Онлайн библиотека PLAM.RU


III. Бои 22–25 июня. Завязка танкового сражения

По замыслу командующего группой армий «Юг» генерал-фельдмаршала Герда фон Рунштедта основной удар должен был наноситься северным крылом группировки – 6-й армией генерал-полковника Вальтера фон Рейхенау и 1-й танковой группой генерал-полковника Эвальда фон Клейста, сосредоточенных в Сокальском выступе. Этот выступ нависал над Львовом с севера и позволял почти сразу же выйти в тыл всей группировке советских войск в Галиции. Далее наступление должно было развиваться по двум направлениям: на восток – к Киеву и на юго-восток – к румынской границе, на соединение с 3-й румынской и 11-й немецкой армиями. [184]

Увы, советская разведка проморгала опасную концентрацию войск противника в Сокальском выступе, а штаб Киевского округа считал, что из-за малого количества и плохого состояния дорог сосредоточение в этом районе большого количества солдат и техники попросту невозможно. Поэтому удар, нанесенный именно здесь, на стыке 5-й и 6-й армий КОВО, для нашего командования оказался полной неожиданностью.

Гарнизоны находившихся здесь 2-го и 4-го укрепленных районов сражались отчаянно, однако остановить противника не имели ни малейшего шанса. УРы на новой границе начали строиться всего полтора года назад, и те ДОТы и огневые точки, что уже были готовы и заняты гарнизонами, не составляли единого огневого комплекса. Немецкие подразделения легко проходили между ними, блокировали с тыла и устремлялись дальше. Уже в 10 часов утра (на шестом часу операции) генерал-полковник фон Клейст отдал приказ о вводе в бой 48-го моторизованного корпуса. Проникнув через проделанные пехотой бреши в обороне советских передовых частей, 11-я танковая дивизия Людвига Крювеля устремилась в направлении на Радзехов и Берестечко, не встречая практически никакого сопротивления.

На остальных направлениях оборона советских передовых частей еще держалась. В полосе 12-й армии на румынской и венгерской границе боевых действий пока вообще не велось. Из 26-й армии в штаб Киевского округа, уже переименованного в Юго-Западный фронт, докладывали, что противник перешел в наступление по всей линии границы, но пока еще сдерживается укреп-районами и пограничными частями. Более того, командир 99-й стрелковой дивизии генерал Н. И. Дементьев пообещал перейти в контрнаступление и отбить занятый немцами Перемышль. Ситуация на севере оставалась пока неясной. Связь со штабами 5-й и 6-й армий была установлена только к 10 утра – через шесть с половиной часов после начала боевых действий! С 7 утра в полосе действий 5-й армии навстречу противнику начали выдвигаться части 124-й и 87-й стрелковых дивизий, дислоцировавшихся в 30–40 километрах от границы. Они занимали позиции в укрепрайонах или контратаковали наступающие немецкие войска.

Во второй половине дня 16-й стрелковый полк кадровой 87-й стрелковой дивизии генерал-майора А. Ф. Алябушева при поддержке 178-го полка, тяжелых 152-мм гаубиц 285-го и 292-го отдельных артиллерийских дивизионов и двух танковых батальонов на танках Т-26, распоряжением командующего 5-й армией выделенных из состава 41-й дивизии 22-го мехкорпуса, контратаковал переправившиеся части 298-й немецкой дивизии. Бойцы генерала Алябушева отбросили противника на 6 километров к западу от Владимир-Волынского и частично восстановили оборону по линии укрепленного района, деблокировав окруженные доты 19-го пулеметного батальона. Увы, окончательно отбросить немцев за реку Буг они не смогли – именно в это время на захваченный возле Устилуга плацдарм по двум мостам начала переправляться 14-я танковая дивизия 3-го моторизованного корпуса немцев.

Но пока что лишь в районе Локачи, на стыке 87-й и 124-й дивизий, противнику удалось вклиниться в советскую оборону. К концу дня здесь образовался разрыв протяженностью до 20 километров, прикрытый только пограничными отрядами и частями 4-го укреп-района, занимавшими около 40 дотов – в основном пулеметных. Тем не менее наступавшие здесь 44-я и 299-я пехотные дивизии понесли серьезные потери и лишь к вечеру сумели преодолеть линию УРа, вырвавшись на оперативный простор.

Серьезный кризис наметился и в полосе 124-й стрелковой дивизии генерал-майора Ф. Г. Сущего. Выдвинутая к границе и поддержанная 21-м корпусным артполком, в течение дня она успешно противостояла частям 57-й, 75-й и 11-й пехотных дивизий, но к вечеру начала подаваться назад, заворачивая фланги перед обтекающими ее немецкими войсками. Южнее нее линия укрепрайона оказалась не прикрытой, и после его прорыва 297-й пехотной дивизией во второй половине дня 22 июня здесь тоже была введена немецкая танковая дивизия – 11-я. Она должна была двигаться через Сокаль, Тартаков и Стоянув, дальше поворачивая на Радзехов и отсюда выходя на шоссе, ведущее через Берестечко на Козин, Вербу и далее на Дубно. Южнее, через Крыстынополь (ныне Червоноармейск) должна была наступать 16-я танковая дивизия.

Не встречая более сопротивления, 11-я танковая дивизия устремилась вперед. Уже к ночи ее передовые части оказались западнее Стоянува, в 25 километрах от границы. Рано утром 23 июня они захватили Стоянув, после чего вышли к Радзехову, где столкнулись с передовым отрядом 10-й танковой дивизии 15-го мехкорпуса.

Однако штаб ЮЗФ все еще не имел перед собой полной картины происходящего. Вплоть до вечера 22 июня он так и не смог определить направление главного удара. Что, впрочем, не удивительно – кроме подразделений 4-го Струмиловского укрепрайона (два арт-пульбата численностью 1030 человек), между Сокалем и Радзеховом советских частей не было вообще, и выяснить численность прорвавшегося сюда противника было весьма затруднительно. Кроме того, выдвинувшиеся далеко на восток немецкие мотоциклисты-разведчики сплошь и рядом принимались за парашютистов, в результате чего штабы оказались завалены сообщениями о воздушных десантах. В свою очередь командование ЮЗФ не нашло ничего лучше, как начать выделять для ликвидации этих десантов (как правило, мнимых) подразделения из состава двигающихся к границе механизированных частей. Оперативная обстановка запуталась окончательно.

Тем не менее после полудня командующий Юго-Западным фронтом генерал Кирпонос приказал командующему войсками 6-й армии силами 4-го мехкорпуса организовать контрудар в направлении на северо-восток и уничтожить прорвавшиеся к Радзехову танковые части противника. [185] Сюда же должны были наступать и выдвигающиеся из района Броды части 15-го механизированного корпуса фронтового подчинения.



Бои в полосе 124-й и 87-й стрелковых дивизий 22–25 июня 1941 г.

