзена, Эберса, Бругша и т.д.); вавилонские и ассирийские (см. Ботта, Лейярд, Джордж Смит, Сейс, Шрадер и т.д.).

7. Греческие и римские авторы: Поливий (ум. 125 г. до P.X.), Диодор Сицилийский (современник Цезаря), Страной (ум. 24 г. по P.X.), Тацит (ум. ок. 117 г.), Светоний (ум. ок. 130 г.), Иустин (ум. после 160 г.). Их сообщения по большей части случайны и либо попросту заимствованы у Иосифа Флавия, либо полны ошибок и предрассудков, а потому не имеют большой ценности.

Исторические труды

а) Христианские авторы

Prideaux (декан Норвичский, ум. 1724): The Old and New Testament Connected in the History of the Jews and neighboring nations, from the declension of the kingdoms of Israel and Judah to the time of Christ. Lond. 1715; 11^th ed. 1749, 4 vols, (и последующие издания). Также на французском и немецком языках.

J. J. Hess (ум. 1828): Geschichte der Israeliten vor den Zeiten Jesu. Zur. 1766 sqq., 12 vols.

Warburton (епископ Глостерский, ум. 1779): The Divine Legation of Moses demonstrated. 5^th ed. Lond. 1766; 10^th ed. by James Nichols, Lond. 1846, 3 vols. 8^V0.

Milman (декан Св. Павла, ум. 1868): History of the Jews. Lond. 1829, 3 vols.; revised ed. Lond. and N. York, 1865, 3 vols.

J. С. K. Hofmann (проф. в Эрлангене, ум. 1878): Weissagung und Erfullung. Nordl. 1841, 2 vols.

Archibald Alexander (ум. в Принстоне, 1851): A History of the Israelitish Nation. Philadelphia, 1853. (Популярное изложение.)

?. Ewald (ум. 1874): Geschichte des Volkes Israel bis Christus. Gott. 1843 sqq. 3^d ed. 1864 — 1868, 7 vols. Сочинение редкой гениальности и эрудиции, но изобилующее слишком смелыми гипотезами. Англ. перевод: Russell Martineau и J.?. Carpenter. Lond. 1871 — 1876, 5 vols. См. также Prophets и Poetical Books of the О. Т. Эвальда.

?. W. Hengstenberg (ум. 1869): Geschichte des Reiches Gottes unter dem Alten Bunde. Berl. 1869 — 1871, 2 vols. (Посмертное издание.) Английский перевод: Edinburgh (Т. & Т. Clark), 1871 — 1872, 2 vols. (Имя переводчика не указано.)

J. Н. Kurtz: Geschichte des Alten Bundes. Berlin, 1848 — 1855, 2 vols, (неоконч.). Англ. перевод: Edersheim, Edinb. 1859, in 3 vols. Он же: Lehrbuch der heil. Geschichte. Konigsb. 6^th ed. 1853; англ. перевод: С. F. Schaffer. Phil. 1855.

P. Cassel: Israel in der Weltgeschichte. Berlin, 1865 (32 pp.).

Joseph Langen (католик): Das Judenthum in Palastina zur Zeit Christi. Freiburg i. B. 1866.

G. Weber and H. Holtzmann: Geschichte des Volkes Israel und der Grundung des Christenthums. Leipzig, 1867, 2 vols. (Первый том написан Вебером, второй — Хольцманом.)

H. Holtzmann: Die Messiasidee zur Zeit Christi, «Jahrbucher fur Deutsche Theologie», Gotha, 1867 (vol. xii, pp. 389–411).

F. Hitzig: Geschichte des Volkes Israel von Anbeginn bis zur Eroberung Masada's im J. 72 nach Chr. Heidelb. 1869, 2 vols.

A. Kuenen (проф. в Лейдене): De godsdienst van Israel tot den ondergang van den joodschen Staat. Haarlem, 1870, 2 vols. Перевод на англ. язык: The Religion of Israel to the Fall of the Jewish State, by A. H. May. Lond. (Williams & Norgate), 1874 — 1875, 3 vols. Выражает точку зрения передового голландского рационализма.

А. P. Stanley (декан Вестминстера): Lectures on the History of the Jewish Church. Lond. and N. York, 1863 — 1876, 3 vols. Основаны на работах Эвальда.

W. Wellhausen: Geschichte Israels. Berlin, 1878, 3^d ed. 1886. Перевод Black и Menzies: Prolegomena to the History of Israel. Edinb. 1885.

E. Schurer: Geschichte des jud. Volkes im Zeitalter Christi. 1886 sq. 2 vols.

A. Edersheim: Prophecy and History in relation to the Messiah. Lond. 1885.

A. Kohler: Lehrbuch der bibl. Geschichte des A. Т. Erlangen, 1875 — 1888.

С. A. Briggs: Messianic Prophecy. N. York and Edinb. 1886.

V. H. Stanton: The Jewish, and the Christian Messiah. Lond. 1886.

B. Stade: Gesch. des Volkes Israel. Berlin, 1888, 2 vols. Радикальная точка зрения.

Е. Renan: Hist, du peuple d'Israel. Paris, 1887 sqq., 3 vols. Англ. перевод: London, 1888 sqq. Радикальная точка зрения.

В. Kittel: Gesch. der Hebraer. Gotha, 1888 sqq. Умеренная точка зрения.

Franz Delitzsch (ум. 1890): Messianische Weissagungen in geschichtlicher Folge. Leipzig, 1890. Его последняя работа. Перевод: Sam. Ives Curtiss (из Чикаго), Edinb. and New York, 1892.

б) Еврейские авторы

J. M. Jost: Geschichte der Israeliten seit der Zeit der Maccabaer bis auf unsere Tage. Leipz. 1820 — 1828, 9 vols. Он же: Geschichte des Judenthums und seiner Secten. 1857 — 1859, 3 vols.

Salvador: Histoire de la domination Romaine en Judee et de la ruine de Jerusalem. Par. 1847, 2 vols.

Raphall: Post–biblical History of the Jews from the close of the О. T. about the year 420 till the destruction of the second Temple in the year 70. Lond. 1856, 2 vols.

Abraham Geiger (либеральный раввин из Франкфурта–на–Майне): Das Judenthum und seine Geschichte. Breslau; 2^d ed. 1865 — 1871, 3 vols. С приложением о Штраусе и Ренане. Охватывает период до XVI века. Англ. перевод: Maurice Mayer. N. York, 1865.

L. Herzfeld: Geschichte des Volkes Jizrael. Nordhausen, 1847 — 1857, 3 vols. To же сочинение, сокращенное до однотомника, Leipz. 1870.

Н. Gratz (проф. в Бреслау): Geschichte der Juden von den altesten Zeiten bis auf die Gegenwart. Leipz. 1854 — 1870, 11 vols, (до 1848 г.).

«Спасение от иудеев».[55] Этот чудесный народ, которому очень подходит его символ, горящий куст, был избран по суверенной благодати Бога, чтобы стоять посреди окружающего идолопоклонства в качестве хранителя знания единого истинного Бога, Его святого закона и утешительного обещания и таким образом стать колыбелью Мессии. Этот народ появился на свет, когда Яхве призвал Авраама и заключил с ним завет в Ханаане, земле обетованной; окончательно стал народом в Египте, стране рабства; был освобожден и превращен в теократическое государство на основе Синайского закона, данного Моисею в пустыне; был приведен обратно в Палестину Иисусом Навином; после эпохи судей стал монархией и достиг вершины своей славы в царствование Давида и Соломона; разделился на два враждующих царства и в наказание за внутренние раздоры и все большую терпимость к язычеству был предан в рабство иностранным завоевателям; после семидесяти лет унижения был возвращен в землю своих отцов и вновь оказался под игом врагов–язычников; но даже в своем глубочайшем падении он все–таки исполнил высочайшую миссию: произвел на свет Спасителя мира. «История еврейского народа, — говорит Эвальд, — в основе своей является историей истинной религии, которая развивается и проходит через все этапы прогресса, пока не достигнет завершения, которая на своей маленькой территории идет через все испытания к высшей победе и наконец открывается в полноте славы и могущества, чтобы, распространившись повсюду собственной непреодолимой силой, уже никогда не исчезнуть, но сделаться вечным наследием и благословением для всех народов. Найти истинную религию стремился весь древний мир; но только этот народ видит свою честь и смысл своего существования на земле исключительно в истинной религии и, таким образом, выходит на историческую сцену».[56]

Иудаизм, в отличие от распространенного среди народов древности поклонения идолам, был похож на оазис в пустыне, четко очерченный и уединенный, отделенный и отгороженный жестким нравственным и обрядовым законом. Сама Святая земля — хотя и расположенная посреди трех континентов древнего мира и окруженная великими народами с древней культурой — отделена от остального мира пустынями с юга и востока, морем с запада и горами с севера, а потому обеспечивает Моисеевой религии свободу развиваться и исполнять свое великое дело, не испытывая разрушительных влияний извне. Но Израиль с самого начала носил в себе великое обетование — в семени Авраама благословятся все племена земные. Отец верующих Авраам, законодатель Моисей, героический царь и священный псалмопевец Давид, евангелист среди пророков Исайя, Илия Фесвитянин, который вновь явился вместе с Моисеем на горе Преображения, чтобы почтить Иисуса, и Иоанн Креститель, который воплотил в себе весь Ветхий Завет, — все они были крупными звеньями в золотой цепи древнего откровения.

