Онлайн библиотека PLAM.RU


V. Русская Православная Церковь 1929–1941

В 1929 году НЭП был отменен; началась принудительная массовая коллективизация — раскрестьянивание России, сопровождавшееся попранием законности — высылкой миллионов крестьянских семей в Сибирь и на Север.

Русская Церковь разделила судьбу народа, и ее не миновала горькая чаша репрессий. В начале 1929 года за подписью Кагановича на места была отправлена директива, в которой подчеркивалось, что религиозные организации (церковные советы, мусаваллиаты, синагогальные общества и то есть) являются единственной легально действующей контрреволюционной силой, имеющей влияние на массы. Этим фактически была дана команда к широкому применению административных и репрессивных мер в борьбе с религией.

8 марта 1929 года ВЦИК и СНК издали новое постановление о религиозных объединениях. Этим постановлением священнослужители исключались из состава "двадцаток"; религиозным объединениям воспрещалась благотворительная деятельность; частное обучение религии, дозволенное Декретом 1918 года об отделении Церкви от государства, интерпретировалось в предельно суженном объеме лишь как право родителей обучать религии своих детей. Вводилась 5–дневная рабочая неделя, и воскресенье переставало быть выходным днем.

Началось массовое закрытие церквей. В 1928 году Русская Православная Церковь имела более 30 тысяч приходов (вместе с обновленческими, григорианскими и самосвятскими приходами в нашей стране оставалось еще 39 тысяч общин) - 2/3 от дореволюционного количества. В 1928 году закрыто было 534 церкви, а в 1929 — уже 1119 храмов. В 1930 году упразднение православных общин продолжалось с нарастающим темпом. В Москве из 500 храмов к 1 января 1930 года оставалось 224, а через два года — только 87 церквей, находившихся в юрисдикции Патриархии. В Рязанской епархии в 1929 году было закрыто 192 прихода, в Орле в 1930 году не осталось ни одной православной церкви.

Закрытые храмы использовались под производственные цеха, склады, квартиры и клубы, а монастыри — под тюрьмы и колонии. Многие храмы уничтожались, разрушались православные святыни русского народа. В Москве в июле 1929 года уничтожили часовню Иверской Божией Матери, в 1930 году — Симонов монастырь, в 1931 году взорвали храм Христа Спасителя.

По всей стране с колоколен снимались колокола под предлогом того, что они мешают слушать радио. Колокольный звон запрещен был в Москве, Ярославле, Пскове, Тамбове, Чернигове.

Иконы сжигались тысячами; в газетах появлялись сообщения о том, как то в одной, то в другой деревне их сжигали целыми телегами; уничтожались иконы древнего письма. Сжигали богослужебные книги; при разгроме монастырей гибли и рукописные книги, археографические памятники, представляющие исключительную культурную ценность; драгоценная церковная утварь переплавлялась на лом.

Закрытие храмов и уничтожение святынь сопровождалось арестами священнослужителей, высылками и ссылками их, этапированием в места заключения, где томились уже тысячи священников и десятки архиереев.

В 1929 году Русская Церковь потеряла одного из своих самых замечательных иерархов — архиепископа Илариона, поборника восстановления Патриаршества, ревностного и неустрашимого борца с обновленчеством, ревнителя церковного единства, выдающегося богослова. Его мирское имя — Владимир Алексеевич Троицкий. Родился он в 1885 году. По окончании Московской духовной академии защитил магистерскую диссертацию "Очерки из истории догмата Церкви"; приняв постриг, служил профессором и инспектором родной академии. На Поместном Соборе он 32–летним архимандритом оказался одним из кандидатов на Патриарший Престол.

В 1920 году был рукоположен в сан епископа Верейского. Когда вспыхнул обновленческий раскол, епископ Иларион стал ближайшим помощником Патриарха в борьбе против смуты. Оказавшись в ссылке на Соловках, исповедник Православия сохранил свой жизнерадостный, общительный, неунывающий характер; он скрашивал тяготы соузников непоколебимым благодушием, веселостью, остроумием. Работая на рыболовных топях вместе с другими епископами и священниками, архиепископ Иларион шутил, перефразируя стихиру Троице: "Вся подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы показа, а теперь наоборот - богословцы рыбари показа".