Все бы хорошо, но командующий 6-й армией генерал Музыченко, озабоченный своим левым флангом, не нашел ничего лучшего, как разделить силы мехкорпуса и направить их для выполнения двух абсолютно разных задач. К Радзехову были посланы только три батальона – два из состава 32-й танковой и один от 81-й мотострелковой дивизии, сведенные в отряд под командованием подполковника Лысенко. Сам же 4-й механизированный корпус генерал-майора А. А. Власова (того самого) должен был выдвигаться в западном направлении (!) и « быть готовым к нанесению удара в направлении Краковец и Радымно с целью уничтожения противника, прорвавшегося в район Дуньковице». [186]

Информация о прорыве немцев оказалась ложной – в полосе 6-й армии противник был задержан на линии укрепрайонов и до 23 июня не добился сколь-нибудь значительного продвижения. Более того, севернее Равы-Русской обозначился неожиданный успех: 41-я стрелковая дивизия генерал-майора Г. Н. Микушева контратаковала противника и смогла не только отбросить назад части 262-й пехотной дивизии, но и пересечь линию государственной границы. В штабе 17-й немецкой армии произошел маленький переполох: начальник штаба даже потребовал перебросить на помощь 295-й, 24-й и 262-й пехотным дивизиям 13-ю танковую дивизию. В итоге кризис был ликвидирован направлением сюда 296-й пехотной дивизии.

С 15-м мехкорпусом генерал-майора И. И. Карпезо дело обстояло тоже не блестяще. Его 10-я и 37-я танковые дивизии еще днем 22 июля начали движение на Радзехов и к вечеру находились в 70 километрах от города, но им катастрофически не хватало транспорта. Хуже того, его почти не было даже в танковых частях – так что подвоз горючего и боеприпасов, эвакуация раненых становились проблематичными. Вот тебе и моторизованные части!


Боевые действия на левом фланге 5-й армии 22–23 июня 1941 г.

Поскольку еще рано утром 22 июня поступило донесение о выброске в районе Радзехова воздушного десанта противника (на самом деле это были немецкие мотоциклисты), в 9:50 командир корпуса выслал в район городка Радзехов отряд 10-й танковой дивизии в составе 3-го батальона 20-го танкового полка и 2-го батальона 10-го моторизованного полка. После полудня отряд миновал Радзехов (наших войск в нем не было), а около десяти вечера его передовой дозор (6 танков), выброшенный по дороге на запад, по направлению к Крыстынополю, натолкнулся в районе Корчина (20 км от Радзехова) на противника – до двух батальонов пехоты с противотанковыми орудиями. В коротком бою, потеряв два танка Т-34, уничтожив 6 противотанковых пушек и до взвода пехоты, дозор отошел назад. К исходу дня весь передовой отряд дивизии занял оборону на окраине Радзехова. На следующее утро с юга, по дороге от Холоюва (ныне Узловое), сюда же подошла сводная группа подполковника Лысенко из состава 4-го мехкорпуса – два танковых и один мотострелковый батальон.

В 7 часов утра 23 июня Радзехов с севера (от Стоянува) атаковали танки 11-й танковой дивизии противника, поддержанные с воздуха пятью пикировщиками. Вслед за этим немецкие танки появились и с запада, от Корчина. С севера наступал 15-й танковый полк 11-й танковой дивизии; от своей воздушной разведки немцы уже знали, что им придется столкнуться с советскими танками, поэтому в боевые порядки наступающих танков были выдвинуты буксировавшиеся тягачами 88-мм зенитные орудия.

Первые советские танки немцы встретили севернее Радзехова: по их утверждениям, на подходе к городу они уничтожили три советских танка, потеряв один свой. Вот как описывает этот бой Густав В. Шродек, в то время бывший унтер-офицером 2-го взвода 5-й роты 2-го батальона 15-го танкового полка:


«На выезде из Радехова пылали три советских танка. Местность перед нами слегка поднималась, и мы не знали, что обнаружим за гребнем. Мы предполагали присутствие вражеского подразделения. Нужно было произвести разведку подходов к этому гребню… Из последнего сообщения нам было известно, что впереди находился один из наших танков, а потом, рокоча, отъехали еще пять танков нашего 2-го взвода. Три из них были оснащены короткими 50-мм пушками, два других – 37-мм орудиями. Мы продвигались, выстроившись клином, навстречу неизвестности, предоставленные самим себе и связанные с нашей ротой только по рации…

Внезапно перед нами возник шум мотора. Внимание! Справа, следуя вдоль дороги, на взгорке появился танк, в 50 метрах позади – второй, затем третий и четвертый. Мы не можем опознать их, потому что нас ослепляет солнце. Мы все-таки думали, что это наши. Мы и на мгновение не допускали мысли, что это могут быть вражеские танки…

И когда они оказались примерно в ста метрах от наших стволов, „танец" начался. Мы посылаем в них первый снаряд. Бум! Первое попадание в башню. Второй выстрел, и снова попадание. Но головной танк, который я подбил, продолжал двигаться как ни в чем не бывало. То же самое у моих товарищей по взводу. Где же наше хваленое превосходство над русскими танками? Нам всегда говорили, что достаточно „плюнуть" на них из наших пушек! Между тем как единственное, чего мы добились своей пальбой, это быстрое отступление вражеских танков.

„Второй взвод, возвращайтесь! Второй взвод, возвращайтесь!" Послав еще несколько снарядов в спину убегающим русским, мы наконец заметили, что нас настойчиво вызывают по рации. Мы ответили: „Вели бой с четырьмя танками противника. Их тип неизвестен, так как не приведен в наших таблицах. Несмотря на несколько установленных попаданий, наша стрельба оказалась безрезультатной. Нам кажется, что наши снаряды от них только отскакивали. Вражеские танки отошли, не обороняясь. Должны ли мы их преследовать?"». [187]


Но командир отряда 10-й танковой дивизии допустил серьезную ошибку – узнав о местоположении противника, он решил атаковать его. В результате немцы, поддержанные противотанковой артиллерией и 88-мм пушками, получили серьезное преимущество. В ходе ожесточенного боя было потеряно 20 танков БТ-7 и 6 танков Т-34, 40 человек убитыми и пропавшими без вести и 11 ранеными. Потери противника (по донесению командира отряда) составили около 20 танков и бронемашин и 16 противотанковых орудий. Группа Лысенко потеряла 11 танков, доложив об уничтожении 18 танков, 15 орудий и до взвода мотопехоты противника.

Немцы, в свою очередь, сообщили о 68 (по другим данным – 46) уничтоженных советских танках. Очевидно, что большинство их следует записать на счет 88мм зениток «Люфтваффе», хотя 50-мм пушки, которыми уже было оснащено большинство «троек» 15-го танкового полка, тоже представляли серьезную опасность для средних советских машин.

Так или иначе, танковый бой 23 июня немцы выиграли – они нанесли серьезный урон советским танкистам и понесли меньше потерь. Удержать город, не имея пехотной поддержки, советские танки не смогли – к полудню, израсходовав почти все боеприпасы, остатки отряда 10-й танковой дивизии отошли на 15 км к юго-востоку, к селу Майдан Стары, [188] а группа Лысенко – на юг, в район Батятыче. В результате дорога от Радзехова на Лопатин и Берестечко оказалась неприкрытой, и к вечеру 11-я танковая дивизия противника смогла существенно продвинуться на восток – ее головная 2-я танковая рота к 23:00 (по берлинскому времени) достигла реки Стырь. Мосты через нее были уничтожены, но никакой обороны здесь не имелось, и немецкие разведчики беспрепятственно переправились через реку, заняв плацдарм у села Щуровичи, в 10 км юго-западнее Берестечко.

Так закончилось первое столкновение советских и немецких танковых сил в полосе Юго-Западного фронта.


* * *

Тем временем решения принимались и на самом верху. В 21:15 22 июня нарком обороны маршал Тимошенко отдал командованию Юго-Западного фронта приказ: 23 июня силами 5-й и 6-й армий, не менее чем пятью механизированными корпусами и всей авиацией фронта нанести мощный контрудар по сходящимся направлением, окружить и уничтожить группировку противника в районе Владимира-Волынского, Сокаля и Крыстынополя и к исходу 24 июня овладеть районом Люблина.