Внешнее положение евреев, а также состояние их нравственной и религиозной жизни на момент рождения Христа, как на первый взгляд, так и при более тщательном рассмотрении, самым вопиющим образом противоречат их божественному предназначению. Однако, во–первых, сам факт упадка был доказательством того, что этот народ нуждается в помощи свыше. Во–вторых, данное через Христа искупление на этом фоне выглядело еще более славным актом Божьего творения. Наконец, вопреки всеобщему моральному разложению, в среде народа оставались потомки истинных детей Авраама, чающие спасения Израиля и готовые принять Иисуса из Назарета как обещанного Мессию и Спасителя мира.

С того времени как в 63 г. до Р.Х. Помпей завоевал Иерусалим (этот год также был ознаменован консульством Цицерона, заговором Катилины и рождением Цезаря Августа), евреи оказались под властью язычников–римлян, которые бессердечно правили ими через идумеянина Ирода и его сыновей, а впоследствии через прокураторов. Под этим ненавистным игом мессианские надежды евреев вспыхнули с новой силой, но были искажены плотскими представлениями. Прежде всего евреи ждали политического избавителя, который восстановил бы земное царство Давида в еще большем великолепии; Иисус, Своим видом походивший на раба, и Его слова о духовном Царстве не соответствовали их ожиданиям. С виду евреи казались более нравственными, чем язычники; но за их внешним неуклонным послушанием своему закону скрывалась крайняя развращенность. Новый Завет изображает их высокомерным, неблагодарным и нераскаявшимся народом, семенем змея, порождением ехидны. Иудейский священник и историк Иосиф Флавий, который обычно старался перед греками и римлянами выставить своих соотечественников в лучшем свете, в то время описывает евреев как испорченный и безнравственный народ, вполне заслуживший ужасную кару — разрушение Иерусалима.

Что касается религии, евреи, в особенности после Вавилонского пленения, продолжали упорно соблюдать букву закона и собственные предания и обряды, но не знали ни духа, ни силы Писаний. Они испытывали непреодолимый ужас перед язычниками, поэтому последние презирали их и считали человеконенавистниками. Тем не менее, благодаря своей рассудительности, трудолюбию и такту, евреи сумели обеспечить себе благосостояние и влияние во всех крупных городах Римской империи.

После эпохи Маккавеев (150 г. до Р.Х.) евреи разделились на три враждующие секты, или партии, в которых сосредоточились, соответственно, формалистические, скептические или мистические тенденции, и это было признаком близкого упадка прежней религии и расцвета новой. Названные секты можно сравнить с тремя господствующими школами греческой философии: стоиками, эпикурейцами и платониками, или с тремя сектами магометанства: традиционалистами–суннитами, верными Корану шиитами и мистиками–суфиями, которые ищут истинную религию во «внутреннем божественном чувстве».

1. Фарисеи, «отделенные»,[57] были, если можно так выразиться, еврейскими стоиками. Они воплощали в себе традиционную ортодоксию и закоснелый формализм, основанную на законе самоуверенность и фанатичную приверженность иудаизму. Они пользовались самым сильным влиянием в народе, а также среди женщин и контролировали публичное поклонение. Фарисеи смешивали благочестие с теоретической ортодоксией. Они настолько отягощали Писания преданиями старцев, что полностью «устранили» Писания. Они до последнего издыхания исследовали закон Моисеев и заменили живую систему правил казуистической путаницей. Они «связывали бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагали на плечи людям», сами же не хотели «и перстом двинуть». В Новом Завете к фарисеям обращен прежде всего упрек в лицемерии; но среди них были и известные исключения вроде Никодима, Гамалиила и его ученика Павла.

2. Не столь многочисленные саддукеи[58] были скептиками и рационалистами, любили блага земной жизни и занимали в иудаизме то же положение, что эпикурейцы и последователи Новой Академии — в греческом и римском язычестве. Саддукеи признавали Писания (в особенности Пятикнижие), но отвергали устные предания, отрицали воскресение тела и бессмертие души, существование ангелов и духов, а также учение о всемогущем Провидении. Среди них были богатые люди, и на какое–то время они завладели должностью первосвященника. К их партии принадлежал Каиафа.

Различие между фарисеями и саддукеями можно наблюдать среди современных иудеев, которые разделяются на ортодоксов и либералов (рационалистов).

3. Ессеи (о которых мы знаем только из трудов Филона и Иосифа Флавия) были не партией, а мистическим или аскетическим орденом или братством и жили по большей части в монашеском уединении в деревнях и пустыне Энгедди близ Мертвого моря.[59] Секта насчитывала около 4 000 членов. Они сочетали спорные, аллегорические толкования Ветхого Завета с некоторыми чужеземными теософскими элементами — последние сильно напоминали положения новой пифагорейской и платонической школ, но были, вероятно, позаимствованы (так же как и гностические и манихейские теории) из религий Востока, в особенности парсизма. Ессеи практиковали обобществление имущества, носили белые одежды, отвергали животную пищу, кровные жертвоприношения, клятвы, рабство и (за редким исключением) супружество и жили в крайней простоте, надеясь таким образом обрести более высокую степень святости. Они были предшественниками христианских монахов.

Во времена апостолов секта ессеев не соприкасалась или почти не соприкасалась с христианством, разве что в форме колосской ереси. Фарисеи же и саддукеи, в особенности первые, неоднократно упоминаются в евангелиях в роли противников Иисуса. В данном случае враждующие группы объединяются, чтобы обречь Христа на крестную смерть, которая завершилась славным воскресением и стала основой духовной жизни как для евреев, так и для верующих язычников.

Какими бы выродившимися и развращенными ни были в массе своей иудеи, ветхозаветное домостроительство было божественным установлением, подготовкой к христианскому искуплению, и в этом качестве удостоилось глубокого уважения Христа и Его апостолов, когда они путем жестких обвинений пытались привести его недостойных представителей к покаянию. Следовательно, неукоснительное выполнение закона не могло не оказывать спасительное действие на сердца, которые уступали его требованиям и добросовестно исследовали Писания Моисея и пророков.

Закон и пророчество — две великие составляющие иудейской религии, которые делают ее прямым божественным вступлением к христианству, «гласом вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему».

1. До пришествия Христа закон Моисеев был самым ясным выражением святой воли Бога. Декалог (десять заповедей) — это чудо древнего законодательства, в его двух скрижалях изложены суть и содержание всякого истинного благочестия и нравственности: высочайшая любовь к Богу и любовь к ближнему. В этих заповедях был сформулирован идеал праведности, а потому они лучше всего подходили для того, чтобы пробудить в человеке осознание великого отступления от закона и ощущение греха и вины.[60] Закон исполнял роль воспитателя, ведущего людей ко Христу,[61] чтобы они могли оправдаться верой.[62]

То же ощущение вины и потребности в примирении постоянно поддерживалось ежедневными жертвами — сначала в скинии, а затем в храме — и всем обрядовым законом, который, будучи чудесной системой образов и теней, постоянно указывал на реалии нового завета, в особенности на единственную и вседостаточную искупительную жертву Христа на кресте.

Бог, будучи справедлив, требует абсолютного послушания и чистоты сердца, а взамен предлагает обещание жизни и наказание смертью. Тем не менее Он не способен хладнокровно обречь человека на смерть: Он истинный, верный и милостивый Бог. Поэтому в нравственном и обрядовом законе, словно в скорлупе, сокрыто сладкое ядро обетования: однажды Он воочию явит идеал праведности, простит раскаивающемуся грешнику все грехи и даст ему силу исполнить закон. Без такого обещания требования закона были бы горькой иронией.

Благодаря закону иудейское домостроительство было религией покаяния.

2. При этом, как мы уже упомянули, в законе было заложено божественное обетование искупления, а потому он был также религией надежды. «Золотой век» греков и римлян остался позади, а иудеи своего еще только ожидали. Вся история, религиозные, политические и общественные институты и обычаи евреев указывали на пришествие Мессии и установление Его царства на земле.