"Соловки, — говорил он, — это замечательная школа — нестяжания, кротости, смирения, воздержания, терпения и трудолюбия". В лагере его полюбили все: не только собратья по священству, интеллигенция, дворяне, офицеры, невинно сосланные крестьяне, но и соловецкая шпана. Часами он разговаривал с отпетым уголовником, и тот после такого разговора исполнялся особым уважением к нему. Под его началом на Соловках работала "артель Троицкого". По воспоминаниям одного из соузников, артель была и настоящей духовной школой. Архимандрит Иларион терпеть не мог лицемерия, притворства, елейности, самомнения. В разговоре с одним из вновь прибывших на Соловки иноков он спросил: За что же вас арестовали? — Да служил молебен у себя на дому, когда монастыри закрыли, — ответил тот. Ну, собирался народ, и даже бывали исцеления. — Ах вот как, даже исцеления бывали… Сколько же вам дали Соловков? — 3 года. — Ну это мало, за исцеления надо бы дать больше.

Человек необычайной физической силы, архимандрит Иларион; после вторичного пребывания на Соловках занемог, здоровье его было подорвано; в 1929 году Coловецкий лагерь заменили ему ссылкой в Алма–Ату. На этапе, в который исповедник отправлен был во вшивом рубище, он заразился сыпным тифом. Архимандрит Иларион скончался 15 декабря 1929 году в ленинградской тюремной больнице. Отпевал его митрополит Ленинградский Серафим (Чичагов). Погребение было совершено на кладбище Новодевичьего монастыря.

Грубые нарушения законности по отношению к верующим в нашей стране вызвали тревогу в зарубежных религиозных кругах и у общественности Запада. Папа Пий XI обратился с призывом к молиться за гонимую Русскую Церковь. В Великобритании архиепископ Кентерберийский организовал моление о страждущей Русской Церкви. Притеснения верующих наносили удар по престижу Советского государства. 15 февраля 1930 года было организовано интервью для газет "Известия" и "Беднота" у Митрополита Сергия и членов Синода митрополита Тверского Серафима, архиепископа Алексия (Симанского), архиепископа Филиппа (Гумилевекого) и епископа Питирима (Крылова). Целью интервью было дезавуировать развернувшуюся за рубежом кампанию дискредитации Советского правительства, обвинявшегося в религиозных гонениях. За этой зарубежной кампанией стояла искренняя озабоченность одних, политические расчеты других. Принести пользу Русской Церкви, действительно защитить ее шумная антисоветская кампания не могла. Поэтому митрополит Сергий и члены Синода нашли полезным для Церкви заявить: "Мы считаем излишним и ненужным это выступление папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защитить нашу Православную Церковь". По поводу выступления архиепископа Кентерберийского было сказано, что оно "пахнет подталкиванием паствы на новую интервенцию, от которой так много пострадала Россия".

Через три дня Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий дал интервью иностранным корреспондентам, в котором, не желая драматизировать ситуацию, сообщил, что Русская Церковь имеет около 30.000 приходов и 163 епископа, занимающих свои кафедры. Закрытие церквей в этом интервью объяснялось распространением атеизма. Митрополит Сергий не отрицал факты нарушения законности по отношению к верующим, но отрицал квалификацию их как гонений.

По словам митрополита Евлогия, главным побуждением для митрополита Сергия дать такое интервью служила забота о сохранении Русской Церкви. "Что было бы, — пишет он, — если бы Русская Церковь осталась без епископов, священников, без Таинств, — этого и не представить… Во всяком случае не нам, сидящим в безопасности, за пределами досягаемости, судить митрополита Сергия".

На другой день после встречи с иностранными журналистами Заместитель Местоблюстителя обратился к Советскому правительству с посланием, в котором протестовал против необоснованного закрытия церквей, арестов и ссылок священнослужителей, против причисления духовенства к нетрудовым элементам, против отказа детям духовных лиц в приеме в вузы. Митрополит Сергий ходатайствовал перед гражданской властью о возобновлении церковно–издательской деятельности, о восстановлении духовных школ.