«У меня перехватило дыхание. Ведь это задача невыполнимая!» – вспоминал впоследствии бывший начальник оперативного отдела штаба фронта Иван Баграмян… Но никто в советском руководстве даже не задумался – а способны ли механизированные части выполнить этот приказ? Все были твердо уверены в том, что броня крепка, танки – быстры и их вполне достаточно для успеха. Можно много и долго ругать Сталина, Жукова или Тимошенко за столь нелепое заблуждение. Но чем руководство Красной Армии хуже легиона современных историков – которые все еще продолжают оценивать мощь механизированных соединений 1941 года по числу и весу танков, а не по количеству автомашин и качеству управления?

Отчасти такой оптимизм верховного командования объяснялся тем, что в первых своих донесениях штаб Юго-Западного фронта серьезно занизил численность войск противника. Так, по его оценкам, на луцком направлении в полосе 5-й армии наступало всего 5–6 немецких дивизий – одна танковая и 4–5 пехотных. В целом это даже соответствовало действительности – но в бой пока был введен лишь первый эшелон группы «Юг», а прошедшую из района Сокаля 11-ю танковую дивизию просто не заметили. На рава-русском направлении были отмечены 3–4 пехотных дивизии с танками, на перемышль-львовском – еще 2–3 пехотные дивизии. В целом делался вывод, что на 23 июня следовало ожидать более активных действий противника и ввода в бой новых его сил. [189]

Командование Юго-Западного фронта прекрасно понимало, что у него есть два возможных варианта действий. Можно было задержаться с выполнением приказа и дождаться, пока подойдут все мехкорпуса, либо исполнить распоряжение Наркома обороны в срок – но нанести удар заведомо ослабленными силами.

Особенно мрачно был настроен начальник штаба фронта генерал Пуркаев.

– Нам бы, слава богу, остановить противника на границе и растрепать его в оборонительных боях, а от нас требуют уже послезавтра захватить Люблин! – воскликнул он. Начальник штаба прямо заявил, что войска фронта не готовы к контрнаступлению, что 9-й и 19-й мехкорпуса подойдут к району боевых действий не раньше, чем через трое-четверо суток, а пехотные части фронтового подчинения – и того позже. По его мнению, даже 4-й, 8-й и 15-й мехкорпуса могли начинать наступление не ранее, чем через сутки – вечером 23 июня. Пуркаев мудро считал, что противник слишком силен и рисковать никак нельзя. Находящиеся в глубине механизированные корпуса второго эшелона и стрелковые части фронтового подчинения должны организовать крепкую оборону на линии старых укрепленных районов, сюда же надо постепенно отводить приграничные армии.



Немецкие солдаты осматривают завязший в трясине БТ-7

– Остановив противника на этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления. Войска прикрытия после отхода за линию укрепленных районов мы используем позже как резерв.

Но несть пророка в своем отечестве…

– А моральный фактор вы учитываете? – вопросил член Военного совета фронта корпусной комиссар Вашугин. – А вы подумали, какой моральный ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора?

Итог спора подвел генерал Кирпонос:

– Приказ есть приказ, его надо выполнять. А если каждый командующий, получив боевой приказ, вместо его неукоснительного выполнения будет вносить свои контрпредложения, то ни к чему хорошему это не приведет.

В порядке лирического отступления можно заметить, что опытный командир обязан знать тысячу и один способ саботировать неправильный, по его мнению, приказ командования – при этом формально выполнив все, что от него требует высшее руководство. Легенда гласит, что адмирал Нельсон в аналогичной ситуации приставил подзорную трубу к выбитому глазу и прохрипел «Не вижу сигнала!»

Впрочем, и Вашугина, и Кирпоноса тоже можно понять. И им, и Верховному командованию в Москве ситуация виделась совсем не такой серьезной. Во всяком случае, не настолько, чтобы отходить без боя, сдавая родную советскую территорию наглому и коварному врагу. Пусть даже противник имел превосходство в пехоте – зато наши танки были самыми сильными и самыми многочисленными в мире! Списочное количество танков продолжало застить глаза советским военным руководителям всех рангов. А тем временем мотострелковые дивизии продолжали двигаться к фронту. Пешком – потому что автотранспорта и лошадей не хватало даже на артиллерию…

По плану, составленному штабом Юго-Западного фронта, в контрнаступлении, помимо стрелковых частей 5-й и 6-й армий должны были принять участие силы всех шести механизированных корпусов, находящихся на этом участке, а также три стрелковых корпуса фронтового подчинения – 31-й, 36-й и 37-й. Однако эти корпуса на данный момент еще только выдвигались к фронту из-за линии старых укрепрайонов. Там же дислоцировался и 9-й мехкорпус, а 19-й мехкорпус из резерва округа находился и того дальше.


Из состава 22-го мехкорпуса вблизи границы к началу войны находилась только 41-я танковая дивизия, расквартированная на западной окраине Владимира-Волынского. Остальные дивизии корпуса располагались в районе Ровно, в сотне километров от границы. Правда, 41-я танковая дивизия была самой боеспособной в корпусе – в ней имелось 415 танков, в том числе 142 Т-26 и 31 тяжелый КВ «с большой башней», а также целых 682 автомобиля и 15 тракторов. Увы, для танков КВ-2 не хватало 152-мм снарядов.

Однако 22-й мехкорпус оказался удивительно невезучим соединением – его постоянно преследовали разные беды. Получив сообщение о начале боевых действий, командир 41-й танковой дивизии полковник П. П. Павлов вскрыл имевшийся у него пакет с выпиской из армейского плана прикрытия границы и в точном соответствии с указаниями из этого пакета направил дивизию… в противоположном от противника направлении – к Ковелю, где по плану прикрытия должны были соединиться все силы корпуса. Но это было еще не все. В пути танки Т-26 попали в болото и благополучно в нем застряли, а комдив утратил связь со штабом армии. В результате дивизия на целые сутки оказалась полностью выключена из активных действий. Лишь 24 июня один из ее батальонов поддерживал части 45-й дивизии 15-го стрелкового корпуса при контратаке на Любомль. Не имея связи с дивизией с самого утра 23 июня, командующий 5-й армией генерал-лейтенант Потапов вообще посчитал, что она погибла.

На самом деле 41-я танковая дивизия в конце концов выбралась из болота, и даже без особых потерь. Но утрата связи с командованием и полное непонимание сложившейся вокруг ситуации привели к тому, что дивизию попросту «растащили» на клочки. Из ее состава постоянно выделялись отдельные танковые роты для борьбы с немецкими воздушными десантами – как реальными, так и мифическими. Если учесть, что за десанты постоянно принимались прорвавшиеся в тыл подвижные разведывательные группы противника, то можно представить себе то количество боевых машин, которое исчезло из состава дивизии за два последующих дня и уже не вернулось в нее. Значительная часть танков дивизии по распоряжению командования 15-го стрелкового корпуса была направлена на крайний правый фланг армии для прикрытия Брест-Литовского направления от танкового прорыва немцев (впоследствии выяснилось, что известие о нем оказались дезинформацией). Еще часть танков была выделена для поддержки 87-й стрелковой дивизии, оборонявшей Владимир-Волынский – впоследствии эти машины оказались в распоряжении 215-й мотострелковой дивизии. К исходу 24 июля части 41-й танковой дивизии обороняли шоссе на Ковель и не помышляли ни о каком наступлении…

Еще 22 июня 19-я танковая и 215-я мотострелковая дивизии вместе со штабом корпуса выступили из района Ровно в направлении на Ковель, как и предусматривалось планами прикрытия. Утром 23 июня корпус располагался в 15–30 километрах северо-восточнее Дубно, когда получил приказ командующего 5-й армией повернуть на Владимир-Волынский для отражения наступления противника. М. И Потапов правильно рассудил, что до утра следующего дня сосредоточения всего корпуса ожидать не приходится, а атаковать танками без поддержки пехоты – бессмысленно.

