• Главная
• Контакты
• Нашёл ошибку
• Прислать материал
• Добавить в избранное

I. Источники: доктринальные и полемические произведения доникейских отцов церкви, особенно Иустина Мученика, Иринея, Ипполита, Тертуллиана, Киприана, Климента Александрийского и Оригена.

II. Литература: соответствующие разделы в трудах об истории учения церкви: Petavius, Munscher, Neander, Gieseler, Baur, Hagenbach, Shedd, Nitzsch, Harnack (first vol. 1886; 2^nd ed. 1888).

Jos. Schwane (католик): Dogmengeschichte der vornicanischen Zeit. Munster 1862.

Edm. de Pressense: Heresy and Christian Doctrine, transi, by Annie Harwood. Lond. 1873.

Специальные труды см. ниже. См. также список литературы к гл. XIII.

Вследствие широкого распространения заблуждений, описанных в предыдущей главе, церковь была вынуждена вести серьезную интеллектуальную борьбу, из которой она вышла победительницей, согласно обещанию своего Господа о том, что Святой Дух наставит ее в полноте истины. Субъективным, необоснованным и переменчивым измышлениям, мечтаниям и выдумкам еретиков она противопоставила вескую и прочную реальность божественного откровения. Христианское богословие развивалось вследствие внутренней потребности веры в знании. Но ересь, в частности гностицизм, дала этому развитию мощный толчок извне и стала той грозой, которая способствует плодоношению поля. Церковь обладала истиной с самого начала — в опыте веры и в Священном Писании, которое она со скрупулезной точностью передавала от поколения к поколению. Но теперь настало время для теоретического развития основ христианской истины[976], всестороннего их укрепления и представления в ясном и понятном свете. Таким образом, христианское полемическое и догматическое богословие, или логическое осмысление церковью учения о спасении, зародилось в конфликте с ересью, подобно тому как апологетическая литература и мученичество возникли вследствие иудейских и языческих гонений.

Начиная с этого времени различия между католическим и еретическим, ортодоксией и гетеродоксией, верой церкви и частным мнением несогласных приобретают все большее значение. Любое учение, соответствующее Священному Писанию и вере церкви, принималось как католическое, то есть всеобщее и исключительное[977]. Все, что существенно отличалось от этого стандарта, любое произвольное мнение, высказанное тем или другим частным лицом, любое искажение или извращение богодухновенного христианского учения, любой отход от общего мнения церкви считались ересью[978].

Почти все отцы церкви выступали против современных им ересей, приводя аргументы из Писания, опираясь на церковное предание и на разумные доказательства, разъясняя внутреннюю непоследовательность и абсурдность еретических мнений.

Но делая это и будучи едиными в духе и замысле, они следовали двумя разными путями, обусловленными разницей между греческим и римским национальным характером, особенностями умственной организации и волей Провидения. Греческое богословие, прежде всего александрийское, представленное Климентом и Оригеном, имеет преимущественно идеалистический и теоретический характер, рассматривает объективные учения о Боге, воплощении, Троице и христологии, старается вытеснить ложный гнозис подлинным знанием, ортодоксальной философией, основанной на христианской вере. Оно подверглось сильному влиянию платонистских рассуждений и теории Логоса. Латинское богословие, особенно северо–африканское, наиболее выдающимися представителями которого были Тертуллиан и Киприан, более реалистично и практично. Оно занималось учениями о человеческой природе и спасении и более прямолинейно осуждало гностицизм и философию. С этим связан тот факт, что греческие отцы церкви были прежде всего философами, латинские же были в основном законодателями и государственными деятелями. Первые рассматривали христианскую веру теоретически, вторые — в духе практической морали. Характерно также, что Греческая церковь опиралась в основном на труды апостола Иоанна, самого созерцательного из «богословов», Латинская же — на труды Петра, практического вождя церкви. И если Климент Александрийский и Ориген часто пускаются в туманные, почти гностические рассуждения и рискуют придать реальным христианским идеям спиритуалистское звучание, Тертуллиан непримиримо выступает против гностицизма и языческой философии, на которой гностицизм основан. «Что общего, — спрашивает он, — между Афинами и Иерусалимом, академией и церковью, еретиками и христианами?» Однако эта разница относительна. Александрийцы со всей своей склонностью к духовному иногда прибегали к поразительно буквальному толкованию, а Тертуллиан, несмотря на свое отвращение к философии, выдвигал глубокие теоретические идеи, которые получили полное развитие у Августина.

Ириней, представитель Восточной церкви, писавший на греческом языке, но трудившийся на Западе, занимает среднее положение между двумя этими ответвлениями. В целом его можно считать самым умеренным и здравым представителем церковной ортодоксии доникейского периода. Он так же решительно выступает против гностицизма, как и Тертуллиан, но понимает необходимость теории, которой недоставало в системе Тертуллиана. Его опровержение гнозиса[979], написанное между 177 и 192 г., — ведущий полемический труд II века. В первой книге этого труда Ириней приводит полное описание гностической системы Валентина; во второй книге начинает свое опровержение, в философском и логическом стиле; в третьей прибегает к католическому преданию и Святому Писанию, отстаивая ортодоксальное учение о единстве Бога, сотворении мира, воплощении Логоса, выступая против докетического отрицания подлинной человечности Христа и евионитского отрицания Его подлинной Божественности; в четвертой книге он продолжает доказывать истинность этих учений и, полемизируя против антиномианства школы Маркиона, доказывает единство Ветхого и Нового Заветов; в пятой, последней книге он представляет свои взгляды на эсхатологию, особенно на телесное воскресение — столь оскорбительное для гностического спиритуализма, а в заключение говорит об антихристе, конце света, промежуточном состоянии и тысячелетнем царстве.

Его ученик Ипполит в своих «Философуменах» дает нам во многих отношениях еще более полный рассказ о ранних ересях и прослеживает их истоки до языческих философских систем, но не так углубляется в разъяснение ортодоксальных учений церкви.

Основной задачей этой полемической литературы было, конечно же, развитие и утверждение христианской истины, а также наиболее эффективное опровержение противостоящих ей заблуждений. В частности, авторы ставили перед собой цель сформулировать учения о вере, воплощении Бога, подлинной Божественности и подлинной человечности Христа. Помня об этой цели, церковь под постоянным руководством Божественного Слова и апостольского предания неуклонно преодолевала опасности, двигаясь вперед меж угрожающих ей скал. Однако в научном осознании и формулировках учений было еще много неопределенности и туманности. В то тревожное время не было еще общих соборов, которые могли бы разрешать доктринальные несогласия от имени всей церкви. Догмы о Троице и личности Христа созреют и обретут окончательное символическое определение только в следующий период, в никейскую эпоху.

Термин ересь происходит от слова ?'??????, которое изначально переводилось как захват (от ?'????) или избрание, выбор, предпочтение (от ????????) и имело дополнительное значение произвольной оппозиции общественному мнению и авторитетам. В Новом Завете это слово указывает на избранный человеком образ жизни, школу, секту или партию, не обязательно в отрицательном плане, и применяется к фарисеям, саддукеям и даже христианам как иудейской секте (Деян. 5:17; 15:5; 24:5,14; 26:5; 28:22); оно может означать также раздор, вызванный разницей во мнениях (Гал. 5:20; 1 Кор. 11:19); и наконец, заблуждение (2 Пет. 2:1, ???????? ????????, губительные ереси или секты погибели). В этом отрывке значение слова наиболее близко к тому, которое будет позже употребляться в церкви. Термин еретик (????????? ????????) встречается только раз, в Тит. 3:10, и означает, скорее, человека с иным мнением, любителя поспорить, а не того, кто упорствует в заблуждениях.

Константин Великий все еще говорит о христианской церкви как о секте, ? ?'?????? ? ????????, ? ???????? ?'?????? (в послании к Кресту, епископу Сиракуз, Евсевий, Я. ?. X, с. 5, §21 и 22, ed. Heinichen, I. 491). Но после него церковь и секта уже стали противоположными понятиями. Первое слово стало обозначать единое правящее тело, последнее — несогласное меньшинство.

Отцы церкви обычно называют ересью ложное учение, в отличие от учения католического, а схизмой — нарушение дисциплины, в отличие от подчинения католическим властям. Древние ересеологи — в основном некритические, легковерные и нетерпимые, хотя искренние, благочестивые и ревностные сторонники служения ортодоксии — неправомерно умножали количество ересей, причисляя к ним учения, не относившиеся к христианским, и исчисляя все модификации и варианты отдельно. Филастрий, епископ Брешии или Бриксии (умер в 387 г.), в своей Liber de Haeresibus насчитывает 28 иудейских и 128 христианских ересей; Епифаний Кипрский (умер в 403) в своем ???????? насчитывает 80 ересей всего, 20 из которых существовало до Христа и 60 — после; Августин (умер в 430) насчитывает 88 христианских ересей, включая пелагианство; Предестинат насчитывает 90 ересей, включая пелагианство и несторианство. (Папа Пий IX осудил 80 современных ересей в своем «Своде заблуждений», 1864.) Августин пишет, что дать определение ереси «почти невозможно, в любом случае очень трудно», и мудро добавляет, что ересь состоит, скорее, в духе отношения к заблуждению, чем в самом заблуждении. Бывают заблуждения как невинные, так и опасные. Более того, есть очень много людей, которые лучше своей веры или неверия, а также много таких, которые хуже своей веры, какой бы ортодоксальной она ни была (здесь уместно вспомнить, что наш Господь строжайшим образом осудил лицемерную ортодоксию фарисеев). С течением времени ересь получила определение религиозного заблуждения, приверженцы которого сознательно и упорно сопротивляются истине, авторитетно определенной и объявленной церковью, или «pertinax defensio dogmatis ecclesiae universalis judicio condemnati». Рассуждения по поводу открытых богословских проблем не являются ересью. Ориген не был еретиком в свое время. Его осудили через много лет после смерти.

В нынешнем разделенном состоянии христианской церкви в ней есть разные виды ортодоксии и ереси. Ортодоксия — это соответствие признанному символу веру или стандарту общего учения; ересь — осознанный отход от него. Греческая церковь отрицает римские догматы папства, идею о том, что Святой Дух исходит как от Отца, так и от Сына, непорочное зачатие Девы Марии и непогрешимость папы как еретические, потому что они противоречат учению первых семи вселенских соборов. Римская церковь предала анафеме на Трентском соборе все учения протестантской Реформации, отличные от ее учений. Евангельские протестанты, с другой стороны, считают еретическими предания Греческой и Римской церквей, не соответствующие Писанию. Среди протестантских церквей есть менее значительные доктринальные расхождения, к которым сами эти церкви относятся с разной степенью осуждения или терпимости, в зависимости от степени расхождений с ортодоксальным учением. Лютер, например, не проявлял терпимости по отношению к взглядам Цвингли на вечерю Господню, в то время как Цвингли был готов сохранять с ним братские отношения, несмотря на это разногласие. Лютеранская Формула согласия и кальвинистический Дортский синод отвергли и осудили учения, которые сейчас считаются безвредными в ортодоксальных евангельских церквях. Опасность ортодоксии — в склонности к чрезмерному, немилосердному фанатизму, который препятствует вере; опасность либерализма — в вялости и безразличии, стирающих вечную границу между истиной и заблуждением.

Апостолы, которые руководствовались не только человеческой мудростью и были наделены не просто церковной властью, строго относились к существенным отклонениям от явленной истины спасения. Павел произнес анафему на иудействующих учителей, которые считали обрезание обязательным условием для подлинной принадлежности к церкви (Гал. 1:8), и саркастически назвал их «псами» (ФлII. 3:2, ??????? ???? ?????… ??? ?????????). Он предостерегал старейшин Ефеса от «лютых волков» (????? ??????), которые после его отъезда появятся среди них (Деян. 20:29); измышления нарождающегося гнозиса, ошибочно называемого «знанием» (?????????? ??????), он определяет как «учения бесовские» (??????????? ?????????, 1 Тим. 4:1; см. также 1 Тим. 6:3–20; 2 Тим. 3:1 и сл.; 2 Тим. 4:3 и сл.). Иоанн не менее решительно и сурово предостерегает от любых лжеучителей, отрицающих факт воплощения, и называет их антихристами (1 Ин. 4:3; 2 Ин. 1:7); во Втором же послании Петра и в Послании Иуды еретики описаны в самых мрачных выражениях.

Не стоит удивляться тому, что отцы церкви доникейского периода с величайшим отвращением относились к еретикам–гностикам своего времени, называли их слугами сатаны, зверями в человеческом облике, отравителями, разбойниками и пиратами. Поликарп (Ad Phil., с. 7), Игнатий (Ad Smyrn., с. 4), Иустин Мученик (Apol. I, с. 26), Ириней (Adv. Haer. III. 3, 4), Ипполит, Тертуллиан, даже Климент Александрийский и Ориген в основном придерживаются тех же позиций бескомпромиссной вражды по отношению к ересям, что и отцы церкви никейского и посленикейского периодов. Они считают ереси сорняками, которые дьявол посеял на поле Господнем (Мф. 13:3–6 и сл.). Поэтому Тертуллиан заявляет: «То, что было изложено изначально, — от Господа и истинно; то же, что было добавлено позже, — чуждо и ложно» (Praescr., с. 31: «Ех ipso ordine manifestatur, id esse dominicum et verum quod sit prius traditum, id autem extraneum et falsum quod sit posterius inmissum»). Ереси и секты возникают неизбежно (1 Кор. 11:19), но «горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18:7). «Господь обязательно должен был быть предан, — говорит Тертуллиан (ib. 30), — но горе предателю».

Еще одна характерная особенность патристической полемики — объяснять возникновение ересей низменными побуждениями, такими как гордость, неоправдавшиеся амбиции, чувственная похоть и жадность. Отцы не допускают возможности существования другого склада ума, влияния образования и прочих причин. Но есть и несколько благородных исключений. Ориген и Августин признают искренность и честность по крайней мере некоторых лжеучителей.

Мы должны обратить внимание на два важных отличия между доникейскими и более поздними ересями и на способ наказания еретиков.

1. Основные доникейские ереси, без сомнения, представляли собой радикальные искажения христианской истины и не допускали компромиссного отношения. Евионизм, гностицизм и манихейство по сути своей были антихристианскими. Церковь не могла терпеть эту смесь языческих идей и бессмыслицы, не подвергнув угрозе само свое существование. К монтанистам, новацианам, донатистам, квадродециманам и другим сектам, которые не были согласны с церковью по менее важным вопросам учения или дисциплины, отношение было более мягкое, их крещение признавалось действительным.

2. Наказание за ересь в доникейской церкви было чисто церковным, оно заключалось в увещевании, лишении служения и отлучении. Оно никак не влияло на гражданский статус человека.

Но лишь только церковь объединилась с государством, гражданские власти с одобрения церкви стали добавлять к этому такие светские меры, как конфискация имущества, ссылка и казнь, в подражание законам Моисея, но с нарушением духа и примера Христа и апостолов. Константин положил начало гонениям, выпустив несколько эдиктов против донатистов в 316 г. по P. X. Валентиниан I запретил публичное поклонение манихеев (371). После поражения ариан на втором вселенском соборе Феодосии Великий насаждал единообразие веры с помощью юридических мер, сформулированных в пятнадцати эдиктах, между 381 и 394 г. Гонорий (408), Аркадий, младший Феодосии и Юстиниан (529) следовали тем же путем. Согласно императорским постановлениям, еретики, то есть открыто несогласные с имперской государственной религией, не могли занимать государственные должности, лишались права публичного поклонения, наследования и передачи в наследство собственности, заключения соглашений; их подвергали штрафам, изгнанию, телесным наказаниям и даже казнили. См. Кодекс Феодосия, книга XVI, раздел V, De Haereticis. Первым был приговорен к смерти от меча за ересь Присциллиан и шесть его последователей, придерживавшиеся манихейской позиции (385). Амвросий Медиоланский и Мартин Турский из лучших побуждений протестовали против этого деяния, но тщетно. Даже великий и добрый святой Августин, сам бывший еретиком в течение девяти лет, отстаивал принцип религиозных гонений на основании ложного толкования Cogite eos intrare, Лк. 14:23 {Ер. 93 ad Vinc.\ Ер. 185 ad Bonif.; Retract. II. 5). Если бы он предвидел крестовые походы против альбигойцев и ужасы испанской инквизиции, он взял бы назад свое опасное мнение. Теократическая или эрастианская теория государства–церкви — будь она греко–католической, римо–католической или протестантской — делает все преступления против церкви преступлениями против государства и требует наказания, суровость которого определяется степенью ревности по ортодоксии и ненависти к ереси. Но управляющее всем Божье Провидение, обращающее любое зло на благо, сделало так, что кровавые гонения на еретиков — одна из мрачнейших страниц в истории церкви — принесли сладкие плоды религиозной свободы. См. т. III, §27.

Труды о каноне: Reuss, Westcott (6^th ed., 1889), Zahn (1888). Holtzmann: Kanon u. Tradition, 1859. Schaff: Companion to the Greek Testament and the English Version. N. York and London 1883; third ed. 1888. Gregory: Prolegomena to Tischendorf's 8^th ed. of the Greek Test. Lips. 1884. A. Harnack: Das N. Test, um das jahr 200. Leipz. 1889.

Вопрос об источнике и каноне христианского знания лежит в основе любого богословия. Поэтому, прежде чем приступать к рассмотрению учений веры, сначала мы обратим внимание на канон.

1. Источник и канон христианского знания — Священное Писание, Ветхий и Новый Завет[980]. При обращении к нему тут же возникает проблема количества и порядка расположения священных писаний, или книг канона, в число которых не могут входить ни произведения просвещенных, но не богодухновенных учителей церкви, ни многочисленные и в некоторых случаях сохранившиеся до сих пор апокрифические труды (евангелия, деяния, послания и апокалипсисы), сочиненные в первые четыре века в защиту ересей или для удовлетворения праздного любопытства и подписанные именами апостолов и других известных людей. Не все такие апокрифы написаны евионитами или гностиками; авторы некоторых из них просто намеревались заполнить пробелы в истории Иисуса и апостолов вымышленными историями или прославить христианство посредством vaticinia post eventum, чего в то время было нетрудно добиться по причине легковерия благочестивых людей.

Канон Ветхого Завета был унаследован церковью от иудеев с санкции Христа и апостолов. Иудейские апокрифы были включены в Септуагинту и из нее перешли в некоторые христианские переводы Библии. Новозаветный канон формировался по образцу ветхозаветного постепенно, в течение первых четырех столетий, под руководством того же самого Духа, по подсказке Которого были написаны апостольские книги. Первое упоминание об этом формировании мы встречаем во Втором послании Петра (2 Пет. 3:15), где речь идет о сборнике посланий Павла[981], который ставится в один ряд с «прочими Писаниями»[982]. Апостольские отцы церкви и ранние апологеты действительно чаще всего подтверждают божественность христианства Ветхим Заветом, устной проповедью апостолов, живой верой христианских церквей, триумфальной смертью мучеников и продолжавшимися чудесами. Однако их труды содержат цитаты, обычно без указания имени автора, из самых важных писаний апостолов или хотя бы намеки на эти произведения, достаточные для того, чтобы устранить какие бы то ни было сомнения в их древности и церковном авторитете[983]. Еретический канон гностика Маркиона, середины II века, который состоял из искаженного Евангелия от Луки и десяти посланий Павла, без сомнений, предполагает существование в то время и ортодоксального канона, так как ереси всегда предшествует истина, искажением которой она и является.

Главные книги Нового Завета — четыре евангелия, Деяния, тринадцать посланий Павла, Первое послание Петра и Первое послание Иоанна, определенные Евсевием как «гомологумены», — в целом использовались церковью в середине II века и признавались как апостольские, вдохновленные Духом Христовым, следовательно, авторитетные и канонические. Это подтверждают свидетельства Иустина Мученика, Татиана, Феофила Антиохийского, Иринея, Тертуллиана, Климента Александрийского и Оригена, сирийская Пешито (в которой отсутствуют только Послание Иуды, 2 Петра, 2 и 3 Иоанна и Откровение), старые латинские переводы (в которых присутствуют все книги, кроме 2 Петра, Евреям и, возможно, Иакова) и фрагмент Муратори[984], а также еретики и язычник Цельс — не считая лиц и документов, отражающих положение вещей в церквях Малой Азии, Италии, Галлии, Северной Африке, Египте, Палестине и Сирии. Поэтому мы можем называть эти книги первоначальным каноном.

Что касается остальных семи книг, «антилегоменов» Евсевия, то есть Послания к евреям[985], Апокалипсиса[986], 2 Петра, 2 и 3 Иоанна, Послания Иакова и Послания Иуды, — то церковная традиция во времена Евсевия, в начале IV века, еще колеблется между их признанием и отвержением. Но из двух древнейших рукописей греческого Нового Завета, относящихся ко временам Евсевия и Константина, одна — Синайский кодекс — содержит все двадцать семь книг, а вторая — Ватиканский кодекс — вероятно, также была полной, хотя последние главы Евреям (начиная с Евр. 11:14), пастырские послания, Филимону и Откровение были утрачены. Существовал также второй класс «антилегоменов», которые Евсевий называет «подложными» (????), состоявший из нескольких после–апостольских произведений, таких как соборное Послание Варнавы, Первое послание Климента Римского к коринфянам, Послание Поликарпа к филиппийцам, «Пастырь Ермы», утраченный Апокалипсис Петра и Евангелие от евреев. Их читали по крайней мере в нескольких церквях, но впоследствии отказались включить в канон. Некоторые из них даже включали в древнейшие рукописи Библии, например, Послание Варнавы и часть «Пастыря Ермы» (оба в греческом оригинальном варианте) включены в Синайский кодекс, а Первое послание Климента Римского — в Александрийский кодекс.

Впервые новозаветный канон, — в той форме, которую он с тех пор повсеместно сохранял, — был четко определен на двух африканских синодах, в 393 г. в Гиппо и в 397 г. в Карфагене, в присутствии Августина, который руководил решением всех богословских проблем своей эпохи. Церковь к тому времени повсеместно пришла к почти единодушному согласию по поводу количества канонических книг. Представляется, что она даже не нуждалась в санкции вселенского собора. В любом случае, восточная церковь совершенно не зависела от северо–африканской церкви в решении данного вопроса. Лаодикийский собор (363) приводит список книг нашего Нового Завета за исключением Апокалипсиса. Последний канон собора, содержащий этот список, вероятно, был добавлен позже, но тот факт, что церковь уже давно использовала все эти книги, с некоторыми сомнениями насчет Апокалипсиса, подтверждается разбросанными свидетельствами всех великих отцов церкви никейского и посленикейского периода, таких как Афанасий (умер в 373), Кирилл Иерусалимский (умер в 386), Григорий Назианзин (умер в 389), Епифаний Саламинский (умер в 403), Златоуст (умер в 407) и т. д.[987] Название Novum Testamentum (а также Novum Instrumentum, юридический термин, указывающий на обладание законодательной силой) впервые встречается у Тертуллиана, позже оно стало использоваться повсеместно, вытеснив собой более верный перевод, f?dus[988]. Книги изначально делились на два раздела, «Евангелие и Апостол»[989] и «Послания», а эта вторая часть, в свою очередь, делилась на соборные послания и послания Павла. Таким образом, католический канон оставался неприкосновенным до времен Реформации, когда вновь был поднят вопрос апокрифов и антилегоменов и зародилась библейская критика. Но даже самым тщательным исследованиям современности не удалось и никогда не удастся лишить опоры веру церкви в Новый Завет.

2. Что касается происхождения и характера апостольских произведений, то отцы церкви применили к Новому Завету ту же отчасти магическую и в чем–то механистическую теорию богодухновенности, которую иудеи применяли к Ветхому Завету. Книги считались написанными со сверхъестественной помощью Святого Духа, обеспечивавшей полное отсутствие ошибок (по словам Оригена, даже позволявшей ничего не забывать). Но такая помощь рассматривалась как не ограничивающая личную активность и индивидуальность автора. Ириней, например, говорит о своеобразном стиле Павла, который он объясняет мощным потоком мысли в его пылком уме. Но александрийцы были склонны доводить идею богодухновенности до сомнительного масштаба. Климент Александрийский называет труды Платона богодухновенными, потому что они содержат истину. Он полагает, что все прекрасное и благое в истории — дыхание бесконечности, то есть звук, который извлекается божественным Логосом из арфы человеческой души.

Будучи признанным продуктом богодухновенности, Божественное Откровение, Священное Писание, Ветхий и Новый Завет без критических разграничений между ними признавались и применялись в борьбе с еретиками как непогрешимый источник знания и безошибочный закон христианской веры и практики. Ириней называет Евангелие столпом и фундаментом веры. Тертуллиан ищет в Писании доказательства каждого из учений и заявляет, что еретики не могут основываться на Писании. По мнению Оригена, все, что не подтверждено свидетельством Писания, не заслуживает доверия.

3. Сначала толкование Библии было чисто практическим, предназначенным исключительно для обучения. Споры с гностиками потребовали более научного подхода к нему. И ортодоксы, и еретики, по примеру раввинистического и александрийского иудаизма, активно пользовались аллегорическими и мистическими толкованиями и нередко терялись в дебрях чистейшего вымысла и дичайших фантазий. Отцы церкви в целом, за редкими исключениями (Златоуст и Иероним), почти не имели представления о грамматическом и историческом подходе к толкованию текста.

Первым формальную теорию толкования, основанную на аллегорическом методе иудейского платоника Филона, создает Ориген. Он разрабатывает свой метод в большом количестве экзегетических трудов, примечательных своей тщательностью и искренностью, но дающих мало здравых результатов. Ориген считал Библию живым организмом, состоящим из трех элементов, которые соответствуют телу, душе и духу человека, согласно психологии Платона. Соответственно, он приписывал Божьему Откровению тройное значение: 1) соматическое, буквальное или историческое, передаваемое непосредственным значением слов, но скрывающее под собой более высокие идеи; 2) психическое, или моральное, которое оживляет первое и служит для общего назидания; и 3) духовное, или мистическое и идеальное, для тех, кто достиг высот философского познания. В применении этой теории он проявляет ту же тенденцию, что и Филон, наделяя букву Писания духовным смыслом и лишая ее тем самым смысла буквального, особенно в тех случаях, когда чисто историческое значение кажется ему недостойным, как в истории прегрешений Давида. Вместо того чтобы просто выявлять суть Библии, он добавляет к ней разнообразные чуждые идеи и неподобающие выдумки. Но такая аллегоризация соответствовала духу времени, и Ориген с его плодотворным умом и впечатляющей ученостью был экзегетическим оракулом ранней церкви, пока его ортодоксия не была подвергнута сомнению. Он также был пионером критики священного текста, а его «Гекзапла» — первый пример одновременного представления Библии на нескольких языках.

Несмотря на бесчисленные экзегетические отклонения и разногласия в деталях, опровергающие тридентскую выдумку об «unanimis consensus patrum»_y среди отцов церкви все же наблюдалось некоторое единодушие в том, как они выявляли в Писании наиболее важные догматы веры. В своем изложении они следуют единому догматическому принципу, чему–то вроде analogia fidei, и тем самым приводят нас к проблеме предания.

I. Утверждения евсевия.

Сообщения Евсевия (умер в 340 г.) о произведениях апостолов в нескольких отрывках его «Церковной истории» (особенно III. 25; см. также II. 22, 23; III. 3, 24; V. 8; VI. 14, 25) несколько туманны и непоследовательны, однако в целом они дают нам наилучшее представление о состоянии канона в первой четверти IV века, непосредственно перед Никейским собором (325).

Евсевий выделяет четыре группы священных христианских книг (Я. ?. III. 25, в издании Heinichen vol. I. 130 sqq.; см. также примечание в III. 87 sqq.).

1. Гомологумены, то есть всеми признанные (????????????): 22 из 27 книг Нового Завета, а именно: четыре евангелия, Деяния, четырнадцать посланий Павла (включая Евреям), 1 Петра, 1 Иоанна, Откровение. Евсевий говорит: «Дойдя до этого места, нам стоит привести перечень ранее упомянутых (III. 24) писаний НЗ (????????????????? ??? ?????????? ??? ?????? ???????? ??????). Здесь во–первых мы должны указать на священную четверку (или квартет, ?????????) евангелий, за которыми следует книга Деяний апостолов (? ??? ??????? ??? ????????? ?????). После этого мы должны упомянуть послания Павла, а после них мы должны отметить как подлинное (????????, прил. от глагола ?????, постановлять, решать, утверждать) послание, распространявшееся как принадлежащее Иоанну (??? ????????? ??????? ????????), а также послание Петра (??? ?????? ??? ?????? ?????????). К этим книгам, если представится уместным (???? ??????), мы должны добавить Откровение Иоанна (??? ?????????? ???????), по поводу которого мы укажем на разные мнения в должное время. Все они причислены к книгам, которые признаны всеми (?? ??????????????)».

В книге III, гл. 3, Евсевий говорит о «четырнадцати посланиях» Павла (??? ?? ?????? ???????? ??? ?????? ?? ????????????), повсеместно признанных, но добавляет, что «некоторые отвергают Послание к евреям, говоря, что авторство Павла здесь спорно».

По поводу Откровения Евсевий колеблется между общепризнанным в церкви мнением и своим частным. Сначала он причисляет его к гомологу менам, потом, в том же самым отрывке (III. 25), — к «подложным» книгам, но в обоих случаях с уточнением (?? ??????), позволяя читателю самому делать выводы. Он почти не упоминает эту книгу и обычно говорит о ней как об «Апокалипсисе Иоанна», но в одном месте (III. 39) он намекает на то, что, вероятно, она была написана «вторым Иоанном», под которым следует понимать «пресвитера Иоанна», так называемого в отличие от апостола, — мнение, нашедшее активную поддержку в школе критиков Шлейермахера. Вследствие своего мистического характера Откровение до сих пор остается самой любимой новозаветной книгой у немногих и самой нелюбимой — у большинства. О его подлинности существует так же много свидетельств, как о подлинности любой другой книги Нового Завета, и наиболее радикальные современные критики (Баур, Ренан) признают его апостольское происхождение и его написание до разрушения Иерусалима.

2. Антилегомены, или спорные книги, которые, тем не менее, «знакомы большинству членов церкви» (????????????, ??????? ?' ???? ???? ???????, III. 25). Их пять (или семь), а именно: Послание Иакова, Послание Иуды, 2 Петра, 2 и 3 Иоанна («принадлежат ли они действительно перу автора евангелия или другому Иоанну»).

Сюда мы можем добавить (хотя Евсевий явно об этом не говорит) Послание к евреям и Откровение, первое — потому что оно не было всеми признано как послание Павла, второе — из–за его предполагаемой хилиастической направленности, оскорбительной для Евсевия и александрийской школы.

3. Подложные книги (????), такие как Деяния Павла, Откровение Петра, «Пастырь» (Ермы), Послание Варнавы, так называемые «Учения апостолов» и Евангелие от евреев, «которое особенно нравится евреям, принявшим Христа».

К ним он, будучи, как мы уже замечали, непоследовательным, добавляет Апокалипсис Иоанна — «который некоторые, как я сказал, отвергают (?? ????? ?????????), в то время как другие причисляют его к книгам, признаваемым всеми (???? ??????????????)», но тогда ему следовало бы упомянуть его среди антилегоменов.

Мы сказали бы, что ???? соответствуют апокрифам ВЗ, благочестивым и полезным, но не каноническим.

4. Еретические книги. Они, утверждает Евсевий, хуже «подложных». Их следует «отвергать как бесполезные и нечестивые». Среди таких он перечисляет евангелия от Петра, от Фомы, от Матфия, Деяния Андрея, Иоанна и других апостолов.

II. Церковные определения канона.

Вскоре после середины IV века, когда церковь прочно обосновалась в империи, все сомнения насчет апокрифов Ветхого Завета и антилегоменов Нового прекратились и принятый канон в его католической форме, включающей в себя те и другие, стал догматом веры. Первый вселенский собор в Никее не делал постановлений насчет канона, как следовало бы ожидать, ибо Писания без споров считались несомненным и несокрушимым основанием ортодоксальной веры. В последнем (двадцатом или двадцать первом) каноне синода в Гангре, в Малой Азии (около середины IV века) сказано: «Короче говоря, мы желаем, чтобы церковь соблюдала все, что передано нам в Божественном Писании и апостольском предании». См. Hefele, Conciliengesch. I. 789.