"И ходатайство это возымело известный успех. В 1931 году волна массового закрытия церквей стихла. Заместитель Местоблюстителя получил разрешение на издание официального органа — "Журнала Московской Патриархии". Журнал выходил с 1931 по 1935 год, за пять лет было выпущено 24 номера. Помимо официальных документов, в нем помещались богословские статьи, в основном самого митрополита Сергия. В первом номере напечатана принципиально важная статья "О полномочиях Патриаршего Местоблюстителя и его Заместителя". "Ввиду отсутствия коллегиальных органов Высшего Церковного Управления, Патриарх Тихон, — пишет митрополит Сергий в этой статье, — имел единственную возможность сохранить преемственность церковной власти личным распоряжением указать лицо, которое бы по смерти Патриарха восприняло всю полноту Патриаршей власти для передачи будущему Патриарху. На это Патриарх имел поручение от Поместного Собора. Митрополит Петр, взявший на себя по завещанию Патриарха бразды высшей церковной власти, передал ее своим распоряжением от 6 декабря 1925 года своему Заместителю, причем без всяких ограничений. Оговорки об ограничении прав Заместителя нет в этом документе, да и по существу дела ее не могло быть… Какой был бы смысл нагромождать лишнюю инстанцию — Заместителя, если бы последний не мог ничего делать больше предоставленного каждому епархиальному архиерею… Различие между Местоблюстителем и его Заместителем не в объеме Патриаршей власти, а только в том, что Заместитель является как бы спутником Местоблюстителя: сохраняет свои полномочия до тех пор, пока Местоблюститель остается в своей должности… Само собою понятно, что с возвращением Местоблюстителя к управлению Заместитель перестает управлять. За распоряжения своего Заместителя Местоблюститель ни в какой мере не может быть ответственным, и поэтому нельзя ожидать или требовать, чтобы Местоблюститель вмешивался в управление и своими распоряжениями исправлял ошибки Заместителя. Такое вмешательство повело бы только еще большему расстройству церковных дел и к анархии, как и всякое двоевластие. Как самостоятельный правитель, Заместитель сам и отвечает за свое правление перед Поместным Собором. Конечно, порядок вещей, когда Церковь управляется Заместителем, нельзя признать нормальным. Такой порядок может быть терпим лишь в качестве меры временной и переходной… Наш архипастырский долг думать о скорейшем созвании Поместного Собора".

Статья митрополита Сергия была ответом на полемические выпада против него со стороны григорьевцев и "непоминающих", которые критикуя его за самоуправство, умалчивали об очевидной для них невозможности вполне правомерного устройства высшего управления через созыв Собора.

Ревнуя о церковной дисциплине, противодействуя анархическому разложению, Синод еще 16 апреля 1929 года вынес постановление, в котором митрополит Иосиф (Петровых), епископ Димитрий (Любимов) и епископ Алексий (Буй), как запрещенные в священнослужении, приравнивались к обновленцам и григорианам.

Часть архиереев, находившихся на покое, не присоединяясь к митрополиту Иосифу, заявившему о своем отделении от митрополита Сергия, продолжала воздерживаться от поминовения имени Заместителя Местоблюстителя за богослужениями, которые они совершали архиерейским чином в монастырских и приходских храмах, в своих домовых церквях. Самыми видными в этой группе иерархов были митрополит Кирилл (Смирнов) и настоятель Даниловского монастыря бывший ректор Московской духовной академии архиепископ Феодор (Поздеевский).

Свою позицию митрополит Кирилл изложил в письме викарию Казанской епархии епископу Афанасию (Малинину), которое он направил из-под Туруханска с тем, чтобы с содержанием его был ознакомлен и митрополит Сергий. Митрополит Кирилл писал: "Никакой Заместитель по своим правам не может равняться с тем, кого он замещает… Заместитель назначается для управления текущими делами…, коренное же изменение самой системы церковного управления, на что отважился митрополит Сергий, превышает компетенцию и самого Местоблюстителя". Коренной реформой митрополит Кирилл называет учреждение "коллегиального церковного управления в виде Временного Патриаршего Синода".

"…До тех пор, — продолжает он, — пока митрополит Сергий не уничтожит учрежденного им Синода, ни одно из его административно–церковных распоряжений, издаваемых с участием так называемого Патриаршего Синода, я не могу признавать для себя обязательным к исполнению… Литургисать с митрополитом Сергием и единомышленными ему архипастырями я не стану, но в случае смертной опасности со спокойной совестью приму елеосвящение и последнее напутствие от священника Сергиева поставления".

18 сентября 1929 года митрополит Сергий обратился с первым письмом к митрополиту Кириллу, в котором, возражая против его доводов о неправомерности уравнивания прав Заместителя Местоблюстителя с правами Местоблюстителя, писал: "С титулом "Заместителя" произошло у нас то же, что и с титулом "Патриаршего Местоблюстителя". В завещании Святейшего Патриарха говорится только о переходе Патриарших прав и обязанностей, и уже сам владыка митрополит Петр решил именоваться Патриаршим Местоблюстителем, по букве же завещания его титул должен бы быть "Исполняющий обязанности Патриаршего Местоблюстителя", и уже потом за мной установился титул "Заместитель"… Несообразно и мои полномочия определять, играя на ходячем смысле слова "Заместитель". Отстаивая законность учреждения Временного Патриаршего Синода, который митрополит Кирилл сравнивал с самочинным григорианским Временным Высшим Церковным Советом, митрополит Сергий разъяснял, что Временный Высший Церковный Совет был образован "взамен единоличного заместительства", а… "Синод утвержден при Первоиерархе, причем в 1927 году я нарочито оговорил, что наш Синод не имеет полномочий на управление без меня".