Поэтому он распорядился начать атаку в 4:00 24 июля, а перед этим сосредоточить 19-ю танковую и 215-ю мотострелковую дивизию в районе Войницы, придав последней те два танковых батальона из 41-й танковой дивизии, что действовали совместно с 87-й стрелковой дивизией. 1-я противотанковая бригада генерал-майора К. С. Москаленко должна была поддерживать атаку танков. [190] Совместно с выдвигавшимися сюда же частями 27-го стрелкового корпуса планировалось атаковать в направлении на Владимир-Волынский и уничтожить прорвавшуюся сюда группировку противника.

Увы, все опять пошло не так, как планировалось. Выехав в направлении Владимир-Волынского, утром 24 июня штаб мехкорпуса находился юго-восточнее города, имея при себе ничтожную охрану – несколько броневиков и два танка. 19-я танковая дивизия запаздывала, командир корпуса генерал-майор С. М. Кондрусев тщетно пытался связаться с 41-й танковой дивизией по радио или хотя бы отыскать ее следы на местности. Но вместо этого штабная колонна чуть было не напоролась на передовой отряд 14-й немецкой танковой дивизии, прорвавшийся от Устилуга через Владимир-Волынский, обойдя оборону 87-й стрелковой дивизии с севера. По счастью, здесь, восточнее Войницы, уже развернулась 1-я противотанковая артиллерийская бригада – точнее, ее головные артиллерийские дивизионы, выброшенные по шоссе от Луцка.

19-я танковая дивизия вышла в район Войницы лишь в районе 13 часов 24 июня. Из имевшихся у нее 163 танков (в основном Т-26) 118 машин (72 %) было потеряно еще на марше. Оставшиеся 45 танков и 12 бронеавтомобилей 14 часов при поддержке пехоты 135-й стрелковой дивизии атаковали части 298-й пехотной дивизии противника и к 16:30 отбросили ее к Войнице и селу Локачи.

Через два-три часа противник атаковал вновь – на этот раз танки 14-й танковой дивизии двинулись через Войницу вдоль шоссе. Артиллеристы Москаленко отбили эту атаку, но при этом было потеряно четыре батареи 712-го артиллерийского полка вместе со всем личным составом. [191] В этом бою осколком снаряда был убит и генерал Кондрусев, находившийся на КП арт-бригады, после чего в командование механизированным корпусом вступил начальник штаба генерал-майор В. С. Тамручи.

По утверждениям Москаленко, после отступления противника на поле боя осталось догорать около 70 танков и бронемашин – цифра достаточно солидная, даже если поделить ее примерно пополам. Однако танковая атака оказалась неудачной – немцы успели выдвинуть в первый эшелон противотанковые орудия, от огня которых наступающие легкие машины понесли большие потери. В ходе развернувшегося сражения 19-я танковая дивизия была фактически разгромлена – она потеряла все свои танки, а в артиллерийском полку осталось всего 14 орудий. Командир дивизии генерал-майор К. А. Семенченко был ранен, оба командира танковых полков погибли, начальник артиллерии пропал без вести, а командир мотострелкового полка умер от ран. Немцы заявили о 267 уничтоженных советских танках – видимо, посчитав в их числе и брошенные по дороге машины.

В ночь на 25 июня остатки 19-й танковой и 135-й стрелковой дивизии начали отходить на Торчин и далее севернее Луцка, поскольку шоссе уже оказалось перерезанным. Днем 25 июня 13-я танковая дивизия 3-го мотокорпуса противника заняла практически никем не обороняемый Луцк. Вечером того же дня немцы с ходу попытались форсировать Стырь, но были отброшены от мостов артиллерией 135-й стрелковой дивизии и третьего эшелона противотанковой бригады.

215-я моторизованная дивизия полковника П. А. Барабанова действовала несколько успешнее – выйдя севернее Владимира-Волынского лишь к вечеру 24 июня, она отбросила к городу передовые части 298-й пехотной дивизии, но на рассвете следующего дня была сама атакована немцами и отступила в сторону Ковеля. Танковый полк дивизии в этом бою участия не принимал, поскольку все его машины (129 БТ), израсходовав горючее, отстали от дивизии и остались в районе Казина (15 км северо-западнее Луцка). Позднее 215-я мотодивизия действовала совместно с 41-й танковой дивизией, но участия в танковом сражении в треугольнике Луцк—Дубно—Броды участия уже не принимала.

* * *

Итак, к исходу первого дня войны передовые танковые части 48-го моторизованного корпуса вермахта продвинулись в восточном направлении на расстояние до 30 км, как нож сквозь масло пройдя через территорию 4-го укрепрайона и расширяя брешь на стыке 5-й и 6-й армий. На следующий день 11-я немецкая танковая дивизия захватила Радзехов и Лопатин и вышла к реке Стырь, а в ночь на 24-е захватила мосты через Стырь у города Берестечко и села Мерва западнее него. Вслед за танковыми выдвигались и пехотные соединения, а моторизованный передовой отряд 57-й пехотной дивизии в этот же день 24 июня переправился через Стырь у села Пляшева, в 6 километрах северо-восточнее Берестечко, возле устья реки Пляшевка.

3-й моторизованный корпус пока сдерживался перед Владимиром-Волынским дивизиями 5-й армии, фланги которых уже обтекались немецкими войсками. На остальных участках фронта передовые части отчаянно удерживали рубежи обороны вблизи границы, веря, что бронированные армады механизированных корпусов вот-вот нанесут свои сокрушительные контрудары по зарвавшемуся врагу.

Между тем для первого этапа контрнаступления командование Юго-Западного фронта имело только три механизированных корпуса южной ударной группировки – 4-й, 8-й и 15-й. Из них 15-й уже сосредотачивался для наступления, а остальные два необходимо было еще перебросить в исходный район с запада. Северную ударную группировку в составе 22-го, 9-го и 19-го мехкорпусов планировалось ввести в действие чуть позже – после сосредоточения указанных корпусов в районе Владимира-Волынского. Атаку 15-го мехкорпуса должен был поддержать выдвигающийся из Старо-Константи-новского укрепрайона на старой границе 37-й стрелковый корпус (141-я, 139-я и 80-я стрелковые дивизии).

Утром 23 июня был подписан приказ на наступление 15-го мехкорпуса. Во взаимодействии с 4-м мехкорпусом и 3-й кавалерийской дивизией он должен был нанести удар в направлении на Радзехов и Сокаль, уничтожив группировку противника, действующую на этом направлении.

Нельзя не отрицать, что план контрудара был крайне здравым: он не посылал танки на Люблин, а предполагал лишь установить связь с частями 5-й армии. Из штаба фронта во все корпуса были направлены представители штаба фронта, которые должны были лично ознакомиться с ситуацией и проконтролировать выполнение приказов. Казалось, ситуация взята под контроль, порядок наведен, и можно спокойно ждать результатов сражения. Однако не тут-то было.