Первый собор, выпустивший явное постановление о количестве канонических книг, состоялся в Лаодикии, во Фригии, Малая Азия (между 343 и 381 г., вероятно, около 363). В его последнем каноне (60 или 59) перечислены канонические книги Ветхого Завета, а потом — все книги Нового, за исключением Апокалипсиса, в следующем порядке:

«Таковы же книги Нового Завета: четыре евангелия, от Матфея, от Марка, от Луки, от Иоанна; Деяния апостолов; семь соборных посланий, одно Иакова, два Петра, три Иоанна, одно Иуды; четырнадцать посланий Павла, одно римлянам, два коринфянам, одно галатам, одно ефесянам, одно филиппийцам, одно колоссянам, два фессалоникийцам, одно евреям, два Тимофею, одно Титу и одно Филимону».

Этот список опущен в некоторых рукописях и переводах, и возможно, он представляет собой более позднюю вставку из произведений Кирилла Иерусалимского. Спиттлер, Хербст и Уэсткотт отрицают лаодикийское происхождение списка, Шрек и Гефеле отстаивают его. Он напоминает список в 85–м Апостольском каноне, где также опущен Апокалипсис, но добавлены два послания Климента и псевдоапостольские постановления.

О Лаодикийском соборе и о его неустановленной дате см.: Hefele, Conciliengeschichte, revised ed., vol. I, p. 746 sqq., и Westcott, Canon of the N. T., 2^nd ed., p. 382 sqq.

В Западной церкви третий поместный Карфагенский собор (397 г.) дает полный список канонических книг обоих заветов, которые, и исключительно которые следует читать как Божественное Писание во всех церквях. Книги НЗ перечислены в следующем порядке: «Четыре книги евангелий, одна книга Деяний апостолов, тринадцать посланий апостола Павла, одно послание его же к евреям, два послания апостола Петра, три Иоанна, одно Иакова, одно Иуды, одна книга Апокалипсиса Иоанна». Ранее этот канон был признан африканским синодом в Гиппо, в 393 г. по P. X., на котором Августин, бывший тогда пресвитером, произнес речь De Fide et Symbolo. Постановления этого собора утрачены, но они были заново подтверждены третьим Карфагенским собором, в котором участвовало только сорок три африканских епископа и который не может претендовать на всеобщую значимость. (См. Westcott, р. 391; Charteris, р. 20; Hefele, II. 53, 68, revised ed.)

Августин (который присутствовал на обоих соборах) и Иероним (который перевел Библию на латинский язык по просьбе римского папы Дамаса) оказали решающее влияние на установление канона Латинской церкви.

Трентский собор (1546) подтвердил традиционный взгляд, провозгласив анафему несогласным. «Это фатальное постановление, — говорит доктор Уэсткотт (р. 426 sq.), — приняли пятьдесят три прелата, среди которых не было ни одного немца, ни одного выдающегося историка, ни одного человека, пригодного для специального изучения предмета, в котором истина могла быть определена только на основании свидетельств древности».

Для Греческой и Римской церкви проблема канона закрыта несмотря на то, что в строгом смысле слова она не решалась вселенским собором, с участием представителей всей церкви. Протестанты же говорят о свободе доникейской эпохи и о праве на возобновление исследований в отношении происхождения и истории каждой книги Библии. Не имея такой свободы, экзегетическое богословие не может по–настоящему развиваться.

Ириней: Adv. Haer. Lib. I, с. 9, §5; I. 10, 1; III. 3, 1, 2; III. 4, 2; IV. 33, 7. Тертуллиан: De Praescriptionibus Haereticorum; особенно с. 13, 14, 17–19, 21, 35, 36, 40, 41; De Virgin, veland., c. 1; Adv. Prax., c. 2; с другой стороны, Adv. Hermog., с. 22; De Carne Christi, с. 7; De Ressurr. Carnis, с. 3. Новациан: De Trinitate 3; De Regula Fidei. Киприан: De Unitate

EccL; с другой стороны, Epist. 74. Ориген: De Princip. Lib. I. Praef. §4 — 6. Кирилл Иерусалимский: ?????????? (написан в 348).

J. A. Daniel: Theol. Controversen (учение Писания как источник знания). Halle 1843.

J. J. Jacobi: Die kirchl. Lehre von d. Tradition u. heil. Schrift in ihrer Entwickelung dargestellt. Berl. I. 1847.

Ph. Schaff: Creeds of Christendom, vol. I, p. 12 sqq.; II. 11–44. См. также список литературы к следующему разделу.

Отцы церкви, особенно Ириней и Тертуллиан, опирались не только на Писание, но, с не меньшей уверенностью, и на «правила веры»[990], то есть на общее предание веры в церкви, которое возвещалось устно по непрерывной цепи епископов, от Христа и Его апостолов до наших дней, и до сих пор живо прежде всего в изначально апостольских церквях, таких как церкви Иерусалима, Антиохии, Ефеса и Рима. Тем самым предание неразрывно увязывалось с первоначальным епископатом. Последний был средством сохранения первого, и оба они считались оплотами защиты от ереси.

Ириней противопоставляет тайные предания гностиков открытой и неискаженной традиции католической церкви и указывает на все церкви, но особенно на римскую, как на зримое средоточие единства учения. Все, кто хочет узнать истину, говорит он, могут видеть во всей церкви предание апостолов. Мы можем проследить цепь епископов, рукоположенных апостолами, и их преемников вплоть до нынешнего времени, и они никогда не учили таким ересям и не знали о них. Затем, в качестве примера, он перечисляет двенадцать первых епископов Рима от Лина до Элевтера как свидетелей чистого апостольского учения. Он мог бы представить себе христианство без Писания, но не может представить себе христианства без живого предания; для подтверждения своего мнения он ссылается на варварские племена, у которых есть Евангелие «sine Charta et atramento», запечатленное в их сердцах.

Тертуллиан указывает на универсальное средство от всех ересей в своем знаменитом аргументе о предназначенности, с самого начала лишая еретиков права использования священных Писаний на том основании, что Святое Писание появилось в церкви Христа, было дано ей, и только ей, и только она может правильно понять его. Он также обращает внимание на зримую преемственность, отличающую католическую церковь от произвольных и переменчивых сект еретиков, на то, что во всех основных общинах, особенно изначальных приходах апостолов, предание передается непрерывно от епископа к епископу начиная с самих апостолов, которые получили его от Христа, а Христос — от Бога. «Идите же, — говорит он в своем трактате De Prescriptione, — если вы хотите провести исследование с пользой для своего спасения, пройдите по апостольским церквям, где сохранились еще сиденья, на которых восседали апостолы, и где публично читают их подлинные послания, в которых отразились их голоса и лица. Если вы недалеко от Ахаии, идите в Коринф. Если вы недалеко от Македонии, там есть Филиппы, есть Фессалоника. Если вы можете отправиться в Асию, там есть Ефес. Если вы живете недалеко от Италии, у вас есть Рим, откуда происходим и мы [Африканская церковь]. Как счастлива церковь, в которую апостолы своей собственной кровью влили все свое учение…» и т.д.

Для того чтобы оценить весомость его аргумента, мы должны помнить, что эти отцы церкви жили относительно близко к апостольской эпохе и что преемственность епископов в самых древних церквях была на памяти всего двух — трех поколений. Действительно, Ириней в юности был знаком с Поликарпом, учеником святого Иоанна. Но по этой же самой причине мы не должны придавать слишком большое значение данному свидетельству и относить его к преданию более позднего происхождения, не основанному на Писании.

Мы не можем даже предположить, что отцы церкви допускали возможность слепого и рабского подчинения личного суждения церковному авторитету и решениям епископов апостольских материнских церквей. Тот же самый Ириней открыто выступает против римского епископа Виктора. Тертуллиан, хоть и продолжал по сути быть ортодоксом, в некоторых вопросах спорил с католической церковью со своих более поздних, монтанистских позиций и заложил, пускай сначала по отношению к одному общепринятому обычаю — ношению девами покрывал, истинно протестантский принцип: следует смотреть не на обычай, а на истину, особенно в вопросах [991]религии. Его ученик Киприан, для которого «библейский» и «католический» были почти что взаимозаменяемыми терминами, искренне протестовал против римской теории действительности крещения еретиков и в этом споре заявлял, в точном согласии с Тертуллианом, что обычай без истины — всего лишь заблуждение, ставшее почтенным по причине своего древнего возраста[992]. Александрийцы свободно выражали разные индивидуальные взгляды, которые позже были опровергнуты как еретические; и хотя ????????? ?????????? играет для них важную роль, это и подобные выражения имеют для них иное значение, иногда означая просто Священное Писание, а отнюдь не предание в современном смысле. Так, например, происходит в известном отрывке из Климента: «Подобно тому как человек превращается в зверя, очарованный Цирцеей, он перестает принадлежать Богу и хранить верность Господу, когда выступает против церковного предания и впадает в человеческие прихоти».

По своей сути, учение об апостольском предании согласуется со Священным Писанием, и хотя по форме предание происходит из устных проповедей апостолов, по содержанию оно истинно едино и тождественно апостольским писаниям. Если мы будем иметь это в виду, то сможем разрешить кажущееся противоречие ранних отцов церкви, приписывавших высший авторитет в вопросах веры и Писанию, и преданию. Речь идет об одном и том же Евангелии, которое апостолы проповедовали устно, а потом излагали в писаниях, — об одном и том же Евангелии, которое церковь достоверно передавала на словах или письменно от одного поколения к другому[993].

Руфин (умер в 410): Expos, in Symbolum Apostolorum. В приложении к изданию Киприана, Fell, 1682; также в Opera Руфина, Migne's «Patrologia». Tom. XXI. Fol. 335–386.

James Ussher (протестант, архиепископ Армы, умер в 1655): De Romanae Ecclesiae Symbolo Apostolico vetere, aliisque fidei formulis. London 1647. В своих Works, Dublin 1847, vol. VII, p. 297 sqq., Ашер прокладывает путь критического изучения символа веры на основании древнейших рукописей, им обнаруженных.

John Pearson (епископ Честера, умер в 1686): Exposition of the Creed, 1659, есть много изданий (revised ed. by Dr. ?. Burton, Oxf. 1847; New York 1851). Стандартный труд англиканского богослова.

Peter King (лорд–канцлер Англии, умер в 1733): History of the Apostles' Creed. Lond. 1702.

Herm. Witsius (кальвинист, умер в Лейдене в 1708): Exercitationes sacrae in Symbolum quod Apostolorum dicitur. Amstel. 1700. Basil. 1739. 4°. Английский перевод — Fraser. Edinb. 1823, in 2 vols.

Ed. Kollner (лютеранин): Symbolik aller christl. Confessionen. Part I. Hamb. 1837, p. 6–28.

*Aug. Hahn: Bibliothek der Symbole und Glaubensregeln der apostolisch katholischen [в новом издании — der alten] Kirche. Breslau 1842 (pp. 222). Второе издание пересмотрено и расширено его сыном, G. Ludwig Hahn. Breslau 1877 (pp. 300).

J. W. Nevin: The Apostles' Creed, в *Mercersburg Review» 1849. Чисто доктринальный труд.

Pet. Meyers (католик): De Symboli Apostolici Titulo, Origine et antiquissimis ecclesiae temporibus Auctoritate. Treviris 1849 (pp. 210). Ученая защита апостольского происхождения символа веры.

W. W. Harvey: The History and Theology of the three Creeds (the Apostles', the Nicene, and the Athianasian). Lond. 1854. 2 vols.

*Charles A. Heurtley: Harnonia Symbolica. Oxford 1858.

Michel Nicolas: Le Symbole des apotres. Essai historic. Paris 1867. (Настроен скептически).

*J. Rawson Lumby: The History of the Greeds (ante–Nicene, Nicene and Athanasian). London 1873, 2^nd ed. 1880.

*C. A. Swainson: The Nicene and the Apostles' Creed. London 1875.

*C. P. Caspari (профессор из Христиании): Quellen zur Gesch. des Tauf symbols und der Glaubensregel. Christiania 1866–1879. 4 vols. Содержит новые исследования и открытия, связанные с изучением рукописей.

*F. J. ?. Hort: Two Dissertations on ???? and on the Constatinopolitan Creed and other Eastern Creeds of the Fourth Century. Cambr. and Lond. 1876. Весьма ценный критический труд.

F. В. Westcott: The Historic Faith. London 1883.

Ph. Schaff: Creeds of Christendom, vol. I. 3–42, II. 10–73 (4^th ed. 1884).

В более узком смысле под апостольским преданием или правилом веры (????? ??? ???????, regula fidei) понимался перечень христианских доктрин или догматов, которые принимала церковь. Создание такого перечня было вызвано необходимостью наставления новообращенных и публичного исповедания веры кандидатами на крещение. Такой перечень стал symbolum, то есть знаком отличия католических христиан от неверующих и еретиков. Исповедание Петра (Мф. 16:16) подсказало основную идею, формула крещения (Мф. 28:19) — общее строение древнейших символов веры и исповедей христиан при крещении, с упоминанием о Троице.

Сначала не существовало символа веры, единого и обязательного для всех верующих. В каждой из ведущих церквей был свой символ веры (как у независимых конгрегационалистов), в соответствии с ее потребностями, хотя все они были основаны на формуле крещения и, возможно, на неком кратком образце, сохранившемся с апостольских времен. Поэтому у авторов доникейского периода, таких как Ириней Лионский (180), Тертуллиан Карфагенский (200), Киприан Карфагенский (250), Новациан Римский (250), Ориген Александрийский (250), Григорий Чудотворец (270), Лукиан Антиохийский (300), Евсевий Кеса« рийский (325), Маркелл из Анкиры (340), Кирилл Иерусалимский (350), Епифаний Кипрский (374), Руфин Тураний (390), и в Апостольских постановлениях мы встречаем разные правила веры или, точнее, их фрагментарные формулировки, более длинные или более короткие, утвердительные или вопросительные[994]. Однако, несмотря на все различия в форме и объеме, по существу они обладали некоторым единообразием, так что Тертуллиан мог сказать, что regula fidei были «ипа omnino, sola immobilis et irreformabilis». Это варианты изложения одной и той же истины. В пример одновременно проявляющегося в них разнообразия и единства мы можем привести многочисленные ортодоксальные и поместные символы веры пуританских церквей в Новой Англии, основанные на вестминстерских стандартах.

Восточные варианты обычно длиннее, более разнообразны и более метафизического характера, чем западные; они включают ряд догматических формулировок, нацеленных на борьбу с еретическими учениями, изобиловавшими на Востоке. В конце концов все они были вытеснены Никейским символом веры (325, 381 и 451 г.), который закреплен авторитетными постановлениями вселенских соборов и который по сей день остается фундаментальным символом веры Греческой церкви. Строго говоря, это единственный вселенский символ веры христианства, принятый также и на Западе, но с добавлением Filioque, которое стало причиной разделения. Мы вернемся к этому моменту в следующем томе.

Западные варианты символов веры — северо–африканский, галльский, итальянский — короче и проще, менее разнообразны, больше похожи на единый образец. Они все слились в Римский символ веры, ставший и остающийся по сей день фундаментальным символом веры Латинской церкви и ее дочерних церквей.

Этот Римский символ веры больше известен под почетным именем Апостольского символа веры. В течение долгого времени он считался (и так до сих пор считают многие представители Римской церкви) произведением апостолов, которые записали основные положения своего учения, прежде чем покинуть Иерусалим (каждый написал по одной из двенадцати статей, под действием Божественного вдохновения)[995]. Это предание возникло в IV веке[996], но его опровергают разночтения в доникейских символах веры и в самом Апостольском символе веры. Если бы апостолы составили подобный документ, он, конечно, передавался бы без изменений. Символ веры, носящий их имя, формировался постепенно. До нас он дошел в двух формах.

Более старая форма встречается в древних рукописях[997], она гораздо короче и, вероятно, восходит к III или даже II веку. Вероятно, она была ввезена с Востока или же сформулирована в Риме, по сути она идентична греческому символу веры Маркелла из Анкиры (около 340), который он вставляет в свое послание к папе Юлию I с целью доказать ортодоксальность своих взглядов[998], а также символу веры в Псалтири короля Ательстана[999]. Греческий был ведущим языком Римской церкви и литературы вплоть до III века[1000].

Более длинный вариант Римского символа веры, или принятый ныне текст, появляется только в VI или VII веке. В нем есть несколько важных моментов, которые отсутствовали в предыдущем варианте, например утверждение о том, что Христос сошел в ад[1001], прилагательное «вселенская» {«католическая», «соборная»} при упоминании церкви[1002], «общение святых»[1003] и «вечная жизнь»[1004]. Эти добавления были собраны из поместных вариантов (галльских и северо–африканских) и вставлены в более древнюю формулировку.

Таким образом, Апостольский символ веры в его нынешнем виде относится к послеапостольскому периоду, но по содержанию и духу он является воистину апостольским. Он воплощает в себе веру доникейской церкви и представляет собой плод вторичной богодухновенности, подобно тому как гимны Gloria in Excelsis и Те Deum, также не могущие быть приписаны авторству конкретных лиц, воплощают дух поклонения той эпохи. Гимн следует историческому порядку откровения о триедином Боге Отце, Сыне и Святом Духе, которое начинается с сотворения мира и заканчивается воскресением и вечной жизнью. Центр символа веры — Христос, главный догмат нашей веры. В символе представлены живые факты, выраженные человеческим языком, а не абстрактные догмы, изложенные в богословских терминах. Он ограничивается формулировкой основополагающих истин, прост, краток, но емок, прекрасно приспособлен для назидания и литургии. Он до сих пор остается живой цепью, связывающей разные эпохи и ответвления ортодоксального христианства, как бы сильно они ни отличались друг от друга, и никогда не сможет быть вытеснен более длинными и полными символами веры, сколь бы важным ни было их значение. Он обладает авторитетом древности и свежестью вечной молодости больше, чем какой–либо другой документ послеапостольских времен. Это единственный по–настоящему всеобщий символ веры Запада, подобно тому как Никейский символ веры — единственный всеобщий символ веры Востока[1005]. Это главный из всех символов веры, подобно тому как молитва Господня — главная из всех молитв.

В апокрифических формулировках Апостольского символа веры, появившихся после VI века, положения веры вкладываются в уста разных апостолов в произвольном порядке и с вариациями. Следующий пример взят из одной проповеди, ложно приписываемой Августину (Hahn, р. 47 sq.):

«Decimo die post ascensionem discipulis prae timore Judaeorum congregatis Dominus promissum Paracletum misit: quo veniente ut candens ferrum inflammati omniumque linguarum peritia repleti Symbolum composuerunt.

Petrus dixit: Credo in Deum Patrem omnipotentem — creatorem coeli et terrae

Andreas dixit: Et in Jesum Christum, Filium ejus — unicum Dominum nostrum

Jacobus dixit: Qui conceptus est de Spintu Sancto — natus ex Maria Virgine.

Joannes dixit: Passus sub Pontio Pilato — crucifixus, mortuus et se pult us.

Thomas dixit: Descendit ad inferno — tertia die resurrexit a mortuis.

Jacobus dixit: Adscendit ad avlos — sedet ad dexteram Dei Patns omnipotentis

Philippus dixit: Inde venturus est judicare vivos et mortuos.

Bartholomaeus dixit: Credo in Spiritum Sanctum

Matthaeus dixit: Sanctam Ecclesiam catholicam — Sanctorum communionem

Simon dixit: Remissionem peccatorum

Thaddeus dixit: Carnis resurrectionem.

Matthias dixit: Vitam aeternam».

Далее мы представляем две таблицы, в которых показано постепенное развитие Апостольского символа веры и его связь с доникейскими правилами веры и Никейским символом веры в его окончательной форме[1006].

*Римский символ веры, по свидетельству Руфина (390), заканчивается словами earnis resurrectionem; но в греческом варианте Римского символа веры у Мяркелла (311) стоит ????

Слова, выделенные курсивом в последнем столбце, представляют собой добавления Второго вселенского собора (381); слова в квадратных скобках — принятые на Западе изменения.

Е. WiLH. Moller: Geschichte der Kosmologie in der griechischen Kirche bis auf Origenes. Halle I860. P. 112–188; 474–560. Большая часть этого ученого труда посвящена космологическим теориям гностиков.

Когда речь заходит о церковных учениях, мы не должны забывать, что христианство вошло в мир не как логическая система, но как божественно–человеческий факт, а Новый Завет — не просто учебник богословия для исследователей, но прежде всего и в основном — книга жизни для всех верующих. Учения о спасении, конечно же, заключаются в фактах спасения, но представленных в конкретной, живой, свежей и понятной форме. И задача богословов — логическое, научное развитие этих учений на основе Слова Божьего и христианского опыта. Поэтому не стоит удивляться, если мы обнаружим, что в рассматриваемый нами период знания даже наиболее выдающихся учителей о важных догматах веры очень неопределенны и неполны, хотя эти учителя ощущали их практическое воздействие на собственные сердца и преподавали их окружающим так же ревностно, как их самые ортодоксальные последователи. Центр христианства — богочеловеческая Личность и богочеловеческие деяния Христа. И изменения, исходящие из этого центра, затрагивали весь спектр существовавших религиозных представлений, от первопринципов до конечных результатов, подтверждая то, что в более ранней религии было истинного, и отвергая ложное.

Почти все символы веры первых веков, особенно Апостольский и Никейский, начинаются с исповедания веры в Бога, Всемогущего Отца, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. С защиты этого основополагающего учения, сформулированного в самой первой главе Библии, Ириней начинает свое опровержение гностических ересей. Он не поверил бы Самому Господу, если бы Тот провозглашал какого–либо иного бога, кроме Творца. Он отвергает любое представление о Боге a priori и основывает свои знания исключительно на откровении и христианском опыте.

Мы начинаем с общей идеи Бога, лежащей в основе любой религии. Она оформляется, обретает духовный характер и укрепляется вследствие явления Христа. Эта истина особенно отчетливо реализуется в идее Тертуллиана о непреодолимом стремлении человеческой души к Богу, причем к единственному истинному Богу. «Бог никогда не будет скрыт, — говорит Тертуллиан. — Бог никогда не оставит человечество; люди всегда будут узнавать Его, ощущать и видеть, если пожелают. О Боге свидетельствует то, какие мы, и всё, что нас окружает. Тем, что все могут познать Бога, Бог доказывает, что Он — Бог, причем единственный Бог; существование другого бога еще надо было бы доказать. Чувство Бога — это изначальное свойство души; оно одинаково в Египте, в Сирии и в Понте, и нет другого; ибо Бога иудеев все души называют своим Богом». Природа также свидетельствует о Боге. Она — дело Его рук, она — благо сама по себе, а не плод природы или дьявола, как учили гностики, и по своей сути она — не зло. Согласно Иринею, Бог, когда Он не являет Себя, скрыт и непостижим. Но в творении и искуплении Он вступил с нами в общение, поэтому не может оставаться полностью скрытым от человека.

Рассматривая разные доводы в пользу существования Бога, выдвигавшиеся в этот период, мы находим в них начатки космологического и физико–богословского доказательств. В способе восприятия божественной природы мы наблюдаем следующее различие: если александрийцы пытаются избежать каких бы то ни было антропоморфных и антропопафических понятий и настаивают на нематериальности и духовности Бога, доводя их почти до абстракции, Тертуллиан приписывает Ему даже телесность, поскольку считал абсолютно лишенным телесности только несуществующее, — хотя под телесностью он, скорее всего, понимал бытийность и конкретность личности Сущего[1007].

Учение о единстве Бога как вечного, всемогущего, вездесущего, справедливого и святого Творца и Вседержителя христианская церковь унаследовала от иудаизма и использовала против абсурдного политеизма язычников, а особенно против дуализма гностиков, полагавших, что материя так же вечна, как и Бог, и приписывавших сотворение мира некоему промежуточному Демиургу. Этот дуализм был лишь новой разновидностью политеизма, исключавшего абсолютность Бога, то есть правильное представление о Нем.

Что касается сотворения, то Ириней и Тертуллиан наиболее решительно отвергали языческие и гностические представления о живой материи (гилозоизм) и о Демиурге и учили, согласно Книге Бытия, что Бог сотворил мир, в том числе материю, конечно же, не из какого–то материала, а из ничего, или, выражая ту же мысль в утвердительном плане, — из Своего свободного и всемогущего волеизъявления, Своим словом[1008]. Это свободное волеизъявление Бога, волеизъявление любви, есть высшая, абсолютная, безусловная, всеобуславливающая и окончательная причина всякого существования, исключающая любую идею физической силы или эманации. Любое творение исходит от благого и святого Бога, поэтому по сути своей есть благо[1009]. Следовательно, зло — не какая–то изначальная и отдельная сущность, но извращение природы, и оно может быть уничтожено силой искупления. Без правильного учения о сотворении не может быть правильного учения об искуплении, что видно из всех гностических систем.

Взгляды Оригена о вечном сотворении своеобразны. Сущностью его позиции является не столько бесконечное возникновение новых миров, сколько обновляющее преображение существующего мира, в котором с самого начала были явлены всемогущество, мудрость и благость Бога. С этим связано и его платоническое представление о предвечном существовании души. Он отталкивается от идеи близких отношений между Богом и миром и представляет последний как обязательное откровение первого. Было бы нечестиво и абсурдно утверждать, что когда–то Бог не проявлял присущие Ему качества, составляющие само Его бытие. Он никогда не был ни праздным, ни бездействующим. Сущность Бога — Его благость и любовь, и Его воля тождественна Его природе. Он должен творить по самой Своей природе, и Он будет творить. Таким образом, необходимость одновременно является и свободным действием. У каждого мира есть начало и конец, предусмотренные Божественным Провидением. Но что было до первого мира? Ориген связывает идею времени с идеей мира, но не идет дальше представления о бесконечном течении времени. Божья вечность — над временем, однако наполняет все время. Ориген представляет себе переход от Бога к миру как вечное порождение Логоса, Который есть явленный образ Отца и через Который Бог сотворяет сначала духовный, а потом материальный мир. И само это порождение — длительный процесс; Бог всегда (???) порождает Сына, Он никогда не был без Сына, как и Сын никогда не был без Отца[1010].

Церковь всегда верила, что человек был сотворен по образу Бога, чистым и святым, и совершил грехопадение по собственной вине и вследствие искушения сатаны, который сам отпал от своего изначального состояния. Но степень греховности человека и последствий грехопадения не обсуждались в полной мере до пелагианского спора в V веке. То же самое относится и к метафизической проблеме происхождения человеческой души. Однако в рассматриваемый нами период уже начали зарождаться три теории.

Тертуллиан — автор традуционизма (или тж. традуцианизма)[1011], теории, по которой душу и тело человек получает от родителей в процессе продолжения рода[1012]. Он считает, что сотворение Богом мира ex nihilo завершилось на шестой день и что душа Адама была наделена силой воспроизводиться, порождая новые души, подобно тому как первое сотворенное семя растения было наделено способностью к воспроизведению себе подобных. Большинство западных богословов вторили Тертуллиану, ибо эта теория позволяет легко объяснить распространение первородного греха на последующие поколения[1013], однако грех, который порожден умом, приобретает в ней слишком материальный характер. Адам совершил грехопадение внутренне, когда усомнился и ослушался, еще до того, как он съел запретный плод.

Аристотелевская теория креационизма (или тж. креацианизма) гласит, что каждая отдельная душа непосредственно порождается Богом и оскверняется позже вследствие контакта с телом; тем самым нарушается органическое единство души и тела, а грех оказывается произошедшим от материального. Сторонниками этой теории были восточные богословы и Иероним на Западе. Августин колебался между двумя теориями, и церковь так и не решила этой проблемы.

Третьей теории, теории предсуществования души, учил Ориген, а до него — Платон и Филон. Она объясняет первородный грех и личную вину предполагаемым доисторическим существованием и грехопадением каждого человека. Однако она не подтверждается ни Писанием, ни человеческой совестью — разве что в идеальном плане, — и потому была осуждена при Юстиниане как одна из ересей Оригена. Тем не менее после этого она время от времени возрождалась в виде частных спекулятивных мнений[1014].

При изложении христианской веры требовались доказательства как потребности человека в искуплении (в опровержение эпикурейского легкомыслия и стоической самодостаточности), так и возможности искупления человека (в опровержение гностических и манихейских идей о неотъемлемо присущем природе зле, а также фатализма разного рода).

Греческие, особенно александрийские отцы церкви очень усердно отстаивают свободу воли как основание ответственности и всей моральной природы человека, а также как необходимую для различения добродетели и порока. Грехопадение повлияло на нее и ослабило, но не уничтожило. Свобода выбора — главная опора богословской системы Оригена. Ириней и Ипполит не могут представить себе человека без неразрывно связанных между собой качеств — разума и свободы. Тертуллиан заявляет открыто, выступая против Маркиона и Гермогена, что свобода воли является одним из врожденных качеств души[1015] наряду с ее происхождением от Бога, бессмертием, инстинктом повелевания и способностью к прорицанию[1016]. Однако, с другой стороны, Ириней, высказывавшийся в духе Павла о причинно–следственной связи первородного греха Адама с греховностью всего человечества, и особенно Тертуллиан с его представлением о наследственном грехе и передаче греха при зачатии предвещали появление системы Августина, разработанной величайшим из отцов церкви в ответ на пелагианскую ересь и оказавшей сильное влияние на деятелей Реформации, но не произведшей никакого впечатления на Восточную церковь и отчасти отвергнутой Римской церковью[1017].

*Dionys. Petavius (или Денис Пето, профессор богословия из Парижа, умер в 1652): Opus de theologicis dogmatibus, etc. Par. 1644–50, in 5 vols. fol. Последующие издания: Antw. 1700; by Fr. Ant. Zachiaria, Venice 1757 (in. 7 vols, fol.); с добавлениями — С. Passaglia, С. Schrader, Rome 1857 (неполное); еще более позднее издание — J. В. Thomas, Bar le Duc, 1834, 8 vols. Пето был очень ученым иезуитом, отцом истории вероучений (Dogmengesgeschihte). В разделе De Trinitate (vol. II) он собрал большую часть отрывков на данную тему из доникейских и никейских отцов церкви; он предполагает, что учение о Божественности Христа и о Троице развивалось постепенно, за что его подвергает суровой критике представитель англиканской церкви Дж. Балл.

*George Bull (епископ Сент–Дэвида, умер в 1710): Defensio Fidei Nicaenae de aeterna Divinitate Filii Dei, ex scriptis catholic, doctorum qui intra tria ecclesiae Christianae secula floruerunt. Oxf. 1685. (Lond. 1703; 1721); также в полном собрании сочинений Балла, Works, ed. Edw. Burton, Oxf. 1827, и опять — в 1846 (vol. V, part I, II); английский перевод в «Library of Anglo–Catholic Theology» (Oxford 1851, 2 vols.). Епископ Балл до сих пор остается одним из авторов наиболее ученых и ценных трудов о раннем учении о Троице, но он воспринимает идет доникейских отцов церкви сквозь призму Никейского символа, и больше половины из его многочисленных свидетельств нуждаются в дополнительном объяснении и доказательстве.

Martini: Gesch. des Dogmas von der Gottheit Christi in den ersten vier Jahrh. Rost. 1809 (рационалист).

Ad. Mohler (католик): Athanasius der Gr. Mainz. 1827, second ed. 1844 (Bk 1. Der Glaube der Kirche der drei ersten Jahrh. in Betreff der Trinitat, etc., p. 1–116).

Edw. Burton: Testimonies of the ante Nicene Fathers to the Divinity of Christ. Second ed. Oxf. 1829.

*F. C. Baur (умер в 1860): Die christl. Lehre von der Dreieinigkeit и. Menschwerdung Gottes in ihrer geschichtlichen Entwickldung. Tub. 1841–43. 3 vols. (I, p. 129–341). Очень независимый, ученый, критичный и философский труд.

G. A. Meier: Die Lehre von der Trinitat in ihrer hist. Entwicklung. Hamb. 1844. 2 vols. (I, p. 45–134).

*Isaac ?. Dorner: Entwicklungsgeschichte der Lehre von der Person Christi (1839), 2^nd ed. Stuttg. u. Berl. 1845–56. 2 vols. (I, pp. 122–747). Шедевр тщательной и сознательной исследовательской работы, критический, проницательный и честный. Английский перевод — W. I. Alexander and D. W. Simon. Edinb. 1864, 5 vols.