Пророчество, или Евангелие времен закона, в действительности было древнее самого закона, который появился позднее и встал между обетованием и его исполнением, между грехом и искуплением, между болезнью и исцелением.[63] Пророчество началось в раю, когда сразу после грехопадения Господь дал обетование о Том, Кто поразит змея. Пророчество господствовало в эпоху патриархов, особенно в жизни Авраама, благочестие которого, соответственно, зиждилось на доверии и вере; также и Моисей, законодатель, одновременно был пророком и указывал народу на своего великого Преемника.[64] Не будь в законе утешительного мессианского обетования, он непременно привел бы искреннюю душу в отчаяние. Начиная со времен Самуила, примерно за одиннадцать столетий до Христа, пророчество, дотоле проявлявшееся от случая к случаю, приобрело организованную форму в виде постоянного служения и чина пророка. В этой форме оно сопровождало левитское священство и династию Давида вплоть до Вавилонского пленения, пережило эту катастрофу и указывало народу путь во время возвращения и восстановления храма, разъясняя закон и применяя его к жизни, обличая злоупотребления в церкви и государстве, предрекая ужасные кары и искупительную благодать Божью, предостерегая и наказывая, утешая и ободряя и все яснее указывая на грядущего Мессию, Который должен был искупить Израиль и мир от греха и страдания и основать на земле царство мира и праведности.

В глазах Исайи и его преемников победоносное царствование Давида и мирное правление Соломона были исторической и образной канвой для пророческого изображения еще более славного будущего, понять которое вне связи с живыми воспоминаниями и обстоятельствами того времени было бы невозможно. Последующая катастрофа и муки плена послужили к еще большему раскрытию образа Мессии, искупающего грехи народа и через страдания входящего в славу.

Служение пророка было необычным — оно отчасти дополняло, отчасти исправляло служение официального, наследственного священства, не позволяя последнему закоснеть или скатиться в однообразный формализм и поддерживая в нем жизнь и движение. Пророки были, так сказать, протестантами древнего завета, служителями духа, они находились в непосредственном общении с Богом — в отличие от служителей буквы, которые нуждались в преданиях и обрядах.

Время расцвета нашего канонического пророчества пришлось на VIII век до P.X., примерно через семь веков после Моисея, — Израиль страдал тогда под гнетом Ассирии. Главным действующим лицом этого периода, предшествующего плену, был Исайя («спасение Божие»), который появился в последние годы правления царя Озии, где–то за десять лет до основания Рима; его окружали Михей, Иоиль и Авдий в царстве Иудином, а также Осия, Амос и Иона в царстве Израилевом. Исайя достигает в пророчестве наибольшей высоты и шаг за шагом раскрывает образ Мессии — происходящего из дома Давидова, проповедующего Благую Весть нищим, исцеляющего сокрушенных сердцем, открывающего глаза слепым, отпускающего пленников на свободу, идущего как агнец на заклание, берущего на Себя грехи народа, умирающего как праведный за неправедных, торжествующего над смертью и правящего над всеми народами как Царь мира — образ, который полностью воплотился в одной и только одной Личности, Иисусе из Назарета. Исайя ближе всех подходит к кресту, и его книга — это Евангелие Ветхого Завета. В период Вавилонского пленения на первый план выходит Иеремия (то есть «Господь свергает»). Это пророк печали, но также и нового завета Духа. Открыто порицая священников и лжепророков и плача об Иерусалиме, своей святой скорбью, своими горькими испытаниями Иеремия напоминает о миссии и жизни Христа. Иеремия оставался в земле своих отцов, и его горестные стенания звучали над развалинами Иерусалима; в то же время Иезекииль у реки Ховар предостерегал пленников от лжепророков и плотских надежд, призывал их к покаянию, описывал Новый Иерусалим и возрождение высохших костей народа Божьим дыханием; а Даниил при дворе Навуходоносора в Вавилоне видел в Духе смену четырех империй и окончательное торжество вечного Царства Сына Божьего. Пророками восстановления были Аггей, Захария и Малахия. На Малахии, современнике Неемии, ветхозаветное пророчество закончилось, и Израиль на четыреста лет был предоставлен самому себе, чтобы за это время ожидания переварить сытную пищу полученного откровения и приготовить место, где совершится грядущее искупление.

3. Перед самым пришествием Мессии весь Ветхий Завет — закон и пророки, Моисей и Исайя — на короткое время вновь явился, воплотившись в лице Иоанна Крестителя, а затем с беспримерным смирением, подобно рассветной заре, растворился в великолепии восходящего солнца нового завета. Этот необыкновенный человек, который ревностно проповедовал в пустыне покаяние и уже положил секиру при корне дерева, не приносящего доброго плода, но при этом утешал народ пророчеством и указывал на Искупителя, Агнца Божьего, а также стал непосредственным предтечей новозаветного домостроительства и другом Жениха, — поистине величайший из всех, кто был рожден женщиной. И все же, будучи представителем древнего подготовительного домостроительства, он уступает наименьшему из причастников Царства Христова, которое бесконечно превосходит славой все свои образы и тени из прошлого.

Такова религия евреев, струившаяся из источника божественного откровения и жившая в истинном Израиле, духовных детях Авраама, в Иоанне Крестителе, его родителях и учениках, в Матери Иисуса, Ее родственниках и друзьях, в почтенном Симеоне и пророчице Анне, в Лазаре и его благочестивых сестрах, в апостолах и первых учениках, которые приняли Иисуса из Назарета как Исполнителя закона и пророков, Сына Божьего и Спасителя мира и которые были начатком Христианской Церкви.

Источники

Труды греческих и римских классиков от Гомера до Вергилия и эпохи Антонина. Памятники античности.

Писания ранних апологетов христианства, в особенности 1–я и 2–я «Апологии» Иустина Мученика, «Апология» Тертуллиана, «Октавий» МинуцияФеликса, Praeparatio Evangeliса Евсевия и первые десять книг сочинения «О граде Божием» Августина (ум. 430).

Позднейшие труды

Is. Vossius: De theologia gentili et physiolog. Christ. Frcf. 1675, 2 vols.

Creuzer (ум. 1858): Symbolik und Mythologie der alten Volker. Leipz. 3^d ed, 1837 sqq. 3 vols.

Tholuck (ум. 1877): Das Wesen und der sittliche Einfluss des Heidenthums, besonders unter den Griechen und Romern, mit Hinsicht auf das Christenthum. Berlin, 1823. В 1–м томе 1–го издания Denkwurdigkeiten Неандера. Впоследствии выходила отдельным изданием. Английский перевод Emerson, опубликован в «Am. Bibl. Repository» за 1832 г.

Tzschirner (ум. 1828): Der Fall des Heidenthums, ed. by Niedner. Leipz, 1829, 1^st vol.

O. Muller (ум. 1840): Prolegomena zu einer wissenschaftl. Mythologie. Gott. 1825. Перев. на англ. яз. J. Leitch. Lond. 1844.

Hegel (ум. 1831): Philosophie der Religion. Berl. 1837, 2 vols.

Stuhr: Allgem. Gesch. der Religionsformen der heidnischen Volker. Berl. 1836, 1837, 2 vols. (2–й том посвящен истории греческой религии).

Hartung: Die Religion der Romer. Erl. 1836, 2 vols.

С. F. Nagelsbach: Homerische Theologie. Nurnb. 1840; 2^d ed. 1861. Он же: Die nach–homerische Theologie des Griechischen Volksglaubens bis auf Alexander. Nurnb. 1857.

Sepp (католик): Das Heidenthum und dessen Bedeutung fur das Christenthum. Regensb. 1853, 3 vols.

Wuttke: Geschichte des Heidenthums in Beziehung auf Religion, Wissen, Kunst, Sittlichkeit und Staatsleben. Bresl. 1852 sqq. 2 vols.

Schelling (ум. 1854): Einleitung in die Philosophie der Mythologie. Stuttg. 1856; и Philosophie der Mythologie. Stuttg. 1857.

Maurice (ум. 1872): The Religions of the World in their Relations to Christianity. Lond. 1854 (переиздана в Бостоне).

Trench: Hulsean Lectures 1845 — 1846. №2: Christ the Desire of all Nations, or the Unconscious Prophecies of Heathendom (комментарий по поводу звезды волхвов, Мф. 2). Cambr. 4^th ed. 1854 (также Philad. 1850).

L. Preller: Griechische Mythologie. Berlin, 1854, 3^d ed. 1875, 2 vols. Его же: Romische Mythologie. Berlin, 1858; 3^d ed., by H. Jordan, 1881 — 1883, 2 vols.

M. W. Heffter: Griech. und Rom. Mythologie. Leipzig, 1854.

Dollinger: Heidenthum und Judenthum, цит. в § 8.

С. Schmidt: Essai historique sur la societe civil dans le monde romain et sur sa transformation par le christianisme. Paris, 1853.