Сначала прервалась связь со штабом 5-й армии. Потом выяснилось, что 4-й мехкорпус позарез нужен командующему 6-й армией для нанесения контрудара на запад от Янова, куда по поступившей в штаб 6-й армии информации ночью на 23 июня прорвались немецкие танки. Поэтому, кроме трех выделенных ранее батальонов, генерал Музыченко к Бродам и Радзехову так ничего и не послал. И это при том, что 4-й механизированный корпус был одним из самых хорошо оснащенных в РККА. Он имел 892 танка, в том числе 68 Т-28, 359 Т-34 и 99 КВ, примерно поровну распределенных по обеим танковым дивизиям – 8-й и 32-й.

Правда, рано утром 23 июня, получив указания от командования фронтом, командующий 6-й отдал командиру 4-го механизированного корпуса распоряжение на участие в контрударе на радзеховском направлении совместно с 15-м мехкорпусом. Однако составлен его приказ был очень странно. Во-первых, он распылял силы корпуса на два направления: на Радзехов (выдвинутым накануне отрядом подполковника Лысенко) и на запад, на Мосты Вельке, для поддержки 3-й кавалерийской дивизии. Во вторых, активные действия предписывались лишь отряду Лысенко, остальным частям корпуса предлагалось «выбросить мотопехоту на рубеж (иск.) Желдец, Турынка, Кулява, Замечек, остальными силами быть готовым к уничтожению пархачской механизированной группировки противника, во взаимодействии с 15-м механизированным корпусом, который будет наносить удар на Радзехув, Корчын. Вспомогательный удар нанести в направлении м. Холоюв, Каменка Струмилова [150] , Купныволя, м. Мосты Вельке (силами отряда, высланного для уничтожения противника в районе Радзехув)». [192]

Таким образом, основная часть 4-го мехкорпуса должна была ждать дополнительных приказов, а мотополк 32-й танковой дивизии (без автотранспорта) оставался в подчинении командира 6-го стрелкового корпуса. Впрочем, даже этот приказ был получен командирами частей лишь утром 23 июня, когда они уже успели удалиться от Львова на запад – для выполнения прежнего распоряжения на контрудар в районе Дуньковице. Так, 32-я танковая дивизия в момент его получения находилась уже в 30 км от Лозина, и командиру дивизии пришлось поворачивать ее колонну в обратном направлении. Появившееся чуть позднее уточняющее распоряжение командования армии еще более запутало ситуацию, предписав нанесение «против пархачской группировки короткого удара, после чего, не оставляя для 3-й кавалерийской дивизии мотополков, [корпусу] сосредоточиться в районе Вионзова, лес западнее Жулкев, Блыщыводы». [193]

Но хуже всего получилось с 8-м мехкорпусом. Этот корпус насчитывал 858 [194] танков, в том числе из них 71 (по другим данным – 89) КВ, 100 танков Т-34 и около 50 устаревших тяжелых машин Т-35. Части корпуса были неплохо оснащены автотранспортом, однако имели слабую артиллерию – в особенности зенитную. К началу войны 12-я танковая дивизия генерал-майора Т. А. Мишанина и 7-я моторизованная дивизия полковника А.В. Герасимова располагались в районе Стрый и Дрогобыч в 50 км южнее Львова, а 34-я танковая дивизия полковника И. В. Васильева находилась в районе Садовой Вишни и Городка, в 20 км западнее Львова.

Еще 20 июня 1941 года по распоряжению штаба Киевского Особого военного округа все танки корпуса (в том числе и находившиеся на консервации) были полностью заправлены горючим и получили боекомплект. К вечеру 22 июня, следуя приказу командования 26-й армии, подразделения корпуса проделали 50-километровый марш и соединились в районе Самбора в 60 км к юго-западу от Львова, понеся некоторые потери от действий авиации противника (в 7-й мотодивизии было убито 70 и ранено 120 человек). Но уже ночью командир корпуса генерал Рябышев получил от командующего фронтом приказ – перейти в распоряжение 6-й армии и к утру следующего дня сосредоточиться в районе Винники и Куровице восточнее Львова.

Поздно ночью корпус начал выдвижение в новый район по двум параллельным дорогам. К 11:00 23 июня головные части его дивизий уже находились у Куровице, Миколаева и Грудек-Ягелоньски, то есть восточнее Львова. Однако тут произошло то, чего командование фронтом не могло и предполагать…

Отдавая генералу Рябышеву приказ о наступлении, генерал Кирпонос рассчитывал использовать его корпус для контрудара на стыке 5-й и 6-й армий в направлении на Радзехов и Сокаль. Но далее начинаются события одно загадочнее другого.

До сих пор не вполне ясно, что же в действительности происходило в штабе Юго-Западного фронта в ночь с 22 на 23 июня 1941 года. Иван Христофорович Баграмян [195] в своих мемуарах «Так начиналась война» пишет, что вечером 22 июня в Тернополь, где располагался штаб Юго-Западного фронта, прибыл начальник Генерального штаба РККА генерал армии Георгий Константинович Жуков в сопровождении только что назначенного членом Военного совета фронта Н. С. Хрущева. Цель приезда – контроль за выполнением приказа Ставки о наступлении на Люблин.

Странно, что при этом на директиве № 3, предписывающей наступление на Люблин и датированной 21:15 22 июня после подписей Тимошенко и Маленкова стоит автограф Г. К. Жукова – то есть в указанное время он еще был в Москве. [196] Никита Сергеевич в своих мемуарах прямо признавал, что не помнит, на какой день войны Жуков прибыл в Киев. Но поскольку из Киева в Тернополь Хрущев с Жуковым добирались на автомашине и в штаб ЮЗФ приехали под вечер, это никак не мог быть вечер 22 июня.

Так или иначе, после краткого совещания Жуков в сопровождении представителей штаба фронта отбыл в расположение 8-го мехкорпуса для того, чтобы проследить за его подготовкой к контрнаступлению. Это описано и в мемуарах самого Жукова. Более того, Георгий Константинович рассказывает о том, как он прибыл в штаб Рябышева. Командир 8-го мехкорпуса якобы доложил ему о том, что корпус уже заканчивает сосредоточение в районе Броды и после необходимого суточного (?) отдыха утром 24 июня будет готов к наступлению на Радзехов.

Скорее всего, Баграмян в своих воспоминаниях честно ошибся в датировке событий, поверив ранее изданным мемуарам Жукова и сдвинув по времени дату прибытия последнего в штаб фронта. Тем более что это косвенно снимало с руководства Юго-Западного фронта ответственность за дальнейшую судьбу 8-го мехкорпуса. Судя по всему, штаб фронта, отдав Рябышеву необходимые распоряжения на контрудар, забыл проинформировать генерала Музыченко о планах контрудара. По крайней мере, иного внятного объяснения дальнейшим событиям отыскать не удается. Но тот факт, что сам Жуков не запомнил ни дат, ни маршрута своих передвижений, сам по себе много говорит об уровне подготовки операции со стороны Генерального штаба РККА. [197]

Что же случилось дальше? Генерал-лейтенант Музыченко был куда более озабочен положением в районе севернее Перемышля, нежели стыком с 5-й армией. Поэтому не удивительно, что, получив в свое распоряжение механизированный корпус, он решил использовать его именно здесь – не на правом, а на левом фланге своей 6-й армии. С этой целью около полудня 23 июня он лично отдал командиру 8-го механизированного корпуса совершенно другой приказ: повернуть обратно и сосредоточиться в районе Яворова западнее Львова, где поддержать части 6-го стрелкового корпуса. Именно здесь, по мнению командарма-6, противник и наносил главный удар.