Robt. Is. Wilberforce (сначала представитель англиканской церкви, потом, с 1854, католик): The Doctrine of the Incarnation of our Lord Jesus Christ, in its relation to Mankind and to the Church (скорее доктринальный, чем исторический). 4^th ed. Lond. 1852. (Ch. V, pp. 93–147.) Более раннее издание — Philad. 1849.

Рн. Schaff: The Conflict of Trinitarianism and Unitarianism in the ante–Nicene age, «Bibl. Sacra», Andover 1858, Oct.

M. F. Sadler: Emmanuel, or, The Incarnation of the Son of God the Foundation of immutable Truth. London 1867 (доктринальный).

Henry Parry Liddon (англиканин, каноник собора Святого Павла): The Divinity of our Lord and Saviour Jesus Christ. (The Bampton Lectures for 1866). London 1867, 9^th ed. 1882. Верный, способный и красноречивый.

Рн. Schaff: Christ and Christianity. N. Y. 1885, p. 45–123. Очерк об истории христологии вплоть до наших дней.

См. также соответствующие разделы об истории учения в Hagenbach, Thomasius, Harnack, etc.

Мессианство и божественное происхождение Иисуса из Назарета, которое впервые было исповедано Петром от имени всех апостолов и свидетелей божественной славы Его личности и деяний как самого священного и драгоценного факта их опыта, а после воскресения с обожанием признано скептиком Фомой с восклицанием «Господь мой и Бог мой!» — краеугольный камень Христианской Церкви[1018]; отрицание же тайны воплощения — признак антихристианской ереси[1019].

Итак, все богословские усилия доникейского периода были сосредоточены на учении о Христе как Богочеловеке и Искупителе мира. Это учение было основным во всех символах веры, произносимых при крещении. Оно наложило отпечаток на всю жизнь, строение и поклонение ранней церкви. Его не только отстаивали отцы церкви, возражая еретикам. Оно выражалось в ежедневном и еженедельном богослужении, в совершении крещения, евхаристии и в ежегодных праздниках, особенно Пасхе. Оно воплощалось в молитвах, славословиях и хвалебных гимнах. Уже из самых ранних свидетельств мы видим, что Христос вызывал у верующих не то восхищение, какое может вызвать смертный человек или бренный предмет и которое предполагает равенство, но был объектом молитвы, восхваления и поклонения как бессмертная, несотворенная, божественная сущность. Это очевидно из нескольких отрывков Нового Завета[1020], из любимого символа первых христиан, Ichthys[1021], из Tersanctus, Gloria in Excelsis, гимна Климента Александрийского, славящего Логос[1022], из свидетельства Оригена, который говорит: «Мы поем гимны только Всевышнему и Его Единородному Сыну, Который есть Слово и Бог; и мы славим Бога и Его Единородного Сына»[1023]; и из языческого свидетельства Плиния Младшего, сообщающего императору Траяну, что азийские христиане имели обыкновение петь «гимны Христу как своему Богу»[1024]. Евсевий, цитируя более древнего автора (вероятно, Ипполита) в опровержение ереси Артемона, ссылается на свидетельства Иустина, Мильтиада, Татиана, Климента и «многих других», подтверждающие Божественность Христа, и спрашивает: «Кто не знает трудов Иринея и Мелитона и прочих, в которых Христос объявляется Богом и человеком? Во всех братских псалмах и гимнах, написанных верующими от начала, славится Христос как Слою Божье и утверждается Его Божественность»[1025]. Эта вера была также скреплена страданиями и смертью «благородного воинства» исповедников и мучеников, которые исповедовали Христа как Бога и умирали за Христа как Бога[1026].

Жизнь и поклонение опережали богословие, и христианский опыт включал в себя больше, чем богословы могли ясно выразить словами. Так ребенок может поклоняться Спасителю и молиться Ему задолго до того, как сможет разумно объяснить свою веру. Инстинктивно христиане всегда двигались в верном направлении, поэтому несправедливо было бы обвинять их в несовершенстве рассуждений, в неточности пробных и ищущих истины высказываний некоторых доникейских учителей. Идея Божественности Христа, а с ней и идея Божественности Святого Духа с самого начала навеки запечатлелись в умах и сердцах верующих христианской церкви как центральный догмат веры.

Что же касается логического определения этой Божественности и ее отношений с фундаментальным ветхозаветным учением о единстве природы Бога — то есть церковного догмата Троицы, — то на его формирование ушло три века и завершилось оно только в никейскую эпоху. Следует ожидать, что, наблюдая за первыми попытками описать эту непостижимую тайну, мы будем встречаться с разного рода ошибками, незрелыми формулировками и неточностями.

У апостольских отцов мы по большей части встречаем лишь простые библейские утверждения о Божественности и человечности Христа в практической форме, необходимой для общего назидания. Из этих отцов Игнатий наиболее активно говорит о своем убеждении в том, что распятый Иисус есть воплощенный Бог, и часто называет Его просто Богом, без уточнений[1027].

Научное развитие христологии начинается с Иустина Мученика и достигает кульминации у Оригена. После Оригена существовало два противоположных взгляда на зачатие Христа — афанасиевский и арианский. Последний победил на Никейском соборе в 325 г. по P. X. и утвердил свою победу на Константинопольском соборе в 381 г. В ходе споров с арианами доникейские разногласия по поводу этого жизненно важного учения были окончательно разрешены.

Учение о боговоплощении включает в себя три составляющих: божественную природу Христа; Его человеческую природу и нераздельную связь между этими двумя в Его Личности.

Догмат о Божественности Христа находится в центре проблемы. Он был выдвинут на первый план не только в спорах с рационалистическими монтанистами и евионитами, но и в спорах с гностицизмом, который, хоть и ставил Христа выше человека, все же приравнивал Его к прочим зонам идеального мира и тем самым, бесконечно умножая количество Божьих сыновей на манер языческой мифологии, пантеистически размывал и разрушал представление о конкретном Сыне. Развитие этой догмы начиналось с ветхозаветной идеи слова и мудрости Бога, с иудейского платонизма Александрии и, прежде всего, с христологии Павла и учения Иоанна о Логосе. Взгляды Иоанна придавали мощный импульс христианской теории и постоянно вносили в нее свежий материал. Именно в такой форме все греческие отцы церкви представляли себе божественную природу и божественное достоинство Христа до Его воплощения. Термин «Логос» был особенно удобен здесь по причине его всем известного двойного значения — «разум» и «слово», ratio и oratio; хотя очевидно, что у Иоанна он используется только в последнем значении[1028].

Первую христологию разработал Иустин Мученик, хотя она была не новой, а той, которой в целом придерживались христиане[1029]. Следуя предположению о двойном значении понятия «Логос», а также на основании прецедента подобного разграничения у Филона, Иустин выделяет в Логосе, то есть в божественной сущности Христа, два элемента: имманентный, или определяющий откровение Бога для Него Самого и внутри Его Самого[1030], и транзитивный, посредством которого Бог являет Себя вовне[1031]. Акт исхождения Логоса от Бога[1032] он сравнивает с рождением[1033], не сопровождающимся разделением или ослаблением божественной сущности; в этом плане Логос — единственный и абсолютный Сын Божий, единородный. Однако это рождение для него — не вечное действие, основанное на метафизической необходимости, как позже будет учить Афанасий. Оно состоялось до сотворения мира и исходило из свободного волеизъявления Бога[1034]. Этот порожденный, противоположный миру (хотя, как может показаться, и не вечный в строгом смысле слова) Логос воспринимается Иустином как ипостатическая сущность, Личность, количественно отличная от Отца; деянию этой Личности до воплощения[1035] Иустин приписывает сотворение и сохранение вселенной, все теофании (христофании) Ветхого Завета и все истинное и разумное, что есть в мире. Христос есть Причина причин, воплощение абсолютного и вечного разума. Он — истинный объект поклонения. Стараясь примирить свои взгляды с монотеизмом, Иустин то заявляет о моральном единстве двух ипостасей Бога, то категорически подчиняет Сына Отцу. Таким образом, Иустин сочетает ипостасианство, или теорию независимой, личной (ипостатической) Божественности Христа, с субординационизмом; следовательно, он не арианин и не сторонник Афанасия, но в целом его богословская тенденция, в отличие от ересей, тяготела к ортодоксальной системе, и, если бы он жил позже, он подписался бы под Никейским символом веры[1036]. То же самое можно сказать о Тертуллиане и Оригене.

В этой связи мы должны упомянуть также примечательное учение Иустина о Logos spermatikos, или Божественном Слове, рассеянном среди людей. Иустин считал, что в каждой разумной душе есть нечто христианское, зародыш (??????) Логоса, или искра абсолютного Разума. Таким образом, все истинное и прекрасное, рассеянное, подобно семени, не только среди иудеев, но и среди язычников, он объясняет влиянием Христа до воплощения. Он считал языческих мудрецов, Сократа (которого сравнивал с Авраамом), Платона, стоиков и некоторых поэтов и историков неосознанными учениками Логоса, христианами до Христа[1037]. Без сомнения, Иустин почерпнул эту идею из Евангелия от Иоанна (Ин. 1:4,5,9,10), хотя цитирует он лишь одно место из него (Ин. 3:3–5). Его ученик Татиан использовал его в своем «Диатессароне»[1038].

Дальнейшее развитие учения о Логосе мы находим у других апологетов, у Татиана, Афинагора, Феофила Антиохийского и особенно в александрийской школе.

Климент Александрийский говорит о Логосе в очень возвышенных терминах, но оставляет непроясненной проблему Его личностной независимости. Он объявляет Логос конечным принципом всего сущего, не имеющим начала и безвременным; это откровение Отца, итог всякого знания и мудрости, личная истина, изрекание и изреченное слово, обладающее творческой силой, подлинный творец мира, источник света и жизни, великий учитель человечества, наконец ставший человеком, чтобы вовлечь нас в общение с Собой и сделать нас участниками Своей Божественной природы.

Ориген в полной мере ощущал серьезность христологической проблемы и проблемы триединства; он усердно старался разрешить ее, но осложнял чуждыми рассуждениями. Он колебался между теорией единосущности (homo–ousian), то есть ортодоксальной, и теорией подобосущности (homoi–ousian), то есть субординационистской, которые позже вступили друг с другом в резкий конфликт в ходе арианских споров[1039]. С одной стороны, он делает Сына, в плане Его сущности, как можно ближе к Отцу; говорит не только о Его абсолютной личной мудрости, истинности, праведности и разуме[1040], но и открыто заявляет о Его вечности и предлагает церкви учение о вечном порождении Сына. Это порождение он обычно представляет как проистекающее из воли Отца, но воспринимает его также и как проистекающее из Его сути; следовательно, по крайней мере в одном месте, он уже применяет к Сыну термин homo–ousios, провозглашая Его тем самым равным Отцу по сути или по природе[1041]. Однако эта идея вечного порождения приобретает у него своеобразную форму из–за ее тесной связи с его учением о вечном сотворении. Он не может представить себе Отца без Сына, как не может представить всемогущего Бога без творения или свет без лучей[1042]. Поэтому он описывает порождение не как разовый, мгновенный акт, но как постоянно продолжающийся, равно как и сотворение[1043]. С другой стороны, он отличает сущность Сына от сущности Отца, говорит о разнице сущностей[1044] и ставит Сына явно ниже Отца, называя Его, со ссылкой на Ин. 1:1, просто ???? без артикля, то есть Богом в относительном или вторичном плане (Deus de Deo), а также ???????? ????, Отца же Бога называя ? ???? в абсолютном смысле (Deus per se) или ????????, а также источником и корнем Божественности[1045]. Он учил также, что в молитве не следует обращаться непосредственно к Сыну, а следует обращаться к Отцу через Сына во Святом Духе[1046]. Без сомнения, это его правило касается лишь абсолютного поклонения, потому что в других местах он признает возможность молитвы, обращенной к Сыну и Святому Духу[1047]. Но такое представление о подчиненной роли Сына было шагом в сторону арианства, и некоторые ученики Оригена, особенно Дионисий Александрийский, явно склонялись к этой ереси. Против них, однако, еще до арианских споров протестовали люди, более глубоко ощущавшие суть христианства, особенно Дионисий Римский, которому его александрийский тезка и коллега великодушно уступил.

Другими словами, западные отцы церкви, включая Иринея и Ипполита, трудившихся на Западе, несмотря на греческое обучение, пришли к выводу, что Христос должен быть един с Отцом, но лично отличен от Него. Обычно считается, что они подошли к понятию homo–ousion ближе, чем греки. Так можно сказать об Иринее, но не о Тертуллиане и не о Киприане, который интересовался исключительно церковным управлением и дисциплиной, а в теории которого нет ничего особенного.

Ириней вслед за Поликарпом, самым верным представителем школы Иоанна, успешнее держится в рамках простых библейских утверждений и не осмеливается на такие смелые размышления, как александрийцы. Он рассуждает более здраво и ближе к никейскому стандарту. Он также использует термины «Логос» и «Сын Божий» как взаимозаменяемые и проводит различие, как и валентиниане, между внутренним и изреченным словом[1048] по отношению к человеку, но оспаривает применение подобной теории к Богу, Который выше всяких противопоставлений, абсолютен, прост и неизменен, в Котором совпадает прошлое и будущее, мышление и речь. Он опровергает также любые спекулятивные попытки или попытки a priori объяснить происхождение Сына от Отца; он заявляет, что это непостижимая тайна[1049]. Он удовлетворяется тем, что определяет реальное различие между Отцом и Сыном: первый есть Бог, являющий Себя, второй — Бог явленный; первый есть основание откровения, второй — само откровение, реальное и явное. Поэтому он называет Отца незримым Сына, а Сына — зримым Отца. Наиболее строго он разграничивает понятия рождения и сотворения. Сын, хотя и рожден от Отца, все же, как и Он, отличен от сотворенного мира, как несотворенный, не имеющий начала и вечный.

Все это ясно показывает, что Ириней гораздо ближе к никейскому догмату о единосущии Сына и Отца, чем Иустин и александрийцы. В нескольких местах, где он все же представляет Сына подчиненным Отцу, он, конечно же, проявляет непоследовательность; и происходит это из–за неспособности четко различать вечный Логос и реального Христа[1050]. Такие фразы, как «Отец Мой более Меня», относящиеся только к историческому Христу, он относит также, как и Иустин с Оригеном, к вечному Слову. С другой стороны, Иринея обвиняли в склонности к противоположной крайности — савеллианским и патрипассианским взглядам, но это несправедливое обвинение[1051]. Хотя часто его заявлениям недостает точности, в целом он с несомненным библейским и церковным чутьем держится далеко от обеих крайностей и говорит как о единосущии, так и о вечной разнице Личностей Отца и Сына.

Воплощение Логоса Ириней представляет и как восстановление и искупление от греха и смерти, и как завершение Божьего откровения и сотворения человека. В последнем случае Христос, как завершитель, есть совершенный Сын Человеческий, в Котором сходство человека с Богом, similitudo Dei, рассматриваемое как моральная обязанность в отличие от imago Dei, или неотъемлемого качества, впервые становится действительно реальным. Соответственно, воплощение должно было основываться на изначальном замысле Бога, нацеленном на усовершение человечества, и не зависело от грехопадения; оно состоялось бы и без грехопадения, хотя и в иной форме. Но прямо Ириней этого не говорит. Размышление об абстрактных возможностях было чуждо его реалистическому уму.

Тертуллиана невозможно не обвинить в субординационизме. Он прямо называет Отца полной Божественной сущностью, а Сына — ее частью[1052]; он сравнивает эти отношения с отношениями истока и ручья, солнца и луча. Он не верит в существование двух солнц, но может называть Христа Богом, как делает Павел в Рим. 9:5. Солнечный луч тоже сам по себе может быть назван солнцем, но солнце не назвать лучом. Солнце и луч — два разных вида (species), обладающие одинаковой сущностью (substantia), как Бог и Слово, как Отец и Сын. Но мы не должны воспринимать его образный язык слишком буквально, и следует помнить, что для Тертуллиана было особенно важно отличать Сына от Отца в связи с критикой патрипассианина Праксея. В прочих отношениях Тертуллиан оказал церковной христологии существенную услугу. Он говорит о трехчастном ипостатическом существовании Сына (filiatio): 1) о предсущей, вечной имманентности Сына в Отце; они неразрывны как разум и слово в человеке, сотворенном по образу Бога, то есть в какой–то степени отражающем Его бытие[1053]; 2) об исхождении Сына от Отца с целью сотворения; и 3) о явлении Сына в мире посредством воплощения[1054].

Ипполит не менее энергично выступает против патрипассианства, настаивая на разграничении разных ипостасей, обладающих равным божественным правом на поклонение. Однако он тоже в чем–то склоняется в сторону субординационистского взгляда[1055].

С другой стороны, согласно сказанному в его «Философуменах», римские епископы Зеферин и особенно Каллист были сторонниками патрипассианства. Папы более позднего периода, однако, решительно отстаивали идею ипостасей. Один из них, Дионисий, в 262 г. утверждал homo–ousion (мы более подробно поговорим об этом, когда речь пойдет о Троице) и вечное порождение, споря с Дионисием Александрийским, и различие ипостасей, споря с савеллианством, — смелыми и ясными штрихами наметив основные черты стандартной никейской формулировки.

Теперь мы обратимся к учению о человечности Спасителя и заметим, что Игнатий говорил о ней так же ясно и впечатляюще, как и о Его Божественности. Он утверждает, что гностики–докетисты его времени, превращавшие Христа в призрак, — сами бестелесные призраки, которых нам следует страшиться, как диких зверей в человеческом облике, потому что они сокрушают само основание нашей надежды[1056]. Он придает большое значение плоти, то есть полной реальности человеческой природы Христа, Его подлинному рождению от Девы и Его распятию при Понтии Пилате; он называет Его воплощенным Богом[1057]; именно поэтому смерть Христа — источник жизни.

Ириней опровергает докетизм целиком. Христос — возражает он гностикам — должен быть человеком, как мы, чтобы искупить нас от тления и сделать совершенными. Как грех и смерть пришли в мир через человека, так они могут быть уничтожены — правомерно и нам на благо — только человеком; но, конечно, не простым наследником Адама, который сам нуждается в искуплении, но последним Адамом, Который зачат сверхъестественным образом, прародителем новой расы, Богом и человеком. Рождение свыше к новой жизни должно занять место старого рождения к смерти. Как завершитель, Христос также должен вступить в общение с нами, быть нашим учителем и примером для подражания. Он сделался равным человеку, чтобы человек, через подобие Сыну, мог стать драгоценным в глазах Отца. Ириней считает, что человечность Христа — не просто телесность, хотя часто, споря с гностиками, он упоминает только об этом. Он признает за Христом подлинную человечность, объемлющую тело, душу и дух. Он пишет, что Христос состоит в тех же отношениях с рожденным свыше человечеством, в каких Адам состоял с рожденным от него природным потомством. Ириней считает Христа абсолютным, универсальным человеком, прототипом и суммой[1058] всего человечества. С этим связана прекрасная мысль, встречающаяся также в десятой книге «Философумен» Ипполита: Христос прошел через все этапы человеческой жизни, чтобы все их искупить и освятить. Для того чтобы распространить это утверждение на стариков, Ириней доходит до странности: продлевает жизнь Иисуса до пятидесяти лет и старается доказать это мнение на основании евангелий, споря с валентинианами[1059]. Полнота приближения Христа к людям предполагала Его участие во всех их немощах и страданиях, Его смерть и Его сошествие в ад.

Тертуллиан заявляет о полной, но безгрешной человечности Христа, выступая против гностиков–докетистов[1060] и патрипассиан[1061]. Он обвиняет первых в том, что они превращают Христа, всю полноту истины, в половинчатую ложь, а отрицая Его плоть, превращают все Его деяния во плоти, Его страдания и смерть в пустую показуху, извращая весь план искупления. Против патрипассиан он заявляет, что Бог Отец не способен на страдания, что Он выше сферы бренности и перемен. В понятие человечности Тертуллиан явно включает обладание душой, к которой он относит также и разум, поскольку склонен не к трихотомическому, а к дихотомическому делению. Тело Христа до вознесения он считает даже непривлекательным на основании неправильного понимания Ис. 53:2, где страдающий Мессия образно представлен как не имеющий «ни вида, ни величия». Это неестественное мнение соответствует его отвращению к изобразительному искусству и земной роскоши, но не все христиане придерживались таких взглядов, если судить по древнейшим изображениям Христа в образе прекрасного Пастыря, несущего ягненка на руках или на плечах.

Климент Александрийский также считал, что Иисус был непривлекателен внешне, но душа Его обладала моральной красотой. В попытке идеализировать тело Господа и объявить его выше каких бы то ни было чувственных желаний и потребностей он почти дошел до гностического докетизма.

В христологии Оригена эта часть разработана более полно, как и вопрос о божественной природе. На его взгляды существенно повлияло платоническое представление о предвечном существовании и грехопадении душ до Адама и их заточении в темнице плоти. Но Ориген также слишком идеалистичен и склонен заменять подлинно человеческие качества сверхчеловеческими. Он воспринимает воплощение как постепенный процесс и делит его на два этапа: успение души и успение тела. Логос еще до сотворения мира или, скорее, просто с самого начала принял к Себе человеческую душу, которая не участвовала в предвечном отступничестве, но прилепилась к Логосу в совершенной любви и возгревалась от близости к Нему, как железо нагревается от огня. Потом эта безгрешная душа, вступившая в брак с Логосом, получила от Девы Марии настоящее тело, но тоже безгрешное — не в наказание, как падшие души, но из любви к людям, чтобы дать им искупление. Опять же, Ориген различает разные виды проявления этой человеческой природы, обретя которую Господь стал всем для всех людей, чтобы приобрести всех. Большинству людей Он являлся в облике раба, но Своим верным ученикам и образованным людям — в сиянии высшей красоты и славы, которое вырывалось наружу еще до воскресения в Его чудесах и на горе Преображения. С этим связано мнение Оригена о поэтапном процессе одухотворения и обожествления тела Христа, вплоть до принятия вездесущности, которую Ориген приписывает Христу в Его вознесенном состоянии[1062].

На этом явно недостаточном основании оппоненты Оригена обвиняли его в том, что он учит двойному Христу (и низшему Иисусу, и высшему Спасителю гностиков), а телесности Искупителя придает лишь относительную ценность.

Ориген первым применил ко Христу термин «Богочеловек»[1063], ведущий к правильному представлению об отношении между двумя Его природами.

Учение о взаимодействии божественного и человеческого во Христе специально не обсуждалось и не получало четкого определения вплоть до христологических (несторианских и евтихианских) споров V века.

Однако Ириней в нескольких местах делает важные намеки на эту тему. Он, без сомнения, учит подлинному и нерасторжимому единству Божественности и человечности во Христе, опровергая гностическую идею о чисто внешней и временной связи между божественным Спасителем и человеком Иисусом. Ириней полагает, что основание этого союза — сотворение мира Логосом, изначальное подобие человека Богу и его предназначенность к постоянному общению с Ним. В этом единстве, то есть в акте сверхъестественного зачатия и рождения, активным принципом является Божественное, источник личности; а человеческое — пассивный или принимающий принцип, ибо человек в целом полностью зависит от Бога и является сосудом для восприятия откровений Его мудрости и любви. Посредник, скрепляющий этот союз — Святой Дух, Который при зачатии выступил в роли мужской стороны и осенил девственное чрево Марии силой Всевышнего. В этой связи Ириней называет Марию соответствием Евы как «матери всех живущих» в высшем смысле слова. Повиновавшись в вере, Мария стала причиной своего собственного спасения и спасения всего человечества[1064], подобно тому как Ева, ослушавшись, навлекла на человечество отступничество и смерть. Параллель эта плодотворна, но сомнительна. Она напрашивается в связи с параллелью, которую Павел проводит между Адамом и Христом, но не обязательна. Позже ее часто доводили до крайности и, без сомнения, вопреки ее первоначальному значению, превращали в довод в пользу идолопоклоннического культа благословенной Девы Марии. Представляется[1065], что Ириней воспринимал воплощение как постепенное, так что два фактора достигли полного согласия (но так и не поглотили друг друга) при вознесении. Но и до этого, во все этапы Своей жизни, Христос был совершенным человеком, образцом для подражания на все века.

Ориген, автор термина «Богочеловек», был также первым, кто употребил сравнение, позже ставшее классическим (образ железа, которое нагревается от близости огня), чтобы показать, как человеческая природа, и в первую очередь душа, преображалась во Христе под воздействием Божественного.

Ed. Burton: Testimonies of the Ante–Nicene Fathers to the Divinity of the Holy Ghost. Oxf. 1831 (Works, vol. II).

K. F. A. Kahnis: Die Lehre vom heil. Geiste. Halle 1847 (pt. I, p. 149–356). (Неполон).

Neander: Dog menge schichte, ed. Jacobi, I. 181–186.

Учение Иустина Мученика очень подробно рассматривает Semisch в своей монографии (Breslau 1840), II. 305–332. См. также M. v. Engelhardt: Das Christenthum Justins (Erlangen 1878), p. 143–147.

Учение о Святом Духе было гораздо менее развито, и до середины IV века особых споров по этому вопросу не возникало. В Апостольском символе веры третьей ипостаси Святой Троицы посвящена только одна статья[1066], в то время как Сыну Божьему — шесть или семь, основная часть символа веры. Даже первоначальная редакция Никейского символа веры резко обрывается после слов «и в Святого Духа»; все последующее фразы — более поздние добавления. Представляется, что в этом вопросе логическое знание оказывается еще более далеким от живой сущности веры, чем в христологии. В данный период еще можно было непосредственно наблюдать живую духовную жизнь апостольской церкви, еще проявлялись сверхъестественные дары, еще в полной мере ощущалось возрождающее, освящающее и утешительное влияние Божественного Духа в жизни, страдании и смерти, но что касается богословского определения природы и действия Духа, то оно оставалось во многих отношениях запутанным и нечетким вплоть до никейской эпохи.

Однако историки–рационалисты заходят слишком далеко, когда, помимо прочего, обвиняют раннюю церковь в том, что она отождествляла Святой Дух с Логосом. Смешение функций — например объяснение вдохновения пророков то воздействием Святого Духа, то воздействием Логоса — никоим образом не означает смешения Личностей. Напротив, внимательные исследования недавних времен четко показывают, что доникейские отцы церкви, за исключением монтанистов и, возможно, Лактанция, соглашались в двух фундаментальных моментах: Святой Дух, единственный, через Кого осуществляется воздействие искупления, есть сверхъестественная Божественная сущность, и при том — независимая Личность; то есть Он тесно связан с Отцом и Сыном, но ипостатически отличен от Них Обоих. Таким было практическое представление, заявленное даже в формуле крещения. Но вместо того чтобы считать Святого Духа равным другим божественным ипостасям, как это делается в никейском учении, Его обычно считали подчиненным Отцу и Сыну.

Так делает Иустин, пионер научных открытий не только в христологии, но и в пневматологии. Он опровергает обвинения язычников в атеизме, объясняя, что христиане поклоняются Творцу вселенной, после Него — Сыну[1067], а в третью очередь[1068] — пророческому Духу; таким образом, он помещает три божественные ипостаси как объекты поклонения в нисходящей градации. В другом, похожем отрывке он ставит воинство благих ангелов между Сыном и Духом, тем самым показывая, что Самого Духа он считал родственным ангелам, то есть сотворенным[1069]. Но, несмотря на туманность и неоднозначность слов об ангельском воинстве, уравнивание Святого Духа с ангелами исключается на основании многих других высказываний Иустина, в которых он ставит Духа гораздо выше всех сотворенных существ и заявляет, что ипостаси Божественной Троицы достойны такого поклонения, какое запрещено воздавать ангелам. Ведущая функция Святого Духа, по мнению Иустина, как и других апологетов, — вдохновление ветхозаветных пророков[1070]. В целом Дух управлял иудейской теократией и наделял людей качествами, необходимыми для теократических должностей. Все Его дары в конце концов сосредоточились в Личности Христа, и от Него же они были переданы верующим членам церкви. Однако поразительно, что Иустин лишь в двух местах объясняет новый моральный образ жизни христиан влиянием Духа. Обычно он представляет Логос как его источник. Он не чувствует также разницы между Духом в Ветхом и Новом Завете и настаивает на их идентичности, возражая гностикам.

У Климента Александрийского мы находим весьма незначительное развитие этой темы. Однако он называет Святого Духа третьим членом священной триады и требует благодарить Его, как и Сына с Отцом[1071].

Ориген в своей пневматологии колеблется еще больше, чем в христологии, между ортодоксальным и гетеродоксальным взглядом. Он считает, что Святой Дух существует вечно, возвышает Его, как и Сына, над всем творением и считает Его источником всех даров[1072], особенно в качестве источника всяческого просвещения и святости верующих при ветхом и новом завете. Но по сущности, достоинству и эффективности воздействия он ставит Духа ниже Сына, как Сына — ниже Отца; и хотя в одном месте[1073] он допускает, что Библия нигде не называет Святого Духа сотворенным, сам он склоняется к следующему мнению, в котором открыто не признается: у Святого Духа было начало (хотя, согласно его системе, не во времени, а в вечности). Он — первое и самое совершенное из всех творений Логоса[1074]. В той же связи он приводит три мнения о Святом Духе; одно представляет Его как нерожденного; другое — как не являющегося отдельной личностью; третье — как творение, порожденное Логосом. Первое из этих мнений он отвергает, потому что один лишь Отец является нерожденным (?????????); второе он отвергает, потому что в Мф. 12:32 Дух явно представлен как отличный от Отца и Сына; третье мнение он считает истинным и соответствующим Писанию, потому что все было сотворено Логосом[1075]. Исходя из Мф. 12:32 может показаться, что Святой Дух стоит выше Сына, но грех против Святого Духа более ужасен, чем грех против Сына Человеческого, лишь потому, что принявший Святого Духа стоит выше, чем принявший только разум от Логоса.

Ириней и в этом вопросе ближе, чем александрийцы, подходит к учению о совершенном единосущии Духа с Отцом и Сыном, хотя часто он образно (а потому нельзя считать эти слова определением) называет Сына и Духа «руками» Отца, все сотворившего, что предполагает некоторую субординацию. Он отличается от большинства отцов церкви в том, что считает Премудрость из Книги Притчей обозначающей не Логос, а Духа; следовательно, надо считать Его вечным. При этом Ириней далек от того, чтобы воспринимать Духа как чистую силу или качество; он считает Его независимой личностью, подобной Логосу. «С Богом[1076], — говорит он, — вечно пребывают Слово и Премудрость, Сын и Дух, через Которых и в Которых Он свободно сотворил все вещи, Которым Он сказал: "Давайте сотворим человека по нашему образу и подобию"». Но он больше говорит о действии, чем о природе Святого Духа. Дух через пророков предсказал пришествие Христа; Он был рядом с человеком при всех божественных постановлениях; Он передает знание об Отце и Сыне; вызывает у верующих уверенность в том, что они — дети Божьи; выступает как форма общения со Христом, залог нетленной жизни и лестница, по которой мы восходим к Богу.

В монтанистской системе Параклету придается особое значение. Он представлен в ней как источник высшего этапа откровения, или церкви последних времен. Тертуллиан называет Святого Духа подлинной сущностью церкви, но подчиняет Его Сыну, как Сына — Отцу, хотя в другом месте и говорит об «unitas substantiae». В его системе Дух исходит «а Patre per Filium», как плод — от корня через стебель. Взгляд на Троицу, выдвинутый Савеллием, способствовал отказу от этих субординационистских идей.

См. список литературы к § 144, особенно Petavius, Bull, Baur и Dorner.

Итак, здесь мы встречаем начатки учения о Троице, то есть учения о живом единственном истинном Боге Отце, Сыне и Духе, от Которого, через Которого и для Которого существует все. Это учение оказало особенное, сложное и решающее влияние на христианскую систему, будучи кратким подведением итогов всех истин и благословений религии откровения. Поэтому в формуле крещения (Мф. 28:19), составляющей фундамент всех древних символов веры, упоминается Троица, как и в апостольском благословении (2 Кор. 13:14). Но в Писании данное учение выражается не столько в виде прямых изречений и отдельных заявлений, из которых наиболее ясными являются два только что упомянутых, сколько в великих живых фактах — в истории троекратного откровения живого Бога в сотворении и владении, примирении и искуплении, освящении и завершении существования мира — истории, которая продолжилась в опыте христианства. В догмате Троицы христианское представление о Боге выражено с полной определенностью, как отличное и от абстрактного монотеизма иудейской религии, и от политеизма и дуализма язычников. Поэтому во все века догмат этот считался священным символом и фундаментальным учением Христианской Церкви, отрицание которого предполагает отрицание Божественности Христа и Святого Духа, а также божественного характера искупления и спасения.