C. G. Seibert: Griechenthum und Christenthum, oder der Vorhof des Schonen und das Heiligthum der Wahrheit. Barmen, 1857.

Fr. Fabri: Die Entstehung des Heidenthums und die Aufgabe der Heidenmission. Barmen, 1859.

W. E. Gladstone (английский государственный деятель): Studies on Homer and Homeric Age. Oxf. 1858, 3 vols, (том II, «Олимп, или Религия Гомеровой эпохи»). Он же: Juventus Mundi: the Gods and Men of the Heroic Age. 2^d ed. Lond. 1870. (Обобщает выводы, сделанные в более объемном сочинении, с некоторыми изменениями в этнологических и мифологических разделах.)

W. S. Tyler (проф. в колледже Амхёрст, штат Массачусетс): The Theology of the Greek Poets. Boston, 1867.

B. F. Cocker: Christianity and Greek Philosophy; or the Relation between Reflective Thought in Greece and the Positive Teaching of Christ and his Apostles. N. York, 1870.

Edm. Spiess: Logos spermaticos. Parallelstellen zum N. Test, aus den Schriften der alten Griechen. Ein Beitrag zur christl. Apologetik und zur vergleichenden Religionsforschung. Leipz. 1871.

G. Boissier: La religion romaine d'Auguste aux Antonins. Paris, 1884, 2 vols.

J. Reville: La religion a Rome sous les Severes. Paris, 1886.

Др. сочинения по истории Греции: Thirlwall, Grote и Curtius; по истории Рима: Gibbon, Niebuhr, Arnold, Merivale, Schwegler, Ihne, Duruy (перев. с французского W. J. Clarke), Mommsen. Ranke: Weltgeschichte. Th. iii. 1882. Schiller: Gesch. der romischen Kaiserzeit. 1882.

Язычество — это религия, которая, подобно дикому растению, произрастает на почве падшей человеческой природы, замутненного изначального знания Бога, обожествления разумной и неразумной твари и соответствующего извращения представлений о нравственности, благодаря чему естественные и неестественные пороки получают официальное одобрение.[65]

Даже религия Греции, которая, как прекрасный плод фантазии, по праву именовалась религией красоты, искажена этим нравственным извращением. В ней совершенно отсутствует истинное представление о грехе, а следовательно, и истинное представление о святости. Она рассматривает грех не как извращенность воли и преступление против богов, но как безрассудство и преступление против человека, зачастую даже исходящее от самих богов; ибо «Помрачение ума» или «Нравственная слепота» (`'???) — это «дочь Юпитера», богиня, хотя и изгнанная с Олимпа. Именно она является источником всех бед на земле. Гомер не имел понятия о дьяволе, но придавал дьявольские черты своим божествам. Греческие боги, а также скопированные с них римские боги — это просто мужчины и женщины, в которых Гомер и простые люди видели и чтили свойственные грекам слабости и пороки, а также преувеличенные добродетели. Боги рождаются, но никогда не умирают. У них есть такие же тела и чувства, как у смертных, только колоссальных размеров. Они едят и пьют, правда, в отличие от людей, нектар и амброзию. Они просыпаются и засыпают. Они путешествуют, но со скоростью мысли. Они общаются и воюют друг с другом. Они сожительствуют с человеческими существами, производя на свет героев и полубогов. Они ограничены временем и пространством. Хотя иногда их удостаивают чести считаться всемогущими и всеведущими и называют святыми и справедливыми, эти боги подвластны неумолимой судьбе (мойрам), нередко впадают в заблуждение и обвиняют друг друга в глупости и преступлениях. Их небесное блаженство нарушают различные проблемы земной жизни. Даже патриарха олимпийской семьи Зевса, или Юпитера, обманывает его сестра и жена Гера (Юнона), с которой он триста лет прожил в тайном браке, прежде чем провозгласил ее своей супругой и царицей богов. Кроме того, Зевс пребывает в неведении относительно событий, предшествующих осаде Трои. Он грозит своим собратьям ударами молнии и смертью и заставляет весь Олимп дрожать от страха, когда он в гневе встряхивает волосами. Нежная Афродита–Венера истекает кровью из–за колотой раны на пальце. Марса камнем сбивает Диомед. Нептуну и Аполлону приходится работать по найму, и их время от времени обманывают. Гефест хромает, что вызывает насмешки окружающих. Из–за своих брачных связей боги постоянно ревнуют друг друга и ссорятся. Они исполнены зависти, ненависти и похоти, толкают людей на преступления и провоцируют друг друга на обман и жестокость, вероломство и прелюбодеяние. «Илиада» и «Одиссея», самые известные поэмы, рожденные гением греков, — это скандальная хроника жизни богов. Потому Платон и запретил их в своей идеальной Республике. Пиндар, Эсхил и Софокл доросли до более возвышенных представлений о богах и дышали более чистым воздухом нравственности; однако они выражали взгляды абсолютного меньшинства, в то время как Гомер выражал убеждения народа.

Несмотря на это существенное отступление от истины и святости, язычество все же было религией, поисками «неведомого Бога». Его предрассудки свидетельствовали о потребности в вере. Его многобожие покоилось на едва различимом основании единобожия: оно подчиняло всех богов Юпитеру, а самого Юпитера — мистической судьбе. В основе язычества лежало ощущение зависимости от высших сил и уважение к божественному. Оно сохранило память о золотом веке и грехопадении. Оно ощущало потребность в примирении с божеством и искало этого примирения в молитве, епитимьях и жертвах. Многие из религиозных традиций и обычаев язычества были слабым отзвуком изначальной религии, а его мифологические мечты о слиянии богов с людьми, о полубогах, о том, как Геракл избавил Прометея от страданий, были бессознательными пророчествами и плотскими предчувствиями христианских истин.

Только этим и объясняется готовность, с которой язычники, к стыду евреев, приняли Евангелие.[66]

По всему языческому миру был рассеян духовный Израиль, никогда не обрезывавшийся по плоти, но получивший незримое обрезание сердца, совершенное рукой Святого Духа, Который дышит, где хочет, и не связан рамками каких–либо человеческих законов и обычных средств. Ветхий Завет дает нам несколько примеров истинного благочестия вне пределов видимого общения с еврейской Церковью в лице Мелхиседека (друга Авраама, царя и священника, прообраза Христа), Иофора (мадиамского священника), Раав (женщины из Ханаана, которая принимала у себя Иисуса Навина и Халева), Руфи (моавитянки и прародительницы нашего Спасителя), царя Хирама (друга Давида), царицы Савской (которую привела в восхищение мудрость Соломона), сириянина Неемана и особенно Иова, великого страдальца, который радовался в надежде на своего Спасителя.[67]

Элементы истины, нравственности и благочестия, рассеянные по всему древнему язычеству, пришли в него из трех источников. Прежде всего, человек, даже в своем падшем состоянии, сохраняет некоторые черты божественного образа: знание Бога,[68] каким бы неясным оно ни было, нравственное чувство, или совесть,[69] и жажду единения с Божеством ради истины и праведности.[70] Учитывая это, мы можем вместе с Тертуллианом назвать прекрасные и истинные сентенции Сократа, Платона, Аристотеля, Пиндара, Софокла, Цицерона, Вергилия, Сенеки, Плутарха «свидетельствами души, христианской по своей сути»,[71] свидетельствами естества, предопределенного к христианству. Во–вторых, определенное значение следует придать даже самым смутным преданиям и воспоминаниям, которые дошли до нас из общих изначальных откровений, данных Адаму и Ною. Но третий и самый важный источник языческих предчувствий истины — управляющее всем провидение Бога, у Которого всегда были свидетели. В особенности мы должны, вместе с греческими отцами, принять во внимание влияние божественного Предвоплощенного Слова, Логоса,[72] Который был наставником человечества, истинным светом разума, сияющим во тьме и просвещающим всякого человека, сеятелем, насаждающим в почву язычества семена истины, красоты и добродетели.[73]

Лучшая часть язычества, которая нас в данный момент интересует, представлена двумя великими государствами классической античности, Грецией и Римом. Апостолы непосредственно соприкасались с языком, нравственностью, литературой и религией этих народов, в рамках которых церковь и распространялась в течение всей первой эпохи ее истории. Наряду с евреями, греки и римляне были избранными народами древнего мира, и все они жили на одной земле. Евреи были избраны ради вечных ценностей, они хранили святилище истинной религии. Греки подготовили элементы естественной культуры, науки и искусства, которыми предстояло воспользоваться церкви. Римляне создали понятие закона и превратили цивилизованный мир во всемирную империю, готовую послужить духовной всеобщности Евангелия. И греки, и римляне были невольными служителями Иисуса Христа, их «неведомого Бога».