К этому моменту часть сил корпуса уже находились в районе Куровице, а командование и штаб были разбросаны по дорогам от Перемышля до Львова, поэтому распоряжение Музыченко добралось до них не сразу и не одновременно. Корпус вновь повернул на 180 градусов и двинулся на запад. К этому моменту основные силы корпуса «накрутили» уже свыше 200 километров – но большинство соединений еще ни разу не вступило в бой. А генерал Рябышев окончательно перестал понимать, кто и чего от него хочет.

Во второй половине дня 23 июля он получил из штаба фронта новый приказ – ему предписывалось:

«1. Немедленно принять меры [для] установления связи с командиром 15-го механизированного корпуса.

2. Ускорить всемерно выдвижение механизированного корпуса в район Броды.

…Установив прочно взаимодействие с 15-м механизированным корпусом, с утра 24.6.41 г. атаковать и уничтожить танки противника в направлении по обстановке». [198]

Поэтому в 15:30 командующий 6-й армией отдал новый приказ, в корне перечеркивавший предыдущий:

«Остановить части и повернуть по маршруту Красне, Олеске, Броды.

Севернее Броды танки противника ведут бой с 15-м механизированным корпусом. Бой для 15-го механизированного корпуса неуспешен. Имеются данные, что колонна танков прошла м. Берестечко…

Командиру 8-го механизированного корпуса войти в связь с командиром 15-го механизированного корпуса и совместными действиями уничтожить танковую группу противника в направлении Дубно. Удар на Броды, в дальнейшем по обстановке, либо на м. Берестечко, либо на Дубно, ибо есть основание, что танковая колонна из Берестечко двинется на Дубно.

Доносить каждый час по радио положение голов колонн». [199]

В 6 утра 24 июня начался новый марш. На этот раз двигаться на восток оказалось гораздо сложнее – дороги уже были забиты войсками и колоннами эвакуирующихся. Около полудня, очередной раз проходя через Львов, части 8-го мехкорпуса буквально столкнулись с двигавшееся навстречу 32-й танковой дивизией 4-го механизированного корпуса. Вечером 24 июня (а вовсе не двумя днями раньше!) в расположение 8-го мехкорпуса прибыл лично Г. К. Жуков, чтобы проследить за его подготовкой к бою. Вот как описывает это Д. И. Рябышев:

«К 20 часам главные силы корпуса были выведены на свои маршруты и двинулись к Бродам по двум дорогам: через горняцкий центр, город Золочев, и через город Буск. Колонны шли на предельной скорости. К сожалению, следовавшая за ними корпусная артиллерия на тракторной тяге значительно отставала, разница в скоростях задерживала общее сосредоточение войск. А так как в бой вступать хотелось с артиллерией, то приходилось делать остановки. Часто приходилось останавливаться и потому, что колонны подвергались ударам вражеской авиации. Наши зенитчики вели по ним довольно эффективный огонь. На марше они сбили четыре самолета.

Пройдя город Буск, мы сделали короткий привал и тут увидели подъезжавший к нам легковой ЗИС. Из машины вышел начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Г. К. Жуков. Георгий Константинович, выслушав мой доклад, потребовал доложить мое решение на предстоящий бой. Докладывал ему по карте, кратко. После этого доложил о налетах вражеской авиации и сбитых бомбардировщиках. Жуков одобрил и решение на бой, и действия наших зенитчиков.

Поскольку я не завтракал, решил здесь же подкрепиться чаем и бутербродом и предложил покушать с нами генералу Жукову. Георгий Константинович, вероятно, тоже еще не позавтракавший, охотно согласился. А через десять минут он уже уехал в штаб фронта». [200]

В итоге 12-я и 34-я танковые дивизии вышли к назначенному им рубежу по рекам Ситенке и Слоновке (правый приток Стыри) у Лешнева лишь к утру 26 июня. Шедшая левее 7-я моторизованная дивизия развернулась в исходном районе Соколовка, Адамы (20 км южнее Лопатина) только в 11 часов того же дня. Всего до начала боев корпус прошел в среднем около 500 километров, за время этого безумного марша оставив на дорогах до половины своей техники.

Словом, проблем с сосредоточением не возникло только у одного механизированного корпуса – 15-го, на который командование возлагало самые большие надежды. К сожалению, этим надеждам не суждено было оправдаться.

С начала войны корпус действовал согласно планам прикрытия из «красного пакета». Соединения корпуса выдвигались на северо-запад широким фронтом и не мешали друг другу. Однако скорость движения корпуса все равно оказалась далеко не такой, на какую рассчитывало командование. Официальной причиной этого считается плохое состояние дорог. Однако спустя несколько дней немецкие войска по той же местности продвигались куда быстрее. Да, артиллерийские и мотострелковые части корпуса, как и везде, имели недостаточное количество автотранспорта и тягачей. Но очевидно, что причина медлительности танковых частей кроется в ином – плохом управлении войсками. Что совсем не удивительно, ведь к началу войны укомплектованность 37-й танковой и 212-и мотострелковой дивизий офицерами и младшим командным составом составляла всего около 50 %. В управлении корпуса эта цифра была еще ниже, в инженерных подразделениях и войсках связи численность старшего начсостава составляла 40–45 %, а младшего начсостава – около 20 % от штатной! И это при том, что рядовым составом корпус был укомплектован почти полностью.

Но самое главное – на месте (то есть в районе Броды) находились лишь танковые и часть пехотных подразделений корпуса. Все остальные подразделения находились на полигонах в самых разных местах. Например, мотострелковый полк 37-й танковой дивизии (без автотранспорта) находился в Бережанах, в 150 км от места дислокации корпуса. Понтонно-мостовые батальоны проходили обучение на Днестре южнее Львова.

Из-за отсутствия автотранспорта генерал Карпезо счел за лучшее оставить практически не имевшую танков (32 БТ-7 и 5 Т-26) 212-ю мотострелковую дивизию в Бродах, отдав ей приказ разворачивать тыловую линию обороны по рубежу Бордуляки, Руда-Бродзка на случай прорыва противника. Вперед двигались только танки 37-й и 10-й танковых дивизий. Впрочем, их было достаточно много. В 10-й танковой дивизии числилось 318 исправных танков и 72 бронемашины, в том числе 63 танка КВ, 37 танков Т-34 и 44 танка Т-28, 147 БТ-7 и 27 Т-26. 37-я танковая дивизия имела 315 исправных танков и 45 бронемашин, в том числе один КВ, 32 танка Т-34, 239 БТ-7 и 13 Т-26.

Как уже упоминалось выше, еще утром 22 июня для ликвидации воздушного десанта противника из Золо-чева в район Радзехова выступил передовой отряд 10-й танковой дивизии. Вечером он занял город, но днем 23 июня был выбит из него немецкими танками.

Утром 23 июня командир корпуса генерал Карпезо получил приказ командующего фронтом: «во взаимодействии с 4-м механизированным корпусом и 3-й кавалерийской дивизией 6-й армии нанести удар в направлении Радзехув, Сокаль и уничтожить танковую группу противника, действующую в направлении Сокаль, Радзехув».