Церковное учение о Троице возникло на основе Писания и осознания христианами трехчастных отношений, которые складываются у нас с Богом как нашим Творцом, Искупителем и Освятителем; прямо или косвенно этим учением руководствовалось уже и доникейское богословие, хотя четко сформулировано оно было лишь в никейскую эпоху. Прежде всего оно имеет практический религиозный характер, и только после этого — теоретический. Оно возникло не из области метафизики, но из опыта и поклонения, не как абстрактная, изолированная догма, но в неразрывной связи с изучением Христа и Святого Духа, особенно в связи с христологией, так как все богословие исходит из того, что «Бог во Христе примирил с Собою мир»[1077]. При условии монотеизма это учение обязательно должно было возникнуть вслед за учением о Божественности Христа и Святого Духа. О единстве Бога уже неоспоримо сказано в Ветхом Завете. Это основополагающий догмат религии откровения, противопоставленный любым формам идолопоклонства. Но Новый Завет и христианское сознание так же неоспоримо требовали веры в Божественность Сына, Который осуществил искупление, и в Божественность Святого Духа, Который основал Церковь и пребывает в верующих. Эти на первый взгляд противоречивые требования могли быть разрешены только через учение о Троице[1078], то есть через различение в единой и неделимой сущности Бога[1079] трех ипостасей или Личностей[1080], в то же время допускающее, что человеческих представлений и слов недостаточно для описания такой невообразимой тайны.

Поэтому социнианское и рационалистическое мнение, которое гласит, что церковное учение о Троице возникло из платонизма[1081] или неоплатонизма[1082], совершенно неверно. Индийское понятие Тримурти, пантеистическое по духу, еще дальше от христианской идеи Троицы. Эллинистическая философия действительно оказала извне стимулирующее воздействие на формирование богословия отцов церкви в целом, в том числе на учения о Логосе и Троице, и величайшие умы античности действительно предощущали троичность Божественной природы, но это было лишь отдаленное и смутное предчувствие, которое, как все глубочайшие порывы языческого ума, лишь укрепляло христианскую истину. Более ясные и плодотворные подсказки присутствовали в Ветхом Завете, особенно в учениях о Мессии, Духе, Слове и Премудрости Божьей, и даже в символической нумерологии, в которой священными являются числа три (Бог), четыре (мир), семь и двенадцать (единство Бога и мира, отсюда числа завета). Однако тайна Троицы могла быть полностью явлена только в Новом Завете, после завершения искупления и излияния Святого Духа. Для знания о Троице историческое проявление Троицы было обязательным.

Опять же, в основе церковных рассуждений лежала прежде всего устрояющая (oeconomic) или транзитивная, переходящая троичность, то есть троичность Божьего откровения в трехчастном деянии, направленном от сотворения к искуплению и освящению, троичность, представленная в апостольских писаниях в качестве живого факта. Но из этих размышлений, в согласии с разумом и Писанием, был сделан вывод об имманентной, или онтологической троичности, то есть о вечном различии внутри сущности Самого Бога, которое отразилось в Его откровении и которое может быть понято лишь постольку, поскольку оно проявляется в Его деяниях и словах. Так Божественная природа стала восприниматься не как абстрактное, пустое единство, но как бесконечная полнота жизни. В этом отношении христианское представление о Боге сочетало в себе (как заметил Иоанн Дамаскин) иудейский монотеизм и истину, лежащую в основе даже языческого политеизма, которая в нем искажена и извращена до неузнаваемости.

Для того чтобы более полно описать эту троичную сущность, церковные учители–теоретики последующих времен прибегали к разнообразным аналогиям из мира природы, особенно из области конечного разума, сотворенного по Божьему образу — то есть до некоторой степени позволяющего проводить подобные параллели. Они нашли подобие триады во всеобщем законе тезиса, антитезиса и синтеза, в элементах силлогизма, в трех лицах грамматики, в сочетании тела, души и духа в человеке, в трех основных способностях души, в природе разума и знания как предполагающей единство думающего субъекта и объекта мысли, и в природе любви, которая также представляет собой единство любящего и любимого[1083]. Первыми подобные теории начали строить Ориген и Тертуллиан, за ними последовали Афанасий и Августин, схоластики и мистики средних веков, Меланхтон и протестантские богословы–теоретики вплоть до Шлейермахера, Рота и Дорнера, а также философы от Беме до Гегеля, — и процесс этот не прекращается и не прекратится, пока мы не обретем видение, свойственное блаженному состоянию. Ибо Святая Троица хотя и очевидна, но остается глубочайшей из тайн, которую невозможно адекватно объяснить с помощью сравнения с ограниченными и земными вещами.

Учения о Божественности Христа и Святого Духа в доникейский период были разработаны еще неполно, без логической точности, потому и учение о Троице, на них основанное, не могло быть более ясным. Впервые мы находим его в самой простой библейской и практической форме во всех символах веры первых трех веков, которые, как Апостольский и Никейский, основаны на формуле крещения, поэтому организованы в трехчастном порядке. Затем учение о Троице появляется в славословиях, обращенных к трем ипостасям, которые церковь использовала с самого начала. Такое славословие присутствует даже в послании смирнской церкви о мученичестве Поликарпа[1084]. Климент Римский называет «Бога, Господа Иисуса Христа и Святого Духа» объектом «веры и упования избранных»[1085]. Ощущение, что мы с помощью Святого Духа восходим к Сыну, а с помощью Сына — к Отцу, выражалось и в век непосредственных апостольских учеников[1086].

Иустин Мученик неоднократно упоминает Отца, Сына и Духа вместе, как божественные объекты христианского поклонения (хоть и не абсолютно равные по достоинству); он говорит, что Платон предвосхищал учение о Троице. Афинагор исповедует веру в Отца, Сына и Духа, Которые едины в плане силы (???? ???????), но Которых он различал в плане ранга или достоинства (?????), в субординационистском духе. Феофил Антиохийский (180) первым обозначает отношения трех божественных личностей[1087] термином «Триада».

Ориген воспринимает Троицу в образе трех концентрических кругов, из которых каждый последующий очерчивает меньшую область. Бог Отец воздействует на все творение; Логос — только на разумных существ; Святой Дух — только на святых церкви. Но освящающее воздействие Духа ведет к Сыну, а от Сына — к Отцу, Который оказывается истоком и завершением пути всех живых существ и стоит на самой высокой ступени достоинства, так как масштаб Его влияния наиболее велик.

Ириней не идет дальше формулы крещения и троичности откровения; он говорит о трех последовательных этапах развития царства Божьего на земле и о постепенном совершенствовании общения Бога с миром. Он также говорит об отношениях Личностей Бога на основании Еф. 4:6. Отец выше всего, как Глава Христа. Сын, действующий через все, есть Глава Церкви. Дух, действующий во всем, есть Источник живой воды[1088]. О природе сверхъестественной Троицы он упоминает лишь вскользь.

Тертуллиан делает шаг вперед. Он предполагает, что существует разграничение ипостасей внутри Самого Бога. Основываясь на принципе, что сотворенный образ позволяет понять несотворенный оригинал, он описывает божественную природу с помощью аналогии человеческой мысли, говорит о необходимости само–проекции, или объективации себя в слове, для чего заимствует из системы Валентина термин ???????, илиprolatio rei alterius ex altera[1089], но не связывает его с гностической теорией чувственной эманации. Как мы уже замечали, в прочих отношениях он придерживается субординационистской теории, если считать строго догматическими его сравнения отношений между ипостасями с отношениями корня, стебля и плода; или истока, текущей воды и ручья; или солнца, луча и света от луча[1090]. Однако он явно утверждает сущностное единство трех Личностей[1091].

Последователем Тертуллиана был схизматик Новациан, который, тем не менее, придерживался ортодоксальных взглядов. Он был автором специального трактата De Tnnitate, основанного на символе веры, подкрепленного доказательствами из Писания и направленного против двух разновидностей монархиан.

Римский епископ Дионисий (262 г.), грек по происхождению[1092], был ближе всего к никейскому учению. Он открыто утверждал, возражая Дионисию Александрийскому, одновременно и единосущие, и реальное различие между Личностями трех членов Божественной триады — избегая тритеизма, савеллианства и субординационизма — с подлинно ортодоксальным чутьем и искусством анафематствования, которым папы уже владели. О его взглядах мы узнаем из фрагмента, приведенного у Афанасия, где сказано: «Затем я должен выступить против тех, кто уничтожает самое священное учение церкви, разделяя и растворяя единство Бога на три силы, отдельные ипостаси и три божества. Такое представление [некий тритеизм, подробности о котором нам неизвестны] прямо противоположно мнению Савеллия. Этот последний желал бы насадить нечестивое учение о том, что Сын — то же, что Отец, и наоборот, тогда как первые учат в некотором смысле трем Богам, деля священное единство на три совершенно разные ипостаси. Но Божественный Логос должен быть неразрывно связан с Богом всего, и в Боге также должен пребывать Святой Дух, чтобы Божественная Триада заключалась в одном Боге Вседержителе, как во Главе»[1093]. Далее Дионисий осуждает учение о том, что Сын есть творение, называет такой взгляд «верхом богохульства» и заключает: «Почитаемое Божественное единство не должно таким образом разделяться на три божества; не следует также принижать трансцендентное достоинство и величие Господа, говоря, что Сын сотворен; но мы должны верить в Бога Всемогущего Отца, и в Его Сына Иисуса Христа, и в Святого Духа, и мы должны рассматривать Логос как неразрывно связанный с Богом всего; ибо Он говорит: "Я и Отец — одно"; и "Я в Отце и Отец во Мне". Так и Божественная Триада и священное учение о единстве Бога остаются нерушимыми».

Труды, упомянутые в § 144.

Schleiermacher: Ueber den Gegensatz der sabellianischen u. athanasianischen Vorstellung von der Trinitat {Werke zu Theol. Vol. II.). Редкий образец конструктивной критики (в защиту савеллиан).

Lobeg. Lange: Geschichte и. Lehrbegriff der Unitarier vor der nicanischen Synods. Leipz. 1831. Jos. Schwane (католик): Dogmengesch. der vornican. Zeit (Munster 1862), pp. 142–156; 199–203. См. также его статью Antitrinitarier в «Wetzer und Welte», новое издание, I. 971–976.

Friedr. Nitzsch: Dogmengescichte, part I (Berlin 1870), 194–210. Ad. Harnack: Monarchianismus, Herzog², vol. X (1882), 178–213. Очень тщательная статья. Сокращенный вариант — в издании Шаффа, Herzog, II. 1548 sqq.

Ad. Hilgenfeld: Ketzergeschicte des Urchristenthums (1884), p. 608–028.

Церкви удалось отстоять учение о единстве Бога, и это произошло в значительной степени благодаря спору с оппонентами церковного учения о Троице, продолжавшемуся весь III век. Обычно этих антитринитариев называют монархианами от слова ????????,[1094] или унитариями из–за акцента на количественном и личном единстве Бога.

Но мы должны различать среди них две противоположные по взглядам группы: рационалистических или динамических монархиан, которые отрицали Божественность Христа или объясняли ее просто как обладание «силой» (???????), и патрипассиан, или модалистов, которые отождествляли Сына с Отцом и допускали только существование «модальной» Троицы, то есть тройного способа откровения, но не существование трех Лиципостасей.

Первая разновидность этой ереси, заключенная в оболочку абстрактного иудейского монотеизма, деистически разделяла божественное и человеческое и не далеко ушла от евионизма. Побежденная внутри церкви, за ее пределами эта ересь разрослась с еще большим размахом и пользуется поразительным успехом как новое откровение в мусульманстве, которое может быть названо псевдоиудейским и псевдохристианским унитарианством Востока.

Вторая разновидность исходила из самого возвышенного представления о Божественности Христа, но отчасти также из пантеистических представлений, близких к гностическому докетизму.

Первая ветвь монархианства ставила под сомнение достоинство Сына, вторая ветвь — достоинство Отца, но вторая была более глубокой и христианской по характеру, поэтому получила большее признание.

Монархиане первого типа видели во Христе всего лишь человека, наделенного божественной силой, но считали, что эта божественная сила действовала в Нем не только с момента крещения, как думали евиониты, а с самого начала, и признавали Его сверхъестественное рождение от Святого Духа.

1. К этому типу относятся алоги[1095], еретическая секта, существовавшая в Малой Азии около 170 г. по P. X., о которой известно очень мало. Епифаний дает им такое имя, потому что они отвергали учение о Логосе и Евангелие Логоса вместе с Апокалипсисом. «Что хорошего, — говорили они, — для меня в этом Апокалипсисе с его семью ангелами и семью печатями? Зачем мне четыре ангела на реке Евфрат, которых должен выпустить еще один ангел, и войско всадников с доспехами из огня и серы?» По–видимому, это были сухие рационалисты, противники хилиазма и всех мистических учений. Они придерживались нелепого мнения о том, что автором книг Иоанна был гностик Керинф, против которого выступал состарившийся апостол[1096]. Это первые представители негативного библейского критицизма после Маркиона, извратившего канон[1097].

2. Феодотиане; они назывались так по имени своего основателя, кожевника Феодота. Он был родом из Византии; отрекся от Христа в момент гонений, с тем извинением, что он отрекся всего лишь от человека, однако Феодот продолжал считать Его Мессией, зачатым сверхъестественным образом. Он приобрел последователей в Риме, но был отлучен епископом Виктором (192 — 202). После его смерти секта избрала своим епископом исповедника Наталия, который, как говорят, позже с покаянием вернулся в лоно католической церкви. Младший Феодот, «меняла», считал Мелхиседека посредником между Богом и ангелами, стоящим выше Христа, посредника между Богом и людьми; его последователей называли мелхиседекианами[1098].

3. Артемониты, последователи Артемона или Артемы, прибывшего в Рим несколько позже и придерживавшегося схожих взглядов. Он провозглашал учение о Божественности Христа инновацией и возвращением к языческому политеизму. Был отлучен Зеферином (202 — 217) или позже. Артемонитов обвиняли в том, что они ставили Эвклида и Аристотеля выше Христа и уважали математику и диалектику больше, чем Евангелие. Это указывает на резко интеллектуальный уклон, неприязненное отношение к любым таинствам; отсюда мы можем также сделать вывод, что теории Аристотеля использовались для опровержения Божественности Христа, как теории Платона — для ее подтверждения.

Их заявления о том, что подлинное учение было забыто Римской церковью только со времен Зеферина[1099], объясняется фактами, недавно выплывшими на свет вместе с обнаружением «Философумен» Ипполита: Зеферин (и, возможно, его предшественник Виктор), несмотря на упорное противодействие части римской церкви, благосклонно относился к патрипассианству и, вероятно, осуждал артемонитов из приверженности этому учению[1100].

4. Павел Самосатский, с 260 г. епископ Антиохии, в то же время занимавший высокий гражданский пост[1101], — самый знаменитый из этих унитариев–рационалистов. Он осквернил ересью одну из древних апостольских церквей. Отрицал личностный характер Логоса и Святого Духа, считая Их всего лишь силами Бога, подобно рассудку и уму в человеке; однако считал, что Логос пребывал во Христе в большей мере, чем в каком–либо из предыдущих посланников Бога, и учил, как позже социниане, постепенному возвышению Христа до божественного достоинства в ходе Его личного морального развития[1102]. Павел признавал, что Христос оставался свободным от греха, победил грех наших праотцев и тем самым стал Спасителем человечества. Для того чтобы распространить свою христологию в умах людей, он решил изменить церковные гимны и оказался достаточно хитер в умении приспособиться к ортодоксальным формулировкам — например, он называл Христа «Богом от Девы»[1103] и даже приписывал Ему единосущие с Отцом, хотя, конечно же, в своем собственном понимании[1104].

Подчиненные ему сирийские епископы обвиняли его не только в ереси, но также в чрезмерном тщеславии, высокомерии, помпезности, жадности и неподобающем интересе к светским делам. На третьем синоде, состоявшемся в Антиохии в 269 или 268 г., они решили сместить его. О количестве присутствовавших епископов есть разные сведения (70, 80, 180). Преемником был назначен Домн. О результате сообщили епископам Рима, Александрии и всем церквям. Но Павел был в фаворе у царицы Зенобии Пальмирской, и по–настоящему сместить его смогли только в 272 г., когда Пальмира была завоевана императором Аврелианом, да и то после совещания с итальянскими епископами[1105].

Смещение Павла стало причиной поражения монархиан, хотя мы продолжаем встречать их до конца IV века как осужденных еретиков под именами самосатиан, павлианистов и савеллиан.

Второй тип монархиан, которых Тертуллиан называл патрипассианами (как позже ответвление монофизитов называлось теопасхитами)[1106], наряду с потребностью ревностно отстаивать единство Бога, ощущали также христианское стремление утвердить Божественность Христа; однако они не считали Его независимой Личностью и воспринимали как растворенного в сущности Отца. Они учили, что единственный всевышний Бог по собственной свободной воле, посредством акта самоограничения, стал человеком, то есть что Сын есть Отец, явленный во плоти. Они не знали другого Бога, кроме явленного во Христе, и обвиняли своих оппонентов в двоебожии. Они были опаснее, чем рационалисты–унитарии, и в течение какого–то времени пользовались даже симпатией и поддержкой папского престола. Ряд учителей этого направления жил в Риме, их было много даже во времена Епифания, в конце IV века.

1. Первым выдающимся сторонником патрипассианской ереси был Праксей из Малой Азии. Он прибыл в Рим в правление Марка Аврелия и был известен как исповедник; там он осуждал монтанизм и пропагандировал патрипассианство, в которое обратил даже епископа Виктора[1107]. Но Тертуллиан с сокрушительной логикой выступил в оправдание монтанизма и ипостасианства и саркастически обвинил Праксея в том, что он выполнил в Риме два поручения дьявола: изгнал Святого Духа и распял Отца. Праксей, постоянно опиравшийся на Ис. 45:5; Ин. 10:30 («Я и Отец — одно») и Ин. 14:9 («Видевший Меня видел Отца») так, как будто вся Библия состояла из этих трех отрывков, учил, что Сам Отец стал человеком, испытывал голод, жажду, страдал и умер во Христе. Справедливости ради надо сказать, что его слова не следует понимать как относящиеся к непосредственному страданию (pati) Отца, но только к состраданию (copati) Отца Сыну; однако, в любом случае, Праксей не считал Сына независимой Личностью. Он воспринимал отношения Отца и Сына как отношения духа и плоти. Одна и та же личность как дух есть Отец, как плоть же она — Сын. Он считал католическое учение тритеизмом[1108].

2. Ноэт из Смирны выступил с тем же мнением около 200 г. по P. X., опираясь в том числе на Рим. 9:5, где Христос назван «сущим над всем Богом». Когда против него выступили на одном соборе, он заявил в свою защиту, что его учение способствует прославлению Христа[1109]. Автор «Философумен» связывает его учение с пантеистической философией Гераклита, который, как мы узнаем отсюда впервые, рассматривал природу в виде согласия всех противоположностей и называл вселенную одновременно неслиянной и нераздельной, рожденной и нерожденной, смертной и бессмертной; таким образом, Ноэт полагал, что одно и то же Божественное Лицо должно быть способно сочетать в Себе противоположные качества[1110].

Два его ученика, Эпигон и Клеомен[1111], распространяли это учение в Риме с разрешения папы Зеферина.

3. Каллист, папа Каллист (или Калликст) I, принял учение Ноэта и выступил его сторонником. Он объявлял Сына лишь явлением Отца в человеческом облике; Отец оживлял Сына, как дух оживляет тело[1112], и страдал вместе с Ним на кресте. «Отец, — говорил он, — бывший в Сыне, взял плоть и сделал ее Богом, объединив ее с Собой и сделавшись единым с нею. Следовательно, Отец и Сын — имена одного Бога, и эта единая [1113]Личность не может быть двумя; таким образом, Отец страдал вместе с Сыном». Каллист считал своих оппонентов «двоебожниками»[1114], а они в ответ называли его последователей каллистианами.

Этим и другими сведениями о Римской церкви в первой четверти III века мы обязаны, как уже говорилось, девятой книге «Философумен» Ипполита; не следует, однако, забывать, что Ипполит был главным оппонентом и соперником Каллиста и что его собственное учение о Троице тяготело к противоположной, субординационистской крайности. Ипполит называет Каллиста, явно не беспристрастно, «неразумным человеком и предателем, который собрал со всех сторон богохульства, чтобы выступать против истины, и не стыдился впадать то в заблуждение Савеллия, то в заблуждение Феодота» (никаких следов последнего мы не находим, скорее, наблюдаем нечто прямо противоположное)[1115]. Взгляды Каллиста отличались как от двубожия, отделявшего Логос от Бога, так и от савеллианского смешения Отца и Сына; он настаивал на взаимопроникновении (???????????) Божественных Личностей; иначе говоря, от модалистского унитарианства он шел к никейскому учению о Троице, но его заявления недостаточно полны и последовательны. Он отлучил от церкви как Савеллия, так и Ипполита; Римская церковь была на его стороне, и его имя стало одним из наиболее популярных среди имен древних пап[1116].

После смерти Каллиста, занимавшего папский престол с 218 по 223 или 224 г., патрипассианство исчезло из Римской церкви.

4. Берилл из Бостры (сейчас Босра и Боссерет), в Горной Аравии (Arabia Petraea). От него до нас дошел лишь несколько туманный и очень по–разному толкуемый отрывок, сохранившийся у Евсевия[1117]. Он отрицал личное предвечное существование[1118] и независимую Божественность[1119] Христа в целом, но в то же время утверждал, что в течение Его земной жизни в Нем пребывала Божественность Отца[1120]. Берилл в некотором смысле образует переход от простого патрипассианства к савеллианскому модализму. На Аравийский синод в 244 г. для консультации был вызван пресвитер Ориген, позже сам обвиненный в ереси, и этот великий учитель убедил Берилла в его заблуждении, в частности — дав разъяснения по поводу существования во Христе человеческой души, на место которой Берилл, вероятно, ставил свою ??????? ??????, как Аполлинарий Младший в более поздний период будет ставить ?????. Говорят, что позже Берилл поблагодарил Оригена за наставления. Здесь мы наблюдаем очень редкий пример богословского диспута, который закончился единением, а не еще большим расколом[1121].

Ипполит: Philos. IX. II (D. and Sehn., p. 450, 456,458). Довольно скудные, но важные сведения. Епифаний: Haer. 62. Фрагменты посланий Дионисия Александрийского у Афанасия, De Sentent. Dion., и свидетельства более поздних авторов, собранные в Routh, Reliqu. sacr. Новациан: De Trinit. Евсевий: Contra Marcellum. Ссылки в произведениях Афанасия {De Syn.; De Deer. Nie. Syn.; Contra Arian.). Василий Великий: Ер. 207, 210, 214, 235. Григорий Назианзин: ????? ???? ?????? ?. ?????????.

См. также Schleiermacher, Neander, Baur, Dorner, Harnack, I.c., и Zahn, Marcellus von Ancyra (Gotha 1867); Nitzsch, Dogmengesch. I. 206–209, 223–225.

5. Савеллий — самый оригинальный, глубокий и искренний из доникейских унитариев. Его система была самой опасной соперницей ортодоксального учения о Троице. Время от времени она возрождается в разных модификациях[1122]. Мы очень мало знаем о его жизни. Вероятно, он был ливийцем из Пятиградия. Какое–то время в начале III века он провел в Риме и сначала был обращен Каллистом в патрипассианство, а когда Каллист стал епископом, был отлучен от церкви.[1123] Хотя первый факт сомнителен. Его учение распространялось в Риме, а также в Пятиградии в Египте. Дионисий, епископ Александрии, отлучил Савеллия от церкви в 260 или 261 г.[1124] на соборе этого города. Решительно выступая против него, Дионисий почти в арианских терминах провозгласил независимость ипостасей и подчиненность Сына Отцу. Савеллиане пожаловались на этого епископа Дионисию Римскому, который в 262 г. созвал собор и в специальном трактате, с превосходным ортодоксальным чутьем, осудил как савеллианство, так и субординационизм с тритеизмом.[1125] Епископ Александрии уступил и взял обратно свои слова о подчиненном положении Сына, согласившись с ортодоксальной теорией единосущия. На время споры прекратились, но только чтобы повториться полвека спустя при появлении Ария с еще большей ожесточенностью.

Система Савеллия известна нам только по нескольким фрагментам, приводимым у Афанасия и других отцов церкви, и некоторые из этих отрывков совершенно не согласуются между собой.

В то время как другие монархиане ограничивались рассмотрением отношений Отца и Сына, Савеллий рассуждает и о Святом Духе. Он говорил о Троице, но не одновременной и единосущной, а о последовательной Троице откровения. Он начинает с разграничения монады и триады в божественной природе. Основополагающая идея его системы такова: единство Бога, в Котором нет различий, разворачивается или распространяется[1126] по мере развития мира в трех разных формах и этапах откровения[1127], а после совершения искупления возвращается в единство. Отец являет Себя в законе и ветхозаветных установлениях (не в сотворении, потому что оно, по мнению Савеллия, предшествует трехчастному откровению); Сын — в воплощении; Святой Дух — во вдохновении. Откровение Сына заканчивается с вознесением; откровение Духа продолжается в возрождении и освящении. Савеллий объясняет отношения между ипостасями, сравнивая Отца с солнечным диском, Сына — с его светом, Духа — с его теплом. Говорят, что он также сравнивал Отца с телом, Сына с душой и Святого Духа с человеческим духом; но это не соответствует его явно спекулятивному разграничению. Своеобразны также его взгляды на Логос[1128]. Логос не идентичен Сыну, но является самой монадой в состоянии перехода к триаде — то есть Богом, воспринимаемым как движение жизни и творческий принцип, говорящим Богом[1129], в отличие от Бога безмолвного[1130]. Каждое ???????? — другое ???????????, и три ??????? вместе — последовательные эволюции Логоса, или внешнего изъявления Божественной природы. Как Логос исходит от Бога, так в конечном итоге он возвращается к Нему, и трехчастный процесс развития[1131] завершается.

Афанасий связывал учение Савеллия с философией стоиков. Общий элемент — пантеистическая идея распространения и сжатия[1132] Божественной природы, имманентно присутствующей в мире. В пифагорейской системе, в Евангелии от египтян и в Гомилиях Псевдо–Климента есть родственные идеи. Но мы не должны по этой причине сомневаться в оригинальности теории Савеллия. Его теория подготовила путь никейскому церковному учению благодаря полной согласованности трех ипостасей в ней. Савеллий отходит от ортодоксального стандарта в основном в том, что отрицает триединство сущности и постоянство троичной манифестации; он превращает Отца, Сына и Святого Духа во временные явления, которые, выполнив свою миссию, возвращаются в абстрактную монаду.

Cotta: Histor. doctrines de redemptione sanguine J. Chr. facta, в Gerhard: Loci theoi, vol. IV, p. 105–134.

Ziegler: Hist, dogmatis de redemptione. Gott. 1791. Рационалист.

?. Baehr: Die Lehre der Kirche vom Tode Jesu in den drei ersten Jahrh., Sulzb. 1832. Против ортодоксального учения о satisfactio vicaria.

F. C. Baur: Die christl. Lehre von der Versohnung in ihrer geschichtl. Entw. von der altesten Zeit bis auf die neueste. Tub. 1838. 764 страницы. (См. pp. 23–67). Очень ученый, критичный и философский труд, но в духе гегелевского пантеизма.

L. Dunker: Des heil. Irenaeus Christologie. Gutt. 1843 (p. 217 sqq.; объективен).

Baumgarten Crusius: Compendium der christl. Dogmengeschichte. Leipz. 2^nd Part 1846, §95 sqq. (p. 257 sqq.).

Albrecht Ritschl (профессор из Геттингена): Die christl. Lehre von der Rechtfertigung und Versohnung, Bonn 1870, второе пересмотренное издание 1882, sqq., 3 vols. Первый том (656 стр.) содержит историю учения, но нашему периоду посвящено всего несколько вступительных страниц (стр. 4), в основном автор рассматривает теории об искуплении Ансельма, ортодоксальные лютеранские и кальвинистические и современные немецкие. Изначально Ритчль принадлежал к тюбингенской школе, но теперь идет независимым путем и большое внимание уделяет действию этических сил в истории.

Служение триединого Бога в Его самооткровении — это спасение, или искупление и примирение творения: в отрицательной форме это освобождение человечества от вины и власти греха и смерти, в утвердительной форме это наделение праведностью и жизнью в общении с Богом. Во–первых, следует преодолеть отчуждение между Творцом и творением; потом человек может двигаться дальше, к уготованному для него совершенству. Примирение с Богом — конечная цель любой религии. В язычестве оно лишь смутно угадывалось и ощущалось — или же предвосхищалось в извращенной, плотской форме. В иудаизме оно было обещано Богом, предсказано символически, подготовлено исторически. В христианстве оно явлено в объективной реальности, в соответствии с вечным промыслом любви и мудрости Бога, через жизнь, смерть и воскресение Христа, и постоянно проявляется субъективно в жизни людей, в церкви, через Святого Духа, через наделение дарами благодати при условии покаяния и веры. Христос является, исключительно и абсолютно, Спасителем мира, Посредником между Богом и человеком.

Апостольские писания в полноте своей богодухновенности повсеместно свидетельствуют об этом спасении через Христа как о живом факте опыта. Но требовалось время, чтобы глубокие идеи Павла и Иоанна были ясно осмыслены церковью; они и в наши дни не изучены до конца. Здесь опять опыт шел впереди богословия. Церковь с самого начала жила искупительной жертвой Христа. Крест управлял мыслями и поведением всех христиан, им питался дух мученичества. Но учителя ранней церкви больше наслаждались искуплением, выражая благодарение, нежели логически размышляли о нем. Когда они говорят об этой благословенной тайне, мы видим в их словах больше порыва и чувства, чем четких определений и проницательного анализа. Более того, это учение никогда не было, в отличие от христологии и учения о Троице, предметом особых споров внутри древней церкви. Во вселенских символах веры эта тема затронута лишь в общих чертах. В Апостольском символе веры она представлена в догмате о прощении грехов на основании богочеловеческой жизни, смерти и воскресения Христа. Никейский символ веры сообщает чуть более определенно, что Христос стал человеком ради нашего спасения[1133], умер за нас и снова воскрес.

Тем не менее все основные составляющие более позднего церковного учения об искуплении могут быть найдены — выраженные либо непосредственно, либо косвенно — еще до конца II века. Негативная часть учения, о поражении дьявола, правящего царством греха и смерти, естественно, привлекала больше внимания в период отцов церкви по причине продолжавшегося конфликта христианства с язычеством, которое рассматривалось как находящееся в полной власти сатаны и бесов. Даже в Новом Завете, особенно в Кол. 2:15; Евр. 2:14 и 1 Ин. 3:8, победа над дьяволом представлена как неотъемлемая часть служения Христа. Но идея эта развивалась в ранней церкви весьма своеобразным и в какой–то степени мистическим образом и в этой форме продолжала циркулировать, пока Ансельм, выдвинув свою теорию удовлетворения, не придал развитию учения новый поворот. Предполагается, что, когда наши прародители ослушались, сатана по закону получил право (справедливо или несправедливо) владеть человечеством и держал его в рабстве, в цепях греха и смерти (см. Евр. 2:14,15). Христос пришел к нам на помощь. Победа над сатаной теперь воспринималась то как внесение законного выкупа сатане посредством уплаты назначенной цены (смерти Христа), то как повержение обманутого сатаны[1134] — обманутого преднамеренно и заслуженно или же обманутого в результате его собственного самообольщения[1135].