Эти три народа, по своей природе ожесточенно враждовавшие друг с другом, соединились в надписи на кресте, которая, по приказу язычника Пилата, указывала святое имя и царский титул Искупителя, написанные «по–Еврейски, по–Гречески, по–Римски».[74]

Литература древних греков и всемирная империя римлян, наряду с Моисеевой религией, играли главную роль в подготовке мира к христианству. Они создали человеческие формы, в которых воплотилась божественная суть Евангелия, тщательно взращенная во чреве еврейской теократии. Они заложили естественное основание сверхъестественного здания Небесного Царства. Бог наделил греков и римлян изобилием природных даров, чтобы они смогли подняться до самого высокого уровня цивилизации, какой только возможен без помощи христианства, и тем самым предоставили в распоряжение церкви достижения науки, искусства и закона, но одновременно показали, что одни лишь человеческие достоинства никак не могут принести миру блаженство и спасение.

Греки, немногочисленные, как и евреи, но сыгравшие в истории гораздо более важную роль, нежели бесчисленные орды азиатов, были призваны выполнить благородную задачу: явить под солнечным небом и с ясной головой образ человечества, отражающий его природную силу и красоту, но также и его природное несовершенство. Они разработали принципы науки и искусства. Они освободили разум от власти темных сил природы и мрачных размышлений восточного мистицизма. Они обрели ясность и свободу зрелого сознания, смело исследовали законы природы и духа и воплотили идею красоты во всевозможных формах искусства. Они создали подлинные шедевры поэзии, скульптуры, архитектуры, живописи, философии, риторики, историографии, которыми до сих пор восхищается мир и которые до сих пор изучают как образцы формы и вкуса.

Все эти труды обрели свою истинную ценность и полезность лишь в руках христианской церкви, которой они в конце концов достались. Греция дала апостолам богатый и красивый язык, чтобы выразить божественную истину Евангелия, но задолго до того Провидение распорядилось таким образом, что политические движения разнесли этот язык по всему миру и сделали его основой цивилизации и международного общения, подобно латыни в Средние века, французскому языку в XVIII веке и английскому в XIX веке. «Греческий язык, — говорит Цицерон, — знают среди почти всех народов; латинский замкнут в своих собственных узких границах». Греческие учителя и люди искусства последовали за победоносными легионами Рима в Галлию и Испанию. Молодой герой Александр Великий, истинный македонянин по рождению, но восторженный почитатель Гомера, подражатель Ахиллеса, ученик Аристотеля, завоевавшего весь мир своей философией, а потому истинный грек своего времени, замыслил великое дело: сделать Вавилон престолом всемирной греческой империи; и хотя эта империя развалилась на части после его безвременной кончины, она все же донесла греческую литературу до границ Индии и сделала ее общим достоянием всех цивилизованных народов. Дело, начатое Александром, завершил Юлий Цезарь. Под защитой римских законов апостолы могли странствовать повсюду, а при помощи греческого языка — объясняться с жителями любого города, находившегося в подчинении у Рима.

Греческая философия (в особенности Платона и Аристотеля) заложила естественную основу научного богословия; греческое ораторское искусство — основу священной риторики; греческое искусство — основу искусства христианской церкви. Более того, немало классических идей и изречений вплотную приближаются к порогу откровения и звучат как пророчества христианской истины — в особенности духовные воспарения Платона,[75] глубокие религиозные размышления Плутарха,[76] нравственные предписания Сенеки, местами напоминающие учение Павла.[77] Для многих величайших отцов церкви: Иустина Мученика, Климента Александрийского, Оригена и в некоторой степени даже Августина — греческая философия стала мостом к христианской вере, воспитателем, приведшим их ко Христу. Более того, вся древняя Греческая церковь выросла на основании греческого языка и греческого народа, и вне этого контекста ее невозможно понять.

Здесь и кроется подлинная причина того, почему классическая литература до сих пор составляет основу гуманитарного образования во всем христианском мире. Молодежь знакомят с простейшими формами науки и искусства, с образцами чистого, гармоничного стиля, а также с высшими достижениями интеллектуальной и художественной культуры, которых человечество добилось своими силами, и вместе с этим молодых людей обучают научному пониманию христианской религии, возникшей в тот момент, когда греко–римская цивилизация достигла своего наивысшего расцвета и уже начала увядать. Греческий и латинский языки, подобно санскриту и еврейскому языку, умерли в пору своей молодости — их сохранили и уберегли от исчезновения бессмертные сочинения классиков. Эти языки по–прежнему обеспечивают лучшими терминами каждое новое изобретение и каждое направление в науке и искусстве. Первоначальные документы христианства были защищены от неопределенности, свойственной постоянно меняющимся живым языкам.

Но если не считать неизменной ценности греческой литературы, слава самой Греции к моменту рождения Христа уже безвозвратно ушла. Гражданские свободы и независимость были уничтожены внутренними раздорами и разложением. Философия выродилась в скептицизм и утонченный материализм. Искусство деградировало, став служанкой ветрености и сладострастия. Безверие и суеверия пришли на смену здоровой религиозности. Нечестность и распутство господствовали среди людей всякого звания.

Эта безнадежная ситуация не могла не убедить наиболее искренние и благородные сердца в суетности всяких наук и искусств, а также в полной неспособности этой естественной культуры восполнить глубинные потребности души. Она должна была наполнить души жаждой новой религии.

Римляне были самой практичной и политичной нацией античности. Их призванием было воплотить на практике идею государства и гражданского права и объединить народы мира в колоссальную империю, простирающуюся от реки Евфрат до Атлантического океана и от Ливийской пустыни до берегов Рейна. Эта империя охватывала самые богатые и цивилизованные страны Азии, Африки и Европы, а ее население насчитывало примерно сто миллионов, что к моменту возникновения христианства составляло, наверное, одну треть всего человечества.[78] Историческое значение империи вполне соответствовало ее внушительным размерам. Нибур утверждал, что история любого древнего народа заканчивается историей Рима, а история любого современного народа начинается с истории Рима. Таким образом, история этого государства имеет всемирное значение, она представляет собой огромную сокровищницу античного наследия. Если греки обладали глубочайшим среди всех народов умом, а в области литературы диктовали законы даже своим победителям, то римляне обладали самым сильным характером и были рождены для того, чтобы править миром. Эти различия затрагивали и религиозную, и нравственную жизнь обоих народов. Греческая мифология была художественным вымыслом и опоэтизированной религией, римская была создана с точным расчетом и приспособлена к политическим и утилитарным задачам государства, но при этом оставалась впечатляющей, искренней и деятельной. «В отличие от греков, римляне не любили красоту. В отличие от германцев, они не жили в общении с природой. Их единственной идеей был Рим — не древний, легендарный, поэтический Рим, а Рим воюющий и побеждающий; и "orbis terrarum domina. S. P. Q. R." начертано почти на каждой странице их литературных произведений».[79]

С самого начала римляне верили в свое призвание править миром. В отличие от образованных греков, римляне смотрели на всех иностранцев не как на варваров, а как на врагов, которых нужно победить и обратить в рабство. Их высшие представления о человеческой славе и счастье были связаны с войной и триумфом. Слова «Tu, regere imperio populos, Romane, memento!» были их девизом, причем задолго до того, как Вергилий облек их в данную поэтическую форму. Само название urbs ceterna[80] и характерный миф о его основании предрекали будущее Рима. В самых тяжелых обстоятельствах римляне никогда, ни на минуту не теряли надежды создать государство. Они претворяли в жизнь свои амбициозные планы с неистощимой энергией, мудрой политикой, непоколебимым постоянством и звериной ненасытностью и, конечно, стали повелителями, а заодно, как пишет их величайший историк Тацит, и жадными грабителями мира.[81]

Завоевав мир мечом, римляне навели в нем порядок при помощи закона, перед величием которого пришлось склониться каждому народу, и украсили его мирными искусствами. Философия, красноречие, история и поэзия переживали свой «золотой век» в лучах заходящего солнца республики и восходящего солнца империи и простирали свое цивилизующее влияние до пределов варварских земель. Не склонные к самостоятельному творчеству в литературе и изобразительных искусствах, римские писатели и художники талантливо подражали греческим философам, ораторам, историкам и поэтам. Август превратил Рим из города кирпичных лачуг в город мраморных дворцов.[82] Из Греции везли самые красивые картины и скульптуры, на площадях воздвигали триумфальные арки и колонны, и богатства изо всех уголков света приносились в дань гордости, красоте и роскоши столицы. Провинции, заражавшиеся духом усовершенствования, вырастали в многолюдные города, а величественный Иерусалимский храм был перестроен в соответствии с амбициозным и экстравагантным замыслом Ирода. Права личности и частная собственность строго охранялись. Покоренные народы зачастую справедливо жаловались на жадность губернаторов провинций, но в целом меньше страдали от внутренних междоусобиц и нападок извне, наслаждались относительным общественным спокойствием и поднялись на более высокую ступень светской цивилизованности. С помощью заботливо устроенных дорог, следы которых сохранились в Сирии, Альпах, по берегам Рейна, от окраины до окраины империи было налажено военное, торговое и почтовое сообщение. Путешествовать при Цезарях было удобнее и безопаснее, чем в любой последующий период вплоть до начала XIX века. От Рима к дальним окраинам империи протянулись пять главных дорог, которые в морских портах смыкались с водными путями. «Мы можем путешествовать, — говорит римский писатель, — в любое время и плавать от востока до запада». Торговцы везли на берега Тибра, как в наши дни — на берега Темзы, бриллианты с Востока, балтийский янтарь, драгоценные металлы из Испании, диких животных из Африки, произведения искусства из Греции и всевозможные предметы роскоши. Провидец и автор Апокалипсиса, рисуя пророческую картину падения империи, властвующей над миром, особо упоминает о ее обширной торговле: «И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает. Товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих. И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя, — ты уже не найдешь его».[83]