Командиру 15-го мехкорпуса уже было ясно, что основные силы противника движутся через Стоянув и Радзехов на Лопатин и Берестечко. Поэтому он отдал 37-й танковой дивизии распоряжение – повернуть на север, к вечеру сосредоточиться в районе Оплуцко, Охладув (ныне Оглядов) и быть готовыми к наступлению на Лопатин и далее во фланг далеко прорвавшейся группировке противника. Выдвинувшаяся далее всего к западу 10-я танковая дивизия должна была продолжать движение на Радзехов и затем на Сокаль с целью выйти на реку Западный Буг и отрезать ударную группировку немцев от границы.

Получив этот приказ, в три часа дня 23 июня 10-я танковая дивизия возобновила движение на Радзехов. Однако к этому времени город уже был вновь занят немцами.

В 15 часов 23 июня 20-й танковый и 10-й мотострелковый полк 10-й танковой дивизии (каждый без одного батальона) вновь вышли к Радзехову и атаковали город с юга. Остальные части дивизии все еще находились на марше. Эта атака была отбита танками и 88-мм зенитками приданного 11-й танковой дивизии полка «Герман Геринг», хотя по нашим донесениям противник потерял 5 танков. Немцы отчитались об уничтожении 9 советских танков, в том числе двух КВ-2 – хотя если в атаке и мог участвовать КВ, то лишь один и без «большой башни». 19-й танковый полк в бою не участвовал, так как умудрился застрять в болоте. 37-я танковая дивизия, которая должна была наступать севернее, задержалась с продвижением из-за ложного донесения о появлении вражеских танков на фланге и в соприкосновение с противником не вошла.

Тем временем на южный фланг механизированной группировки противника от Крыстынополя через Радзехов выдвигалась 16-я танковая дивизия вермахта, в то время как шедшая впереди 11-я танковая дивизия, выйдя в излучину реки Стырь и к Берестечко, нависла над правым флангом корпуса, охватывая его с севера. Чтобы прикрыть этот фланг, требовались дополнительные силы. Однако основные части 8-го и 4-го мехкорпусов находились от района предполагаемого сосредоточения едва ли не дальше, чем к моменту появления приказа на контрудар. Поэтому начальник Генштаба Жуков (очевидно, все-таки прибывший в Тернополь лишь вечером 23 июня) застал штаб Юго-Западного фронта в полной неготовности к нанесению контрудара. Там мучались дилеммой: атаковать противника наличными силами – или подождать еще некоторое время до подхода всех механизированных корпусов.

В конце концов, вопреки мнению начальника штаба генерал-майора Пуркаева, было принято решение – утром 24 июня силами 15-го и 22-го мехкорпусов, не дожидаясь подхода остальных механизированных соединений, нанести удар по обеим флангам прорвавшейся группировки. Не исключено, что это решение было принято под давлением Жукова, возмущенного недостаточно энергичными (по его мнению) действиями командования фронта. 8-му мехкорпусу через голову командующего 6-й армией был отправлен упомянутый выше приказ о выдвижении в район Броды. Одновременно такой же приказ был отдан и командующему 6-й армией – что само по себе грозило неразберихой, хотя серьезно ускоряло дело. По счастью, на этот раз все обошлось.

При этом про 4-м мехкорпус почему-то вновь забыли – основные его части приказа о переброске на восток не получили и продолжали сосредотачиваться в лесах западнее Янова, в 30 км к северо-западу от Львова). Командование 6-й армии не собиралось отдавать в чужие руки свою последнюю ударную силу – тем более, что как раз в это время предметом его крайней озабоченности стала ситуация в районе Любачов, Немиров, Краковец, юго-западнее Равы-Русской. К исходу 24 июля здесь образовался 40-километровый разрыв между 159-й и 97-й стрелковыми дивизиями. В этот промежуток вклинились немцы и заняли Немиров. Около 17:00 части 81-й моторизованной дивизии вновь выбили немцев из города – но из-за отсутствия пехоты удержать его не смогли и снова отошли на восток, оставив на улицах Немирова большое количество раздавленной немецкой техники – и 36 танков БТ-7. На следующий день часть 8-й танковой дивизии (54 танка) совместно с 32-й танковой дивизией атаковала в районе Магерува позиции 1-й горнострелковой и 68-й пехотной дивизий противника. Советские танки прорвали тактическую оборону немцев и устроили погром в их тылу, в результате чего 68-я пехотная дивизия понесла большие потери, была выведена в тыл и заменена 4-й горнострелковой дивизией.

Однако этим же утром немцам удалось захватить Яворов – теперь они уже были в 40 километрах от Львова. Командующий 6-й армии предполагал 26 июля нанести мощный контрудар силами 4-го мехкорпуса и для этого отдал приказ о сосредоточении частей корпуса в районе Янова в 20 км восточнее Яворова. Забегая вперед, скажем, что это наступление так и не состоялось – переданная в подчинение командования 6-го стрелкового корпуса 81-я мотодивизия еще 25 июня понесла большие потери при попытке атаковать Краковец, ее 323-й моторизованный полк попал в окружение и с трудом пробился из него. 26 июня управление дивизии тоже попало в окружение, при этом погиб весь штаб дивизии, командиры 323-го мотострелкового и 125-го артиллерийских полков. Тем временем 32-я танковая дивизия перебрасывалась с места на место, в основном используясь для «подпирания» пехоты.

* * *

К утру 24 июня оперативная обстановка в полосе Юго-Западного фронта окончательно прояснилась и не сулила ничего хорошего. 8-й мехкорпус, наконец-то получивший внятные указания о сосредоточении в районе Броды и о подготовке к контрудару, еще был в пути. Основные силы 4-го мехкорпуса оставались к западу от Львова. Выдвигающийся от Новоград-Волынска 9-й механизированный корпус генерал-майора К.К. Рокоссовского накануне получил от командующего 5-й армией генерала Потапова приказ выйти на реку Стырь и занять оборону по ее восточному берегу на участке Жидичи, Луцк, Млынов с целью не допустить прорыва немцев на восток. Южнее него к реке Иква глубоко из-за линии старых укрепрайонов выдвигался 19-й механизированный корпус генерал-майора Н. В. Фекленко.

Вечером 23 июня на дороге возле Здолбунова (к югу от Ровно, то есть много восточнее намеченного рубежа обороны) штаб Рокоссовского неожиданно наткнулся на немецкую разведку – пять танков и три автомашины с пехотой. По счастью, штаб сопровождала батарея 85-мм зениток, поэтому немцы развернулись и ушли, не приняв боя. Однако появление дозоров врага в столь глубоком тылу наших войск свидетельствовало о том, что немцы нащупали разрыв в стыке 5-й и 6-й армий и сейчас быстро вводят в него свои моторизованные части.

Очевидно, это были передовые отряды 13-й танковой дивизии, обошедшей Луцк с юга. К этому времени между Радзеховым и Войницей образовалась 50-километровая брешь, через которую, сомкнув фланги, входили 3-й и 48-й моторизованные корпуса противника. В центре шли 13-я и 11-я танковые дивизии, на флангах уступом, с небольшим отставанием двигались 14-я и 16-я танковые дивизии, следом в прорыв входили 16-я моторизованная, 299-я, 111-я и 75-я пехотные дивизии. Третьим эшелоном шли 44-я, 168-я, 57-я и 297-я пехотные дивизии, задачей которых было «подпирать» края прорыва, отбивая попытки советских войск их сомкнуть. Например, 297-я дивизия, подкрепленная оставленным здесь полком 88-мм зениток «Герман Геринг», уже с 23 июня успешно осуществляла оборону Радзехова.