Богословское развитие учения о служении Христа началось с борьбы против иудейских и языческих влияний одновременно с развитием учения о Личности Христа, неразрывно связанной с Его деяниями и составляющей их основу. Евионизм, в характерном для него деистическом и легалистическом духе, неспособен был поднять на должную высоту представления о пророческом служении Христа и представить Его как Священника и Царя — здесь Христос был всего лишь новым учителем и законодателем. Гностицизм, исходивший из натуралистических и пантеистических воззрений язычества, считал искупление физическим и интеллектуальным процессом, освобождающим дух из уз материи, этого предполагаемого злого принципа. Здесь человеческая жизнь и страсти Христа превращались в пустую показуху; Его смерть имела в лучшем случае символическую ценность. По этой причине даже Игнатий, Ириней и Тертуллиан, возражая докетистам, самым решительным образом настаивали на реальности человеческой природы и смерти Иисуса, как источника нашего примирения с Богом[1136].

У Иустина Мученика появляются следы учения об удовлетворении, хотя и в очень неопределенных терминах. Он часто прибегает к мессианской главе Исайи, Ис. 53[1137].

Анонимный автор послания к неизвестному язычнику Диогнету, которое иногда приписывали Иустину, но которое, вероятно, написано намного раньше, прекрасно и впечатляюще говорит о тайне искупления, из чего мы видим: христиане верой понимали суть проблемы задолго до того, как смогли логически ее проанализировать. «Когда наша греховность, — говорит он[1138], — достигла своего предела и стало ясно, что ее последствия, наказание и смерть, довлеют над нами… Сам Бог взял на Себя бремя наших преступлений. Он отдал Своего собственного Сына в выкуп за нас, Святого — за преступников, Безгрешного — за злодеев, Праведного — за неправедных, Нетленного — за тленных, Бессмертного — за смертных. Ибо что иное могло покрыть наши грехи, кроме Его праведности? Как иначе могли бы мы, грешные и нечестивые, быть оправданы, если не через Божьего Сына? О сладкая замена! О несравненное деяние! О блага, превосходящие всякое ожидание! Греховность многих скрыта праведностью Единственного, а праведность Единственного оправдала многих преступников!»

Ириней первым из учителей церкви тщательно анализирует служение искупления и высказывает самое глубокое и здравое мнение из всех, какие мы можем наблюдать за первые три столетия. Христос, учит он, как последний Адам, повторил в Своей жизни всю жизнь человека, от детства до зрелости, от рождения до смерти и ада. Он словно подытожил всю эту жизнь и собрал ее воедино под одной главой[1139] с двойной целью — восстановить отношения, нарушенные грехопадением, и довести человечество до совершенства. Искупление включает в себя устранение греха посредством повиновения Христа, уничтожение смерти посредством победы над дьяволом и наделение человека новой, божественной жизнью. Для того чтобы совершить это деяние, Искупитель должен Сам быть единым с божественной и человеческой природой, ибо только как Бог Он может совершить то, чего не может человек, и только как человек Он может с полным правом делать то, что подобает делать человеку. Из–за добровольного ослушания Адама дьявол обрел власть над человеком, но нечестным путем, через обман[1140]. Благодаря добровольному повиновению Христа власть дьявола была сокрушена законными средствами[1141]. Сначала это происходило в момент искушения, когда Христос заново воспроизвел или подверг пересмотру борьбу Адама с сатаной и нанес поражение обольстителю, тем самым освободив человека из его западни. Затем вся жизнь Христа была постоянной победоносной борьбой против сатаны и постоянным повиновением Богу. Это повиновение достигло совершенной полноты в страдании и смерти на крестном древе, оно изгладило непослушание первого Адама, совершенное на древе познания. Но это только негативная сторона. К ней добавляется, как мы уже отмечали, наделение новым, божественным принципом жизни и усовершенствование человеческих качеств, впервые осуществленное Христом.

Ориген отличается от Иринея тем, что считает человека законной (вследствие греха) собственностью сатаны и представляет победу над сатаной так: врага перехитрили, он не мог претендовать на безгрешную душу Иисуса, поэтому не смог удержать ее в смерти. Выкуп был отдан не Богу, а сатане, который вследствие этого утратил свои права на человека. Здесь Ориген соприкасается с мистическим гностицизмом. Но он размышлял о смерти Христа и с других точек зрения — как об искупительной жертве любви, принесенной Богом за грехи мира, как о величайшем доказательстве совершенного повиновения Богу, как о примере терпения. Необычно, что он распространяет ценность этого искупления на весь мир духов и на падших ангелов наряду с людьми в связи с его гипотезой апокатастасиса, окончательного восстановления изначального порядка. Единственный отец церкви, соглашающийся с ним в этом, — Григорий Нисский.

Афанасий в ранней юности (это уже в начале следующего периода) написал первый систематический трактат об искуплении и ответил на вопрос «Cur Deus homo?»[1142]. Но именно Латинской церкви после эпохального трактата Ансельма предстояло разносторонне разработать это важное учение.

Учение о субъективном восприятии спасения, включающем веру, оправдание и освящение, было сформировано в тот период еще хуже, чем объективные догматы. Но так и должно было случиться. Желающие найти в этом периоде или вообще у кого–нибудь из отцов церкви, в том числе у самого Августина, протестантское учение об оправдании одной только верой, как articulis stantis aut cadentis ecclesiae, будут сильно разочарованы. На первом плане здесь, без сомнения, стоят учения о воплощении Логоса, о Его подлинной Божественности и подлинной человечности, как основополагающие истины. Учение Павла об оправдании почти не привлекало к себе внимания, о нем говорится разве что у Климента Римского, соединяющего его с учением Иакова. Оно ждало века Реформации, когда его более подробно определили и лучше поняли. Отцы церкви ставили основной акцент на освящении и добрых делах, уже зарождалось римско–католическое учение о заслугах и даже сверхдолжных делах христианской добродетели. Только современное евангельское богословие более полно развило учения сотериологии и субъективного христианства.

Учение о церкви как общении благодати мы уже рассматривали в главе о строении церкви[1143], а учение о таинствах как объективных средствах восприятия благодати — в главе о поклонении[1144].

Общие труды по эсхатологии

Chr. W. Flugge: Geschichte des Glaubens an Unsterblichkeit, Auferstehung, Gericht und Vergeltung. 3 Theile, Leipz. 1794–1800. Part III. В 2 томах, содержит историю христианского учения. Незавершен.

William Rounseville Alger (унитарий): A Critical History of the Doctrine of a Future Life. With a Complete Literature on the Subject. Philad. 1864, 10^th ed. — шесть новых глав, Boston 1878. Он рассматривает учение отцов церкви в четвертой части, ch. I, р. 394–407. Библиографический указатель составил профессор Кембриджа Ezra Abbot, он организован по разделам и содержит более 5000 книг на данную тему; по полноте и точности этот библиографический источник не имеет себе равных.

Edm. Spiess: Entwicklungsgeschichte der Vorstellungen vom Zustand nach dem Tode. Jena 1877. В этой книге в 616 страниц ничего не говорится о христианской эсхатологии.

Греческая и римская эсхатология

С. Fr. Nagelsbach: Die homerische Theologie in ihrem Zusammenhang dargestellt. Nurnberg 1840. Его же: Die nachhomerische Theologie des griechischen Volksglaubens bis auf Alexander. Nurnberg 1857.

Aug. Arndt: Die Ansichten der Alten uber Leben, Tod und Unsterblichkeit. Frankfurt a. M. 1874.

Lehrs: Vorstellungen der Griechen uber das Fortleben nach dem Tode. 2^nd ed. 1875.

Ludwig Friedlaender: Sittengeschichte Roms, 5^th ed. Leipz. 1881, vol. III, p. 681–717 {Der U nsterblichkeitsglaube).

Иудейская эсхатология

?. Kahle: Biblische Eschatologie des Alten Testaments. Gotha 1870.

A. Wahl: Unsterblichkeits–und Vergeltungslehre des alttestamentlichen Hebraismus. Jena 1871. Dr. Ferdinand Weber (умер в 1879): System der Altsynagogalen Palastinischen Theologie aus Targum, Midrasch und Talmud. Ed. Franz Delitzsch and Georg Schnedermann. Leipzig 1880. Cm. chs. XXI. 322–332; XXIV. 371–386.

Aug. Wunsche: Die Vorstellungen vom Zustande nach dem Tode nach Apokryphen, Talmud, und Kirchenvatern. В «Jahrbucher fur Protest. Theol.» Leipz. 1880.

Bissell: The Eschatology of the Apocrypha. В «Bibliotheca Sacra», 1879.

Христианская эсхатология

См. соответствующие главы в Flugge и Alger, упомянутых выше.

Dr. Edward Beecher: History of Opinions on the Scriptural Doctrine of Retribution. New York 1878 (334 pages).

Соответствующие разделы в трудах об истории учений: Munscher, Neander, Gieseler, Baur, Hagenbach (H. B. Smith's ed. Vol. I. 213 sqq., 368 sqq.), Shedd, Friedrich Nitzsch (I. 397 sqq.)

Есть много монографий о смерти, аде, чистилище, воскресении, грядущей каре. См. следующий раздел.

Христианство — и сама человеческая жизнь с ее бесчисленными проблемами и тайнами — не имеет смысла без уверенности в существовании награды или наказания в грядущем мире, подготовкой к которому считается земное бытие. Христос называл Себя «воскресением и жизнью», Он обещал «жизнь вечную» всем, кто верит в Него. Факт Его воскресения лег в основание Церкви, и без него Церкви никогда бы не было. Догматы о телесном воскресении и вечной жизни — одни из фундаментальных положений ранних символов веры, произносившихся при крещении. Учение о будущей жизни, хотя оно и является последним в логической схеме систематического богословия, было первым осознано христианами как неистощимый источник утешения и сил во времена испытаний и гонений. Оно было тесно связано с ожиданием явления Господа во славе. Павел пишет о нем в своих первых посланиях — к фессалоникийцам и касается его также в 1 Кор. 15. Он заявляет, что христиане «несчастнее всех человеков», они будут сильнее всех разочарованы и их жертвы бесполезны, если их надежда на Христа ограничена только этой жизнью.

Доникейская церковь была странницей среди враждебного мира, она стремилась к неувядающему венцу, ожидающему верных исповедников и мучеников после смерти. Она даже не мечтала о таком великом перевороте, как обращение язычника–императора, и даже не представляла себе подобной возможности, кроме разве что проницательного Оригена. Перечисляя пять причин быстрого распространения христианской веры, Гиббон на второе место ставит учение о бессмертии души. Мы совсем ничего не знаем о будущем мире, лежащем за пределами нашего наблюдения и опыта, кроме того, что Бог предпочел нам открыть. Пока мы остаемся во власти инстинктов и природных надежд, страстно жаждущих бессмертия и славы, мы можем в лучшем случае думать, что подобное возможно. Евангелие же дает нам абсолютную уверенность, запечатленную воскресением Христа.

1. Представления язычников о будущей жизни были расплывчатыми и запутанными. Индусы, вавилоняне и египтяне остро ощущали реальность бессмертия, но подменяли его идеей вечного перевоплощения и преображения. Буддисты, исходя из того, что существование есть нужда, а нужда есть страдание, считали основной задачей человека освобождение от возвращения в прежнюю жизнь. Они умерщвляли плоть, готовясь к полному впадению в нирвану. Среди греков и римлян популярна была вера в то, что после смерти человек попадает в преисподнюю, греческий гадес, римский orcus. Согласно Гомеру, гадес — это мрачное место под землей, вход в которое лежит у западного края Океана; туда не проникают лучи солнца. Харон перевозит мертвых через реку Ахерон, а трехглавый nec Цербер стережет вход и не позволяет никому выходить. Там духи пребывают в развоплощенном состоянии, влачат похожее на сон существование теней. Проводилось нечеткое различие между двумя частями гадеса, Элизиумом (или «островами блаженных») для добрых людей и Тартаром для дурных. «Поэты и художники, — говорит Гиббон, — населили адские области таким количеством призраков и чудовищ, распределявших награды и наказания так неравномерно, что величественная истина, самая родная человеческому сердцу, была подавлена и затемнена абсурдной путаницей дичайших фантазий. В одиннадцатой книге "Одиссеи" представлен ужасный и непоследовательный рассказ о тенях преисподней. Пиндар и Вергилий приукрасили картину, но и эти поэты, хоть они и были более правы, чем скопированный ими великий образец, виновны в очень странных несоответствиях»[1145].

Сократ, Платон, Цицерон, Сенека и Плутарх в своем представлении о будущей жизни поднялись выше всех среди античных философов, но достигли они лишь веры в ее возможность — а не в ее несомненность. Сократ, быв приговорен к смерти, сказал своим судьям: «Смерть — это либо вечный сон, либо переход к новой жизни; в любом случае, это не зло»,[1146] — и с ироничным видом выпил роковой яд. Платон, считавший человеческую душу частицей вечного, бесконечного, всепроникающего божества, верил, что она существовала до текущей жизни, поэтому у него были веские основания для надежды на продолжение ее существования после смерти. Все души (согласно его «Федону» и «Горгию») попадают в мир духов, праведные — в места блаженства, где живут вечно в развоплощенном состоянии, грешники — в Тартар, для наказания и очищения (это представление подготовило путь для понятия чистилища). Плутарх, невиннейший и благороднейший из платоников, учил, что бессмертие неразрывно связано с верой во всевышнее Провидение; он, подобно Платону, рассматривал грядущую жизнь как обещание высшего знания и более близкого общения с Богом, но только для тех немногих, что очищены добродетелью и благочестием. В таких редких случаях после смерти люди возносятся на звезды, на небеса, к богам, а не нисходят в гадес. Он также, после смерти дочери, говорит о своей вере в блаженное состояние детей, умерших в младенчестве. Цицерон в своих «Тускуланских беседах» и в трактате De Senectute в классических выражениях рассуждает о «невежестве, заблуждениях и неуверенности древних философов насчет бессмертия души». Хотя он был склонен считать, что бессмертие существует, ему представлялось непростой задачей избавиться от страха перед смертью ввиду возможности умирания души вместе с телом. Стоики верили лишь в ограниченное бессмертие или вообще отрицали его, они оправдывали самоубийство, если жизнь становилась невыносимой. Великие люди Греции и Рима не задумывались о грядущем мире, когда планировали свои действия. Во время споров о наказании Катилины и его сообщников по заговору Юлий Цезарь открыто заявил в римском сенате, что смерть стирает все смертные немощи, что за этой гранью нет больше ни тревог, ни радости, ни наказания за грехи, ни награды за добродетель. Катон Младший, образцовый стоик, соглашался с Цезарем; однако, прежде чем покончить с собой в Утике, он читал платоновского «Федона». Сенека некогда мечтал о бессмертии и почти приблизился к христианскому упованию на возрождение в вечности, если верить его красноречивым заявлениям; потом он проснулся от этого прекрасного сна и покончил с собой. Плиний Старший, трагически погибший под лавой Везувия, говорит о будущей жизни как о тщетном и эгоистичном человеческом измышлении; он считает, что после смерти тело и душа будут ощущать что–либо не больше, чем до рождения; смерть стала бы вдвойне мучительной, если бы была лишь началом еще одного неопределенного существования. Тацит только один раз упоминает о бессмертии, да и то условно; он верил только в бессмертие, которое дает слава. Марк Аврелий с печальным самоотречением обращается к природе: «Отдавай, что хочешь, и забирай, что и когда хочешь».

Это были благородные и честные римляне. Чего же можно ждать от толпы мирских, распущенных людей, живших материальными и чувственными интересами, считавших наслаждения и удовольствия главной целью жизни? Вдова философа–эпикурейца воздвигла ему памятник с надписью: «Спи вечно»[1147]. Во многих языческих эпитафиях явно выражено представление, что смерть — это конец всего; поразительный контраст с ними составляют скромные христианские надписи в катакомбах, отражающие уверенную надежду на будущее блаженство и славу в непрерывном общении верующего со Христом и Богом.

Но скептицизм образованных и близких к ним кругов не мог помешать народным верованиям имперского века. Количество безрадостных и безнадежных материалистических эпитафий, в конце концов, очень невелико в сравнении с многими тысячами таких, в которых не выражено сомнений или выражена вера в какое–либо существование после смерти[1148].

У греков и римлян не было понятия телесного воскресения — воскресение мыслилось ими только в виде теней и призрачных очертаний, которые якобы окружали развоплощенных духов и позволяли их узнавать. Языческие философы, такие как Цельс, высмеивали идею телесного воскресения как бесполезную, нелепую и невозможную.

2. Иудейское учение пошло гораздо дальше языческих представлений и предположений. Мы наблюдаем в нем несколько этапов развития.

а) В книгах Моисея, что примечательно, ничего не говорится о грядущей жизни. В них подчеркиваются, скорее, текущие, чем будущие последствия соблюдения или несоблюдения закона (так как оно имело не только духовное, но и гражданское или политическое значение); поэтому саддукеи признавали их и вместе с тем отрицали воскресение (а может быть, и бессмертие души). Но в Пятикнижии есть несколько отдаленных и значительных намеков на бессмертие, таких как древо жизни с его символическим смыслом[1149], загадочное восхищение Еноха в награду за его благочестие[1150], запрет на некромантию[1151], патриархальная характеристика умирающих, которым предстоит «приложиться к народу своему» или «к отцам своим»,[1152] и наконец, хотя и не в последнюю по важности очередь, слова Яхве о Себе как о «Боге Авраама, Исаака и Иакова» — что предполагает их бессмертие, ведь «Бог не есть Бог мертвых, но живых»[1153]. То, что имеет для Бога вечное значение, само должно быть вечным.

б) В более поздних книгах Ветхого Завета, особенно созданных во время и после изгнания, учение о бессмертии и воскресении вырисовывается четко[1154]. В видении Даниила даже присутствует окончательное воскресение «многих из спящих в прахе земли… для жизни вечной», других — «на вечное поругание и посрамление»; он пророчествует, что «разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде — как звезды, вовеки, навсегда»[1155].

Но до Христа, Который впервые явил истинную жизнь, еврейский шеол, куда отправлялись все души усопших, оставался, как и греческий гадес, темным и ужасным местом, и как таковое он описывается в Ветхом Завете[1156]. Ситуации же, подобные вознесению Еноха и Илии, уникальны и исключительны. Они свидетельствуют, что смерть — не тот удел, который был уготован для людей изначально, и что смерть может быть преодолена силой святости.

в) Иудейские апокрифы (Книга премудрости, Вторая Маккавейская) и более поздние иудейские произведения (Книга Еноха, Апокалипсис Ездры) являют некоторый прогресс. В них проводится разграничение между двумя областями шеола: раем (или лоном Авраама) — для праведников и геенной — для грешников; в них подчеркиваются идеи телесного воскресения, а также будущих наград и наказаний.

г) Талмуд приукрашивает эти идеи разнообразными вымыслами. В нем рай и геенна представлены как близкие области, указаны их размеры, оба состоят из нескольких отделений, куда попадают в зависимости от степени заслуг или греховности. Рай в шестьдесят раз больше мира, а ад в шестьдесят раз больше рая, потому что грешников больше и в этой жизни, и в загробной. Согласно другим раввинистическим свидетельствам, и тот и другой по сути безграничны. В Талмуде (как и в Коране) рай описан как место, где смешаны чувственные и духовные удовольствия. Праведники наслаждаются созерцанием Шехины, пируют с патриархами, Моисеем и Давидом плотью левиафана, пьют вино из чаши спасения. У каждого жителя рая есть дом, соответствующий его заслугам. Среди адских наказаний главная роль уделяется огню, который обновляется каждую неделю после субботы. Грешников варят, как мясо, в котле, но огонь не касается грешных израильтян, они мучаются иначе. Самые суровые наказания ждут идолопоклонников, лицемеров, предателей и отступников. По поводу длительности будущей кары школа Шаммая утверждала, что они вечны; школа Гиллеля была склонна к более мягкой точке зрения, допуская возможность искупления после покаяния и очищения. Некоторые раввины учили, что однажды ад прекратит свое существование, солнце воспламенится и истребит грешников[1157].

3. Христианское учение о грядущей жизни отличается от языческого, но не меньше отличается и от иудейского в следующих важных моментах:

а) Вера в жизнь после смерти приобретает абсолютную несомненность божественного откровения, скрепленную фактом воскресения Христа, а тем самым наделяет нынешнюю жизнь безграничной важностью и связывает ее с событиями вечности.

б) Телесное воскресение связывается с идеей бессмертия души, вследствие чего последняя приобретает полноту и конкретность, а личности человека не грозит полное уничтожение.

в) Смерть рассматривается как наказание за грех, то есть как нечто ужасное, от чего природа содрогается. Но этот ужас оказался сломлен, жало смерти вырвано Христом.

г) Представления о будущей жизни основываются на учении о грехе и искуплении: верующего ждет состояние абсолютной святости и счастья, нераскаявшегося грешника — абсолютного несчастья. Смерть и бессмертие — благословение для первого, но ужас для второго; первый приветствует их с радостью, у второго есть причины их бояться.

д) Большое значение уделяется суду после воскресения, на котором будет определена окончательная судьба всех людей в соответствии с их поступками в этой земной жизни.

Но в осознании этой таинственной проблемы мы должны различать, что исходит от веры, а что — от личных мнений и домыслов.

Возвращение Христа для суда над людьми, для наделения их вечной наградой или наказанием находится в центре эсхатологической веры Церкви. Этому суду предшествует всеобщее воскресение, а за ним следует вечная жизнь.

Вера в него отражена во вселенских символах веры.

Апостольский символ веры:

Он придет судить живых и мертвых. [Верую] в… воскресение тела; и жизнь вечную.

Никейский символ веры:

…Который… придет снова в славе, судить живых и мертвых; и царству Которого не будет конца… и уповаем на воскресение мертвых; и на жизнь грядущего мира.

В так называемом Афанасиевском символе веры к этим простым утверждениям в начале, середине и конце добавляются осуждения на смерть всем несогласным, то есть спасение представляется зависящим от веры в ортодоксальное католическое учение о Троице и Боговоплощении в том виде, в каком оно там сформулировано. Однако этот документ был создан намного позже, мы не встречаем его следов до VI века.

В литургиях, претендующих на апостольское или послеапостольское происхождение, те же самые важнейшие моменты отражены в богослужении евхаристии.

Литургия Климента:

…а потому помня о Его страстях, и смерти, и воскресении из мертвых, и возвращении на небеса, и о Его будущем втором пришествии, когда Он явится в славе и силе судить живых и мертвых и воздать каждому по делам его.

Литургия Иакова:

…Его второе, славное и ужасное явление, когда Он придет в славе судить живых и мертвых и воздаст каждому по делам его.

Литургия Марка:

…Его второе страшное и ужасное пришествие, когда Он явится праведно судить живых и мертвых, чтобы воздать каждому человеку по делам его.

Всё, что добавляется к этим явленным в откровении и общепринятым положениям, можно забыть. Время второго пришествия, предваряющее его явление антихриста, тысячелетнее царство, которое должно предшествовать всеобщему суду или следовать после него, природа развоплощенного состояния между смертью и воскресением, способы и степень грядущего наказания, соотношение количества спасенных и погибших, судьба язычников и всех, кто умер, не зная о христианстве, местоположение рая и ада — всё это открытые проблемы эсхатологии, по поводу которых мудрые и благие представители церкви всегда расходились во мнениях и будут расходиться до самого конца. В Библии действительно говорится о восхождении на небеса и о сошествии в ад, но эти действия неизбежно преломляются человеческим языком, подобно тому как о солнце люди говорят, что оно встает и садится. Хотя мы знаем, что солнце не вращается вокруг земли, мы все равно говорим, что оно восходит и заходит. И мы знаем, что в Божьей вселенной ничто не расположено «выше» или «ниже». Мир сверхъестественного может быть очень далек от нас, за звездами и за границами зримого сотворенного мира (если у него вообще есть границы), а может быть и совсем рядом, вокруг нас. В любом случае, там хватит места для всех Божьих детей. «В доме Отца Моего обителей много… иду приготовить место вам» (Ин. 14:2). Для веры этого достаточно.

Dav. Blondel: Traite de la creance des Peres touchant l'etat des ames apres cette vie. Charenton 1651.

J. A. Baumgarten: Historia doctrinae de Statu Animarum separatarum. Hal. 1754.

Hopfner: De Origine dogm. de Purgatorio. Hal. 1792.

J. A. Ernesti: De veterum Patrum opinione de Statu Animarum a corpore sejunctar. Lips. 1794.

Herbert Mortimer Luckock (каноник Эли, высокая англиканская церковь): After Death. An Examination of the Testimony of Primitive Times respecting the State of the Faithful Dead, and their Relationship to the Living. London, 3^rd ed. 1881. Отстаивает пользу молитв о мертвых.

Одно из наиболее непонятных мест эсхатологии — проблема промежуточного состояния, или состояния души между смертью и воскресением. Трудно представить себе развоплощенную душу счастливой или горюющей при отсутствии физических органов наслаждения и страдания. Иустин Мученик утверждал, что души сохраняют чувствительность после смерти, в противном случае у грешников было бы преимущество над праведниками. Ориген, по–видимому, предполагал существование какой–то утонченной, духовной телесности, сопровождающей душу в ее одиноких странствиях, зародыша тела воскресения; но теоретические воззрения этого великого мыслителя изначально вызывали подозрение, и некоторые из них в конечном итоге подверглись осуждению. У идеи сна души (психопаннихии) были свои защитники, но Тертуллиан решительно отвергает ее[1158]. Другие считали, что душа умирает вместе с телом и сотворяется заново при воскресении[1159]. Преобладало же мнение, что душа продолжает существовать в сознательном, хотя и развоплощенном состоянии вследствие либо присущего ей изначально, либо приданного бессмертия. Природа этого состояния зависит от морального характера души, сформировавшегося при жизни; она либо счастлива, либо печальна и не может измениться, разве что стать еще более счастливой или печальной.

Католическое учение о status intermedius в основном проистекает из иудейского предания о шеоле, из притчи о богаче и Лазаре (Лк. 16:19 и сл.) и из отрывков о сошествии Христа в ад[1160]. Высказывания доникейских отцов церкви несколько туманны и запутанны, но их проясняют более зрелые высказывания никейских и посленикейских отцов, так что их можно свести к следующим моментам[1161].

1. Благочестивые люди, умершие до Христа, от Авеля или Адама до Иоанна Крестителя (за редкими исключениями, такими как Енох, Моисей и Илия), находились в каком–то отделении шеола[1162], ожидая первого пришествия, затем были освобождены Христом после Его распятия и перенесены в рай. Таковы были основная задача и следствие сошествия в ад (descensus ad inferos), и так церковь считала задолго до того, как эта фраза появилась в Апостольском символе веры, сначала в Аквилейском (где, однако, Руфин объясняет ее неправильно, как синоним погребения), потом — в Римском. Ерма из Рима и Климент из Александрии предполагали, что патриархи и ветхозаветные святые до своего перемещения из шеола были крещены Христом и апостолами. Ириней неоднократно упоминает о сошествии Христа в мир духов как единственном средстве объявления и применения благ искупления по отношению к благочестивым усопшим прошлых веков[1163].

2. Христианские мученики и исповедники, к которым позже присоединились другие выдающиеся святые, после смерти немедленно попадают на небеса, в благословенное присутствие Бога[1164].

3. Большинство верующих христиан, которые несовершенны, на неопределенный период оказываются в предваряющем состоянии покоя и счастья, обычно называемом раем (Лк. 23:41) или лоном Авраама (Лк. 16:23). Там они постепенно очищаются от оставшихся немощей, пока не созревают для небес, куда могут быть допущены только совершенно чистые. Ориген говорит о постепенном достижении все более и более высоких областей знания и блаженства. (После V или VI века, а конкретно, после папы Григория I, рай сменило чистилище).

4. Местоположение рая точно неизвестно. Некоторые представляли, что это высшая область подземного гадеса, однако «далекая» от геенны, отделенная от нее «большой пропастью» (см. Лк. 16:23,26)[1165]; другие думали, что это низшая область небес, которые над землей, но четко отгороженная от последнего прибежища блаженных[1166].

5. Нераскаявшиеся христиане и неверующие отправляются в низшие области гадеса (геенну, тартар, ад), где пребывают в предварительном состоянии несчастья и с ужасом ждут окончательного суда. С IV века гадес стали ассоциировать с адом, и эта путаница отражена во многих переводах Библии, в том числе в Библии короля Иакова.

6. Будущая участь язычников и некрещеных детей теряется в безнадежном тумане; только Иустин и александрийские отцы церкви считали, что действие Божьей благодати распространяется за пределы видимой церкви. Иустин Мученик, должно быть, верил, судя по его словам, в спасение всех тех язычников, которые при жизни следовали свету Божественного Логоса и умерли в состоянии неосознанного христианства или готовности к христианству. Ибо, говорит он, «жившие с Логосом были христианами, хоть и считались атеистами, — как Сократ и Гераклит и другие, им подобные»[1167].

7. В ином мире существуют разные степени блаженства и страданий, в зависимости от степени заслуг и вины. Это разумно само по себе и подтверждается Писанием.

8. С идеей неокончательности промежуточного состояния и возможности постепенного совершенствования связаны богослужения в память об усопших и молитвы за них. Ни в Новом Завете, ни в канонических книгах Ветхого Завета нет упоминаний о подобных обычаях; видимо, единственный пример, рассказывающий о таком действии как о привычном, относится к маккавейским временам: Иуда Маккавей и его спутники молятся и приносят жертвы за убитых в сражении, «да будет совершенно изглажен содеянный грех»[1168]. В древних иудейских молитвенниках есть молитвы о блаженстве мертвых[1169]. Острым ощущением единства святых, нерушимого даже после смерти, объясняется возникновение подобного обычая и среди первых христиан. Тертуллиан ясно свидетельствует, что в его время был такой обычай. «Мы предлагаем, — говорит он, — пожертвования за мертвых в день их рождения» — имеется в виду небесное рождение[1170]. Описывая вдову–христианку, он говорит, что она молится о душе своего мужа и просит для него отдыха и общения в первое воскресение; она также приносит жертвы в годовщину его смерти[1171]. Евсевий рассказывает, что у могилы Константина собиралась большая толпа людей, в том числе Божьих священников, которые со слезами и плачами молились Богу за душу императора[1172]. Августин называет молитву о благочестивых мертвых во время евхаристического богослужения обязательным и всеобщим обычаем церкви, заповеданным отцами[1173]. Сам он вспоминал в молитвах свою благочестивую мать, поскольку она просила его об этом перед смертью.

Такое положение подтверждается древними литургиями, которые по сути сохранились с доникейской эпохи, но были записаны только в IV веке. Воспоминание о благочестивых умерших было важной частью молитв во время евхаристии. Вот пример из литургии святого Иакова: «Помни, Господи Боже, о духах тех, кого мы упомянули, и тех, кого мы не упомянули, но кто был в истинной вере[1174], от праведного Авеля и по сей день; даруй им покой в земле живых, в Своем царстве, в блаженстве рая[1175], на лоне Авраама, Исаака и Иакова, наших святых отцов, — там, откуда бежали боль, печаль и плач и где свет Твоего присутствия озаряет их и светит им вечно». В литургии Климента, в восьмой книге Апостольских постановлений, тоже есть молитва «о тех, кто почил в вере», с такими словами: «Мы приносим Тебе жертву за всех Твоих святых, угодных Тебе от начала мира, патриархов, пророков, простых людей, апостолов, мучеников, исповедников, епископов, старейшин, диаконов, иподиаконов, певчих, дев, вдов, мирян и всех, чьи имена Ты Сам знаешь».

9. Эти представления о промежуточном состоянии, в связи с молитвами об умерших, указывают на заметное тяготение к римско–католическому учению о чистилище, которое позже стало преобладать на Западе благодаря авторитету Августина и папы Григория I. Но здесь есть одно существенное отличие. Доникейские представления о промежуточном состоянии благочестивых исключали или, по меньшей мере, игнорировали идею страданий и наказаний, ставшую неотъемлемой частью католического понятия чистилища. Состояние благочестивых представлялось как относительно счастливое, уступающее только совершенному счастью после воскресения. Каким бы ни был рай, где бы он ни находился, он принадлежит небесному миру; чистилище же считалось промежуточной областью между небесами и адом и граничило, скорее, с последним. Погребальные надписи в катакомбах в большинстве своем радостны по тону, в них души усопших представлены как пребывающие «в мире», «живущие во Христе» или «в Боге»[1176]. Такое же мнение в основном сохранилось в Восточной церкви, утверждающей, что душам усопших верующих могут помочь молитвы живых, однако они находятся в состоянии «света и покоя, предвкушая вечное блаженство»[1177].