Справедливо отмечая каноническую сбивчивость и двусмысленность рассуждения митрополита Кирилла о его отказе литургисать с епископами, единомысленными с митрополитом Сергием, которых он однако не признает лишенными благодати священства, митрополит Сергий писал: "Вы порвали с нами евхаристическое общение и в то же время не считаете ни себя учинившими раскол, ни нас, стоящими вне Церкви. Для церковного мышления такая теория совершенно неприемлема, — это попытка сохранить лед на горячей плите. Из всех видимых связей церковного тела — евхаристическое общение есть самое существенное, настолько, что при его отсутствии остальные связи единства не удержат".

В своем ответе митрополит Казанский продолжал настаивать на различении прав Местоблюстителя и его Заместителя: "Ваши права… только отражение прав митрополита Петра и самостоятельного светолучения не имеют". Своего адресата, ссылавшегося в предыдущем письме на 8 Апостольское правило и 2 правило Антиохийского Собора, митрополит Кирилл обвиняет в "каноническом буквализме": "На основании канонического буквализма, — пишет он, — учредительный обновленческий так называемый Собор 1923 года осудил Патриарха не только на лишение сана, но и монашества. Поэтому не злоупотребляйте, владыко, буквой канонических норм, чтобы от святых канонов не остались у нас просто каноны. Церковная жизнь в последние годы слагается и совершается не по буквальному смыслу канонов". В этом письме митрополит Кирилл осуждает отделившихся от Заместителя Местоблюстителя священнослужителей, которые хулили таинства, совершаемые "сергианами", как безблагодатные, в то же время он упрекает и своего адресата за то, что тот "не осмеливается найти более любовный способ воздействовать на них", чем воспрещать, "несмотря ни на какие просьбы, отпевать умерших в отчуждении от вашего церковного управления".

Митрополит Сергий отвечал на это письмо 2 января 1930 года: "Смысл единоличного заместительства, — писал он, — в том и состоит, что Патриаршая власть всегда остается в Церкви налицо во всем ее объеме. Вы опасались, как бы при неограниченности прав Заместителя у нашей Церкви не оказалось двух глав. В 1922 году, при жизни Святейшего Патриарха, митрополит Агафангел вступил в управление Церковью в качестве его Заместителя, однако, тогда никто не думал о двух главах… Главным мотивом отделения служит наша "Декларация". В ней наши противники, сами не отрицающие обязательности для каждого христианина гражданской верности…, не совсем последовательно увидели заявление не таких же, как они, земных людей, граждан СССР, а заявление самой Церкви, как благодатного учреждения. Отсюда — критика о подчинении Церкви государству, Царства Божия -царству мира, и даже Самого Христа велиару. Упразднением Синода таких фанатиков не примирить". Митрополит Сергий выразил в письме изумление по поводу упрека в злоупотреблении буквой канонических норм, которое митрополит Кирилл уподобил каноническому буквализму обновленцев: "До сих пор мы думали, что обновленчество и состоит в отказе от руководства канонами, и в частности, осуждение Святейшего рассматривали как самое яркое и наглое нарушение и смысла и буквы канонов".

Вновь указывая Казанскому митрополиту на двусмысленность его позиции в вопросе о церковном общении, митрополит Сергий пишет: "Вы хотите считать наши отношения как бы частным делом, которое других не касается…", но "…не может быть частным делом евхаристический разрыв старейшего митрополита и первого кандидата в Местоблюстители с правящим Заместителем. Вы можете сколько угодно писать о необязательности для мирян разрывать общение с нами, но если Вы порываете, то каждый мирянин может задаться вопросом, не должен ли и он порвать. В результате — великий церковный соблазн и разделение, а достаточных оснований для него по канонам не имеется". Письмо заканчивается предупреждением об увольнении митрополита Кирилла от управления Казанской епархией и предании его церковному суду.

До Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Петра сосланного в Обдорский край, доходили печальные вести о терзающих Церковь разделениях. 26 февраля 1930 года он писал из зимовья своему Заместителю: "Я постоянно думаю о том, чтобы Вы являлись прибежищем для всех истинно верующих людей… Из всех огорчительных известий, какие мне приходилось получать, самыми огорчительными были сообщения о том, что множество верующих остаются за стенами храмов, в которых возносится Ваше имя… На мой взгляд, чрезвычайных условий жизни Церкви…, необходимо поставить церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше заместительство… Я, конечно, далек от мысли, что Вы решитесь вообще отказаться от исполнения возложенного на Вас послушания, — это послужило бы не для блага Церкви… Пишу Вам откровенно, как самом близкому мне архипастырю, которому многим обязан в прошлом и святительской руки которого принял постриг и благодать священства"

В 1928–1929 годах было арестовано большинство "непоминающих" епископов. Лишили свободы и отправили в ссылку и лагеря митрополита Иосифа, архиепископа Серафима (Самойловича), архиепископа Варлаама (Ряшенцева), епископов Виктора (Островидова), Димитрия (Любимова), Алексия (Буя), Максима (Кижиленко), Илариона (Вельского), Дамаскина (Цедрика), Павла (Кратирова), Сергия (Дружинина), Афанасия (Сахарова). В ссылке оставались митрополит Кирилл, епископ Серафим (Звездинский).

Но отделившиеся от Патриарха "иосифляне" сохранили еще свои легальные приходы в разных епархиях. В Москве в начале 1930–х годов "непоминающие" удерживали за собой Воздвиженскую церковь и Святителя Николая на Ильинке. После закрытия этих храмов у них оставалась просуществовавшая до 1933 года церковь Сербского подворья. В Ленинграде оплотом иосифлян был кафедральный храм Воскресения на Крови. Им принадлежали также соборы Святителя Николая и святого князя Владимира. После закрытия этих церквей последний иосифлянский храм Тихвинской Божией Матери продержался до 1936 года.

Но большая часть иосифлян и других отделившихся от митрополита Сергия группировок "непоминающих" в начале 30–х годов уходит в катакомбы, начинает совершать богослужения и исполнять требы для своих единомышленников тайно. Престолы с антиминсами устраивались в частных домах, в подполье, куда доступ был открыт только хорошо известным, доверенным лицам. Очагами деятельности нелегальных церковных групп стали места ссылки — Сибирь, Урал, Северный Кавказ, а Воронежская и Тамбовская епархии оказались опорой для группировок "буевцев" — сторонников епископа Алексия (Буя). Время от времени, выходя на свободу, "непоминающие" епископы объезжали города и села, посещали единомышленных с ними священников, налаживая деятельность нелегальных церковных общин.

Отделившиеся от митрополита Сергия клирики предлагали митрополиту Кириллу объявить себя Местоблюстителем. На эти предложения он в январе и феврале 1934 года отвечал в письмах неизвестным частным лицам отказом. В первом письме митрополит Кирилл писал: "Только после смерти митрополита Петра или его законного удаления я нахожу для себя не только возможным, но и обязательным активное вмешательство в общее церковное управление… Дотоле же иерархи, признающие своим Первоиерархом митрополита Петра, вознося его имя по чину за богослужением и не признающие законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда соборного параллельно с признающими".

Во втором, февральском письме митрополит Кирилл объяснял свою нерешительность "не усталостью от долгих скитаний", а "неполным уяснением окружающего меня и всех нас обстановки". "Необходимость исправляющего противодействия сознается, но общего основания для него нет, и митрополит Сергий хорошо понимает выгоду такого положения и не перестает ею пользоваться. В одном из двух писем ко мне он не без права указывает на эту разноголосицу обращаемых к нему упреков и потому, конечно, не считается с ними". В заключение повторяется двусмысленная оценка благодатности духовенства, находящегося в юрисдикции Заместителя Местоблюстителя: "Таинства, совершаемые сергианами…, являются, несомненно, таинствами, спасительными для тех, кои приемлют их с верою, в простоте, без рассуждения и сомнения в их действительности…, но в то же время они служат в суд и осуждение самим совершителям и тем из приступающих к ним, кто хорошо понимает существующую в сергианстве неправду".

Помимо "непоминающих", отделившихся от митрополита Сергия после издания "Декларации 1927 года", в 1930–е годы сохранялись и группировки обновленцев и григориан, но влияние их резко упало. "Самосвяты" в 1930 году объявили о своем самороспуске. Украинские церковные сепаратисты, на время получившие "автокефалию" от обновленческого Синода, утратили свою эфемерную автокефалию и вновь подчинены были Синоду, во главе которого после смерти престарелого "митрополита" Вениамина (Муратовского), наступившей в 1930 году, стоял лжемитрополит Тульский Виталий (Введенский), епископ старого поставления. Его председательство в обновленческом Синоде было, однако, столь же номинальным и декоративным, как и председательство Вениамина. Реальная власть в обновленческом расколе оставалась в руках другого Введенского, Александра.