Где-то глубоко в тылу противника захлебывались в этом море окруженные 87-я и 124-я стрелковые дивизии. Впрочем, не только захлебывались. В оперативных документах штаба 48-го моторизованного корпуса немцев 26 июня было отмечено: «Дорога наступления Горбков, Тартаков прервана огнем пулеметов и артиллерийских орудий. Противник из района южнее Порыцка продвигается… в направлении Тартаков, Сокаль. Возобновились бои за доты в районе Сокаля. Русские сражаются до последнего, примерно до 20 дотов возобновили бой». [201] Здесь явно имеются в виду атаки 124-й стрелковой дивизии, пытавшейся установить связь с войсками 4-го укрепрайона. Таким образом, «панцерштрассе», ведущая от Сокаля и Крыстынополя через Радзехов и Берестечко к Дубно, до сих пор не могла полностью использоваться противником – что сильно замедлило его продвижение.

Тем временем из состава выброшенного к Луцку 9-го механизированного корпуса 25 июня на реку Стырь смогла выйти лишь правофланговая 131-я мотострелковая дивизия. [202] Правда, эта была самая оснащенная дивизия корпуса – она имела 104 танка БТ, 595 автомобилей и 69 тракторов. Совместно с отступившим сюда остатками 22-го мехкорпуса (мотоциклетный полк и два артдивизиона из 19-й танковой дивизии) она сумела отбросить части 298-й немецкой пехотной дивизии за реку, а после этого вела бои на рубеже южнее Луцка, весь день 26 июня отражая новые попытки противника переправиться на восточный берег.

Командующий 5-й армии, ориентируясь на данные воздушной разведки, считал, что на участке Влодава – Устилуг наступают 5 пехотных дивизий и около двух тысяч танков противника. Отсюда делался вывод, что мотомеханизированные части противника выдвигаются с северо-запада к Ковелю, угрожая ударом через него на Луцк отрезать обороняющиеся восточнее Владимира-Волынского остатки 27-го стрелкового и 22-го механизированного корпусов. Поэтому генерал-майор М. И. Потапов принял решение отвести свои войска на рубеж рек Стоход и Стырь, избежав таким образом угрозы окружения.

Информация о готовящемся немецком ударе оказалась ложной (никаких танковых или моторизованных частей на ковельском направлении у немцев не было вообще), но замысел отвода войск на линию рек Иква, Стырь и Стоход был вполне разумным. Теперь 131-я моторизованная дивизия должна была стать основой обороны на новом рубеже. 26 июня к ней присоединились остатки 19-й танковой дивизии и 135-я пехотная дивизия, причем при отводе их на новый рубеж обороны в ночь с 25 на 26 июня имела место паника, которая захватила и части 131-й мотодивизии. Так или иначе, связанная обороной, в готовящемся контрударе эта дивизия принять участие уже не могла.

Южнее нее по рекам Стырь и Иква с утра 25 июня начали разворачиваться части 36-го стрелкового корпуса фронтового подчинения (140-я, 146-я и 228-я стрелковые дивизии), выдвигавшегося из-за линии старых укрепрайонов. Одновременно сюда же подошли передовые отряды 40-й и 43-й танковых дивизий 19-го механизированного корпуса.

В 21:00 24 июня командование Юго-Западного фронта отдало приказ на нанесение с утра 25 июня удара с юга (№ 0015):

«…2. Основная задача армий правого крыла Юго-Западного фронта на 25.6.41 г. – разгром подвижной группы и войск противника, находящихся к северу от линии Щуровице, Дмытрув, Мосты Вельке, и выход 8-го, 15-го и 4-го механизированных корпусов в район Войница, Милятын, Сокаль… Помимо разгрома главной (сокальской) группировки противника, этим маневром срывается угроза окружения противником главных сил нашей 5-й армии.

3. Порядок и последовательность выполнения намеченной цели операции:

а) Частям 8-го, 15-го и 4-го механизированных корпусов в течение ночи на 25.6.41 г. занять исходное положение для перехода в атаку. Поставить и довести до исполнителей задачи на атаку. Проверить правильность занятия исходного положения и знания задачи.

б) Ровно в 7:00 25.6.41 г. механизированным корпусам перейти в атаку и, громя механизированные части и пехоту противника, выполнить к 12 часам ближайшую задачу – см. карту». [203]


Увы, немцы тоже не дремали – уже 24 июня передовые части почти беспрепятственно прошедшей через «сокальскую брешь» 11-й танковой дивизии захватили мост через Икву (правый приток Стыри) у города Млынова. Тем временем около пяти вечера того же дня 57-я пехотная дивизия, обеспечивая правый фланг наступления, заняла Лешнев у места впадения реки Слоновки в Стырь. 25 июня боевая группа 15-го танкового полка этой дивизии заняла Дубно и мосты у города. Таким образом, 48-му моторизованному корпусу открывался путь как на северо-восток – к Ровно, так и на юго-восток – к Острогу.


50-мм противотанковые пушки Pak 38 были серьезными противниками советских танков. Этой не повезло… Район Львова, июнь 1941 г.

Почувствовав усиление сопротивления в районе Луцка и в направлении на Ровно, командование группы армий «Юг» решило перенести тяжесть усилий левее, в район Дубно и Кременца, где брешь между 5-й и 6-й советскими армиями все еще оставалась незакрытой. «Путем переброски 13-й танковой дивизии танковая группа переносит направление главного удара на свой правый фланг» – записал 26 июня в своем дневнике начальник Генерального штаба сухопутных сил генерал-полковник Гальдер. 16-я танковая дивизия, двигавшаяся вслед за 11-й, была выдвинута вперед и развернута от Дубно на юго-восток – в направлении на Кременец. В ночь на 26 июня руководство 5-й армии получило новое распоряжение командующего войсками Юго-Западного фронта на контрудар одновременно с силами 8-го и 15-го мехкорпусов (боевой приказ № 0016, датирован 21:15 25 июня). В нем повторялись задачи предыдущего приказа, но появлялся пункт о взаимодействии с 9-м и 19-м механизированными корпусами:

«1. К вечеру 25.6.41 г. противник сосредоточил в районе Радзехув до двух-трех танковых и одной моторизованной дивизий.

Основная задача войск правого крыла Юго-Западного фронта – разгром в течение 26.6.41 г. радзехувской группировки противника.

2.  Главный у дар по механизированной группе противника нанести 8-м и 15-м механизированными корпусами, последний с 8-й танковой дивизией в соответствии с задачами, поставленными этим соединениям приказом № 0015 на 25.6.41 г. Исходное положение для атаки занять к 4:30 26.6.41 г. Начало атаки – 9:00 26.6.41 г.

Военно-воздушным силам фронта с 4 часов начать бомбометание по местам скопления танков противника с целью максимального подавления к началу атаки. Атаку предварить и сопровождать мощными у дарами с воздуха.

3.  Командующему 5-й армией генерал-майору Потапову объединить под своим командованием 9-й и 19-й механизированные корпуса и занять ими исходный рубеж для атаки на фронте Грудек, Рымно (оба пункта 8 км юго-западнее Луцк) с целью содействовать 8-му и 15-му механизированным корпусам в разгроме радзехувской группировки атакой вдоль железной дороги (Луцк, Броды). Исходный рубеж занять к 4:30 26.6.41 г. Начало атаки – 9:00 26.6.41 г.» [204]










Главная | Контакты | Нашёл ошибку | Прислать материал | Добавить в избранное

Все материалы представлены для ознакомления и принадлежат их авторам.