Но наряду с этой преобладающей верой мы находим также следы идеи о страданиях в чистилище как временном последствии греха, о мучительном стремлении к святости. Ориген, следуя по стопам Платона, использовал термин «очистительный огонь»[1178] — в нем сгорят оставшиеся несовершенства души; но он использует его в образном значении и в связи со всепоглощающим огнем последнего суда, в то время как Августин и Григорий I перенесли эту идею на промежуточное состояние. Простой народ и большинство отцов церкви полагали, что речь идет о материальном огне, но это не постулат веры, и есть римские богословы[1179], которые ограничивают страдания чистилища областью ума и совести. Ведь материальный огонь совершенно безвреден при отсутствии материального тела. Еще ближе к римской идее чистилища становятся Тертуллиан и Киприан, учившие, что грехи, совершенные после крещения, требуют отдельного искупления и что долг должен быть оплачен полностью (Мф. 5:20), прежде чем душа сможет освободиться из плена и попасть на небеса.

Учение отцов церкви о будущем наказании обсуждается в Edward Beecher, I.c., и в противоречивых трудах, появившихся в связи с пятью проповедями каноника Фаррара, произнесенными в Вестминстерском аббатстве в ноябре 1877 г. {Eternal Hope, Lond. 1879.) В связи с ними см. в особенности

Pusey: «What is of Faith as to Everlasting Punishment? » A Reply to Dr. Farrar's Challenge. Oxf. and Lond., 2^nd ed. 1880 (284 pages).

F. W. Farrar: Mercy and Judgment: A few last words on Christian Eschatology with reference to Dr. Pusey's «What is of Faith?». London and N. York 1881 (485 pages). См. chs. II, III, IX — XII. Фаррар пылко возражает против «нынешнего представления об аде» и сводит его к максимальной ограниченности во времени и пространстве, но особенно отвергает всеобщее спасение. Он разделяет с Пьюзи римское мнение о «будущем очищении» (вместо «испытания»), увеличивающем количество спасенных за счет того, что великое множество несовершенных христиан избегнет ужасной погибели.

По поводу всеобщего суда нам не открыто ничего, кроме факта, что после него нас ждет вечная жизнь или вечная смерть. Это предел наших познаний.

В христианской церкви никогда не было никаких споров насчет судьбы праведников, которые унаследуют вечную жизнь и будут наслаждаться блаженным общением с Богом вовеки. Что же касается окончательной судьбы нераскаявшихся, отвергших предложенное спасение, здесь человеческая мысль допускает три возможности: вечное наказание, уничтожение, спасение (после временного наказания и покаяния).

1. Вечное наказание грешников всегда было и всегда будет ортодоксальной теорией. Ее придерживались иудеи во времена Христа, кроме саддукеев, которые отрицали воскресение[1180]. Она подтверждена высшим авторитетным мнением самой милосердной Личности, пожертвовавшей собственной жизнью ради спасения грешников[1181].

В результате большинство отцов церкви, ясно высказывающихся на эту ужасную тему, склонны к данному мнению.

Игнатий говорит об «огне неугасимом»[1182]; Ерма — о тех, «кто не спасется», но «окончательно погибнет», потому что не покается[1183].

Иустин Мученик учит, что грешники или безнадежно отказывающиеся каяться предстанут перед судом, чтобы быть приговоренными к вечному наказанию. Он посвящает этой теме двенадцать абзацев. «Вкратце, — говорит он, — то, чего мы ожидаем, чему мы научились от Христа и чему мы учим, можно изложить следующим образом. Платон писал, что Радамант и Минос накажут злодеев, когда придут к ним; мы тоже говорим, что подобное произойдет; но судьей будет Христос, и души их будут воссоединены с их же телами и будут подвергнуты вечному наказанию (??????? ???????); а не длящемуся только тысячу лет, как говорил Платон (??????????? ????????)»[1184]. В другом месте: «Мы верим, что все живущие во грехе и не кающиеся будут наказаны вечным огнем» (?? ?????? ????)[1185]. Такие выражения не соответствуют теории уничтожения, сторонником которой объявляли Иустина Мученика[1186]. Он в самом деле отвергает, как и несколько других авторов доникейского периода, платоновскую идею бессмертия души самой по себе, независимо ни от чего[1187], и указывает на возможность окончательного уничтожения грешников[1188], но возможность эту он помещает в таком далеком будущем через столь неисчислимое количество веков после суда — и уж точно после платоновского тысячелетия наказания, — что она утрачивает практическое значение и перестает утешать.

Иринея считают непоследовательным, потому что он выступал сторонником всех трех теорий или, по крайней мере, колебался между ортодоксальным мнением и теорией уничтожения. Он отрицает, как и Иустин Мученик, обязательное и неотъемлемо присущее душе бессмертие; бессмертие так же зависит от Бога, как и поддержание жизни вообще[1189]. Излагая же апостольское правило веры, он упоминает вечное наказание, а в другом месте заявляет как о несомненной истине, что «вечный огонь уготован грешникам», ибо «Господь открыто утверждает, и другие Писания доказывают» это[1190]. Ипполит одобряет эсхатологию фарисеев в отношении воскресения, бессмертия души, суда и уничтожения мира в огне, вечной жизни и «вечного наказания»; в другом месте он говорит о «безрадостном виде мрачного Тартара, куда не проникает ни луча света от сияющего Слова»[1191]. Согласно Тертуллиану, грядущее наказание «будет продолжаться не долгое время, но вечно»[1192]. К его чести, он утверждает, что ни один невинный человек не может радоваться наказанию виновных, насколько справедливым бы оно ни было, но, скорее, будет печалиться. Киприан считает, что страх перед адом — единственное основание для страха перед смертью для любого человека, что мы должны постоянно помнить о страхе Божьем и вечной каре, забывая о страхе перед людьми и кратком страдании[1193].

О том, что подобное верование было распространено среди христиан в целом, свидетельствует Цельс, сообщающий, что языческие жрецы так же, как они, угрожают «вечной карой» и что это единственная несомненная истина, так как и те и другие провозглашают ее с равной уверенностью[1194].

II. Окончательное уничтожение грешников устраняет из Божьей вселенной всяческое несогласие ценой отказа от природного бессмертия души — на том основании, что грех в конечном итоге губит грешника, то есть последний сам обрекает себя на погибель.

Эта теория приписывалась Иустину Мученику, Иринею и другим лицам, верившим лишь в относительное бессмертие, которым можно пренебречь; но, как мы только что видели, их высказывания в пользу вечного наказания слишком ясны и решительны, чтобы согласовываться с тем выводом, который они могли бы сделать из своих представлений о душе.

Однако Арнобий, похоже, верил в уничтожение; ибо он говорит о душах, «поглощенных и сожженных» или «низвергнутых и превратившихся в ничто, исчезающих в бессилии вечного уничтожения»[1195].

III. Апокатастасис, или возвращение всех разумных существ к состоянию святости и счастья. Теоретически это решение проблемы греха кажется наиболее удовлетворительным, оно обеспечивает совершенную гармонию творения, но нарушает принцип свободы воли с предполагаемым правом сопротивляться и игнорирует ожесточающую природу греха и постоянно возрастающую трудность покаяния. Если обращение и спасение в конечном итоге обязательны, они утрачивают свой моральный характер и моральную цель.

Первым среди христиан сторонником идеи всеобщего спасения был Ориген. Он учил, что в конечном итоге святость всех людей будет восстановлена, но делал это скромно, в виде теоретического предположения, а не догмы, в своем раннем труде De Principiis (написанном до 231 г.). На Западе этот труд известен в вольном переложении Руфина (398)[1196]. В более поздних его произведениях мы встречаем лишь слабые следы данной теории: по–видимому, его взгляды изменились, и он исключил сатану из конечного покаяния и спасения, что лишает теорию смысла[1197]. Эта его теория вступает также в противоречие с другой его теорией, об обязательной для свободной воли изменчивости и постоянной смене падений и искупления[1198].

Всеобщему спасению (в том числе и сатаны) явно учил Григорий Нисский, великий мыслитель из школы Оригена (умер в 395), а также, с экзегетической точки зрения, выдающиеся антиохийские богословы Диодор Тарсийский (умер в 394), Феодор Мопсвестийский (умер в 429) и многие епископы–несториане[1199]. На Западе среди современников Августина было, по его словам, «множество тех, кто не верит в вечное наказание». Но взгляды Оригена были опровергнуты Епифанием, Иеронимом и Августином и наконец осуждены как одно из оригеновских заблуждений при императоре Юстиниане (543)[1200].

С тех пор универсализм, или теория всеобщего спасения, стал считаться ересью, но в протестантских церквях к нему относятся терпимо, как к частному теоретическому мнению или проявлению милосердной надежды[1201].

Corrodi: Kritische Geschichte des Chiliasmus. 1781. 2^nd ed. Zurich 1794. 4 vols. Весьма неудовлетворительно.

Munscher : Lehre vom tausendjahrigen Reich in den 3 ersten Jahrh. (in Henke's «Magazin», VI. 2, p. 283 sqq.).

D. T. Taylor: The Voice of the Church on the Coming and Kingdom of the Redeemer; a History of the Doctrine of the Reign of Christ on Earth. Пересмотрено Hastings. 2^nd ed. Peace Dale, E. I. 1855. Премилленарий.

W. Volck: Der Chiliasmus. Eine historischexeget. Studie. Dorpat 1869. Милленарий.

A. Koch: Das tausendjahrige Reich. Basel 1872. Милленарий, спорит с Хенгстенбергом.

С. ?. Briggs: Origin and History of Premillennarianism. В «Lutheran Quarterly Review», Gettysburg, Pa., April, 1879. 38 страниц. Амилленарий, в связи с «Пророческой конференцией» премилленариев, состоявшейся в Нью–Йорке в ноябре 1878 г. Обсуждает учение доникейской эпохи.

Geo. ?. H. Peters: The Theocratic Kingdom of our Lord Jesus, the Christ. N. York, объявлено к публикации в 3 т. 1884. Премилленарий.

Полной критической истории нет, но противоречивых и благочестивых произведений на эту тему очень много, особенно на английском языке. Мы упомянем следующие. 1) Со стороны милленариев (которые придерживаются очень разных оттенков мнения), а) Английские и американские богословы: Jos. Mede (1627), Twisse, Abbadie, Beverly T. Burnet, епископ Newton, Edward Irving, Birks, Bickersteth, Horatio и Andrew Bonar (два брата), ?. В. Elliott (Horae Арос), John Cumming, декан Alford, Nathan Lord, John Lillie, James H. Brooks, E. R. Craven, Nath. West, J. A. Seiss, S. H. Kellogg, Peters, а также труды адвентистов, ирвингиан и плимутских братьев, б) Немецкие богословы: Spener (Hoffnung besserer Zeiten), Peterson, Bengel (Erklarte Offenbarung Johannis, 1740), Oetinger, Stilling, Lavater, Auberlen (Dan. and Revel.), Martensen, Rothe, von Hofmann, Lohe, Delitzsch, Volck, Luthardt. 2) Co стороны амилленариев. а) Английские и американские авторы: епископ Hall, R. Baxter, David Brown (Christ's Second Advent), Fairbairn, Urwick, G. Bush, Mos. Stuart (Revel.), Cowles (Dan. и Revel.), Briggs и т. д. б) Немецкие авторы: Gerhard, Maresius, Hengstenberg, Keil, Kliefoth, Philippi и многие другие. См. статьи «Millennarianism», автор Semisch, и «Pre–Millennarianism», автор Kellog, в Schaff–Herzog, vols. II, III., и приведенную там литературу.

Самая поразительная особенность эсхатологии доникейской эпохи — это явный хилиазм, или милленаризм, то есть вера в видимое правление Христа во славе на земле вместе с воскресшими святыми в течение тысячи лет перед всеобщим воскресением и судом[1202]. Это было не официальное церковное учение, выраженное в символах веры и формах богослужения, но распространенное мнение выдающихся учителей, таких как Варнава, Папий, Иустин Мученик, Ириней, Тертуллиан, Мефодий и Лактанций; в то время как Гай, Ориген, Дионисий Великий и Евсевий (а позже — Иероним и Августин) возражали против него.

Иудейский хилиазм был основан на неверном, плотском восприятии природы мессианского царства, буквальном истолковании пророческих символов и переоценке значения иудейского народа и святого города как центра этого царства. Он начал формироваться незадолго до появления Христа и вскоре после завершения Его служения сформировался в апокалиптической литературе, такой как Книга Еноха, Апокалипсис Варуха, Четвертая книга Ездры, Заветы двенадцати патриархов и Сивиллины пророчества. Его сторонниками были еретическая секта евионитов и гностик Керинф[1203].

Христианский хилиазм — это иудейский хилиазм, приобретший более духовную форму и нацеленный на второе, а не на первое пришествие Христа. Более того, в нем различаются два воскресения, одно до, а второе после тысячелетнего царства, и тысячелетнее царство Христа становится лишь прелюдией к Его вечному правлению на небесах, от которого его отделяет краткое промежуточное правление сатаны. Тысячелетнее царство ожидается не как логическое завершение хода истории, а как внезапное сверхъестественное откровение свыше.

Сторонники данной теории опираются на некоторые обещания Господа[1204], особенно на символический отрывок из Апокалипсиса, возвещающий тысячелетнее царство Христа на этой земле после первого воскресения и до сотворения нового неба и новой земли[1205].

В связи с этим преобладали всеобщие надежды на близкое возвращение Господа, хотя день и час этого возвращения были неизвестны и не представлялось возможности узнать их, так что верующие должны были постоянно сохранять готовность к нему[1206]. В течение всего периода гонений эта надежда служила неиссякающим источником ободрения и утешения среди страданий мучеников, орошавших кровью семя, которое принесло Церкви богатый урожай.

Варнава первый и единственный из апостольских отцов церкви открыто учит премилленаристской теории о правлении Христа на земле. Он считает историю сотворения в Пятикнижии Моисея символически предвещающей шесть эпох служения ради мира, каждая из которых будет продолжаться тысячу лет и за которыми последует тысячелетие покоя; ибо для Бога «один день как тысяча лет». За тысячелетней субботой на земле последует восьмой, вечный день нового мира, символ которого — День Господа (называемый Варнавой «восьмым днем»)[1207].

Палий из Иераполя, благочестивый, но легковерный современник Поликарпа, придерживался странного, даже экстравагантного представления о счастье в тысячелетнем царстве, причем для доказательства он обращался к авторитету апостольского предания. Он вкладывает в уста Самого Христа весьма образное описание более чем тропического плодородия этого периода, которое сохранилось и подтверждается у Иринея, но выглядит весьма апокрифически[1208].

Иустин Мученик представляет переход от иудейско–христианского к языческо–христианскому хилиазму. Он неоднократно говорит о втором пришествии Христа на облаках небесных, в окружении святых ангелов. Этому будет предшествовать недавнее явление человека греха (???????? ??? ???????), который станет богохульствовать против всевышнего Бога и будет править три с половиной года. А ему будут предшествовать ереси и лжепророки[1209]. Потом Христос воскресит патриархов, пророков и благочестивых иудеев, установит тысячелетнее царство, восстановит Иерусалим и будет там править среди Своих святых; потом будет общее воскресение и суд над миром. Иустин считал это упование на земное совершенное царство Христа краеугольным камнем истинного учения, но прибавлял, что многие искренние и верные христиане его времени не разделяли этого мнения[1210]. После тысячелетнего царства мир будет уничтожен или преображен[1211]. В своих двух апологиях Иустин учит распространенному мнению об общем воскресении и суде, не упоминая про тысячелетнее царство, но он и не исключает его возможности[1212]. Другие греческие апологеты ничего не говорят на этот счет, поэтому нельзя сказать, были они сторонниками или противниками хилиазма.

Ириней на основании предания, исходящего от святого Иоанна и его учеников, утверждал, что после разрушения Римской империи и краткого свирепствования антихриста (которое продлится три с половиной года, или 1260 дней) Христос явится зримо, свяжет сатану, будет править в восстановленном городе Иерусалиме вместе с небольшой группой верных исповедников и воинством воскресших мучеников над всеми народами земли и будет отмечать тысячелетнюю субботу подготовки к вечной славе на небесах; потом, после временного освобождения сатаны, последует окончательная победа, общее воскресение, суд над миром и завершение истории этого мира, будет новое небо и новая земля[1213].

Тертуллиан с энтузиазмом относился к идее хилиазма, он опирался при этом не только на Откровение, но и на предсказания монтанистских пророков[1214]. Но монтанисты заменили Иерусалим, как столицу царства Христова, Пепузой во Фригии и впадали в фанатические крайности, что привело к дискредитации хилиазма и он был осужден несколькими синодами Малой Азии[1215].

После Тертуллиана, независимо от монтанистов, хилиазм проповедовали Коммодиан примерно в конце III века[1216], Лактанций[1217] и Викторин Петавийский[1218] в начале IV века. Последними выдающимися защитниками этой идеи на Востоке были Мефодий (мученик, умер в 311), оппонент Оригена[1219], и Аполлинарий из Лаодикии, Сирия.

Теперь мы обращаемся к антихилиастам, или амилленариям. Оппозиция началась в период монтанистского движения в Малой Азии. Гай Римский выступил против хилиазма и монтанизма, считая первый наследием ненавистного еретика Керинфа[1220]. Римская церковь, похоже, никогда не симпатизировала ни одному, ни другому; она готовилась к комфортному пребыванию и нормальному развитию в этом мире. В Александрии Ориген выступил против хилиазма как иудейской мечты, он объяснял символический язык пророков как имеющий духовное значение[1221]. Его выдающийся ученик Дионисий Великий (умер около 264 г.) препятствовал распространению хилиастического движения, возрожденного в Египте Непотом, и написал против него подробный труд, который до нас не дошел. Он считал, что Апокалипсис написан не апостолом Иоанном, но пресвитером с тем же именем[1222]. Евсевий склонялся к такому же мнению.

Но сокрушительный удар хилиазму нанесла великая перемена в общественном положении и перспективах церкви, произошедшая в никейскую эпоху. Когда христианство, вопреки всяческим ожиданиям, восторжествовало в Римской империи, когда его приняли даже сами кесари, то тысячелетнего царства перестали ждать с нетерпением и о нем перестали молиться. Теперь оно считалось начавшимся либо с первого явления Христа, либо с обращения Константина и падения язычества. Оно воспринималось как реализовавшееся в славе правящей, имперской, государственной церкви. Августин, который сам прежде разделял хилиастические надежды, создал новую теорию, отражавшую общественные изменения, и она в целом была принята. Апокалиптическое тысячелетнее царство он понимал как текущее правление Христа в католической церкви, а первое воскресение — как вознесение мучеников и святых на небеса, где они участвуют в правлении Христа[1223]. И конец первого тысячелетия христианской эры в Западной Европе ознаменовался ожиданием скорого последнего суда, что, собственно, и вытекало из этой теории.

Начиная со времен Константина и Августина хилиазм занял место среди ересей, поэтому даже деятели протестантизма отвергали его как иудейскую мечту[1224]. Но время от времени он возрождался в виде догмата веры и упования отдельных лиц и целых сект, часто в связи с историческим пессимизмом, с характерными для него неверием в успех человеческого миссионерства, буквальным толкованием пророчеств и своеобразными представлениями об антихристе, обращении и возрождении иудеев, об их возвращении в Святую Землю, а также в связи с бесплодными попытками вычислить «времена и сроки» второго пришествия, «которые Отец положил в Своей власти» (Деян. 1:7) и предпочел не открывать Своему Сыну, когда Тот был во плоти. В широком духовном смысле, однако, милленаризм всегда будет жить как надежда на золотой век церкви на земле, на ее величайшую субботу истории после многих столетий трудов и борьбы. Воинствующая церковь постоянно тоскует о статусе церкви–победительницы, ждет «нового неба и новой земли, на которых обитает правда» (2 Пет. 3:13). «Посему для народа Божия еще остается субботство» (Евр. 4:9).

Примечания:

1

См. Мф. 10:17–39; 5:10,12; 13:21; 16:24; 20:22 и далее; 1 Кор. 15:31; 2 Кор. 4:10; Рим. 8:35; ФлII. 3:10 и далее; Кол. 1:24 и далее; 1 Пет. 2:21.

9

«Слава вечная и уникальная, которая должна заставить забыть о безумиях и насилии! Иудеи — революционеры I — II веков нашей эры». — Прим. изд.

10

«Люди инстинктивно устремились в секту, которая соответствовала их самым сокровенным надеждам и открывала перед ними безграничные возможности». — Прим. изд.

11

Деян. 8:4; 11:19.

12

«Sola vobis relinquimus templa». Apol., с. 37. Задолго до Тертуллиана язычник Плиний в своем знаменитом послании к Траяну (Ерр. х. 97) говорил о «desolata templa» {«опустевших храмах»} и «sacra solemnia diu intermissa» вследствие распространения «христианского суеверия» по городам и весям Малой Азии.

97

??????????? ??????, incesti concubitus; и ???????? ??????, Thyesteae epulae.

98

Ориген (I. 8) неопределенно относит его деятельность к правлению Адриана и Антонинов; большинство историков (Мосгейм, Гизелер, Баур, Фридландер) — к 150 г. по P. X. или позже; другие (Тиллемон, Неандер, Целлер) — примерно к 160 — 170 г.; Кейм (l.с, р. 267) — к 178 г. по P. X. Кейм (р. 274) предполагает, что писал он в Риме, другие — что в Александрии. Он умело доказывает, что Цельс был другом Лукиана (р. 291), но считает его платоником, а не эпикурейцем (р. 203 sqq.).

99

См. реконструкцию труда Цельса на основании этих фрагментов у доктора Кейма в упомянутой выше работе.

100

??????, panthera; здесь и в Талмуде, где Иисус также назван ??? ?? ?????? это слово используется, как латинское lupa, для обозначения звериной похоти, то есть как символическое определение ???????. На это указывают также Ницш и Баур. Но Кейм (р. 12) считает, что речь идет о диком римском насильнике (??? ?????). Мать Иисуса была, по сведениям иудея, информатора Цельса, бедной швеей, помолвленной с плотником, который вверг ее в несчастье и горе, обнаружив ее неверность.

101

Кейм (Geschichte Jesu von Nazara, I. 22) говорит о Цельсе: «Von der Jungfraugeburt bid zит Jammer des Todes bei Essig und Galle, bis zu den Wundern des Todes und der Auferstehung hat er unsere Evangelien verfolgt, und anderen Quellen, welche zum Theil heute noch fliessen, hat er den Glauben an die Hasslichkeit Jesu und an die Sundhaftigkeit seiner Junger abgewonnen». Ср. с монографией Кейма о Цельсе, pp. 219–231. По поводу свидетельства Цельса о подлинности Евангелия от Иоанна см. т. I, §83.

102

Суд. 14:14. См. Lardner, Works, vol. VII, p. 210–270. Доктор Доддридж и доктор Лиланд умело используют труд Цельса в борьбе с деистами прошлого века. Он может быть еще более полезен для опровержения радикальных теорий Штрауса и Ренана. Оценку Кейма см. в его CelsuSy 253–261.

103

Harnack, l.c., отрицает связь с мученичеством Поликарпа.

104

Бернис (I.c., р. 43) дает Лукиану очень неблагоприятную характеристику: «ein anscheinend nicht sehr glucklisher Advocat, ist er ohne ernste Studien ins Literatenthum ubergegangen; unwissend und leichtfertig tragt er lediglich eine nihilistische Oede in Bezug auf alle religiosen und metaphysischen Fragen zur Schau und reisst alles als verkehrt und lacherlish herunter». Бернис полагает, что история Перегрина Протея направлена не против христиан, а против философов–киников и конкретно против еще жившего тогда Феагена.

105

Первым апостолом этой странной смеси из эллинских, персидских, халдейских и египетских мистерий в Риме был Нигидий Фигул, принадлежавший к узкому кругу аристократов и ставший претором в 696 г. от основания Рима (58 г. до P. X.). В день рождения будущего императора Августа он предсказал его отцу грядущее величие сына. Система была посвящена имени Пифагора, древнего мудреца италийского происхождения, чудотворца и некроманта. Эта смесь старой и новой мудрости произвела сильное впечатление на самых высокопоставленных и образованных людей, которые принимали участие в вызывании духов — в XIX веке спиритические сеансы и столоверчение в течение какого–то времени обладало таким же очарованием. «Эта последняя попытка спасти римское богословие, как и усилия Катона в области политики, производит впечатление одновременно и комическое, и печальное. Мы можем смеяться над этой верой и ее распространителями, но, когда люди начинают верить в абсурд, это всегда грустно». Th. Mommsen, History of Rome, vol. IV, p. 563 (Dickson's translation. Lond. 1867).

106

Сам Филострат не признает, что у него были какие–то замыслы на сей счет, просто утверждает, что императрица Юлия Домна попросила его (217 г. по P. X.) составить биографию Аполлония на основании воспоминаний Дамиса, одного из его друзей и последователей. Имя Христа им нигде не упоминается; не говорит он и о Евангелиях, кроме одного места, где он использует ту же фразу, что и бес в Евангелии от Луки (Лк. 8:28): «Умоляю Тебя, не мучь меня» (?? ?? ?????????). Vita Apoll. IV. 25. Епископ Сэмюэль Паркер в труде о божественном авторитете христианской религии (1681), Ларднер, Неандер (К. G. I. 298) и Дж. С. Уотсон (в рецензии на книгу Reville, Apoll, of Т., в «Contemporary Review», 1867, p. 199 ff.) отрицают общепринятое мнение, впервые выдвинутое епископом Дэниелом Хастом и отстаиваемое Бауром, Ньюменом и Ревилем, что Филострат намеревался провести параллель между своим героем и Христом. Сходство между ними надуманное и вымышленное, и позже Иерокл тщетно пытался принизить достоинство Христа, возвышая образ этого пифагорейца, описанного Филостратом, до уровня вечного Сына Божьего.

107

См. о сходстве в Baur, Le. pp. 138 sqq.

108

???? ??? ?? ?????? ??????????. Фабрициус, Мосгейм, Неандер и другие считают этот труд подлинным, но Ларднер считает, что его автор — не Порфирий.

109

De Civit. Dei, 1. XIX, с. 22, 23; см. также Eusebius, Demonstr. Evang. III. 6.

110

Сюда можно добавить также отрывки из труда языческого философа, имя которого не названо (вероятно, это Иерокл или Порфирий) в апологетическом труде Макария Великого (около 400 г.), обнаруженного в Афинах в 1867 г. и опубликованного Блонделем в Париже, 1876 г. См. L. Duchesne, De Macario Magnete et scriptis ejus. Par. 1877; Zockler in Herzog, ed. II, vol. IX. 160.

111

Ароl., с. 16: «Somniastis caput asininum esse deum nostrum. Hanc Cornelius Tacitus suspicionem ejusmodi dei inseruit», etc.

112

См. о трудах этих апологетов, утраченных и частично восстановленных, в Нагпаск, I.c. pp. 100 sqq.; 240 sqq.; и Renan, L'egl. ehret., p. 40 sqq. Мы поговорим о них в главе о христианской литературе.

113

Орозий, однако, рассказывает в своей Hist. vii. 14, что Иустин Мученик своей апологией побудил императора Антонина Пия «benignum erga Christianos».

114

???????? ???? ??????? ????????.

115

Adversus Judaeos. См. также Testimonia adv. Judaeos Киприана.

116

??????? ??? ???????? ????????? ???? ???????. См. подробнее в Harnack, l.c._y pp. 115–130. Он относит эту книгу к 135 г. по P. X. или вскоре после этой даты. Она была утеряна в VII веке.

117

Ис. 51:4 и далее; 55:3 и далее; Иер. 31:31 и далее.

118

Быт. 1:26, см. также Быт. 3:22.

119

Быт. 18:1 и далее.

120

Быт. 21:12.

121

Быт. 19:24.

122

Пс. 109:1 и далее; Пс. 44:8 и далее; Пс. 71:2–19 и другие.

976

???????????, как выражается Евсевий.

977

Термин католический впервые используется по отношению к церкви у Иринея, ревностного сторонника епископата. Ad Smyrn., с. 8: ???? ?? ? ??????? ??????, ???? ? ???????? ????????, ubi est Christus Jesus, illic Catholica Ecclesia. См. также Послание к церкви Смирны в связи с мученичеством Поликарпа (155), в Евсевий (Я. ?. IV. 15).

978

От ?'??????.

979

??????? ??? ???????? ??? ?????????? ???????.

980

Называемый просто ? ?????, ai ??????, scriptura, scripturae.

981

?? ?????? ???? ??????????.

982

??? ?????? (не ??? ?????) ??????.

983

См. Климент Римский, Ad Cor., с. 47; Поликарп, Ad Phil. 3; Игнатий, Ad Eph. 12; Ad Philad. 5; Варнава, Ер., с. 1; Папий, свидетельства о Матфее и Марке (в Евсевий, III. 39); Иустин Мученик, Apol. I. 61; Dial с. Tryph. 63, 81, 103, 106; его же частые цитаты из так называемых «Воспоминаний апостолов»; Татиан, Diatessaron и т. д. Сюда следует добавить свидетельства ранних еретиков, таких как Василид (125), Валентин (140), Гераклеон и т. д. См. труды о каноне и критические введения к НЗ. В «Дидахе» часто цитируется Евангелие от Матфея; видно также, что автор был знаком с другими книгами Библии; chs. 1, 3, 7, 8, 9, 10, 11, 13, 14, 16. См. Schaff, Did., p. 81 sqq.

984

Канон Муратори (названный так в честь обнаружившего и впервые опубликовавшего его Муратори, 1740) — это фрагмент римского происхождения, хоть и переведенный с греческого, между 170 и 180 г. по P. X.; он начинается с Марка, далее следует Луки как третье евангелие, потом Иоанна, Деяния, тринадцать посланий Павла, упоминаются два послания Иоанна, одно Иуды и Апокалиптический Иоанна и Петра; таким образом, в нем опущены Иакова, Евреям, 3 Иоанна, 1 и 2 Петра, вместо которых упомянут апокрифический Апокалипсис Петра с указанием, что «некоторые из нас не читают его в церкви». Этот интересный фрагмент активно обсуждали Креднер, Кирхгофер, Реусс, Треджеллес, Гильгенфельд, Уэсткотт, Гессе, Гарнак, Овербек, Сэлмон и Цан.

985

Которое считалось на Западе каноническим, но не столь подлинным и не принадлежащим перу Павла.

986

В пользу каноничности которого есть сильнейшие внешние свидетельства, Иустина, Иринея и др.; сомневаться в нем начали только в III веке некоторые антихилиасты на догматических основаниях.

987

См. списки канонов отцов церкви в Charteris, Canonicity, p. 12 sqq.

988

???????, соглашение, союз, см. Мф. 26:28, в Вульгате переводится как «testamentum» {завещание, последняя воля) вместо «f?dus» {союз, объединение, родств. русскому «федерация»}.

989

?? ?????????? ??? ?? ?????????? или ?? ?????????? ??? ? ?????????; instrumentum evangelicum, apostolicum, или evangelium, apostolus. Поэтому чтение Писания в литургических церквях делится соответственно.

990

????? ??? ???????, или ??? ????????, ????????? ??? ?????????, или ???. ??????????, ????? ??????????????, ?? ??????? ??? ?????????, ???????, regula fidei, regula veritatis, traditio apostolica, lex fidei, fides catholica. Иногда эти термины используются в более общем смысле и включают в себя весь курс катехетического обучения.

991

«Christus veritatem se, non consuetudinem cognominavit… Haereses non tarn novitas quam Veritas revincit. Quodcunque adversus veritatem sapit hoc erit haeresis, etiam vetus consuetudo». De Virg. vel., c. 1.

992

«Consuetudo sine veritate vetustas erroris est». Ep. 74 (contra Stephanum), c. 9.

993

Так и Павел использует слово ????????? во 2 Фес. 2:15: «стойте и держите предания, которым вы научены или словом (??? ?????), или посланием нашим (?? ????????? ????)»; см. также 2 Фес. 3:6 (???? ??? ????????? ?? ?????????? ???` ????); 1 Кор. 11:2. Однако во всех остальных местах, где встречается слово ?????????, traditio, предание, оно используется в отрицательном смысле, по отношению к учению, которое что–то добавляет к Писанию, особенно фарисейскому. См. Мф. 15:2,6; Мк. 7:3,5,9,13; Гал. 1:14; Кол. 2:8. Подобным же образом деятели Реформации критиковали средневековые предания Римской церкви, которые затемняли и практически вытесняли письменное Слово Бога.