В отдельных епархиях возникали локальные церковные группировки, находившиеся в юрисдикции "автокефальных" епископов, не имевших общения с другими архиереями. Так, епископ Андрей (Ухтомский), который в 1917 году прославился своей особенно энергичной поддержкой Временного правительства, объединил вокруг себя ряд приходов Уфимской епархии, отвергавших юрисдикцию Заместителя Местоблюстителя, обновленческого Синода и григорианского Временного Высшего Церковного Совета и в то же время не имевших общения с епископами "непоминающими". В Уфимской епархии в 1932 году так складывалось численное соотношение между общинами разной юрисдикции: 345 приходов в ведении Заместителя Местоблюстителя, 55 — обновленческих, 30 — андреевских, 4 — григорианских и 2 — иосифлянских. За вычетом локальной андреевской группировки, соотношение это было типично и для других епархий Русской Церкви.

В начале 1932 года Временный Синод вынес постановление о награждении Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, возглавлявшего высшую церковную власть, правом совершать богослужения с предношением Креста, это право усвоено всем Первоиерархам автокефальных и автономных Церквей, правом предношения Креста пользовались Первенствующие члены Святейшего Синода. В 1933 году Члены Временного Патриаршего Синода, входившие в состав этого органа с самого его учреждения, — архиепископы Хутынский Алексий (Симанский), Одесский Анатолий (Грисюк), Ярославский Павел (Борисовский) и Харьковский Константин (Дьяков), были удостоены сана митрополита. В первой половине 30–х годов продолжали совершаться архиерейские хиротонии. Так, в 1930 году во епископа Елабужского был хиротонисан Палладий (Шерстенников), впоследствии митрополит, в 1932 году во епископа Таганрогского — Иосиф (Чернов), позже митрополит, в 1933 году во епископа Коломенского — Сергий (Воскресенский), позже митрополит, в 1935 году во епископа Каширского Алексий (Сергеев), впоследствии архиепископ.

27 апреля 1934 года Синод удостоил Заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия титулом "Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского".

1934 год явился годом обострения террористической Сталинской политики. Резко усилилось давление на Церковь. "Союз воинствующих безбожников", образованный еще в 1925 году, принял в 1932 году свой пятилетний план, в котором намечал в первый год добиться закрытия всех духовных школ (тогда еще сохранились богословские школы у обновленцев), и лишить священнослужителей продовольственных карточек, во второй — провести массовое закрытие церквей, запретить написание религиозных сочинений и "изготовление предметов культа", а на третий год — выслать всех "служителей культа" за границу (в реальной обстановке тех лет "заграница" понималась, конечно, как эвфемизм), на четвертый — закрыть остающиеся храмы всех религий, и, наконец, на пятый — закрепить достигнутые успехи. И вот, в 1934 году возобновлены были массовые закрытия церквей, аресты, высылки, ссылки священнослужителей, членов церковноприходских советов, деятельных прихожан — так называемых "церковников". Места ссылок и лагерей переполняются незаконно репрессированными страдальцами за веру.

В самых тяжких лагерных условиях, в голодных ссылках эти исповедники оставались несломленными, неотчаявшимися, неозлобившимися, верными Христу, утешителями для своих соузников; они в каторжных лагерях и ссылках сохраняли светлый, исполненный христианской надежды взгляд на мир. Проведший в заключении и ссылках почти все 20–е и 30–е годы вплоть до "исчезновения" в 1937 году епископ Герман (Ряшенцев) в нескольких письмах на волю выразил твердое убеждение в том, что и под покровом видимой вокруг смертоносной борьбы, преступлений, страданий совершается дело Божие. "Мне кажется, — писал он 18 октября 1933 года из арзамасской ссылки, — происходит не только одно разрушение твердыни и того, что для многих святое святых, но происходит очищение этих святынь, их освящение через огонь жестоких испытаний и поверок, разрушение форм, подавляющих своей своеобразной, но часто во многом земной красотой, действительность закованного в них смысла и содержания, образуются новые формы, облегчающие проникновение в них и заполнение именно таким духом и жизнью, какие отрицаются часто их творцами и часто во имя осознанной и преднамеренной борьбы с Ним принципиально отрицаются, чтобы как бы через голгофу уничтожения воскреснуть в силе. Посмотрите, как жизнь фактически стала аскетична, как самоотреченна, небывалое самоотречение становится не исключением, а правилом всякого человека, как необходимо все разрозненное и почти во всех самых разнородных по содержанию областях жизни идет к единству через коллективизм… Вы скажете, но все это не во имя Его, а против Него. Да, это верно. Сейчас все с Его печатью в скорби, в Гефсимании и на Голгофе. Это верно, но так же несомненно, что все усилия и творчество направлены на создание таких форм жизни, какая в своей принципиально идейной части вся Им предуказана, без Него не может быть осуществлена и неминуемо приведет к Нему".