Языческий Рим просуществовал после этого предсказания довольно продолжительное время, но причины упадка появились уже в I веке. Бесконечная экспансия и внешнее процветание привели к пренебрежению семейными и общественными ценностями, которые сначала так выгодно отличали римлян от греков. Нация патриотов и освободителей, которые оставили свои орала ради служения обществу, а затем вновь покорно вернулись к земле и на кухню, вымерла. Поклонение богам, составлявшее основу их добродетели, выродилось в простую формальность, то обрастая самыми нелепыми суевериями, то сменяясь полным безверием, — дошло до того, что сами жрецы, встречаясь на улице, смеялись друг другу в лицо. Неверие и суеверия, уживающиеся в одном человеке, — не такое уж редкое зрелище, если истинно изречение, что противоположности притягиваются. Человек должен во что–то верить и поклоняться либо Богу, либо сатане.[84] Колдуны и некроманты расплодились во множестве и пользовались щедрым покровительством. Простота и довольство древности уступили место беспредельной алчности и расточительству. На смену нравственности и целомудрию, прекрасным символом которых было семейное служение девственницы Весты, пришли порок и распутство. Римляне начали искать развлечения в варварских боях животных и гладиаторов, которые нередко уносили по двадцать тысяч человеческих жизней в месяц. Низшие классы утратили всякое представление о благородстве, не заботясь ни о чем, кроме partem et circenses[85] и превратили гордую столицу империи на Тибре в последнюю из рабынь. Огромная империя Тиберия и Нерона была всего лишь медленно, но верно разрушающимся гигантским бездушным телом. Некоторые императоры были жестокими тиранами и беззаконными чудовищами; тем не менее решением Сената их приравнивали к богам, и для поклонения им возводили алтари и храмы. Начало этому типично римскому обычаю положил Цезарь, которого даже при жизни почитали как «Divus Julius» за его выдающиеся победы, хотя они обошлись Риму более чем в миллион убитых, а еще миллион был взят в плен и обращен в рабство.[86] Мрачный образ язычества, нарисованный апостолом Павлом в Послании к римлянам, полностью подтверждается Сенекой, Тацитом, Ювеналом, Персием и прочими языческими писателями той эпохи и указывает на безусловную необходимость искупления. «Мир, — гласит известное высказывание Сенеки, — полон преступлений и пороков. Их больше, чем можно исправить силой. Невинность не просто редко встречается, ее нет нигде».[87]

Все это отрицательные моменты. С другой стороны, всемирная Римская империя заложила хорошую основу для империи Евангелия. Она послужила тиглем, в котором расплавились, образовав хаос нового творения, все несовместимые и непримиримые особенности древних народов и религий. Римские легионы сокрушили стены, разделявшие народы древности, свели противоположные стороны цивилизованного мира друг с другом в свободном общении и связали север, юг, восток и запад узами общего языка и культуры, общих законов и обычаев. Таким образом, сами того не понимая, они проложили путь для стремительного и широкого распространения религии, которая соединяет все народы в единую Божью семью духовными узами веры и любви.

Представление о едином человечестве, стоящем за всеми расовыми, общественными и образовательными различиями, начало зарождаться в умах язычников и воплотилось в знаменитой строке Теренция, которую в театре встретили аплодисментами: «Ното sum: humani nihil а те alienum риto».[88]

Этим духом единства человечества дышали Цицерон и Вергилий. Отсюда и почтение, которое проявляли к автору «Энеиды» в святоотеческую эпоху и в Средние века. Августин называет Вергилия благороднейшим из поэтов, а Данте — «славой и светом других поэтов», своим наставником, проведшим его через ад и чистилище прямо к вратам рая. Многие считали, что в своей четвертой Эклоге Вергилий предсказал пришествие Христа. Это толкование ошибочно; но, как говорит один заслуженный ученый,[89] «Вергилий склонен к таким мыслям и чувствам, в которых больше благочестия, больше человечности и больше сходства с христианством, чем можно найти у любого другого древнего поэта, будь то грек или римлянин. Он не знал об этом, но его дух был подготовлен и ожидал откровения чего–то лучшего».

Кроме того, гражданские законы и институты Рима, а также его мудрость в административных делах во многом повлияли на внешнее устройство христианской церкви. Подобно Греческой церкви, унаследовавшей национальные черты Греции, Латинская церковь впитала национальные черты Древнего Рима, повторив в более возвышенных формах и его добродетели, и его пороки. Римский католицизм — это крещенный языческий Рим, христианский слепок со всемирной империи, некогда имевшей своим престолом город на семи холмах.

Хотя Римская империя целенаправленно создавала лишь внешний политический союз, косвенно она все–таки способствовала взаимному интеллектуальному и нравственному сближению враждующих религий иудеев и язычников, которым, благодаря сверхъестественной силе креста Христова, предстояло примириться друг с другом и стать единым божественным братством.

1. Со времен Вавилонского пленения евреи были рассеяны по всему свету. Они были столь же вездесущи в Римской империи I века по P. X., как и в нынешнем христианском мире. По словам Иосифа Флавия и Страбона, не было такой страны, где бы они не составляли часть населения.[90] В числе свидетелей чуда Пятидесятницы были «Иудеи… из всякого народа под небесами… Парфяне и Мидяне и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, Критяне и Аравитяне».[91] Несмотря на неприязнь язычников, талантом и трудолюбием евреи приобрели богатство, влияние и все возможные привилегии и построили свои синагоги во всех торговых городах Римской империи. Помпей привез в столицу довольно много пленников–евреев из Иерусалима и поселил их на правом берегу Тибра (Трастевере). Основав это поселение, он, сам того не подозревая, подготовил основной материал для созидания Римской церкви. Юлий Цезарь щедро покровительствовал евреям, они же выразили свою благодарность в том, что много ночей подряд собирались и оплакивали его смерть на площади, где тело убитого императора сожгли на погребальном костре.[92] Юлий Цезарь даровал евреям свободу публично поклоняться Богу и тем самым юридически признал их религиозным сообществом. Август подтвердил эти привилегии. В его правление в городе уже насчитывались тысячи евреев. Затем последовала реакция. Тиберий и Клавдий изгнали евреев из города, но они вскоре вернулись и сумели отстоять свое право свободно исполнять свои обряды и обычаи. Частые сатирические намеки на евреев, а также отвращение и презрение, которые питали к ним римляне, подтверждают, что этот народ пользовался влиянием. До Нерона мольбы евреев дошли благодаря его жене Поппее, которая, похоже, сочувствовала их вере. Иосиф Флавий, самый выдающийся еврейский ученый, пользовался благосклонностью трех императоров: Веv спасиана, Тита и Домициана. Говоря словами Сенеки (которые цитирует Августин), «побежденные евреи диктовали законы своим победителям–римлянам».

Благодаря этой еврейской диаспоре в почву идолопоклоннического мира были брошены семена познания истинного Бога и мессианской надежды. Ветхозаветные Писания были переведены на греческий язык за два столетия до Христа, их читали и истолковывали во время публичного поклонения Богу, открытого для всех. Каждая синагога была миссионерским форпостом единобожия и предоставляла апостолам прекрасное место и естественную отправную точку для проповеди Христа как Исполнителя закона и пророков.

В результате, поскольку влияние языческих религий было безнадежно подорвано скептической философией и широко распространившимся безверием, многие убежденные язычники, в особенности женщины, полностью или частично перешли в иудаизм. Тех, кто обратился всем сердцем, называли «прозелитами праведности»[93] — как правило, они были еще более фанатичны и нетерпимы к другим, чем настоящие евреи. Те, кто обратился наполовину, — «прозелиты врат»[94] или «боящиеся Бога»[95] — принимали только единобожие, основные нравственные законы и мессианские надежды евреев, но не обрезывались. Новый Завет изображает последних самыми восприимчивыми слушателями Евангелия, они стали ядром многих первых христианских церквей. К этой группе принадлежали сотник из Капернаума, Корнилий из Кесарии, Лидия из Филипп, Тимофей и многие известные ученики.