994

См. сборник доникейских правил веры в Hahn, Denzinger, Heurtley, Caspari и Schaff (II. 11–41).

995

Это устаревшее мнение, впервые упоминаемое Амвросием и Руфином, до сих пор отстаивают Pet. Meyers, I.c., и аббат Мартиньи в своем французском «Словаре христианских древностей» (статья Symbole des apotres). Лонгфелло в своей «Божественной трагедии» (1871) использует это предание поэтически и делит символ веры на двенадцать статей, которые озаглавливает именами предполагаемых авторов–апостолов. Впервые в его апостольском происхождении усомнились Лоренцо Валла, Эразм и Кальвин. См. подробности в Schaff, Creeds, I. 22–23.

996

Руфин говорит о нем как о предании предков (tradunt majores nostri) и подкрепляет свое мнение ошибочным объяснением понятия symbolum как «collatio, hoc est quod plures in unum conferunt». См, Migne, XXI, fol. 337.

997

В греко–латинском Лаудианском кодексе (Cod. ? Деяний), который хранится в библиотеке Бодли в Оксфорде, относится к VI веку и был известен Беде Достопочтенному (731). Символ веры прикреплен в конце, записан унциальными буквами и впервые был обнародован архиепископом Ашером. Хертли (р. 61 sq.) приводит факсимиле. Репринт его есть в Caspari, Hahn (2^nd ed., p. 16) и Schaff (II. 47). Еще одна копия присутствует в рукописи VIII века, хранящейся в Британском музее и опубликованной Свонсоном, The Nie. and Ар. Creeds, p. 161; и в Hahn, Nachtrag к Предисловию, p. xvi. В этом документе, однако, после слова ecclesiam стоит слово catholicam. См. также формулировку в Explanatio Symboli ad initiandos Амвросия в Caspari, II. 48, 128, и Schaff, II. 50. В символе веры из Аквилеи, который приводит Руфин, есть несколько добавлений, но они отмечены как таковые, поэтому мы можем судить по нему о содержании Римского символа. Этим латинским документам соответствует греческий в Псалтири короля Ательстана и у Маркелла (см. след. Примечание).

998

У Епифания, Haer. LXXII. Одни датируют его 341 г., другие — 337. Приводится в Schaff (II. 47), Hahn и первой таблице ниже. Согласно Каспари, это изначальная формулировка Римского символа веры, распространенная в то время среди грекоязычных членов римской общины. Она отличается от наиболее древней латинской только отсутствием ?????? и добавлением ???? ???????.

999

Psalterium Aethelstani, в библиотеке Коттона в Британском музее, написана англо–саксонскими буквами, впервые опубликована Ашером, потом Хертли, Каспари и Ханом (р. 15). От текста Маркелла она отличается присутствием ?????? и отсутствием ???? ??????? и в обоих моментах соответствует латинскому тексту.

1000

Интересны исследования Каспари о греческом оригинале Римского символа веры (III. 267–466). Гарнак (в Herzog², vol. I. 567) соглашается с ним: «Der griechische Text ist als das Original zu betrachten; griechisch wurde das Symbol zu Rom eine lange Zeit hindurch ausschliesslich tradirt. Dann trat der lateinisch ubersetzte Text als Parallelform hinzu». Оба склонны считать, что символ веры возник в окружении Иоанна в Малой Азии из–за термина «Единородный» (?????????), с помощью которого Христа характеризует один только Иоанн.

1001

Descendit ad inferna впервые встречается в арианских символах веры (??? ???? или ??? ??? ????) около 360 г. по P. X.; затем в символе веры из Аквилеи, около 390 г.; затем в символе Венантия Фортуната, 590, в Sacramentarium Gallicanum, 650, и наконец в тексте Апостольского символа веры у Пирминия, 750. См. таблицу в Schaff, Creeds, II. 54, и критическое замечание на стр. 46. Руфин явно говорит, что в Римском символе веры этих слов не было, и неверно объясняет эти слова как идентичные выражению «был погребен». Сот., с. 18 (Migne, f. 356): «Sciendum sane est, quod in Ecclesiae Romanae Symbolo non habetur additum, 'descendit ad inferna': sed neque in Orientis Ecclesiis habetur hic sermo: vis tamen verbi eadem videtur esse in eo, quod 'sepultus' dicitur». Догмат о сошествии в ад основан на учении Петра, Деян. 2:31 («не оставлена душа Его в аде», ???????, следовательно, Он побывал там); 1 Пет. 3:19; 4:6; а также на обещании Христа, данном умирающему разбойнику, Лк. 23:43 («ныне же будешь со Мною в раю», ?? ?? ?????????), которое, несомненно, значит, что Христос явится душам усопших. Перевод «сошел в ад» неудачен и сбивает с толку. Мы не знаем, был ли Христос в аду; но мы знаем из Его собственных уст, что Он был в раю между смертью и воскресением. Использованный в исходном тексте термин «гадес», переведенный как «ад», на самом деле гораздо более емкий, чем «геенна», которая означает лишь состояние и место пребывания грешников.

1002

Впервые встречается в Sacramentarium Gallicanum, 650. В более древних символах веры у Киприана, Руфина, Августина сказано просто sanctam ecclesiam, у Маркелла — ????? ?????????.

1003

Sanctorum communionem. После 650 г.

1004

Есть у Маркелла и Августина, но отсутствует у Руфина и в Псалтири Ательстана. См. об этих добавлениях и их вероятной дате в таблицах моей книги Creeds of Christendom, II. 54, 55.

1005

Мы обычно говорим о трех вселенских символах веры, но Греческая церковь никогда не признавала Апостольский символ веры и символ веры Афанасия, хотя и принимает учения, в них содержащиеся. Никейский символ веры был принят на Западе, поэтому является всеобщим, но добавление в него Filioque создало раскол между Греческой и Латинской церковью и продолжает оставаться причиной их нынешнего разделения.

1006

Первая таблица взята из книги автора Creeds of Christendom, vol. II. 40, 41 (с разрешения издательства Harpers). В этом труде есть и другие сравнительные и хронологические таблицы древнейших символов веры. См. vol. I. 21, 28 sq.; vol. II. 54, 55.

1007

«Omne quod est corpus est sui generis. Nihil est incorporate, nisi quod non est. Habente igitur anima invisible corpus», etc. (De Carne Christi, с. 11). «Quis enim negabit, Deum corpus esse, etsi Deus spiritus est? Spiritus enim corpus sui generis in sua effigie» . (Adv. Prax., с. 7).

1008

См. Быт. 1; 2; Пс. 32:9; 147:5; Ин. 1:3; Кол. 1:15; Евр. 1:2; 11:3; Отк. 4:11.

1009

Быт. 1:31; см. также Пс. 103:24; 1 Тим. 4:4.

1010

Полное изложение космологии Оригена см. в Moller, I.c., p. 536–560. Он справедливо называет ее «kirchlich wissenschaftliches Gegenbild der gnostischen Weltanschauung». См. также Huetius (Origeniana), Neander, Dorner, Redepenning.

1011

От слова tradux, указывающего на продолжение рода, которое часто использует Тертуллиан, Adv. Valent., с. 25, etc.

1012

Тертуллиан, De Anima, с. 27: «Ex ипо homine tota haec animarum redundantia». Cap. 36: «Anima in utero seminata pariter cum carne pariter cum ipsa sortitur et sexum», то есть «душа, посеянная во чреве одновременно с телом, также принимает с ним свой пол»; и происходит это настолько одновременно, «что ни одна из двух субстанций не может рассматриваться как причина пола» (ita pariter, ut in causa sexus neutra substantia teneatur). У Тертуллиана эта теория была связана с несколько материалистической или весьма реалистической направленностью мысли.

1013

«Tradux animae tradux peccati».

1014

В нашем веке к ней обращался один из наиболее проницательных и здравых евангельских богословов доктор Юлиус Мюллер в своем замечательном труде «Христианское учение о грехе» (Julius Muller, The Christian Doctrine of Sin, Urwick's translation, Edinb. 1868, vol. II, pp. 357 sqq., см. также pp. 73, 147, 397). Он полагает, что человек в некоем трансцендентальном, довременном или вневременном существовании посредством акта свободного выбора определил свой моральный характер и судьбу в своей текущей жизни. Этот вывод, по его мнению, позволяет примирить факт всеобщности греха с идеей индивидуальной вины и соответствует невообразимой глубине нашего осознания своей виновности и степени таинственности той неистребимой тоски и печали, которая наиболее сильна в самых благородных натурах. Но Мюллер не нашел решения проблемы, и против его теории возразили Рот, Дорнер и другие. В Америке независимым адвокатом теории предсуществования выступил Эдвард Бичер. См. Edward Beecher, The Conflict of Ages. Boston 1853.

1015

«Inesse nobis ?? ??????????? naturaliter, jam et Marcioni ostendimus et Hermogeni». De Anima, с. 21. См. также Adv. Marc. II. 5 sqq.

1016

«Definimus animam Dei flatu natam, immortalem, corporalem, effigiatam, substantia simplicem, de suo sapientem, varie procedentem, liberam arbitrii, accidentiis obnoxiam, per ingenia mutabilem, rationalem, dominatricem, divinatricem, ex una redundantem». De Anima, с. 22.

1017

См. т. III. §146.

1018

Мф. 16:16–19 и сл.

1019

1 Ин. 4:1–3.

1020

Мф. 2:11; 9:18; 17:14,15; 28:9,17; Лк. 17:15,16; 23:42; Ин. 20:28; Деян. 7:59,60; 9:14,21; 1 Кор. 1:2; ФлII. 2:10; Евр. 1:6; 1 Ин. 5:13–15; Отк. 5:6–13 и т. д.

1021

См. §80.

1022

См. §66.

1023

Contra Cels. 1. VIII, с. 67.

1024

«Carnem Christo quasi Deo dicere», Epp. X. 97. В 1857 г. в Риме было найдено насмешливое языческое изображение распятия, на котором христианин представлен молящимся распятому ослу как «своему Богу». См. выше, §77.

1025

??? ????? ??? ???? ??? ??????? ??????? ????????????. Hist. Eccl. V. 28.

1026

См. Ruinart, Acta Mart.; Prudentius, Peristeph.; Liddon, l.c, pp. 400 sqq. «Если есть в нашей вере одно учение (пишет каноник Лиддон, стр. 406), которое мученики в особенности исповедовали перед смертью, то это учение о Божественности Господа нашего… Ученые и неграмотные, молодые и старые, благородные и низкородные, рабы и хозяева объединялись в этой исповеди. Иногда эту исповедь вырывали у мученика неохотно, посредством перекрестного допроса, иногда она провозглашалась как истина, переполнявшая сердце христианина настолько, что уста его не могли не говорить. Иногда Божественность Христа исповедовалась как часть великого христианского спора с политеизмом окружающего языческого мира. Иногда она объяснялась как предполагающая единство Христа с Отцом, против языческого обвинения в двубожии; иногда объявлялась как оправдывающая поклонение христиан Христу, о котором язычники знали». Приводится много примеров.

1027

Ad Eph., с. 18: ? ??? ???? ???? ?????? ? ??????? ?????????? ??? ?????? (Deus noster Jesus Christus conceptus est ex Maria); с. 7: ?? ????? ????????? ????. Игнатий называет кровь Иисуса «кровью Бога» (?? ?'????? ????), Ad Eph. 1. Он хочет подражать страданиям «своего Бога», ??????? ????? ??? ?????? ??? ???? ???, Ad Rom. 6. Поликарп называет Христа вечным Сыном Божьим, Которому подчинено все на небесах и на земле (Ad Phil., с. 2, 8, см. также его последнюю молитву в Martyr. Polyc, с. 14). Анонимный автор Послания к Диогнету (с. 7, 8) учит, что Отец отправил к людям не одного из Своих слуг, человека или ангела, но Самого Архитектора и Творца всего, Который все установил и от Которого все зависит; Он послал Его как Бога, а раз Он и есть Бог, то Его пришествие — Божье откровение. О христологии апостольских отцов церкви см., помимо Дорнера, Schwane, Anti–Nicene Doctrine History, pp. 60 ff., и Liddon, Lectures on the Divinity of Christ, pp. 379, 411 sqq.

1028

О Логосе у филона, учение которого, вероятно, было известно Иоанну, писали Gfrorer (1831), Dahne (1834), Grossmann (1829, 1841), Dorner (1845), Langen (1867), Heinze (1872), Schurer (1874), Siegfried (1875), Soulier, Pahud, Klasen и другие.

1029

Подробно о Логосе Иустина см. в Semisch, Justin der Martyrer, II. 289 sq.; Dorner, Entwicklungsgesch. etc. I. 415–435; Weizsacker, Die Theologie des Mart. Justinus, in Dorner's «Jahrbucher fur deutsche Theol.», bd. XII. 1867, p. 60 sqq.; M. von Engelhardt, Das Christenthum Justins des Mart. (1878), p. 107–120, и статья того же автора в пересмотренном издании Herzog, vol. VII (1880), p. 326.

1030

????? ??????????.

1031

????? ??????????.

1032

???????????.

1033

??????, ?????????.

1034

Иустин называет Христа «первенцем Бога», ?????????? ??? ???? и ?????? ??????? (но не ?????? и не ?????? ??? ????). См. Apol. I. 21, 23, 33, 46, 63; также Engelhardt, I.c., p. 116–120: «Der Logos ist vorweltlich, aber nicht ewig».

1035

????? ???????.

1036

См. доказательства в монографии Семиша.

1037

См. Apol. II. 8, 10, 13. Он говорит, что моральное учение стоиков и некоторых греческих поэтов достойно восхищения благодаря семени Логоса, которое было заронено в каждое поколение людей (??? ?? ??????? ????i ????? ???????? ?????? ??? ?????), и приводит в пример Гераклита, Мусония и других людей, которых по этой причине ненавидели и приговаривали к смерти.

1038

О связи теории Иустина с Евангелием от Иоанна см. в особенности очень тщательное исследование: Ezra Abbot, The Authorship of the Fourth Gospel (Boston 1880), pp. 29–56. Его автор пишет (p. 41): «Хотя на представления Иустина о Логосе, без сомнений, сильно повлиял Филон и александрийская философия, учение о воплощении Логоса было совершенно чуждо этой философии и могло быть почерпнуто, как нам кажется, из Евангелия от Иоанна. Поэтому он очень часто использует похожие на Иоанна (Ин. 1:14) выражения о Логосе, "ставшем плотью" или "ставшем человеком". То, что в последнем выражении он предпочитает термин "человек" еврейскому "плоть", неудивительно. По поводу Божественности Логоса и Его участия в сотворении ср. особенно Apol. II. 6: "через Него Бог сотворил все" (??' ????? ????? ??????), Dial., с. 56, и Apol. I. 63, с Ин. 1:1–3. Позже отцы церкви, бывшие непосредственными последователями Иустина, такие как Феофил, Ириней, Климент, Тертуллиан, без сомнения, основывали свое учение о воплощении Логоса на Евангелии от Иоанна, и Иустин, предположительно, поступал так же. Он придерживается своих взглядов (хотя некоторые христиане не соглашаются с ним), "потому что Сам Христос велел нам не следовать учениям человеческим, но тем, которые провозглашали благословенные пророки и которым учил Он" (Dial., с. 48). Как замечает каноник Уэсткотт, "авторы синоптических евангелий нигде не говорят о предсуществовании Христа". Где бы Иустин мог найти это учение, преподаваемое Самим Христом, если не в четвертом евангелии? Сравните Apol. I. 46: "Этот Христос есть первенец Бога, Логос [божественный Разум], Которым наделены все человеческие расы [сравни с Ин. 1:4,5,9], о Котором нас учили и Который провозглашался ранее. Те, кто жил согласно Разуму, — христиане, даже если они считались атеистами; например, Сократ и Гераклит и подобные им среди греков"».

1039

См. Neander, Baur, Dorner (I. 635–695), монографии об Оригене: Redepenning (II. 295–307) и Thomasius, ?. Schultz, Die Christologie des Origenes, в «Jahrb. f. Protest. Theol.», 1875, no. II, III, и статью Мелера в Herzog² XI. 105 sqq.

1040

?????????, ???????????, ??????????????, ???????????, ????????? и т. д. Contra Cels. III. 41; V. 39. Ориген неоднократно использует термин «Бог Иисус», ???? ??????, без артикля, ibid. V. 51; VI. 66.

1041

В отрывке, посвященном Посланию к евреям (IV. 697, de la Rue): ???????? ?????????.

1042

De Princip. IV. 28: «Sicut lux numquam sine splendore esse potuit, ita nee Filius quidem sine Patre intelligi potest».

1043

De Princ. I. 2, 4: «Est aeterna et sempiterna generatio, sicut splendor generatur a luce». Нот. in Jerem. IX. 4: ??? ????? ? ????? ??? ????.

1044

???????? ??? ?????? или ??? ???????????, и защитники его ортодоксии воспринимают данную мысль (возможно, необоснованно) просто как его выступление против патрипассианского представления о ????????. Redepenning, II. 300–306, перечисляет основные места, где у Оригена говорится о единосущности и различии в сущности.

1045

????, ???? ??? ????????.

1046

De Orat., с. 15.

1047

Например, Ad Rom. I, p. 472: «Adorare alium quempiam praeter Patrem et Filium et Spiritum sanctum, impietatis est crimen». Contra Cels. VIII. 67. Он завершает свои «Гомилии» славословием Христу.

1048

????? ?????????? и ????? ??????????.

1049

Adv. Haer. II. 28, 6: «Si quis nobis dixerit: quomodo ergo Filius prolatus a Patre est? dicimus ei — nemo novit nisi solus, qui generavit Pater et qui natus est Filius».

1050

????? ??????? и ????? ????????.

1051

Его надуманность замечательно доказывает Данкер в монографии Die Christologie des heil. Irenaeus, p. 50 sqq.

1052

Adv. Prax., с. 9: «Pater tota substantia est, Filius vero derivatio totius et portio, sicut ipse profitetur: Quia Pater major Me est» (Ин. 14:28).

1053

Поэтому он говорит (Adv Ргах., с. 5) в качестве примера: «Quodcunque cogitaveris, sermo est; quodcunque senseris ratio est. Loquaris illud in animo necesse est, et dum loqueris, conlocutorem pateris sermonem, in quo inest haec ipsa ratio qua cum eo cogitans loquaris, per quem loquens cogitas».

1054

В немецкой терминологии этот процесс филиации (Hypostasirung) может быть определен следующими выражениями: die werdende Personlichkeit, die gewordene Personlichkeit, die erscheinende Personlichkeit.

1055

См. разъяснения в Dollinger, Hippol., p. 195 sqq.

1056

Ep. ad Smyrn., c. 2–5.

1057

?? ????'? ????????? ???? (ad Ephes., с. 7); также ?????? ?????? ??? ?????????. См. Рим. 1:3,4; 9:5; 1 Ин. 4:1–3.

1058

??????????????, recapitulation термин, который часто использует Ириней. См. Рим. 13:9; Еф. 1:10.

1059

Adv. Haer. II. 22, §4–6. Он обращается к преданию и приводит ни на чем не основанное предположение иудеев о том, что Христу было около пятидесяти лет, Ин. 8:57. Гностики же валентиниане считали, что Христос прожил всего тридцать лет, в соответствии с количеством их эонов.

1060

Adv. Marcionem и De Carne Christi.

1061

Adv. Praxean.

1062

О вездесущности тела Христа говорил Григорий Нисский, позже — Скотт Эриугена (хотя и в пантеистическом смысле) и Лютер, который подкреплял этой идеей свое учение о вечере Господней. См. Creeds of Christendom, vol. I, p. 286 sqq.

1063

??????????.

1064

«Et sibi et universo generi humano causa facta est salutis». Adv. Haer. III. 22, §4.

1065

По крайней мере, по утверждению Дорнера, I. 495.

1066

Credo in Spiritum Sanctum.

1067

?? ??????? ????.

1068

?? ????? ?????, Apol. I. 13.

1069

Apol. I. 6: ??????? ?? (то есть ????), ??? ??? ???' ????? ???? ??????? ??? ????????? ???? ????? ??? ??? ??? ????? ???????? ??? ????????????? ?????? ??????? ???????, ?????? ?? ?? ?????????? ???????? ??? ????????????. Этот отрывок объясняют по–разному. Возникают вопросы, не следует ли здесь воспринимать слово ??????? в более широком смысле, в котором Иустин часто его использует, даже применяя его ко Христу; не относится ли ??????? к ????????, а не к ?????????, и в таком случае его следует согласовывать с ???? или ?????, а не с ???? и ??????. Есть также подозрение, что ??????? — это искаженное ?????????, характеризующее Христа как Предводителя ангельского воинства. Невозможно соотнести ангельское воинство с Отцом, Сыном и Духом как объект поклонения, если только Иустин не противоречит сам себе (Apol. I. 17: ???? ????? ???????????? etc.). Мы должны отнести ??????? либо к ????, в том смысле что Христос есть учитель не только людей, но и ангельского воинства, либо к ?????, в том смысле что Сын Божий возвестил нам (????????? ????) об этих вещах (?????, то есть о злых духах, ср. с предыдущей главой, I. 5), но также и о благих ангелах — ??? ??????? ??????? в таком случае представляет собой эллиптическую замену ?? ???? ???… ??????? ???????. Первое более естественно, хотя более внимательный автор, чем Иустин, в таком случае написал бы ????? ????, а не ???? ?????. О разных толкованиях см. примечания Отто в третьем издании Opera Иустина, I. 20–23.

1070

Поэтому часто он называет Духа ?? ?????? ??????????, наряду с ?????? ?????; даже в Никео–константинопольском символе веры Дух определен как ??????… ?? ??????? ??? ??? ????????, «Который говорил через пророков».

1071

Paed. III, p. 311: ?????????????? ?????? ?? ???? ????? ??? ??? — ??? ??? ?? ???? ????????.

1072

Не как ??? ??? ??????????, представленного у Неандера и других, а как ??? ???? ??? ??????. ???????, то есть предлагающего сущность и полноту духовных даров; следовательно, как их ???? и ????. In Joh. II. §6.

1073

De Princip. I. 3, 3.

1074

In John. Tom. II. §6: ?????????? — на эту сравнительную форму, кстати, следует обратить внимание, как на говорящую больше, чем превосходная форма, и возможно, она призвана отличить Духа от всех созданий — ?????? ??? ??? ??? ?????? ??? ??????? ????????????.

1075

Согласно Ин. 1:3.

1076

Adv. Haer. IV. 20, §1.

1077

2 Кор. 5:19. — Прим. изд.

1078

?????, впервые у Феофила; trinitas, впервые у Тертуллиана; начиная с IV века более определенно — ?????????, ????? ?? ??????, triunitas.

1079

?????, ?????, substantia; иногда также, как неточный синоним, ?????????.

1080

????? ??????????, ???? ???????, personae.

1081

См. Платон, Ер. 2, 6, подлинность которых, однако, сомнительна. Legg. IV, р. 185: ? ???? ????? ?? ??? ???????? ??? ???? ??? ????? ??????? ????.

1082

Плотин (Enn. V. 1) и Порфирий (у Кирилла Александрийского, с. Jul.), которые находились под влиянием христианских идей, хотя сами того не осознавали, говорят о ????? ??????????, но совершенно не в таком смысле, как церковь.

1083

«Ubi amor, ibi trinitas», — говорит святой Августин.

1084

С. 14, где Поликарп завершает свою молитву перед казнью следующими словами: ??' ?? (то есть Христос) ??? (то есть Отец) ??? ???? (Христос) ??? ???????? ???? ???? ??? ??? ??? ??? ???? ????????? ??????. См. также конец с. 22: ? ?????? ???. ???????… ? ? ????, ??? ????? ??? ???? ????????, ??? ???? ?????? ??? ??????. «Dominus Jesus Christus, cui sit gloria cum Patre et Spiritu Sancto in saecula saeculorum. Amen». Я цитирую этот текст по Funk, Patr. Apost. I. 298, 308.

1085

Const. MS. Ad Cor. 58: ?? ? ???? ??? ?? ? ?????? ?????? ??????? ??? ?? ?????? ?????, ? ?? ?????? ??? ? ????? ??? ????????. «Как несомненно, что Бог жив… так же несомненно» и т.д.

1086

У Иринея: Adv. Haer. V. 36, 2.

1087

????, ????? и ?????. Под Софией он, как и Ириней, понимает Святого Духа.

1088

Adv. Haer. V. 18, 2.

1089

Adv. Praexean, c. 8.

1090

«Tertius, — пишет он, Adv. Prax. с. 8 — est Spiritus a Deo et Filio, sicut tertius a radiee fructus ex frutice, et tertius a fonte rivus ex flumine, et tertius a sole apex ex radio. Nihil tamen a matrice alienatur, a qua proprietates suas ducit. Ita trinitas [здесь это слово появляется впервые, сравни с с. 2: ????????? quae unitatem in trinitatem disponit] per consertos [al. consortes] et connexos gradus a Patre decurrens et monarchiae nihil obstrepit et ?????????? statum protegit».

1091

C. 2: «Tres autem non statu, sed gradu, nec substantia, sed forma, nec potestate, sed specie, unius autem substantiae, et unius status, et unius potestatis, quia unus Deus, ex quo et gradus isti et formae et species, in nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti deputantur».

1092

O нем ничего не известно, кроме того, что он эффективно боролся с савеллианской ересью. Он стал епископом после смерти Ксиста, 22 июля 259, во время гонений Валериана. Вместе с Дионисием Александрийским осудил и сместил с должности Павла Самосатского в 264 г. Умер 26 декабря 269 г.

1093

??? ????? ?????? ??? ??? ????? ??? ??????? ???? (??? ???? ??? ????, ??? ???????????? ????) ???????????????? ?? ??? ?????????? ???? ??????. Афанасий, De Sent. Dionysii, с. 4 sqq. (Opera, I. 252); De Deer. Syn. Nic. 26 (Routh, Reliqu. Sacrae, iii, p. 384, ed. alt.).

1094

Термин Monarchiani как название секты впервые использовал Тертуллиан, Adv. Prax., с. 10 («vanissimi isti Monarchiani»), сами же монархиане использовали слово ????????, монархии, в положительном значении (Adv. Prax. 3: «Monarchiam, inquiunt, tenemus»), в котором его использовали и ортодоксальные отцы церкви, чтобы выразить противопоставление дуализму и политеизму. Ириней написал (по свидетельству Иеронима) книгу «De Monarchia, sive quod Deus non sit auctor malorum». В несколько ином смысле греческие отцы церкви, возражая против латинского Filioque, настаивали на ???????? Отца, то есть на высшем достоинстве первой ипостаси Троицы, как корня и источника Божественности.

1095

От отрицательной приставки a и ?????, что определяет их как неразумных и выступающих против учения о Логосе. Впервые этот термин встречается у Епифания, который его изобрел Haer. 51, с. 3) для саркастического указания на людей, неразумно отвергающих Божественный Разум, о Котором проповедовал Иоанн.

1096

Поэтому Епифаний спрашивает Yaer. 51, 3): ???????? ???????? ?? ???? ???????? ????????

1097

См. об алогах: Ириней, Adv. Haer. III. 11.9 («alii… simul evangelium [Joannis] et propheticum repellunt spiritum», но мы не знаем точно, к кому относится этот отрывок); Епифаний, Haer. 51, 54. М. Merkel, Historisch kritische Aufklarung der Streitigkeiten der Aloger uber die Apokalypsis, Frankf. and Leipz. 1782; его же: Umstandlicher Beweis dass die Apok. ein untergeschobenes Buch sei, Leipz. 1785; F. A. Heinichen, De Alogis, Theodotianis atque Artemonites, Leipzig 1829; Neander, Kirchengesch. I. II. 906, 1003; Dorner, I.c. Bd. II. 500–503; Schaff, Alogians, Smith and Wace I. 87; Lipsius, Quellen der altesten Ketzergeschichte, 93, 214; Schwane, l. c. 145–148; Dollinger, Hippolytus and Callistus, 273–288 (перевод Plummer); Zahn, «Zeitschrift fur hist. Theol.» 1875, p. 72 sq.; Harnack, Herzog², 183–186. Гарнак делает из слов Иринея вывод, что алоги были церковными или католическими оппонентами монтанистского пророчества, а также милленаристского гностицизма Керинфа в период, предшествующий закреплению канона, но вряд ли Ириней имеет их в виду. Кроме того, к 170 г. четвертое евангелие уже без сомнений признавалось всей католической церковью.

1098

О старшем Феодоте: Ипполит, Philos., VII. 35; X. 23 (D. and Schu., p. 406, 526); Епифаний, Haer. 54; Филастрий, Haer. 50; Псевдо–Тертуллиан, Haer. 28; Евсевий, ?. ?. V. 28. О младшем Феодоте: Ипполит, VII. 36; Евсевий, V. 28; Псевдо–Тертуллиан, 29; Епифаний, Haer. 55 (Contra Melchisedecianos).

1099

Евсевий, V. 28. Евсевий взял эти сведения из анонимной книги, которую Никифор (IV. 21) называет ?????? ??????????, «малый лабиринт», и которую Фотий (Bibl., с. 48) приписывает Гаю, но которая, вероятно, была написана Ипполитом в Риме. См. примечания в Heinichen, tom. III. 243 sq., Dollinger, Hippolytus, p. 3 (англ. перевод).

1100

Источники обрывочных сведений об Артемоне: Епифаний, Haer. 65, с. 1–4; Евсевий, Я. ?. V. 28; VII. 30; Феодорит, Haer. Fab. II. 8. См. также Kapp, Historia Artemonis, 1737, Schleiermacher, Dorner и Harnack.

1101

«Ducenarius procurator». Он был наместником царицы Пальмиры, которой в то время принадлежала Антиохия.

1102

???????????? ???????? или ????????? ???? ?? ????????. Он предвосхищал учение социниан, которых сначала часто называли самосатианами (например, во Втором Гельветическом исповедании). Они учат, что Христос родился человеком, а умер Богом, был возвышен после воскресения до квазибожественного состояния, поэтому стал объектом поклонения. Но логически социнианство вырождается в чистый гуманизм. Идея Божественности обязательно включает в себя независимость бытия и вечность. А если Божественность приобретается с течением времени, то это всего лишь качество ограниченного существа.

1103

???? ?? ??? ????????.

1104

Вероятно, он имел в виду безличный предвечный Логос. Но Антиохийский синод отверг использование термина ????????? в этом безличном (савеллианском) смысле.

1105

Источники: фрагменты актов Антиохийского синода у Евсевия, VII. 27–30; Иероним, De Viris ill. 71; Епифаний, Haer. 65 (или 45, ???? ??? ?????? ??? ??????????, в издании Oehler II. 2, p. 380–397); пять фрагментов проповедей Павла, подлинность которых сомнительна, в Ang. Mai, Vet. Script. Noua Coll. VII. 68 sq.; отдельные упоминания у Афанасия, Илария и других никейских отцов церкви; Феодорит, Fab. Haer. II. 8. См. также Dorner и Harnack.

1106

? Восточной церкви их обычно называют савеллианами по имени их самого выдающегося представителя.

1107

Псевдо–Тертуллиан: «Praxeas haeresim introduxit quam Victorinus [вероятно, имеется в виду Victor] corroborare curavit». Мы точно знаем из трудов Ипполита, что преемники Виктора, Зеферин и Каллист, симпатизировали патрипассианам.

1108

Основные источники: Тертуллиан, Adv. Praxean (39 глав, написано около 210). См. также Псевдо–Тертуллиан, 20. Ипполит, что странно, ни разу не упоминает Праксея. Поэтому некоторые исследователи пришли к выводу, что он был тем же лицом, что Ноэт, также приехавший из Малой Азии; другие отождествляют его с Эпигоном или Каллистом, полагая, что Праксей — это прозвище. Мы считаем верным то мнение, что Праксей появился в Риме до Эпигона, возможно, при Элевтере, и оставался там недолго. С другой стороны, Тертуллиан нигде на упоминает имен Ноэта, Эпигона, Клеомена и Каллиста.