После арестов 1934–1935 годов епископат, находившийся в ведении Заместителя Местоблюстителя, страшно поредел. 18 мая 1935 года Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий вынужден был распустить Временный Патриарший Синод. После этого управление всеми епархиями Русской Церкви он осуществлял с помощью своего викария епископа Дмитровского Сергия (Воскресенского) и канцелярии, в штаты которой входили один секретарь и одна машинистка.

В 1937 году был расстрелян Патриарший Местоблюститель митрополит Крутицкий Петр. Его мирское имя — Петр Федорович Полянский. Он родился в 1863 году в Воронежской губернии. Образование получил в Воронежской семинарии и Московской академии, по окончании которой был оставлен помощником инспектора. Защитив Магистерскую диссертацию, посвященную пастырским посланиям апостола Павла, он в светском звании проходил административно–педагогическое послушание: служил смотрителем Жировицкого духовного училища, делопроизводителем, а потом членом Учебного Комитета при Священном Синоде. В Учебном Комитете исполнял обязанности ревизора. Много лет проработал под руководством Председателя Учебного Комитета — архиепископа финляндского Сергия (Страгородского). Будущий Глава Русской Церкви принимал участие в деяниях Поместного Собора, состоя в его секретариате.

После учреждения Патриаршества он стал одним из ближайших помощников Святейшего. В 1920 году принял постриг. В том же году был рукоположен во епископа и поставлен на Подольскую викарную кафедру. Отбыв после этого трехлетнюю ссылку, вернулся в Москву и вместе с двумя другими архиереями был включен в Патриарший Синод; после кончины Патриарха Тихона в сане архиепископа Крутицкого митрополит Петр стал Патриаршим Местоблюстителем.

Арестованный 10 февраля 1925 года, он содержался в заключении: вначале в Москве, потом — в суздальском Спасо–Евфимиевском монастыре. В 1927 году был по этапу отправлен в ссылку в прииртышское село Абалацкое, в 50–ти верстах к северу от Тобольска; в том же году его переводят оттуда на дальний север в ненецкое зимовье Хэ, расположенное в 200 верстах от Обдорска. Там он снимал домик у старушки–ненки. Тяжелый северный климат и непривычная еда подорвали его здоровье; последние годы жизни митрополит Петр страдал от грудной жабы. В 1935 году истек срок его ссылки. Ложная весть о его кончине поступила в Патриархию в 1936 году. Между тем в декабре 1925 года он составил завещание, в котором назначал своими преемниками митрополитов Казанского Кирилла, Ярославского Агафангела, Новгородского Арсения и Нижегородского Сергия. Митрополит Агафангел скончался в 1928 году, митрополит Арсений — в 1936 году. В живых остались только митрополиты Сергий и Кирилл, но митрополит Кирилл по–прежнему отбывал ссылку, лишенный возможности возложить на себя завещанное ему послушание. Поэтому 22 декабря 1936 года принят был "Акт о переходе прав и обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Русской Православной Церкви к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя, Блаженнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию Страгородскому", который к этому времени уже в течение 11 лет реально возглавлял Русскую Церковь.

В декабре 1936 года VII Чрезвычайный Съезд Советов издал новую Конституцию СССР, провозгласившую политические и гражданские свободы, в том числе свободу совести, предоставившую равные права всем гражданам, включая "служителей культа". Конституция породила в умах многих людей надежды на прекращение практики незаконных репрессий, на широкую демократизацию общества.

На деле, однако, издание новой Конституции явилось прологом к неслыханному разгулу террора, получившему по имени наркома внутренних дел название "ежовщины"; жертвой репрессий пали миллионы людей, принадлежавших к самым разным общественным слоям носители разных мировоззрений: политические и государственные деятели, военачальники, дипломаты, ученые, литераторы, рядовые крестьяне, рабочие и служащие. Террор 1937 года, который с затуханием продолжался в 1938–39 годы, залил страну кровью.

Новый чудовищный удар нанесен был в эти страшные годы по Русской Православной Церкви.

Пятилетний план "Союза воинствующих безбожников", поставившего своей целью искоренение религий в нашей стране, провалился. Перепись 1937 года, в которую включен был и вопрос о религиозных убеждениях, обнаружила, что 2/3 сельского населения, составлявшего тогда большинство, и 1/3 городского продолжают считать себя верующими. После переписи "Союз воинствующих безбожников", насчитывавший более 5 миллионов членов, был подвергнут чистке, в результате которой из него вышла половина его членов, многие из которых были незаконно репрессированы, отправлены в лагеря и расстреляны.