2. С другой стороны, через язык, философию и литературу греко–римское язычество оказало довольно значительное влияние на высшие и наиболее образованные слои евреев, смягчив их фанатичную нетерпимость. В целом говорившие на греческом языке иудеи диаспоры — «эллинисты», как их называли — были гораздо либеральнее палестинских иудеев, сохранивших родной язык. Об этом можно судить по миссионерам среди язычников, Варнаве с Кипра и Павлу из Тарса, а также по всей антиохийской церкви, если сравнить ее с иерусалимской. Эллинистическая форма христианства была естественной тропинкой к язычникам.

Самый замечательный пример переходного, хотя и крайне фантастического и напоминающего гностицизм сочетания иудейских и языческих элементов мы находим в образованных кругах египетского мегаполиса, Александрии, и в философской системе Филона, который родился около 20 г. до P. X. и прожил до 40 г. по P. X., но никогда не соприкасался со Христом или апостолами. Этот иудейский философ попытался соединить религию Моисея с философией Платона посредством остроумного, но произвольного аллегорического толкования Ветхого Завета. Из книг Притчей и Премудрости он вывел учение о Логосе, настолько похожее на учение Евангелия от Иоанна, что многие толкователи сочли необходимым приписать апостолу знакомство с трудами или, по крайней мере, с терминологией Филона. Между тем рассуждения Филона в сравнении с Иоанновым «Слово стало плотью» выглядят как тень в сравнении с предметом или как сон в сравнении с явью. Филон не оставляет никакой возможности для воплощения, но совпадение его рассуждений с этим великим утверждением весьма примечательно.[96]

Терапевты, или «поклоняющиеся», мистическая и аскетическая секта в Египте, сходная с иудейскими ессеями, воплотила этот платонический иудаизм в жизнь, но и они, конечно, не преуспели в попытках соединить две религии в живой и долговременный союз. Такое единство могла создать лишь новая религия, данная с небес.[97]

Самаряне, смешанная нация, также соединявшая в себе, хотя и иным образом, элементы иудейской и языческой религии, существовали совершенно независимо от александрийского философского иудаизма.[98] Их история началась во времена Вавилонского плена. Они придерживались Пятикнижия, обрезания и плотских мессианских надежд, но у них был свой храм на горе Гаризим, и они люто ненавидели евреев. Как свидетельствуют беседа Иисуса с самарянкой[99] и проповедь Филиппа[100], самаряне с готовностью откликнулись на христианство, но, подобно ессеям и терапевтам, легко скатились в ересь. Например, Симона Волхва и других самарийских ересиархов ранние христианские писатели называют главными родоначальниками гностицизма.

3. Таким образом, путь для христианства был приготовлен во всех аспектах: позитивно и негативно, прямо и косвенно, в теории и на практике, истиной и заблуждением, ложными убеждениями и неверием — этими враждующими, но неразделимыми братьями, — иудейской религией, греческой культурой, римским завоеванием; тщетными попытками соединить иудейское и языческое мышление, явной беспомощностью человеческой цивилизации, философии, искусства, политической властью, упадком древних религий, всеобщим беспорядком и безнадежной нищетой эпохи, мечтами всех искренних и благородных душ о религии спасения.

«Когда пришла полнота времени», когда увяли все красивейшие цветы науки и искусства и мир оказался на краю отчаяния, Сын Девы родился, чтобы исцелить болезни человечества. Христос вошел в умирающий мир как Созидатель новой и непреходящей жизни.

Примечания:

1

Моя «История апостольской церкви» (которая соотносится с «Историей христианской церкви» таким же образом, как и «История основания и обучения христианской церкви апостолами» Неандера — с его «Общей историей христианской религии и церкви») выходила на немецком языке в Мерсерсбурге, штат Пенсильвания, в 1851 г., а потом, в переработанном виде, — в Лейпциге в 1854 г.; в английском переводе, сделанном покойным д–ром Йоменсом, — в Нью–Йорке в 1853 г., в Эдинбурге в 1854 г. (в двух томах), и с тех пор еще несколько раз, без изменений. Если будет потребность в новом издании, я намереваюсь внести в него несколько исправлений, уже сделанных в рукописи, — особенно в Общее введение, которое занимает 134 страницы. Первый том моей «Церковной истории» (с 1 по 311 г. по P. X.) был впервые издан в Нью–Йорке в 1858 г. (и на немецком языке в Лейпциге в 1867 г.); однако, начав переработку текста, я изъял книгу из продажи. Апостольской эпохе посвящены лишь 140 из 535 страниц этого тома.

4

См. F. Piper: Einleitung in die monumentale Theologie. Gotha, 1867.

5

Это новое слово придумано по аналогии с немецким термином vor–reformatorisch и обозначает эпоху предшественников Реформации, или «реформаторов до Реформации», как Ульман называет Виклифа, Гуса, Савонаролу, Весселя и других. Этот термин, как, впрочем, и любой другой, отражает лишь одну точку зрения на исторический период, разделяющий Бонифация VIII и Лютера.

6

«Я человек, ничто человеческое мне не чуждо» (лат.). — Прим. изд.

7

«Я христианин, ничто христианское мне не чуждо» (лат.). — Прим. изд.

8

Лучшим изданием этих греческих историков был трехтомник под редакцией Анри де Валуа (Valesius) на греческом и латинском языках с примечаниями, Paris, 1659 — 1673, а также Amsterd., 1695, и, с дополнительными примечаниями У. Рединга, Cambridge, 1720. «История» Евсевия в переводах часто выходила отдельным изданием.

9

????????? ????????? ??? ??????????? ?????????????? ???????? ?????? ??. Под редакцией иезуита Фронтона Ле–Дюка, Пар. 1630, 2 т. ин–фолио. Это единственное греческое издание на основе единственного сохранившегося манускрипта, который принадлежал королю Венгрии, затем перешел во владение турок и, наконец, оказался в венской Императорской библиотеке. Однако латинский текст в редакции Джона Лэнга был издан в Базеле еще в 1561 г.

10

Мы не упоминаем менее значительные продолжения, составленные поляком–доминиканцем А. Бзовиусом (Bzovius, с 1198 по 1565 г., в 8 т.) и Анри Спонде, епископом Памьерским (с 1197 по 1647 г., 2 т.). Лучшее из старых изданий, включающее в себя дополнение Рейнальди (но не Ладерки), а также научную критику Паджи и его племянника, было составлено архиепископом Манси (Лукка, 1738 — 1757 г., 38 т. ин–фолио). Столетием позже живший в Риме немецкий ученый Августин Тейнер, префект ватиканских архивов, возобновил работу над продолжением «Анналов», включив в них понтификат Григория XIII, 1572 — 1584 г. (Rome — Paris, 1856, 3 vols, fol.), и надеялся довести историю до восшествия на папский престол Пия VII (1800), в 12 томах ин–фолио. Однако он прервал работу над продолжением и в 1864 г. приступил к изданию новой редакции всего сочинения (включая дополнения Рейнальди и Ладерки), окончательный объем которого должен был составить 45—50 томов, в г. Бар–ле–Дюк, Франция. Сначала Тейнер был либеральным католиком, затем стал ультрамонтаном, а в конце концов назвал себя старокатоликом (в переписке с Доллингером). Он был изгнан из Ватикана (1870), но помилован папой и в 1874 г. внезапно скончался. Его старший брат, Иоганн Антон, стал протестантом.

47

Кол. 1:16; Агг. 2:7; Мк. 1:15; Гал. 4:4.

48

Быт. 3:15.

49

Ин. 1:5; Рим. 1:19–20; 2:14–15.

50

Деян. 14:16.

51

Деян. 17:26–27.

52

Лк. 15:11–32.

53

Деян. 17:23.

54

Св. Августин. Исповедь, кн. 1, гл. 1: «Fecisti nos ad Те, et inquietum est cor nostrum, donec requiescat in Те» («Ты создал нас для Себя, и душа наша дотоле томится и не находит себе покоя, доколе не успокоится в Тебе»).

55

Ин. 4:22. См. также Лк. 24:47; Рим. 9:4–5.

56

Geschichte des Volkes Israel, vol. I, p. 9 (3^d ed.).

57

От евр. слова ???. Считалось, что они отделены от обычных людей и всяких чужеземных и развращающих влияний правильностью своих убеждений и высокой чистотой жизни. Эвальд писал (IV, 482): «Pharisaer bezeichnet Gesonderte oder Besondere, namlich Leute die vor andern durch Frommigkeit ausgezeichnet und gleichsam mehr oder heiliger als andere sein wollen».

58

Название происходит либо от имени предполагаемого основателя партии, Садока (Эвальд, IV, 358), либо от евр. слова ????, «справедливый».