1109

?? ??? ????? ????, — спросил он, — ??????? ??? ???????.

1110

О Ноэте см.: Ипполит, Philos. IX. 7–9 (p. 440–442), и его трактат против Ноэта (?????? ??? ??? ?'?????? ?????? ?????, вероятно, это последняя глава его утерянного труда против 32 ересей). Епифаний, Haer. 57, использовал обе эти книги, но неправильно относит Ноэта не к концу II века, а примерно к 130 г.

1111

Не его учителя, как предполагали историки предыдущих периодов, в том числе Неандер. См. Ипполит, IX. 7.

1112

Ин. 14:11.

1113

????????. По меньшей мере, судя по заявлению Ипполита, Каллист поддерживал подобные высказывания.

1114

??????.

1115

Доллингер здесь не соглашается с обвинением Ипполита, а Гарнак поддерживает его.

1116

О Каллисте см.: Ипполит, IX. 11, 12 (р. 450–462), с. 27 (р. 528–530). См. также Dollinger, Hippol. und Callistus, ch. IV (англ. перевод р. 183 sqq., особенно р. 215), и другие труды об Ипполите; также Langen, Gesch. der rom. Kirche, p. 192–216. Доллингер обвиняет Ипполита в том, что тот неверно представляет взгляды Каллиста, тогда как епископ Вордсворт (St. Hippolytus and the Church of Rome, ch. XIV, p. 214 sqq.) обвиняет Каллиста в савеллианской ереси и отстаивает ортодоксию Ипполита, рассуждая довольно легкомысленно (р. 254): «Ипполит утверждает, что Каллист был еретиком. Ни один историк церкви не подтверждает, что Каллист был ортодоксом. Все историки церкви, писавшие об Ипполите (а имя его — одно из самых знаменитых имен в ее летописях), свидетельствуют о здравости его веры». Гарнак (в Herzog X. 202) считает, что взгляды Каллиста представляли собой переход от изначального монархианства Римской церкви к ипостатической христологии («die Bruche, auf welcher die ursprunglich monarchianisch gesinnten romischen Christen, dem Zuge der Zeit und der kirchlichen Wissenschaft folgend, zur Anerkennung der Hypostasen–Christologie ubergegangen sind»).

1117

R. E. VI. 33.

1118

???? ?????? ?????????, то есть очерченное, ограниченное, отдельное существование.

1119

???? ??????.

1120

? ??????? ??????.

1121

Акты Бострийского синода, которые были знакомы Евсевию и Иерониму, сейчас утрачены. Немногочисленные сведения о Берилле, которые мы имеем, взяты у Евсевия, нами уже упоминавшегося, а также у Иеронима, De Vir. ill., с. 60, и в фрагменте из Оригена, приведенном в апологии Памфила, Orig. Opera, IV. 22 (ed. Bened.). См. также Ullmann, De Beryllo Bostr., Hamb. 1835. Fock, Dissert, de Christologia Berylli, 1843; Kober, Beryll ?. В. в тюбингенском издании «Theol. Quartalschrift», 1848. Также Baur, Dorner (1.545 sqq.), Harnack, Hefele (Conc. Gesch. I. 109).

1122

Мы упомянем только Маркелла Анкирского, Шлейермахера и Баннелла. Учение Шлейермахера о Троице — очень искусное усовершенствование савеллианства.

1123

Об этом мы узнаем от Ипполита, который упоминает о Савеллии вскользь (в рассказе о Каллисте) как о человеке, в то время хорошо известном Римской церкви.

1124

Савеллий в то время должен был быть уже стариком.

1125

См. конец §149.

1126

? ????? ??????????? ?????? ?????.

1127

???????, ??????? — не в ортодоксальном смысле ипостаси, но в первоначальном значении, «маска» или «роль» (в пьесе); также ??????, ???????.

1128

На это впервые справедливо указал доктор Баур.

1129

???? ?????.

1130

???? ??????.

1131

????????.

1132

???????, или ?????????, и ???????.

1133

??? ??? ???????? ????????.

1134

Вследствие неверного понимания 1 Кор. 2:8.

1135

Этой странной теории придерживались Ириней, Ориген, Григорий Нисский, Григорий Назианзин, Амвросий, Августин, Лев Великий и Григорий Великий. См. Baur, ch. I, II, p. 30–118.

1136

См. §146.

1137

Ароl. I. 50, etc. См. von Engelhardt, p. 182.

1138

Ep. ad Diognetum, c. 9.

1139

Таково, как мы уже упоминали ранее, значение часто встречающегося у него выражения ?????????????, ??????????????, recapitulare, recapitulatio.

1140

Dissuasio.

1141

Посредством suadela, убеждения, явления истины, не хитростью и обманом.

1142

????? ???? ??? ????????????? ??? ?????. Он был написан до начала арианских споров. В авторстве Афанасия сомневались, но без веских на то причин; другой же труд с похожим названием, ???? ??? ????????? ??? ????" ?????, только приписывается перу Афанасия и принадлежит авторству младшего Аполлинария из Лаодикии. См. Ritsehl, I. 8 sq.

1143

См. §53.

1144

См. §§66 — 74.

1145

Decline and Fall of the R. Emp., ch. XV.

1146

Платон, Apol. 40.

1147

Friedlander, /.с, 682 sq.

1148

Friedlander, p. 685. в наше время скептики, материалисты и атеисты, хотя их и немало, тоже составляют меньшинство в сравнении с массой верующих в загробную жизнь.

1149

Быт. 2:9; 3:22,24.

1150

Быт. 5:24.

1151

Вт. 18:11; см. также 1 Цар. 28:7.

1152

Быт. 25:8; 35:29; 49:29,33.

1153

Исх. 3:6,16; см. также Мф. 22:32.

1154

См. знаменитый отрывок об Искупителе, Иов 19:25–27, явно учащий бессмертию души и будущему воздаянию за все невзгоды этой жизни; Ек. 12:7 («дух возвратился к Богу, Который дал его»), а также Ек. 12:14 («Всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо»).

1155

Дан. 12:2,3; см. также Ис. 65:17; 66:22–24.

1156

См. отрывки о шеоле в Симфонии с указателем еврейских слов. Само название sheol (????) означает либо не подлежащие удовлетворению требования и ненасытность смерти (если оно происходит от ???, требовать, настойчиво просить), либо подземный характер этой области, бездну (если оно происходит от ???, быть пустым, сравните с hell {ад}, hollow {пустой}, Hohle); по сути оно аналогично греческому Hades и римскому Orcus. Разграничение между двумя областями мира духов (лоном Авраама, или раем, и геенной, см. Лк. 16:22,23) не представлено в канонических книгах четко. Оно возникло позже. Oehler (Theol. des A. Test., I. 264) пишет: «Von einem Unterschied des Looses der im Todtenreich Befindlichen ist im Alten Test, nirgends deutlich geredet. Wie vielmehr dort Alles gleich werde, schildert Hiob. 3:1719. Nur in Jes. 14:15; Ez. 32:23, wo den gesturzten Eroberern die ausserste Tiefe (?????????) angewiesen wird, kann man die Andeutung versehtedener Abstuf ungen des Todtenreichs finden, etwa in dem Sinn, wie Josephus (Bell. Jud. III. 8, 5) den Selbstmordern einen, ???? ??????????? in Aussicht stellt. Sonst ist nur von einer Sonderung nach Volkern und Geschlechtern die Rede, nicht von einer Sonderung der Gerechten und Ungerechten».

1157

Об этих и других любопытных подробностях см. в Wunsche, I.c., p. 361 sqq., 494 sqq. Однако он признает, что представить разные высказывания раввинов в виде связной системы чрезвычайно трудно. Взгляды ессеев отличались от общепринятых иудейских; они верили только в бессмертие души и приветствовали смерть как освобождение из темницы тела.

1158

De Anima, с. 58. Учение психопаннихии было вновь извлечено на свет анабаптистами и опровергнуто Кальвином в одной из его самых первых книг (Париж, 1534).

1159

Евсевий, VI. 37, говорит, что так утверждали некие аравийцы.

1160

Лк. 23:43; Деян. 2:31; 1 Пет. 3:19; 4:6.

1161

Среди прочих отрывков см.: Иустин Мученик, Dial., с. 5, 72, 80, 99, 105 (Engelhardt, I.c., р. 308); Ириней, IV. 27, 2; V. 31; Тертуллиан, De Anima, с. 7, 31, 50, 55, 58; Adv. Marc. IV. 34; Киприан, Ер. 52; Климент Александрийский, Strom. VI. 762 sq.; Ориген, Contra Cels. V. 15; Нот. in Luc. XIV (Tom. III. 948); Horn, in Ez. I (III. 360); Амвросий, De Bono Mortis и Ер. 20.

1162

Средневековые схоласты называли эту часть шеола Limbus Patrum и предполагали, что она опустела после сошествия Христа и была заменена чистилищем, которое в свою очередь опустеет после второго пришествия, так что после суда останутся только небеса и ад. Евангельские христиане соглашаются с римскими католиками в том, что после суда будут небеса и ад, но отрицают существование чистилища, как промежуточного между небесами и адом. Однако они допускают разные степени святости и блаженства, также как степени виновности и наказания, до и после суда.

1163

Adv. Haer. IV. 27, §2: «Именно по этой причине Господь сошел в подземные области проповедовать Свое пришествие и там, объявить об отпущении грехов для тех, кто поверит в Него. Теперь в Него уверовали все уповавшие на Него, то есть те, кто провозглашал Его пришествие и подчинялся Его постановлениям, праведники, пророки и патриархи, которым Он отпустил грехи таким же образом, как и нам, так что мы не должны считать их виновными в их грехах, если не пренебрегаем Божьей благодатью». Этот текст существует только в латинском варианте.

1164

Гностики учили, что все души сразу возвращаются к Богу, но это мнение было отвергнуто как еретическое. Иустин Мученик, Dial. 80.

1165

Очевидно, именно так считает Тертуллиан, называющий геенну «подземным хранилищем тайного огня», а рай — «местом Божьего блаженства, предназначенным для принятия духов святых и отделенным от знания этого мира огненной областью [то есть рекой Пирифлегетон, как оградой]». Apol., с. 47.

1166

Как Ириней, Adv. Haer. V. 5, §1: «Старейшины, бывшие учениками апостолов, также сообщают нам, что ушедшие перенесены были в это место (ибо рай был приготовлен для праведников, имеющих Духа; там апостол Павел, будучи вознесен, слышал слова, которые мы в нашем нынешнем положении не можем услышать) и что перенесенные туда останутся там до завершения [всего], готовясь к бессмертию».

1167

Apol. I. 46: ?? ???? ????? ????????? ?????????? ????, ??? ????? ???????????, ???? ?? "?????? ???????? ??? ?????????? ??? ?? ?????? ??????. См. также Apol. I. 20, 44; Apol. II. 8, 13. Он нигде ясно не заявляет, что наиболее благородные язычники спаслись; но это следует из его взглядов о Logos spermaticos (см. стр. 550). В XVI веке это мнение вновь было выдвинуто Цвингли, и его могут вполне придерживаться все, кто считает спасение зависящим от предвечного избрания, а не от водного крещения. Бог не ограничен Своими законами, Он может спасать кого угодно когда угодно и как угодно.

1168

2 Мак. 12:39 и далее. Римско–католические богословы используют этот отрывок (а также Мф. 5:26; 12:32; 1 Кор. 3:13–15) как доказательство в пользу существования чистилища. Но, если принимать его как доказательство, мы зайдем слишком далеко; грех, о котором здесь идет речь, — не простительный, а смертный грех идолопоклонства, и виновные в нем, как считается, не попадают в чистилище, и их состояние не улучшается от ходатайств.

1169

См. примеры в Luckock, l.с, р. 58 sqq.

1170

De Cor. Mil., с. 3: «Oblationes pro defunctis, pro natalitiis annua die facimus». См. примечания в Oehler, tom. I. 422.

1171

De Monog.y с. 10: «Pro anima ejus orat et refrigerium interim adpostulat ei et in prima resurrectione consortium».

1172

Vita Const. IV. 7: ??? ??????? ??????? ??? ????? ???? ??? ???????? ????? ?????????? ?? ???.

1173

Sermo 172. Из отрывка о грехе к смерти (Мф. 12:32) он сделал также вывод, что все остальные грехи могут быть прощены в будущей жизни. De Ciuit. Dei XXI. 24. На Хал–кидонском соборе (452) Диоскур был обвинен в преступлении против истины за то, что не исполнил волю святой женщины, оставившей большие суммы денег монастырям, больницам и благотворительным обществам в надежде, что молитвы облагодетельствованных ею улучшат ее положение в загробной жизни.

1174

??? ?????????… ?????????. Греческая церковь уделяет большое внимание ортодоксии, но очевидно, что здесь это слово имеет очень широкое значение, так как включает в себя веру Авеля и всех ветхозаветных святых.

1175

Не чистилища. Отсюда видна разница между доникейской и посленикейской верой. См. об этом далее.

1176

Правда, иногда эта мысль выражается в форме пожелания или молитвы: «Живи в Боге» (Vivas in Deo или in Christo); «Да обновит Бог твой дух» (Deus refrigeret spiritum tuum); «Да будет у тебя вечный свет во Христе» и т.д.

1177

Большой русский катехизис, Schaff, Creeds, vol. II, p. 503.

1178

??? ?????????. До Оригена он упоминается у Климента, Homilies, IX. 13. Отрывок Писания, на котором основан термин ignis purgatorius, — 1 Кор. 3:13,15, «огонь испытает дело каждого… сам спасется, но так, как бы из огня (?? ??? ?????)».

1179

Мелер, Клее и другие.

1180

Это спорный вопрос, но в 4 Маккавейской, 4 Ездры, Книге Еноха, Апокалипсисе Варуха и в Псалтири Соломона есть несколько весьма впечатляющих отрывков, которые были собраны доктором Пьюзи (I.c. 48–100) и не опровергнуты в ответе Фаррара (VIII. 180–221). Иосиф Флавий (свидетельство которого Фаррар произвольно отвергает как бесполезное) утверждает, что фарисеи и ессеи верили в вечное наказание, Ant. XVIII. 1, 3; Bel. Jud. II. 8, 11. Рабби Акива (ок. 120 г.) ограничивал наказание в геенне 12 месяцами, но только для иудеев. Талмуд объявляет осужденными на вечную кару лишь несколько разновидностей грешников, особенно отступников и тех, кто презрительно относится к мудрости рабби. Главный отрывок — Rosh Hoshanah, f. 16, 17: «В день суда все будут поделены на три категории, совершенно праведных, совершенно греховных и промежуточных. Первые будут сразу же предназначены и запечатлены к жизни вечной; вторые — сразу же отправлены в геенну (Дан. 12:2); третьи сойдут в геенну и продолжат подниматься и опускаться (Зах. 12:10)». Это мнение поддерживали представители двух великих школ, Шаммай и Гиллель, но Гиллель склонялся к более либеральным и милосердным взглядам (см. §155). Фаррар утверждает, что геенна не обязательно и не всегда означает ад в нашем понимании, но она есть: 1) для иудеев, или большинства иудеев, — краткое наказание, за которым следует прощение и избавление; 2) для согрешивших более тяжко — долгое, но все равно не вечное наказание; 3) для худших грешников, особенно язычников — наказание, за которым следует уничтожение. Он цитирует несколько современных ему иудейских авторитетов рационалистического типа, например, доктора Деуша, который говорит: «В Талмуде нет ни слова, которое подтверждало бы печальную догму о бесконечных мучениях». Но доктор Фердинанд Вебер, обладающий не меньшим авторитетом, утверждает, что в некоторых местах Талмуда говорится о полном уничтожении грешников, в других — о вечном наказании, например, Pesachim 54^а: «Огонь геенны никогда не угасает». Syst. der altsynag. Palast. Theologie, p. 375. Мусульмане разделяют иудейскую веру, меняются только обитатели ада и рая. Согласно Корану, в рай попадают ортодоксальные мусульмане, в ад — все неверующие (иудеи, язычники и христиане), а также отступники от ислама.

1181

Мф. 12:32 (грех к смерти); Мф. 26:24 (Иуде лучше было бы никогда не рождаться); Мф. 25:46 («мука вечная» противопоставляется «жизни вечной»); Мк. 9:48 («геенна, где червь их не умирает и огонь не угасает»). В свете этих торжественных заявлений мы должны понимать те места из Павла (Рим. 5:12 и сл.; Рим. 14:9; 1 Кор. 15:22,28), в которых говорится о всеобщем воскресении. В наши планы не входит вдаваться здесь в экзегетические споры, но так как значение слова ??????? было почерпнуто из дискуссий отцов церкви, обязательно следует заметить, что сила их аргументов заключается не в этимологическом значении отдельного слова, которое сводится к «зону», но в его связи с будущим наказанием, противопоставленным будущей награде, в вечности которой никто не сомневался (Мф. 25:46). По поводу толкования см. М. Stuart, I.c., и особенно статьи Тейлора Льюиса, касающиеся Olamic and Aeonian words in Scripture, в комментарии Lange на Eccelsiastes (Am. ed., p. 44–51).

1182

Ер. ad Eph., с. 16: ? ????????, ??????? ?????????, ??? ?? ??? ?? ???????? ???????.

1183

Vis. III. 2, 7; Simil. VIII. 9 (ed. Funk, I, p. 256, 488 sq.). Доктор Пьюзи в подтверждение своего мнения упоминает также Поликарпа (?), Варнаву, поддельное второе послание Климента и многих мучеников (на основании книг об их деяниях), р. 151–166.

1184

Apol. I. 8 (см. Платон, Phaedr., р. 249 A; De Republ., p. 615 А).

1185

Apol. I. 21; см. также с. 28, 45, 52; II. 2, 7, 8, 9; Dial. 45, 130. Также см. Engelhardt, р. 206, и Donaldson, II. 321.

1186

Petavius, Beecher (p. 206), Farrar (p. 236) и другие.

1187

Dial. с. Tr. 4. 5; см. также Apol. I. 21. Татиан, его ученик, выступает против платоников (Adv. Graec, с. 13): «Душа не бессмертна сама по себе, о греки, но смертна (??? ????? ???????? ? ???? ???' ??????, ????? ??). Однако она может не умирать». Ириней, Феофил Антиохийский, Арнобий и Лактанций придерживались того же мнения. См. Nitzsch, I. 351–353.

1188

В Dial., с. 5, он вкладывает в уста пожилого человека, которым он был обращен, следующие слова: «Достойные видеть Бога больше не умирают, другие же подвергнутся наказанию и будут наказываемы, пока Ему будет угодно, чтобы они жили и страдали ». Но непосредственно перед этим он говорит: «Я не хочу сказать, что все души умирают: это было бы подарком для грешников. Что же тогда? души благочестивых пребывают в лучшем месте, души нечестивых и грешников — в худшем, ожидая момента суда». См. примечание Отто к этому отрывку, Op. II. 26.

1189

Adv. Haer. II. 34, §3: «omnia quae facta sunt… perseverant quoadusque ea Deus et esse et perseverare voluerit». Ириней рассуждает, что у всего сотворенного было начало, следовательно, может быть и конец. Будет существование продолжаться или нет, зависит от благодарности или неблагодарности человека. Тот, кто хранит дар жизни и благодарен Дарителю, получит долготу дней навеки (accipiet et in saeculum saeculi longitudinem dierum); тот же, кто отбрасывает дар прочь и не благодарен Творцу, «лишает себя вечного устояния» (ipse se privat in saeculum saeculi perseverantia). Из этого отрывка, сохранившегося только в несовершенном латинском варианте, Додуэлл, Бичер (р. 260) и Фаррар (241) делают вывод, что Ириней учил уничтожению грешников; слово perseverantia они понимают как указывающее на продолжение существования; однако Массуэт (см. его примечание в Stieren I. 415) и Пьюзи (р. 183) объясняют perseverantia как продолжение реальной жизни в Боге, или вечное счастье. Следует признать, что отрывок не очень понятен, потому что longitudo dierum и perseverantia — не одно и то же, притом perseverantia — не синоним existentia или vita. В кн. IV. 20, 7 Ириней говорит, что Христос «стал наделять благодатью Отца ради блага людей… чтобы люди, совсем отпав от Бога, не прекратили существовать» (cessaret esse); но он добавляет, что «жизнь человека заключается в созерцании Бога» (vita autem hominis visio Dei). В четвертом фрагменте Пфаффа, приписываемом ему (Stieren I. 889), он говорит, что Христос «придет в последние времена уничтожить всякое зло (??? ?? ?????????? ??? ?? ?????) и примирить все сущее (??? ?? ????????????? ?? ?????, из Кол. 1:20), чтобы положить конец всякой нечистоте». Этот отрывок, подобно 1 Кор. 15:28 и Кол. 1:20, касается, скорее, всеобщего возрождения, чем уничтожения, но он допускает, как и отрывки из Павла, толкование, согласующееся с идеей вечного наказания. См. длинное примечание в Stieren.

1190

Adv. Haer. III. 4, 1; II. 28, 7. См. Pusey, p. 177–181. Ziegler (Irenaus, p. 312) говорит, что Ириней учит вечному наказанию в нескольких местах или предполагает его и цитирует III. 23, 3; IV. 27, 4; 28, 1; IV. 33, 11; 39, 4; 40, 1 и 2.

1191

Philos. IX. 23, 30.

1192

Apol., с. 45. См. также De Test. An. 4; De Sped. 19, 30. Pusey, 184 sq.

1193

De Mortal. 10; Ер. VIII. 2. Pusey, 190. Он цитирует также «Встречи» Климента и его гомилии (XI. 11) в поддержку данного взгляда.

1194

Ориген, С. Cels. VIII. 48. Ориген, отвечая, не отрицает этого факта, но пытается доказать, что правда на стороне христиан.

1195

Adv. Gent. II. 14. Теория относительного бессмертия и уничтожения грешников недавно была возрождена одним благочестивым англичанином, преподобным Эдуардом Уайтом, Edward White, Life in Christ. Доктор P. Рот также является сторонником уничтожения, но только после того, как обращение грешников становится морально невозможным. См. его посмертно изданную Dogmatik, ed. Schenkel, II. 335.

1196

De Princ. I. 6, 3. См. также его In Jer. Нот. 19; С. Cels. VI. 26.

1197

Обычно, от Августина до Ницша (I. 402), утверждалось, что Ориген включал сатану в ????????????? ??? ??????, но в Ер. ad Rom. 1. VIII. 9 (Opera IV. 634) он говорит, что сатана не будет обращен даже в последние времена, а в послании Ad quosdam amicos Alex. (Opera I. 5, цитируется в Pusey, p. 125) написано: «…Хотя говорят, что отец коварства и погибели тех, кто будет изгнан из царства Божьего, может быть спасен, никто не может говорить так, разве что безумец».

1198

Он говорит о ????? ???? ???? после завершения апокатастасиса в некоторых зонах. См. критические замечания Неандера, I. 656 (Am. ed.).

1199

Nitzsch (I. 403 sq.) включает в число сторонников всеобщего спасения и Григория Назианзина, и, возможно. Златоуста. Фаррар делает то же самое, но более уверенно (249 sqq., 271 sqq.). Однако доказательства в пользу обратного — более веские, см. Pusey, 209 sqq., 244 sqq., и они не могут быть объяснены простым «приспособлением к популярным взглядам». Правда то, что Златоуст чтил память Оригена, что он восхвалял своего учителя, Диодора Тарсийского, и что его комментарии к 1 Кор. 15:28 похожи на учение об апокатастасисе. Пьюзи слишком пренебрежительно высказывается о Диодоре и Феодоре Мопсвестийском как отцах несторианства и несправедливо утверждает, будто они отрицали воплощение (223–226). Они и Златоуст были родоначальниками здравой грамматической экзегетики и выступали против экстравагантного аллегоризма школы Оригена.

1200

Пьюзи утверждает (125–137), что Ориген был осужден Пятым вселенским собором в 553 г., но Гефеле убедительно доказывает, что пятнадцать анафем против Оригена были приняты поместным синодом Константинополя в 543 г. при Мине. См. его Conciliengesch.y 2^nd ed., II. 859 sqq. Того же мнения придерживаются Дюпен, Волш и Доллингер.

1201

По крайней мере, в лютеранской церкви Германии и в англиканской церкви. Бенгель очень осторожно намекает на возможность апокатастасиса, и пиетисты Вюртемберга в основном склонны верить в эту идею. Среди богословов недавнего времени самым выдающимся сторонником всеобщего спасения является Шлейермахер, немецкий Ориген. Он исходит не из идеи свободы, как Ориген, но из противоположной кальвинистской теории о частном избрании отдельных людей и народов, которое обязательно предполагает некоторое осуждение или, скорее, игнорирование остальных, но лишь на время, пока избрание наконец не коснется во всей полноте язычников и всего Израиля. Сатана не был препятствием для Шлейермахера, так как он отрицал его существование как личности. У недавно возникшей американской деноминации универсалистов есть символ веры из трех статей, называемый Винчестерским исповеданием (1803), и одна из его статей учит окончательному возвращению «всей семьи человечества к святости и счастью».

1202

Хилиазм (от ????? ???, тысяча лет, Отк. 20:2,3) — это греческий аналог латинского термина милленаризм (от mille anni), и они обозначают одну и ту же теорию. Ее приверженцев называют хилиастами или милленариями, а также премилленариями (для более конкретного указания на их веру в то, что Христос явится снова до наступления тысячелетнего царства), — но многие среди них просто верят, что золотой век христианства еще не наступил. Постмилленарии — это те, кто считает, что второе пришествие произойдет после тысячелетнего царства.

1203

См. Евсевий, H. ?. III. 27, 28.

1204

Мф. 5:4; 19:28; Лк. 14:12 и сл.

1205

Отк. 20:1–6. Это единственный строго милленаристский отрывок во всей Библии. Комментаторы до сих пор спорят, буквальное или символическое значение имеет это тысячелетнее царство и относится ли его начало к прошлому или к будущему. Но в ряде других мест, которые сторонники милленаризма используют в подтверждение своей теории, есть косвенные данные в ее пользу, особенно в Ис. 11:4–9; Деян. 3:21; Рим. 11:15. Современные премилленарии также опираются на то, что они называют неисполнившимися пророчествами Ветхого Завета о возвращении иудеев в Святую Землю. Древние же хилиасты относили эти пророчества к христианской церкви как истинному Израилю.

1206

См. Мф. 24:33,36; Мк. 13:32; Деян. 1:7; 1 Фес. 5:1,2; 2 Пет. 3:10; Отк. 1:3; 3:3.

1207

Варнава, Epist., ch. 15. По–видимому, его взгляды основаны на Пс. 89:4; 2 Пет. 3:8, но в основном на иудейском предании. Он не цитирует Откровение. См. статью Отто в Hilgenfeld, «Zeitschrift fur wissenschaftliche Theologie», 1877, p. 525–529, и примечание Функа в Pair. Apost. I. 46.

1208

Adi;. Haer. V. 33, §3 (ed. Stieren I. 809), цитируется в четвертой книге «Господних изречений»: «Настанут дни, когда будут расти лозы, на каждой по десять тысяч ветвей, а на каждой ветви — по десять тысяч прутиков, а на каждом прутике — по десять тысяч отростков, а на каждом отростке — по десять тысяч гроздей, а в каждой грозди — по десять тысяч виноградин, а из каждой виноградины можно будет выдавить двадцать пять мер вина. И когда любой из святых будет прикасаться к грозди, другая гроздь будет восклицать: "Я — лучшая гроздь, возьми меня; благослови Господа с моей помощью!" Подобным же образом [сказал Он, что] "из пшеничного зерна будут вырастать десять тысяч колосьев, в каждом колосе будет по десять тысяч зерен, а каждое зерно даст десять фунтов чистой муки лучшего качества; и яблоки, и зерно, и трава уродятся в таких же пропорциях; и все животные, питающиеся плодами земли, будут жить в мире и согласии и будут совершенно подчиняться человеку"». Эти слова были сообщены Папию «пресвитерами, видевшими Иоанна, ученика Господа», и помнившими, что слышали их от Иоанна, как изначально исходившие от Господа. Похожее описание мессианской эпохи мы встречаем в двадцать девятой главе Апокалипсиса Варуха, конца I или начала II века: «Земля станет приносить свои плоды, от одного произойдет десять тысяч, и на одной лозе будет десять тысяч гроздьев, в одной грозди будет десять тысяч ягод, и из каждой ягоды получится по мере вина. Все голодавшие возрадуются, и каждый день они будут видеть новые чудеса. Ибо духи прилетят от Меня, чтобы каждое утро наполнять благовонием ароматов, а конце дня облака будут ронять животворную росу. В это время будет так, что сокровище манны снова сойдет свыше и будут есть его в эти годы». См. латинский текст в Fritzsche, Libri Арос. V.T., р. 666.

1209

Dial. с. Tryph.y с. 32, 51, 110. См. также Дан. 7:25; 2 Фес. 2:8.

1210

Dial., с. 80, 81. Он обращается к пророчествам Исайи (Ис. 65:17 и сл.), Иезекииля, Пс. 89:4 и Апокалипсису «человека по имени Иоанн, одного из апостолов Христа». В другом месте, Dial., с. 113, Иустин говорит, что, как Иисус Навин привел Израиль в Святую Землю и распределил ее между коленами, так Христос обратит диаспору и распределит землю, но не во временное владение, а даст ее нам (????) в вечное наследство. Он воссияет в Иерусалиме как вечный свет, ибо Он — Царь Салима по чину Мелхиседека, вечный священник Всевышнего. Но Иустин ничего не говорит об освобождении сатаны перед тысячелетним царством. См. об эсхатологии Иустина в ?. von Engelhardt, Das Christenthum Justins des Mart. (1878), p. 302–307; Donaldson, Crit. Hist, of Christ. Lit. II. 316–322.

1211

Это спорный момент. Семиш высказывается в пользу уничтожения, Вейцсакер — в пользу преображения, фон Энгельгардт (р. 309) оставляет вопрос открытым. В Dial., с. 113 Иустин говорит, что Бог через Христа обновит (???????????) небо и землю; в «Апологии» — что этот мир будет сожжен.

1212

Apol. I. 50, 51, 52. По этой причине Дональдсон (II. 263) и доктор Бриггс (I.c., р. 21) подозревают, что хилиастические отрывки в «Диалоге» (по крайней мере, гл. 81) представляют собой более позднюю вставку или искажение текста, но веских оснований так считать нет. То, что в списке хилиастов у Иеронима Иустин отсутствует, ничего не доказывает в сравнении со свидетельством рукописей.

1213

Adv. Haer. V. 23–36. Об эсхатологии Иринея см. Ziegler, Iren, der В. ?. Lyon (Berl. 1871), 298–320; Kirchner, Die Eschatol. d. Iren., «Studien und Kritiken» 1863, pp. 315–358.

1214

De Res. Carn. 25; Adv. Marc. III. 24; IV. 29, etc. Он обсуждает эту тему в специальном труде, De Spe Fidelicum, ныне утраченном.

1215

См. §111.

1216

Instruct, adv. Gentium Deos, 43, 44, с иудейским представлением о многодетности семей в тысячелетнем царстве.

1217

Instit. VII. 24; Epit. 71, 72. Он цитирует Сивиллины пророчества и ждет скорого конца света, но только после разрушения города Рима.

1218

Есть его комментарий к Откровению и фрагмент De Fabrica Mundi (часть комментария к Книге Бытия). Иероним причисляет его к хилиастам.

1219

В его «Пире десяти дев», IX. 5, и «Беседе о воскресении».

1220

Евсевий, ?. ?. II. 25 (против монтаниста Прокла) и III. 28 (против хилиазма).

1221

De Princ. II. 11. Однако у него были очень чувственные представления о тысячелетнем царстве, с заключением браков и роскошными пирами.

1222

Евсевий VII. 24, 25.

1223

De Civit. Dei, XX. 6–10.

1224

Аугсбургское исповедание, арт. XVII, осуждает анабаптистов и других «распространяющих ныне иудейские мнения о том, что перед воскресением мертвых благочестивые будут править мирским царством, а грешники будут повсюду подавлены». Англиканское исповедание, составленное Кранмером (1553), в 41–й статье (опущенной в более поздней редакции при Елизавете, 1563) говорит, что тысячелетнее царство — это «басня иудейского слабоумия».