Для "преодоления религии" выбран был иной метод, считавшийся более надежным, чем пропаганда, — метод репрессий. В одном только 1937 году было закрыто более 8 тысяч церквей. Предлогом для закрытия могло послужить все что угодно, например, то обстоятельство, что на расстоянии менее 1 км от храма находится школа, а чаще всего — арест священнослужителей или кого-либо из членов приходского совета — "двадцатки". Достаточно было обвинения против одного из членов "двадцатки", чтобы общину объявить распущенной.

В 1937 году аресты охватили большую часть духовенства, на этот раз они не миновали и обновленцев. Арестованным, как это принято было тогда, предъявляли самые вздорные, фантастические обвинения: в заговорах, шпионаже, саботаже, терроре. Архиепископа Смоленского Серафима (Остроумова) обвинили в том, что он возглавил банду контрреволюционеров. Подобные обвинения предъявлены были митрополиту Нижегородскому Феофану (Тулякову), епископу Орловскому Иннокентию (Никифорову). Арестованных епископов чаще всего расстреливали. Так, в 1936–39 годах погибли митрополиты Серафим (Чичагов), Серафим (Мещеряков), Константин (Дьяков), Серафим (Александров), Евгений (Зернов), архиепископ Питирим (Крылов), епископы Варфоломей (Ремов), Никон (Гурлевский), Никон (Лебедев). В 1938 году в застенках НКВД скончался митрополит Анатолий (Грисюк). Погибли и отделившиеся от Заместителя Местоблюстителя архиереи: митрополит Иосиф (Петровых), архиепископ Димитрий (Любимов), епископ Дамаскин (Цедрик).

В 1937 году были расстреляны протопресвитеры Николай Арсеньев и Александр Хотовицкий — в прошлом настоятель и ключарь храма Христа Спасителя в Москве. В лагерях погибли выдающийся богослов и философ священник Павел Флоренский, крупнейший русский патролог профессор Московской духовной академии И. В. Попов, широко известный издатель "Религиозно–нравственной библиотеки" профессор М. А. Новоселов и тысячи менее известных священнослужителей и церковных деятелей.

Подавляющее большинство из тех священнослужителей, которые остались в живых, находились в тюрьмах, лагерях и ссылке. Церковная организация была разгромлена.

В 1939 году из архиереев на своих кафедрах оставались Глава Церкви — митрополит Московский Сергий, митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич), управляющий Новгородской и Псковской епархиями, и архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский).

Несколько архиереев совершали богослужения как настоятели храмов. Так, епископ Астраханский Андрей (Комаров), уволенный в апреле 1939 года на покой, в октябре того же года был назначен на место приходского священника в город Куйбышев. Вся церковная жизнь Куйбышевской епархии сосредоточена была тогда вокруг одной этой церкви.

К 1939 году во всей России осталось лишь около 100 соборных и приходских храмов. На Украине сохранилось 3% из числа дореволюционных приходов. Во всей Киевской епархии в 1940 году оставалось два прихода с тремя священниками, одним диаконом и двумя псаломщиками, в то время как в 1917 году епархия насчитывала 1710 церквей, 23 монастыря, 1435 священников, 277 диаконов, 1410 псаломщиков, 5193 монашествующих.

В сентябре 1939 года нападением Германии на Польшу началась вторая мировая война. После разгрома Польши потенциальный противник вышел на границы нашего государства. Над страной нависла грозная военная опасность, которая побуждала к единению, к преодолению вражды и ненависти. В последние предвоенные месяцы давление на Русскую Православную Церковь ослабло, волна репрессий утихла.

После возвращения отторгнутых от России в гражданскую войну территорий — Западной Украины вместе с принадлежавшей до 1918 года Австро–Венгрии Галицией, Западной Белоруссии, Бессарабии, Эстонии, Латвии и Литвы — число приходов, находившихся в юрисдикции Московского Патриархата, многократно увеличилось. К началу Великой Отечественной войны Русская Церковь имела около 4,5 тысяч приходов и 88 монастырей с более, чем 5000 насельников — почти все на Западе страны. Экзархом Украины и Белоруссии в 1940 году был назначен перемещенный на Волынскую кафедру архиепископ Николай (Ярушевич), возведенный впоследствии, в марте 1941 года в сан митрополита Киевского. В марте 1941 года экзархом Латвии и Эстонии стал ближайший помощник Местоблюстителя — митрополит Сергий (Воскресенский), переведенный после смерти митрополита Елевферия на Виленскую кафедру.









Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.