59

Название секты пишется по–разному (???????, ???????, ???????) и происходит либо от имен собственных, либо из греческого языка, либо из еврейского и арамейского языков. Наиболее вероятными представляются варианты происхождения от ????, ?????, «святой»; ????, «врач» (ср. соответствующее понятие у Филона, ??????????, которое, однако, означает «поклонник», «приверженец»); от ????, «провидец»; от раввинистического ??, «сторож», «охранник» (Эвальд, в прошлом); от ???, «молчать» (Йост, Лайтфут); от сирийского chasi или chasyo, «благочестивый», — однокоренное с еврейским chasid, chasidim (Де Сэси; Эвальд, IV, 484, 3^d ed. и Хитциг). См. Schurer, N. Т. Zeitgesch. pp. 599 sqq., а также поучительное «Пояснение относительно ессеев и колосской ереси» Лайтфута в Com. on Coloss. (1875), pp. 73, 114–179. Лайтфут еще раз опровергает распространенные слухи о происхождении христианства от учения ессеев.

60

Рим. 3:20: ??? ????? ????????? ????????.

61

?????????? ??? ?????? ?.

62

Гал. 3:24.

63

????? ???????????, то есть пришел и встал рядом, был добавлен в качестве дополнительной меры, Рим. 5:20.; ср. ????????? означает, что закон был «прибавлен сверху» к обетованию, которое Бог дал Аврааму, Гал. 3:19.

64

Вт. 18:15.

65

См. данное Павлом описание языческой безнравственности, Рим. 1:19–32.

66

См. Мф. 8:10; 15:28; Лк. 7:9; Деян. 10:35.

67

Даже Августин, каких бы строгих взглядов он ни придерживался, приводит историю Иова в доказательство того, что Царство Божье в ветхозаветном домостроительстве не было предназначено исключительно для евреев, а затем добавляет: «Divinitus autem provisum fuisse non dubito, ut ex hoc uno sciremus, etiam per alias gentes esse potuisse, qui secundum Deum vixerunt, eique placuerunt, pertinentes ad spiritualem Hierusalem». De Civit. Dei, xviii. 47. {«Я не сомневаюсь, что так было устроено божественным промыслом с той целью, дабы мы знали, что и среди других народов могли быть люди, которые жили по Богу и угодили Ему, принадлежа к небесному Иерусалиму». О граде Божием, кн. 18, гл. XVIII.}

68

Рим. 1:19, ?? ??????? ??? ????. См. мои комментарии относительно Ланге, там же.

69

Рим. 2:14–15. См. Ланге, там же.

70

См. Деян. 17:23,27–28 и мои замечания по поводу алтаря ???? ???????? в History of the Apost. Church, § 73, p. 269 sqq.

71

Testimonia animae naturaliter Christianae.

72

????? ???????, ????? ???????????.

73

См. Ин. 1:4–5,9–10.

74

Ин. 19:20.

75

См. С. Ackermann, The Christian Element in Plato and the Platonic Philosophy, 1835, перев. с немецкого С. Р. Осбери, вступительная статья д–ра Шедда. Edinburgh, 1861.

76

Например, в его выдающемся сочинении De sera numinis vindicta. Странно, что этот философ, нравственные принципы которого были ближе всего к христианским, ни разу не упоминает о христианстве. Эпиктет и Марк Аврелий упоминают о нем, но только по одному разу.

77

По поводу взаимоотношений Павла и Сенеки см. тщательно проработанную диссертацию епископа Лайтфута в его Commentary on the Philippians, pp. 268–331 (3^d ed. 1873).

78

Чарльз Меривейл в своей «Истории римлян в эпоху империи» (History of the Romans under the Empire, Lond. 1856, vol. iv, p. 450–451) оценивает население Римской империи при Августе в 85 миллионов человек, из них 40 миллионов в Европе, 28 миллионов в Азии и 17 миллионов в Африке, но не включает в этот список жителей Палестины. По превосходившим эти подсчеты оценкам Грезуэлла и других, население Римской империи составляло 120 миллионов человек.

79

Hare, Guesses at Truth, p. 432 (Lond. ed. 1867).

80

«Вечный город». — Прим. изд.

81

«Raptores orbis, quos поп oriens, поп occidens satiaverit».

82

Так и племянник современного Цезаря превратил Париж в город прямых, широких улиц и великолепных дворцов.

83

Отк. 18:11–14.

84

«В те дни неверие и суеверия, разные оттенки одного и того же исторического феномена, существовали в римском мире бок о бок; немало было людей, сочетающих в себе обе крайности, — они отрицали богов вместе с Эпикуром, но при этом молились и совершали жертвоприношения у каждого алтаря». Theod. Mommsen, History of Rome, transl. by Dickson, Lond. 1867, vol. iv, p. 560.

85

«Хлеба и зрелищ». — Прим. изд.

86

«В чрезмерном благоговении римский Сенат даже хотел поставить его статую в храме самого Квирина, написав на ней ???? ????????, "непобедимый Бог". Золотые кресла, позолоченные колесницы, триумфальные облачения, украшенные лавровыми венками и ветвями, громоздились друг на друга. Его день рождения сделали постоянным праздником, а месяц квинктилий назвали в его честь июлем. В память о его доброте предполагалось построить храм Согласия. Его персону объявили святой, и оскорбить его словом или делом считалось святотатством. В конституционную клятву была включена Фортуна Цезаря, а Сенат дал торжественное обещание соблюдать неприкосновенность его деяний. В конце концов римляне пришли к выводу, что он вообще не человек; уже не Кай Юлий, a Divus Julius, Бог или Сын Божий. Цезарю как новому Квиринию должны были построить храм, а Антоний должен был стать его жрецом». J. A. Froude, Caesar (1879). Ch. XXVI, p. 491. Неискренность этого низкопоклонства, происходившего перед самым сенатским заговором, делает его еще более отвратительным. «Один подобострастный сенатор внес предложение предоставить Цезарю всех женщин Рима в полное распоряжение». Там же, с. 492.

87

De Iга, II. 8.

88

«Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». — Прим. изд.

89

Ректор Шейрп, статья о «Вергилии как гонителе христианства», опубликована в альманахе Princeton Review за сентябрь 1879 г., с. 403–420. См. эссе «Virgil als Theologe und Prophet» профессора Пайпера из Берлина, опубликованное в его «Evang. Kalender» за 1862 г.

90

Иосиф Флавий, «Иудейская война», кн. VII, гл. 3, § 3: «Известно, что иудейский народ рассеян по всей земле между обитателями различных стран» и т.д. «Иудейские древности», XIV, 7, 2: «Никого не должно удивлять, что в нашем храме была такая масса золота, потому что все в мире иудеи, равно как прочие почитатели Предвечного в Азии и в Европе, с давних времен доставляли туда свои приношения». Затем, цитируя Страбона, Иосиф Флавий пишет: «Последние проникли уже во все города, и нелегко найти какое–либо место на земле, где не было бы этого племени и которое не было бы занято им. Так, например, Египет и Кирена, находящиеся под властью одних и тех же правителей, относятся ко всем остальным безразлично, но охотно принимают и содержат у себя толпы иудеев и процветают вместе с ними, следуя законам иудейским».

91

Деян. 2:5,9–10.

92

Светоний, «Жизнь двенадцати цезарей», 84.

93

??? ?$???.

94

??? ???? , Исх. 20:10; Вт. 5:14.

95

?? ????????, ?? ?????????? ??? ????, Деян. 10:2; 13:16 и др., а также Иосиф Флавий.

96

Систему Филона очень тщательно изучили — как саму по себе, так и в связи с Иоанновым учением о Логосе — Гроссман (1829), Гфрёрер (1831), Дане (1834), Люке, Баур, Целлер, Дорнер, Уэбервег, Эвальд, И. Г. Мюллер (Die Messian. Erwartungen des Juden Philo, Basel, 1870), Кейм, Липсиус, Хаусрат, Шюрер и др. См. список литературы в Schurer, N. Т. Zeitgesch., р. 648.

97

P. E. Lucius: Die Therapeuten und ihre Stellung in der Geschichte der Askese. Strassburg, 1880.

98

Последние самаряне (около 140 душ) по–прежнему живут в Наблусе, древнем Сихеме, селятся в особом квартале, ходят в собственную синагогу, пользуются очень древней копией Пятикнижия и ежегодно празднуют на горе Гаризим иудейскую пасху, пятидесятницу и праздник кущей. Это единственное место на земле, где пасхальное жертвоприношение до сих пор совершается в соответствии с предписаниями Моисея в Исх. 12. См. Schaff, Through Bible Lands (N. York and Lond., 1878), pp. 314 sqq. и Hausrath, I.e. I. 17 sqq.

99

Ин. 4.

100

Деян. 8.